Она лежала так уже долго, молча, едва дыша, изо всех последних сил сжимая мою руку, закрывая и вновь открывая веки с густыми короткими щеточками ресниц.
Она лежала, и губы мелко дрожали от досады на все невысказанные слова. Её лицо - лицо призрака просвечивало насквозь, и через эту прозрачную кожу можно было видеть канатики вен, белеющие в сумерках кости и пустые, омерзительные шарики глаз.
Комната с закрытым наглухо единственным окном наполнилась едким запахом ночной июльской жары и смерти, одинаковой в любое время года. На грязный пол падали косые лучи уличных фонарей и тень антенны за стеклом распласталась рогатым монстром. Все вещи вокруг казались живее царящей тишины и этой девушки, лежащей неподвижно на чужих коленях.
- Как тебя зовут? - голос её звучал словно трель свистка в неумелых руках мальчишки, прерывисто и визгливо.
- Женя, - ответила я, повернувшись.
- Который час, Женя? - я подумала, что она уже сошла с ума от боли или, возможно, ей просто хочется что-то сказать, не важно что, только бы нарушить эту могильную тишину.
- Около двух ночи.
Она закрыла глаза и уронила голову, стукнув затылком о пол. Протяжный звук удара наполнил комнату, отражаясь от стен. Мне казалось, она уже ничего не скажет больше, такое прерывистое и гулкое было у нее дыхание. А из глотки, чуть ниже видневшихся под кожей челюстей раздавалось хлюпанье, как будто там, в чавкающей жиже, утопал её голос.
Я сидела и прислушивалась к последним её натужным вздохам, пока мысли не унесли меня из этой душной комнаты в начало, в прохладное шуршание сосновых веток в парке, где я сидела всего час назад. Парк был пуст, в такое время там редко кого можно встретить, только загулявшиеся парочки, но и их сегодня не было. Я сидела одна на покосившемся пеньке. А вокруг только сосны и ветер.
Я уже собиралась домой, когда она подошла ко мне со стороны дороги так, что я не могла рассмотреть лицо, только очертания фигуры. Я не испугалась, потому что девушка была ростом с меня и моей комплекции, а её руки были пусты, я прекрасно видела это.
Она приблизилась и встала напротив меня за пару шагов и как-то вполоборота. И когда заговорила, только в этот момент я поняла, что она едва держится на ногах. Каждое слово давалось ей тяжело, заставляя содрогаться и покачиваться из стороны в сторону, как морское судно в непогоду. Она не была пьяна, нет. Вот что она сказала мне:
- Привет, - крен в право, - мне нужна твоя помощь, - в другую сторону, - Я знаю, ты поможешь мне.
Тут только я очнулась и вскочила на ноги, чтоб поддержать её. Она сделала шаг вперед и облокотилась на мои руки, но усадить себя не позволила, а, постояв немного, начала увлекать меня туда, откуда вышла. Всё это делала она молча, и я тоже молчала.
Мы шли медленно в сторону моего дома, но вела она, потому что я в это время смотрела только ей под ноги и следила, чтобы они не спутались друг с другом. Когда наконец я подняла глаза, мы были уже в обшарпанном подъезде с тусклой лампочкой на пыльном потолке. Она остановилась, убрала мои руки и прислонилась к стене. В сером, покачивающемся свете лампы я смогла рассмотреть её. Не красивая, лет двадцати, полноватая и грубо слепленная. На ней была грязная, оборванная одежда, кое-где вымазанная в крови, одна нога, я заметила это еще по дороге, была обута. Другая - это рассмотрела только сейчас - с переломанной ступней, сплюснутой посередине, а пальцы болтались на ней как бубенчики на праздничной ленте. Она тоже смотрела на свои ноги. По крайней мере голова её была опущена на грудь, но взгляд я поймать не могла.
Я уже подумала, что дальше она идти не в силах и мне придется её тащить, но тут поломанная нога произвела непонятное круговое движение и встала впереди обутой. Фигура оторвалась от стены, с усилием, как от липкой ленты, и повернулась к ступенькам.
- Какой этаж? - спросила я. Она промолчала, но когда я брала её за руку, то увидела два оттопыренных пальца, которые и обозначали ответ.
Дверь квартиры на втором этаже была приоткрыта, внутри стояла темнота. Мы вошли, держась за руки, как давние подружки. Темнота окутала нас и я немного растерялась, когда она отпустила мою руку. Я слышала, как удаляются её шаги, шаркая по полу пальцами-бубенчиками.
- У вас есть телефон? - крикнула я в ту сторону, откуда слышалось её дыхание. - Я вызову скорую!
Мои глаза уже привыкали к темноте, и я стала различать очертания предметов и дверной проем комнаты, в которой исчезла девушка. Когда я вошла, она стояла у окна, то есть не стояла, а скорее висела, опираясь локтями на подоконник.
- Мне не нужна скорая, - сказала она очень тихо, едва различимо и зашлась в булькающем кашле. Свет, падающий через окно, обрамлял вьющиеся волосы желтым сверкающем нимбом, так, что стоя под этими лучами, она уже не казалась мне такой, как в подъезде. Нет, теперь она была хрупкой, изящной красавицей шестнадцати-семнадцати лет, с тонким изломом точеной талии.
Я больше не спрашивала про телефон, хотя здравый смысл роем бабочек трепетал и кружился в моей голове. Я смотрела на неё и ни о чем больше не думала, и бабочки пропали, будто раскрасневшаяся девчонка наконец догнала их и поймала в свой сачок.
- Подойди, - почти пропела она. И, когда я подошла, упала навзничь, оттолкнувшись руками от подоконника. Я едва успела её поймать.
Теперь она лежала. И волосы волной рассыпались по полу. Я держала её холодную липкую от крови руку и старалась не смотреть на лицо. Я не думала, сколько времени придется просидеть вот так, но точно знала, что не уйду, пока девушка жива и пока я нужна ей.
Молчание затянулось, и я стала напевать себе под нос глупую мелодию детской песенки. Она пошевелилась, глаза ожили и уставились на меня так, что к горлу подступила тошнота. Она хотела что-то сказать, но изо рта вырывались только едва различимые хрипы и тело вновь обмякло на моих руках.
Она лежала долго, как долго, сказать не могу, но в моих ногах уже начали бегать маленькие искорки, а ступни отнялись, придавленные нашим с ней общим весом. Горизонт уже начинал светлеть, когда она снова пошевелилась. Я пыталась сопротивляться, но на этот раз силы её хватило на то, чтобы сесть. Изо рта, носа, ушей тут же хлынула желтоватая жижа, пачкая ворот её рубашки или то, что от него осталось. Но минутой позже горло девушки прочистилась и она смогла говорить.
- Женя? Знаешь, Женя, что самое главное в жизни? - она ждала ответа.
- Нет.
- Светофоры, - жижа полилась из неё потоком, неудержимо, отвратительно и я помогла ей снова лечь.
Она умерла с первыми лучами солнца. Я уже сквозь дремоту почувствовала её последний вздох и не открыла глаз. Остывавшее тело продолжало лежать на моих коленях, а я засыпала, всё еще сжимая в своей руке её безжизненную ладонь.
Когда я проснулась, было никак не меньше одиннадцати часов. Спина моя протяжно и на одной ноте ныла при малейшем движении. Чтобы хоть как-то размять её я, что было сил, вытянулась...и чуть не упала. В открытое окно моей комнаты лился горячий солнечный свет, шторы едва колыхались от легкого утреннего ветерка. А я лежала на своей собственной кровати с недоумененным и оторопелым выражением лица.
До вечера я так и не смогла вспомнить, как оказалась дома и сколько-нибудь разделить произошедшее на сон и реальность. И поспешила поскорее выкинуть дурные мысли из головы.
Однако, когда после девяти я как обычно сидела за экраном компьютера, звонок телефона застал меня врасплох, заставив вскочить с кресла и, уронив его, помчаться в коридор. Подруга на том конце провода взахлеб рассказывала что-то про вчерашнюю аварию, про жертву, которую целый день крутят по местным новостям. Я рассеянно выслушала её, так же рассеянно положила трубку и ушла спать.
...Репортаж был сумбурным. Корреспондент что-то тараторила в камеру, произносила слова скорби и лукаво подмигнула, упомянув о том, что их бригада первая прибыла на место происшествия. Несчастный случай произошел накануне в девять часов вечера. Машина на полной скорости, вылетев из-за поворота сбила пешехода, переходившего дорогу на красный свет. Жертвой оказалась молодая девушка, которую, видимо, и должны были погрузить в стоящую рядом труповозку. Крупным планом оператор снял белую медицинскую простыню на носилках и торчащую из-под нее ногу жертвы с раздавленной стопой и пальцами-бубенчиками...