Оставшись одна, королева Кримхильда с болью ощущала свое одиночество, вечную неудовлетворенность. Не должна была так завершиться эта ночь, не должна! Молодое, жаркое тело просило свое, еще ощущало супружеские ласки, распалившие ее. Как знать: быть может, именно в эту ночь она зачала бы от него славного сына, который в будущем окончательно примирил бы Арвернию с Нибелунгией!.. А теперь все бессмысленно, все впустую, и ей остается только вздыхать о несбывшемся...
Кримхильда поднялась с кровати, с раздражением, ударила рукой по ее деревянной спинке. Стало больно, но вместе с тем боль от ушиба подарила ей какое-то мрачное удовлетворение. От нее прояснялось в голове, и у молодой женщины сразу прибавилось сил.
Злорадно усмехнувшись, она соскочила на пол, босыми ногами на ковер. В разорванной сорочке, с открытой грудью, со свободно распущенными волосами, она озиралась вокруг, при неярком свете от свечей выбирая, на чем выместить ярость, что хлестала в ней через край.
На столе возле ее кровати лежало несколько книг. Королева схватила одну из них за кожаный переплет и швырнула о стену. Книга полетела, хлопая пергаментными страницами, точно ошалевшая курица - крыльями. Кримхильда продолжала улыбаться - ей понравилось, но этого было еще мало. Она принялась сбрасывать со стола все, что там находилось. Книги со стуком полетели на пол. Письменные свитки разлетелись в разные стороны. Кувшин с водой опрокинулся, вода с бульканьем полилась на пол.
Но Кримхильде сейчас хотелось крушить, разрушать. С каким бы удовольствием она перевернула вверх дном весь этот проклятый замок! Она устала задыхаться под его тяжкими сводами! Устала от пышного удушающего церемониала, от лицемерных и двуличных придворных, которые ее окружают и не дают шагу сделать самой. От интриг Паучихи, окружавших ее как сетью. И, самое главное - от своего непредсказуемого супруга, который сперва заставляет ее почувствовать себя любимой, а потом, не объясняя ничего, бросает одну!
И она продолжала крушить вещи. Подвернулась скамеечка для ног - королева бросила ее в стену, завешанную фарсийским ковром. Стулья тоже валялись на полу кверху ножками, точно нелепые большие насекомые. А Кримхильда, раскрасневшаяся от ярости, выбирала новую жертву среди предметов обихода. На губах ее играла яростная усмешка. Она упивалась своим торжеством. В этот миг она скорее походила на разъяренную валькирию, чем на юную деву, оказавшуюся в змеином гнезде.
Но все это - в полном молчании. Она не доставит королю удовольствия от того, что он сумел ее унизить!
Держа в руках серебряную вазочку для цветов, Кримхильда готовилась метнуть и ее. Но тут вбежала испуганная Ротруда, услышав шум. В дверях она приказала кому-то, видимо, молодым фрейлинам: "Оставайтесь тут! Если понадобитесь - вас позовут".
Королева поставила вазу на место и замерла неподвижно. Как же она не подумала, что люди узнают о ее ночном неистовстве? А, впрочем, все равно! Она не могла жить дальше, не облегчив душу хоть таким образом.
Вошедшая Ротруда обнаружила королеву стоящей босиком на мокром ковре, посреди разгромленной спальни, полуобнаженную, с разметавшимися волосами. Мудрая статс-дама сразу же заметила, как яростно светятся глаза королевы, как грозно сведены брови и сжаты зубы, и как тяжело она дышит...
Ни о чем не спрашивая, Ротруда на правах самой близкой подруги молча обняла свою королеву за ее напряженные, словно окаменевшие плечи.
- Уже два года ты ведешь борьбу, посильную лишь самой высокой душе, - проговорила Ротруда участливо. - Но и сильнейшим порой бывает нужна поддержка.
И словно бы ее слова вырвали Кримхильду из забытья: она вздрогнула, попыталась прикрыть грудь обрывками сорочки и печально усмехнулась.
- Если правдиво изречение, что "все, что нас не убивает - делает сильнее", то мое место давно было бы среди валькирий.
Ничего не отвечая, Ротруда отвела Кримхильду к постели и усадила, ухаживая за ней как мать или старшая сестра, с заботливостью человека, который сам многое пережил. И это действительно было так. Оттого-то она могла понять королеву лучше других...
Родом Ротруда была из Нибелунгии. Но в семнадцать лет родители выдали ее замуж за рыцаря из Земли Всадников, годившегося ей в отцы. Он принес ее родителям хороший дар за невесту, и сам вместе с ней получил богатое приданое. Но не из-за возраста он сделался ей неприятен! Ротруда знала немало пар с большой разницей в возрасте, которые привыкали друг к другу и жили счастливо. Но ее муж оказался невероятно, болезненно ревнив, и охранял молодую жену, как дракон сокровища. Перестал приглашать к себе гостей, и сам никуда не вывозил новообретенную супругу. Не покупал ей новых нарядов: "А для кого тебе наряжаться, дорогая? Для меня ты и так хороша, а другим и глядеть на тебя незачем!" Даже с приехавшими родственниками Ротруде дозволялось поговорить лишь в присутствии мужа.
Если же ему казалось, что какой-то встречный мужчина загляделся на Ротруду, или сама она слишком доброжелательно беседовала со случайным знакомым, - муж, не слушая никаких оправданий, запирал ее в башне, так что она не видела никого, кроме слуг, приносивших ей еду. Вдобавок он был жесток со слугами и вилланами, иных запарывали насмерть по приказу господина. Вскоре Ротруде сделался омерзителен ее муж, даже когда он находился в добром расположении, и она стала избегать супружеских ласк. Но он не хотел считаться с ее желаниями, брал ее силой по праву мужа, когда хотел. Несколько раз она беременнела, но теряла детей. Ни одному из них не суждено было родиться. А жизнь ее становилась все тяжелее. Молодая женщина все чаще задумывалась о самоубийстве. А порой посылала горячие молитвы Небесам, чтобы муж ее умер. Спохватившись, она просила прощения, что желает смерти кому бы то ни было.
Однако же после четырех лет брака боги исполнили тайное желание Ротруды. Во время рыцарского турнира ее муж вышел на ристалище против самого Гворемора Ярость Бури - герцога Земли Всадников и своего сюзерена. От удара копьем герцога, муж Ротруды вылетел из седла и сломал себе шею. Она в одночасье осталась вдовой. Во время похорон ей было жаль одного: что не может оплакивать супруга по-настоящему.
У покойного было двое сыновей от первого брака, ровесники Ротруды. Они не пожелали отдать ей вдовью долю имущества покойного, поскольку она не родила их отцу детей. И неизвестно, как бы повернулась жизнь молодой вдовы, но в нее второй раз вмешался герцог Гворемор Ярость Бури. Он чувствовал себя виноватым во вдовстве Ротруды, не очень-то хорошо зная ее покойного мужа. Узнав о ее затруднениях, приехал к ней в замок, желая помочь. Его поразила одухотворенная красота и обходительность молодой вдовы, как видно, многое испытавшей в жизни. Гворемор к тому времени был несколько лет как женат, искренне любил и уважал свою жену, Ираиду Моравскую, подарившую ему сына и дочь. Но Ротруда, видевшая в нем защитника, привлекла его, даже помимо своей воли. Кроме того, Ида после вторых ролов сделалась бесплодной, и герцога тревожило будущее его рода, с единственным наследником... Словом, он постарался утешить молодую вдову, и вместо одного дня прогостил в ее замке седьмицу. А в скором времени Ротруда узнала, что понесла, и обрадовалась. Этого ребенка она непременно родит и воспитает, он будет ее радостью! И, хотя пасынкам было неприятно ее присутствие в доме, к которому она и ее бастард не имеют отношения, им пришлось прикусить языки.
Когда же герцог Гворемор узнал, что Ротруда ждет от него ребенка, признался во всем своей супруге и с ее согласия забрал молодую вдову к себе во дворец. Но, видно, не знать Ротруде полного счастья - ее сын Мундеррих родился хромым. Хоть и воспитывался на равных с законными детьми герцога, но в сердце его чем дальше, чем больше копилась горечь...
С герцогиней Ираидой ее соперница, на удивление, сумела жить в мире, сделавшись ее фрейлиной. Характеры обеих женщин, во многом схожие, не допускали вздорного бабьего соперничества. Кроме того, Ротруда больше не претендовала на внимание герцога Гворемора, вся сосредоточившись на воспитании сына, хоть и увечного, но оттого еще более любимого.
Затем королевой Арвернии сделалась Кримхильда. Узнав как следует молодую королеву, нуждавшуюся в поддержке верных людей, герцогиня земли Бро-Виромандуи рекомендовала ей Ротруду, ее соотечественницу. Кримхильда была очень признательна им обеим, и Ротруда сделалась для нее скорее подругой, чем фрейлиной, а ее подросшего сына королева взяла в пажи, несмотря на его хромоту... Да, она могла теперь говорить со своей статс-дамой откровенно, зная, что та все поймет.
И сейчас Ротруда переодела королеву в новую сорочку взамен разорванной королем, помогла поставить назад все вещи, устраняя всякие следы ночного буйства.
Сидя рядом с ней на кровати, Кримхильда, прислушиваясь ко все еще кипящему огню в крови, решительно проговорила:
- Я устала терпеть дальше, сдерживаться, словно я ничего не чувствую! Завтра король узнает, от чего он отказывается.
- Что ты задумала, моя госпожа? - встревожилась Ротруда. - Молю тебя, будь осторожна! Королева-мать не упустит случая "поставить бесплодную невестку на место", уцепившись за любой повод. Тебе надлежит быть умнее и терпеливее, чем она. Погляди на герцогиню Окситанскую: она умеет подстраиваться к обстоятельствам, всегда выйдет сухой из воды, да еще и рыбку поймает. Недаром она, хоть и стала женой герцога, но большую часть года живет в Дурокортере, как ей и хотелось...
Кримхильда лишь тяжело вздохнула в ответ. Да, ей было чему поучиться у Матильды, сохранившей влияние при дворе, даже лишившись короны. Но сама она никогда не умела достаточно хорошо притворяться, и слишком дорожила своей свободой.
- Для меня лучше горькая правда, чем сладкая ложь, - проронила она, глядя твердым, как у орлицы, взором синих глаз.
И снова Ротруда восхитилась молодой королевой, но и испытала страх за нее.
- Быть может, государыня, в тебе говорит твоя чистая душа... Но в мире, где правит Паучиха, такие, как ты, находятся в большой опасности. Паучиху сможет победить лишь такой человек, кто прежде сам переймет у нее все злодейство. Да и после уже остановиться не сможет, привыкнет плести сети и жалить насмерть. Чего же стоит такая победа?
- Лучше уж терпеть унижения, чем сделаться второй Паучихой! - с полной уверенностью произнесла Кримхильда, встряхнув головой. В свете зажженных свечей волосы ее вспыхнули золотом, отчего над головой привиделась королевская корона.
И что-то новое разглядела Ротруда в своей повелительнице, родившееся в эту ночь в муках - нечто острее меча и тверже стали. В Кримхильде проснулась царственная кровь ее нибелунгских и шварцвальдских предков. Она словно бы сделалась выше ростом, осанка ее стала воинственной, лицо выражало непреклонную решимость. Сейчас она вправду выглядела валькирией, ведущей воинов в бой. Ротруде невольно подумалось: если бы видели сейчас молодую королеву сама Паучиха или коннетабль - Дагоберт Старый Лис, родственник короля, - верно, признали бы, что эта девочка достойна царствовать больше них, прожженных интриганов.
Сейчас же Кримхильда, что-то обдумав про себя, сказала:
- Ротруда, обещай мне кое-что выполнить!
И, хоть статс-даму не покидала тревога за молодую королеву, она поспешила кивнуть:
- Обещаю! Но тебе, государыня, непременно нужно хоть немного поспать. У тебя был трудный день, и ты будешь завтра выглядеть совсем измученной, если сейчас не отдохнешь.
- Да, да... Сейчас я скажу тебе, и лягу... Я прочла письмо моего деда, и мне нужно устроить кое-что. Отправь самых верных слуг к графу Кенабумскому. А точнее - к его жене. И еще... - Кримхильда проговорила что-то на ухо своей статс-даме, которая кивнула в знак понимания. Затем королева устало откинулась на подушки и мгновенно заснула до утра, которого, впрочем, пришлось ждать не так уж долго.
***
Когда наутро фрейлины вошли в спальню королевы для ритуала пробуждения, к их удивлению, балдахин был уже открыт. Вопреки всем обычаям, королева переоделась в нижнее платье сама, и одна лишь Ротруда помогала ей умыться и одеться. Она не стала проверять простыни, которые перестелили две фрейлины, меж тем как остальные прибирали комнату. Все происходило в нарушение придворных обычаев, но с такой естественностью, словно по-другому и быть не могло. Кримхильда заметила округлившиеся от изумления глаза фрейлин, и ей стало смешно.
Закончив первую часть утренней церемонии гораздо быстрее обычного, молодая королева вышла к Малому Двору. Знатнейшие дамы королевства поднялись, приветствуя ее. На этот раз, помимо Иды Моравской, герцогини Окситанской и ее матушки - графини де Кампани, ее встретила еще одна дама - статная, в годах, хотя казалась моложе своих лет, в изысканном из строгом платье из лилового бархата. Это была родственница короля, принцесса крови, Альпаида де Кенабум. Она приходилась старшей дочерью великому коннетаблю, Дагоберту Старому Лису, ее родной брат пользовался неограниченной милостью королевы-матери, а в мужья Альпаиде нашли тоже королевского родича, хоть и побочного - графа Карломана Кенабумского, бастарда покойного короля Хлодоберта Жестокого. Муж Альпаиды был признан принцем крови, хоть и удостоен только графского титула, но это не мешало ему обладать большим влиянием при Дворе - возможно, даже еще более широким, чем признавали открыто. Прожив вместе много лет, супруги привязались друг к другу, вырастили нескольких детей. Именно к ним Кримхильда велела Ротруде послать гонцов.
Накануне Альпаиды Кенабумской не было при Малом Дворе, потому что она отлучалась в свой дом в предместье. Но вот она возвратилась, и Кримхильда почувствовала на себе ее пронзительный взгляд. Среди ее окружения графиня Кенабумская обычно держала нейтралитет: не поддерживала ее, но, как правило, не проявляла враждебности, и всегда была уважительна.
При Малом Дворе дочь Старого Лиса стояла выше всех, даже выше Матильды Окситанской: ведь та, хоть и была прежде женой короля, в своих-то жилах не имела ни капли королевской крови...
И вот, Кримхильда вышла к ним с гордо поднятой головой, с такой царственной осанкой, какой еще не видели у нее в Арвернии. Довольно с нее той беспомощной девочки, которой пренебрегал муж и помыкали собственные фрейлины! Она - урожденная принцесса, ведущая свой род от правителей Нибелунгии и Шварцвальда, королева Арвернская! С этого дня она была твердо намерена во всех случаях держаться соответственно своему званию.
Быть может, более внимательные взоры заметили и бледность королевы, и синеву перед глазами, которую фрейлины еще не успели замазать белилами... Но почтение, которым придворные дамы приветствовали ее, склоняясь в реверансе, этим утром было искренним, как никогда прежде.
Увидев графиню Кенабумскую, королева обратилась к ней, очень бодро, с сияющим видом:
- Рада видеть тебя, Альпаида! Мне как раз очень нужен твой совет! Я вчера провела с королем замечательную ночь, и теперь хочу подыскать наряд, который его поразит. Надеюсь, что ты, известная своим безупречным вкусом, поможешь его выбрать!
И, горделиво стоя под скрещивающимися на ней взорами придворных дам, недоверчивыми и любопытствующими, Кримхильда невозмутимо выдержала их все, словно была неуязвима.
Королева мысленно усмехнулась, глядя, как Матильда Окситанская и ее мать недоумевающе переглянулись, и не посмели ничего сказать. А Альпаида, графиня Кенабумская, знаком указала королеве на несколько платьев, сшитых по нибелунгской моде, лежащих среди остальных.
- Я полагаю, государыня, ты больше всего порадуешь короля, надев сегодня любое из этих платьев, - отвечала она.
Кримхильда кивнула, показав на одно из нибелунгских платьев - из голубого атласа, с серебряными вставками, с легкими струящимися юбками и приоткрытой грудью, как носили у нее на родине. Это платье очень шло Кримхильде, и как нельзя более выгодно подчеркивало ее фигуру.
Увидев, что выбрала королева, графиня Кродоар де Кампани сморщила нос и едва не зашипела презрительно, но все же смогла сдержаться. Переведя взгляд на Матильду, королева увидела, что и та выглядит ошеломленной, если не сказать больше. Сперва на ее лице отражалось привычное злорадство, но затем она что-то обдумала, и в глазах ее, устремленных на Кримхильду, отразилось уважение. Обернувшись к своей матери, графиня Окситанская что-то сказала ей на ухо, и Кродоар постаралась принять безразличный вид, хотя ее пальцы нервно крутили кисти пояса. Сама же Матильда с очаровательной улыбкой обернулась к королеве.
- Разумеется, государыня, ты вправе выбрать платье, которое тебе наиболее подходит!
Даже Ираида Моравская выглядела пораженной изменениями, произошедшими в молодой королеве за эту ночь. Но ей понравилось, что та, вроде бы, на что-то решилась и обрела твердость. И герцогиня Земли Всадников поспешила поддержать свою царственную подругу.
- Из всех нарядов, разложенных здесь, это больше всего тебе идет, государыня! Этот голубой атлас замечательно подчеркивает твою красоту. Король не сможет отвести от тебя глаз!
Итак, вопрос был решен, и придворные дамы принялись облачать королеву в голубое атласное платье. Между тем, фрейлины расставили перед ней шкатулки с драгоценностями. Большей частью это были фамильные сокровища арвернской короны - роскошные, величественные, но не очень-то идущие Кримхильде. Она неодобрительно отодвинула несколько шкатулок.
- Нет, нет! Все это не пойдет к моему платью. Вот этот изящный серебряный гарнитур с голубыми топазами будет уместнее всего. И не надо высоких причесок. Уберите щипцы и шпильки. Заплетите мне волосы в косы и уложите их венцом вокруг головы.
Никто уже не посмел выражать удивления. Все ждали, что так и должно быть после внезапного преображения королевы. Она стала самой собой, и сейчас выглядела истинной дочерью Нибелунгии, прекрасной и гордой.
В то время, как фрейлины заплетали королеве косы, Ротруда зачитывала вслух расписание предстоящего дня, составленной графиней Кампанийской. Но в это время Альпаида де Кенабум властно вмешалась в распорядок обязанностей королевы, прервав чтение:
- Не угодно ли тебе, государыня, немного изменить свое расписание? К чему повторять ежедневно одно и то же? Например, вместо встречи с племянницами, на которой, как мне известно, ты была вчера, ты могла бы вместе с королем присутствовать на ристалище, где наши рыцари готовятся к турниру...
Королева кивнула ей в знак признательности. Все остальные молчали, больше не смея возразить. Только графиня Кампанийская вся позеленела от злости, уставившись на Альпаиду. Но возразить ей было нечего - сама же добивалась строго соблюдения церемоний. А супруга майордома, дочь Старого Лиса словно бы не заметила ее негодования.
Видя рядом этих двух женщин, молодая королева привычно отметила: хотя они были почти ровесницами, обеим приближалось к пятидесяти годам, однако Альпаида выглядела гораздо моложе и свежее Оды.
Отвлекшись от них, молодая королева уловила искоса брошенный лукавый взгляд Матильды Окситанской. В нем, на удивление, не сквозило никакого недоброжелательства. Нет - Кримхильде даже показалось, что Матильда одобряет ее нынешние поступки.
Закончив церемонию одевания, королева в сопровождении Малого Двора направилась в домашнее святилище, к мраморному изваянию богини Фригг. Как и накануне, она оставила на алтаре дары - кувшин драгоценного розового масла, вышитый жемчугом занавес для алтаря, серебряную нибелунгскую чашу. Приказав своей свите оставить ее одну, Кримхильда пристально смотрела на статую богини. И добилась едва уловимого мгновения, когда Королева Небес чуть заметно кивнула, прислушиваясь.
- Как и вчера, как и каждый день, молю тебя лишь об одном, Великая Повелительница! Пусть муж мой вправду будет мне мужем, и пусть у нас родятся дети, ибо без семьи моя жизнь - ничто!
Ее снова расслышала Теодолинда, жрица Фригг, сестра короля. Но, выйдя к королеве из своей комнаты, она остановилась, поразившись резкой перемене в облике и в повадках Кримхильды. Еще никогда жрица не видела ее настолько исполненной решимости!
- Что ты задумала, моя королева? - голос Теодолинды дрогнул.
- Да, я кое-что задумала, - подтвердила Кримхильда. - Если мой замысел не удастся, тогда... ну, тогда мне придется попросить у тебя любовного зелья для моего супруга. А до тех пор, прошу тебя, Теодолинда: проси за меня милости у богини, ибо я опасаюсь, что королева-мать не упустит возможности.
Жрица приложила руку к сердцу в знак обещания.
- Да пошлет величественная Фригг счастье тебе и моему брату!
И вздохнула про себя, вспомнив, что Фригг не сумела собственного любимого сына спасти от несправедливой гибели...
После святилища королева со свитой проследовали в трапезный зал. Там она встретилась со своим супругом и села рядом с ним во главе стола, на возвышении.
Король Хильдеберт во время трапезы старался держаться холодно, скрывая чувство вины за то, как унизил жену этой ночью. Ему не под силу было сейчас обращаться с ней любезно, будто ничего не произошло, и самым лучшим казалось избегать ее - и обуревавших его чувств вместе с нею. Но, против своей воли все чаще смотрел на жену, сперва украдкой, затем все более открыто, задерживая взгляд надолго. Что и говорить, Кримхильда была прекрасна в наряде своей родины! Она знала, что лучше всего подчеркнет ее красоту. Но если бы только в платье и прическе, в белизне лица и румянце заключалось преображение королевы! Нет, нет, - она вся сделалась иной, еще незнакомой, но оттого более притягательной.
Любуясь ее открытой изящной шеей, высокой грудью, очертания которой угадывались под тонкой тканью платья, Хильдеберт мысленно проникал дальше, представляя ее обнаженной, как была перед ним этой ночью, на супружеском ложе. Кримхильда чувствовала, как он взглядом раздевает ее, и ей становилось жарко. И однако, наяву он не смел даже положить ладонь на ее руку, что выглядывала из рукава, как цветок лилии. Потому что он боялся получить отказ. За то, что бросил ее посреди ночи любви, ее презрение было бы поделом. "Как же сложно с этими женщинами, а с собственной женой - особенно! На войне все гораздо проще!" - с досадой думал король. А сам то и дело переводил взгляд на тонкое красивое лицо Кримхильды. И ему вновь казалось, что это она - та, кого он любил всю свою взрослую жизнь, с пятнадцати лет...
Между тем, за расставленными прямоугольником столами собирались и остальные действующие лица. За стол слева от короля чинно воссела неожиданно спустившаяся из своих покоев королева-мать. На нее с почтительным удивлением оглядывались собравшиеся к трапезе придворные. Тщательно соблюдая траур по своему супругу, по почившим старшим сыновьям и внукам, Бересвинда Адуатукийская крайне редко разделяла общую трапезу, обычно она обедала в своих покоях одна. Но вот - она здесь, и при каждом движении ее черное вдовье платье зловеще шуршит.
Дальше сидели принц Хильперик и его невеста, принцесса Бертрада, оживленно беседуя. Они одни, кажется, не замечали вокруг ничего подозрительного.
Сделав вид, что ее очень интересует влюбленная пара, королева-мать обратилась к племяннику:
- Хильперик, ты намерен позаботиться, чтобы именно твою невесту избрали королевой турнира?
- Что, тетушка? Ах да, конечно же! Как может быть иначе: ведь турнир состоится в честь нашей свадьбы, - удивился принц.
Но Бересвинда Адуатукийская уже не слушала его ответ. Беседуя с племянником, она бросала пронзительные взоры в сторону своей невестки. Но Кримхильда под его взглядом не съежилась, леденея внутри, как бывало прежде. Нет - она осталась невозмутимой, полностью сохранила присутствие духа. Ее ничуть не удивило, что кто-то уже донес Паучихе насчет нее, вероятнее всего, Кродоар Кампанийская... Молодая королева спокойно улыбнулась своей свекрови, с таким видом, словно не сомневалась в своей победе.
А чувства королевы-матери, взиравшей на свою невестку, были более чем сложными. Как и все, она была поражена внезапным преображением еще недавно такой покорной Кримхильды. И в то же время - почти восхищена ее дерзостью.
"Да, в этой девчонке есть характер! Недаром в ней течет кровь правителей Нибелунгии и Шварцвальда! Но что она задумала? Почувствовала за собой силу? Но какую?"
Паучихе уже было известно, что Кримхильде пришло письмо от ее деда, короля Торисмунда. Однако содержания письма она узнать не смогла. И решила, что Кримхильда именно поэтому так осмелела. Ибо давно было известно, что король Торисмунд Нибелунгский отнюдь не отказался от планов мести арвернам.
"Неужели он нашел сильных союзников? Быть может, новый король Междугорья согласился ему помочь? Ну ничего, если так, я сумею вывести на чистую воду мою дорогую невестку! Молода еще, со мной тягаться! Я с ней рассчитаюсь за то, что она унизила Оду, и за то, что втаптывает в грязь свой сан, чуть ли не открыто позволяя собой любоваться этому щенку Гизельхеру... И заодно я докажу моему слишком доверчивому сыну, что никто лучше его старой матери не сумеет оберегать его престол!"
Бересвинда Адуатукийская отпила из чаши горячий травяной отвар - вина она не пила уже много лет, заботясь о сохранении здоровья и ясности ума. И снова задумалась: вправду ли Кримхильда рассчитывает на военный союз против Арвернии? "Ох, неспроста здесь присутствуют сегодня граф Кенабумский с супругой..."
Лишь принца Хильперика с принцессой Бертрадой не касались никакие заботы. Принц угощал свою невесту самыми лакомыми кусочками и увлеченно рассказывал о предстоящих праздниках в честь их свадьбы.
- После турнира состоится бал, и мы сможем танцевать весь вечер!
- О, это замечательно, - у Бертрады весело заблестели глаза. - Я много слышала от приезжих, какие прекрасные балы бывают при королевском дворе Арвернии! Недаром говорят, что лишь ваш двор унаследовал всю пышность империи Карломана Великого!
- Совсем скоро этот двор будет и твоим тоже, моя радость! - проговорил Хильперик, передав своей невесте кусок яблочного пирога с корицей, чтобы она могла попробовать.
За спиной Бертрады, вместе со статс-дамой, госпожой Гедвигой, стояла Фредегонда. Беседа кузины с ее женихом заставила ее усмехнуться про себя, а услышав, как Бертрада расхваливает арвернский двор, девушка покачала головой. Внучку вейлы поражала наивность ее родственницы. Та напомнила ей зачарованного мотылька, что летит на пламя свечи, сулящей смерть.
Переведя взор с принцессы Бертрады на королеву Кримхильду, девушка отдавала предпочтение последней. В Кримхильде ощущалась настоящая сила духа. Фредегонда не могла не видеть, насколько та изменилась со вчерашнего дня. В гневе Кримхильда была особенно хороша. Да, это истинная королева! Но в то же время Фредегонда замечала и цепкие взоры Паучихи, устремленные на невестку. И она удивлялась, зачем Кримхильда бросает ей открытый вызов. Гораздо лучше, по мнению Фредегонды, было брать пример с герцогини Окситанской. Та была и умна, и независима, и в то же время - достаточно осторожна.
Да, Фредегонда, благодаря крови вейл, в свои четырнадцать лет умом была взрослее не только наивной Бертрады, но и пылкой и прямолинейной Кримхильды. Она сумела найти верный способ для жизни при арвернском дворе...
Внимание внучки вейлы привлекла семья, сидевшая за столом слева от короля. Это было семейство графов Кенабумских: сам узаконенный сын короля Карломан, майордом - глава Королевского Совета, его супруга Альпаида и их младший сын Аделард. Последний во время трапезы то и дело бросал восхищенные взоры в сторону королевы Кримхильды. С той поры, как она сделалась женой его царствующего двоюродного брата, Аделард был пленен ее красотой, так же как и ее соотечественник - виконт Гизельхер. Сознавая безнадежность своей любви, Аделард хотел даже оставить двор и присоединиться к воинскому братству Донара или Циу. Их посвященные воины, способные проходить невредимыми через огонь, всегда сражались впереди обычных войск, часто - без доспехов. А, когда не было войны, они странствовали по диким горам и пустошам, истребляли опасных чудовищ, все еще вредивших людям. Однако мудрые родители Аделарда убедили его пока остаться. И вот, он глядел страдальческим взором, еще больше, чем раньше, пораженный красотой Кримхильды.
Совсем иные мысли занимали в это утро его отца, графа Карломана Кенабумского. Он крутил крепкими пальцами кубок с красным, как рубин, вином и размышлял о чем-то своем.