Аннотация: Коментарии, замечания, пожелания и оценки оставляете пожалуйста здесь
Высокородный напротив прищуривших, хотя никогда не жаловался на зрение, разглядывает заросли. Очевидно, клич совы неспроста прозвучал в такт спутнику, человек отозвался. Не одни они здесь. Но сколько бы ни вглядывался, ничего приметного разглядеть не может. Только редкие увядающие листья, раздражают взор отличным от зелени цветом - напоминают об осени. Время не ждёт.
Закончив с едой, Барма откидывается на ствол дерева, ёрзает позвонком по коре, устраивается, дабы не давило.
- Вот Ахав, теперь можно и поговорить!
- Я весь во внимании, - в глазах высокородного подрагивают отблески дня.
- У нас все просто, все вокруг - это и есть бог, вернее Создатель и зовем мы его Род! Он все родил, все создал - это Он и есть! Все что ты видишь часть Его, все что ты чувствуешь, тоже. А созданы мы из плоти мирской и части духа Создателя. Но мы наделены собственной волей, мы не управляемы им, но с нас будет спрошено. А что бы мы не натворили несуразного, дадена нам совесть, как мерило нашей жизни. Но её можно спрятать, посадить под "замок", чем многие и пользуются.
Наставник умолкает, поднимает старую ветку с растрепанными обрывками коры. На самом конце у слома, красноватый муравьишка исследует древесину. Живое существо, толи почувствовал, что здесь что-то не так, толи просто сработал инстинкт - реагирует. Мураш упирается брюшком в твердую древесину приподнимает верхнею часть тела, шарит усиками в пространстве. Вверх-вниз, вправо-влево, качнется из стороны в сторону, пошевелит усами тут и там, нет ничего. Перебегает с места на место, вновь настораживается, задирает головку, шевелит усиками, будто прислушивается, даже переднюю пару лапок оторвал от прочной поверхности, пытается ухватиться за пустоту. Мужчина усмехаясь откладывает палочку с лесной тварью в сторону, подальше от себя, что бы не на роком не задавить козявочку.
- Все в жизни взаимосвязано, земля и люди, наши мысли, поступки все отражается в окружающем мире и возвращается нам в том или ином виде. Что посеешь то и пожнешь. Обидишь невинную душу, разлетится её горюшко по миру, отразится от звездочек от лика небесного, ударит в землицу, отзовется она землетрясением. Слеза горькая, что удар Сварожьего молота, сокрушает горы.
Веточку зря не отломи, больно деревцу, не супротивится оно, безмолвно, но все чувствует. Ибо душа живая. Не навреди, живи сам и дай житие другим. А напакостишь, жди беды, день два, год, десять, но оно вернется. Побежишь по лесочку споткнешься за другую веточку - зашибешься! То тебе твое безобразие аукнется. Мир он как зеркало - все отзовётся, все вернётся назад, да ещё сторицей.
Собеседники переглядываются, говоривший с интересом, пытается дознаться до помыслов другого. Слушающий, настороженно, закрылся, не кажет душеньки, услышал сказанное, но не доверился. Витает безмолвие, словно стая мошки перед углом карниза.
- Ты говоришь, у всего есть душа, - недоверчиво взирает Тхи-Ку. - И у камня тоже?
Поднимает гальку красноватого цвета в белую крапину со странными прожилками, словно вены пронизывающие твердую плоть. Взвешивает на руке, приглядывается, как будто хочет разглядеть незримое. Растворяет длань, выдвигая руку к собеседнику.
- Да есть! Только она пассивна, лишена воли, не то что у живых, - Барма заглядывает в самую глубь темных очей спутника. - И камень можно заставить говорить. Только нужно знать как, и душу чистую иметь.
- Очень интересное у вас восприятие мира, - выпячивая грудь, вздыхает Ахав с широченной улыбкой на устах.
- Ладно в дорогу, - поднимается лесной житель.
Печатают ступни змеевик лесной проторины, мелькают деревья по обеим сторонам. Несут ноги путников все дальше и дальше по беспролазной чаще, но отменной тропе. Обдаёт свежий воздух напоенный духом лесных запахов, бежать бы век, да не огладываться на обиды, неудачи, на горе и беду. Легко на сердце. Все заканчивается вдруг, через пару часов.
Впереди просвет, видна река бегущая на юг, чуть дальше простирается, отделенное узким плато, почти безжизненные просторы болот. Знакомые места, до боли знакомые, но не верится...
- Вот и все, - выдыхает Барма полушепотом. - Дальше ты пойдешь один!
- Этого не может быть!!! - поблескивает влага на расширившихся глазах высокородного.
- Чего не может? - ровно переспрашивает Барма.
- Это же край леса! Я думал, до этих мест будем добираться пару недель...?
- Великий Лес не только кормилец и защитник, но и помощник, - вскидывает наставник подбородок. - Для человека с правдой в сердце может и сократить пространство, а для недруга растянуть.
- Так вот как вы победили Великую Армию, - вскрикивает слегка побледневший южанин, неестественно пуча глаза.
- То мне не ведомо. Давно это было.
- А может, они всё ещё бродят где-то в бесконечности Леса!?
- Может и бродят, если ещё живы, - усмехается лесной житель лучистыми очами.
- Вот почему вы так бережете свои деревья...
- Это не главное, - с налётом разочарования в лице вздыхает спутник.
Молчат, разглядывая округу.
Да-ааа, - тянет Тхи-Ку. - А было то все совсем недавно, а кажется что целая жизнь прошла.
Спутник не нарушает безмолвия. Внимательно рассматривая говорящего, взирает неотрывно, а в уголках очей таится странная тень. Что-то легло на душу наставнику - не сказывает.
- Вот куда нас завел белоголовый, к чему принудил, - продолжает южанин.
- Это ты про Василия? - реагирует собеседник.
- Как-как? - вспыхивает взор высокородного. - Как его зовут?
- Василий Федорович Берестов, такого его полное имя.
- Что ж я запомню как зовут моего эээ..., - поджимает Ахав губу пытаясь найти приемлемое слово для выражения отношения к заклятому "другу"
- Я понял, - обрывает наставник мучения подопечного. - Но я тебе больше скажу - он пришел дорогой древних!
- Как это? - сужаются вежи знатного мужа. - Этого не может быть. Наши служители уничтожили Древо путей еще...
- Жизнь невозможно уничтожить, - прерывает Барма. - Твоя правда - Древо погибло, да новое взросло!
- Вот значит как! Вы вырастили новое...
- Думаю ваши уже знают и про Древо и про пришедшего дорогой древних.
- А мне не сказали.
- Не могли, тогда они еще ничего не знали.
Молчание, сдобрено шелестом листвы, птичьим говором и плеском воды. Наставник постояв минут лезет в котомку, извлекает нож в берестяных ножнах с ручкой отполированной руками в результате частого использования, блестящей будто покрытая глазурью.
- Вот возьми, мало ли что, в дороге пригодится! - нерешительно протягивает подопечному. - Всерад просил, что бы я тебе не давал оружия..., но мало ли что, дорога у тебя дальняя, совсем без всего трудно придётся.
- Спасибо, - дрогнувшей рукой принимает подарок Тхи-Ку.
Разглядывает вещицу. Лезвие грубой ковки, но добротное, не длинное, но прочное, не оружие, но для подсобных надобностей самый раз, больше инструмент. Хоть что-то.
- Будем прощаться, - Барма первым решается произнести печальную фразу.
Заминка, мягкая тишина сдобренная молвою природы ласкает души погрустневших людей.
- Послушай меня, Друг мой!!! - Ахав первым прерывает тоскливую паузу. - Запомни, если когда-нибудь, может быть, случится так, что нам придется встретиться в бою, на поле брани... Я никогда не подыму на тебя оружия, даже если ты меня захочешь убить! Ты мой друг!!!
- Друг мой, - очередь лесного жителя. - И ты помни, что если нам судьбою такое положено, я никогда не подыму на тебя руки, не враг ты мне - Друг!
Взирают друг другу в очи, прямо, открыто не таясь!
- Прощай Ахав!
- Прощай Барма!
Обнимаются.
Расходятся друзья, не оглядываясь. Один скрывается под сенью могучих деревьев, растворяется в листве, смыкающихся за спиной, словно театральный занавес, неведомым призраком тонет в глубине леса. Второй спускается к берегу, рассекая золотистое море диких злаков, пугая неугомонных кузнечиком, прытких козявочек. Бредёт прямиком к месту, где кем-то будто нарочно оставлена лодочка для переправы, заботливо причалена к бережочку.
Разошлись пути дороженьки двух друзей, свёдённых загадочными нитями судьбы. Впереди переменчивая неизвестность.
*****
На вершине взгорка попирает плечом ствол берёзы фигура завернутая в маскировочный плащ. Стоит так что бы с дороги внизу, где тянется вереница верховых, не заметили ненароком. Прячется в глубине рощицы, но не далеко, видит происходящее внизу. За спиной, с другой стороны, в овражке, недвижимо ожидают приказа четверо верных слуг. Но нет, сегодня им не будет приказа, пусть мрачные всадники ожидают, в неподвижной позе. Хоть и не нужен им сон и отдых, как и коням их. Главное не обнаружить себя не спугнуть русичей проезжающих мимо. Но больше всех, прячущего человека интересует светлоголовый наездник, наряженный словно знатный муж.
Чужеземец, так похожий на него, только что нос немного другой да волосы светлые, обзавелся чем-то сильным. Не одолеть не зная что там припасено у странника миров. Не уж то способности открылись... Нет, Мастер заверил, что чужак прошедший Тропою Древних, чист словно росинка, не откуда ему взять силушки. Что же тогда, что приобрел такое что смогло его, почти чародея, кудесника побороть играючи. Его!!! А смог бы с этим справится мастер? Вряд ли, прочувствовал тот отпор - велика силушка. А может тот лелич, владеет чем-то? Может у него сила имеется, зачем в дружину взяли? Нет тут не надо быть Мастером, что бы понят, увидеть очевидное - душа кузнеца разъедена виною, он почти мертв внутри, тут никакая силушка не удержится. Что-то иное бережет белоголового. Ох, знать бы что. А так гляди нарвешься ненароком, самого голыми руками возьмут. Как же подобраться к чужеземцу, как исполнить волю Мастера!? А ведь все по началу казалось таким простым. Но чем больше узнает его, тем больше тревожится, ой трудное это дело. А тут ещё эта защита. Ведь казалось, отдели жертву от дружков и дичь в руках, а нет. А ведь дружки какие - рубаки, все как на подбор, только сунься живым не уйдешь - настоящая дружина. Полюбили же вояки чужака. Задача день ото дня все сложнее, но время есть, Мастер отвел на все про все целых три года. Правда пол года уже прошло, время быстро летит. Что-то надо придумать. А что? В лоб не взять. Силой не подавить. Чужих привлекать нельзя. Задача с рядом известных и одним неизвестным переменным фактором - как заполучить личность которая увязла в клубке миросплетений. Значимость которой растёт день за днем, ему уже и князь покровительствует. Да одна Ведагора прикрывающая чужака чего стоит и Мастеру с ней не совладать. А тут это что-то отражающее силу, чародейские посылы - а что? Как узнать?
Вот так, легкая прогулка в начале, чем казалось поручение, теперь день ото дня превращается в задачу вселенской сложности. А Мастер потом спросит, где? Нет и заберёт силушку, пустит по миру.
Человек обхватывает дланью подбородок, медленно потирает гладко выбритую кожу, следит в спину удаляющемуся каравану. В голове медленно, словно медведь после зимней спячки ворочается дельная мысль, решение задачи. С каждым мгновением становится яснее и отчетливее. Вот блеснуло озарение ярким лучиком восходящего солнца, вот оно решение. А ведь всё так просто и так очевидно, чего волновался, голову ломал. Теперь остаётся пойти и сделать, неутомимые слуги не понадобятся.
Вдали, впереди колонны вздымается пыль, кто-то скачет навстречу. Одинокий всадник. Пора прятаться, этот следопыт зоркий малый, ох опасен, найдёт и иголку в стоге сена, зрит что сокол зоркий, чует как три собаки, а стрелки острые пускает, что разгневанный Перун, разит нещадно. Пора прятаться.
Бесшумно отступает остроносый мужчина, лишь выбившийся габбровый локон подрагивает в ритм мягкой поступи, удаляется. Исчезает призраком в лесной тишине, сливается с мягкими тенями, спускается лисьей поступью к грозным слугам, не ведающим страха или жалости.
Не знают путники, какой коварный недруг затаился в чаще, за спиной. Едут безмятежно, предвкушают скорый привал на ночлег, трапезу и тихие беседы меж друзей.
Привал. Солнце едва-едва виднеется из-за горизонта. Еще чуточку и соскользнет за грань земли, уйдёт на другую сторону, до следующей зорки. Спешит братия, готовится к ночлегу. Занимается огонёк на сухих веточках будущего костра, дует во всю молодецкую силушку легких Макарушка, подбадривает огонек. Шумно, спешат люди, хочется побыстрее усесться вокруг огня, поближе к теплу, вечера прохладные, зябко.
К ужину все собираются вокруг семарглова дара, даже угрюмый Гордей не чурается тесной компании, молчалив. Но вот сегодня - вопрошает, заунывно, почти с мольбою:
- Братья, зачем я вам? Почему за собой ведете? Грешен я, тяжка моя доля, обуза я вам, оставьте меня своей судьбе.
Все утихают. Стрельнула вертка под жаром пламени, вьются искры над костром, стремятся в небо. Кружатся в танце мотыльков, будто живые. Гаснут в вышине исчезают в звездной ночи, растворяются призраком во тьме.
Спутники, кратко поглядывают то на лелича то на Василия. Посланник усаживается поудобней, веточкой подталкивает недогоревшие угли в пылу-жару, добыть больше света. Держит ответ не отрывая взора от занятий с костром:
- Не мы тебя тащим, зачем ты нам. То долг твой, рок ведёт, то отчизна требует. Что толку в твоей смерти. Земля русская в беде, вокруг вороги зубы точат, вот-вот вонзят в плоть клыки вострые, рвать и терзать будут, смута ей грозит, война братоубийственная. А ты голову повесил, ах вина великая, тоска печаль и пеплом посыпался. Так что прекращай ныть и помоги родной землице.
- А как же мои деяния...
- Наплевать и забыть! Мы здесь не для того чтобы карать или судить, мы служим отечеству! Ничего другого от тебя не требуется, как послужишь такова тебе цена будет. А с грехами совести разбирайся сам. Твоя жизнь принадлежите Родине, на то и прощен был!
Тыкает Берестов веточкой в сторону Гордея, дрожит уголёк пригоревший к острию, струится серо-синя струйка дыма описывает зигзаги в так подрагивающего сучка, будто колдун накладывающий заклятие на витязя, словно прожигает тьму печали.
Вспыхнул взор кузнеца, резанул фанатичный блеск очей бирюзовой радугой. Плечи расправились, осанка выправляется, того и гляди шире Буяна станет.
- Все понял братцы! - рокочет глас лелича. - Простите меня. Не понял я сразу... За Русь матушку жизнь положу, теперь не думайте, зорко за ворогом следить буду - не подведу!
- Ну вот и ладно, - успокоительно молвит Веселин нетерпеливо помахивая плошкой. - А сейчас будем трапезничать.
После сытного ужина, когда почти все устроились, к ночлегу, а кузнец по собственной инициативе первым заступает в дозор, рядом с Василием присаживается Вольх держа сверток в руках.
- Вот Василь, хочу тебе кое-что передать!
- Что, подарок, - несколько утомленно, но с любопытством отзывается Берестов.
- Нет, это не совсем подарок, - принимается разворачивает тряпицу. - Ты у нас парень башковитый, думаю польза тебе от сей вещицы будет, да и всем нам.
В отблесках костра предстает взору жиденький почти квадратный фолиант в кожаной обкладке, прошитый берестяной тесёмкой.
- Что это, книга? - аж сердце молодецкое дрогнуло.
- Эээ, нет, - хмурит брови десятник. - Это записи Ворона сшитые в одно целое.
- Ого!!! - вскакивает на колени почти заснувший Мазур. - Вот так, так. У тебя книга Ворона, откуда?
- Ну так это, - смущается Вольх. - Когда князь то приказал в хоромы Твердовича наведаться, там поискать письма подмётные, доносы, дознаться у домочадцев про дела разные. Я нашел тайник, где хранил боярин рукопись воеводы Ворона.
- Украл!? - вздыхает Мазур.
- Нет, - резко бросает обвиняемый вспыхивая взором, - взял на сохранение, во благо всех нас и землицы нашей!
Мазур ежится, взгляд затухает. Чешет затылок, да и вновь ныряет под одеяло, будто ничего и не случилось.
Василий осторожно перенимает кожаный скрипт и, томимый тем за что варваре на базаре нос оторвали, намеривается открыть первую страницу. Вольх мягко, но твердо кладет руку поверх сочинения легендарного полководца:
- Не спиши Василь! Ворон человек краткий лишнего не любил, потому писал самую суть. Если ты просто прочтешь его заметки, то у тебя в одно ухо влетит из другого вылетит.
- А что делать?
- Не спеши! - вздымает указательный палец человек давши многие мудрости за последние пол года, важные советы. - Открой там где у тебя откроется и прочти только одну строку. Подумай над тем что хотел сказать Мстиславов воевода. Старайся заглядывать не чаще одного раза в день. Вот тогда мысли величайшего полководца Руси не пройдет мимо твоего разума.
- Я понял, - кивает Берестов, не торопясь открывает тетрадь там где зацепился палец и тыкает в произвольную строку.
Ох уж эта их привычка писать предложения слитно, приходится напрягать умишко, все же разбирает первую строку:
"Когда страшно - вспомни своих предков, отца матерь их отцов и матерей, всех пращуров вплоть до перворождённых Дида и Бабы. Возьми их силу, ум, отвагу. Почувствуй их ряды за твоей спиной, их силу и удаль в жилах. Неведам страх с такой поддержкой!"
- Вот те раз! - теряется Василий.
- А чего ты ждал, - ухмыляется Вольх.
- Ну не знаю, там Сун-цзы...
- Чего?
- Я честно говоря, не ожидал подобного!
- А ты подумай, что он хотел сказать, - улыбается десятник. - Мне довелось под его рукой послужить. Я знаю чего он хотел сказать. Так что ты подумай.
- Я подумаю, - строит серьезную мину посланник, - обещаю!
- Ну вот и ладно, - облегченно выдыхает Вольх. - Теперь это твое. Верю прок будет. Только не спеши, пусть уйдет неделя, прочувствуй слово, проживи!
- Благодарю! - речёт с придыхание Василий, прячет подарок понадёжней.
Через несколько дней достигли места, где прошлый раз в окрестностях Воинграда велась вырубка леса. С тех пор почти ничего не изменилось. Ни одного дерева более не срублено, разве что заготовленную ранее древесину вывезли, да и местность бурьяном поросла. Но кое-где над пожухлой травой проглядывает молодняк с еще не опавшей листвой. Не любит природа пустоты. Если не тронут этих мест, то через годы зашумит листва молодой рощицы. Остаётся надеяться на лучшее.
Солнце близится к горизонту, скоро вечерний привал. Еще немного
С востока, навстречу путникам доносится щемяще-тоскливый звук, не то трель неведомой птицы, не то переливы дивного инструмента. Тон нарастает с каждой минутой пути, различим четко, ясно - тревожат душу беспокойные ноты. Пронзает слух, протяжно-воющий свербящий, то упадёт на октаву, то набирает силу - мощь печали. Задрожит на высоте, засвербит в душеньке зубной болью, да сорвётся в яму полу звучья. Задрожит - заколеблется, перетекая с волны на волну, стремится ввысь заунывная тоска словно парус на морском раздолье. Не выпускает из плена струны сердечные.
- Ишь как дуда надрывается, - протяжно вздыхает Макар.
Ближайшие спутники взором преисполненным укором усмиряют болтуна. Лишь Берестов заглядывает с любопытством, но одернутый товарищами молодец, прикрывает рот, делает вид будто внимательно прислушивается к тоскливой мелодии.
Поворот. На пяточке недалече от тракта, видна наглухо застегнутая кибитка, рядом справная лошадь пегой масти. За ними на виду, перед весело мерцающем пламенем костра, лижущем закопченные бока котелка, сидит человек. Играет на инструменте подозрительно похожем на волынку. На приближающуюся кавалькаду не обращает внимания, дует себе в меха, выжимает тоску из дудочек.
- Здесь и заночуем, - тихо в пол голоса предлагает Вольх.
И словно спугнутый речью обрывается заунывный перелив дуды.
- Добрый вечер мил человек! - за всех здоровается десятник.
- И вам здравия люди добрые, - отзывается дударь.
Вблизи, мужчина у очага выглядит коренастым, необычно широкоплечим для невысокого роста. Большие ухватистые длани бережно прижимают инструмент к животу. Лицо широкое открытое старательно выбритое, небольшой рот над которым красуется курносый нос. Над морщинистым лбом торчат из под колпака локоны черных волос с проседью. Но самая примечательная деталь на лице это густые смолянисто-черные брови умеренной величины над тёмно-карими глазами. Сказать сколько ему лет довольно трудно, в этом он сходен с Веселином, но чувствуется - это человек преклонного возраста, не моложе пятидесяти лет.
- Аз езмь Тихомир! - одними глазами улыбается чернобровый. - Или можно просто - Тихон.
- Что же завело тебя одного на окраины Руси, да на Нижний тракт, - продолжает знахарь. - Места тут не самые спокойные.
- Дела торговые принуждают меня к дороге дальней.
- Купец стало быть, - уточняет Вольх.
- Куда там, - отмахивается Тихомир. - Так, вожу туда-сюда товар разный, зарабатываю на хлеб.
- И сейчас с товаром?
- Ну а как же.
- А можно глянуть, что за товар? - наглеет Макар.
- Разобью тебе морду и рыло, да скажу, что так и было! - совсем не воинственно цитирует пословицу торговец, намекая на неприемлемость разглашения коммерческой тайны.
- Больно ты грозен, - смеётся Макар.
- Много ли народу обманул, - позевывая обращается Вольх к хозяину бивуака.
- Не обманешь - не продашь! - Тихон вновь держит ответ поговоркой, но дополняет от себя. - Знаете же, что вся торговля только на обмане и держится.
- Ну, ты хоть не метёшь хвостом, уже дело, - десятник скалит резцы в подобие улыбки. - Много злата нажил...
- Кто злато наживет - тот зло приживет! - лукаво сужает глазки случайный попутчик.
- То не уж-то вот гривны не прижил, - уперев руки в боки, склоняет Мазур голову будто баран на новые ворота.
- Гривна в радость, да зло ее в тягость! - дударь зевнув откидывается на локоть правой руки.
- Ну ты, лапти гнуты! - вспыхивает обычно молчаливый Воило. - А нормально говорит ты умеешь!?
- Могу, как же не мочь, - лениво тянет слова торговец. - Только вы все не по делу голосите, говорить не о чем. Слова настоящего сказать невозможно.
- Твоя правда! - соглашается Вольх. - А все же, как торг? Злато-серебро...
- Злато холодно, да без него голодно, - включается в игру десятник.
- Голод не тетка, злато не морковка в рот не положишь, дитятко не накормишь, - невозмутимо парирует собеседник.
- Все хватит! - тут же сдаётся Вольх. - Тебе не переговоришь. Лучше ты нас о чем спроси.
- Куда путь держите, - тут же начинает Тихомир. - По каким делам?
Берестов делает шаг вперед, давая понять, что сам ответит, держит краткую паузу, даёт ответ. Пересказывает кратко кто они зачем и куда едут, излагает больше общими словами, избегает конкретики, там, где это не требуется.
- Странный ты какой-то боярин, что-то в тебе не так, будто и не боярин вовсе. - молвит дударь совершенно не интересуясь сказанным.
- А что это у тебя там в котле варится? - тянет носом Макар над парящим варевом, обрывая не совсем подходящий разговор.
- Ситные щи, - с готовностью отзывается торговец.
- На володушке? - заискрились очи молодца.
- Ага на володушке, - кивает чернобровый.
- Ох, как давно не хлебал ситных щей, - вздыхает наглец. - С детства. Дозволь отведать.
- Отведай, - позволяет Тихон. - Вспомни отроческий вкус.
- А что это? - подается Василий вперёд.
- Ты откушай, - подмигивает
- Тут на всех не хватит, - трет мочку уха дударь.
- Мы тебя своим угостим, - Вольх подносит к огню походный котёл.
- А давайте, угощайтесь кому достанется, было бы что путное, а то Володушка, - добродушно хихикает Тихомир потирая костяшкой указательного пальца кончик носа.
Котелка хватило лишь на пяток порций, но желающих отведать диковинной похлебки нашлось не много. Последнюю миску с явным сомнением принял Буян. На вкус ситные щи похожи на куриный суп. Мяса в кушанье не приметно, плавает морковь, лук, и похоже для сытности пищевар добавил муки. Среди знакомых компонентов главенствует непонятная растительная субстанция.
- Курица? - вопрошает сбитый с толку вельможа.
- Нет, - улыбается Веселин решивший разделить угощение с ними. - Это володушка.
Берестов молчит, не задаёт вопросов, чувствует на лице странный взор торговца. Доедает щи не без удовольствия, гадая - что же за дивный продукт ублажает вкусовые рецепторы.
- А ты никак чудин? - обращается десятник к новому сотрапезнику.
- Не совсем, - подергивает плечом чернобровый. - Матушка моя из чуди, а батюшка из Масквы. Маскварём был потомственным. Это я вот в торгаши подался.
- Это тот городок что под Белояром? - уточняет Вольх.
- Ага, пол дня пути, - кивает собеседник. - Недалеко от Славутича. В ясный день если на колокольню влезть, то видны воды великой реки.
- Не-не, мы не колодяне, - мотает головой дударь. - Мы черноокие.
- Колодяне? - теряется посланник в незнакомых понятиях.
- Ты часом не тот ли боярин, о ком молва народная идет? - бьет словом чернобровый, выкладывая на свет возникшие сомнения.
- Какая молва? - смущается боярин.
- Что ты пришел Тропой Предков, княжну от черноградских лап спас, Твердовича на чистую воду вывел, хитрых латинцев обставил.
- Твердовича не я разоблачил...
- Ну-ну, - суживает веки Тихон.
- Колодянами в Тропе и всей оукраине называют Чудь Белоглазую, - поясняет десятник незнакомое слово.
- Ну и те кто часто с ними дела ведёт, - дополняет торговец. - Это вы, столичные их все по старинке Чудью Белоглазой кличете.
- А они сами себя как называют?
- Дыевичи.
- А ты Тихон, случаем не к ним направляешься? - интересуется Веселин.
- К ним, в Дыев товар везу, - радуется Тихомир.
- Так нам по пути, - вскидывает брови Василий. - Мы то же в Дыев едем.
- А меня с собой возьмёте? - с надеждой в глазах просит торговец. - А то я один, с товаром, мало ли что. А с вами спокойней.
- Возьмём в попутчики, поможем, - соглашается Берестов. - Только ты учти, мы спешим, если что ждать не будем.
- Тя, вы мою Кумушку не знаете, - скалит на удивление здоровые зубы чудин, правда без одного нижнего резца. - Она у меня такая выносливая. Даже если отстану, то на привале догоню, вы же не будите коней загонять?
- Нет, не на столько уж мы спешим, - хмыкает Вольх. - Решено, едем вместе и в правду, один ты не управишься если кто обидеть захочет.
- Благодарю! - искрятся счастливые очи Тихомира.
Поспела каша, разговор заглох под стук плошек и причмокивания забитых ртов.
*****
Оно пришло ночью. Злобный напор, вырвал из сна, внезапно, решительно. Еще немного и тварь нападет, не обращая внимание на тлеющий костёр. Всепожирающая ненависть, пронимает до селезенки, чудовищный голод излучаемый тварюгой отделяет мясо от костей на живом теле.
Спросонья Ахав дико вращая глазами, пытаясь пронзит взглядом тьму, на спине в ужасе ползет отталкиваясь ногами, руками хватается хоть за что-нибудь годное для защиты от невидимой напасти атакующее их глубин мрачной ночи. В суете хватается за что-то округлое вывалившееся из походной сумки. Чувствует каждой клеточкой сущности как тварюга спотыкается на последнем прыжке, молниеносно отскакивает в сторону по ощущениям, шагов на двадцать в один прыжок.
Отдышавшись и приведя нервы в порядок, уняв бешенную пляску мыслей первым делом подвигается к костру не выпуская спасительную вещь, подкидывает сухих веток. Едва немощный язычок коснулся сухого топлива, тут же стабилизировался, потянулся вверх. Замерцал огонек ярче, пожирает ветку за веткой и вот уже взметаются ростки пыла-жара. Озаряют тьму светом обдавая уверенным теплом. Только тут высокородный решается оторвать взгляд от непроглядной пелены ночи, там где беснуется нечто, опускает взор на предмет судорожно сжимаемый в руках. Подарок волхва, бутыль с живой водой. Всерад говорил, что нечисть боится дара Древа Жизни. Не уж-то предвидел белый старец, явление демонической сущности. Как бы там не было, но застигнутый в врасплох путник благодарит добродетелей за помощь всеми известными уважительными словами.
Успокоившись и уняв дрожь конечностей, сотрясаемых мелкой вибрацией, оценивает ситуацию в трезвом ключе. Середина ночи, начало второй половины - демонический час. Значит порождение тьмы будет какое-то время осаждать пяточек света озарённый жизнеутверждающим огнём.
Появилась тварюга с юго-востока, сразу без подготовки ринулось в атаку, стремительно и неумолимо, будто ждало именно его. А ведь где-то там, в той стороне в начале лета творил чары на крови Пакал-Яш-Ха. Есть ли здесь связь? Как предупреждал старый служитель, магия крови не проходит бесследно, и последствия необычного мастерства не самые приятные. Не это ли последствие пришло во мраке или это лишь совпадение. Что делать, порождение демонов, не оставит в покое пока не добьется своего. Тащить за собой через перевалы, не спать ночами... Нет, вымотает за неделю, тогда конец переходу. Хоть в Лес возвращайся. Не выход. Нужно идти вперёд и что-то придумать, спать в обнимку с бутылём, тварюга боится живой воды. Нет, злоба и адский голод излучаемый сущностью прожигает, до костей тут не поспишь.
За размышлениями Ахава застаёт рассвет. Легкое просветление на востоке заставляет, кружащее по контуру освещенного костром места, чудовище замереть. Предчувствует рассвет, время вышло, нехотя дернувшись, нечто за пределами видимости взвоет словно стая бесов в последней битве. Убегает в ту же сторону откуда внезапно явилось в безмолвии мрака. Исчезает ореол испепеляющей злобы, наступает облегчение, можно отдохнуть.
Валится на землю, как косой срубленный стебелёк, не выпускает из рук сосуда, падая там, где сидел, не заботясь об удобстве. Высосала тварь всю силушку, вынула покой и безмятежность, поселилась тревога неупокоенная. Все потом, сваливается сознание в безвременье сна без снов.
Тхи-Ку просыпается поздним утром. Дело к полудню. Потеряно много времени, а тело осёдлано усталостью. С заботой на лице, проступившей буграми и бороздами складок на смуглом челу, завтракает. Собирает растерянные ночью вещи, окинув взглядом юго-восточную местность, устало вздохнув, отправляется на запад с тяжелой душой.
Прохладный воздух бодрит, а теплые лучики, лаская кожу, придают сил. Резвиться пернатая живность, заливает округу затейливым щебетом. Где-то к северу рокочет Грозовая река, беснуется в теснинах скал, ворочает валуны по каменистому дну. Нет-нет, да заскрежещет останец о бок собрата, звякнет глухо столкнувшись с гранитной твердью берегов. Бурлит жизнь, кажет неукротимый норов, непокорная река. Что-то жизнеутверждающее слышится в корёженье буйных вод, неподчинение, всей мощи каменой тверди. Шаг за шагом, день за днем, промывает - крушит неуступчивые горные породы. Кусочек за кусочком, камушек за камушком пробивает дорогу строптивая река. Придёт день и разрушит берега, сокрушит гранитную тесноту и потечет спокойным убаюкивающим стилем. Придёт день.
Путник вдыхает воздух полной грудью, вбирает в себя необузданное непокорство водоёма. Пока ты жив - ты не победим! Упал поднимись, разбил нос - утрись. Не смотря ни на что идти вперёд, вставать - раз упал, поднимайся если уронили - наперекор всему. Вперед, только вперед к своей мечте, к предназначению! Не страшен Тхэ-Та-Дан и своры служителей, нет такой силы, способной сломать высокородного из рода Ку.
Ахав вскидывает подбородок, ноздри при вздохе расширяются, а в глубине очей полыхает пламя в тон мостовой ведущей к алтарю всемилостивого Тха!
Все опасности ждущие на Родине - такие мелкие, что хочется смеяться им в лицо. Они ничто перед лицом великого Тха и свершениями положенными - ему, Ахаву-Тхи-Ку. Домой, быстрее домой!
Ближе к полудню, к северу от тропы, у старого изувеченного стихиями дерева, почти лишенного веток с редкой желтеющей листвой, замечает остатки небольшого лагеря. Такое здесь не редкость, следы промысловиков попадаются часто, удивляться нечему. Но все как-то странно, вещи брошены, у давно погасшего очага, покосившись лежит почти новый котелок. Высокородный замирает, что-то среди хлама белое, тревожное притягивает взор. Сворачивает, подрагивающим шагом приближается к брошенной стоянке. За несколько шагов понимает, внимание привлёк обглоданный череп. Нижней челюсти нет, верхняя полна здоровых зубов - умерший был молод. Пустые глазницы взирают на юго-запад, будто подсказывая причину гибели, а кости с отметинами зубов не оставляют сомнений в виновнике смерти.
На месте, стоя посреди хаоса учиненной бойни, замечает другие кости, чуть восточней видны обломки второго черепа. Разодранная одежда расшвыряна вокруг, грязные ошмётья все еще видны на некоторых костях. Раскиданные вещи, поломанный нож, надломленное древко копья и два порванных лука среди вороха стрел, частью сломанных, вывалившихся из колчанов. Что-то еще, но желание разглядывать нет, хочется убежать подальше с места трагедии. Даже брать ничего не хочется, как планировал раньше, не накликать бы беды...
Эти люди дрались за свои жизни, но тварь порожденную злом, несущею смерть победит изначально не могли. В желудке подымается ночной страх, словно тварь все еще бредёт по следам. Торопится покинуть злосчастное место, уходит дальше на восток, чем дальше тем спокойнее, но впечатление обманчиво. Тварь не отступится пока не добьется своего. Но вопреки всему гордый южанин чувствует внутреннею уверенность, растёт духовное сопротивление всему - наперекор року. Пережив столько за последние месяцы и сдохнут в пасти у демонического отродья - нет, это не тот путь который ждёт избранного самим Тха. И на злобного монстра найдется управа!
Остаётся только найти способ как разделаться с бестией, хотя бы просто от неё избавиться. Сквозь натужные мысли, пробивается слух, бьется в теснине русла Грозовая река...
- Вот оно, - срывает с уст Ахава. - Как же я не подумал сразу...
В голове родился план, нужно только время, но и тварь одолеет. С облегчением вздыхает во всю мощь легких, свалился груз тревоги, осталось лишь дойти до места.
*****
Тянутся сутки, остаются за огнями костров холодные ночи. Исчезают версты под копытами резвых скакунов. Местность день ото дня преображается, горбятся возвышенности, зияют глинистыми провалами впадины, а над головой голубое небо с поникшим солнцем. Небольшой отряд спешит вперед с неотстающей кибиткой торговца в хосте. Перетекают змейкой с холма на холм, ныряют в ложбинки, объезжают овраги. Все ближе и ближе к пределам Руси. И вот, вдали у края горизонта, словно Позвиздом гонимые тучи, прорезались сквозь родниковую чистоту воздуха вершины Змиева хребта! Три перехода, вспоминаются слова Вольха, сказаные еще весной, а там граница. Где-то впереди, совсем рядом, ждут руины Поджрастана. Но день близок к закату, нужен привал.
- Слушай Вольх, - обращает внимание Василий, разглядывая в отблесках огня дно опустевшей миски. - Помниться ты говорил, что осенью на нижнем тракте многолюдно, торговцы снуют.
- Да так и должно быть, - хмурит брови Вольх.
- К войне, - крякает Тихомир, как то уж хладнокровно, будто радуется.
- Типун тебе на язык Тихон, вот! - обрывает поспешно Мазур.
- Постой, - вмешивается десятник. - У торгового люда особое чутье на несчастье! Даже я чувствую, что в воздухе что-то висит. И в правду не к добру.
- Колодяне? - вопрошает торговец.
- Может быть, но и без них супостатов хватает.
- Поторапливаться вот надо, - зевнув бормочит старый возница.
- И так уже стараемся, спешим, - отзывается Берестов.
- Можно еще немного времени выкроить, - замечает Воислав, - если на ночь становится только с заходом солнца и выступать до восхода, то отыграем за день еще несколько верст.
- Ты прав, привыкли мы к долгим привалам, - качает головой Василий. - Выступаем поутру сразу, как только дорогу можно разглядеть.
Утихает лагерь погружаясь в сон, накрывается ночным туманом, что стелется холодной периной по уставшей за лето земле, забивает ноздри прелой листвой. Тлеет костерок багровым оком неведомого зверя, угасает в пучине тьмы. Запирает тишиной округу, редкая птица подаст тоскливый голос, подпевая угасанию природы. Безмолвие зажимает уши, словно ватные беруши, даёт такой важный покой. Спокойная ночь хоронит путников, не тревожит неожиданностью.
Только-только забрезжил рассвет, а колона уже выступает в путь, следую вечернему плану. И прежде чем прорезалось на небосклоне солнечная дуга поверх далекого Змиева хребта, за спиной осталось не меньше пары верст.
Ближе к полудню въезжают на знакомый кряж. И вот он, широкий вид на просторы. Внизу течет таинственная Исшра, а посредине островок с величественным остовом Поджрастана.
Ветер будто чувствует помыслы седока, резко останавливается, позволяю человеку разглядеть обветшалые, но все еще впечатляющие строения древнего города. Сказка, древняя легенда стоит перед глазами - протяни руки, возьми, перемахни через рукав и будет тайна твоей.
Рядом останавливается Вольх, резко вздыхает, привлекает внимание:
- Знаю, хочется тебе побывать в городе, - но сейчас это не возможно.
- Снова я здесь и никак не попасть в лабиринты белого града...
- Раз ты здесь снова, значит судьбой назначено побывать в Поджрастане. Но не в этот раз. А если сейчас поедем, то полдня потеряем - не меньше.
- Я знаю Вольх, - приосанивается посланник. - Дело у нас важное, большая ответственность на мне. Едем!
Подстёгивает воронка, нагоняет колонну, старается не глядеть на завлекающее руины.
В обеденный привал, Василий все еще думает о руинах града древнего народа.
Послушай Вольх, - начинает Берестов. - Я заметил, что руины белых городов имеют круговую застройку.
- Коло вписано в суть городов! - молвит десятник.
- Что это значит?
- Коло суть движение, а есть движение, значит, есть жизнь, коло - сущность жизни ее круговорот. Когда люди стремятся к стабильности и покою они стремятся к смерти! Нет движения - застаивается кровь, становится затхлой как вода в пруду без стока. Кровь нужно разгонять, тогда она как ветер выгоняет смрад из тела, лечит раны, устраняет недуги.
- Ты хочешь сказать, что города Древних посвящены жизни.
- Они старались так делать, а получалось ли, тут я тебе не скажу.
- Так значит, только движение созидает жизнь.
- Нет, почему же, - вступает в разговор Веселин. - Баня не хуже разгоняет кровь!
- А еще вот, как наш Макарка, - торопится Мазур вставить реплику. - Любовь, она тоже вот кровь молодит.
- А еще мёд кровь горячит, - мечтательно подаёт голос Макар.
- Бани, вино и любовь разрушают нашу жизнь. Но и жизнь создают бани, вино и любовь, - высказывает Берестов на память фразу, всплывшую по случаю в голове.
- Нет, не вино - мёд! Вино это гадость, - речёт Веселин на последней фразе передернув плечами.
- Если без меры, то и хорошее во вред будет! - поясняет Вольх с явным неудовольствием во взоре от услышаного, - во всем должна быть мера!
- Даже яд, если в меру, на пользу будет! - дополняет знахарь.
- Любовь - это же плотские утехи! - Василий провоцирует товарищей. - Грех!
- А ты вот попов больше слушай, - хмурится Мазур, но озорная искорка в уголках глаз переливается алмазной чистотой. - Попам вот власть нужна над душами нашими, вот, а не слово божие.
- Прям уж все так из-за власти в клир пошли? - не даёт слабины посланник.
- Пока поп сказки шепчет, нам батюшка душу лечит! - Тихомир одной поговоркой спасает возницу от долгих дискуссий.