Аннотация: Коментарии, замечания, пожелания и оценки оставляете пожалуйста здесь
Русь заповедная: часть II - Дела державные.
Однажды, еще до прихода вестника от волхвов, за несколько дней, Василий в обеденное время шел очередной раз на источник за водой...
Народу на улице не много, городские жители обедают в положенное время. Но у источника как ни странно все еще очередь в полдюжины человек. Ведра неторопливо с некоторой ленцой наполняет молодой парнишка лет тринадцати. За ним стояли две не молодые женщины, обсуждают между делом одну знакомую. Затем стоит пожилой мужчина лет шестидесяти, а подле шепчутся две юные девицы, похихикивают меж собой, бросая мимолетные взгляды на Василия.
Берестов за все время походов к источнику обратил внимание, что за водой приходят девушки и женщины всех возрастов, юноши - вернее подростки и пожилые мужчины не моложе пятидесяти лет. Взрослые мужчины между, возможно, восемнадцатью и пятидесятью годами на глаза не попадались ни разу.
По все видимости, появление мужа в цветущем возрасте, вызывает усмешки у ветреных девиц.
Пожилой мужчина стоявший в очереди был ему знаком, он приходил к колодцу каждый день после полудня. В последнее время они изредка перебрасывались парой слов не о чем, просто, что бы скоротать время в ожидании. Вот и в этот раз, завидев Берестова мужчина первым здоровается, как обычно заводит разговор о погоде, о жизни в городе. Сетует, что на соседней улице, какие-то нерадивые ямокопатели повредили водопровод доставлявший воду к соседнему источнику. И теперь, пока не починят, многие будут хоть к их колодцу, в очереди придется тратить больше времени.
Василия удивляет, что в городе есть водопроводная вода, спрашивает, что не лучше просто вырыть колодец и не мучится с водопроводом. На что собеседник отвечает, что большой город стоит на плохом месте и вода в колодцах, как правило, дурная, от нее можно заболеть нехорошими хворями. Говорит, что их источник так же наполняется по водопроводу. Трубы сделаны из дубовых стволов в скорлупе, и если внимательно посмотреть вглубь, то можно заметить выходной конец водовода. Но пояснить, что значить труба в скорлупе не успевает, настаёт его очередь у подъемника. Наполнив ведра, сразу уходит, приветливо кивнув на прощание. Берестову приходится ждать, пока не управятся смешливые девицы.
В этот раз Берестов последний у источника, прежде чем наполнять свои ведра, заглядывает вглубь воды, высматривает, что же там есть, но солнце стоит высоко и светило прямо в колодец, вода отражает не возможности что-либо разглядеть.
На обратном пути Василий проходит мимо старого, но справного двора, рядом с калиткой стоит скамья, на которой сидит щуплый старичок и подле него с десяток ребятишек от пяти до двенадцати лет. На коленях лежит толстая книга в кожаном переплете, что-то читал детям вслух. Судя по всему, устроились тут не давно, так как когда Василий шел к источнику, их тут не было, да и книга только начата, дедулька едва ли успел прочесть пару страниц.
Берестов прислушивается, до слуха доносится:
- ...И Пред-Было во Тьме Златое Яйцо Родово, и раскололось оно пополам по Воле Родовой, и вышел из него Сам Род. И повелел Он, чтобы одна половина Яйца стала Явью - Миром Зримым, а другая стала Навью - Миром Сокрытым, кои Правью Вышней - Самой Силой Родовой в равновесии утверждены.
Василию любопытно, останавливается напротив читающего, ставит ведра на землю, делая вид, что решил передохнуть, а сам слушает во все уши.
- Поднял Духовзор Род, и стало Небо, не Тьма, но Свет, и полетел по нему Ясен Сокол - Белобог. Опустил Духовзор Род, и стала Земная Твердь, не земля, но Земь, и заворочался под ней, вылезая наружу, Черный Ящер - Чернобог... И разделилось Небо, по Воле Родовой, на Небеса: стало Светом Златым вверху и Хлябями Небесными внизу...
Тут читающий замечает симулирующего чужака, резко прикрыв книгу, удерживая палец меж страницами, что бы нужное место не потерять. Насупив брови, с явным недовольством таращится на нежеланного слушателя.
Берестов нехотя поднимает ведра и гложимый любопытством идёт своей дорогой.
Донеся воду до корчмы, наполняет бочонок с питьевой водой, но воды не достаточно, приходится делать дополнительную ходку.
Старец в окружении детворы сидит все там же, читает книгу. Василий замедляет ход, стараясь побольше расслышать, что вылетает из уст чтица:
- ...Из Перводеревьев - Дуба и Березы - создал отец Всевышний тела будущим людям, первым на Земле: Мужу да Жене, ныне почитаемых нами Пращурами: Древними Дидом да Бабою, в коих Сам Род Вседержитель Нетленный Дух Свой Вдохнул...
Дедок обращает внимание на глазеющего чужака, но в этот раз взгляд падает на грудь Берестову в просвет расстегнутой рубашки, где поблёскивает серебряный крестик. Чтец захлопывает книгу, с некоторой настороженностью во взгляде поднимается со скамьи и, обращаясь к детворе, молвит:
- А ну ребятки пойдемте ка в ограду, я вам там почитаю.
Всей гурьбой заваливают внутрь двора.
На обратном пути, неся воду, Василий проходя мимо двора напрягает слух. Хотя слышит голос чтеца, не может разобрать, что там старичок бормочет. А так хочется разузнать, что за книга, подержать в руках, почитать. Любопытство просто разъедает. Но помня реакцию старика, понимает, к книге не подпустят и лишнего не скажут.
Язычник читал какую-то языческую книгу и ему христианину точно не дадут. С другой стороны, язычник ли этот дед или один из "Родоведов". В его книге говорится о создателе - Роде, но Берестов слышал и видел слишком мало, что бы делать выводы.
В целом язычники не любят жить в городах, особенно в больших. В городах преимущественно обитают христиане, язычники же все больше селятся по весям. Видимо не нравится им атмосфера городов - поселения огороженного от природы, такая жизнь не соответствовала их духу, укладу жизни.
Успел заметить, что городские жители христиане в целом хорошо относятся к язычникам, между ними и прочими нехристианам не делают различий - верят они в божков или в единого создателя. И все же язычники не любят города еще по одной причине.
Как-то раз, из разговоров гостей корчмы Василий услышал, что разные религиозные фанатики сильно досаждают язычникам, как объявится какой ревнитель веры, то собрав толпу таких же как он, невменяемых первым же делом вел к какому-нибудь двору, где жили язычники и зачинали чинить непотребства. На это его собеседник заметил, что если не будет язычников, то фанатики пойдут жечь магометян, не будет их пойдут жечь латинцев, а если вообще никого не будет, то пойдут искать "неправильных" христиан, по их усмотрению. Таким неважно кто ты им важно пожечь, у них одна цель ублажить свою ничтожность. И оба приходят к единому мнению, что беспуты всем опасны в своем беспутстве.
Берестов долго обдумывал потом эту связь между религиозными различиями, фанатиками и ничтожностью человеческой.
Вельможа остаётся в общей зале, ждёт чужака. Василий в коморке, отведенной для житья Евдокией, переодевает рубашку, натягивает свой простецкий уже видавший виды полукафтанец, приглаживает руками волосы и надевает шапку, подаренную Вольхом на болотах. Возвращается к вельможе.
Посланник завидев его покидает зал, Василий следом, по пятам следуют молодцы. Снаружи еще двое, стоят по сторонам от входа. Но как только подопечный выходит на улицу, устремляются к своим коням. Посыльные верхом, но лишнего коня нет, из этого следует, что ему придется идти пешком.
Хотя всадники не спешат, Василию приходится идти быстрым шагом, чуть ли не бежать. Вельможа впереди, за ним, чуть отстав двое молодцев, следом полу бежит Берестов, а за ним с равнодушными минами едут остальные.
В таком темпе глазет по сторонам невозможно. как бы поспеть и не на роком не споткнуться обо что-нибудь.
Ведут к верхнему городу. Если по пути кто попадается, то встречные всегда почтительно уступают дорогу, с любопытством глазеют только на Берестова. В голове клубятся разные нерадостные ситуации. Почему-то не отпускает чувство, что сегодня обязательно бросят в проруб. В душе, словно заноза ноет гнетущее чувство какой-то безысходности. Воображение рисует темное подземелье, колодки на руках и ногах, цепи и пыточные орудия. Верзилы палачи начнут жечь каленым железом и выпытывать страшные тайны.
"Ну, прямо Мальчиш Кибальчиш!!!" - хмыкает под нос Василий.
Отгоняет негативные мысли, не видит оснований для тревоги.
В скором времени миновав ворота, находящиеся под присмотром полдюжины ратников, входят в верхний город. Въезжающих не останавливают, видимо хорошо знают прибывших, а старший из охранения, коротко кивает вельможе во главе процессии.
Верхний город довольно просторный, не смотря на то, что здесь все из белого камня, улицы раза в два шире, чем в большом городе.
Довольно быстро минуют два квартала белокаменных палат. Выходят на просторную площадь из разноцветной брусчатки, сложенной во вполне осмысленный узор. Разглядеть узор не удаётся, провожатые ведут через площадь к особенно роскошному двору, видимо, княжескому. Проходят мимо постамента установленного в центре площади на нём не то колонна не то стела белого цвета, вершину которой увенчивает восьмилучевое солнце. Довольно странное сооружение по мнению Василия, не типичное для русской архитектуры. Но с другой стороны, откуда ему знать, как должна выглядеть архитектурная стилистика мира практически тысячу лет изолированного от собратьев.
Народу, в верхнем городе не много, и все производят впечатление занятых людей, да и одеты не в пример богаче тех, кто живёт в других районах Новограда.
Когда компания достигает ворот, закрывающих доступ в княжеский двор, тяжелые обитые железом створки отворяются изнутри. Похоже, их давно ждут. Четверо молодцев сопровождавших вельможу остаются за воротами, а знатный муж, оказавшись во дворе, слезает с коня, передаёт жеребца одному из привратников. И только тут первый раз взирает на запылённого подопечного. Корчит гримасу неудовольствия, но ничего не сказал и, сделав приглашающий жест, выступает к роскошному крыльцу терема.
Крыльцо парадного входа двухуровневое, к нижней площадке с разных сторон ведёт три лестницы в семь ступеней, над площадкой покоится навес о четырех резных колоннах измалеванный спиралями почти всех цветов радуги. Конструкцию увенчивает, крытая позолотой, фигурная крыша в стиле бочка. От нижней площадки к верхней ведёт широкая лестница, с навесом простой двухскатной крышей, опять же с позолотой.
На площадке перед входными дверьми стоят два молодца при полном оружии, в кольчугах, но в шапках, шлемы все же при них, но пристроенные к поясу. Все почти точно так же как в фильмах про былинные времена, только вот стражники не имеют бердышей, как это показывали в фильмах, да и ведут себя довольно праздно и беззаботно. Один подбоченившись стоит и грыз соломинку, второй скрестив руки на груди, насупившись подпирает косяк входных дверей.
При появлении вельможи не шелохнутся, лишь слегка приветственно кивают, с любопытством разглядывают подопечного. Знатный муж сам отрывает входные двери, заходит, ничуть не заботясь о том, идет ли следом чужеземец или нет.
За дверью встречает просторная зала с высокими сводами, исписанная узорами в солнечных тонах. Здесь чуть ли не посредине стоят трое важных мужчин о чем-то чинно беседуют меж собой. Приметив вошедших, самый высокий из троицы подаёт голос:
- Онуфрий Данилович, ты кого это привел?
Но вельможа не отвечает, отмахивается. Но вопрошавший не отстаёт:
- Это случаем не тот ли чужеземец, что княжну спас?
- Он самый! - отзывается на этот раз вельможа, не сбавляя хода.
Вся троица, как гусаки вытягивают шеи, пытаясь получше разглядеть "спасителя", но с места не сдвигаются, вопросов не задают. С прищуром провожают чужака, не добрый такой взгляд, давит Берестову в спину, высокомерной завистью.
Названный Онуфрием, с идущим по пятам Берестовым, пересекает залу, наискось шагает к дверям в правой стене. Не задерживаясь, проходит через них, там еще одна лестница, ведёт на второй этаж. Преодолев два витка, поворачивают влево, проходят еще несколько уже не больших помещений и дверей. По пути иногда попадаются люди, одеты они попроще, всегда кланяются вельможе, а он на них никак не реагирует. Из чего Василий делает вывод, что это всего лишь прислуга.
Поворачивают налево, еще раз направо и, дойдя до двери в правой стене, Онуфрий Данилович отворяет справные дубовые створки, сам не заходит:
- Входи, и жди здесь, тебя позовут!
Берестов заходит, двери тут же затворяются с обратной стороны. Осматривает помещение с полукруглым потолком. Противоположная стена глухая, в левой имеется два парных не больших окна, зарешеченных, а за ними в шагах десяти заграждает обзор белая стена какого-то строения. Вдоль стен, по всему периметру помещения, идут резные лавки, больше никакой мебели нет. Есть еще одна дверь правой стене, судя по всему, там находится не тронная зала, возможно, рабочий кабинет князя или приемная какого-нибудь "секретаря".
Василий садится на лавку тут же рядом с входом, ждёт. Сидит долго, но по прошествии часа, соображает, что его мурыжат перед аудиенцией, как это делали цари в былые времена, да и начальники в настоящие времена в больших чиновничьих домах. Вспоминается фильм про Ломоносова, где гениальный ученый был вынужден ждать царской милости целый день. Значит, придётся тут просидит еще не один час, возможно, даже весь остаток дня. Но зато теперь уверен, что точно не упекут в какой-нибудь проруб. От осознания этого стало даже как-то веселей. Видимо, возникшее по дороге неприятное чувство было спровоцировано надменностью "конвоя" и переживаниями последних дней на почве безрадостных вестей от Волхвов.
Чувствуя облегчение, встал, меряет шагами комнату вдоль и поперёк, разминается после долгого сидения. Попутно, неспешна прохаживаясь вдоль стен разглядывает рисунки на стенах. Но этого хватает лишь на полчаса. Снова садится на прежнее место и вопреки, всякой логики решает вздремнуть. Устраивается поудобней, закрывает глаза, незаметно ускользает в сладкую дрёму, получилось заснуть.
Просыпается сам, все по-прежнему, по прикидкам проспал час, возможно больше. Тело чувствительно затекло, встаёт, немного разминается. По новой нарезает круги вдоль комнаты, возвращается на место. Тут в голову стукает дурная мысль, заняться отжиманием или покачать пресс... Хотя тут же рождается контр мысль, а зачем, у него и так все в порядке.
Но тут отворяется правая дверь, за ней невысокий седобородый мужчина. Василий сразу же признаёт - это Борис Белокаменский. Боярин приоткрывает дверь лишь на половину, делает головой приглашающей жесть, мол проходи.
Берестов не задерживает знатного вельможу и чуть ли не бегом подскакивает к дверному проему. Не открывая дверь настежь, просачивается в образовавшуюся щель, осторожно прикрывает створку, делает пару шагов внутрь, останавливается. Комнатка вполовину меньше той, в которой ожидал аудиенции, но зато светлее. Во фронтальной стене имеется две пары сдвоенных окон, а в правой аж две пары строенных.
Перед фронтальной стеной относительно места, где кончаются окна, ближе к углу, стоит добротный дубовый стол за которым сидит князь. Что-то пишет в одном из свитков, коих валяется на столе не менее дюжины. Плюс ко всему на столе лежит несколько книг в кожаном переплете, две чернильницы из одной торчит перо, а вторым пишит князь. Справа от него, у левой стены, возвышается добротный шкафчик с множеством малых дверок. Напротив стола у глухой стены оставшейся за спиной Василия покоится два солидных сундука.
Борис садится на лавку у правой стены рядом с окном, что-то выглядывает во дворе.
Князь пару минут не обращает вообще никакого внимания на вошедшего. И только когда собирается в очередной раз макнуть кончик пера в чернильницу, примечает гостя. Без лишних церемоний указывает кончиком пера на скамью супротив себя с другой стороны стола.
Берестов не мешкая проходит к указанной лавки, не смело садится, ждёт, осторожно разглядывая князя.
Гавриил Мстиславич светлый мужчина лет пятидесяти, возможно моложе, окладистая светлая бородка скрадывает истинный возраст, делает князя старше. Лицом приятен с правлеными чертами можно сказать что привлекателен. Сквозь кожу едва приметно проглядывают бледные конопушки. Но с Милославой они мало похожи, единственное, что дочь унаследовала от черт лица своего отца, так это глаза.
Князь дописывает последнее слово, вставляет перо в чернильницу, посыпает писанину песочком, или чем-то похожим на него, скручивает сверток и отбрасывает в сторону. После чего внимательно рассматривает Берестова.
- Так вот ты каков, Василий Федорович, - произносит Гавриил после минутного молчания.
- Каков есть, - гость немного теряется.
- Благодарю тебя за спасение моей дочери!
- Не благодарности ради... - начинает Василий подражая Вольху.
- Знаю, знаю! - тут же прерывает князь. - Вольх мне сказывал, что ты хорошо учился.
Берестов выпячивая нижнею губу, пожимает плечами в ответ.
- Ты мне вот о себе расскажи, - просит державушка. - Все что Твердовичу сказывал и даже то о чем не обмолвился. - Давай-ка на чистоту.
Гость сдержано вздыхает, устраивается поудобней, окидывая взглядом слушателей и начинает уже не раз пересказанную историю своей жизни. Излагает примерно все то же самое что когда-то говорил воеводе в Горохово, но с поправкой на местную специфики, старается как можно реже использовать непонятные слова и образы. Заканчивает повествование на встрече с Твердовичем в усадьбе Ведогоры. Умолкает.
Князь не спеша берет со стола одну из грамоток, с легкой полуулыбкой мерит рассказчика взглядом, внимательно читает содержимое минут пять-семь. Отрывает взор от бумаги, с прищуром зрит в глаза Василию, молвит:
- Сказывай дальше, про поход, все что помнишь и ведаешь!
Гость коротко поджимает губы, но продолжает повествования от встречи с Твердовичем. Заканчивает сказание о неудавшемся посольском походе вопросом:
- Твердович ведь каверзу в Новограде оставил вам на погибель. Нашли заговорщиков?
- На следующий же день сыскали как Вольх мне поведал о кознях воеводы. Поддели на дыбу вора так все рассказал, что удумали и кто причастен. Виновные уже третьего дня как повешены у восточных ворот на виду.
В памяти Василия почему-то, сплывает резня на стоянке залышан, в первые дни пребывания. Все тоже гнетущее чувство - вот так взяли и повесили. Не стоит расслабляться и млеть от идиллии городской жизни. Перед ним князь вот как надумает и подвесит вслед за теми несчастными. Где-то в глубине тлеет сочувствие к Твердовичу - попади воевода в руки князю, пойдет следом на дыбу, потом в петлю и очень быстро. Но из глубин памяти всплывают лица Сома, Анчутки, Бороды, Даниила и многих других расставшихся с жизнями воинов по милости предателя. Качнувшееся было сострадание к противнику смывает, будто морской волной соломинку с берега, набегающее кровожадное злорадство - туда им и дорога!
Князь между тем держит в каждой руке по листку бумаги, читает то один то другой, сверяет рассказ чужака и два доноса.
- Так значит говоришь знатного ты роду? - подаёт голос Борис Белокаменский.
- Знатного! - держится за выдуманную легенду Василий, поглядывает через плечо на внимательно изучающего грамотку воеводу.
- На тебя поглядишь - и вправду кажется что знатный! - теперь говорит державушка, на мгновение отрывает взгляд от бумаги, стреляет очами через белый край. - Ты ко мне как зашел? - Как ровня - шапки не ломал, спины почем зря не гнул, в извинениях не рассыпался, язык не заплетается. Да и смотришь гордо, такое в моем присутствие себе не каждый боярин позволить может!
У Берестова по спине змеится холодная капля пота, загривок пробивает мелкая дрожь.
- Вот и Вольх говорит, что ведешь себя словно боярин и манеры у тебя вельможные как у латиских магистров, но с другой стороны свойский - в доску.
- Странно, - дополняет боярин. - И не врет совсем. Все сказал как в грамотке писано. Видать правду речёт.
- Ну даже если и совру, вам не проверить, - пытается несколько развеять обстановку Берестов.
- Да нет, - возражает Борис. - Хотя мы и не ведаем вашей жизни, но у кривды есть одно свойство - в пересказе сторонних людей она искажается и каким бы правдоподобным не был рассказ ответчика, он не сойдется с тем, что легло на душу слушателям. А у тебя все как по написанному.
- И кто ж вам такую хорошую историю изложил? - осмеливается выспросить гость.
- Не твоего ума дело, - беззлобно ставит на место князь. - Мы вот решили признать твое знатное происхождение!
- Спасибо! - благодарит с широкой улыбкой Берестов.
- Только вот ты шибко-то не обольщайся! - остужает Василия Гавриил. - Наше с Борисом признание ровным счетом ничего не значит для знати. Многие бояри примут это как должное но по сути не признают тебя ровней! А кто-то будет тыкать тебя этим.
- Знатный титул получит не сложно, продолжает дядя князя, - Но знатность доказывается делами, тогда и не только покорные нам, но и недруги признают в тебе боярина!!!
- Что я должен делать?
- Прав Вольх, свойский ты! - ухмыляется державушка. - Но пока ничего. Мы еще подумаем над тем к какому делу тебя приспособить.
Гость усилено кивает уже заранее соглашаясь с будущим поручением самодержца.
- Что думаешь, Василь?
- Думаю о чем?
- Обо всём, о делах наших, о земле русской!
- На чистоту? - неуверенно пробует намерения Гавриила Мстиславича.
- Давай! - на полном серьезе просит державушка.
Берестов набирает полные легкие воздуха, раздувает краснеющие щеки и на выдохе скороговоркой выдаёт:
- Да плохи дела, стоит кому начать куски с земли русской драть, набросятся всей сворой.
- И когда?
- Повод нужен!
- А разве его нет?
- Я думаю, все ждут большого набега Черноградцев, что случится через 3 года.
- Думаешь будут ждать так долго.
- Почему бы нет!? С одной стороны войско сохранят, а вдруг на них пойдут, а с другой, глядишь русские дружины побьют, так потом и хлопот меньше будет.
- Смотри-ка Борис, верно мыслит!
- И что нам делать? - вопрошает боярин, продолжая тест на адекватность.
- Друзья нужны, союзники! - без промедления отвечает Берестов, пытаясь одновременно глядеть на обоих собеседников, изгибается в комичной позе.
- Так мы уж пытались, - продолжает Гавриил. - Видишь, что из этого вышло. Обставил нас Сергий! Эмыр Адильский обиду держит, дел никаких иметь не хочет.
- А другие что же?
- А с другими еще хуже. Если война с Адилем нам не грозит, то прочие уже мечи точат, не ровен час..., - Борис красноречиво машет рукой и отводит глаза в сторону, за окно, но видно не пейзаж за стеклом волнует, а что-то тяжкое на душе; взгляд не видящей, погруженный в себя.
- Ладно Василь, - молвит князь. - У нас скоро пир небольшой будет. Нездилу боярина Дальнеславского провожаем. Заодно себя покажешь и на бояр наших ближних поглядишь.
- Хорошо!
- А теперь иди за дверь, там тебя Левонтий Тимофеевич дожидается, боярин знатный. Сведет тебя куда надо.
- Благодарствую...
- Ступай, ступай! - сердито зыркает державушка уже взявшись за перо и бумагу.
Берестов тихо затворяет за собой дверь. В приемном помещении стоит молодой человек близкого Василию возраста. Светловолос, коротко стрижен и гладко выбрит, с высоким открытым лбом и яркими бирюзовыми очами. В дорогой парчовой одежде цвета морской глубины с редкими багровыми вставками, расшитая золотыми нитями и в расписных как пряник сафьяновых сапогах.
- Добрый день! - первым начинает Берестов.
- Здравствуй Василий Федорович, утешитель отеческой душеньки! - изливает добродушие лик молодого боярина. - Следуй за мной.
Разворачивается и толкает дверь на выход, не давая гостю проявить любопытство. Бредут сквозь хороводы покоев, чертогов и палат. Вокруг суетится небогато одетый люд, уступают дорогу знатному мужу. Изредка пересекаются пути с ровней, чинно кланяются, идут прочь. В глазах уже рябит от яркой росписи мебели и фресок на стенах. Наконец провожатый заводит подопечного в небольшую комнату с купольным потолком, где посредине стоит массивный дубовый стол и с каждой стороны не уступающих по основательности стульями о высоких спинках и резных подлокотниках. Вдоль стен как всегда тянутся лавки, размыкаются на дверные проёмы. В северной стене два арочных окна дающих скудный свет, что-то громоздящееся за ними мешает дневному свету заглянуть в одинокий покой. В юго-восточном углу видна внешняя часть печки, видимо, топится из другого помещения. Конструкция странная, много уступчатая с выемками и ярусами. Вся поверхность исписана многорядными узорам растительной тематики. В недостаточно освещенном помещении, узоры выглядят темно-синими, но скорее всего для рисования использовалась голубая краска.
- Жди здесь! - указывает Левонтий Тимофеевич на лавку рядом с входом. - За тобой скоро придут.
Уходит.
*****
Закрученная в тугой узел вязкая мгла застилает взор. Но вот в самой серединке проступает багряная точка, ширится словно кровавый туман, раздвигает неуступчивый морок. Задвигает на окраину обзора, одновременна светлеет по центру и пелена алеет. Прорывается окном света в розоватой дымке. Видно карминовое небо с легким отблеском синевы, картинка четче и четче, расширяется поле зрения.
Лицо слоняется, застилает вид неба. Знакомой образ, тужится сквозь вязкие мысли вспомнить. Узнает, странно, но этого не может быть...
- Не шевелитесь мой господин, не пытайтесь встать. У вас тяжелые раны!
Из собственных уст вырывается чужой голос управляемый неведомой волей:
- Вешин, отпусти меня. Положи на землю.
- Не стоит господин, если я вас положу, обратно поднять мне будет трудно.
- Вешин отпусти! Все, слышишь всё, я ухожу. Мне осталось совсем чуть-чуть.
- Не нужно мой господин, не спешите покидать сей мир.
- Отпусти, я уже слышу зов Тха. Это конец.
Чувствует как спина опускается на что-то твердое и основательное, шелестит трава, стегает по лицу семена диких злаков. Жужжит одинокий шмель. Качается червленая головка василька, истинный цвет с трудом угадывается. Солнце греет кожу, но холод забирается в члены, уходит жизненная сила.
- Вешин, - прерывается возглас влажным кашлем.
- Да господин, - склоняется лицо верного слуги.
- Что я наделал, Вешин, что я наделал!
- Вы не виноваты мой господин, вам просто не повезло. Вы встретили Ветер-воина.
- Я не о том... - заходится в кашле.
- Мы бежали из-за молокососа Вак-Хи, - скрежещет Вешин. - Тут нет вашей вины.
- Все не то, - прорывается слабеющий голос. - Я о сыне.
- С ним все в порядке! - пытается успокоить воин раненого господина.
- Нет ты не понимаешь... - он там один мой сын.
- Мой господин, вы бы поменьше говорили, экономьте ваши силы.
- Вешин, понимаешь, я его оставил там, одного, совсем одного... Как я мог.
- Господин...
- Нет - нет, не прерывай... я уже вижу свет Тха, уже скоро...
- Нет господин...
- Вешин, он там, мой мальчик, один совсем один в логове падальщиков, в лапах этих мерзких тварей. Эти стервятники будут мстить ему за меня... Они сожрут его. Мой мальчик...
Голос совсем слабый кашель прерывистый едва вздрагивает грудь.
- Вешин!
- Да мой господин, - отзывается с нескрываемой скорбью слуга.
- Пообещай мне...
- Обещаю.
- Вешин, ты позаботишься о нем, помоги ему. Сделай все что в твоих силах, не дай сгинуть...
- Да господин.
- Поклянись... - едва слышный шепот.
- Я клянусь вам Балан-Бак-Ку, я сделаю все для вашего сына, что в моих силах!
- Спасибо мой друг Вешин, - голос на мгновение обретает яркость и силу. - Прощай! Мой сын Ахав...
На глазах Вешина подрагиваю искренние слезы. Но мрак задвинутый на окраины зрения, выдавливает багровую пелену, застилает взор. Темно-агатовая завеса сходится в точку, давит мгла тяжестью и непроглядностью, схлопывается красное пятно.
*****
Время в ожидании идет медленно. Берестов разглядел все узоры на стенах и печи. В деталях рассмотрел мебель и резьбу на лавках. Время плётется улиточным шагом. В голове бьется тревога, что забыли его. Пируют хозяева залив ответственность мёдом хмельным. Скоро вечер, ну может не так скоро, но и весь день сидеть на лавках в скукотище, ох как не хочется.
Тонко скрипит дверь в противоположной стороне помещения. В проёме виден улыбчивый Левонтий Тимофеевич, щеки красные глаза широкие. Вздернув подбородок приглашающие кивает. Василий встаёт, но идёт смешно ковыляя, отсидел мягкую часть тела, затекло, ноги еле слушаются. Долго сидел теперь шагает как гусак. Боярин кажется не замечает конфуза гостя, растворяет двери шире.
Там продолжительный коридор, суетится люд, все стекаются к центральной двери, галдят, словно рассерженный рой ос - гулко, объемно, усилен звук сводами. В противоположную сторону изредка проскакивают молодые парни, одеты попроще, уступают дорогу вельможным мужам.
В просторной столовой выставлены столы буквой П, во главе которой сидит князь с каждой стороны еще по месту. Справа пустует стул и дальше по флангу добрый кусок не занят. Слева устроился Борис Белокаменский, дальше, за углом Возжа. Рыжий боярин что-то увлечённо рассказывает Гавриилу и его дядьке, часто жестикулирует руками, но довольно вяло. Державушка слушает в пол уха, брови нахмурены, в руках вертит розовощекое яблочко. Боярин Белокаменский сложив руки на груди, и вальяжно откинувшись на спинку, созерцает с усталой миной потолок, слушает рассказчика нехотя.
Большая часть мест уже занята с каждой стороны примерно по тридцать человек. Все сидят по внешним сторонам, меж столов снуют слуги, разносят угощения, ловкие молодые ребята.
Молодой боярин подводит Василия к левой части столов, предлагает занять место в начале последней четверти стола. Сам садится справа, попутно здороваясь с соседями. Слева места занято, пожилым и добродушным боярином с еще черной густой бородой. Одет просто почти как Берестов. Лучезарно улыбается новому соседу, кивает в знак приветствия.
Гость замечает что множество глаз изучают его, доносятся обрывка фраз, обсуждают:
- Да это тот самыё...
- ... княжну спас.
- Говоришь боярин...
- Нет выскочка, не таких видали...
Каверзный шелест сдержанных, а порой просто не дружелюбных голосов стелется вдоль стола, сверкают отблески завистливой влаги в настороженных очах. Ползёт яд интриг между кубками, обвивает изысканные яства. Крадется призраком вдоль расшитых скатертей корыстная досада. Вязнет воздух залы в липком смраде алчности. Недоверие и подозрительность каждого к каждому, заставляет звенёть пустоту над столами. И только редкие добродушные огоньки ряда вельмож, прорывающих жижу нечистых помыслов, не дают затухнут обстановке, вливают краски жизни и тепла.
Резко отворяются обе створки, в помещение врывается ветер высокомерия и надменности а следом вступает их носитель - боярин Нездила Дальнеславский. Следом будто стая цепных псов топают в такт полдюжины ближних Нездиле бояре. Новоприбывшие не сбавляя хода, с легким пренебрежением на лицах маршируют через всю залу. Приветствия прочих бояр игнорируют, пробираются в угол к князю, молчат. Боярин Дальнеславский приветствует Гавриила легким поклоном и усаживается по правую руку.
- О, явился, не запылился... - ворчит едва слышно недовольный сосед слева, но на уста напяливает неестественную улыбку, больше похожую на хищный оскал.
Все в сборе. Гавриил Мстиславич берет в правую руку злачённый кубок. Кто-то из бояр впереди, подаёт голос, обращая внимание галдящих бояр на тостующего.
- Сегодня мы здесь собрались, что бы воздать почести боярину Нездиле Дальнеславскому, - говорит князь со сдержанной торжественностью. - Сей знатный муж, вынужден оставить стольный град, по причине неотложных дел в родовых землях. Пожелаем ему доброй дороги и скорейшего возвращение в наш круг!
-Здрав буде боярин! Здрав буде княже! - вскакивают бояре на ноги с вздетыми чарками, пьют стоя.
В гуле голосов виновник небольшого торжества негромко благодарит тостующего, воздев кубок, с напускной прилежностью, говорит ответную речь. Князь сдержанно кивает не отпуская с лица благодушного выражения. Отставляет пустой сосуд подальше, не торопливо изымает из серебряного блюдца ножик с инкрустированный рубином на конце рукояти, выверенным движением отрезает кусочек яблочка, не выпуская лезвия, закидывает в рот. Это словно сигнал для гостей, все разом берутся за еду, каждый тянет, на что лёг избалованный взор.
Берестов в нерешительности оглядывает разнообразие яств, не зная с чего начать. За горой с пирогами чуть слева по столу замечает желтые плоды, похожие на яблоки. Приглядевшись с удивлением осознает, перед ним помидоры. За несколько месяцев ужасно соскучился по столь не притязательному продукту в прошлом, но теперь изрядной диковинке. Кладёт перед собой, улыбаясь как ребёнок мороженому в знойную пору. Рыщет взглядом по столу, может еще найдёт сюрприз. Справа за окороком в яблоках замечает миску с подозрительно знакомыми на вид овощами, выглядят как пареная репа, но структура совсем не та. О, да это же картошечка, цепляет и её. В правой руке "второй хлеб" в левой "золотое яблоко" на лице идиотская улыбка. Впивается зубами в белую крахмалистую плоть, понимает, соскучился по простой с детство привычной пищи, жует не спеша, наслаждаясь почти забытым вкусом, затертым вечным привкусом гороха. Следующий укус пронзает сочную желтую плоть, вытягивает солоноватый сок. Так просто и так хорошо.
- Василий Федорович, - прорезает еще не громкий гам гостей зычный голос князя. - А ведь ты вкушаешь черноградские плоды.
Галдеж потухает, сквозь ряды бояр стелется легким шелестом подозрительный шепот. Удивлённые гости настороженно разглядывают чужака. В горле у Василия застряёт кусок картошки. Взором обегает столы, понимает, встрял. Нигде более, только рядом с ним не стоят столь экзотические продукты для этих мест. Попался как школьник с сигареткой в туалете, влип как муха в паутину. Но Гавриил не даёт опомнится наносит еще один удар:
- Во всем Белоградье столь редкие кушанья употребляют лишь Черноградцы да латинские торговцы, что с ними накоротке!
Застолье придавливает тяжестью тишины, взгляды знатных мужей оторопелые, заморожены уста, даже сосед слева подаётся в сторону. Нездила совершенно не интересуется возникшей ситуацией, вертит в руках пустой кубок, думает о чем-то своём. Подручные кривятся в сторону чужака с брезгливыми физиономиями, князь зрит с непроницаемым лицом, ждёт.
"Проверяет!" - четко уясняет Берестов. Нужно что-то делать, нельзя тянуть, ведь могут обвинить в каком-нибудь злом умысле!
Не суетясь, кладет недоеденные куски на стол, в умеренном темпе дожевывает отставки, уверенной рукой берется за чарку, демонстративно подносит сосуд к губам зорко окидывает взглядом сидящих вокруг вельмож, спокойно допивает остатки напитка. Отставляет кубок в сторону, вздёрнув подбородок и смотря прямо в глаза князю, отвечает:
- Что ж поделаешь, если у нас это обыденная пища, привычен я. Много в ней достоинств то, что вы не потребляете сии прекрасные плоды, стоит вам посочувствовать.
Гавриил Мстиславич удовлетворённо улыбается, кивает и держит ответ:
- Что ж, теперь я убедился, что ты пришел дорогой предков!
Бояре оживают, будто ничего не произошло, треплются, но нет-нет да бросят украдкой взгляд на чужеземца.
- Не забываем чествовать виновника нашего пира! - напоминает князь берясь за чарку.
Один из окружения Нездилы с готовностью встает и толкает угодливую речь. Тостуещего вяло поддерживают гости, выпивают. Едят, галдят и пьют. Время от времени то один то другой что-то выскажет в адрес боярина Дальнеславского и снова пьют. С увеличением хмельного в крови возрастает и громкость трескотни, реет над столами не сдерживаемый смех. Гавриил более не ест и не пьет, о чем-то беседует с Борисом иногда перекинется парой слов с Нездилой.
Сосед Берестова слева постоянно пытается втянуть его в разговор, рассказывает об охоте и добрых лошадях, о удачном торге. Попутно пытается подлить слушателю в чарку, но Василий дипломатично отказывается. Добродушный боярин без назойливости принимает волю соседа, подливает только себе. Левонтий Тимофеевич с Василием практически не общается, на вопросы отвечает односложно, с неизменно благодушной улыбочкой, но сам постоянно о чем-то судачит с соседом.
В какой-то момент князь попрощавшись с боярином Дальнеславским, в сопровождении Бориса Белокаменского покидает застолья не тревожа остальных гостей. Почти тут же молодой боярин наклоняется к Василию, со словами:
- На сегодня все. И тебе Василий Федорович лучше тоже уйти, пока наши бояре не надумали силой мерятся. Князь не хотел бы чтоб тебе бока намяли не по делу.
- Понимаю, - кивает гость.
- Дорогу-то назад сможешь найти?
- Смогу, - опрометчиво заявляет Берестов.
Выходит, но в голове сидит думка - зачем князь проверял, да еще прилюдно, не иначе как придумал к чему приспособить чужака?
Бредёт по лабиринту княжеских полатей, входит в широкую залу, не помнит её, понимает - заблудился. В щель одной из дверей выглядывает чья-то голова:
- Василёк! - зовет до сердечного трепета знакомый голос.
- Милослава! - охает Василий.
- Иди сюда, - машет девица рукой, оглядываясь по сторонам.
Берестов подчиняется. Княжна хватает за руку и тащит за собой. Ведет малыми покоями, там никто не встречается. Входят в деревянную пристройку с высоким потолком, с лестницей на второй этаж, начинающейся в левом углу, двумя дверьми впереди и справа. С лавками по периметру помещения, парой расписных сундуков и шкафчиком у правой стены. Здесь их встречает пожилая женщина в темном платке.
- Это ты кого привела, девица? - возмущается старушка.
- Няня, это не твоё дело! - ерепенится Милослава.
- А вот как я батюшке сейчас все расскажу!
- Няня, - упирает руки в боки дева. - Поди прочь!
- Это ты чего удумала? - ворчит наставница.
- Няня! - настаивает княжна.
- Я тебя одну с молодцем не оставлю! - упирается женщина.
- Няня!!! - совсем уж грозно командует девица, подкрепляя приказ топотом ножки.
Старушка, ворча себе под нос непонятные фразы, выходит за дверь.
- Это моя новая нянька, - поясняет Милослава. - Совсем упрямая, сладу с ней нет!
- Она о тебе печется, - защищает Берестов пожилую матрону.
- А ты меня совсем забыл! - дует губки юная дева. - Почему так долго не приходил?
- Нет, не забыл, как я мог! Но я здесь ничего и никого не знаю, - защищается Василий.
- Мог бы и спросить!
- А ты думаешь, меня бы так вот и пустили в княжеские хоромы?!
- Ты же меня спас, кто бы тебя не пустил?
- Это беспредметный разговор, - вздыхает Берестов. - Мы так только поссоримся.
- Прости Василёк, - смягчает княжна гнев на милость. - Ты будь здесь, я сейчас.
Убегает в переднюю дверь, прежде чем исчезнуть в проёме одаряет загадочной улыбкой озорно блеснув очами. Отсутствует с четверть часа, возвращается нарядная. На ней новый и нарядный сарафан, кружевной платок накинут на плечи, держится руками за концы на вытяжку в противоположные стороны. Выходит в центр комнаты и со словами:
- Как тебе?
Крутится вокруг оси. Разлетаются полы платья трепещет платочек за спиной, похожа на матрёшку.
- Батюшка подарил, нравиться?
- Очень, правда красиво! - начинает нервничать Василий.
Милослава хватает его за руку и тащит за собой:
- Пойдем я тебе еще что-то покажу.
Уводит в дверь из которой минуту назад вышла. За дверью светёлка с пятью окнами, три во фронтальной два в левой стене. За окнами впереди видны деревья, а глубоко за ними просматривается контуры белой стены. Слева видны окна основных строений. По краям проёмов задвинутые кружевные занавесочки. Комната заставлена столами и лавками, много шкафчиков вдоль глухих стены, вдоль оконных лавки. На столах рукоделье, пряжа и куски ткани, всевозможные швейные и вязальные приспособления.
Девушка подхватывает что-то из кучи вещей, заглядывая в глаза спасителю бездонными омутами изумрудной надежды, преподносит вышитый рушник:
- Это я рукодельничала, нравится?
- Нравится, - суетливо кивает головой Берестов.
- А вот еще, - хвастается она далее.
И еще, и еще, величается княжна нашпиливая гостя на иглы малахитовой упования. Каждый взмах ресниц, смущенные, но трогательные улыбки, поворот головы, порхание рук... отдается волной жара в груди Василия. Внутренняя нервозность грозит вырваться наружу и продать с потрохами. Дискомфорт подкатывает к горлу грозя осадить голос, руки движутся в поисках места, но ника не могут найти.
- Тебе правда нравится, - требует одобрений Милослава.
- Мила, в самом деле все восхитительно! - убеждает Василий.
- Пойдем, - дева снова хватает за руку, отклонившись вперед, тащит наружу.
Успевают пройти полпути к двери под лестницей, как входная дверь отворяется, без предупреждений входит Борис Белокаменнский. С непроницаемым лицом с несколько меланхоличным видом усаживается на лавку справа от входа.
Княжна стопорится, выпуская руку гостя, склоняет голову, чуть ли не касаясь подбородком ключицы, взирает на незваного посетителя исподлобья.
Боярин занимает удобную позу, будто пришел надолго и не глядя на Берестова обращается к родственнице:
- Ты Милославушка почему человека от дел отрываешь?
- От каких еще таких дел, - упирает княжна руки в боки и выпячивает надутые губы.