Аннотация: Был мой сон, но и приудманного много - и факт из жизни. Главное - шуршащее, пьянящее и нежное чувство чего-то необычного, тёмного и ночи...
Чётко помню: тусклый свет, блестящий мокрый пол, и монотонный низкий приятный гул, гул от лампы, порождающей свет. Гул был похож на гул поезда, приведшего сюда. Стеклянные витрины, узкие и душные коридорчики меж полок, коридорчики пахнули деревом. И это дерево, и тусклый жёлтый свет, и стёкла цветастые - всё мило, уютно и приятно.
Три спутника - один: близкий и дорогой мне человек, второй: случайно оказался здесь. Хотя ещё ничего не ясно чётко, всё ещё было не известно в тот момент, но всё же - уже было ясно, не до конца, не до конца осознанно. Я долго приходил к выводу, и понял, наверное, уже тогда, когда покинули помещение, когда подошли к выходу. Когда я проснулся, было слишком рано - слишком рано что-либо предпринять. Спустя месяц после пробуждения... Но вот, вспоминаю, чётко, очень-очень чётко и ясно всё всплывает и рисуется.
Выходим из милого и уютного дома, из комнат в подножии его. На улице - ночь, бархатно, шуршаще - гудяще тихо, прохладно, свежо и влажновато-сыро в воздухе. Гудит-то фонарь уличный, свет тусклый и по-прежнему жёлтый, а шуршит - синева. Дом - не высокий, не низкий, с крыши упасть всё равно больно, костей не соберёшь, но и лететь будешь не долго, черепица неба не скребёт. Окошки узкие, одинаковые, на всех пяти этажах - и у каждого окошка свой владелец, тряпочкой цветной окно завесит - вот и дом пёстрый. Фонарь, несчастный, одинокий, плюётся смолою света. Дорожка манит в глубь, колею видно ещё немного, но далее чёрная стена - тьма непроходимая. Там, дальше, наверное, уже зима (хотя здесь - весна или что-то вроде того), пургой заметает следы одинокого путника, стучащегося в единственную дверь.
Дорожка нам не нужна, тьма - тоже без надобности, мы выходим на широкую улицу. На всех фонарях молчащих, на каждой палке - по жёлтому стягу. Жёлтые флаги порхают беззвучно в темноте, освещаемые лишь собственным фосфорическим блеском. Жёлтые флаги как цветы украшают город, они - повсюду.
Улица прямая, одним концом - в шоссе, другим - в глубь микрорайона. С правого и левого берега - фонари, молчат, освещают улицу лишь стягами жёлтыми. В глубине - нелепый забор железный и бетонный, колючий своей проволокой, урны мусорки и баки её же. Дальше - глазом стеклянным моргает киоск нечёткий вдали. Торгуют там ночью, а так же: флажками, фонарями, этим сырым приятным воздухом, этой бархатной темнотою, этой луною, этими цветными снами, всякими безделушками; всем, что пожелаешь!
Идём к шоссе, шоссе - ещё больше похоже на реку. Да тут уже целый поток машин несётся, шурша волнами-колёсами. Нам - на другую сторону, там - убогий кварталец, такой же, как и тот, из которого мы вышли. Там меньше жёлтых флагов, но всё равно - вот они! - висят вдоль шоссе. Переходим дорогу словно реку вброд. Машины - как призраки, как просто свет, несутся, лёгкие, проходят сквозь нас и не задевают, не скрипят тормоза, не шумят моторы, не ощетинились грозно бамперами. Никого нет, ни за рулём, ни в окнах - окна молчат, окна как амбразуры. На улицах тоже пусто, только мы и с нами наедине - вечные жёлтые флаги.
Вдали - торчит высотка, небо точит, ещё строится, скоро её закончат, по 3 этажа в час, а то и быстрее возводят её. Страшная, повисла она над городом, упасть с неё - долго лететь будешь, скребёт она небо - не черепицей, голым бетоном скребёт. Над её остовом, скелетом ужасным, серым, клетчатым - клубятся тучки, на плечи её ложиться нежно туман и шарфиком лиловым душит 27 этаж. Всё видно в лунном свете, ещё пара дней работы - и луна скроется за новыми этажами. Тень башни ложится на весь город, ночью - тень ещё длиннее и всеобъемлюще давит.
Переходим медленно и неспешно дорогу. Она - длинная, связывает несколько пунктов, видим лишь асфальт, но ещё ведь и трубы, и разметка, и провода, и светофоры, и фонари - всё едино. Далее - видно - кончается город, далее - бесконечная природа, единое, кишащее, ползуче зелёное царство. Вот она, природа - дремлет в темноте, её не видно отсюда, но здесь, среди бетона, кирпичей, асфальта и стекла заметно дыхание, присутствие биомассы вдали. Если ехать по дороге дальше, над тобой сомкнётся лес беззвучно, будет мост железный, ржавый, как и отблески рассвета (хотя рассвет ещё не скоро) - дорога на восток, по ней прикатит солнце. А пока - ночь покрыла всё, и не стоит её забывать.
И вот, дорога перейдена, мы - в глубине райончика. Стоим на аллее из тенистых деревьев. Мало фонарей, много флагов. Смена состава - мы вместе - случайный уходит - прощаемся - страшновато. Здесь - предчувствие другого города, ясно и чётко рисующегося здесь, в этом дворике. У того города - море, здесь - рукава реки закатали в трубу. Там - красивые дома, здесь - серые и одинаковые, и вот осталось лишь одно - предчувствие, перед чувством.
Вдруг из темноты - словно страшное привидение - человек. Один - одинок, без средств, брошен он на мостовую, больной, и вот - побирается. Сначала страх - потом жалость. Казалось: он свободен, ничто его не держит, он может пойти, куда пожелает. Но на самом деле: жёстко привязан (к улицам города, к прохожим тонкими ниточками подачек). Странник был хром, единственный друг его - собака, была рядом, напугала нас, высунувшись мордой голодной из темноты. Дядечка почти полз, шаркал и хромал, собака его еле перебирала лапы. Они были похожи, пёс на хозяина, хозяин на пса: шкура в лохмотья истерзанная, вся в репьях и грязный-грязный поношенный костюм были звеньями одной цепи.
Нищий, больной и жалкий, заговорил с нами. Говорит, что о себе позаботился - приветливо помахал кульком с картофелем, а собаке - его друг - есть нечего. Посмотрел на тебя - ты на меня. Твои искрокаштановые (гляжу вглубь) - само удивление. Что видишь ты - от меня скрыто. Знаю, брови подняты. Вообще-то темно: ночь.
Дали дядечке бумажку. Он счастлив: накормит собаку. Кличет нас. Чего же желает - А с этим у нас всё в порядке. Этого добра у нас навалом!
Говорит, что мы хорошие...
Теперь - мы идём по аллее. Всё, что было - будет позже. Тогда ещё ничего не было ясно. Флаги жёлтые - по-прежнему всюду. Аллея нежно пускает нас под свод деревьев и глубже и глубже ведёт во тьму. Сверху монетка луны, то твой, то мой лик, кто решка, кто орёл. Город нам мил, мы уже не замечаем его недостатков.
Спустя время - всё повториться заново, почти так. Перепорхнёт календарь, искривиться время суток.