Аннотация: Коментарии, замечания, пожелания и оценки оставляете пожалуйста здесь
Вечер опускается на столицу, высокие пики гор все ещё блещут хрусталём льда в лучах заходящего солнца. Тянутся розовым шлейфом облака, скользя по вершинам, будто свадебная вуаль великанов. Ущелья и эскарпы дышать тьмою, еще немного изольется темень ночью.
Но здесь в долине, сумрак уже выбирается из потаённых мест, крадется из-за углов, предвкушает власть ночи. Сухие ветки старого сада, лишенные листвы, похожи на скрюченные хваталища демонических бестий. Тянутся из гущи морока, заграждают ход, пытаются помешать мужчине пройти вглубь. Но за сухостоем маячат нежные цветки вишни, наполняют воздух сладким благоухание, влекут белыми пятнами, словно маячки, указывают верный путь романтическому сердцу.
Воздух вибрирует от симфонии цикад, стрекот то нарастает то убывает, отбивает такт как будто биение сердца позднего вечера. Давит звук на слух, зажимает перепонки как ватный вставки.
Под сенью прибрежных нив, по круговой дорожке, медленно прогуливается женская фигура, укуталась в накидку, тянет свежесть с водоёма.
- Вая, - зовёт девушку высокородный Ку.
Изящный силуэт замирает, поворачивает головку в пол оборота, глядит на легкие разорванные круги волн, тревожащих зеркальную гладь, созданных лапками кулика топчущего прибрежную отмель.
- Здравствуй, свет мой во тьме, вот мы и снова вместе, - Ахав приветствует Ваю полушепотом.
- Ты не сносен мой друг! - не поднимая взора отзывается она.
- Почему, мёд моей жизни!
- Ты не выносим, ты льстишь мне бессовестно, - смущенно улыбается юная особа, все еще не поворачивая головы. - Зачем ты смущаешь меня, зачем тревожишь?
- Я не хочу тебя смутить, я лишь говорю правду! - высокородный Ку пытается взять её за плечо, но она уклоняется.
- Нам не нужно видится, отец будет гневаться, - вскидывает Вая печально-молящий взор. - Он ведь нам запретил.
- Да, в тот самый день, когда я просил у него твоей руки, - напрягается лицо Ахава, ноздри расширяются. - Отказал в гневной форме и запретил к тебе приближаться.
- У него свои резоны, - поясняет девушка, склоняю головку влево, взирая куда-то в землю за спиной поклонника.
- Какие еще резоны, - горячится Тхи-Ку, в бессилии сжимая и разжимая кулаки, не решается прикоснуться к возлюбленной, страшится повторного отказа.
- Сегодня кое-что случилось, - слегка сходятся брови, возводят изящную складку, переносица вертикально прочерчена, словно граница между двумя сердцами.
- Что такое солнцеликая? - встревожен Ахав.
- Сегодня днем мой отец заключил договор обручения, - прижимает руки к груди, сжимает плечи, будто ищет защиты. - Ахав, меня выдают замуж!
- Кто этот подлец, скажи его имя
её взор наполнен тревогой
- Скажи мне имя, я должен знать! - примирительно просит Тхи-Ку. - Я должен знать!
- Обещай мне, что ты не будешь делать глупостей.
- Обещаю!
- Почему-то я тебе не верю, - она взирает незамутненными очами, брови слегка приподняты, ждёт правды.
- Я достаточно взрослый что бы отвечать за вои слова, - с легким укором отвечает поклонник.
- Это служитель из высокородных, - безнадёжно вздыхает юная дева. - Его зовут Кими-Вак-Хи.
- Что? - перекошено лицо Ахава в гневно-презрительном оскале, - это ничтожество, эта падаль Вак-Хи, да я убью его...
- Ты обещал... - Вая пальцами закрывает ему уста, взирает печально влажными очами, упирается лбом в грудь мужчине, рука скользит по щеке, касаясь мочки уха идет к шее, дальше вниз, ложится на плечо. - Такова моя судьба!
- Как же он мог, разве твой отец не видит что за ничтожество этот Кими? - все еще дрожит от гнева голос высокородного Ку. Несмело обхватывает её за плечи, прижимает к груди, она принимает объятья с готовностью.
- Мой отец считает, что Вак-Хи будет следующим верховным служителем. Он же любимиц Тхэ-Та-Дана.
- Это вряд ли, есть другие могущественные претенденты, желающие занять место верховного служителя. Просто так ему столь завидное место не взять.
- Как бы там ни было, но мой отец хочет, что бы я стала женой высокородного служителя, - Вая осторожно выскальзывает из объятий. - Он хотел сына, что бы тот стал служителем.
- Вая свет моего сердца, я не позволю этому свершится! Слышишь, я сделаю все, что в моих силах!
- Ахав, нам нужно смирится! - девушка отдаляется все дальше, медленно отступая по мощенной дорожке, взгляд потуплен. - Такова моя судьба. Ты один, против всех, ты погубишь себя, а это не хочу!
Вая, - одним прыжком преодолевает Тхи-Ку разделяющее их расстояние, сгребает девушку в охапку. - Не отдам, никому не отдам.
Её слова режут по живому, он делает больно ей радости всей жизни. Она хочет уйти, не желая того, её разрывают противоречия, а он усугубляет мучения милому человеку. Все естество рвётся к ней, так хочется прижаться к нежному телу, объять гибкий стан, зарыться лицом в ароматные волосы, коснуться её губ. Но именно это доставляет страдания, она жаждет того же но груз ответственности и страх за любимого заставляют её рваться из желанных объятий.
- Прости, - выпускает ее из рук, отступает на шаг не в силах оторвать взгляда от девушки.
Вая отворачивается, фигура поникшая, неспешными шагами, под звон цикад уходит в ночь, одна так и не сказав прощай.
В начале недели через несколько дней после последней встречи с Ваей-Ээк-Ва, высокородный Ку как обычно спешит на главную площадь. Там собирается почти вся знать города, дабы помолится перед алтарём Великого Тха и попросить Благодетеля о милости на всю неделю. Это стало традицией.
Раннее утро, солнышко ласкает кожу, ветерок треплет волоса, над городом стоит аромат цветущей вишни. Сады благоухают, резко контрастируют с темным и серым городом. Жизнь набирает силу, зима прошла, так и хочется податься дурману весны.
На площади перед статуей Тха уже собралось с полсотни знатных мужей. Разбившись на малые группки о чем-то судачат, разглядывают вновь прибывших. Ахав встаёт рядом в высокородными Ран - отец и сын. Старший знаменитый лекарь, искусный и обласканные Верховным Служителем и Правителем, но сын не пошел по стопам отца, служит в гвардии в одном из полков расквартированных в столице.
Тхи-Ку здоровается с ними, но не присоединяется, стоит в одиночестве, ждет начала молитвы.
Рядом в двух шагах, объявляется кто-то еще, но не оглядывается, видеться ни с кем не хочется, не то что говорить.
- Доброе утро, - идет слащавое приветствие от только что пришедшего соседа.
Ахав поворачивает голову и чуть не разражается чертыханьем, это Кими-Вак-Хи, но приветствует семейство Ран. Завидев Тхи-Ку, делает шаг на встречу, учтиво, но фальшиво кланяется.
- Здравствуй Ахав-Тхи-Ку, - лыбится скользкий тип Вак-Хи.
- Добрый день, - Ахав старается не терять над собой контроль.
- Хочу поделиться с тобой радостной вестью, - продолжает Кими.
- Я думаю тебе понравится, - льёт сладким медом высокородный служитель. - Я женюсь, но самой прекрасной девушке в столице, на Вае-Ээк-Ва!
Адреналиновый удар проламывает все заслоны, прорывается ненавистью, Ахав хватает слащавого щеголя за грудки и сквозь зубы рычит:
- Я тебе башку оторву!
Но в туже секунду две пары рук оттаскивают Тхи-Ку от Вак-Хи. Это отец и сын из рода Ран:
- Остановись Ахав! - взывает старший Ран. - Не порти себе жизнь!
Кими с торжествующей ухмылкой, жаля едким взглядом соперника, как ни в чем не бывало поправляет помятую одежду.
- Я убью его, - рвется высокородный Ку.
Но крепкие руки отца и сына не выпускают разгоряченного Ахава. Оттаскивают в сторону, прочь от высокородного Хи и остальных дворян, от греха подальше.
- Стой, тебе это не поможет. - Туин-Оол-Ран старший пытается пробиться к разуму Тхи-Ку. - Верховный служитель не простит тебе этого. Служителям нужны деньги которое её отец даёт в качестве преданного.
- У меня денег больше, я выкуплю её.
- Им нужны еще и земли рода Ва. В роду нет наследника, и старик завещает все земли мужу Ваи, а это значит, что они отойдут служителям. Может ты тоже отдашь свои владения.
- Я пойду на это, ради неё.
- Не будь дураком, им твое имущество не интересно, у тебя слишком много родни среди знати, которые оспорят твое решение. Забыл о своих сестрах.
- Что мне делать?
- Смириться!
- Что?
- Смирится, ибо у тебя нет выхода. А будешь упрямиться, погубишь её и себя и оба ваших рода. На тебе огромная ответственность Ахав, прояви благоразумие.
- Я вызову его на поединок и убью!!!
- Дуэль? Да ты что, он же служитель. Тхе-Та-Дан может запретить ему поединок, что и сделает. А тебя, если будешь настаивать, накажет. Здесь ты бессилен.
- Это мы еще посмотрим, - уже спокойным голосом перечит высокородный Ку.
- Тебе лучше пойти домой, сегодня тебе необходимо помолится в одиночество, - просит Оол-Ран.
- Неужели ничего нельзя сделать, - неожиданно для себя самого взывает к именитому лекарю.
- Увы, мой друг, ничего! - печальным лицом качает головой старший Ран. - Если бы это был высокородный офицер или помещик, у тебя бы был шанс, но это высокородный служитель и любимчик Тхэ-Та-Дана. Здесь даже ты из столь достославного рода Ку бессилен.
Тхи-Ку резко отворачивается, идет обратно домой, имея совершенно иное мнение. Сдаваться не собирается.
... Ахав мякнет, голова безвольно валится в сторону, глаза прикрыты:
- Сегодня что-то я устал, остальное расскажу потом.
- Да конечно, - соглашается наставник, поправляет съехавшее одеяло. - Поспи пока, а я тебя потом перенесу на кровать.
Но пациент уже не слышит, провалился в дрёму безмятежную, много сил отдал за рассказом.
*****
Сюрприз так сюрприз, неожиданный, а главное необыкновенно приятный, от такого не желая зардеешь. Перед Василием стоят друзья - Вольх, Мазур, Веселин, Горазд, Воислав, Буян, Макар и восьмой неизвестный, не видел прежде.
Вперёд выходит Вольх:
- Сорока нам тут на хвосте весточку принесла. Говорят, будто ты боярин дружину набираешь.
- Братцы, как я рад вас видёть, - обнимает Вольха.
Десятник отвечает взаимностью, остальные собираются вокруг хлопают Берестова по спине плечам рукам, заключает в объятья каждого по очереди, приветствуют все разом.
- Где ж вы столько были, я уж думал вы меня забыли! - блестят бриллианты слезинок на осоловелых глазах Василия. - Чего же вы столько времени не объявлялись?
- Как же вот забыли, столько пота вместе вот пролили, сколько болотной жижи выхлебали, а кровью землюшку вот поили - такое вот не забудется!!! - смахивает Мазур едкую каплю со щеки.
- Да княже нас к делу приспособил, - поясняет долгое отсутствие Вольх. - Ловили прихлебателей Твердовича. Вчера только вернулись.
- Всех поймали?
- Почти, один ушел, сообразил что делать, узнав о возвращении княжны.
- Это Добромил, - знакомит Макар с восьмым ратником.
Это круглолицый, розовощекий, будто девица с мороза, мужчина лет сорока пяти. Темные волосы обстрижены под горшок, из-под кустистых бровей выглядывают искристые, цвета морской глубины, очи. Над заботливо подстриженными усами господствует курносая картофелина, удачно дополняющая жизнерадостный вид владельца.
- Наслышан-наслышан, - протягивает руку новичок. - Вот значит, какой ты Василь, спаситель княжеской отрады!
- Как нога-то, - крепко жмёт руку Берестов.
- Да я уж и забыл о том, что было. Спасибо, все уже заросло, - ему явно нравится, что незнакомый человек в курсе событий его жизни, улыбается с нескрываемым удовольствием.
- Ну что берешь вот нас к себе, - повторяет Мазур вопрос десятника.
- А вы что разве не на службе?
- Так, Твердовича нет, дружины его тоже, мы все что осталось, - обрисовывает ситуацию Горазд. - Сейчас вне службы, идти надобно к другому воеводе, да вот прознали, что ты в дружине нуждаешься. Решили к тебе на службу пойти!
- Для меня, нет большей чести, чем служить русской земле вместе с вами, друзья мои! - речёт Василий, одаряя каждого восторженным взглядом.
Вольх кладёт ему руку на плечо, взирает глаза в глаза, подбадривает:
- Вместе мы сила. Доказали уже супостатам, чего мы стоим!
- Я теперь с вами, хоть к черту на рога!!!
- Можно вот и к черту, - соглашается Мазур, хитро заглядывая в глаза новоиспечённому послу. - Вот только ни оружия, ни коней, даже вот харчей нет. Как же вот мы без снаряжения?
- Ох, князь же мне денег дал, - бодрит друзей Берестов.
- Сколько? - шарит Мазур глазами по карманам благодетеля, с добрым скепсисом на лице.
- Сорок!
- Ну, да? - хватается за лоб пожилой возница, другие округляют очи, лишь Вольх странно морщится.
- Где? - тянутся любопытные шеи.
- Правда на руке не дал, - признаётся Василий. - Велел к Возже зайти.
- Ах, - ратники выдыхают с разочарованием.
- Что так, - вздергивает бровь, чуёт Берестов неладно.
- Грамотку вот он тебе написал? - с прокисшей физиономией уточняет Мазур.
- Нет, велел так зайти, Возжа предупреждён!
- Ну, все, - машет рукой Буян, будто хлещет по кому-то неведомому, с глубоким разочарованием во взоре. - На Возжу, где сядешь, там и слезешь!
- Да с княжеской вот грамоткой мы бы вот больше взяли, - сокрушается Мазур. - А так половину бы стребовать!
- Что, так плохо? - напрягается Василий.
- Ты Василь, должен помнить, как мы вздыхали по поводу Возжи, черпая горох в походе, - напоминает Вольх. - Скупость и неуступчивость Возжи, притча во языцех по всему Белоградью. Никто не может с него всей положенной суммы стребовать. Поговаривает, даже князю не выдаёт всех требуемых гривен. Стережет казну пуще кащея свою смертушку.
- Зато казна в целости, - замечает Макар.
- А что толку, - вразумляет десятник. - Она на дело идти должна, а не лежать камнем тянущем на дно державу.
- Это вот, - влезает Мазур. - За гривнами надобно прясмо сейчас идтить, вот. А то завтра Возжа вот не сможет вспомнить о наказе князя, совсем ничего не даст.
- Ладно, посмотрим, что за птица и с чем её солят! Прямо сейчас и пойдем, - решает Берестов. - А знаете куда идти?
- Кто ж не знает где скупердяй засел, - хихикает Макар.
- Идём, - первым "встаёт на ногу" Вольх. - Тут совсем рядом.
Дружная ватага легким шагом обходит княжий двор вокруг, с северной стороны к белокаменному комплексу примыкает прясоугольная выбеленая огорода в полтора человеческих роста, за ней видны лиш черепичные крыши притаившихся в гулубине строений. У ворот с двухскатным навесом, с караулками по обе стороны толпится десятка два служивых, при доспехах и полном вооружении, взирают хмуро на приблежающихся гостей, руки в напряжении лежат на рукоятях боевой стали.
Вперед выходит черноусый ратник, поднимает реку ладонью вперед, лицо напряженное как у мальца переевшего сгущенки:
- Стойте, куда спешите?
- Как куда? - подбоченивается Мазур. - К Возже вот!
- Зачем? - кривится начальник стражи.
- А зачем к нему ходять? - теперь уже Вольх хитро улыбаясь, отвечает вопросом.
- Всех разом не пустим, только по одному, - черноусый демостративно поглаживает рукоять исезающую в клепаных ножнах.
- Нас всем и не надо, - киват демятьник.
- Только мне нужно, - уточняет Берестов.
- Как звать? - интересуется страж.
- Берестов Василий Федорович!
- Ты иди, - кивает старшина охраны. - Про тебя нас предупреждали, остальные здесь подождут.
Василий держа подбородорк параллельно земле направляется к воротам. Но дорогу заступает другой ратник:
- Оружие есть?
- Нет!
- А ну карманы покажи, - требует страж.
Берестов послушно выварачивает пустые карманы.
- Кафтан распахни, - следующее требование.
Подчиняется и этому приказу. Воин оглядев ггостя со всех сторон, безцереммонно, со знанием дела задрав полу вурхней одежды удовлетворенно кивает:
- Хорошо, иди!
Эти слова будто команда кому-то внутри, створки ворот протяжно скрипнув расходятся наружу, но не сильно, только что бы гость прошел. За воротами еще пара дюжин ратников, таких же смурных и в железе, смотрят на посетителя с подозрением. Вдоль стен, с каждой стороны, по двое прогуливаются еще охранники, основательно стерегут казну.
Остальные дабы не мозолить глаза излишне нервных стражников отходят за угол в пыльный проулок. Макар остаётся на углу, дабы узрёть возвращение Берестова, подпирает каменную стену плечом.
- Вот что думаете, сколько Василь с Возжи возьмёт? - начинает Мазур.
- А сам-то что скажешь? - интересуется Горазд.
- Двадцать гривен, вот! - хлопает себя по бедру пожилой хитрец.
- Не знаю, - пожимает плечами семистрелец.
- А ты Вольх вот что думаешь? - обращается Мазур к старшему. - Ты вот и Василия и Возжу знаешь.
- Знаю, но я лучше промолчу, - дистанцируется от спора десятник.
- А я думаю он больше возьмет, - подаёт голос Буян.
- Вот сколько больше, - поддается азарту старый возница.
- Трудно сказать, я думаю гривен тридцать, точно стребует, - морщит подбородок здоровяк.
- Бьемся об заклад!? - протягивает руку Мазур.
- Ладно давай, - соглашается Буян. - Я говорю тридцать.
- А я говорю не больше двадцати пяти.
- Идёт! Что в заклад?
- Алтын!
- Согласен, Добруша разбивай.
Добромил главным образом шлепает ладонью по здоровенной ручище Буяна в которой буквально утонула сухая ручонка Мазура.
- А ты Веселин, не поддержишь? - вопрошает последний.
- Нет, я знаю Василия, но совсем не знаю Возжи. Не могу вас поддержать., - улыбаясь качает головой целитель.
- Горазд?
- Нет, вы уж без меня! - отмахивается обеими руками следопыт.
- Доброслав?
- Я наоборот, знаю Возжу но не знаю Василия, так что вы уж без меня.
- Вольх, ну а ты вот?
- С моей стороны спорить с вами Мазур, будет бесчестно, но я сделаю вот что, - десятник подходит к одиноко топорщимся листам лопуха, вырвавшегося из-под камней стены, склоняется над ровным слоем пыли у обочины, прикрываясь листком что-то пишет в тайне от товарищей. Накрывает лопухом и прижимает сверху булыжником что бы ветер не сдул и не оголил надпись. - Вот, когда Василь вернётся, посмотрите.
Берестов огибает угол загораживающего обзор строения. Впереди двор в тени раскидистого дуба. Все выметено, дорожки ровные, обочины выложены гладким камнем чуть ли не по линейки. Цветы высажены симметричными рядочками. В конце, слева от старого дерева, свежевыбеленное здание без окон, с небольшими воротами и огромным замком на них. Чуть справа, дубовый стол с по порядочку расставленными лавкам. Спиной к белой стене, лицом к гостю восседает рыжебородый Возжа. Что-то старательно записывает на листок бумаги. Вокруг аккуратно уложены в симметричные стопочки исписанные и не использованные листы, писчие перья лежат перышко к пёрышку, четыре чернильницы выставлены ровным квадратом, чуть в стороне стоит в рядочек несколько одинаковых туесков. Если глядеть на рыжую бороду, то не скажешь, что владелец любитель стерильного порядка, резко не согласуется внешний вид её носителя с обстановкой, но многое о нём говорит.
Василий подходит к столу, боярин старательно выводит в идеально ровно расчерченных колонках одинаковой величины буковки на одном уровне, кажется посетителя не замечает.
- Добрый дёнь! - здоровается Берестов.
- Чего? - не приветливо и не отрываясь от дел, бросает Возжа!
- Я от князя...
- Знаю все вы от князя! Сколько?
- Сорок.
- Нету! - будто топором обрубает боярин. - Дам двадцать и все!
- Князь велел... - пытается сопротивляться гость.
- Князь всем велит, да только за казной он не следит, я же не квочка несущая гривны, не с неба они валятся. Я здесь еще его батюшкой поставлен, дабы казну беречь!
- Сорок! - напирает Василий, - я же не для себя, это для дела...
- А я здесь что, девок что ли тискаю? - поднимает глаза рыжебородый. - Я тоже на державной службе, мои задачи поважнее твоих будут, или нет!
- Все так! - не спорит Берестов, упирает руки в край стола нависая над столешницей. - Но мне в посольство собраться, дружину нанимать, снаряжаться, лошадей покупать. На что я людей содержать буду!?
- А я не то, что весь город содержу, на мне вся Русь. Посмотри вокруг, сколько людей здесь и все на мне. И все приходят и требуют - дай, дай, да дай! Никто ведь не несёт, а всем надо. Двадцать и все, я сказал!!! - казначей макает перо в чернила, внимательно следит за вращением писчего предмета с тем, что бы равномерно окунулся в темной жидкости, пишет дальше.
- Но послушайте... - не отстаёт Василий.
- Нет, я сказал, - перебивает Возжа. - Двадцать это все что я тебе дам!
- Вот вы такой... - пытается льстить гость.
- Не надо, - обрывает боярин. - Я ваши штучки дрючки хорошо выучил, меня этим не купишь!
- А может...
- Нет, - чуть ли не вскрикивает казначей, - не надо, меня не уговорит, поверь, тут знаешь какие богатыри были и знатные мужи, а какие на язык и похвалу ушлые. Меня ничем не проймешь, и даже не пытайся. Бери двадцать и иди, служи!
- Придется идти к князю, - Берестов пытается надавить в отчаянной попытке.
Рыжебородый расплывается в самодовольной улыбке, торжествует упрямец, считает, что победа за ним:
- Иди-иди! С тем же и придёшь. И пугать меня не надо. Бери двадцать, пока даю, а то ведь и передумать могу!
Василий более не видит возможностей воздействия на Возжу. Прикидывает в уме, что такое двадцать гривен, хоть и плохо ориентируется в местных ценах, но даже ему понятно, на все что велел прикупить князь - этого не хватит. Как быть?
Не взять Возжу в лоб, не той он породы. На лесть не купится, угроз не боится. Скряга жуткий. Такого стандартными методами не пробить, привык ко всему, иммунитет выработал к любым нападкам! Любит порядок и предсказуемость, вон как у него все по колоночкам подсчитано, каждая вещь на своем месте.
Но тут в голове всплывает первая встреча с князем, разговор о якобы знатном происхождении Василия...
- Говоришь, шапки не ломаю, - вспоминает вслух проситель. - Спины не гну, извинениями не сыплю. Вот значит как.
- Ты чего! - встревожен казначей странным поведением гостя.
Берестов озаряется торжествующей ухмылкой - "Ага, вот ты и попался, вот где твоя ахилесова пята!":
- Я тебе покажу дебет с кредитом, ты бухгалтеришка несчастный узнаешь у меня где депозитов с фьючерсом поживают!!!
- Ты это, ты чего, - роняет Возжа перо на стол, глаза медленно округляется, а розовые щеки светлеют.
- Ну ты, решил мне дефицит бюджета устроить, аллокацию задумал, а может тебе рестрикцию бюджета учинить! - Василий упирается коленом в лавку переставляя руки на середину стола роняя ровные стопки бумаги.
- Эй-эй, ты это прекращай, - хмурит брови Возжа утратив былую самоуверенность.
- Маржу спотаешь, девелопмер недоученный, - уже двумя коленями стоит на лавке наглец.
- Дом тебе еще пять сверзу и иди с миром, - пытается отделаться казначей, утратив остатки былой прыти.
На ветку, гнущейся под сочной листвой, старого дуба, одаряющего сытной тенью крышу казначейства, гулливой стайкой приземляется ворбьинный рой. Пичужки чирикают, суетливо толкаются, пытаясь выбрать место поудобней, перелетают с нижних ярусов повыше, садясь чуть ли не на головы собраться. Толкаются, верещат, не может успокоиться юркое племя. Но не долго продолжается толкотня, умаживаются пташки, сбавляют шумный гам, но пискливой почирикивание, сидят нахохлившись, распушили перья. Присматривают за спорщиками у белой стены.
Берестов входит в раж, поймал удачу за чуб, рулетка запущена, на кону вожделённый куш!
- Хеджируешь бюджет за счет дебиторов - сорок тебе сказано! - гость борзеет, колено правой ноги водружается на стол, а тело практически нависает поперёк стола, угрожающе приближаясь к боярину.
- Тридцать, - все еще не сдаётся казначей, откидывается на зад чуть не падает. Скамья с тихим стуком опрокидывается, но тот устоял на ногах, пятится к стене.
- Левереджинг у меня не пройдёт, - несёт пургу Берестов, главное побольше слов непонятных да позаковырестей, бить Возжу, не давать опомнится. Уже обеими ногами встаёт на стол.
- Э-это все-ё-ё-ё, - безнадежно отбивается боярин, пытаясь скользит по стене к спасительному великану с раскидистыми ветвями.
- Ах ты Брокер рыжий, Терминатора на тебя нет! Сорок!!!
- Чур тебя, Чур! - хрипит казначей и лезет в левый карман. Достаёт еще три гривны и кидает распоясовшемуся чужаку.
Воробьи, напуганные приближающимся шумом, идущего от спорящих людей, с тревожным чириканьем вспархивают и уносятся в сторону княжьего двора. Лишь сбитый лист покачиваясь подает на землю.
- Ну, нет ты посмотри на этого камерира, этого финансиста доморощенного.
- Взж... взж...- трясется подбородок Возжи, не способен членораздельно изъясняться. Трясущейся дланью лезет за пазуху, извлекает тукой кошел под лучи солнца, руками ходящими от тряски ходуном, с трудом раскрывает кошель и, роняя на землю монеты, извлекает последние две гривны!
- Ну, вот давно бы так! - произносит Берестов ровным голосом забирая последние серебряки, но тут же не удержавшись делает полуприсяд разводя руками.
Возжа брякается на пятую точку, вздрагивает будто от икоты, глаза по чайному блюдечку, лицо хоть сейчас постель застилай.
Василий уходит, бросая казначею не оборачиваясь:
- Рад был встрече, теперь до следующего раза!!!
- Не бывать, - сипит боярин, - не... кхе, кхе...
Заходится в сухом кашле.
На выходе стража уже не такая подозрительная, косятся на вспухший карман, но без слов отворяют ворота, выпускают гостя наружу.
Слева от угла ограждения машет Макар. Берестов идёт туда. В проулке все товарищи, стоят ждут.
- Ну, - обступают товарищи с надеждой и сомнением в глазах.
Василий неспеша вынимает кошель из кармана, развязывает вязку и явив металлический бруски взорам, объявляет:
- Сорок!
Над проулком тишина, взирают друзья ошарашено в глаза сомнение и удивление, лишь Вольх с удовлетворением в очах едва приметно кивает, да Веселин поглядывает с непроницаемым лицом и приветливой полуулыбкой, танцующей на губах.
Воислав списывает камень с лопуха и отодвигает лист. Все видят в пыли четко прочерченную цифру сорок!
Мазур сдвигает шапку на переносицу, чешет затылок:
- Я вот чего-то пропустил?
- Нет, я же говорил что знаю и Возжу и Василия, потому и спорить не стал!
- А кто же выспорил? - моргает удивлённый Макар.
- Дав вот никто, - отвечает пораженный Мазур. - Если бы Вольх спорил, его бы куш был!
- Удивил, - кивает Горазд Берестову.
- Сдаётся мне, что мы с тобой не пропадем Василь, - улыбается Буян в два ряда зубов.
Наконец ступор с товарищей слетает, каждый подходит и хлопает по спине плечу, проявляют радость. Мазур проявляет любопытство:
- Как же ты вот так сумел?
- Да вот сумел!
- А Возжа что?
- Как что, я теперь знаю почему его Возжой прозвали.