Младшая внучка вейлы, Фредегонда, гораздо больше интересовалась своим волшебным наследием, чем ее сестра. Когда мать, Вультрагота, показывала своим дочерям магическое искусство, тайно от своего супруга, Фредегонда будто сама становилась завороженной, предвкушая, как сама полностью овладеет магией. Ей нравилось представлять себя в будущем - прекрасной чародейкой, пленяющей и повелевающей, той, кому люди повинуются с радостью. Хотя еще не задумывалась, для чего ей это нужно. Ей нравилось чувствовать, как в ее руках переплетаются нити мироздания, как ее чары ткут из них новые великолепные узоры. Когда сестры, оставшись одни, тайком призывали к себе птиц или приручали магией свирепого отцовского жеребца, - замыслы почти всегда предлагала Фредегонда. Брунгильда была осторожнее, она сперва думала, не будет ли никому вреда от их начинаний. Фредегонду же, если она чем увлекалась, было уже не остановить.
Госпожа Вультрагота, супруга виконта, а затем - графа Эрмингола, охотно обучала дочерей. Ей совсем не хотелось, чтобы они, не зная своей силы, оказались беззащитны перед миром, как некогда она сама. Впрочем, и в ней оставалось еще довольно от дерзкой, взбалмошной "Чаровницы Чертополох", чтобы находить удовольствие в занятиях магией вместе с дочерьми.
Те вместе с даром унаследовали от матери также красоту, свойственную вейлам. Особенно хороша была рано развившаяся Фредегонда, к четырнадцати годам выглядевшая почти взрослой девушкой. От прародительниц-вейл им передалось изящество и легкость движений, удивительная стройность и соразмерность фигуры, сочетающая внешнюю хрупкость и поразительную женственность, - а это-то и есть самое сильное сочетание. Не иначе как древняя чародейская кровь подарила ей и нежный овал лица, и белую, как лепестки лилий, кожу, и маленькие руки с чуткими длинными пальцами. Однако от отца Фредегонда унаследовала темно-каштановые волосы и темные глаза, которые вспыхивали как горящие угли, когда девушка была воодушевлена или рассержена. Рядом со своей старшей сестрой она выглядела столь же изящной, но более яркой. Брунгильда же обликом и нравом больше напоминала мать.
Часто бывая со своей семьей при дворе герцога Шварцвальского, Фредегонда замечала устремленные на нее красноречивые взоры знатных юношей - и своих сверстников, и более старших. А, проезжая на своей резвой кобылице по городу или танцуя на празднике, расцветающая дева все чаще слышала за своей спиной тихие вздохи и шепот: "Ах, какая красота!" И, надо признать, внучке вейлы лестно было это замечать. Брунгильда - та ни от кого не ждала любовных признаний, кроме своего жениха-велета. А ее младшая сестра рассуждала иначе.
Взрослеющей Фредегонде любопытно было наблюдать, как ее врожденное очарование действует на мужской пол. Но она была достаточно осторожна, чтобы никому не подавать ложных надежд. Прежде всего, потому что сама еще ни в кого не влюблялась. Кроме того, хотя родители никогда не говорили при них о своих отношениях, Фредегонде дано было чувствовать скрытое. Ее отец, резкий и вспыльчивый, порой жестокий, не был тем, с кем может быть счастлива ее мать... Но был ли вообще мужчина, достойный коснуться ее матери, прекрасной как лебедь, как лилия среди полевых цветов?..
***
Когда Фредегонде исполнилось четырнадцать лет, в 814 году от рождения Карломана Великого по общепринятому летоисчислению, она оказалась втянута в водоворот больных и бурных событий. В этом водовороте ей предстояло стать свидетельницей, а затем и деятельной участницей, в свою очередь втягивая все новых людей...
Началось с того, что герцог Гримоальд Медведь, постаревший, но все еще крепко державший бразды правления, просватал одну из своих внучек за арвернского принца Хильперика, двоюродного брата ныне правящего короля, Хильдеберта Воинственного. Сопровождать невесту были назначены много рыцарей и знатных дам. В том числе в свиту высокородной Бертрады включили и младшую дочь графа Эрмингола - Фредегонду.
Это была большая честь, и никакие родители не могли бы возразить против такого назначения. Да и зачем им возражать? Уж кто-кто, а Фредегонда и манерами, и красотой вполне достойна была появиться при самом знаменитом из королевских дворов. Да и самой девушке хотелось поглядеть большой мир, чужую столицу, о которой она столько слышала. Ее влекло, как бабочку на огонь. Кроме того, она ведь знала, что и ее предки родом из Арвернии...
Последние напутствия родителей, чуть дрожащие на ее плечах ладони матери, сестра машет ей рукой на прощание, - и вот уже кони тронулись рысью, нарядный возок покатил мимо черных елей Шварцвальда...
***
Путешествие девушке понравилось. Если не считать того, что в первый же день старшая статс-дама, госпожа Гедвига, приставленная надзирать за фрейлинами, велела Фредегонде надеть скромное серое платье без лишних украшений, а волосы заплести в две косы. И впредь, до самой свадьбы принцессы, велено было одеваться и держать себя скромно. Услышав такой приказ, девушка задрожала от злости. Ей захотелось бросить живую мышь за шиворот госпоже Гедвиге. Но она сдержалась и, как никто не ожидал, церемонно поклонилась воспитательнице, и тут же ушла переодеваться. Изумленная таким внезапным повиновением, статс-дама покачала головой ей вслед и прошептала:
- У этой девчонки самообладание королевы и норов дикой кошки!
А Фредегонда так быстро успокоилась, потому что поняла: от нее потому и требуют носить это серое убожество, что она хороша, и легко затмит и саму принцессу Бертраду, хотя та на пять лет старше нее, и любую из фрейлин! И все вокруг сознают, что она краше, а своими принуждениями унижают лишь самих себя! Ну что ж, она примет их игру и будет тихой, послушной девочкой. А там - жизнь покажет!
И она чутко ловила слухи, какими обменивались ее спутники: что в Арвернии ныне правят потомки Хлодоберта Жестокого, что некогда уморил в тюрьме своего племянника, Потерянного Принца. Нынешний король, Хильдеберт IV, и его двоюродный брат, принц Хильперик, были его внуками. Говорили, что молодой король Хильдеберт слишком любит войну, а, если и не осаждает ничей замок, то занимается обучением своих войск, охотой, либо рыцарскими турнирами; страной же в это время правит его мать, вдовствующая королева Бересвинда Адуатукийская, в народе прозванная Паучихой. И о том, что, хотя король Хильдеберт уже два года как женился на нибелунгской принцессе Кримхильде, но у них нет детей, и наследником престола покуда остается принц Хильперик, к которому ехала высокородная Бертрада. Это открывало широкие возможности, и подруги, смеясь, нашептывали ей в уши пожелания, от которых внучка герцога Шварцвальдского краснела и отводила взор.
Путь выдался немалый. Со шварцвальдской горной гряды они спустились в Арвернию, где широко расстилались поля и зеленели веселые рощи. Проезжали мимо каменных замков и поселений, где жители обитали в круглых домах под соломенными крышами, как в древности.
И вот, наконец - столица Арвернии, Дурокортер, бывший холм вейл! Знавшая историю своих предков, Фредегонда с некоторым удивлением взирала на огромный королевский замок, на шпиле главной башни которого развевалось большое знамя. Вокруг замка, внутри защитного рва и кольца стен, был устроен роскошный сад, а по ту сторону по склонам холмов темнел лес. Перед ней лежала настоящая столица королей. Но осталось ли здесь хоть что-то от древнего волшебства?
Тогда Фредегонда не нашла ответа...
Затем была торжественная встреча и прием, столь богатый и пышный, что гости как будто немного растерялись среди окружавшего их великолепия, в обществе придворных рыцарей и дам. Вместе со всей свитой принцессы, Фредегонда была представлена королю, его матери и жене. При этом она говорила и держалась, как подобало скромной девушке и как-то отстраненно наблюдала вокруг, не пытаясь составить мнения о тех, кто ее окружал. Обилие впечатлений, блеск королевского двора, множество чужих людей, на время сбили с толку внучку вейлы. Чтобы понять этот новый мир, надо было сперва лучше узнать его обитателей. И вскоре случай пошел ей навстречу.
***
Через несколько дней после приезда, Фредегонда сопровождала Бертраду и ее жениха в прогулке по роще, что лежала у стен замка. Молодые, к счастью, вроде бы, неплохо поладили, и сейчас принц Хильперик был рад показать своей суженой королевские сады. Был первый месяц лета, брахманот (Июнь, "переломник", делящий год надвое), и солнце еще не палило, а щедро и ласково дарило тепло, наполняя своей жизненной силой все, что двигалось, росло, цвело. В такой день всем хотелось быть на свежем воздухе, и каждый развлекался, как было привычно. Король Хильдеберт с утра уехал со своими воинами на охоту, а люди более миролюбивые предпочитали прогулки, игры на свежем воздухе.
Жених с невестой, весело беседуя, ушли вперед, а Фредегонда остановилась: близ кустов бузины она заслушалась пением соловья. Дочери Вультраготы унаследовали дар понимать птиц. Но певчие птицы чаще всего пересвистываются все сразу, мешают друг другу, и разобраться в разноголосице пернатых - все равно что в шуме большой толпы людей. Здесь же соловей пел легко, свободно, точно бисер по мягкому бархату рассыпал, и отдаленные трели дроздов и зарянок не могли перебить его. Слушая маленького певца, Фредегонда понять не могла, как такой дар помещается в крошечной серой птичке. И она слушала не просто птичью трель - песню, историю, внятную только ей, в коей текла кровь вейл.
"Принц рода людского и лесная дева, сестра птиц, нашли друг друга под тенистой сенью леса, и сердца их заново родились друг для друга. Луна светила им, и цветы радовали их, и дикая малина услащала им губы. И мы, крылатые певцы, им одним дарили свои песни. Они были счастливее королей и сильнее немилостивых подземных богов, потому что любовь сильнее смерти. И, когда пришел их час, они вместе вознеслись к кронам Дерева Жизни, чтобы не разлучаться вовек".
"Это же наша история! О Потерянном Принце и вейле Морганетте! - беззвучно ахнула девушка, не шевелясь, чтобы не спугнуть соловья. - Но как она отличается от той, что мне рассказывала матушка... Нет ничего о том, что лесная дева сперва хотела погубить принца, и лишь потом влюбилась сама. Птицы не знают, что такое месть. И они вовсе не погибли вместе в один час, родители моей матери... И все же хочется слушать эти наивные соловьиные песни..."
Размышляя так, Фредегонда прошла дальше вглубь сада. По ту сторону узкого ручья цвели кусты жасмина, его тонкое благоухание наполняло воздух. Девушка хотела дотянуться до склонившихся над водой кустов. Но ее внимание привлекла стремительная тень, на миг отразившаяся в воде. Она подняла голову и увидела: на небольшой высоте, и совсем близко, сокол преследовал ласточку.
"Глядит белогрудая в ясную ввысь
И сердце ее замирает,
А сокол грозою в небе царит
И тучи крылом рассекает!"
Тол Мириам "Сокол и Ласточка
Маленькая птичка, черная с белой грудкой, мчалась быстро, но ей не под силу было обогнать стремительного сокола. Вот он уже взмыл выше, собираясь ударить сверху, как в обычае у его породы. Он уже выпустил когти, и ласточка в последний миг едва успела увернуться, однако коготь хищника на излете задел ей крыло. А сокол тут же метнулся за ней...
- Спаси! - пискнула ласточка и доверчиво бросилась к Фредегонде, невесомым комочком перьев упала ей на подставленную ладонь.
Девушка поняла, что птица узнала в ней наследницу вейл, раз ищет у нее защиты. И такое зло взяло на сокола, пикирующего на них сверху, что она, не задумываясь, пожелала, чтобы в воздухе воздвиглась невидимая преграда. Ей показалось, что она и не колдовала - просто пожелала. Все произошло быстрее мгновения ока.
Сокол с размаху будто налетел на каменную стену. Он замер в полете, его косые крылья сломались, и он стал падать вниз, так же быстро, но уже безвольно, как камень. Рухнул в траву в нескольких шагах от Фредегонды, забился в агонии, и вдруг утих. Его яростные золотые глаза затянуло белой пленкой.
Девушка отвернулась от погибшего сокола, чувствуя сожаление. Она спасла одну птицу. Но невольно погубила другую. Ну почему нельзя только помогать, никому не причиняя вреда?!
Внимательно осмотрев ласточку, внучка вейлы увидела, что у той повреждено крыло. К тому же, она вся дрожала от страха и боли.
- Ах ты, бедняжка: он тебя ранил, - мягким, успокаивающим голосом проговорила Фредегонда. - Ну ничего: я тебя быстренько вылечу! Ты не должна ничего бояться, маленькая сестрица!
Она вплела в свои интонации успокаивающие чары, зная, что ласточка ее поймет. И точно: та доверчиво прижималась к груди своей спасительницы, и девушка чувствовала, как бьется под белой грудкой ее крошечное сердечко. Она осторожно прикрыла птичку полой плаща.
Но, едва Фредегонда сделала несколько шагов, как послышался конский топот. Из леса спешил всадник в богатой, но запыленной охотничьей одежде. Разглядев в траве погибшего сокола, он остановился, соскочил наземь и бережно поднял птицу. Фредегонда, к своему удивлению, узнала в нем короля Хильдеберта. До этого она видела его лишь раз, сразу по приезду, и он показался ей не слишком приветливым, лицо его тогда имело угрюмое выражение. Сейчас же, когда он держал погибшего сокола, был сильно опечален, и это почему-то сделало его в глазах Фредегонды человечнее. По крайней мере, можно было сейчас разглядеть, что королю всего двадцать четыре года, и что он хоть кого-то любит.
Не замечая девушку, Хильдеберт проговорил вслух, ласково касаясь гладких аспидно-черных перьев на голове и спине сокола:
- Как же ты мог проловиться, мой Вихрь? Сколько птиц ты взял, падая на них с неба! С тех пор, как я взял тебя слётком из гнезда, ни одна добыча не уходила из твоих когтей! Как жаль, что тебя ждала такая судьба!
У Фредегонды ноги чуть не примерзли к земле. Как это она не подумала, что сокол имеет хозяина, дикий не прилетел бы так близко к людям! А хозяин его - сам король! Вряд ли он простит ей гибель своей птицы.
И все же она рада была, что спасла ласточку. Если очень постараться, король выслушает и поймет ее.
И девушка подошла к опечаленному королю и поклонилась.
- Государь! - проговорила она, показывая ласточку, уцепившуюся крошечными коготками за ворот ее плаща. - Эта малышка бросилась прямо ко мне, ища спасения. А твой сокол мчался слишком быстро, он не успел повернуть или остановиться. Мне очень жаль, что он погиб!
Она вложила в свои слова столько чувства, что могла убедить и самого черствого человека. Хильдеберт, кроме того, был поражен необыкновенной красотой девушки, совсем юной, и все-таки уже расцветшей. Он заметил ее еще на церемонии представления, хотя она была очень скромно одета и причесана, она просто не могла затеряться в толпе. Сейчас он видел ее ближе, и ему захотелось узнать, кто она и откуда родом.
- Как тебя зовут, спасительница ласточки? - поинтересовался король, поглядев на птицу, прижимавшуюся к груди девушки. - Я видел тебя в свите высокородной Бертрады Шварцвальдской, однако не припоминаю имени...
- Государь, я Фредегонда, вторая дочь графа Эрмингола. Моя мать - названая дочь герцога Шварцвальдского, - представилась девушка.
"И твое величество подпрыгнуло бы до потолка самого большого зала, если бы узнало, что мой род имеет гораздо больше прав на Дурокортер, чем твой!" - язвительно подумала она. Но ни взором, ни жестом не выдала своих подспудных мыслей, непринужденно демонстрируя лишь внимание к собеседнику.
Хильдеберт же невольно залюбовался девушкой, хоть и глядел искоса, чтобы не смутить ее. Ни у одной из самых прославленных красавиц он не встречал таких прекрасных волос, таких ярких глаз, такой белизны кожи, такой женственности в каждом движении, да еще в столь юные годы. Кроме того, он успел заметить в своей нежданной собеседнице острый ум и сильный характер. "С моей Кримхильдой так не побеседуешь", - вздохнул про себя король, вспомнив о супруге.
- Благородная Фредегонда, я надеюсь, ты посетишь рыцарский турнир, который я устраиваю на следующей седьмице? Не удивлюсь, если многие рыцари, восхитясь тобой, пожелают провозгласить тебя королевой любви и красоты!
В сердце Фредегонды эти слова пробудили гордость, она ощутила себя победительницей, готова была воспарить как на крыльях. Однако внешне продолжала роль тихой, скромной девочки.
- Ты слишком добр ко мне, государь! При дворе, конечно же, множество дам гораздо красивее меня и лучше известных в свете. Мне всего четырнадцать лет, и я несмышленое дитя в сравнении с ними.
Король удивленно приподнял брови: он думал, что девушка старше. Скрыв недоумение, проговорил редким для него шутливым тоном:
- Думаю, на свете найдутся храбрые рыцари, что разглядят твою красоту, очаровательное дитя! Но тебе, может быть, наскучила беседа со мной? Ведь мне уже двадцать четыре, и я, наверное, кажусь тебе стариком?
Нет, этого Фредегонда не могла сказать, хотя у себя во дворце, в королевских регалиях, он в самом деле казался на много лет старше. Но сейчас, на свежем воздухе, заинтересованный беседой ("и моей красотой!" - торжествовала Фредегонда), король Арвернский сделался человечнее, доступнее, проще. Словно откинул невидимое забрало, и открылось, что под ним находится лицо живого человека, даже довольно привлекательное.
- В тебе я вижу героического государя, о чьих подвигах говорит весь свет, - проникновенно отвечала Фредегонда.
По лицу Хильдеберта прошла какая-то тень, на миг оно омрачилось скорбью, но тут же слегка улыбнулся.
- Сегодня необычный день: я лишился моего лучшего сокола, зато встретил прекрасную деву!.. Но я слышу, возвращается мой двоюродный брат со своей невестой. Пойдем им навстречу!
И точно: из глубины рощи послышались голоса Хильперика и Бертрады, и сами они показались на тропинке, весело беседуя и смеясь. Они показывали друг другу каждое встречное растение, называли, как оно именуется в Шварцвальде, и как - здесь.
- Нет, моя радость, это не шиповник, это дикая роза! - воскликнул принц Хильперик, показывая невесте зацветающий розовый куст.
Бертрада, как завороженная, любовалась розами, что были крупнее и ароматнее дикого шиповника.
- Очень красивые розы! - проговорила она.
Ее жених усмехнулся.
- "Роза" у нас произносится не так. Попробуй, скажи еще, и не раскатывай так "р".
- Р-р-роза, - выговаривала Бертрада, словно хотела зарычать, и оба расхохотались так, что схватились за деревья, чтобы устоять на ногах.
Так их и застали, выйдя навстречу, Хильдеберт с Фредегондой. Внучка вейлы при этом внимательным взором сравнивала короля с его двоюродным братом. Хотя они были одногодками, но Хильдеберт, с его выправкой и привычно суровым видом, выглядел гораздо старше. В беседе с Фредегондой он немного оттаял, но, выйдя к людям, снова будто надел броню.
При виде короля, принц Хильперик приветливо улыбнулся.
- Здравствуй, государь-брат! Я вижу, и ты сегодня в сопровождении дамы?
Пропустив его замечание мимо ушей, Хильдеберт улыбнулся брату.
- А я вижу, у тебя с невестой дела идут на лад? Ну хорошо! Матушка будет рада, - трудно было понять, какой смысл кроется в последних словах.
В это время из замка выехал отряд, что должен был сопроводить монарха на охоту. Разыскав его, тут же собрались вокруг, интересовались, что случилось, беседовали между собой. Король скупо сообщил о гибели сокола и велел одному из слуг похоронить птицу.
Все вместе направились к замку, ибо монарх после потери питомца, решил отложить охоту. О Фредегонде же все позабыли, и она поотстала и задержалась в роще, ибо вновь услышала соловья. Теперь он снова пел, и к тому же, девушка смогла его разглядеть. Пернатый певец сидел на ветке бузины, нисколько не боясь присутствия Фредегонды, и она видела, как горло птички дрожит от льющихся непредставимо мощным потоком звуков песни.
Прислушавшись, она удивилась: соловей пел о соколе, оплакивая его внезапную гибель.
"Когда уходит доблестный воин, о нем сожалеют и те, кого он при жизни заставлял трепетать. Но твоя смерть, витязь небесных просторов, была даром судьбы! Ведь боги рано призывают к себе лучших, и счастлив тот, кто гибнет неожиданно, в полной силе, на пике своих стремлений. Лети же с честью к вершинам Древа Жизни, потомок смелой водительницы свободного народа! Имеется в виду соколица Аэрин из дилогии "Хроники Таморианы", указавшая Сварту и его племени путь в Сварожьи Земли. Птицы порой понимают главную суть древних легенд лучше людей."
Дослушав до конца, Фредегонда почувствовала, как раненая ласточка пошевелилась и, склонив темную голову набок, обратилась к соловью:
- Наследница вейл спасла меня от сокола!
Соловей взглянул на Фредегонду вдруг не по-птичьи серьезно. И ответил ласточке:
- Оберегай свою спасительницу!
В тот же миг он скрылся в густых ветвях бузины, будто его и не было. А Фредегонда слушала разговор птиц, всем сердцем радуясь и волнуясь, гораздо сильнее, чем когда король Хильдеберт сулил ей звание королевы любви и красоты. Ибо что значит людская слава в сравнении с той силой, что исходит от богов, от средоточия жизни, от самой земли?! Теперь она твердо знала, что эта сила живет в ней, кипит, мощно наполняет все ее существо, и она может пользоваться ею, сколько угодно. Ведь птицы узнали в ней наследницу вейл, последнюю, если не считать ее матери и сестры. Но они были далеко, она же, Фредегонда, первой ступила на некогда заповедный холм Дурокортер, и здешняя земля признала ее. Теперь внучка вейлы знала, что здесь, на холме ее прародительниц, еще осталась волшебная сила. Она приехала сюда, чтобы принять ее в наследство.
И это действительно было так: Фредегонда стояла на вершине холма Дурокортер, близ родника, у которого вейлы некогда творили магию. Скрытая в земле сила пронизывала девушку насквозь, разливалась по всем ее жилам. Теперь, где бы ни находилась Фредегонда, сила вейл всегда будет в ней.
Девушка разулась и прошла несколько шагов босиком по шелковистым травам. Затем нагнулась и коснулась ладонями земли, в знак благодарности.
Она могла бы сколько угодно оставаться здесь, на Месте Силы, но надо было позаботиться о спасенной ласточке. Осмотрев ей крыло, Фредегонда убедилась, что сможет его вылечить за несколько дней, с помощью своей обретенной силы. Однако надо было подумать, чем кормить ласточку, пока та не сможет летать. Ведь эти птицы питаются насекомыми, зерно клевать она не сможет.
***
По возвращению в замок, девушка направилась на задний двор, в сторону конюшни. Ей повезло: она тут же наткнулась на мальчика-слугу, приехавшего с ними из Шварцвальда.
- Тебя мне и надо, Оттон! - обрадовалась она. - Ты сможешь несколько дней половить сачком мух и комаров?
Веснушчатый встрепанный мальчишка в широкой полотняной сорочке только заморгал глазами, услышав, чего хочет эта молодая знатная госпожа. Она была, от силы, года на четыре старше него, но все равно ее приказ не обсуждался.
- А... зачем их ловить? - он все же не мог скрыть недоумения.
- Для нее, - коротко пояснила Фредегонда, показав ласточку, но не давая мальчику ее трогать.
Тот даже присвистнул.
- Ну, я, конечно, попробую... Сколько сумею поймать...
- Получишь от меня большую серебряную монету со щитом императора Карломана, - пообещала девушка.
Оттон почесал вихрастую голову.
- Ладно, я наловлю... А моль годится? У нас в ларе со старыми шерстяными одеялами ее уйма.
Фредегонда задумалась, поглядев на тонкую шейку ласточки.
- Великовата... Если только крылья оборвать. И пыль серую стряхивай с молей.
Мальчик поморщился, представив возню с насекомыми. Но обещанная серебряная монета пересилила отвращение.