в параллельных, перпендикулярных и спирально закрученных мирах
(этические этюды)
* * *
- Что за ерунда! - возмутился Чопанса.
- Это ошибка, - с досадой сказал Максим.
Фельдмаршал встал, одёрнул мундир, постучал пальцами по столу и резюмировал:
- Значит, вот что получается... - пока Фельдмаршал держал тактическую паузу, его густые брови изобразили бурю на море. - Я хочу, чтобы вы хорошенько осознали своё положение. Если будете твердить "чушь-ерунда", вас немедленно расстреляют. С бунтовщиками-недоумками у нас разговор короткий. Расстрельный взвод будет только рад, поскольку сейчас у них по расписанию строевая подготовка. А парни обожают запах пороха...
- А если... - от нелепости происходящего Чопанса вдруг потерял голос.
- А если же это ошибка, я с лёгкой душой отпущу вас... - доверительно сообщил Фельдмаршал.
- Это ошибка, - повторил Максим.
- Прошу не перебивать. В ваших интересах выслушать меня до конца, - с укором сказал Фельдмаршал. - Если вы настаиваете, что это ошибка, инцидент будет исчерпан, контрабандное имущество будет конфисковано и уничтожено.
- Но почему? - изо всех сил прохрипел Чопанса
- Беспризорные дирижабли и мысли неизвестного происхождения представляют опасность. Не знаю, как там в других мирах, а у нас так. Вы же сами заявили, что не имеете понятия, что это за мысль, - Фельдмаршал ткнул пальцем в протокол допроса. - Хорошо, если эта ваша так называемая Большая Мысль всего лишь крамола. А если она скрывает Замысел? Подумайте, даю вам одну минуту. Дать больше, извините, не могу, иначе расстрельный взвод не успеет на обед. Расстрел расстрелом, а обед - по расписанию. Святое, знаете ли, дело.
Когда в колбе часов оглушительно упала последняя песчинка, Максим спокойно и твёрдо сказал:
- Вы должны дать нам возможность отправиться в Скорбные Сады Фердинанда.
- Ваше право, - нервно дёрнул бровями Фельдмаршал. - Поглядим, с чем вы оттуда вернётесь...
* * * * *
- Ничего себе дебри!
- Дебри, говоришь? - Максим окинул взором мрачный пейзаж. - Табличку на входе видел? Это и есть Скорбные Сады Фердинанда.
Чопанса отломил от сухого дерева ветку потолще и соорудил из неё сучковатое подобие посоха.
- Зачем тебе дубина? - насмешливо спросил Максим.
- Странная фантазия у этого Фердинанда, - озираясь, пробурчал Чопанса. - Не сады, а прямо джунгли какие-то! Только чудищ разводить...
- Чудищ не чудищ, а вот кое-чего тут и впрямь с избытком ... - заметил Максим.
Чопанса замер, словно ему за шиворот забрался холодный членистоног.
- Чего с избытком?
- Всего с избытком. В садах Фердинанда произрастают плоды человеческих ошибок.
- Зачем? То есть, я хотел сказать, кому это нужно? Фердинанду? Он что, селекционер-извращенец?
- Наоборот, он - праведник. И в безграничной мудрости своей полагал, что в жизни каждый должен иметь возможность исправить ошибку. Для этого надо прийти сюда, в эти Скорбные Сады, и сорвать плод.
- Просто сорвать плод? И всё?
- Сорвать, да. Ну и съесть, разумеется. Вкусить, так сказать. И тогда в мире сразу же исправится одна ошибка. Если плод окажется сладким, исправится твоя собственная ошибка. А если горьким - то чужая.
- Лотерея какая-то получается.
- Угу, типа того. Только знаешь что?
- Что?
- В лотерее шансов побольше: в бескрайних Садах Фердинанда сладкий плод для каждого всего один.
- Ну, ничего себе! - присвистнул Чопанса. - Да разве ж его тут отыщешь? В таких-то зарослях! Зря пришли. Сам ведь говоришь: бескрайние...
- А разве у нас был выбор? Сады Фердинанда разрастаются на глазах, это верно. Отыскать в них плод собственной ошибки - задача не простецкая...
Редкий случай, когда Максим выглядел сосредоточенно задумчивым.
- ...а желающих травиться горькими плодами ради того, чтобы исправились неизвестно чьи, чужие ошибки, встретишь нечасто... - меланхолично добавил он.
- Выходит, замысел Фердинанда, не удался. Вот тебе и мудрец...
Долго, считай, полдня шагали, не разговаривая, что для них, в общем, было странно.
- И чёрт бы с ним, что все плоды, кроме одного, горькие, - ни с того ни с сего вдруг рубанул хвостом по ближайшей ветке Чопанса. - Горький - ещё не значит ядовитый! Да если бы все и каждый пришли и сорвали по одному, пусть горькому, фрукту - никто бы не перетрудился. Зато в мире исправились бы все ошибки. Все до одной. Вон их сколько развелось! Никому бы не было обидно, я считаю... и зажили бы как настоящие люди.
- Э, дружище! - усмехнулся Максим. - Да тебя никак одолел тот же демон мудрости, что и самого Фердинанда-Блаженного.
- В конце концов, - нисколько не смущаясь колючим ноткам в речи Максима, убеждённо парировал Чопанса, - лекарство не обязано быть сладким; когда-нибудь люди должны будут это понять. Какая разница, где чья ошибка? Если я когда-то в чём-то ошибся, пусть меня поправят. А я исправлю ошибку других...
С этими словами Чопанса треснул палкой по кусту, сплошь утыканному ужасными трёхдюймовыми шипами, и сбил с него уродливый плод ядовито-болотного цвета.
- Стой! - отчаянно крикнул Максим, но было поздно.
* * * * *
Вечерело. Подошли к чахлому, почти засохшему дереву в самом центре сада.
- Вот, где надо было...
- А чем оно лучше? - слабо огрызнулся Чопанса; от горечи съеденного его сильно мутило.
С единственной живой ветки свисали два сморщенных яблока.
- У нас были все шансы... - вздохнул Максим. - А теперь...
Чопанса понуро отвёл взгляд. То ли от съеденного, то ли от мысли, что он всё фатально испортил, сделалось дурно. Кусты и деревья поплыли перед глазами. Когда очнулся, вокруг до самого горизонта колыхалось безбрежное поле сепёмушки. Максим сидел на холмике неподалёку и смотрел на багровое закатное солнце и парящий в небе дирижабль.
- Где мы? - спросил Чопанса; он почувствовал в себе прилив прежних сил.
- Всё там же.
- Да? А где сады?
- Их больше нет.
- Слушай, что это было?
Максим не ответил. Дожевал яблоко и отшвырнул в сторону огрызок; от ядовитой горечи сводило скулы. Чопанса подошёл, виновато виляя хвостом, плюхнулся рядом.
- Ну, ладно. Что за яблоня, а?
- Яблоня Фердинанда. Когда-то она выросла тут первой.
- Мне эти сады сразу не понравились, - Чопанса сорвал тонкий стебель. - Вот сепёмушки - совсем другое дело! Скажи?
Где-то далеко на другом краю сепёмушкового поля отбрасывал длинную вечернюю тень сиротливый плодоносный куст - предвестник новых Скорбных Садов Фердинанда.