Бедная женщина день-деньской у печи вертелась. А ведь надобно еще и ребятишек накормить и скотину обиходить. Совсем из сил выбивалась.
Бабка старая, мать ее, смотрела на все это печально из угла своего вдовьего, вздыхала горестно.
- Пошто долюшка такая тягостная досталась тебе, доченька? - только и спросит, бывало.
Пожмет плечами Милка да дальше идет куховарить для господаря своего пузочеса.
В день тот проснулся он в дурном настрое, да с утра самого завел волыну свою, покрикивал да подгонял жену.
К сумеркам озлилась совсем она, гнев в нутре кипел, выхода искал.
И вот когда луна полная выглянула из-за туч, крик дикий вырвался из уст Милки.
Чуяла она, как одежа ее рвется, расползается, кожа от костей отходит, когти да зубы наружу рвутся...
Проснулся Кушан от криков жутких, огляделся да обомлел.
Облачко белое клубилось в избе, визжа тонким женским криком. Очи багрянцем горят, волосы длинными плетями на лицо повисли.
- Ааааа!! - заорал было.
Да криком своим захлебнулся .
Кинулась ночница на него да загрызла мигом. Кишки по избе всей раскидала, голову отгрызла да очи вырвала...а язык его ядовитый на лавку намотала.
Утром люд в селении байку ту из уста в усты передавал.
Слыхали, мол, Милка мужика своего загрызла, довел совсем деву шалаберник окаянный, запилил. В ночницу оборотилась! А деток да бабушку старую не тронула. Вылетела в окно да в небе растаяла.
Мужики в селении в замятню ударились. Шутка ли! Ночница у них завелась!
И наступил мир. Ни раздрязг более не слышалось, ни плача женского да детского, ни побоищ.
Мужики смирные ходили. Боялись.
А старые бабки детушкам былички и посейчас рассказывают, что негоже жену обижать, в ночницу оборотится да сожрет с потрохами!