Аннотация: ... пока эмир Бухары не соберёт в один медный кувшин все добрые сказки мира...
Мартышка лихо спланировала на своём ковре на тростниковую крышу, с деловым видом скрутила его в рулон и привязала морским узлом к пальме. Здесь, у нашей хижины, было единственное во всех джунглях место, где она могла быть уверена в сохранности своего новоприобретённого транспорта. С тех пор, как она научилась летать на ковре-самолёте, коврик стал заметно чище: проветрился в небесах и почти не пылил при взлёте и приземлении. Оказалось, что он ещё не потерял своих красок: из-под вытряхнувшейся грязи проступил дивной красоты цветочный орнамент, совсем не похожий на работу местных ковроделов. Судя по зелёному с золотом рисунку, ковёр и вправду был очень древний.
К причудам Мартышки из Майсура в наших джунглях все давным-давно привыкли, поэтому вначале никто не придал значения, когда в один знойный день она, отчаянно пыхтя, приволокла какой-то хлам и стала возиться с ним на поляне у Пруда Синих Лотосов. Поскольку ковёр не сразу проявил свои летательные свойства, то и понять, что она там с ним вытворяет, было невозможно. Да и вообще то, что это ковёр, догадались далеко не все и не сразу.
Искусство воздухоплавания давалось Мартышке с большим трудом. Осваивая его, она подняла такой шум, что обитатели джунглей стали мало помалу бросать свои важные дела, и скоро целая толпа сбежалась поглазеть на очередную потеху. Когда ковёр-самолёт, разбуженный истошными мартышкиными заклинаниями, впервые приподнялся над землёй, публика ахнула. Ковёр поплыл по воздуху, а Мартышка не удержалась и плюхнулась в него носом. Поднялось облако пыли. Оранжевые Лягушки в пруду дружно захихикали. Мартышка обиделась, разогнала всех зевак и перешла на ночные тренировки: стала осваивать ковролетание скрытно от посторонних глаз, лишь только солнце окуналось в воды Индийского океана.
Шишек себе она набила немало: ковёр-самолёт никак не поддавался, всё не хотел слушаться. То прямо с разгона в пальму врежется, то вдруг обмякнет и брякнется с высоты. А когда Мартышка всё же кое-как наловчилась и стала, наконец, взлетать днём, вот тут уж все местные вороны клювы и раскрыли от удивления. Долго они за ковром стаями кружили, пока не выдохлись. Первое время Мартышка от них горстями инжира и кокосами отбивалась. При её удивительной меткости вороны быстро научились уважать её права в воздухе, стали держаться подальше и при встречных траекториях уступали в полёте дорогу. А вскоре и вовсе привыкли, будто летающая мартышка - это так и надо.
Вот так труд и упорство переросли в настоящее мастерство; опомниться не успели, как Мартышка стала в небе хозяйкой. Что ни день выписывала в облаках головокружительные манёвры. То патрулировала свои любимые звёзды в ночном небе, то по всяким хитрым делам летала в соседние страны. Однажды вернулась из дальнего полёта в обнимку с каким-то медным кувшином. И так его крутила, и эдак. А после принесла к нам и с видом солидной торговки предложила:
- О, достопочтенный Путешественник, да преумножит судьба твои благостные дни, не хочешь ли ты купить у меня этот замечательный медный кувшин, будь он не ладен? - Какой интересный! Откуда он? - Не спрашивай, откуда он, ибо это должно остаться тайной. - Я надеюсь, эта тайна не скрывает никакого воровства или иного злого поступка? Негоже добропорядочному человеку иметь в доме вещь, о которой где-то печалится её законный хозяин... - На этот счёт можешь спросить у самого кувшина, ибо этот кувшин не простой, а говорящий. И должна тебя предупредить, его болтовня меня утомила. Эй, кувшин, подтверди, что ты не краденный!
В кувшине что-то зашевелилось, и гулкий голос по-старинному певуче и обворожительно заговорил:
- Этот медный кувшин сотворён искуснейшим мастером Рухманом в славной Бухаре по повелению милосердного эмира Нух ибн-Мансура, и вот какая удивительная история с ним произошла...
- Давай покороче! - потребовала Мартышка. Воцарилось молчание. - Но не настолько же коротко! - возмутилась Мартышка. - Самую суть давай, без художественных излишеств.
Невидимый рассказчик невозмутимо продолжил. Однако показалось, будто теперь говорил уже другой голос:
- Вот эта история. В самом расцвете мужского возраста стали какие-то бесы мучить по ночам владыку Бухары, лишили его радости жизни и наслали на него чёрную болезнь. Придворный лекарь Ибн-Сина преданно служил эмиру, но его снадобья не могли побороть тяжкий недуг. Тогда собрал верный Ибн-Сина всех известных знахарей и чародеев и спросил, знают ли они, в чём причина столь необычной болезни? Были среди этих людей и суровые монахи-франки в синих тюрбанах, и благомудрые иудеи в жёлтых тюрбанах, и велеречивые румы в золотых халатах, и даже факир-звездочёт из далёкой страны Аль-Хинд. Долго колдовали, но никто из них так и не смог объяснить столь странный недуг. Тогда ученик Ибн-Сины, добрый юноша по имени Идрис Аль-Уттари, сказал: "Учитель, в Бухару пришёл караван из Китая. С ним, я знаю, ходит по свету один тибетский знахарь. Я познакомился с ним вчера на рынке. Мне кажется, это мудрый человек. Почему бы не спросить у него? Может быть, тибетское лечение лучше нашего?" Послали слуг в караван-сарай, привели знахаря в ханский дворец к Ибн-Сине. Сел он не в мягкие шёлковые подушки, не на пышные бухарские ковры, а прямо на мозаичный каменный пол. Внимательно выслушал про чёрную болезнь. Ничего не сказал, только покачал сочувственно головой. Затем усадил Аль-Уттари рядом с собой, зажёг вокруг много-много китайских благовонных палочек и стал, слегка раскачиваясь, читать на свой буддийский манер: "Ом-мани-падме-хум... Ом-мани-падме-хум..." И видел Ибн-Сина, как ученик его и невозмутимый тибетец просидели в молитве и день, и другой, и третий. А когда вышли из медитации, чужеземец, поклонившись, сказал: "Теперь твой ученик всё знает". И тихо исчез из дворца, не взяв вознаграждения. Очень изумился Аль-Уттари, когда, открыв глаза, услышал от учителя, что уже прошло целых три дня. Самому ему показалось, что пролетели мгновения: "Истинно говорю, это великий волшебник из Тибета! Он умеет повелевать временем и переноситься мыслью через необъятные просторы. Своей молитвой он поднял нас двоих так высоко, что неприступные горы Каф исчезли из виду. Там, на дальнем берегу океана света, за которым начинается круг вечной тьмы, сидит в позе лотоса ясноликий Саттва в белых одеждах. К нему приблизились мы, и он открыл нам, что чёрная болезнь бухарского владыки родилась, когда тот, будучи молодым кадием, совершил неправедный суд над одной бедной семьёй: за долги повелел забрать у бедного горшечника ребёнка. Ребёнок страдал в чужом доме от тоски и плохого обращения. Дух справедливости сотворил демонов, которым приказал мучить жестокого судью за слёзы невинного ребёнка, за то, что чистая детская душа в земной жизни обречена слышать не ласковые колыбельные песни матери, а грязные ругательства жадных хозяев. Вызвал Саттва Духа справедливости, и тот появился, говоря: демоны, которых я создал, будут свирепы до тех пор, пока эмир Бухары не соберёт в один медный кувшин все добрые сказки мира. И поведал, каким способом это должно быть сделано". Выслушав это удивительное объяснение, Ибн-Сина поспешил с радостным известием к эмиру, и эмир тут же повелел поручить работу мастеру Рухману, чьё несравненное искусство славилось среди правоверных мусульман, ценилось царями румов и вызывало благоговейную зависть в замках варваров.
Вскоре прекрасный кувшин был готов. Чтобы заколдовать его сказками, пришлось Ибн-Сине отправить своего ученика в дальний и опасный путь. Двадцать лун ходил Аль-Уттари по шумным базарам Персии и Сирии в поисках лазоревых шуршиков, которые одни только были пригодны для такого дела. Но куда бы он ни пришёл - и в городе мира Багдаде, и в благословенном Дамаске, и в шумном Каире - везде торговцы разводили руками и сокрушенно показывали пригоршни мёртвых бирюзовых камней: "Это всё, что осталось от лазоревых шуршиков. Не знаем, что за беда случилась". И отводили глаза, утирая слёзы. Наконец, когда Аль-Уттари со своим караваном шёл по дорогам Египетского царства, один длиннобородый старик на базаре в Аль-Искандерии сказал ему: "Слава твоя впереди тебя бежит. Знай же, о благородный Аль-Уттари, те, кого ты ищешь, окаменели, и голоса их навсегда умолкли. Наши дети больше не слышат их сказок. Лишь женщинам, носящим бирюзовые камни в серьгах, иногда слышатся тихие жалобы. Вот, что они рассказывают. Злой магрибский ифрит Маймун, перед тем, как ангелы заковали его в ларце из ливанского кедра и навеки бросили на дно морское, успел употребить остатки чёрной силы, чтобы сотворить своё последнее зло. Посмотрел он огненным оком во все четыре стороны света и везде увидел сияние радости в глазах детей. И тогда проклял он добрых лазоревых шуршиков и наложил на них печать немоты. Снять же злое проклятие нелегко. Поезжай теперь же в пустыню к жителям подземного города Матматах, и, может быть, шейх Аль-Нафи сумеет помочь тебе. Только поторопись, ему вот-вот исполнится сто лет. Я пошлю ему голубя с вестью о тебе..." Сменил Аль-Уттари верблюда на арабского скакуна и во весь опор помчался в глубь пустыни. Но на полпути к подземному городу перехватили его кочевники-бедуины, отобрали коня, связали и отвезли в шатёр к старейшине своего племени. Воинственный шейх грозно посмотрел на чужеземца: "Сюда приходило немало врагов, которые полагались на свою силу, хитрость и колдовство. Если ты не шпион, почему ты решил, что можешь свободно ходить по нашей земле?" Аль-Уттари учтиво ему ответил: "Если мне вернут мою поклажу, я смогу доказать, что я не шпион". Принесли сумку, с которой путешествовал юноша, и в ней нашлись охранные грамоты, выданные ему эмиром Бухары и повелителями разных стран, где он побывал за время своих поисков. Только медного кувшина в сумке не было! Опечалился Аль-Уттари и поведал шейху, для которого он теперь был не пленником, но гостем, всю историю с самого начала..."
- Так, стоп! - подпрыгнула недовольная Мартышка, потеряв остатки терпения. - Не надо с начала. Хватит с меня! Миллион раз уже слышала. Это бесполезный кувшин. В него даже мангового сока налить нельзя. Ничего налить нельзя! Только и знает, что пустое перемалывать по тысяче раз. Значит, так: если тебе, Путешественник, этот говорящий кувшин нравится, так тому и быть, можешь оставить его себе. Я за оплатой после приду. Некогда мне тут прохлаждаться, у меня коммерция и всё такое. Вон уже и ночь наступила...
Мартышка убежала, а голос в кувшине вежливо поинтересовался:
- Прошу простить покорно, прикажете продолжать?
Ну, как тут откажешься? И история потекла из кувшина дальше:
"... Выслушал мудрый шейх благородного юношу, задумался, велел позвать своего племянника. Того самого, отряд которого пленил бухарского посла. "Если тебе дорога твоя честь, во имя всех матерей и детей мира, вернись туда, где повстречал гостя, найди кувшин, Саид", - приказал грозный шейх. Бросился Саид со своими людьми обратно, и по следам обнаружил, что накануне тем путём успел пройти большой караван. Если кувшин не утонул в зыбучих песках барханов, в пустыне его могли подобрать только караванщики. Погнался Саид за караванщиками, но верблюд его устал и уже не был таким быстроходным. Когда Саид добрался до побережья, оказалось, что караван успел погрузиться на корабли и отплыл в Андалусию к испанским маврам. Саид, которому судьба нагадала никогда не выходить в море, отправил своих людей на поиски корабля, чтоб плыли, как можно скорей, вдогонку, а сам, не надеясь на их успех и чувствуя вину перед Аль-Уттари, решил хоть как-то загладить свой проступок. Тайного предназначения потерянного кувшина он не знал и, ведомый не то своей виной, не то рукой провидения, отправился, на местный базар, смиренно надеясь купить в утешение бухарцу самый лучший медный сосуд взамен утерянного. Местные жители указали ему на лавку старого еврея Сулеймана, торговавшего в городе всякой всячиной. Велико же было удивление Саида, когда он пришёл и увидел среди товаров Сулеймана пропавший бухарский кувшин! "Я, конечно, извиняюсь, но вчера эту редкую вещь мне принесли проезжие караванщики. Изящная вещица, не правда ли? А сегодня утром такая удача - сестра городского старшины увидела её и купила, не торгуясь. Думаю, она скоро пришлёт своего слугу, чтобы забрать кувшин", - сказал честный Сулейман. Помня суровое наставление шейха, отправился Саид к городскому правителю. Стал просить старшину уступить ему кувшин. Долго спорили-торговались. Семь кальянов выкурили, троих барашков съели. Делать нечего, пришлось Саиду взять в жёны сестру старшины, а за кувшин отдать много серебра и любимого белого верблюда в придачу. Когда Сулейман узнал об этом, очень расстроился и лежал в своей лавке весь больной, пока не пришли корабли с новыми товарами из страны румов. Саид же с новой женой немедленно поспешил в свой оазис и благополучно вернул драгоценный кувшин благородному Аль-Уттари. Отпраздновали свадьбу. Бедуинский шейх подарил бухарскому посланнику лучшего скакуна из своего табуна, и Аль-Уттари под охраной кочевников продолжил свой путь к стенам города Матматах.
Долго ли, коротко ли шёл по пустыне, добрался он до подземного города берберов. Привели его к почтенному слепому старцу Аль-Нафи. Поклонился Аль-Уттари и трижды поцеловал землю у ног берберского шейха. "Если бы не известие от моего друга Абу-Сафьяна, с которым ты разговаривал в Аль-Искандерии, ты бы меня уже не застал здесь, сынок. Ведь мне уже сто лет, пора в царство теней. Пришлось вот задержаться ради твоего дела", - приветливо молвил старец. Тут тётушки ввели в комнату двух маленьких детей - мальчика и девочку. Каждому было лет пять, не больше. Услышав тихие детские шаги, слепой шейх коснулся рукой Аль-Уттари и сказал: "На твоё счастье у них есть то, что ты ищешь". Дети протянули вперёд раскрытые ладошки, и всё вокруг озарилось лазоревым светом. На затейливо расписанных хной детских ладошках смешно копошились бойкие шуршики. Счастливые люди часто не видят чужого горя. Но у благородного Аль-Уттари было чуткое сердце, и хоть при виде живых шуршиков оно переполнилось радостью, он всё же заметил следы слёз на чумазых щеках детишек и тень печали на лицах остальных. "Как же удалось спастись этим сказочным существам?" - спросил Аль-Уттари. "Проклятие ифрита Маймуна опалило весь мир, но оно не властно здесь у нас под землёй", - с гордостью сказал шейх Аль-Нафи. "Лазоревых шуршиков привезли в наш город вместе с матерью сих малых. Род её живёт на берегах далёкой реки Танаис. Когда-то генуэзские пираты похитили её. В то время один из моих младших правнуков ходил на север с караваном сушеных фруктов. Увидел он девушку на невольничьем рынке. Мои глаза слепы, но люди говорят, она красива, как пери. Прелести её пленили сердце моего правнука, и я позволил ему заплатить за девушку столько, сколько стоил весь наш урожай фиников. Он привёз её в дом, взял в жёны, и они жили счастливо. Она родила ему этих милых двойняшек. Но однажды женщина собирала тамариск для разведения огня в очаге, и её подстерёг коварный демон пустыни в облике скорпиона. Не иначе, как ифрит Маймун подослал к ней беду. От ядовитого жала она заснула и вот уже три года спит беспробудно: ни жива, ни мертва", - шейх тяжело вздохнул. - "Несчастные дети не знают ласки матери. Только эти крохотные лазоревые шуршики своими сказками приносят им маленькую радость. Ведь существа эти взяты с четырёх сторон света и знают великое множество добрых сказочных историй".
Тогда Аль-Уттари встал и громко объявил всем, что знает, как лечится укус скорпиона, и что у него есть целебный мёд из страны урусов, чтобы приготовить снадобье. Он велел принести свою дорожную сумку и бурдюк с водой из священного колодца Земзем. Тут же на глазах у всех Аль-Уттари приготовил лекарство. Уже на следующее утро женщина благополучно очнулась от колдовского сна. Жители города Матматах устроили по такому счастливому случаю великий праздник. Обрадованные дети вручили гостю из далёкой страны своих лазоревых шуршиков, и те стали с любопытством обживаться в уютном медном кувшине. Аль-Уттари совершил над кувшином волшебный обряд, которому его научил Дух справедливости. В тот же миг на другом краю мира в Бухаре злые бесы превратились в синий дым и перестали мучить едва живого эмира. Как только эмир Нух-ибн-Мансур выздоровел, в Бухаре тоже начался шумный праздник. Эмир отправился в дом горшечника и вернул ему отнятого ребёнка. Визирь выдал из казны для бедной матери целый тюк шёлка. А онемевшему от счастья горшечнику преподнес шитый золотом халат с эмирского плеча. Задорно гудели длинные трубы-карнаи, музыканты отчаянно играли на танбурах, поэты вдохновенно прославляли милосердного эмира - а где-то на дне моря злой ифрит Маймун огнём своей бессильной злости сжёг самого себя. Волшебный ларец раскололся, и течение разнесло фиолетовый пепел по всем уголкам моря. Скоро его проглотили глупые голодные рыбы, но ни с одной из них ничего не случилось, потому как злое колдовство Маймуна окончательно потеряло силу..."
Сказочный голос собрался, было, продолжить историю и рассказать, про то, какие события приключились с замечательными лазоревыми шуршиками и их медным кувшином дальше. Но тут над океаном показалась розовая дымка рассвета, проснулись горластые попугаи и вороны, и пришлось попросить невидимого рассказчика на время прервать увлекательное повествование. Нельзя же вместить в одну короткую ночь целую тысячу лет чудесных странствий. ............................................. ............................................. Примечания автора:
1) Это третья часть Мадрасских Сказок. Газетные публикации предыдущих частей: часть первая - http://exlibris.ng.ru/kids/2005-03-10/8_skazka.html; часть вторая - http://exlibris.ng.ru/kids/2005-05-19/8_aromat.html 2) Легенда гласит, что у древнего иудейского царя Соломона был расшитый зелёным шёлком и золотом ковёр-самолёт, на котором он умудрялся переносить по воздуху свои войска и даже слонов. 3) Достаточно вспомнить о жалкой участи крысы Чухи из второй части Мадрасских Сказок. 4) История про Мартышку и ночные звёзды рассказывается во второй части. 5) История про Мартышку и волшебный колодец рассказывается во второй сказке. 6) Колодец Земзем находится в Мекке и считается священным. 7) Синий цвет ассоциируется у мусульман со смертью. ............................................. (с) VVL, 2005