Рассказывать о том, какое удовольствие испытываешь, проникая в красавицу, - дело неблагодарное. Вкус персика всегда сладостней описания вкуса персика.
Сотворив меня, Бог сотворил и вожделение...
Почему после покорения вершины альпинист, спускаясь, уже думает о другой?
Мне всегда нравились полногрудые женщины. Но имея, наконец, полногрудую, я ощущал лишь ее холодность. Визуальный ряд не переходил в мир телесных переживаний.
Я думал об айсберге, который недавно откололся от ледников Гренландии и дрейфовал к берегам Канады.
Эту женщину я знал еще девочкой, а последние лет пятнадцать ходил мимо, облизываясь.
Айсберг был огромным, величиной с Манхэттен, и, растаяв, грозился сделать из Крыма остров.
В нее первую я не сумел кончить... Если чека гранаты сорвана - взрыв неизбежен. Вероятно, в этот раз отсырел порох.
Блуждая по лесу, сначала любуешься и восхищаешься, а потом начинаешь тревожиться - как бы не заблудиться. Кончается все страхом - а вдруг заплутал таки...
Ее большие, круглые груди, освобожденные, опустились к пупку и вытянулись. Сомнительная красота.
У моей первой девушки были тугие яблочки с розовыми сосками вместо хвостиков. Она мечтала о мотоциклисте, увозящем ее в ночь. У меня тогда был только велосипед. К тому же, она целовалась с моим другом у меня на глазах. А я ревновал, но прощал. Она была яркой и глупой. Даже в шестнадцать простить последнее я не смог.
Совершая движения, обычно дарующие удовольствие, я удовольствия не получал. Целуя ее соски, захватывая и поднимая грудь, я думал о пустоте.
В квартире царила пустота, хотя мебель и прочие атрибуты быта присутствовали. Журнальный столик представлял собой оживший натюрморт: бутылка шампанского, открытая коробка конфет, ваза, в которой два апельсина соседствовали с кожурой съеденного собрата, и два бокала, один из которых гордо покоился на тонкой ножке, а второй, поверженный, лежал на боку, касаясь щекой бутылки, и тонко позвякивал от любого колебания. Пролитое шампанское капало на ковер.
Мои старания были безответными. Жужжала и билась об окно муха. Диван скрипел. Молодой фикус на телевизоре был очень живописным и напоминал бонсай.
Мы сменили позу. Со спины все изменилось. Теперь груди расплылись в разные стороны и были снова привлекательны. Тонкая талия переходила...
Попка была маловата. Как же я этого не замечал? Мой взгляд всегда тянулся к ее груди. А самое округлое женское место оказалось плосковатым.
Теперешнее сближение произошло неожиданно. Виной тому сетевой маркетинг. Она методично обзванивала ближних и дальних знакомых, пытаясь ненавязчиво, как ей казалось, пристроить разнообразную дорогую мелочевку, без которой, по ее убеждению, жить никак невозможно. Интересно, я был ближним или дальним в ее списке?
Стало приятнее. Она же оставалась безответной. Обладание сводилось к механике в чистом виде. Казалось, финал был близок, я ускорился. В этот момент она заговорила:
- Я очень довольна нашей фирменной зубной пастой.
Выпятив зад, разметав свои темные, мелкие кудряшки по подушке и спине, заполненная мной, она думала о стратегии развития бизнеса. И как жить после этого?
Я вышел из нее и повалился рядом. Она опустила зад и приподняла голову. Глаза были прекрасны. Большие, карие, с густыми черными ресницами. Красивая, зрелая, голая женщина, на все согласная, доступная. Чего тебе, гаду, еще надо?
Айсберг все-таки растаял, подняв уровень мирового океана на несколько десятых миллиметра. Крым оставался полуостровом. Леса горели по всей России. Теперь в них нелегко заблудиться, но зато легко обуглиться. Диван замолчал. И даже бокал откатился от бутылки и затих.
Я отдышался.
Она провела пальцем по моему лбу и переносице, смахнув капельки пота.
- Я не думал об этом, - устало произнес я.
- О чем?
- О зубной пасте...
2
Он был высокий. Мне нравятся высокие мужчины. С таким чувствуешь себя маленькой и слабой.
При этом он не был долговязым - широкие плечи, крепкие ноги, спортивная осанка. Он мне всегда нравился. Часто заглядывалась на него, сравнивая со своим мужем. Мой явно проигрывал. И не только внешностью.
Была суббота, и тот опять напился. Спешно собрав товар, убежала из дому, чтобы не омрачать себе радость - дочь поступила в университет! Я и не сказала, что она звонила - что толку с пьяным разговаривать?
Как-то все легко получилось. Встретились, разговорились. Он искренне обрадовался за нас с дочкой - уедет, не будет видеть, как отец превращается в свинью. Предложил отпраздновать - у него оказался ключ от квартиры друга, уехавшего в Крым.
Все нормальные мужчины женаты, но не все женатые нормальны. Он женатый и нормальный. А мой...
А что делать, если мужчину хочется? Где нормального искать?
Надоело гнать эти мысли прочь, ведь не всё в жизни - работа...
Под заинтересованным мужским взглядом тело часто теплеет, мякнет, и там, внизу, мышцы сжимаются и выпускают в него сладкое тепло...
В этот раз было так же.
Он красиво разливал шампанское - уверенными, плавными жестами. Такими же плавными обещали быть и его дальнейшие прикосновения.
Так, как когда-то ко мне прикасался муж, - плавно, нежно, благоговейно, ко мне больше не прикасался никто. Почему-то они часто думают, что с женщиной нужно обращаться, как в американском кино, - страстно и необузданно. Может, это кого-то и возбуждает, но не меня.
Конфеты были невкусными. Явно, с множеством добавок и сроком хранения полтора года.
Он неожиданно встал, чтобы выключить радио - музыка закончилась, и оттуда раздавался противный, делано-веселый голос мальчишки-ведущего. Лучше бы он поискал другую музыку.
Он опустился передо мной на колени и стал целовать мои ноги - как хорошо, что я была в юбке! Это было нечто. Здесь страстность была уместна. Но вместо того, чтобы замедлять движения, приближаясь к сокровенному месту, он становился все более порывистым.
Я поднялась и потянула его за собой. Плечи - роскошные плечи, как хотелось их целовать! Его руки обвились вокруг меня, и наши губы встретились...
Но почему он молчал?
Слова - главный инструмент мужчины. Уши - главная эрогенная зона женщины. Секс без слов похож на совокупление животных.
Неужели я не достойна комплимента? Мужчины часто засматриваются на меня в общественных местах, мне это приятно. Но приличие превыше всего.
Мы перешли все грани приличия.
Я тоже не могла выдавить из себя ни слова. Провела рукой по его джинсам спереди. Попыталась расстегнуть ремень. Он стал резко срывать одежду с себя и меня. Нечаянно опрокинул бокал. Мы оказались на диване. И это все?
Дальше было неинтересно. Он по-прежнему молчал. Пытался ласкать мою грудь, но эти ласки показались мне заученными, механическими.
А чем его не устраивает жена? Она стройная и красивая. Немного картавит, но в этом должен быть свой шарм.
Хвост оказался огромным. Я совсем упала духом.
Мужчины гордятся своим большим достоинством, не подозревая, что часто для нас это не только далеко не важно, но и неприемлемо.
Оставалось только терпеть. Боль показывать нельзя. Зачем?
Отныне нужно больше работать - зарабатывать на обучение дочери. Может, ей повезет с мужем...
Вот и забыла о своем на какое-то время... И бросить не могу - совсем пропадет без меня.
А когда-то - как целовался! Куда там этому!
Почему-то вспомнились заученные в школе строки - "Я из лесу вышел...", а еще - "Есть женщины в русских селеньях..."
- Я очень довольна нашей фирменной зубной пастой, - зачем-то сказала я. Наверное, чтобы прервать это бесконечное молчание. Он не отреагировал...
А он был все-таки красив. Загорелый, сильный, доступный. И главное, трезвый. Бокал шампанского не в счет.
И так мило смотрел мне в глаза... Чего тебе, дуре, еще надо? Сама не знаю...
По-моему, он не кончил. Может, надеялся, что я завершу дело. Нет уж, обойдется. Если б хотел этого, мог бы и для меня постараться.
Я провела пальцем по его лбу и переносице, смахнув капельки пота.