Любая часть должна иметь начало или конец, но, как правило, причём начало и конец, как правило, связаны, чем-то общим и незаметным, тонкой нитью прошиты. Речь идёт не о начале какого-либо произведения литературного, являющего частью памяти, извлечённой по кусочкам из головного мозга и вычищенной. Речь идёт о начале некоего изолированного места, будь то уединённое укромное местечко или гигантская необозримая плоскость.
В этом осколке, в жалкой части чего-то более общего и крупного, состоящего из множества частей, где-то разрозненных, где-то единых, можно насчитать три входа: один малый и два больших. Каждый из них немноголюден, люди в этой пустынной аридной местности вообще редкость. Тавтология, бесспорно - но тавтология уместная, приведена здесь, дабы подчеркнуть особенность этой местности.
Первый вход, крупный, у скопища железобетонных конструкций. Железобетон старый, желтоватый, местами сыпется, местами порос зелёной плесенью - которой мудрые ящерки, подруги солнца, пользуются, прячась от злобных орлов, готовых их пожрать. Да, насилию - не место здесь! И те, кто любит огненные марши, форму и прочую военную чепуху зря рассчитывали здесь, в пустыне, в безлюдьи, найти себе укрытие, ибо сама природа противится им. И вот, оплавленные и разломленные машины не блестят на солнце, а тупо пылятся, присыпанные песком, стёкла в убогих временных постройках разбиты, ветер давно унёс маскировочные сети. А ещё ящики валяются полусгнившие, иссохшие, напичканные смертоносной отравой.
На холмиках вокруг - кактусы, пускай они сгниют, и погнутые антенны - да проржавеют они и превратятся в прах, ни что не должно мешать размножению песка! А в расщелинах блестят красные глаза врагов - хищников, ещё ближе - широкополые шляпы тех, кто не враги, а друзья. Морщинисты их лица (в отсутствии воды), и скоро они, явно, умрут (без воды-то!).
А вот другой вход - малый, что ведёт через прохладную пещеру, приятнее. При входе - камни, ярко светит солнце, высоко над обрывом, обрыв близко, спуск крутой, а солнце светит, туманит глаза, и здесь легко сорваться вниз. И лежать потом там, внизу, с переломанными ногами, умирать от жажды, чувствовать, как боль уходит из ног - вместе с съевшей их гиеной. А вокруг - соляные столбы, весёлые и причудливые арки природные из красного слоистого камня. В пещерке, ведущей дальше, не возможен долгий ночлег, помешают нетопыри, крысы и прочая ползучая, летающая и шипящая гадость. Живность не случайно любит это место - здесь хотя бы прохладно! Широк вход, почти пять метров, но вот в середине сквозной пещеры очень узко, она дробится на множество ходов, и некоторые из них ведут не к заветной цели, но куда-то в глубь, в глубину скал, где верная гибель ждет незадачливого спелеолога. Зато остальные пути, соединяясь в единую песчаную кишку, почти отвесно подымаясь кверху, выведут на удивительное плато.
Круглое песчаное плато окружено цепью красноватых скал и 24 часа в сутки подёрнуто синеватой дымкой. Вечером, когда воздух наполняется благодатной влагой, дымка зловеще сгущается, приобретая красноватый оттенок, песок тоже наполняется красноватым светом - здесь достаточно приятно ехать (идти или даже ползти по песку на животе, главное не расцарапать живот о гальку) в клетчатой рубахе (серо-розовой, клетчатой), и даже клыки не так резко растут. Приятное место, нечего сказать. Пересечено кроваво-красное плато протоптанными тропинками, как тайными знаками, подобно тому, как пересечён парк Камикадзе Малого Места. Крыши бетонной заброшенной гадости (первый вход) кое-где слева проглядывают через горлышко стен (красноватых скал). Достаточно приятное место, особенно когда прохладно, но вот когда жара...
Особенно тяжело немногочисленным работникам небольшой непонятной постройки, возможно, метеорологической станции, расположенной на северо-востоке "ямы". И в это маленькое, тоже бетонное, уродливое здание с широкими невысокими окнами, рвется поганое пустынное солнце. Здание сопровождается двориком, в котором, в ангаре, стоят разломанные старые автомобили и несколько "годных", включая пикап и мотоцикл. С утра, внутри бетонного домика, заполненного разнообразной аппаратурой весьма неплохо, особенно если ты пьешь горький кофе, а твой напарник (непременно в клетчатой розово-серой рубахе) возится на крыше с антенной. А потом он спускается, обдает тебя запахом паяльной канифоли... То хочется его убить, то чувствуешь дружбу, прямо-таки любовь, к этому человеку, хочется обнять его, пожать крепко руку.
Он удивляется тому, что ЕГО КОФЕ, его прелесть, выпит, а, может, ещё и виду разломанного и неисправного оборудования. Рассудок его сразу помрачается; происходят необратимые изменения химии мозга. Его лицо, похожее на коленку, резко меняется, голова наклоняется по правилу Буравчика влево, глаза округляются, короткие усы щёточкой виснут как повешенный. Нижняя круглая губа опускается вниз. С весёлым треском челюсть подобно тому, как небрежно кидают ломтик селёдки на кусочек ржаного хлеба, дабы перекусить на скорую руку, отвисает. И что видят его глаза, глаза, уставшие от однообразной пустыни? А видят они, естественно, не пересечённую караванами пустыню, а загадочную страну розового и серого. Страну, где розовые реки впадают в серые моря, а серые моря, изрезанные косами розовой земли, впадают в розовый безбрежный океан, кое-где покрытый серыми островками. А на пляже - розовые камушки и серые морские звёзды! Вслед за пляжем - лесок, там зайчики, летом розовые, зимой серые, прыгают по лесу из серовато-розовых елей.
Очнувшись вдруг, он бежит громить кактусы, крича: "чёрт! чёрт!". Потом, успокоившись, вернётся на станцию, починит всё оборудование и извиниться. Но тут приедет зелёный пикап, и из него выйдет парень в зелёной рубахе и с зелёной пластиковой папочкой. Выпьет КОФЕ, побеседует, снимет показания, запишет что-то в блокнот, а что-то карандашом отметит прямо в бумажках папочки.
Потом зелёнорубашечник поедет дальше по пустынному кратеру, по дорогам, образующим тайные знаки, и направится к заброшенной и грязной деревне. Солнце нагло улыбается над ней, ибо время сбора кактусов скоро наступит. И да выйдут изгнанные из города из своих хижин! А пока они сидят в многоэтажных, но глинобитных лачугах с плоскими крышами, настолько плоскими, что можно спокойно залезть на крышу и сидеть там, пить чаёк, горячий, но не сладкий.
Деревня любопытное вытянутое животное - коренное населения нет, а жить там будут студенты или ещё кто-то кому нужно дешёвое жильё, дорога рядом, и город близко, и только горная стена кратера охраняет деревню от города - облика его серого и шума гадкого и жителей розовых. Вытянулась линей деревенька, дома в шахматном порядке, и все соединены повалами общими, там так уютно, хоть и сыровато. Те, кто ушли из города, спрятались там и проводят исследовательскую работу, собираются бежать отсюда, снова в серо-розовый город. Но пыль песчаная после бури затопит котловину, тайные знаки сотрутся, и не будет пути назад! Однако добрые переселенцы не унывают: им хорошо и здесь, в привычной компании своей. И вот спустились они в прохладный подвал, ждут окончания непогодицы, и в то же время, стремятся остаться здесь подольше - им так приятно их же общество! Приятен и скрежёт червей, точащих землю, ток подземных вод, красные ромбики.
Но время истекло. Зелёнорубашечник с помощью зелёного пикапа отвезёт зелёную папочку в серый город, дабы представить её розовым жителям и красным ромбикам. И вот идёт он по улице Казимира Малевича, чёрной-чёрной улице, идёт мимо стадиона, по променаду, засаженному с двух сторон прохладными деревцами и листьями травы имени Уитмена, созерцая заборчик, пыльную дорогу, косые кеды свои бело-синие, непременно "Адидас", идёт мимо коттеджей и спутниковых тарелок. И вот находит он далее пересечения пяти улиц стеклянный дом, огороженный деревцами и неизменными листьями травы. Стеклянный куб на бетоном основании прочном, стекло в металлической оправе блестит, а этажей не много, но холлы просторные, стоят современные компьютеры чёрные, и все, скрючившись, работают. Все белых рубашках, работают, скрючившись - но довольны лица их. Продемонстрирует свою работу герой наш, запустит программу, запишет данные себе на flash...
Но произойдёт сепарация: половинка героя, наглядевшись через стекло в метало -бетонной оправе на лазурное небо, одна половинка души его оденет синюю рубашку и сменит кеды на туфли гламурненькие - разгламурненькие, и укатит в роскошном автобусе "Мерседес" по сияющему автобану к сияющему мегаполису поднебесному.
А вторая половинка останется здесь, погуляет по пыльным улочкам городка. Придёт домой, сменит кеды на тапочки (не белые), а зелёную рубашку на халат мягкий. Посидев за компьютером выключенным и выспавшись, сменит тапочки на кеды, а халат на рубашку. Вернется на станцию в котловане, переночует в деревне котлованской. А, глядя с крыши глинобитного небоскрёба на рассвет в котловане, свихнётся, узнает, что на некоторой придорожной станции у кого-то проблемы, спустится прыжком по зеленой лестнице.
Сойдёт с дороги торной, автостопом на раздолбае-автомобиле уедет в неизвестном направлении. И никто его не вспомнит. Кроме червей.