|
|
||
Мне предстоит оценивать тексты, вошедшие в шорт-лист. Но, конечно, внимания заслуживают все стихи, участвующие в конкурсе. И, независимо от качества текста, уже то, что человек размышляет о сути своего "я", об отношениях с собою, людьми и миром, и воплощает свои мысли в стихи, не может не вызвать к нему - каждому автору - глубокого уважения.
В мои обязанности не входит решать, соответствуют ли представленные стихотворения теме конкурса. Поэтому я вправе исходить из презумпции соответствия - и принимаю как данность, что каждый автор задался, по меньшей мере, одним из вопросов: "Что есть человек?", "Кто я?", "Что я для мира?", "Что для меня мир?", "Зачем я?", и его стихи (то есть, создание поэтического мира, лирического героя и постижение его пути в этом мире) - честная попытка ответа.
Разумеется, в идеале такая попытка предполагает выход на метауровень - непривязанность к своему Эго, взгляд в себя со стороны, рефлексию, осмысление. Но если автор вместо постижения предаётся самовыражению - это ведь тоже ответ. И если автор отождествляет личность лирического героя с мгновением мысли, чувства, настроения - что ж, и это ответ.
Что до формы, я разделяю позицию Лотмана: художественный текст - сложно организованный смысл, и все его элементы суть элементы смысловые. Язык художественного текста - не форма, не мундир, натянутый на содержание для красоты, а художественная модель мира, структура, порождающая смыслы. Содержание подлинного стихотворения, информация, которую оно несёт, может реализовать себя только в данной адекватной структуре и не существует вне формы. Если стихи можно пересказать своими словами, это не поэзия.
На всякий случай - пояснение термина. Втычка - лишнее слово, вставленное в строку только ради соблюдения размера, "разжижающее", а иногда и искажающее смысл. На мой вкус - один из тягчайших изъянов стиха и индикатор либо неряшливости, либо неумелости автора.
Разбойникова Е.
Ворота обмана
Среди инстинктов, страхов и страстей,
Что издавна над человеком властны,
И тянут в пропасть - не собрать костей,
Лишь разум пересилит все соблазны.
Но как "врата обмана" одолеть,
Как разобрать что истинно, что ложно,
Когда рассудок попадает в клеть,
И избежать ловушки невозможно.
Костер тревог и вымыслов горит,
И кривизна реальности безмерна,
Иллюзии меняют габарит,
И ничего не скажешь достоверно.
Со стороны мне виден силуэт,
То он парит, то падает внезапно.
Испуг и трепет создают дуэт,
Палитру чувств меняя поэтапно.
Мне не дано кошмар искоренить,
И словно пленник разных наваждений,
Хватаюсь за спасительную нить
Рассвета, как противника видений.
-----
Очень добротная, тщательно сделанная и отполированная работа. Разве что после "властны" не нужна запятая, после "разобрать" и перед "словно" - нужна, а после "невозможно" просится вопросительный знак.
Текст начинается старым, сомнительным, но очень привлекательным тезисом: страсти с инстинктами тянут в пропасть, а рассудок осуществляет нравственный выбор и выводит на верный путь. Вера в благую силу разума - порождение эпохи Просвещения, чьё целомудрие не заглядывало ни в бункер под лабиринтом подсознания, где за тайным пультом управления личностью сидит клубящаяся тьма, ни в стерильные лаборатории интеллекта, где изобретаются способы уничтожения человечества. Однако лирическая героиня - наша современница. Она знакома с трудами Кьеркегора, с космологическими теориями - и, как можно ожидать, знает о едином пространстве сознания, о его тёмных пещерах и световых куполах что-то новое и важное. Вооружённая этим знанием, какие открытия она совершит за "вратами обмана", в глубинах своего Я?
Меня долго пугают бесплотными призраками, наконец, появляется некий силуэт, близится кульминация, вот сейчас - и... и... Оказывается, это сон был. Лирической героине снятся дурные сны. А приятные не снятся. Настойку пустырника и тёплое молоко на ночь героиня, вероятно, не пьёт, семиотическим анализом снов, помогающим понять знаки собственного подсознания, не занимается, а о технике осознанных сновидений, открывающей пути творчества и духовного роста, похоже, вообще не знает.
Дух-разум, не осознающий своей тотальной целостности, обречён путаться в ворохах обессмысленных частностей. Рассудок, искусственно отделённый от инстинктов и страстей, безъязыкого чутья и невербализуемых предвидений, ничего не пересиливает и ничем не управляет. Он беспомощен даже перед обычными страшными снами. Чего и следовало ожидать.
Ратмир
Место!
Между опиумом и Богом существует место покоя.
Там избавишься от видений, но не станешь ангелом света.
А за это ты ляжешь, и будешь лежать, рассуждая о малом,
и на небе корябать банальные максимы мелом.
Белым мелом по белому небу, и сам будешь в белом.
И, занявшись значительным делом,
станешь матерым-дебелым,
непроворным, солидно насупленным.
Словно между утреней и заутреней
подобно котлете в сандвиче,
защищенный от всех неожиданностей,
свободный от повинностей и провинностей,
мир вкушающий в сладком параличе.
Это такое место - укромная виртуальная бездна,
весьма для здоровья полезная.
Оглушение и оглашение, дистрофия любви,
исполнение обетования - без желания, но и без страдания.
Славное датское королевство,
похожее на третье детство,
Только это не детство, а - Место
между опиумом и Богом.
Место без смерти, исполненное покоя.
Что же оно такое?
-----
Всем, у кого есть или была собака, хорошо известно, как псина реагирует на команду "Место!" Как она вздыхает, идёт, понурясь, как оборачивается на пороге и смотрит на хозяина с кротким безмолвным укором. Как чувствуешь себя садистом, истязающим невинное животное.
Хозяин лирического героя загнал его в место, которое не хочется покидать. Да оттуда, собственно, и нет выхода. В школах Пути этот уютный тупик, где просторно обустраивается множество адептов, называют убежищем. В виртуальную щель меж одним и тем же, за которой - погружение в сладостные иллюзии достигнутой цели, покоя и собственного совершенства, можно проникнуть разными способами, наркотики - всего лишь самый лёгкий и самый опасный. Обитатели убежищ в большинстве своём категорически не склонны к рефлексии: самопознание разрушает квази-нирвану. Текст Ратмира - редчайшее и прекрасное исключение. Мощный и гибкий свободный стих, парадоксальная логика коана, неожиданные, верные и очень живые образы. И - чистая правда. Точное описание сознания, свернувшего с Пути, - уже расширенного, изменённого, но остановленного и скованного ласковым пленом убежища.
Так что же он создал - предупреждение или соблазн?
Ревкина И.
Смотрю на море...
Смотрю на море,
И вдалеке плывет корабль.
Он не утешит мое горе,
И не расскажет что тут быль.
Смотрю на волны голубые,
Плескаются, они живые;
И небо там уходит вдаль,
Оно чисто, без облаков;
Внизу лежит морская гладь,
И ей ведь много уж веков.
Смотрю на море голубое,
Вдали все тот плывет корабль -
А у меня исчезло горе,
Остались только счастье, радость.
-----
Наш ответ Лермонтову, однако.
Меня с детства смущало: зачем ему, мятежному, буря? Если не считать юношеской депрессии поэта, единственная непротиворечивая версия - хозяин судна решил получить страховку за протекающую развалину, пока она сама не пошла на дно прямо в порту. Потому что созерцание живого, дышащего, светозарного моря, высокого ясного неба и корабля на горизонте вымывает из Авгиевых конюшен души любую бурю, любую депрессию - до чистейшей радости бытия. В этом автор абсолютно прав. Странно, что его непосредственное переживание, яркое и светлое, вылилось в такой убогий текст. Девять втычек на четыре предложения, искажающие смысл до полного абсурда, как кривые зеркала в комнате смеха. Случайным образом расставленные запятые (может, это протест против школы с её скучной грамматикой?). Непонятное слово "чистО". Совершенно анекдотическое "что тут быль". А рифмы... Ну не можешь - не проблема, самовыражайся белыми стихами. Зачем же язык насиловать?
Ризник А.П. Стучи
Стучи
Минута - час, минута - час.
Как холодно, как душно.
Мне кажется,что загнала его,
Пуская вскачь, то замедляя ход.
Но ГОСПОДИ, за что так равнодушно?
Смотри, оно сейчас замрет.
О СЕРДЦЕ, сколько же в нем мочи!
Нет, не мотор оно,
Чтоб просто кровь качать!
Все может превозмочь, когда захочет.
И даже в силах просто замолчать.
Ну, что ты, глупое,
Опомнись, БЕЙСЯ!
Плевать, что равнодушен он и скуп.
Прости его, забудь, засмейся.
Стучи! Греми, пока не труп.
Сомнения отбросив простодушно,
Любить всегда трудней,
Чем ровно в такт стучать,
Поверь, жить, не должно быть - скучно!
НЕТ! Не мотор ТЫ,
Чтобы просто кровь качать!
-----
Очень полезный текст. Правда, пока только для автора.
Толковые психотерапевты советуют в минуты душевных невзгод изливать переживания на бумагу. В виде дневника, разговора с собой или письма кому угодно - хоть изменившему возлюбленному, хоть Наташе Ростовой, хоть Махатме Ганди. Если есть способности и охота оформлять крик души стихами - ещё лучше. На многих этот метод оказывает просто волшебное действие. Выговориться близкому понимающему человеку, и то не столь эффективно: во-первых, наедине с собой ты всё-таки на порядок раскованнее и откровеннее; во-вторых, само по себе письменное изложение прекрасно структурирует, организует и мобилизует раздёрганный дух-разум - не успокаивает, но наводит порядок в бушующих страстях, помогает перестать метаться, собраться с мыслями и действовать, наконец, конструктивно.
Эти записи обязательно нужно сохранять - они имеют колоссальную личностную ценность. И, как правило, нулевую художественную. Потому что написаны на эмоциональном накале (Пушкин называл такие состояния "восторгом", независимо от того, переживается потрясение как радость или как страдание), исключающем подлинное вдохновение. По идеальному определению Александра Сергеевича, "вдохновение есть расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий, следственно, и объяснению оных", восторг же "исключает спокойствие - необходимое условие прекрасного. Восторг не предполагает силы ума, располагающего частями в отношении к целому. Восторг непродолжителен, непостоянен, следовательно, не в силах произвести истинное, великое совершенство".
Поэтому я не буду разбирать "Стучи" - в данном случае это значило бы анатомировать сердце автора. Скажу лишь, что тема текста - беседа со своим страдающим Я и выход в свободу, в непривязанную любовь как потребность души, а не зависимость от любимого - более чем достойна поэтического воплощения. Первые две строки хороши: сдержанно драматичны, исповедальны, задают верный ритм и нерв стиха. С ними в лад звучат (если убрать лишние "прости" и "поверь") "забудь его, засмейся" и "жить не должно быть скучно".
Ролдугина С.
Мизантропия
Город меня съедает. Устала. Баста.
Чувство причастности стало невыносимым;
Словно босая шлёпаешь по Арбату
А эти неодобрительно смотрят в спину.
Ужасно хочется спрятаться в теплый угол,
Накрыться пледом, под ноги сунуть грелку,
Себя представить книгой на дальней полке,
И чтоб корешок серый, а шрифт - мелкий,
Чтобы на вид - полная бессмыслица,
Чтобы в пыли и тишине выспаться...
-----
Я уже писала в комментарии к стихам Паршиной: мне очень нравится трёхдольный паузник, этот изысканный и богатый стих, требующий от автора тонкого поэтического слуха и точного мастерства. Гордый нервный ритм, прерывистое дыхание, сравнение из "стыдного" сна, - босиком по Арбату, - размытые ассонансы улицы, стильные рифмы убежища, тёмные диссонансы ухода в себя - всё работает на смысл. Простой, казалось бы, до банальности: уединение - жизненно важная потребность, необходимое условие личностного бытия и духовного роста. Странно и жутко, что эта очевидная истина неведома толпам, идущим по мне и норовящим пройти сквозь меня. Даже автор несправедлив к лирической героине, упрекая её в мизантропии.
Метафора человека - текста красива, глубока, но очень стара. Образ человека - нечитаемого, непостижимого текста, книги, затерянной в бесконечной пыли Вавилонской библиотеки, - великолепен.
Росошанская Л.
Проще простого
Кажется просто - много не думать,
не замечать ничего.
В шубе ходить из бесчувственной кожи,
жить для себя одного.
Падают листья, летают снежинки,
капли росы на траве.
Ритм не сбивает, тащит нас время
по самой заросшей тропе.
Проще простого - не закрываться,
ветру подставить лицо.
Прикосновение на каждой реснице-
и напряжение ушло!
Слой за слоем стираем границу
между мной и тобой.
Вместе несложно земной мир построить,
чтобы он был непустой.
Проще простого - всем улыбаться,
делиться последним куском.
Всегда понимать настроение любимых
Добро не считая трудом.
В главах о счастье, любви и удаче
жизнь правим сами себе.
Всё сотворяя своими руками-
проще так жить на земле!
-----
Я не могу, естественно, судить о том, что автор хотел сказать, - только о том, что у него получилось. А получилось максимально усложнить мне чтение текста. Но я продралась через шипы ассонансов, сквозь репьи звукосочетаний "кожижить", "ритмне", "еттащ", "зньпра", спотыкаясь на лишних слогах в стопах, на случайных спондеях "земнОй мИр" и "жИзнь прАвим", буцкаясь лбом в очередной столб "просто" и "проще". Обнаружила, что от посылки "как просто быть эгоистом" пришла к выводу "как просто быть альтруистом". Вернулась к началу, вся исцарапанная, избитая ритмом, и снова поползла по самой заросшей тропе - высматривать пропущенное логическое звено. Вотще. Проще простого - совершать подвиги самоотречения, проницательности и понимания, править жизнь и своими руками СОЗДАВАТЬ ВСЁ??? Снова на тропу, теперь - искать незамеченного бога (лирическая героиня в бесчувственной кожаной шубе - всё же человек и такие свершения не потянет, ни просто, ни сложно). И нашла, кажется. Вот он, демиург, стирает границу меж собою и лирической героиней, а потом они построят второй земной мир (или этот сперва уничтожат?) и заполнят его - надо понимать, потомством?.. Или я не так поняла?.. Но с места уже не сдвинусь: сил нет.
Рублев А.Д.
Наркоз... уснули тихо жизненные центры...
...Он вышел из кабинета врача, сел в кресло и задумался о том, что произошло. Жить уже не хотелось, силы физические и, тем более, душевные, были на исходе. Это был приговор...
(Из записной книжки автора...)
***
Прожив, быть может, больше половины века,
Почувствовал, что есть неведомая сила,
Она настойчиво звала, к себе манила,
Сжигая изнутри живого человека.
В кошмарном сне не мог себе представить это,
Ни в жизнь бы ничего подобного не предсказал,
Врагу бы клятому судьбы такой не пожелал,
А уж себе...! Вот драма чертова сюжета.
Молился, опустившись в храме на колени.
Пред ликами священных в православии икон,
С участием взиравших на меня со всех сторон,
Мечтал вдохнуть нежнейший аромат сирени.
Вот тусклые огни..., вот тьма..., и нет просвета... -
Наркоз...., уснули тихо жизненные центры...,
Еще вчера был жив, читая про проценты,
Ушедших в мир иной до возвращенья лета.
Случилась милостыня божья мне за что-то -
Судьба необычайно оказалась вдруг добра,
Добавив оверлочной вязью нитей серебра,
Чему свидетельством рентгеновское фото.
За что? За мой, ТОБОЙ увиденный проступок?
За что-то, что не есть предмет раскрытия ТЕБЯ
Во мне? Склоняю голову перед ТОБОЙ. Любя,
Отдам ТЕБЕ себя ...! Прими же мой поступок.
-----
Текст выиграл бы, будь он изложен прозой. Но его, вместе с разговорными и даже просторечными выражениями, втиснули в вольный ямб с перемежающимся числом стоп, снабдили простенькими рифмами, там и сям подоткнули ритм лишними словами. Получилось несколько невнятно. И знаки препинания странные. Четыре точки с запятой вообще невозможно интерпретировать. Насколько я поняла, человек тяжело заболел, измучился, испугался возможной смерти до того, что забыл, сколько ему лет, и от страха, страданий и беспомощности пошёл на поклон к всемогущему судии, решив, что сам Господь послал ему болезнь за грехи. Обычная история. В онкологической клинике я наслушалась душераздирающих: "Господи, за что мне это? Почему именно мне?" - до оскомины. Представление о вероятности - в том числе о риске заболеть какой-нибудь гадостью - у человека душа не принимает, он не может взглянуть на себя как на статистическую единицу, а вот идея высшей справедливости тлеет почти в каждой душе, вспыхивая огнём веры в минуты смертельной угрозы. К чести автора, сакраментальный вопрос "За что мне это?" побудил его к мужественному самоанализу, а не вылился в инфантильную обиду: "Страдаю безвинно!" И я очень рада, что, в конечном счёте, автору повезло. Долгих лет ему жизни. Если захочет, конечно. Потому что в записной книжке он указал, что выслушал приговор и жить не хочет. То есть, желание совпало с возможностями.
Рубцова Д.
Огни
- Отчего ты боишься вечерних огней?
- Оттого что с огнями гораздо больней,
Оттого, что душа пламенеет в огне
И сгорает, и гаснет, и холодно мне.
- Отчего ты боишься холодных ночей?
- В холода до утра не сомкнуть мне очей,
И от мыслей спасения нет в холода,
мерзнут пальцы, и в чайниках стынет вода.
- Отчего ты боишься остывшей воды?
- Оттого что на ней образуются льды,
А внизу подо льдами тогда - тишина
Полноправной царицей. До самого дна.
- Отчего ты боишься, скажи, тишины?
- Оттого, что в молчании дни холодны,
И стремительней к вечеру катятся дни,
А под вечер опять - все огни и огни...
-----
Какие новые смыслы принесла бы - найдись она вдруг - голова Нике Самофракийской? Была бы восстановленная статуя той же, лишь ярче выраженной, художественной истиной? Или оказалось бы, что знакомый нам пленительный фрагмент говорил о другом?
История утраченного первого четверостишия - жизнью поставленный опыт - доказывает: художественный текст - целостный иконический знак, подобный голограмме. В его осколке, пусть и бледнее, отражается то же солнце.
"Огни" остались огнями. Остались ледяная тоска, зябкое одиночество, долгие зимние вечера, светляки живых душ - обманно зовущих, недосягаемо далёких, безнадежно чужих. Остались тишина и темнота, укутавшие душу, как почва луковицу, чтобы в ней созрел бутон духовного опыта. Сохранилась даже структура - изящный кольцевой диалог с ключевыми словами-сцепками. Да, она разорвана - и Скользящий, с его абсолютным поэтическим слухом, утончённым вкусом и строгой логикой, услышал смысловую лакуну.
По мне, нечаянно возникшая фрагментарность, - как это часто бывает, когда в творчество вмешивается случай, - лишив стихи завершённости, придала им прелесть недосказанности, мерцание тайны (что, кстати, Скользящий тоже отметил).
Так что же - осколок обретает больше, чем утратил? И Роден был прав, отбив руки готовой скульптуре? Что перевешивает - потеря или приобретение?
Разумеется, ответов столько, сколько читателей. "Текст отчуждён и порождает собственные смыслы" (с).
Санрин К.
Весенний мужик
Идёт мужик по улице, весёлый и застенчивый.
Направо смотрит: девушки! Налево - ребятня.
Он отвернётся к девушкам - какие все прекрасные!
Чудесные, прелестные!
Не то, что ребятня.
Мужик вчера был мальчиком, без паспорта и должности -
и не мужик нисколечко, а тоже ребятня.
И вот проснулся утречком, пиджак напялил с галстуком -
и стал уже не мальчиком, а взрослым мужиком.
Скатился он по лестнице и выбежал на улицу -
и топает по улице и песенку поёт,
тихонечко-тихонечко мурчит себе под нос.
А рядом птички бегают и солнышко цветёт.
Идёт мужик по улице, не прыгает нисколечко
и не кричит как маленький - с порядками знаком.
И не хохочет радостно, а только улыбается
и кончик носа трогает - а на носу весна.
-----
Хорошо-то как! Незатейливая, точно птичья трель, радостная песенка о солнечном мире без теней, где всё ясно и просто. И приторные уменьшительно-ласкательные суффиксы оправданы приятно расслабленным настроением наблюдателя, его умилением этим забавным мальчишкой, примерившим на себя одежду и роль взрослого, этой вихрастой и веснушчатой весной человеческой жизни. И обворожительна ударная последняя строка, где из-под лубочной лупоглазой маски с улыбкой до ушей высверкивает и остроумие, и мастерство автора. Я бы сама расслабилась на тёплом солнышке и поумилялась весенней прелести, если бы на третьей ребятне меня не затошнило.
Светлаков Л.
Жизнь моя
Жизнь моя то, как отблеск зарницы,
То мерцает свечой на ветру.
И держусь как слеза на реснице,
Сам с собою пока не в ладу.
Жизнь по сути всегда компромисс.
И не благ, а прощенья прошу.
День вчерашний был просто эскиз,
Если прожит с собой не в ладу.
Как приятны счастливые лица!
Свет от них, как маяк кораблю.
Быть счастливым легко научиться,
Научившись с собой быть в ладу.
Жизнь во все времена ты права.
И по ней, как по тонкому льду.
Да и пусть, эта песнь не нова,
Быть бы только с собою в ладу.
-----
Кредо высказано так логично, последовательно и просто, что кажется предельно ясным и добропорядочным. Впечатление несколько портят марашки. Ключевое "в ладу" разумно поставлено в сильную позицию, но не поддержано рифмами. Ассонансы - конечно, тоже неплохо, но их забивает полнозвучная рифма "льду" в последней строфе. Пять "как" на четыре строфы - это чересчур даже для избранного автором незамысловатого стиля. После обращения к жизни настойчиво просится "по тебе - как по тонкому льду"; отвернуться от собеседника-жизни то ли к кому-то третьему, то ли просто с репликой в сторону - неоправданно и невежливо. Недостаёт запятых - после "держусь", перед и после "по сути", в обращении "жизнь, во все времена ты права". В завершительной фразе запятая после "пусть", из-за которой оно повисает в пустоте, разрушает логику рассуждения (что песнь не нова - неважно, главное - быть с собою в ладу).
Несмотря на трогательное сравнение лирического героя со слезой на реснице, просьбу о прощении и умиление счастливыми лицами, у меня стихотворение вызывает смутное ощущение опасности. Авторская мысль, вроде бы прямая, как правда, на самом деле лавирует, тщательно обходя вопросы: в чём, собственно, заключается лад с собой и какими методами герой намерен блюсти этот лад.
Увы, я встречала очень многих, живущих в ладу с собой, и очень давно убедилась в правоте мудреца: "Чистая совесть - изобретение дьявола".
Сергеев М.А.
Маска
Маска о двух половинах
Очи направила в пол.
Она вызывает сонливость
Грустно очерченным ртом.
+
Белая сторона вздохнула:
"Да, как печально живём"
Чёрная - вдруг улыбнулась,
Думая всё о другом.
+
Что же в тебе встрепенулось,
Чёрная половина моя?
Какая надежда проснулась?
Или... уже умерла?
-----
Ну, и? Ладно, я могу перетерпеть мешанину размеров, отсутствие ритма, неблагозвучные ассонансы и втычки - ради неординарного взгляда на себя как на двуединую маску и многообещающей беседы со своею непостижимой сутью. И где беседа?
Серова Е.Н.
Каким клокочущим терзаньем
Каким клокочущим терзаньем
Прониклось, сердце ты мое?
Какого страстного мечтанья
Тебя пронзает острие?
Ты с самых нежных лет не можешь
Себе покоя обрести
И стук других сердец тревожишь,
Мешая им свой путь блюсти.
Быть может, это демон страстный
В груди моей поставил трон,
А может, странный и прекрасный
Дух, чуждый миру, в ней пленен?
Развеется ли прахом бренным
Моей души порыв святой,
Иль суждено ему вселенной
Струны коснуться золотой?
Вен ощущаю ток усталый
Я будто в тяжком полусне...
И вновь восход кроваво-алый
Вливает лаву в сердце мне.
Да будет так: пусть до могилы
Во мне горит огонь кипучий,
Пусть он в мои вольется жилы,
Даруя силою могучей.
-----
Боже мой. Это всерьёз?..
Да нет, не может быть. Уже двести лет назад в пародии "Паду ли я, стрелой пронзённый" Александр Сергеевич размазал по стенке эти словесные буфы, аграманты, оборки и рюши, драпирующие отсутствие смысла, эти терриконы пустых красивостей, эти надутые пафосом мыльные пузыри. Уже в те романтически многословные времена от стихов ждали не только клокочущих терзаний, страстных мечтаний, бренного праха, святого порыва, золотых струн, кровавых восходов, кипучего огня и могучей силы, но и хоть какой-нибудь информации.
Это либо упражнение в версификации, либо шутка для "капустника". Как блестящая и едкая стилизация текст заслуживает восхищения.
Скаредов А.С.
Дурень
Ходит дурень по свету,
Ищет дурень Солнышко -
Дуркою петелинской,
Тёмной стороной.
Радуется отсвету
Папирос и зёрнышки
Звёзд считает; стелется
Путь ночной тропой.
Ночка - девка тёртая,
Любит покобениться,
Но дала Луну ему.
Дурню что Луна?
Бледная, что мёртвая,
Еле-еле светится -
Тем, кто в ночь беснуется,
Верная жена.
Дурень же не бешеный -
Он не злой, а истинный,
До землицы-матушки
Коренной дурак -
К дыбе не подвешенный,
Не испорчен мистикой.
Жив же? Ну, и ладушки!
Жаль лишь, - в небе мрак.
-----
Аннотация гласит: "Тот, кто не совершает глупостей - проживёт счастливо, однако, он вряд ли станет философом. Глупость есть первопричина всякой мудрости. С Днём Дурака!" Спасибо, взаимно. Однако аннотация - обманка. Текст, тёмный, таинственный и жуткий, маскирующийся под лукавую сказочку об Иванушке-дурачке, говорит не о глупости и не о мудрости. Да и героя следовало бы назвать иначе. Не дурень, простая и чистая душа, в своей наивности не понимающая человечьих заморочек, а сошедший с ума, - пройдя до конца, - на иной путь обретает силу, необходимую, чтобы перейти на Тёмную Сторону и отправиться по ней в вольные странствия. В чём его непостижимая истина? Жив ли он для нас? Какое Солнце ищет в ночи? Куда дел Луну, в конце концов, - и не сотворит ли то же с Солнцем, когда найдёт?
Последняя строка совершенно непроизносима. Так и должно быть, наверное. Нам, простецам, не пройти, не разглядеть, не понять и даже не выговорить. Для нас Тёмная Сторона - непроницаемый мрак.
Скубицкая О.Н.
Отражение
Что ты видишь по ту сторону ночи?
Что порою растворяешься в мраке?
Что покорна ты ее оживленью?
И толкаешь внутрь забытые страхи?
Что ты хочешь получить накануне?
Между светом и туманом забвенья
Смесь из ломаных линий и судеб?
Или новый полет в оживленье?
Ты сложна, хоть и сложностью горькой
Ты странна, хоть и странно самой же
Ей противно вдыхать обновленье,
Но вы с ней так наивно похожи
Ты закрыта на сотни засовов
Ограничена сотней условий
Только ей лишь свобода знакома
И не страшны потоки злословий
Ты - Она и зеркальные грани
И осколки разбиты друг в друга
Как кусочки старинной мозаики
И походы бездарно по кругу
Разреши ей забыться на грани
Расплескать все избытки сознанья
Каждый день, заменяя друг друга
Может быть и придет пониманье
Отпусти сумасшедшие мысли
С силой бей по зеркальной границе
Пусть та часть, что боялась представить
Снова с частью реальной сроднится.
-----
Очень любопытно построено. Некая дама выясняет отношения со своим отражением, но мы не видим ни её, ни зеркала, только слышим голос рассказчика, беседующего не то с дамой, не то с отражением, комментирующего действия обеих и дающего провокационные советы. Причём рассказчик, похоже, с трудом различает, где реальность, где зазеркалье, кто растворяется во мраке, кто чьему оживленью покорен, кто закрыт на сотни засовов, кто свободен, кто кому разрешает забыться на грани, и вообще кто на ком стоял. Фантасмагорическая путаница - неясно даже, где ставить знаки препинания. Одно понятно: реально-виртуальная парочка совместными усилиями кокнула зеркало с двух сторон, вбив реальные и отражённые осколки друг в друга (прекрасный образ!), так что совет рассказчика с силой лупить по зеркальной границе безнадёжно опоздал. И теперь близняшки бездарно ходят по кругу, заменяя друг друга, хотя целью стеклобития было совсем другое - слиться в экстазе, и тогда, может быть, придёт пониманье. Да, хотелось бы надеяться, что придёт. Но с мышлением в стиле "получить накануне" (чего?), "полёт в оживленье", "вдыхать обновленье", "расплескать избытки сознанья" и "часть, что боялась представить" (что?) - вряд ли.
Сорокин А.В.
Локальный бунт
Бывают иногда с любым часы такие,
Когда кипит, орёт рассерженность внутри,
Когда из пут своей привычной ностальгии
Каким-нибудь эксцессом внезапно вырван ты...
И хочется грубить по всякому вопросу!
Любому человеку!
А главное - себе!
Как будто позагнал больших заноз из досок,
Иль снова преступил моральный свой обет.
Плеваться и стрелять!
Кричать и, тоже, плакать!
Разбить чего-нибудь и выкинуть вообще!
Как будто ты послед неведомого брака
И проклинаешь мир мещанства и вещей.
И, невзначай, поймёшь: насколько образ жалок
Той жизни, что умел вести ты до сих пор!
Что и имел ты всё!
Но было мало...
Мало!
И что не мог в себе соблазнам дать отпор!
И с горя понимания захочется напиться!
Нажраться алкоголем, чтобы и встать не мог!
Иль выпрыгнуть с окна большой мгновенной птицей...
Но был бы хоть какой в сомненьях этих прок!
Ведь ни на что великое совсем ты не способен...
Ты века своего - типичный, серый сын!
Ты всем своим приятелям, да и себе угоден
Такой, какой ты есть!..
И никаким другим!
Ты можешь постучать по груди кулаками,
Насыпать соли горстку в разрыв душевных ран...
Подумают товарищи:
"Так, строго между нами:
А друг наш, это самое, слегка экстравагант!"
А ты уже найдёшь, поддержанный словами
Постылыми и пошлыми, похожими на ложь,
Желаемый бальзам к почти остывшей ране.
И вспоминать забудешь, нанёсший её нож!
И вновь предстанет жизнь в том розоватом свете,
Которым было раньше всё вокруг замутнено....
И то, что не нашёл ты истину в ответе,
И то, о чём кричал, вновь станет "ВСЁ РАВНО"!
-----
Эк, как корчится улица косноязыкая...
Размер высокого класса: чёткий четырёхкратный четырёхдольник второй (семистопный ямб, а с учётом постоянной однодольной конечной паузы - восьмистопная строка) с паузной цезурой в большинстве строк, то двудольной, то (реже) однодольной, и семью полносложными строками, которые могут служить контрольным рядом этого сложного метра, - например: "И с горя понимания захочется напиться". Стихи грохочут мощным и мерным барабанным боем. У автора поразительное чувство ритма.
С языком хуже. Гремучую смесь косматого просторечия, канцелярита и терминов из словаря иностранных слов, переперченную восклицательными знаками, очень тяжело выдержать. Один смелый образ: выпрыгнуть мгновенной птицей (из окна, разумеется; если "с", то спрыгнуть с подоконника или карниза). Прочие экспрессивны, но тривиальны. А от лирического героя в виде последа, то есть плаценты ("детского места"), неведомого брака, в кровище и с пуповиной, тянущейся к неупомянутому младенцу (этому самому браку, надо полагать?), просто крыша едет. Вероятно, автор имел в виду нечто менее... физиологическое.
И всё-таки текст очень интересен. Ведь этот хаотичный выхлест возмущения всем на свете - чистейшая экзистенциальная фрустрация. Выходит, смысл бытия необходим даже человеку не рефлектирующему, не осознающему себя, не понимающему, что ему необходимо, не знающему, что есть такая штука - смысл, и тем более - что к нему нужно идти. Вернее - созидать его, торя свой путь. Дело на всю жизнь, изо дня в день, нелёгкое и не престижное.
Может быть, поэтому лирический герой мается в тупике, упорно не видя ни путей, ни идущих. Может быть, поэтому ему кажется, что единственно возможная, присущая любому реакция на духовные муки - взорваться, отвести душу в крике, спустить пар и вернуться в привычное стойло. Он сделал подсознательный выбор: благородное страдание, повышающее самооценку и не требующее усилий. Конструктивная альтернатива - перестать бить себя в грудь, надеясь на сочувствие, выйти из опостылевшего, но безопасного стойла и зашагать вверх, постоянно напрягаясь - его просто не устраивает.
Сорокин К.В.
Ночь...
Ночь. Из себя давлю слова по капле,
С души кровавые срывая лоскуты.
То льётся тушь на мятые листы,
То вдруг замру, подняв перо, как цапля.
Хоть жизнь кипит, всё движется, не так ли?
Но до неё разведены мосты.
Речей не слышу, хоть слова просты.
Глаза забиты корабельной паклей.
Одна надежда - на какой-то смысл,
Что плод ночей не слишком будет кисл.
Сведут мосты две половинки жизни.
Но жизнь нужна ли без таких ночей?
Без звона рифм, как рыцарских мечей?
Пусть рифмы бесталанны и капризны.
-----
Именины сердца - сонет. Правда, во второй строке первого катрена лишняя стопа, для сонета это серьёзный изъян. Зато - ночь, подняты призрачные питерские мосты времени, пауза в дневных хлопотах - долгая точка покоя, в которой только и пишется. И эгретка, и звонкие, как клинки, рифмы. Глаза, забитые паклей, ужасны, но зато пакля - одно из моих любимых слов, первое, на которое я, четырёхлетняя, вслед за Незнайкой сознательно искала рифмы. И таки нашла, то-то была радость. А "кисл" - поэтическая вольность.
Да ладно, ну старая тема - зато моя. Наша, общая СИшная: не пишешь - не живёшь.
Я не объективна. С изъянами, шероховатостями, вольностями, родинками - он мил мне, он для меня, этот ночной сонет.
Та Сима.
Зимнее
Снег блестит под ногами,
Как последние звезды.
Как хрустальные слёзы
Бархатными ночами.
Словно шагом по небу,
Словно ближе к светилу.
И немного смутила
Эта близость и небыль...
-----
Любопытно. Вне контекста по этим стихам можно было бы скользнуть взглядом, заметив только красивый, призрачно мерцающий пейзаж - разве что смутила бы, остановив внимание, иллюзорная близость к светилам. Но само участие в конкурсе позиционирует их как текст личностный и философский - и, вступив в диалог со мной на таком уровне, они неотвратимо ведут к тихому страшному "вы путаете звёзды и их отражение в глади пруда". Заснеженная ночь оборачивается бесконечным бархатным лабиринтом, зовущим мириадами светляков. И дух-разум, стремящийся к звёздам, обречён вечно блуждать в его тьме, пытаясь различить, где свет истинный и где мнимый, что - смысл и что - небыль.
Такого Человека Нет
Осколки лет
Грядущий день надежду дарит,
Что будет лучше, чем вчера.
И к ночи день текущий тает,
Стают ценнее те года,
Что восстают в воспоминаньях
И пролетают сквозь века,
О чувствах, прожитых скитаньях,
И о любви, что ввек сладка.
О людях, что судьбу ломали
И не умели тихо петь,
О духах, что во тьме летали,
Желая света луч узреть.
О чудаках и их причудах,
О славе близкой, но чужой...
О недомолвках, пересудах,
И о соседях за стеной.
Всё близко, но уже не тронешь
И гамма чувств уже не та,
Их не прогонишь, не утопишь,
И не впитаешь их тепла.
Глазами влажными хватая
Картину унесённых лет,
И будущее создавая
На опыте забытых бед,
Надеемся на участь лучших,
Пытаемся не прогадать,
Та боль неспящих и уснувших,
То вечный повод воевать.
-----
Текст создаёт очень цельное впечатление: автор себя не утруждал. Ни наведением порядка в мыслях, ни поиском точных слов для их воплощения. А ведь обороты "о чём" (а не просторечные "про что") свидетельствуют о том, что автор владеет литературным русским языком - значит, мог бы. Вероятно, в этом его личная философия: не напрягаться.
Не буду придираться ни к четырёхстопному ямбу, - размеру богатейших возможностей, далеко не всегда тренькающему ритмом "Шумел камыш, деревья гнулись", - ни к откровенно ленивым флективным рифмам. Форма соответствует содержанию.
К ночи день текущий тает - потрясающее открытие, кто бы мог подумать. Втычка "И" в начале фразы привносит дивный смысл: текущий день к ночи кончается потому, что грядущий дарит надежду. Слова "ставать" в русском языке не существует. Года, пролетающие сквозь века, - заявка на широкий исторический экскурс (ведь автор прожил несколько веков, причём в скитаньях), и где он? По структуре фразы получаются не воспоминания, а года о чувствах, скитаньях, любви (отдельно от чувств), людях и прочем. Я целиком и полностью согласна с тем, что громкое пение раздражает не меньше, чем поломанная судьба. А вот не та гамма чувств интригует: какой была та, и какая - эта? И зачем их прогонять или топить? И почему тепло не тех чувств не впитывается, если тех, надо полагать, впитывалось?
Даже если автор владеет необыкновенным уменьем хватать глазами картину лет и создавать будущее на забытом опыте - каким образом он надеется отнять у лучших их участь?
Впрочем, на этот вопрос отвечает последняя строка. Вот, оказывается, какую надежду дарит грядущий день, вот что будет лучше, чем вчера: автор воевать хочет - и, наконец-то, нашёл повод.
Тулина Ф.А.
Украшатель Мира
часть первая. вступильно-набросочная
Икс тетку смолою облил без азарта.
Икс не хулиган, Икс ќ- творец боди-арта!
часть вторая. кульминационно-артистическая
Икс девочку с сиськами изобразил
на двери чужого сортира.
Не смейте ругаться! Икс - не дебил!
Икс - украшатель мира!
часть третья. нонконформистско-патетическая
Когда искал в чужом кармане мани он -
то был перформанс! А не клептомания...
эпилог
Икс был пойман. И бит... Дубасили
долго. И - не без чувства.
Что поделаешь! Пидорасины
не всегда понимают искусство.
-----
Вот так, в нормально читаемом варианте, очевидно: хулиганские стихи (никуда не денешься - тема такая), но - хорошо сделаны, с ироничной игрой точками зрения и не без изыска. И автор ещё максимально смягчил краски. Икс не выставляет на вернисаже писсуар, как Дюшан. Не прыгает на четвереньках, облачённый лишь в ошейник, по крыльцу музея, не рычит и не справляет на ступенях нужду, как Кулик. Не рубит прилюдно репродукции икон, как Тер-Оганьян. В сравнении с собратьями по цеху Икс - ангел во плоти. И заметим: когда его избивают, он прощает простецам, ибо не ведают, что творят, и приемлет жестокую планиду художника, позволяя себе только ругнуться. Знает, на что шёл, и не свернёт с пути. В лаконичных и хлёстких строках стихов сквозь хмыканье автора слышен голос бесконечно странного, нелепого, неуместного существа, осознанно и жертвенно строящего свою жизнь как произведение искусства.
Убо-Сатло
Гипотеза
Давно умы людей загадка гложет:
Что есть первоисточник для всего?
Как мир из ничего возникнуть может
Коль не было причины для того?
Но вместе с тем и не было причины
Из ничего возникновенью помешать
А значит шансов ровно половина,
Точнее пятьдесят на пятьдесят.
И, видимо, орлом легла монета,
Мир есть, и значит всё же он возник.
Разверзлась в бесконечность вспышка света
И растянулся в вечность краткий миг.
Энергий хаотичное кипенье
Материи взорвало монолит,
В борьбе, в конфликтах, долго, постепенно
Гармонию законы обрели.
И взрывом разнесённые осколки,
На элементы дальше вглубь дробя,
Однажды усложнился мир настолько,
Что смог уже он осознать себя.
Хватало времени, чтобы развить мышленье
И над собой установив контроль,
Стать волей, управляющей вселенной.
Так мир в себе божественность обрёл.
Чем богу далее спастись от скуки?
Всесилен, но безмерно одинок,
И вот придумал он себе науку:
Самопознанием решил заняться бог.
Для этого средь способов различных
Он выбрал вариант, других не хуже:
Решает разделить он свою личность
На малые разрозненные души.
Чтобы они к своим стремились целям,
Отдельно, или меж собой в общенье,
Забыв, что они были одним целым
Себя бы познавали в ощущеньях.
Так каждый получил своё заданье:
И ты, читающий, и автор этих строк,
Чтоб после, завершив процесс познанья,
Вновь слиться всем и подвести итог.
Что будет после, спросите? Не знаю.
И не поведаю об этом ничего,
Эпоха, может, бытия другая,
А может и совсем конец всего.
-----
Да. Совсем конец всего.
Такие красоты стиля, как лишние и недостающие запятые, разностопность, ритмические инверсии и дивный оборот "первоисточник для" - это ещё ничего. А среди рифм встречаются даже остроумные: "осколки - настолько" и "целям - целым", например. Но втычка размером в строку "точнее, пятьдесят на пятьдесят" (точнее, чем ровно половина!) - это рекорд.
И история о божественном разуме, до такой степени примитивном, что ему скучно, и способного со скуки (а вовсе не от тяжёлой деменции) дезинтегрироваться на миллиарды мелких разумишек - тоже в своём роде шедевр. "Он мал, как мы, и мерзок, как мы..." Каждый выбирает себе бога по росту.
Флорова В.
Вторые сутки колдуют духи
Вторые сутки колдуют духи,
Чтоб с третьим криком во тьме пропасть;
И немы камни, и стены глухи,
И воздух полнит дурманом страсть.
И ведьмой пляшет в потоке время;
Кривится, строя гримасы, мир;
И в мозг усталый влагает семя,
Целуя в лоб, молодой Зефир.
И каждый вечер и ночью каждой
Кружатся мысли на шабаше,
И сдавит горло рыданьем дважды,
И трижды струны сорвёт в душе:
Ведь под покровом полночной тени
Не снами дышит земная твердь,
А нелогичная цепь явлений
Туда уводит, где правит смерть.
Пусть память тщетно пустыми днями
Бредёт понуро виденьям вслед;
Напуган плясками и огнями,
Свет оживает, угрюм и сед;
И веет горечь над пепелищем,
И нескончаема цепь утрат:
Здесь дважды бывший - вернулся нищим,
А трижды бывший - землёю взят.
-----
Завораживающе. Не стихи - заговор. Стремительно двоятся и троятся космы - то ли тумана, то ли Макбетовых ведьм, увлекая душу в гипнотический гибельный танец, в карнавал теней, в клокочущую бездну под тонкой завесой яви. Разве что Зефир из другой мифологии.
Но что самое поразительное - стихи, казалось бы, тёмные, жуткие, оставляют светлое послевкусие. Состояние духовного подъёма - словно постиг жизненно необходимую истину, обрёл путеводное знание. А любое познание - радость.
Фолс Л.
Поверь мне
Разбитая горечью, негой, страданьями,
Душа, одержимая тягостным бременем,
Уже потеряла веру в старания.
Но кто-то сказал: "Все же просто, поверь мне".
В минуты терзаний, когда было грустно,
Чтоб все ж не предаться пустоте забвения,
Когда все так кажется тяжко и пусто,
В душе лишь слова: "Все же просто, поверь мне!"
Ярчайшие краски, мечтанья и чувства
Забудутся... В смуте грядущего времени
Вдруг станет немного печально и грустно,
При звуках тех слов: "Все же просто, поверь мне..."
-----
Аннотация бодро призывает: "Всегда старайтесь найти выход из проблемы и верьте в лучшее". Стихи - прямая ей противоположность. Они влекут не к выходу из проблемы, а к простому выходу. Предлагают верить не в лучшее, а в кого-то. Любопытно: автор целенаправленно создавал суггестивный текст - или само получилось? Текст - не сообщение, а внушение. Бесконечные повторы разжижают плоть стихотворения, делают его текучим, словно часы с полотна Дали, мягким и нежным, невесомым, почти призрачным, как дымок из трубки с опиумом. Они расслабляют читателя и струятся в его пассивное подсознание. Бремя. Тягостно. Грустно. Пусто. Просто. Верь мне. Просто поверь. И вдохни забвения...
Надо бы только отшлифовать. Несомненно, вернуть в третью строку запретное местоимение. Что-то сделать с шестой строкой: "чтоб всё ж" не выговаривается, а в "пустоте" перекошено ударение. В седьмой строке "кажется" - сказуемое, требующее определения в творительном падеже: всё кажется тяжким и пустым. Если учесть, что фраза начиналась в прошедшем времени, более естественным выглядит, например: "чтоб всё ж не предаться провалу забвения (или пустому забвению), когда всё вокруг было тяжко и пусто". Или превратить "кажется" во вводное слово: "когда всё, казалось, и тяжко, и пусто". И, наконец: автор явно употребляет слово "нега" в смысле, противоположном общепринятому значению, раз нега попала в один ряд с горечью и страданьями и может разбить трепетную душу. Нега вообще-то приятнейшая штука, родственная нежности, а не негативу.
Хлопуша
Антикоктейльное
Как (жаль) не сказано в Писаньи,
Пусть даже градус ниже нормы,
Не допускай, чтоб содержанье
Затмило прелесть пышной формы.
Не дай залезть в штаны науке,
Не то иссохнешься в итоге;
"Объем" - как много в этом звуке,
И "вес" - как много в этом слоге...
Из философских высших логик
Веками выпарено это:
Нельзя мешать лобок и лобик,
Равно как мухи и котлеты
-----
Весьма философично. И хотя форма текста аскетична, как надетые на язык вериги (вмятое в размер "Писании", дивная втычка - возвратная частица, превратившая "иссохнешь" в несуществующий глагол, и одушевлённое существительное "мухи", склоняемое как неодушевлённое), содержание её, таки да, не затмило.
Царицын В.В.
Хокку
Листья падают на твои загорелые плечи
И на львиную гриву волос.
Золотое не видно на золотом.
***
Снег, как белая шапка,
На моей непокрытой голове.
Белое незаметно на белом.
***
Ночь темна
И в душах у многих потемки.
Тени черные бродят средь нас.
-----
Логический сбой. Осень - зима - и вдруг ночь. Так-то оно красиво - золотое и белое сияние добродетельной пары на чёрном фоне гадских гадов, но ведь получается сопоставление длинного с мягким.
Цупка В.В.
что за плечами
Сейчас, оглядываясь в прошлое
местами праведное, бывало пошлое
бывало доброе, бывало злое
чужое было, было и родное
в тумане было всё, размыто
от глаз чужих, своих сокрыто
бывало ясно всё, понятно
разложено по полкам, внятно
бывало омерзительно, противно
бывало иногда наивно
бывал же временами добр и мил
бывало что от злобы гнил
отчаянье не раз одолевало
от боли душу разрывало
во тьме блуждал как без свечи
никто не слышал, хоть кричи
заслуг и промахов не счесть
подонок, но в душе есть честь
и изменить, исправить будет сложно
скажу Вам больше - это невозможно
-----
Лирический герой провалился в щель фразы "Сейчас, оглядываясь в прошлое, скажу вам - это невозможно". И долго блуждал в грамматической тьме, пересекая собственные следы, тщетно пытаясь собрать расползающиеся несогласованные периоды, размеры и ритмы, путаясь и повторяясь. В конце концов, весь в паутине, выбрался на общее место: в жизни было всякое, но что-то исправить - то ли подонка, то ли непроизносимую "есть честь" - ему, герою, не по зубам. Печально. Столько времени и сил зря потратил...
Чваков Д.
Ледолом
Опять ломает прошлым куражом... А новое останется за кадром. Вспороть свой стиль тупым, увы, ножом... нет, не смогу... Остаться здешним бардом? Но убираюсь с ваших палестин, зудит в душе саднящая прореха. А на реке опять набилось льдин. Взорвать затор - отменная потеха! Тяжёлый труд - себя не уважать, с годами, правда, легче удаётся. А был так крут, что мог порыв сдержать, да вот теперь подпруга просто рвётся... не в силах тот умерить резонанс, в который угодил с самим собою. Простите, люди, прозевал свой шанс, не проиграв невидимого боя. И вот ушёл, уехал... улетел... уплыл на льдине, стоило ли драться? И что, спросить, недавно ещё пел? И нет причин в итоге сомневаться. И глупых колебаний больше нет, и ни к чему в потешники стремиться. И цвет волос - тумана бледный свет, и всё плыву... и не... остановиться...
-----
Чваков пишет на том уровне, где можно уже не бояться глагольных рифм.
Смыслы, живущие в этой безукоризненной, лёгкой, как дыхание самого языка, форме - неподъёмны. Для меня, во всяком случае, текст непостижим. За аллегорией льдин и символом барда мерцает тема, знакомая лишь единицам, желающим странного: преодоление Эго. Кто из читателей, людей деятельных и целеустремлённых, услышит дух-разум, для которого круто оставаться в точке покоя? Кто из читателей, людей уважаемых и уважающих себя, поймёт отказ от статуса? Кто из читателей, стремящихся к победам, оценит важность поражения? Сколько парадоксальных трактовок получит плен героя в резонансе с собой? Кто из ходящих земными путями разглядит пустую незримую тропу? И нужна ли она им?
Шабалин А.А.
На душу населения
Не вступай с душою в борьбу
У нее приемы грубы.
Вдарит горбылем по горбу -
Сразу "погребёшь по грибы".
Бить ее в ответ не могу:
Выбор у меня небольшой.
Вдруг душа увязла в мозгу,
Или что там есть за душой?
Душегубцем быть не хотел.
В пятках больно, если пешком -
Это плохо ей в духоте,
Да еще и ноги с душком.
Хоть подолгу невмоготу
У себя стоять над душой,
Но собой закрыть предпочту,
Если в душу лезет чужой.
Раньше с ней в любом шалаше
Мирно уживались вполне
Если что-то мне по душе
То и ей тем паче по ней.
У души отдушины нет.
Боль не в сердце, сердце - насос.
Глянула в глаза, как в лорнет,
И оборвалась с криком "SOS".
Все ли у меня дома-2 ?
Равнодушно пью в гараже.
Не могу, как без естества,
Жить, души не чая, уже.
-----
Лихо. Автор играет со смыслами одного слова легко, остроумно и красиво, как классный баскетболист - с мячом. И аннотация в тему: "Задушевно-душещипательная песенка". Поставить запятые после "борьбу", перед "то и ей", двоеточие после "вполне" - и готовая статья "Душа", хоть сейчас во фразеологический словарь. Население и обхохочется, и от души посочувствует - у всех на душе накипело, ведь стихи душераздирающие, о насущном - о квартирном вопросе.
Шалфей
Ноябрь
Зима дождётся своего,
положенного изначально.
К её стопам
страницами из дневников
слетают жизни
не ропща, устало и случайно.
Но лишь когда
деревья перейдут черту
стыдливости,
уже не вздрагивая,
не молясь, не плача,
и не дыша, взирая в глубину,
в прозрачность тела до души,
зима им срок назначит.
Она ступает на поблёкшие слова,
смыкает глаз не пролитые чувства
ладонью ледяной, свои уста -
ко лбам горячим, в чаше будет пусто,
и чисто. Чисто выбеленный лес
как отрок в гулком и безлюдном храме,
пока часы двенадцать не пробьют,
во тьме он, свеч не зажигает,
а, затая земные упованья и обмирая,
он заглядывает в Вечность.
В дверь приоткрытую сквозит,
и ускользает
с победным криком птичья стая
из клеток, хрупких рёбер-веток
последний тяжкий вздох...
И вот уж снег
искристо, щедро и легко
целует мира просветлённое чело.
-----
Странный мир, в котором время идёт наоборот. Тема философии личности начинается со смерти. Смерть-зима назначает срок жизням, уже опавшим к её ногам, и деревьям, уже облетевшим и уснувшим (то есть срок и жизней, и деревьев уже исполнился), и закрывает лирическому герою непролитые чувства глаз (образ тоже пятится раком) прежде, чем душа его отлетит птичьей стаей из грудной клетки, словно из клетки нагих ветвей (очень красивый образ). И вот уж снег - на чисто выбеленный (чем, если не снегом?) лес, и просветлённое чело мира появляется, когда все чаши черепов давно пусты и вылизаны смертью дочиста. И сам текст адекватен идее: пустая чаша. Храм без света и людей.
Шалыгин А.
Ты был ребенком
В одном ___ немощны, убоги,
Лишь в том, что смертны и не боги
Ты был ребенком, так недавно,
Но жизнь стремительна (не плавна),
В былое взор не устремишь,
Пока в душе покой да тишь
И долго в прошлом не пробудешь,
Ведь ты один, кого ты судишь,
В этой мыслей лихорадке,
С взрослением - не сыграешь в прятки
Твой ход, лентами лет нарезан
И к отступлению путь обрезан
Туда, где детства колыбель,
Рождает негу и Апрель
В молчании откровенных нот,
Иль множестве мирских забот,
Ты веришь в то, Чего не знаешь,
И ценишь тех, кого теряешь...
-----
В аннотации сказано: "Что самое ценное в жизни? Её недолговечность". По-видимому, у автора не хватит времени принять аспирин от лихорадки мыслей, привести их в порядок, узнать получше то, во что верит, оценить тех, кого покуда не потерял. Он не успеет подумать, так ли уж нужно ему прошлое с его колыбелью, соской-пустышкой, мокрыми подгузниками и эмбриональными рифмами "нарезан - обрезан". У него не найдётся пары часов, чтобы пересчитать слоги и ударения в строках, выбрать из вороха размеров какой угодно, но единый и расставить по местам запятые, в первую очередь - выбросить лишние, разбивающие фразы на лишённые смысла фрагменты. Жаль. Может, получилось бы что-то хорошее.
Шереверов В.И.
Кто же за всех?
Нервы на взводе,
Кругом заморочки,
Трутся в колоде
Краплёные строчки,
Скачут за точки,
Трындят в пустоту:
Мышка в клубочке,
Клубочек коту,
Кот для собаки,
Собака для волка,
Волк - человеку,
Чтоб сгинуть без толка.
Серый?
Тамбовский??
Товарищ???
Сосед!!!
Волчьей картечью прописан ответ:
Хомику Хома - Лупус
И ест,
Прямо у дома,
В единый присест
Шкурку и мясо,
Кости и мех -
Каждого каждый...
КТО ЖЕ ЗА ВСЕХ?
-----
Здорово. Сдержанно, страстно, гражданственно, глубоко, в чёткой последовательности острых и ясных образов.
А на больной вопрос уже ответили. Две тысячи лет назад. Хилель, мудрец моего народа. "Если не я, то кто? И если не сейчас, то когда?"
Шестаков А.И.
Скучаете?
Скучаете? Напрасно, не скучайте!
Возможно, осень, обронив слезу дождем,
придала скверность настроенью.
Да, в этом не найдете упоенья.
Взгляните мимолетно на Луну.
Она блаженна, невзирая на погоду,
в объятьях звездной красоты.
Ликует, не сгорая... В ее взгляде
увидите и вечность пустоты,
и преданность небесным далям,
и яркую несбыточность мечты -
сменить на небосводе солнца постоянство,
затмить собой сердца,
воспользовавшись близостью к Земле.
И светом искрометного желанья,
и формой приглянувшейся слегка,
зовет в объятья, завлекает, как актриса,
искусно отыграв немую сцену.
Но вот отсутствие тепла
нас не подкупит посодействовать размену.
-----
Нет, мне не бывает скучно. Скукой, скорее, томится автор. Иначе с чего бы ему, взглянув на Луну, высматривать в ней сначала вечность пустоты, преданность далям, несбыточность мечты и прочие химеры лирического воображенья, а потом - и того пуще - порочную даму полусвета? Клеветать на невинную каменюку, приписывая ей безумные планы - сменить постоянство и затмить собой сердца? Предаваться раздумьям, стоит ли разменивать Солнце на Луну? И, наконец, размазывать свои возвышенные мысли и чувства в ленивых витиеватых элегиях?
Шилов В.
Эго
На последнюю сотню от тысячи*
Покупаю дешевое пойло,
Чтобы эго с бунтующей площади
Возвратилось в привычное стойло.
Чтобы сказками быль понапичкали,
Чтобы дети усвоили твердо:
Не игрушка - коробка со спичками,
И отчизна крепка - держимордами.
Замусолено в книжной премудрости
И припудрено по погоде
Эго - преодоление трудности
Перевода себя из народа.
Аннотация: "Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет, Он один лишь бабачит и тычет..." О.Мандельштам
* в оригинале первая строка звучит: "На последний врубель от тычачи", но хотелось в конкурсном тексте избежать не для всех приемлемого выражения "от тычачи", хотя в этом словообразовании заложено несколько слоев смысла. Один из них восходит к строке в аннотации.
-----
У-у, до чего ехидные строки. "Врубель от тычачи", конечно, было бы убийственно - наповал. Но и так достаточно ядовито. И беспросветно. И лирический герой, эго коего, стандартного вида и стандартного уровня подпития, облегчает ему перевод из народа (а чего ещё ждать от эго?), и жуткая действительность бунтующей площади, и мифологическое пространство уютного стойла равно отвратны. Выхода из мерзости нет.
Шишкин Л.Е.
Разочарованное облако
В жаркий день молекулой воды
Воспарю над гладью водоема.
Странен мир и спутники чудны
Для презревшего впервой чертоги дома.
Долог путь к манящим небесам.
Через грозы, снег, туманы, росы
Восхожу, стремясь упрямо сам
К облакам, где цель моя и грезы.
Только лишь в их муторной среде
Нахожу иллюзию напрасной:
Бытность облаком скучнО-однообрАзнаЯ -
Тужу о юности - воде;
О прибоя пенистой волне,
О весенней прелести - капели,
О ручье, журчащем между елей...
А о том, чем не был - так вдвойне.
Срок спустив, бурля через края,
Выказав к тому немало прыти,
С грустью постигаю тщетность бЫтиЯ -
Бледный вихрь кристаллов на орбите.
-----
Были бы непринуждённые, рассудительные, приятные стихи на вечно актуальную тему "берегитесь своих желаний: они могут осуществиться", со знакомым с начальной школы - и неожиданным героем, с милыми обликами воды и красивым росчерком завершительной строки. Если бы не сбои ритма и тона. А ведь почистить размер и стиль - не проблема. Выбросить лишние стопы и лишние слова: в четвёртой строке - просторечное, не от этого текста, "впервой", в одиннадцатой - "скучнО" (повтор "однообразной") и в предпоследней - "с грустью" (тщетность сама по себе печальна), или изменить - "с грустью понял тщетность бытия", к примеру (но "постигаю" лучше). В диковатом и невнятном обороте "срок спустив" слышится что-то уголовное. А просится простой вздох, вроде "шёл к мечте", или "долетел", или "и теперь".
Шумахер Я.С.
Из окуляра лупанара
Из окуляра лупанара Медный всадник,
Чистосердечно небом дорожа, взирал,
На кладезь нот и богомольный жальник,
И вместе с котелком главу приподнимал.
Мял карандашный палец о палице ночей,
Вставал, бродил; бродил и бредил,
И на арену выходил как гладиатор в Колизей,
Над озером повыше сорных труб как лебедь.
И языками липкими садним, он пел,
Пестротными прохожими теснилась мостовая,
И сточные канавы василисками кишели,
И тяжко разрывалась ночь как лошадь ломовая.
Топтал на крыше кот Луну, и реял флагом,
Багульником несметным вертеп дней,
И ворон усыплял окрошку неба взглядом,
Сидя поверх плешей трухлявых пней.
Вот бросилась заря на гильотину,
И отрубила хвост нечаянно себе,
Вот карты разложил он веером павлиньим,
И гусеницей палец в перстне по стене.
Каким прекрасным пасмурным кошмаром
Полон вечер, и панцирь ногтя режет твердь,
Балкон зовет и пламенным корсаром,
Кинжал в груди застрял созвучий средь.
Она простила; хотя прощение паче,
Ему под пыткой злободневной не искать,
Вот в содрогании умирает ночи кляча,
И черный клевер опадает на кровать.
Стремниной дней несясь, рекой глубокой,
Молчит её ракитное чело,
И в длинной сутане покорен богу,
Шагает космонавт навстречу НЛО.
-----
"Из окуляра лупанара" можно выкладывать как самостоятельное одностишие. Звучит красиво и будит фантазию, особенно если учесть, что смотрят не из окуляра, а в него, на изображение, построенное объективом. Хороши ночь как лошадь ломовая, хвост зари на гильотине и чёрный клевер, падающий на кровать.
Но. Сюрреализм, что значит сверхреализм (а Бретон, основатель сюрреализма, писал: "С ещё большим основанием мы могли бы воспользоваться термином супернатурализм") требует безукоризненной техники. Собственно, грозовая бездна энергии, которой насыщены сюрреалистические произведения, возникает меж двумя полюсами - предельно достоверным, натуралистически точным отображением реальности и беспредельно свободной игрой с нею. Чтобы искусно перекраивать мир, нужно владеть искусством кройки и шитья. Пьяно гуляющий размер, слова со сломанными ударениями ("вертЕп", "сИдя", "плЕшей", "пОлон Вечер", "сутАне"), неопрятная смесь рифм и ассонансов превращают поток образов, свободно текущих из подсознания, в сточную канаву.
Эзрас Э.
Зёрна (Диптих)
Ах, знаю, знаю!
Разбросано, растаскано, развеяно...
Посеяно было,
Где очень редко,
Где слишком густо,
А то и пусто.
Ах, знаю!
Потеряно,
и не найти уже
Спелого, свежего,
Сочного,
Смеха молочного.
Лишь
Оставлено
Завещанием:
Жить
Прощением,
Не отчаянием.
***
Ты уйдёшь туда собирать
Утренние свисточки птиц,
Лепеты снов ребёнка,
Бесконечность вздохов забот,
Леденящие стоны войн.
По дороге ты подберёшь
Скрежет зубов ненависти,
Шёпоты прикосновений женщин,
Шепелявость беззубой старости,
Глухоту одиночества...
Ты вернёшься,
Научившись выговаривать слово,
Давно известное Богу.
-----
"Молочный смех" - милый образ, но, особенно в сочетании с зерном, такой смех не может быть спелым. И сочное зерно молочной спелости - несозревшее, и молоко само по себе ассоциируется с детством. Хотя, несомненно, "спелого" хорошо играет в звукоряде.
А вообще - элегантно. Написано опытной рукой мастера версификации, умело использующего сокровищницу языка. Отличный метод: создать стильную ажурную форму из многозначительных, но не связанных друг с другом слов, и они сами прорастут семантическими ассонансами, соткав в пустоте дымку, сквозь которую чудится глубокий смысл.
Эрн Я.
Жизнь
Жизнь дана нам Богом,
И её прожить должны достойно, энергично.
Но когда возникает душевная боль
Люди просят покой.
Они уходят в себя,
Мир теперь для них как тюрьма,
Кажется, что это вечно,
Но как только пройдет черная полоса-
Они просыпаются с улыбкой,
И смотрят на солнце, облака
И дышат глубоко.
Вспоминают с ужасом те дни,
Когда они были одни,
Когда были и друзья неблизкИ,
Хотелось поставить точку в жизни.
-----
Люди просят не покой, а покоя. После "боль" нужна запятая. Перед "смотрят на солнце" достаточно запятой, "и" - лишнее. Пусть эта простодушная проза, расписанная в столбик, будет, по крайней мере, грамотной.
Грандиозная вещь. Когда людям плохо, они страдают. Когда им хорошо, они улыбаются. Воистину! Правда, добрая половина человечества - интроверты, которые уходят в себя из потребности в общении с собой и не видят ничего ужасного в уединении. Ну, может, автор о таких просто не знает. И, главное, не знает, что не знает. Потому и назвал опус так всеобъемлюще: "Жизнь". Вот она, жизнь-то, какая...
Это Н.
Симфония обмана
На мне сыграй
Симфонию обмана -
Так тоненько
По струнам -
Трынь-ля-ля...
От Вога
В дыме сизого тумана
Теряются все стоны
Хрусталя.
Беснуется гостей
Хмельная ругань,
Танцует
В одиночестве их тень,
А мне покинуть
Этот тихий угол
Для оргии рассудка
Просто лень...
Снуют туда-сюда,
Чужие лица,
Пытаются
За руки притянуть.
О, боже,
Замечаю, как лоснится
Моя уже
Облапанная грудь.
Сыграй на мне
Бесстыдно и распутно...
По телу вдруг рассыпется
Капель,
И с неба
Запоют златые трубы,
Заплачет
Так тоскливенько свирель.
-----
Что ж, философия хмельной похоти и ленивого самолюбования - тоже философия личности. К тому же изложена она отличным слогом, смачно и образно. Балалаечное "трынь-ля-ля" (гитара или скрипка обрисовали бы женскую фигуру тактичнее), просторечный вариант слова "рассыплется" и манерное "тоскливенько" царапают слух, но авору виднее, какими красками писать образ лирической героини. И, в конце концов, тема сисек раскрыта. Что ещё надо?
|