Аннотация: ... со стороны Чёрного болота чудился чей-то жалобный плач...
День Добрососедства, или Новые хуторские приключения
Как ни долог июльский денёк, а и ему настаёт конец. Ватага хутора Пряткино под предводительством неутомимой Сундариты набегалась за день так, что все окрестные тропинки жаловались:
- И когда только они угомонятся? Сколько можно туда-сюда носиться? Ерофеич! Ты же у нас вроде степенный домовой, а туда же! Прямо как мальчишка! Вон, штаны все в репьях, чуб мокрый, глазищи шальные...
Но это пыльное ворчание никто не слушал. Вместо этого, сидя на крыльце, слушали, как нестройным хором квакают в пруду лягушки, как вразнобой стрекочут в траве кузнечики. Ну и, конечно, ждали, когда Софья Антоновна подоит корову Зорьку и станет письма вслух читать. Всем хотелось письма капитана Селёдкина заново послушать. Они на ночь лучше всякой сказки. После них глаза сами собой закрываются, и душа до утра по морям, по волнам путешествовать отправляется.
- А я на завтра знаете, что придумала? Давайте завтра плот сделаем? - предложила Сундарита. - Покатаешь нас на пруду, Маремьяна? Чур, я буду капитаном Селёдкиным?
Кикимора Маремьяна вдруг странно вздрогнула и украдкой переглянулась с Акулиной.
- Не получится... - тихо сказала Акулина, жуя травинку, и зачем-то отвела взгляд в сторону.
- Как это не получится? Очень даже получится. Плот мы запросто смастерим! Правда же, Ерофеич?
- Так-то оно так. Плот смастерить - дело, в общем, нехитрое... - уклончиво ответил домовой.
- Не получится... - снова упрямо замотала острым носом чумазая Акулина.
- Ты что? Хочешь сказать, из меня капитан не получится?
- Не получится! - твёрдо повторила запечная кикимора.
- Ах, так? Не веришь? А вот завтра посмотрим!
- Капитан, может, и получится. А вот завтра на пруд - не получится...
- Почему? Пруд что ли высохнет?
- Скажешь тоже! Нешто можно такие страсти вслух говорить? - всплеснула зелёными ладошками Маремьяна и трижды сплюнула через левое плечо.
- Значит, это тебе, Маремьяна, жалко лучших друзей на плоту покатать?
- Ничего мне не жалко! - буркнула ручейная кикимора. - Скажешь тоже...
- Тогда почему не получится? - удивилась Сундарита.
Кикиморы снова украдкой переглянулись и ничего не ответили, только зашмыгали носами. Домовой Ерофеич взялся с подозрительным усердием ковырять на коленке запёкшуюся ссадину. Чердачный Митрофаныч сделал вид, что пристально разглядывает какую-то щепку. А хитрый кот Дымок просто задремал.
- Вы что, сговорились? Это у вас такой секрет? - спросила Сундарита. - И вы хотите, чтобы я его отгадала! Это такая новая игра, да?
Четверо молчунов вытаращились на Сундариту так, что она прыснула со смеху:
- Ой, какие вы сейчас смешные! Ладно, не хотите плавать на плоту, ещё чего-нибудь придумаем. Например, будем друг дружке загадки загадывать. Соберёмся завтра в нашем шалаше, и пусть каждый принесёт с собой побольше интересных загадок! Идёт?
- Завтра они не могут... - зевнул Дымок. - Завтра у них День Добрососедства!
- Вот зачем ты это сказал? - сразу накинулась на кота Акулина.
- А что такого? - спокойно ответил Дымок и поправил языком растрепавшиеся на груди шерстинки. - Тоже мне великая тайна! Да тут каждая мышь знает, куда вы завтра побежите! На мельницу, в гости к Гордею, Кувшинычу и к русалкам.
- Пусть мыши знают! Пусть! А людям про то знать не положено! - пожурил кота домовой. - Традиции надо уважать! Испокон веков так заведено: у людей - своя, людская жизнь, а у нас - своя, старозаветная...
- Да? А чего ж вы тогда письма капитана Селёдкина прибегаете послушать? А? Какое вам до них дело? - ехидно промурлыкал Дымок.
- Так ведь интересно же! - заёрзал на крыльце хранитель чердака Митрофаныч. - Про земли диковинные послушать! Я это дело страсть как люблю!
- И про моря-океяны! - поддакнула Маремьяна. - Про чудеса подводные!
- Что ты нам тут указываешь про Селёдкина? - взъярилась Акулинка. - Тоже мне указчик нашёлся! Чай, Селёдкин нам не чужой! Земляк он! С нашенского хутора! У нас за него душа болит: как он там, не утонул ли? Не понимаешь, а указываешь!
- Сами вы не соображаете! - сердито завертел хвостом Дымок. - Вот ей, Сундарите, может, тоже интересно на здешние чудеса посмотреть, русалочьи сказки послушать. Или скажете, она здесь чужая? Не с нашего хутора, скажете? А зачем тогда Селёдкин её с далёкого острова к нам прислал? На нас понадеялся! Хороши земляки, нечего сказать!
Домовому, чердачному и обеим кикиморам сразу стыдно стало. Допёк их Дымок. Задел за живое. Стали наперебой оправдываться. А Сундарита в их спор уже не вмешивалась. Сидела на краешке крыльца, слушала, уперев локти в коленки и положив чумазое личико на ладошки. Так незаметно и заснула. Затих хутор Пряткино. Только корове Зорьке всю ночь не спалось. Чудился ей где-то далеко, со стороны Чёрного болота, чей-то жалобный плач...
Вот так и получилось, что назавтра они отправились на соседний хутор в гости вместе с Сундаритой. Акулина вплела себе в косу красную ленту, а Маремьяна себе - синюю. Митрофаныч сплёл себе за ночь новые лапти. А Дымок дома остался.
Ерофеич, весь в новых заплатках, по дороге суетливо наставлял Сундариту:
- Как за межу переступим - хозяев сразу хвалить положено. Им от этого приятность будет! Традиция такая. Всё, что на их земле увидишь, про то надобно молвить слово доброе. Потому как День Добрососедства! В иной день хоть лайся, хоть шишками кидайся - а в добрососедский день, будь добр, имей к соседям почтение и сотворяй им всяческое ублажение! В День Добрососедства носи расшитую петухами сорочку и меси сдобное тесто, а в иной день - хоть сухарь грызи, хоть рубище надень. Люби соседа, как брата, от рассвета до заката.
Прошли по тропинке через лес. За версту, как подобает, на все голоса начали соседей расхваливать. По мостку через речку вышли к водяной мельнице. Крепкий мосток. Похвалили и его. Мельничное колесо деловито поскрипывает, вертится, шумит вода. Похвалили колесо, похвалили мельницу. И речку заодно похвалили. А чего бы её и не похвалить, коли она вся из себя красавица? Вода в ней до самого дна чистейшая, и берега сплошь в ромашках и лютиках - любо-дорого посмотреть! Постояли, подождали - молчит мельница, не обращает никакого внимания, никто из хозяев не показывается. Ещё раз громко похвалили речку и мостик, колесо и мельницу. Снова потоптались с ноги на ногу в томительном ожидании.
- Схожу-ка я что ли к русалкам, спрошу, куда Гордей с мельницы подевался, - буркнула Маремьяна и плюхнулась с мостка в мельничную заводь так, что брызги во все стороны и круги по воде.
- Нешто запамятовал Гордей про День Добрососедства? - запечалился Митрофаныч, стал с досады ковырять прутиком речной песок.
Тут под мостком кто-то шумно заплескался и фыркнул:
- Не забыл он! Надысь только про вас и разговоров было!
- Ой! - подпрыгнули все разом от неожиданности. - Кто это там?
- Да я это!
- Кувшиныч, ты?
- А кто же ещё?
- Ну, здрав будь, сосед! - обрадовался Митрофаныч и, вскинув над головой руку, чинно поклонился в пояс. И Ерофеич за ним следом в поклон до земли на старинный манер переломился.
- Хорошо хоть водяной на месте! - Акулина задрала нос и специально перекинула косу на другое плечо, чтобы водяной обратил внимание на её красную ленту.
- Привет, Акулина! - растянул до ушей добрую улыбку Кувшиныч. - На месте, где ж мне ещё быть? А тебе не надоело за печкой сидеть, сажей дышать?
- Вот ещё! Скажешь тоже! За печкой, поди, всяко лучше, чем в твоей-то сырости!
- Кому что нравится! Я бы за твоей печкой и дня не вынес, засох бы весь, как берёзовый веник! - громко захохотал водяной. - Не пойму, чем тебе сырость плоха? Вон, сестре твоей, Маремьяне, у нас дюже нравится. Так что, коль надумаешь, переходи ко мне в русалки!
- Спасибо за честь, но мне и за печкой неплохо живётся! - так же весело ответила Акулина. - И всё ж таки, куда Гордей в такой день с мельницы подевался? Чего соседей не встречает?
- Гордей по неотложному делу отлучился. Ему сорока прям перед тем, как вам прийти, на хвосте новость принесла. По всему видать, что тревожную. Потому как Гордей сразу заохал, засуетился, сел на самолётное весло и умчал на Чёрное болото. А зачем - не разбери-пойми. Успел только напоследок крикнуть, чтоб вы, как заявитесь, обязательно его дождались. Обещался вскорости вернуться. Так что, проходите на мельницу, будьте как дома, не забывайте, что в гостях! - водяной снова захохотал. - Наказал только, чтоб без него скатерть-самобранку не трогали!
- А прялку-превращалку можно трогать? - уточнила Акулина.
- Прялку можно, но вы там с ней поосторожней! Сами знаете...
- Знаем, не маленькие! Чай, не впервой!
- То-то и оно, что не впервой! Моё дело предупредить, чтобы не случилось беды, как в те разы...
- Ну, ты ещё вспомни, что триста лет назад было!
- Ха! Что мне триста лет! Для меня и тыща не срок! Всё помню! Однако чтоб вы знали, щук своих и сомов я на всякий случай на цепь посадил ...
- Вот и хорошо! - радостно потёр руки Ерофеич в предвкушении забавы. - Значит, можно будет и карасём поплавать, и соколом полетать.
Побежали на мельницу играть с прялкой. Акулина себе первую очередь выспорила. Крутанула колесо - в мгновение ока превратилась в прекрасную бабочку и вылетела в окно. Чудеса! Пока Акулина с ромашек на синие колокольчики, да с колокольчиков на жёлтые одуванчики порхала, Ерофеич и Сундарита зорко следили, чтобы какой-нибудь залётный стриж её не склевал. Маремьяна в это время на мостике сидела и ластами по воде шлёпала. Она прялку совсем не любила.
Митрофаныч на мельнице ждал-ждал, а после не утерпел, взял да и крутанул прялку раньше срока - Акулина сразу в свой прежний облик возвернулась и прямо посреди крапивы наземь - шлёп! Глядь, а Митрофаныч уже белым лебедем по воде плавает. А потом расправил крылья и давай над речкой широкими кругами летать. Акулинка, крапивой обожжённая, тут же, не раздумывая, метнулась к прялке и повернула колесо. Митрофаныч в речку плюх! Захлёбывается и кричит: "Ой-ой-ой! Тону! Спасайте меня! Я плавать не умею!"
Пришлось Кувшинычу вытаскивать бедолагу на берег. Пока с Митрофанычем возились, вокруг какая-то озлобленная оса настырно кружилась. Как ни отмахивались, она его всё-таки разок ужалила. Да так больно, что Митрофаныч пуще прежнего завопил и на мельницу умчался. Долго искали, так и не смогли найти. Осой той, как оказалось, Акулинка была. Отомстила Митрофанычу за свою обиду, за крапиву.
После этакого скандала настроение отчего-то испортилось. Сундарита посмотрела на угрюмые физиономии и говорит:
- Прялка - хорошая вещь, только вы её как-то неправильно используете. Зачем превращаться в какую-то злющую осу, если можно превратиться в доброго слонёнка?
- Это ещё что! - припомнил Кувшиныч. - В прошлый раз Акулина догадала крокодилом обернуться - все лягушки от страха по лесу разбежались. Неделю уговорить не могли, чтоб назад вернулись. Доныне, вон, заикаются. Через то русалки с Акулиной на принцип разговаривать не хотят.
- Эх! Значит, и сказок не расскажут! А мы с Митрофанычем сказки страсть как любим! Обожаем просто... - пригорюнился Ерофеич. - День Добрососедства, считай, насмарку.
- Кто сказал, что насмарку? - раздалось за ёлками.
Шумно отогнулась большая еловая лапа, и из лесу показался коренастый Гордей с веслом на плече. Кувшиныч гаркнул из воды:
- Гордей! Ты чего это пешком? Неужто самолётное весло сломал?
- Да не! Чего ему станется, веслу твоему? Не один я, потому и пешком. Тут со мной кое-кто неизвестной породы...
Странное существо о четырёх тонких жеребячьих ногах вышло следом за Гордеем.
- Ой, кентаврик! - воскликнула Сундарита.
Увидав крутящееся мельничное колесо, грозного водяного и красную ленту в косе у Акулины, существо оробело и попятилось в чащу.
- Не бойся, Гаврик, здесь тебя не обидят! - подбодрил Гордей несмышлёного спутника.
Поздоровавшись с гостями и отдав весло водяному, Гордей пояснил:
- Вот, полюбуйтесь. Как вам это нравится? Не ведомо, из каких краёв приблудился. Не иначе, наколдовал кто-то. Спасибо сорокам! Не поспей я вовремя, утонул бы жеребчик в Чёрном болоте! Только рожки да ножки остались бы...
- А где у него рожки? - удивилась Акулина и с любопытством бочком подошла к кентаврику.
- Ну, про рожки и ножки - это я так, к слову. Поговорка такая.
Тут и Митрофаныч объявился. Не мудрено, что его никто найти не мог: он в Гордеевой светлице под чалмой-невидимкой прятался, от великой обиды никому не откликался. Чалма та Гордею лет сто назад от одного заезжего Абдурахмана досталась, выменял на сапоги-скороходы. Сапоги те, небось, уж износились давно, а чалма вот - целёхонька. Гордей за всё время ею, считай, и не пользовался. Оно и понятно: от кого ему тут на мельнице прятаться-то?
Меж тем, солнце уже высоко поднялось. Оглядел Гордей гостей и говорит:
- А не пора ли нам, соседушки, расстелить на травке скатерть-самобранку? Чуток ещё погодите только - сперва умоюсь с дороги...
А в это время, притаившись, в кустах сидел нездешний горбоносый человек и в бессильном злобстве кусал чёрные ногти. Зря колдовал! Напрасно силы на заклинание тратил. Не получилась у него коварная хитрость. Хоть и отвлёк Гордея, да хуторские соседи помешали! Не удалось украсть с мельницы волшебные вещи! Особенно ему чалма-невидимка нужна была. Для злодейства она - первейшая ценность! Горбоносый, глотая слюнки, следил за пиром на мельнице. А за горбоносым пристально следили бдительные сороки.