Рубанюк Владимир Иванович : другие произведения.

Русь заповедная, ч-2 - "Дела державные"(отрывок N-1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Коментарии, замечания, пожелания и оценки оставляете пожалуйста здесь


  
   Русь заповедная: часть II - Дела державные.
  
  
   Однажды, еще до прихода вестника от волхвов, за несколько дней, Василий в обеденное время шел очередной раз на источник за водой...
   Народу на улице не много, городские жители обедают в положенное время. Но у источника как ни странно все еще очередь в полдюжины человек. Ведра неторопливо с некоторой ленцой наполняет молодой парнишка лет тринадцати. За ним стояли две не молодые женщины, обсуждают между делом одну знакомую. Затем стоит пожилой мужчина лет шестидесяти, а подле шепчутся две юные девицы, похихикивают меж собой, бросая мимолетные взгляды на Василия.
   Берестов за все время походов к источнику обратил внимание, что за водой приходят девушки и женщины всех возрастов, юноши - вернее подростки и пожилые мужчины не моложе пятидесяти лет. Взрослые мужчины между, возможно, восемнадцатью и пятидесятью годами на глаза не попадались ни разу.
   По все видимости, появление мужа в цветущем возрасте, вызывает усмешки у ветреных девиц.
   Пожилой мужчина стоявший в очереди был ему знаком, он приходил к колодцу каждый день после полудня. В последнее время они изредка перебрасывались парой слов не о чем, просто, что бы скоротать время в ожидании. Вот и в этот раз, завидев Берестова мужчина первым здоровается, как обычно заводит разговор о погоде, о жизни в городе. Сетует, что на соседней улице, какие-то нерадивые ямокопатели повредили водопровод доставлявший воду к соседнему источнику. И теперь, пока не починят, многие будут хоть к их колодцу, в очереди придется тратить больше времени.
   Василия удивляет, что в городе есть водопроводная вода, спрашивает, что не лучше просто вырыть колодец и не мучится с водопроводом. На что собеседник отвечает, что большой город стоит на плохом месте и вода в колодцах, как правило, дурная, от нее можно заболеть нехорошими хворями. Говорит, что их источник так же наполняется по водопроводу. Трубы сделаны из дубовых стволов в скорлупе, и если внимательно посмотреть вглубь, то можно заметить выходной конец водовода. Но пояснить, что значить труба в скорлупе не успевает, настаёт его очередь у подъемника. Наполнив ведра, сразу уходит, приветливо кивнув на прощание. Берестову приходится ждать, пока не управятся смешливые девицы.
   В этот раз Берестов последний у источника, прежде чем наполнять свои ведра, заглядывает вглубь воды, высматривает, что же там есть, но солнце стоит высоко и светило прямо в колодец, вода отражает не возможности что-либо разглядеть.
   На обратном пути Василий проходит мимо старого, но справного двора, рядом с калиткой стоит скамья, на которой сидит щуплый старичок и подле него с десяток ребятишек от пяти до двенадцати лет. На коленях лежит толстая книга в кожаном переплете, что-то читал детям вслух. Судя по всему, устроились тут не давно, так как когда Василий шел к источнику, их тут не было, да и книга только начата, дедулька едва ли успел прочесть пару страниц.
   Берестов прислушивается, до слуха доносится:
   - ...И Пред-Было во Тьме Златое Яйцо Родово, и раскололось оно пополам по Воле Родовой, и вышел из него Сам Род. И повелел Он, чтобы одна половина Яйца стала Явью - Миром Зримым, а другая стала Навью - Миром Сокрытым, кои Правью Вышней - Самой Силой Родовой в равновесии утверждены.
   Василию любопытно, останавливается напротив читающего, ставит ведра на землю, делая вид, что решил передохнуть, а сам слушает во все уши.
   - Поднял Духовзор Род, и стало Небо, не Тьма, но Свет, и полетел по нему Ясен Сокол - Белобог. Опустил Духовзор Род, и стала Земная Твердь, не земля, но Земь, и заворочался под ней, вылезая наружу, Черный Ящер - Чернобог... И разделилось Небо, по Воле Родовой, на Небеса: стало Светом Златым вверху и Хлябями Небесными внизу...
   Тут читающий замечает симулирующего чужака, резко прикрыв книгу, удерживая палец меж страницами, что бы нужное место не потерять. Насупив брови, с явным недовольством таращится на нежеланного слушателя.
   Берестов нехотя поднимает ведра и гложимый любопытством идёт своей дорогой.
   Донеся воду до корчмы, наполняет бочонок с питьевой водой, но воды не достаточно, приходится делать дополнительную ходку.
   Старец в окружении детворы сидит все там же, читает книгу. Василий замедляет ход, стараясь побольше расслышать, что вылетает из уст чтица:
   - ...Из Перводеревьев - Дуба и Березы - создал отец Всевышний тела будущим людям, первым на Земле: Мужу да Жене, ныне почитаемых нами Пращурами: Древними Дидом да Бабою, в коих Сам Род Вседержитель Нетленный Дух Свой Вдохнул...
   Дедок обращает внимание на глазеющего чужака, но в этот раз взгляд падает на грудь Берестову в просвет расстегнутой рубашки, где поблёскивает серебряный крестик. Чтец захлопывает книгу, с некоторой настороженностью во взгляде поднимается со скамьи и, обращаясь к детворе, молвит:
   - А ну ребятки пойдемте ка в ограду, я вам там почитаю.
   Всей гурьбой заваливают внутрь двора.
   На обратном пути, неся воду, Василий проходя мимо двора напрягает слух. Хотя слышит голос чтеца, не может разобрать, что там старичок бормочет. А так хочется разузнать, что за книга, подержать в руках, почитать. Любопытство просто разъедает. Но помня реакцию старика, понимает, к книге не подпустят и лишнего не скажут.
   Язычник читал какую-то языческую книгу и ему христианину точно не дадут. С другой стороны, язычник ли этот дед или один из "Родоведов". В его книге говорится о создателе - Роде, но Берестов слышал и видел слишком мало, что бы делать выводы.
   В целом язычники не любят жить в городах, особенно в больших. В городах преимущественно обитают христиане, язычники же все больше селятся по весям. Видимо не нравится им атмосфера городов - поселения огороженного от природы, такая жизнь не соответствовала их духу, укладу жизни.
   Успел заметить, что городские жители христиане в целом хорошо относятся к язычникам, между ними и прочими нехристианам не делают различий - верят они в божков или в единого создателя. И все же язычники не любят города еще по одной причине.
   Как-то раз, из разговоров гостей корчмы Василий услышал, что разные религиозные фанатики сильно досаждают язычникам, как объявится какой ревнитель веры, то собрав толпу таких же как он, невменяемых первым же делом вел к какому-нибудь двору, где жили язычники и зачинали чинить непотребства. На это его собеседник заметил, что если не будет язычников, то фанатики пойдут жечь магометян, не будет их пойдут жечь латинцев, а если вообще никого не будет, то пойдут искать "неправильных" христиан, по их усмотрению. Таким неважно кто ты им важно пожечь, у них одна цель ублажить свою ничтожность. И оба приходят к единому мнению, что беспуты всем опасны в своем беспутстве.
   Берестов долго обдумывал потом эту связь между религиозными различиями, фанатиками и ничтожностью человеческой.
  
  
   Вельможа остаётся в общей зале, ждёт чужака. Василий в коморке, отведенной для житья Евдокией, переодевает рубашку, натягивает свой простецкий уже видавший виды полукафтанец, приглаживает руками волосы и надевает шапку, подаренную Вольхом на болотах. Возвращается к вельможе.
   Посланник завидев его покидает зал, Василий следом, по пятам следуют молодцы. Снаружи еще двое, стоят по сторонам от входа. Но как только подопечный выходит на улицу, устремляются к своим коням. Посыльные верхом, но лишнего коня нет, из этого следует, что ему придется идти пешком.
   Хотя всадники не спешат, Василию приходится идти быстрым шагом, чуть ли не бежать. Вельможа впереди, за ним, чуть отстав двое молодцев, следом полу бежит Берестов, а за ним с равнодушными минами едут остальные.
   В таком темпе глазет по сторонам невозможно. как бы поспеть и не на роком не споткнуться обо что-нибудь.
   Ведут к верхнему городу. Если по пути кто попадается, то встречные всегда почтительно уступают дорогу, с любопытством глазеют только на Берестова. В голове клубятся разные нерадостные ситуации. Почему-то не отпускает чувство, что сегодня обязательно бросят в проруб. В душе, словно заноза ноет гнетущее чувство какой-то безысходности. Воображение рисует темное подземелье, колодки на руках и ногах, цепи и пыточные орудия. Верзилы палачи начнут жечь каленым железом и выпытывать страшные тайны.
   "Ну, прямо Мальчиш Кибальчиш!!!" - хмыкает под нос Василий.
   Отгоняет негативные мысли, не видит оснований для тревоги.
   В скором времени миновав ворота, находящиеся под присмотром полдюжины ратников, входят в верхний город. Въезжающих не останавливают, видимо хорошо знают прибывших, а старший из охранения, коротко кивает вельможе во главе процессии.
   Верхний город довольно просторный, не смотря на то, что здесь все из белого камня, улицы раза в два шире, чем в большом городе.
   Довольно быстро минуют два квартала белокаменных палат. Выходят на просторную площадь из разноцветной брусчатки, сложенной во вполне осмысленный узор. Разглядеть узор не удаётся, провожатые ведут через площадь к особенно роскошному двору, видимо, княжескому. Проходят мимо постамента установленного в центре площади на нём не то колонна не то стела белого цвета, вершину которой увенчивает восьмилучевое солнце. Довольно странное сооружение по мнению Василия, не типичное для русской архитектуры. Но с другой стороны, откуда ему знать, как должна выглядеть архитектурная стилистика мира практически тысячу лет изолированного от собратьев.
   Народу, в верхнем городе не много, и все производят впечатление занятых людей, да и одеты не в пример богаче тех, кто живёт в других районах Новограда.
   Когда компания достигает ворот, закрывающих доступ в княжеский двор, тяжелые обитые железом створки отворяются изнутри. Похоже, их давно ждут. Четверо молодцев сопровождавших вельможу остаются за воротами, а знатный муж, оказавшись во дворе, слезает с коня, передаёт жеребца одному из привратников. И только тут первый раз взирает на запылённого подопечного. Корчит гримасу неудовольствия, но ничего не сказал и, сделав приглашающий жест, выступает к роскошному крыльцу терема.
   Крыльцо парадного входа двухуровневое, к нижней площадке с разных сторон ведёт три лестницы в семь ступеней, над площадкой покоится навес о четырех резных колоннах измалеванный спиралями почти всех цветов радуги. Конструкцию увенчивает, крытая позолотой, фигурная крыша в стиле бочка. От нижней площадки к верхней ведёт широкая лестница, с навесом простой двухскатной крышей, опять же с позолотой.
   На площадке перед входными дверьми стоят два молодца при полном оружии, в кольчугах, но в шапках, шлемы все же при них, но пристроенные к поясу. Все почти точно так же как в фильмах про былинные времена, только вот стражники не имеют бердышей, как это показывали в фильмах, да и ведут себя довольно праздно и беззаботно. Один подбоченившись стоит и грыз соломинку, второй скрестив руки на груди, насупившись подпирает косяк входных дверей.
   При появлении вельможи не шелохнутся, лишь слегка приветственно кивают, с любопытством разглядывают подопечного. Знатный муж сам отрывает входные двери, заходит, ничуть не заботясь о том, идет ли следом чужеземец или нет.
   За дверью встречает просторная зала с высокими сводами, исписанная узорами в солнечных тонах. Здесь чуть ли не посредине стоят трое важных мужчин о чем-то чинно беседуют меж собой. Приметив вошедших, самый высокий из троицы подаёт голос:
   - Онуфрий Данилович, ты кого это привел?
   Но вельможа не отвечает, отмахивается. Но вопрошавший не отстаёт:
   - Это случаем не тот ли чужеземец, что княжну спас?
   - Он самый! - отзывается на этот раз вельможа, не сбавляя хода.
   Вся троица, как гусаки вытягивают шеи, пытаясь получше разглядеть "спасителя", но с места не сдвигаются, вопросов не задают. С прищуром провожают чужака, не добрый такой взгляд, давит Берестову в спину, высокомерной завистью.
   Названный Онуфрием, с идущим по пятам Берестовым, пересекает залу, наискось шагает к дверям в правой стене. Не задерживаясь, проходит через них, там еще одна лестница, ведёт на второй этаж. Преодолев два витка, поворачивают влево, проходят еще несколько уже не больших помещений и дверей. По пути иногда попадаются люди, одеты они попроще, всегда кланяются вельможе, а он на них никак не реагирует. Из чего Василий делает вывод, что это всего лишь прислуга.
   Поворачивают налево, еще раз направо и, дойдя до двери в правой стене, Онуфрий Данилович отворяет справные дубовые створки, сам не заходит:
   - Входи, и жди здесь, тебя позовут!
   Берестов заходит, двери тут же затворяются с обратной стороны. Осматривает помещение с полукруглым потолком. Противоположная стена глухая, в левой имеется два парных не больших окна, зарешеченных, а за ними в шагах десяти заграждает обзор белая стена какого-то строения. Вдоль стен, по всему периметру помещения, идут резные лавки, больше никакой мебели нет. Есть еще одна дверь правой стене, судя по всему, там находится не тронная зала, возможно, рабочий кабинет князя или приемная какого-нибудь "секретаря".
   Василий садится на лавку тут же рядом с входом, ждёт. Сидит долго, но по прошествии часа, соображает, что его мурыжат перед аудиенцией, как это делали цари в былые времена, да и начальники в настоящие времена в больших чиновничьих домах. Вспоминается фильм про Ломоносова, где гениальный ученый был вынужден ждать царской милости целый день. Значит, придётся тут просидит еще не один час, возможно, даже весь остаток дня. Но зато теперь уверен, что точно не упекут в какой-нибудь проруб. От осознания этого стало даже как-то веселей. Видимо, возникшее по дороге неприятное чувство было спровоцировано надменностью "конвоя" и переживаниями последних дней на почве безрадостных вестей от Волхвов.
   Чувствуя облегчение, встал, меряет шагами комнату вдоль и поперёк, разминается после долгого сидения. Попутно, неспешна прохаживаясь вдоль стен разглядывает рисунки на стенах. Но этого хватает лишь на полчаса. Снова садится на прежнее место и вопреки, всякой логики решает вздремнуть. Устраивается поудобней, закрывает глаза, незаметно ускользает в сладкую дрёму, получилось заснуть.
   Просыпается сам, все по-прежнему, по прикидкам проспал час, возможно больше. Тело чувствительно затекло, встаёт, немного разминается. По новой нарезает круги вдоль комнаты, возвращается на место. Тут в голову стукает дурная мысль, заняться отжиманием или покачать пресс... Хотя тут же рождается контр мысль, а зачем, у него и так все в порядке.
   Но тут отворяется правая дверь, за ней невысокий седобородый мужчина. Василий сразу же признаёт - это Борис Белокаменский. Боярин приоткрывает дверь лишь на половину, делает головой приглашающей жесть, мол проходи.
   Берестов не задерживает знатного вельможу и чуть ли не бегом подскакивает к дверному проему. Не открывая дверь настежь, просачивается в образовавшуюся щель, осторожно прикрывает створку, делает пару шагов внутрь, останавливается. Комнатка вполовину меньше той, в которой ожидал аудиенции, но зато светлее. Во фронтальной стене имеется две пары сдвоенных окон, а в правой аж две пары строенных.
   Перед фронтальной стеной относительно места, где кончаются окна, ближе к углу, стоит добротный дубовый стол за которым сидит князь. Что-то пишет в одном из свитков, коих валяется на столе не менее дюжины. Плюс ко всему на столе лежит несколько книг в кожаном переплете, две чернильницы из одной торчит перо, а вторым пишит князь. Справа от него, у левой стены, возвышается добротный шкафчик с множеством малых дверок. Напротив стола у глухой стены оставшейся за спиной Василия покоится два солидных сундука.
   Борис садится на лавку у правой стены рядом с окном, что-то выглядывает во дворе.
   Князь пару минут не обращает вообще никакого внимания на вошедшего. И только когда собирается в очередной раз макнуть кончик пера в чернильницу, примечает гостя. Без лишних церемоний указывает кончиком пера на скамью супротив себя с другой стороны стола.
   Берестов не мешкая проходит к указанной лавки, не смело садится, ждёт, осторожно разглядывая князя.
   Гавриил Мстиславич светлый мужчина лет пятидесяти, возможно моложе, окладистая светлая бородка скрадывает истинный возраст, делает князя старше. Лицом приятен с правлеными чертами можно сказать что привлекателен. Сквозь кожу едва приметно проглядывают бледные конопушки. Но с Милославой они мало похожи, единственное, что дочь унаследовала от черт лица своего отца, так это глаза.
   Князь дописывает последнее слово, вставляет перо в чернильницу, посыпает писанину песочком, или чем-то похожим на него, скручивает сверток и отбрасывает в сторону. После чего внимательно рассматривает Берестова.
   - Так вот ты каков, Василий Федорович, - произносит Гавриил после минутного молчания.
   - Каков есть, - гость немного теряется.
   - Благодарю тебя за спасение моей дочери!
   - Не благодарности ради... - начинает Василий подражая Вольху.
   - Знаю, знаю! - тут же прерывает князь. - Вольх мне сказывал, что ты хорошо учился.
   Берестов выпячивая нижнею губу, пожимает плечами в ответ.
   - Ты мне вот о себе расскажи, - просит державушка. - Все что Твердовичу сказывал и даже то о чем не обмолвился. - Давай-ка на чистоту.
   Гость сдержано вздыхает, устраивается поудобней, окидывая взглядом слушателей и начинает уже не раз пересказанную историю своей жизни. Излагает примерно все то же самое что когда-то говорил воеводе в Горохово, но с поправкой на местную специфики, старается как можно реже использовать непонятные слова и образы. Заканчивает повествование на встрече с Твердовичем в усадьбе Ведогоры. Умолкает.
   Князь не спеша берет со стола одну из грамоток, с легкой полуулыбкой мерит рассказчика взглядом, внимательно читает содержимое минут пять-семь. Отрывает взор от бумаги, с прищуром зрит в глаза Василию, молвит:
   - Кажется все сходиться.
   Берестов мягко улыбаясь разводит руками. Гавриил передаёт свиток боярину:
   - Сказывай дальше, про поход, все что помнишь и ведаешь!
   Гость коротко поджимает губы, но продолжает повествования от встречи с Твердовичем. Заканчивает сказание о неудавшемся посольском походе вопросом:
   - Твердович ведь каверзу в Новограде оставил вам на погибель. Нашли заговорщиков?
   - На следующий же день сыскали как Вольх мне поведал о кознях воеводы. Поддели на дыбу вора так все рассказал, что удумали и кто причастен. Виновные уже третьего дня как повешены у восточных ворот на виду.
   В памяти Василия почему-то, сплывает резня на стоянке залышан, в первые дни пребывания. Все тоже гнетущее чувство - вот так взяли и повесили. Не стоит расслабляться и млеть от идиллии городской жизни. Перед ним князь вот как надумает и подвесит вслед за теми несчастными. Где-то в глубине тлеет сочувствие к Твердовичу - попади воевода в руки князю, пойдет следом на дыбу, потом в петлю и очень быстро. Но из глубин памяти всплывают лица Сома, Анчутки, Бороды, Даниила и многих других расставшихся с жизнями воинов по милости предателя. Качнувшееся было сострадание к противнику смывает, будто морской волной соломинку с берега, набегающее кровожадное злорадство - туда им и дорога!
   Князь между тем держит в каждой руке по листку бумаги, читает то один то другой, сверяет рассказ чужака и два доноса.
   - Так значит говоришь знатного ты роду? - подаёт голос Борис Белокаменский.
   - Знатного! - держится за выдуманную легенду Василий, поглядывает через плечо на внимательно изучающего грамотку воеводу.
   - На тебя поглядишь - и вправду кажется что знатный! - теперь говорит державушка, на мгновение отрывает взгляд от бумаги, стреляет очами через белый край. - Ты ко мне как зашел? - Как ровня - шапки не ломал, спины почем зря не гнул, в извинениях не рассыпался, язык не заплетается. Да и смотришь гордо, такое в моем присутствие себе не каждый боярин позволить может!
   У Берестова по спине змеится холодная капля пота, загривок пробивает мелкая дрожь.
   - Вот и Вольх говорит, что ведешь себя словно боярин и манеры у тебя вельможные как у латиских магистров, но с другой стороны свойский - в доску.
   - Странно, - дополняет боярин. - И не врет совсем. Все сказал как в грамотке писано. Видать правду речёт.
   - Ну даже если и совру, вам не проверить, - пытается несколько развеять обстановку Берестов.
   - Да нет, - возражает Борис. - Хотя мы и не ведаем вашей жизни, но у кривды есть одно свойство - в пересказе сторонних людей она искажается и каким бы правдоподобным не был рассказ ответчика, он не сойдется с тем, что легло на душу слушателям. А у тебя все как по написанному.
   - И кто ж вам такую хорошую историю изложил? - осмеливается выспросить гость.
   - Не твоего ума дело, - беззлобно ставит на место князь. - Мы вот решили признать твое знатное происхождение!
   - Спасибо! - благодарит с широкой улыбкой Берестов.
   - Только вот ты шибко-то не обольщайся! - остужает Василия Гавриил. - Наше с Борисом признание ровным счетом ничего не значит для знати. Многие бояри примут это как должное но по сути не признают тебя ровней! А кто-то будет тыкать тебя этим.
   - Знатный титул получит не сложно, продолжает дядя князя, - Но знатность доказывается делами, тогда и не только покорные нам, но и недруги признают в тебе боярина!!!
   - Что я должен делать?
   - Прав Вольх, свойский ты! - ухмыляется державушка. - Но пока ничего. Мы еще подумаем над тем к какому делу тебя приспособить.
   Гость усилено кивает уже заранее соглашаясь с будущим поручением самодержца.
   - Что думаешь, Василь?
   - Думаю о чем?
   - Обо всём, о делах наших, о земле русской!
   - На чистоту? - неуверенно пробует намерения Гавриила Мстиславича.
   - Давай! - на полном серьезе просит державушка.
   Берестов набирает полные легкие воздуха, раздувает краснеющие щеки и на выдохе скороговоркой выдаёт:
   - Да плохи дела, стоит кому начать куски с земли русской драть, набросятся всей сворой.
   - И когда?
   - Повод нужен!
   - А разве его нет?
   - Я думаю, все ждут большого набега Черноградцев, что случится через 3 года.
   - Думаешь будут ждать так долго.
   - Почему бы нет!? С одной стороны войско сохранят, а вдруг на них пойдут, а с другой, глядишь русские дружины побьют, так потом и хлопот меньше будет.
   - Смотри-ка Борис, верно мыслит!
   - И что нам делать? - вопрошает боярин, продолжая тест на адекватность.
   - Друзья нужны, союзники! - без промедления отвечает Берестов, пытаясь одновременно глядеть на обоих собеседников, изгибается в комичной позе.
   - Так мы уж пытались, - продолжает Гавриил. - Видишь, что из этого вышло. Обставил нас Сергий! Эмыр Адильский обиду держит, дел никаких иметь не хочет.
   - А другие что же?
   - А с другими еще хуже. Если война с Адилем нам не грозит, то прочие уже мечи точат, не ровен час..., - Борис красноречиво машет рукой и отводит глаза в сторону, за окно, но видно не пейзаж за стеклом волнует, а что-то тяжкое на душе; взгляд не видящей, погруженный в себя.
   - Ладно Василь, - молвит князь. - У нас скоро пир небольшой будет. Нездилу боярина Дальнеславского провожаем. Заодно себя покажешь и на бояр наших ближних поглядишь.
   - Хорошо!
   - А теперь иди за дверь, там тебя Левонтий Тимофеевич дожидается, боярин знатный. Сведет тебя куда надо.
   - Благодарствую...
   - Ступай, ступай! - сердито зыркает державушка уже взявшись за перо и бумагу.
   Берестов тихо затворяет за собой дверь. В приемном помещении стоит молодой человек близкого Василию возраста. Светловолос, коротко стрижен и гладко выбрит, с высоким открытым лбом и яркими бирюзовыми очами. В дорогой парчовой одежде цвета морской глубины с редкими багровыми вставками, расшитая золотыми нитями и в расписных как пряник сафьяновых сапогах.
   - Добрый день! - первым начинает Берестов.
   - Здравствуй Василий Федорович, утешитель отеческой душеньки! - изливает добродушие лик молодого боярина. - Следуй за мной.
   Разворачивается и толкает дверь на выход, не давая гостю проявить любопытство. Бредут сквозь хороводы покоев, чертогов и палат. Вокруг суетится небогато одетый люд, уступают дорогу знатному мужу. Изредка пересекаются пути с ровней, чинно кланяются, идут прочь. В глазах уже рябит от яркой росписи мебели и фресок на стенах. Наконец провожатый заводит подопечного в небольшую комнату с купольным потолком, где посредине стоит массивный дубовый стол и с каждой стороны не уступающих по основательности стульями о высоких спинках и резных подлокотниках. Вдоль стен как всегда тянутся лавки, размыкаются на дверные проёмы. В северной стене два арочных окна дающих скудный свет, что-то громоздящееся за ними мешает дневному свету заглянуть в одинокий покой. В юго-восточном углу видна внешняя часть печки, видимо, топится из другого помещения. Конструкция странная, много уступчатая с выемками и ярусами. Вся поверхность исписана многорядными узорам растительной тематики. В недостаточно освещенном помещении, узоры выглядят темно-синими, но скорее всего для рисования использовалась голубая краска.
   - Жди здесь! - указывает Левонтий Тимофеевич на лавку рядом с входом. - За тобой скоро придут.
   Уходит.
  

*****

  
   Закрученная в тугой узел вязкая мгла застилает взор. Но вот в самой серединке проступает багряная точка, ширится словно кровавый туман, раздвигает неуступчивый морок. Задвигает на окраину обзора, одновременна светлеет по центру и пелена алеет. Прорывается окном света в розоватой дымке. Видно карминовое небо с легким отблеском синевы, картинка четче и четче, расширяется поле зрения.
   Лицо слоняется, застилает вид неба. Знакомой образ, тужится сквозь вязкие мысли вспомнить. Узнает, странно, но этого не может быть...
   - Не шевелитесь мой господин, не пытайтесь встать. У вас тяжелые раны!
   Из собственных уст вырывается чужой голос управляемый неведомой волей:
   - Вешин, отпусти меня. Положи на землю.
   - Не стоит господин, если я вас положу, обратно поднять мне будет трудно.
   - Вешин отпусти! Все, слышишь всё, я ухожу. Мне осталось совсем чуть-чуть.
   - Не нужно мой господин, не спешите покидать сей мир.
   - Отпусти, я уже слышу зов Тха. Это конец.
   Чувствует как спина опускается на что-то твердое и основательное, шелестит трава, стегает по лицу семена диких злаков. Жужжит одинокий шмель. Качается червленая головка василька, истинный цвет с трудом угадывается. Солнце греет кожу, но холод забирается в члены, уходит жизненная сила.
   - Вешин, - прерывается возглас влажным кашлем.
   - Да господин, - склоняется лицо верного слуги.
   - Что я наделал, Вешин, что я наделал!
   - Вы не виноваты мой господин, вам просто не повезло. Вы встретили Ветер-воина.
   - Я не о том... - заходится в кашле.
   - Мы бежали из-за молокососа Вак-Хи, - скрежещет Вешин. - Тут нет вашей вины.
   - Все не то, - прорывается слабеющий голос. - Я о сыне.
   - С ним все в порядке! - пытается успокоить воин раненого господина.
   - Нет ты не понимаешь... - он там один мой сын.
   - Мой господин, вы бы поменьше говорили, экономьте ваши силы.
   - Вешин, понимаешь, я его оставил там, одного, совсем одного... Как я мог.
   - Господин...
   - Нет - нет, не прерывай... я уже вижу свет Тха, уже скоро...
   - Нет господин...
   - Вешин, он там, мой мальчик, один совсем один в логове падальщиков, в лапах этих мерзких тварей. Эти стервятники будут мстить ему за меня... Они сожрут его. Мой мальчик...
   Голос совсем слабый кашель прерывистый едва вздрагивает грудь.
   - Вешин!
   - Да мой господин, - отзывается с нескрываемой скорбью слуга.
   - Пообещай мне...
   - Обещаю.
   - Вешин, ты позаботишься о нем, помоги ему. Сделай все что в твоих силах, не дай сгинуть...
   - Да господин.
   - Поклянись... - едва слышный шепот.
   - Я клянусь вам Балан-Бак-Ку, я сделаю все для вашего сына, что в моих силах!
   - Спасибо мой друг Вешин, - голос на мгновение обретает яркость и силу. - Прощай! Мой сын Ахав...
   На глазах Вешина подрагиваю искренние слезы. Но мрак задвинутый на окраины зрения, выдавливает багровую пелену, застилает взор. Темно-агатовая завеса сходится в точку, давит мгла тяжестью и непроглядностью, схлопывается красное пятно.
  

*****

  
   Время в ожидании идет медленно. Берестов разглядел все узоры на стенах и печи. В деталях рассмотрел мебель и резьбу на лавках. Время плётется улиточным шагом. В голове бьется тревога, что забыли его. Пируют хозяева залив ответственность мёдом хмельным. Скоро вечер, ну может не так скоро, но и весь день сидеть на лавках в скукотище, ох как не хочется.
   Тонко скрипит дверь в противоположной стороне помещения. В проёме виден улыбчивый Левонтий Тимофеевич, щеки красные глаза широкие. Вздернув подбородок приглашающие кивает. Василий встаёт, но идёт смешно ковыляя, отсидел мягкую часть тела, затекло, ноги еле слушаются. Долго сидел теперь шагает как гусак. Боярин кажется не замечает конфуза гостя, растворяет двери шире.
   Там продолжительный коридор, суетится люд, все стекаются к центральной двери, галдят, словно рассерженный рой ос - гулко, объемно, усилен звук сводами. В противоположную сторону изредка проскакивают молодые парни, одеты попроще, уступают дорогу вельможным мужам.
   В просторной столовой выставлены столы буквой П, во главе которой сидит князь с каждой стороны еще по месту. Справа пустует стул и дальше по флангу добрый кусок не занят. Слева устроился Борис Белокаменский, дальше, за углом Возжа. Рыжий боярин что-то увлечённо рассказывает Гавриилу и его дядьке, часто жестикулирует руками, но довольно вяло. Державушка слушает в пол уха, брови нахмурены, в руках вертит розовощекое яблочко. Боярин Белокаменский сложив руки на груди, и вальяжно откинувшись на спинку, созерцает с усталой миной потолок, слушает рассказчика нехотя.
   Большая часть мест уже занята с каждой стороны примерно по тридцать человек. Все сидят по внешним сторонам, меж столов снуют слуги, разносят угощения, ловкие молодые ребята.
   Молодой боярин подводит Василия к левой части столов, предлагает занять место в начале последней четверти стола. Сам садится справа, попутно здороваясь с соседями. Слева места занято, пожилым и добродушным боярином с еще черной густой бородой. Одет просто почти как Берестов. Лучезарно улыбается новому соседу, кивает в знак приветствия.
   Гость замечает что множество глаз изучают его, доносятся обрывка фраз, обсуждают:
   - Да это тот самыё...
   - ... княжну спас.
   - Говоришь боярин...
   - Нет выскочка, не таких видали...
   Каверзный шелест сдержанных, а порой просто не дружелюбных голосов стелется вдоль стола, сверкают отблески завистливой влаги в настороженных очах. Ползёт яд интриг между кубками, обвивает изысканные яства. Крадется призраком вдоль расшитых скатертей корыстная досада. Вязнет воздух залы в липком смраде алчности. Недоверие и подозрительность каждого к каждому, заставляет звенёть пустоту над столами. И только редкие добродушные огоньки ряда вельмож, прорывающих жижу нечистых помыслов, не дают затухнут обстановке, вливают краски жизни и тепла.
   Резко отворяются обе створки, в помещение врывается ветер высокомерия и надменности а следом вступает их носитель - боярин Нездила Дальнеславский. Следом будто стая цепных псов топают в такт полдюжины ближних Нездиле бояре. Новоприбывшие не сбавляя хода, с легким пренебрежением на лицах маршируют через всю залу. Приветствия прочих бояр игнорируют, пробираются в угол к князю, молчат. Боярин Дальнеславский приветствует Гавриила легким поклоном и усаживается по правую руку.
   - О, явился, не запылился... - ворчит едва слышно недовольный сосед слева, но на уста напяливает неестественную улыбку, больше похожую на хищный оскал.
   Все в сборе. Гавриил Мстиславич берет в правую руку злачённый кубок. Кто-то из бояр впереди, подаёт голос, обращая внимание галдящих бояр на тостующего.
   - Сегодня мы здесь собрались, что бы воздать почести боярину Нездиле Дальнеславскому, - говорит князь со сдержанной торжественностью. - Сей знатный муж, вынужден оставить стольный град, по причине неотложных дел в родовых землях. Пожелаем ему доброй дороги и скорейшего возвращение в наш круг!
   -Здрав буде боярин! Здрав буде княже! - вскакивают бояре на ноги с вздетыми чарками, пьют стоя.
   В гуле голосов виновник небольшого торжества негромко благодарит тостующего, воздев кубок, с напускной прилежностью, говорит ответную речь. Князь сдержанно кивает не отпуская с лица благодушного выражения. Отставляет пустой сосуд подальше, не торопливо изымает из серебряного блюдца ножик с инкрустированный рубином на конце рукояти, выверенным движением отрезает кусочек яблочка, не выпуская лезвия, закидывает в рот. Это словно сигнал для гостей, все разом берутся за еду, каждый тянет, на что лёг избалованный взор.
   Берестов в нерешительности оглядывает разнообразие яств, не зная с чего начать. За горой с пирогами чуть слева по столу замечает желтые плоды, похожие на яблоки. Приглядевшись с удивлением осознает, перед ним помидоры. За несколько месяцев ужасно соскучился по столь не притязательному продукту в прошлом, но теперь изрядной диковинке. Кладёт перед собой, улыбаясь как ребёнок мороженому в знойную пору. Рыщет взглядом по столу, может еще найдёт сюрприз. Справа за окороком в яблоках замечает миску с подозрительно знакомыми на вид овощами, выглядят как пареная репа, но структура совсем не та. О, да это же картошечка, цепляет и её. В правой руке "второй хлеб" в левой "золотое яблоко" на лице идиотская улыбка. Впивается зубами в белую крахмалистую плоть, понимает, соскучился по простой с детство привычной пищи, жует не спеша, наслаждаясь почти забытым вкусом, затертым вечным привкусом гороха. Следующий укус пронзает сочную желтую плоть, вытягивает солоноватый сок. Так просто и так хорошо.
   - Василий Федорович, - прорезает еще не громкий гам гостей зычный голос князя. - А ведь ты вкушаешь черноградские плоды.
   Галдеж потухает, сквозь ряды бояр стелется легким шелестом подозрительный шепот. Удивлённые гости настороженно разглядывают чужака. В горле у Василия застряёт кусок картошки. Взором обегает столы, понимает, встрял. Нигде более, только рядом с ним не стоят столь экзотические продукты для этих мест. Попался как школьник с сигареткой в туалете, влип как муха в паутину. Но Гавриил не даёт опомнится наносит еще один удар:
   - Во всем Белоградье столь редкие кушанья употребляют лишь Черноградцы да латинские торговцы, что с ними накоротке!
   Застолье придавливает тяжестью тишины, взгляды знатных мужей оторопелые, заморожены уста, даже сосед слева подаётся в сторону. Нездила совершенно не интересуется возникшей ситуацией, вертит в руках пустой кубок, думает о чем-то своём. Подручные кривятся в сторону чужака с брезгливыми физиономиями, князь зрит с непроницаемым лицом, ждёт.
   "Проверяет!" - четко уясняет Берестов. Нужно что-то делать, нельзя тянуть, ведь могут обвинить в каком-нибудь злом умысле!
   Не суетясь, кладет недоеденные куски на стол, в умеренном темпе дожевывает отставки, уверенной рукой берется за чарку, демонстративно подносит сосуд к губам зорко окидывает взглядом сидящих вокруг вельмож, спокойно допивает остатки напитка. Отставляет кубок в сторону, вздёрнув подбородок и смотря прямо в глаза князю, отвечает:
   - Что ж поделаешь, если у нас это обыденная пища, привычен я. Много в ней достоинств то, что вы не потребляете сии прекрасные плоды, стоит вам посочувствовать.
   Гавриил Мстиславич удовлетворённо улыбается, кивает и держит ответ:
   - Что ж, теперь я убедился, что ты пришел дорогой предков!
   Бояре оживают, будто ничего не произошло, треплются, но нет-нет да бросят украдкой взгляд на чужеземца.
   - Не забываем чествовать виновника нашего пира! - напоминает князь берясь за чарку.
   Один из окружения Нездилы с готовностью встает и толкает угодливую речь. Тостуещего вяло поддерживают гости, выпивают. Едят, галдят и пьют. Время от времени то один то другой что-то выскажет в адрес боярина Дальнеславского и снова пьют. С увеличением хмельного в крови возрастает и громкость трескотни, реет над столами не сдерживаемый смех. Гавриил более не ест и не пьет, о чем-то беседует с Борисом иногда перекинется парой слов с Нездилой.
   Сосед Берестова слева постоянно пытается втянуть его в разговор, рассказывает об охоте и добрых лошадях, о удачном торге. Попутно пытается подлить слушателю в чарку, но Василий дипломатично отказывается. Добродушный боярин без назойливости принимает волю соседа, подливает только себе. Левонтий Тимофеевич с Василием практически не общается, на вопросы отвечает односложно, с неизменно благодушной улыбочкой, но сам постоянно о чем-то судачит с соседом.
   В какой-то момент князь попрощавшись с боярином Дальнеславским, в сопровождении Бориса Белокаменского покидает застолья не тревожа остальных гостей. Почти тут же молодой боярин наклоняется к Василию, со словами:
   - На сегодня все. И тебе Василий Федорович лучше тоже уйти, пока наши бояре не надумали силой мерятся. Князь не хотел бы чтоб тебе бока намяли не по делу.
   - Понимаю, - кивает гость.
   - Дорогу-то назад сможешь найти?
   - Смогу, - опрометчиво заявляет Берестов.
   Выходит, но в голове сидит думка - зачем князь проверял, да еще прилюдно, не иначе как придумал к чему приспособить чужака?
   Бредёт по лабиринту княжеских полатей, входит в широкую залу, не помнит её, понимает - заблудился. В щель одной из дверей выглядывает чья-то голова:
   - Василёк! - зовет до сердечного трепета знакомый голос.
   - Милослава! - охает Василий.
   - Иди сюда, - машет девица рукой, оглядываясь по сторонам.
   Берестов подчиняется. Княжна хватает за руку и тащит за собой. Ведет малыми покоями, там никто не встречается. Входят в деревянную пристройку с высоким потолком, с лестницей на второй этаж, начинающейся в левом углу, двумя дверьми впереди и справа. С лавками по периметру помещения, парой расписных сундуков и шкафчиком у правой стены. Здесь их встречает пожилая женщина в темном платке.
   - Это ты кого привела, девица? - возмущается старушка.
   - Няня, это не твоё дело! - ерепенится Милослава.
   - А вот как я батюшке сейчас все расскажу!
   - Няня, - упирает руки в боки дева. - Поди прочь!
   - Это ты чего удумала? - ворчит наставница.
   - Няня! - настаивает княжна.
   - Я тебя одну с молодцем не оставлю! - упирается женщина.
   - Няня!!! - совсем уж грозно командует девица, подкрепляя приказ топотом ножки.
   Старушка, ворча себе под нос непонятные фразы, выходит за дверь.
   - Это моя новая нянька, - поясняет Милослава. - Совсем упрямая, сладу с ней нет!
   - Она о тебе печется, - защищает Берестов пожилую матрону.
   - А ты меня совсем забыл! - дует губки юная дева. - Почему так долго не приходил?
   - Нет, не забыл, как я мог! Но я здесь ничего и никого не знаю, - защищается Василий.
   - Мог бы и спросить!
   - А ты думаешь, меня бы так вот и пустили в княжеские хоромы?!
   - Ты же меня спас, кто бы тебя не пустил?
   - Это беспредметный разговор, - вздыхает Берестов. - Мы так только поссоримся.
   - Прости Василёк, - смягчает княжна гнев на милость. - Ты будь здесь, я сейчас.
   Убегает в переднюю дверь, прежде чем исчезнуть в проёме одаряет загадочной улыбкой озорно блеснув очами. Отсутствует с четверть часа, возвращается нарядная. На ней новый и нарядный сарафан, кружевной платок накинут на плечи, держится руками за концы на вытяжку в противоположные стороны. Выходит в центр комнаты и со словами:
   - Как тебе?
   Крутится вокруг оси. Разлетаются полы платья трепещет платочек за спиной, похожа на матрёшку.
   - Батюшка подарил, нравиться?
   - Очень, правда красиво! - начинает нервничать Василий.
   Милослава хватает его за руку и тащит за собой:
   - Пойдем я тебе еще что-то покажу.
   Уводит в дверь из которой минуту назад вышла. За дверью светёлка с пятью окнами, три во фронтальной два в левой стене. За окнами впереди видны деревья, а глубоко за ними просматривается контуры белой стены. Слева видны окна основных строений. По краям проёмов задвинутые кружевные занавесочки. Комната заставлена столами и лавками, много шкафчиков вдоль глухих стены, вдоль оконных лавки. На столах рукоделье, пряжа и куски ткани, всевозможные швейные и вязальные приспособления.
   Девушка подхватывает что-то из кучи вещей, заглядывая в глаза спасителю бездонными омутами изумрудной надежды, преподносит вышитый рушник:
   - Это я рукодельничала, нравится?
   - Нравится, - суетливо кивает головой Берестов.
   - А вот еще, - хвастается она далее.
   И еще, и еще, величается княжна нашпиливая гостя на иглы малахитовой упования. Каждый взмах ресниц, смущенные, но трогательные улыбки, поворот головы, порхание рук... отдается волной жара в груди Василия. Внутренняя нервозность грозит вырваться наружу и продать с потрохами. Дискомфорт подкатывает к горлу грозя осадить голос, руки движутся в поисках места, но ника не могут найти.
   - Тебе правда нравится, - требует одобрений Милослава.
   - Мила, в самом деле все восхитительно! - убеждает Василий.
   - Пойдем, - дева снова хватает за руку, отклонившись вперед, тащит наружу.
   Успевают пройти полпути к двери под лестницей, как входная дверь отворяется, без предупреждений входит Борис Белокаменнский. С непроницаемым лицом с несколько меланхоличным видом усаживается на лавку справа от входа.
   Княжна стопорится, выпуская руку гостя, склоняет голову, чуть ли не касаясь подбородком ключицы, взирает на незваного посетителя исподлобья.
   Боярин занимает удобную позу, будто пришел надолго и не глядя на Берестова обращается к родственнице:
   - Ты Милославушка почему человека от дел отрываешь?
   - От каких еще таких дел, - упирает княжна руки в боки и выпячивает надутые губы.
   - Каких таких, тебе не след знать.
   - Милослава, - чуть ли не официально обращается Василий. - Мне и в правду надо идти!
   - Ты не врешь? - буравит она взглядом полным сомнения.
   - Отпусти-ка ты его, а то батюшка разгневается! - помогает госту боярин.
   - На меня, - ухмыляется Милослава.
   - Зачем же на тебя, на спасителя твоего.
   В глаза девушки беспокойство.
   - Я пойду, - бочком пятится Берестов.
   - Ты дядюшка меня обманываешь! - перечит строптивица. - Батюшка добрый, не станет меня обижать.
   Борис молчит безотрывно глядя в глаза княжне, не дрогнет мускул, поза расслабленная, гостя будто бы не замечает, но весь спектакль сыгран только для него.
   - Василёк, ты еще придешь ко мне? - с молящей ноткой в голосе вопрошает дева.
   - Обязательно! - обещает Василий и бочком-бочком вдоль дальней от боярина стороне выскальзывает в дверь.
   За дверями встречает Левонтий Тимофеевич, розовощекий от выпитого меда, разглядывает гостя с легкой усмешкой.
   - А говорил, найдешь, - упрекает молодой боярин.
   В стороне победно щерится не полными рядами желтых зубов новая нянька княжны, добилась своего.
   - Идем со мной, - просит вельможа.
   Пожилая женщина ныряет в комнату княжны, в щель слышны пререкательства девушки с Борисом Белокаменским.
   Проплутав несколько по княжеским хоромам, выходят в последнее помещение перед выходом.
   - Ты Василий Федорович, из города не уезжай пока, - наставляя указательный палец, просит Левонтий Тимофеевич. - Князь тебя скоро вызовет, дело говорить будет!
   Указав подбородком на выход, прощается. Резко разворачивается, взвивается пола кафтана, обдавая ветром, уходит к застолью. Шагает твёрдо по хозяйски, поскрипывают сапоги, переливается золотое шитье, отражается в пугливых вежах прислуги, уступают дорогу торопливо.
   Не обыкновенный этот Левонтий, что-то в нем есть, не просто так меряет хозяйской поступью державные палаты, стоит присмотреться к персоне молодого вельможи, не прост он, не прост. Василий провожает взглядом так ни разу и не обернувшегося боярина.
   Выходит на крыльцо. Как и в середине дня по краям входа стоят стражники, но уже другие. Эти усатые дружинники смотрятся старше предыдущих, дисциплина получше - держат осанку зорко следят за всем в округе. Вот и на гостя косятся оценочным взором, не знают, насторожены, длани ненавязчиво движутся к рукоятям, но угрожающих жестов не делают, вздёрнуты подбородки - на стороже.
   Берестов, смерив служивых безразличным взглядом, размеренным шагом спускается во двор. В голове мельтешат догадки, ясно, князь что-то придумал про участь чужеземца. Проверка за столом была неспроста, как-то ложится на планы Гавриила Мстиславича. Бредёт, гадает вспоминая каждую деталь беседы с державными вельможами, неуёмное любопытство гложет. Иной раз мелькнёт светлый образ Милославы, её шартрезовые очи будоражат кровь, манят чистотой и невинностью, но гонит образы проч. Борис дал однозначный намёк - батюшка разгневается, а это как раз не нужно. Не заметив как, проходит ворота в Большой город.
   Дорогу к дому, вернее к корчме "Ривенский усач" находит без труда. Домашние встречают с некоторой настороженностью, необычно услужливые, не о чем не просят. Корчма полна людей, Василий без хозяйских просьб и наставлений знает что делать. В конце вечера от рябой девахи узнаёт, что днём заходил Буян. По крайней мере, становится ясно, почему семейство Аполлона такое покладистое, доложился. Интересно бы проведать откуда только все всё узнают?
   За трудами в корчме, в необычно доброжелательной обстановке проходит три дня.
  

*****

  
   Веки размыкаются без труда. Зрение фокусируется почти сразу, не то, что в прошлый раз. Над головой странный узор древесного цвета, словно рассохшаяся земля. Взор проясняется, видит - это кора дерева. Проводит очами из стороны в сторону. Потолок куполообразный, плавно переходит в стены без намека на стык, все та же кора без разъема и потери целостности.
   Доводилось слышать прежде, что в этих краях строят жилища из дерева, но что бы вот так ювелирно.
   Прислушивается к телу, во всех членах неподъемная слабость, даже головой шевелить боязно. Заводит глаза вправо. В чаше на штативе лениво трепещет пламя, вздымает ровные мягкие языки в танце жгучих девиц, манит иллюзорным теплом, веет от всполохов уютом, пронимает сердце тоскою по отчему дому. Дальше вперед, видна округлая полуоткрытая дверь. Снаружи что-то мельтешит.
   Створка настежь раскрывается сильной рукой человека в безрукавке.
   - А, очнулся, - говорит вошедший. - Это хорошо.
   Вносит корзину, ставит рядом с больничным ложем, копошиться внутри, что-то вынимает.
   - Та нашу речь понимаешь? - вопрошает лысоголовый.
   Раненый пытается открыть челюсть, но она не поддаётся, сил катастрофически мало, организм в каком-то неестественном оцепенении и онемении, даже вкуса не чувствует, жажды, голода.
   - Да ты не пытайся рот открывать, силушку то побереги, рано тебе еще геройствовать. Ты мне просто моргни если разумеешь мои слова.
   Пациент медленно закрывает и открывает веки.
   - Ну вот и хорошо, а то я вашего говора не разумея. А так договоримся.
   Стучат плошки, плещется жидкость, мужчина явно что-то готовит.
   - Светорад хотел тебя еще неделю во сне продержать. Но я настоял, что бы больше не поил сонным зельем. Дела твои уже намного лучше.
   Падает на пол нечто металлическое, звенит холодным переливом, трещит разрываемая ткань:
   - Сейчас я тебя перевяжу, а потом покормлю. А то я уже намучился с тобой, приходится пользоваться вот этим.
   Посетитель поднимает в зону видимости странное приспособление в виде воронки жизнь. Дел у тебя видно тут много не оконченных, кто-то не пускает тебя в обитель предков. и длиной гнущейся нижней частью. Пострадавший пытается сглотнуть, но попытка пронзает болью в горле. Порывается потрогать шею, но рука не слушается, только вздрагивает. Морщится от неприятных ощущений.
   Незнакомец замечает реакцию подопечного:
   - Ты не подумай, это не от моих забот болит. Это тебя стражи так порвали. Ох и попотели мы сшивая тебя.
   Голова заботливого человека исчезает из поля зрения, откуда-то справа снизу шелестит, будто сухая листва. Быстрые точные постукивания, словно что-то толкут.
   - Я честно признаться, думал, что ты не жилец, - продолжает лысоголовый. - С такими ранами никто не выживает. А ты смотри-ка, выкарабкался, цепко держися за жизнь. Не отпускают тебя к предкам, видимо, много у тебя здесь еще дел не завершенных. Не заслужил, видать, еще.
   Пациент пытается улыбнуться, но заходится в глухом прерывистом кашле.
   - Ну ладно, поболтали и хватит, - благодетель держит в руке белый сверток. - Будем менять перевязку.
   Без труда поворачивает практически недвижимое тело раненого на левый бок. Чем-то холодным вспарывает старые бинты, аккуратно, но бескомпромиссными движениями отдирает побуревшие накладки. Всю ключичную область, шею и верх плеча, пронзает свербящая боль. Но через минуту, сильные, но мягкие руки наносят охлаждающую мазь, боль утихает, приятно холодит раны. Последний штрих - перевязка закончена. Возвращает в исходное положение.
   - Ну вот, раны уже смотрятся намного лучше, - улыбается мужчина. - Теперь давай поедим.
   Приподнимает пациента, преподносит к губам, ни густую не жидкую снедь в деревянной миске. Теплое варево желтоватого цвета пахнет незнакомо. Пробует на вкус, четко опознаёт куриный дух и что-то еще овощное. Делает еще несколько глотков, больше не хочется. Но благодетель настаивает, заставляет все выпить, чуть ли не через силу.
   - Так надо, силы тебе нужны. Внутренних у тебя почти не осталось.
   Отставляет плошки, убирает обрывки повязок. Подаёт маслянистую жидкость в деревянном ковше, пахнущую мятой и хвоёй, лениво качаются волны тёмно-древесного цвета в теснинах посуды, но питиё выглядит неаппетитно. Глоток. Вкусовые рецепторы забивает резкий мятный вкус, освежает. Выпивается без труда. По телу бежит расслабляющее тепло, свербящие раны успокаиваются, неприятные чувства растворяются в сонливой благодати размягчающей тело.
   - Ты не бойся - это не сонное зелье, - устраняет тревоги лысоголовый. - Снадобье поможет набраться сил, но действует успокаивающе. Поспишь немного.
   Веки скатываются по глазным яблокам, напускают темноту. Сознание утекает в мирный сон.
  

*****

  
   На четвёртый день, рано утром, до восхода солнца. Берестов спит сладким сном, в комнату с коротким стуком заваливает паренёк.
   - Ты чего? - ворчит проснувшийся, морща лицо.
   - К тебе пришли, - выдаёт не многословный юнец.
   - Кто пришел, - ворчливо требует ответа.
   Но на месте сорванца в воздушной воронке вращается одинокое перышко.
   Василий встаёт, поспешно натягивает штаны, рубаху, босой спешит на выход. Надеется, что это Вольх. Шлепая по холодным ступенькам, недовольно крякающих под его весом, замечает в зале одинокую фигуру сидящего на лавке человека. Узнает - Левонтий Тимофеевич пожаловал в столь ранний час. В душе разочарование.
   - Доброе утро, - приветствует боярин. - Ты все еще спишь.
   - Ну, так это... - разводит руками Василий, теряется, не зная, что казать.
   - Собирайся! - продолжает гость. - С тобой поговорить хотят.
   Шмякая по голым доскам бежит обратно в свою комнату. Не спеша, но и не затягивая переодевает в самую лучшую одежду, правда выбор не большой, пара штанов и кафтанов, три рубахи, вот и все имущество, да и то дареное.
   Открывает тайник, указанный еще в первые дни Буяном. Там всего две вещи: меч добытый у работорговца и кожаный мешочек с его же перепиской. Берёт в руки последнее, мнёт бархатку над вязками, думает. Толку ему лично от этих бумажек почти никакого, все равно прочесть не может, но с другой стороны отдавать, как бы тоже не стоит, а вдруг там нечто важное, вдруг пригодится. Поразмышляв пару минут, приходит к решению, что бумаги лучше отдать князю. Должен государь оценить поступок. А если держать про запас, то скорее всего ценность документов испарится за сроком давности. Суёт сверток за пазуху. Спешит к ожидающему вельможе.
   В зале никого нет. Выходит наружу. Кроме молодого боярина тут еще две лошади. На этот раз хоть не придётся пешком идти. Вначале едут как и прошлый раз, прямиком к верхнему городу, но на полпути сворачивают вправо. Объезжают по оживающим улочкам холм по кругу. С восточной стороны под крутой стороной возвышенности преграждает путь овраг, заросший кучерявыми кустами, уходит на север зеленым горбом. Справа земляной вал скованный густой березовой рощицей. Между кустарником и деревьями тянется, спрятавшись от города, улочка в пять домов. Избы справные, одноэтажные с глухими заборами в рост человека. На улице не души, даже животины не слышно.
   Едут к дальнему двору, стоящем несколько на отшибе. Если бы не шум просыпающегося города, да белые стены на холме с золотыми маковками позади, можно было бы вообразить, что вокруг лесная глушь, где-нибудь к югу от Горохово.
   - Входи в избу, - велит Левонтий, перехватываю узду лошади, но сам не покидает седла.
   Берестов подчиняется, толкает ворота, они не заперты, без скрипа отворяются внутрь. Оглядывается прежде чем войти. Боярин рысью удаляется обратной дорогой. Входит. Двор пуст, ни скотины ни людины. Ступает по лестнице, дерево новое, не скрипит. Пытается отворить входную дверь, но получается не сразу, за ней что-то звонко клацает, выдаёт со звоном.
   Входит в сени, прежде чем успевает затворить за собой дверь, в проем из хаты выглядывает Борис Белокаменский:
   - А это ты, заходи!
   В доме, в красном углу за столом сидит князь, читает грамоты. Отрывается на мгновение, вздернув бровь, едва зримым кивком указывает на место по левую сторону. Боярин уже протискивается на лавку по правую сторону.
   Пару минут сидят молча, Гавриил читает, Борис разглядывает нечто неведомое за окном у племянника за спиной. Наконец Гавриил Мстиславич откладывает писанину в сторону, с ног до головы осматривает гостя.
   - Ну что Василий Федорович, заметили тебя наши бояре, ревнуют.
   - Так что, их признание лишь за твоими делами, - дополняет боярин.
   - И что мне делать? - с выражение готовности Берестов взирает на державных мужей.
   - Да пока посудачи, а там решим! - подергивает правым плёчом Борис.
   - Как ты успел заметить, - берёт слово князь. - Дела наши неважные. Друзей почитай нет, разве что поленицы, но помощи от них существенно мы вряд ли получим. Не могут они оголить границы, оставить перевалы без поддержки.
   - Теперь еще Твердович к Сергию переметнулся, - сетует с протяжным вздохом Борис. - А ведь, он толковый в ратном деле воевода, нет у нас равной ему замены, а если вдруг сойти на брани случится, большой убыток понести от него можем.
   - А Вольх что же на воеводу не годится? - интересуется Василий.
   - Годится, хотели мы его сотником сделать, давно еще, что бы потом до воеводы дорос. А он ни в какую, согласился лишь на десятника. Как его не уговаривали, не хочет и все.
   В сенях клацает открываемая дверь. Кто-то размеренной усталой поступью, чем-то пристукивая, подходит к двери. Отворяется, внутрь входит бородатый мужчина в рясе, посохом на оголовье крест.
   - Владыка, - вскакивают князь с боярином, чуть замешкавшись и Берестов.
   - Сидите, сидите, - отмахивается старец. - Чай не болен, сам справлюсь.
   Пробирается к западной стене, усаживается прямо позади Василия на другой половине избы.
   - Вы говорите, говорите! Я тут посижу, послушаю. Вам мешать не буду.
   Патриарх седобородый мужчина преклонных лет, лицо, испещренное старческими морщинами, выглядит усталым, прищуренные живые глаза сталистого цвета взирают с основательным спокойствием, может даже со смирением. Но хитрый прищур сродни Мазуровскому, сводит на нет все напускное смирение.
   Державные мужи усаживаются вслед за владыкой, берестов следует их примеру.
   - Бояре наши, хотят больших вольностей, - говорит Гавриил Мстиславич. - Земель, мужиков закупных, но никто не желает решать беды стоящие у границ державы. Все чего-то хотят, но никто ничем жертвовать не собирается.
   - Знакомая история, - усмехается Берестов.
   - Понимаешь значит о чем мы говорим, - уточняет Борис.
   - Конечно, - с готовностью кивает гость.
   - Все соседи на нас обижены, - продолжает Гавриил. - Знаешь почему?
   - Ну, Чудь Белоглазую, - ваш батюшка обидел, отнял Тропу и войско побил.
   Боярин с князем в такт кивают.
   - Козарам и Адильцам от него тоже досталось. Только вот не пойму почему с ромеями сладу нет?
   - Вижу Вольх ввел тебя в курс дел, - удовлетворённо улыбается Гавриил. - А с ромеями все просто. Больно много они хотят. Не много ни мало признания их Патриарха в качестве главы нашей церкви, ну и ежегодной дани соответственно.
   - С латинцами тоже не сложно, - дополняет Борис. - Для них важен барыш, требуют беспошлинной торговли и свободного доступа во все пределы земли нашей. Ну и возможности беспрепятственно проповедовать веру свою и по городам церквы свои ставить.
   - Видать с Сергием они сговорились, получили свое, - кривит губы князь. - Теперь вот помогают, хотя доказательств нет.
   Василий ёрзает, оттягивает воротник будто душно, бегает взглядом по столу.
   - Ты чего это? - настораживается князь.
   - Да вот, - не смело начинает Берестов, - когда наших из плена освобождал, на латинском корабле, я кое-что у этого Рефини прихватил.
   - Доказательства? - подаются вперед собеседники с предвкушением во взглядах.
   - Не знаю, - жмет плечами гость. - Грамотки какие-то, там не по-русски писано, я не прочел.
   - Где они? - напористо вопрошает Боярин.
   - Да, тут со мной, - лезет Василий за пазуху.
   Князь требовательно выставляет руку. Берестов вынимает бумаги, под пристальным взором собеседников, кладёт в протянутую ладонь. Гавриил резко подносит добычу к глазам, читает:
   - Так, это грамотка не важная. Тут какой-то донос на торговца прописанного как Крикливый боров - где чего купил, куда продал, сколько выручил и сколько утаил.
   Передаёт листок дяде:
   - На Борис, погляди, может тебе на что сгодится.
   Пробегает глазами следующую, губы изгибаются в сомнении в глазах оттиск разочарования:
   - А это договор на приобретение корабля. Куплен этой весной на ривенских верфях. Проку нам с этого никакого.
   Берется за следующий, читает и с каждой новой строкой лицо изменяется брови ползут вверх, а губы растягиваются горизонтально с поднятыми уголками вверх.
   - А вот эта, вот эта да... - трясет бумажку князь, не отрывая глаз от надписей. - Вот этим можно прищучить самого верховного Магистра.
   Боярин Белокаменнский получает грамотку обрадовавшую племянника.
   - Да, этой писаниной можно много дел наворотить. Из-за этого Рефини голову оторвут.
   Борис разворачивает листок надписями к Берестову:
   - Это предписание Рефини лично, за подписью самого Верховного магистра. Здесь приказано, что бы Рефини помог Сергию в поимки княжны Милославы Гавриловны и обеспечил её доставку к черноградцам. Тут вот есть приписка - после почтения сжечь!
   - Вот только почему Рефини пошел на этот риск и сохранил столь опасную грамоту, - трёт бороду Гавриил. - Не иначе ведет собственную игру против магистра.
   - Как бы там ни было, но толка нам от нее никакого нет, - качает головой боярин.
   - Это верно, - вторит князь. - Прижать латинцев мы не сможем, вывернутся. Я не удивлюсь, если Рефини уже официально объявили вряжником. Скажут мол, сей нечестивый муж действовал на свой страх и риск, а бумажка подделка. Вот если бы самого Рефини за жабры взять, да допросит, документ с его слов составить, вот тогда эта бумажка будет иметь вес. А так без свидетеля, мы только тень на них бросим, да проку нам с этого никакого.
   - Выкрутятся торгаши, но у нас тогда никаких преимуществ не будет. А Рефини губить, нам и подавно смысла нет, мелкая сошка, - шлёпает ладошкой по столу Борис. - Больше толку от того, что мы знаем теперь точно, латинцы на стороне Сергия играют, хотя после случая с похищением итак все понятно стало. Но зато они не знают того что ведомо нам сейчас. А это дает некоторое преимущество.
   - А сам Рефини? - задаёт вопрос Василий.
   - Он будет молчать, до последнего, - продолжает боярин Белокаменский. - Постарается до тебя добраться приложит все усилия, что бы уменьшить последствия потери столь губительной для него грамотки.
   Берестова пробирает озноб. Иметь на хвосте столь прыткого и непредсказуемого противника крайне безрадостная весть.
   - А вот тут что-то странное, никак не пойму что это, - отдаёт Гавриил Мстиславич последнюю бумажку дяде.
   - Тайнопись, - речёт со знанием дела Борис. - Только больно странная, я ранее ничего подобного не видел. Мудрёно шибко.
   - Этот Рефини вел свои дела с черноградцами, торчал там больше чем в родовых имениях, - объясняет князь. - Весь торг шел на юг по Чудному морю или на север до латинских земель. У него даже в Тумэнхаре перевалочный двор возведён. Плавал из Копивалле до Тумэнхары, Пилагоса, а там посуху до Калинграда. Нас потому и не интересовал, не пересекались интересы. А тут вдруг в Славутиче объявился.
   - Шпионит? - предполагает Василий.
   - Само собой. Нам известно, что за деньги черноградцев собирают данные о гарнизонах, путях подступа и слабостях крепостей, о наличии застав и числе служивого люда. Мы их потому не шибко и пускаем, особливо в юго-восточные волости.
   - А Чудь Белоглазая с ними вообще никаких дел не ведет, весь торг ведут либо сами, либо через ромеев, - добавляет боярин.
   - Ладно, мы грамотки пока у себя оставим, изучим, а там видно будет на что они годные, - решает Гавриил.
   Берестов между делом поглядывает на патриарха устроившегося за спиной, на сколько это можно вывернув голову через плечо. Владыка мирно сидит на лавки, верхняя часть посоха лежит на правом плече, нижняя упирается в пол возле носка обуви. Левая рука лежит на коленях, правая приобнимает патерицу, голова свешана на грудь, глаза прикрыты, такое чувство, что священнослужитель спит.
   - Ну, а теперь главное! - прячет Борис за пазуху латинские листки. - Мы вот позвали тебя, что бы с помощью твоей светлой головушки, так сказать для взгляда со стороны, для следующего пригласили.
   - Как ты уже заметил, - берет слово Гавриил Мстиславич. - Дела наши не важные, друзей нет, врагов не перечесть. Мы с боярами судили рядили, сам думали, как и кого привлечь на нашу сторону, сделать из недруга друга верного. Но вот ни к чему не пришли. Уж слишком тяжелы обиды наши. Вот, может, ты чего подскажешь, свежим взором оценишь дела наши, может, уведешь чего, что мы не примечаем?
   Берестов обхватывает подбородок рукой стоящей локтём на столе, морщит лоб, глаза устремляются в пустоту, но взор погружен в память. Как-то не задумывался о способах решения стоящих перед ними всеми проблем. Некогда было. Пока бегали от черноградцев да иных супостатов, думать о чем-то ином не было времени, а потом был уж слишком занят собственными переживаниями, связанными с отсрочкой возвращения домой. А вот тут просят помощи. Ведь от высказанных предложений во многом зависит дальнейшая жизнь, будет не удачном, забудут, дельное предложишь - что толковое выйдет.
   - Я вот что думаю: Все ваши сложности от того, что вы заостряете внимание на разрешение существующих разногласий с соседями.
   - Ну а как же иначе, - пожимает плечами боярин.
   - В житейском смысле все верно, но тут-то и вырыта волчья яма. С таким подходом не разрешит противоречий. По большому, такой подход это переливание из пустого в порожнее.
   - А как надо? - Гавриил в полуулыбке недоверчиво блещет эмалью зубов.
   - Необходимо уйти от них, сделать так что бы все ваши разногласия ушли на второй ряд или еще дальше! А взамен предложить нечто такое, что вас объединяет, решение задачи, которая важна всем, которая задвинет несуразности между державами куда подальше.
   - И что же? - дядя переглядывается с племянником с долей растерянности в лицах.
   - Это должна быть общая беда или...
   - Черноградцы!!! - из-за спины гостя раздается голос патриарха.
   Слушает старче, следит за разговором внимательно, глаза закрыты, потому как зрение слабое, не надеется на него, а вот слух видать отменный, расставил локаторы, ловит каждый звук.
   - Черноградцы это головная боль для всех, - усилено кивает боярин Белокаменский. - Уж ничто другое нас так не роднит как их набеги! Сколько бед они нам приносят, все наши ссоры против этого лиха мелочь.
   - Ну, вот, на этом и надо строит нашу дружбу! - несколько сконфужен Берестов, тем, что сам не додумался до такого простого хода, как разрешение проблемы с черноградцами.
   - Это что ж выходит, ты предлагаешь нам созвать великий поход, как это было во времена - Романа Даниловича!? - несколько оторопело восклицает князь.
   - Именно об этом и говорю!
   - Нет, не получится. Нет у нас таких сил, да и пока добьемся согласия, жизни не хватит.
   - Если мне память не изменяет, то следующий большой набег случится уже через три года, не кому беды не избежать. Ведь все равно придется с ними биться, но каждому по отдельности в меньших силах. А так всем миром и на их земле!
   Оба собеседника наморщив лбы переглядываются друг с другом, труд бороды усердно, мысли грохочут в мозгах как камнепады в горах, отзываются тенями во взорах, только что головы не трясутся.
   - Да Василий Федорович, задал ты нам задачку, - протяжно выговаривает Борис Белокаменский. - У тебя и вправду светлая головушка. Надобно к державным делам приспособить, польза от тебя, я чувствую, будет!
   - Надо ко всем идти с этим предложением, - Василий развивает мысль делая вид что не замечает похвалу.
   - Ко всем не получится. Латинци от наших страданий имеют прямую выгоду, у них большой интерес в том что бы черноградцы нам и дальше жизнь портили. Большой барыш у них в этом.
   - Ну так остальные, та же Чудь Белоглазая, ко всем кого набеги тревожат. Ромеи как?
   - В прошлый большой набег черноградцы Себастополис до тла выжгли, большой урон ромеям нанесли.
   - Да и Адильцам частенько достаётся, - теперь говорит Гавриил. - Как-то раз кочевья вольных ханов прихватили. До Казар хаживают, мы то их не трогаем если они нас не тревожат. Один раз, во времена моего батюшки, прошли вдоль Змиего хребта пожгли окрестности козарские, а обратно через Чудь Белоглазую ушли, те их тоже не тронули. Правда батюшка мой по их горячим следам, напал на козар, вот только стольного града не взял.
   - Похоже, Василий Федорович, ничего иного нам не остаётся, как последовать твоему совету, - гладит затылок Борис разглядывая щели в поверхности стола.
   - Кажется я знаю к чему тебя приспособить, - с тяжкой задумчивостью во взгляде молвит князь. - Ты грамоте то обучен?
   - Конечно, - самоуверенно заявляет Берестов.
   - Ну-ка скажи нам Азбуку!
   - Азмь бога ведаю глаголю... - гость бодро чеканит слова.
   Как только добирается до Ра, князь наморщив лоб вскидывает руку требуя прекратить:
   - Стой, погоди... Какой еще Ра!? Вот как надо - Аз буки веди глаголь, и не ра - а рцы!
   - Да тут все понятно, - ухмыляется боярин. - Вольх надоумил!
   - Ты какой веры будешь? - угрожающе звучит глас владыки.
   Василий встаёт, разворачивается к патриарху насколько это возможно будучи зажатым между скамьей и столом:
   - Христианской!
   - Да ну? - не верит священнослужитель.
   Берестов крестится, достаёт крестик из-под рубахи, целует.
   - Вот, то-то же, - удовлетворенно кивает владыка. - Нам тут еще нехристей не хватало.
   Помолчав немного продолжает:
   - А вот крестишься ты не по-нашему, щепотью, как ромеи. Ну да ладно.
   - Вот что Василий Федорович, - перехватывает инициативу Гавриил Мстиславич. - Мы тут пока в три головы покумекаем над твоими советами, возможно, еще кого из верных, не болтливых бояр привлечём. Обдумаем все, а там тебя позовём, и решим к какому делу тебя приспособить.
   - Так мне идти, - не успев сесть, уточняет Василий.
   - Ступай, - снисходительно молвит Борис. - Мы за тобой кого-нибудь пришлем, когда решим, что с тобой делать.
   Берестов прощается, разглядывая озадаченные лица дяди с племянником. Выходит на двор. В строение напротив распахнута дверь, внутри почти бесшумно толчется с полдюжины ратников, и пару священнослужителей, почти неразличимо переговариваются. Таятся, не привлекают лишнего внимания, даже он их не приметил, а они похоже за всем следят.
   Кто-то выходит наружу, узнаёт в нём Левонтия Тимофеевича.
   - Уже все?
   - Не знаю, - пожимает плечами Василий. - Но меня отпустили.
   - Понятно, давай провожу, - боярин доводит до ворот, отворяет, но сам не выходит.
   - Послушай Левонтий, - задерживается гость. - Я к своему стыду не знаю как зовут Патриарха?
   - Ефрем, - улыбается провожатый.
   - А какой по счету?
   - Ефрем первый!
   - Все понял, благодарю.
   - Ну, давай, до следующего раза! - кивает боярин, затворяя ворота изнутри.
   Назад приходится идти пешком, коней нигде не видно, охрана спрятала. Обходятся с боярином самоназванцем, спасителем княжеской дочки учтиво, но сдержано, а вдруг впадет в немилость к властителю, тогда можно и взашей. А если приголубит, то обиды не будет, а коня все же не дают, перестраховываются.
   В корчме все по-прежнему, хозяева юлят, даже где-то заискивают. Но Василий не обращает внимание и от работы не отлынивает, хотя мог. Но мысль сидеть иждивенцем на шее Буяновой родни - претит. А так согревает чувство, что не зря ест хлеб. Да и занятие какое никакое, а то тут от скуки умереть не долго ожидая чего там державные мужи надумают. Длиться раздумье целую неделю.
   Через пару дней со дня последнего визита к князю, забегает Буян. Не сбавляя хода проносится мимо моющего полы Василия, грозит пальчиком:
   - Ну, ты вот как!!!
   Исчезает в глубине строения, минут через пять бежит обратно, Берестов пытается перехватить:
   - Это ты о чем?
   - Что-то ты зачастил к князю, - продирается здоровяк выходу. - Ты Василь извини, некогда мне!
   Убегает, бесшумно затворяет за собой входную дверь. Василий стоя в обнимку с полотёром, тяжко вздыхает. Вспомнились былые денечки в посольстве и бегстве от черноградцев, - эх, где теперь все?
  

*****

  
   В комнате какой-то посторонний звук. Открывает глаза. Это снова заботливый наставник в бессменной безрукавке. Наливает из крынки в чарку золотисто фиолетовую жидкость.
   - А проснулся. На вот испей!
   Пациент послушно опустошает сладковатый и душистый напиток, растекается по телу жидкость живительным теплом, приливают силы.
   - Ну, силушки прибавилось?
   Раненый осторожно кивает.
   - Хватит тебе уж молчать, скажи чего, - требует лысоголовый.
   Пациент недоверчиво поглядывает на него, почему-то не доверяяет устам, глухая боль в горле не позволяла испытывать речевые способности. Но все же.
   - А что я должен говорить? - голос до ужаса чужой, что-то басистое и хриплое вырвалось из уст, не узнает. - Что это?
   - Ты уж извини, мы в первую очередь за твою жизнь боролись, о голосе как-то не думали, но сделали все что смогли. Не обессудь!
   - Переживу.
   - Ты скажи хоть, как тебя зовут?
   - Ахав, - все еще пугается собственного голоса Тх-Ку.
   - А меня...
   - Барма!
   - А ты откуда знаешь? - несколько удивлен наставник.
   - Я слышал, когда вы с Всерадом меня обсуждали.
   - Смотри-ка, запомнил, - светится лицо Бармы добродушной ухмылкой. - Мудрейший тебя недооценил.
   Убирает посуда с глаз долой, встаёт во весь рост и объявляет:
   - Ну вот, что Ахав! Хватит тебе взаперти лежать, пойдём-ка на свежий воздух!
   Не дожидаясь согласий от подопечного, поднимает на руки с легкостью, сильный человек.
   - Ты не переживай, не тяжка ноша, пока за жизнь боролся, наверное, меньше половина веса у тебя осталось, на костях мяса почти нет.
   Выносит наружу, укладывает в сидение похожее на полулежащие кресло, накрывает одеялом. Сам присаживается рядом в траву, среди двух горбин выдавленных могучими корнями бочкообразного дерева. Высокородный Ку первым делом задирает голову вверх, разглядывает ветки, ствол, листву:
   - Это дерево!
   - Ну, да! А ты что думал? - корчит Барма на лице мину непонимания.
   - Я думал это дом, построенный вами. Удивлялся, как все хорошо подогнано.
   - Нет брат, это просто дерево и нет тут ничего удивительного.
   - Это чудо, вырастить из дерева дом, - возражает Ахав.
   - Забота и время и нет тут никаких чудес, - Барма своди ладони вместе будто несет в них воду.
   - И сколько времени?
   - Примерно лет сто двадцать. Отцы сажают что бы в них жили внуки.
   - Долго.
   - Вот это дерево посадил мой прадед, - наставник хлопает по коре великана, не вставая с места.
   - И как..., кхе-кхе, заходит сипливо в бессильном кашле, горло жжет, обмякает, потратил все силы.
   - Устал, - заботливый голос Бармы успокаивает.
   Высокородный пытается кивать, ерзает подбородком по одеялу, голову не оторвать - слабость, слабость, что колодки каторжанина на всём теле.
   - Ты поспи, прямо здесь на лесном воздухе, он лечебный и сил прибавит, а я тебя потом обедом накормлю, - рекомендует собеседник.
   Ахава упрашивать не нужно, глаза сами смыкаются, шелест листвы, трели птиц, все звуки леса, колыбельной песней убаюкивают израненное тело.
  

*****

  
   Ровно через неделю, ближе к полудню в дверь корчмы кто-то уверенно стучится. В зале акромя Василия, сам Апполон расставляет столы, ближе к дверям. Идёт, беззаботно что-то негромко подпевая в усы, отворяет. Умолкает, будто пробку воткнули, тут же начинает лебезить, угодливо кланяется:
   - Пожалуйте, гость дорой, милости прошу! - если бы у ривенца был хвост, то подмёлись бы полы.
   Внутрь входит молодой, почти юный парень, ранее не виденный. На хозяина не обращает внимания, шагает прямиком к Берестову. На полпути останавливается, упирает руки в боки, вскинув подбородок, звонким голосом объявляет:
   - Василий Федорович, я за вами от Левонтия Тимофеевича. Надобен ты на горе!
   - Я сейчас, соберусь только, обожди!
   Василий отбрасывает половую тряпку, так и не отжав, ветошь смачно шмякается на пол, обдавая ноги брызгами. Почему-то уверен, больше ее в руки брать не придется, конец юдоли поломойной, в двери вошла новая, пока еще не известна, жизнь.
   Через пол часа они вдвоём уже скачут верхом по главной улице, сторонница народец, пропускает знатного вельможу, с любопытство поглядывает на незнакомца рысью идущего следом на гнедой кобыле. Солнце играет в куполах, не жарко, ветерок с запада обдаёт прохладой и илистым ароматом. Бегут рваные кучки редких облачков. Мелькают улыбки горожан, звенит детский смех, кипит безметежная жизнь на чистых улочках. Замечательный день.
   В княжеском дворе полтара десятка служивых, толпятся без дела, ждут чего-то. Вяло приветствуют проважатого, на Василия бросают скептические взгляды.
   Бросают коней во дворе, быстро переберая ногами по ступенькам, врываются в княжеские палаты. Идит уще знакомой с прошлого визита дорой. Провожатый отворяет двери в приемную залу, но сам не входит. Не успевает Василий зайти и осмотрется как из княжеского кабинета выходит Левонтий Тимофеевич.
   - Ты уже здесь! Хорошо, заходи тебя уже ждут.
   Не затваряя за собой дверь идёт на выход. Берестов, прежде чем переступить порог стучит в косяк.
   - Не томи, заходи давай, - отзывается Борис Белокаменнский.
   В помещении, как и в прошлый раз, только князь и боярин, сидят на прежних местах, вот только бумажек на столе стало намного больше.
   Гавриил Мстиславич сразу отрывает взглят от писанины, отодвигает ворох листов в сторону, плавным жестом указывает на скамью подле себя.
   - Проходи и садись, говорить будем!
   Василий здоровается, с бодрой улыбкой водружает округлости на жесткое сидение.
   - Вот что Василий Федорович, думали мы над твоей идеей всю неделю, много спорили, но признаем твою правоту. Ничего толкой нам всем на ум не идет.
   Берестов расплывается в самодовольной ухмылке, но собеседник тут же остужает:
   - Только нет у нас ни сил, ни возможностей на Черноград идти, казна тощая, да и бояре не желают, и дружины не готовы ни оружием, ни духом.
   - И что теперь? - киснет гость.
   - Ты погоди, ты выслушай вначале, - слегка упрекает Гавриил. - Но мысль твоя дорогого стоит. Не стоит просто так от неё отмахиватся.
   - Так вот, - продолжает Борис. - Подумали мы, покумекали тут и решили, попытать все же счастья с союзом против Черноградцев. А вдруг выйдет чего! Вот тогда и бояр под зад пихнём и дружину подготовим. А пока подождём, терять то нам все равно нечего.
   - Значит, если выгорит, то только тогда и никак иначе, - вздыхает гость понуро.
   - Именно, - кивает боярин. - А пока мы тебя на службу княжескую берём.
   - Человек ты верный не предашь, - берет слово князь. - Преданность свою ты уже доказал, сохраненной жизнью моей дочери, да и Вольх в тебя верит. А он как я заметил, в людях не ошибается.
   - А как же Твердович?
   - А что Твердович? Он ему с самого начала не доверял. Но что поделаешь раз Юрий самый толковый полководец наших дней на все Белоградье. Это все признают. Только вот беда, не удержал я его, не усмотрел. Видать плохой я князь.
   Оба собеседника испытующе смотрят на Берестова, ждут реакции.
   За окном на карниз приземляется белая голубка, топчется, резко поворачивая голову то в одну то в другую сторону, разворачивается головой к двору, завернув головку набок что-то рассматривает внизу. Тут, чуть не спугнув голубку, на карниз белой тенью падает самец. Выпячивает грудь, вертится на месте под внимательным взором партнёрши. Замирают на некоторое время поглядывая в разные стороны. Будто как по команде поворачиваются друг к другу и сцепляются клювами в псевдопоцелуе, резко покачивают головами, вверх вниз не размыкая хватки, немного вправо влево слегка приседая. Расцепляются, оглядываются по сторонам, склоняя головки вбок, в одну в другую сторону. Смотрят друг на друга. Соединяются вновь. Покачиваются, вверх-вниз, осторожно отводят головы. Самец пытается обойти голубку, но тут сверху сизым камнем падает сизарь. Парочка резко покидает облюбованное место. Матерый сизак меряет шагами занятую площадь, разглядывает окно, склоняется вправо, не находит ничего интересного, улетает.
   Василий, наблюдая за птицами, решает не отвечать на странный полу провокационный вопрос, отнеся к категории риторических, переходит к делу.
   - И когда мне заступать на службу?
   - А вот прямо сейчас, - заявляет Борис.
   - И что я должен делать?
   - Ну, раз ты предложил искать дружбу с соседями, тебе и расхлёбывать, будешь их уговаривать, - ухмыляется князь. - Определяем тебя на службу послом!
   - Ну как же, я без роду и племени, никому не известный, - разводит руками Берестов со слегка отвисшей челюстью и подскочившими бровями. - Кто меня слушать будет?
   - Это даже хорошо, что ты не наш! Я вижу в этом много положительных сторон! Ты не принадлежишь к какому-то роду, а значит, преследуешь ни чьи-то корыстные цели - дело делаешь; не замешан в ссорах, чист как первый снег. Тебе больше доверия будет, ты человек новый, а нашу знать всех как облупленных знают, видят интерес каждого и знаю сильные стороны и слабости. А ты кот в мешке. Но главное говорить умеешь, речи складные сказывать, словом владеешь!
   - И удар держать умеешь! - добавляет Борис Белокаменский.
   - Как не крути, но кроме тебя нам посылать некого! - Гавриил тыкает пальцем в новоиспеченного посла.
   - Выгорит дело бояре признают, - сластит дядюшка.
   - Или ты решил увильнуть, - щурится с игривым подозрением племянник.
   - Нет, я не отказываюсь, я готов! - торопится оправдываться Василий. - Просто я ничего не знаю, не понимаю даже с чего начинать.
   - Ничего, мы тебя в кур дела введём, - успокаивает боярин.
   - Сперва наперво, решили мы послать тебя к Колодию князю Чуди Белоглазой! - даёт установку князь.
   - Странное у него имя, - роняет немного растерянный гость.
   - На самом деле это не имя, - объясняет Борис. - Это почти звание, сродни князю. И звучит как "Коло Дый", что значит "возвращенный Дый". Все уже так привыкли его Колодием, что другого имени никто и не помнит. Давно он на княжеском столе сидит, очень давно. Сколько себя помню, он все над Чудью Белоглазой княжит.
   - Стар он очень, - слова за племянником. - Но телом крепок, вот только умом он не... эмм, как же поточнее то выразит.
   - В общем, странноват малость, - приходит на помощь дядя. - Но не дурак, ни в коем случае нельзя его недооценивать. Я думаю это самый удачливый и ловкий властитель во всем Белоградье, без малого последние четверть века так.
   - Он невероятно проницателен и к тому же опытен в делах управления державой, - предупреждает князь, - не забывай об этом!
   Тихий скрип двери прерывает беседу, в проём всовывается озорное личико Левонтия Тимофеевича. Борис машет рукой давая понять, что разговор не окончен и ему не следует входить. Левонтий с отблесками любопытства в очах тенью исчезает за дверью.
   - Подробнее мы введем тебя в курс дела чуть позже, когда ты подготовишься к дороге, - продолжает Гавриил Мстиславич. - В первую очередь, пойди к Возже и стребуй с него 40 гривен. Он в известность мной поставлен еще сегодня утром.
   - А где его искать? - уточняет гость.
   - Выйдешь за ворота двора, спроси любого, тебе покажут где берлогу Возжи сыскать набитую золотом, - криво улыбается Борис.
   - Эти деньги тебе, что бы в дорогу собраться, - даёт приказы князь. - Главное набери дружину, человек десять.
   - Дружину? - брови Василия изгибаются домиком.
   - А ты как думал! - расплывается в улыбке Гавриил Мстиславич. - Я тебе вот так позволю одному с моими подарками по трактам шляться!?
   - Нет, - разводит руками Василий с постным лицом. - Но я здесь почти никого не знаю!
   - Это твои сложности, - обрезает нытье боярин.
   - Купи оружия, лошадей, - наставляет дальше князь. - Одежду боярскую, как послу подобает. Припасов, остальное на жалование дружине. Сорока гривен тебе хватит с лихвой!
   - Подарки для Колодия и указания как с ним себя вести и о чем говорить, получишь когда будешь готов, - наставляет Борис.
   - Так на будущее, если Колодий примет тебя, а может не принять, - мрачнеет князь. - Если Колодий с тобой станет говорить, то знай будет требовать Тропу и всю Окраинскую волость.
   - Чего мы естественно отдать не можем, - дядя сцепляет длани в замок. - Вот такая вот задача.
   - Надо сделать так: чтобы и овцы были целы и волки сыты! - цветет Берестов, расправляет плечи, наконец, что-то знакомое, а главное при деле, службе государевой.
   - Ладно, об этом потом, - подгребает князь к себе бумаги, пододвигает чернильницу. - Даём тебе три дня на сборы, на четвертый к полудню ждем!
   - Найдешь Левонтия Тимофеевича, он тебя сведёт, - боярин помогает племяннику управится с ворохом листов. - А теперь ступай!
   Василий прощается и не задерживаясь выходит в приёмную, там на скамье у входа дожидается Левонтий. Берестов приветливо кивает и расправив плечи с вскинутым подбородком, уверенным шагом идет к выходу.
   Боярин с интересом следит за ним, глаза въедаются в стать, пытается выковырять знания одним взглядом, проведать причину такой перемены и самоуверенности.
   Василий без труда находит выход. Во дворе почти никого нет, только пара служивых на входе. Лениво кивают в знак приветствия. Но гость уже не смотрит по сторонам, все мысли погребены под заботами предстоящей миссии, в голове одни вопросы и никаких ответов, выходит со двора, глядя под ноги, думки тянут голову к земле.
   Вот тут замечает как дорогу перегораживает человеческая тень. Чувствует, вокруг люди, взяли в полукольцо. Вскидывает голову, но в глаза бьет дневное солнце не дает разглядят стоящих тут. Видит почти десяток силуэтов. Приставляет руку ко лбу, закрывается от Солнца. Видит лица, узнает.
   Дыхание спирает, сердце бьется как язь на подсечке, в лицо ударяет кровь, все тело бросает жар.
  

*****

  
   Почти неделю выносит Барма израненного Ку на свежий воздух, сытно кормит, поит отварами, настоями. Силы и здоровье возвращается с удивительной скоростью. На второй день после прогулки смог подняться на локте, хоть и с трудом, а еще через день, смог самостоятельно изменить позу, повернутся набок. Раны почти не болят, если их не тревожить.
   Ахаву неловко за то, что будто грудное дитё по рукам ходит. Решает подняться сам, сил надеется, достанет. Пытается опустить ноги на пол, но они почти не слушаются, помогает руками, стаскивает их за пределы ложа. Упираясь обеими руками, поднимает тело. Садится. Голова идет кругом, перед глазами маячить звезды, предательская слабость, норовит расслабить мышцы и тело брякнется на пол. Покачивает с легким вращением из стороны в сторону. Позволяет голове упасть на грудь. Рано, не время еще вставать.
   Входит наставник.
   - Ага, сел! Значит твои дела совсем хороши. А теперь давай-ка я тебя вынесу на солнышко.
   Подхватывает Тхи-Ку на руки, выносит на прежнее место.
   Все дни говорили о пустяках, ничего существенного, постоянно отвлеченные темы. Больше молчали, либо Ахав просто спал. Но все это время не даёт покоя один вопрос, наконец решается прояснить ситуацию:
   - Барма, я хочу кое-что выяснить!
   - Спрашивай, - с готовностью отзывается собеседник.
   - Я ваш пленник?
   - Нет, ты когда будешь в состояний, можешь идти куда захочешь!
   Высокородный взирает искоса с нескрываемым недоверием:
   - А как же тогда это? - показывает на перевязанную шею.
   - Ну, так вас никто не звал!
   - И всех вы так встречаете?
   - Наверное, только вас!?
   - И что же вы нас все время не так немилостиво встречает, - брякнул Ахав, скорее для тренировки речевого аппарата, чем спрашивать наставника.
   - Мы вас не жалуем только тогда когда вы приходите, грозно бряцаете железом, размахиваете своими серпами, да копьями и злобно зыркаете в прорези забрал. А пришли бы с миром, не тронул бы никто. Кто к нам с чем пришел, того тем и встретим!
   - Понимаю, я бы тоже так поступил, явись ко мне на землю подобные гости. Мы ведь ни к кому по-другому не ходим, вот ведь в чем досада.
   - Теперь Ахав дозволь и мне спросит, - прекращает не приятную тему Барма.
   - Да, конечно, - с готовностью молвит Тхи-Ку.
   - Во первых, - мне интересно откуда ты научился так хорошо говорить на нашем языке? Акцент конечно сильный, но я все понимаю.
   - В пансионе для высокородных юношей, - чему-то улыбается раненый. - В возрасте десяти лет, всех юношей отправляют в пансион. Один из главных предметов для изучения, это ваша речь. Ибо на ней говорят многие, здесь на севере.
   - Что ж разумно, - поджимает губы лысоголовый. - А теперь второй вопрос: Почему ты здесь?
   - Мне приказали!
   - Не было возможности избежать этого?
   - Не все так просто, - протяжно вздыхает высокородный. - Это не просто приказ, это миссия. Это был шанс смыть позор с моего имени.
   - Что же случилось?
   - Я впал в немилость, в опалу. И поход на север почти с невыполнимым заданием был той единственной возможностью смыть позор с себя.
   - И в чем же причина опалы? - не отпускает Барма.
   - Причина, - Ахав тепло и в то же время печально улыбается. - Её звали Вая из рода Ва - Вая-Ээк-Ва!
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"