Стою у края платформы, завороженно глядя, как поднятый подошедшим поездом воздушный поток всасывает под колёса исписанный мною тетрадный лист, дважды подкинув его в последнем сальто. Фотографически отпечатываются в памяти последние перечитанные слова: '...первые полгода на этот раз оказались самыми лёгкими'. Поглубже втягиваю шею в ворот свитера - и прохожу внутрь вагона. Прижимаю пальцы к губам, тщетно пытаясь отогреть их лёд. Напротив меня две пары девушек: первые сидят с одинаковыми лицами, вторые - в одинаковой обуви. Как всё парное в этом городе, они не замечают холодов.
С сентября по май...
Скованные предчувствием зимы внутренности потряхивает в плену втянутого живота. Обледенелые ладони с сентября по май прячу во впадины подмышек, меж коленей, в карманы, перчатки, нутро рукавов, тщетно пытаясь согреть свои истончённые временем пальцы.
С сентября по май...
Всё во мне тонкое, всё во мне рвётся - только лишь первые жёлтые листья побегут по дорожкам парков и скверов. Насквозь пропитана какой-то особой водой, которая тут же замерзает, стоит теплу отступить из города. Саму себя обнимаю за плечи, прижимаясь коленями к подбородку, - и не могу согреться ни под одним одеялом. Переполнена мелкой дрожью, звенящей холодной скованностью - от которой ни пошевелиться, ни отряхнуться нельзя.
С сентября по май...
Сменяющие друг друга осенние ветра, зимние снега, весенняя слякоть высасывают из меня едва тлеющие остатки тепла, которыми, как витаминами, надолго не запасёшься за такое скоропостижное неприветливое лето, преподносимое мне каждым стремительно проходящим годом. Опадающими листьями, первыми заморозками, ещё теплящимися в низинах туманами, блеклым нечастым солнцем и неукротимой промозглостью дождей осень неотвратимо оккупирует город. Неотвратимо стынет моё хлипкое нутро, беззащитно прижимаясь к тоненькому моему остову из мышц и костей. Бесконечно сжимаясь уже не столько в попытке согреться - сколько, скорее, исчезнуть.
С сентября по май...
Стекло стакана в дрожащих от озноба руках дребезжит, касаясь зубов. Горячий чай наполняет чернильницу тела, оживляя изнанку мою на скоротечные пятнадцать минут. Зажимаю горячую чашку меж ладоней и крепко прижимаю к груди. Стены дома наполнены предчувствием ещё большего холода, нарастающего и крепнущего с каждым календарным днём, с каждой календарной ночью. Глубоко сидя в кресле, поджав под себя ноги, леденею с каждым понижающимся за окном градусом. Леденею от ужаса предстоящей зимы. Любое количество одежды не спасает надолго. Любое количество чая не спасает надолго. Я неумолимо замерзаю.
С сентября по май...
Преждевременная зима безжалостными тисками сжимает мою грудь, опускается на ресницы мокрым снегом, густой вьюгой, соляными брызгами из-под колёс проносящихся по городу автомобилей, оглушает стонущими от мороза проводами и гнетёт тишиной дворов, в которых лишь ветер завывает да целлофановый мусор шуршит по гололёду. Руки мои уж вовсе не помнят ни лета, ни солнца - а я всё не оставляю безнадёжных попыток отогреть их в складках одежды. Стремительно перемещаясь по городу на негнущихся от мороза ногах, выбираю максимально короткие маршруты от точки тепла до точки тепла. По утрам не поднимаются даже веки.
С сентября по май...
Весна, что никогда не торопится прийти в город, не оставляет сухими ни ног моих, ни щёк. Всё тот же мокрый снег, неизбежная слякоть медленно тающего зимнего наследия и постоянно подмерзающая по ночам грязь пробирают насквозь. Худое тело моё - истощённое, измученное студёной блокадой - привычно жмётся к источникам тепла да кутается в бесполезную одежду.
С каждым мгновением, проведённым в борьбе даже не с холодом - с самою собой, со своим неискоренимым замерзанием с сентября по май, я приближаюсь к отчаянию. Не дождаться солнца и света. Не дождаться весны. Не отогреть в этом странном теле промёрзшей насквозь души.
И далеко-далеко от берега, где не мешают звуки города и человеческая речь, я ложусь на лёд - слушать, булькает ли уже под ним вода...