Аннотация: Это первая чатсь моего пока наиболее крупного произведения, действия романа происходят не на Земле, но в остальным, всё очень похоже на нашу планету. Первая часть - в общем вводная и только подводит к основным событиям.
Сокровища
артенанфильских императоров
Цель оправдывает средства
Девиз ордена Иезуитов
Введение. Властитель мира
Сокровища
артенанфильских императоров
Цель оправдывает средства
Девиз ордена Иезуитов
Введение. Властитель мира
Ольвод - планета, на которой происходят описанные в книге события, во многом похож на Землю, несмотря на то, что он в пять раз больше неё, а атмосфера его в шесть раз выше, горы массивнее и выше и порой достигают высоты в сто километров, а моря глубже, однако его тяготение, благодаря низкой плотности ядра и плотность воздуха, благодаря большому количеству гелия сходны с земными. Также как и Земля, эта планета населена людьми, которые хоть и имеют более длинную историю, чем земное человечество, но в своём развитии также переживали те же этапы, что и человечество Земли, кроме того, что из-за размеров планеты цивилизации, возникшие в разных её местах, вплоть до эпохи индустриализации оставались разрозненными. Всё это, однако, не помешало на заре промышленно-электрической эры столкнуться огромным массам людей, делящих земли и народы огромной планеты. Старая, но ещё могучая феодальная система с оплотом в лице Артенанфильской империи и возглавляемая наводящим на многих ужас императором Вентаром потерпела крах, не удержав за собой древние земли: древняя империя была уничтожена Вамой, государством, которое с распадом Артенанфильской империи стало центром Валинтада в одиннадцать тысяч шестьсот семидесятом году по принятому в той части планеты летоисчислению. Всемогущий император Клеррарт Вентар, правивший всем северным миром пятьдесят один год был расстрелян. Экспансия феодальной империи в более развитый мир завершилась. Древняя великая империя распалась на куски, один из которых - центр империи - попал под влияние Вамы и стал частью Валинтада - государстве, 'сотканном' на основе Вамы из стран-победителей империи, во главе которого встал Аквель Сантон Вавитонк, правивший им до самой смерти - пятьдесят четыре года. В последствии эту эпоху назвали Вавитонковской, ибо не было на всей планете в эти годы человека более властного и могучего, чем он. Валинтад, скроенный и возглавляемый им воцарился на Ольводе: во всех уголках этой огромной планеты строились его порты, предприятия, города, дороги, сотни тысяч кораблей, поездов, машин с миллиардами тонн грузов Валинтада отправлялись в самые отдалённые части Ольвода, сотни уполномоченных этого государства в разных странах послушно исполняли его волю, расширяя мировую сферу влияния этой страны-исполина, миллиарды рабочих, инженеров, учёных создавали на благо этой страны-гиганта новые и новые товары и средства производства, стомиллионные армии стояли на страже огромных владений Валинтада, готовые уничтожить всякого кто на них посягнет, десятки тысяч газет, книг, радиопередач восхваляли и превозносили это государство, и его владычество было бы совсем полным, если бы не наличие другой антагонистической системы с центром в богатейшем городе планеты - Олтосе, сформировавшейся ещё до столкновения Вамы и Артенанфильской империи и в начале двадцатого века образовавшей союз Олтилор, призванный поглотить весь регион планеты, где стоял этот город, и где проживала почти половина её человечества: магнаты, составляющие ядро этого союза были столь богаты, что нередко 'покупали' целые страны и регионы: их чиновников, администрацию, войска, промышленность, средства связи и массовой информации: богатства этих людей мерилось странами, из них они растили себе 'цепных собак' и 'невинных овечек'. Это хоть и существовало раньше, но полного развития смогло достичь только благодаря гибели Артенанфильской империи, поскольку прежде, чем столкнуться с ней, Вама, перешагнув гигантский океан, столкнулась с Олтилором на заре его существования и разгромила его, отогнав на весьма дальнее рубежи. Ослабленный Олтилор из-под ударов Вамы и её союзников попал под давление Артенанфильской империи, которая последующие три десятилетия целенаправленно разрушала его, расшатывая его и без них потрёпанные основы, ссоря с соседями, и открыто давя на руководителей - лишь её конец позволил Олтилору развернуться - капитализм стал как волна распространяться по Ольводу, под его влияние попали регионы с десятками миллиардов жителей - в том числе и части бывшей империи и земли ещё свободные от власти Валинтада, к тому времени несколько утомлённого сорокалетними войнами. Но капиталисты хотели большего, они не желали мириться с огрызком Ольвода, хотя и довольно крупным, доставшемся им, но и Валинтад не желал ни с кем делить планету. Итак, слова Вавитонка, сказанные им на последней странице 'Гайнра и Вавитонка', тем, кто их забыл, напомним: 'Падение Артенанфильской Империи, которая не давала им развиваться, развязало им руки, пройдёт ещё не много лет и, они полностью оправятся от тех ударов, которые получили треть века назад' оказались пророческими, и капиталисты действительно всего через несколько лет после этого полностью встали на ноги, и Ольвод снова опутался сетью борьбы двух титанов, в ряде мест вылившихся в вооружённые конфликты как крупные так и мелкие, но не решающие, как это было в прошедших войнах. О том, как происходила эта борьба, рассказывает эта книга.
Пролог. Степь
Пыль над степью стояла жёлтым облаком, Солнце палило нещадно и до самого горизонтом, насколько хватало глаз, расстилалась ровная как стол степь, покрытая невысокой, сухой травой. Единственное, что напоминало о цивилизации в этих местах, это была дорога, точнее наезженная редкими машинами, а большей частью, вытоптанная ногами людей и их подневольных животных полоска степи. По ней ехал старый, открытый автомобиль. Какого он был цвета, узнать было уже невозможно: ветра и пыль давно превратили его краску во что-то совершенно непонятное. В автомобиле сидели двое: шофёр и пассажир. Первый был пожилой, убелённый сединой человек. На его суровое лицо наложила отпечаток суровая степная жизнь: глубокие морщины, складки покрывали его крупное, почти прямоугольное лицо, угловатость которого подчёркивала его худоба и резкие кости, хорошо заметные из-за неё. Его крупные, как и все остальные черты лица, глаза ничего не выражая, почти безразлично смотрели на дорогу. Сколько лет было этому человеку, трудно было сказать: может и пятьдесят, а может и семьдесят. Второй, сидящий на заднем сиденье был молод, ему было лет двадцать пять. Он сидел, опустив голову на спинку переднего сиденья, подперев лоб двумя руками, запястье одной из которых было изуродовано шрамом от пули, пролетевшей на вылет и криво сросшимися костями. Какие-то мысли полностью заполняли сознание молодого человека. О чём он думал? О настоящем, а может о прошлом или о будущем? Может, его мысли неслись где-то по просторам Вселенной или, может, копошились здесь, на этой планете, в суете человечества? Это оставалось неизвестным. У этого человека были несколько тяжёлые челюсти, но в целом его лицо имело заострённые черты: орлиный и длинный, но не сильно выступающий нос, чёрные большие глаза, длинные, низкие, густые и почти соприкасающиеся внутренними концами, брови, плотные, упрямые губы, закруглённые, широкие, скулы и уши, плотно прижатые к голове, незаметные под несколько длинными чёрными волосами, развивающимися по ветру. Кожа этого человека было не совсем ясного, с явным оттенком чёрного, цвета, выдававшего представителя северной расы планеты - афеса. Какова была судьба этого человека, как он такой не похожий на местных, оказался здесь, в глуши Прианкофанских степей? В его взгляде было что-то задумчивое и трагическое, не присущие его возрасту.
Оба странника ехали в полном молчании. Вдруг водитель спросил, слегка повернув голову:
- Тебе в городе остановить?
- Разве здесь есть города? - Вопросом на вопрос ответил молодой человек, отвлекаясь от своих мыслей.
- Мы называем городом всё, где живёт больше тысячи человек. - Сказал водитель, усмехнувшись, по-прежнему глядя на дорогу.
- А сколько там?
- Полторы.
На этом разговор закончился. Оба снова погрузились в свои мысли. Молодой человек вздохнул. Полторы тысячи! Как это не похоже на тот город с восьмьюдесятью тремя миллионами жителей, город, где он родился и вырос! Прошло шесть лет, как он его оставил, шесть лет скитаний и странствий, шесть лет голода и бродяжничества, а ведь он был наследником самого богатого человека не только в этом городе, но и во всей стране, которой этот город правил, а может даже и всей планеты! Что с ним стало? Где он сейчас? Во что теперь превратился его родной город, его страна? Ничего этого он не знал, в тех уголках Ольвода, где он пребывал, обо всём этом знали мало или вообще ничего. Как далеко теперь было то время, как далека эта степь от развитой страны, а он от её правителя! Но у него есть ум и есть ещё кое-что, чтобы осуществить свои честолюбивые и дерзкие планы.
Тем временем автомобиль остановился в степи, в месте, казалось, ничем не отличающимся от остального пейзажа и водитель сказал:
- Приехали, вот та трава, о которой ты говорил.
Действительно, трава немного изменилась, в ней появились такие стебельки, каких раньше не было, но только взгляд человека всю жизнь прожившего здесь с машины мог заметить это. Молодой человек вышел, поблагодарил водителя, дал ему кувшин с жидкостью, эта жидкость была соком, весьма ценимым тут и приготовленным особым образом из крови лилов - животных на Ольводе занимающих место Позвоночных. (В этих диких степях деньги не имели хождения, расплачивались натурой), взял узелок со своими вещами и пошёл по степи перпендикулярно дороге. Вскоре он подошёл к старому, покосившемуся 'соломенному' дому: он был построен из связок наиболее толстых стеблей трав.
Из хижины вышел, опираясь на толстую суковатую палку (большую редкость в здешних степях) совершенно побелённый годами старик. Этот человек был довольно высок, худ и не по годам строен: он был прям как мачта, имел довольно большую голову и длинные, как и у всех местных жителей конечности ещё больше удлиненные его ростом и телосложением. Этот старик имел широкие, резкие скулы и большой рот, обрамлённый, однако, тонкими и почти не заметными на его смуглом лице, губами. Глаза старика были глубоко посажены и хищным огнём горели из-под густых и необычайно развитых бровей, которые наряду с горбатым носом ещё более усиливали это сходство. Этот человек жил здесь, вдалеке от людей уже много лет. Местные жители почитали его почти как божество, никто не знал, сколько ему лет, никто не помнил, когда он здесь поселился, всегда он был седой и старый, несколько десятилетий, срок на который могла увести назад человеческая память, не изменили старика, поэтому всем он казался вечным. Впрочем, не так много людей к нему приходили и разговаривали с ним, зато знало довольно много: несколько сот - население степей в нескольких десятках километров в округе его дома и полторы тысячи жителей 'города'.
Молодой человек подошёл к старику, поздоровался с ним, сказав несколько слов на местном наречье, и они вошли в дом. Старик пригласил молодого человека поесть. (Нельзя сказать 'за стол' поскольку в этих местах столов не были и ели на подстилках) За едой молодой человек задал несколько вопросов старику-скотоводу, и между ними завязалась беседа.
- Послушай, - сказал молодой человек, - ты знаешь, что я не отсюда и богат. Очень богат. Сегодня я решил показать тебе это.
- Что именно?
- У тебя ведь есть связи в Гольварде, на алмазных месторождениях.
- Есть, но он далеко и что тебе до него за дело? У меня много связей, не зря же я прожил на свете девяносто семь лет.
- У меня есть товар, который наверняка тебя заинтересует. - Молодой человек интригующе улыбнулся. - И который имеет отношение к Гольварду.
- Говори прямо. - Глаза старика, окружённые морщинами, устремились на молодого человека.
- Это прекрасный алмаз.
- О, я в них знаю толк.
- Что бы понять, что этот алмаз бесценен, не нужно быть большим знатоком, один лишь взгляд скажет о нём, всё что нужно.
- Вот как, это интересно. - Хоть внешне старик и не изменился, но он задумался о многом после эти слов, в том числе и что за странный человек перед ним с такими, как он говорит, алмазами. - Покажи мне его. - Он был так же спокоен, как в начале разговора, но в его тоне была уже твёрдость.
Молодой человек, улыбнувшись, вытащил камень из потёртой одежды. Этот алмаз был абсолютный октаэдр со стороной в полтора сантиметра, без единой прожилки, блестящий как чистейшее стекло. Глаза старика, пристально следящие за руками молодого человека, заблестели не слабее, чем сам алмаз, пронзая его.
- За этот камень я дам не меньше шестисот миллионов эктэссов. - Почти воскликнул он. (В наиболее благополучных странах Ольвода средний рабочий получает пять эктэссов в день)
- Да, ты прав: эти камни очень дороги. Но всё же, сколько это, я не понимаю эту тарабарщину.
- Это бюджет небольшого государства.
- Однако это мне нравится. - Довольно улыбнулся молодой человек.
- Если так, то передай его мне, я отвезу его в Олтилор в первую же свою поездку, возьму за это только миллион.
- Ты думаешь, что если ты магнат Олтилора, то всё можешь? Я показал тебе алмаз, но вовсе не собираюсь его продавать, по крайней мере, сейчас, и куда я дену в этих степях такую груду денег? Подожди.
- Хорошо, я слишком долго жил и слишком много ждал, чтобы беспокоится о какой-нибудь сотне дней, что бы сумел перебраться в мир и обустроиться там. Ведь ты этого хочешь?
Молодой человек ничего не ответил, он попрощался и вышел. Долго он шёл под палящими лучами Солнца, до самого вечера. И только когда стемнело, в стеблях перед ним заблестел костёр. У костра сидела женщина, ей было чуть больше двадцати лет. Она была довольно высокого роста, очень стройная, смуглая, с довольно большими и пухлыми, но красивыми тёмными губами, непонятного соломенно-коричневого, неоднородного цвета волосами, глубоко посаженными, удлинёнными и довольно узкими глазами, ровным, узким носом и немного угловатым лицом. В общем, она была красива, но не красавица. Она, как и старик принадлежала к расе Стеосов, расе населявшей часть Прианкофанских степей, примыкавшую к ним с востока пустыню и окружающие их страны. Эти люди отличались, светлым, неоднородным цветом волос, смуглой, немного с бронзовым отливом кожей, тёмными глазами, острыми краями надглазных дуг, глубоко посаженными узкими глазами, высоким лбом, кроме того, появившись в степях, они приобрели длинные, сильные руки и ноги. Так это было и у этой женщины: даже для её роста руки и ноги были длинны и стройны, что продавало ей, как и всей расе, особое изящество. Молодой человек подошёл к огню, и женщина бросилась ему на шею.
- Наконец-то! - Радостно воскликнула она, - где ты пропадал так долго?
- Я ездил к старику.
- Зачем он тебе понадобился?
- Я решил начать свои дела.
- Дела? Уже? Ты же говорил, что тебе необходимо ещё подождать.
- Уже пора. Я говорил с ним о продаже первого алмаза.
- А что потом?
- Дальше - больше. Олтилор, власть...
- Чего же ты хочешь, Веррэт? Ты хочешь купить Олтилор или подмять под себя Вавитонка?
- А почему бы нет? По вине этого человека я веду такую жизнь. Он убил моего деда и разорил его страну. Мне нужен Олтилор и Валинтад, мне нужно всё, весь мир. Иначе я не хочу, понимаешь?! - Глаза Веррэта пылали.
- Это слишком много, Веррэт. Укрепись в Олтилоре, стань его уполномоченным, приобрети страну или даже целый регион, но не замахивайся на мир, он очень большой. Он не по зубам тебе.
- Это почему же? Тебе ли судить о моих силах и возможностях? - Сказал молодой человек заносчиво. - Ты не видела ни богатств, ни мира. Не знаешь, что это. Вспомни, где я тебя нашёл?
Лионтона, услышав эти слова Веррэта, проговорила сквозь зубы, едва сдерживаясь:
- То, что ты родился в императорском дворце, а я - в этих степях ещё ничего не говорит. Вспомни и ты, кто тебе указал на этого алмазного старика? Что бы ты без него делал, а?
- Ты права, Лионтона, ты мне открыла этого человека, а вместе с ним и путь в цивилизацию. Ты знаешь, что при дворе моего деда и в моей стране было немало красивых, а может даже и умных женщин, но такую как ты я ещё не встречал. - С этими словами Веррэт сначала завладел рукой Лионтоны, а затем они, крепко обнявшись, повалились на траву...
...Костёр догорал, холодная ночь обнимала бескрайние просторы широкой и древней степи, а где-то в её необозримых просторах лежали два человека, и на груди одного из них сверкал бесценный алмаз, и небо с его полосой звёзд холодно-равнодушно смотрело на него со своих недосягаемых высот. Куда ему, жалкому куску углерода до них?! Какое им дело до каких-то букашек делящих мир, они живут по своим законам! Что принесёт этот редкий (но не более того!) камушек этим людям, счастье или горе, рабство или власть - им всё равно.
На утро первым проснулся Веррэт. Он освободился от объятий своей возлюбленной и советчицы и встал. Над степями всходило ярко-красное Солнце и рассеивало ночной холод и мглу. Наследник несуществующего престола разбудил Лионтону. Она недовольно и вопрошающе смотрела на него.
- Надо идти. - Сказал он.
- Куда? - Зевая и подтягиваясь, спросила она.
- В степи, моя дорогая, в степи, дальше, к людям и... к счастью.
И они пошли. Солнце жгло их кожу, ветра сбивали их с ног, мучили их жажда и голод, пронизывали морозы, моря обливали своей солёной водой, метил в них стальной холодный штык или горячая пуля, люди чинили всяческие препятствия вольно или невольно - ничто не останавливало их. Вперёд - навстречу грозам и ветрам, навстречу опасности, вперёд, только вперёд, пусть впереди призрачная цель и смертельная опасность - им всё равно.
Часть I. Наследник
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
А. С. Пушки, Евгений Онегин
I. Гольвард
Серые скалы, изредка покрытые скудной травой, пыльный воздух, наполненный звуками ударов кирок, земляные дороги, ведущие к глубоким котлованам и шахтам, страшной раной разворотившие горы, небольшие строения - именно так с высоты выглядят месторождения алмазов в Гольварде и если к этому добавить тысячи, а может и миллионы бедных тружеников зарабатывающих себе на жизнь добычей из этих сухих скал маленьких, блестящих камушков, то картина будит почти полной. Не ясным останется только, для кого они стараются и нередко жертвуют жизнью: ни на одном из них нельзя увидеть их блестящих находок. Так происходит потому, что камни, едва увидев свет Солнца, перепрятываются, отправляясь в длинный путь, чтобы потом весьма немногие из них могли услаждать глаза тех, кто никогда не брал в руки кирки или отбойного молотка. Но тот, кто руководил этими людьми, не наслаждался блеском, не прельщали его и те женщины, которые этим блеском пытались затмить его отсутствие в себе лично, никто вообще не мог сказать, что является источником его наслаждения, даже те, кто знал его с относительно молодых лет: прииски принадлежали Гионту Стронсу - человеку, про которого говорили, что у него то ли нет лица, то ли множество таковых. В Олтилоре его знали как магната, в степях как скотовода, возможно ещё где-то - а на Ольводе было так много малоизвестных или вообще неизвестных стран - ещё как кого-то - этого не знал никто. В степях его почитали как бога, в цивилизации - тоже - по сути дела. Никто не знал, куда уходил старик-скотовод и куда ездил могущественный Стронс - 'Алмаз' - так его называли за особое чутье к алмазам, а также за таинственный блеск его крупных, глубоких глаз при виде этих камней. Никто не знал, сколько у него миллиардов, где он их хранит и на что тратит.
Роскошные дворцы, комфортабельные автомобили и самолёты, огромные заводы и даже целые города и страны - всё это принадлежало таинственному старику, черты биографии которого также оставались для всех или почти всех загадкою. Кто он был по происхождению, из какой семьи он происходил, где, когда и как он накопил своё сверхгиганское состояние, размеров которого не знал никто, но в огромности не сомневался - ничего этого не было никому известно, весь старик от начала и до конца оставался сплошной тайной. Этот таинственный старик зачастую неожиданно появлялся в самых разных частях планеты, и никто не мог сказать, где у него дом и Родина. Он словно тень оказывался то в одном, то в другом своём владении, которые были разбросаны, конечно, не по всей, но по значительной части известной территории Ольвода. Не оставлял он и центра Олтилора - Олтоса. Теперь он приехал в одно из своих самых важный владений - алмазные месторождения Гольварда - одни из крупнейших на Ольводе.
Дорогой автомобиль Стронса въезжал в город Дельегард, который был не далеко от месторождений, как колесница богов: толпы народа приветствовали его, движение в городе было остановлено, когда машина алмазовладельца, окружённая неумолимой охраной, показалась на его улицах. Мало что бы изменилось, если бы вместо машины со стариком с неба спустилась бы колесница с богами, запряжённая огненными лошадьми. Перед ней также как и перед ним расступался бы народ с криками восхищения. Этот старик в этой стране был подлинным богом. Может, в его честь и не сооружали алтари и церкви, но зато пред ним раболепствовали, и даже видеть его здесь считалось большой честью.
Жил Стронс, когда приезжал в Гольвард, в богатом, роскошном дворце, на отшибе от города. Этот старик никогда не имел никаких контор и офисов, всех своих людей он принимал в своих дворцах, здесь он работал - занимался не менее загадочными, чем он сам делами, здесь отдавал распоряжения, принимал посланников Олтилора или отправлял их сам. Он никогда не устраивал больших совещаний и не читал докладов: все, что ему нужно он передавал в личных беседах или это зачитывалось его личными докладчиками, впрочем, у него на приёмах никто никогда долго не задерживался, о большинстве своих идей он предпочитал передавать только конкретным исполнителям. Старик никогда не принимал гостей и никогда не бывал сам пригашённым: он не участвовал в каких бы то ни было празднествах - это был полный, абсолютный отшельник. Он предпочитал всё делать в одиночку и никому не подчинялся кроме самой верхушки Олтилора. Стронс помимо своей зловещности напоминал какой-то вечный призрак и жителям этой тёмной страны казалось, что это действительно призрак, ничем не питающиеся и не спящий - никто и никогда, может исключая самых близких и надёжных слуг, которые были также так же как и их господин покрыты непроницаемой мглой, не видел как этот старик спал или ел, и многие, даже вполне образованные люди, иногда начинали сомневаться: а человек ли это вообще? И блеск его глаз только усиливал эти подозрения. Те люди, которые мало знали этого человека, боялись его чисто инстинктивно: что хорошего можно ожидать от отшельника, призрака? А те, кто знал его лучше (хотя нашлось бы не много таких, которые могли бы сказать: 'я немного знаю Алмаза') боялись его вполне осознанным страхом: знали, что, как и подобает призраку, он нанесёт свой удар из-за угла, внезапно и этот удар окажется наверняка смертельным.
Никогда ничем не выражал Стронс своих чувств: его каменное лицо всегда оставалось непроницаемо-равнодушным, движения - холодно-расчётливыми. Обстановка его дворцов несмотря на роскошь, также ничем не выдавала внутренний мир своего хозяина. Никогда не носил при себе Стронс никакого оружия, не было его и в его кабинетах, а возможно и во дворцах, хотя все были убеждены, что там можно найти всё, что только имеется на Ольводе, но при колоссальной способности Стронса оказывать влияние на людей и завлекать их, оружие было ему просто не нужно. Казалось, что старик постоянно носит в себе ключи от всех человеческих душ: уже двух слов сказанных кем-либо хватало Стронсу, чтобы составить о нём исчерпывающие представление и одно это уже могло внушить едва ли не кому угодно суеверный ужас. Старик не был скупым, наоборот, он мог бросать деньгами на право и на лево, он мог затратить многие миллионы, чтобы устранить мелкое препятствие на своём пути, он мог купить роскошный дворец, который ему нужен на несколько дней, но никто и никогда не мог сказать, что он когда-либо хоть какие то крохи затратил впустую - его расчётливости можно было поразится: он просто знал цену всему и всегда. Поэтому он никогда бы не протянул милостыни.
Автомобиль Стронса ехал прямо во дворец. Приехав туда Стронс, по своему обыкновению, не говоря никому ни слова, поднялся к себе в кабинет и заперся там. Среди прочих мыслей, известных только ему, его одолевали неясности связанные с относительно новым знакомым из степей. Еще никогда в этих диких степях ему не доводилось встречать подобного человека, и его огромный опыт подсказывал ему, что дело тут не обычное. И было странным не то, что он появился в степях: после крушения Артенанфильской империи Стронс несколько раз видел таких людей. Удивительно было то, что этот молодой человек знал тайну его двуличности. Могучий ум Стронса, наделённый колоссальным проницательным даром, натренированный огромным опытом, тщетно бился об эту загадку: о его двуличности знали только он и его шофёр, который осуществлял связь двух лиц Стронса, перевозя своего хозяина через пустыню от оазиса к оазису, про которые нередко знал он один, он проводил его через горы по перевалам не нанесённые ни на одну из карт Ольвода. Этот человек не мог рассказать о тайне своего господина молодому человеку: он был всецело предан Стронсу, кроме того, он не любил говорить и иногда молчал целыми неделями, эта особенность сделала его отшельником. В далёком прошлом он служил у некоторых феодалов, ещё уцелевших на Ольводе, и занимался у них весьма тёмными делами, этот человек был также неуживчив и вспыльчив и, обладая огромной физической силой, нередко давал волю своим рукам, за что однажды попал под суд, но сумел бежать и попал к Стронсу, заметившему в нём определённые способности. Тогда Стронс был ещё не так стар, но уже стал почти таким же, каким был в описываемое время. Стронс сделал вскоре этого человека своим шофёром. С тех пор прошло уже около сорока лет, шофёр состарился, но не перестал быть одним из самых верных слуг Стронса, наоборот он ещё больше привязался к Стронсу и стал ещё преданнее. Этот человек никогда не жаловался на жизнь и был ей доволен. Нет, уж скорее Ольвод развалится на куски, чем этот человек что-то расскажет о Стронсе. Хотя Стронс решил это проверить, но конечно не прямым вопросом, а косвенно, говоря о близких темах, но это было дело далеко не первой важности. Надо было проработать другие варианты того, откуда молодой человек знал его тайну. Стронс в мыслях отложил это в сторону и переключился на другой вопрос: откуда у этого молодого человека может быть такой алмаз. Старик прожил долгую и разнообразную жизнь, но никогда до этого он не видел в степях таких алмазов. Значит, этот вопрос уже заключал в себе два: откуда это алмаз и что он делает в степях. Прианкофанские степи - место, в котором мало кто появляется со стороны из-за того, что в них ничего нет. Оно также относительно труднодоступно и потому если кто-то и скрывается в этих местах, то только тот, кто не занят какими-либо делами. Значило ли это, что молодой человек скрывался? Возможно, но нельзя забывать, что ему известен секрет Стронса. Может, он потому и приехал в степи, чтобы действовать в этом направлении? Возможно, но проверить это сейчас Стронс не мог. Однако надо было в любом случае проверить связи этого человека. Сделать это не так просто, но надо попытаться. 'Но сейчас не это'. - Решил Стронс и, оставив это направление, начал думать, откуда у этого молодо до человека алмаз. 'Он молод, а это значит, что едва ли он вёл какие-то дела, в которых достал этот алмаз и сбежал с ним в степи. Украсть такой камень почти невозможно, и не стоит и думать об этом. Добыть - возможно, но исключительно маловероятно: для этого необходимо открыть новый прииск. Значит, остаётся, что он, наверняка получил его в наследство. Но тогда от кого? Он явно афес: его кожа явно с черноватым оттенком, среди них много богатых людей, много и таких, которые бежали за пределы Артенанфильской империи и Велико-Анкофанского плоскогорья. Очень возможно, что он из таких людей. За шесть лет, истёкших со времени падения Артенанфильской империи он добрался до степей, но что дальше?' - Чёткий порядок мыслей Стронса прервался: ему не за что было ухватиться, дальше перед ним была пустота: бежавших после разгрома империи было много и не мало среди них было таких, какие могли бы иметь подобный алмаз, дело усложняло ещё и то, что в первые годы после падения великой империи множество сокровищ перешло из рук в руки; были захвачены: люди, которые за стенами своих замков чувствовали себя защищёнными и уверенными в себе, оказались беззащитными против тягот скитаний и потери верных слуг, когда копья могучих рыцарей обломались о броню линкоров - так говорили после этого. Где было искать следы драгоценностей в той неразберихе, которая творилась на территории низложенной империи? А кому как не Стронсу было лучше всех понятно, что цена таких камней в подобной ситуации падает невероятно? Это очень увеличивало число людей, одним из которых мог быть этот молодой человек. 'Но всё-таки подобный алмаз - редкость' - думал Стронс, но это не говорило ему ничего. Он мог бы, имея огромные связи проследить пути, конечно не всех, но многих подобных алмазов, но он понимал, что до путей тех, которые сотни лет лежали в сундуках в подземельях замков феодалов не докопаться даже ему, так что может это и стоит делать, но едва ли это даст, что-то, скорее всего он просто не найдёт ничего, а может что-то похожее на этот камень. Стронс оставил это как один из подступов к загадкам молодого человека, но он понимал, что ему необходимо искать что-то другое, более надёжное и, возможно, менее прямое. Но какое? Стронс, этот человек, которому при важных делах боялись сказать лишнее слово из страха, что по малейшим признакам он сумеет узнать то, что от него пытались скрыть, не мог ни за что уцепится в молодом человеке. Такие люди едва ли не впервые попадались старику. В мыслях Стронс словно сжался, пытаясь пробить вставшую перед ним преграду, но он не знал, куда даже направить свой удар: перед ним был как будто туман, и стальные иглы его мыслей словно тыкали в него. И что толку?! Этот человек казался Стронсу иногда одним из тех всё ещё самоуверенных артенанфильцев, которые были слишком молоды во время крушения империи, чтобы полностью осознать, что это значит и теперь, помня достижения своих предков, желали с легкомыслием добиться того же в новом мире, и очень может быть, даже возродить былое. Иногда он думал, что этот человек вообще не из аристократов империи, а только старается выдать себя одним из них, иногда он думал, что это хитрый делец, прибывший с неизвестной для него целью в эти забытые степи, но с какой? Неужели чтобы разоблачить его, самого Стронса? Старик не мог этого понять. Но ни раздражения, ни обиды не было в Стронсе: едва ли вообще он был способен на такие чувства. Люди как этот человек встречаются, конечно, не часто, но они есть и теперь Стронс столкнулся с одним из них. Это означало лишь, что к этому человеку нужно отыскать соответствующие инструменты. Он только словно ощетинился иглами, защищаясь от молодого человека из степей. (В мыслях он не называл его по имени: он понимал, что оно вымышленное) 'Сейчас я ничего не могу, - наконец заключил он, расставив все линии обороны и наступления, - он хочет выбраться из степей, и он выберется. А дальше посмотрим. Интересно мне знать, есть ли у него ещё что-то?' Решив так, Стронс взялся за письмо.
'Привет вольному жителю широких Прианкофанских степей. Это письмо пишет вам престарелый друг, проживший в степях долгую и трудную жизнь скотовода, но помимо своей вольной жизни в степях и помимо своих животных я люблю ещё алмазы. Когда вы были...' - Рука старика, летевшая по бумаге, вдруг остановилась: ему не понравился стиль письма, он понял, что так писать не имеет никакого смысла: о нём достаточно много известно тому, кому адресовано это письмо. Писать так - давать лишний повод этого человека подумать о том, почему он пишет именно это и о том, как же этот старик скрывает своё второе лицо. Да, Стронс многие десятилетия старательно скрывал его, но теперь один человек знает об этом, так зачем же стараться стремится принизить себя в чём-то? Нет, Гионт Стронс так не делает. Стронс сжёг письмо зажигалкой, предназначенной специально для таких вещей, и начал следующие:
'Привет глубокоуважаемому Отону Устеру! Я пишу вам это письмо с тем, чтобы договорится насчёт покупки того алмаза, который вы мне показали во время нашей последней встречи. Я думаю, что эту сделку лучше произвести в Дельегарде, где я нахожусь в настоящий момент. Если вы согласны, то приезжайте в Энтоон, где вас встретят мои люди и благополучно, обеспечивая полную безопасность вашему товару, довезут до Дельегарда. До встречи Отон Устер и доброго пути!' Стронс остался доволен письмом и немедленно отправил его.
II. Прибытие
Как и говорил Стронс Веррэт пришёл к нему через пятнадцать дней. Дверь хижины старика была открыта, но хозяина дома не было. Веррэт огляделся вокруг и вздрогнул: в углу хижины, на печи сидел суровый шофёр. Веррэт хотел уйти, но шофёр встал и, не произнося ни звука, протянул письмо. Конверт был абсолютно чист. Это была одна из особенностей Стронса - он никогда ничего не писал на конвертах, письма предпочитал отдавать прямо в руки, однако Веррэт не знал этого и долго вертел письмо в руках, не решаясь вскрыть из опасения ошибки, но потом понял, что ошибки быть не могло, и зашагал прочь.
- Почему ты так быстро? - Спросила Лионтона, когда он пришёл.
- Старика не было дома.
- Ну, это на него похоже - наверняка где-нибудь на прииске.
- Дома был только его шофёр.
- Почему же он был там?
- Он передал мне письмо. - Веррэт вскрыл конверт, и они вместе прочли его. - Вот видишь, всё неплохо складывается. - Сказал он довольно, закончив читать.
- Но ещё ничего не сложилось.
- Сложится. Едем в Энтоон немедленно. - Сказал Веррэт воодушевлёно.
- Хорошо, но как мы поедем, на чём?
- Я не думаю, что это очень серьёзная преграда. Не остановили меня войска Валинтада, не остановили пещеры, не остановят и таможни!
- Может нам поехать путями Стронса?
- То есть договорится с его шофёром? - Лионтона кивнула. - Мне кажется, легче договорится с камнем или пустыней, чем с этим человеком.
- Но неужели старик предоставил нас самим себе. Он так может потерять редкий алмаз. От этого его может хватить инфаркт, что в его возрасте... - Лионтона рассмеялась.
- Не смеши Лионтона, уж скорее Большая Анкофана потечёт вспять, и Прианкофанские степи покроются тропическим лесом, чем Стронса хватит инфаркт. У этого человека нет сердца.
- Нет сердца. И это говоришь ты, Вентар Веррэт аристократ и образованный человек, сын развитой страны? Если бы это сказала бы я, выросшая здесь, в этих диких степях, то ещё понятно, но ты... - Сказала Лионтона, насмешливо улыбаясь.
- Перестань, Лионтона и что ты такая весёлая, ты же понимаешь, о чём я говорю.
- Я счастлива, потому, что люблю тебя. - Она весело обняла его за шею.
- Хорошо, Лионтона, хорошо. - Говорил он, осторожно отнимая её руки от себя. - Надо подумать, как нам уехать.
- Мне кажется странным, - заговорила Лионтона совершенно серьёзно, - что Стронс уехал и не оставил нам ничего кроме письма. Неужели он не оставил больше ничего своему шофёру? Или, может, ты ушёл так быстро, что он не успел передать их тебе? Это возможно?
- Нет. Это не такой человек, который так бы относился к приказам и если Стронс сказал ему хоть слово, то он сделает всё, чтобы исполнить поручение.
- Но может его удастся уговорить. У нас есть деньги.
- Ты плохо его знаешь, Лионтона. Будь даже у меня все мои алмазы, я бы не стал этого делать. Этот человек то же для Стронса, что для нас наши руки. Нам нужно выбираться из степей самим.
- Но ведь ты говорил мне, что кругом или Валинтад или неизвестные земли. Что же нам делать? Почему же всё-таки Стронс нам не помог, ведь он многим рискует, оставив нас здесь так. Что же ему помешало это сделать?
- Во-первых, он рискует не столь уж многим: только одним алмазом, да и то не купленным. А не помог он нам, потому, что он хочет нас проверить, как мы выберемся отсюда.
- И что же ты предлагаешь?
- Нам придётся ехать через Валинтад.
- Это с таким алмазом?
- Мы можем его спрятать у тебя в волосах. Хорошо, что они у тебя длинные.
- А разве когда мы появимся в Валинтаде это не вызовет подозрений?
- В этих степях иногда бывают люди из Валинтада. И ты никогда не задумывалась, откуда в степях автомобили?
- Не знаю, это меня никогда не интересовало. Наверно из Валинтада, да?
- Да. Это некоторые из особо богатых людей идут на север, проходят там через пустыню, попадают в Валинтад, и там покупают эти машины, так же сюда попадает и бензин. Я считаю, что лучше всего воспользоваться именно этим путём: деньги нам не помогут в делах с шофёром Стронса, но помогут на этом пути. Мы пройдём через пустыню, выдем на берег Эзэанейского океана, там не Валинтад, но одно из государств верных ему. Кстати со степями у них вообще не существует границы, и я даже не знаю, что в государственном отношении представляют степи и прилегающая к ним пустыня.
- Они никому не нужны.
- Лионтона, я с рождения жил среди людей делающих политику и хорошо знаю, что интересы государств не всегда так легко понять. То, что тут нет полезных ископаемых, и положение этих степей на карте ничего не может дать тому, кто ими обладает, не означает, что ни одно из государств не захочет их брать. Тем более, не забывай о том, что Стронс сюда наведывается.
- Он родился здесь. - Сказала Лионтона несколько грустно.
- Неужели ты думаешь, что это для него имеет значение?
- Я не знаю. - Задумчиво сказала Лионтона.
- Это вообще едва ли кто-то может знать. Но боюсь, что никакого. Ладно, не об этом речь.
- Послушай, Веррэт, я слышала о том, что довольно часто тут появляются люди, уходящие в тропические леса, они ведь, наверное, так же и возвращаются. Может нам попробовать договорится с ними?
- Я не стал бы этого делать: если мы пойдём с ними, то попадём в Валинтад, В Южную Эзэанею. Путь оттуда гораздо длиннее и опаснее: мы сразу же обратим на себя внимание. А ты сама понимаешь...
- Понимаю. Так мы пойдём на север через степи, а потом отклонимся к востоку в пустыню?
- Да, это самый лучший путь.
- Но почему мы не можем никак обогнуть пустыню?
- Я не хочу попадать в Эзэанею. Лучше мы пересечём границу Валинтада в другом месте. Мы можем сказать, что едим из степей на Велико-Анкофанское плоскогорье. Во всяком случае, это никому не запрещено.
- Это долгий путь. Я, конечно, не так хорошо представляю себе карту, потому что я её знаю только по тем схемам, которые ты чертил на песке, но я вижу, что это долгий путь. Может Северный океан, хоть это и логовище, лучше?
- Океан?! Перебираться с острова на остров, где полно военных кораблей и за каждым приезжим, даже если он просто меняет там самолёт, следят во все глаза? Мыслимо ли? Сразу видно, что ты не никогда не имела дела с вамцами! Ведь это так?
- Конечно, что этим людям моря делать в этих степях?
- Вот видишь, и ты называешь их людьми моря. Океан, особенно Северный - их стихия. Одно это зачёркивает тот путь. Это не шутки.
- Сколько займёт времени путь к Эзэанейскому океану?
- Я не думаю, что долго. На автомобиле мы быстро до него доберёмся. Конечно, это не так дёшево, но деньги у нас пока ещё есть.
- А как дальше?
- Дальше всё намного проще: из Эзэанеи есть самолёты на восток, в Еларцею, а оттуда - на плоскогорье и дальше тоже. Путями из Еларцеи руководит компания Южного Союза. На его самолётах мы быстро долетим до Олтилора. И углубляться в Валинтад мы не будим.
- И, значит, мы полетим на самолёте!? - Радостно воскликнула Лионтона.
- Да, ну конечно. - Веррэт улыбнулся. - Ну ладно пошли - нам нужно найти машину. Путь через сухую степь и пустыню - не из лёгких.
- Значит, пустыню нам не миновать... - Вдруг как будто остановившись, прошептала Лионтона, обречёно невидяще глядя куда-то. Веррэт до этого говорил только о степи, давно заметив, что Лионтона хоть и выросла рядом с пустыней, почему-то боится её. Однако он не вникал в это. О подробностях биографии Лионтоны он не слишком желал знать: он понимал, что она крайне бледна у девушки, выросшей в степи, куда толком не проникла цивилизация, а сама Лионтона нравилась ему такой, какой она была.
- Почему ты так её боишься? - Спросил он теперь.
- В этой пустыне, - сказала она, вздохнув, - я потеряла свою семью. Я никогда тебе не рассказывала тебе о том, кто я такая и ты думал, что я просто скитаюсь, и у меня, наверное, никогда не было семьи?
- Что-то в этом роде. - Пробормотал Веррэт: он ведь об этом не думал вовсе.
- Нет, это не так. Я родилась в семье не богатой, в семье скотовода. Как и большинство здешних семей, наша ничем не выделялась: мы кочевали от ручья к ручью, от речки к речки. И вот однажды, когда мне было семнадцать лет, в период засухи, тяжёлое время для здешних жителей, на наше стадо напали лертоны, ты наверняка слышал или видел этих ужасных животных: они такие с десятью ногами, массивным телом широким сзади и с хвостом, гребнем на спине, метра два в длину, и почти столько же в высоту. Так вот это случилось ночью, вся моя семья: родители, три брата и я пытались отбиться от них, но разве может бедный скотовод, без огнестрельного оружия отбитая от разъярённых, голодных лертонов? Мы едва бежали от них, страх подгонял нас, бежали по степи пока не выбелись из сил, и так пролежали до рассвета. На утро мы, голодные, пошли куда глаза глядят, нам уже нечего было терять: всё наше богатство заключались в стаде. Тогда мы решили идти на берег Эзэанейского океана, через пустыню. Так ведь короче, так говорил мой отец, к тому же горы незнакомы и чужые нам. Мы, голодные, прибились к каравану, обязуясь участвовать в снабжении его пищей, и пошли. Все, в общем, шло хорошо, мы нормально продвигались в глубь пустыни, но на следующий день, на семнадцатый день пути начальник каравана заметил в пустыне тучу пыли, она приближалась. Все поняли, что ничего хорошего она с собой не принесёт. Мы хотели уйти, но она приближалась, на следующий день поднялся ветер, было ужасно: пыль, жара, ветер, дующий как из печи, к середине дня ветер усилился настолько, что мы вынуждены были остановиться. И вдруг началось: страшный ветер обрушил на нас лавину песка, все легли, но это не помогло, песок засыпал нас, я тоже лежала в раскалённом песке, пока не потеряла сознание. Как я тогда выжила - не знаю. Очнулась я уже на следующий день, чувствовала я себя ужасно: нос, рот, уши, глаза - всё было в песке, кожа была исцарапана, во рту потрескалось от жары и песка, я с трудом дышала, у меня ужасно болела голова, первое время я не могла даже встать, меня мучила ужасная жажда. Некоторое время я приходила в себя, потом нашла в себе силы встать и, с трудом держась на ногах, стала искать остатки каравана. Все были мертвы: и животные и люди, я одна осталась в живых, когда я нашла тела своей семьи, я упала на них и безудержно зарыдала, я думала, что я умру в этой пустыне, так же как и они, а мне именно тогда, когда передо мной стояла смерть, как никогда хотелось жить! Постепенно я окончательно пришла в себя, и тогда мне ещё раз повезло: я нашла еду и воду: это было всё, что осталось от каравана. Взяв всего этого столько, сколько я могла унести, я пошла в том направлении, где, как говорил проводник, когда все ещё были живы, находится оазис. Я шла туда десять дней, еда и вода, которую я взяла с собой, постепенно кончались, хотя я их расходовала их очень бережно. Я старалась идти как можно быстрее, нередко я шла ночью. Я очень боялась, что я пройду мимо оазиса или ошибусь направлением, но мне опять повезло, и я пришла туда на одиннадцатый день. В оазисе были вода и еда, и я решила жить там, пока не придёт следующий караван. По сравнению с пустыней это был настоящий рай: источник холодной ключевой воды, фруктовые, тенистые деревья, плодоносящие весь год и надёжно защищающие от зноя пустыни. Около ста дней я жила в оазисе, как на острове и, наконец, однажды под вечер пришёл караван. Я выбежала из оазиса на песок, и тогда меня заметили, спросили кто я такая, давно ли здесь, как оказалась и почему одна. Они удивилась, увидев человека в таком месте: в эти пустынные оазисы не пускают никого жить. Я всё рассказала, и они наутро взяли меня с собой. К побережью Эзэанейского океана я так и не попала: караван шёл к подножьям гор. Там я ушла в город и прожила там, занимаясь чем попало, - Лионтона вздохнула, - почти два года. Потом появился ты.
- Дальше мне всё известно. Но всё равно мы поедем через пустыню к океану. Другого пути нет. Там мы сядем на самолёт и полетим в Эзэанею, а оттуда - на плоскогорье. Так что ничего не поделаешь.
- Я боюсь пустыню.
- Не бойся, помни, что через неё лежит наша дорога в цивилизацию, ты же всегда этого хотела, хотела выбраться из этих степей, жить в богатой развитой стране. Так? - Лионтона кивнула, - ну тогда идём. - Закончил Веррэт, вставая и протягивая ей руку.
- Снова в пустыню... - Промолвила она, - И неужели... - Просяще заговорила она, пристально глядя на Веррэта.
- Нет. Не всех там засыпает песком. К тому же мы будем на машине. Я ведь тоже пришёл через неё. Нет другого пути. Или океан или пустыня.
- Хорошо, если ты пришёл оттуда... Я не думала об этом.
Найти машину и снабдить её нужным количеством бензина оказалось не сложно, потому что Веррэт знал нескольких человек, у кого были автомобили. Так что уже на следующий день Клеррарты погрузив в один из немногих автомобилей имевшихся в степях, свои немногочисленные вещи, поехали на север. Путь до пустыни не занял много времени: уже через четыре дня степи стали уступать место почти безжизненной пустыне. Глядя в её дали, камни, сменяющиеся песком и глиной, Лионтону не оставляли мысли о том, что где-то там или даже может совсем рядом нашли свой последний приют самые близкие ей люди. Она со страхом перед пустыней и с тоской по ним вспоминала их, их голоса, привычки, лица. Картину дополнил караван, с которым они повстречались на второй день пути по пустыне. Этот караван шёл туда же, что и тот, который погиб пять лет назад. Караван привлёк внимание и Веррэта: с того времени как он с одним из них пришёл в степи он больше не видел таолов - народа пустыни и их необычных животных, способных покрыть за день сто пятьдесят-двести километров. Сами таолы тоже не очень отставали от них: многие из них могли бежать десятки километров без остановки и проходить едва ли не сто километров в день. Впрочем, подобными способностями отличались и сенцесты - народ степей, к которому относились Стронс и Лионтона. Веррэт глядя на таолов, вспомнил, как однажды Лионтона бросилась прочь от Веррэта с криком 'Догоняй!' и Веррэт пробежал несколько сот метров выбился из сил, сел на землю и пробормотал: 'Конечно, в беге я никогда не смогу соревноваться с ними'. Однако таолы поразили даже Лионтону.
Палящий зной жестокой пустыни сморил Веррэта: он был больше привычен к сорока-пятидесяти градусам ниже нуля, но столько же выше было для него слишком. В Артенанфильской империи температура никогда не доходила до тридцати градусов, да и в Прианкофанских степях, по крайней мере, там, где он жил с Лионтоной не было такой жары, так что этот страшный зной был для него впервые. Только по ночам он чувствовал себя нормально, а днём всё время с надеждой смотрел, не появится ли голубая полоска столь желанного океана, но дневные часы тянулись мучительно медленно, и те семь дней, которые автомобиль ехал по пустыне, казались вечностью. За каждым холмом и поворотом в последние часы Веррэт ожидал океана и жаловался Лионтоне, но у неё вызывал он лишь недоумение: жару она переносила вполне нормально.
- Нет, нет, - говорил он, - пустыни однозначно не для меня. Я ещё могу терпеть степи, но пустыни - никогда.
- Ты же сам хотел ехать сюда.
- Перестань. У нас же нет другого выхода. Кроме того, мы уже сейчас подъедем.
- Конечно, в машине намного быстрее, чем караваном и совсем не так.
Веррэт был прав: и океан показался на закате, вызвав у него радость. Перед ними лежали теперь лишь цивилизованные страны. Самый трудный участок пути был пройден. Веррэт, искупавшись в прохладных водах океана, забыл обо всех своих страданиях от зноя пустыни. Шофёр, выдя из воды и одевшись, уехал. Веррэт с Лионтоной остались на берегу одни. Рядом проходила дорога. Веррэт не случайно выбрал такое место: оно было достаточно пустынным, для того чтобы без проблем спрятать алмаз, но и достаточно посещаемым (здесь недалеко проходила дорога, и располагался город) чтобы можно было отсюда легко выбраться. В оставшиеся до ночи время Лионтона спрятала алмаз в волосах, при этом она долго рассматривала его, как будто не веря, что он действительно столько стоит. Потом они переночевали на берегу, а под утро пошли в сторону города. По дороге им попалась попутная машина, и на ней они благополучно добрались до него. Оттуда они на автобусе доехали до аэропорта, узнав где он по дороге. Отсюда они, благополучно пройдя не сложную проверку, связанную с переходом границы Валинтада, вылетели в Еларцею. Алмаза спрятанного в волосах Лионтоны никто не заметил, не особенно внимательно смотрели и вещи: государство в котором они находились, граничило только с Валинтадом, и было в полном его распоряжении. Документы Клеррартов были в порядке: Веррэт, зная, что им придётся покинуть степи именно так, обеспечил их ими. Самолёт в течение нескольких часов долетел до Южной оконечности Еларцеи, и ещё через столько же Клеррарты стояли около Великого Еларцейского водопада - одного из крупнейших на Ольводе: его ширина была восемь километров, а высота почти четыре, он был зажат между высоких, прекрасных горных пиков и отделял Анкофанские горы от Уверского нагорья, составлявших южную границу Еларцеи. Водопад этот был на Большой Анкофане, которая в глубине Большого Континента среди гор и равнин описывала исполинскую петлю, образуя два мощных водопада и четыре запрудных озера-океана, в один из которых низвергался водопад. Вокруг этого водопада, который словно из неоткуда появлялся среди хребтов на одном из прихотливых изгибов реки, горы, источенные водами Большой Анкофаны, укутанные лесами и увенчанные головокружительной высоты замысловатыми пиками, уходящими из зелени в небо, творили такую сурово-великолепную, законченную картину, что Клеррарты, как бы ни спешили достичь Олтилора, ненадолго остановились тут, что бы полюбоваться ей, погулять в лесу среди озёр и гор: ведь они, скорее всего, этого они уже никогда не увидят. Природа была столь необычной и завораживающей, что, гуляя здесь, Веррэт даже несколько забыл, что вся эта земля - враждебный Валинтад.
Здесь, недалеко от этого водопада отлетали самолёты, летящие на другую сторону океана - в республику Ливонен. Эти рейсы были самыми глубоко проникающими в Северное Полушарие 'щупальцами' Южного Союза - могучего владыки Южного полушария, возведёнными в самые последние годы - специально для связи с Валинтадом.
- Ну вот скоро мы и будем в Гольварде. Теперь уже всё позади: и пустыня и границы Валинтада.
- И у нас больше не будет никаких проблем в пути, правда? - Радостно спросила Лионтона.
- Я надеюсь, что на плоскогорье никто нам не помешает.
- А где мы поселимся, когда приедем?
- Я не думал пока об этом. С теми деньгами, которые у нас будут можно жить где угодно. Я хотел бы в Олтосе. Мне кажется это лучше всего. Лионтона, алмаз на месте?
- Да, - спокойно сказала она, довольно небрежно и очень естественно коснувшись собранных волос на затылке.
После небольшой проверки все погрузились в самолёт, летящий за океан между гор, оцеплявших его и скалистых островов, затем, также используя пути Южного Союза, добрались до центральных частей необъятного плоскогорья - дальше на восток лежали обширные и почти нецивилизованные земли, с тонкими ниточками путей, проложенных Олтилором - следуя по ним и миновав центры Олтилора, Клеррарты уже прилетели в страну, где располагался Гольвард - весь путь от Валинтада до неё занял десять дней, но осторожный Веррэт решил не ехать сразу в Энтоон где, как писал Стронс, их ожидали его люди, а остановится в столице - надо было кое-что решить.
Веррэт стоял в коридоре гостиницы перед зеркалом и разглаживал складки пиджака, как вдруг к нему подошла какая-то одетая по-олтилорски молодая женщина и сказала:
- Доброе утро.
- Что такое? - Спросил он, оборачиваясь. - А, это ты, Лионтона. Я тебя и не узнал сразу, в этой одежде ты какая-то не привычная. - Он оглядел её с головы до ног: её голова была не покрыта, на плечах была накидка, идущая от воротника спускавшегося на туго стянутые чёрным талию и грудь и постепенно переходящее в чёрную пленку, обтягивающую ноги. Руки полностью были обтянуты плёнкой того же качества, но с продольными чёрно-белыми полосками. (Эти плёнки делались из оболочек кишечника лилов, выделанных особым образом, и обтягивать себя этим Лионтоне было очень не приятно). Веррэт осмотрел её всю и остался доволен.
- Как я тебе? - Спросила она, поворачиваясь.
- Отлично, но только я вижу, что к такой одежде ты ещё не привыкла.
- Ты прав, это такое плотное, скользкое. Но я уже узнала, в Олтилоре все так одеваются.
- Да. У меня есть к тебе разговор, зайдём в комнату.
- Ты не можешь говорить здесь?
- Я не хочу, чтобы нас кто-то слышал.
- Говори на илтенсте, нас никто не поймёт.
- Возможно, но там спокойнее. Это длинный разговор.
- Как хочешь. - Лионтона пожала плечами, и они прошли в комнату.
Они прошли в комнату, и Веррэт запер дверь, потом с опаской огляделся вокруг.
- Что же это такое, что ты так боишься? - Улыбаясь, спросила Лионтона: у неё было хорошее настроение.
- О том, что нас ждёт в Олтосе. То, что мы связаны со Стронсом, никто не должен знать: об этом алмазе кроме него не должно быть известно никому. - Тихо и твёрдо произнёс Веррэт.
- Да, конечно, но ведь насколько я понимаю, сам Стронс тоже совсем не заинтересован в разглашении этой тайны. Однако я думаю, что он будет пытаться раскрыть тебя, а ему известно больше чем остальным о тебе.
- Ты думаешь, он сможет что-то сделать с этим?
- Такие алмазы как этот не часто встречаются.
- Это мало что значит. Когда на мою Родину с огнём и мечом вторгся Вавитонк, немало драгоценностей перешло из рук в руки.
- Этот старик не предсказуем. Мало ли... - Хорошее настроение Лионтоны улетучивалось.
- Только не сейчас: сообщение обо мне прольёт свет на его двуличность. Не это главное: когда я покажусь с тобой в Олтосе, у всех сразу возникнет вопрос: где они могли встретиться?
- Что ты имеешь в виду?
- Я говорю о том, что тебе не стоит сразу говорить, откуда ты в Олтосе.
- Так ведь они это поймут и без слов!
- Лионтона, неужели ты не понимаешь, что не будишь им открывать лицо, разве ты не знаешь, что олтилорские женщины часто ходят в масках?
- Знаю, но я не думала, что это так коснётся меня. Я никогда не думала об этом. Никогда. - Лионтона говорила растерянно и подавленно.
- Зря. В глазах Олтилора ты сама по себе связываешь нас со Стронсом - происхождением.
- Но почему?! Почему ты так говоришь?! - Лионтона была ошеломлена этим.
- Потому что твой народ мал и кроме Стронса в Олтилоре больше никого нет.
- Значит, они подумают, что я не могу быть связана с человеком, у которого... который так богат! Только через Стронса?! И всё потому что я из своего народа?!
- Нет. - Веррэт несколько лукавил, говоря так - чтобы задеть Лионтону как можно меньше. - Не совсем: просто твой народ очень мал и по миру не распространён - кроме Стронса может во всём Лоронском регионе никого из него нет, поэтому неминуемо возникает связь.
- Но... это же ничем... ничем не обоснованно! - Воскликнула Лионтона.
- Конечно, Лионтона. - Задумчиво сказал Веррэт. - Я понимаю тебя, но самое лучшее из того, что я вижу для тебя - это быть в маске, чтобы они не знали кто именно ты.
- И что же, я никогда, никогда не откроюсь им? Ну, неужели ничего нельзя придумать?! Ты же мог быть в Южной Эзэанее... например?..
- Мог, но ты не так хорошо говоришь по-эзэанейски, что бы назваться выходцем оттуда. Ты же не могла только со мной, ни с кем не говоря, так быстро выучить и язык Олтилора и Эзэанейский.
- Да, я знаю. Но разве ты не мог, например, из Южной Эзэанеи, отправится в степи? Просто для развлечения? Ты же был богат? Или встретить меня на берегу океана? Ты же говорил, что из степей кто-то ходит туда?
- Ходит, но, во-первых, это всё должно было быть не позже через восемь лет назад, а тебе тогда было всего четырнадцать лет, а во-вторых, вот так, просто встретить и потом женится - странно. Не поверят.
- Тем более бедного сенцеста, да?
- Это просто странно, неужели ты этого не понимаешь: я, восемнадцатилетний, праздный молодой человек (иначе какие ветры занесли меня в такую глушь?) Приехал развлекаться и вдруг встречаю красивую девушку, даже девочку и что? Тут же забираю её с собой?
- Ты был богат, ты мог себе это позволить. Я конечно не красавца, но это уже не так важно. Ты же мог это сделать?
- Ну, знаешь, Лионтона, это, по-моему, совершенно не подходит. Что же ты хочешь, чтобы все считали тебя просто игрушкой? Это не оскорбляет тебя?
- Игрушка, которая не надоела тебе за восемь лет, и на которой ты женился, хотя тебе это было совершенно ни к чему?
- Это в любом случае бросит на тебя тень, кроме того, именно то, что я женился, покажется странным для последствий подобной встречи. И... ты понимаешь...
- Да... - Произнесла Лионтона, задумавшись. - Люди так и решат... А за эзэанейку я не сойду. За кого же ты намерен меня представить?
- Выходца с плоскогорья, с западных его частей: там много разных языков и проверить, какие ты знаешь им будет сложно. Но я же не буду прямо говорить, откуда ты и получится: не артенанфилька - этот акцент в Олтилоре хорошо знают, но откуда-то из близлежащих стран.
- Но разве они не догадаются о подмене?
- Сразу это не произойдёт. А потом будет видно, как всё сложится.
- Что сложится?
- Наше положение в Олтилоре. Мы, как новые люди, сразу вызовем повышенный интерес. Через какое-то время это пройдёт. Да и Стронс ведь стар...
- Стар? Ну и что?
- Когда его не будет, то даже если люди и будут догадываться насчёт наших с ним связей, то это будет уже не так важно.
- Хорошо, я согласна. - Лионтона решительно встала и гордо вышла. Однако эта её поза была предназначена, только для того, что бы от самой себя скрыть уязвлённое достоинство. Последний довод Веррэта, хоть и казался логичным, но Лионтона чувствовала себя оскорблённой. Она даже ничего не сказала Веррэту, когда вышла, хотя заметила, что он хотел поцеловать её. По мере того как она отдалялась от гостиницы, гордость её исчезала, всё больше уступая место обиде и злобе на то, что тот мир, куда она ехала, был так несправедлив к ней.
Вернулась Лионтона через два часа. Веррэт всё так же сидел в номере гостиницы и ждал её. Когда она вошла, он узнал её только по походке и по голосу, исходящему из тонко очерченных чёрным, как и глаза и брови, губ, также обтянутых белым с небольшим серым оттенком, как и всё лицо, у краёв которого серое постепенно превращалось в иссиня-черное и оканчивалось небольшим шлейфом на затылке из жатой ткани того же цвета. Маска полностью скрывала её черты в отличие от тех масок, которые часто носили женщины Олтилора.
- О, ну вот и хорошо, и зачем ты столько сопротивлялась? Разве это так сложно?
- Это не сложно, а неприятно.
- Ты видела себя в зеркале?
- Не на что смотреть. - Ответила Лионтона равнодушно: её досада начала понемногу проходить, впечатления от слов Веррэта сгладились, уступая место реальности, которую необходимо было признать, несмотря на всякие обиды, кроме того, теперь, когда она не узнавала себя в зеркале, она очень явственно ощутила наплыв на себя нового мира, и немного отойдя, полушутя сказала Веррэту: 'Чувствуешь себя как съеденной'. Он вначале не понял, а потом долго смеялся. После этого Клеррарты сели в уже заказанную Веррэтом машину и поехали в Энтоон, где их ожидали, по словам Стронса его люди.
- Почему мы не можем приехать прямо к Стронсу? - Спросила Лионтона по дороге.
- Я не думаю, что до него так просто добраться. Кроме того, есть опасность, что кто-нибудь из его охранников может обнаружить алмаз. Кроме того, чем тебе не нравятся люди Стронса?
- Почему если мы имеем с ним дело, то не напрямую? Кроме того, этим мы покажем свою независимость перед ним. Разве это плохо?
- Мы только приехали, не стоит сейчас демонстрировать свои амбиции и давать лишний повод для размышлений Стронса. Сейчас лучше сделать так, как он сказал.
- А почему же мы не явились к нему инкогнито?
- Мы не можем явиться к нему инкогнито: ему известно, что мы о нём много знаем. Поэтому мы должны ехать так, чтобы он понял, что мы оставили кое-какие следы по дороге.
- Следы? То есть, чтобы он понял, что кто-то ещё знает о нас и о том, что мы о нём что-то знаем? Так, Устер?
- Именно так: мы не должны быть в его распоряжении большую часть нашего пути. А потом... Я думаю, что его люди и проведут нас к нему и вывезут, так, что никто не увидит. А, в общем, посмотрим. Этот старик...
- Когда я слышу его имя, мне представляется стальной паук.
- Я едва считаю его человеком. - Веррэт внезапно оборвал разговор. Задумался.
Автомобиль ехал в Энтоон шесть часов. Прибыл он туда в шесть часов. Агенты Стронса быстро отыскали их: здесь негде было скрыться. Клеррарты сели с ними в машину и поехали во дворец Стронса. К нему они приехали в десять часов вечера. Но для Стронса не существовало позднего времени, не очень с этим считались и магнаты Олтилора при заключении сделок. Продажа алмаза была осуществлена немедленно. Когда Клеррарты, точнее сейчас уже больше Отоны, зашли в кабинет Стронса, он неподвижно и внешне равнодушно смотрел на входящих. Веррэт так же смотрел на него, но он чувствовал, что равнодушия у него не получалось. Однако Веррэт так и не смог понять, на кого более внимательно смотрел Стронс: на него или на Лионтону. Только когда они подошли к столу, он знаком разрешил им сесть и Веррэт достал алмаз, он заметил, что Стронс смотрит на Лионтону, в особенности на её руки. 'Когда мы входили, он видимо смотрел на её походку' - Подумал Веррэт.
- Прекрасный алмаз. - Сказал Стронс, глядя на него в руках Веррэта. - В какой форме вы хотите получить деньги?
- Я желаю получить счета в нескольких надёжных банках.
- Тогда, подпишите это и дайте алмаз. - Стронс пододвинул Веррэту бумагу, где Веррэт, однако не нашёл никаких прямых указаний на имя Стронса. Он подписал и положил камень пред стариком. Лионтона сидела рядом и лишь слегка повернула голову, когда Веррэт подписывал: они договорились заранее, что Лионтона не будет делать никаких лишних движений и говорить, но стараться делать это естественно, чтобы не давать Стронсу лишних знаков о себе. Когда Стронс взял алмаз Веррэт уловил в движении его рук что-то страшное, похожее на то, как паук схватывает свою жертву. На мгновение Веррэт был уверен, что перед ним не человек, а стальной паук, прячущий алмаз в паутине. Во всём происходящем было что-то дико бесчеловечное.
В эту же ночь Отоны покинули Дельегард. Они отправили в Олтос часть своих денег и Веррэт, связавшись с соответствующими компаниями, приказал купить хороший дом и начать некоторые из ранее запланированных дел. Также Веррэт подал заявку о вступлении в Олтилор и по возвращении намеревался сделать это, ради чего уже влез в долги. Закончив эти дела, Веррэт с Лионтоной отправились в путешествие, это был у них запоздалый медовый месяц, хотя они путешествовали только двадцать дней - Веррэт не желал дальше оттягивать начало своих дел, несмотря на просьбы Лионтоны. Но за это время они многое успели увидеть в Лоронском регионе, который ни Веррэт, ни Лионтона не видели раньше: они купались у Южного побережья Локросского океана, омывающего с востока Лоронский регион, они побывали на цветущих и утончённо обустроенных островах этого океана, в Лерских горах, оцепляющих регион с северо-востока, видели Горный океан, закинутый природой в поднебесье - его уровень был выше уровня мирового океана более чем на двадцать километров, видели и красивейший, особенно в верховьях, Лорон - реку, вытекающую из этого океана, крупнейшую во всём регионе и дающую ему название. Видели они и древние замки, мрачные крепости, спрятанные в неприступных местах и великолепные обители некогда могучих, но теперь низложенных феодалов и рыцарей - много чего они повидали за это время и как будто суровая реальность во время этого путешествия, реальность в виде Стронса, алмазов, таинственных дел Веррэта, о которых смутное представление имела даже Лионтона, его тайн и богатств отступила от них, но, тем не менее, она существовала.
III. Олтилор
Ледяной ветер, дувший с вечно холодного океана, пронизывал Олтос, воздух свистел между высоким небом и богатыми домами владык половины мира. Веррэт в унылом настроении, оставив машину, после поездки со своими советниками пешком возвращался домой. Вид у него был совершенно не миллиардеровский: грубой чёрной курткой он защищался от ветра, тяжёлые ботинки, серые брюки. Он подошёл к воротам, но охранник остановил его и хотел спросить. Веррэт возмущёно поднял глаза и оторопевший страж пропустил его. Он не шутку перепугался, боясь за свою работу, но Веррэт был настолько занят своими мыслями, что не обратил на него никакого внимания. В верхней части приёмного зала его ожидала Лионтона. Она была удивлена, увидев его так одетого.
- Что случилось? - Спросила она.
- Случилось несколько нехороших вещей, но я думаю, что всё дело в начавшийся на Южно-Лоромонских островах войне. Пройдём ко мне. - Ответил он сухо, с недовольством.
- Войне? С кем?
- Все те же странности тамошнего положения. Что за регион! Я-то надеялся, что у меня всё получится, надеялся, что смогу проскочить! Куда там! О, глупец! - Воскликнул он, отпирая кабинет. Заходя, он захлопнул дверь.
- Но, ты же сам говорил, что у тебя нет другого выхода. Это место - лучшее для твоих начинаний.
- Ну конечно, эти жирные магнаты не оставят для новоприбывшего, только что вступившего в Олтилор, ничего лучшего, они знают, что делают.
- Но неужели всё так серьёзно? Что можно сделать?
- Перейти в другое место - я не думаю что возможно. Действовать напролом - неразумно. Я могу только расширять свои дела - это единственное, что можно сделать.
- Но ведь для этого нужны деньги, а как раз ты их и теряешь в этом деле.
- Ты права. Может, они так хотят определить, сколько у меня их.
- Что же ты хочешь делать?
- Я думаю, что первое время мы сможем устроиться с тем, что у нас есть, а потом мне придётся продавать ещё алмазы. Оказалось, что шестьсот миллионов - это не так много в Олтилоре.
- Ну конечно, особенно, когда имеешь дело с тем, у кого многие миллиарды.
- У меня тоже их не мало.
- Но ведь они не в том виде, как у других. Такие алмазы - это же ещё не деньги. Нельзя ведь платить такими камнями.
- Может ты и права, но это всё-таки мои камни и их столько, сколько нет ни у кого.
- В том-то и дело. - Она слегка усмехнулась.
- Тише, Лионтона, ради всего святого и моих предков, тише. Не говори об этом...
- Хорошо. - Голос Лионтоны был гораздо более спокойно, чем голос Веррэта. - И всё-таки, что ты будишь делать? Как ты продашь алмазы?
- Я не знаю точно, я не уверен, но, сколько я не думаю об этом, то всё больше склоняюсь к тому, что такие алмазы можно продать только Стронсу.
Лионтона слегка вздрогнула, услышав это имя, и сказала:
- И ты считаешь это лучше всего?
- Так кроме него никто не узнает об этом, а иначе - не получится.
- Но разве ты считаешь, что если он будет знать, то это будет лучше, чем, если об этом будут знать все остальные?
- Во всяком случае, об этом пока никто не узнает: Стронс сам, я думаю, по крайней мере, пока не заинтересован разглашать эти тайны.
- Но ведь он будет знать о тебе слишком много. Кроме того, если мы или кто-то из нас поедет к нему, то окажется в его руках. Ты не думал об этом?
- Думал и потому можешь ехать к нему только ты.
- Это почему? - Несколько возмущённо, но с оттенком паники спросила Лионтона.
- Потому, что тебе может быть и не известна моя тайна. Даже, скорее всего, неизвестна.
- Но он захочет это проветрить.
- Он ошибётся. Во всяком случае, ты же понимаешь, что никого отправить к Стронсу с такими алмазами невозможно.
- Но он может не знать, что везёт. - С надеждой сказала Лионтона.
- Но может и узнать - это будет ему не трудно. Кроме того, ты забываешь о возможной слежке.
- Слежке! - Усмехнулась Лионтона, - тебе везде это мерещится, неужели ты не сможешь сделать это так, чтобы никто не мог проследить?
- Можно, но всё равно это опасно. Олтилор, знаешь...
- А отправлять меня неизвестно на что - это, по-твоему, менее опасно?
- Да. - Он кивнул.
- А почему тогда Стронс нам ничего не сделал, когда мы продавали первый алмаз?
- Потому что он понимал, что тогда мы оставили слишком много следов, а тем, что узнают об одном алмазе можно и пожертвовать ради своей безопасности. Он это всё хорошо понимает, он немного знал меня в степях и мои дела.
- Что же, ты прав. Однако то, что ты предлагаешь - не выход.
- Ты предлагаешь что-то другое?
- Я не знаю. Неужели так необходимо продать алмазы?
- Если не продавать, то это означает застой в делах. Если не хуже.
- Ты же говорил о своих каких-то делах, которые ты начал ещё на плоскогорье.
- Я продолжаю их сейчас, о них и говорю. Пойми, у нас нет другого выхода.
- Неужели больше никого нет?
- Хорошо, я покажу сейчас тебе всё: все наши дела, всех тех, кто может в принципе купить такие алмазы, а потом ты сама мне скажешь, есть ли кто-то ещё или нет.
Обсуждение всех этих вопросов заняло много времени, и было для Лионтоны первым знакомством с Олтилором. В итоге она поняла, что Веррэт прав.
- А почему ты начал именно с того региона, ведь он так далёк, нежели нет ничего ближе? - Спросила Лионтона, когда они закончили.
- Так потому и выбрал, что он далёк. Но почему ты об этом сейчас спрашиваешь? Ты думаешь, что можно найти что-то, не продавая алмазов?
- А почему бы нет? - Лионтона смутно понимала, что найти больше нечего.
- Лионтона, это не выход. Это только затягивание времени, ведь их всё равно придётся продать. А это затягивание очень пагубно отразится на моих делах. Ты этого не понимаешь?
- Понимаю. - Сказала Лионтона обречёно. - Понимаю. - Промолвила она ещё раз.
- Лионтона, это не так, не так, как ты себе представляешь. Не так всё... - Веррэт говорил убеждающе, с напором, но понимал, что он кривит душой, однако что он мог сделать?
- Как, как же это? - Со слезами в голосе спросила она.
Веррэту нечего было ответить. Он молчал, тщетно стараясь найти что-нибудь, но иного выхода не было. Не было! Но всё-таки он понимал, каково Лионтоне. Он вышел из кабинета. Он был перед неразрешимым противоречием. И всё-таки чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что другого выхода нет, что алмазы можно продать только через Лионтону и только Стронсу: уж слишком они хорошие и крупные. Однако он всё ещё не решался говорить с ней о подробностях этого дела. Чтобы хоть немного отвлечься от этого он решил обдумать свои дела, но все они так или иначе сводились к проблемам, которые касались продажи алмазов, и перед ним вновь и вновь возникала Лионтона, поглощённая страхом. Отвлечься от этого не получалось. Помогла ему в этом сама Лионтона. Довольно скоро она вышла к нему и сказала:
- Когда ты хочешь продать алмаз? - По её голосу Веррэт заметил, что она старается скрыть свой страх.
- Прежде нам нужно узнать, где Стронс и взять алмазы. Кроме того, я не могу вот так, прямо сейчас оставить Олтос и поехать за алмазами, нужно закончить некоторые дела, написать распоряжения...
- Хорошо. - Лионтона села.
- Ты знаешь о том, что мы приглашены?
- Кто же это, кто пригласил таких свежих людей в Олтилоре?
- Это с кем я имел дела.
- Мелкие пташки?
- Не вполне, но конечно до воротил Олтилора им ещё очень далеко. Я думаю, что они нас пригласили, чтобы лучше понять кто мы. Для тебя это первая подобная встреча.
- Они поймут, что я не из таких как ты.
- Они также по возможности не должны знать, что я из высших артенанфильских аристократов, они должны подумать, что я происхожу из возможно более низких слоёв - так у них будет куда больше вариантов на счёт меня.
- Откуда у тебя тогда такие деньги?
- Не забывай Лионтона, что со дня гибели империи прошло шесть беспокойных лет, и сокровища сейчас слишком часто находятся в руках тех, кто их не заслужил.
- Настолько часто, что ты можешь без труда скрыться под чужим именем?
- Именем проходимца, который, пользуясь растерянностью аристократов, скупал их ценности за бесценок, а потом бежал к тем, кто не во всём, но во многом содействовал падению великой империи. - Сказал Веррэт не без презрения и отвращения, но больше первого.
- Как я понимаю, местные богачи не отличают таких богатых людей от аристократов.
- Конечно. Для них важно, что ты артенанфилец. Империя - их враг и всё. Поэтому, наверное, аристократы для них даже в меньшем почёте. Все эти дельцы видят в делишках тех проходимцев нечто родное. - Он презрительно скорчился.
- Значит, тем более лучше, чтобы они не знали кто ты на самом деле. Значит, мне хоть в чём-то будит легче. - Усмехнулась Лионтона. - Аристократка у меня, наверное, не получилась бы. А у тебя, Устер, всё получится как надо?
- Конечно, первые девятнадцать лет жизни не прошли для меня даром, но в последние шесть я многое повидал, одичал. Я думаю, что всё будит хорошо. Ты знаешь как себя вести?
- Только теоретически. Но я надеюсь, что смогу. Хотя они наверняка поймут, что я в таком обществе первый раз.
- Если я только прибыл в Олтос, то это и понятно, а что было до этого, их мало волнует.
Отоны были приглашены в дом к одному из тех, кто имел деловые связи с Веррэтом, к шести часам вечера и они не опоздали. Когда они пришли, были некоторые из приглашённых, в том числе и те, кто не был знаком с Веррэтом. Познакомившись с остальными, Веррэт присоединился к одной из групп, беседовавших в зале, и заговорил, легко и непринуждённо о своих делах. Лионтона последовала её примеру, и весьма скоро отделалась от чувства скованности, которое мешало ей в первое время непринужденно разговаривать. Впрочем, как и говорил Веррэт, некоторая доля смущённости должна была у неё быть.
- Что вы думаете о новой войне на Ингерских островах? - Спросил один из новых знакомых Веррэта в ходе общего разговора. Речь шла именно о той войне, которая задела Веррэта.
- Я человек в этом мире ещё не опытный, но я считаю, что истоки этой войны уходят к Валинтаду. - Это был самый нейтральный из возможных ответов.
- Не судите так прямо и не говорите это так. - Слегка улыбнувшись, сказал делец. - Да, конечно, есть определённое влияние Валинтада на тех островах, но эти дела имеют весьма сложные причины... и следствия.
- Я согласен с вами, однако, как вы полагаете, могут ли действия Валинтада иметь направленность в том регионе против кого-нибудь из нас конкретно?
- Возможно, что в некоторых случаях представители Валинтада и имеют какие-либо цели, для достижения которых они нажимают, нет, скорее оказывают влияние или давление на тех, кто способен на действия подобные этой войне. Очень может быть, что некая доля поверенных Валинтада в создании той обстановки, которую мы имеем сейчас на Ингерских островах, имеет место, но я не думаю, что это тот случай, когда Валинтад имеет что-то против кого-нибудь из нас.
- В таком случае что это? Те, кто имеют там влияние, имеют весьма обширные связи с нами и они понимают, что то, что происходит там, заденет нас.
- Это всё не столь важно, эта война, вообще ничего не значит. - Равнодушно произнёс он, - я видел в газетах заметки о том, что среди тех, кто пострадал от этого, есть и вы.
- Да, вы правы. В делах я испытал существенные затруднения.
- Что же, сочувствую. В моих делах я сталкивался с такими вещами. Однако пойдёмте к остальным, я вижу, там говорят о гораздо более приятных вещах, чем мы с вами.
- Пожалуй, вы правы.
Веррэт и его собеседники присоединились к одной из групп и весело заговорили на лёгкие темы. Однако Веррэт не переставал думать о том, что услышал, он не вполне понимал, что могли значить все эти слова. Тот, с кем он разговаривал, бесспорно, имел отношение к делам Веррэта, но вот, что он хотел сказать, говоря о той мало заметной роли Валинтада в политике, которая привела к войне? Хотел ли он этим сказать, что они имеют к этому отношение или он просто объяснял положение вещей? Веррэт не мог понять и в конце концов решил, что обстановка не соответствует сложности вопроса. Она не располагала думать об этом.
- Вы не слушаете меня, Отон Устер? - Вдруг он услышал вопрос.
- Ах, простите, я отвлёкся, здесь всё не вполне обычно для меня.
- О, да, конечно, но вы, я думаю, скоро привыкните.
- Разумеется. Я видел роскошь, но вы поразили меня...
- Олтос - прекрасный город. - Заметил один из собеседников, испытывающе глядя на Веррэта.
- О, я уже успел это заметить. Необычайно роскошный... - Веррэт запнулся, мысли помешали ему договорить.
- Вы, кажется, первый раз на подобном приёме? Вы как будто мало заинтересованы. Вы так молоды и для своего возраста...
- Отон Устер, вы, наверное, просто ещё не привыкли к обстановке? - Прервал другой собеседник. - Посмотрите на женщин.
- Если они также прекрасны, как и Олтос, то вы, должно быть, слишком часто на них смотрите и потому молодые и красивые так часто в масках? - Собеседники рассмеялись.
- Не думаю. - Сказал один из них. - Это мода и что-то от традиции. Это помогает перевоплощаться и делаться от этого ещё прекраснее.
- Это не мешает узнавать? - Спросил Веррэт с улыбкой.
- Черты лица видны сквозь маску, кроме того, есть и другое, в Олтилоре женщины никогда не носят тяжёлых и громоздких платьев. - Он усмехнулся.
'Он намекает на мою... бывшую мою империю. Проклятые!' - Злобно подумал Веррэт, не прекращая восторженно усмотреть на окружающих.
- Вы не путаете вашу жену с другими? - Добродушным тоном спросил другой собеседник.
'Он пытается задеть меня как новичка. - Подумал Веррэт. - Но не думает ли он, что у Лионтоны есть причина носить маску? Ничего, посмотрим...' - Злоба зашевелилась в Веррэте.
- Её я узнал бы и в маске и в том платье, о котором вы говорили. - Ответил он спокойно.
- Прекрасно. - Он выглядел довольным, и если он не притворялся, то его вопрос был задан просто из праздности, по ходу разговора, после чего беседа перешла на другое.
Разговоров в этот вечер, который затянулся до поздней ночи, было много, Веррэт был уставшим от стремления понять то, о чём говорили его собеседники, от контроля над каждым своим словом и над Лионтоной. Он слышал её смех (немного громкий) и её, как ему показалось, грубоватые высказывания. Однако она, похоже, не вызвала ни у кого ни неприязни, ни отчуждённости. Для первого раза, во всяком случае, было совсем неплохо. Веррэт ещё раз поразился ей. И как это она учуяла вкус той среды, в которой находится? Он поражался ей и любил ещё больше. Или этим капиталистам удалось обмануть и его, искушённого в таких делах, проницательного первого аристократа Ольвода? Едва ли... Уставшие Отоны возвращались с празднества в общем довольными. Единственное, что было не вполне гладко, было то, что Лионтона, не знавшая до этого момента вкус алкоголя, была под конец вечера немного пьяна, несмотря на предупреждения Веррэта ничего такого не пить, поскольку он знал, что в её степях таких напитков нет вовсе, и Веррэт теперь боялся, как бы она не сказала ничего касающегося алмазов. Но ничего не случилось, кроме того, что она хотела снять маску в машине.
Уснув в четвёртом часу ночи, проснулись они поздно, когда был уже день. Веррэт, приказав принести завтрак в спальню, быстро съел его, и, простившись с Лионтоной, ушёл в свой офис, однако мысли о прошедшей встречи не оставляли его. Не оставлял его и страх за Лионтону. Это последние заставило его искать обходные пути, хотя он понимал, что всё это - только оттяжка времени, с шестьюстами миллионами сделать то, что он затеял, было невозможно - это было очевидно - у его соперников были многие миллиарды. Единственное, что он мог сейчас - выжидать и укрепить свои силы в борьбе с относительно мелкими конкурентами, однако вёл он их с напором и размахом - с десятками компаний, и за то небольшое время, которое он был в Олтилоре, с ним встречались многие и немало людей говорили о нём. Одни говорили, что он просто самонадеянный юнец, наслышавшийся, возможно, от других артенанфильцев в Олтилоре, которые начинали дела, но, предаваясь обильно предоставляемыми развлечениями, моментально прогорали и нередко кончали трагически, решил сделать обратное - сразу же окунутся в пучину ненасытного Олтоса. Иные над ним посмеивались, но были и такие, которые заметили в нём серьёзного соперника и насторожились, они пытались выявить его свойства, привычки, склонности, слабости, но не могли - он оставался упорным и скользким одновременно. К этим же людям относились и те, кто 'подбросил' Веррэту войну и желали выставить на его пути ещё некоторые другие трудности. Однако Веррэт быстро учился видеть и обходить подводные скалы и расставляемые ловушки. Тем не менее, его шестьсот миллионов неимоверно быстро таили, обращаясь в заводы, ценные бумаги, земли и исчезая в бездонных карманах соперников. Веррэт понимал, что не продади он ещё алмазы он скоро останется на мели.
- Лионтона, - сказал он тогда, - я ждал, сколько мог, чтобы не беспокоить тебя раньше времени, чтобы ты смогла привыкнуть, освоится в этой совершенно новой жизни, но дальше ждать нельзя: если мы не продадим алмазы на днях, потом будет поздно. Мои дела требуют новых вложений.
- Хорошо, Веррэт. Я понимаю. - Голос её немного дрожал. - Однако, - в её голосе зазвучала мольба, - давай всё ещё раз проверим.
- Хорошо. - Веррэт начал доставать из стола и из сейфа бумаги, которым скоро не хватило места на столе. - Ты видишь, как разрослись мои дела? - Сказал он с тенью гордости, которая едва ли не возобладала даже в такой обстановке. Лионтона заметила это, но ничего не сказала. Она выглядела почти спокойно, только была чуть более бледной, чем обычно. Однако Веррэт заметил, что движения её рук не спокойны и не уверены как обычно.
- Да, я вижу, как широко ты замахнулся.
- Этот размах видимо вызвал разногласия...
- Я знаю, ты говорил об этом. - Быстро прервала его Лионтона, продолжая вникать в бумаги. - Хорошо, Веррэт, я понимаю, что алмазы необходимо продать, но как? Где они?
- Алмазы в ларчике, а ларчик спрятан глубоко в пещерах на Плоскогорье.
- Он давно там?
- С тех пор как я покинул Арте... то, что осталось от империи. Однако не волнуйся, - Веррэт понизил голос, - их там никто не найдёт.
- Я понимаю, что их ты спрятал так, чтобы не нашёл никто. Когда ты собираешься ехать?
- Скоро. - Сказал Веррэт решительно, но тихо.
- Как мы туда поедем?
- Мы поедем через Энээст, это город, расположенный недалеко оттуда, там много артенанфильских аристократов, бежавших после падения империи. У меня там могут быть дела. После этого мы поедем в несколько других городов: это подтвердит предположения в Олтилоре насчёт меня и облегчит твоё исчезновение.
- Это не покажется никому странным? Ведь тебе, олтилорскому магнату, как будто не пристало иметь дела с теми, кто на протяжении многих лет строил козни Олтилору.
- Это верно, но ведь не забывай, что, во-первых, я могу иметь дела наподобие тех, которые, как они, возможно, думают, обогатили меня, а во-вторых, они всё-таки понимают, что я артенанфилец.
- Да, но получается, что ты как будто не желаешь вступать в жизнь Олтилора, ведь артенанфильские аристократы и олтилорские магнаты несовместимы.
- Это не помешает мне поехать к ним.
- Послушай, а может, поеду только я, и сама возьму алмазы?
- Это подозрительно: у меня кончаются деньги, ты куда-то едешь, и они появляются снова. Мне исчезнуть, а тебе - ехать инкогнито - тоже много подозрений. И, кроме того, это слишком опасно: заходить в эту пещеру в первый раз так далеко. - Веррэт снизил голос до шепота.
- Жаль, а я все-таки надеялась, что можно кого-нибудь отправить с ними. - Лионтона вздохнула. Она понимала, что её муж не отступит.
- Ты что! Это же безумие, где гарантия, что он не узнает по дороге, что везёт, да и где найти такого человека? Нет, это исключено, совершенно исключено.
Лионтона задумалась: Веррэт прекрасно знает, на что способен Стронс, пытаясь выяснить, кто такой 'молодой человек из степей', а также насколько это важно, а значит, он подвергал её (а вместе с ней и себя) опасности только потому, что не мог решиться доверить кому-либо свои алмазы. Может он и прав, что это опасно, но всё же ей не верилось в то, что совершенно невозможно. Однако Лионтона была далека от мысли, что алмазы были для него дороже, чем она. Она чувствовала, что здесь нечто совершенно другое - ведь эти алмазы были единственными осколками того, где родился и вырос Веррэт, того, чем правили и жили все его предки, и все кто их окружал. Однако империи, как и правящей ей династии больше не существовало. То, что эти камни принадлежали ста восемнадцати предкам Веррэта, из которых семьдесят шесть были императорами одной из крупнейших империй, для неё мало что значило. Она бесконечно далека от этого и понимала, что никогда не сможет приблизиться. От рухнувшей империи осталась история и воспоминания, но разве они, пусть даже выраженные в таких, почти бесценных, алмазах, могли стоить того, чем рисковал Веррэт? Лионтона понимала, что чтобы понять и осмыслить всё это нужно иметь род почти столь же длинный как и у её мужа, нужно иметь за собой древнейшую империю и, наверное, много всего другого, и потому даже в Олтилоре, среди его немного родовитых воротил, на это не найти ответа. Понятно только, что алмазы для неё и для него - разные вещи. А если это так, то бесполезно ломать голову над причинами такого решения Веррэта, иного выхода всё равно нет.
- Так, когда же ты поедешь? А как же я?
- Ты поедешь со мной, а оттуда - к Стронсу.
- Одна к этому старику. - Пробормотала Лионтона. - Я боюсь этого старика. - Она чуть дёрнула плечами.
- Постарайся не думать об этом. Мало ли что нужно этому старику! Я не могу сейчас точно сказать, что он будет делать.
- Этого никогда нельзя сказать. - Промолвила она.
- Не уверен. Однако, - Веррэт заговорил яростным шёпотом, глаза его заблестели, - если ты не вернешься через некоторое время, то к Стронсу поеду я.
- Но это безумие! Нет, Веррэт, ты лучше беги, беги куда угодно, лишь бы подальше от Олтилора. Ведь его магнаты не простят тебе твоего происхождения.
- Олтилор найдёт меня всюду, но неужели ты думаешь, что Стронс так сразу об этом расскажет?
- Но разве ты согласен быть полностью подчинённым его воле?
- Нет, но скрываться от Олтилора ещё хуже. - Веррэт подумал, что сказал не то, что думает, и Лионтона поняла это. Веррэту стало ясно, что он не думал о том, что Лионтона может проговориться - он просто не принимал этого, словно читая его мысли, она сказала:
- Я буду говорить, что мне не известно ничего о тебе, это вполне логично: ведь иначе ты бы не послал меня к нему.
- Он может думать и иначе: кого ещё мне послать? - Веррэт сказал это, избегая глаз Лионтоны. Ему представился старик-паук, и веявшие от него бесчеловечье пробрало его до костей.
- Значит, ты думаешь, что будет... - Лионтона до этого момента ждала, что Веррэт может подтвердить таящуюся в ней надежду: а вдруг ничего не случится?
Веррэт молча кивнул: он не мог сказать это вслух Лионтоне.
- Тебе необходимо будет его обмануть... - Лионтона побледнела, - это конечно не просто, но это - единственное что возможно. Ты понимаешь? - Лионтона слабо кивнула. - Впрочем, он сбит с толку. Очень возможно, что твоё появление запутает его. Хотя он наверняка следит за моими делами, но откуда ему знать о том, сколько у меня алмазов? Ты должна изобразить, что это - всего лишь продолжение предыдущей сделки. Он должен подумать, что я испугался Олтилора и никому не могу ничего доверить. Так, пожалуй, лучше всего.
- Понимаю. Ладно, нам ещё надо будит всё детально обдумать.
- Прежде всего, необходимо выяснить, где Стронс. Его нет ни в Гольварде, ни в Олтосе.
- Над его владениями не заходит Солнце и где он нелегко понять.
- Не знаю на счёт Солнца, но мне известны его владения.
- Не забывай, что он наверняка пребывает где-нибудь в тайне, а все думают, что он в другом месте. Это может сильно осложнить дело.
- В крайнем случае, мы можем послать ему письмо в Гольвард. Когда-нибудь он туда приедет. Кроме того, ведь он наверняка получают всю свою корреспонденцию без задержки. Об этом ты не подумала?
- Я как-то забыла об этом. Значит, нам не надо его искать?
- Я думаю, что лучше знать, где он заранее.
- Это чтобы можно было немного понять его действия?
- Да, именно для этого. Однако Лионтона я должен ехать: в шесть состоится аукцион, помнишь, я тебе говорил. Я думаю, что из него мне удастся что-то выжать. Однако, - Веррэт чуть вздохнул, - это ещё больше опустошит мои запасы.
- Хорошо, Веррэт, езжай, оставь мне списки владений Стронса, и я попытаюсь что-то сделать.
- Отлично! - Воскликнул Веррэт, вставая и пылко, молниеносно поцеловал Лионтону. Она натянуто улыбнулась. Он был рад!
После этого зарождающийся магнат быстро спустился вниз и, небрежно бросив шофёру, куда ехать, поехал на аукцион. Вернулся он далеко за полночь. Однако Лионтона не спала и за это время, не выходя из кабинета, достигла некоторых успехов. Она сумела, пользуясь связями Веррэта проследить то, что происходило в странах, где располагались владения Стронса. Когда приехал Веррэт, она спустилась в спальню, поскольку он не поднялся в кабинет из-за усталости и, задав ему несколько вопросов, поднялась в кабинет снова. Она работала, пока совершенно не устала, и только тогда, уже при приближающимся утре, пошла спать.
Через два дня такой работы, проводимой в основном Лионтоной, Стронс был обнаружен в одном из своих владений на Велико-Анкофанском плоскогорье. Это было не очень далеко от Энээста - города, вблизи которого Веррэт спрятал алмазы. Это немного облегчало дело. Надо было теперь найти подходящую причину, заставившую Веррэта ехать в далёкий Энээст. Веррэт также знал, что за ним наверняка там будут следить. Так что требовалось всё продумать крайне тщательно. Несколько кстати пришёлся один из праздников. Отоны, наряду со многими высокими гостями были приглашены. Веррэт также узнал, что среди приглашённых есть и двое артенанфильцев, таких же, как и он, бежавших от Вавитонка. Они были дольше него в Олтилоре, и один из них женился уже здесь, на дочери одного из типичных олтилорских магнатов, другой привёз семью из гибнущей империи. Веррэт быстро нашёл с ними общий язык, но говорить по-артенанфильски не решался. Он довольно быстро и плавно вывел разговор на тему артенанфильских аристократов, хотя эта тема, по понятным причинам, не уважалась в Олтилоре, однако Веррэт говорил так обтекаемо, что слышавшие их не старались отдалиться, как это чаще всего случалось. Веррэт сделал несколько намёков в ходе беседы на то, что эти люди могут быть полезны им, магнатам Олтилора и сейчас, в тяжёлое для себя время, что делать, не легко утвердить себя в Олтилоре, тем более, будучи артенанфильцем, может ожидать от них поддержки. Сказав всё это, Веррэт уже думал, как это будет воспринято слышавшими их окружающими: как отступление или как манёвр? Однако в обоих случаях его отъезд в Энээст представлялся бы теперь не полной неожиданностью. Веррэт также думал о том, что в последствии он откроет в Энээсте несколько дел, чтобы иметь постоянный доступ к алмазам. Однако сейчас, среди множества людей Веррэт только подумал об этом и не обдумывал дальше. Праздник постепенно увлёк его. Зал, где он проходил, мог равняться с залами, где проводили свои торжества артенанфильские аристократы, только вместо торжественно-холодной и тяжёлой роскоши артенанфильцев здесь были в изобилии тонкие, стройные колонны, нарядные балконы, изящные и непонятные скульптуры, картины того же стиля, утончённая, а не резкая роскошь столовых приборов, на женщинах не было тяжёлых платьев, а одеты они были большей частью так, как в империи предков Веррэта сочли бы неприличным, но по количеству драгоценностей они не отставали, а скорее даже превосходили женщин рухнувшей империи. Молодежь, пресыщенная роскошью, беззаботно веселилась нисколько, не заботясь делами своих родителей, которые были более сдержаны и даже среди этого блеска не забывали о своих миллиардах. Хотя Веррэт по возрасту больше подходил для первой группой, но находился почти всегда среди представителей второй: развлечения Олтилора он не понимал. Лионтона, не обременённая девятнадцатью годами жизни в роскоши императорского двора легко вошла в среду Олтилора и весело разговаривала с молодёжью, ловя на себе косые взгляды наследника несуществующего престола. Но на них уроженка диких степей не обращала сейчас внимания, поражённая роскошью и пресыщенная весельем. В её глазах всё сверкало, так что она, иногда не сдерживаясь или заговорившись, теряла над собой контроль и восхищалась окружающим вслух, но тут же вспоминала, что маску ей нужно носить не только на лице, как многие из окружающих её женщин и девушек, хотя не исключено, что они тоже скрывали что-то, как и она. Но это её не трогало. Она была в богатейшем городе, вокруг неё сверкал невообразимый зал, поразительная еда, её и окружающих украшали дорожайшие драгоценности и платья.
Праздник продолжался до глубокой ночи, по дороге во дворец Веррэт устало говорил Лионтоне о её поведении на празднике, но она почти его не слушала, засыпая на ходу.
На следующий день, поздно встав, Веррэт сразу принялся на работу. Теперь оставалось только окончательно обдумать план и ехать в Энээст, однако Веррэт решил провести ещё одну линию защиты от подозрений. Он решил сделать так, чтобы его отъезд всем показался совершенно очевидным. Все должны думать, чтобы его поездка служит целью добыть новые деньги тем же способом, каким он добыл и те, с какими прибыл в Олтилор, он просто не знал, что такое Олтилор и собрал не достаточно денег. В течение нескольких дней после торжества Веррэт провёл торговую операцию, в ходе которой оказалось, что свободных денег у него больше нет. В крупных займах ему было отказано: уж слишком многое он затеял в последнее время, на него смотрели с подозрением, многие считали, что ещё чуть-чуть, и он кончит так же, как и многие из его соплеменников. Тогда Веррэт понял две вещи: во-первых, что дельцы Олтилора действительно проверяли, на что он способен, и теперь он сбил их с толку, а во-вторых, что теперь его отъезд никого не смутит. Поздно вечером он говорил в своём кабинете с Лионтоной, начав беседу, с вопроса, казалось бы, не имеющего отношение к насущным проблемам: того, как её приняли на празднике.
- Может быть, я не хорошо понимаю Олтилор, но они никак не выражали своего превосходства надо мной. Они, в общем, приняли меня в свою среду.
- И их не волновало то, что они не знают, откуда ты?
- Не знаю, но они в разговорах касались этого.
- Касались? Как именно?
- Намекали на то, как мы жили до того как попали в Олтилор.
- Ну, это нормально. А они не выражали намёков на то, что странно, что артенанфилец выбрал жену, лица которой ещё никто не видел?
- Об этом они не говорили, и вообще моя маска никого не смущает, ведь многие женщины так ходят в Олтилоре.
- Но не многие скрывают лица и происхождение. Мне необходимо, что бы они думали, что ты можешь быть женой, такого, как я. Ты знаешь.
- Знаю. Как ты считаешь, они думают так?
- Думаю, что да.
- Ну, хорошо. Мне казалось, что они будут более замкнутыми: я так подумала, когда ты мне сказал, что здесь женщины носят маски, но это только часть одежды, не более. А платья, украшения! Я не ожидала такого разнообразия, ведь это обычный праздник. Маски от блестящих, полупрозрачных до странных полосатых, замысловатых со сложными узорами, драгоценностями.
- Так женщины стремятся разнообразить себя, хотя, скорее, скрыть свои изъяны. - Веррэт усмехнулся. - Я не видел тут некрасивых.
- И всё-таки Олтилор не так уж плох, может конечно я в нём ничего не понимаю, но пока я не нашла в нём ничего чтобы меня от него отталкивало. Эти люди приняли меня, не смотря на то что, не знают кто я, они не говорят со мной с видом превосходства.
- Они не делают этого потому, что у тебя есть деньги, они сами, по меньшей мере, многие из них когда-то были такими же, как и ты, за ними стоит не так много предков и традиций, кроме того, ты - чистый алмаз. - Он обнял её.
- Это хорошо. - Тихо произнесла она, ища его губы.
- Великолепно. - Веррэт с нежностью провёл рукой по её волосам. - Нам надо обсудить, как мы всё сделаем в Энээсте.
Упоминание Энээста сбросило с Лионтоны оболочку хорошего настроения. Она спросила:
- За нами будут следить. Как я в это время отправлюсь к Стронсу?
- На твоём месте будет другая, ведь твоё лицо не знают в Олтилоре. Обмен произойдёт в доме: я вернусь из пещеры с алмазами, найду её, пойду с ней в дом, а когда мы придем, ты уйдёшь. Я проверю, но я не думаю, что за нами смогут установить очень пристальную слежку. Они даже не знают, куда я еду, так что звукозапись у них едва ли получится. Однако ставка слишком высока. Что ты скажешь?
- Делай что хочешь. Свою задачу я знаю.
- Ты знаешь как нужно вести себя у Стронса?
- Да. - Лионтона почувствовала, что ужас душит её. - Я тренировалась.
- Я видел. - Грустно сказал Веррэт: после этих тренировок Лионтона была почти невменяема и отходила долго. - Хорошо. Мы едем завтра. - Сказал он решительно.
IV. Алмазы
Отоны вылетели рано утром. День был прекрасным, и Лионтона из иллюминатора любовалась видом сверкающего среди лесов, покрывавших неровный рельеф, Олтосом. Скоро эта картина растаяла в далях. Под крыльями самолёта потянулся океан. Прошло немало часов, прежде чем он сменился лесом, покрывавшем почти всё Велико-Анкофанское плоскогорье. Лионтона с волнением смотрела вниз, на зелёную пелену леса, всё чаще прорезавшуюся городами и дорогами. Это было поразительно, хоть и во второй раз. Но теперь где-то в этих лесах прятались Стронс и алмазы артенанфильских императоров. Она готовилась к предстоящей встрече много раз, но теперь ей всё казалось ещё страшнее, временами ужас душил её, Веррэт пытался поддержать её, и в его глазах она читала, что так надо, он не пытался отвести глаза. Он смотрел прямо на неё, сжимая её руку, тогда как Лионтона глотала слёзы. Всё уже было давно оговорено: и её поведение, и её слова, но никто из них не мог предугадать Стронса, его хитрость и коварство. Это и терзало Лионтону. Однако ничего сделать было нельзя.
Когда они прилетели в Энээст, там была пора осени, но город, лежащий среди красивых гор от этого красивее не становился: он был так же угрюм как обычно. Эта его угрюмость и застывшисть несколько приободрила Лионтону: здесь, можно было уединится и в последний раз всё обдумать. Однако прежде надо было продержатся при встрече супругов Отон: артенанфильцы, бежавшие сюда от Вавитонка были очень рады приезду возвышающегося олтилорского магната, несмотря на то, что не все из них одобряли поведение тех, кто отошёл в Олтилор - в стан тех, кто способствовал падению империи. Тем не менее, сейчас большая часть бежавших аристократов об этом не думали: в Энээст не так часто приезжали люди по величине равные Веррэту. У трапа самолёта собралось порядочно людей, Веррэт предупреждал Лионтону, что так и будет, он говорил, что ей надо привыкнуть, потому что, количество и пышность подобных встреч лежат в прямой зависимости от их успеха, но Лионтона на это отвечала, что готова, но только не в этот раз, сейчас, когда впереди неё стоит Стронс, она не могла собраться, чтобы должным образом вынести это. Хорошо было только то, что встреча была короткой, и после неё Отоны поехали в снятый ими дом.
- Они совсем не такие, как ты. - Сказала Лионтона, когда они приехали.
- Они бедны, Лионтона. Ты не заметила, как твои драгоценности выделялись на их фоне?
- К чему это всё? Зачем ты лишний раз говоришь им о своём превосходстве?
- Это необходимо, Лионтона. Достаточно с них и того, что ты одета по-артенанфильски.
- Возможно. - Она вздохнула: сейчас она, кончено, не в состоянии собраться с мыслями и понять всё то, что делал Веррэт. Он ведь не едет к Стронсу! Веррэт тоже волновался: ларчик он не видел несколько лет - с тех пор как нашёл для него подходящие место, что с ним? Встреча волновала его не меньше, чем весь риск, связанный с путём к нему - за ним надо было спустится в пещеры, а этот путь был труден и долог и никто не должен его выследить.
Лионтона была утомлена первым днём в Энээсте: ночью она почти не спала, теперь - ничего не понимала из того, что говорили вокруг неё аристократы, поскольку по-Эзэанейски из них говорили не многие, и они не любили этот язык, на котором говорила часть разрушителей их империи, и который был признан всей наукой Ольвода, точнее его Северным полушарием. Впрочем, мешало ей не столько это, сколько то, что она должна была держать себя спокойной и уверенной: ведь как-никак она жена такого влиятельного человека как Отон Устер. В этом отношении то, что она мало говорила, ей помогало. Но всё-таки это было тяжело: ведь это затягивало её роль.
Вернулись Отоны в снятый ими дом далеко за полночь - изголодавшиеся по веселью и богатствам бывшие аристократы были рады любой подобному случаю - когда ещё к ним пожалует такой соотечественник как Устер - источающий благополучие и благосклонность? Он был центром, Солнцем, кумиром - чем угодно, он не уставал улыбаться, говорить со всеми окружающими, обнадёживать их, нравилось в неё ещё и то, что он почти не говорил про Олтилор, а только о своих делах и планах - как будто он вне него. Радость, подкреплённая крепки вином, разливалась вокруг него, смех и грубоватые, 'северные' шутки так и сыпались, пустой, но зато почти безудержный восторг изливался из людей недавно потерявших почти всё и теперь смотрелся как нелепо прилепленный к ним.
Лионтона не могла уснуть в этот остаток ночи и, не раздеваясь, ходила по дому: страх, чем дольше она оставалась вдали от Олтоса, тем сильнее душил её. Порой ей казалось, что Олтос - надёжно защитит её, как только она окажется там, но это казалось таким далёким! На плоскогорье всё было иначе. Город был мал и не блистал. Здесь говорили на далёкие от неё темы на неизвестном языке. Всюду приходилось сталкиваться с малопонятными и чуждыми Лионтоне событиями, которые потрясли эти места несколько лет назад. Здесь сквозила бедность, в сочетании с которой алмазы Веррэта и Стронса казались чем-то совершенно диким; всюду встречались бывшие дворяне, которые не могли расстаться с прежним высокомерием, но были ужасно обедневшими и из этой рыхлой, тронутой алкоголем, наркотиками, а кое-где и безумием, массы выросли другие, которые построили себе дома, занимались нередко подозрительными делами, проклинали Валинтад, Ваму с её адмиралами, Вавитонка - больше всего, и привлекали дельцов Олтилора, в том числе и таких, как её муж. Порой Лионтоне казалось, что вокруг царит безумие, и в эти минуты близость Веррэта не поддерживала, а только усиливала страхи: вокруг был мир чуждый, увечный, словно гниющий заживо и шевелящийся при этом.
Проснулся Веррэт только к полудню, тяжело поднявшись после выпитого ночью, он поискал Лионтону и не нашёл её. Этот день тоже надлежало провести здесь: аристократы ждут его - возможно, что многие из них так и спят под столами в том зале. Сегодня он объявит, что займётся кое-какими делами, кое с кем встретиться - продолжив вчерашние встречи, перешедшие в праздник, затянет эти дела до глубокого вечера, а потом объявит, что скоро ему нужно лететь назад и, празднуя открытие новой страницы в жизни аристократии, он попрощается с ними, затянув проводы на всю ночь и по возможности день - чтобы потом, когда мало кто будет трезвым и многие будут спасть на полу или диванах, незаметно исчезнуть отсюда вместе с Лионтоной.
Для Лионтоны после бессонной ночи это было ещё одними тяжёлыми, гнетущими сутками, наполненными какими-то 'веселящимися мертвецами' - какими они ей казались, однако Веррэту, который, казалось, был доволен и весел, она этого никак не показывала, чему не мало помогало надетое ещё в самолёте жёсткое неудобное артенанфильское платье, в котором тугие перчатки прятали холодеющие пальцы, а испуганное лицо было надёжно затянуто в маску из белой кожи.
Веррэт строил всё как и предполагал: дела затянулись до ночи, а проводы - чуть ли ни до вечера, когда уже начинало темнеть, когда Веррэт призвал стоящих на ногах пройтись по городу в знак прощения с ним. В сутолоке на выходе, Веррэт, увлекая Лионтону, отделились от всех, проникнув через кусты в заброшенный полуразвалившейся домик, где переоделись, загримировались и через задворки побежали из города. Оказавшись за городом, Веррэт отправил Лионтону в другой маленький город - ещё меньший, чем Энээст, а сам пошёл за алмазами. Он с опаской оглядывался и сжимал под одеждой пистолет и глушителем. Путь предстоял не близкий, вернуться Веррэт думал только к рассвету. Покинув город, он пошёл по пути, который не был тупиковым лишь для него одного. Дорога вела по расщелинам скал, между каменных глыб и по дну глубоких трещин, извилистым путём, который через три часа привёл к входу в пещеру. Вокруг на несколько километров никого не было: кто будет ходить по опасным горам ночью при такой ненастной погоде, которая была в эту ночь: шёл снег, порой превращаясь в дождь, скалы были скользкими, между ними гудел ветер, и иногда между тучами проглядывали звёзды и две голубые ольводские луны - неразлучные близнецы.
Веррэт обошёл камень, который прикрывал вход в пещеру, оставляя лишь узкую трещину, и зашёл. Здесь путь был настолько запутанным, что Веррэту приходилось то и дело сверяться со схемой, которую он начертил, когда прятал ларчик в точно такую же ночь. Пещера изобиловала высокими сводчатыми коридорами, представлявшими собой трещины в толще скал, большими залами, узкими проходами, куда едва мог пролезть человек, маленькими камерами с гладкими стенами, замёршими ручьями, глубокими провалами. Эти два последних элемента представляли наибольшую опасность: поскользнувшись на ручье можно было упасть в провал, а они были так глубоки, что луч фонарика, взятого Веррэтом, не достигал их дна. Кроме не живой природы была и живая: из каменных сводов доносились непонятные звуки, крики, шуршание, некоторые камеры светились необычайным, чужим светом. Их освещали или странные, пещерные животные или наросты, обычно из грибов.
Наконец Веррэт вышел в относительно прямой коридор, выводящий в другую часть пещеры, состоящую из множества мелких, запутанных камер, соединённых запутанными проходами. Про эту часть пещеры, если не про всю, он знал, по всей видимости, один. Заблудится здесь было гораздо легче, чем в первой части. Единственное что здесь было лучше, это то, что здесь большинство камер было освещено и это помогало ориентироваться. Кроме того, здесь нередко попадались тёплые, а иногда и горячие источники, потому тут было уже тепло и вода, которая иногда появлялась на пористых стенах пещеры, не замерзала, поэтому Веррэт сбросил с себя часть одежды, оставив её в коридоре. Он начинал уже беспокоится: ему необходимо было вернуться до рассвета, а на возвращение уйдёт не меньше пяти часов. После довольно запутанного пути он, наконец, нащупал и вытащил несколько совершенно незаметных камней, закрывавшие узкие проходы и по ним добрался до камеры, где на полу была лужа тёплой воды. Здесь в этой камере было ещё одно скваженоподобное углубление, где и был спрятан ларчик.
Веррэт с трепетом вошёл в камеру, вытащил из углубления совершенно незаметный на пористом фоне камень, которым оно было закрыто, потом просунул туда руку и в углублении стенки нащупал деревянный ларчик. Наследник быстро вытащил его и осторожно извлёк из него великолепный алмазный ларчик. Он был не велик: двадцать сантиметров в длину, пятнадцать в ширину и десять в высоту. Большие серебристо-голубоватые алмазы, плоские с одной стороны (и откуда их только достали?!) составляли его стенки и крышку, низ был из чёрных алмазов, а внутренние стенки были обложены шестью плоскими, едиными прозрачными алмазами, под которыми было серебреное покрытие, сделанное чтобы изнутри ларчик был зеркальным. Внутри были аккуратно уложены сотни крупных иногда гигантских алмазов прямоугольной или октаэдрической формы чёрного, красного, голубого и зелёного цветов, были и бесцветные. Веррэт, дрожащей рукой, осторожно и как бы крадучись вынул четыре прозрачных алмаза; словно успокаивая оставшиеся, и одновременно зачарованно обвёл рукой все остальные, словно они были живые, затем благоговеянно снова тщательно спрятал ларчик, весивший десять килограмм - десять килограмм лучших алмазов Ольвода, плода более чем двух тысяч лет сборов могущественнейшими императорами. Обратно в пещере он шёл тем же путём, но когда вышел - иным, обходя Энээст, и вскоре вышел на дорогу, где ему попалась крестьянская телега, направлявшаяся на базар в тот город, где его ждала Лионтона. На востоке начали появляться первые признаки рассвета. Встретился с Лионтоной он только мельком - на городской площади, он передал ей алмазы, завёрнутые в платок, как будто случайно столкнувшись с ней, и пошёл дальше, не глядя назад.
Лионтона без проблем добралась до ближайшего аэропорта. Там также не было проблем, поскольку в документах у неё было другое имя, а сама Лионтона была загримирована, так что на себя была совсем не похожа. Полёт, продолжавшийся несколько часов, утомил её, но ей удалось уснуть в это время, после бессонной ночи. Проснулась она, мучимая кошмаром: её воспалённое воображение рисовало ужасного старика почти в нечеловеческом виде, окружённого подобными же слугами, камеры пыток наполненные ужасающими орудиями. Это всё заставило её с криком, который испугал сидящих рядом, проснутся. Кроме испуга, что это её выдаёт, всё в полёте прошло нормально. Из аэропорта она благополучно добралась до нужного города, где как ей показалось, везде чувствовался Стронс. Задержавшись в городе только чтобы переодеться, она поехала к Стронсу. Наконец она заметила его дворец, и холод охватил её. Она пыталась вспомнить всё то, что она должна делать у Стронса, но ужас, который заставлял её пальцы непроизвольно вцепляться в ручку двери машины, мешал ей. Когда она вышла, она не сразу подошла к охраннику, чтобы передать письмо, а постаралась придать своей походке как можно большую твёрдость. Когда у неё это получилось она, немного путаясь в языках, сказала:
- Я могу попросить вас передать письмо Гионту Стронсу?
- Вам следует отправить по почте. - Ответил он жёстко.
- Дело слишком срочно. Гионт Стронс не будет ждать. - Лионтона чувствовала, что едва сдерживает дрожь руки, державшей письмо.
- Я попрошу вас не задерживаться здесь.
- Я и не собираюсь, поскольку Стронс, узнав, в чём дело, немедленно примет меня. - На каменном лице стража отразилось злобная усмешка. - Вы всё ещё ждёте? Гионту Стронсу это не понравится.
- Я имею право убрать вас отсюда силой.
- Речь идёт об алмазах, посмотрите на конверт. - Охранник, стараясь не показывать вида, что он смотрит, всё же посмотрел на конверт и произнёс:
- Я передам ваше письмо.
- Стронс не простит вам вашей неповоротливости. - Сказала Лионтона надменно и, отойдя, стала ходить взад-вперёд перед дворцом.
Стронс получил письмо быстро и, увидев приклеенный рисунок четырёх алмазов, немедленно вскрыл его - рисовал Веррэт хорошо, его учили этому при дворе. Письмо в конверте гласило: 'Изображённые здесь алмазы находятся у той женщины, которая стоит у входа вашего дворца. Если вы хотите приобрести их, то пригласите эту женщину к себе'. 'Похожие на эти алмазы я видел не много раз и последний раз, когда был в степях' - Подумал Стронс, прочтя эти две строчки, после чего он, осведомившись, действительно ли стоит указанная женщина, приказал впустить её. Лионтона вошла, не обратив внимания, на поклонившегося ей охранника, который порядком испугался, видя, что задержал и непочтительно говорил с важной особой. Пройдя через сад, Лионтона в сопровождении слуги поднялась в кабинет человека-призрака. Стронс по своему обыкновению сидел в кабинете один и, не мигая, смотрел на дверь. Все силы Лионтоны ушли на то, чтобы твёрдо стоять на ногах и не дрогнуть, когда перед ней открылась дверь кабинета. Она с ощущением некоторой поддержки подумала, что маска скрывает её выражение лица. Тёмные очки скрывали её глаза, у которых без них были закрыты лишь веки.
- Рада вас видеть. - Сказала Лионтона, стараясь, но не очень удачно, скрыть истинный ужас, заменяя его поддельным.
- Здравствуйте. - Он указал глазами на кресло, куда Лионтона порывисто и не ловко села. - Что привело вас ко мне?
- У меня для вас имеются вещи, которые могут заинтересовать вас. - Это была много раз обдуманная и заученная до автоматизма фраза, которую Лионтона много раз репетировала, но всё равно вышло не так как хотелось, её мысли были уже заняты не только этим.
- Это я понял из вашего письма, Лионтона Веорис Ийехс-Отон.
Лионтона, услышав своё полное имя, хоть и знала, что глупо было бы думать, что Стронс не поймёт это, почувствовала, что если бы она не сидела, то наверняка покачнулась бы и чтобы что-то сделать и меньше выдать свой ужас, она руками, обтянутыми светло-коричневыми перчатками провела по гладкой маске и потрогала очки.
- Я не ошибся? - У Лионтоны только и нашлось, что кивнуть. - Прежде всего, я хотел задать тебе несколько вопросов и я очень надеюсь, что ты ответишь.
'Никогда! - С вызовом и яростью подумала Лионтона, но тут же осеклась: такие мысли могли её выдать, и постаралась вселить в себя прежний ужас.
- Сначала я хочу узнать, откуда ты.
- Я из... Прианкофанских степей.
- Я хотел бы видеть твоё лицо.
Лионтона дрожащими руками медленно сняла очки и, совершая много лишних движений расстегнув застёжки на губах, носу и ушах, стянула маску. Перед тем как её одеть она сняла парик, в котором была в самолёте, так что Стронс теперь видел её волосы.
- Хорошо. - Безжизненным голосом, вселявшим ужас, сказал он, и у Лионтоны пронеслось в мыслях, что если бы пауки умели бы говорить, то у них был бы наверняка такой голос. - Я вижу, что ты в гриме, но мне ясно, что ты с моей Родины. Так что же хочет Устер?
В первый момент у Лионтоны было чувство, словно она после долгого заточения вышла на волю и её душа как будто распрямилась, освободившись от страшной хватки Стронса, но это продолжалось лишь мгновение, в следующий миг она поняла коварство старика: она теперь без маски, ей гораздо труднее скрыть свои чувства, он проверяет её и это как тяжёлый молот, не с размаху, а долгим, упорным и неимоверной силы ударом вогнало все её чувство в узкую нишу, смяло и скрутило её гордую душу.
- Он желает продать вам алмазы. - Голосу Лионтона старалась придать как можно большую смелость, ведь она как будто уже не должна боятся, но одновременно с этим она говорила быстро, как будто старалась быстрее разобраться с этим делом и покинуть этот ужасный дворец.
- Это я понял, но какие алмазы? Покажи их мне.
Лионтона из сумочки достала коробочку, совершенно не примечательную и аккуратно, с боязнью поставила её перед Стронсом. Когда он протянул к ней свои длинные, костлявые, стариковски-сухие руки то глаза его так же блеснули как при покупке первого алмаза. Когда он открыл и, внешне совершенно спокойно, стал их рассматривать, вид его сделался ещё ужаснее. Лионтона с трудом сидела перед ним, ей хотелось вскочить и бежать прочь с воплем.
- Хорошо, - наконец проскрежетал он, - сколько он за них просит?
- Два миллиарда четыреста миллионов эктэссов. - Лионтона чувствовала, что в её глазах ужас.
- Я согласен. - Он достал из стола бумагу и начал писать, но вдруг остановился и спросил: - А как же его имя?
Лионтона никак не ожидала, что Стронс задаст этот вопрос таким образом, хотя пыталась предугадать различные варианты. Теперь же старик застал её врасплох.
- Его зовут, - пролепетала она, невольно ёжась в кресле, - Отон Устер, вы...
- Да, но как его настоящее имя? - Его глаза насквозь пронзали её.
- Настоящее? - Лионтона изобразила на лице полную растерянность, смешанную с непонятным ей самой ужасом (Она столько раз репетировала это!) и ей это удалось. - Так и есть... Отон...
- Перестань. У него есть ещё имена.
- Ещё?! - Лионтона спросила это так, словно слышала впервые и ужаснулась, глаза её, хоть и пристально глядящие на Стронса казались не находящими себе места и расширились. Только теперь она стала играть свою роль и чувствовала, точнее, надеялась, что ей это удаётся.
- Да, и я прошу, что бы ты мне назвала его. - Она словно чувствовала, как взгляд старика впивается и парализует её.
- Я... я не знаю! - Воскликнула она, метаясь глазами по кабинету, на этот раз притворно ужасаясь. Она чувствовала, что её роль захватила её. Того, настоящего ужаса она больше не ощущала так ясно, как когда вошла в кабинет к Стронсу.
- Хорошо. Тогда тебе придётся пройти со мной. Он что-то сделал, и в кабинете открылась потайная дверь. Увидев это, Лионтона упала в обморок.
Веррэт с Лионтоной правильно предугадали мысли Стронса: он считал, что Лионтона едва ли что-то знает, иначе Веррэт не послал бы её к нему, однако с другой стороны, если не её то кого? Стронс понимал, что Веррэт едва ли доверит такие алмазы кому-нибудь. Это и надо было проверить. Бесчувственную Лионтону долго несли по лестнице в подземелья дворца, оставили там в предназначенной для этого комнате, где уже привели в себя. Когда Лионтона открыла глаза, то увидела, что сидит перед Стронсом в комнате, стены и пол которой сложены из грубо обтёсанных больших камней, в углу печь с горящим огнём, около которой стоят щипцы и прутья. Найдя в себе силы взглянуть на Стронса, она заметила, что по правую сторону от него стоит мрачный человек. Она чувствовала, что сердце её стучит на пределе, а лицо мокро от холодного пота.
- Знаешь ли ты теперь кто он? - Спросил Стронс, пронизывающе глядя на неё. Лионтона, хоть и не смотрела на него, но почувствовала, словно его взгляд пронзает её плоть. Вместо ответа она истерически помотала головой и зарыдала, это было трудно, потому что плакать она не хотела. 'Только бы продержатся, только бы, сыграть роль' - Она теперь была поглощена только тем, что бормотала это, но так глубоко в душе, что никак не могла сказать.
Стронс слегка поднял руку и человек, это был палач, подошёл к Лионтоне и крепко привязал рыдающую Лионтону к стулу, так, что она могла двигать только головой. Она была настолько испуганна (так казалось Стронсу), что как будто никак не отреагировала на это. По знаку Стронса он за волосы поднял голову Лионтоны и старик ещё раз задал свой вопрос, но она только мотала головой и рыдала. Лионтона на мгновение подумала, что к ней поднесут раскалённый шип, но вспомнила, что она одета, тогда в следующий миг она подумала, что ей будут жечь лицо, и в первый раз по настоящему испугалась не того, что может проговориться, а самой пытки. Однако не успела она продумать, сделает ли Стронс это, как её пронзил укол в лицо. Она почувствовала жжение в щеках и громко закричала, мотая головой. Сквозь жуткую боль, она услышала прежний вопрос Стронса. Когда жжение стало ослабевать, она сквозь туман увидела вновь шприц, который был вколот теперь ей в правую руку, сквозь одежду. Она истерически рыдала, но притворятся, что она не понимает того, что от неё хотят, у неё не получилось: тогда палачи Стронса держа за волосы, били её по щекам. Сколько времени это продолжалось, Лионтона не могла сказать, ей казалось, что целую вечность: она быстро потеряла счёт уколам и вскоре уже не могла сказать, в какую часть тела ей их колют. Ей казалось, что всё кругом расползлось, разъедено этой жуткой жидкостью, она уже не видела Стронса, теряла сознание, к исходу пяти часов она уже не слышала вопросов и ничего не воспринимала. Однако за всё время допроса она сквозь кровь и слёзы произносила только: 'Я ничего не знаю, не знаю, кто он, откуда он взялся! Что вы от меня хотите!?' Эти фразы в разных сочетаниях она говорила, задыхаясь от крови и слёз на протяжении пяти часов и больше ничего. Видя, что Лионтона не вменяема, Стронс приказал прекратить, отвязать Лионтону и оказать ей помощь. Лионтона не могла идти, и её отнесли на носилках. По дороге её рвало. Когда её принесли, ей занялся врач Стронса, который уже далеко не в первый раз имел дело с такими пациентами. Закончив, он сделал ей успокоительный укол, и она уснула.
Проснулась Лионтона около полуночи, голова её нестерпимо болела, чувствовалась слабость, ужасная боль во всём теле. Она даже не решилась пошевелиться. Она не помнила, что её отвязали и унесли и, из-за темноты не могла понять, где находится, однако поняла, что лежит. Она подумала, что пытка продолжается, просто её оставили, чтобы она пришла в себя и тихо застонала - сопротивляться больше не было сил, она чувствовала себя разбитой, она тяжело подумала, что играть свою роль не в силах: только молчать, однако почувствовала, что двигаться ей ни что не мешает и лежит она на чём-то мягком. Тогда она осмелилась встать и опустила ноги на пол, но в этот момент почувствовала боль в мышцах, похожую на прежнюю. Ей стало страшно. Тогда дверь мягко открылась, и зажёгся свет. Она подняла ноги на кровать и съёжилась, невзирая на охватывавшую её боль при любом движении. Вошедшим был Стронс.
- Ты уже проснулась? - Спросил он. Тон, которым он спрашивал это, наверное, соответствовал нежному у другого человека.
- Я, - с трудом и малопонятно сказала Лионтона, - да... - Её глаза в ужасе забегали. Она почувствовала, что наполняется силой вновь играть свою роль.
- Мой врач хочет поговорить с тобой.
Лионтона попыталась кивнуть, дрожа.
Вошёл человек, в котором Лионтона сразу же узнала врача - сухие руки с длинными пальцами, гладкая, костлявая голова, холодные, безучастные глаза, а с ним женщина, нёсшая поднос - как бы ни была раздавлена Лионтона, она не могла не заметить, что она больше похожа на белую куклу. Врач приказал ей поставить его и уйти.
- Боль в теле скоро пройдёт. - Сказал он, взяв её руку, прямо через перчатку щупая пульс, а затем её мышцы. - Хорошо. Скоро всё будет в полном порядке. Вам надо поесть, даже если вам не хочется. Обо всём остальном не волнуйтесь.
Врач, после того как Лионтона уже притворно дрожа, поела, ушёл. Лионтона встала, намеренно совершая движения как можно более измученно и не соблюдая точности движений, приблизилась к высокому зеркалу, стоящему на полу. Так и есть: её лицо, особенно щёки, распухло и приобрело странный оттенок. В других частях тела, как видно, то же самое. Но всё-таки, она похожа на ту, которая изображена в документах. Так что вернуться наверняка будет не сложно. Придирчиво, но не без страха, проверив свою одежду и немного накрасившись, чтобы скрыть своё состояние, она вышла. К ней подошла женщина, и провела её до выхода. Предстояло лететь в Олтос. Наконец-то! Во время полёта она почти всё время спала тяжёлым сном, мучимая неясными снами, было чувство, что она сквозь что-то прошла, оно прошлось по ней грубо и глубоко, но теперь она, измученная и окровавленная вышла оттуда, и, дрожа, куда-то бредет, не зная куда. Как будто, что-то похожее снилось ей. Вышла она в Олтосе как в тумане - она не могла сказать, точно где она, она лишь понимала, что там, где нужно. Чувство избавления подавило все прочие, и она в том же тумане достигла дворца и прошла в него через потайной вход. На следующий день, когда она первый раз с прибытия пошла к себе в кабинет, прибыл Веррэт. Он был хоть и утомлён, но был полон жёсткой решимости и воодушевления - на Плоскогорье всё прошло как он и хотел, а в Лионтоне он был уверен.
- Лионтона! - Воскликнул он, - я так волновался, я так ждал. - Он с радостью протянул к ней руки и обнял. - Что, что было, как всё прошло? Как? - Его голос чуть дрожал.
- Я рада. - Пробормотала Лионтона, и Веррэт заметил, что её голос искажён.
- Что с твоим голосом, что случилось?
- Ты не знаешь? Стронс... хотел узнать кто ты.
- Что он сделал?
- Меня... пытали его люди.
Правая рука Веррэта сжалась в кулак, и он выругался, не стесняясь Лионтоны. Ему захотелось прямо сейчас ехать к Стронсу и стереть его вместе с его дворцом с лица земли. Но это прошло, он, конечно, не мог сделать ничего подобного.
- Что они с тобой сделали?
- Разъели... лицо. - Лионтона уткнулась в грудь к Веррэту и заплакала.
- Покажи! - Он хотел сорвать с неё маску, но она удержала его, и со страхом сделала рукой отрицательный жест.
- Хорошо, я понимаю, тебе трудно говорить, я у тебя ничего не спрашиваю.
Лионтона не выходила из дворца несколько дней, в газетах Веррэт прочёл, что затворничество Лионтоны объясняли тем, будто он поссорился со своей женой, а более 'сенсационные' писали, что это случилось из-за поведения Устера по отношению к артенанфильским женщинам в Энээсте. Читая это, Веррэт усмехнулся: лучшей трактовки не могло быть, сам Веррэт вскользь говорил, что его жена устала от перелётов и хочет немного отдохнуть от роскоши и людей. Слухи о том, кто она может быть, немного усилились, тем более что сейчас стало понятно, что она не артенанфилька, а может это игры Устера? Веррэт был спокоен: никто ни в чём опасном его не подозревал.
Стронс перевёл деньги, как было необходимо: того, откуда именно появились деньги у Устера, никто не понял, поскольку это были и анонимные счета и секретные сейфы. Несколько счетов Веррэт тут же закрыл, когда на них оказались деньги, и тут же бросил имеющиеся средства в дело: в первую очередь он довольно быстро и не броско поправил свои дела, кое-где расплатившись полученным, и стал постепенно расширять свою сферу влияния, пуская ростки в соседние страны и каждый день заключая новые и новые договора, контракты, соглашения. Он покупал, скупал, продавал, занимал, давил, играл - изо всех сил стремился к своим целям.
V. Уполномоченный
Вскоре, когда в офисе Устера происходило совещание, на котором обсуждали проблемы глобального расширения дел, Веррэт пришёл домой в очень хорошем настроении. В общем, атмосфера для этого была подходящая, и потому настроение Устера было превосходным, кроме того, он понял, что очень скоро он в одной из стран Лоронского региона сможет скупить все значимые объекты, и стать в этой стране уполномоченным Олтилора, а это был первый шаг к иному уровню дел, нежели тот, на котором он пока работал.
Влияние, известность и мощь Веррэта росли день ото дня, если раньше в газетах о нём упоминали лишь в скользь, то теперь его дела обсуждались гораздо больше, он мог теперь сказать, что есть уже не мало людей, говоривших о нём с почтением. В далёких странах он закладывал всё новые и новые заводы, налаживал торговые связи, вёл нередко авантюрные дела на биржах, беспрестанно ездил по Олтосу, звонил, принимал письма, не думая долго, отказывался от проектов или начинаний, не суливших больших перспектив, открывал массу новых дел и если и терял что-то, то его доходы с лихвой восполняли это. Капиталы нескольких человек затрещали по швам при столкновении с ним. Однако, несмотря на это, для верхушки Олтилора он продолжал оставаться никем: у каждого из них были десятки стран, сотни миллиардов и огромное международное влияние.
В гостиной дворца, какой подобало иметь человеку по величине равному Веррэту, его ожидала Лионтона. За истёкшее время она привыкла к роскошной жизни: охотно пользовалась прислугой, научилась вести светские разговоры, богато одевалась, сама подбирала орнамент их дворца, но всё равно, она каждый день встречала Веррэта в гостиной.
На этот раз Веррэт не вошёл, а вбежал, на бегу он страстно схватил Лионтону за пояс, поднял её и, не успела она сказать ни слова, как он поцеловал её.
- Наконец то! - Воскликнул он, - наконец я добился чего хотел: весь Лииветс будет моим!
- Объясни, что случилось.
- Понимаешь, ещё немного, ещё несколько встреч, договоров и тому подобного и в Лииветсе я стану хозяином: я смогу стать уполномоченным Олтилора! Пойдём в кабинет, я тебе всё объясню.
- Опусти меня на землю и...
Когда просьба Лионтоны была выполнена, и они зашли в кабинет, Веррэт не смог сдержать своих чувств.
- Осторожнее, Веррэт, у меня ещё не прошли... следы. Ты причиняешь мне боль.
- Извини, я так обрадовался, что забыл про это.
- Так что же произошло на совете?
- Тонорес раздавлен, я вытеснил его из Лииветса, скоро первым человеком там стану я!
- Ты наживаешь себе врагов.
- Чем больше имеешь, тем больше рискуешь.
- Что ты имеешь в виду, Лионтона?
- Я говорю о том, что это не значит, что не нужно сделать риск как можно меньше.
- Ты хочешь сказать, что я не осторожен? Что я, не обдумывая, принимаюсь за что-то?
- Я хочу лишь предостеречь тебя.
- От чего?
- Сенеотес или Вавитонк слишком сильны для тебя.
- Почему же, - со смелостью и вызовом, - ответил Веррэт, - по-моему, мои дела идут лучше некуда, у меня есть ларчик и в нём хранится самое большое состояние в мире. - Он был так рад, что говорил это громко, хотя обычно переходил на шёпот.
- Нет, в распоряжении Вавитонка все сокровища Валинтада, а это и тайники пентейских царей и катакомбы альтонских вождей и императоров и хрустальные залы Южной Эзэанеи и, наконец, сокровища Вамской флотилии.
- У меня в ларчике, - заговорил Веррэт заносчиво, - хранятся такие алмазы, которым нет равных ни в каких сокровищницах! Семья Клеррартов была и остаётся самой богатой в мире!
- Ошибаешься, все перечисленные сокровища стоят не меньше двенадцати триллионов эктэссов, а ларчик - только триллион триста шестьдесят миллиардов.
- 'Только'! Лионтона, ты иногда так скажешь!
- Именно 'только' - твёрдо повторила Лионтона, - кому ты можешь продать весь ларчик, даже у Стронса не хватит на него денег?
- Свет не сошёлся клином на этом старике! Не хватит у него - хватит у Олтилора! В конце концов, не одними деньгами можно прийти к власти. У Вавитонка не было ни гроша за душой, когда он начал свою карьеру и теперь он вместе с Сенеотесом первый человек мира. Согласить, но Валинтад сильнее Олтилора... пока сильнее.
- Я думаю, что это положение в мире на долго.
- Возможно, но я хочу это исправить.
- Тебе не кажется это слишком смелым?
- Может быть... - Веррэт задумался, но тут же снова встрепенулся, - но что же ты хочешь сказать? Что бы я остановился на Лииветсе, забыл о сокровищах своего деда, похоронив их в пещерах Арьянских гор, ты это хочешь сказать?
- Нет, я хочу тебя только предупредить.
- Ты знаешь, Лионтона, - вдруг с жаром, как бы резко поворачивая, заговорил он, садясь на стол, - почему я выбрал именно Лииветс, эту затерянную в лесах Линдонетского полуострова бедную страну?
- Это имеет какое-то отношение к Ленарии?
- Правильно, потому что Лииветс вследствие своего и географического и политического положения является одной из удобных ступеней к Ленарии, а от неё уже не далеко от Плеитоса, этого ключа к югу.
- Кажется, я начинаю понимать твои планы.
- Я желаю поссорить Плеитос с Ленарией и возглавить олтилорскую сторону этого конфликта. Это поможет мне возвысится. Лииветс - это только промежуточный пункт. Один из них.
Веррэт был прав: у Олтилора не было подступов к Южному полушарию. Ленария - это огромная густонаселённая страна, некогда союзница Артенанфильской империи, но после поражения последней шесть лет назад, попавшая под влияние Олтилора. Через океан от неё, относительно небольшой для Ольвода, находится Плеитос, страна, расположенная на Юингтском плоскогорье, том самом, кстати, где обитают позвоночные и где возникли люди. Эта страна являлась одной из двух стран, имеющих выход в Южный океан, второй такой страной был Южный Союз - настоящий владыка Южного полушария, точнее его известной части. Прочие берега этого обширного (насколько - никто не знал) океана были либо неизвестны, либо заселены племенами, находящихся вследствие сооружения вдоль них торговых путей под влиянием Южного Союза. Именно через этот океан лежал самый короткий и удобный путь в Южный Союз и именно поэтому Веррэт назвал Плеитос 'ключом к югу', точнее к Южному полушарию. Конечно, Плеитос был не единственным мостом между двумя полушариями, были ещё порт Олний, но до него можно было добраться, минуя Плеитос только через Северный океан, а это было, по выражению Лионтоны, 'логовище' Валинтада и взломать это логовище Олтилору с его относительно слабым флотом было не под силу; существовала также Трансэкваториальная магистраль, построенная Южным союзом с величайшим трудом по перевалам в глуши Экваториальных гор - крупнейших гор на Ольводе. В этих местах только недавно отгремела война с местным населением - ольоенами, которым не понравилось то, что по их землям строили дорогу. Однако это было не столь существенно, гораздо важнее было то, что к этой магистрали, создание которой стоило не только немалых средств, но и почти трети миллиона жизней, сферы влияния Олтилора не подходили достаточно близко и были очень слабы. Таким образом, у Олтилора не было связи с Южным полушарием, и единственным доступным для него ключом к нему мог служить только Плеитос, поскольку к нему сферы влияния Олтилора в лице Ленарии подходили много ближе чем к Южному Союзу. Правда, что бы добраться до Южного Союза через него, нужно было взломать его территории - Южный океан, но он был освоен и заселён гораздо слабее Северного и флот Южного Союза, тем более на этом океане, не шёл ни в какое сравнение с флотом Валинтада, так что, 'логовищем' этот океан не являлся. Конечно, если бы белых пятен на картах Ольвода было бы чуть меньше, то мостов между полушариями было бы больше, по крайней мере, на два, но природа будто бы нарочно прочно отгородило одно полушарие от другого дремучими, неприступными тропическими лесами, безбрежными опасными морями, стенами гор увенчанных льдом, широкими, дикими степями, оставив лишь три моста, да и то наведённых только в последние полвека. Поэтому, как бы ни важно было бы для Олтилора протянуть свои руки к Южному полушарию, и, несмотря на то, что с переменным энтузиазмом велись поиски новых путей на юг - в частности путь между Олтинским и Внутренним океанами ('Каменной Чашей'), куда имели выход соответственно Олтилор и Южный Союз, но белое пятно на картах между этими океанами было ещё очень велико и единственной реальной 'щелью' для Олтилора на юг служил именно Плеитос.
Прошло несколько дней со дня этой беседы и миллиардер Тонорес, разорённый в Лииветсе продал свои последние владения в этой стране Отону Устеру. Ещё немного и он прекращал быть уполномоченным Олтилора в этой стране, однако смещать уполномоченных имели право только дельцы из верхушки Олтилора - члены Высшей Ассамблеи или её специальные комитеты. Уполномоченных у Олтилора было почти тысяча, и в данном случае этим делом занималась комитет по южной сфере, подкомитет по управлению международной помощи Ленарии близлежащими странами. Участия последнего подкомитета добился сам Тонорес, поскольку имел помимо владений в Лииветсе владения в Ленарии. С участием названного подкомитета Тонорес надеялся протянуть время, настроить больше людей против Устера, но он где-то не успел, где-то не смог и теперь понимал, что Лииветс для него потерян. Противится воле центра Олтилора немыслимо, а он неизбежно попросит его отставки и не нужно доводить до того, что бы он потребовал. Что же, сейчас он проиграл, но борьба ещё не окончена. За каждым из дельцов равных Устеру неизбежно водятся грехи, необходимо только их во время разузнать и кому надо необходимо рассказать. Правда, Устер молод и в Олтилоре совсем не долго, стало быть, он не успел ещё 'наследить', но, во-первых, то ли ещё будет, а во-вторых, он наверняка имеет какие-то тёмные дела на Велико-Анкофанском плоскогорье. Пусть это другой мир, пусть там всё не так как здесь, но там всё-таки есть кое-какие владения Олтилора, быть может, там Веррэт оставил свои следы, наживая неизвестно как своё немалое состояние и оттуда удаться что-то извлечь? Значит нужно следить за этим наглецом Устером и ожидать лучших времён.
Письмо из комитета к Тоноресу пришло в восьмой день зимы, в нём говорилось, что ему рекомендуется оставить должность уполномоченного в связи с тем, что он мало удовлетворяет международные интересы и интересы граждан Лииветса. Из текста письма следовало, что комитет желает назначить на освободившуюся должность Отона Устера. Иначе быть не могло. В Олтилоре не любили медлить, Тонорес незамедлительно сложил с себя полномочия и уже через два дня Веррэт получил приглашение на соответствующую церемонию.
- Наконец-то! - Воскликнул Веррэт, читая сухой, изысканный текст письма. - Наконец, я добился этого, завтра, уже завтра это свершится! Лионтона! - Крикнул он, выбегая из своего кабинета. - Лионтона, ты слышишь? - Он влетел к ней в комнату и застал её в задумчивости.
- Что, ты уже уполномоченный? - Подняв голову, спросила она.
- А что, это тебя не радует?
- Не забывай о Тоноресе.
- Да что он, что он сможет сделать?
- Он твой враг с недавнего времени.
- Без врагов нельзя. Мы говорили об этом.
- Правильно, но всё-таки об осторожности нельзя забывать.
- Перестань. Сегодня такой счастливый день. Сейчас не время.
- Ладно, Веррэт, оставим.
Церемония была назначена на девятое декабря на четыре часа в Южном дворце - центре отношений Олтоса с Линдонетским полуостровом. Веррэт готовился к ней с особой тщательностью и очень боялся опоздать. Когда он думал, что Лионтона уже готова (она никогда не тратила на себя много времени) он зашёл к ней и застал её не одетой.
- В чём дело, Лионтона, - всплеснул он руками, - уже пора ехать, а ты ещё не готова!
Она повернулась к нему, оторвавшись от зеркала, её лицо было в слезах, она осматривала и щупала его.
- Мне кажется, что эти безобразные следу у меня никогда не пройдут. - Промолвила она, как во сне.
- Не преувеличивай. Со временем всё пройдёт.
- Нет, они меня слишком сильно искалечили этой своей смесью. Не успокаивай меня, не поможет - Ответила Лионтона тихо, после паузы.
- Не надо так, следы не так безобразны, как ты говоришь.
- Легко тебе так говорить, ведь у тебя нет никаких следов и ты мужчина. - Чуть не плача бормотала Лионтона. - Проклятый Стронс! Проклятый!
- Ладно, Лионтона, - опустив глаза, ответил Веррэт, - слезами горю не поможешь, одевайся и едем. Уже давно пора.
Веррэт вышел, а вскоре вышла и Лионтона, вытерев слёзы и элегантно одевшись. Они поехали во дворец за должностью уполномоченного. Церемония была не слишком торжественна для Олтилора: не было соответствующей причины, подобные события были не столь редки: на Линдонетском полуострове было восемьдесят семь государств и чуть больше ста уполномоченных. После не очень долгой церемонии вручения, на которой было произнесено несколько речей о развитии региона и о той 'неоценимой помощи оказываемой добродетельным Олтилором в воссоздании благоприятных условий проживания', речи Устера о его планах развития доверенной ему области, началась празднество, которое давал Устер и для которого комитет милостиво выделил ему один из залов дворца. Праздник был пышным и щедрым. Веррэт излиял восторг. Все приглашённые поздравляли его и были очень довольны праздником.
- Я так рад, так рад, Лионтона! - Едва не кричал он, обнимая её по дороге после праздника.
- Не кажется ли тебе, что праздник был несколько великоват для Лииветса? Будь поосторожнее с этим. Что такое Лииветс?
- Тем лучше, пусть все думают, что я очень ценю Лииветс. - Он засмеялся, - а это только мой первый шаг. - Он захохотал.
Лионтона, улыбнувшись, посмотрела на него и сказала:
- Уж очень ты радостный, уж не выпил ли ты лишнего? Мне ты вообще почти, что запрещал пить, а сам...
- Да, да, чёрт возьми, я пьян, пьян Лииветсом и своим шагом! - Воскликнул он и в его глазах сверкал исполненный счастья вызов.
- Что же с тобой будет при дальнейших победах?
- Это первое, первое, чего я добился, пойми!
- Понимаю. Однако когда мы приедем, я пойду спать. Я устала.
- Хорошо, хорошо, я не буду тебе мешать.
Когда они приехали, Веррэт сделал, как сказал.
VI. Архипелаг
Лииветс действительно был только первым шагом Веррэта: уже на следующий день он проснулся очень рано от мыслей о продолжении своих дел. Он думал о том, как распространить своё влияние дальше Лииветса, подступиться к огромной и столь желанной Ленарии. Не в силах лежать он порывисто вскочил и начал ходить по комнате. Его шаги разбудили Лионтону, проснувшись, она посмотрела на часы и с недовольством отметила, что только четыре часа.
- Что это значит, Веррэт? - Недовольно спросила она.
Веррэт вздрогнул, явно забыв, что он не один в комнате и ответил невнятно:
- Лионтона, мне необходимо составить новые планы.
- Ты знаешь сколько время?
- Нет и это не важно. - Говорил Веррэт как бы из далека, как будто не находясь в комнате.
- Ты мешаешь мне.
- Чем я тебе мешаю?... Скорее...
- Веррэт! - Закричала Лионтона, - иди в другую комнату и не мешай мне спать!
- Что ты кричишь? - Как будто опомнился Веррэт. - Что происходит?
- Происходит то, что ты мешаешь мне и нашему сыну спать, он может проснуться.
Веррэт не понял того, что ему сказала Лионтона: мысли о Тиэнее были слишком важны для него, особенно сейчас, когда он приобрёл Лииветс, и появилась возможность протянуть свои руки к Тиэнее, нужно было всё обдумать заранее. В этом деле будет больше трудностей, чем в предыдущем, оно потребует большие вложения. И новая, в сравнении с прежнем, сложность заключалась в том, что законы Олтилора не позволяли одному человеку занимать должности двух уполномоченных. Веррэту нужны были верные люди, которых у него не было.
- Веррэт, - продолжала Лионтона, - ты что, не слышишь меня?
- Я слышу, но я не понимаю в чём дело. - Немного повышенным тоном сказал Веррэт.
- Что же здесь понимать? По-моему у нас достаточно комнат.
- Я что, мешаю тебе?
- Наконец-то ты это понял. - Рассмеялась Лионтона.
- Тогда извини, я думаю.
- Я говорю, что у нас в доме достаточно комнат, чтобы не мешать мне спать.
- Я не могу уйти, это мешает мне. - Чувствовалось, что Веррэт снова погружается в свои мысли.
- Тогда ложись и спи! Утром у тебя будет время!
- Хорошо. - Недовольно сказал Веррэт и неохотно лёг. Заснуть, он уже, конечно, не мог. Мысли просто клокотали в нём, но не могли развиться, что получалось у Веррэта лучше всего, когда он беспорядочно ходил по комнате. Будоражимый этим он неспокойно пролежал до половины седьмого, а потом, видя, что занимается рассвет, нервно встал, и наспех одевшись, поднялся в свой кабинет, после некоторых раздумий он сел и принялся разбирать бумаги. Однако отсутствие Лионтоны было не привычно, без неё он не принимал ещё не одного важного решения. Поэтому он несколько раз выходил в коридор и смотрел, не поднимается ли она. За всем этим он совершенно забыл о завтраке. Лионтона показалась немного позже восьми, что было слишком поздно для неё: обычно она вставала около семи и порой надолго опережала в этом Веррэта.
- Устер, - сказала она, поправляя одежду, - почему ты мешал мне спать этой ночью?
- Ты понимаешь, моя новая должность весьма обещающая. - Ответил Устер, так, как будто хотел сказать что-то не совсем то.
- И это всё? - Недоверчиво спросила Лионтона.
- Зайди в кабинет, я тебе всё объясню.
Когда Лионтона села в кресло сделанное в роскошном артенанфильском стиле напротив стола Веррэта, он заговорил:
- Я обдумывал свои планы насчёт Ленарии...
- А не слишком ли рано? - Немного насмешливо сказала она.
- Нет, в самый раз. У меня есть теперь Лииветс, и я желаю приобрести Тиэнею. Это один из шагов к Ленарии. Конечно, я не думаю пока о Ленарии, сейчас моя первая задача - овладеть Тиэнеей. Этой ночью я понял, что без Архипелага я не смогу сделать это.
- А какое отношение имеет архипелаг к Тиэнее?
- Тиэнея и окружающие её страны слишком малы, чтобы, овладев ими можно было диктовать условия Ленарии, но они достаточно тесно связаны с ней и если одна из них покачнётся, то это скажется и на Ленарии, а она, в свою очередь, раскачает весь бассейн Лорвонского океана, но даже это было бы не столь важно, если бы за ним не находился бы Плеитос, а за ним через океан, хоть и больший - Южный Союз с Южным полушарием. И если во главе этого встану я то...
- Ты желаешь положить Южное полушарие себе в карман? - Насмешливо спросила Лионтона.
- Южное в карман, а Северное на стол.
- Я знаю, что в осаждённом Артенанфиле ты говорил то же самое.
- Откуда тебе это известно? - Обеспокоено спросил Веррэт, и вся его стремительность оборвалась словно обрубленная.
- Я читала книгу: 'Размышления о последнем императоре'. Эта книга издавалась сначала в Валинтаде, а потом и здесь.
- Я ничего не понимаю, кто мог написать такую книгу? Чьи размышления? - Веррэт вскочил и, схватив что-то со стола, начал нервно теребить его.
- Вавитонка. Ведь это он окончательно завершил разрушение империи, составил обвинение императора и его семьи, допрашивал Вентара. Конечно не так, как меня Стронс... - Лионтона усмехнулась, но Веррэт не обратил на это внимания.
- Постой, - взволнованно спросил он, - а там есть что-то обо мне?
- Ты упомянут очень скупо: о тебе почти одна строчка: убит при штурме дворца.
- Я не верю, что Вавитонк думает так.
- Да, там ещё написано, что одна из пуль автоматной очереди попала тебе в руку.
- Руку? - Едва ли не воскликнул Веррэт. - Я должен был догадаться, должен был! - Пробормотал он, хватаясь за голову, и опуская её к столу. - Кровь на завещании!!
- Успокойся. - Сказала Лионтона вставая и протягивая к нему руку. - Шрам на руке - это ещё ничего не значит. В конце концов, они не знают ни о том, в какую руку попала пуля, ни как может выглядеть след. Это ничего не значит.
- Это значит, что Вавитонка очень интересует, что со мной стало. - Веррэт поднял голову и затравленно посмотрел вокруг.
- По этим вещам нельзя тебя вычислить. - Лионтона задумалась. - А... а отпечатки пальцев? - Теперь уже и Лионтона выглядела испуганно.
- Во дворце много сгорело во время штурма, кроме того, как отличить мои отпечатки от отпечатков слуг, которых тысячи?
- А завещание?
- Я был в перчатках.
- Тебе повезло. Но... давай вернёмся к нашему разговору.
- Ладно - Веррэт встряхнул головой, словно желая отвлечься от неприятных мыслей. - Я смотрю, ты делаешь успехи. - Проговорил он как-то натянуто.
- В чём успехи?
- В светской жизни: ты читаешь книги на языке Олтилора, одеваешься по их моде (Веррэт подчеркнул слово 'их') и даже имеешь их привычки. По тебе и не скажешь, что ты дочь простого скотовода. А ведь когда я тебя встретил, ты не умела ни читать, ни писать, знала только сенцест. И с тех пор прошло всего три с половиной года.
- Веррэт, разве это имеет отношение к делу?
- Не много. Хорошо. Значит, мне нужен архипелаг.
- Почему он имеет столь большое значение?
- Во-первых, потому, что через него идут торговые пути из Южного Союза в Лоронский регион, что создаёт конкуренцию Тиэнее, которая также занимает выгодное положение, и через неё идут морские пути из Ленарии на север. Кроме того, одни из важнейших портов архипелага находятся на островах Либонет и Эльриор, ведь архипелаг опасен во многих местах, там огромное количество мелких островков, рифов и прочего. Заменить эти порты нечем, а потому я и поведу на них свою атаку, но сначала необходимо развернутся на архипелаге.
- На это нужны деньги и, наверное, не малые.
- Ты права. А потому без новых алмазов никак не обойтись. - Он понизил голос.
- Алмазы? - Испуганно спросила Лионтона, - а кому ты их продашь?
- Кому? - удивлённо спросил Веррэт. - По-моему это ясно.
- Опять? - В её глазах был ужас.
- Что опять? Ничего не будет, он теперь убеждён, что ты ничего не знаешь. Более того, если ты вернулась, то значит, ты уж точно ничего не знаешь. Ведь я не буду так рисковать верно? - Голос Веррэта был спокоен и благожелателен, даже беспечен.
- Ты рискуешь мной! - Вдруг воскликнула Лионтона. - И собой! Да, Веррэт, ты желаешь только продать алмазы? Что, моих пятен тебе не достаточно? Ты хочешь ещё?!
- Лионтона, Лионтона, - Веррэт несколько опешил, - успокойся, ничего не произошло и не произойдёт. Пойми меня...
- Я тебя понимаю! - Отрезала Лионтона. - Твои государства слишком дорого стоят!
- Нет, они стоят, столько, сколько я... мы за них платим. И потом, у нас нет другого выхода. - В последнем предложении Веррэт понизил голос.
- Нет - пробормотала Лионтона. - Нет. Значит, я должна ехать - Упавшим голосом спросила она, поднимая глаза и измученно глядя на Веррэта.
- Лионтона, уверяю тебя, ничего не будет. Я уже говорил...
- Я боюсь. - Дрожа, произнесла она. - Я боюсь и его и того, что я скажу...
- Я понимаю, но на этот раз и он понимает. Так что ничего не будет.
- Это ты так думаешь.
- Это логично.
- Этого старика нельзя предсказать обычной логикой.
- Можно: подумай, ведь если ты вернулась, то это значит, что я не боюсь, что ты ему что-то расскажешь. Я уверен, что он прекратил допрос, только потому, что уверился, что ты ничего не знаешь. Он не оставил бы тебя, пока его последние сомнения не рассеялось. Он не отпустил бы тебя, зная, что упустил такой шанс, как узнать обо мне нечто ценное. Ты понимаешь?
- Понимаю - Лионтона кивнула. - Но может он, когда я приеду, подумает как раз обратное? Может он решит, что если я нашла в себе силы вернуться, то может я не такая, за которую себя выдаю, а значит, ты мог положиться на меня и рассказать о себе?
- Нет, если ты вернулась, даже после всего того, что было, то значит у тебя нет иного выхода, значит, ты мне нужна уж совсем не как советник и я не мог выдать тебе своего происхождения, - Веррэт говорил хоть и уверенно, но понимал, что Стронс может решить и иначе - как предположила Лионтона, - если я конечно не полный глупец. Но Стронс так не думает. Уж в этом я уверен. А ты?
- Я тоже. - Но в её голосе не было уверенности Веррэта.
- Ладно. Я могу тебе поклясться чем угодно, что он ничего не сделает.
- Что же, если у меня...
- У нас.
- Хорошо, у нас, нет другого выхода, то я верю тебе.
- Тебе не нужно верить, ты можешь быть уверена!
- Хорошо, оставим это. Каковы твои планы?
- Мне необходимо поссорить народы Либонета и Эльриора, а вину за это свалить на уполномоченного Тиэнеи. Я должен выступать в роле миротворца. Всё это на фоне того, что эти острова создают конкуренцию Тиэнее, создаст иллюзию, будто это козни того уполномоченного.
- А сколько государств на тех островах?
- Не знаю, несколько десятков, может больше. Те государства ничего не значат, они слишком слабы и отсталы, эти острова находятся под всё возрастающем влиянием Олтилора: ведь через них ведут его пути в Ленарию. На островах расположены так называемые Соединённые войска, подчиняющиеся штабу непосредственно при Высшей Ассамблеи - правительстве Олтилора. Собственные войска этих стран - это не более чем не большие свиты их правителей, в большинстве случаев королей. Можно сказать, что уже сейчас вся экономика и политика этих государств завязана на Олтилоре. Так что правители не представляют проблемы.
- А магнаты?
- Большей частью эти острова малы и сколько-нибудь крупные дельцы не могут иметь на них каких-либо серьёзных интересов.
- Но ведь ты говоришь, что положение этих островов исключительно выгодно, а это означает, что твёрдое владение обстановкой на них удерживает не много не мало, а Ленарию, то есть очень важно для Олтилора. Что ты думаешь об этом?
- Ты права, однако не забывай, что Ленария принадлежит Олтилору совсем не много: около трёх лет. Войны Ленарии с Вамой расшатали положение и на островах. До девятьсот шестнадцатого года Ленария была на стороне Артенанфильской империи, а примерно с девятьсот девятнадцатого - под властью Олтилора.
- Я знаю всё это. Я же читала кое-что про этот регион, когда поняла, что в ближайшее время ты будишь заниматься в основном им.
- Великолепно. Я считаю, что операция займёт не меньше трети года.
- А как к этому отнесутся прочие магнаты?
- Некоторые наверняка подумают, что я влез в архипелаг по неопытности, другие усмотрят в этом что-то, но я не думаю, что кто-то с самого начала поймёт мои планы насчёт Ленарии или даже Тиэнее.
- Ты в этом так уверен? Неужели во всём Олтилоре не найдётся того, кто бы мог разгадать планы такого начинающего магната как ты?
- Возможно, но интересы большинства из них находятся в стороне от моих дел.
- Ну, что же, значит у тебя всё готово?
- Почти. Ещё немного и мы начнём! - Он решительно встал.
Веррэт начал дела, имеющие непосредственное отношение к архипелагу уже через несколько дней. Он начал с того, что решил скупить на архипелаге как можно больше объектов. Многие из них находились в запущенном состоянии, и купить их было не трудно. Раздробленность архипелага, множество мелких правителей, часто далёких от Олтилора шло на руку Устеру, однако, тем не менее, на этих же островах он находил и не мало противников своей деятельности. Правители, вышедшие из не столь уж давнего феодального прошлого архипелага стремясь сохранить свою власть (очень часто мнимую) чинили всевозможные преграды Устеру, внушали отсталому населению вредность его действий, называли чудовищем, разжигали религиозный фанатизм, мешали действиям его людей самыми различными способами: от демонстраций до терактов и сложных интриг. Весь архипелаг был похож на растревоженный копошащийся клубок мелких кусачих тварей, но он был слишком мал, а тревожащий слишком велик, чтобы на него можно было серьёзно подействовать. И всё-таки Веррэту приходилось дважды лично вмешиваться в эти дела, отвлекаясь от остальных, которые все должны были принимать за основные. Первый раз это случилось, когда один из мелких островных правителей в своём сопротивлении Веррэту слишком преуспел и зашёл слишком далеко. Лионтона решила ехать с Веррэтом, решив, что одной в Олтосе ей будет скучно. (Она вообще не имела склонности к той сытой весёлой жизни бездельницы, к которой располагал этот огромный город тех, у кого были деньги). Так что остров - кусок суши округлой формы в длину не более тридцати километров с разрушенной в глубокие доисторические времена горной вершиной посередине и поросший пальмами встречал их двоих. Но встречал лишь остров, а не его жители (если за них не считать кусачих мух). В этом то и заключалось причина приезда Веррэта.
- А дело очень серьёзно? - Спросила Лионтона, глядя на пустующую площадь.
- Возможно, в общем, здесь оказалось сложнее, чем я думал. Мне сообщают, что мой управляющий на этом острове - казнокрад и халатно, если не вредительски относится к своим обязанностям.
- Разве в этом есть что-то особенное? Это первый случай, когда твои люди оказываются такими?
- Нет, но просто сейчас всё зашло уж слишком далеко. На острове волнения.
- Ты просто не мог предугадать всего.
- Может быть. - Пробормотал Веррэт расслабленно: деловой разговор угасал сам собой, окружающая обстановка не располагала ни к чему подобному: зелёный остров, спокойное ярко-синее море, усеянное тут и там мелкими островками, живописные коралловые рифы, видневшиеся в море, сквозь прозрачную воду, тихо покачивающиеся пальмы. И как бы ни безразлично Веррэту это всё было, разговор угасал. Он продолжился только когда они приехали в подготовленную виллу. Здесь среди лёгких колонн и воздушных занавесок им подали обед и, поскольку Веррэт не желал терять времени, адресованные ему послания, среди них была просьба местного управляющего Веррэта принять его. Веррэт ответил на это, что он примет его в этот же день в восемь часов. После обеда Веррэт и Лионтона отдыхали в креслах на террасе и не торопливо разговаривали о мелочах. Из этого разговора больше всего имело отношение к делам то, что Лионтона жаловалась, что в этом доме (как, впрочем, и на всём острове) почти негде уединится и после дворцов Олтоса это непривычно. (Конечно под 'непривычно' Лионтона имела в виду, что негде ей скрывать своё происхождение и приходится всё время быть полностью одетой, к чему она не могла привыкнуть).
В восемь часов пришёл управляющий, бледный, с красными от бессонных ночей глазами и какой-то даже сморщенный от страха. Впрочем, его вид не очень заинтересовал Веррэта. Управляющий несмело поздоровался и прошёл в кабинет Устера, его руки судорожно сжимали и даже мяли доклад.
- Что вы делаете? - Спросил Устер, увидел это.
- Я... управляю вашими владениями. - Сказал он несмело.
- Нет, что вы делаете с докладом?
- Извините. - Сказал он заикаясь.
- Садитесь.
Управляющий сел и начал несмело читать доклад. Доклад был довольно длинный и довольно скучный.
- Что же, - сказал Веррэт, когда он закончил, - вы говорите, что реконструкция и расширение предприятий повысит уровень жизни на этом острове, почему же тогда меня никто не встречал в аэропорту, разве люди не хотят жить лучше? Только не сбивайтесь на пропагандистские штампы, я не народ и вы не оратор. Обойдёмся чисто экономическими причинами.
- Эти феодалы...
- Я вас попросил.
Директор пробормотал извинение и заговорил снова:
- Местный князь типичный феодал, он не желает ни с кем делить свой остров, он считает что он его собственность, а ваше присутствие здесь нарушит его личную власть, люди будут жить лучше и забудут его, перейдя к вам, поэтому он не жалеет сил что бы не допустить вас на остров и первым его шагом в этом стало...
- Дурак! - резко, отчётливо выговаривая каждый звук, произнёс Веррэт. Управляющий задрожал: неужели это к нему?! - На что он надеется, вступая в эту борьбу? Ну, продолжайте, продолжайте, - небрежно проговорил Веррэт чуть воодушевлённому управляющему, - я просто не сдержался, видя его самоуверенность.
- Он начал с того, что он испортил комбинаты по переработке пищи и в результате сырьё, собранное крестьянами острова и сданное на комбинаты пропало: произведённый товар оказался не качественным. Но всё это - его рук дело, он подослал террористов на комбинат.
- А куда же смотрели вы и остальные, когда шло производство, продажа товаров?
- Я не виноват, не виноват, это всё отдел контроля! Там были купленные им люди, и они всё сделали как надо! Как ему надо! - Управляющий вцепился в подлокотники кресла и с бегающими глазами почти панически почти кричал.
- Что же, - слегка усмехнулся Веррэт, - хорошее дело, но оставим это. До меня дошли слухи, что вы обкрадывали меня. Что вы на это скажите?
- Обкрадывал?! - Глаза управляющего раскрылись до предела возможного, он руками в холодном поту вцепился в подлокотники, и тут сказались и бессонные ночи и его долгая и напряжённая работа на этом забытом острове, сопровождавшиеся постоянными волнениями - он потерял сознание.
- Что такое? - Спокойно спросил Веррэт, - Отвечайте, а... Ну что же...
Он вызвал слуг, и они унесли управляющего к врачу. Врач, осмотрев его, сказал, что этот человек просто переволновался и перенапрягся, ему нужно отдохнуть. Однако Веррэт не мог ждать, он сказал, что самый поздний срок, когда он желает вновь говорить со своим управляющем, это завтрашнее утро. Врач лишь едва заметно вздохнул. Что он мог сделать?
Вернулся к себе Веррэт крайне взбудораженным. Лионтона заметила это и спросила, так ли серьёзно дело, отчего он такой возбуждённый. Веррэт ответил, что его просто злит самомнение всей этой островной мелюзги, и пошёл спать. Его сны были хаотичными. Проснувшись на утро и наскоро позавтракав, он вновь встретился со своим управляющим.
- Доброе утро. - Сказал Веррэт. - Вам лучше?
- Да, мне лучше. - Робко сказал управляющий.
- Хорошо, тогда продолжим, на чём мы остановились?
- Я говорил о том, что местный правитель заслан на ваш завод своих агентов.
- Вы полагаете, что мы остановились на этом? Мне кажется, что я говорил о чём-то с вашей стороны.
Несчастный управляющий побледнел и промолвил:
- Я хотел сказать, что народ обратился к местному князю с жалобой на некачественный товар. Потом сам князь выступал с речью, в которой обвинял вас, называл захватчиком, говорил, что вы желаете поработить остров и отобрать у местных крестьян земли.
- Это меня не интересует, говорите только о деле.
- Извините. Однако князь говорил, что я обкрадываю население, говоря, что сырьё было годным, а продукт - некачественным, а поскольку сырьё не могло испортиться само, то значит, я его и украл. Это провело толпу в ярость, послышались крики 'долой' и даже 'смерть'. Эти дикари так легко переходят к кровопролитию...
- А что же на самом деле?
- Он сам, наверное, сырьё и испортил.
- Едем. - Решительно сказал Веррэт вставая. - Я на всё хочу посмотреть сам.
Оба сейчас же вышли из кабинета, сели в машину и поехали на завод. На достаточно убого выглядящем заводе не ожидали приезда Веррэта, и его прибытие вызывало оживление, вокруг магната суетилась, словно рой пчёл администрация, наперебой объясняя о случившимся и указывая дорогу, но Веррэт не слушал их.
- Где склады? Где сырьё? - Сурово спрашивал он, и ему в страхе указывали дорогу.
Когда двери хранилищ были открыты, он увидел, что в них намного меньше того, сколько должно быть.
- Где сырьё? Я вас спрашиваю, куда вы его дели? - Огласил его голос почти пустые помещения.
- Виноват, виноват! - Прокричал управляющий, выбегая вперёд, - я вам всё объясню.... Всё тут... - Он чуть ли не бросился на колени перед Веррэтом.
- Ты, - глаза Веррэта горели гневом, - ты лгал, ты украл сырьё, а не люди князя его испортили!
- Пощадите, пощадите! - Молил управляющий, протягивая Веррэту руки.
- Вора?! - Веррэт смотрел на него взглядом способным, казалось, испепелить.
- Меня заставили, вынудили, вынудили... Я...
- Вот как? - Зло усмехнулся Веррэт. - И что же заставило? На хлеб не хватило. - Веррэт рассмеялся так, что все администраторы похолодели.
- Нет, нет, у меня похитили сына, требовали выкуп...
- А чем вы докажите это? А?
- Доказательства, доказательства... - Глаза управляющего бегали, словно ища их.
- А, ну конечно, их нет. Значит... Но где сырьё? Где деньги?
- Он... они всё забрали! Я не виноват, не виноват, - Из его глаз потекли слёзы.
- Хорошо, - злобно ответил Веррэт. - Вы будите под арестом, до выяснения.
Веррэт повернулся и быстрым шагом ушел к своей машине, оставив всех в растерянности. В своей машине Веррэт думал о том, что его управляющий едва ли лжёт, но как это можно доказать, а ведь без доказательств на это Веррэт окажется в проигрыше: доказать вину князя тогда будет невозможно. 'Я перерою весь остров, мои богатства купят слуг князя, но найду свидетельства его вины! Это дело становится слишком серьёзным. И если его оставить, то добра мне оно не пронесёт'. Лионтона, видя, что Веррэт зол, встретила его вопросом:
- Как продвигаются твои дела, что ты сделал за эти дни?
- Дело усугубляется. Князь, наверное, похищал сына моего управляющего, а управляющий, что бы расплатится с ним, воровал мои деньги.
Лионтона усмехнулась:
- Хорошая компания. И что ты сделал против них?
- Я арестовал вора и хочу вздёрнуть похитителя. Благо, на этом острове достаточно деревьев. - Он как-то странно засмеялся.
- Ты, я вижу, ещё расположен шутить.
- Да, я немного успокоился, но на заводе я просто взбесился.
- Объясни подробнее, что случилось.
Когда Веррэт закончил, Лионтона сказала:
- Мне кажется, что этот князь имеет далеко идущие планы, но на что он надеется?
- Не знаю, он просто самоуверенный болван.
- На счёт болвана не знаю, но то, что самоуверен, это точно.
- И даже слишком, я просто не понимаю, чего он добивается. Предположим, на время он меня остановит, но если я даже не смогу с ним расправится лично, во что мне трудно поверить, я смогу блокировать его страну, смогу заявить в комитет по развитию о деятельности направленной против прогресса и цивилизации и прочее. Он увидит, что значит сила Олтилора! Что его остров - жалкая разрушенная гора посреди океана!
- Что же ты намерен делать?
- Я разыщу следы выкупа, следы сырья, мои деньги купят слуг князя я докажу либо через них, либо через следы денег, что он - похититель и тогда я расшевелю этим соответствующие органы Олтилора. А тогда...
- Я знаю. Однако народ на его стороне и его поведение не подвергнется их критике.
- Ну и что? Законы написаны для всех и по отношению к нему уж наверняка найдутся силы, что бы их выполнить. Его остров мал и у меня есть и другие острова и страны. Он ещё пожалеет о содеянном!
- Тогда зачем тебе этот остров? Оставь этого... князя в покое, если он так печётся о своём острове - пожалуйста.
- Так нельзя. Мне необходимо сохранять свой авторитет, а то что же получится если я немного изменю планы из-за какого-то островного князька? Таких как он много и у многих заронится сомнения, что я не способен на то, за что принимаюсь. Мне важен авторитет.
- Возможно.
- Не возможно, а точно.
- Однако ты подумай, ты ведь рискуешь развязать войну.
- Ну и пусть. Пусть! Пусть весь остров летит ко всем чертям, но изменять свои планы - никогда! Что обо мне скажут другие магнаты? У этого молодого Устера наверняка на уме остались лишь одни коялы и копья и он не способен справиться даже с жалким феодалом? Я заставлю всех говорить о себе с уважением! Всех! - Он ударил кулаком по столу.
- Постарайся. - Спокойно ответила Лионтона. - Но ты ещё не остыл, пойдём лучше до обеда искупаемся, не надо тебе сейчас заниматься делами.
- Пошли, Лионтона, пошли. Мне действительно нужно иметь свежую голову.
Веррэт не жалел денег на расследование. Он выписал лучших юристов и следователей, каких только мог найти, однако, несмотря на это, следы сырья затерялись, оно было продано на разные острова архипелага, как и кому часто оставалось неизвестно, впрочем, это было не столь важно, главное было найти следы денег. Дела управляющего самым тщательным образом проверялись, его расходы и доходы просчитывались до последней мелочи. За всей этой кропотливой работой строго следил Веррэт, иногда прибегая к помощи Лионтоны. Наконец настал день, когда следователю, используя показания слуг, удалось составить список людей посещавших князя в последние тридцать дней. Среди этих людей были в основном администрация острова и работники предприятия. Наверное, князь опасался принимать управляющего у себя, понимая, что об этом смогут узнать, звонить боялся, из-за возможного прослушивания. Видимо он посылал к управляющему своих людей, что вскоре подтвердились, поскольку у управляющего были странные встречи и люди. Их причастность к князю косвенно подтверждалась. Что бы выяснить всё это следователям Веррэта пришлось проделать большую работу, тем более что они должны были выполнять её как можно более незаметно. В барах и кафе, на местных небольших торжествах они осторожно, подстраиваясь под местных, задавали вычисленным им людям свои вопросы. Князь не должен был знать о том, что происходит на острове или знать как можно меньше. Так же семья и прислуга управляющего говорили, что в последние дни перед приездом Веррэта он выглядел очень плохо, он был каким-то затравленным, хотя и пытался это скрыть. Однако главное было то, что никаких денег у управляющего не было обнаружено, накануне точно установленной даты исчезновения сырья у управляющего были довольно странные, как показало следствие, люди, после этой даты управляющий ездил к князю с одним из экономических дел, которое, как теперь становилось ясно, было лишь предлогом для того, что бы, наверное, передать деньги. Дела князя следователи не могли проверить, поскольку наверняка значительная часть его капитала хранилась в драгоценных камнях и предметах. Однако Веррэт не счёл нужным держать дальше управляющего под стражей. Он сам лично встретился с ним и, сказав, что теперь найдены доказательства его невиновности, в своей машине отвёз в его особняк. Измученный управляющий со слезами благодарил своего избавителя. Закончив со всем этим, Веррэт вернулся к себе. Он понимал, что добытой им и его следователями информации хватало для того, что бы уничтожить князя. Решив так, Веррэт стал думать, как ему поступать. Заявить о случившимся в соответствующие органы Олтилора? Не отразится ли это пагубно на его делах в Архипелаге? Быть может, что в Олтилоре сочтут, что он не способен вести эти дела или недостаточно бережёт своих людей, будет заявлено, что действия Веррэта угрожают безопасности граждан развитых стран? Едва ли. У Олтилора нет причин мешать ему, да и что он сделал? Управляющий цел и не вредим. На архипелаг до него никто не зарился. Хоть он артенанфилец и многие будут рады ему помешать. Однако положение архипелага очень важно и его делами интересуются многие из видных деятелей крупнейшего в мире союза капиталистов. Нет, здесь на архипелаге, его дела в безопасности, если, конечно, не думать о том, что магнаты желают иметь полный контроль над всеми этими тысячами островов (точнее четыреста пятьдесят девять тысяч семьсот восемнадцать островов, островков и скал общей площадью миллион шестьсот шестьдесят семь тысяч квадратных километров, расположенных на поверхности океана площадью около двадцати девяти миллионов квадратных километров с населением около двухсот тридцати миллионов человек проживающих в более чем сотне государствах), ведь именно через эти острова идут морские пути из центров Олтилора в Ленарию, пути по суши туда сильно затруднены странами долины Лорона, через которые они проходят и которые тяготеют к Валинтаду. Но ведь обходился же Олтилор без подобного контроля шесть лет. Более того, связь с Ленарией многие годы царствования императора Вентара осуществлялась именно через эти острова, а ситуация на них тогда была ещё хуже. Может быть магнаты, понимая зыбкую почву архипелага, не желали туда соваться? Времена изменчивые, Олтилор стремительно растёт и то, чем он не интересовался в прошлый и предыдущие года, очень может быть, что его заинтересует на следующий. Шесть с половиной лет - ничтожнейший срок - минуло с тех пор, как пала могущественнейшая империя и капиталисты получили больше возможностей развиваться (как никогда много!) и использовали это так хорошо, что извлекали порой до пятидесяти процентов в год для всего Олтилора! Неслыханно! Конечно, они получили заряд ещё тогда, когда по империи прокатилась волна восстаний. Он вспомнил консула Кеннирга, этого изменника, получавшего корм с рук магнатов Олтилора и платившего за него им кровью империи. 'Чудовища! Грубые, неразборчивые твари! - Сжав кулаки, пробормотал Веррэт, - это они погубили мою страну! Они насыщали изменников, они прожевали мои, наши богатства! Нажирались ими! Не будет этого, не бывать - наши копья распорят их ненасытное нутро! Я должен, должен, отомстить!!!' - Веррэт, сверкая глазами, потряс кулаками воздух, однако не встал и не начал мерить кабинет крупными и злобными шагами по своему обыкновению, как случалось, когда он напряжённо думал, и вскоре возмущение, подогретое воспоминаниями, улеглось, кровь остыла, и его мысли вернулись в прежнее русло. В итоге он решил не привлекать к этому делу комитеты Олтилора, а разобраться с этим сам. Так будет лучше. Может быть так больше риска, но так о нём больше будут говорить. Однако как закончить дело самому? У Веррэта были подготовленные механизмы для оказания давления на непокорных, но всё-таки придётся потрудиться, чтобы верные ему страны объявили войну непокорной. Ссора, достаточная для войны началась через несколько дней, после того, как Веррэт объявил на других островах о том, что он обнаружил на этом острове. Так же он сам создал трудности на остальных островах, вызванные 'антипрогрессивным вредительством князя', начались волнения на соседних островах, Веррэт тщательно его подогревал, приводя всё новые доводы в пользу того, что князь должен оставить свой пост, тем самым дать развиваться не только своей стране, но и остальным. Наконец, к князю была направлена делегация, которую он яростно отверг, нанеся оскорбления как представителям страны, так и самой стране. Услышав об этом, Веррэт покинул остров. После этого одна из соседних стран, наиболее потерпевшая от бракованного товара, приняла решение действовать силой: на остров князя высадилась тысяча солдат. Так началась война. Но разве её беды могли взволновать Веррэта? Он продемонстрировал всем свою силу и жестокость. Однако войны Лионтона не одобрила.
- Ты считаешь, это не опасно, может быть, лучше было бы заявить об этом Олтилору? - Спросила она в самолёте.
- Не думаю. Этим я укрепил свои позиции, а Олтилор... Мало ли что постановят в далёком Олтосе, да и когда это будет?
- Возможно, но ведь это опасно. Это ведь война.
- Это игрушечная война. На моих делах она не отразится.
- Может быть, но всё-таки это не безопасно. А что Олтилор на это скажет?
- Он ничего не скажет. Это дело слишком мелко для него. Кроме того, я тут со стороны не причём: я ведь только рассказал, то, что видел и всё.
- Но, может быть, война не начнётся, ведь это не так уж дёшево.
- Начнётся, уж будь уверена, эти острова стоят на непримиримых позициях.
- Предположим, однако, мне всё равно не нравится, что ты сделал.
- Нравится тебе или нет, но это уже совершилось.
- Посмотрим, что будет дальше. - Она откинулась на спинку кресла.
Отоны не долго пробыли в Олтосе: через восемь дней обстановка созрела для его главной операции на архипелаге: поссорить Либонет и Эльриор, тем самым доведя свои дела на архипелаге до конечной цели. Эти два острова были небольшими клочками суши в юго-западной части архипелага. Между этими островами была удобнейшая бухта, почти полностью защищённая от волн и ветра горами островов: Либонет был похож на серп, а Эльриор располагался у него между 'рогами'. Другой такой бухты не было во всём архипелаге, кишевшим скалами и подводными рифами. Если от этих островов плыть на север то открывался весь Локросский океан, омывавший с востока Лоронский регион, именно через эти острова вела свою торговлю Ленария и другие страны Линдонетского полуострова со странами бассейна Локросского океана, в том числе и, конечно, со странами подвластными Олтилору. Этот важнейший порт находился в значительной части под руководством уполномоченного Олтилора в Тиэнее - относительно Ленарии небольшой стране, но благодаря этому и некоторым другим особенностям весьма значительной - так верхам Олтилора было легче руководить своими южными владениями. Однако идеального в природе не бывает, и как будто нарочно, наградив эти острова прекрасной бухтой, природа наградила их и двумя воинственными народами, едва ли не с доисторических времён конфликтовавших друг с другом. Куда и в какие времена уходили корни этого конфликта, никто не знал, но зато каждый мог убедиться, какие обильные всходы взрастили эти корни, и какие на них созрели сочные, налитые кровью плоды. Удобрения и обильный полив, в особенности в последние десятилетия не прошли даром! Так что к середине двадцатого века эти плоды стали настолько питательны для магнатов и политиков, что некоторые просто объедались ими, но к Веррэту это не относилось.
Начал свои дела на этих островах Веррэт с того, что провозгласил, что наличие единого порта - главной ценности этих островов - залог успеха на пути к миру. Он провёл в таком духе заседание руководителей порта, он говорил о том, что после того, как его предложения будут претворены в жизнь, наступит вечный мир между доселе враждовавшими народами. На следующий день в руководство Либонета пришло письмо, где говорилось о том, что Эльриор намерен прибрать порт к своим рукам. Это ничем конкретным не подтверждалось, но вскоре выяснилось, что одним из руководителей проекта Отона Устера назначен именно эльриорец. Владельцы порта не сопротивлялись деятельности Веррэта: она, казалось, сулила выгоды и ничем не мешала. Веррэт выступал сейчас как человек, желающий, почти бескорыстно, мира. Но всё-таки, многие задумывались, зачем же он на них пошёл? Однако догадки олтилорских дельцов не шли дальше того, что в делах на этих островах он преследует сугубо внутренние интересы. Тем более, что обстановка на архипелаге требовала того, чтобы он чем-то укрепил свою популярность, ведь эти острова имели важное значение и для всего архипелага, хотя в целом и меньшее, чем для южных стран. Под такие настроения Веррэт быстро разворачивал свои действия. Он решил, что в объединённом порту не должно существовать разделения рабочих по национальностям. Он решил произвести 'обмен кадрами', как он говорил, однако прежнее устройство, установленное во многом странами юга, в том числе и Тиэнеей, мешало ему. В результате на островах произошли столкновения. Веррэт, когда услышал о них, выглядел обеспокоенным. Потом он поехал на Либонет и выступил там с речью, в которой обвинил в произошедшем 'прежние порядки' недвусмысленно намекая этим на Тиэнею, уполномоченный в которой владел тем, что затронул Веррэт. Закончив речь, он предложил поприветствовать новоприбывших. Тем временем правительство Либонета было обеспокоено действиями Веррэта: два важных деятеля из порта были перемещены на другие должности, не имеющие с правительством прямой связи. Веррэт тоже не сидел, сложа руки: один из членов правительства, руководствуясь полученным письмом и деньгами (от Веррэта) объявил, что Эльриор намерен захватить Либонет, пользуясь поддержкой Отона Устера, которого он объявил пристрастным к их стране. Это было неслыханно. Купленные перемещённые лица, подтвердили это. Эльриор не мог стерпеть этого и предложил вернуть всё на свои места, но Либонет потребовал компенсации за 'ущерб'. Старые распри в этот момент взяли вверх: острова редко когда могли договориться. Либонет потребовал вывести Эльриорских рабочих со своей территории, но Эльриор не согласился, тогда на порт произошло нападение, в ответ на это подобное произошло в Эльриоре и, наконец, венцом этих событий стало то, что одного из членов Либонетского правительства нашли мёртвым, того самого, кто заявил о пристрастности Веррэта к Эльриору. Он был убит, после того как, как будто просто поехал отдохнуть от дел и побыть один. На самом деле он ехал на встречу с Веррэтом, но встретился лишь с его ножом в своей спине. Веррэт боялся кого-либо нанимать для этого дела. Правительства сочли это убийство как месть и не могли этого стерпеть. В Эльриоре произошли беспорядки. Были убитые. Этого Либонет стерпеть уже не мог, и началась война.
Устер, который сыграл роль миротворца, не сумевшего преодолеть старые, националистические, порядки, с виду взволнованный и удручённый, уехал в Олтос, перед этим пообещав сказать 'свое последние слово в этом деле'. В столице Олтилора он направился в соответствующий комитет союза капиталистов. В этой гигантской организации были отделения и всевозможные советы на все мыслимые случаи. Когда он вернулся, Лионтона, по своему обыкновению, ожидала его в гостиной.
- Здравствуй, Устер. - Спросила она, чуть улыбаясь. - Чего ты достиг?
- Я подал заявление о рассмотрении дела о срыве миротворческой акции и анализа поведения уполномоченного Тиэнее в этой операции.
- Что тебе это даст?
- Пройдём наверх. - Сказал Веррэт, слегка вздохнув.
Когда они поднялись в кабинет Веррэта и заперлись в нём. Веррэт дал волю своим эмоциям, которые до этого момента он должен был тщательно скрывать.
- Великолепно! - Воскликнул он. - Лучше и не могло быть! - Он сел на стол и протянул руки к Лионтоне. - Тэнест Эртревер получит от Олтилора взбучку! Я - миротворец, хоть и не достигший мира, но не достигший потому, что мне помешали. Уполномоченный Тиэнеи - помеха в деле мира! Великолепно! - Он кулаками потряс воздух. - Его акции, конечно, упадут, и я смогу скупать имущество в его стране, поскольку в моих руках они будут выглядеть надёжнее! Отлично! - Он схватил Лионтону за талию и высоко поднял, чуть ли не подбросив в воздух.
- Подожди, - заговорила она, когда была в воздухе, - а, сколько у тебя денег? Что будет тогда, когда ты скупишь достаточно?
- Денег? - Веррэт остановился и опустил Лионтону. - Мне придётся иметь дело... с ним. Снова. Ты понимаешь?
- Понимаю. - Лионтона была готова к этому и не восприняла это чересчур трагически.
- Я заверяю тебя, что ничего подобного не повторится.
- Как ты можешь быть уверен в этом?
- Какой смысл? Он уже знает, что ты ничего не знаешь. Если бы он сомневался бы в этом, то он бы не отпустил бы тебя. Ты понимаешь?
- Понимаю. Но, может быть, он засомневался в этом после? Может быть его люди, подробно рассказали ему обо мне, и он подумал, что я не могу ничего о тебе не знать. Моя поездка на архипелаг, моё поведение в Олтилоре...
- Не думаю, всё это мало о чём говорит.
- Этот старик может понять человека по нескольким его словам, ты мне сам об этом говорил.
- Но, во-первых, он тебя не видел и не говорил с тобой, во-вторых, я думаю, всё-таки, что он был слишком уверен тогда в том, что ты ничего не знаешь, чтобы сомневаться в этом.
- Ты в этом уверен? А вдруг он отпустил меня, что бы добиться от меня информации в следующий раз? Ведь он понимает, что этот раз будет.
- Не уверен. Он едва ли видел раньше такие алмазы в таких количествах, он не может даже предположить, сколько их у меня. Так что оттягивать это для него опасно. Кроме того, откуда ему знать какие у меня могут быть ещё связи? Если бы знал, то уже, наверное, использовал бы это.
- Я не знаю. Этот старик непредсказуем. Я боюсь его. - Лионтона чуть дрогнула и придвинулась к Веррэту.
- Не надо, Лионтона. Он ничего не сделает.
- Может быть, а может быть и нет.
- Перестань! - Сказал Веррэт чуть раздражённо и нервно встал. - Он слишком уверен.
- В этот раз дело не закончится уколами его палачей. Подумай!
- Я подумал. У тебя есть другие варианты?
- Нет. - Лионтона опустила глаза. - Я поеду, но... но я не знаю. Не знаю, продержусь ли я...?! - Она зарыдала. Это произошло так внезапно, что Веррэт обратил на это внимание не сразу, тем более что он начал обдумывать и мысли Стронса и свои действия. Он увидел, что Лионтона плачет, только когда повернулся к ней.
- Что такое? Что случилось? - Он растерялся и провёл рукой по её голове. - Всё будет хорошо, Лионтона, не плачь. Не надо. - Он ещё раз провёл по её голове. - О, - вдруг зарычал он, - Как мне это мешает! - Он схватил волосы парика и хотел сорвать за них маску, но, вспомнив как сложно она крепится, остановился.
- Мешает? - Подняла голову Лионтона. - А кто меня отправил к Стронсу? С тех пор я не могу смотреть на себя в зеркало! Ты знаешь это?! - Говорила Лионтона с вызовом.
- Лионтона, Лионтона пойми меня! - Он чуть ли не упал пред ней на колени. - Что я могу сделать, что? Не он так другой! У нас нет другого выхода, нет, ты понимаешь?!
- Понимаю, и хватит об этом. Я понимаю, что есть шанс, хоть и не большой, что это повторится, но есть. Однако... что можно сделать? - Она горько усмехнулась. - Я поеду.
- Лионтона, не надо так говорить! Он ничего не сделает. Ничего!
- Посмотрим. - Лионтона вздохнула. - Когда надо ехать?
- Завтра, но мы не поедем в Энээст.
- Как так?
- Не нужно так явно говорить Стронсу, где спрятаны мои сокровища. Мы, конечно, поедем, но только... для себя, но не для других. Мы исчезнем. Это, конечно, сложнее, чем то, как мы ехали в прошлый раз, но сейчас я вижу, что возможно просто 'исчезнуть' для всех из Олтоса.
- А это не будет выглядеть подозрительно?
- Нет. Я могу обдумать свои неудачи наедине с тобой.
- Понятно. Значит, мы пропадём, а вернёмся с новыми планами. Это намекнёт на твои связи, о которых даже я мало знаю.
- Это не столь важно. Те деньги, которые я получу от продажи алмазов, всё равно не скроешь, так что это в любом случае укажет на мои связи. Это будет выглядеть так, как будто я ездил поправить свои дела. Но что могут выгадать от этого наши враги?
- Это лишний раз подтверждает, что ты тесно связан со своим феодальным прошлым. Это не может понравиться капиталистам.
- Что же тут делать? - Веррэт невольно развёл руками. - Надо ещё узнать, где Стронс.
- Он в Гольварде, я слышала об этом.
- Молодец! И где я найду ещё такую, как ты? - Улыбаясь, сказал Веррэт, нагибаясь к ней...
VII. Тиэнея
Отоны 'исчезли' уже в эту ночь. Перед тем как уехать они заперлись в кабинете Устера, где он рассказал ей о своём новом плане, придуманном им днём.
- Ты мне говорил только о том, что поедешь один, а я буду тебя тут ждать.
- Всё так и есть. Но я решил лишний раз спутать карты старика.
- Спутать карты? Веррэт как же это?..
- Мы сделаем вид, что поедем вдвоём: ведь если мы исчезли, и я не доверяю тебе, то почему я должен доверять тебе в том, что ты надёжна во дворце, и тебя никто не заметит за то время, пока меня не будет?
- Но как же ты тогда уедешь один?
- Мы вернемся, немного отъёхав от Олтоса. И после этого я поеду один.
- Но ведь... ведь это лишнее время, когда нас могут выследить! И Стронс сможет определить, что ты ехал один!
- Конечно. - Веррэт хитро улыбнулся. - Но он понимает, что легче всего меня выследить именно тут, на Олтинском плоскогорье, дальше я уже легко могу слиться с массой населения Велико-Анкофанского плоскогорья, там и имена менять намного легче.
- Веррэт, но что же будет тогда?! - С ужасом спросила Лионтона, чувствуя, что не понимает.
- Очень возможно, что он постарается узнать где ты. Также, наше возвращение для него будет выгладить как наша ссора: оно и понятно, ты должна бояться ехать к нему. Понятно, что лучшего места, чем свой дворец, я не могу найти. И Стронс это тоже прекрасно понимает. Поэтому он захочет заглянуть в наш дворец в эти дни - лучшей возможности узнать кто ты для меня ему не представится. Однако большее, на что он решится - это узнать через слуг происходит ли что-то во дворце: проникнуть его людям сюда слишком опасно. Возможно, они найдут способ заглянуть в спальню - я даже знаю как - сегодня я заказал осмотр вентиляции на время отъезда. Поэтому ты должна быть к этому готова. - Веррэт неуверенно замолчал.
- Как, Веррэт? - Недоумённо спросила она.
- Пока меня не будет, ты будешь связана... - Веррэт остановился, поднял глаза на неё.
- Вот как? - Задумчиво спросила она. И помолчав добавила: - это обманет даже Стронса.
Веррэта удивила подобная реакция - он был готов убеждать Лионтону, готов был к её возмущению! Но она была так спокойна! Поистине удивительно! Он был буквально обольщён этим! Она поняла его! Его охватил восторг, и он быстро объяснил Лионтоне что делать. Они выехали, Веррэт старался не показывать своего восторга, по дороге Лионтона, когда они оставили Олтос и пришло время 'представления', закричала на Веррэта, говоря, что он не смеет вновь подставлять её и попыталась отобрать у него руль, перемежая это слезами (играть надо было до конца!). Веррэт, изображая злость, свернул назад, потом оставили машину, когда Веррэт сказал, чтобы хоть сейчас она успокоилась, и пошли к потайному ходу во дворец. Пройдя в него, Лионтона вновь начала крики и Веррэт завёл её в нужное помещение, сказав, что всё равно ей ехать придётся. Она в ответ повисла у него на руках, и так он затащил её в комнату: это была спальня. Веррэт запер дверь. Тут их уже никто не мог слышать, и можно было не играть. Веррэт усадил Лионтону в кресло, резко схватил руки, заведя их за спинку, и крепко связал одеждой Лионтоны выпавшей из шкафа во время 'борьбы', потом обвёл несколько раз вокруг неё, и также крепко схватив ноги, имитируя борьбу, привязал их к перекладине между ножек.
- Ты оставил мне синяки. - Прошептала Лионтона.
- Лионтона, ты же понимаешь, что это необходимо. Пытайся высвободиться.
- Конечно. - Она кивнула задумчиво.
- И ещё, Лионтона: я ж могу вспомнить про вентиляцию, а в таком положении ты должна кричать, поэтому у тебя будет заклеен рот.
- Я знала, что так будет, не волнуйся, я не задохнусь за эти дни. - Лионтона улыбнулась, хотя внутренне сжалась. - Поцелуй меня. - Она подставила ему губы.
- Достаточно, Веррэт. - Сказала Лионтона удовлетворённо после долгого поцелуя. - Пора, но не заклеить, а заткнуть мне рот. Только плотно: я буду мычать изо всех сил.
- Заткнуть? Почему так, Лионтона?
- У меня лицо туго затянуто в маску, не расстёгивай её зажимы чтобы снять, и заткнуть будет реалистичнее.
- Хорошо. - Веррэт покопался в шкафу, ища подходящие вещи, одну он набил в рот Лионтоне, другую завязал вокруг. - Ночь на исходе. - Я буду как можно быстрее. - Она кивнула промычав.
Он вышел, запер дверь и отправился в путь, перелетая из города в город по другим документам, Веррэт, перелетев через горы и через океан, покинул Лоронский регион к вечеру следующего дня. Теперь, когда он был на Велико-Анкофанском плоскогорье, глаза Олтилора стали намного менее зорче. Веррэт стал волноваться уже меньше. Чужих людей тут было немного, он обладал определёнными связями, поэтому без труда незамеченным и несколько раз переменив облик, он добрался до пещеры у Энээста, взял алмазы, всё также с трепетом осмтрев их и борясь с глубинным чувством, что он продаёт нечто, что должен был беречь пуще зеницы ока, и в то же утро поехал обратно. Ещё не доезжая до Олтоса, Веррэт написал письмо:
Глубокоуважаемый Гионт Лийн Стронс!
Уже не в первый раз я обращаюсь к вам с деловыми предложениями. Этим письмом я вновь посылаю вам одно из них. Это предложение таково, как и предыдущее, только в полтора раза крупнее, возможно даже больше, но я не такой большой специалист в этом деле как вы, потому я и обращаюсь к вам, оказывая тем самым почтение вашему опыту и возрасту. Для осуществления своего замысла я посылаю вам своего человека, который, точнее которая, прибудет к вам в ближайшее время. С наилучшими пожеланиями,
Молодой Человек из Нецивилизации.
Конечно, разобрать 'тайнопись' этого послания не составило труда для Стронса, он прекрасно понял с первых строк, что это пишет тот самый человек, именовавший себя Отоном Устером. Прочитав письмо до конца, Стронс был раздражён: вежливый текст письма ничего не говорил ему о том, что этот человек собой представляет и одновременно с этим ещё сильнее, ещё актуальнее вставал вопрос о том, откуда у него столько денег и кто он такой. В том, что написано в письме старик не сомневался: шутить с ним ещё никто не решался и этот молодой человек тем более не составит исключения, всё-таки он немного знал, и сложившиеся между ними ситуации это было бы немыслимо. Так что Стронс ожидал Лионтону и готов был выложить за привезённые ею алмазы три миллиарда шестьсот миллионов эктэссов. Что же это были за алмазы, неужели они будут такие же прекрасные, а возможно ещё лучше предыдущих?! Стронсу не давали покоя эти мысли, он 'метался' думая об этом, ведь за всю свою долгую жизнь чуть ли не две трети которой было связано с алмазами, такие камни он видел всего лишь несколько раз и вдруг...
Когда Лионтона прибыла ко дворцу Стронса, всё было так же, как и в прошлый: ведь и тогда и сейчас Стронс предупредил свою охрану о посетительницах, подобных Лионтоне. За время, прошедшие между тем, когда ему сообщили о её приходе и тем, как она вошла в его кабинет, Стронс успел утвердиться в мысли, что не только подвергать её допросу вторично не имеет смысла, но и что необходимо устранить все следы предыдущего. В общем, в эти минуты старик провёл черту под всеми своими думами, терзавшими его со дня получения письма. Он понимал, что даже если этой женщине и удалось обмануть его, (Как только это возможно?) то он не сумеет выдавить из неё необходимые показания за отпущенное ему Веррэтом время: ведь Лионтона должна была вернуться в срок, о котором говорили в Олтосе: из действий оставленного Веррэтом управляющего следовало, что его хозяин вернётся скоро. Совсем скоро. Всё это было ясно Стронсу с самого начала, сейчас он только окончательно в этом утвердился.
- Значит, ты снова вернулась ко мне? - Сказал Стронс, пристально, но, не пронзая глазами, глядя на неё, когда она вошла.
- Да. - Едва пробормотала Лионтона в большей частью притворном страхе. - Я должна продать алмазы. Вот они. - Заученно проговорила она, беспокойно теребя сумочку.
- Оставь. - Пронзив её руки взглядом и властно подняв руку, остановил её Алмаз. Лионтона замерла и до боли сжала зубы от страха. Притворятся нужно было совсем немного, всё само собой выходило очень естественно. Нужно было только не утратить строгого контроля. - Оставь на время это. - Он не сводил с неё глаз, но его тон был для него достаточно мягким, что привело Лионтону в некоторое недоумение, но всё-таки она почувствовала, что в глазах у неё потемнело.
- Что... что вы хотите?... - Пробормотала она, изо всех сил стараясь сделать свой голос как можно более слабым - впрочем, силы после четырёх дней у неё ещё и без этого не восстановились.
- Сядь. - Сказал Стронс очень бездушно, то есть очень мягко. Лионтона повиновалась. - Сними маску. - Лионтона дрожащими пальцами начала расстёгивать застёжки на серебристых губах маски, носу и скулах расшитых алмазным узором. Руки её дрожали, дорогие украшения на перчатках и на сложной, ребристой маске из тонкой кожи мешали ей, однако Станс терпеливо ждал. Когда же, наконец, бледное, загримированное лицо Лионтоны открылось Стронсу, он, вглядевшись в её лицо, сказал:
- Сотри краску вообще - разденься. Могут быть следы. - Он пододвинул к ней салфетку, и Лионтона начала выполнять его распоряжение, теряясь в догадках, и вся дрожа внутри от мысли, что прежнее может повториться, но почему он заговорил о возможных пятнах?!
Когда было выполнено и это, Лионтоне казалось, что прошла вечность, но Стронс не выражал никаких признаков нетерпения. Он мог бы и своим людям приказать снять с неё маску и раздеть её, но он наверняка проверял её. Ещё раз. Сняв головной убор, Лионтона решила снять и парик, скрывавший её волосы сенцеста, но Стронс произнёс:
- Парик оставь и раздевайся дальше. - Она продолжила, и когда она стояла перед ним обнажённая, он сказал, осмотрев её: - Что-то есть, Лионтона, и твоя кожа груба. Степь, степь. - Проскрежетал он. - Иди. - Одна из дверей его кабинета открылась. Он, конечно, заметил следы верёвок и синяки, но ничего не сказал. Лионтона безмолвно, бледная как мел, встала и, почти ничего не видя перед собой, пошла вперёд. Через несколько шагов её кто-то встретил, она заметила, что это не тот, кто её пытал, и вообще, она женщина - неужели та же, кто была с врачом? Но больше о ней ничего она не могла бы сказать, мучаясь от неизвестности, бездумно идя за ней. Когда она пришла она увидела белоснежную комнату и уже знакомого врача, стоящего рядом со сложным креслом. Что же всё это значило?! Волна ужаса незнания, неизвестности следующего мига, захлестнула ее, и она не могла шевельнуться. И вдруг её осенило. В этот кромешный ад логова ядовитого паука, питающегося алмазами и кровью, ворвался свет! Стронс желает полностью скрыть следы допроса! Только это и больше ничего! Но всё-таки эта догадка не полностью изгнала из неё страхи. Теперь нужно было только больше играть свою роль.
Лионтоне закрыли волосы и, только надев белый халат, уложили на стол. Потом усыпили. Когда она проснулась, то увидела, что лежит в маленькой белой комнатке по-прежнему раздетой. Она подняла руки и увидела, что они заклеены до локтей чем-то белым, дотронувшись ими до лица, она ощутила тоже. Несколько резко сев она увидела, что то же белое покрытие покрывает её ноги несколько выше колен, шею и грудь. Она попыталась что-нибудь сказать, но губы её плохо слушались, и получилось невнятно. Как же она теперь поедет в Олтос?! Не успела она ничего придумать, как вошёл врач Стронса.
- Стронс желает видеть вас. Одевайтесь и пройдёмте. - Официально сказал он.
Лионтона встала, оделась в свою прежнюю одежду, лежавшую рядом, и они пошли. Когда они вошли в кабинет Стронса, Лионтона уже не так старательно играла свою роль: она поняла, что всё кончилось и что все опасности позади. И всё-таки она не совсем утратила бдительность.
- Как ты себя чувствуешь? - Спросил старик.
- Хорошо. - Пробормотала Лионтона, говорить было тяжело.
- Чего хочет твой муж? - Лионтона вытащила и положила их перед Стронсом алмазы - два светло-салатовых, один небесно-голубой и ещё один золотисто-жёлтый. Все они были такие же чистые и такой же правильной формы, как и предыдущие. Стронса одновременно захватили и мысли о самих алмазах и мысли о том, кто владеет ими. Последние в прямом смысле впились в его мозг. - Я плачу за эти алмазы три с половиной миллиарда эктэссов. - Сказал он. - За сколько времени он желает получить деньги? - Лионтона показала на пальцах десять. - За сто дней? - Она кивнула. - Хорошо. - Он вытащил из стола бумагу и написал на ней все условия, потом подписался, поставил печать и отдал Лионтоне. Она быстро спрятала её в своей сумочке. - До встречи. - Стронс, чуть усмехнувшись, добавил: - теперь никто ни в чём не усомнится. Иди. - Лионтона кивнула и вышла. О чём говорит этот старик? Что он вновь задумал? Лионтона поняла, что он этой операцией сделал её кожу более нежной, чем та, которую она приобрела за свою жизнь в степях. Но зачем ему это?! Об этих его делах всё равно никто ничего не узнает, о каких же сомнениях тогда может идти речь?! Теряясь в догадках, она покинула дворец старика. В конце концов, не ей это разгадать, а от неё ничего больше и не требовалось. Она с большим облегчением покинула дворец Стронса, только и думая, чтобы поскорее отдохнуть у себя после всего.
Тем временем Веррэт, только написав несколько писем управляющему, вновь уехал в восточные части Велико-Анкофанского плоскогорья и занялся там поисками нужного ему человека. В начале он хотел использовать свои связи, но, обдумывая всё это по дороге, счёл это опасным и решил использовать только информацию, которой располагал со времён скитаний. Начал он свои поиски со Спеота: столицы Спетении, самой маленькой и самой отсталой из стран входящих в Шестигранник - союз крупнейших феодальных государств Ольвода, созданный императором Вентаром. С какой целью он это сделал можно узнать из книги 'Гайнр и Вавитонк'. В этом городе всё живо напоминало близком феодальном прошлом страны: и лавки ремесленников и дворцы богачей, построенные нередко сотни лет назад и часто не мощеные улицы города. Здесь почти не было труб, коптящих небо, было очень немного автомобилей и совсем не было современных коробчатых зданий, столь обычных и знакомых любому современному горожанину. Здесь, в этом городе, Веррэт намеревался нанять людей, которые смогли бы стать управляющими Олтилора, вернее подставными лицами в этом. Веррэт примерно знал кого и где искать. Он желал найти какого-нибудь разорённого дворянина, который бы подходил под его критерии. Этот человек должен был бы быть достаточно умным, чтобы не делать глупостей и не сказать лишнего и достаточно плохо разбираться в современном мире, чтобы оказаться неспособным разобраться в делах, которые должен был вести по указанию Устера, однако об этом в Олтилоре должны были узнать не сразу, что бы не бросалась в глаза искусственность положения. Конечно, вербовка подставных лиц была достаточно обычным делом среди олтилорских дельцов, и нередко этими людьми становились бывшие, разорённые феодалы, но всё-таки осторожность была необходима: в газетах было полно статей о разоблачении этих дел, нарушениях свода законов Олтилора связанных с этим или всевозможными сплетнями и 'расследованиями' вокруг этого. Кроме того, в поисках такого человека не следовало медлить, что бы не привлечь к себе внимания, поэтому Веррэт и начал со Спеота - этот город привлекал людей, подходящих для него: он был достаточно далёк от центров мировой цивилизации и был достаточно велик, чтобы разорившиеся феодалы, оставлявшие свои родовые именья, уже ничего не значившие, стекались в него в поисках средств к, как им казалось, достойному существованию. Веррэт зашёл в несколько мест, где собирались подобные люди, и заговорил с некоторыми из них. На второй день он, перебрав нескольких людей, остановился на одном из них. Конечно, он не мог предсказать, как он будет вести себя в Олтилоре - до проницательности Стронса артенанфильскому наследнику было весьма далеко, но из разговора с ним он понял, что этот человек имеет кое-какое, однако весьма смутное, то есть какое и требовалось, представление о современном мире и обладает необходимым Веррэту умом. Уйдя из трактира, где он говорил с ним во второй раз, Веррэт сказал ему:
- Я вас буду ждать вас в восемь часов у третьего дома слева на улице Лефессе. Знаете где это? - Он кивнул, - мы продолжим наш разговор там. Я очень надеюсь, что вы придёте.
- Обязательно. Я вижу, что вы имеете серьёзные намерения. До встречи. - Они разошлись.
Этот человек, которого звали Лиртер, пришёл в точно установленное время.
- Как вы думаете, кто я? - Спросил он, когда Лиртер приблизился.
- Вы состоятельный человек, вы артенанфилец, если я не ошибаюсь.
- Больше вы ничего не знаете обо мне?
- Я вас знаю только сегодня.
- Хорошо. Имя Отон Устер вам, конечно, ничего не говорит?
- Нет, но кто это?
- Это уполномоченный по делам Олтилора в Лииветсе, это один из магнатов этого союза капиталистов и это я.
- Вы? - Молодой человек пытался скрыть своё удивление, но тщетно. - Но что же вы делаете здесь? В этом... городе?
- Вам не нравится этот город?
- Я веду в нём жалкую жизнь. Зачем я вам?
- Вы не догадываетесь? - Спросил Веррэт, испытывающе взглянув, на 'поднятого со дна'.
- Вы хотите... отправить меня... в Олтилор?
- Именно. Вы должны будите там вести часть дел, которые я перепоручу вам.
- Вести дела? - Лиртер выглядел испуганно. - Как?
- Я объясню. Идём. Вам необходимы деньги, бумаги, одежда и документы. Вот вам пятьсот эктэссов, на местные деньги (Веррэт чуть усмехнулся на слове 'деньги') - это около двадцати семи тысяч, купите на них одежду. Когда вы принесёте мне всё нужно, получите ещё столько же.
Так Веррэт начал своё наступление на Тиэнею - одну из ступеней, отделявших его от желанной Ленарии и ступени, не столь уж низкой, как Лииветс. Тиэнея оказывала влияние на важнейшие торговые пути и на множество соседних мелких государств, одновременно с этим она не попадала под сколько-нибудь прямое влияние владык Олтилора отчасти потому, что и сама Ленария была под ними всего несколько лет, и механизмы влияния на неё были ещё не совершенны. Для того чтобы использовать это и скрыть наиболее сильно свои намерения, Веррэт сначала действовал, находясь на плоскогорье. На имени Лиртера оказались многие дела, которые Веррэт наметил для исполнения именно подставным лицом. Лиртер имел кое-какое состояние, доставшиеся ему пять лет назад - то, что он не совсем без денег, Веррэт понял ещё до того как поведал ему о своих планах. Однако сколько именно он получил денег по наследству, определить было уже невозможно: слишком нестабильна была Спетения после падения Артенанфила, и само завещание было написано до девятьсот четырнадцатого года - до того как началось уничтожение Вамой великой империи. Исправлять завещание у его составителя не было, видимо, никакого желания в период войн и неразберихи: ведь как раз дворянство стран подчинённых Артенанфилу оказалось между молотом и наковальней в то время. У Веррэта на плоскогорье были оставлены некоторые сокровища, и Веррэт снабдил ими Лиртера. Закончив дела в этом регионе, он поехал обратно в Олтос. Одновременно, но не вместе с ним летел и Лиртер. Он должен был пожить некоторое время незаметно в Олтосе, а затем представится Олтилору так же, как это сделал Веррэт. В доме Веррэта уже ждала Лионтона. Никто ещё не знал, что она в Олтосе: и из-за действий Стронса и из-за того, что не желала, чтобы кто-нибудь узнал бы, что она приехала без Устера. Поэтому Веррэт встретил её только когда поднялся в свои комнаты на верхних этажах. Лионтона была очень рада снова его видеть, и бросилась к нему, лишь только он вошёл.
- Тебя так долго не было. - Пробормотала она. Говорить у неё получалось уже лучше, чем в первое время, но всё равно получалось не внятно.
- Лионтона? - С опасением спросил Веррэт. - Что произошло? - Он отодвинул её и посмотрел ей в упор в глаза между обтянутых век - это было всё, что он видел сквозь белую безжизненную маску без ушей и волос, и у которой только чуть открывался рот.
- Нет. Нет. - Стараясь сделать голос, соответствующим настроению, то есть весёлым, ответила Лионтона. Он не желает, чтобы кто-то знал о... о том.
- Да? Значит, старик боится. - Он чуть усмехнулся. - Это хорошо. Дай я посмотрю, что он сделал. - Веррэт протянул руку к маске.
- Не надо. - Лионтона отстранила его руку. - Не тереби моё лицо. Как всё было? - Лионтона села в кресло и, как показалось Веррэту, с интересом посмотрела на него.
- Я нашёл человека. - Сказал Веррэт, садясь рядом. - Он уже в Олтосе. Он должен устроится здесь и появится. Мои дела на его имени. Кое-какие деньги у него были, я, конечно, дал ему ёще.
- Этого не узнают?
- Нет. Сколько денег ему было завещано теперь узнать невозможно. - Веррэт чуть вздохнул. - Так что всё хорошо. Безопасно. - Веррэт чувствовал, что ему, несмотря на все хорошие новости, что-то не весело. От этих, внезапно прояснившихся, мыслей его оторвал возглас Лионтоны, у которой настроение было превосходное.
- Веррэт, ты уже смотрел свои дела?
- Нет, я сразу поднялся к тебе. Я ведь тебя столько времени не видел. Одна ты у меня и есть - Он крепко обнял её.
- Хорошо. А то, что ты ему заплатил никак нельзя проследить?
- Нет, нельзя. Эти деньги я оставил ещё во время скитаний. Я мало тебе говорил об этом. - Ответил Веррэт грустно, опустив глаза.
- Что произошло, Веррэт, почему ты не радуешься?
- Я видел, то, что стало с моей страной, моим классом.
- Твоей страной? Ты ведь не был в Артенанфильской... - Теперь эта область называлась 'Артенанфилией' и Веррэт, конечно, не любил это слово, а говорить сейчас 'империя' Было бы насмешкой.
- Моя страна там везде. - Ответил он грустно.
- То, что было, не вернёшь. - Ответила Лионтона, стремясь поддержать Веррэта. - Но всё-таки, что это за деньги? Откуда они у тебя, ведь кроме алмазов...
- Это деньги от первой их реализации. Это было в конце девятьсот шестнадцатого года. Пепелища Артенанфила тогда ещё дымились. Я, не помнил себя от горя, в которое не верил до самого последнего момента. И вот тогда, когда я сумел выбраться из разорённой страны, когда я увидел её значительную, опалённую часть, когда я увидел аристократов, бегущих в изодранной, бывшей когда-то роскошной, одежде, унося всё, что могли, я почти потерял рассудок. Я был ужасно голоден, всё моё богатство было в ларчике, который я берёг как зеницу ока и который один связывал меня с моей великой страной. Я не мог продать ни один из его бесценных алмазов, потому что окружающие не простили бы мне такого богатства, а разбить один из них и продать осколки, было для меня страшно - это было бы всё равно, что довершать дело вамцев. Я терял сознание от голода и холода и тогда, я уж не помню, как, я оказался среди каких-то людей. Возможно, кто-то из них из жалости подобрал меня. Это были просто разбойники, каких было тогда много. Через несколько дней после этого, когда я уже немного пришёл в себя я увидел, что в их логово привезли женщину, привязанную к коялу. Она странно извивалась и мычала, и я решил, что она сумасшедшая. Однако хоть она была и в тряпках, в её глазах я что-то уловил, и она меня привлекла этим. Я понял, что она, наверное, притворяется. Я почувствовал что-то необычное и загадочное - отзвук погибшей империи, не могу сказать точно. Но я и сейчас очень хорошо помню свои чувства. Я решил пробраться к ней. На это я решился через два дня. Я ночью пробрался к ней, видя, что тот, кто должен её сторожить спит - они были опустившиеся, ни на что не годные люди. Я подошёл к ней - она стояла привязанная к какой-то балке, в подвале того дома, где мы обитали. Из разговоров этих подонков я слышал, что при ней есть какие-то сокровища, и они хотят узнать, где она их прячет. Для этого они держали её связанной, с заткнутым ртом и морили голодом. Она притворялась умалишённой нищенкой, но прежде чем они поймали её, она пыталась скрыться, у неё это не получилось и это её выдавало. Рассказывая об этом, они дико хохотали. Это было ужасно. Я открыл ей рот, при этом я почувствовал на пальцах что-то твёрдое, но не понял что это в темноте, и сказал:
- Я вижу, что вы аристократка. Все спят, и мы сейчас убежим. - Я уже хотел отвязать её, но в ответ на это она слабо усмехнулась и сказала:
- Оставь это, мальчик, если мы убежим, нас поймают, не они так другие. Заткни мне рот снова и иди в свой угол. - В её голосе и взгляде было столько приказа, что я повиновался. А она была так хрупка и нежна - настоящая аристократка! Я не мог больше спокойно спать с той ночи. Подойти к ней снова, оторвать её от балки и бежать с ней, я не смел - настолько властны были её глаза. Даже то, что я внук великого императора не помогло мне в этом - вокруг была такая разруха, что я об этом не думал. Она заворожила меня. Даже сейчас я не могу сказать, чем и почему. В общем, все мои терзания продолжались до тех пор, пока я не услышал сдавленных криков из подвала: видимо разочаровавшись в голоде, бандиты решили добыть от неё сведенья другим путём. В ту же ночь что-то случилось - на тот дом, если это так можно назвать, напали, я не знаю, кто это был, может, это случилось потому, что кто-то услышал её крики. Все бандиты побежали, кто-то побежал за пленницей. Однако в этот момент я решился. Когда от меня никто не ожидал, я схватил обломок камня и ударил им того, кто оказался ко мне ближе всех и побежал за аристократкой. Я схватил её, выбрался наружу и побежал быстро, как только мог, а может быть и как не мог - едва ли сейчас я смог бы бежать так же быстро. До сих пор я не знаю, почему никто не помешал мне уйти. Наверное, это было потому, что на ту банду просто напала другая, такая же опустившиеся. Не знаю. Только когда я совсем выбился из сил, я опустил её на землю и развязал. Она была искалечена, и лицо - нежное, изысканное, благородное - исполосовано. Видя все эти дикости, я заплакал. Тогда же я увидел, о каких сокровищах говорили те люди: всё её тело под лохмотьями было покрыто ими. Она была, наверное, очень богата и это была лишь небольшая часть того, что она смогла спасти. Но как это вызывающе, нелепо выглядело на фоне окружающей разрухи и дикости! Я не могу этого передать. Когда она пришла в себя, я стал её расспрашивать кто она, и откуда у неё всё это. Она не желала отвечать и мотала головой, потом сказала, чтобы я поместил её в какой-нибудь дом. Я наверно выглядел тогда очень жалким, и она говорила это, как будто жалея меня, но всё-таки я был уже меньше похож на нищего чем до тех людей. Она смогла сказать только, чтобы я заплатил кому-нибудь каким-нибудь из её дешёвых украшений, и потеряла сознание. Она была очень слаба. Я не мог не выполнить того, что она говорила. Одежда, доставшиеся мне от тех разбойников помогла мне, и я уже в тот же вечер нашёл людей. Счастливые люди, война прошла мимо них почти что стороной! Я заплатил им одним из её украшений. Самым простым, какое я мог найти, но даже оно стоило столько, сколько никогда не попадало тем людям в руки. Им было всё равно, откуда я его взял, оно вызвало их трепет, и оно купило их молчание еду и кров на зиму. Я прожил с ней всю зиму в том домике. Выздоравливала она медленно и она была полностью зависима от меня: ведь те нелюди не пожалели ради её мнимых сокровищ: они ведь считали, что она где то-то прячет их целые горы, ни её рук ни ног! Эта зависимость, но не физические мучения доставляли ей больше всего страданий. Она редко звала меня, но всё-таки когда зима кончалась, она поправилась. Я не хотел отпускать её, но как, чем, мог я её удержать? Я не знал и я по возможности долго не снимал с неё лубков, которые я с хозяйкой дома кое-как соорудили. Однако она так страдала! Её взгляд был таким пронизывающим и властным, что я ни разу не решился с ней говорить об этом. Говорил я с ней мало. Я не знал как, иногда я думал, что я скажу ей всё, что хочу, все, что мне надо ей сказать, иногда я думал, что я скажу ей, что я внук нашего величайшего императора и покажу ей свой ларчик, но я не мог. Я не мог сказать кому бы то ни было о том, кто я - во мне слишком свежи были воспоминания бегства, а без этого я не мог решиться начать с ней говорить. Я не знал даже её имени. Всё на что я решился это только на то, чтобы обменять на два своих алмаза - самых худших из ларчика, но всё равно прекрасных, часть её драгоценностей. Я дрожал, когда говорил с ней об этом, и она согласилась, видя эти алмазы. В этот момент я был ближе всего к тому, чтобы рассказать ей о том, чтобы жить с ней, но я не сделал этого, не мог, видя её глаза и плотно сжатые губы. Свежие увечья так обезображивали её лицо! Наконец наступил момент, когда уже необходимо было её освободить. После этого она пожила ещё несколько дней и как только научилась ходить, она ушла в одну из ночей. Я спал очень чутко: я каждую минуту, глядя на её неуверенные шаги, боялся, что она шагнёт за дверь, и я не смогу схватить её за руку и попросить остаться. Когда она ушла, я спал. Конечно, она была слишком горда! Она даже ни у кого не просила никакой одежды и ушла в чём была. Она оставила на стуле ещё одно из своих украшений. Исчезнувшая простынь и нитки на полу говорили, что она, наверное, разорвала её на полосы и замотала ими искалеченное лицо. И это всё! Всё! Я не знаю, что с ней сталось, я после этого искал её весь остаток ночи: в те дни я вообще плохо спал и часто просыпался и смотрел где она потом целый день, но всё тщетно. После это всё как-то сгладилось, люди начали уже этой весной постепенно привыкать к своей новой жизни и я начал подниматься. У меня появились кое-какие дела. Я продал кое-что из её украшений. Как ты понимаешь, это и были те деньги, на которые мы жили в степях.
- И ты не пытался больше найти её? - Спросила Лионтона подозрительно.
- Как? Я не знаю её имени, и она теперь едва ли кому-нибудь покажет лицо.
- Интересная история. И что, это единственное твоё чувство, похожее на любовь до меня?
- Да, ни к кому я не испытывал того, что я испытал тогда.
- А я? - Уязвлёно спросила Лионтона. - Что она, лучше для тебя? - Уязвлёно, с обидой и жгучей ревностью в голосе спросила Лионтона. Мысль о том, что Веррэт думает о ней хуже, чем об аристократках его страны никогда полностью несмотря ни на что не покидала её.
- Ты - это совсем другое. Разве можно сравнивать эти чувства? Ты пойми, разве можно назвать любовью то, что было тогда? Это тяга к той, к прежней жизни и всё.
- Нет, не всё. Она была всё-таки женщина. Я не знаю, как ты там на неё смотрел, но, подумай, будь она мужчиной, разве всё было бы также?! Нет!
- Нет, ты права, ну ладно, оставим, я не хочу, что бы эта история стояла меду нами. Не для того я тебе это рассказал.
- Не рассказал - значит боялся! - Лионтона попробовала крикнуть.
- Возможно, но пойми, мне же было только неполных двадцать лет! Мало ли что!
- Возможно, но ты и сейчас это рассказывал совсем не как часть деловой операции!
- Как же можно! Но пойми...
- Я понимаю!
- В чём же дело?
- Я люблю тебя. - Она протянула к нему руки. - Только тебя и хочу...
- Я понял. - Веррэт взял её руки и прижал к себе. - Если бы не маска, я бы с наслаждением посмотрел бы на твоё лицо сейчас. И почему ты даже сейчас так одета? - Он под широкими рукавами её белого платья провёл по её обтянутым до самых кончиков белой, блестящею тканью рукам. - Ты же так не любила этого раньше. - Сказал Веррэт влекущим шёпотом, пытаясь стянуть ткань с её пальцев.
- Не выйдет, - прошептала она. - Эта ткань обтягивает меня до шеи.
- Я хочу видеть тебя - Веррэт стал водить руками по её скрытому телу.
- Когда я смогу открыть лицо... - Они, шепча и обнявшись, опустились на кровать, и даже этот намёк на деятельность Стронса не нарушил их единения.
Тем временем в соответствующем комитете Олтилора был поставлен вопрос о снятии с должности Тореотса Эртреверса. Его обвиняли в разжигании войны Либонета с Эльриором, в подрыве дела создания мира Отоном Устером в этих странах, в попытках подрыва торговых отношений в бассейне Лорвонского океана - в общем, во всех грехах сообразных с создавшийся ситуацией. Акции его предприятий неудержимо летели вниз, в стране день ото дня назревал кризис. Руководство Олтилора, обязанное заниматься подобными вопросами, поставило вопрос о смене уполномоченного. Когда Тореотс Этреверс узнал об этом, то понял, что пора его правления кончается. Верхушка Олтилора уже был настроена не в его пользу благодаря действиям Отона Устера, а также, в последнее время и, его ставленника (он-то понимал, видя его так близко, что им руководит Устер) Элерта Лиртера. Этот последний и был претендентом в глазах Олтилора и всех остальных на должность Эртреверса. Чтобы пострадать меньше, Эртреверс, как это было принято и почти всегда так и было, не стал дожидаться письма с отрицательными рекомендациями из Комитета. Он решил сам написать отречение от должности. В своей просьбе он ссылался на то, что не в силах остановить войну Либонета и Эльриора и убедить враждующих вернуть свои отношения в прежнее русло. Он не писал ни об экономическом положении, ни о том, кто сможет решить вопросы, вставшие перед страной и даже всем регионом. Комитет принял прошение, и на следующий же день назначалась церемония вступления Лиртера в должность. Среди приглашённых были, конечно, и Отоны, которые 'появились' в Олтосе несколько дней назад. На церемонии Лиртер читал традиционную речь о своих благородных и праведных намереньях на новой должности. Эту речь писал ему Веррэт, ещё пребывая на плоскогорье, и передал он ему её вместе с остальными бумагами о том, как надо вести себя в Олтилоре и деловыми документами. Так же Веррэт старался не показываться рядом с Лиртером и говорил с ним чисто по-деловому. Хотя, конечно, все понимали, что Лиртер если и не человек Устера, то, во всяком случае, они действуют сообща, лучше было это не выставлять. Союзы по этническому признаку уже давно были не модны в Олтилоре, но в случае с артенанфильцами, а также вообще с выходцами с Велико-Анкофанского плоскогорья, поскольку Лиртер был спетенцем, это было достаточно обычно, тем более что для большинства людей населяющих страны Лоронского региона тот регион планеты был однородной массой похожих, чрезвычайно отсталых, мелких государствочек. Их редко даже называли государствами.
После церемонии состоялось торжество, посвящённое событию. Оно было не столь пышным как то, которое устроил Веррэт при вступлении в свою должность. Уже на следующий день, семнадцатого февраля было подписано соглашение о сотрудничестве между Устером и Лиртером. Этот договор, как говорили многие, открывал новую страницу в истории этих стран. Многие высокопоставленные лица Тиэнеи прислали Лиртеру свои поздравления. Неизвестно как для них, но для Веррэта был очень значительный шаг вперёд. Утомлённый Веррэт (Окружение враждебных магнатов всегда очень утомляло артенанфильского принца) в машине, тем не менее, страстно делился с Лионтоной своими чувствами. Приехав, он, только немного поиграв с Вериесом, пошёл спать. А ночью ему снился сон, что с ним случалось редко, и сон этот был странным.
Ему казалось, что он снова идёт по улицам того городка, тем самым днём, среди медленно падающих листьев, сталкивается с Лионтоной, передаёт камни. Потом он перенёсся на несколько дней вперёд и теперь Лионтона бежит к нему, но что это? Веррэт достаёт пистолет и метко, холодно стреляет. Лионтона падает. 'Лионтона, дорогая, единственная, что с тобой!?' - Кричит Веррэт, трясёт её руки, но всё бесполезно, она мертва. Веррэт мечется в постели в холодном поту. Рукой он касается чего-то и вскакивает. В темноте он дико, растерянно обводит пылающими ужасом глазами свою спальню и понимает, что то был сон. Лионтона лежит спокойно, положив руки под голову - её он коснулся рукой. Звёзды и две луны тускло освещают комнату сквозь занавески. Веррэт тихо, но всё ещё похолодевший ложится. Что же это? 'Что это всё значит?' - Подумал Веррэт прежде чем уснуть.