Таксист Гиви Вахтангович был большим жизнелюбом. Никто не видел, чтобы он хоть когда-нибудь унывал. "Тибе куда, дарагой? - обращался он к потенциальному пассажиру. - Эээ! О цене не беспакойся! Дагаваримся!" Да и в семье у него был полный порядок: семьи попросту не было. Брат Автандил уже женился давно, трое ребятишек осчастливили этот мир своим присутствием, а Гиви проживал с мамой Дареджан, которую беззаветно любил. Мама кормила его разными вкусностями, и он, жуя нежнейший хачапури, который она приготовила с большой любовью, клялся, что вот-вот приведет в дом невестку.
На самом деле Гиви немножко лукавил. Не входило в его планы жениться, и вот по какой причине. Гиви обожал женщин. Ему нравились буквально все: и полненькие, и худышки, и блондинки, и брюнетки, и молодые, и в возрасте. Он умел красиво ухаживать, представительницы противоположного пола одаривали его лаской и нежностью. Правда, бывали и сцены ревности, не без этого, но Гиви умел уходить по-рыцарски красиво, хотя слышал порой в спину горькие слова: "кобель", "бабник", но чаще всего "ну и шельма!" Без женщин жизнь была не мила.
И хотя дело шло к сорока, Гиви Вахтангович как будто этого не замечал. Его густую шевелюру, чуть подернутую паутинкой ранней седины, его усы щеточкой, его миндалевидные глаза можно было часто встретить на рынке у своего старшего товарища Зураба, который торговал фруктами. Гиви набирал в пакет персики и виноград, покупал дорогое вино, шоколад и отправлялся на очередное свидание. Солидный Зураб, обожавший свою супругу, одобрительно кивал и посмеивался в усы. Самому ему нужно было кормить большое семейство, но он любил послушать рассказы Гиви о похождениях.
Сначала Гиви не особенно огорчился, когда у него остались следы от ожогов после встречи с "калцом". Все так же курчавилась его грудь, все так же крепко волосатые пальцы сжимали руль. Что и говорить, красивые комплименты, грузинская щедрость, полная отдача во время близости компенсировали его маленькие недостатки. Женщины были в восторге.
Но однажды все пошло не так. Ой, не так... И поделиться своей бедой Гиви не смел ни с кем. Как-то раз он почувствовал необъяснимое томление. Начал тайком рассматривать себя в зеркало, можно сказать, любовался собой. Дальше - больше. На женщин - ноль внимания. Его стали привлекать мощные мужские торсы, упругие мужские ягодицы. Гиви понимал, что этот интерес богопротивен, но вожделение накатывало на него снова и снова. Нет, он не растягивал манерно слова, не произносил что-то типа "праатииивный" , не делал странных причесок и не носил яркой крикливой одежды и фенечек, но подолгу задерживал похотливые взгляды на мужчинах и томно вздыхал.
"Я гей?" - мысленно спрашивал себя Гиви немного погодя. Конечно, он употреблял совсем другое словцо, но смысл был один и тот же. Гиви казалось, что кто-то другой внутри него вытесняет его, настоящего, и вытесняет больно уж настойчиво. Особенно ненавидел таксист свои начавшиеся проявляться дурацкие ужимки, стремление к пижонству, неумение обуздать плоть.
А однажды совсем сорвался, слетел, как говорят в России, с катушек. Вспомнив, что Зураб называл его "мой мальчик", Гиви, в очередной раз придя на рынок, поцеловал земляка при встрече как-то не по-грузински, как принято, а смачно, со значением, и ущипнул друга за ягодицу. Тот сначала оторопел от такой наглости, а потом взревел:
- Ты што, с ума сашель? Абальдель савсем! Тибе лечица нада! Пашель атсюда! Дареджан скажу, пусть женит тибя!
И долго еще грозил вслед кулаком.
Гиви Вахтангович от стыда готов был броситься под поезд.