Солнечные лучи пробивались сквозь пока еще густую желто-красную листву. Несмотря на мягкую погоду настоящего Бабьего Лета погулять во двор сегодня вышло всего четверо: Вовка, Володя, Ирма и, конечно же, я, который как всегда искал уединения, но в результате 'нарвался' на компанию. Впрочем, именно этой компании я никогда и не стал бы избегать, поэтому совсем не расстроился.
- Ну, мальчики, - во что будем играть? - Ирма как всегда проявила инициативу, заряжая атмосферу своей неуемной энергией. Она была самой старшей из нас - ей уже давно исполнилось шесть. Во многом она была похожа скорее на грузинского пацаненка, чем на грузинскую девочку - решительная, смелая, сильная - настоящий лидер. Даже внешний вид у нее был скорее мальчуковый - короткая стрижка, брюки, кофта с длинными рукавами, разнообразные ссадины и синяки по всему телу, образовавшиеся во время покорения различных препятствий, огромные карие озорные глаза. Лишь небольшие сережки в ушах могли подсказать несведущему прохожему, что перед ним все-таки девочка, а не мальчик. Ирма всегда была заводилой и обладала редкой способностью отстаивать и даже навязывать свои интересы в любой компании, в какой бы ни участвовала.
- Может, в прятки? - робко предложил Володя, ангелоподобный пятилетний блондин с голубыми глазами.
- В прятки мы уже вчера играли - возразила Ирма со своим неповторимым акцентом. - Давайте играть в магазин! Чур, я - продавец!
- А что мы будем продавать? - зеленоглазому шатену Вовке играть в магазин конечно не хотелось. Он был любителем подвижных игр. Поэтому, видимо и решился покритиковать предложение Ирмы. - У нас нет ничего.
- Как нет? А ваши игрушки, а Глебкины шашки? У нас будет галантерейный магазин. Мы с мамой заходили в такой, когда только в Москву приехали. Я видела, как там все устроено. Глебка (это она так ко мне обращалась), тащи шашки! А вы принесите сюда ваши машинки и солдатиков. Скамейка будет как будто прилавок. Я буду за ним стоять и предлагать Вам товар, а вы - будете выбирать то, что вам нужно и расплачиваться.
- А мне нечем расплачиваться - у меня нет сегодня конфет! Ты вчера последние забрала. А бабушка теперь приедет только завтра. - на Володю это было не похоже. Он, как самый маленький, обычно делал все, что скажут ему старшие и никому не перечил.
- А я записывать буду, а потом скажу - сколько конфет вы мне должны. Отдадите потом. - тон, которым Ирма осадила осмелевшего Володю, не предполагал дальнейших возражений.
- Это нечестно. Играем вместе, а конфеты только тебе достаются. - это уже Вовка подключился. Оппозиция Ирме в лице двух Владимиров достигала поистине невиданных доселе масштабов.
- Еще как честно! Когда научитесь считать по-настоящему, тоже будете продавцами. А пока только я могу. - девчонка пыталась урезонить бунтовщиков.
Я, как всегда, робко стоял в сторонке и помалкивал. Хорошо считать я умел уже давно. Но сказать об этом сейчас - значит пойти на конфликт с самой Ирмой. Я даже представить себе такое не мог!
- А мы можем считать! Ты и не спрашивала никогда! - Володя был возмущен таким прямолинейным лукавством. - Давай мы все по очереди будем продавцами!
- А давай твой папа в следующий раз мультики только нам четверым будет показывать! И со звуком! И новые, каких еще никто не видел! - Ирма попыталась сбить основного оппонента с толку и, кажется, ей это удалось.
- Не будет! Я даже просить не буду! - нижняя губа у Володи предательски задрожала - Когда Глебу папа с мамой железную дорогу на день рождения подарили, вы все пошли в нее играть, а меня не позвали!
- Ну, не дуйся ты! Хочешь мы завтра в нее только с тобой будем играть. Никого больше не возьмем. Скажи ему, Глеб!
Я поспешно закивал в подтверждение слов Ирмы.
- Да он всегда все тебе разрешает! - Володин гнев грозил уже на меня перекинуться. Политика мирного нейтралитета оказалась и не такой уж безопасной.
- Потому что он - мой жених! - Ирма приобняла меня за плечо. Ее глаза торжествующе блестели. - Мы даже с ним и моей мамой в воскресенье вместе ходили на аттракционах кататься в парк Горького. Только он маленький еще - испугался, заплакал. Его там все успокаивали. Но ничего - Глебка скоро вырастет и не будет ничего боятся. И тогда мы с ним поженимся!
- А я никогда не женюсь. Я буду маме помогать. Она устает очень. На двух работах работает, чтобы нас с Сашкой прокормить. - ясные Вовкины глаза засверкали непоколебимой уверенностью.
- А я - папе, - Володя ни в чем не хотел отставать от более старшего тезки - он после аварии сильно хромает и не может работать как раньше. И поэтому мы этим летом не поехали в Крым.
- А где это - Крым? - осмелился поинтересоваться я.
- На юге. Там есть море и горы, и всегда тепло. Мы туда на машине ездили. Каждый год - Володя мечтательно уставился куда-то вверх.
- А у нас в Грузии тоже есть море. И тоже тепло. Я с мамой много-много раз была на пляже. Я уже плавать хорошо умею. - Ирма не могла стерпеть, когда внимание окружающих переключалось на кого-то другого.
- А давайте лучше играть в моряков! - предложил никогда не видевший моря Вовка.
- Давайте! - неожиданно поддержала его Ирма - Чур, я капитан!
- Не капитан, а капитанша! - Вовка по-джентельменски не стал возражать и мы, дружно заливаясь счастливым смехом побежали к небольшому мостику, который вел к отдельно стоящему во дворе флигелю и очень подходил для того, чтобы стать нашим 'Летучим голландцем'.
Володю я тогда видел в последний раз. Нас оперировали в один и тот же день. Я выкарабкался, а он - не смог. Его сердце не выдержало нагрузки. Володин папа с неизменным кинопроектором в чемоданчике в кардиоцентре больше не появлялся.
Вовка почти целый год после операции вместе с мамой боролся за свою жизнь. С истинно белорусским терпением он выдерживал все испытания и муки, которые выпали его долю. Этот народ еще во время Великой Отечественной научился терпеть так, как никто не умел. О его смерти я узнал лет через восемь или десять, слишком настойчиво пытаясь выяснить у своих родителей после очередной посылки из Минска о том, как дела у Вовки и как мне с ним можно связаться.
О дальнейшей судьбе Ирмы мне ничего не известно. Мама не запомнила ни ее фамилию, ни адрес (то ли Батуми, то ли Кутаиси). Операцию ей делать так и не стали и она, пробыв почти все лето в Москве, вернулась с мамой в Грузию. Как оказалось, грузинское имя 'Ирма' (пожертвованная богу войны) только внешне совпадает со своим германским аналогом и является весьма популярным в своей стране, поэтому найти ее через интернет у меня так и не получилось. 'Жива ли она? Есть ли у нее семья, дети? Кем работает? Где живет?' - я уже никогда не узнаю ответы на эти вопросы. Но помнить ее я буду всегда. Как Вовку. Как Володю. Как и других маленьких пациентов кардиоцентра.
Буду помнить и этот сокрытый от взоров обычных прохожих двор на Ленинском проспекте, который каждый родитель первый раз посещал с надеждой и верой в спасение, а в последний - либо с неповторимой радостью и уверенностью в будущем, либо с отчаянием и тоскливой болью, до конца жизни не покидавшей их.