Рубанюк Владимир Иванович : другие произведения.

Русь заповедная, ч-2 "Дела державные"(отрывок N-2)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Коментарии, замечания, пожелания и оценки оставляете пожалуйста здесь


   Вечер опускается на столицу, высокие пики гор все ещё блещут хрусталём льда в лучах заходящего солнца. Тянутся розовым шлейфом облака, скользя по вершинам, будто свадебная вуаль великанов. Ущелья и эскарпы дышать тьмою, еще немного изольется темень ночью.
   Но здесь в долине, сумрак уже выбирается из потаённых мест, крадется из-за углов, предвкушает власть ночи. Сухие ветки старого сада, лишенные листвы, похожи на скрюченные хваталища демонических бестий. Тянутся из гущи морока, заграждают ход, пытаются помешать мужчине пройти вглубь. Но за сухостоем маячат нежные цветки вишни, наполняют воздух сладким благоухание, влекут белыми пятнами, словно маячки, указывают верный путь романтическому сердцу.
   Воздух вибрирует от симфонии цикад, стрекот то нарастает то убывает, отбивает такт как будто биение сердца позднего вечера. Давит звук на слух, зажимает перепонки как ватный вставки.
   Сквозь листву серебрятся просветы, бликует пруд, отражается свет, роняемый фонарями беседки высящейся на противоположном берегу.
   Под сенью прибрежных нив, по круговой дорожке, медленно прогуливается женская фигура, укуталась в накидку, тянет свежесть с водоёма.
   - Вая, - зовёт девушку высокородный Ку.
   Изящный силуэт замирает, поворачивает головку в пол оборота, глядит на легкие разорванные круги волн, тревожащих зеркальную гладь, созданных лапками кулика топчущего прибрежную отмель.
   - Здравствуй, свет мой во тьме, вот мы и снова вместе, - Ахав приветствует Ваю полушепотом.
   - Ты не сносен мой друг! - не поднимая взора отзывается она.
   - Почему, мёд моей жизни!
   - Ты не выносим, ты льстишь мне бессовестно, - смущенно улыбается юная особа, все еще не поворачивая головы. - Зачем ты смущаешь меня, зачем тревожишь?
   - Я не хочу тебя смутить, я лишь говорю правду! - высокородный Ку пытается взять её за плечо, но она уклоняется.
   - Нам не нужно видится, отец будет гневаться, - вскидывает Вая печально-молящий взор. - Он ведь нам запретил.
   - Да, в тот самый день, когда я просил у него твоей руки, - напрягается лицо Ахава, ноздри расширяются. - Отказал в гневной форме и запретил к тебе приближаться.
   - У него свои резоны, - поясняет девушка, склоняю головку влево, взирая куда-то в землю за спиной поклонника.
   - Какие еще резоны, - горячится Тхи-Ку, в бессилии сжимая и разжимая кулаки, не решается прикоснуться к возлюбленной, страшится повторного отказа.
   - Сегодня кое-что случилось, - слегка сходятся брови, возводят изящную складку, переносица вертикально прочерчена, словно граница между двумя сердцами.
   - Что такое солнцеликая? - встревожен Ахав.
   - Сегодня днем мой отец заключил договор обручения, - прижимает руки к груди, сжимает плечи, будто ищет защиты. - Ахав, меня выдают замуж!
   - Кто этот подлец, скажи его имя
   её взор наполнен тревогой
   - Скажи мне имя, я должен знать! - примирительно просит Тхи-Ку. - Я должен знать!
   - Обещай мне, что ты не будешь делать глупостей.
   - Обещаю!
   - Почему-то я тебе не верю, - она взирает незамутненными очами, брови слегка приподняты, ждёт правды.
   - Я достаточно взрослый что бы отвечать за вои слова, - с легким укором отвечает поклонник.
   - Это служитель из высокородных, - безнадёжно вздыхает юная дева. - Его зовут Кими-Вак-Хи.
   - Что? - перекошено лицо Ахава в гневно-презрительном оскале, - это ничтожество, эта падаль Вак-Хи, да я убью его...
   - Ты обещал... - Вая пальцами закрывает ему уста, взирает печально влажными очами, упирается лбом в грудь мужчине, рука скользит по щеке, касаясь мочки уха идет к шее, дальше вниз, ложится на плечо. - Такова моя судьба!
   - Как же он мог, разве твой отец не видит что за ничтожество этот Кими? - все еще дрожит от гнева голос высокородного Ку. Несмело обхватывает её за плечи, прижимает к груди, она принимает объятья с готовностью.
   - Мой отец считает, что Вак-Хи будет следующим верховным служителем. Он же любимиц Тхэ-Та-Дана.
   - Это вряд ли, есть другие могущественные претенденты, желающие занять место верховного служителя. Просто так ему столь завидное место не взять.
   - Как бы там ни было, но мой отец хочет, что бы я стала женой высокородного служителя, - Вая осторожно выскальзывает из объятий. - Он хотел сына, что бы тот стал служителем.
   - Вая свет моего сердца, я не позволю этому свершится! Слышишь, я сделаю все, что в моих силах!
   - Ахав, нам нужно смирится! - девушка отдаляется все дальше, медленно отступая по мощенной дорожке, взгляд потуплен. - Такова моя судьба. Ты один, против всех, ты погубишь себя, а это не хочу!
   Вая, - одним прыжком преодолевает Тхи-Ку разделяющее их расстояние, сгребает девушку в охапку. - Не отдам, никому не отдам.
   - Ахав, милый мой, пощади! - безвольно отталкивается она, отвернув лицо искаженное страданием.
   Её слова режут по живому, он делает больно ей радости всей жизни. Она хочет уйти, не желая того, её разрывают противоречия, а он усугубляет мучения милому человеку. Все естество рвётся к ней, так хочется прижаться к нежному телу, объять гибкий стан, зарыться лицом в ароматные волосы, коснуться её губ. Но именно это доставляет страдания, она жаждет того же но груз ответственности и страх за любимого заставляют её рваться из желанных объятий.
   - Прости, - выпускает ее из рук, отступает на шаг не в силах оторвать взгляда от девушки.
   Вая отворачивается, фигура поникшая, неспешными шагами, под звон цикад уходит в ночь, одна так и не сказав прощай.
  
  
   В начале недели через несколько дней после последней встречи с Ваей-Ээк-Ва, высокородный Ку как обычно спешит на главную площадь. Там собирается почти вся знать города, дабы помолится перед алтарём Великого Тха и попросить Благодетеля о милости на всю неделю. Это стало традицией.
   Раннее утро, солнышко ласкает кожу, ветерок треплет волоса, над городом стоит аромат цветущей вишни. Сады благоухают, резко контрастируют с темным и серым городом. Жизнь набирает силу, зима прошла, так и хочется податься дурману весны.
   На площади перед статуей Тха уже собралось с полсотни знатных мужей. Разбившись на малые группки о чем-то судачат, разглядывают вновь прибывших. Ахав встаёт рядом в высокородными Ран - отец и сын. Старший знаменитый лекарь, искусный и обласканные Верховным Служителем и Правителем, но сын не пошел по стопам отца, служит в гвардии в одном из полков расквартированных в столице.
   Тхи-Ку здоровается с ними, но не присоединяется, стоит в одиночестве, ждет начала молитвы.
   Рядом в двух шагах, объявляется кто-то еще, но не оглядывается, видеться ни с кем не хочется, не то что говорить.
   - Доброе утро, - идет слащавое приветствие от только что пришедшего соседа.
   Ахав поворачивает голову и чуть не разражается чертыханьем, это Кими-Вак-Хи, но приветствует семейство Ран. Завидев Тхи-Ку, делает шаг на встречу, учтиво, но фальшиво кланяется.
   - Здравствуй Ахав-Тхи-Ку, - лыбится скользкий тип Вак-Хи.
   - Добрый день, - Ахав старается не терять над собой контроль.
   - Хочу поделиться с тобой радостной вестью, - продолжает Кими.
   - Ты можешь нести хорошие вести, - подчеркнуто надменно молвит высокородный Ку.
   - Я думаю тебе понравится, - льёт сладким медом высокородный служитель. - Я женюсь, но самой прекрасной девушке в столице, на Вае-Ээк-Ва!
   Адреналиновый удар проламывает все заслоны, прорывается ненавистью, Ахав хватает слащавого щеголя за грудки и сквозь зубы рычит:
   - Я тебе башку оторву!
   Но в туже секунду две пары рук оттаскивают Тхи-Ку от Вак-Хи. Это отец и сын из рода Ран:
   - Остановись Ахав! - взывает старший Ран. - Не порти себе жизнь!
   Кими с торжествующей ухмылкой, жаля едким взглядом соперника, как ни в чем не бывало поправляет помятую одежду.
   - Я убью его, - рвется высокородный Ку.
   Но крепкие руки отца и сына не выпускают разгоряченного Ахава. Оттаскивают в сторону, прочь от высокородного Хи и остальных дворян, от греха подальше.
   - Стой, тебе это не поможет. - Туин-Оол-Ран старший пытается пробиться к разуму Тхи-Ку. - Верховный служитель не простит тебе этого. Служителям нужны деньги которое её отец даёт в качестве преданного.
   - У меня денег больше, я выкуплю её.
   - Им нужны еще и земли рода Ва. В роду нет наследника, и старик завещает все земли мужу Ваи, а это значит, что они отойдут служителям. Может ты тоже отдашь свои владения.
   - Я пойду на это, ради неё.
   - Не будь дураком, им твое имущество не интересно, у тебя слишком много родни среди знати, которые оспорят твое решение. Забыл о своих сестрах.
   - Что мне делать?
   - Смириться!
   - Что?
   - Смирится, ибо у тебя нет выхода. А будешь упрямиться, погубишь её и себя и оба ваших рода. На тебе огромная ответственность Ахав, прояви благоразумие.
   - Я вызову его на поединок и убью!!!
   - Дуэль? Да ты что, он же служитель. Тхе-Та-Дан может запретить ему поединок, что и сделает. А тебя, если будешь настаивать, накажет. Здесь ты бессилен.
   - Это мы еще посмотрим, - уже спокойным голосом перечит высокородный Ку.
   - Тебе лучше пойти домой, сегодня тебе необходимо помолится в одиночество, - просит Оол-Ран.
   - Неужели ничего нельзя сделать, - неожиданно для себя самого взывает к именитому лекарю.
   - Увы, мой друг, ничего! - печальным лицом качает головой старший Ран. - Если бы это был высокородный офицер или помещик, у тебя бы был шанс, но это высокородный служитель и любимчик Тхэ-Та-Дана. Здесь даже ты из столь достославного рода Ку бессилен.
   Тхи-Ку резко отворачивается, идет обратно домой, имея совершенно иное мнение. Сдаваться не собирается.
  
   ... Ахав мякнет, голова безвольно валится в сторону, глаза прикрыты:
   - Сегодня что-то я устал, остальное расскажу потом.
   - Да конечно, - соглашается наставник, поправляет съехавшее одеяло. - Поспи пока, а я тебя потом перенесу на кровать.
   Но пациент уже не слышит, провалился в дрёму безмятежную, много сил отдал за рассказом.
  

*****

  
   Сюрприз так сюрприз, неожиданный, а главное необыкновенно приятный, от такого не желая зардеешь. Перед Василием стоят друзья - Вольх, Мазур, Веселин, Горазд, Воислав, Буян, Макар и восьмой неизвестный, не видел прежде.
   Вперёд выходит Вольх:
   - Сорока нам тут на хвосте весточку принесла. Говорят, будто ты боярин дружину набираешь.
   - Братцы, как я рад вас видёть, - обнимает Вольха.
   Десятник отвечает взаимностью, остальные собираются вокруг хлопают Берестова по спине плечам рукам, заключает в объятья каждого по очереди, приветствуют все разом.
   - Где ж вы столько были, я уж думал вы меня забыли! - блестят бриллианты слезинок на осоловелых глазах Василия. - Чего же вы столько времени не объявлялись?
   - Как же вот забыли, столько пота вместе вот пролили, сколько болотной жижи выхлебали, а кровью землюшку вот поили - такое вот не забудется!!! - смахивает Мазур едкую каплю со щеки.
   - Да княже нас к делу приспособил, - поясняет долгое отсутствие Вольх. - Ловили прихлебателей Твердовича. Вчера только вернулись.
   - Всех поймали?
   - Почти, один ушел, сообразил что делать, узнав о возвращении княжны.
   - Это Добромил, - знакомит Макар с восьмым ратником.
   Это круглолицый, розовощекий, будто девица с мороза, мужчина лет сорока пяти. Темные волосы обстрижены под горшок, из-под кустистых бровей выглядывают искристые, цвета морской глубины, очи. Над заботливо подстриженными усами господствует курносая картофелина, удачно дополняющая жизнерадостный вид владельца.
   - Наслышан-наслышан, - протягивает руку новичок. - Вот значит, какой ты Василь, спаситель княжеской отрады!
   - Как нога-то, - крепко жмёт руку Берестов.
   - Да я уж и забыл о том, что было. Спасибо, все уже заросло, - ему явно нравится, что незнакомый человек в курсе событий его жизни, улыбается с нескрываемым удовольствием.
   - Ну что берешь вот нас к себе, - повторяет Мазур вопрос десятника.
   - А вы что разве не на службе?
   - Так, Твердовича нет, дружины его тоже, мы все что осталось, - обрисовывает ситуацию Горазд. - Сейчас вне службы, идти надобно к другому воеводе, да вот прознали, что ты в дружине нуждаешься. Решили к тебе на службу пойти!
   - Для меня, нет большей чести, чем служить русской земле вместе с вами, друзья мои! - речёт Василий, одаряя каждого восторженным взглядом.
   Вольх кладёт ему руку на плечо, взирает глаза в глаза, подбадривает:
   - Вместе мы сила. Доказали уже супостатам, чего мы стоим!
   - Я теперь с вами, хоть к черту на рога!!!
   - Можно вот и к черту, - соглашается Мазур, хитро заглядывая в глаза новоиспечённому послу. - Вот только ни оружия, ни коней, даже вот харчей нет. Как же вот мы без снаряжения?
   - Ох, князь же мне денег дал, - бодрит друзей Берестов.
   - Сколько? - шарит Мазур глазами по карманам благодетеля, с добрым скепсисом на лице.
   - Сорок!
   - Ну, да? - хватается за лоб пожилой возница, другие округляют очи, лишь Вольх странно морщится.
   - Где? - тянутся любопытные шеи.
   - Правда на руке не дал, - признаётся Василий. - Велел к Возже зайти.
   - Ах, - ратники выдыхают с разочарованием.
   - Что так, - вздергивает бровь, чуёт Берестов неладно.
   - Грамотку вот он тебе написал? - с прокисшей физиономией уточняет Мазур.
   - Нет, велел так зайти, Возжа предупреждён!
   - Ну, все, - машет рукой Буян, будто хлещет по кому-то неведомому, с глубоким разочарованием во взоре. - На Возжу, где сядешь, там и слезешь!
   - Да с княжеской вот грамоткой мы бы вот больше взяли, - сокрушается Мазур. - А так половину бы стребовать!
   - Что, так плохо? - напрягается Василий.
   - Ты Василь, должен помнить, как мы вздыхали по поводу Возжи, черпая горох в походе, - напоминает Вольх. - Скупость и неуступчивость Возжи, притча во языцех по всему Белоградью. Никто не может с него всей положенной суммы стребовать. Поговаривает, даже князю не выдаёт всех требуемых гривен. Стережет казну пуще кащея свою смертушку.
   - Зато казна в целости, - замечает Макар.
   - А что толку, - вразумляет десятник. - Она на дело идти должна, а не лежать камнем тянущем на дно державу.
   - Это вот, - влезает Мазур. - За гривнами надобно прясмо сейчас идтить, вот. А то завтра Возжа вот не сможет вспомнить о наказе князя, совсем ничего не даст.
   - Ладно, посмотрим, что за птица и с чем её солят! Прямо сейчас и пойдем, - решает Берестов. - А знаете куда идти?
   - Кто ж не знает где скупердяй засел, - хихикает Макар.
   - Идём, - первым "встаёт на ногу" Вольх. - Тут совсем рядом.
   Дружная ватага легким шагом обходит княжий двор вокруг, с северной стороны к белокаменному комплексу примыкает прясоугольная выбеленая огорода в полтора человеческих роста, за ней видны лиш черепичные крыши притаившихся в гулубине строений. У ворот с двухскатным навесом, с караулками по обе стороны толпится десятка два служивых, при доспехах и полном вооружении, взирают хмуро на приблежающихся гостей, руки в напряжении лежат на рукоятях боевой стали.
   Вперед выходит черноусый ратник, поднимает реку ладонью вперед, лицо напряженное как у мальца переевшего сгущенки:
   - Стойте, куда спешите?
   - Как куда? - подбоченивается Мазур. - К Возже вот!
   - Зачем? - кривится начальник стражи.
   - А зачем к нему ходять? - теперь уже Вольх хитро улыбаясь, отвечает вопросом.
   - Всех разом не пустим, только по одному, - черноусый демостративно поглаживает рукоять исезающую в клепаных ножнах.
   - Нас всем и не надо, - киват демятьник.
   - Только мне нужно, - уточняет Берестов.
   - Как звать? - интересуется страж.
   - Берестов Василий Федорович!
   - Ты иди, - кивает старшина охраны. - Про тебя нас предупреждали, остальные здесь подождут.
   Василий держа подбородорк параллельно земле направляется к воротам. Но дорогу заступает другой ратник:
   - Оружие есть?
   - Нет!
   - А ну карманы покажи, - требует страж.
   Берестов послушно выварачивает пустые карманы.
   - Кафтан распахни, - следующее требование.
   Подчиняется и этому приказу. Воин оглядев ггостя со всех сторон, безцереммонно, со знанием дела задрав полу вурхней одежды удовлетворенно кивает:
   - Хорошо, иди!
   Эти слова будто команда кому-то внутри, створки ворот протяжно скрипнув расходятся наружу, но не сильно, только что бы гость прошел. За воротами еще пара дюжин ратников, таких же смурных и в железе, смотрят на посетителя с подозрением. Вдоль стен, с каждой стороны, по двое прогуливаются еще охранники, основательно стерегут казну.
  
   Остальные дабы не мозолить глаза излишне нервных стражников отходят за угол в пыльный проулок. Макар остаётся на углу, дабы узрёть возвращение Берестова, подпирает каменную стену плечом.
   - Вот что думаете, сколько Василь с Возжи возьмёт? - начинает Мазур.
   - А сам-то что скажешь? - интересуется Горазд.
   - Двадцать гривен, вот! - хлопает себя по бедру пожилой хитрец.
   - Не знаю, - пожимает плечами семистрелец.
   - А ты Вольх вот что думаешь? - обращается Мазур к старшему. - Ты вот и Василия и Возжу знаешь.
   - Знаю, но я лучше промолчу, - дистанцируется от спора десятник.
   - А я думаю он больше возьмет, - подаёт голос Буян.
   - Вот сколько больше, - поддается азарту старый возница.
   - Трудно сказать, я думаю гривен тридцать, точно стребует, - морщит подбородок здоровяк.
   - Бьемся об заклад!? - протягивает руку Мазур.
   - Ладно давай, - соглашается Буян. - Я говорю тридцать.
   - А я говорю не больше двадцати пяти.
   - Идёт! Что в заклад?
   - Алтын!
   - Согласен, Добруша разбивай.
   Добромил главным образом шлепает ладонью по здоровенной ручище Буяна в которой буквально утонула сухая ручонка Мазура.
   - А ты Веселин, не поддержишь? - вопрошает последний.
   - Нет, я знаю Василия, но совсем не знаю Возжи. Не могу вас поддержать., - улыбаясь качает головой целитель.
   - Горазд?
   - Нет, вы уж без меня! - отмахивается обеими руками следопыт.
   - Доброслав?
   - Я наоборот, знаю Возжу но не знаю Василия, так что вы уж без меня.
   - Вольх, ну а ты вот?
   - С моей стороны спорить с вами Мазур, будет бесчестно, но я сделаю вот что, - десятник подходит к одиноко топорщимся листам лопуха, вырвавшегося из-под камней стены, склоняется над ровным слоем пыли у обочины, прикрываясь листком что-то пишет в тайне от товарищей. Накрывает лопухом и прижимает сверху булыжником что бы ветер не сдул и не оголил надпись. - Вот, когда Василь вернётся, посмотрите.
  
   Берестов огибает угол загораживающего обзор строения. Впереди двор в тени раскидистого дуба. Все выметено, дорожки ровные, обочины выложены гладким камнем чуть ли не по линейки. Цветы высажены симметричными рядочками. В конце, слева от старого дерева, свежевыбеленное здание без окон, с небольшими воротами и огромным замком на них. Чуть справа, дубовый стол с по порядочку расставленными лавкам. Спиной к белой стене, лицом к гостю восседает рыжебородый Возжа. Что-то старательно записывает на листок бумаги. Вокруг аккуратно уложены в симметричные стопочки исписанные и не использованные листы, писчие перья лежат перышко к пёрышку, четыре чернильницы выставлены ровным квадратом, чуть в стороне стоит в рядочек несколько одинаковых туесков. Если глядеть на рыжую бороду, то не скажешь, что владелец любитель стерильного порядка, резко не согласуется внешний вид её носителя с обстановкой, но многое о нём говорит.
   Василий подходит к столу, боярин старательно выводит в идеально ровно расчерченных колонках одинаковой величины буковки на одном уровне, кажется посетителя не замечает.
   - Добрый дёнь! - здоровается Берестов.
   - Чего? - не приветливо и не отрываясь от дел, бросает Возжа!
   - Я от князя...
   - Знаю все вы от князя! Сколько?
   - Сорок.
   - Нету! - будто топором обрубает боярин. - Дам двадцать и все!
   - Князь велел... - пытается сопротивляться гость.
   - Князь всем велит, да только за казной он не следит, я же не квочка несущая гривны, не с неба они валятся. Я здесь еще его батюшкой поставлен, дабы казну беречь!
   - Сорок! - напирает Василий, - я же не для себя, это для дела...
   - А я здесь что, девок что ли тискаю? - поднимает глаза рыжебородый. - Я тоже на державной службе, мои задачи поважнее твоих будут, или нет!
   - Все так! - не спорит Берестов, упирает руки в край стола нависая над столешницей. - Но мне в посольство собраться, дружину нанимать, снаряжаться, лошадей покупать. На что я людей содержать буду!?
   - А я не то, что весь город содержу, на мне вся Русь. Посмотри вокруг, сколько людей здесь и все на мне. И все приходят и требуют - дай, дай, да дай! Никто ведь не несёт, а всем надо. Двадцать и все, я сказал!!! - казначей макает перо в чернила, внимательно следит за вращением писчего предмета с тем, что бы равномерно окунулся в темной жидкости, пишет дальше.
   - Но послушайте... - не отстаёт Василий.
   - Нет, я сказал, - перебивает Возжа. - Двадцать это все что я тебе дам!
   - Вот вы такой... - пытается льстить гость.
   - Не надо, - обрывает боярин. - Я ваши штучки дрючки хорошо выучил, меня этим не купишь!
   - А может...
   - Нет, - чуть ли не вскрикивает казначей, - не надо, меня не уговорит, поверь, тут знаешь какие богатыри были и знатные мужи, а какие на язык и похвалу ушлые. Меня ничем не проймешь, и даже не пытайся. Бери двадцать и иди, служи!
   - Придется идти к князю, - Берестов пытается надавить в отчаянной попытке.
   Рыжебородый расплывается в самодовольной улыбке, торжествует упрямец, считает, что победа за ним:
   - Иди-иди! С тем же и придёшь. И пугать меня не надо. Бери двадцать, пока даю, а то ведь и передумать могу!
   Василий более не видит возможностей воздействия на Возжу. Прикидывает в уме, что такое двадцать гривен, хоть и плохо ориентируется в местных ценах, но даже ему понятно, на все что велел прикупить князь - этого не хватит. Как быть?
   Не взять Возжу в лоб, не той он породы. На лесть не купится, угроз не боится. Скряга жуткий. Такого стандартными методами не пробить, привык ко всему, иммунитет выработал к любым нападкам! Любит порядок и предсказуемость, вон как у него все по колоночкам подсчитано, каждая вещь на своем месте.
   Но тут в голове всплывает первая встреча с князем, разговор о якобы знатном происхождении Василия...
   - Говоришь, шапки не ломаю, - вспоминает вслух проситель. - Спины не гну, извинениями не сыплю. Вот значит как.
   - Ты чего! - встревожен казначей странным поведением гостя.
   Берестов озаряется торжествующей ухмылкой - "Ага, вот ты и попался, вот где твоя ахилесова пята!":
   - Я тебе покажу дебет с кредитом, ты бухгалтеришка несчастный узнаешь у меня где депозитов с фьючерсом поживают!!!
   - Ты это, ты чего, - роняет Возжа перо на стол, глаза медленно округляется, а розовые щеки светлеют.
   - Ну ты, решил мне дефицит бюджета устроить, аллокацию задумал, а может тебе рестрикцию бюджета учинить! - Василий упирается коленом в лавку переставляя руки на середину стола роняя ровные стопки бумаги.
   - Эй-эй, ты это прекращай, - хмурит брови Возжа утратив былую самоуверенность.
   - Маржу спотаешь, девелопмер недоученный, - уже двумя коленями стоит на лавке наглец.
   - Дом тебе еще пять сверзу и иди с миром, - пытается отделаться казначей, утратив остатки былой прыти.
   На ветку, гнущейся под сочной листвой, старого дуба, одаряющего сытной тенью крышу казначейства, гулливой стайкой приземляется ворбьинный рой. Пичужки чирикают, суетливо толкаются, пытаясь выбрать место поудобней, перелетают с нижних ярусов повыше, садясь чуть ли не на головы собраться. Толкаются, верещат, не может успокоиться юркое племя. Но не долго продолжается толкотня, умаживаются пташки, сбавляют шумный гам, но пискливой почирикивание, сидят нахохлившись, распушили перья. Присматривают за спорщиками у белой стены.
   Берестов входит в раж, поймал удачу за чуб, рулетка запущена, на кону вожделённый куш!
   - Хеджируешь бюджет за счет дебиторов - сорок тебе сказано! - гость борзеет, колено правой ноги водружается на стол, а тело практически нависает поперёк стола, угрожающе приближаясь к боярину.
   - Тридцать, - все еще не сдаётся казначей, откидывается на зад чуть не падает. Скамья с тихим стуком опрокидывается, но тот устоял на ногах, пятится к стене.
   - Левереджинг у меня не пройдёт, - несёт пургу Берестов, главное побольше слов непонятных да позаковырестей, бить Возжу, не давать опомнится. Уже обеими ногами встаёт на стол.
   - Дам еще-ёёё, т-т-ри-ии, - дрожит голос Возжи, упирается спиной в стену. - Тольк-к-ко уй-уйд-д-ди...
   - Кэш на бочку и баста, депликатор ущербный! Все сорок! - спрыгивает со стола Василий, наступает на боярина распластавшегося по стене.
   - Вооот-т-т, зд-десь трид-д-дцат-ть пят-ть, - дрожащей рукой достаёт из кармана кошель и неловко бросает распоясавшемуся просителю.
   - Энерджайзер тебя отмерчендайзерит, рабат не пройдет - сорок! - прячет денги в карман.
   - Не-ет-т-ту бол-ль-ше, иди пр-р-рочь, - выскальзывает Возжа в строну дуба.
   - Семплингом по фейсингу не хочешь!
   - Э-это все-ё-ё-ё, - безнадежно отбивается боярин, пытаясь скользит по стене к спасительному великану с раскидистыми ветвями.
   - Ах ты Брокер рыжий, Терминатора на тебя нет! Сорок!!!
   - Чур тебя, Чур! - хрипит казначей и лезет в левый карман. Достаёт еще три гривны и кидает распоясовшемуся чужаку.
   Воробьи, напуганные приближающимся шумом, идущего от спорящих людей, с тревожным чириканьем вспархивают и уносятся в сторону княжьего двора. Лишь сбитый лист покачиваясь подает на землю.
   - Ну, нет ты посмотри на этого камерира, этого финансиста доморощенного.
   - Взж... взж...- трясется подбородок Возжи, не способен членораздельно изъясняться. Трясущейся дланью лезет за пазуху, извлекает тукой кошел под лучи солнца, руками ходящими от тряски ходуном, с трудом раскрывает кошель и, роняя на землю монеты, извлекает последние две гривны!
   - Ну, вот давно бы так! - произносит Берестов ровным голосом забирая последние серебряки, но тут же не удержавшись делает полуприсяд разводя руками.
   - Ку! - подражает чатланину Уэфу из Кин-дза-дза. 
   Возжа брякается на пятую точку, вздрагивает будто от икоты, глаза по чайному блюдечку, лицо хоть сейчас постель застилай.
   Василий уходит, бросая казначею не оборачиваясь:
   - Рад был встрече, теперь до следующего раза!!!
   - Не бывать, - сипит боярин, - не... кхе, кхе...
   Заходится в сухом кашле.
   На выходе стража уже не такая подозрительная, косятся на вспухший карман, но без слов отворяют ворота, выпускают гостя наружу.
   Слева от угла ограждения машет Макар. Берестов идёт туда. В проулке все товарищи, стоят ждут.
   - Ну, - обступают товарищи с надеждой и сомнением в глазах.
   Василий неспеша вынимает кошель из кармана, развязывает вязку и явив металлический бруски взорам, объявляет:
   - Сорок!
   Над проулком тишина, взирают друзья ошарашено в глаза сомнение и удивление, лишь Вольх с удовлетворением в очах едва приметно кивает, да Веселин поглядывает с непроницаемым лицом и приветливой полуулыбкой, танцующей на губах.
   Воислав списывает камень с лопуха и отодвигает лист. Все видят в пыли четко прочерченную цифру сорок!
   Мазур сдвигает шапку на переносицу, чешет затылок:
   - Я вот чего-то пропустил?
   - Нет, я же говорил что знаю и Возжу и Василия, потому и спорить не стал!
   - А кто же выспорил? - моргает удивлённый Макар.
   - Дав вот никто, - отвечает пораженный Мазур. - Если бы Вольх спорил, его бы куш был!
   - Удивил, - кивает Горазд Берестову.
   - Сдаётся мне, что мы с тобой не пропадем Василь, - улыбается Буян в два ряда зубов.
   Наконец ступор с товарищей слетает, каждый подходит и хлопает по спине плечу, проявляют радость. Мазур проявляет любопытство:
   - Как же ты вот так сумел?
   - Да вот сумел!
   - А Возжа что?
   - Как что, я теперь знаю почему его Возжой прозвали.
   Над проулком гремит хохот, радуются ратники.
   - Взж, взж, - передразнивает казначея Мазур.
   - Это еще по молодости он так частенько жикал, со временем научился справляться с собой, а как главным казначеем стал, так и не замечали за ним этого более, - рассказывает Вольх под сенью угасающего смеха. - А ты смотри-ка пронял его!
   - Ладно, бог с ним с Возжой, - меняет тему Берестов. - Кого бы назначить у нас казначеем? Кому доверить гривны?
   - Мазуру, - дружным и смешливым возгласом отзывается ватага.
   Василий решительным жестом протягивает тугой узелок старому ратнику. Тот жадно сверкнув очами резким движением сгребает казну, воровато озираясь прячет за пазухой, зажимает локтём бугор под кафтаном:
   - Ты Василь не волнуйся, у меня надежней чем у Возжи.
   - Ты у нас теперь кто? - проясняет статус Веселин.
   - Княжеский посланник, - Берестов гордо вздергивает нос.
   - Ну и куда нас послали?
   - До Колодия!
   - Ого, - скидывает брови Вольх, - сразу в самое пекло. Колодий не прост, хитёр и обидчив.
   - Как бы там ни было, - в задумчивости кивает Василий. - Но от этого зависит вся дальнейшая жизнь - моя, и отчасти ваша.
   - Сколько у нас дней на сборы?
   - Три, на четвертый я должен явится к князю.
   - Тогда не будем суетиться, - поправляет кафтан десятник будто собирается в дорогу. - Надобно где-нибудь присесть, да порешить, что нам надобно, сколько чего брать, какой дорогой идти.
   - Да посидеть с медком, хорошей закуской в уюте! - дополняет Буян расплывшийся в широченной как устье печки улыбке.
   - Это ты на что вот намекаешь, - щурится на здоровяка Мазур.
   - Пойдемте в "Ривенский усач" к моей сестре Евдокии, - не таится великан.
   - Хорошая мысль, - кивает Вольх, обращается к Берестову. - Что скажешь боярин?
   Василия такое обращения повергает в лёгкий конфуз. Десятник не смеётся, речёт на полном серьезе, подчеркивает новый статус. Почему-то немного стыдно за одобренную князем знатность. Они такие ладные, приспособленные к жизни, умелые и с оружием на ты, а он неумеха криворукий ни к чему не приспособленный и вдруг вельможа. Только вот, что бы выполнить возложенное задание придётся с боярством свыкнуться, иначе никак.
   - Хороший выбор, я поддерживая предложение Буяна. Да и вещи у меня там кой-какие остались.
   Идут по улицам дружной гурьбой, впереди Берестов. Поглядывают прохожие с любопытством на него, на остальных лишь мельком, пухнет самоуважение на глазах. Ступает важно, приподнят подбородок - ох и портит власть человек, да же столь малая, но все равно, за столько месяцев безвестности позволяет себе один день погордится. Снять сливки, а то в дороге не перед кем хвост распускать.
   Евдокия с Аполлоном встречают радушно, взирают на Василия с благоговением, больше внимания ему - чего желает, не держит ли обиды. Но свежеиспеченный посол в помещении не гордится, сбрасывает спесь переступив порог.
   За пару минут стол заставлен яствами, две братины царствую в середине, плещется хмельное золото у самых краёв. Но почти не пьют, Вольх налил лишь для приличия, пригубил первый тост и более не касается чарки, дрожит на донушке жидкий дурман. Веселин наливший пол кубка употребил коварный напиток в два приема, отодвинув осущеную посуду подальше, сидит, слушает планирование в путь. Остальные время от времени потягивают пчелиное вино, но братины не пустеют. Буян тоскливо поглядывает на товарищей, несмело на Берестова, который следую примеру Воислава, время от времени глатнёт малость, отставит и непонимающе моргая, пытается охватить замыслы собеседников.
   Что покупать, где и сколько, решили быстро, кроме лошадей. В столице самые дорогие кони на Руси, а от этого зависит весь маршрут движения. Мазур настаивает пристать к какому-нибудь каравану и добраться до Ведичьева, там купить лошадей и идти своим ходом. Вольх же предлагает спуститься до Лодьева и так прикупить скакунов, хотя и подороже, а дальше так же по ведичьеву тракту, но будет на пару дней быстрее, чем трястись с чужими. Каждый по несколько раз доказывает верность именно своего варианта пути. Собственно весь сор и идет об этих двух возможностей, пару других идей возникших по ходу дела отмели еще на этапе формирования.
   Наконец-то к столу подсел Аполлон, скромненько так, бочком, на самом краю рядышком с Буяном. Последний, наконец-то получил компанию, замахнули по чарке, потом еще по одной, раскраснелись словно угли на продувке. Усач все слушает спор. Не выдерживает и прочистив горло учтивым кашлем начинает:
   - Кхе-кхе, не примите за назойливость, но мне кажется есть возможность получше.
   - Какая, - недовольно отзывается Мазур.
   - Все кто занимается торгом, знают - самые дешевые кони на нашем берегу в Лельничеве!
   - Не подходит, - хмурится Вольх, - пока спустимся до Лельничева, потом еще весь путь на восток, уйму времени потеряем.
   - Ну, так это если вы посуху, а я говорю доплыть, всего несколько дней! - изображает ривенец над столом из пустой чарки плывущее по волнам суденышко.
   Вольх с Мазуром сконфужено переглядываются:
   - Вот и на старуху бывает проруха! Благодарствую Апполон за дельную мысль. И вправду это самое лучшее, не подумали мы про Славутич.
   - Вы больше лошадей купите, не берите телег, - продолжает усач. - Имущество погрузите на запасных коней и налегке быстрее доберётесь.
   - Верно, - кивает десятник, - там по нижнему тракту прямиком на Тропу.
   - Заедем в Горохово? - с надеждой будто только что проснулся вопрошает Берестов.
   - Можно и в Горохово! - понимающе улыбается Вольх.
   - Ну, вот и порешили! - заключает до этого молчавший Веселин.
   Не пьяное застолье продолжается, но о деле почти не говорят, обсуждают где и что можно купить подешевле, что когда сколько стоило, какой купец чем торговал.
   Берестов воспользовавшись, что все увлеченно слушают историю рассказываемую Аполлоном, склоняется к Вольху:
   - Вольх, это ты меня в посольство состватал?
   - Я не я, но совет такой дал! - хитро поглядывает десятник.
   - Странно что он тебя послушал.
   - Боюсь в твоем назначение заслуга не моя, князь сказал что учтет мое мнение, но мне казалось, что меня то шибко слушать-то как раз не будет.
   - Ну так чья же заслуга?
   - Милославы!
   Берестов краснеет.
   - Думаю и свой вклад не малый внесла и Арфения! - дополняет Вольх.
  

*****

  
   Утром привычно заходит Барма, делает перевязку, поит снадобьями и выносит на журчащий от лесных звуков воздух.
   - Ну что Ахав, я смотрю тебе с каждым днём лучше и лучше, - поправляет одеяло наставник.
   - Значительно, - подтверждает Тхи-Ку. - Я намерен завтра утром попробовать встать на ноги.
   - Рано еще, - мотает головой Барма. - Погоди несколько дней, не трать силы понапрасну.
   Высокородный молчит, тяжко осознавать собственное бессилие, особенно находясь на руках у другого мужчины.
   Молчание длится некоторое время, но первым шелестящее листвой безмолвие прерывает лысоголовый:
   - Скажи, а твое имя что-то значит?
   - Да, - отягощенный молчание отзывается Ахав. - Но это древнее имя, наш язык с тех времён сильно изменился, сейчас мало кто помнить значения многих имен?
   - И что же значит твое?
   - На ваш язык оно, возможно, будет звучать как Богоизбранный.
   - Имя со смыслом!
   - Да, так звали основателя нашего рода Ку. Для меня это велика честь!
   - А твоё полное имя? - любопытствует наставник.
   - Ахав-Тхи-Ку, - А твое имя имеет значение?
   - Конечно, и оно тоже древнее что-то вроде говорящий молитвы.
   Высокородный выпятив вперед нижнею губу, с потухшим от задумчивости взглядом, медленно кивает. Снова висит тишина, но ему не даёт покоя начатый вчера рассказ о делах прошедших, ставших истоком сегодняшнего немощного положения. Душа требует освобождения, взывает к исповеди, и нет лучшего слушателя чем человек спасший ему жизнь. Слова вырываются из уст не спросив позволения, игнорирую волю, течет хрипливая история жизни на чужом языке сдобренная гортанным акцентом.
  
  
   Время к полночи, темнота заявила права на город, как возлюбленная в объятьях нагая ночь ласкает одинокого романтика скользящего сквозь безмолвный сад, укрывает от предательских взоров. Цикады неге ночной поют серенады, сплетаются с хмелем весны. Бархат травы заглушает осторожный шаг, не хрустнет сухая ветка, в зелени устланной ковром нет предательского сушняка, ухожен ветвистый сад-старичок, дурманит голову цветущая вишня.
   Расступаются грациозные стволы благоухающих деревьев, открывают дорогу к мрачному имению Ва. Ни огонька, квадратные проёмы распахнутых окон дышат непроглядной мглой.
   Ахав почти не дыша крадется к заветному оконцу, пластается по стене, подвигает лицо вплотную к краю, завёт почти шепотом:
   - Вая.
   Тишина. Сердце трепещет, боязно и тревожно, не уж-то её нет. Но разрывает звонко стрекочущую тишину воспетых Анакреонтом созданий, шелест ткани.
   - Ахав, это ты? - в той же тональности журчит сладкий голос.
   - Я здесь, - показывается поклонник.
   - Это ты! - в глазах переливается радость, хватает его за руку. - Я так боялась за тебя.
   - Ты думала обо мне, мёд моих мечтаний! - радуется высокородный Ку.
   - Не стой здесь у всех на виду, - тревожится Вая. - Нас могут увидеть. Забирайся сюда.
   Ахав озирает округу, никого не видит, перемахивает внутрь комнаты, но таится в глубине сада незримая тень человека.
   Внутри спальни темно, но света ночи хватает чтобы видеть её! Берет возлюбленную за ладони, она не противится, прижимает к своей груди хрупкие длани ласкающие нежной кожей. Наслаждается лучистым взглядом, нежным взором.
   - Я видел сегодня Кими, на площади перед молитвой, - рассказывает Тхи-Ку. - Этот негодяй похвастался своей помолвкой с тобой.
   - Нет, - мотает головкой встревоженная дева.
   - О, как тонка его шея...
   - Что ты наделал?
   - Ничего, роза в ночи, высокородные Ран удержали меня! - успокаивает поклонник возлюбленную. - Увели меня с площади.
   - Не пытайся его вызвать, пощади мое сердечко! - молит Вая.
   - Я не могу отдать тебя ему, моя нежность, без тебя нет мне жизни! - Ахав с чувством целует тонкие пальчики.
   - Ахав, милый, я не переживу если с тобой что-то случится!
   Кровь Тхи-Ку клокочет в тесном сосуде называемом сердце, повинуясь всевластному порыву, целует медовые губы жгущих прохладой нежности. Вая принимает и с задержкой отвечает. Сливаются в жадном лобзание иссушенные жаждой страсти, будто пилигримы пустынны к источнику жизни бьющего прохладной свежестью. Сильные руки Ахава обвивают гибкий стан, льнущий к крепкому телу, скользят к талии и ниже наслаждается дурманящими округлостями, прижимает её сильнеё. Податлива как растопленная смола, дурманит крепче вишневого сада. Мешают одежды, тьму пронзает треск разрываемой ткани, является ночи нежный персик с упругой вишенкой соблазна. Прижимает милого к обнаженной плоти, жаждет поцелуев. И нету слаще плода скользнувшего в трепещущие уста.
   Вертится мир, спадают одеяния, жжёт нагим атласом кожа. Охает скипом широкая кровать, принимая свитые в страсти влюбленные сердца. И в этот миг нет вокруг их ничего - ни мира, ни печали, лишь сладостный трепет двоих поглотил. Томные объятья и сердец рваный стук, кровь клокочет - жаждет, жаждет и губы шепчут пустую чепуху. А руки мнут, ласкают - истоме медовой телес внимают. Огненная буря страсти съедает разум, и сладостный стон пронзает ночь, содрогаются души в сладостной истоме, слились тела в едином Существе. И смерть и возрождение и каждый возрожден в другом.
   Проходит ночь, а жажду утолить не могут, лишь только в миг, когда алеют горы, смолкает отзвуки любви, все затихает, замирает. Когда растрепанная страстью ночь, прикрыв срамную наготу, удаляется на покой, до следующей Луны.
  

*****

  
   Утром встают с восходом солнца. Накануне заняли почти все свободные комнаты, но Евдокия только радовалась. Дружным скопищем заваливают в хозяйскую половину, домашние уже позавтракали, их черед. За столом тесновато, но зато весело. Сговорились с хозяевами разменять двадцать гривен рублями и еще четыре полтинами.
   Легкая трапеза окончена, собираются на торжище, добывать нужные вещи, припасы. Выходят, толкуя кто и что должен прикупить, да где получше, пусть подороже, главное надежно.
   В общей зале моет полы сам Аполлон, перенял работу Василия. Берестов стопорится:
   - Вы пока выходите, - обращается ко всем, - а я обратно вернусь, кое-что забыл прихватить.
   Вправду решил пофорсить трофейным клинком, но это не главная причина, замыслил коварную месть наглому усачу. Изымает из тайника трофейный клинок, вешает на пояс. На столе сгребает лежащие пару дней не долузганные семечки, семенит по лестнице туда, где трудится ривенский усач, блестит коварно прищуренным глазом, уста перекошены в злорадной ухмылке. Хозяин старательно моет помещение на второй половине, радуют солнечные блики в полосках сырости, покрывши почти весь пол, нежит взор чистота половых досок, старается полотёр.
   Василий выгребает зерна в ладонь, старательно перетирает вместе с ядрышками, да так чтобы помельче. Аполлон удивлённо оглядывается, не двигаясь, следит за руками гостя. Берестов демонстративно высыпает шелуху на только что отдраенные доски со словами:
   - Что-то грязновато тут у тебя, ты бы лучше мыл!
   Спешно распинывает кучку под перекошенным взглядом усача, будто от зубной боли, бессильно зыркает на обидчика, судорожно сжимает и разжимает руки на древке орудия труда не в силах ответить.
   С чувством удовлетворения новоиспечённый вельможа, гордо вскинув подбородок, закладывая руки за спину, расправляет плечи, выходит наружу. Думает про себя, что Аполлон, в следующий раз, когда у него кто-то не знакомый будет вынужден тереть полы, тысячу раз поразмыслит прежде чем щелкать семечки на помытые доски, подумает, ох, подумает.
   Но перед открытием входной двери оборачивается. На полу, встав на колени, сгребает шелуху не молодой корчмарь. Нет более того провокатора лузгавшего семечки и наслаждавшегося властью над чужаком. Теперь это просто мужчина раздавленным превосходством бывшего помощника, взлетевшего волей судьбы на вельможный олимп.
   "Эх, Василий, Василий! - корит себя Берестов. - Чем же ты лучше недалекого ривенца?"
   Но дело сделано, нет теперь - ни радости, ни удовлетворения, лишь горький осадок от глупой выходки. Прочь из головы глупые мысли, отбросить сожаления, что сделано, то сделано. Впереди ждет новая дорога, новые свершения.
   Личная дружина, все восемь, ждут только заигравшегося посла. Василий выходит боком, выставляя напоказ подвешенную к поясу дивьих мастеров вещицу.
   Воислав почему-то морщится, будто закусил лимон, прочие смотрят с некоторым уважением во взоре или даже доброй завистью.
   - Малость не на ту сторону ножны преципил, - тактично замечает Веселин. - Ты же вроде как правша!?
   Василий чувствует, как к лицу приливает кровь, понятна мина Воилы, щупает правой рукой висящей на правой стороне меч. Не затягивает, одевает как надо, со словами:
   - Поспешишь, людей насмешишь!
   - Неплохо бы тебе ножны сменить, - гладит бороду Вольх. - Негоже русскому послу ходить с ножнами латинской работы.
   - Ты прав, - соглашается Берестов. - Сегодня же поменяем.
   Сговорились. Выходят на улицу, идут тратить вырванные у Возжи чуть ли не с мясом денежки.
   По улице суетится народец, хоть и мало, но обращают внимание на странную группу. Проезжают возы, дефилирует всадники, но улицы, как ни странно чисты, а должна быть куча, даже кучи известного пахнущего вещества, результата жизнедеятельности вот этих самых благородных животных. Но ничего нет. Эту странность Василий подметил еще в первый же день, да все некого было спросит.
   Рядом поспешает Мазур, важный такой, самодовольно лыбится, хранитель казны, прямо светится от серебра рассованного по тайным местам под кафтаном.
   По пути следования, стоит подвода перед двором, дородный мужичек таскает мешки к дому. Лошадь, запряженная в разгружаемую подводу, сделала дело прямо там, где стоит. Возница, придя за очередным мешком, видит кучу, вынимает откуда-то грубую метелку и деревянный совок, сгребает все подаренное скотиной мостовой, сбрасывает в бочонок, подвешенный позади телеги, и только потом тащит мешок.
   Вскоре натыкаются на одну бесхозную кучку, но прямо на глазах со двора напротив которого лежит лошадиная благодать, выходит зрелый мужчина, подбирает совком все это безобразие и уносит себе во двор.
   Берестов удивляется, не может поверить в такую вот всеобщую сознательность жителей, везде чисто. Но ведь есть и такие, кто не будет убирать чужое рядом со своим домом.
   - Это что же все жители города так пекутся за чистоту города, не уж-то никто не отлынивает? - не удерживается от вопроса.
   - Кто вот не уберет кучу рядом со своим двором, заплатит вот штраф в пятак, и все его соседи вот тоже будут платить штраф в деньгу, даже те которые живут на другой стороне улицы! - криво улыбается Мазур.
   - Ого! А если возница не уберет за своей лошадью?
   - А ты вот попробуй не убери, что вот оставила твоя лошадь после себя, - хмыкает Мазур.
   - И что будет?
   - Если вот заметят - бока намнут и штраф вот стребуют!
   - А если дома никого нет, как же тогда?
   - А ты вот думаешь, зачем вот соседей штрафуют? Вот для того и наказывают, что бы друг за другом приглядывали, а вот если не уберут, то пятак штрафа причитающийся вот нерадивому хозяину в его отсутствие, вот поделят меж соседями в добавок к причитающейся деньге.
   - По-моему это не справедливо, что еще и соседей штрафуют!
   - Справедливо вот, не справедливо - зато действует, видишь вот как в городе чисто!!!
   - Кто же придумал этот закон?
   - Сказывают вот сам князь основатель Новограда - Владимир Позвиздович, сын вот нашего первого князя. Вот есть легенда, что вот он как-то шел по городу, осматривал постройки, вот споткнулся, упал и весь извалялся в скотском вот непотребстве, после этого вот и издал сей закон!
   - Это круговая порука, - ненавязчиво вставляет словцо Вольх. - И штрафы эти прижились только в столице, так как за их исполнением следил сам князь. А нерадивых - бояр начальствующими над городовой службой, не уследившими городовыми и даже горожан, не прибравших перед двором, еще и секли на главной площади нещадно - скопом, при всём народе!
   Берестов не комментирует, лишь улыбается сообщению о порке, возможно по-другому о штрафах бы забыли кабы не розги или чем они там секли.
   Перед торговой площадью делятся на группы, у каждой свои задачи. Воислав с Гораздом идут закупать недостающее вооружение; Веселин с трудом выпросив у Мазура полтину отправляется запасаться лекарскими принадлежностями; Вольх и "казначей" идут с Берестовым дабы снарядить посла подобающим образом, прикупить писарский инструмент, одежду и присмотреть толкового кузнеца. Остальным поставлена задача добыть припасов, десятник попутно велел обязательно купить мешок гороха, на мгновенно последовавшие протесты заявил, что дорога долгая не простая и может все сгодится. Разошлись.
   Первым делом Вольх приобрел писчие принадлежности, бумагу и прищурив правый глаз потряхивает туесками набитыми бумагой заявляет:
   - Будем тебя грамоте учить!
   Василий отрывает рот, дабы возразить, но вспомнив конфуз у князя, защелкивает челюсть с легким клацаньем. Признает правоту бывшего писаря.
   Затем идет долгое дефиле по суконным рядам, выбирают одежду. Безконечные примерки, и вечно кривые лица обоих спутников-поводырей. Недовольны товаром, то не слишком хороший материал, то не так сидит, то размер не тот, то цвет не боярский. И только после полудня закончили покупку одежды. А впереди маячат ряды сапожников. Здесь несколько проще, Мазур знает одного способного мастера, идут сразу к нему. Обрадованный визитом старого знакомого сапожник выносит самый лучший товар. Десятник приглядел красные сафьяновые сапоги, к несчастью пришлись в пору, старый вояка удовлетворённо кивает. Берестову же они кажутся чересчур кичливыми, не хочет брать, "казначею" не нравится цена. Но Вольх говорит, что носит такие сапоги каждый день не нужно, только на приём, а старому упрямцу просто указывает платить. На радость мастера покупают, отдав целый рубль. Мазур потом долго ворчит в усы, семеня за спиной, прячась от взора десятника. Находят еще пару добротных сапог в дорогу. Идут к кузнецу. Как говорят спутники, к очень хорошему мастеру! О нем знают немногие, но даже знающих хватает, что бы не сидеть без дел властителю огня и стали.
   Только вот торговый квартал пришлось покинуть, обогнуть княжескую гору и пройдя внутренние ворота, отделяющие северный район, поблуждать по пыльным земляным улочкам в поисках нужной кузни.
   Гостей встречает невысокий, но жилистый чернявый мужчина в кожаном фартуке на голый торс и серебреным кольцом в ухе. Еще до обмена приветствиями его взгляд цепляется к рукояти трофейного оружия. Здороваются. Вольх обстоятельно излагает цель визита. На счастье у мастера не много заказов, готов уделить немного времени. Подступает к Берестову:
   - Дозволь взглянуть на вещь.
   - Вот, возьми, - Василий с готовностью протягивает требуемое.
   Кузнец с трепетом перенимает ножны, набрав полные легкие воздуха, затаив дыхание, тянет за рукоять. Клинок медленно с легким, почти змеиным шипением выходит из футляра, глаза вынимающего расширены, в зрачках играют блики отраженные сталью, лицо напряжено, будто у малыша получившего упакованный праздничными лентами свёрток в надежде на долгожданный подарок. Сталь освободилась, мерцает серебристыми отсветами в лучах дневного солнца. Мужчина с еще более расширенными глазами разжимает руку державшую ножны, с приглушенным стуком падает под ноги латинская вещь. С напряженными скулами кладет лезвие на ладонь, прячет пальцы под холодную гладь. Изогнутая бровь, не раз опалённая огнём, замирает, в напряжение бежит взгляд по замысловатому изгибу узоров выгравированных на диковинном металле. Наконец мастер произносит:
   - Мне еще никогда не доводилось видеть столь изысканной работы хмурских мастеров!
   - Гравировку меча сделали дивьи люди, - вносит уточнение Берестов.
   - Верно, - кивает кузнец, не отрывая взора от стали. - Хмуры лучшие оружейники, дивьи люди гравировщики, а вместе они свершают чудеса.
   - Я так понимаю, - вопрошает Вольх, - другие работы ты уже видел.
   - Много разных вещей, но столь великолепного творения никогда! - вздыхает мастер, щурится и меняет угол падения света на оружие. - Я вижу здесь надпись.
   - Где? - посетители подаются вперёд, обступают клинок с трех сторон.
   - Вот смотрите, - указывает грязным ногтём испачканного пальца в саже. - В самой середине узора, тянется строчка - это надпись.
   - Ничего не вижу, - морщится Василий.
   - Смотри внимательно, там разрывы в узорах, они ограничивают буквы.
   - Ты вот прочесть можешь? - спрашивает Мазур с вписанным разочарованием в изгиб бровей.
   - Сейчас, только света дайте!
   Мазур шарахается в сторону, ибо стоит по солнцу. Кузнец долго вглядывается в сплетение линий, меняет углы наклона, но изогнув губы в разочарованной гримасе молвит:
   - Не узнаю ни одной, какая-то странная надпись, возможно тайнопись? Мне не даётся, хотя другие вещи гравированные в тех местах я читал ибо и хмуры и дивный народ пишут похожим на наш языком, буквы у них почти точно как у нас.
   Еще некоторое время вертит оружие и с отблеском сожаления отдаёт хозяину. Переходит к обсуждению заказа. Говорит, что подобающие сему шедевру оправу сделает за неделю. Его разочаровывают, недели у них нет, осталось два дня. Все же он берется сделать не совсем подходящие, но добротные ножны за два дня. Сговорились. Прежде чем уходит Мазур спрашивает, будет ли он снимать мерку. На что тот отвечает, что уже снял. Вольх уважительно окидывает взором мастера, кивает. Уходят.
   На торжище больше не идут, возвращаются к месту временного расположения в корчму "Ривенский усач". Остальные уже на месте, на заднем дворе Прасковьи выросла заметная гора разного добра запасённого для похода.
  

*****

  
   Сквозь сон доносится шум, резкие реплики, топот и суета. Ахав отрывает голову от подушки, рядом веером иссиня черных волос Ваи. Шум не приснился, доносится из-за дверей. Нарастает, уже стелется под резными запорами, вот-вот прогнутся створки от гневной брани кого-то с другой стороны. Резкий толчок, растворяются с натужным стоном, ударяются о стены, протестующее крякнули половинки и застыли в полу распахнутом положении.
   В проходе высокородный Ва отец Ваи, за ним через плечо поглядывает с притворно гневным взором Кими-Вак-Хи за спинами знати пугливо пригибаясь, толпится с десяток прислуги.
   Тхи-Ку успевает усесться на разорённой ночным безумием кровати. Вая судорожно натягивает одеяло до глаз, выглядывает пугливым звёрком над краем полотна удерживаемом тонкими пальчиками, в темных очах дрожит отблеск полуденного света.
   Лицо главы рода перечерчено разочарованием, но мгновенно меняется: ноздри расширяются, губы расходятся обнажая оскал зубов, уголки стремятся вниз, брови сходятся морща и без того морщинистый лоб, внутренние углы наползают на переносицу превращая местность между глаз в одно извилистое месиво из глубоких борозд, глаза палят запредельной полью и злобой разъяренного волка.
   - Как ты посмел ничтожество!!! - не то ревёт, не то рычит хозяин усадьбы на Тхи-Ку.
   Но тут же взор пожилого человека устремляется к дочери:
   - Что же ты наделала дочь моя, надежда всей моей жизни. Какой позор ты навела на мою седую голову, за что ты меня так, за что унизила так жестоко родного отца!?
   - Мне все ясно, - холодно льет змеиный яд Вак-Хи, блещет торжествующая улыбка, лицо застыло маской лживой скорби. - Мне больше нечего делать в этом бесчестном доме, я не желаю иметь ничего общего с презренным родом Ва учинившим мне такое гнусное оскорбление. Я расторгаю договор помолвки. Пращайте!
   Хозяин дома бледнеет, подбородок подрагивает, а старческие глаза испускают предательскую сырость, затравлено взирает в спину удаляющейся фигуре служителя, унижаясь, пытается спасти положение:
   - Высокородный Хи...
   Но в ответ безмолвие арктической могилы. Не дрогнет стан Кими, покидает дом притворно обиженный высокородный служка.
   - Ты, - протягивает дрожащий палец высокородный Ва в сторону обидчика, - отродье ублюдка и пожиратель падали. Я проклинаю тебя! Покинь мой дом, немедля!
   Ахав выскальзывает из под одеяла, встаёт во весь рост, играют на атлетическом теле мышцы под красновато-смуглой кожей, не стыдится наготы. Эстетика тела порождает брезгливую мину на лице высокородного Ва.
   - Какой позор! - обхватывает он голову растопыренными палцами, - что же ты наделала дочь моя.
   Падает старец на колени протягивая в молящем жесте длани к ней:
   - Как же мне жить теперь с этим. Ты уничтожила доброе имя нашего рода, смешало его с грязью.
   Вая лежит ни жива, ни мертва, лицо белей вуали, неподвижна словно мраморное изваяние, даже очи не движутся, ни моргнет, парализована воля.
   - Что ты молчишь, мерзость бесовская! - взвывает отец.
   Ахав спокойно сносил нападки старого человека, понимая его чувство, но когда он задел честь любимой сердце не выдержало:
   - Закрой пасть старый пень!
   - Что-о-о? - вскакивает хозяин усадьбы. - Да ты подонок, да как ты смеешь оскорблять меня! В моём же доме!?
   Его всего трясет, глаза мечут молнии, зубы клацают будто высекают молнии, вытягивает руку, наставляя на обидчика скрюченный указательный палец:
   - Сгинь презренная тварь, прочь, прочь!!!
   Высокородный Ку понимает, что здесь ему правды не искать. Подхватывает не до одетые вещи, бросив прощальный взгляд на девушку, уходит тем же путём что и пришел. Приводит себя в окончательный порядок глубоко в саду, под бледно-розовыми цветами вишни, отстраненно понимает, что сегодняшнее происшествие, если того захотят высокородные Ва и Хи, может иметь очень серьезные последствие. А это выглядит так, что не оставят они все так просто, а значит пахнет алтарём. Тут даже дядюшка Кван не поможет. Готов ко всему, лишь бы не трогали Ваю!
  
   В горле пересохло, першит, рана напоминает постукиванием, устал. Замолкает разглядывая как серые пичужки красуются друг перед другом исполняя парный танец. Барма молчит некоторое время. В определённые момент вопрошает:
   - У меня сложилось такое чувство, что у вас в столице проживает одна знать?
   - Нет, конечно же, - негромко отвечает высокородный. - Знати много, но мы лишь малая толика нашего народа.
   - Малая?
   - Что ж скажу, хотя это не позволено делать, - вздыхает Ахав. - Но мне почему-то все равно. Во всей державе около тысячи высокородных семей, количество родов более или менее стабильно. Но бывают случаи, когда число их сокращается, например, во времена Нашествия оно сократилось почти на пятую часть.
   - Нашествие? - морщит брови собеседник.
   - Это когда правитель ро-со собрал большую армию союзных народов и пришел в наши земли.
   - Ах, ты об этом.
   - В столице проживает почти треть всех знатных семей, из них почти четверть посветили свою жизнь Тха, став служителями, остальные военной службе.
   - Как же вам удаётся сохранить стабильность родов?
   - Закон наследия! Титул и родовое имя наследует только один из сыновей, как правило, старший сын. Остальные этого права лишены. Если сыновей нет, то имущество делится между дочерьми, если нет особого завещания, а род считается прекратившимся. Если нет вообще никаких наследников, то имущество идет: если офицер то в казну правителя, если служитель - то в закрома верховному служителю.
   - А что же с остальными сыновьями?
   - Они носят титул и родовое имя до самой смерти, а вот их дети лишаются это возможности и переходят в разряд родовитых.
   - Что это?
   - Родовитые - это тоже знать, но лишенные некоторых привилегий. Они не имеют права носить плащ, вести списки рода, занимать некоторые высшие должности, например, не могут быть генералами, и не имеют права участвовать в Совете, по крайней мере от собственного имени, но могут представлять интересы других высокородных семейств. Во всем остальном они имеют все те же права. Ах, да они не могут вызвать на поединок высокородного, только высокородный имеет на это право.
   - И что у них нет никаких шансов стать высокородным.
   - Почему же, каждый родовитый может стать им, за особые заслуги некоторых производят на Совете в сан высокородных, например, после военного похода, одного двух обязательно награждают таким образом, это стимулирует рвение родовитых.
   - А твой род?
   - О я принадлежу к очень древнему роду, наш род один из немногих возникший вместе с нашим народом.
   - Ты наверное богат? - щурится на подопечного наставник.
   - Очень! - с удовлетворённой улыбкой отвечает высокородный Ку. - Я обладают третьим по величине состоянием среди всех знатных родов. Меня превосходят только верховный служитель и правитель, хотя в этом не моя заслуга, очень много сделал для приумножения благосостояния рода мой отец.
   - У тебя есть братья?
   - Был старший брат, но он погиб в поединке, давно уже я его почти не помню, он даже не успел обзавестись семьёй. Правда есть еще сестры, но они почти не имеют прав на наследство, так как после смерти отца я вступил в права наследования, а у них свои семьи и принадлежат к другим родам. Хотя они могут оспорить некоторые мои не благовидные решения по управлению наследством, но вот если я умру они не получат ничего. Дочери наследуют от отца, но никак не от брата.
   - У тебя есть семья?
   - Нет, увы, я так и не обзавелся родовым гнездом.
   - А ты ведь тоже считаешься погибшим? - продолжает Барма расспросы.
   - Да, верно, - задумчиво кивает Тхи-Ку. - Но это пока формально. Официально меня признают погибшим на празднике Тха, когда принесут моих рабов в жертву от моего имени.
   - И кто получит в наследство все принадлежащее тебе?
   - Дядюшка Кван! - собственная фраза поразила Ахава будто гром и молния ударили над головой, челюсть так и не закрылась, а лицо застыло в очумело - удивленной гримасе.
  

*****

  
   За пару дней на заднем дворе корчмы "Ривенский усач" выросла приличная гора самого разнообразного имущества, заготовленного в поход. Без лошадей это все не утащить.
   Мазур с Буяном при посредничестве Аполлона сговариваются с одним обозом, идущем в Лодьев порожняком, всего за два мешка овса, довести их всех с немалым скарбом до города. Осталось лишь получить наставления князя, необходимые грамотки, подарки, и следующим утром можно отправляться в путь.
   В сопровождении Вольха и Воислава прибывают в Верхний город. На входе во двор стражники морща лбы разглядывают гостей, но пропускают без лишних вопросов. На входе в княжеские хоромы, пара ратников останавливают посетителей, подробно интересуются целью визита. Выслушав, один из них идет внутрь второй велит ждать здесь у крыльца. Через четверть часа стражник возвращается вместе с Левонтием Тимофеевичем. Молодой боярин радушно здоровается с Берестовым, приветливо кивает сопровождающим, говорит:
   - Занят сегодня князь, не примет тебя Василий Федорович, дела у него срочные.
   - Как же, - удивляется Василий, - он же сам велел сегодня прийти?
   - Сказано же тебе, занят! - обнажает Левонтий зубы в широченной улыбке. - Велено тебе завтра на восходе солнца прибыть!
   Несколько разочарованные гости прощаются, идут к кузнецу забирать заказ. Мастер как и обещал, все готово. Подаёт ножны темно красного цвета, с гравировкой растительной тематики, обитыми бронзовыми бляхами, добрая вещь. Берестов без сожаления, тут же отбрасывает латинский футляр, под тоскливым взором кузнеца, вкладывает клинок в обнову. Входит легко, будто таки и было, словно с ним и родилось, красуется рукоять с гардой, в полной гармонии с ножнами. Мастер знает свое дело превосходно, за такую вещь и не жалко требуемой суммы. Заставляет Мазура заплатить не торгуясь.
   Попрощавшись с кузнецом, идут домой. Впереди ждет новая проблема, обозные мужики выезд наметили так же на восходе, придется искать другую оказию к отъезду.
   По возвращения, выслушав горести, товарищи наперебой забрасывают разными советами. На счастье вмешивается Аполлон.
   - Вобщем так, вы сейчас тут посидите, ничего не делайте, а я сейчас вернусь.
   Куда-то убегает. Отсутствует с час или немного дольше. Возвращается с обозными мужичками, все семеро мнутся за спинами, глаза потуплены но в них играет огонёк предвкушения.
   - Мы тут сговорились, - сверкает взгляд ривенца. - Откладывают они отъезд, будут вас ждать.
   - Конечно подождем, раз дела княжеские того требуют, - поддакивает старший из мужиков.
   - А что бы ожидание скрасить мы их попотчуем медком.
   Лица возниц озаряются довольной улыбкой. Аполлон приближается к уху Берестова, шепчет:
   - Я их самым дешовым медом напою, так что вам будет не дорого.
   Не глуп он, коммерческая хватка на лицо. И боярину услужил, да еще и денег подзаработает. Василий взирает на усача совсем другими глазами. Зря так с ним обошелся, ой зря, такой человек в друзьях может ох как пригодится.
   Обозные за стол, а дружина разбредается по делам. Василий залавливает Веселина отводит в сторону чтобы никто не видел:
   - Ты читать грамоту Дивьев людей умеешь?
   - Конечно, - приподнимает брови знахарь. - Они тоже на родовице пишут.
   - Вот взгляни, - вынимает Берестов меч из ножен. - Что здесь написано?
   Веселин перенимает оружие, подходит к окну, вертит клинок под разными углами.
   - Эх, зрение мое не такое острое, как прежде, - жалуется лекарь. - Теперь вижу, и вправду надпись имеется, тогда на реке не углядел.
   Вертит оружие так и этак, то слева на право то справа на лево, то приблизит то дальше отодвинет.
   - Не могу разобрать, - вздыхает Веселин. - Надпись четко вижу, но она какая-то странная. Это не родовица и не дыевица, на маковицу совсем не похожа, есть что-то общее с велесовецей, но все одно не разобрать.
   - Жаль, - забирает Василий клинок с постным видом.
   - Это тебе надо из дивьев кого поспрашать, - дает совет знахарь.
   - Где ж его взять-то?
   - В наши края иногда забредают с караванами с юга по торговым делам, может встретим кого!?
   - Ладно, - поникши кивает Берестов.
  
   Утром в начале голубого часа, когда еще нет солнышка, а округа видна в деталях, встаёт дружина разом. Но возничие спят, засиделись вчера допоздна, их и не будят.
   На выходе из комнаты Берестова встречает, мнущийся у дверей, Буян.
   - Я вот тут по делу, - не поднимает взора великан.
   - Говори, - разрешает Василий.
   - Мне бы это, три рубля бы, - чешет нос попрошайка.
   - Что опять в карты проигрался? - понимает Берестов подноготную просьбы.
   Здоровяк багровеет, ярче всего светятся пунцовые уши. Молчит, пинает носком сапога, торчащую из щели в полу щепочку, руками теребит край рубахи.
   - Ладно, дам тебе три рубля, но при одном условии: поклянись, что пока мы не вернёмся из похода, ты не будешь играть!
   - Вот те крест, - крестится окрылённый Буян.
   - Верю, - кивает благодетель, поворачивается к Мазуру. - Дай ему.
   - Так вот никаких скотов не напасешься, - брюзжит "казначей".
   - Я сказал, дай! - хмурится Василий.
   - Нашел вот себе покровителя, - продолжает ворчать Мазур, но достает из кармана требуемую сумму.
   Буян получив деньги чуть ли не в припрыжку убегает куда-то.
   Сегодня, как и вчера, на гору идут втроём. На входе в хоромы, которых достигает с восходом солнца, как и прошлый раз посетителей задерживают на входе в палаты, выспрашивают зачем. Опять ждут возвращения одного из стражников. Тот возвращается с неизвестным Василию мужчиной, который велит идти следом только ему, остальным ждать во дворе.
   Знакомым путём ведет в кабинет князя. В приемной просит подождать, сам заходит в кабинет, через пару минут появляется в дверях, распахивает створки пошире, предлагая войти.
   В кабинете кроме князя, кроме его самого, еще четыре человека. Двоих знает - это Онуфрий Данилович и Возжа, двое других не известны, хотя одного видел на пиру, но не знаком. На вошедшего не обращают внимания.
   Гавриил Мстиславич тычет в бумажку, лежащую на столе, под внимательным взглядом вельмож:
   - Я думаю, что так мы и сделаем. Что скажете?
   - Да конечно, это лучший выход, - бурчат вразнобой бояре.
   - Ну, раз все согласны, тогда ступаете, дело не ждёт.
   Знатные мужи кивают, прощаются. Казначей только сейчас замечает гостя, глаза на секунду округляется, а вечный румянец истончается, но быстро берёт себя в руки, правда лицо багровеет от натуги, насупившись дальней стороной обходит. Прочие вельможи проходят мимо, с постным лицом кивают в знак приветствия.
   Князь жестом указывает на скамью подле стола, некоторое время перебирает бумажки, наконец отодвигает макулатуру в сторону, разглядывает с минуту гостя:
   - А знаешь, ты меня удивил!
   - Что такое? - немного нервничает Берестов.
   - Ты ободрал Возжу на сорок гривен!
   - Так вы же сами Гавриил Мстиславич приказали взять с него столько!
   - Говорил. Но для таких дел, обычно полагается всего тридцать. Это была своего рода проверка. Я предполагал, что ты хорош на язык, потому назвал сумму с запасом, что бы ты смог взять нужное количество, но я не думал, что ты настолько хорош!
   Князь вздыхает, окинув взором собеседника продолжает:
   - Раз сумел взять значит оставь их себе, как награду! Не знаю, что там у вас произошло, Возжа не распространяется на сей счет, но теперь при каждом удобном случае трындит: "Берестова ко мне больше не посылай!"
   Василий пожимает плечами строя невинные глазки.
   - Твоя выходка с Возжой, вселяет слабую надежду на успех твоей миссии. Хотя честно признаюсь почти не верю я в возможность хоть о чем-то договорится с Колодием, для это есть тьма причин.
   Тихо скрипит дверь, Берестов оглядывается. Пришел Борис Белокаменнский, уверенно почти бесшумной походкой скользит к столу, садится возле племянника, опирается локтём о стол, водружает голову в ладонь на вертикально стоящей руке, занимает позицию в пол оборота. Расправив другой рукой усы, спрашивает:
   - О чем речь?
   - Да пока о Возже, - таинственно улыбается князь.
   - Удивил, - приподнимает голову боярин. - Молодец!
   - Ладно, бог с ним с Возжой, - меняет тему разговора Гавриил Мстиславич. - А пока вернем тебе твоё же.
   Борис выпрямляется, достает из-за пазухи, сверток бумаг, протягивает гостю:
   - Вот, забери и используй по своему усмотрению. Наши писари их в точности скопировали, а подлинники могут создать проблемы. Копии тут предпочтительней, мало ли что напишут грамотеи в секретном приказе с чужих слов, спросу нет.
   - Только учти, что никто не должен знать, что они у нас побывали! - дополняет князь нахмурившись.
   - Не беспокойтесь, дальше меня никуда, - клянется Василий.
   - А сболтнешь, мы быстро узнаем без последствий не оставим, - простенько так, с добрым лицом сообщает боярин Белоканеннский.
   - Не сомневаюсь, - строит серьёзную мину гость, пряча захваченные у Рефини бумаги.
   - Ладно, теперь к дело, - берёт Гавриил продолговатый туесок в виде цилиндра с края стола. - Здесь два документа, которые понадобятся тебе в твоем деле. Одна грамотка это мое обращение к Колодию, короче всякая лебеда, таков обычай. А вторая это мое подтверждение твоих полномочий, береги её, без этой бумажки тебя никто слушать не станет.
   Тем временем боярин достает из сундука подле стола, маленький сундучок прямоугольной формы, в богатой цветной аппликации, обитый золотистыми бляхами. Размером полметра длиной и двадцать на двадцать высотой и шириной. Ставит подле Берестова.
   - Это наш подарок Колодию, - поясняет князь. - А что в нём знать тебе не след. Но если возникнут обстоятельства при которых таскать неудобную поклажу будет не возможно, так и быть спасай содержимое ибо цена подарка равна твоей жизни. Потеряешь, к нам перед очи не являйся!
   Борис Белокаменнский кладёт единственный ключ, от небольшого серебристого замочка, на стол.
   - Понял, - пододвигает гость сундучок к себе поближе и пряча ключ в карман.
   - А теперь к сути, переговоров, - продолжает Гавриил Мстиславич. - Чего хочет Колодий, и что можем и не можем мы уступить.
   - Как мы и говорили, требует он Тропу со всей Окраинской волостью, - молвит дядя. - Да не просто требует, а поклялся отобрать, во что бы то ни стало!
   - Обиду ему большую нанес мой батюшка, более тридцати пяти лет тому назад, - слово за племянником. - С тех пор живём с Чудью Белоглазой ни в мире не в войне. Вроде и торг ведем, и мужики без страха на торжища ездят, что наши что их, к нам или к ним. Но мира так и не заключили.
   - Мы, конечно же, пытались наладить отношение, но пока все без толку, - усаживается боярин на прежнее место, руки кладет перед собой на стол, пальцы сплетает в замок.
   - Два года назад, на мое вокняжение, наслал Колодий послов, в надежде договорится со мной, - князь в отличие от дяди, наоборот раскрывается. - Но когда объявили мой полный титул, где значилась, что я князь Тропы тоже, все послы покинули торжество.
   - Мы послали своих послов по горячим следам, - взгляд Бориса устремляется в противоположную стену. - Их приняли, выслушали и обратно отослали, ни чего не сказав. На следующий год, то есть прошлой осенью, посылали еще одно. Да вот только их на границе завернули, пообещав вслед, что следующих послов могут и повесить на приграничных деревьях!
   - Так что будь осторожен, - предупреждает Гавриил. - Колодий вообще человек настроения, иной раз приголубит и медом до пьяна напоит, но может и вздернуть на первом же суку. Как видишь задача перед тобой не только трудная, но и опасная.
   - Да уж, - чешет затылок Берестов. - А что же мы им предложить можем.
   - Если дело в титуле, раздражающем Колодия, бог с ним с титулом мне от него прок не большой! - отвечает князь. - Мы можем им разрешить беспошлинно торговать в Тропе. Так же без поборов проезжать на торг через Окраину в Лиходолье и до Горохово. Пусть если даже захотят с Чуди белоглазой живущей в землях Окраинких собирают подати, и судят своим судом.
   - Для нас важно сохранить власть над Тропой и Окраиной, - речёт боярин Белокаменнский, - что бы войско наше там беспрепятственно стояло в любом количестве, что бы мы могли защитить рубежи наши от набегов Черноградских.
   - Вот такое положение на сегодня и это то что нужно нам и что мы можем предложит взамен, - подводит черту Гавриил Мстиславич.
   - Но прежде чем ты отправишься в путь надобно знать тебе еще кое-что, - гладит Борис бородатую щеку.
   - Когда прошел слух, что мою дочь якобы черноградцы пленили, - теперь говорит князь. - Дошли до нас вести, что Колодий свои дружины с разных концов к Рифеи стягивает.
   - Это город недалеко от перевала на Тропу, - поясняет боярин.
   - Вот уже и дочка как второй месяц вернулась, а войска идут и идут.
   - Зачем он это делает, мы не знаем, - пожимает плечами дядя. - К сожалению соглядатаев у на там немного. Уж больно они подозрительно относятся к людям задающим странные вопросы, если на кого подозрение падёт пинка наладят за пределы державы, а если кого уличат тут же вешают.
   - Простой люд и вои у них не ведают, зачем это все, а в окружении Колодия у нас нет никого, - племянник обхватывает правой рукой подбородок. - Так что мы предполагаем самое худшее.
   - Сами мы все дружины предупредили, но в одно место не собираем, - сообщает Борис. - Мало ли зачем Чудь Белоглазая дружины с места на место гоняет. А если начнем собирать войско, можем беды накликать, вдруг они не про нашу честь движения устроены.
   - Я так понимаю, мне нужно спешить? - подаёт голос Берестов.
   - Точно, - кивает Гавриил, - поспешай, а то опоздаем.
   - Вот еще что, - трёт Борис мочку уха. - Ты когда границу то перейдешь, слушай чего говорят, сам что спроси, да только осторожно! А если до князя допустят, слушай вдвойне, востри ушки.
   - Все понял! - Василий криво улыбается двойственности миссии, посол, да еще и шпион. - Так мне идти?
   - Слышал я, что ты дружину набрал? - игнорирует князь торопливость гостя.
   - Да восемь человек, - цветет Берестов.
   - Это хорошо, но только не вздумай играть щедрого боярина, - грозит пальчиком надёжа земли русской. - Я народным дружинникам плачу четыре рубля раз в полгода, и ты ни в коем разе не должен своим больше давать! Понял.
   - Да, конечно! - спешно кивает Василий.
   - А то меня Возжа со свету сживёт! - смеется Гавриил. - Мы дружинникам, за казённый счет даём оружие, коней и припасов остальное они сами добывают.
   - Учту!
   - Теперь все, ступай и пусть господь поможет тебе в не легком посольском деле.
   Прощаются. Берестов окрыленный, бежит по знакомым коридорам, но перед последним переходом кто-то его окликает.
   - Боярин, - слышится немолодой женский голос.
   Из боковой двери манит рукой новая нянька Милославы. Он замирает на месте не в решительности.
   - Ну чего же ты, давай иди сюда! - требует женщина.
   Василий понимает, зачем зовет, коротко вздохнув, зажимая покрепче сундучок подмышкой, подходит к ней.
   - Ступай за мной, - велит нянька.
   На сколько ориентируется в княжеских палатах, осознает идут ко внутреннему двору на дрогой стороне. На выходе проводница останавливается, отворяет дверь в сад и прежде чем дать гостю дорогу, качая головой молвит:
   - Эх ты жених.
   Отступает в сторону. Берестов потупив взгляд протискивается на улицу, нянька остается внутри, затворяет дверь. В глубине сада, под раскидистой яблоней на резной скамье сидит княжна с увесистой книгой в руках. Подходит, молча садится на растоянии вытянутой руки. Сидят. Милослава смотрит в книгу и кажется не замечает посетителя. Явно не намерена начинать разговор первой.
   - Что за книга? - начинает Василий первым.
   - Житие святого Михаила, - ровным голосом отвечает дева.
   И снова молчание. Наконец она захлопывает книгу, кладет одну руку поверх кожаной обложки:
   - Скажи мне правду, не уж-то я тебе нисколечко не нравлюсь?
   - Говорю правду, очень нравишься, но дело то не в этом, - Берестов коротко взглянув на неё, опускает взгляд в землю.
   Через тропинку заботливо посыпанной крупным песком, от одного каменного бордюра к другому змеится вереница муравьев. Два потока идущих в противоположные стороны сплелись в единую жилу, живую, пульсирующею рыжей массой. Суетятся казявушки, спешат по делам. Кто-то тащит соломинку, палочки ли, какую букашечку или обломок чего-то. Старательно преодолевают препятствия, не упускают добычу, даже если она тяжелее работничка. Бывает и перевешивает трудяжку, но он не сдаётся, вернется на землю, поднимет не малый груз, волочет, упираясь тонкими члениками дальше. Встречные бегут порожняком. Иногда сбиваются с пути, свернут в сторону, опомнятся, пошевелят усиками в воздухе, и бегут назад к знакомой дорожке. Иной раз встретится с другим, ощупают друг дружку усищами, разминутся. То попадется несущий груз, либо обходит, а то и отобрать пытается, в помощники набивается. Суетная толпа кажется хаосом, но эта кутерьма из множества насекомых имеет цель, делают общее дело - вместе строят дом, который, возможно, спрятан где-то в глубине сада.
   - Я знаю, - медленно кивает княжна. - Мне Борис все очень доходчиво разъяснил.
   - Ну вот, - с облегчением молвит Василий.
   - Ты бы мне хоть весточку послал!? - упрекает девушка.
   - А как? Я здесь почти никого и ничего не знаю, мне некому довериться.
   - А ты через Левонтия Тимофеевича передавай, он мой друг!
   Вскипает кровь, укол ровности пронзает сознание. Надувает щеки, уши багровеют, но усилием воли гасит неуместное чувство.
   - Не доведётся мне воспользоваться его помощью, я завтра утром отправляюсь в дорогу.
   - Тебя батюшка к Колодию посылает!?
   - Ага, к нему.
   - Борис говорил, что если у тебя получится, тогда бояре тебя признаю, - отблеск надежды в глазах девушки завораживает. - Тогда мы сможем видиться.
   - Да вот только дело это безнадёжное, - криво улыбается он.
   - А я верю в тебя, у тебя все получится!
   Василий намеривается остудить энтузиазм Милославы, но встречает чистый и преданный взор, что проглатывает все слова разом, опускает глаза в землю, разглядывает носок сапога:
   - Я тебе подарок от Чуди белоглазой привезу. Чего ты хочешь?
   - Хочу! - обиженным голосом отзывается княжна, встает, зажимая книгу за пазухой. - Себя привези живым и здоровым!
   Уходит, не оглядываясь, и только аромат ромашки парит над скамьей.
  
   Товарищи ждут во дворе, спрятались в тенечке, припекает полуденное солнышко. Завидев посла, спешат на встречу.
   - Ну? - спрашивает Вольх.
   - Завтра едем, - отвечает Берестов, протягивает ларчек с подарком. - Не подскажешь, кому лучше доверит подарок для Колодия.
   - Думаю лучше поручить Буяну, он молодец цепкий, - советует десятник.
   - Цена этого подарка моя жизнь, - уточняет Василий.
   - Даже так, - чешет Вольх за ухом. - Тогда лучше я сам за ним присмотрю, свою голову положу, но твою уберегу.
   - Вот, держи, - подаёт посол ключик. - Он всего один, если что сундук бросай, но спасай содержимое.
   - А что там, - прячет ключ в карман.
   - Велено не заглядывать, без крайней нужды.
   - Хорошо, сохраним в секрете.
   Отправляются назад. По дороге Берестов решает кое-что уточнить:
   - Послушай Вольх, а почему вы всегда говорите Чудь белоглазая, не проще ли сказать одним словом Чудь?
   - Нет, потому как есть еще Чудь черноокая. Вот её то и зовут просто Чудь.
   - Даже такие есть? Не слышал о них.
   - Это небольшое племя живущее в окрестностях Оловянска на той стороне у отрогов Серебряных гор. Язычники и у них своя речь, но и по-нашему хорошо говорят.
   - Теперь понятно.
   В корчме общий сбор, уточняют план действий, сверяют, все ли необходимое прикупили. В самом конце разговоров Берестов обращается ко всем:
   - Сколько вам братцы платил Твердович?
   - Так вот четыре рубля, - шустрее всех оказался Мазур.
   - Когда он вам последний раз жалование выдавал?
   - Давненько уже, - теперь говорит десятник. - Должен был по возращению из похода рассчитаться.
   - Мазур, выдай-ка каждому причитающеюся долю, - приказывает Василий.
   - Так рановато еще, - возражает Вольх. - Мы же только поступили тебе на службу.
   - Будем считать что вы у меня с того самого дня как Твердович нас предал. Сегодняшний день будет расчетным днём.
   "Казначей" нахмурив брови, чего-то бурча под нос, отсчитывает каждому по четыре рубля, себе отсчитывает предпоследним, кладёт серебряные кругляшки в карман, последнем выдаёт Буяну, но всего рубль. Здоровяк берет, не возмущается. Но это не нравится Василию:
   - Мазур ты чего это?
   - Так вот ты же ему вчера три рубля давал, - объясняется старый хитрец.
   - То было из моей личной доли, доплати!
   - Ну, вот еще, - баловать раззяву, - сопротивляется Мазур.
   - А я говорю выдай все четыре, - пользуется своей властью Берестов.
   Строптивец нехотя подчиняется, выкладывает недостающие рубли, при этом ворчит поминая чертей и бесов, а так же прошлые грехи Буяна.
   - Мазур, ты случаем Возже не брат? - морщится Берестов.
   Старый ворчун замирает, обижено взирает на говорившего, через четверть минуты, вынимает кошель сгребает туда все наличности, надув губы подает вязку с деньгами Василию.
   - Я не хотел тебя обидеть! - тот отодвигает протянутую руку. - Ты все делаешь правильно, вижу, деньги у тебя в сохранности будут. Но ворчишь ты почем зря слишком уж много.
   Мазур не меняясь в лице прячет кошель.
   - Ладно братцы, время у нас еще есть, так что давайте, займитесь своими делами, рубли вон потратьте, - предлагает Берестов.
   Люд заметно оживлённые расходится, в корчме остаётся Василий да хозяева.
  

*****

  
   Сегодня с утра, Ахав все же попытался встать, подняться на ноги сумел, да не удержался, рухнул на пол, к счастью на здоровую сторону. Сам, хоть и с трудом забрался на кровать.
   В помещении Барма, как всегда проводит утренние процедуры. По их окончанию пытается взять высокородного на руки, что бы вынести на улицу, но Тхи-Ку протестует, просит помочь при ходьбе. В обнимку выходят наружу, колени дрожат, ждёт не дождётся, когда сядет в кресло.
   Устраивается в привычном ложе поудобней. Полчаса отдыхает от первой хоть и не самостоятельной прогулки, пусть короткой, но уже не чувствует себя таким беспомощным как прошлые дни. Силы возвращаются.
   Не до рассказанная повесть жизни не даёт покоя, речь непроизвольно течет из уст Ахава:
  
   Перед ним огромные двери Великого храма, за ними зал Советов. Хранители Алтаря, мрачные стражи без страха перед смертью, по не видимой команде подходят к створкам, взбугренными от мышц руками растворяют двери. Там огромный темный зал, лишь узкий проем в высоком потолке бросает столб света в середину помещения, на его краю, почти в самом конце высится двойной трон.


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"