Поздний осенний вечер. Только что прошёл дождь, и свет уличных фонарей отражается в многочисленных лужах, навевая мысли об усталости и сне. Я выхожу из маршрутки, попадая в вечную суету привокзальной площади. В моей руке сигарета, и алкоголь в крови уверенно бежит привычным путём к мозгу, неся с собой долгожданный покой. Вокруг снуют люди с баулами, таксисты осаждают потенциальных клиентов, торговцы игрушками запускают в воздух светящиеся вертушки, но сегодня ничто из этого не привлекает моего внимания. Сегодня один из тех вечеров, когда можно ненадолго перестать быть собой.
Этим днём я слушал много разной музыки, а венчает мой плейлист Чиж, старая проверенная любовь. Зажигалка, щёлкнув, выбрасывает язычок пламени, и в наушниках начинают звучать первые ноты вступления к "Сен Симилье", песне, где сказано обо всём. Чиж написал её зимой далёкого 1985 года в троллейбусе, в котором ехал, конечно же, по Ленинграду и, конечно же, к девушке. Лет двенадцать спустя, то ли в конце девяносто шестого, то ли в начале девяносто седьмого я купил кассету с записью концертной версии "Сен Симильи". Пластиковый футляр со вставленной внутрь обложкой, на которой значилось "Чиж и Ко. Greatest hits", стоил в ЦУМе две гривны. В то время в моём кармане редко находилось больше пятидесяти-семидесяти копеек, и достать больше денег обычно не представлялось возможным. Однажды, возвращаясь домой, я обнаружил на полу на лестничной клетке горсть пяти и десятикопеечных монет. Их мог обронить сосед, или же это был подарок от изменчивых рок-н-ролльных богов, пребывавших тогда в хорошем настроении, но так или иначе денег как раз хватило на приобретении очередного экспоната любовно собираемой фонотеки. Не будучи ещё знакомым с большинством реалий рокерской жизни, я с трудом врубался в смысл многих песен, что, впрочем, не мешало мне от них тащиться. Лишь намного позже я узнал, что сен симилья - это конопля, которую выращивают без опыления для достижения лучшего эффекта. На Ямайке темнокожие парни в растаманских шапочках и с дредами курят её, а потом поют о том, что Джа даст нам всё, и жизнь всегда будет в кайф. Я, правда, не ношу растаманских шапочек и не употребляю марихуану, предпочитая водку. Именно её я собираюсь купить по дороге домой, чтобы достойно завершить не менее достойное празднование дня рождения моего отца. От площади до ближайшего магазина идти где-то две минуты, а пока что "Сен Симилья в моей голове превратилась в огромный флаг, я живу в самой лучшей стране, мне каждый третий враг". Если бы я мог выбирать флаг, то хотел бы, чтобы на нём была изображена нота. Дело не в том, что я не люблю свою страну. Мне просто противно от мыслей о том, как часто идея национального возрождения в отдельно взятом государстве приводит к геноциду, когда угнетают и уничтожают тех, у кого другой цвет кожи, кто говорит на другом языке, и всё это во имя интересов власть предержащих. Музыка в отличие от лозунгов действительно способна объединять. Мы, люди, вообще очень странные существа. Где-то часа полтора тому назад мы заговорили с отцом о творчестве. "Знаешь, что я не могу до сих пор понять?", - спросил вдруг папа. "Публика - она ведь по определению дура, почему же тогда я испытываю кайф каждый раз, когда нам аплодируют после концерта, говорят, как всё было здорово и весело?". Неизвестно, есть ли однозначный ответ на этот вопрос, но мне кажется, что одной из причин такого отношения является заложенное в нас стремление к самореализации. И доктор наук, и урла из подворотни хотят проявлять себя, заявлять о себе миру, чувствовать его отдачу. Разница лишь в том, что гопник в кругу подобных хвастается отобранным накануне у кого-то на улице телефоном, а профессор цитирует друзьям выдержки из своего последнего доклада. Иногда мне приходит в голову, что в основе этой жажды самореализации лежит живущий в подсознании страх перед небытием, боязнь бесследно раствориться во тьме, не оставив после себя ничего, что могло бы напоминать о твоём существовании. Я не менее других боюсь смерти, но идея бессмертия человека в его делах и творениях кажется мне иллюзией. А ещё мы говорили о том, как непросто жить головой, а не сердцем, продолжать мыслить, когда остальные всецело отдаются эмоциям, совершать поступки, руководствуясь чувством ответственности, а не искренним желанием. "Может быть, это твой путь очищения", - сказал мне отец. Я вполне допускаю такую возможность, но сегодня, пожалуй, выберу очищение очищенной, потому что это тот вечер, когда можно ненадолго перестать быть собой.
Музыка умолкает на минуту, время достаточное, чтобы выбрать необходимый товар, рассчитаться и вновь выйти на улицу, усыпанную мокрыми палыми листьями. "Я на крыше сто лет не сидел, я сто лет не ругался с женой, когда был я всегда не у дел, я был самим собой". Не уверен, что смог бы идти путём "поколения дворников и сторожей", живи я в то время, но меня тошнит от тех, для кого "быть при деле" означает "быть при кормушке". Тех, кто ощущает себя хозяином жизни и думает, что знает о ней всё, кто считает религию выдумкой для убогих или полагает, что сумеет договориться и с богом. Рвотные позывы не усмиришь никакими деньгами. Наверное, легко рассуждать о таких вещах, имея собственную квартиру и какой-никакой регулярный доход, но ведь за роскошь быть собой тоже приходиться платить...
"Сен Симилья на сердце моём оставила тёплый след, не всегда за моим окном любимый лунный свет". Неправда, что печальные люди не любят свет. Мне нравится дождь, стучащий в окна, мне нравится возвращаться в сумерках домой в конце утомительного рабочего дня и слушать, как снег скрипит под подошвами ботинок, но куда делись бы эти ощущения, не будь в мире солнечных дней? Но иногда свет солнца может ранить, когда после бессонной ночи первые лучи пробиваются сквозь жалюзи и бьют в лицо, безжалостно напоминая о необходимости вновь врастать в жизнь. Луна же, светило безумцев и влюблённых, приносит умиротворение, и в её холодном сиянии кажется нелепым всё то, чем миллиарды людей занимаются изо дня в день, все их заботы и метания в поисках того, о чём они даже не имеют представления.
"Постоянная сухость во рту, неуёмная свежесть в мозгах, папироса летит в пустоту, электропопс в ногах". Мой дом уже близко, и я щелчком отправляю недокуренную сигарету в темноту. Обычно я стараюсь так не делать, но сегодня вечер, когда можно ненадолго перестать быть собой. Кстати, "Сен Симилья" - это ответ Чижа на песню БГ "Аристократ" из замечательного альбома "Табу". Его я купил весной одиннадцатого класса и немедленно заторчал от ни на что не похожего словесного и музыкального безумия "старых динозавров". Я до сих пор в подробностях помню многие события того времени, опьянение рок-н-роллом, влюблённостью и вином, желание постоянно доказывать свою причастность миру рока, не слишком умело противопоставляя себя миру обыденности. Возможно, именно поэтому мне так лёг на душу образ отвязного типа, потребляющего на крыше то ли коньяк, то ли марихуану, ловящего от этого кайф и не видящего смысла иметь дело с теми, кто знает, "где масло, где хлеб". Мне хочется верить, что сейчас на меня откуда-то сверху тоже смотрит клёвый чувак в растаманской шапочке с бутылкой или косяком в руке. Он не знает, что происходит в моей голове, да ему это и не интересно. У него есть право заниматься значительно более важными вещами, пить, курить и мурлыкать под нос народные ямайские песни. У меня тоже есть много разных прав, но на ближайшее время я предпочту не помнить об из существовании. Сейчас я поднимусь в свою квартиру, включу компьютер, поставлю справа от себя рюмку водки и стакан с соком и стану общаться с человеком, находящимся от меня за тысячи километров. Я не представляю, о чём мы поведём разговор, но верю, что это будет прекрасно, потому что сегодня один из тех вечеров, когда можно ненадолго перестать быть собой.