Получил твоё письмо от 03 декабря, но сразу не ответил. Сегодня решил написать тебе.
<...> Твоё письмо понравилось мне. Хорошо, что мои письма о деде заинтересовали тебя. Был он, конечно, не большим человеком, но в великих событиях того страшного времени есть частица и его ратного труда. Казалось бы, какой ещё может быть труд, да на войне? А он там как раз и был. Вся война для него и миллионов других была очень тяжким трудом. Ведь война - это не столько бои и баталии, т.е. прямое противоборство, а очень трудная и тяжелая работа. Ведь миллионы солдат нужно обуть, одеть, накормить, перевезти, вооружить и т.п. И когда я слушал рассказы деда, то, помню, всё удивлялся тому, что в войне ему запомнились не столько бои, а всё больше движение. То туда, то сюда, да впроголодь, да в дождь или снег, иль в зной. Вот и лето 1942-го года, а точнее, май запомнилось ему жарой.
Стояли они в районе Купянска, строили оборону. В мае немцы разбили наши армии, наступавшие под Харьковом, и фронт вновь приблизился к ним. Погода стояла ясная, солнечная. Кругом лесостепь и степь, а над ней, как коршуны, кружатся юнкерсы и мессершмиты. Часть, где был дед, по тому времени вооружена была очень хорошо. Все командиры - от отделения до комбата - имели автоматы ППД и ППШ. В каждой роте были бронебойщики - люди, вооруженные противотанковыми ружьями. Бойцы были вооружены трёхлинейками, винтовками СВТ, ручными пулемётами ДП, гранатами, бутылками с горючей смесью. Были в полку и миномёты и орудия до калибра 76 мм. Но танков и авиации в армии было ещё очень мало, и не хватало автомашин.
Летом 1942-го немцы начали новое крупное наступление на юге. Часть, в которой служил наш дед, командир отделения мл. сержант Кугушев, пешим маршем выдвинулась в район Оскола. Там начались сильные бомбёжки, а затем атаки немецких танков и мотопехоты. Начался отход на юго-восток. Попали под бомбёжку вновь. Всё перемешалось. Артиллерия и штабы отошли раньше, чем стрелковые соединения, а тех разметали по степи танки. Вновь дед оказался в кутерьме отступления.
"Народу по степи шло много: беженцы, перемешавшиеся части. Постепенно, спасаясь от бомбёжек, все разбрелись кто куда, сохранив лишь направление отхода на восток, юго-восток, юг. Причём к югу (в Донбасс) уходить было спокойнее: немцы не преследовали так сильно, как тех, кто подался к востоку. На том направлении кипели прямо-таки бои (и днём, и ночью). В степи наткнулись на группу работников какого-то штаба армии, тоже отступавших. Среди них был один генерал. Человек был смелый, шёл в форме с орденом и медалью. Немцы обнаглели. Их самолёты гонялись над степью даже за малочисленными группками бойцов, обстреливая их из пулемётов и пушек. Несколько раз гитлеровские бронетранспортёры подъезжали к группе. Обстреляют из пулемётов, поорут: "Рус, сдавайс!" и уезжают. Видимо, немцы знали, что где-то здесь отходит группа штаба, но только не знали где точно. Да и подъехать к нам близко они не решались, ведь их было немного: два-три транспортёра, не больше. А у нас было два противотанковых ружья. Идём, бывало, в сумерках, видим: вдали огоньки показались - едут. Сразу все залегли цепью и - "К бою!" Они приблизятся на полкилометра и давай палить в нашу сторону. Мы дадим разок залп (патроны экономили), и они развернутся, уедут. Тоже жить хотят, боятся лезть. Вообще-то, вояки они были сильные, но лезли тогда только, когда их было больше. За всю войну я не помню случая, чтобы они меньшими силами лезли к нам. И ещё что запомнилось: если в прошлом году многие в окружении или при неясной обстановке на фронте просто бежали кто куда, то в то лето чего-то никто не смылся из нашей группы. Понимали, видимо, что в одиночку в степи пропадёшь.
Дошли до переправы через Айдар. Там штабисты сделали попытку остановить бегство. Ходили среди отступавших, уговаривали их стать, дать бой немцам. Но не смогли. Все бежали к Дону и на юг в Донбасс. Подвернулись какие-то машины, и штабисты укатили. А у нас появился новый комбат. Он себя сам в него произвёл. Капитан, Сашкой его звали. Приказал нам идти на северо-восток, вести бой с немцами, сдерживать их. С ним мы и вошли в станицу донского казачества Мешковскую. Её сильно бомбили: пожары, развалины, трупы. Из станицы уходили последние наши части. За время пути нас стало человек 200-250, люди прибивались по дороге. В станице были недолго и двинулись прямо по степи на восток. Днём сидели в какой-то балке, прятались от авиации. Где-то южнее нас громыхала канонада. Кто спал, кто чистил оружие, кто ел, а тут спор возник о сдаче нашими Воронежа и Севастополя. Кто-то потрясал газетой и доказывал, что не на восток нам идти надо, а на юг: мол, там Дон ближе, а по нему, видать, теперь фронт проходит. Спор разросся, и его услышал капитан. Подошёл, узнал о чём митингуют, стал говорить. Сказать по честному, географию мы знали плохо. Вот Сашка-то нам и растолковал, что Севастополь далеко от нас на море, а Воронеж тоже - к северу не меньше, чем за полтысячи километров. А к Дону мы, так или иначе, скоро выйдем, просто он здесь делает большую излучину, и мы в ней как раз оказались. Но нам нужно не просто убежать от немцев, а дать им бой, задержать их на подступах к Дону, чтобы наши успели там закрепиться. Пока местность не позволяет нам дать этот бой - танками сомнут, но всё равно готовиться к нему надо. Тут же началось партсобрание. Членов партии было всего восемь. Меня выбрали парторгом, а нашу группу решили именовать отдельной ротой. Нас было в той роте 244. Проверили оружие. Было два противотанковых ружья, пять ручных и один станковый пулемёт, почти 400 гранат, патроны, сапёрные лопатки, каски.
В сумерках двинулись дальше. В степи увидели танковую колонну немцев: те разбили бивак, горланили песни. Нас они не заметили. Шли всю ночь и всё утро. Пришли на какие-то высотки, меж них петляла полевая дорога. У подножья одной из высоток был старый колодец. Капитан приказал вокруг высоток занимать круговую оборону. Копать сплошную траншею у нас не было ни времени, ни сил. Касками, лопатками, штыками, руками стали отрывать себе норы в земле. Над дорогой прошли два "мессера" и спикировали на нас. Все побросали работу и начали в них палить из винтовок, автоматов и пулемётов. Один из самолётов не вышел из пике и упал на землю, другой улетел. Побежали к горящему самолёту. Пилот выскочил из него и убежал в степь. Кто-то погнался за ним и убил. Принесли его пистолет и какие-то бумаги. Капитан обошёл наш куцый рубеж и собрал всех командиров взводов и отделений. "Колодец немцам нужен будет до зарезу. У них и танки и машины - все на водяном охлаждении. Значит, сюда они непременно припрутся. Нам нужно до ночи выдержать. Наберите себе в запас воды, а колодец подорвём. Если меня убьют, то всё равно до ночи не отступать", - сказал он. Распределились по секторам, кто где в бою будет находиться. Разделили противотанковые гранаты, договорились о связи (капитан свистел нам команды свистком). Разошлись.
Сижу в своём окопчике, вокруг степь, травами пахнет, солнышко припекает - до того хорошо, что умирать не хочется. Мне тогда 39-й год ещё шёл. Бойцы лежат, головы высовывают из земли, перекликаются меж собой. У кого еда была, едят. Кто курит. И тишина такая стоит, даже не верится, что война идёт. И что сейчас нас убивать придут. Вот тогда и стало мне как-то не по себе. Думалось, зачем всё это? Что мешало жить этим фашистам в ихней Германии, про которую многие мои бойцы и не знают даже, где она находится? А тут гул по небу прошёл: летят, гады. Заорали: "Воздух!" И из поднебесья на нас стала падать девятка юнкерсов. И закружили они над нами свою карусель смерти. Грохот, дым, в рот земля попадает, и хочется только одного - раствориться в этой земле, чтобы не попал он в тебя. А немцы беснуются: отбомбились, стали летать и из пулемётов по нам бить. Но летали они низко, и мы открыли по ним огонь. Сразу взмыли они вверх и стали уходить. А один летит всё низко, вдруг задымил и так с дымом и ушёл. Кричим, радуемся. Многие оглохли от взрывов, орут во всю ивановскую. Еле-еле людей успокоили (санбатов у нас не было). Так полуконтуженные и сидим опять по окопам. Видим, пыль над степью стелется - немцы пришли..."
Алёша, в следующих письмах я продолжу свой рассказ о деде. А вместе с этим письмом посылаю тебе ещё одно с вырезками. Надеюсь, они тебе понравятся. Всего доброго.