Рудой Андрей Генадьевичь : другие произведения.

Сокровища Артенанфильских императоровю Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Во второй части события начинают развавиться быстрее, становясь запутанными, подчас и жестокими, намечая путь к кульминации.

  Часть II. Стронс
  
  Страна питала и никогда не могла досыта напитать кровью своей петербургские призраки.
  Алексей Толстой, Хождение по мукам
  
  I. Лес
  
  Среди растений-гигантов бедно ютился притесняемый ими маленький дом, построенный кое-как из брёвен. Три его окна были тщательно закрыты тканью, через которую пробивался свет. В доме, за столом сидели двое мужчин и ещё одна женщина лежала, отгородившись от них каким-то подобием занавески - куском поверхностного слоя листа дерева. В углах лежали ящики и рюкзаки. Несмотря на то, что окна его были закрыты, его пространство было наполнено насекомыми и лилами: в его углах бегали чёрные, огромные, до двадцати сантиметров в длину, плоские жуки-усачи, и они могли бы вызвать сильное впечатление у непривычного, но эти люди давно привыкли к таким огромным насекомым. В воздухе носились животные всевозможных размеров: крупные ночные бабочки, жуки-светляки, фонарницы, всевозможные лилы, которые все вместе производили ощутимый шум, но никто не обращал на него внимания: он сливался с таинственными и грозными ночными звуками, которыми так богаты тропические леса Ольвода.
  Несмотря на то, что ночь была жаркой, душной и влажной мужчины были одеты в рубашки с плотными воротниками и манжетами и брюки, заправленные в ботинки. Их руки и лица были искусаны и местами опухли, один из них во время разговора постоянно смахивал стекающую из изъеденной кровососами правой брови, сукровицу.
  Через некоторое время женщина встала и, отодвинув занавеску рукой, вошла к мужчинам, прикрывая глаза от света рукой. Одета она была также, как и мужчины, только в очках, ей было около сорока, она была высокой и 'тонкой', черты её лица были как-то по-юношески заострены.
  - Ты спала? - Спросил один из мужчин.
  - С вами заснёшь. - Сказала она недовольно.
  - Мы старались как можно тише.
  - Как же, конечно!
  Женщина подошла к одному из рюкзаков, достала флягу и попробовала пить, но вода не текла - крышка осталась завинчена. Видя это, до этого говоривший мужчина засмеялся, а женщина что-то сонно недовольно пробормотала.
  - Открой крышку. - Сказал мужчина.
  - Это потому что я едва заснула, как вы меня разбудили.
  - Но мы-то тут причём? - Рассмеялся другой мужчина.
  - Притом. Сколько раз я вам говорила не засиживаться допоздна! - Да, посмотри на себя, Ультер, - продолжала она, снова опуская ткань, - что у тебя опять с бровью?
  Тот, которого называли Ультером, протянул руку к обезображенной брови и пощупал её:
  - Это всё ерунда. - Сказал он, - я знаю, знаю, - продолжил он, видя, что она хотела заговорить - ты всегда говорила, что ночью больше кровососов, но что ж делать, если нам не хватает дня? - Спросил он насмешливо.
  - Не знаю, когда вернёмся, тогда и обсудим. А так нечего давать себя есть лишний раз!
  - Ладно, Вавилонки, - вмешался другой, - что ты так следишь за тем, сколько мы спим?
  - Да я-то что? Сами же говорили, что устали за день.
  - Мы обсуждали с твоим братом распределение Чёрных Деревьев в лесу.
  - Ну и до чего дошли? - Спросила с усмешкой.
  - А ни до чего! - Сказал Ультер, смеясь.
  - Вот видите... Вообще вы не собираетесь ложиться спать? Уже поздно и я хочу спать, я так устала за сегодня. - Она зевнула.
  - Кто же тебя просил подниматься на то поваленное дерево, всё равно ничего там не было! - Ответил Ультер чуть с насмешкой.
  - Мы сейчас пойдём, Вавилонки. - Ответил Каэр. - Мы просто заговорились с Ультером, ты же знаешь его, ты живёшь с ним уже двадцать лет, он редко с чем соглашается сразу. Ладно, Ультер - Он решительно положил широкую ладонь на стол. - Завтра договорим. Идём.
  - Подождите! - Вдруг резко сказала Вавилонки - Что это? Вы слышите?
  - Что такое, что случилось? - Испуганно спросили двое.
  - Не знаю, я слышу... слышу шаги!
  - Шаги? Чьи, людей?! - Переспросил Ультер.
  - Людей. Но кто же это может быть, ведь вокруг на сотни километров никого нет?
  - Выйдем, посмотрим. - Предложил Каэр.
  Все трое вышел и из дома и довольно смело пошли в ту сторону, откуда, как говорила Вавилонки, доносились звуки, почти не подозревая об опасности. Вдруг с одной из сторон донеслись отчётливые голоса и выстрелы. Учёные опрометью бросились к дому. Выстрелы были сделаны наугад и никуда не попали. Убегая, учёные слышали яростные шаги и приглушённые растениями возгласы. Разобрать на каком они были языке, было невозможно, но было понятно, что люди идут на них, они их услышали и теперь преследовали. Послышались выстрелы. Однако ночь была слишком темна, лес густ и громаден - светящиеся растения и животные никак не могли помочь светом людям, огромные растения поглощали и крики и старания и пули, которые могли пролететь самое большее метров пятнадцать. Что это были за люди, вооруженные автоматическим оружием из которого они начинали стрелять по первому встречному в этом диком, непролазном лесу? Что они тут искали? Некогда было искать ответы на эти слишком сложные вопросы, надо было защищаться.
  - Ультер, - сказал Каэр, - иди за дом и зарой наши вещи как можно быстрее.
  - А ты? А Вавилонки?
  - Мы прикроем тебя из дома. Скоро, наверное, пройдёт дождь, попробуем скрыться. Через заросли, что за нами, с вещами не пройти, ты понимаешь?
  - Понимаю. - Ультер немедленно забежал в дом, выволок за один раз все вещи и принялся за дело. Каэр с Вавилонки обосновались в доме, погасили свет и стали дожидаться врага. Из леса доносились звуки продирания сквозь заросли, раздражённые голоса, но выстрелов больше не было - враг явно потерял учёных из виду. Ультер, несмотря на скорость, старался работать как можно тише. У Каэра появилась надежда, что дом не найдут в зарослях, но она была слабая: людей, судя по звукам, больше десяти, а от них до дома - не более пятидесяти метров. Надо было уходить.
  Дождь пошёл через полчаса. Это был не просто дождь, а стена из воды, пробивавшая мощные, в десятки метров, заросли. Искать что-либо стало чрезвычайно затруднительно. Вода ручьями лилась с мощных листьев, сбивая не успевших спрятаться, иногда довольно крупных животных, а также тяжелейшие семена, отцветающие цветы, прогнившие ветки и сучья. Всё это наполняло лес сильным шумом, превосходящим шум в центре большого города. Ультер закончил работу как раз во время: под прикрытием ливня, который, конечно, не мог продолжаться долго, надо было уходить. Все, взяв ружья и тесаки, вышли из дома и мгновенно намокли и испытали ощутимые удары. Всё это было, конечно лучше, чем подвергнутся атаке хорошо вооружённых, агрессивных людей.
  - Проклятие! - Чертыхался Ультер, - Сначала то болото, где те ужасные создания попортили нам одежду, теперь эти... скоты!
  - Самые опасные противники человека - другие люди. - Заметил Каэр.
  - Интересно кто это? - Спросила Вавилонки.
  - Это, наверное, военные. - Ответил Каэр довольно спокойно.
  - Военные? - Переспросила Вавилонки.
  - Ничего другого просто не остаётся.
  - А я думал, - заговорил Ультер, - что уже давно прошло то время, когда в тропические леса направляли военные экспедиции, посылаемые одураченными стяжателями.
  - Да, но чьи это люди? - Спросила Вавилонки.
  - Ты задаёшь такие вопросы, на которые никто не может ответить. - Сказал Ультер.
  - Правильно и вообще, сейчас надо думать больше не о том, кто они, а о том, как от них спастись.
   - Если они найдут дом, то они будут рыскать вокруг него и могут найти оборудование. - Сказал Ультер. - Сволочи!
  - Не думаю, - Ответил Каэр, - под землёй они нас искать не будут.
  - Надеюсь. Но оборудование всё равно в опасности - его могут попортить, например, термиты.
  - В инструкции написано, что ткань, из которой сделаны наши рюкзаки и прочее отпугивает их, хоть я не очень в это верю. - Заметил Каэр.
  - Много они понимают в тропических лесах! - Презрительно воскликнул Ультер, неисправимый скептик.
  - Грубые скоты! - Пробормотал Каэр, - подвергают опасности и нас и наше оборудование!
  - В особенности оборудование, мы то выкрутимся, а в тех ящиках - наши труды за треть года. - Сказал Ультер.
  - Сколько мы уже раз бывали здесь, сколько всего видели за всю жизнь, но с таким - ещё не встречались. Когда мы нашли в том кратере Ромбэоса и Эонду, пролежавших внутри бицентрального лила четыре тысячи лет - это и то было похоже на правду. Иногда мне кажется, что всё, что произошло - сон.
  - Но это не сон. - Сказала Вавилонки.
  - Да, не сон. Лес, видимо, преподносит новые сюрпризы.
  - Лес? Нет, Ультер, это не лес, а человечество преподносит сюрпризы. И зачем они пришли?
  - Послушайте, - заговорила Вавилонки, воодушевлёно, - а может, они идут в Аквское ущелье?
  - Чтобы высохнуть заживо. - Усмехнувшись, сказал Ультер.
  - Там очень много алмазов. - Сказал Каэр.
  - Даже слишком много. И как люди воспользовались тем, из чего можно было получить столько пользы!
  - Потому и использовали так. - Мрачно ответил Каэр.
  - Мне интересно, кто это может быть. - Вмешалась Вавилонки. - Мы не расслышали, на каком языке они говорят, но я не верю, что это могут быть солдаты нашей страны.
  - Да, конечно, - сказал Ультер - зачем им стрелять в первого встречного? Так будут поступать только те, кто не уверен в том, что делает.
  - Наверное, но при этом также достаточно уверены в своей силе: они не делали никаких попыток обойти дом, они видимо заметили следы нашего присутствия и начали искать дом. - Ответил Каэр, погружаясь в размышления.
  - Но разве они не знают, каково придётся тому, кто стал поперёк пути Валинтада? - С некоторой гордостью в голосе сказал Ультер.
  - Что может сделать Валинтад в такой глуши? - Ответил Каэр. - Потому они так и уверены...
  - Ну, твой брат что-нибудь придумает.
  - Я очень надеюсь, что он найдёт на них управу.
  - Я тоже. - Сказала Вавилонки. - Сколько мы прошли? Я уже устала.
  - Я думаю, что достаточно, чтобы отойти от них. Дождь кончился. - Каэр снял шляпу и отжал её как после стирки. - Однако очень скоро нас начнёт одолевать мошкара. Скверно!
  - Каэр, ты же знаешь, что так всегда в лесу и от этого ничего не может спасти.
  - Но как же ты видишь в такой тьме, через свои очки после дождя? - Спросил Ультер обычным насмешливым тоном, махая рукой у неё перед лицом.
  - Можно подумать, что вы в такую темень что-то можете разглядеть, все мы уже не раз спотыкались. - Чуть вздохнула она: она не стала снимать во время дождя очки, потому что итак ничего не было видно.
  В этот момент послышался хруст и Каэр полетел после крупного шага в густое сплетение листьев и веток. Вавилонки рассмеялась:
  - Ну, что Каэр, видишь ты что-нибудь?
  Однако почти сразу же раздался сочный, мокрый звук и прямо на шляпу к Вавилонки свалился тридцатисантиметровый слизень, по всей длине увенчанный причудливыми выростами. Она брезгливо сбросила его и перестала смеяться. Вскоре после этого путешественники остановились.
  - Надо бы нам спрятаться, - сказала Вавилонки, - солдаты, возможно, ищут в лесу.
  - Пусть ищут, - с презрением изрёк Ультер, - если они думают, что в этом лесу можно найти, троих человек то они ошибаются. Они неизвестно сколько времени искали дом, а тогда им надо было обыскать метров сто, теперь им надо обшарить километры.
  - Нельзя исключать случайность. - Ответил Каэр. - И как мы обойдёмся без наших вещей в лесу? У нас ведь ничего нет.
  - Нам надо вернутся в дом. - С неожиданной уверенностью сказал Ультер.
  - Как? - Спросила Вавилонки. - Там же столько солдат!
  - Правильно, но именно потому, что их много это и облегчает задачу: они, наверняка, не допускают и мысли, что мы можем напасть, а потому беспечны.
  - Не забывай, всё-таки, Ультер, что у них, наверное, автоматическое оружие и их наверняка намного больше.
  - Что же нам ещё остаётся? Что нам, ретироваться от этих безмозглых тварей и оставить им на разграбление дом, который мы с таким трудом построили и наши данные, добытые таким тяжким трудом, на уничтожение?! - Проговорил Ультер злобно, сжав зубы.
  - Ты прав, Ультер. Я думаю, следует нападать под вечер, это поможет нам скрыться с нашими вещами. Вавилонки, ты согласна на предложение Ультера?
  - Согласна. Мы не можем их оставить безнаказанными.
  - Хорошо, значит, мы пойдём вечером, а теперь будим спать.
  Ультер и Вавилонки заснули сразу же, а Каэр остался дежурить на всякий случай, сидя на бревне и половив на колени ружьё. Он протянул руку за плодом, который висел у него над головой на дереве и сорвал его, но плод оказался полон всевозможных насекомых и сильно оброс, а никаких веществ, с помощью которых путешественники отчищали свою пищу, у них теперь не было - всё это осталось в зарытых вещах. Каэру пришлось бросить плод, предоставив доедать его обитателям самого нижнего слоя леса. 'Проклятье, - со вздохом пробормотал он, - наш план опасен, хоть солдаты и беспечны, но что нам остаётся?'
  Проспали учёные далеко за полдень. Во время сна они поочерёдно сменяли друг друга. Когда они все встали они решили двигаться снова к дому и выбрать лучшую позицию. Впрочем, все сошлись на том, что около дома не нужно оставаться долго перед боем, потому что местность там и без этого хорошо знакома каждому из них и её осмотр только увеличит шансы солдат на обнаружение их, устраивать засад тоже не требовалось: солдаты наверняка не будут часто выходить. Нападать надо было в сумерках. По дороге учёные пересчитали патроны: их оказалось около четырёхсот, этого должно было хватить, а также проверили своё полуавтоматическое оружие. Когда учёные подошли к месту, где стоял дом, было уже совсем темно. Самого дома не было видно, поскольку единственным светом теперь был свет растений и животных, которых в лесу было, правда, не так уж мало: свет ни звёзд, ни лун не мог пробиться сквозь толщу леса, не использовали учёные, понятно, и фонарики, но они настолько хорошо знали местность, что могли ориентироваться на ощупь.
  Вокруг дома было несколько палаток: весь отряд, конечно, не мог поместиться в небольшом домике. Из всего небольшого лагеря доносились крики и смех.
  - Весело им. - В полголоса произнёс Каэр. - Если они пьяны, то это ещё лучше.
  - Эх, был бы у нас огонь. - Проворчал Ультер. - Но ведь в этом лесу ничего не зажжёшь.
  - Да, - ответила Вавилонки, - а всё оборудование у них.
  - Ничего, - сказал Каэр, - справимся и так, надо только точно узнать, сколько у них палаток и где они. В доме два окна и дверь на двух сторонах, так что если мы выгоним их из палаток, то двое смогут стрелять по окнам, а третий за это время выкопает оборудование. В общем, вы знаете.
  Все молча посмотрели друг на друга и соединили правые руки - так они всегда поступали перед боями в прежние времена, так в бой уходили их предки ещё много столетий назад.
  Примерно через час все собрались снова: всего было обнаружено три палатки. Решено было пока оставить дом и начать с палаток, кроме того, учёные хорошо знали, где можно выставить часовых и с осторожностью проверили эти места. Там никого не было. Действовать нужно было наверняка: малейший сбой, лишний, слишком ранний шорох могли всё испортить.
  - Хорошо, что палаток только три. - Пробормотал Ультер, уходя и выбирая позицию.
  Учёные решили стрелять с деревьев: так в них будет труднее попасть. Когда Вавилонки приготовилась стрелять, она увидела, что из одной из палаток вышел солдат и направился к дому. Она пропустила его, а потом, как и остальные, начала со всей возможной скоростью стрелять по палатке. Солдаты не ожидали этого, трое выскочили из палаток и побежали к дому, но не успели добежать: стреляли учёные метко, ещё двое сумели заскочить в окна дома, прорвав ткань, один из них оставил на раме кровь: пуля попала ему в ногу. Впрочем, паника продолжалась не долго: из палаток послышались выстрелы, хоть и редкие и только из двух. Стреляли солдаты наугад и едва ли могли попасть в учёных, притаившихся среди толстых веток и листьев. Этот робкий огонь успели поддержать люди, находящиеся внутри дома, но уже через несколько минут он стих: все трое, находящиеся там были убиты или тяжело ранены: из палаток показалась кровь. Каэр, неслышно пробравшись по ветвям к одной из палаток, (в тропическом лесу ставить на земле палатки было неразумно) пролез вовнутрь и достал две автоматические винтовки с патронами. По сравнению с этим оружие учёных было жалким. Учёные стояли относительно не далеко один от другого, но передать оружие в условиях боя и леса было невозможно.
  Тем временем из дома уже началась стрельба, но для стрелявших было не просто понять, где находится их противник. Это позволило учёным взять под контроль окна и дверь. Они спустились почти на землю, из-за перемены позиции. Сейчас они все оказались близко, и Каэр передал добытые винтовки и сказал:
  - Ультер, мы с Вавилонки прикроем тебя, а ты выкопай пока наши вещи. После мы уйдём.
  Ультер кивнул и направился к дому, пробираясь по кривой линии, сквозь толстые листья, прикрывавшие его от пуль, хотя за шумом выстрелов его шагов нельзя было различить. За то время, которое Ультер затратил на работу, враг не делал попыток покинуть дом. Если Каэр или Вавилонки слышали, что кто-то пытается пробить стену вдали от окна, они стреляли по этому месту, но всё-таки надо было спешить: враг мог бы пробраться с другой стороны, как бы ни непроходимы были бы заросли. Наконец появился Ультер, шедший почти ползком и тащивший за собой гору оборудования. По ней, наверное, стреляли, и Ультер тяжело дышал, роняя на землю капли крови.
  - Что случилось, Ультер? - Спросила испугавшиеся Вавилонки.
  - Берите всё и уходим. - Сказал Ультер, запыхавшись. - Они, наверное, ещё чуть-чуть и проберутся с другой стороны, той которую мы не видим. - Сказал он, передавая вещи.
  - А что с тобой? - Спросил Каэр.
  - Попали в ногу, быстрее.
  Каэр прикрывал отход. Внезапно он увидел человека в окне и выстрелил, попал ли он или нет, он не понял, но почти в тот же момент раздались два выстрела: стреляли Вавилонки и из дома. Человек исчез и послышался сдавленный крик, но никто не обратил на него внимания. Видимо солдаты по чему-то поняли, что учёные уходят и решили воспользоваться этим. В следующий момент учёные уже бежали прочь. В беге не разбирая дороги, в бесконечных падениях, продираниях, взмахах тесака прошло около получаса. Однако Вавилонки чувствовала, что бежать больше не может: пуля раздробила ей кисть правой руки и, пройдя навылет, пробила край лёгкого, сломав два ребра. Дышать Вавилонки с каждым шагом становилось всё труднее, после каждого падения и переползания на четвереньках ей казалось, что она не сможет встать на ноги, в голове нестерпимо гудело, кровь булькала в горле. Наконец она, споткнувшись, упала и потеряла сознание.
  Когда она очнулась, то увидела, что уже давно расцвело, она лежит на большом листе между кустов, её раны перевязаны, а одежда пропитана запёкшийся кровью. Рядом сидели Каэр и Ультер. Каэр держал в руке сложенную карту.
  - До ближайшей реки, по которой можно плыть на плоту, - говорил он, - всего двадцать километров. Можно пройти за один день. Но впереди болота, что с ней будет на них?
  - Да, а мошкары на болотах и на реке больше чем здесь, на ней это хорошо не скажется.
  - Не предлагаешь же ты идти с ней пешком весь путь?!
  - Нет, конечно. Это безумие. Она очень слаба.
  - Да, и тебе прострелили ногу.
  - Это ерунда, пуля прошла мимо костей и связок.
  - Здесь не бывает ерунды. Кроме того, ты, всё-таки потерял кровь и под утро я видел, что ты держался за деревья.
  - Это всё не так страшно. Сейчас главное - Вавилонки.
  - И как же это мы не заметили, что с ней, ведь тогда мы могли бы её понести, и ей было бы сейчас легче.
  - Тогда бы, - послышался голос с листа, - нас бы всех догнали и перебили.
  - Вавилонки!- Воскликнули оба, вставая. - Ты очнулась, - продолжил Ультер, - это уже хорошо! Как ты?
  - Я ничего. - Слабо проговорила она, - но что же...
  - Всё в порядке! - Воодушевлёно стал рассказывать Ультер. - Не говори много, всё будет хорошо! Мы скоро дойдём до реки...
  - О, - она вздохнула, бессильно поворачивая голову на бок, - Когда это будет?!
  - Не волнуйся, - ответил Каэр, - мы постараемся дойти сегодня. Тебе, возможно, придется потерпеть, но ничего не поделаешь. Ни о чём не волнуйся: с нами и оборудование и оружие. Все наши записи в порядке, пули задели наши вещи лишь незначительно. Ультер, бери лист и идём.
  - Я сама... постараюсь, я знаю как это трудно... идти в лесу. - Глаз её почти не было видно, но они, наверное, были полузакрыты.
  - Что за глупости! - Воскликнул Каэр. - Ты же истекла кровью, и как это ты столько времени бежала, я не представляю! Почему ты нам не сказала?
  Вавилонки ничего не ответила: она была очень слаба, и Каэр с Ультером взялись за лист и понесли его через чащу. Весь день они шли к реке, на особо сложных участках Вавилонки приходилось осторожно переносить на руках, при этом она сдавлено стонала. У Ультера разболелась нога и рана начала кровоточить. Несколько раз Вавилонки теряла сознание, на болотах на людей, как и ожидалось, напали неисчислимые стаи мошкары, кроме того, когда люди шли через воду, почуяв запах крови, на них напали и более крупные обитатели реки, так что пришлось отстреливаться. Последний этап пути - через болота, был наиболее тяжёлым, и как учёные ни старались, на Вавилонки попала грязь, в которой было неисчислимое множество всевозможных существ. Под конец дня, когда солнце уже садилось, удалось соорудить плот из продолговатой коробочки от семян, имевший около трёх метров в длину и метр в ширину. Отбивал ненужные куски Каэр, тогда как Ультер, изнывавший от боли в ноге готовил свою жену к пути. Ночью, когда дежурил Каэр, Вавилонки стало плохо: она металась по своему ложу, заедаемая мошкарой, от которой не спасала ни её одежда, ни ткань, которой решили обмотать раненные места, и бредила. У неё был сильный жар. На утро ей стало лучше, может благодаря лекарствам, она пришла в себя, но была теперь ещё слабее, чем раньше.
  - Вот видишь, - сказал ей Ультер, - тебе уже лучше. Через несколько дней мы будим на Большой Анкофане, а там у нас стоит самолёт.
  - Через несколько дней, - промолвила она, - я не доживу. Этот лес...
  - Не говори так, не говори! Ты же здоровая и сильная, так быстро ничего не бывает! - Ультер говорил с жаром, но не был уверен. Каэр имел больше опыта и понимал, что несколько дней - это не то время, за которое лес сможет убить его сестру, хотя под конец пути ей придётся плохо. Но ведь у них есть необходимые лекарства, которые способны если не улучшить состояние Вавилонки, то поддержать её силы.
  На пятый день пути голубая полоска воды: это была Большая Анкофана. Единственно чего опасался Каэр, это того, что солдаты могли захватить самолёт, но он никому об этом не говорил, а Ультер и Вавилонки об этом не думали.
  Лес скоро кончился, а ещё через несколько часов плот причалил к тому месту, где среди прибрежных зарослей стоял самолёт. Он был на месте. Все очень обрадовались, и даже Вавилонки приподнялась на своём ложе. Эта удача вернула ей часть утраченных сил. Уже через несколько минут она лежала в самолёте, теперь до цивилизации оставалось только несколько часов, из-за этого Ультер и Каэр не решались даже в лучших условиях самолёта лучше, чем раньше осмотреть её раны. Полёт занял около двадцати часов, включая посадку с целью заправки, и прошёл нормально. Экспедиции подобные этой всегда устраивались с самолётом, поскольку поддерживать связь из леса было невозможно. Когда учёные достигли Валинтада, они немедленно отвезли Вавилонки в больницу, там же осмотрели рану Ультера, у которого не оказалось ничего серьёзного, а состояние Вавилонки значительно улучшилось уже на следующий день.
  
  II. Город
  
  - Как вы могли допустить это! Вы не знаете инструкций?! По какому праву вы совершили нападение, открыли огонь?! Вы знаете, что это значит?! - Говорил Стронс, стуча ладонью, по столу, чего с ним не случалось много лет.
  Командир отряда ничего не мог ответить: его вызвали к самому Стронсу, величину его промаха трудно было себе вообразить: он без права на то, приказал солдатам открыть огонь и те, кто подверглись нападению на него, скрылись. Всё остальное было не столь важно: и халатность в устройстве лагеря и последующие нападение, которое оказалось полной неожиданностью и в результате приведшее к гибели шестерых из его отряда и ещё пятерым раненным. Всё это было ничтожно в сравнении с тем, что случилось непоправимое: власти Валинтада теперь знали, что к югу от их владений кто-то существует.
  - Вы поставили под угрозу наше существование, всего нашего мира! - Продолжал Стронс, но теперь таким голосом, что у командира похолодело внутри. Это был давящий, уничтожающий, страшный голос, однако при этом лицо Стронса не изменилось. - Вам известно, что тайны нашего мира больше не существует?! Что остальной мир не потерпит присутствия нас в силу своей косности?! Известно вам!? - На этот раз глаза Стронса вспыхнули, шея вытянулась в сторону командира, и его голос стал настолько режущим уже, казалось, не душу, а саму плоть, что командир прикрыл глаза и отклонился от старика. Внутри у него всё было смято.
  - Смею доложить, - Нашёл он в себе однако силы (самые последние) - что им не может быть известно о том кто мы. - Зубы его нестерпимо и неудержимо стучали, он, прошедший все испытания на долгом пути в командиры отрядов прикрытия, едва нашёл в себе силы договорить.
  - Хорошо. - Вдруг вырвалось у Стронса. - Но вы... - Он сжал зубы. - Вы должны оставить нас. - Он открыл ящик стола и достал оттуда пистолет, подтолкнув его в сторону командира. Тот, бледный как мел, взял его и поднёс к виску. Глаза старика приказали ему действовать, они пронзали его почти также, как в следующую минуту пронзила пуля. Стронс даже не моргнул, он только безразлично посмотрел на могучие тело командира, лежавшего навзничь, и принял прежнюю позу. Двое подошедших людей убрали тело и устранили все следы случившегося. Стронс не обратил на это никакого внимания, он был уже погружён в дела своего государства - своего собственного! И это государство росло, готовясь к скачку, который Стронс готовил десятилетиями - с самого основания совершенно нового, никому не известного государства. Он возвёл его в страшной глуши Прианкофанских степей, куда нога человека не ступала последние две с половиной тысячи лет: с того времени как погибла цивилизация Эгнээсов, от которой к описываемому времени чудом осталось лишь два человека. (Это были Ромбэос и Эонда, упомянутые Каэром). Стронс и никто другой принёс в эти места цивилизацию снова, его агенты в глубокой тайне собирали по всему миру недовольных людей, уводили их сюда, в степи, обещая им свободную жизнь вдали от всех правителей, тиранов и государств, а также золотые горы. Эти люди, среди которых были и непризнанные, гонимые учёные и бедная интеллигенция многочисленных развивающихся стран и просто недовольные, возводили здесь новый мир под знамёнами благодетели Стронса, собравшего лучших людей мира в этих отдалённых, всеми забытых местах. Они строили тут города, заводы, добывали металл и камень в горах, удалённых на тысячи километров и всё свозили сюда, в Строарт - столицу государства Стронса. Вокруг этого города располагалось несколько более мелких, были распаханы земли не знавшие плуга десятки столетий, в гигантской реке, впадающей в Большую Анкофану, и тёкущей из тропических лесов ловили и разводили всевозможных животных и водорослей и в этом деле преуспели больше всех остальных на Ольводе. Строились тут и корабли, ещё ожидавшие своего часа. Во всем этом, в Артессоате, жило около сорока миллионов человек самых различных народов и расс, из них треть в Строарте, помимо которого было ещё семнадцать городов. Это государство находилось в том районе степей, который на всех картах обозначался белым пятном и притом самым крупным на Ольводе, поэтому найти здесь страну площадью около ста тысяч квадратных километров окружённую десятками миллионов квадратных километров Прианкофанских и прилегающих к ним неизвестных в 'явных' странах степей и пустынь было практически невозможно. Однако работы учёных Ольвода в области космических полётов серьёзно беспокоили Стронса: ведь если аппараты будут запущены, то одной из первых задач будет составление карт белых пятен, пусть карты из-за мощной атмосферы Ольвода и будут не очень точные - это всё равно ставит под угрозу его детище! Стронс понимал, что если кто-то узнает о его государстве, ему придёт конец: ведь ни одна страна не потерпит такого образования у себя за спиной, тем более что за спиной у него был Валинтад, и ни о каком сопротивлении этому исполину не могло быть и речи. Поэтому наступала пора притворять свои грандиозные замыслы в жизнь. Да и Стронсу было уже почти девяносто восемь, правда, несмотря на это он был абсолютно здоров, и ему порой казалось, что он проживёт ещё столько же, но лишь казалось... Поэтому он перешёл к несколько иному роду действий чем то, что он делал предыдущие сорок лет, пока растил в глуши своё детище: он решил переместить свой город ещё глубже в 'белое пятно', в Илитерский океан, затерянный в глуши тропических лесов. Стронс долго готовил этот план, подробно читал хроники экспедиции Каэра продолжавшейся пять лет, во время которой этот океан и был открыт. Именно через него он намечал свой выход в Южное Полушарие - необходимое для претворения своих планов. На нынешнем этапе одной из ступеней осуществления этой цели стало разыгрывание своей смерти: он 'умер' через несколько дней после приезда Лионтоны в своём кабинете. Его личный врач всё устроил мастерски: в том, что он действительно умер, никто не сомневался. Близких ему людей не было, и потому похороны прошли в самой скромной форме. Эта смерть вызвала шум: наследников у Стронса не было, никто не мог предположить, кто могли быть люди, которым он мог оставить своё несметное состояние. Однако когда время догадок прошло, и когда завещание было оглашено, весь Олтилор раскрыл рот от изумления: состояния не оказалось, в завещании упоминался лишь Гольвард, остальное: заводы, дома, компании - целые страны были проданы в результате каких-то закулисных и запутанных махинаций. Гольвард, а также все платежи, которых оказалось немного, были завещаны жене Отона Устера, Лионтоне Веорис Ийехс-Отон. Всё это казалось невероятным. Даже самые старые магнаты, стоявшие у самых истоков Олтилора (К ним, кстати, относился и Стронс) не могли вспомнить подобное. Таинство Стронса перешагнуло порог смерти, он умер также как и жил. Его бывшие дворцы, где он жил, вызывали неосознанный, суеверный ужас. По миру поползли самые невероятные слухи, обрастая всевозможными правдами и неправдами о Стронсе. Его личность утвердилась как самая загадочная в истории Ольвода.
  Долго готовил Стронс всё это, тщательно продумывал свою смерть, перебрав несколько десятков вариантов до мелочей, пока не нашёл наилучший, долго он подводил дела к требуемому состоянию, обдумывал пути следования своих денег. К этим махинациям относилась и купля алмазов Веррэта и многое другое, где были задействованы сотни людей, многие из них были связаны со Стронсом цепью агентов, и никто из них не знал каково истинное предназначение всех этих дел. Веррэта, как Лионтону он ещё планировал использовать в своих действиях, как впрочем, ещё не один миллион человек.
  После смерти капитана Стронс снова заперся в своём кабинете и ещё раз просматривал карты поверхности Ольвода, составленные со спутников, которые запускали с космодрома, сооружённого несколько в стороне от комплекса городов. Так что именно Стронс стал первым человеком, по указанию которого были запущены первые искусственные спутники Ольвода, с их помощью были стёрты все белые пятна с карт, но в глубокой тайне от всего мира и даже от большей части своих граждан - только самые верха Артессоата имели доступ к этим картам. Кроме полётов в космос учёные Стронса впервые научились превращать одну форму зория в другую. Этот процесс сопровождался огромным выделением энергии. С осуществлением этой реакции зорий - вещество, построенное из необычных элементарных частиц, стал основным источником энергии Артессоата. На его тяге были созданы двигатели, которые снабдили корабли способные перевезти всё государство Стронса в Илитерский океан. Большую опасность на этом пути представляло место впадения гигантской реки в Большую Анкофану. Это место не было белым пятном, и поэтому там иногда появлялись самолёты, везущие научные экспедиции в тропические леса. И эти учёные и представляли опасность для Стронса. Можно было конечно перехватывать экспедиции, но это было опасно и, как Стронс недавно убедился, действовало чётко не во всех случаях, ведь инцидент с Каэром, Вавилонки и Ультером произошёл как раз в том месте. Так что был риск, но всё-таки он не мог остановить Стронса - четыре десятилетия тяжёлой работы - не так мало.
  Сейчас, в эти дни, Стронс всё проверял и продумывал в последний раз - через три дня он и всё его государство покинут степи. Сейчас все крупные объекты зарывались в землю, чтобы их никто не смог бы обнаружить в ближайшее время. Большая же часть его страны демонтировалась и погружалась на корабли. Разбирался и космодром. Огромные и мощнейшие корабли должны были везти всё это по выработанным им маршрутам по исполинским рекам, имевших в ширину десятки, а Большая Анкофана - сотни километров, за многие десятки тысяч километров.
  В это же время Лионтона получила от Стронса письмо. Внешне это письмо было ничем не примечательным: в нём говорилось только о том, что Лионтона должна ехать в указанный город в связи с оставленным ей завещанием. И всё. Веррэт принял это письмо как нечто, объясняющие кое-что в этом неясном деле. Вообще он был рад где-то в глубине души, что всё так получилось: то, что Лионтона скрывала своё происхождение, получило наилучшее объяснение: его жена просто ожидала наследства, вместе со Стронсом умирали и тайны его алмазов, хотя кому теперь их продавать? Это внушало беспокойство, но всё же всё остальное значительно его пересиливало. Так что уезжала она спокойно, Веррэт не разу даже не намекнул, что может поехать с ней: он был загружен делами. Ехала Лионтона в небольшой городок, где как будто Стронс никогда не проводил никаких своих важных дел. Однако где он их проводил на самом деле никто точно не знал, и потому то место, куда ехала Лионтона ни у кого не вызывало подозрений, тем более, она не стремилась об этом рассказывать, просто потому что не желала чтобы и там её настигли изысканные магнаты и надоедливые репортёры.
  Когда она прибыла по указанному адресу и зашла в нужное помещение, то увидела там шофёра Стронса. Она просто опешила, увидев этого человека так недалеко от центров Олтилора.
  - Я приношу свои соболезнования, по поводу кончины вашего господина. - Сказала она достаточно сухо.
  Он кивнул и произнёс:
  - Согласно отданным мне распоряжениям вы должны следовать за мной.
  - Следовать? - Лионтона была изумлена. - Однако в мои намерения входило закончить все дела здесь и получить всё мне причитающиеся согласно завещанию.
  - Это не так просто. Вы обязаны пройти.
  - Что всё это значит?! - Гневно спросила Лионтона.
  - Воля умершего должна быть выполнена.
  - Однако могу ли я знать, в чём она состоит?
  - Чтобы узнать это вы обязаны следовать за мной.
  - Я не желаю! - Она села, стремясь показать этим, что не намерена вставать.
  Мрачный шофёр пододвинул к ней вместо ответа запечатанный конверт. Она раздражённо взяла его, разорвала, повредив содержимое, и прочла: 'Помните, Лионтона, что о вас и вашем муже известно. То, что вы получаете, обеспечит вам безопасность'. Почерк принадлежал Стронсу. Лионтона похолодела. Что за дурацкие шутки, кто осмелился бы писать от имени Стронса пусть даже умершего?! Но тут же она подумала, что это, возможно, объяснение исчезновения капитала Стронса. Сердце Лионтоны билось учащённо. Ей ничего не оставалось, как последовать за этим мрачным человеком. Они спустились вниз, сели в машину в подземном гараже, выехали за город. Далее их ожидал самолёт, и на нём они пустились в долгий путь. В самолёте не было иллюминаторов и он, видимо, летел очень быстро, во время пути Лионтона думала, что они летят в её родные степи, и в этом она не ошиблась. Самолёт летел делая посадки, наверное, в строго определённых самим Стронсом местах, трое суток. За эти дни Лионтона не разговаривала с неприступными людьми Стронса и вообще не показывалась им на глаза. Когда же они прилетели, и она вышла и самолёта, то её не выпустили просто так, а завязали глаза, она только почувствовала, что самолёт плавно покачивается на волнах. Когда её довели, куда было нужно, она услышала до ужаса знакомый голос, который нельзя было спутать ни с одним другим. Она почувствовала, что едва устояла на ногах и неудержимо бледнеет, её прошиб холодный пот, когда голос произнёс:
  - Можешь открыть глаза, Лионтона. - Сорвав повязку, она увидела, что перед ней Стронс, он стоит здесь, она видит и слышит его! Он не умер! Он снова, вновь и вновь терзает мир, как и многие предыдущие десятилетия. - Я жив, Лионтона. - Проскрежетал он. - Но перейдём к делу.
  - Что же... - Промолвила Лионтона, - что вы хотите?
  - Прежде всего, я хочу видеть работу своего врача.
  Лионтона, ещё не привыкнув к произошедшему, медленно сняла траурный головной убор с вуалью, оканчивающиеся чёрной бахромой и стянула черную маску, затем прочую одежду - также чёрную и длинную. Стронс, пристально оглядев её так, словно он смотрел на скульптуру хорошей работы, остался доволен: лицо Лионтоны было таким же, как и раньше, руки и ноги после операции не такими грубыми.
  - Я не просто отдал тебе Гольвард, он стоит много миллиардов. - Лионтона чуть кивнула, машинально начав одеваться. - То, что ты внучка моей двоюродной сестры сейчас нельзя ни доказать ни опровергнуть. Ты понимаешь это? - Она кивнула. - Так что ни у кого не будет никаких подозрений. Ты должна будишь вести некоторые дела. Какие, ты узнаешь после. В моих дворцах есть не открытые сейфы и в этом конверте, - он протянул ей его, - ты найдёшь шифры. Всё ясно? - Лионтона снова кивнула. - До новых встреч. - Он едва заметно, но так, что Лионтону обдало волной ужаса, усмехнулся.
  После этого вошедший шофёр снова завязал Лионтоне глаза и провёл её в самолёт. Дальше всё повторилось как и было, только в обратном порядке. Вернулась она в Олтос через семь дней после отбытия. Когда она переступила порог дворца, поднялась в кабинет Веррэта, не заходя в свои комнаты: она не знала как сказать о том, что случилось. Веррэт заметил, что что-то произошло по её не твёрдым шагам, однако его догадки были далеки от истины.
  - Что случилось Лионтона? - Спросил он.
  - Ты знаешь где я была? - Спросила она немного дрожа.
  - Ты была в Гольварде? Нет? Стронс даже после смерти оставил какие-то препоны? - Видно было, что он не очень переживает по этому поводу.
  - Если бы всё было так...
  - Так что же?... А, приемники Стронса знают его дела с нами? - Произнося это, Веррэт выглядел уже более озабоченно. Но на это предположение Лионтона подала отрицательный знак. - Так что же, говори, не томи! - Он беспокойно вскочил и начал ходить.
  - Стронс жив. Я была у него, где-то на краю мира.
  - А-А-Аррр!!! - Это был вой, рык, вопль, что угодно, но только не человеческий голос. Это вырвалось из самых недр Веррэта, сделавшего несколько громадных шагов по кабинету. - Что же всё это значит?! - Прорычал он. - Этот старик, который и умереть не может, водит меня за нос!! Что же делать?
  - Делать нечего. - Вздохнув, относительно спокойно сказала Лионтона. - Ты понимаешь, что теперь вместо одних сведений о Стронсе у нас есть другие?
  - Кто им поверит? - Взревел Веррэт, но уже более спокойно.
  - Посмотрим... - Вздохнув сказала Лионтона.
  Это слово как нельзя более точно отражало существующие положение. Можно было только ждать, что случится дальше и, разумеется, продолжать дела на Линдонетском полуострове, теперь они были ещё важнее, ещё более принципиальны, чем раньше. Артенанфильский принц и его жена должны были вырваться из той паутины, которую на их пути сплёл стальной паук, увенчанный алмазами. Пока что они, словно незадачливые бабочки, бились в ней и всё больше запутывались. Веррэт весь этот день был раздражён и не мог по-настоящему углубится ни в одно дело, они валились у него из рук, он ругался со своими служащими, яростно рвал бумаги и замучил шофёра бесконечными поездками и их отменами. Лионтона, выдя из его кабинета, прошла к себе и, упав на кровать, долго плакала, однако потом, утерев слёзы, она подумала, что 'воскрешение' Стронса может даже и к лучшему: есть время, когда можно будет претворить в жизнь пока ещё безрассудное чувство мести, возникшее в ней после того допроса и переданное ей всеми её предками, влитое в её кровь и впаянное в самую глубь её мозга.
  
  III. Вавитонк
  
  После возвращения Вавитонк и Каэр встретились в квартире ютса.
  - Да, - сказал Вавитонк, выслушав своего брата, - странно, странно, насколько я знаю, такого ещё не случалось.
  - Да, это очень странно. Ведь хорошо известно, что в экваториальных тропических лесах никто не живёт. А тут - солдаты, оружие...
  - Ладно, генеральный штаб займётся этим. Политически это дело пока ничего не значит, а это значит, что нам надо поехать проведать нашу сестру.
  - Но ведь она в Гилсэке!
  - Не забывай, Каэр, - он потрепал младшего брата по плечу, - что у меня самолёт. Так что не более чем через час мы будим уже у неё.
  Они спустились во двор и уже через несколько минут сидели в самолёте: у правительства Валинтада был свой аэропорт. Через сорок минут самолёт уже приземлился в Гилсэке. Автомобиль Вавитонка, ничем не выделяясь среди остальных, быстро довёз всемогущего ютса до ворот больницы, где лежала Вавилонки. Ни Каэр, ни кто другой не обратил внимания, что помимо них двоих из аэропорта выехала ещё машина: охрана всемогущего ютса. Пройдя в приёмную, причём сделав это настолько обычно, что сторожа не узнали владыку половины мира, ютс Валинтада с известным учёным спросили, где они могут найти Вавилонки Аквель.
  - А кто вы ей? - Спросил дежурный.
  - Мы её братья. - Ответил, как ни в чём ни бывало, Вавитонк.
  Дежурный вгляделся в них и вдруг переменился: он не знал что сказать. Неужели стоящий перед ним как ни в чём ни бывало человек - сам Всемогущий ютс?! Это было абсурдно, это было нелепо, но это было так. То лицо, которое он раньше видел только по телевизору и в кино, тот голос, который он слышал по радио или в лучшем случае через репродукторы, теперь наполнял его слух напрямую. Этот взгляд, который пронзал властных министров и всесильных Рондестров - личных советников ютса, а также всё то необозримое множество представителей огромной страны в самых далёких уголках мира теперь смотрел на него! Он не мог понять, что он должен был делать, ему никто и никогда об этом, безусловно, не мог ничего сказать, потому что это нельзя было говорить, потому что случившиеся не могло произойти, этот человек не мог пройти к ним в приёмную и вот так спросить о том, где его сестра, но это случилось! Дежурный побледнел как мел и решил, весь трепеща, что лучшее, что он может сделать, это сам проводить Всемогущего Ютса туда, куда ему надо. Однако все его мысли, весь тот ураган, заняли время, и это вызвало недовольство непостижимо великого человека.
  - В чём дело? - Спросил он. - Мы желали бы только узнать, где наша сестра и ничего больше, разве это так сложно?
  Этот спокойный голос, этот простейший вопрос показался несчастному дежурному громом, раскроившим небо над его головой и землю под его ногами. Он, нелепо перебирая руками и ногами, выбежал из-за стойки и пролепетал:
  - Извольте... я вас провожу.
  Вавитонк бросил на него недоумённый взгляд:
  - Послушайте, вы, кажется, не поняли нас, нам нужен только номер палаты. Вернитесь на место, сообщите нам и всё. Ведь это ваша обязанность. - Он пожал плечами. - Разве мы должны говорить это вам, неужели, когда к вам приходят посетители, вы заставляете их так долго ждать?
  Дежурный, уже плохо понимая, что происходит, вернулся на своё место и пролепетал, пролистав записи, где находится Вавилонки. Когда Вавитонк и Каэр удалились, он, съёжившись и дрожа, смотрел им вслед, не рискуя шевельнутся.
  Когда Вавитонк с Каэром поднялись к Вавилонки в палату, она сидела на кровати и читала.
  - О, как я рада, что вы пришли! - Сказала она, протягивая им левую руку. - Извините, что не могу протянуть вам правую. - Она усмехнулась. Мне уже скучно, врачи не хотят отпускать меня домой, а я чувствую себя как будто нормально. Вавитонк, я не думала, что ты сможешь приехать.
  - Как же я могу оставить тебя? - Он поискал глазами куда можно поставить принесённые цветы и в результате положил их на столик. - Как ты себя чувствуешь, Каэр рассказал мне, каково пришлось вам и, особенно, тебе в том лесу?
  - Как только мы покинули лес, мне сразу полегчало, хотя, конечно ещё раны дают о себе знать.
  - Не волнуйся. - Сказал Каэр, сжимая её руку. - Всё пройдёт и весьма быстро. Я говорил с врачами.
  - А я не сумел. - Вавитонк засмеялся. - С ними поговоришь. - Он едва сдерживался от хохота. - Этот дежурный, - проговорил он сквозь смех, - просто окаменел. А почему Ультер не приехал к тебе? - Спросил он, перестав смеяться.
  - Он в нашем институте. Наверное, задержался из-за своей раны. Он так боится врачей, что не хочет, чтобы здесь кто-то заметил, что он ранен. - Она усмехнулась. - Я думаю, скоро придёт, он уже два раза звонил мне.
  В этот момент дверь и вошёл Ультер, чуть прихрамывая, он тоже нёс Вавилонки цветы.
  - Привет, Ультер. - Сказал Каэр. - мы только что о тебе говорили.
  - Всем привет. Аквель Вавитонк, я рад вас видеть здесь. - Он с почтением подал ему руку. Затем Каэру. - Весь институт передавал тебе привет и скорейшего выздоровления, а вот цветы, это уже от меня. - Он положил букет рядом с букетом Вавитонка.
  - Большое спасибо. Как в институте? Ты, я надеюсь, уже передал все сведенья добытые нашей экспедицией?
  - Да, конечно, и знаешь, есть нечто весьма интересное. Изучение уже началось...
  После этого разговор продолжался ещё долго на самые разные темы: от работ института, до простых житейских тем и ни разу не касался политики и обсуждения того, как надлежит поступить с теми нарушителями спокойствия огромной и могучей страны: всё это Вавитонк уже решил. По дороге из больницы он поделился своими планами со своим братом, сделал он это потому, что имел виды на Каэра: он желал чтобы он провёл солдат Валинтада в нужное место.
  - Вавитонк, - ответил на это Каэр, - я, конечно, понимаю интересы нашей страны, но почему я? Я учёный, а не проводник. Неужели нет никого...
  - Может и есть, но ты лучше, никто не сможет провести людей по лесу лучше, чем ты.
  - И ты думаешь, что если я пойду с твоими людьми, то это поможет найти и уничтожить нарушителей?
  - Вы направитесь к Аквскому ущелью. Если что-то их и может и интересовать, то только это. Ты согласен со мной?
  - Не знаю. В лесах много всего непознанного. Возможно, что кто-то что-то нашёл в них и теперь стремить добыть это. Мало ли что...
  - Как это возможно? Неужели ты думаешь, что в этих лесах уже давно кто-то промышляет?
  - Возможно. - Каэр вздохнул.
  - Ты не высоко ставишь мою армию. - Вавитонк засмеялся, - но если это так, то почему они выбрали именно эти территории? Как ты на это смотришь?
  - Может быть, что обнаруженное ими встречается только там и всё. Леса ведь не однородны.
  - Нет, Каэр, это не серьёзно, нужно выбирать наиболее вероятный вариант, а это только то ущелье. Так что мои солдаты направятся именно туда и проведёшь их ты.
  - Я не военный, я учёный.
  - Ты же воевал, как и мы все.
  - Тогда я освобождал свою землю. А теперь что? Как ты думаешь?
  - По международным соглашениям о неоткрытых землях эти территории принадлежат Валинтаду и никому больше. - Ответил Вавитонк спокойно и твёрдо.
  - Международные договорённости - чушь. Эти земли не принадлежат людям и не могут принадлежать им. Мы не живём там и не можем пока жить, а значит не нам и их делать.
  - Ты ошибаешься, Каэр. В политике существуют только люди и ничего больше, это означает, что все земли должны кому-то принадлежать.
  - Я не желаю вмешиваться в политику и потому не желаю идти. Единственно чего я желаю в жизни - это заниматься разработкой своих тем, а уж политика - это твоё дело. Я ведь не прошу тебя участвовать в своих экспериментах.
  - Правильно, поскольку, то чем мы занимаемся - разные вещи и то, что не можешь сделать ты, могу сделать я.
  - Ты неумолим, Всемогущий Ютс. - Сказал Каэр слегка усмехнувшись.
  - Верно, - усмехнулся Вавитонк, - потому я и стал Всемогущим Ютсом. Ладно, Каэр, собирайся в дорогу и через два дня будь в Гулу. Этого времени должно хватить и мне и тебе. - Он положил свою тяжёлою руку к нему на плечо.
  - Ладно, - Каэр вздохнул, - я согласен, но только я не намерен пропускать это время. В дороге я займусь некоторыми своими делами и возьму двоих людей из института. Кроме того, я обычно не обращаюсь к тебе с этим, но раз ты просишь меня о своих делах, я приготовлю список того, что необходимо нашему институту.
  - Пожалуйста. Я уверен, что твои работы в дороге не помешают цели этого похода, а в связи с этим походом в защиту интересов Валинтада я готов на весьма большие расходы. Организовать требуемый отряд солдат - это тоже не дёшево стоит. До встречи, Каэр, мы уже приехали.
  Автомобиль подъехал, братья вышли, попрощались и пошли в разные стороны. Каэр постарался выкинуть из головы мысли об этом глупом походе, но Вавитонк именно об этом тогда и думал - у него была цель. Валинтад должен был отстоять свои интересы, даже если для этого необходимо вломится в глушь тропических лесов. Через несколько часов он был уже снова в Гулу. Стояла глубокая ночь, ярко светили полосы звёзд ольводского неба. Машина ютса ехала по людным улицам в общем потоке, ничем не выделяясь. По дороге к себе Вавитонк обратил внимание, что в Адмиралтействе горит свет, и решил заехать туда. Он часто заезжал в это здание без всякого предупреждения, как, впрочем, и почти всегда и всюду: пышность мешала ему, и он старался отодвинуть её как можно дальше от себя. Просто в Адмиралтействе он бывал чаще, чем где бы то ни было, ведь Верховный Адмирал Валинтада, Веулр Дигн Гайнр был старым и лучшим другом самого ютса. Кроме командования флотом, адмирал занимал должность Верховного Главнокомандующего Валинтада. Вавитонк поднялся на один из верхних этажей здания, своим шпилем пронзавшем небо, в котором помимо Адмиралтейства располагался Генеральный штаб, военное министерство, а также секретные помещения разведывательного аппарата Валинтада - ЦУВРа, и здесь, на высоте почти семисот метров над землёй нашёл своего друга в его кабинете. Адмирал крупнейших флотов планеты был чем-то очень занят.
  - Добрый вечер, Гайнр. - Сказал Вавитонк входя.
  - Здравствуй. - Ответил Гайнр, оторвавшись от бумаг. - Ты куда исчез сегодня? Я звонил тебе несколько раз, тебя нигде не было, а я получил интересные сведенья.
  - Какие же и откуда?
  - Сведенья из Плеитоса и они о состоянии в бассейне Лорвонского океана.
  - Это поэтому в такой поздний час Адмиралтейство работает? Но неужели всё так серьезно?
  - Возможно, это напряжённый и крайне важный регион, нужно быть готовым ко всему.
  - Ты прав. Война или даже накал обстановки там - нежелательная для нас вещь. Однако если я не знал до сих пор об этом, то я пришёл к тебе, конечно, не с этим.
  - Это связано с твоим исчезновением?
  - Примерно. Помимо того региона у нас есть ещё, и этот не населён, почти не нанесён на карты, но зато у нас под боком. И обстановка там - хуже некуда.
  - Вот как? И чем я могу помочь?
  - Исправить дело может только небольшой отряд твоих лучших десантников.
  - И всё-таки, что же там конкретно произошло?
  - Вавилонки, Каэр и Ультер наткнулись на отряд неизвестных солдат. Отряд открыл огонь. Через некоторое время учёные неожиданно напали на них. В результате боя, видимо погибло несколько солдат противника, Вавилонки была тяжело, а Ультер легко ранены.
  - К ней ты и ездил в Гилсэк? И как она?
  - Ездил к ней. Она уже поправляется. Пуля задела ей лёгкое и правую руку. Однако никаких наших, тем более военных объектов там нет и потому это не много ни мало, а вторжение на наши территории.
  - Это слишком далеко от моря. - Усмехнулся адмирал Гайнр. - Значит только десантники. Ты намереваешься догнать тот отряд и уничтожить его?
  - Да. Я не могу понять, кто это может быть, но они идут, скорее всего, к Аквскому ущелью, там полно алмазов: больше некуда. Десантники должны, если смогут, найти отряд в лесу, но я на это слабо рассчитываю и, что главное, зайти в ущелье и навести там порядок.
  - Ясно. Для этой цели потребуется не меньше сотни солдат. Кроме того, через леса смогут пройти только гвардейцы, к тому же предназначенные для действий в экстремальных условиях.
  - За этим я и пришёл к тебе.
  - Только помни, что таких солдат во всём Валинтаде всего пять легионов. Так что не кидай их на смерть. - Сказал Гайнр с улыбкой, подписывая соответствующую бумагу.
  - Не волнуйся. Они обязаны служить интересам государства.
  В ответ Гайнр лишь усмехнулся. Он понял, что имел в виду его друг: эти люди предназначены для того, что бы идти на смертельно опасные операции во имя интересов государства. При этом как бы ни ценны были эти войска, но во имя интересов Валинтада они должны быть брошены на что угодно.
  После этого друзья ещё долго разговаривали: Вавитонк редко уходил сразу после чисто деловых бесед. Вернулся он только поздно вечером и сразу же лёг спать. На следующий день он назначил заседание военного комитета: созывать весь Генеральный штаб не было надобности. Проснулся Вавитонк как обычно сам в половине девятого. Недовольно что-то пробормотав по-альтонски (что было родным языком Ютса), он встал и оделся.
  - Энтена, - обратился он, входя в комнату, - почему ты меня не разбудила?
  - Ты поздно пришёл вчера и не сказал ничего особенного.
  - Я обычно встаю не позже чем в восемь. - Ответил Вавитонк недовольно.
  - У тебя что-то важное? - Догадалась Энтена.
  - У меня на утро назначено заседание военного комитета.
  - Военного комитета? В связи с чем это?
  - Это долго объяснять. - В второпях бросил Вавитонк.
  - Ты меня знаешь, я в политику не вмешиваюсь, но мне ты можешь доверять.
  - В общем, кто-то неизвестный в тропических лесах идёт к Аквскому ущелью, желает поживиться алмазами из Аквского ущелья.
  - Понятно.
  - Хорошо, пока. - Он поцеловал жену и вышел.
  - Ты же не позавтракал. - Крикнула она ему в след: Вавитонк почти всегда завтракал дома.
  - У меня нет времени. - Донёсся его ответ.
  Через двадцать минут автомобиль Вавитонка подъехал к зданию Адмиралтейства. Здесь уже собрались все те, кого вчера вызывал ютс. Многие думали, что заседание назначено в связи с накалом обстановки в бассейне Лорвонского океана, однако видя состав прибывших, засомневались в этом. Только командующий десантными частями Валинтада точно знал в чём дело. Вавитонк опаздывал, что было странно.
   - Простите за опоздание. - Бросил Вавитонк, быстро входя крупными шагами в просторную комнату. - Я вчера засиделся у Гайнра.
  - Приветствуем вас, эльент ютс Валинтада Аквель Сантон Вавитонк. - Громогласно произнесли все, вставая, когда он вошёл. Слово 'эльент' было обращением к высокопоставленным лицам.
  - Садитесь. - Кивнув, сказал Вавитонк, садясь, сам во главу длинного стола. - Кроме одного человека я не говорил вам о причинах заседания. Я просто не желал говорить об этом раньше времени, поскольку речь идёт о прямом посягательстве на интересы нашей страны... - Эти слова вызвали возмущение сидящих консулов (высших офицеров Валинтада): такого ещё не случалось за время существования страны. После этого Вавитонк как ни в чём не бывало продолжал, он говорил размеренно и ясно. В итоге консулы поняли, что они должны делать: в предыдущий день он с Гайнром обсудил, сколько человек потребуется для наведения порядка, теперь предстояло, используя карты составленные экспедицией Каэра (карты не точные и охватывающие небольшую площадь) составить план действий. Однако до сих пор некоторые ещё сомневались в том, что дело действительно такой важности как говорил ютс. В частности так думал начальник генерального штаба, ос-консул Гиос. На один из его вопросов, содержащий слова 'всего двадцать' Вавитонк ответил:
  - Понимаю, двадцать человек это не те двадцать миллионов, с которыми мы сражались в Еларцйских горах восемь лет назад, ведь так, ос-консул Гиос?
  Начальник Генерального штаба насторожился после такого намёка: ведь тогда, во время строительства Валинтада, при уничтожении Артенанфильской империи у Гиоса произошла серьёзная размолвка с тогда ещё консулом Вавитонком. Однако разрешилась она, конечно, в пользу будущего всемогущего ютса, который недвусмысленно дал понять ос-консулу, кто из них всесилен.
  - Вы правы, Аквель Вавитонк. - Ответил ос-консул поникшим голосом.
  - Дело в том, что все здесь наверняка понимают, что двадцать человек в тропическом лесу, где у нас нет ничего и при нынешних обстоятельствах - это примерно те же двадцать миллионов в привычных нам условиях. - Поясняюще сказал Вавитонк и продолжил заседание в прежнем тоне. Консулам стало теперь окончательно ясно, почему ютс собрал их. Начальник Генерального штаба и ютс больше не сталкивались. В итоге был выработан подробный план действий, и все согласились, что сто солдат и именно таких, о каких думал Вавитонк - это как раз то, что надо. Когда Вавитонк вернулся в свой кабинет, он задумался над тем, кто же это всё-таки мог быть такой смелый, кто решился на подобное выступление против первой страны мира. Без малого семь лет прошло после создания Валинтада и падения Артенанфильской империи, и за это время никто не выступал настолько открыто и дерзко против Валинтада. Были, правда, волнения в бывшей Артенанфильской империи, вошедшей теперь в состав Валинтада, была в первые годы гражданская война в Ленарии, где властям Валинтада так и не удалось укрепиться, но подобного рода выступлений не было: всё то были лишь более-менее косвенные выступления и не направленные собственно на владения этой огромной страны. (Территорию Артенанфильской империи сам Вавитонк считал принадлежащей Валинтаду лишь условно, и так оно и было на самом деле.) Так как же расценивать произошедший инцидент? Согласно Конвенции о 'Белых Пятнах' та территория, на которой произошло нападение, принадлежит Валинтаду, Аквское ущелье - тоже. Таким образом, на основной территории страны за истёкшие годы произошло первое происшествие подобного рода. Правда, эти территории тоже достаточно условно принадлежат Валинтаду, но условность тут совершенно иная, к политике имеющая слабое отношение. Так кто же мог решиться на подобный шаг? Валинтад окружают мелкие и дружественные ему государства. Едва ли кто-нибудь из них решится на подобное. И ради чего? Это же чистое безумие. Правда, из государств до этих мест мог бы добираться и Южный Союз - могучий владыка Южного полушария: через Илитерский океан, на берегах которого находится Солиомское нагорье, где и находится ущелье. Однако путь оттуда до тех мест, где произошло нападение, невероятно длинен и труден, да и что могли делать солдаты Южного Союза севернее Аквского ущелья? Хотя Южный Союз, в общем, мог себе позволить подобный шаг, для него это небольшая шалость, которую, если она станет известна, можно не так уж трудно политически загладить. Но вот в частности... И солдаты, если они из Южного Союза, не на своём месте и затраты на подобную операцию слишком велики. Так что со стороны Южного Союза это, конечно, хоть и не безумие, но, во всяком случае, лишённый всякого смысла шаг. Но если не всё это, то что? Государство не может исчезнуть, прихватив с собой внушительное количество драгоценностей, а для того, кто решит поживиться алмазами Валинтада это самое лучшее. Значит, если это не Южный союз, то всю эту авантюру затеяло частное лицо. Конечно, если это частное лицо то, тогда опасность меньше, но зато свободы действий - больше, необходимость уничтожить - тоже. Вавитонк был даже в некотором роде рад, что всё получалось именно так. Уж теперь то мощь Валинтада будет показана всем и везеде. Однако не стоит спешить с этим. Пусть сначала всё будет совершено, а затем он развернёт компанию в прессе по этому поводу. Тропические леса - местность незнакомая для войск Валинтада и мало ли как сложится поход...
  Каэр не заставил себя ждать. Он сделал это даже слишком усердно и, конечно, намеренно: взяв двоих своих молодых учеников и одного хорошо знакомого сотрудника, он ночным самолётом прилетел в Гулу, и в семь часов утра пришёл с ними к воротам Адмиралтейства, предъявив данные Вавитонком документы. Однако как бы ни внушительно выглядела подпись и печать самого ютса, официальные слова, говорящие о деле чрезвычайной важности и секретности, написанные его небрежным почерком, охранники ничего не могли сделать: в этом часу ютса почти никогда не было даже в правительственном здании, а тем более в Адмиралтействе. И, тем не менее, подошедший, довольно-таки странный человек, (в письме не было его имени - только фотография и отпечатки пальцев) требовал немедленного приёма, также его документы говорили о том, что дело, по которому он пришёл, не терпело промедления. Так что же было делать? Связаться с самим ютсом? Но они знали, что в Валинтаде подобных дел не мало и сам ютс старается вести возможно большее их число, так стоит ли беспокоить его ради ещё одного, хоть и немного странного? А если не беспокоить, то вдруг они окажутся виновными в промедлении государственно-важного дела. Ютс промахов своих подчинённых, если они помешали государственным делам, а не просто амбициям отдельных чиновников, не прощает, но не прощает он и излишнего беспокойства. Шутка ли, поднять с постели самого ютса?! И зачем? В письме только указание явится как можно скорее к нему лично по секретному делу чрезвычайной государственной важности. Ни дата, ни час не указаны. В общем, это всё достаточно обычно, дело, понятно, чрезвычайной важности - ютс другими не занимается. Немного странно, что не указан день и час, но разве это означает, что из-за этого следует беспокоить самого ютса в любое время дня и ночи? Едва ли... хотя... В общем Каэр, своими требованиями немедленно провести его к ютсу, угрозами и заявлениями, вооружённый внушительным письмом, которое он беспрестанно вертел перед офицерами охраны, задал одному из заместителей начальника правительственной безопасности, оставшегося за главного в главном здании Валинтада в эту ночь, мучительную головоломку, рискующую стать головомойкой. Пока он, нервно теребя руки, решал что делать, даже спускался к настойчивому Каэру, приехал ютс. Конечно, как только он зашёл в свой кабинет и по внутренней связи спросил, было ли что за ночь, ему тот час доложили о странном визите. Вавитонк усмехнулся и понял, что это мог быть только его брат. Естественно, что он приказал впустить его без малейшего промедления. Услышав этот приказ, заместитель испугался: уж не совершил ли он ошибку, но и ни в этот, ни в последующие дни ютс об этом случае не вспоминал.
  - Как поездка, Каэр? - Весело спросил Вавитонк, когда он вошёл.
  - Прекрасно. Я беру с собой этих молодых людей и Менкра, своего друга. - Он указал на двоих, вошедших вместе с ним и выглядящих смущённо. - Их зовут Лиителли и Олтонок. Как зовут моего брата, вы знаете. - Обратился он к ним.
  - Хорошо. - Сказал Вавитонк. - Сегодня мы выступаем, мы должны ехать вместе. Солдаты уже ждут. - Вавитонк встал. - Да, а что это ты явился в такую рань, я ожидал тебя позже, А? - Вавитонк хитро посмотрел на брата.
  - Я старался как можно быстрее. - Ответил он как ни в чём ни бывало.
  - Перестань! - Вавитонк подошёл к нему и хлопнул по плечу. - Ты думаешь, я не знаю тебя? Я же понял, что ты хотел досадить моим охранникам. Ладно, едем. - Сказал ютс, тряхнув головой.
  Они спустились, сели в машину и поехали на военный аэродром, там уже ожидала сотня лучших солдат Валинтада. К приезду ютса они выстроились. Выдя из машины Вавитонк оглядел ровный строй людей-глыб и остался доволен. Даже он сам, рост которого был два метра без пяти сантиметров, и который обладал недюжинной силой, выглядел не так внушительно как эти солдаты. Эти воины являлись словно выражением мощи, надёжности, непоколебимости. Что бы отобрать каждого из них требовалось перебрать сотни других и ещё после этого долго и кропотливо шлифовать нужного Валинтаду человека. Нужного для того, чтобы устранять врагов. Устранять верно и бесшумно. Сейчас требовалось именно это.
  
  IV. Путь
  
  Путь из Гулу занял почти двое суток, когда последние Вершины Анкофанских гор остались позади и взорам людей открылись необъятная ширь реки-свехгиганта Большой Анкофаны, страшное зрелище предстало людям: одна из скал, выступающих из вод могучий реки, была вымазана пурпурной, уже засохшей кровью яонтра - страшного пятидесятиметрового хищника, обитающего в горах. На скале были и остатки самого обладателя крови, вся она была облеплена кусками его мяса и разломанного панциря, а также остатками его могучих крыльев. Всё это, наверное, издавало страшное зловоние, которое люди не чувствовали благодаря самолёту.
  - Это могли сделать только его сородичи. - Сказал Каэр, пристально глядя на остатки павшего чудовища.
  - Да, - сказал Менкр, - больше никто не мог так его разделать. Иногда, правда, случается, что стаи скалистых ялов убивают этих горных чудищ, но это явно не их работа.
  - Да уж конечно. - Согласился Каэр.
  - Смотрите, - сказал Олтонок, - впереди Яонтры.
  Действительно, на неизмеримо большом расстоянии, у самого горизонта виднелись эти чудища, которых пространство превратило в точки.
  - А что, - спросила Лиителли, - они и вправду так опасны, как о них говорят?
  - Очень, Лиителли, очень, - ответил Каэр, - ты видишь, что они сделали со своим сородичем, так же они могут поступить и с самолётом, но не бойся, мы их облетим.
  - Это очень агрессивные хищники, - добавил Менкр, - один из моих хороших знакомых видел, как они отламывали куски от известковых скал и пожирали их.
  - Зачем они это делали? - Спросил Олтонок.
  - Им для строительства своей брони необходим кальций и в больших количествах. Когда-то я помню...
  В этот момент к учёным подошёл центурион, командовавший отрядом, и сказал, что скоро они приземлятся и решено прыгать с парашютами. Об этом Каэр не рассказал Лиителли, когда брал её с собой, боясь, что она испугается. Теперь слова центуриона были для неё неожиданностью. Она побледнела, но ничего не сказала Каэру.
  - Что с тобой? - Спросил он. - Ты боишься?
  - Да, Аквель Каэр. Это так высоко.
  - Ничего не бойся. Всё пройдёт благополучно. - Ответил Каэр уверенно. - Мы же будим не сами прыгать, а в лодках. Зачем же на них тратить время здесь, когда всё можно было сделать ещё в Валинтаде?
  Это несколько успокоило Лиителли, раньше она не представляла, как можно сбрасывать десант и как это делают. Когда пришла пора прыгать, всё произошло, как и сказал Каэр. Закрытые, очень компактные лодки благополучно выскользнули из трёх самолётов, в тот момент, когда те пролетали над зелено-голубой полосой Большой Анкофаны. Тропические леса были совсем рядом. Плыть предстояло по реке, которая тут же впадала в Большую Анкофану. Место приземления было выбрано очень продумано. Однако прежде чем отправится в путь, Каэр должен был рассказать солдатам о том, что собой представляет лес и как следует вести себя в нём, чтобы остаться в живых. Для этого солдаты вышли из лодок и построились на берегу. В степи было жарко и зелёная полоса леса, видневшиеся вдали, выглядела очень притягательно. Сейчас то, о чём говорил Каэр, казалось очень далёким и ненужным, но он требовал, чтобы все слушали его внимательно, хотя по железным лицам солдат это было понять трудно. В конце концов, Каэра несколько оставила тревога за людей, которая сопровождала его во всех экспедициях в такие опасные места как тропические леса: он счёл, что за тех людей, с которыми он пошёл, не следует так опасаться как за тех, с которыми он ходил раньше хотя бы потому, что раньше было понятно, зачем они идут и рискуют, а сейчас в чём дело? Да и эти солдаты были, наверняка, намного послушнее учёных. В итоге они, конечно, сами поняли, что учёный был прав: тенистая прохлада могучего леса была колючей, ядовитой, кусающийся, порой казалось, что Каэр даже смягчил описания.
  Путь был действительно необычайно труден даже для этих солдат: на каждом шагу их подстерегали опасности во всех обличьях: падающих деревьях, обитателях рек, вооружённых мощными челюстями, скрежет которых о борта лодок нередко внушал беспокойство, крупными и мелкими обитателями воздушной толщи могучего леса, атаковавших людей в те неприятные моменты, когда приходилось покидать лодки. Это случалось не часто, но и этого хватало, чтобы почувствовать на себе силу леса. Однако, несмотря на все старания Каэра, на лодках невозможно было следовать ни по маршруту экспедиции, ни иногда даже плыть в пределах нанесённых на карты областей, тем более что после Каэра Солиомского нагорья, где располагалась желанное ущелье, достигла лишь одна экспедиция и следовала она почти точно по маршруту прежней, поскольку в самом начале её пути выяснилось, что этот путь - наилегчайший из возможных из-за того, что проходит по водоразделу между двух крупных притоков Большой Анкофаны и между двумя огромными таинственными и враждебными равнинами, пройти по которым чрезвычайно сложно. Поэтому относительно подробные карты были составлены лишь для самого первого и самого простого участка пути, поскольку, чем дальше на юг, к ущелью, тем гуще и влажнее становился враждебный лес, а реки, где могли проплыть с приемлемой скоростью лодки, нередко уводили далеко в сторону, заводя отряд в 'белые пятна': трудностей было хоть отбавляй и без них. Лодки необходимо было беречь как зеницу ока, а это означало, что ни в коем случае нельзя было направлять их на преодоление частых заторов в заросших реках, необходимо было перетаскивать их по суше, а в зарослях это было необычайно сложно. Солдат сильно тревожили коварные обитатели леса, места обитания которых они, понятно, задевали, перенося лодки. Каэр поражался стойкости этих людей. Однако они ведь были гвардейцами десантников специального назначения, таких солдат во всём Валинтаде было всего пять легионов, то есть пятьдесят тысяч, на фоне его сто пятидесятимиллионной армии это было совсем не много. Эти солдаты были обучены не только физически, но и морально, лучшими политическими руководителями армии Валинтада и даже его военной верхушкой: Гайнром, Вавитонком и Гиосом. Как и где они вербовались, никому не было известно. Их отбирал специальный помощник начальника Генерального штаба, а проверял Гайнр и политический руководитель армии Валинтада. Не в первый раз каждому из них приходилось выполнять задания общегосударственной важности, но в первый раз каждый из них был в тропических лесах. Однако то, какие цели преследует этот поход, и каков конкретно враг, которого необходимо уничтожить, их не волновало.
  - Эльент центурион, - сказал Каэр в один из дней, - мы слишком далеко от нашего пути, моя экспедиция шла на сто восемьдесят семь километров западнее. Это отклонение растёт и может привести к тому, что мы просто заблудимся. Рек в лесу очень много.
  - Что вы предлагаете?
  - Я предлагаю свернуть в любой из достаточно крупных притоков отходящих от реки, на запад.
  - Однако мы потеряем эту реку, а она обеспечивает нам быстрое продвижение и, возможно, берёт начало в Солиомском нагорье.
  - Ничего не могу с этим поделать. Эта река может и берёт начало в Солиомском нагорье, в чём, я, правда, совсем не уверен, но если это и так, то, я думаю, намного восточнее нашей цели, а именно в горах нас подстерегают наибольшие трудности, об этом я уже говорил.
  - Вы знаете лес. Я отдам приказ. - Центурион был недоволен.
  Приказ был отдан тотчас, и на следующий день расхождение было сокращено до восьмидесяти трёх километров, а ещё через день - до тридцати четырёх, однако приток был столь узок и зарос так сильно, несмотря на то, что здесь лес был немного менее густым, что двигаться по нему дальше стало невозможно. Пришлось вытащить лодки, при этом одна из них чуть не утонула в топях, окружающих каждую реку в тропическом лесу. Ещё у двух лодок были замечены повреждения, в общем не большие, но в тропическом лесу каждая мелочь могла стать существенной. Центурион был явно недоволен тем, что сказал ему Каэр.
  - Сколько займёт времени найти новую реку? - Спросил центурион недовольно.
  - Я ничего не могу сказать: в окрестности много рек и имеются кое-какие карты, однако о том пригодны ли они для наших лодок, мне остаётся только догадываться.
  - Если бы мы продолжили бы плыть по той реке, то не было бы этих сомнений!
  - Были бы. - Твёрдо ответил Каэр. - И, поверьте, в горах и найти подходящую реку было бы труднее, и вообще продвигаться и, очень может быть, мы не отделались бы трещинами на двух лодках. А если бы та река не привела бы нас в горы, то мы бы очутились чёрт знает как далеко на западе, и там у нас бы не было бы уже никаких карт и, поверьте мне, лес был бы намного гуще, чем здесь.
  - В том лесу никто не был. - Упрямо ответил центурион.
  - Что же вы полагаете, что там вновь распахнулась бы перед нами степь? - Спросил Каэр с насмешкой.
  - Я не знаю! Я знаю одно: мы задерживаемся только из-за того, что чтобы иметь в распоряжении грубые, неполные схемы.
  - Проложением пути руковожу я и я вижу, что если бы не соответствующий приказ ютса, подтвержденный начальником Генерального штаба и Главнокомандующим отряд вообще не дошёл бы до цели, а увяз бы в топях на Нижне-Анкофанской равнине.
  Центурион ничего не ответил: он не привык, чтобы с ним так разговаривали, тем более его подчинённые хоть и временные и с оговорками. Однако неуютно чувствовал себя, слыша язык Каэра, который казался ему едва ли ни незнакомым. А сам Каэр намеренно говорил с ним так, как со своими сотрудниками.
  После этого Каэр попросил предоставить ему в распоряжение восьмерых солдат на время поиска реки и пошёл сказать о том, что предстоит делать своим помощникам. Услышав, что придётся идти одной, в распоряжении только двух солдат Лиителли немного испугалась.
  - Но мы же с Олтоноком первый раз в лесу. - Произнесла она озадаченно.
  - Иначе я не могу поступить. Для этого я и взял вас.
  - Но как же мы будим совсем одни?
  - Во-первых, не одни, с каждым из вас будут двое солдат, которые в случае чего помогут вам, а во-вторых, у вас будет рация, наконец, это будет только два-три дня, не больше.
  - Но ведь эти солдаты ничего здесь не знают!
  - Это правда, но всё-таки это лучше, чем совсем ничего. Идти совсем одним - это действительно безумие, но так - совсем нет.
  - Ясно. - Лиителли чуть вздохнула.
  - Мы выходим сейчас же.
  Когда учёные вышли, солдаты уже ожидали их, и через несколько минут каждый из них в сопровождении двоих солдат шёл в разные стороны света. Столь долго идти солдатам по лесу ещё не приходилось, и поэтому продвигались они медленнее, чем Каэр и Менкр. Однако довольно скоро Каэр обнаружил что-то похожее на тропу: растения были несколько примяты и гнилые ветки, устилающие почву, сломаны. Конечно, это многие могли сделать: в лесу было достаточно крупных животных, однако уже через несколько шагов он увидел более точный ответ на свой вопрос: один из твёрдых, толщиной около трёх сантиметров прямых древесных стеблей был срезан одним косым ударом. Срез был уже тронут грызущими насекомыми и казался старым, но Каэр знал, что сломанные ветки превращаются в труху иногда за несколько дней, значит, срезу было около суток. Он показал его солдатам и приказал сообщить об этом в лагерь. Также он сказал им, что они наткнулись на одни из следов врага: никто больше не мог быть в этих местах. Солдаты беспрекословно выполнили его распоряжение. Когда они закончили (Каэр не говорил сам, поскольку все сообщения передавались шифром), они спросили, каковы будут дальнейшие распоряжения.
  - Распоряжения? - Удивился Каэр. - Мы должны только идти дальше и найти реку. Как реагировать на следы врага - это дело вашего командира.
  Солдаты несколько удивились, но, конечно, ничего не сказали. Если проводник считает, что здесь не следует пускаться в преследование, то не их дело вдаваться в размышления на этот счёт. Однако лес им уже надоел и упущенная возможность близкого, настоящего боя огорчила их. Тропа поворачивала на запад, а им предстояло идти на юг. Центурион, узнав об этом, понял, что пускаться в преследование сейчас неразумно и, по всей видимости, это будет пустая трата времени. Так что в ответе он сообщил то же, что и Каэр.
  В этот день найти подходящую реку не удалось. Переночевав в лесу, на следующий день маленькие отряды вновь двинулись в путь. Постоянные переговоры и с лагерем и между отрядами убеждали в том, что всё идёт нормально. Наконец, после полудня, когда под пологом леса было особенно жарко, влажно и душно отряд Менкра сообщил, что река найдена. Все теперь должны были как можно скорее прийти к сообщаемым им координатам. Это было выполнено только к глубокой ночи. По дороге Каэр спросил Менкра, не видел ли он что-то похожее на тропу, но он ответил, что ничего подозрительного в лесу не заметил.
  Утром центурион несмотря ни на что поднял всех рано, дав поспать только четыре часа: он хотел во что бы то ни стало догнать тех, кто оставил тропу в лесу. Когда он только услышал об этом, он хотел бросить поиски реки и со всей возможной скоростью бросится в погоню, но он понял, что это бессмысленно: они, наверняка уже плывут по какой-нибудь реке и догнать их по суше, когда запросто можно потерять тропу и, не зная окрестных рек, определять пригодность которых для лодок занимало подчас достаточно много времени, невозможно, потому что можно просто не найти той самой реки, куда они спустили свои лодки. Так что оставалось только спустить лодки в найденную реку и попытаться преследовать врага на ней, может здесь отряду повезёт больше? Однако сколько ни смотрел он сам, Каэр со своими помощниками и другие солдаты, они не могли увидеть ничего, чтобы напоминало о продвижении лодок врага. Это злило центуриона: он не так часто упускал врагов, когда они были так близко. Он ничего не ответил Каэру, когда тот сказал, что дальше смотреть на заросшие берега бесполезно. Лес полон случайностей, в нём слишком многое неизвестно и думать о том, где может быть враг бесполезно, надо только плыть дальше на юг, а там, когда они достигнут ущелья будет проще. Однако центурион не мог удовлетвориться таким простым объяснением учёного. Спустившись в лодку, он вытащил планшет с картами и долго прорабатывал возможный маршрут противника, однако все его домыслы исходили из двух предпосылок: что враг знает о карте леса столько же, сколько и они и что эта река единственная в округе по который можно плыть. Оба эти предположения были заранее не верны: если в лесу была тропа то, враг, наверное, знал местность лучше, потому что такую тропу не могли оставить три или даже пять человек и без тяжёлого снаряжения - что было бы необходимо, если враг наподобие отряда искал подходящую реку; а если лес они знают лучше, то им, возможно, известна и другая река, подходящая для передвижения. Однако центурион желал понять где его враг, а для этого подобные доводы, не оставлявшие места логике в этом деле были не приемлемы. Он упорно, стиснув зубы, желал нагнать врага до ущелья и уничтожить. В итоге он пришёл к выводу, что он обогнал противника: ведь иначе они увидели бы следы спуска лодок на воду, что не могло произойти достаточно задолго до того, как его отряд попал на эту реку. Расстояние между срезанным стеблем и берегом реки было двадцать один километр и позволяло такой ход событий. Что же, это было ещё лучше. От карт центурион оторвался вполне довольный. Омрачило его только событие, произошедшее на следующий день: один из солдат скончался. Он ходил с Лиителли и, вернувшись, рассказал, что наткнулся на странный лист, словно чем-то вымазанный и необычайно толстый. Он срубил его ударом тесака, и из него вылезло несколько существ в длину около восьми сантиметров с крыльями как у ос и длинными 'носами', как он объяснил Каэру. Этими 'носами' они нанесли ему очень болезненные укусы. Помня свои обязанности, он и его напарник убили некоторых из них и стали уничтожать лист, но оттуда летели ещё и ещё, они убили всех, кто вылезал, Лиителли успела уйти вперёд, и на неё никто не напал. Определить что это за существа Каэр не смог точно. Осмотрев укусы, которые сейчас ужасно вспухли и покраснели, он не нашёл ничего особенно опасного. Солдат жаловался на какое-то странное ощущение во всём теле, но не мог сказать ничего конкретного. На утро при подъёме он не встал: он был мёртв. Вскрытие, произведённое врачом, имевшимся при отряде, показало, что его внутренние органы, в особенности вокруг глубоких укусов размягчены и более рыхлы, чем обычно. Возможно, что яд этих существ, которые остались неизвестными, действовал на позвоночных медленнее, чем на лилов - так показали вспрыскивания вытяжек из поражённых тканей, в пойманных специально для этого лилов. На Лиителли эта смерть произвела ужасное впечатление: она боялась не то что выходить наверх лодки, но и даже смотреть через иллюминаторы на лес. Но Каэр говорил, что эта смерть - результат ошибки солдата: не нужно рубить любой лист, перегораживающий дорогу, тем более, если он такой странный. Об этом ведь он говорил всем ещё до вступления в лес.
  Поход между тем шёл своим чередом, на этой реке всё было примерно то же, что и на предыдущей и если здесь было и легче, то не намного. Каэр в свободное время, а его было достаточно, поскольку солдаты уже немного освоились с трудностями леса, занимался с Лиителли и Олтоноком. Вместе с Менкром они нередко поднимались наверх лодок и, не взирая на мошкару и более крупных, но зато намного менее многочисленных обитателей леса, наблюдали за его жизнью. Отсюда, с середины реки это было удобно делать, поскольку широкие кроны очень многочисленных деревьев редко мешали этому. Однажды путешественники увидели немного в стороне от реки огромное, чёрное, корявое дерево. Оно не имело ни ветвей, ни листьев, только огромный, корявый, увенчанный сучьями абсолютно чёрный ствол, высотой в полкилометра и внизу, в прикорневом расширении имеющий свыше ста метров в диаметре. Росли такие деревья очень медленно, их фотосинтез происходил в мелких, также чёрных листьях, росших прямо из исполинского ствола, и напомнившими чешую, цветы прятались в сучьях, возможно предоставляя там место различным сожителям, может быть опылявших их, после чего появлялись огромные, двухметровые, крепкие как камни семена, при созревании с треском разрывавшие сучья и рассыпающиеся. Они, по некоторым свидетельствам могли ждать своего часа тысячи лет. Эти деревья были очень редки и по определённым данным встречались не чаще чем одно на несколько десятков тысяч квадратных километров. Вокруг этого дерева в радиусе примерно двухсот метров от его основания не росло никаких деревьев-гигантов высотой около трёхсот метров и составляющих верхний этаж леса, а также вообще крупных деревьев не было видно. Однако как ни много загадок окружало эти деревья, учёные были зоологами и их они не очень заинтересовали. Гораздо более поразительным оказалось другое. Через несколько минут наблюдения кора дерева-исполина в одном месте лопнула, и оттуда показались огромные челюсти, а ведь всегда считалось, что древесина этих деревьев почти недоступна для кого бы то ни было! Прошло ещё несколько минут и на дереве показалось огромное существо с чревообразным телом, четырьмя мощными крыльями и чем-то вроде листообразного расширения туловища под ними, постепенно сужающегося к беловатому, узкому и, наверное, мягкому концу. Ноги его были длинными, тонкими и цепкими. Голова - массивной, увенчанной сверху причудливыми выростами, рогом спереди и длинными серпообразно загнутыми челюстями по бокам. Весь его облик был столь необычен, что трудно было сказать, что это за существо. Менкр и Каэр защёлкали фотоаппаратами, стремясь запечатлеть все стадии вылезания существа из могучего дерева. Уже через четверть часа существо окончательно расправило крылья и улетело. Изумлённым учёным оставалось только по фотографиям определить, что оно из себя представляло. Однако пока всё, что можно было сказать о нём это то, что оно относилось к классу Шипочелюстных лилов - самой высокоорганизованной и процветающей группе лилов, куда относилась значительная их часть. Кое-что можно было понять и о его жизни, но очень не многое. Может быть из фотографий, которые будут получены не раньше, чем поход завершится, удастся сделать какие-нибудь более определённые выводы? Возможно, это прольёт свет на малопонятные взаимодействия этих деревьев и окружающего их леса? Может быть, тщательно рассматривая фотографии лила и, сопоставляя его с известными видами, удастся предположить, что помогает ему жить, а, скорее всего, и развиваться в столь трудноусваемой древесине? Может быть... возможно многое, возможно, что это случайное событие потянет за собой целое исследование, возможно, что ничего... но ведь именно это и прекрасно!
  Существо вскоре совершенно исчезло, смешавшись с тем огромным множеством других, кто знает, может не менее таинственных, чем оно само, во множестве заполнявших пространство над могучим лесом. Учёные спустились вниз, в лодку. Всё шло как и прежде. Однако как-то не охотно занимался Каэр с Лиителли, какие-то мысли, теснившиеся в его голове, мешали ему. Он закончил занятия и погрузился в раздумья. Да, пока не будет завершён поход, он не увидит снимков. А когда он закончится? Когда завершится эта затея его брата, в которую он, академик, известный во многих странах мира учёный, оказался вовлечён? Чем она завершится? Какова её цель? Уничтожить врагов Валинтада? Врагов? Вавитонк говорил о законах, о каких-то постановлениях и многом другом, что Каэр плохо понимал. Но как можно определить, кому принадлежат неизвестные территории? Это ведь всё равно, что институты станут делить друг с другом сферы деятельности в несуществующих науках или даже изучение неизвестных организмов. Делить, а защищать и продавать (краем уха Каэр слышал, что отдельные страны или компании продавали части белых пятен друг другу), можно? Как? Какие интересы может преследовать Валинтад на этих совершенно безлюдных землях, где безраздельно властвует лишь один хозяин - всесильный Тропический Лес? Совершенно ясно, что не в алмазах дело - Валинтад и без них чрезвычайно богат, его сокровищ ему хватит на столетия. Политика... Что это значит? Неужели ради неё, ради каких-то туманных целей, интересов или ещё чего (Мало ли что придумали властьимущие?) можно вот так запросто посылать сотню людей может на смерть и желать, чтобы они убили, наверное, ещё столько же, если не больше? В Каэре не было той уверенности как в его брате: уж он-то наверняка никогда не задумается над этим. Во время войн они вместе сражались, потом его брат руководил сражениями, бесспорно, если хорошо посчитать, то убитых в соответствии с его приказами были миллионы, а казнённые феодалы и рабовладельцы на их Родине, в Пентее? Не забыть Каэру, да, наверное, и никому, кто видел это, безумной ненависти его брата. Ненависть... да, уж тогда-то было понятно, за что, и всё ясно: там был враг, который ненавидел их, и они ненавидели его. Оказывается это так просто - ненавидеть. Тогда нет ни этих странных интересов, ни подобных походов. Когда ненавидишь, не спрашиваешь, почему тот, с кем сражаешься - враг. Всё же как много изменилось с тех лет... Нет больше в его брате той ненависти: Керкет убит, отец давно (и ещё как!) отомщён. Тогда это была цель. А что было после неё? Кем Вавитонк стал тогда? Правителем второстепенной страны? Зачем? При чём же тут ненависть? А кто он сейчас? Владыка половины мира. Чего же он ещё хочет? Разве чем выше поднимается человек, тем более бессмысленной становится его деятельность? Странно... Каэр не мог понять всего этого, всей этой философии власти и политики: не было здесь целей или вопросов как в его исследованиях. Раньше он не думал об этом, поскольку ещё никогда не был к этому так же близко как сейчас. И в итоге и на этот раз он махнул на всё это рукой - 'пусть будут десантники, походы, интересы, пусть даже войны, если уж это так необходимо. Я ведь учёный. Что толку с того, что я истрачу часть своего времени и сил на это? Разве я смогу хоть в чём-то кого-то убедить? Люди не поймут этого. А те, кто поймёт, всё равно ничего не сделают'. - Подумал он прежде, чем уснуть.
  Далее следовала череда однообразных, скучных дней. Нечего было и думать, что встречи подобные той, что произошла, повторяться. Лодки вязли в тине, запутывались в зарослях. На них случались нападения водяных лилов, наносивших иногда чувствительные повреждения их прочным корпусам, а с воздуха лодки несколько раз атаковали гоэстомиды, которых отгоняли огнём из крупнокалиберных пулеметов, установленных на всякий случай на каждой лодке. Каэр говорил, что убивать или сильно ранить их не следует: на кровь могут слететься много других хищников, порой не менее опасных. И всё-таки, как бы осторожны не были бы солдаты, тем более после смерти одного из товарищей и в присутствии Каэра, отряд не досчитал ещё одного человека: когда одна из лодок запуталась, и солдаты вышли вытаскивать её, один из них, стоявший по колено в мутной, полной стеблей и корней воде вдруг вскрикнул, что было уже необычно: эти солдаты не должны были кричать по поводу любой раны, и стал опускаться. Его пытались вытащить, он сам сопротивлялся, но тут вокруг его тела что-то обвилось, показалась кровь. Солдаты, после минутной борьбы оторвали всё это, что оказалось змееподобными лилами, на передних концах, несших сверлообразные челюсти, но было поздно: их товарищ был мёртв: столь короткого промежутка времени хватило этим тварям, чтобы глубоко вгрызться в его тело, конечно тело лила, защищённое бронёй они бы 'просверлили' медленнее...
  Отряд был в пути уже тридцать один день и прошёл три с половиной тысячи километров. Предстояло пройти ещё столько же. Вскоре выяснилось, что необходимо переходить на новую реку. На счёт этой реки Каэр знал, что она наверняка берёт начало в Солиомском нагорье и до неё идти около ста километров. Центурион, после ужасной смерти двух солдат воспринял это предложение Каэра мрачно: скольких он потеряет на переходе, а на той реке, а в горах? Ведь, в конце концов, не с лесом они пришли сражаться, да и сражение ли это было? Уничтоженное гнездо и несколько убитых этих змеевидных ничтожно для могучего леса. Не велико достоинство растерять треть своего отряда в дороге, разве для того так тщательно выбирали этих солдат, так долго работали над ними лучшие инструкторы Валинтада? Центурион был хмур и мрачен: он совершенно ничего не сделал, а потерял двоих, для таких солдат как эти это слишком много. С такими потерями они заканчивали боевые настоящие операции, где были враги-люди и пули. Центурион, конечно, забыл слова Каэра, которые учёный сказал в самом начале похода: 'если до ущелья дойдёт больше чем девять из десяти, то ваши солдаты не люди - они боги или дьяволы - на ваше усмотрение'. Как видно ни богов, ни дьяволов не было даже в этих элитнейших частях Валинтада. 'Ничего, - тяжёлая рука центуриона сжалась в кулак, - справимся. Как всегда'. С этой мыслию он отдал приказ вытаскивать лодки на берег и собирать их.
  При переходе к новой реке центурион хотел построить солдат обычным строем пеших переходов, но Каэр, увидев, как они строятся, внёс свои поправки: весь отряд не должен был идти единой, как он выразился, 'толпой'. Путь не был отмечен ничем особенным: те же деревья, заросли, мошкара, хищники и прочее. Чуть больше чем раньше было хищных растений, хватавших людей своими усиками с шипами. Но у солдат было уже немного больше опыта, и они были осторожнее. Каэру и его помощникам реже приходилось предостерегать от того или иного шага, который, как уже убедились солдаты, мог стать смертельным. Путь был тяжел, центурион гнал всех вперёд, Лиителли выбивалась из сил и недосыпала. Кроме того, ужасная смерть двоих солдат так и стояла в её памяти, и в каждом ручье и лужице ей мерещились страшные змеевидные твари. Каэр был грубовато-весел. Он и Менкр часто вспоминали свои прежние экспедиции и смеялись, оставаясь наедине, над поступками солдат и их опасениями, которые, впрочем, были почти не заметны. Однако иногда, в некоторые из коротких часов перерывов, Каэр делался мрачен.
  - Что с тобой? - Спросил однажды Менкр, когда он был в таком состоянии. - Ты всегда с таким энтузиазмом воспринимал лес, а теперь...
  - Не лес, а сам поход мне не по душе. Зачем он?
  - Другой может, и обрадовался бы - ведь Аквское ущелье как никак битком набито алмазами. - Менкр усмехнулся.
  - Перестань. - С досадой ответил Каэр. - Я не шучу.
  - Я понимаю. Но кто ещё кроме тебя мог бы лучше провести отряд к ущелью?
  - Да пропади оно пропадом это проклятое ущелье. Зачем только существуют эти булыжники в столь малых количествах!?
  - Ты всё-таки ещё не разучился шутить. - Вновь усмехнулся Менкр.
  - Это верно. Но поход мне не нравится. Я всегда старался не вмешиваться в политику.
  - Я тоже, конечно, не в восторге, но, знаешь, меня в самом начале прельстило то, что я буду проводником в самой элитной военной части Валинтада. Смешно, конечно...
  - Возможно. Я так не думал. О Лиителли с Олтоноком я, конечно, не думаю. Они в лесу в первый раз, здесь им всё в диковинку, где уж им быть недовольными! Да и молоды они, не видели войн как мы. Может позже они и поймут...
  - Возможно. Но... Я не знаю. Ладно, Каэр, - он положил ему руку на плечо, - поменьше об этом думай. Для чего это? Вернёмся, может, сумеем усмотреть в собранных сейчас данных что-нибудь новое. Я уж не говорю о новых видах. Не печалься. - Он встал, и скоро все двинулись в путь: переход продолжался. Однако долго относительно безмятежно идти не пришлось: в лесу Каэр с Менкром услышали звуки огромной стаи ялов. Эти крупные, в длину почти метр, лилы, имевшие сигарообразное тело в двумя мощными ногами и двумя крыльями были самые многочисленные обитатели средних этажей леса и жили в крупных, устраивымых на стволах деревьев-исполинов колониях, но иногда они, в силу ещё не вполне ясных причин, оставляли свои прочные, закрытые гнёзда, сбивались в огромные стаи и перемещались на значительные пространства, при этом нередко залетая на все этажи леса. Шум, создаваемый подобной многотысячной стаей и услышали учёные. Каэр немедленно сообщил об этом центуриону и сказал, что все должны немедленно остановиться и укрыться - где только это будет возможно. Не успел он передать обо всём этом центуриону, как перед некоторыми солдатами появились ялы, солдаты вскинули автоматы, но Каэр, заметив это, остановил их.
  - Стрелять только если они нападут на вас в укрытиях, но не раньше! Использовать приклад или штык! - Закричал он, что было силы, поскольку шум усиливался.
  Солдаты были немного раздосадованы: они полагали, что им представился случай начать бой, но этот осторожный учёный... Долгий поход им надоедал, они устали от отсутствия неуловимого и незримого противника, они потеряли уже двоих, а теперь, когда они могли бы ответить этим лесным тварям настоящим огнём, учёный остановил их. Что он смыслит в их деле!? Солдаты не знали, что если бы они 'дали бы бой', то им пришлось бы очень скоро скрыться, но поскольку отступать они не привыкли, и это было бы не просто, то, скорее всего, они просто нашли бы в этих лесах бесславный конец, уверенные в своей силе.
  Конечно, уничтожить людей не входило в задачи ялов. Они должны были просто переместиться и по пути обеспечить себя едой. Они не тратили время на поиск людей, скрывшихся под густыми зарослями, и случилось только несколько нападений. Никто не стрелял кроме одного человека. Как и предупреждал Каэр, добром это не кончилось: на выстрелы слетелось множество ялов и они, истекая своей фиолетовой кровью от его пуль, разорвали его своими крепкими как сталь и порой острыми, как бритва челюстями, приспособленными для всякой добычи. Остальных, в том числе и тех, кто спрятался недалеко от этого нетерпеливого солдата, ялы почти не тронули: они не стреляли и только немного отбивались от ялов. Ещё одного нашли мёртвым в глубоком ходу у основания дерева-исполина. Он расширил прикладом его вход и спрятался, полагая, что он защищён надёжнее всех, но обитатели и, может, создатели хода не пожелали названных гостей. Темнота и теснота, как видно, не позволили солдату защищаться. Его вытащили, зацепив за ноги верёвкой. Укусы обитателей укромных уголков леса были почти у всех, тем более что солдаты нередко разрывали одежду о ветки. Ялы тоже задели многих. Только Менкр и Каэр, имевшие опыт в уходе от ялов, почти не пострадали. Царапины от шипов на растениях, зуд от их ядовитых листьев, незначительные укусы - не в счёт. Лиителли после двух часов волнений, когда над головой проносились ялы, выглядела совершенно подавленной. Её трясло. Срывающимся голосом она спросила Менкра, пока он её осматривал, как и всех остальных, долго ли ещё будет это продолжатся. Каэр ответил, что до реки уже не далеко, а там будет легче. Правда, в горах будут ещё трудности. Каэр лишь немного взбодрил Лиителли тем утверждением, что ещё ничего не случилось: всё, что произошло - очень обычно для леса и, если хорошо разобраться, то все четверо погибших сами виноваты в своей смерти, может, кроме того солдата, который погиб на реке: там действительно трудно было что-либо предвидеть, но мало ли что... Может, если бы у солдат был бы опыт прохождения через тропический лес, то не было бы ни одной из этих смертей, кто знает? Лиителли немного успокоил уверенный и совершенно невозмутимый тон Каэра, он даже иногда посмеивался. Ей же было далеко не до смеха и дело было, конечно, не в том, что ветки разорвали её одежду и в некоторых местах оставили глубокие порезы, и даже не в том, что один из ялов схватил её за предплечье левой руки, повредив сухожилия, так что пальцы теперь на время плохо её слушались, что было первой её существенной раной полученной во время похода, и когда это случилось, она дико испугалась и залезла глубже под широкие и твёрдые листья, а в том, что где гарантия, что в следующий раз на месте тех двух несчастных солдат не окажется она? Каэр говорит, что солдаты погибли по своей же глупости, но ведь у неё и у Олтонока тоже нет опыта пребывания в тропических лесах, есть, конечно, знания, но ведь этого мало... Вывести из этих тягостных сомнений Лиителли смог только Олтонок и в эту ночь - последнюю ночь перехода, они не расставались ни на секунду. Лиителли в отличие от Олтонока не смогла уснуть.
  На следующий день отряд достиг реки. Она была достаточно широкой, но это и мешало: полоса топей вокруг неё далась тяжелее всего. Солдаты вязли и путались. Однако никто не погиб, лодки были благополучно спущены на воду. Река была относительно широка, и путь был достаточно лёгок: иногда проходил целый день, когда ни одна из лодок не путалась в зарослях, и её не приходилось вытаскивать на берег. Каэр во время пути предположил, что на этой реке они ещё смогут догнать врага. Центуриона это предположение, совпадавшее с его собственными домыслами, немало взбодрило: смерть четверых солдат, поиск нужных рек убедили его высоко ставить Каэра, которого, как и всех учёных, центурион считал белоручками, не способными к активной, опасной жизни. Однако ширина реки не могла не уменьшаться, и лодки чаще путались в зарослях, кроме того, при приближении к горам усиливалось течение. Трудности росли. Участились случаи, когда лодки приходилось перетаскивать по мелководьям реки, которые порой плохо отличались от окружающих реку топей. Ещё до того как отряд достиг гор, он недосчитал ещё двоих: один запутался в ядовитых шипах какого-то растения во время перетаскивания лодки и сразу умер, другой встретился в лесу с каким-то очень крупным животным на охоте, которое свалилось на него сверху и так же быстро поднялось снова. Каэр, находившийся рядом, как и всегда на каждой из охот, и солдаты небольшого отряда, отправленного добыть пищу не успели ничего сделать: солдат стоял в густых зарослях. От него только и осталось, что обрывки одежды... Центурион воспринял эти события спокойнее, чем раньше.
  Наконец, после сорока восьми дней пути отряд вступил в Солиомское нагорье, открытого Каэром и его экспедицией двадцать лет назад. Многое в то время маленькой экспедиции дало это ущелье: и двух чудом оставшихся в живых представителей давно погибшей цивилизации, и следы этой цивилизации и борьбу с теперешними обитателями этих гор и многое другое, намного обогатившие науку Ольвода. В числе всех открытий было и самое жаркое и сухое место на Ольводе, но оно же было и самым богатым местом - Аквское ущелье. 'Жилище дьявола' - как его называли найденные представители погибшей цивилизации. Мог ли Каэр представить тогда, в своей первой экспедиции в лес, что через двадцать лет он вернётся сюда не один, а с солдатами?
  
  V. Ущелье
  
  Нагорье представляло собой нагромождение поросших лесом гор, высотой до двенадцати километров, что для Ольвода было немного. Эти горы находились уже на стадии разрушения, что несколько облегчало путь, но всё-таки высокие обрывы, острые скалы и иногда водопады были не очень большой редкостью, так что эту часть похода нельзя было назвать ни лёгкой, ни даже более простой, чем предыдущая: лес был здесь хоть и несколько менее густ, но дополненный горами, пусть и древними, он был порой ещё более труднодоступен, чем прежде. Правда, горы были уже знакомы солдатам, хоть Каэр и говорил, что их большая смелость в этих местах может стать роковой.
  С реки пришлось свернуть, поскольку она превратилась в горный ручей почти в тысяче километрах от ущелья, конечно, ни догнать, ни уничтожить врага на ней не удалось. Более того, никаких их следов не удавалось обнаружить. Тот срез был первым и последним. Однако чем ближе становилось ущелье, тем более нетерпеливым и взбудораженным делался центурион и его солдаты: утомлённые долгим и трудным путём, некоторые даже несколько напуганные смертью шестерых товарищей они жаждали вступить, наконец, в бой с этим неуловимым противником и разгромить его. О, уж этим врагам Валинтада не придётся ждать пощады: солдаты готовы были выместить всё скопившуюся в них злобу на этот коварный лес именно на них. Для некоторых лес и эти добытчики алмазов были уже еденным целым. Терявший терпение (в первый раз за всё время службы) центурион гнал отряд вперёд со всей возможной скоростью, солдаты беспрекословно и воодушевлёно подчинялись ему в предчувствии скорой развязки. Каэр, глядя на их действия, нередко чаще стал качать головой: то, что они делали на относительно привычных скалах, в условиях леса было безумием. Увидев несколько их 'трюков' он запретил их использовать, чем вызвал всеобщее недовольство. Центурион, сжав зубы, согласился. Каэр хотел напомнить ему о погибших, но передумал: он понял, что центурион ответит, что это уже горы, заросли здесь не так густы, опасных обитателей меньше, а топей нет совсем. 'Лес не простит ему его упрямства'. - Подумал Каэр с некоторым злорадством. Конечно, академик эволюционного учения и экологии тропических лесов оказался прав: не успели найти новую подходящую реку, а в горах это было конечно сложнее, поскольку подобных рек было здесь значительно меньше, как список погибших пополнился ещё одним: он просто упал со скалы, не приняв в расчёт то, что они здесь, благодаря деятельности организмов были, как правило, весьма хрупкими и скользкими. Однако должных выводов на этот счёт сделано не было: центурион и другие военные заключили, что погибший был неосторожен, на руку этим объяснениям пришлось и то, что накануне он слегка поссорился с другим солдатом и пошёл на поиски не вполне спокойный. Каэр ничего не сказал: его в горах слушали скорее по инерции и согласно приказу самого ютса, но не вследствие доводов здравого смысла.
  Река была найдена только через два дня. Плыть по ней было легче, чем по прежним рекам: хоть и её течение было намного сильнее, но лодки приходилось тащить волоком гораздо реже, а ведь это было труднее всего. Однако вскоре стало ясно, что к ущелью или хотя бы в его окрестности эта река не приведёт. Центурион долго, несмотря на уверения Каэра не желал её покидать, и его в этом убедило только то, что он может упустить время: алмазов в ущелье много, значит, невзирая на ужасные его условия, можно быстро их добыть на значительную сумму и удалится, тем более зная, что меры против тебя уже наверняка предприняты. Центурион испугался, подумав об этом: найти в лесу противника, как он уже понял, почти невозможно, тем более на обратном пути, когда перемещение не затруднено борьбой с течением и когда реки не уменьшаются, а растут. Подумав о такой возможности, центурион был готов хоть преодолеть всё оставшиеся расстояние пешком, но не упустить врага. Какой страшный позор это был бы! После этого он немедленно отдал приказ оставить реку.
  Путь был нелёгким. Теперь отряд был уже в центральных частях нагорья, и отвесные обрывы стали встречаться чаще. Кроме того, здесь в горах, людей от грозных хищников, обычно носившихся над лесом, мало что защищало: заросли здесь не были сплошными, тем более там, где проходил отряд: заросшие ущелья были слишком часто совершенно непроходимы. Опасность увеличивало ещё и то, что об этих хищниках было известно очень мало, даже относительно большинства других обителей леса, существование которых было подтверждено, и существовала опасность наткнуться на их гнездо, о которых имелись очень разрозненные и скупые данные. Такая встреча не сулила бы ничего хорошего. С этой опасностью Каэр ничего не мог сделать, тем более что солдаты и их командир слушали его теперь не так внимательно как раньше. Стоит ли говорить, что он, уже побывавший в этом ущелье, волновался не напрасно? На шестой день пути двое солдат, шедшие впереди и прокладывавшие более лёгкий путь для остальных исчезли: не вышли на связь в положенное время. Центуриону ничего не оставалось, как продвинутся со всем отрядом вперёд почти вслепую. Он был раздражен: он терял время, эти двое наверняка погибли: его солдаты не могли попасть в плен. Он полагал, что это, может быть и враг, несмотря на то, что Каэр говорил, что это наверняка новый несчастный случай: встреча с врагом исключительно маловероятна. Центурион же придерживался иного мнения: он допускал, что враг обнаружил отряд и просто не решается напасть на него. В итоге догадка Каэра подтвердилась: подойдя к району трагедии, вскоре были обнаружены остатки рации, никаких других следов обнаружить не удалось. Лишь при более тщательном осмотре местности обнаружены были следы крепления верёвок, а Каэр на той скале, где они были найдены, разглядел в подзорную трубу нечто похожее на гнездо крупных летающих хищников: он увидел предметы, которые не могли быть ничем иным как их яйцами. Как видно солдаты зацепили свои верёвки за край гнезда. Сейчас, правда, хозяев гнезда не было видно, но это ничего не значило. Каэр рассказал центуриону, как примерно происходили события. Он отметил про себя, что яйца, как видно не принадлежали ни одному из известных науке видов, а, возможно, и более крупных категорий. Центурион был зол, он не желал верить в то, что лес снова вырвал из его отряда (какого отряда!) двоих. Но Каэр, слушая его угрюмый, недовольный голос, понял, что он не желает признать своих ошибок: ведь если бы солдаты и он сам умерили бы свою уверенность в своих силах на горном ландшафте, то может быть эти двое были бы осторожнее, может центурион не отправил бы их без сопровождения одного из учёных, которые могли бы предугадать то, что на этой скале гнездо. Так что в этой смерти теперь был повинен он сам. Каэр понимал это, но центурион, конечно, не мог. Конечно, где-то в глубине души и он допускал такое, но не отдавал себе в этом отчёт, так что это только разжигало в нём ярость. Тем более что теперь он не мог идти вперёд так же уверенно, как и раньше: случай явно показал: лес он хоть в горах или на равнине, но он остаётся Лесом.
  На восьмой день пути отряд достиг подходящей реки. Возможно, что эта река доходила до самого ущелья. Однако по пути лес, словно желая не дать отряду покоя до самого конца, взял с него ещё дань: при преодолении бурного участка реки, когда лодки пришлось вытащить на берег теперь уже не солдат, а младший центурион, руководящий группой из двадцати пяти человек (теперь в ней осталось только двадцать два) и стоявший в этот момент в незначительной сырой и заросшей трещине крутого берега вдруг вскрикнул и начал опускаться под камни, стоящие рядом солдаты стали вытаскивать его обратно, видя, что они не могут этого сделать, они начали стрелять вокруг него в землю, но не смогли ничего изменить этим: не прошло и половины минуты, как он исчез под камнями. Солдаты поспешили покинуть это место, а Менкр сказал, что то, жертвой чего стал офицер, малоизвестный 'ильной хищник': подобные существа, как правило, не велики и подстерегают добычу в иле, когда та подходит к водоёму, однако о том, что эти существа обладали такой силой как это, слышать академику не приходилось. Что же, в этих горах люди тоже были лишь во второй раз.
  Первые предположения оказались правильными: путь по реке, на второй день которого она взяла свою последнюю дань, был уже не долог, и через три дня среди гор было замечено серое облако: созданное вулканами, породившими и само ущелье и его бесчисленные алмазы, оно постоянно висело над ним. Здесь располагались и самые высокие из известных вершин нагорья, они не были измерены точно и самые высокие из них поднимались над окружающими необозримыми, сплошь заросшими лесом равнинами чуть больше, чем на двенадцать километров. Самые низкие части ущелья, то есть озеро с водой насыщенной сероводородом и сопутствующим ему соединениями лежало на восемь километров ниже уровня мирового океана, и было самой низким из известных точек поверхности Ольвода. Склоны ущелья имевшего шестьдесят километров в ширину и сто в длину были по большей части обрывисты, и на его дно существовало только несколько спусков. Перед тем как начать действия центурион решил послать в ущелье и его окрестности своих людей. Разведку он планировал провести за три дня. Планировать что-либо здесь было вообще легче - экспедицией Каэра были составлены в своё время достаточно подробные карты ущелья и его окрестностей. На эти три дня учёные были свободны: отряд скрылся недалеко от ущелья и до возвращения пятерых разведчиков не должен был сдвигаться с места. Учёные были очень обрадованы тем, что они теперь сумеют распределить добытые по пути сведенья. Каэр решил проверить знания Лиителли по некоторым вопросам, поскольку она ещё училась в университете, и вообще эти дни давали возможность окунуться в более привычную ученым жизнь. Дни эти прошли прекрасно: результаты наблюдений и сборы были не то что чрезвычайно интересными, но, во всяком случае, заслуживающими внимание, Лиителли несколько подзабыла некоторые вопросы, и Каэр ей строго сказал, что когда они вернуться ей надо будет серьёзнее учиться. Однако три дня прошли быстро и учёные вновь вынуждены были вернуться к тому, что было прежде, а это было гораздо скучнее.
  Тем временем Стронс был занят тем, как можно было обмануть врага: все, и самое главное Вавитонк, должны были понять, что враг в ущелье уничтожен. Для этого необходимо было выставить против отряда небольшие силы, но одновременно с этим нельзя было допустить, чтобы хотя бы один из людей Стронса был захвачен валинтадскими солдатами: это означало бы крах всего мероприятия. Значит, в каждом из отрядов должны были быть надёжные люди, способные полностью устранить подобную возможность для солдат Валинтада. Конечно именно то, что ни одного человека не достанется живым Валинтаду, может показаться странным, но ничего не поделаешь, это гораздо лучше. Ущелье далеко, солдатами, которые могут до него дойти, Валинтад очень дорожит и поэтому едва ли только в силу таких подозрений может быть организован новый поход, а чтобы он не был бы организован, нужно было нанести солдатам Валинтада некоторый ущерб - например, сделать так, чтобы в отряде погибло человек двадцать. Однако, предположим, что это возможно, возможно и не дать в руки Валинтада ни одного языка, но как удовлетворить желание Вавитонка найти виновного в этом деле? Если ни одни язык не будет захвачен, то тайна того, кто тайно разрабатывал ущелье останется нераскрытой, а это означает, что Вавитонк подумает, что это может повториться. И это значит новый поход. Что же делать? Как подставить кого-нибудь под роль виновника? Стронс мог пожертвовать ради такой цели кем-либо из своих людей, но как указать Валинтаду именно на нужного человека или - как указать вообще на виновника? Привести же необходимое количество людей из 'большого мира', причём привести так, чтобы когда они об этом бы рассказывали, всё выглядело бы совершенно натурально - чрезвычайно сложно и придется задействовать для этого слишком много людей, а это может даже стать известным спецслужбам Валинтада, так что уже с другого конца действия Стронса могли раскрыться. Это не подходит. Это доставило Стронсу много тревожных раздумий. В итоге Алмаз нашёл нужное решение. Примерно через неделю после нападения на учёных в одной из стран, расположенных неподалёку от Валинтада один из агентов Стронса, занимавший пост довольно крупного чиновника был перемещён. В последствии его переправили в Артессоат. В нужное время он должен был быть доставлен в Аквское ущелье, и как будто при приближении солдат Валинтада покончить с собой. Конечно, это выглядело немного странно: зачем и как этот человек добрался до Аквского ущелья? Но это можно было объяснить тем, что он пытался скрыться, захватив с собой внушительное количество алмазов, Стронс ради такого дела мог бы пожертвовать нужным количеством этих камней, требуемых для того, чтобы усыпить всякие сомнения Вавитонка. После самоубийства главаря, смерти, иногда несколько странные, (ничего не поделаешь), его приспешников не должны казаться такими уж подозрительными. Стронс был доволен таким планом. И приступил к его осуществлению: нужно было довести вид ущелья до нужного состояния, нужно было не оставлять никаких следов деятельности широкого размаха, которая проводилась в ущелье уже много лет. Стронс самолично составлял планы требуемых изменений, подробно просматривал снимки и прочее.
  Все пятеро разведчиков вернулись в положенный срок практическими невредимыми. Центурион был глубоко удовлетворён и этим и всем тем, что они принесли. Как и говорил Вавитонк, враг находился в ущелье уже как видно достаточно давно, хотя центурион до последней минуты верил, что он со своим отрядом мог обогнать его (мало ли по каким рекам продвигались враги Валинтада?!) и устроить в ущелье засаду. Так что к его сладостному предчувствию скорого исполнения возложенной на него наиважнейшей и труднейшей операции прибавлялась и лёгкая досада на то, что не вышло как ему хотелось бы. Однако делать было нечего: необходимо было спуститься в ущелье и уничтожить врага. Перекрывать пути врага, отыскивать места их пребывания вне ущелья центуриону не хотелось: это заняло бы слишком много времени, враг наверняка лучше знает окрестности и возможно даже сможет внезапно напасть на гвардейцев. Центуриона мутило от подобной мысли. Он намеревался уничтожить врага одним махом, за один, максимум за два дня. Наступать было решено по нескольким направлениям, перекрыв тем самым все выходы из ущелья. Однако разделиться центурион планировал у самого ущелья, во избежание возможного нападения. Марш-бросок по горам, окружающим ущелье, центурион хотел было совершить ночью, чтобы людей было сложнее обнаружить, но Каэр и Менкр когда узнали об этом, а центурион по приказу должен был сообщать им обо всех своих решениях, просто с трудом сдерживали своё возмущение. Каэр, менее сдержанный, чем Менкр, сказал:
  - Я не удивлюсь, если когда взойдёт Солнце, вы увидите, что горы и лес сделали за врага всё.
  Центурион понял, что его решение в такой сложной местности - безумие и пришлось жертвовать стратегической безопасностью, но не подвергать людей такой опасности.
  Стронс в это время уже тщательно всё обдумал и подготовил ущелье к операции. Его лазутчики уже отыскали отряд центуриона, и им было известно, что численность его отряда находиться в пределах ста человек. Большего Стронс и не ожидал: он хорошо понимал, каких солдат Вавитонк может отправить на эту операцию. В ущелье к этому времени находилось около сотни людей, и Стронс был согласен 'подарить' Валинтаду алмазы на сумму около пятидесяти миллионов эктэссов или двенадцати с половиной миллионов серонт. Для Стронса это было немного, но для чиновника одной из близких к Валинтаду стран это была огромная сумма.
  Центурион не решился уничтожить врага по схеме осады ущелья: перекрыть все проходы и ждать пока Солнце уничтожит их само, поскольку он не мог быть уверенным, что врагу известны какие-либо проходы, неизвестные ему. Также его лазутчики не смогли обнаружить лагерь противника сверху, это было не удивительно, в горах покрытых лесом его было несложно спрятать. Было известно только его приблизительное местонахождение, которое было определено по тому, куда выходят враги из ущелья.
  В ущелье никто не мог оставаться продолжительное время без поддержки снаружи: жар вулканов, дополненный Солнцем и сернистым газом, быстро бы опустошил любые возможные запасы воды и после очень скоро уничтожил бы людей. Из этого следовало, что кто-то должен остаться наверху и постоянно держать связь с отрядом, доставляя ему воду, а также предохраняя ущелье от возможных подходящих со стороны леса отрядов и бегства врага из самого ущелья. Вместе с этими людьми центурион решил оставить учёных. Врач, более привычный к боевой обстановке должен был идти вниз.
  На рассвете шестьдесят человек двинулись вниз. Отдельные подразделения (как центуриону сейчас не хватало погибшего офицера!) двигались так, что в их поле зрения попадали все склоны ущелья. Спустившись вниз, они должны были замкнуть кольцо вокруг обнаруженных построек врага и за текущий день уничтожить его. Во время спуска враг сделал вид, что обнаружил отряд, точнее одну из его частей, состоящей из четырнадцати человек. Они вышли из-за лавового озера, которое отделяло их от десантников, и решились нападать, когда десантники спустились на дно ущелья. Однако когда этот отряд, в котором было десять вооружённых людей, встал на выбранную позицию, другая группа десантников открыла по ним огонь. Трое были убиты. С этого момента всей операцией по рации управлял сам Стронс. Он приказал всем людям, находящимся в ущелье собраться вместе и атаковать два 'обнаруженных' отряда врага с целью прорваться наверх, также он отдал приказ тем, кто находился наверху атаковать отряды с тыла. Сверху находилось сорок человек, из которых двенадцать имели оружие. Всего для 'представления' Стронс выделил пятьдесят вооружённых и семьдесят невооружённых людей. Сверху в атаку пошли все, и за два часа бой закончился: для десяти лучших солдат Валинтада, которые стояли в этом месте, не составило труда уничтожить сорок человек, из которых вооружены были только двенадцать, даже на столь сложной территории, потери десантников при этом составили трое раненых и один убитый. Солдаты были сейчас уже утомлены трудной дорогой и стремились только скорее закончить всё это как можно быстрее, поэтому не оставить им ни одного живого было не так уж трудно: солдаты не взирая на приказ не очень к этому и стремились, ведь это было сложнее, чем просто уничтожить его. Внизу тем временем центурион применил манёвр, видя, что враг пытается покинуть ущелье: он решил заманить их наверх и уничтожить на склоне, где для этого были все условия: в этом месте уступ на слоне тянулся таким образом, что сначала подходил к самому верху, а потом вновь спускался далеко вниз, почти к самой поверхности небольшого лавового озера, расположенного в этом месте. Вяло ведя бой и не демонстрируя всей численности, отряд начал отходить к склонам. Враг поспешил за ним, и теперь уже собрались все, кто был в ущелье. Эти люди как будто надеялись прорваться, предполагая, что им противостоит не более тридцати человек. Там, наверху уйти будет уже проще. Однако когда они подошли к верхней части уступа они 'поняли', что совершили ошибку: против них не были брошены все силы отряда. Теперь же солдаты противника вышли им в тыл, заняв путь к отступлению вглубь ущелья, а те, кто отступал, заняли позицию наверху. Они были окружены. Некоторые кричали, что они отдадут солдатам Валинтада добытые алмазы, лишь бы они выпустили их из ущелья, но даже это их, конечно, не могло спасти: из семидесяти двух оставшихся тридцать восемь погибли от пуль десантников, а остальных убило солнце к рассвету. Всё это происходило практически на глазах учёных, и ни одни из них не мог уснуть, слыша выстрелы. Воображение Лиителли и Олтонока, которые не знали, что такое бой, рисовало страшные картины, как люди гибнут от пуль и всепожирающего жара ущелья. Порой они даже могли сказать, что слышат эти вопли, хотя до них было несколько километров.
  Отряд потерял по дороге двоих и в бою одиннадцать человек, ещё восемнадцать были ранены. Что и говорить, враг оказал упорное сопротивление. Кроме того, помимо погибших от пуль пятеро умерли от перегрева - один из отступавшего отряда, двое из отрядов, совершивших с целью окружения противника марш-броски по дну ущелья и ещё два в бою, видимо их позиция оказалась слишком близко к лавовому озеру. Однако опять не было ни одного пленного: в первые часы боя люди врага просто бросались в атаку, а потом, поняв, что прорваться невозможно, перешли к обороне. Когда же стало ясно, что внизу никого нет и сам центурион с десятью солдатами спустился вниз то они не нашли ни одного живого.
  Поднявшись наверх к утру, оставив всех раненых на попечение врача, центурион, которого чуть задела одна из пуль решил пойти вниз в ущелье и произвести окончательный осмотр, а также уничтожить все обнаруженные постройки. Также, поскольку пройти через всё ущелье было невозможно, центурион решил отправить поочерёдно каждый из отрядов, атаковавший с соответствующей стороны. На это он выделил два дня. За этот срок все найденные трупы были тщательно засняты для опознания, все обнаруженные постройки уничтожены. Все поручения юста были исполнены, кроме пленного, однако с этим ничего поделать уже было нельзя. Отряд двинулся в обратный путь. Конечно, идти обратно было легче: плыть предстояло по течению. Однако сейчас мешали раненные и путь к той реке, по которой приплыл отряд, занял семь дней. Солдаты были теперь очень осторожны и поэтому за эти дни никто не погиб, однако состояние раненых становилось всё хуже: переход по лесу, наполненному бактериями и мошкарой, не сулил им ничего хорошего. Река была достаточно извилистой и достаточно часто срывалась водопадом и текла по совершено непроходимым для лодок камням, так что некоторые участки, как и прежде, приходилось преодолевать, перетаскивая лодки по берегу. С ранеными это было очень сложно и долго. Так что только через двадцать пять дней горы были пройдены. Лодки сильно отклонились от маршрута, пришлось искать новую реку. По дороге, как бы ни осторожны были солдаты, лес забрал ещё двоих и ещё умерло трое раненых, из них одни умер как видно из-за того, что на солдат, нёсших его на переходе, напала стая каких-то мелких кусачих тварей. Раненый, как видно, не выдержал этого. Центурион на это не реагировал так, как раньше: он понял, что это неизбежно. Он теперь желал только одного: сообщить в Генеральный штаб об успешном завершении доверенной ему операции. Однако на какие-либо награды он не рассчитывал: он не захватил ни одного пленного. Впрочем, может руководство поймёт, что это было чрезвычайно сложно в условиях адского ущелья? Во всяком случае, всех убитых можно теперь опознать и через них, может, понять, кто же стоял во главе всего этого. Впрочем, это уже забота следователей, а не его.
  Путь по равнине занял не намного больше, чем путь по горам, за это время погиб ещё один солдат: река была здесь уже достаточно широкой, и тащить лодки в обход заторов приходилось редко. Однако раненым здесь приходилось много хуже, чем в горах: от пагубного влияния леса их не спасали ни борта лодок, ни лекарства. К тому времени, когда отряд выплыл в Большую Анкофану, (Это было почти в том же месте, где их сбросили с воздуха) умерло ещё пять человек. Таким образом, потери отряда составили тридцать восемь человек.
  Перед тем, как путь подходил к концу центурион по имевшийся рации сообщил о том, что они прибыли, хотя и в том месте, где их сбросили, постоянно дежурил отряд солдат с самолётом. Он и принял потрёпанных десантников. Когда они вернулись в Валинтад, в средства массовой информации были переданы сведения об успешном окончании 'операции по уничтожению злостных противников развитого мира'. О потерях Валинтада при этом не сообщалось: они были очень, слишком велики для подобных солдат: ведь получалось, что не много не мало, а на каждого убитого вооружённого врага (простого проходимца!) приходился один погибший десантник. Конечно, большая их часть погибла не от пуль, но как это объяснить обывателю?
  Специальная комиссия рассмотрела привезённые фотографии и в одном из убитых (по всей видимости, это было самоубийство) опознали одного из чиновников близлежащих стран. Так что предположения Вавитонка подтверждались. Жаль, правда, что ни одного из врагов не удалось захватить живым, но, читая отчёт о том, в каких условиях пришлось сражаться солдатам, Всемогущий ютс всё больше убеждался в том, что это могло бы обойтись отряду слишком дорого. Кроме того, следовало принять во внимание ещё и то, что солдаты были утомлены долгим и труднейшим путём, озлоблены смертями своих товарищей, измучены мошкарой и более крупными обитателями леса. Наверняка только эти солдаты могли пройти сквозь всё и так быстро и умело провести всю операцию в ущелье. Короче, ютс был доволен. Он долго думал, представлять ли центуриона к награде или нет, и в итоге решил представить: он сделал всё, что в его силах. Каэр, правда, говорит, что он не всегда его слушал, а когда отряд вступил в горы, солдаты стали даже как-то пренебрегать им, но что поделаешь, ведь у них нет никакого опыта в войне в подобных условиях. Жаль, что из них осталось только две трети - теперь они станут лучшими из всей армии Валинтада. Да, центуриона необходимо представить к награде. Но только сделано это будет не от имени ютса, а от имени командира центуриона.
  Кроме этого Вавитонк решил встретиться с Каэром. После возвращения известный учёный приехал в Гулу, что облегчило встречу братьев. Встретились они в номере гостинице, где остановился Каэр.
  - С возвращением. - Сказал Вавитонк улыбаясь, когда заходил.
  - Рад видеть тебя. - Ответил Каэр более холодно.
  - Ты не доволен этим походом? - Спросил Вавитонк немного насмешливо.
  - Доволен ли я?! Да ты смеёшься надо мной!
  - Я знаю, знаю. - Ютс тяжёлой ладонью похлопал Каэра по плечу. - Ты знаешь, центуриона я награжу, а тебя - нет. Мне кажется, это будит как раз то, что ты хочешь. Как ты думаешь? - Он вопрошающе, прямо, простым и даже где-то грубым взглядом посмотрел на него.
  - Это будит самое лучшее. Получать награду за всё это?...
  - Я так и думал. На этот раз мы, надеюсь, поняли друг друга?
  - Конечно. Я рассчитывал, что ты так скажешь.
  - А почему же ты не уберёг моих бойцов? - Продолжал Всемогущий Ютс грубовато-шутливо, резко меняя тон и тему, но почти не изменяясь в лице.
  - Не уберёг? В отчётах всё написано подробно. И знаешь, тридцать восемь погибших - это ещё хорошо. Я ожидал худшего, но эти солдаты...
  - Эти солдаты - лучшие из тех, какие есть в нашей стране и, наверное, в мире. Для этих солдат потерять больше трети своего состава в такой операции - это много, очень много. За всё время существования армии этих солдат они потеряли не больше нескольких сотен человек, а их пятьдесят тысяч, а что здесь? Это же разгром и только! - Вавитонк немного улыбнулся.
  - В лесу они ещё не сражались. Если бы не я и мои коллеги то я сомневаюсь, что они вообще бы дошли.
  - Я согласен. Тебе, наверное, не понравилось, за что пришлось сражаться?
  - А мы сражались вообще за что-то? Зачем тебе это ущелье?
  - По закону оно принадлежит нам.
  - К чёрту закон! Пусть оно битком набито алмазами, пусть ещё чёрт знает чем, но тот лес - это не место для солдат! В этом я уверен. И то, что даже эти твои сверхлюди потеряли треть состава - тому доказательство!
  - А, оставь! Валинтад - это Валинтад и тут ничего не поделаешь.
  - Этот лес не простит такой наглости. - Ответил Каэр серьёзно.
  
  VI. Отоны
  
  С того времени как Лионтона овладела крупнейшим месторождением алмазов мира, отношение в Олтилоре к ней переменилось: быть сенцестем, конечно, не позволительно для миллиардера Олтилора, но вот являться родственницей, пусть и далёкой, такого человека как Стронс, да ещё и располагать таким изумительным местом как Гольвард - о, это прелестно! Однако сама Лионтона никак не демонстрировала, что что-то изменилось, на все вопросы, касающиеся Стронса, она отвечала иногда с шуткой, иногда просто уходила от них, порой дополняла свои чрезвычайно скудные сведенья вымыслом. Эти её ответы множили и расширяли многочисленные легенды о Стронсе, ходившие в Олтилоре, которым и без этого была дана солидная почва. Они искажались, их стали связывать с его таинственным исчезновением, при этом догадки и вымыслы превращались в уверенность, а факты терялись. Уже нельзя было понять, что на самом деле представлял собой Стронс и его экономическая империя. Лионтону это мало заботило. Они с Веррэтом желали узнать о нём как можно больше, ведь с его исчезновением они оказались в явном проигрыше. И вот, когда все газеты, радио и телевиденье Валинтада говорили об уничтожении врага в глуши Экваториальных или Анкофанских тропических лесов они получили зацепку в своих поисках. Тем утром, когда Веррэт получил газеты с этими сведеньями (изложенными, конечно, в соответствующем искажении олтилоровской прессой), он позвал в свой кабинет Лионтону.
  - Ты слышала, о чём говорит Валинтад? - Спросил он, когда она вошла и закрыла дверь.
  - Нет. А почему ты меня об этом спрашиваешь? - Спросила она садясь.
  - Вот прочти. - Он показал ей газету, где наиболее ясно говорилось о проведённой операции в тропических лесах. Она быстро пробежала её глазами. - Какое это отношение имеет... А-а! - Её взгляд остановился на совершенно неопределённом месте.
  - И что же, ты полагаешь, что это... Стронс? - Спросила она осторожно.
  - Я не уверен, но это, по крайней мере, относительно близко к его степям.
  - Мало ли кто это мог быть.
  - Ты так считаешь? - Спросил Веррэт испытывающею.
  - Нет. - Сказала Лионтона твёрже. - Ведь то, что кто-то предпринял всё это, значит, что он бросил напрямую вызов самому Валинтаду.
  - Это со ста двадцатью людьми-то? Мыслимо ли?
  - Не знаю. Ущелье ведь очень далеко, кроме того, если верить тому, что пишут, только благодаря случайности стало об этом известно.
  - Это не похоже на Стронса.
  - Это говорит о том, что от случайностей не сохранён даже он.
  - Если это он. Да, даже если это он, то что мы можем сделать? Никто не поверит, ведь он для всех умер.
  - Правильно, но тебе-то говорить об этом совсем не выгодно как все полагают.
  - Возможно, но всё равно это звучит нелепо. В любом случае доказать это нечем.
  - Надо подумать, нельзя упускать такую зацепку.
  - Хорошо, но как мы проверим, что то, что произошло в ущелье - представление? Ведь если это не Стронс, то всё так, как об этом пишут, а если это Стронс, то я не думаю, что мы окажемся лучше спецслужб Валинтада.
  - Ты права. Если уж Стронс и разыграл Валинтад, то мы этого, конечно, не опровергнем.
  - А тебе не кажется странным, что если в этом не сомневается Валинтад, то, наверное, у них имеется такой материал, который просто невозможно подделать?
  - В этом деле невозможного не бывает. Невозможно - это только то, что кажется таким тому, кому надо. Валинтаду, если верить тому, чем занимаются его средства массовой информации, всё кажется таким, как оно выглядит на самом деле потому, что там видимо, никто, не знает о том, кто такой Стронс. О его агентуре, как видно, огромной. Его смерть, наверное, там не вызывает сомнений. Но мы-то знаем, что это не так.
  - Правильно и Стронс об этом тоже может догадаться.
  - Может, но мы должны сделать так, чтобы это нас не заинтересовало.
  - То есть или мы должны начать свои действия так, чтобы он ничего не заметил или отвлечь его внимание? Однако первое трудно себе представить с его возможностями, а второе - трудно сделать. Да и что делать с нашими домыслами?
  - Пока не знаю. Мы уже поняли, что проследить пути следования его капиталов невозможно.
  - Да, самое большее, что мы можем сделать использую появившиеся мои возможности, это определить чем именно он официально занимался и в каких местах. Хотя это тоже не просто: его бывшие служащие или плохо осведомлены или скрывают.
  - Скорее первое. Я слышал, что некоторые из его людей исчезли.
  - Исчезли? - Лионтона вдруг воодушевилась. - А как же его шофёр, может нам удаться узнать у него что-то?!
  - Шофёр? - Веррэт усмехнулся. - Легче получить воду из камня. Да и где его искать? Степи, прибавь к этому ещё пустыню, ещё горы, всё это едва ли нанесено на карты. Где он? У Стронса наверняка есть связи с таолами, трудно найти человека, который бы лучше знал те места, чем он. Нет, даже весь ЦУВР, если захочет едва ли сумет найти этого человека. А почему ты о нём заговорила?
  - Почему? - Загадочно спросила Лионтона. - Всё по тому же.
  Веррэт задумался на долю секунды, а потом с улыбкой в голосе сказал:
  - Ты хочешь так отомстить за себя? - Она медленно и уверено кивнула. - Это будет слабая месть и, кроме того...
  - Я понимаю. Но всё же насчёт слабости не уверена. Этот шофёр наверняка служит Стронсу много лет, я не думаю, что Стронс может его кем-то заменить.
  - Ладно, как бы то не было, а он для нас не досягаем. И, наконец, - в голосе Веррэта появилась нежность, - ты для меня много больше, чем он для него... - Он страстно взял её руку.
  - Не сейчас. - Она отвела руку. - Значит если не шофёр, то что?..
  - Не знаю. А ведь что-то добыть необходимо: подумай: с его смертью наш компромат против него мало что значит!
  - Так ли уж мало? Нам известно, что он жив и что он иногда ездил в степи. Не могут ли из этого заподозрить, что то, что произошло в Аквском ущелье - его рук дело?
  - Не знаю. Если мы сообщим об этом кому-либо здесь, в Олтилоре, то, во-первых, он поймёт, что что-то не чисто и с нами, а во-вторых, он едва ли что-то сумеет сделать: я не думаю, что Олтилор решиться на что-то за спиной у Валинтада, тем более после того, что писала пресса Валинтада про разгром врага в ущелье. А властям Валинтада Олтилор об этом ничего не сообщит, это уж точно. Кроме того, то, что мы встретили его в твоих степях мало что значит: ведь теперь все уверены, что именно Стронс сделал нас мужем и женой.
  - Для этого ему не обязательно ездить в степи.
  - Согласен, но всё-таки это не что-то особенное.
  - Учитывая то, сколько времени он прожил здесь, это может быть странным.
  - Он весь - странный. - Усмехнулся Веррэт.
  - Предположим, а что насчёт того, что он жив?
  - В это трудно поверить.
  - Но ведь Стронс понимает, что это может быть в любом случае опасно для него?
  - Да и что для нас тоже - он тоже понимает.
  - Во всяком случае, это что-то.
  - Конечно. Однако этого мало. Это намного меньше, чем было раньше. И дополнить это мы можем только если сможем узнать, что он замышляет и где.
  - Легко сказать. - Усмехнулась Лионтона. - У нас же нет ни одной зацепки. Не считая, конечно, наших догадок. Но ведь это... ничего!
  - Возможно.
  - Хорошо, давай займёмся другим.
  - Ты не хочешь говорить больше об этом?
  - Что говорить если ни у тебя, ни у меня нет больше никаких мыслей? Мне и так ночью будет сниться что-то об этом.
  - И часто это бывает? - Спросил Веррэт озабоченно.
  - Достаточно. - Ответила Лионтона с оттенком упрёка.
  В ответ Веррэт только вздохнул. Больше в этот день они о Стронсе не говорили, но каждый из них понимал, что другой думает о нём. Вопрос о том, что можно было сделать, не шёл у них из головы. Отчасти, конечно, это было вызвано тем, что некоторые их дела отчасти были связаны со Стронсом. Но лишь отчасти.
  После обеда Лионтона решила заняться своими делами. Дела в Гольварде были налажены Стронсом много лет назад, и менять эти порядки было совершенно ни к чему, однако некоторое вмешательство в этот механизм всё-таки иногда требовались тем более новой хозяйке. Подумала Лионтона и о том, что ей нужно немного изменить некоторые из своих привычек как новой алмазной королеве. То, что мог себе позволить Стронс, было никак не позволительно для неё. За то время, которое прошло со времени получения Гольварда, она успела немного узнать каково отношение к ней в Олтилоре и хоть тень Стронса и попала на неё, но всё-таки она не могла затмить жены артенанфильского аристократа. Стронс - он был частью Олтилора, пусть не похожей на все остальные, пусть обособленной, но частью, артенанфильская аристократия, как бы она порой не старалась быть похожей на исконных олтилорцев, но частью Олтилора она не являлась. И это было уже гораздо сильнее дальней родственницы даже такого человека как Стронс. И всё-таки одно дело просто жена преуспевающего дельца-артенанфильца, а другое - владелица крупнейших алмазных месторождений Ольвода. Свою атмосферу нужно сделать более дорогой; то, что ты сенцест не нужно демонстрировать даже сейчас: этот облик ещё и сейчас, несмотря на все те десятилетия, проведённые Стронсом среди магнатов Олтилора, слишком прочно ассоциируется у всех именно с ним, единственным олтилорцем-сенцестом. Лионтоне совсем не хотелось быть похожей на него, уж пусть лучше на ней лежит тень сурового и древнего Артенанфила, чем этого человека-призарака. Одно из двух приходится выбирать, он чтобы это была лишь тень нужно стараться слиться с Олтилором: её кабинет должен быть типичным для кабинета магната, с поправкой, конечно, на то, что этот магнат - алмазный, её речь, её действия должны стать такими же, как и у прочих членов Олтилора. Правда... Это сложно. Можно сделать каким угодно свой кабинет, автомобиль, самолёт, одежду, благодаря которой в Олтилоре можно полностью перевоплотить свой облик, но как сделать так чтобы в её голосе не звучал необычайный в Олтилоре, экзотический акцент сенцеста? Как сделать так, чтобы её жесты, манера говорить, поведение вообще не говорили о том, что она не родилась здесь, на Олтинском плоскогорье или в его окрестностях? Что можно сделать для этого, как изменить те неуловимо малые отличия в интонациях и выражении, с которым она говорит, те миллиметры в её жестах, которые все вместе говорят: 'Ты не отсюда. Ты не наша'? Может быть, ей следует сейчас поехать в Гольвард, как-то укрепить себя этим? Зачем? То, что она теперь его хозяйка и без этого все знают. Тень Стронса хоть и краешком, но всё-таки лежит на ней, а это значит, что в отношении к ней как к владелице Гольварда это будет сильнее, чем во всём остальном. С этим ничего не поделаешь. Это, конечно, поможет сохранить твёрдость в делах, связанных с Гольвардом, но как, сохранив её изгнать из этого тень Стронса? Этот вопрос мучил Лионтону, и она всё больше понимала, что на него нет ответа.
  В этот вечер они с Устером никуда не были приглашены. Лионтона вяло беседовала с Веррэтом, стараясь не касаться болезненных тем, играла с сыном, Вериесом, но мучившие её вопросы не оставляли. С Веррэтом об этом она говорить не хотела. Засыпая, она решила завтра же начать устраивать свои дела с Гольвардом, получать постоянно о них полную информацию и не упускать ничего важного, не полагаясь на управляющих - в них она видела людей Стронса и боялась.
  Деятельность Лионтоны не вызвала ни у кого недоумения: она ведь была преемницей Стронса, а со столь близкими к такому человеку как Стронс людьми как не укладывалось светская беззаботность. Лионтона уже с самого утра позвонила нескольким крупным дельцам по части драгоценных камней, связалась с соответствующим отделом Олтилора. Она желала обговорить детали договоров, заключённых Стронсом, но в глубине души она делала это затем, чтобы поближе подойти к его возможным людям, а также в деловой атмосфере узнать отношение к ней как к преемнице Стронса. Некоторые из этих встреч, с наиболее мелкими из дельцов, были назначены уже на этот же день, более крупные, а также комитет Олтилора просили подождать даже преемницу Стронса. Это уже означало, что всё-таки одного Гольварда мало, чтобы полностью перенять положение Стронса в Олтилоре.
  Между двумя из этих встреч в машину к Лионтоне позвонил Веррэт и сказал, что хочет с ней поговорить. Лионтона, понимая, что это едва ли нечто важное, не стала отменять ни одну из встреч и сказала, что поговорит после них. Встретились они в вечернее время в городе: Веррэт на своей машине подъехал к ней на набережную Олтоса, неподалёку от которой у Лионтоны произошла последняя за этот день встреча. Выдя из машины, Веррэт сразу увидел Лионтону: она стояла и смотрела на уже тёмное море, где виднелись огни относительно немногочисленных кораблей.
  - Это что, - спросил Веррэт, подходя к ней, - новая алмазная королева?
  - Да, если хочешь. - Сказала она, поворачиваясь, чтобы он мог увидеть её лучше. - Смотри. - Она скинула длинную накидку из чёрной кожи, представ перед ним - вся в сверкающей плёнке, с серебристым узором словно устремлённом вместе с раструбами ниже талии, на плечах и бёдрах и широким воротником, составлявшим словно единое целое с резким, высоким, охватывавшим с боков голову и переходящим в 'крылья' сзади головным убором.
  - Однако. Но зачем ты сейчас в маске, все ведь знают кто ты и откуда? - Её лицо было плотно как никогда затянуто в плёнку (из кишечника, как и прочие), инкрустированную бриллиантами.
  - Я привыкла. Даже как-то непривычно теперь мне без маски на людях. - Лионтона немного кривила душой говоря это, но Веррэт не заметил.
  - Интересно, совсем недавно ты это просто ненавидела.
  - Я быстро привыкаю ко всему новому.
  - Это хорошо. И как к этому хм... обличью отнеслись другие... магнаты?
  - Один из них, владелец торговой фирмы, беспрестанно оглядывал меня, но разве здесь, в Олтилоре, одеждой можно удивить? - Она чуть улыбнулась и бриллианты, окаймлявшие губы, блеснули в свете фонарей.
  - В этом узоре есть что-то от моей страны. - Сказал Веррэт тише, чем всё остальное.
  - Я старалась. - Сказала она гордо. - Однако они даже на меня всю в бриллиантах смотрят как-то не так. Прислушиваются, когда я говорю. Даже несмотря на Гольвард.
  - Он богатые и напыщенные, они воспитывались в той же роскоши, которая окружает их теперь, и они понимают, что у тебя было иначе.
  - Я стараюсь не обращать внимания. Толстые и чванные. - Последние слова Лионтона произнесла на илтенсте и засмеялась.
  - Олтилор. - Сказал Веррэт тоже усмехнувшись.
  - Конечно. Но о чём ты хотел поговорить и почему здесь? - Полушутливый тон уже исчез из голоса Лионтоны.
  - Здесь, просто потому, что мне захотелось посмотреть на море, а поговорить я хотел о том, что сегодня я пытался понять, каково же было состояние Стронса, и подумал, что то, что ты увидела и услышала сегодня, может иметь к этому. Ты понимаешь меня? - Лионтона молча кивнула. - Его состояние - конечно, та его часть, которая может быть известна, составляет где-то от пятидесяти до ста пятидесяти миллиардов. Я не смог оценить точнее.
   - Сумма не малая. - Сказала Лионтона заворожёно. - Значит Гольвард - это не больше чем десятая часть?
  - Скорее всего, меньше. И это всё буквально исчезло. Это ставит множество вопросов.
  - И прежде всего... - Промолвила Лионтона.
  - Да, конечно. Хорошо, может, поедем во дворец?
  - Ты волнуешься? - Лионтона чуть усмехнулась.
  - Конечно. А вдруг услышат? Здесь везде уши. Давай немного побудем тут, а потом поедем.
  - Хорошо.
  Лионтона уже отослала свою машину, и они вскоре уехали в машине Веррэта. Когда они приехали, их разговор продолжался в полголоса в звукоизолированном кабинете.
  - Я вот что думаю, - говорил Веррэт, - если Стронс спрятал такую изрядную сумму, то он, во-первых, видимо, имеет ещё больше, а во-вторых, наверняка замышляет нечто... неслыханное.
  - И ты думаешь, что те леса - это самое благоприятное место для этого?
  - На нашей планете немало белых пятен, но это относительно недалеко от нескольких центров цивилизации, а во-вторых, оно достаточно велико чтобы там можно было спрятать что угодно.
  - И что нам делать с этим? Как проверить?
  - Я не знаю.
  - Подожди, а может нам просто поехать туда?!
  - Поехать? Куда? - Веррэт немного опешил.
  - Ну туда, к нему, и посмотреть, как он устроился. Если это он промышляет в Аквском ущелье, то связано же оно как-то с его остальными владениями!
  - Но это... Это опасно! - Веррэт немного побледнел, но зато Лионтона выглядела возбуждённо, её глаза горели не слабее окружающих их бриллиантов, и Веррэту даже показалось, что даже через маску заметно, что она покраснела.
  - Конечно. - Немного спокойнее, чем до этого сказала Лионтона. - Но разве всё остальное - безопасно?
  - Но это намного опаснее! Ты подумай, ведь после похода Валинтада ущелья наверняка охраняется как... я даже не знаю!
  - Я тоже, но ведь там лес и горы. Как можно там запереть любой проход?
  - Люди Стронса наверняка знают те места как свои пять пальцев.
  - Однако не забывай, что местность вокруг ущелья сильно пересёчённая, а это значит, что, наверное, там нельзя поставить охранников вдоль по его краю, то есть их может потребоваться достаточно много, чтобы надёжно запереть ущелье. Но ведь там лес! В этом лесу люди не согласятся находиться слишком долго, значит, людей потребуется слишком много, а разве это возможно?! - Говорила Лионтона с жаром.
  - Может это и так, но это в любом случае чрезвычайно рискованно.
  - Что ты этим хочешь сказать?
  - Я подумал, что в этом ты права, - заговорил Веррэт размеренно, - более того, Стронс понимает, что его единственный возможный противник - Валинтад, а если он выставит мощную защиту ущелья против его солдат, то в этом проиграет, потому что тогда станет ясно, что в ущелье орудует не просто проходимец, как, в общем, писали газеты, а некто покрупнее. Это значит, что он наверняка не выставит мощной охраны ущелья, во всяком случае такой, которую смогут обнаружить лазутчики Валинтада. Однако это не все трудности. Неужели ты не понимаешь, что Стронс может предугадать то, что мы можем с тобой вот так сесть и предположить всё это? Мы ведь знаем больше о нём, чем все остальные. Как ты считаешь?
  Лионтона остановившимися глазами посмотрела на Веррэта: это ей действительно не пришло в голову раньше, она не думала о том, что Стронс может быть постарается перехватить их ещё задолго до того, как они достигнут лесов. Весь её былой пыл, предвкушение этого дерзчайшего шага выплеснулся в одно мгновение.
  - Ну что? - Испытывающе спросил Веррэт.
  - Как он сможет найти нас в пути? - Пробормотала Лионтона.
  - Он? - Веррэт усмехнулся. - Уж будь спокойна...
  - Не знаю... Ведь если он способен на это, то и весь остальной Олтилор - тем более, а ведь ты понимаешь, что этого нельзя допустить...
  - Конечно, но только Олтилор нас не подозревает в подобных вещах, а значит, что и следить за нами особенно не будут. Мало ли куда направились такие магнаты как мы?
  - Всё, что связано со Стронсом интересует всех. Когда мы исчезнем, многие подумают, что мы, очень может быть, отправились искать пропавшие сокровища Стронса.
  - Или просто отдохнуть от всех.
  - То же может подумать и Стронс.
  - Едва ли: он лучше нас знает, тем более эту сторону. Во всём Олтилоре едва ли найдётся ещё один такой проницательный человек как Стронс. Так что опасность слежки исходит в основном от него. Кроме того, если даже кто-то из олтилорцев и выследит нас в пути, никто не подумает нас перехватывать: это глупейшее, что можно сделать в этом случае. Проследить до конца, да мало ли зачем здесь все следят друг за другом, да что я тебе говорю... Для Стронса же не будет никаких сомнений, что мы отправились именно к нему.
  - Хорошо, но если в Олтилоре узнают, куда мы ездили, то это тоже будет крайне неприятно.
  - Это маловероятно.
  - Предположим, но разве мы никак не можем пустить пыль в глаза Стронсу?
  - Пыль? Это ему-то? Ты поражаешь меня своими дерзкими мыслями.
  - Иначе нельзя. Проиграешь.
  - Наверное. - Веррэт с удовлетворением посмотрел на неё. - Где я ещё найду такую как ты? Да, хорошо, - прежнем тоном заговорил Веррэт, - но может, в ущелье был не Стронс, и всё обстояло там как раз так, как и пишет пресса Валинтада? Разве его деятели столь глупы, что могут только ошибаться?
  - Нет, конечно, но зачем тогда Стронс ездил в степи? Просто для развлечения, его мучила ностальгия? Это подходит для напыщенных слов в средствах массовой информации, но я в это не верю. Зачем в этом случае он это так тщательно скрывал? Значит, было что-то, а разве Стронс допустит, чтобы у него прямо из-под носа воровали алмазы?
  - То, что он что-то делает в степях, это не значит, что то ущелье - его.
  - Перестань, это годится для газет Валинтада, но ведь это не их ущелье. Раз Стронс затевал что-то так близко оттуда, то значит, это его ущелье.
  - Однако ты всё обдумала.
  - Конечно. - Гордо сказала Лионтона.
  - И я даже знаю почему.
  - Почему? - Она слегка похолодела: чувство мести было, наверное, самым сокровенным из всех, и им она не желала делиться даже с Веррэтом. - Не надо, не говори, я поняла. - Проговорила она уже совсем другим голосом, в котором было что-то испуганное и потаённое.
  - Хорошо. - Продолжал Веррэт, как будто ничего и не сказав. - Значит, у нас получается, что в Аквском ущелье - Стронс, и если кто может нас остановить от поездки туда, то тоже только он. Пустить ему пыль в глаза... Иными словами заставить его думать, что мы уехали в какое-то другое место, но не к нему. Как можно это сделать? - Веррэт поднялся с роскошного кресла, в котором до этого он сидел перед Лионтоной. - Начать деятельность, которая как будто нас заставит куда-то ехать. Что это такое? Это может быть только нечто связанное с Линдонетским полуостровом. Или, ещё лучше, с Южным полушарием.
  - Да, конечно, почему по поводу дел с Линдонетским полуостровом мы должны куда-то исчезать?
  - Но вот ведь Стронс захочет, возможно, найти нас, чтобы проверить действительно ли мы уехали, куда ему кажется.
  - А как он это сделает? Где нас искать? Нет, Веррэт, ты слишком опасаешься его, ведь он понимает, что если мы исчезли из Олтоса, то это значит, что то, что мы делаем, нежелательно знать никому во всём Олтилоре. А если это так, то мы должны спрятаться так, что нас никто не найдёт, да и где? Где нас искать? Значит, если он нас не найдёт, то это ничего не будет значить.
  - Не забывай, что Стронсу известно о нас больше, чем остальным.
  - Это ему сейчас мало поможет.
  - Предположим. Значит мы должны заставить его думать, что мы уехали по делам связанным с Южным полушарием. Иными словами мы должны сделать что-то, что укажет ему на то, что мы где-то на юге. Но что это может быть?
  - А Гольвард нам никак не поможет?
  - Операции с драгоценными камнями? Надо подумать.
  - Есть ли на Линдонетском полуострове страны, связанные с этим?
  - Найдутся. Мы можем попытаться заставить его думать, что мы, опьянённые Гольвардом, решили использовать его в наших играх на Линдонетском полуострове и юге планеты вообще.
  - А как это сделать?
  - Например, мы можем изобразить игру с драгоценными камнями, идущими из Южного Союза в Плеитос. Ведь Стронс наверняка понимает, что наши действия на Линдонетском полуострове - это всё поиск ключей к югу. Следовательно, наши махинации с путями драгоценностей не покажутся ему странными.
  - Давай обсудим всё это подробнее. - Сказала Лионтона с живым интересом в голосе и придвинулась ближе к Веррэту.
  Обсуждение затянулось до поздней ночи. Веррэт с Лионтоной старались не упустить ничего из того, чтобы могло указать Стронсу на то, что они блефуют. Веррэт уже успел ознакомиться со структурой связей Южного Союза с Северным полушарием. На основе этого они и строили свои планы. Они говорили то приглушёно, шёпотом, то с жаром, Лионтона была эмоциональнее Веррэта, и жгучие предвкушение мести быстро не уступало в ней место страху. Однако ни на секунду она не задумывалась о том, стоит ли идти на это рискованно мероприятие. Для неё это было совершенно очевидно. Веррэт не разделял её упорства, но всё-таки понимал, что это - единственный возможный выход. Было видно, что его увлекает в этом деле борьба, новая схватка со Стронсом, новые возможные перспективы в своих делах, но никак не чувства похожие на те, что испытывала Лионтона. Желание отомстить Стронсу, которое Лионтона прочла в Веррэте в тот момент, когда вернулась от алмазного короля, в первый раз было мимолётным. Расчёт, дух дельца, побороли его очень быстро: как только он вновь вернулся к своим делам. Этот демон, демон стремления к власти, огромной, всеобъемлющей власти и сейчас полностью руководил наследником престола древней великой империи.
  После нескольких часов обсуждения план был готов. Всё должно было выглядеть как операция, планирование которой было вызвано переоценкой своих сил и, в конце концов, провалившиеся. После этого Клеррарты перешли на обсуждение плана развития своих владений, который они оставят своему управляющему на время отсутствия. Однако эта часть беседы происходила гораздо более вяло, и было уже очень поздно. В итоге они оба уснули так, как и были всё это время: в креслах. Шёл уже четвёртый час ночи.
  Если не случалось чего-либо экстраординарного, то Отонов никто не имел права беспокоить, и они проспали почти до полудня. Веррэт проснулся первым. Он огляделся вокруг и увидел, что Лионтона спит. Он поднялся и сел за свой стол. Потом заметил, что что-то не так и спустился вниз, чтобы умыться. Когда он вернулся, Лионтона уже встала. Она стояла на середине кабинета и подтягивалась.
  - Доброе утро. - Сказал Веррэт. - Точнее добрый день.
  - Однако уже поздно. - Сонно сказала Лионтона. - Но дело стоило того, ведь правда? Мы, кажется, остановились на том, что делать в это время с заводами деталей судов в Тиэнее?
  - Всё самое главное мы уже обговорили. Дальше я сам смогу определить, что нам надо.
  - Ты не желаешь моей помощи? - Лионтона подошло к столу завораживающей походкой.
  - Ну почему же? Просто у тебя есть ещё дела. Да, кстати, я чуть не забыл о завтраке. Ты не хочешь умыться перед этим?
  - Это будет слишком сложно. - Она улыбнулась, и бриллианты на её маске ослепительно сверкнули в лучах Солнца.
  - Ты что же не переоденешься?
  - Нет, у меня ведь ещё нет столько одежд для алмазной королевы. Да и стоит это дорого.
  - Однако это достаточно важно. - Веррэт подумал, что, несмотря на то, что Лионтона и приобрела кое-какие привычки Олтилора, иметь много различной одежды она не научилась, однако он промолчал. - Так приказать принести завтрак? - Спросил он вместо этого.
  - Конечно. - Лионтона зевнула, показав крепкие зубы.
  Во время завтрака они договорили, то, что сон не позволил им обговорить ночью, и после этого приступили к своим достаточно обычным делам. Лионтона пошла в свой кабинет. Уже было совсем не далеко то время, когда её намерения будут притворены в жизнь. Предвкушая то, как поражён и, если можно так сказать по отношению к нему, испуган будет Стронс, когда они сообщат ему о том, что им известно о затеваемых им делах в тайне от всех, она сладостно улыбалась, и её дела шли хорошо.
  
  VII. Ютс
  
  'Странная ситуация сложилась в бассейне Лорвонского океана, что-то непонятное происходит на Линдонетском полуострове, некое подозрительное брожение, какие-то перегруппировки происходят там вместе с недавними событиями на Яорионском архипелаге. Конечно, там, на Линдонетском полуострове как в новом для Олтилоре регионе всегда что-то происходит, но всё-таки сейчас тут больше чем, что-то. Странно всё это. В Ленарии всё тихо, но только пока. Между Либонетом и Эльриором разразилась очередная война, правда, она уже затихает, но, конечно, при содействии Олтоса, но это всё равно несколько взболтнуло ситуацию. В первую очередь странно то, что сам Олтос, то есть его верхушка, к этому не причастны. Но кто же всё это затевает? М-да...' - Так думал Вавитонк, удалившись к себе, в свой непроницаемый чёрный кабинет, после того, как он говорил с Каэром, после его возвращения из тропических лесов. Дело, кажется, достаточно важно и лучшего места, чем этот кабинет не найти: Всемогущий Ютс не любил особенно яркого света, не уважал яркие цвета, одевался просто в коричневые или серые брюки и куртку или нечто вроде серой мантии на церемониях, ни ярких погон, ни золоченых нашивок, ни сверкающих орденов он никогда не носил, свои личные дела держал в картонных, небрежно подписанных папках, как правило, подобные папки не открыл никто кроме него, и хранились они в Чёрном столе - рабочем столе ютса в его личном кабинете, куда никто не имел доступа: даже пыль с него вытирал сам ютс. Этот стол был сделан из одного из тех чёрных деревьев, какое видели участники похода: это был символический дар с намёком на абсолютную, всеобъемлющую и вездесущую власть: тот человек, мебель которого изготовлена из такого труднодоступного и редкого материала не может не обладать всем этим, и на всё Ольводе не было ничего подобного. Дар этот был преподнесён Вавитонку от имени президента Международной Академии, являвшийся крупнейшим центром мировой науки, четыре года назад.
  'Уполномоченным по делам Олтилора в Тиэнее назначен Элерт Лиртер, и это произошло, конечно, не без участия Отона Устера, его жена получила в наследство от Стронса одно из его крупнейших владений - Гольвард. Этого, в общем-то, следовало ожидать: ведь других сенцестов кроме них двоих в Олтилоре нет. Но почему только Гольвард и именно его? Это что-то, да значит. Бесспорно, между Стронсом и Устером существовала связь до прибытия Устера в Олтилор, но вот в чём она заключалась и для чего всё это? Расшатать ситуацию в бассейне Лорвонского океана с целью воздействовать на Южный союз? Возможно, но чересчур туманно. Смерть Стронса под сомнением, то, что Лионтона - его родственница - ещё более сомнительно, впрочем, это не важно, достаточно и того, что она также сенцест как Стронс. Но вот кто есть Устер? Аристократ? Проходимец, нажившийся на падении империи и выдающий себя за аристократа? Кто это? Почему Лионтона его жена? Стронс пообещал ему оставить Гольвард, если он возьмёт себе в жёны одну из своих родственниц? Сомнительно. Зачем это Стронсу? И не вяжется забота о родственниках с его характером. - Вавитонк усмехнулся, словно сомневаясь, что так вообще можно говорить о таком человеке, как Стронс. - Тогда зачем? Устер - Ставленник Стронса, его приемник? Каков бы ни был этот старик, но он понимает, что он не вечен. Отсюда, значит и богатство Устера и его поспешность - Стронс желает проверить каков он в делах и спешит, боится умереть. Возможно, но тогда, опять-таки, зачем Лионтона и почему Гольвард, хотя бы формально завещан именно ей? Только потому, что она сенцест? Неудовлетворительно. - Вавитонк слегка стукнул кулаком по столу, не находя связок всех событий. - Зачем Лионтона? Если её подбросил Стронс, то он прекрасно знал, что к ней в Олтилоре отнесутся неодобрительно, тем более, как к жене артенанфильца, да и сам Устер едва ли с восторгом бы воспринял бы подобное условие Стронса: артенанфилец, ловкий, возможно знатен, и его женой будет неизвестно кто, выходец из дикого, совершенно отсталого народа? Конечно возможно, но только тогда у Стронса насчёт Лионтоны должны быть уж очень далеко идущие планы. Какие? Сейчас, даже, наверное, с помощью тех данных, которыми располагает ЦУВР, этого не понять. Да и в этом нет уверенности. Это просто трудно себе представить. Почему насчёт Устера у Стронса одни планы, а насчёт Лионтоны другие? Или они как-то переплетены? А может всё-таки их связь и вовсе не так глубока, а связь Устера и Лионтоны имеет совсем другие цели и, наконец, остаётся случай: Устер, скрываясь в степях, вывез оттуда Лионтону, а Стронс, видя в её лице единственного оставшегося в Олтилоре сенцеста, оставил ей Гольвард? И он умер на самом деле? Не знаю. Почему вывез? Может, она оказала ему какую-то услугу, когда он бежал из империи? Сейчас решить это нет никакой возможности. Ладно. - Вавитонк встал из-за стола. - Пора ужинать'.
  Слегка щурясь от яркого света комнаты, он вошёл в столовую, где за столом уже сидели его жена, сын и дочь.
  - Вы меня ждали? - Спросил он.
  - Да, - ответил сын, - ты как пришёл в кабинете...
  - Да, есть кое-что, ладно, давайте кушать.
  После ужина Вавитонк пошёл спать, и как ни в чём ни бывало, уснул, мысли о политике не занимали его больше. На следующий день, приехав в правительственный дворец, он почти сразу запросил материалы ЦУВРа по интересующим его лицам. После этого он решил поехать в ЦУВР, который, как и во времена Вамы располагался в здании Адмиралтейства, сам. Не производя лишнего шума, по своему обыкновению, он подъехал к Адмиралтейству и прошёл через несколько цепей охранников и охранных устройств в строжайше засекреченные помещения ЦУВРа. Здесь он встретился с начальником ЦУВРа. Это был невысокого роста, подлысоватый человек лет пятидесяти пяти. Его звание, Высший Консул или Почётный Адмирал, по-морскому и по-вамски, было одним из самых высоких в армии Валинтада. На этой должности этот человек был уже девять лет, то есть с тех пор, когда ещё не было Валинтада. Он хорошо знал Вавитонка, который оставил его на своём посту, когда стал ютсом Валинтада. Только ему одному было известно, что происходило в доверенной ему организации за последние шесть лет, только он один знал, что в необъятном архиве, там, где можно было найти сведенья о любом сколько-нибудь крупном чиновнике или значимом лице из любой лилионтической страны и почти о каждом дельце планеты, не было данных лишь об одном человеке - Аквеле Сантоне Вавитонке. Где они лежали, знал только сам Вавитонк, поскольку находились они в его кабинете, в глубине его чёрного стола. В том же году, когда был подарен стол, году который не был отмечен ни в одном историческом труде как год, содержащий знаменательные события, ютс Валинтада сумел проникнуть в самые сокровенные хранилища своей страны, достичь всех её самых дальних и потаённых уголков и превратиться из правителя крупнейшей страны Ольвода во Всемогущего Ютса.
  Как и предполагал Вавитонк, данные ЦУВРа не могли объяснить всего происходящего. Вопросы о Лионтоне оставались открытыми. Был прослежен её путь в Олтилор, также было известно, что она совершила его вместе с Отоном Устером, но всё это было достаточно очевидно. Откуда ещё мог взяться сенцест, если не из Прианкофанских степей? Достаточно очевидно и то, что Отон Устер ездил с ней: в этих степях ничего не стоит скрыться. Какое к этому отношение имел Стронс, как он поддерживал с ними связь до Олтилора - это было самое главное, но данные на этот счёт отсутствовали, не было данных и о том, что Стронс чем-то помогал им во время пути или указал им его. О самой Лионтоне было известно немного, но, как видно просто потому, что и знать о ней было особенно нечего: родилась в степях восемьдесят пятого дня одиннадцать тысяч шестьсот пятьдесят четвёртого года, покинула степи менее года назад, получила в наследство от Стронса Гольвард. Далее следовали некоторые подробности из её жизни в Олтилоре. Вавитонк просмотрел их вскользь, и они ничем ему не помогли, кроме того, что, по сообщениям агентов, Лионтона, как видно, участвует во всех делах своего мужа. Немного задумавшись над этим, Вавитонк перешёл к материалам об Устере и Стронсе. Здесь было уже больше интересного. Итак, Стронс. Человек крайне замкнутый, семьи нет и никогда не было, о не деловых отношениях с другими людьми ничего не известно. Родился в Прианкофанских степях в одиннадцать тысяч пятьсот семидесятом году, более точной даты и места рождения неизвестно. Когда покинул Родину, имел ли с ней связь в последнее время - неизвестно. Предположительно участвовал в некоторых движениях в Альтонской Еларцее, Артенанфильской империи и некоторых других странах под различными именами. Какими - неизвестно, также неизвестно с какого времени известен под существующим именем. Один из создателей Олтилора. Замешан в международных махинациях в ряде стран Лоронского региона около пятидесяти лет назад. Главный советник Олтилора по драгоценным камням с пятьдесят первого года. Нынешнее состояние оценивается примерно в сто миллиардов эктэссов. Умер в восьмидесятый день зимы одиннадцать тысяч шестьсот семьдесят шестого года. Смерть под сомнением. Из состояния найден только Гольвард, завещанный Лионтоне. Таковы были краткие сведенья о Стронсе. Всё его досье занимало почти целую полку. Здесь были данные о его многочисленных делах за последние полвека, делах как засекреченных, так и нет, разобран предполагаемый ритм роста капитала, влияния и прочего, можно было иногда подумать, листая пожелтевшие листы, что здесь есть всё, но данных, интересующих Вавитонка, не было. Вместо них были лишь домыслы, и они были чересчур туманны и противоречивы, чтобы ими воспользоваться. В биографии Стронса, особенно в доолтилоровский период, было слишком много белых пятен даже для ЦУВРа. Отложив в сторону материалы по Стронсу, Вавитонк перешёл к Отону Устеру. Так же как и в случае со Стронсом неизвестно было настоящие ли это имя или нет, но как видно настоящим оно не являлось. Отон Устер характеризовался как человек энергичный, порывистый, легковозбудимый, в меру общительный, имеющий связи с артенанфильской аристократией, имеющий семью и прочее. Родился в сороковой день весны одиннадцать тысяч шестьсот пятьдесят первого года, место рождения неизвестно. Предположительно выходец из аристократической или, по крайней мере, дворянской семьи. Однако чётких доказательств этому не было, только косвенные свидетельства. Также не было известно, в каких именно махинациях он был замешан на Велико-Анкофанском плоскогорье в первые шесть лет после падения Артенанфильской империи, несмотря на достаточно активную деятельность агентов не прослежено как он оказался в степях, но, предположительно не без участия Стронса. Имеет некоторое состояние, заключённое, видимо, в драгоценностях, реализовывал, по всей видимости, через Стронса, однако официально дел с ним не имел. Вавитонк отложил папку в сторону и задумался. Как в случае Стронса, так и в случае Устера оказывалось, что не хватает самого главного. Какая именно связь существует между этими людьми, и с какой целью, оставалось неизвестным. Из этого следовало, что, либо такой связи не было вообще, либо они её очень хорошо скрывали. Первое - маловероятно, Вавитонк даже полагал, что это невозможно. Гольвард не мог остаться один из состояния Стронса и оказаться в руках Лионтоны только потому, что она - сенцест. Также, почему Веррэт оказался именно в Прианкофанских степях? Что, на плоскогорье негде скрыться? Оно огромно и в его восточных частях человека не разыщут даже агенты ЦУВРа. Значит, Устер не просто так был именно в тех степях, и это означало, что Устер со Стронсом нечто затевали и это находит своё проявление на Линдонетском полуострове. Учитывая то, как быстро выдвинулся Устер, и какие дела числились за Стронсом, можно было заключить, что всё то, что там происходит и даже то, что может произойти с Ленарией - лишь начало, прелюдия к тому, что они готовили. Значит это либо отвлекающий манёвр, либо создание плацдарма. Нужно всё лично детально проверить. Подробнее рассмотреть историю Ленарии за последние шестьдесят лет. Решив так, Вавитонк вернулся к своим более обычным делам. Однако почти все они были так или иначе связаны с Линдонетским полуостровом. За делами он засиделся до позднего вечера. Когда он подъехал к своей квартире, то увидел, что там все окна тёмные. Однако чтобы все легли спать, было ещё слишком рано. Поднявшись, он увидел записку жены на столе - 'Мы уехали на день Рождения Тонзы' - из семьи Вавитонку, когда он работал, никто не звонил.
  - А-а-а! - Воскликнул Вавитонк сокрушённо - Забыл! О, чёрт возьми! Как же это можно?! - Он широкой ладонью хлопнул себя по лбу. - Вавитонк пробыл дома ровно минуту, он зашёл к себе в кабинет, вытащил из стола подарок для дочери и молниеносно спустился вниз, к своей машине. Он, конечно, знал, где его дочь отмечает свой день рождения. Конечно, никто не заметил, как к одному из ресторанов в центре Гулу подъехал автомобиль с ним. Здесь уже звучала музыка, горели цветные огни, и веселилось человек двадцать молодёжи. У дверей Вавитонка остановил швейцар: ему было сказано, что все уже собрались.
  - Выходит, что Тонза не пригласила своего отца? - Спросил Вавитонк.
  - Отца? Но ведь он... Это невозможно...
  - Почему же? - Вавитонк пристально посмотрел на швейцара, и он побледнел у него на глазах, не говоря ничего, он открыл дверь, и Вавитонк, улыбаясь, зашёл в зал.
  - Я, кажется, опоздал, извините. - Сказал он громовым голосом, чтобы его было слышно. Все тут же обернулись в его сторону. Тонза отделилась от всех и подошла к нему. - Извини, я забыл. - Он протянул ей подарок. - Но это больше не повториться, обещаю. - Вавитонк поцеловал её. Она ответила ему.
  - Ну, что ты, ты же занят. Проходи. Ты свободен до утра?
  - Вы собрались здесь быть до утра? - Вавитонк спросил это немного осуждающе.
  - Нет, что ты! - Она рассмеялась.
  - Нехорошо получилось. - Пробормотал он. - Ну ничего. - Он тряхнул головой. - Я обещаю этой ночью загладить свою вину. - Сказал он весело. - Ты не сердишься на меня, ведь в твоём возрасте любая дата - юбилей?
  - Нет, ну что ты.
  - Не могу себя простить, ну да ладно! - Он взял её за руку.
  - Идём, папа. - Сказала Тонза, указывая рукой в зал.
  
  VIII. Отъезд
  
  Спустя несколько дней после беседы Веррэт спросил Лионтону, как идут у неё дела с Гольвардом, насколько успешно идут у неё дела с Гольвардом и как можно будет с помощью него убедить Стронса в необходимой дезинформации. Также он спросил, почему Лионтона в последние дни несколько раз оставалась одна в своей комнате и куда она ездила в прошлый день.
  - Куда? - Немного удивлённо спросила Лионтона. - Я готовлюсь к празднику.
  - Празднику? - Не понимая и с осуждением спросил Веррэт. - Какой праздник в такое время!
  - Какое время? Ни для кого ничего не произошло.
  - Да, но... Подожди, а всё-таки, что за праздник?
  - Как ты можешь этого не знать? - Рассмеялась Лионтона. - Это же Дни Пробуждения.
  - Ах, это этот разнузданный карнавал...
  - Ну почему же разнузданный, раскованный и всё, весёлый, ужасно весёлый. - Она широко улыбнулась.
  - Не знаю. - Мрачно ответил Веррэт.
  - Да ладно тебе. - Она обвила руками его шею.
  Веррэт ничего не ответил. Лионтона не продолжила. Они заговорили о делах. В общем, всё шло хорошо. Едва ли Стронс догадался бы, что в их отъезде что-то не так. После этого Лионтона вновь вернулась к себе, легла на диван, закинув руки за голову, и предалась размышлениям, предвкушая веселье предстоящего праздника, который был пятидневным, ярким и наверняка самым красочным и грандиозным карнавалом планеты. Это был крупнейший и древнейший праздник всего Олтинского плоскогорья, разменявший не одну тысячу лет. Его корни восходили ещё ко времени первобытнообщинного строя. Так в то время отмечали новый год, и изначально это был праздник единения с природой, отсюда и происходил его карнавальный характер: его участники изображали всевозможных существ. Постепенно правила его проведения утратили былую традиционность, в праздники стало больше просто веселья без осознания причины, костюмы становились сложнее и совершеннее, появилась в последствии глубоко укоренившиеся традиция полностью скрывать свою личность на празднике, принимать участие в котором стала главным образом молодёжь - люди от шестнадцати до тридцати пяти лет, появились прочие, более мелкие, неписаные правила. Кроме самых общих черт от древней традиции в празднике осталось только общая радостная, самозабвенная атмосфера, заключительное представление, символизирующие победу добра над злом и венчающие его буйное уничтожение следов праздника, а также то, что мужчины должны были отличаться от женщин, поскольку только от единения этих начал рождается жизнь. С появлением Олтилора соблюдение этого праздника: не появляться в указанные дни на улицах в обычной одежде и на отведённые пять дней в году забыть своё 'я', вошёл в его устав и стал особенно пышен в центральных частях Олтоса - самом ядре Олтилора, районе, где проживали богатейшие люди мира. Здесь люди, пресыщенные богатствами, позволяли себе совершеннейшие костюмы, передававшие почти полное сходство с изображаемыми существами. Негласные правила допускали лишь очень слабые упрощения. Подготовка костюмов стала в последние столетия целым делом и своеобразной традицией: о том, кто их готовит, не должно было быть известно никому. Этим делом занималась старая (правда далеко не такая как сама традиция) женская секта, имевшая значительное, в основном скрытое влияние и известная как Союз Безликих. Глава этой секты была богатейшей женщиной мира, имела обширные связи (конечно, не как глава секты) в деловом Олтосе и в Олтилоре за ней укрепилось прозвище 'золотая ведьма'. Впрочем, для карнавала это не имело значения, и сама она в нём не участвовала даже в дни своей молодости. О секте, о костюмах и самой традиции Лионтона узнавала от своих учителей и советников, а также из книг и журналов и теперь тщательно готовилась к пышному празднику.
  С того момента как Лионтона, пройдя через незаметную дверь во дворце, покинула его и, затянув всё своё тело плотной плёнкой, а также скрыв фигуру в широких одеждах, шла на встречу, всё ей казалось захватывающей, древней и довольно сложной игрой, но всё же не обрядом и не традицией. Даже сопровождавшая её женщина из секты, в её непроницаемом одеянии не рассеивала это ощущение, оно несколько развеялось, когда она ступила на узкую длинную, красивую, но сумрачно освещённую лестницу, ведущую, наверняка, в глубь земли. В конце лестницы была дверь, которая открылась словно по мановению руки Безликой, которая тут же после этого словно испарилась в стенах испещрённых древними рисунками. Переступив через порог, Лионтона оказалась в небольшой комнате со сглаженными углами, гладкими, беловатыми покрытиями и освещённой из стен, пола и потолка. Посередине стояло кресло, у одной из стен был стол с разложенными инструментами, у пола в стенах были ящички. Между всем этим стояли три женщины, которые были ещё более безлики, чем та, которая привела Лионтону: на них были не просто маски без отверстий и плотное одеяние, заострявшие суставы и ниспадавшие с головы, как на первой - они были похожи на лишённых индивидуальности и жизни совершенно белых, гладких кукол без одежды и лиц - только с формой, чем на людей. Одежда была в тон комнаты и это, эта полная безликость, а также какая-то таинственность и обрядность в движениях Безликих чрезвычайно с неожиданной, особенно на фоне тех чувств, с которыми она шла в это место, сильно потрясли Лионтону: она почувствовала будто теряется и растворяется в этой обстановке, Её 'Я' словно улетучивалось. 'Хорошо, что их не сотня'. - Подумала Лионтона, найдя в себе силы немного побороть захлестнувшие её чувства. Она, конечно, знала о существовании Союза Безликих и даже видела их несколько раз, но всё же не подозревала о том, что близкая встреча с ними произведёт на неё настолько сильное впечатление. Спустя некоторое время, выяснив, что хочет Лионтона. (При этом ни одна из них не произнесла ни слова, они только показывали картинки из толстой книги) они приступили к работе, которая растянулась на часы, несмотря на их умение и слаженность. Лионтона несколько раз примеряла отдельные части своего костюма, не снимая с себя тугой плёнки, и ей ничего не казалось странным, всё шло как положено, каждую из частей своего костюма она примеряла, и видела как изготавливают или подгоняют под неё почти все, но всё же это было не вполне так.
  Когда костюм был готов, Лионтона, вспомнив как Веррэт отнёсся к карнавалу и как забыл о нём, Лионтона решила разыграть его. Когда они легли спать, Лионтона вновь поехала туда, где она делала костюм, чтобы надеть его, поскольку он был очень сложен, и надеть его самой было почти невозможно. Вернулась она уже одетой: она вся была чёрной, местами блестящей, панцирной, местами с чешуёй, ноги её были больше похожи на копыта, руки вместе с пальцами были утолщены в тыльной части и походили на клешни, зубы увеличены и клыки торчали вперёд изо рта, больше походящего в остальном на клюв, переплетаясь с белыми шипами, шедшими от носа и щёк, на коленях и локтях также были шипы, они же венчали покрытые блестящими пластинами плечи и бёдра. (Клыки и копыта, которые здесь называли 'антропоморфными частями', пришли в костюмы, когда было открыто Юингское плоскогорье с его Позвоночными) От верха округлой головы с алыми глазами, прикрывавшимися 'веками' с белыми шипами, на спину шёл гребень, оканчиваясь в верхней части спины массивными, четверичными челюстями, похожи на таковые некоторых хищных лилов и направленный вверх. Нечто похожее, только меньшее 'украшало' её груди, соединяясь с шипами на плечах. Что и говорить, спать в этом было неудобно, но Лионтона, представляя себе, как будет поражён Веррэт, только смеялась про себя, возвращаясь во дворец, как можно сильнее стараясь скрыть костюм прежней широкой одеждой. С этой мыслей она заснула. Проснулась она как всегда раньше, чем Веррэт, но вставать не стала, решила посмотреть, как удивится Веррэт, увидев её в постели.
  - Ты ещё не встала? - Сонно спросил он, проводя по ней, покрытой одеялом. - Почему? - Он поднялся в кровати и открыл глаза. То, что он увидел, заставило его с воплем вскочить с кровати. В ответ на это Лионтона встала и, открыв свой клюв, издала звук, который должен был быть смехом.
  - Ты забыл, да? - С трудом проговорила она.
  - Лионтона? - Спросил он, приходя в себя после увиденного. Она кивнула и указала на висевший на стене календарь. - Когда же ты всё это надела? - Он осторожно приблизился к ней.
  - Ночью. Я хотела разыграть тебя. - Веррэт с трудом разбирал слова, вылетавшие из клюва.
  - Однако... Сегодня в полдень, да? - Лионтона кивнула. - Ну, до того времени я успею.
  Оказалось, что Веррэт даже не готовил для себя костюм и теперь выбрать, во что он оденется, ему помогла Лионтона. Немного изменив внешность, Веррэт поехал делать костюм и вернулся уже в нём, точнее он не приехал во дворец, поскольку был уже полдень, а встретил Лионтону в оговоренном месте. Конечно, он узнал свою жену, а не она его, потому что теперь Веррэт выглядел как нечто среднее между каким-то стилизованным хищным лилом и рыцарем со своей Родины. Его голову-шлем венчало нечто плоское и ажурное в плоскости плеч. Оглядевшись, этот лил-рыцарь увидел, что улицы Олтоса уже полны подобными ему и Лионтоне. Никакой церемонии начала карнавала уже не существовало: улицы Олтоса довольно плавно переходили от будничного к праздничному состоянию.
  - Ты что же, так и пойдёшь? - Спросил Веррэт, строго оглядывая Лионтону. Вместо ответа она недоумённо развела руками и кивнула. Хоть она и не могла видеть выражения лица Веррэта, а шлем искажал его голос, она поняла, что он не вполне одобрил её костюм. Оглядев Веррэта, она весело махнула рукой-клешнёй и побежала по улице. Веррэт не стал за ней следить, а пошёл в произвольном направлении. То, что он увидел, заставило его изумиться. Он и не мог представить себе раньше, что это возможно. Хотя он мельком и просматривал журналы, содержащие фотографии карнавала он не думал, что так это всё будет в действительности. Олтос был неузнаваем: дома были обвиты зелёными гирляндами, на улицах и в парках были установлены фантастические сооружения, в высь поднимались разноцветные воздушные шары, аппараты, и из них сыпались на город, точнее на его центральную часть, ленты, пёстрые конфетти и прочее. В воздух взлетали фейерверки. Люди здесь изображали что угодно и притом так реалистично, что казалось, что Олтос действительно переродился на эти дни в обитель персонажей сказок и просто чудищ. И всё веселилось, прыгало, кричало, на улицах играла музыка, были танцы, ставились представления и многое другое. Ни следа от делового центра мира! Карнавал заполнил весь город без отказа! Люди забыли все условности, установленные правила и неистово веселились, образуя эфемерные пары и группы. Самого Веррэта несколько задевали шутками, тянули во всё новые компании, кричали, шутили насчёт его костюма, на что он отвечал достаточно холодно и сухо, но его сдержанность ни на кого не производила впечатления, веселящихся это не останавливало. Веррэт с недовольством смотрел на город, забывший в безумной традиции, по его мнению, своё величие: мыслимое ли дело, чтобы что-то подобное происходило бы в Артенанфиле?! А ведь Олтос по сути дела занял его место. Здесь, в центральных частях города бездумно веселились богатейшие люди мира, возможно прервав тем самым ритм его жизни.
  Посмотрев на людей-чудовищ, мнение Веррэта об Олтосе упало ещё сильнее: разве единение с природой и единство мужского и женского начал, а также потеря своего 'Я' это повод, чтобы в изображаемом чудище были так ясно подчёркнуты особенности различных полов? И это при том, что 'людей' не было на улицах?! Костюм самой Лионтоны тоже не вполне удовлетворил Веррэта, но были и много 'хуже'... Даже те костюмы, которые не были похожи на человеческое тело, (Как, например можно было охарактеризовать убранство состоящие из комка блестящих пузырей, лишь отдалённо похожего на человека, увенчанное ветками или их пучками?!), были неприличны, поскольку и в них подчёркивалось кто есть кто... Особенно Веррэта возмутила одна, скорее всего девушка, состоящая исключительно из упругих, переливавшимися всеми цветками радуги раздутых пузырей, делавших её почти круглой, что не мешало ей идти по городу весьма кокетливо, качая непомерно широкими бёдрами и словно бесстыдно улыбаться невероятно толстыми пузырями-губами. Подхватив по дороге могучее дерево, которое изображал мужчина, они пошли вместе, переплетя руки-пузыри с руками-ветками... Веррэт только посмотрел им вслед, едва не столкнувшись с человеком-плодом с пучком толстых зелёных веток на месте головы, а затем его взгляд натолкнулся на группу девушек, сидевших и кушавших. Он тут же окрестил их 'склизкие твари', поскольку их костюмы были тугими, гладкими, с разводами и с всевозможными извитыми выростами на головах, спинах и преобразованных конечностях, и двигались они, сообразно с ними плавно и медлительно. Веррэт отвернулся, ни имея никакого желания приближаться к ним и уж тем более разделить с ними трапезу, которую они поглощали через трубки, которые, может в подражание пчёлам или бабочкам были частью их костюмов. Двое молодых людей, представленных малопонятными для Веррэта чёрными, страшноватыми, с рядами шипов на спинах, лилами, подошли к девушкам и сели с ними поесть и поболтать, хоть они, как понял Веррэт, не могли говорить, но если речь идёт о единении с природой, то о какой речи можно говорить? Главное здесь - это безумствовать, поглощать еду и невообразимые напитки (все костюмы делались так, чтобы в них можно было, по крайней мере, пить), вопить что есть силы и кривляться, в особенности женщинам. Бурлил, шумел, буйствовал надменный Олтос вокруг недовольного в своём суровом северном высокомерии артенанфильского принца!
  К вечеру Веррэт увидел Лионтону: она весело разговаривала с небольшой группой, где был один яркий цветок, одно чёрное чудище с шипами, охватывавшими всю голову и массивными, зазубренными ногами, белая девушка-овал с большим выделанным лицом и пучками волос сверху и по бокам, а также раструбами у сверкающих рук и ног и что-то вроде коричневатого грибка с наростами, у которого между шляпкой и ножкой были глаза и рот, а также веткоподобные руки. Какого пола это существо Веррэт определить не мог. Веррэт подошёл к ним, и они с радостью приняли его в компанию. Все вместе они пошли чего-нибудь поесть и выпить. В том месте, где они поели, было полно подобных им людей, здесь играла музыка, многие танцевали. Скоро должен был начаться грандиозный фейерверк, и все его нетерпеливо ожидали. Судя по тому, что говорили 'чудище', 'овал', 'цветок' и 'гриб' они уже не в первый раз участвовали в карнавале и примерно знали что будет, но ещё никто не помнил, чтобы фейерверк повторялся: каждый год было что-то новое. В этом году он начался с того, что в воздух взлетел переливающийся пурпурный шар, окружённый фиолетовым ореолом, и взорвался на высоте, разбросав сноп алых искр над городом, над которым потом начали возникать один за другим разноцветные круги, и всё небо стало похоже на волнующийся водоём, только совершенно необычный. За этим последовали новые, подчас неожиданные, фигуры, цветные ракеты чертили в воздухе причудливые рисунки, было что-то вроде цветов и многое другое, Веррэт задумался было, как это всё создавалось, но оставил эти мысли, заворожёно смотря на небо. Он как будто забыл свои дневные раздумья, то, чем возмущался тогда, костюм Лионтоны и всё остальное. Волшебство фейерверка, в котором даже по мнению Веррэта не было и едва ли могло бы быть что-то предосудительное, захватило его. Значит карнавал перекрашивает Олтос на эти дни до самого конца, подумал он - от его жителей, до его неба. Постарались, конечно. Он долго и восторженно смотрел на небо, до самого конца, который был в два часа ночи. За это время компания рассеялась, четверо остальных уже видели фейерверки и хоть они никогда не повторялись, но приёмы их создания в разные годы были всё-таки сходными, поэтому им было не так интересно, как Веррэту и Лионтоне. Веррэта незаметно обняла Лионтона, и они так долго стояли среди толпы людей-чудищь. После этого, как бы встряхнув с себя впечатление, Веррэт сказал:
  - Пойдём домой, уже поздно?
  - Да ты что?! - Возмущённо воскликнула Лионтона, весело отстраняя его. - Всё ведь только начинается!
  Говорить у Лионтоны получалось уже лучше, чем утром и Веррэт всё понял, что она сказала, впрочем, понял бы он это и без слов.
  - Как же так? - Недоумённо спросил он. - Ты что же будишь ночевать здесь?
  - А кто тебе сказал, что я вообще буду спать?
  - Ну как хочешь. - Веррэт направился по направлению к их дворцу. Провести эту ночь на улицах Олтоса совершенно не входило в его планы. Однако то, что она не согласилась с ним, его задело и впечатление, полученное от фейерверка, улетучилось. Кроме того, он хотел посмотреть дела. Что из того, что сейчас праздник? Вдруг ему в голову пришла мысль, а не уехать ли из Олтоса во время карнавала? Жаль, что он не может обсудить это с Лионтоной прямо сейчас. Или может догнать её, она ведь где-то рядом? Но она не пойдёт, это понятно. 'Не желает идти во дворец и не надо'. - Вдруг злобно подумал Веррэт и зашагал быстрее к тому месту, где к нему можно было пройти незаметно. Поднявшись к себе, он снял костюм, который был гораздо проще костюма Лионтоны и стал просматривать дела. Конечно, ничего нового не было и, кроме того, дворец был почти пуст - была только часть охраны и трое слуг, тех которые по возрасту не подходили под участников Карнавала. Конечно, эти люди веселились не в центральных частях Олтоса, у них не было денег на подобные костюмы, а на его периферии. Ехать в офис у Веррэта, конечно не было никакого желания, да и слишком нелепо это было бы выглядеть, поэтому он так и уснул в кабинете у себя в кресле. Проснулся он под невнятный голос Лионтоны.
  - Ты что это делал здесь? - Спросила она.
  - Я?... Я смотрел дела. - Веррэт зевнул. - А что ты здесь делаешь?
  - Пришла узнать, не здесь ли ты. - Лионтона издала звук, который, как видно был смехом в её костюме.
  - Переоденься, и мы поговорим.
  - О чём? - Она изумилась. - Я хотела, чтобы ты оделся, и мы пошли на праздник.
  - Я подумал, - как бы не замечая её предложения, заговорил Веррэт, - не уехать ли нам сейчас.
  - Сейчас? Ты что!
  - А почему бы нет? Сейчас никто этого и подавно не заметит. Лучше время не найти.
  - А потом? Потом они поймут, что мы уехали во время карнавала.
  - Ну и что?
  - Это слишком большой праздник, да и как мы можем пропустить его?
  - Очень просто. Лучше времени нам не найти.
  - Нет, Веррэт, я не согласна: во-первых, не хочется мне оставлять этот праздник, а во-вторых, это будит чересчур подозрительно: все сразу же поймут, что мы затеяли нечто особенное.
  - Сначала ты уговорила меня отправиться в эту поездку, а теперь ты не хочешь ехать?
  - Я не хочу сейчас. После карнавала мы сразу же уедем.
  - Но нас будит легче выследить!
  - Зато это будит не так подозрительно. Ладно, Веррэт, одевайся и пошли.
  - Ты разве не хочешь спать, ты ведь не спала всю ночь?
  - Нет, когда так весело не замечаешь усталости.
  Веррэт как-то неохотно оделся, и они вышли на улицу, которая имела такой же необычайный облик, как и раньше. Он подумал, что может, если бы Лионтона была одета как обычно, он был бы более настойчив и сумел бы уговорить её, но потом он махнул на это рукой, в конце концов, она была права: этот праздник слишком много значит для Олтоса, чтобы они вот так уехали среди него, зачем же строить лишнюю полосу отчуждения, их и без этого слишком много. В этот день Веррэт решил не уходить от Лионтоны, и вокруг них быстро собралась небольшая группа, состоящая из двух пар, были ли они действительно семьями или нет, понять было невозможно. Состав группы несколько раз менялся, но Веррэт с Лионтоной ни разу не оставались одни. При этом Лионтона и ещё двое участвовали в какой-то игре, организованной тремя чёрными хвостатыми чудовищами на площади, сути которой Веррэт так и не понял, хотя и смотрел за ней. В эту ночь не было фейерверка, но теперь по всему городу были зажжены цветные огни. Было очень красиво, но Лионтона примерно к часу ночи уснула - прямо на скамейке в одном из парков. Оглядевшись, Веррэт увидел, что так спят многие, также многие засыпали в кафе и ресторанах. Он и сам был не против поспать, и к трём часам он, после небольшой прогулки по праздничному городу, тоже уснул. Проснулись они поздно, примерно в то же время когда Лионтона в предыдущий день пришла к Веррэту во дворец. Последующие два дня прошли, в общем, сходно с предыдущими. Веррэт в эти дни один раз спал в ресторане, а другой - во дворце. Лионтона не возвращалась во дворец ни разу и беззаботно, как и все окружающие веселилась, два раза не стесняясь гулять по городу с чудовищем явно мужского пола, участвовать в играх, много танцевать, и тому подобное. Веррэт был гораздо более сдержан, и если бы окружающие могли бы видеть его лицо, то нашли бы, что оно совсем не соответствует празднику. Несколько раз окружающие отпускали шутки по поводу его молчаливости, это порой несколько веселило его, но чаще имело обратный эффект и он сурово проходил миму шутников, каким были сейчас едва ли не все. За то время пока рядом с ним не было Лионтоны, он ни разу не оставался в паре с какой-нибудь женщиной - он считал это ниже своего достоинства гулять по городу с девушкой или женщиной, одетой таким, как он полагал, неприличным образом. В конечном счёте он заключил, что Олтилор просто дик и не воспитан, в отличие от его страны, воспоминания о праздниках и балах которой нередко в эти дни посещали Веррэта. Однако как бы поражён ни был бы Веррэт течением праздника, его конец поразил его больше всего. Всё началось с того, что под вечер огни на улицах запылали ярче, появились факелы, установленные на крышах, испускавшие снопы разноцветных искр. Музыка во многих местах стала громче, а танцы на улицах - более буйными. Через некоторое время к нему подбежала Лионтона, судя по её движениям, она была возбуждена и восторженна. Веррэт решил, что она уже достаточно была одна и нужно последнюю часть праздника быть вместе с ней. Лионтона старалась чтобы Веррэт проникся всеобщим настроением, но ей это удалось лишь отчасти. Между тем среди общих танцев, веселья и игр стало видно, что народ мало помалу стремится на центральную площадь города. Здесь на этой площади всё готовилось к заключительной части праздника. Первой половиной, которой, было представление. Сюжет его был очень прост и древен: добро было призвано победить зло. Вели представление двое - мужчина и женщина, он был одет цветущим деревом, она - комком разноцветных, блестящих пузырей с колышущимися выростами сверху. Уследить за ходом представления было непросто, поскольку всё затмевалось песнями, которые пел хор, стоящий позади сцены, почти постоянными танцами и, наконец, костюмами участников, которые в некоторых случаях хоть и имели больше сходства с обычной одеждой, чем костюмы в предыдущие дни праздника, но всё-таки, а может, и поэтому очень бросались в глаза. Трудно было уследить за действиями, к примеру, фантастического существа, покровы которого плавно переходили в части человеческой одежды. Кроме того, на сцене всё двигалось, почти не было декораций, вместо них были люди, ведь действие происходило как бы на лесной поляне. Говорили, что в представлении участвуют и профессиональные певцы и актёры, наряду с остальными людьми. Так это было или нет, понять было невозможно, но, судя по тому, как пел хор, это было правдой. Веррэт вместе со всеми смотрел представление и остался им доволен больше, чем остальным праздником, но тем больше его потряс конец. Силы добра, конечно, победили зло, и когда об этом известили ведущие и был, как будто спет заключительный гимн, музыка, вместо того чтобы стихнуть усиливалась с каждым аккордом. Толпа зрителей приходила во всё нарастающие возбуждение. Веррэт и раньше заметил это, но счёл что это от дикости олтилорцев, теперь он стал думать, что ошибся. Гимн ещё не был допет до конца, как вдруг 'силы зла' ожили и все - и зрители и актёры смешались в кучу. Неизвестно откуда появились корзины с шарами из пены, эффектно лопающиеся при попадании во что-то твёрдое. Сцена покачнулась, немногочисленные, самые основные декорации попадали, хор закидали шарами, и он едва успел разбежаться. Веррэт вспомнил, что ему говорила Лионтона, и что он читал краем глаза в журналах: заключительная стадия карнавала - разрушение, того, во что погрузился город на эти дни. Веррэт был поражён. Он хотел уйти, убежать от этих неистовых толп варваров, но не смог: он оказался в общей свалке. Костюмы не щадили, всюду летели их клочья. В этой суматохе Веррэт потерял Лионтону. Вокруг него стоял визг, крики, треск и всё это происходило под неистовую, дикую музыку. Тут Веррэт и понял, зачем в журналах писали, что под карнавальный костюм одевалась прочная ткань или плёнка: ведь все его участники должны остаться неизвестными до конца. Так что постепенно все приобретали очень похожий вид, хотя в общей свалке трудно было понять где кто, и все рвали, всё, что им попадалось под руку. Площадь была усыпана обрывками костюмов, которые, для большего эффекта, подбрасывали в воздух. Веррэту после первого натиска удалось вырваться, правда, его костюм очень пострадал: его клочья свисали с него, и он был похож на нечто совершено диковинное: то ли рыцарь, изрядно пострадавший в бою, то ли нечто из глубин океана или тропических лесов. Тут к нему подбежала Лионтона: она была вся измазана разлетевшимися цветными шарами, сквозь это виднелись клочья её костюма, которому досталось ещё больше, чем костюму Веррэта.
  - Вот это праздник! - Воскликнула она, дёрнув Устера за свисающий клок 'клешни'.
  - И ты туда же?! - Воскликнул Устер, злобно посмотрев на неё.
  - Э, да ты что?! - Она весело отбежала, подбежала к ближайшей корзине и бросила в Устера шаром. Шар разбился об остаток его шлема. Разозлившись, Устер побежал вдогонку за Лионтоной, но она, пробежав немного, остановилась и закричала:
  - Давайте, на него, все на него! Это рыцарь императора Ада! - И звонко засмеялась. Император ада был повелителем сил зла в представлении, и костюмы некоторых солдат его свиты чем-то напоминали костюм Веррэта.
  Окружающие Веррэта накинулись на него, и от его костюма ничего не осталось за несколько минут, закончив, они принялись друг за друга и вскоре снова потонули во всеобщем буйстве. Веррэт, видя, что Лионтона ничем от них не отличается, решил не оставлять её, тем более, что по мере того как разрушение подходило к концу люди выглядели всё более и более открыто, особенно это касалось женщин, которые все были затянуты под костюмами в плотную и обычно блестящую светлую плёнку. Среди мужчин тоже встречались подобные случаи, но большая часть мужчин была одета в прочные ткани, так что не очень бросались в глаза. (Или так казалось Веррэту?) В такой массе практически одинаковых фигур, да ещё и испачканных пеной найти Лионтону было уже невозможно и Веррэт, как только потерял её из виду, не то что разозлённый, но взбешённый пошёл домой. Он оглядывался несколько раз, посмотреть, не идет ли Лионтона, но её не было. Было уже двенадцать часов ночи. Лионтона появилась только к часу. Она была вся в пене, уставшая, но весёлая. Веррэт встретил её в их общей комнате.
  - Чем ты объяснишь своё поведение? - Грозно спросил он её, одетый так, как будто он и не собирался ложиться спать, а в свой деловой костюм.
  - Что, Устер, тебе не понравилась моя шутка напоследок? - С озорством спросила она его. - Прости, но ты был такой безучастный.... А что это ты так вырядился?...
  - Мне всё не понравилось! - Он грозно встал и хлопнул ладонью по столу. - И это я вырядился?! Посмотри на себя!
  - Веррэт... - От неожиданности Лионтона назвала его настоящим именем и отступила в угол. - Что произошло с тобой?...
  - Со мной?! - Посмотри на себя, на своё поведение, на весь город, на всё! И ты, что-то ещё спрашиваешь у меня? Удивляешься?!
  - Подожди, но ведь это праздник... Мы должны веселиться, весь остальной год...
  - Мне плевать на этот праздник распущенности! Я хочу что бы ты, - он резко указал на неё рукой, - вела себя прилично везде и всегда.
  - Ты не прав, да и что неприличного творилось в городе за эти дни? - Недоумённо спросила Лионтона.
  - Всё, от начала и до конца! Всё, ты понимаешь, всё!
  - И фейерверк?
  - Фейерверк? - Переспросил Веррэт и как бы замешкался, словно ревущий морской вал, наткнулся на скалу. - Нет, нет, это - нет, но всё что его окружало - да! Да, что ты спрашиваешь, посмотри просто на себя? Ты это называешь одеждой?! Это!? - Он закричал, сделал к ней шаг и указал на неё рукой, ища глазами, за чтобы схватить это гладкое, блестящее, чуть серебристое покрытие.
  - Это праздник, Веррэт. - Лионтона пожала плечами, она старалась быть спокойной.
  - Это разврат!
  - Прекрати, Веррэт, не переходи границ. Таковы правила праздника.
  - Значит это узаконенный разврат!
  - Сядь и успокойся. Пора спать, Веррэт, ты устал.
  - Я усну только тогда, когда ты поймёшь меня!
  - Я не пойму тебя! - воскликнула Лионтона решительно, начиная терять терпение. - Ты слишком увлёкся своей неприязнью!
  - Неприязнью? О чём ты? - Повышенным тоном, но уже не так злобно спросил Веррэт.
  - Ты признаёшь только свою империю! - Воскликнула Лионтона, она не хотела говорить 'свою', но это получилось само собой.
  - Это не значит, что можно вот так, - он гневно коснулся её рукой, - разгуливать по городу!
  - Прекрати, Веррэт! - Воскликнула Лионтона. - Если бы мы были бы в Артенанфиле, то ты мог бы говорить так, но того мира больше нет, ты понимаешь - нет! Он исчез. И из-под него поднялся этот с его традициями и устоями! Ты понимаешь!?
  - Нет, не понимаю и не хочу понимать всего этого! Меня волнует, что ты, моя жена так одета и бесновалась вместе со всеми теми... подонками! И всё!
  - Ты не имеешь права так говорить, ты не хозяин всего этого, ты не бог и даже не его подручный, ты здесь живёшь! И ты не можешь говорить так!
  - Не кричи на меня! - Он угрожающе поднял руку.
  - Это что значит? - Она схватила его руку. - Что это?
  - Это значит, что я хочу научить тебя приличию!
  - Значит, ты всё-таки считаешь себя богом или, по крайней мере, таким как Вавитонк или Сенеотес? - Лионтона усмехнулась и пристально посмотрела на его разгневанное лицо.
  - Я не могу так считать. - Произнёс Веррэт тише, чем всё остальное.
  - Тогда что?
  - Я не знаю. - Веррэт вдруг словно обмяк и произнёс это устало, опустив руки, взгляд его угас. Вместо прежнего разгневанного артенанфильского аристократа перед ней был усталый, травимый человек. - Я ошибся, Лионтона, я ошибся. - Он схватил себя за голову. - Я, кажется, что-то сделал не к месту. Я не знаю.
  - Конечно, сделал. К чему всё это твоё блюстительство правил? Здесь всё иначе и этот новый мир нельзя мерить прежними мерками.
  - Но я возмущён. Я возмущён всем этим. - Он указал за окно.
  - Оставь это при себе. Мне радостно, весело, а ты чуть не испортил мне праздник.
  - Ладно, пора спать. - Сказал Веррэт спокойно.
  - Так чем же ты объяснишь своё поведение? - Лионтона встала между ним и дверью.
  - Я ошибся. Ещё рано.
  Лионтона усмехнулась, потом зевнула и вышла. Веррэт пошёл вслед за ней, шли они молча. Однако вдруг их молчание прервал подошедший слуга и, смущённо пробормотав слова извинения, передал им письмо. Адресовано оно было Лионтоне и пришло из Гольварда. На конверте было обозначено, что оно крайней срочности. Лионтона собиралась его вскрыть, но Веррэт, зевнув, сказал:
  - Оставь, что могло случиться такого срочного в эту ночь? Посмотришь утром. Если бы было что, так позвонили бы. Лионтона повертела конверт в руках и подумала то же что и Веррэт. Она была в слишком хорошем настроении, несмотря даже на Веррэта, чтобы подумать о чём-то неладном. В спальню она шла почти вприпрыжку, то и дело идя перед Веррэтом и рассказывая особенно весёлые случаи из карнавала, каковых было множество, моментально забыв и о письме и почти забыв о негодовании Веррэта. Легла в постель Лионтона не снимая плёнки, вспомнив как тщательно её в неё затягивали.
  Ночью ей снились сны о карнавале, однако, в конце концов, уже утром в её видениях появился белый прямоугольник, он порхал над веселящимся городом и упал перед ней. Это было письмо. Лионтона повернулась и проснулась. Поднявшись в кровати, она посмотрела вокруг и увидела тот самый прямоугольник у себя на столике. Значит это не сон. Она торопливо встала, взяла его и вскрыла. В конверте лежал небольшой кусочек бумаги, на котором было написано:
  'Благодаря вашим прекрасным волосам, доставшимся вам от нашего народа, я счёл возможным именно таким образом заключить с вами сделку, равную двенадцатой части той, которую мы заключали с вашей парой впервые'. - 'Что за чушь?' - Подумала Лионтона в первое мгновение, но потом из самых её недр, пронзив и намотав её всю на себя, из неё вырвался вопль: долгий, монотонный, испепеляющий своим ужасом, и, словно повинуясь ему, словно вместе с ним из неё вылетело нечто опорное, основное, её тело стало медленно клониться и как будто сминаться, сморщиваться. От этого вопля Веррэт подскочил на кровати. Спустя мгновение он уже настойчиво спрашивал Лионтону о том, что случилось, но она лишь мотала головой и выла, как раненый зверь. Веррэт посмотрел вокруг, и взгляд его упал на письмо. Он поднял и медленно прочитал его. Он понял, что писавший - Стронс и понял, что именно это стало причиной истерики. Письмо и его заставило похолодеть, но уже через несколько минут он овладел собой, поднял Лионтону, уложил её в кровать, где она немного затихла, и начал думать. Что же, этого следовало ожидать. Не зря ведь Стронс отдал Лионтоне Гольвард. Вот только как быть с отъездом? Ехать сразу, как только Лионтона вернётся из Гольварда, не теряя времени? Нет, не нужно: ведь это письмо должно было в случае того, что Стронс поверит в их дезинформацию, послужить им напоминанием о том, кто истинный хозяин Гольварда, то есть заставит лишний раз задуматься: так стоит ли? Значит, на обдумывание этого должно было уйти время. Веррэт решил, что два-три дня после приезда - это вполне достаточно. В этот момент к нему подошла Лионтона. Она двигалась как тень и, наверное, была смертельно бледна.
  - Значит вот оно как. - Промолвила она голосом настолько безжизненным, что Веррэт несколько похолодел.
  - Это должно было произойти, Лионтона, успокойся, ничего особенно плохого не произошло.
  - Этот старик всюду. Ты это понимаешь? - Как будто не заметив слов Веррэта, сказала Лионтона почти тем же тоном.
  - Всюду? Почему, он послал нам алмазы...
  - Послал алмазы?! Он проник даже в карнавал! - Лионтона пристально, почти безумно посмотрела на Веррэта, чего, правда, Веррэт не увидел из-за плёнки.
  - Но что это значит? - Веррэт выглядел не совсем понимающе и стал уже опасаться за здоровье своей жены.
  - Это значит... - Промолвила она. - Это значит, что даже эта традиция, 'Союз безликих' и всё вообще не устояло перед ним! Он там, он везде!
  - Везде... - Пробормотал Веррэт, начиная понимать, о чём говорит Лионтона. - Возможно...
  - Это кошмар, просто кошмар. - Лионтона сказала это обречёно и зарыдала, упав на колени.
  - Всё изменится, Лионтона, мы поедем, и всё переменится. - Сказал Веррэт успокаивающе.
  - Поедем? - Переспросила Лионтона сквозь слёзы. - Да мы поедем, обязательно поедем! Сейчас это необходимо, без этого нельзя, просто нельзя! - Она вскочила, и глаза её загорелись.
  - Но до этого... - Начал Веррэт без её энтузиазма.
  - Да. - Прервала она. - Надо отвезти алмазы. Я понимаю.
  - Хорошо. Когда ты поедешь?
  - Сегодня. Я не могу ждать с нашим отъездом.
  - К сожалению, нам лучше подождать дня два-три после твоего возвращения.
  - Почему? Зачем?
  - Так Стронс легче поверит, что мы действительно поехали проводить операцию, связанную с драгоценными камнями, идущими из Южного Союза. Ведь он же... способом передачи камней и самой передачей указывает нам на то, кому принадлежит Гольвард. Ведь так? - Лионтона кивнула, и было видно даже через маску, что она лихорадочно об этом думает. - Значит мы должны, получив эти камни и письмо ещё раз подумать над тем, что мы спланировали. Усомнится. И на это уйдёт время. Не много, но подождать необходимо. Ты согласна?
  - Да. Хорошо, я еду. - Она вышла из спальни и пошла к себе. Шла она сначала уверенно, но потом её шаги стали делаться всё менее твёрдыми, когда она зашла к себе и заперла дверь, она встала перед зеркалом и, дрожа, провела руками по затянутым волосам и ушам. Там, под всем тем, что как будто так надёжно скрывало её, находились камни, к которым прикасалась рука Стронса. Стронса! Когда её руки задержались у затылка, ей показалось, что она чувствует спрятанный камень, и хотелось снова вскрикнуть. Закусив обтянутые губы, она сдержалась и решила не извлекать камни в своей комнате, дворце, Олтосе. Пусть они соприкоснуться лишь с тем, что их породило - только с Гольвардом. Достаточно уже Стронс сотворил всего здесь, он даже посягнул на святыни и осквернил их. Нет, алмазы увидят лишь темноту хранилищ и больше ничего. Решив так, Лионтона стала собираться как можно быстрее. Может это и немного странно, что она сразу же после карнавала летит в Гольвард, но ждать она не может. Носить эти алмазы почти в себе, значит носить в себе часть Стронса, быть его рукой, пальцем, ногтем - его частью, вытащить их здесь - значит выпустить этого демона в свой дворец, значит осквернить свой сокровенный уголок также, как Стронс осквернил традиции Олтоса, Олтилора. С такими мыслями Лионтона собралась в дорогу. Когда она закончила, к ней постучал Веррэт, и она открыла ему.
  - Ты уже готова? - Спросил Веррэт входя. - А где алмазы?
  - Здесь. - Лионтона чуть дрожащими руками прикоснулась к головному убору.
  - Ты так всё и оставила? - Удивлённо спросил Веррэт.
  - Да, они будут извлечены только в Гольварде. - Её голос звучал испуганно-мистически. В ответ Веррэт только вздохнул: отношение к Стронсу в Олтилоре всегда имело какой-то оттенок мистики, но он надеялся, что Лионтону это не коснётся. Он ошибся, возможно, потому, что он, хоть и пожил немного в её родных степях, он плохо знал их жизнь.
  - Я провожу тебя до самолёта. - Сказал Веррэт после раздумья.
  Лионтона улетела после полудня, не пообедав. Веррэт, коротко попрощавшись, ещё долго смотрел вслед уходящему в небо самолёту. То, что случилось - очевидно, но она ближе видела Стронса, чем он и ей было страшно. Она боялась этого старика, он - тоже, но было что-то различное и даже очень различное в их чувствах, и что именно Веррэт не мог уловить. Потому он так долго и смотрел на яркое, весеннее небо. Его краски как-то странно переплелись с восприятием Стронса, но как именно он не мог понять. Было что-то очень смутное и отвлечённое. Постояв так пока самолёт не растаял в лучах ослепительного Солнца, он сел в машину и поехал обратно.
  Пока Лионтона летела, её мысли почти не покидали Стронс и Гольвард, который уже успел слиться с ним в единое целое. Ночью ей снилось нечто неопределенное, и спала она плохо. Несмотря на то, что в самолёте Отонов были все те удобства, которые только мыслимо разместить в воздушном корабле она ими не воспользовалась и так и проспала всю ночь в кресле, не раздеваясь. Перед тем как заснуть она просматривала документы по Гольварду, думала что будет говорить, и просто листала имевшиеся на борту журналы, но ни в то, ни в другое вникнуть не удавалось. За этим она и заснула. Проснувшись довольно рано утром, когда самолёт уже приземлился, она позавтракала и принялась читать о том, что представляет Гольвард с точки зрения геологии. Хоть текст в журнале был написан и просто, Лионтона читала его долго: журнал был на Эзэанейском, который был основным научным языком планеты, а этим языком она не часто пользовалась и сейчас, после всего случившегося немного подзабыла его. Однако, привыкнув к нему, она несколько отвлеклась от тяготивших её мыслей. Это было приятно. Как раз расцвело, пора было выходить - у неё была мысль прибыть ночью, но она сочла, что этого не поймёт население - она должна владеть Гольвардом, а стало быть и ими, и он должны это видеть. Она ещё раз подумала, не будит ли ей жарко в этих пыльных горах в том костюме, который она надела ещё в Олтосе, но потом со страхом вспомнила, что о существовании плёнки, натянутой под ним, никто не должен догадаться. Ещё раз посмотрев в зеркало, она осталось довольна: она в чёрной коже расшитой бриллиантами, стянутая талия, сапоги на высоких каблуках, вздутия на бёдрах подчёркивают, что она женщина, на плечах накидка с воротником и бахромой, застёгнутый плотным ожерельем на шее головной убор с козырьком, хвостом, и маской с идущей от ожерелья к переносице пряжкой, руки, затянутые в чёрную кожу с бриллиантовым узором. Разве она так уж похожа на Стронса? Но кто мог сказать, как к ней отнесётся суеверное население Дельегарда!
  Лионтону, как она и предполагала, встречала шумная толпа народу. Все эти разношерстные люди и пыльные скалы встречали нового хозяина. Все толпились, шумели и почти исключительно говорили о ней как оп преемнице Стронса, его продолжении. Когда на трапе показалась Лионтона, на неё устремились тысячи глаз, они пожирали её. Всё в ней, любой изгиб её тела, любое её движение, покачивание частей одежды от жаркого дуновения воздуха, её украшения - всё это привлекало толпу, завораживало её, гипнотизировало, заставляло молча трепетать. Никто не кричал, но это только усиливало нездоровый интерес толпы, её тупое желание лицезреть её, её саму, наследницу самого Стронса. Кричать в её присутствии, преемнице полубога, мыслимо ли?! Репортёры неустанно фотографировали её. Под этими снимками возможно уже сегодня будут печатать громкие заголовки. Лионтоне хотелось отвернуться. У неё было впечатление, что её раздели или даже вскрыли и скрупулёзно рассматривают. Вокруг неё, лежащей и беззащитной, толпится народ и не упускает из виду ни одну деталь, беспрестанно воздаются возгласы умиления и смакования. Это бог, бог которому надо поклонится и поближе рассмотреть которого - достояние. Может люди и боялись разглядывать, но любопытство, сладостное чувство разглядеть бога, когда он так близко, пересиливало всё. Когда Лионтона снизошла на твёрдую землю, и от толпы её отделяло лишь несколько метров, она видела горящие, раболепные глаза, бледные, потрясающе безликие лица и остановившиеся взгляды. Остановившиеся на ней. С большим трудом она прошла по расстеленной дорожке ничем не выдав своих чувств: она шла прямо и ничего не замечая вокруг себя. Бриллианты мешали ей до конца сжать губы, но если бы их не было бы, то всем было видно, что её губы побелели. 'Хорошо хоть я в маске' - Подумала Лионтона в конце пути. Это испытание продолжалось не больше полминуты, после чего она села в машину. Когда машина въехала в город, улицы его были до отказа заполнены народом - теми, кому не хватило место в аэропорту. Но здесь было уже легче: ведь стекла машины можно было закрыть занавесками и ни на кого не смотреть.
  Прямо из аэропорта Лионтона поехала в представительство Олтилора, где она, подлетая к Гольварду, назначила встречу. Конечно, приём её как новой владелицы несколько запоздал, но ведь в Олтосе был карнавал, так что вполне возможно, что Лионтона просто не хотела перед ним отвлекаться на подобные дела и тем более лететь в такое место как Гольвард. Так что все вели себя так, как будто Лионтона только что получила Гольвард в наследство. Встреча была пустой и банальной: представители Олтилора спрашивали шаблонные вопросы, Лионтона на них так же и отвечала, говорила нечто очень избитое и банальное о том, что она собирается делать в Гольварде, как управлять им и прочее. При всём этом ни она, ни представители Олтилора ни разу не упомянули имя Стронса. Говорили 'при прежних владельцах', 'до вас', 'прежде' и так далее. Однако как бы ни формальна была встреча, Лионтоне не было скучно: она старалась понять как же эти люди, представлявшие в этой стране Высшую Ассамблею во времена Стронса относятся к нему тогда и сейчас. Судя по тому, что они не упоминали его имя, они тоже старались забыть его, но, как видно, безрезультатно. А как же они относятся к ней? Толпа - с этим всё ясно, но они - важнее. Однако они настолько сумели отточить своё умение за годы пребывания на постах, что неискушённая Лионтона не могла ничего понять. Возможно, точно так же они говорили бы и со Стронсом, и с другими представителями Олтоса.
  В отведённые ей покои в здании представительства Олтилора она вернулась усталая. Она легла поперёк широкой кровати и утомлённо закрыла глаза. В Гольварде было как всегда душно, жарко и пыльно. Но могло ли это её волновать, когда кругом были эти холодные представители Олтилора, толпа и, наконец, за всем стоящая тень Стронса! Всё это действовало угнетающе. Усталым движением руки в тугой перчатке, она расстегнула надоевшую маску на усталом лице. Веррэт был далёк, и не в ком было искать поддержку, её приходилось черпать её только из самой себя. Но на сколько же могло хватить этого источника, без подпитки, без их дворца в Олтосе, Веррэта, сына? Здесь всё, включая и отведённые ей комнаты (и зачем ей на два дня такая прорва места?), было чужим и враждебным. 'Интересно, - подумала Лионтона, - что бы делал Веррэт в такой ситуации?' Она вздохнула. 'Завтра я закончу всё здесь, а послезавтра - уеду'. - Продолжала думать Лионтона. Она встала и подошла к зеркалу. Нужно было извлечь алмазы. Сколько же можно ждать? Она опять вздохнула, включила свет и начала медленно раздеваться, но когда головной убор был снят, она вдруг испугалась и решила пойти в ванную - в маленькой комнате без окон было спокойнее. Когда она оказалась лишь в плёнке она долго стояла перед зеркалом, обвела руками гладкую голову, потом подошла к двери, боязливо дёрнула её за ручку, оглядела вентиляцию и только после этого взяла ножницы. Тугую плёнку зацепить удалось не сразу, она так и льнула к телу, словно не желая открывать свою тайну. Только после нескольких минут стараний Лионтоне удалось сделать длинный разрез, и она резко, с отвращением стала сдёргивать её. Когда она сползла с головы (Что было труднее всего - мешали нос и губы, на которые была навёрнута плёнка, а также замазанные уши и волосы), из её получивших после многих дней свободу волос брызнули алмазы, а из глаз - слёзы. Сколько раз она представляла себе их, представляла, как это случится, сколько будит алмазов и каких, но когда это произошло, она не сдержалась. У неё всё-таки действительно прекрасные волосы. Для переправки алмазов!... Она рыдала, лёжа на полу думая об этом. Только почти через полчаса она смогла совладать с собой и начать бездумно, с каким-то тупым упорством собирать рассыпавшиеся алмазы и искать в спутанных волосах оставшиеся. Это отняло ещё четверть часа. Когда, наконец, она закончила, она с болью, со слезами, блестящими в глазах, посмотрела на камни, лежащими у неё в руке и вдруг, крепко, так что камни вонзились ей в ладонь, сжала их, и из её также крепко сжавшихся век, потекли скупые слёзы, и тело затряслось в сдерживаемом рыдании... Так, надо искупаться, сложить камни и завтра положить их куда следует. Лионтона вышла, накинув халат и обвязав голову полотенцем, положила камни в небольшую коробочку. (Что она оттуда вынула, она не поняла), вернулась в ванную. Искупавшись, она, дрожа, легла. Спать она не могла. Но ведь надо, завтра трудный день. Прииски, бумаги, сейфы. Он с дрожью думала об этом. Вдруг она вспомнила, что надо поесть, будит казаться странным, что она не ужинала в этот день. Но вдруг кто-то из слуг заметит её состояние? Лионтона боялась. Нужно сдержаться. Она умылась и, стараясь придать своему лицу как можно более равнодушное выражение, позвала слуг. Поужинала она нормально, хоть у неё и не было никакого аппетита. После этого она, посидев ещё немного, пошла спать, приняв снотворное - она никогда не делала этого раньше, но сейчас понимала, что не сможет уснуть просто. Когда она проснулась, было уже утро. Она вспомнила, что намеревалась ехать на прииски к десяти часам. Было самое время. Она встала и быстро оделась во вчерашнее, Завтракать она решила по дороге.
  Прииски и здания управления ими, а также хранилища алмазов располагались почти в часе езды от Дельегарда. От него к самим приискам была проложена хорошая дорога - единственная в стране. Приехав, Лионтона сразу же решила посмотреть дела и добытые в последнее время алмазы. После этого она намеревалась провести небольшое совещание со служащими, а также осмотреть прииски. С трудом Лионтона вошла в здание, где ещё так не давно так часто присутствовал Стронс. Конечно, почти сразу же она сказала, что намерена переделать его и провести ремонт во всём здании, хотя оно было и в отличном состоянии. Сказала она всё это властным и чуть капризным тоном, но это всё было, безусловно, лишь ширмой: здесь ей было ни до того, ни до другого. Надо только положить алмазы куда следует, посмотреть на прииски и поговорить со служащими. Завтра утром она улетает.
  Разобраться с документами было не так сложно: у Лионтоны был уже в этом кое-какой опыт, тем более что в любой момент она могла вызвать одного из управляющих. Когда она закончила с этим, и ей стало ясно, какие именно алмазы из упоминавшихся в бумагах были преданы ей, она решила спуститься в хранилища. 'Там, под землёй присутствие Стронса наверняка будит ощущаться сильнее всего. - Подумала Лионтона. - Надо держаться до конца'. Когда она спускалась, она была достаточно спокойна. Гладкие, стального цвета коридоры и бронированные двери были совершенно безлики. Всё это: невольное ощущение глубины, чувство глубокой защищённости и незыблемости, охватывавшее каждого, кто спускался сюда, эхо от каждого шага, побеждали дух Стронса. До основного хранилища Лионтона и двое сопровождавших её служащих добрались достаточно быстро. Зайдя одна в само хранилище, куда заходить имела право только она и управляющий Гольвардом, Лионтона достала коробочку из сумочки и быстро положила её туда, где было указано в бумагах. Сделав это, она вздохнула с облегчением и, постояв немного, как бы осторожно глядя по сторонам, на небольшие ящички и шкафчики у стен, она вышла. Теперь оставалось только провести совещание и всё.
  На совещании, организованном после обеда, Лионтона говорила хоть и обдуманные заранее слова, но иногда запиналась: единственное, что она хотела теперь это уехать и больше уже не возвращаться в эту обитель Стронса. В зале заседаний перед ней висели часы, и она каждую минуту смотрела на них и всякий раз желала сказать: 'На этом я считаю совещание закрытом'. Но было не время. Люди говорили, говорили много и скучно, порой она их не слушала. И нужно было отвечать на ставимые ими вопросы, вносить предложения, делать поправки, высказывать мнения. О, что за мука!... Лионтоне хотелось вскочить и бежать прочь, к заветному самолёту. Если не время говорить столь желанные слова, то и не надо, надо просто уйти! Это же просто... Просто? Разве так легко уйти от Стронса? Разве он, этот вездесущий старик не настигнет её всюду и как бы быстро она бы ни бежала? Разве если она встанет и убежит, она уйдёт от него?! Что за глупость! Да это глупо, от него невозможно уйти, разве только... Лионтона улыбнулась про себя при мысли об их замыслах. Как же это будит приятно, когда они смогут, наконец, ответить этому наглому старику!
  Совещание окончилось только через три часа. Было половина седьмого вечера, когда Лионтона, наконец, сказала заветные слова и отпустила всех. Сама она быстро спустилась вниз, в свою машину и поехала в представительство. Там всё должно быть готово к её отлёту. Но, вдруг она вспомнила, что ей надо простится с представителями Олтилора. Она прошла в их комнаты, и, сухо объяснив свою поспешность неотложными делами в Олтосе (У неё, внезапно получившей такое наследство так много дел!), коротко попрощалась с ними и выехала в аэропорт. К утру она была уже в Олтосе. В аэропорту Веррэт не приехал её встречать. Как же ей этого не хватало! Почему же он не приехал? Разве он не понимает каково ей?! Подумала Лионтона с обидой, спускаясь из самолёта. Но у неё не было сил злиться на него за это - ей просто хотелось вернуться во дворец и увидеть его. По дороге она с наслаждением, вплетённым в чувство избавления, впитывала вид Олтоса. После серых скал Гольварда его обильная зелень казалась такой приятной и дружелюбной! Приехав во дворец, она поднялась в свою комнату и со слезами бросилась на широкое кресло. В этот момент вошёл Веррэт.
  - С приездом, Лионтона. - Сказал он.
  Она медленно поднялась и вытерла слёзы рукавом.
  - Я вернулась из ада, Веррэт. - Произнесла Лионтона.
  - Я понимаю, Лионтона, но обещаю тебе, скоро всё переменится.
  - Переменится? - Спросила она устало. - Возможно... но этот Гольвард! - Она упала в кресло и зарыдала.
  - Успокойся, Лионтона. Это должно было произойти. Иначе не могло было быть.
  Лионтона словно его не слышала, она продолжала плакать. Веррэт вышел. Она плакала ещё немного, но потом образ Гольварда с его приисками, толпами, дворцами и, наконец, алмазами, стал понемногу таить, и всё сильнее в её воображении появлялась задуманная поездка, и ей делалось легче. Через час она, переодевшись и умывшись, вошла в кабинет к Веррэту.
  - Почему ты не встретил меня в аэропорту? - Спросила она уже не подавленно и устало, а своим обычным, твёрдым голосом.
  - Никто не сомневается в том, что у меня слишком много дел, но это, конечно, не так. Я не встретил тебя потому, что не желал, чтобы ты на виду у людей показала своё настроение после Гольварда.
  - А твоё присутствие разве не могло бы мне помочь?
  - Нет. Если бы я был бы в аэропорту, то ты не стала бы сдерживаться, видя меня рядом, и дала бы волю своим чувствам. Поэтому я и не приехал.
  - Вот в чём дело. - Задумчиво произнесла Лионтона. - Хорошо. Давай поговорим о поездке. Для меня это самое приятное.
  - Хорошо. - Веррэт едва заметно улыбнулся. - За то время, пока ты была в Гольварде, я кое-что подготовил. Ты знаешь, что мы поедем не завтра, а через два дня. Ты помнишь? - Лионтона кивнула. - За это время мы должны всё обдумать последний раз. Весь путь до лесов нам необходимо проделать как можно быстрее. И не только в момент отлёта, но и после него необходимо чтобы все и, конечно, Стронс в первую очередь, были уверены, что мы уехали на юг. Здесь, - Веррэт достал из стола несколько бумаг, - некоторые детали того, что мы как будто стремимся совершить. Даже если наш управляющий и кое о чём догадается, то он либо никому ничего не скажет, это достаточно надёжный человек, либо будит уже поздно, и мы к тому времени уже отыщем логово Стронса. В день нашего отбытия управляющий найдёт у себя письмо с инструкциями. Всё необходимое я уже достал, хоть это и не для тропических лесов: такое есть только в Валинтаде. Так что будет не легко.
  - Я не ожидаю ничего другого. И всё-таки: может, поедем через Южное полушарие? С эти есть какие-нибудь проблемы?
  - Нет, это легко устроить.
  - Тогда летим так. Это хоть и длиннее, но надёжнее и больше похоже на то, что мы задумали.
  - Однако в Южном Союзе мы будим чересчур заметны, ты же знаешь, что люди там существенно отличаются от нас, а людей из Северного полушария там не много, так что мы сразу привлечём к себе внимание.
  - Откуда Стронсу знать, что это мы? Кроме того, мы и должны быть там.
  - Тем более: он сразу же выдет на двух людей с Северного Полушария и выследит куда мы едем. Мало ли где у него люди и что он думает о Южном Полушарии?
  - Но ведь Южное полушарие так далеко!
  - Это не столь важно. Как раз потому что оно далеко, оно и интересно Стронсу.
  - Понимаю... Значит, это - ещё больший риск?
  - Да. Именно. - Веррэт кивнул. - Правда, о том, чтобы не слишком казалось странным, что мы уехали на плоскогорье, я позаботился: проделал кое-какие дела связанные с этим, но всё это - только для Олтилора, если они дойдут до Стронса, то он поймёт, что это не то и подумает о Южном полушарии. И ещё одно: в лесу выследить людей практически невозможно, и потому Стронс наверняка после того, что сделал Валинтад в ущелье, расставит свои надёжные дозоры где-то в Анкофанских горах. Это означает, что мы должны прибыть туда путями, по которым Валинтад не пошлёт своих разведчиков.
  - Разведчиков, чтобы удостовериться, что в ущелье они полностью уничтожили врага?
  - Да. Это, я думаю, не очень вероятно, поскольку Валинтад самоуверен, но возможно. Поэтому Стронс должен знать заранее об их приближении. К сожалению Анкофанские горы не везде преодолимы для самолёта, но и посты Стронса не могут быть очень рассеяны: ведь это опасно. Кроме того в Валинтаде теперь уверены в том, что их противник был мелочью, а значит, даже если разведка будет выслана, то они пройдут по уже хорошо известным путям: никто не будит их вести по каким-то опасным, окольным путям.
  - Поэтому по ним пойдём мы?
  - Именно, там мы уж точно ни на кого не наткнёмся.
  - Понятно. - Сказала Лионтона воодушевлённо.
  Последующие два дня прошли в подготовке к предстоящему. Лионтона была особенно восторженна, и в каждом её движении сквозил порыв и радость. Встречалась с окружающими за эти дни она один раз и по вопросам она поняла, что её настроение они объясняют наследством. На второй день они вылетели в сторону Велико-Анкофанского плоскогорья - так как раньше Веррэт летел в Энээст.
  
  IX. Исартеры
  
  Председатель Высшей Ассамблеи, президент Олтилора - Исартер Сенеотес был уже не молод. Недавно ему исполнилось шестьдесят пять лет. Это был довольно угрюмый, помрачневший с годами человек. Он был относительно высок ростом, имел тяжёлое, но с мягкими чертами лицо, обрамлённое седыми бакенбардами. В жизни он был почти одинок: у него была одна жена, от которой остались сын и дочь, но дочь, обладая непредсказуемым нравом и упрямым характером, лишь только выросла, успела навсегда поссориться со всей семьёй и исчезла из её поля зрения, сын был убит в начале возрождения Олтилора в последние годы существования Артенанфильской империи. Эти события повергли отца в тяжёлое горе: больше детей у него не было. От сына осталась дочь - самый близкий теперь Сенеотесу человек: со своей женой он развёлся несколько лет назад - отношения их с возрастом стали очень портиться. Вдова сына вскоре после его гибели выгодно вышла замуж.
  Семья много значила для Сенеотеса: он не шёл как Вентар, Стронс или Вавитонк к власти всю свою жизнь пока четырнадцать лет назад не вступил на свой пост. Всё это - и его пост, и его дела, и его влияние получились как-то само. Хоть и именно при нём Олтилор поднялся, освободившись от пагубного угнетения со стороны Артенанфильской Империи, и встал вровень с Валинтадом, это была не его заслуга: таков был ход истории. Если бы не его состояние, которое он хоть и значительно увеличил за годы становления, точнее, восстановления Олтилора, но всё-таки получил уже очень большим, и с которым сейчас могли равняться лишь несколько капиталов и сокровищ мира, то едва ли кто-то из его даже самых близких и хорошо знавших его людей мог бы сказать, что этот человек может являться правителем половины мира. Но его судьба, как и судьба всей его семьи, распорядилась иначе. Волей случая именно в руках такого человека оказался самый крупный капитал Олтилора, а вместе с ним и кресло его предводителя. Конечно, всё это оказало своё влияние на него. Считая свою власть и влияние чем-то совершенно для себя естественным, он никогда не упивался ею. Он был угрюм с рождения, а с годами стал всё больше любить одиночество и нередко подолгу сидел в своём кабинете и размышлял. Вот и теперь он думал о последних событиях Олтилора. Разумеется, его внимание не могла не привлечь история, произошедшая с капиталом Стронса. За все сорок лет своей деятельности он не мог припомнить такого случая. То же самое мог сказать любой член Олтилора: ведь исчезло ни много, ни мало, а не менее чем сто миллиардов! И никаких следов этих денег не могли найти. Что это означало? Сенеотес не долго думал об этом. Искать следы этих денег - дело спецслужб. Ему же достаточно знать, что Лионтона Веорис Ийхс-Отон теперь одна из алмазных королей и во главе комитета по драгоценным камням встал другой магнат - более близкий к остальным людям, чем Стронс и уже давно ожидавший этого поста. Но этот Стронс... После его смерти Сенеотес много раз вспоминал его жизненный путь. Но что это могло дать? А сейчас ещё и пропали Отоны. Может, конечно, они просто не разглашали того куда поехали, но всё равно это случилось чересчур внезапно. Что это могло значить? Впрочем, они богаты и, конечно, имеют право на причуды. Да и кто они такие все вообще? Стронс несколько десятилетий стоял во главе комитета по драгоценным камням, Устер и Лионтона? Стоит ли из-за них всех так переживать? Что они собой представляют в сравнении с членами Высшей Ассамблеи и с ним самим? Но Стронс был не просто членом Олтилора и тот образ, который он оставил после себя (Оставил очень на долго) не давал так думать о своём создателе. Долго ещё алмазы, их прииски, хранилища, операции с ними у каждого будут вызывать образ этого старика! И все те люди, в чьих руках оказалась алмазная индустрия Олтилора, и в особенности наследница Стронса также ещё долго будут ассоциироваться с ним, бывшим на протяжении многих лет крупнейшим алмазовладельцем планеты. Призраки не умирают так скоро! И Сенеотес, не взирая ни на своё влияние, богатство, пост, не мог думать иначе. Его капиталы, огромные, фантастические деньги, также как и деньги шести других членов Высшей Ассамблеи перейдут со временем к наследникам, может рассеяться, может, пропадут, деньги Стронса вообще исчезли, но что с того?! О нём осталась память, а что будет с ними? Разве будут так же называть полушёпотом их имена после их смерти и с боязнью рассказывать о тех делах, которые вели с ними, так, как это происходит с ним? Сенеотес не задумывался об этом, но где-то в глубине души он понимал, что этого не произойдёт. Он устало встал из-за стола и посмотрел за окно, на море. Какое оно разное и в то же время неизменное! Столько всего минуло за те годы, на протяжении которых он смотрел из этого окна на море, а ему словно всё равно. Дворцу Исартеров уже почти двести лет. Значит, на это же море из этого же окна также смотрел и его прадед. С тех пор построили набережную, колоннаду, разбили парки, Олтос вырос многократно. Мало ли чего произошло - страшно вспомнить, но море осталось тем же... Те же волны и пена. Посмотрев на него немного, Сенеотес отпер дверь, желая, спустится в гостиную, но в этот же момент на пороге кабинета появилась его легкомысленная восемнадцатилетняя внучка, ведя за руку молодого человека.
  - Добрый день, дедушка! - Звонко воскликнула она.
  - Милтенетта, сколько раз я просил тебя не врываться ко мне. - Ответил он, строго оглядев её всю и задержав взгляд на молодом человеке.
  - Мы с Эмистом решили погулять. Я вернусь поздно! Да, это Эмист Илтос, мой новый друг. - Молодой человек чуть кивнул головой и встал в смущённую позу.
  - А где этот... как его?...
  - Лонтоль? Он мне надоел. - Она звонко рассмеялась. - Так мы идём?
  - Во что ты снова вырядилась? - Спросил Сенеотес, нахмурившись.
  - А что, тебе не нравится? - Удивлённо спросила она, демонстрируя костюм: ниже середины груди, спины и плеч она была вся обтянута блестящей, синей тканью с золотистым узором переходящей в обувь с высокими каблуками и кроме этого, а также частей причёски, изысканных колец и браслетов на ней ничего не было.
  - Я согласен, ты красива, но разве это повод... - Проговорил Сенеотес.
  - Да ладно тебе. - Она махнула рукой.
  - Идите, только смотри, Милтенетта... Пора тебе уже заняться серьёзным делом, кроме тебя у нас никого нет. Тебе уже восемнадцать с половиной лет!
  - Успею ещё. Что, прикажешь сидеть мне целый день в кабинете, как и ты? Мне же только восемнадцать!
  - Когда будит шестьдесят пять, и ты больше не сможешь вот так вертеться, ты заговоришь иначе.
  - Ну о чём ты говоришь, какие шестьдесят пять?! Ну, мы идём.
  - До свидания. - Хмуро ответил Сенеотес и закрыл дверь. Он уже устал бороться с легкомыслием своей внучки - единственной наследнице капиталов Исартеров. Он был уверен, что сейчас она также как и всегда пропустила всё им сказанное мимо ушей. Этот её очередной 'друг' наверняка такой же, как и все предыдущие - развращённый бездельник. Он вздохнул и спустился из кабинета. Милтенетта же с Эмистом беззаботно выпорхнули из дворца и понеслись по городу, в котором не было недостатка в каких угодно развлечениях тем более для таких богатых людей как они. Эмист Илтос был сыном одного из ведущих миллиардеров Олтилора, его отец был уполномоченным в одной из крупных близлежащих стран, но дела семей как будто не волновали ни его, ни её - они, по крайней мере, Милтенетта, и не задумывались, зачем они появились на свет, и чем будут жить, когда наступят те времена, о которых говорил Сенеотес: вокруг и для них лежал огромный, удивительнейший город из своих неиссякаемых недр изрыгавший всё новые и новые забавы, одна удивительнее другой! Стоило ли задумываться над тем, что его возможности могут иссякнуть? Это было смешно! Вокруг этого города лежала такая же страна, вокруг неё - богатейший регион планеты. И всё это для них, везде они могут беззаботно веселится, предаваться всем мыслимым и немыслимым наслаждениям, соблазнам и порокам. Разве не прекрасна ли жизнь? Упиваясь всем этим, эфемерная пара полетела в один из клубов такой же молодежи, как и они. Оттуда ещё куда-то. Все вокруг них беззаботно веселилась, упиваясь чудесным городом и жизнью. Эти люди не знали, что на что-то может не хватать денег. Деньги для них были как воздух - всегда в достатке. На них сверкали неслыханно дорогие украшения, их развлечения стоили безумных денег, но не для них они были безумны - для правителей мира это были вовсе не деньги. Деньги и роскошь, а вслед за ними и всё остальное, как им казалось, для них не имели цены, то есть она была слишком мала для них. Разве можно продавать воздух рядовым людям? Возможно, если кто-нибудь кропотливо посчитал бы, сколько в Олтосе тратится на весь этот блеск, игрища, драгоценности, то получился бы бюджет среднего государства, а может и больше. Как это могло волновать их, если есть тысячи стран, подчинённых их родителям? Любому из них стоило только захотеть и его желание тут же осуществлялось как по волшебству. Точнее - почти любое, иначе чем объяснить то, что в последние годы среди завсегдатаев этих клубов участились самоубийства?
  Эмист с Милтенеттой веселились до глубокого вечера, оба они были полупьяны и оба вдыхали шеарайту - галюциногенный наркотик, имеющий поразительно-сладостное, чудесное действие, возделываемый из привозимого с далёкого юга необычайного и загадочного растения, а потому очень дорогой. Оба были возбуждены и в восторге напоследок поехали во дворец к Эмисту. Он сказал, что собирается представить её своей семье. Милтенетта, конечно, не догадалась, что она не в том виде, что бы познакомится с семьёй Эмиста, не поняла она и того, почему в зале дворца, где они оказались, было много другой молодёжи такой же, в кругу которой они пробыли весь день. Потом вновь появились сине-зелёные пары шеарайты, рекой лились всевозможные напитки, а после этого над её головой стал сгущаться туман. Дальше она уже ничего не помнила.
  Когда память вернулась к ней снова, она почувствовала, что сидит и что-то мешает ей двигаться. Она хотела заговорить, но у неё не получилось. Однако действие наркотика и алкоголя ещё не прошло, и она не могла испугаться. Она помотала головой и промычала. Постепенно пелена перед глазами начала рассеиваться, сине-зелёные клубы постепенно прошли, и она увидела, что никакого зала вокруг нет, а есть только небольшая комната, где кроме неё есть ещё кто-то, потом она разглядела, что это Эмист, она хотела к нему обратится, но он заговорил первым.
  - Ну что, Исартер Милтенетта, проснулась? - Спросил он каким-то странным тоном.
  Милтенетта хотела ответить, но тут поняла, что не может говорить. Что же произошло?! Она хотела дотронуться до лица рукой, но почувствовала, что что-то стягивает её, сидит она как-то странно, не удобно - втиснута в какую-то коробку, а рот у неё открыт, поскольку в нём пробка!
  - Вот ты и у меня. - Он подошёл и издевательски усмехнулся. - Долеталась. Может теперь ты расскажешь мне, почему твоя семья верховодит нашей? Почему я должен был носиться с тобой по этому мерзкому городу, ездить неизвестно куда, исполнять твои прихоти, а моему отцу пресмыкаться перед Сенеотесом, перед всеми его комитетами? Чем же вы заслужили это? Чем, Милтенетта?! Я ненавижу, ненавижу то, что происходит здесь, в этом городе. В Тарнре мой отец - царь, здесь - никто. Почему?! Говори! - Он, распалившись, подскочил к ней и выдернул пробку у неё изо рта. Он слабо простонала, но глаза её уже горели во время речи и тут же на него, как поток воды из прорванной плотины обрушилась бездна брани. Притронутся к Исартеру, к святыне - это невозможно описать словами, Милтенетта, говоря всё, что могла придумать, чувствовала, что это слабо, ничтожно слабо для того, что совершил Эмист. - Хватит, - сказал он после минуты и грубо заткнул ей рот снова. - Так лучше, так ты не капризничаешь, стало быть, мне нечего исполнять, ты не говоришь, что тебе надоел очередной клуб или какая-то забава, но ты не ответила мне на вопрос, если ты способна говорить спокойно, то я открою тебе рот снова, если нет, то что-нибудь придумаю. - Он отвратительно засмеялся. - Ну, что ответишь, красавица? - Он взял её за голову и издевательски ухмыльнулся, смотря ей в глаза. Гнев Милтенетты, конечно, ещё не улёгся, её глаза метались, а из-под пробки и из отверстия в ней доносились нечленораздельные, но явно злобные звуки. - Ладно, вреда от этого не будет, но, если ты опять будишь орать, я тут же забью тебе рот. - Он опять вытащил из её рта пробку.
  - Ты продажная тварь. - Сквозь зубы, несколько истерически, но всё же достаточно твёрдо проговорила она. - Ты низкий подонок, насосавшийся шеарайты. Немедленно освободи меня. Слышишь?! Ты и всё ваше отродье можете уже распрощаться со своими сокровищами. Твоя забава слишком дорого стоила. Сейчас же...
  Ответом Эмиста был громкий, ужасный, самозабвенный хохот, но отошёл от неё и, нагибаясь, хохотал минуты три. Милтенетта первые мгновения ещё говорила, но потом перестала и недоумённо смотрела на него. Он сошёл с ума? Но хмель из неё уже улетучился, и она испугалась.
  - Ты меня насмешила. - Сказал он, наконец, выпрямившись и весь красный. - Я должен тебе кое-что сказать. - Он заткнул ей рот. - Так я могу говорить с тобой нормально, - пояснил он, - этого не будит, когда... впрочем, подожди, ты это достаточно скоро узнаешь, ты, в общем, поймёшь, что то, что с тобой происходит - не шалость. Ты поняла? - Он поднял её голову и посмотрел ей в глаза. - Это - средство. От того, что я тебе говорил. Ты, по-моему, приказала мне освободить тебя? Так вот, не для того чтобы всё это так быстро кончилось, мы всё это затеяли. И ещё: то время когда ты мне приказывала, а я бежал исполнять твои прихоти, кончилась. Для меня и для других. Ты скоро поймёшь это. Что ты на это скажешь? - Он освободил ей рот.
  - Ты и вы все поплатитесь за это. - Сквозь зубы, злобно, но одновременно чуть капризно произнесла она, поскольку продолжала считать, что всё, что случилось с ней - очередная забава, но страх, что до того как она оказалась в этой коробке, произошло ещё что-то, уже овладевал ей, и она больше ничего не сказала. Эмист только усмехнулся.
  - На прощание ты поцелуешь меня. Теперь тебе прикажу уже я. - Он впился ей в обычно красные, но теперь побледневшие губы, она пыталась мотать головой, но он крепко её схватил и не отпускал почти минуту. - Вот и умница. Не хочешь меня ни о чём попросить? - Она произнесла что-то невнятное: обругала его, но теперь уже она боялась и не решилась говорить внятно. Он тщательно заткнул ей рот. - Вот и славно: ударить ты меня не можешь, укусить и плюнуть тоже нет, и сказать ничего не в состоянии. - Он засмеялся. Потом взял ленту и туго обмотал её голову. - Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то узнал, кто это совершает путешествие? Но открывать глаза тебе придётся. - Сказал он, заклеивая концом ленты её глаза. - Компактная получается посылка, а главное - какая ценная! - Он засмеялся, очень довольный фразой и при этом закрыл крышку коробки, куда она была засунута: кубышка, неподвижная и безмолвная.
  Она почувствовала, что коробку с ней куда-то несут. Потом ощутила, что она вместе со всем тем, что её окружает, поднимается в воздух, откуда-то со стороны она слышала приглушённый звук, который усугублял её ужас. Впрочем, к нему она скоро привыкла. Теперь, после того, как она крепилась перед Эмистом, ей хотелось биться, кататься по полу, рыдать, вместо чего она издавала нечленораздельные слуги, мотала головой так, что шумело в ушах, пыталась высвободиться, но тело было слишком туго сдавлено коробкой. Она судорожно, прерывисто дышала, её тошнило, боль в скрученных руках и ногах была, казалось, нестерпимой. Вместо возмущения пришло время ужаса, который наполнил её всю без отказа. Иногда на короткие моменты всё это ослабевало, но потом волна ужаса накатывалась на неё вновь. Так продолжалось долго, но потом волны стали становится всё реже и слабее, тошнота прошла, боль ослабела. Она больше не билась, а сидела тихо, опустив голову и ни о чём не думая. Сколько она так просидела она ни за что не смогла бы сказать, но после этого она уснула. Во сне ужас прошлой ночи не оставлял её, несколько раз она просыпалась, и мотала головой, мычала, но так и не до конца приходя в себя засыпала снова. Когда она проснулась окончательно, она полагала, что ещё спит, она попробовала дернуться, ожидая что, проснувшись, найдёт себя у себя в роскошной постели в своей спальне, но этого не случилось, она снова не могла ни говорить, ни двигаться! Её охватил страх, она сочла, что тому виной шеарайта. Забыв, что она нема, она хотела позвать на помощь, но тут всё вспомнила. Она заплакала, она захотела сжать губы, чтобы сдержаться, но она не смогла. Она вспомнила слова Эмиста и её охватила ненависть. Она придумывала про себя то, как отомстит ему, что с ним сделает, но это тоже скоро прошло: она вспомнила, что это он связал её, и что с ней будет - неизвестно. Ей снова стало страшно, по коже пробежал озноб, во рту у неё пересохло, она начинала хотеть есть. Но теперь всё было уже не так страшно, как было в начале: она начала привыкать, к тому, что случилось, мысли её стали яснее, и она стала понемногу приспосабливаться к новому состоянию. Озноб понемногу прошёл, но голод усиливался. Когда-нибудь её накормят и дадут пить: это говорил Эмист и ведь не для того, чтобы её убить её куда-то везут. Эта мысль её успокоила. Она ещё немного подумала об Эмисте, но больше она уже не взращивала планы мести. Необходимо было держаться и приспосабливаться. Что же будет дальше? За всё время после 'беседы' она впервые задумалась об этом. Её вновь охватил страх, но уже не истерический, а панический. Что с ней сделали до того как связали, она быстро перебирала в мыслях, что это могло быть, думала и, наконец, пришла к выводу, что она в одурманенном состоянии приняла участие в какой-нибудь групповой развратной забаве. Ведь они с Эмистом, как будто были в последние моменты памяти наедине или с его семьёй. Она очень смутно всё помнит, но каких-то стоящих перед ней людей видела. Илтосы наверняка устроили всё так, чтобы было как можно отвратительнее. Но разве её дед, Сенеотес не найдёт средства присмирить их или... вообще устранить? Разве этим они заставят его петь под свою дудку? Ведь если они расскажу обо всём этом, то тень падёт и на них. Её охрана была, наверное, с ней до самого дворца Илтосов или даже дальше. Она плохо в этом разбирается, тем более сейчас. Думая об этом, она, как ей казалось, совсем успокоилась, а вскоре вновь уснула, на этот раз всё было спокойнее, чем в прошлый. Когда она пробудилась, её не мучило желание проснуться снова, она только спокойно сидела и первое время старалась ни о чём не думать, но всё-таки мысли постепенно овладевали ей, и она стала думать над тем, что же всё-таки сделали Илтосы, точнее не что, а для чего. Как они сумеют использовать то, что они с ней сделали? Конечно, занимаемая ими позиция в Олтилоре намного слабее её семьи и её семья потеряет больше оттого, что о ней станет известно всем, но ведь самим Илтосам от этого не станет легче! Или то, что говорил Эмист о ненависти, так же сжигает и всю их семью, и они готовы сделать всё для того, чтобы это прекратить? Милтенетта думала об этом долго, но поняла, что это не серьёзно, выпивший Эмист не мог говорить обо всей своей семье. Значит, кто-то есть ещё... Илтосы действовали по заказу? Илтосы?! Ей стало жутко от этой мысли. Кто же это?! Кто?! Она дёрнулась, и ей показалось, что обмотка чуть сдвинулась с места, она начала делать усилия, мычать, но безрезультатно. Куда уж ей... Кто руководит Илтосами мог её хорошо скрутить и не только её. Она почувствовала себя ослабевшей, обессиленной, голод и жажда давали себя знать, но сильнее этого было ощущение затравленности, неслыханное ранее чувство подчинённости. Вот, значит, о чём говорил Эмист... Она застонала. И она, только она в этом виновата. Её семья! Как она расскажет об этом Сенеотесу, отцу, матери?! Как?! А ведь это необходимо, неминуемо. Ей прикажут... Он продолжала стонать. За что? Она перебрала все те беды, которые она принесла, и ей стало плохо. Она вновь попыталась высвободиться и на этот раз её 'упаковка' показалась ей крепче и надёжнее, чем раньше. Что же делать? Что... с этой мыслей, грызущей её она уснула. В этот раз ей снилось, что ожидает их семью, проснулась она, мыча и мотая головой, ей хотелось кричать 'Нет!'. Голод и жажда усиливались, она томилась, всепоглощающая тьма давила, снедала её. Она уже была слишком измучена, чтобы рваться из путов и теперь только ожидала развязки, но её всё не было. 'Сколько это может продолжаться, куда меня везут?' - В панике думала она. Голод и жажда делались сильнее. Отёкшее тело ныло. Она была в полубессознательном состоянии, когда почувствовала, что-то то изменилось: глухой звук прервался. Это случалось и раньше, но она этому тогда не придавала значения. Однако теперь послышались ещё как будто шаги. Она вздохнула. 'Прибыли?' - Смутно подумала она. Её понесли, потом поставили. После этого наступила тишина. Милтенетта почувствовала, что паника овладевает ею, что если бы не пробка она бы уже выла: мотать головой не было сил, хватало лишь на слабые движения. Вдруг послышался скрежет и на неё обрушился свежий воздух, она жадно, вытянув шею, задышала до тех пор, пока безмолвие не прорезал скрежещущий голос:
  - С приездом, Милтенетта Исартер. Тебя сейчас накормят, и я поговорю с тобой.
  От этих слов Милтенетта словно встрепенулась: она подняла голову и резко повертела ей. Кто же был обладателем этого голоса? Она знала, что никогда не слышала его раньше, и тем сильнее были её переживания. Потом она услышала чьи-то приближающиеся, твёрдые шаги и почувствовала, что ей открывают глаза. Это было несколько больно, и она чувствовала, что её сердце бьётся учащённо. Она ощутила почти избавление. Комната, точнее часть комнаты, поскольку перед ней была ширма, куда её принесли, была полутёмной, но она поморщилась от света после почти четырёх суток тьмы. Перед ней стояла женщина, выглядящая как женщины-служащие у крупных магнатов Олтилора. И хоть её строгая чёрно-белая фигура едва ли что-то могла прояснить, но она была хотя бы знакома Милтенетте, чувствовавшей себя низвергнутой в иной мир: ведь почти также выглядящие женщины служили и её приёмного отца и деда. На этот раз, однако, эта женщина была одной из приближённых Стронса: она готовила ему еду, ухаживала за допрошенными наподобие Лионтоны, принимала вербуемых подобных Милтенетте и, покидая покои Стронса, делалась одной из достаточно высокопоставленных фигур в Артессоате. Милтенетта, увидев её облик, подумала, что, наверное, тот, кому служили Илтосы из Олтилора. Значит, в этом союзе существовало что-то разъедавшее его изнутри? Не успела Милтенетта подумать так, как в отверстии её пробки оказалась воронка и в самое горло полилась жидкость. Она задыхалась, из её глаз потекли слёзы. Потом поток прекратился, но воронка осталась. Женщина дала ей отдышаться и повторила операцию. Так продолжилось несколько раз, и Милтенетта почувствовала себя насытившийся, просто наполненной. Потом женщина ушла и убрала ширму. Милтенетта огляделась и обомлела: перед ней сидел Стронс, воскресший из мёртвых! Этот нетленный, нечеловеческий человек-призрак, алмаз, алмазный король, близкий к Высшей Ассамблее, но кто же теперь?! Приближённый к потустороннему миру?! Всё это неописуемо быстро пронеслось в мыслях Милтенетты, заставив её сначала отчаянно замотать головой, словно не веря своим глазам, потом приложить все усилия, чтобы вырваться из путов и освободить рот, издавая все возможные звуки, а затем, надломлено застонать. Её прошиб холодный пот.
  - Я понимаю. - Заговорил призрак. - Но это я. Тебе уже передано всё, что необходимо передать до меня. Я скажу тебе только самое главное. Я жив, ты в полном порядке. - Он пронзил её глазами и спросил. - Помнишь ли ты тех, кто был с тобой во дворце Илтосов, кроме них самих? - Она отчаянно замотала головой. - Ну вот видишь, тебе ничего не мерещится. С тобой произошло там, то, что очень поколеблет вашу семью, если станет известно всем. Посмотри на это. - Он выложил на стол несколько фотографий, и Милтенетта поняла, что её наихудшие предположения полностью сбылись на этот счёт: фотографии были сделаны в доме Эмиста, а он был использован для массовых оргий и в центре них, как это свидетельствовало из фотографий, была она. - Тебе всё ясно? - Милтенетта кивнула, стараясь сделать это как можно спокойнее, но ужас в её глазах ещё не остыл и, увидя себя в подобном окружении, она, наверное, побледнела, глаза её расширились, но из отверстия не вылетело ни звука. - Эти снимки не подделка, это можно установить, кроме того, есть запись этого. Ни этих людей ваша семья не найдёт ни в каком виде, ни упоминаний о них. Если ты их помнишь. Дела Илтосов должны остаться в точности прежними. Ты и все вы должны понимать, что я пойму, если вы будите вредить им. Эти фотографии я передам с тобой. Придёт время, и я буду посылать вам поручения. Эмист передал, что ты с ним уехала в никому неизвестном направлении. Если Сенеотес поймёт, что это не так, то это ничего не изменит. Чтобы ты не догадывалась слишком о многом, знай, что всё это произошло, когда вы с Эмистом поднялись к нему. Твоя охрана не могла зайти так глубоко в чужой дворец. Это всё. - Всё это Стронс говорил совершенно монотонно, без всякого выражения, закончив, он на что-то нажал на своём столе. Вошла женщина, завязала Милтенетте глаза. И почти сразу она почувствовала, что её неодолимо, несмотря на всё происшедшее и смутные, словно скомканные и спутанные чувства, обуревавшие её от слов Стронса и всего прочего, клонит ко сну. Она уже не помнила, как закрыли крышку, гула самолёта и всего остального. Проснулась она, конечно ещё по пути, но голод её не мучил, она ощущала просто подавленность и так, ни о чём не думая, не думая даже о Стронсе, а лишь мечтая о том, чтобы страшный разговор в семье случился бы как можно более не скоро. Она просто молила об этом и в это провела те двое суток пути, которые не спала. Потом её куда-то перевезли, и она услышала ненавистный голос Эмиста. Её просто внутренне передёргивало от него. Какая он мразь! И ещё, правда, не так ясно: жалкий раб страшного Стронса!
  - Ехать к себе ты пока не можешь. - Сказал он. - Там всё будет слишком заметно. Ты побудишь пока у меня, тебе нужно прийти в себя. - Он усмехнулся. - Хороша была поездка, правда? - Он резко засмеялся. Милтенетта никак на это не среагировала: кто такой Эмист после того, что она видела?! Мелкая, злобная заноза! Больше ничего! - Не знаю, будит ли продолжение, но пока ты должна побыть со мной. Соскучилась, а? Я сам буду тебя кормить. - Милтенетта почти не слушала его, она только облегчённо подумала о том, что не в этот день произойдёт её признание. А Эмист ничтожен... - Наверное, тебе будет скучно, да и мне тоже, мы наверняка развлечёмся, но это позже, пока ты останешься как есть. Ты не возражаешь? - Она не шелохнулась. - Молчание - знак согласия. - Он опять засмеялся. Потом он взял бутылку и воронку и влил в неё пищу. После этого она понемногу уснула, не думая об Эмисте, а лишь о том, как она скажет всем о случившимся с ней и с их семьёй. Покормив её, Эмист ушёл. Она проснулась оттого, что Эмист трогал её через ленту своими мерзкими щупальцами. Она попыталась сделать движение, будто ей было неприятно.
  - Успокойся, Милтенетта, я просто проверяю, не ослабла ли твоя упаковка. Что я могу сделать с тобой сейчас? - Он усмехнулся. - Да разве это имеет уже какое-то значение? - Он опять усмехнулся. - Он повернула к нему голову, как будто смотрела на него. - Ты знаешь, - продолжал он, - тебе надо освобождаться постепенно. Как ты считаешь, тебе уже можно открыть глаза? - С этими словами он отклеил ленту. Он вновь поморщилась от света, вокруг было светло, сбоку от неё за занавеской было окно. Она оглядела Эмиста, стоявшего рядом, и нашла, отвратительным то, что ещё так недавно он ей нравился. Она всегда считала, что он красив, но теперь он был омерзителен. - Он вставил воронку и влил жидкость. Закончив, он потрогал её пробку, забитую по-прежнему плотно. - Всё же ты не плохо смотришься в этой коробке. Ты не находишь, что это лучшая из тех вещей, которые я тебе дарил? Ну не скучай. - Он вышел, заклеив ей глаза. Вернулся он скоро и сказал:
  - Послушай, девочка, когда я ушёл, ты мне ничего не ответила. Это не хорошо, ну, что ты ответишь мне сейчас? - Он поднял её голову. - Молчишь? Да, это мы умеем. Вам полезно молчать. - Как ни печально, а нам придётся расстаться. - Заговорил он снова уже без издёвки. Тебе же было сказано, для чего всё это. Ты помнишь? - Она не подала никаких знаков. - Что с тобой? - Прежней наглости в тоне уже не было, Эмист испугался, уж не переборщили ли они, ведь согласно неумолимому приказу Стронса с Милтенеттой должно быть всё в порядке и они должны расстаться публично. Он подошёл и похлопал её по щеке. Она была безучастна. Тогда он взялся за чуть выступавший край пробки и, несмотря на то, что она была туго вбита, подвигал им. Милтенетта слабо простонала. Он открыл ей глаза и заговорил снова. - Прекрати эти фокусы. Ты меня слышишь? - В ответ Милтенетта открыла глаза и промычала. - Вернешься к Сенеотесу ты со мной, вскоре мы разойдёмся. Мне жаль. - Он с опаской усмехнулся. - Но ничего не поделаешь. - Он взял какой-то инструмент и расщепил коробки, причинив при этом боль Милтенетте. Она повалилась на пол, он разрезал часть ленты - там, где были её руки. Лишь только закончив, он вышел, точнее выбежал.
  Пошевелить руками Милтенетта сумела не сразу: они были одеревеневшие, и она как-то отвыкла от движений. Только минут через десять она сумела подцепить края ленты, остававшейся на ней. Это заняло время. Она встала, но тут же потеряла равновесие и упала на мягкий ковёр. Пролежав так некоторое время, она встала и, опираясь за стену, поползла в ванную. Тёплая вода оказала на неё благоприятное действие, она долго простояла под её струями, потом вошла в комнату и увидела, что на столе лежит еда, а рядом - одежда, но не та, которая была на ней когда они ушли, а тёмных тонов. Она стала медленно одеваться. Одевшись, она посмотрела на себя в зеркало: так она, пожалуй, ещё никогда не выглядела, даже когда во дворце у Сенеотеса проходили важные церемонии, откуда она всегда она старалась убежать она не одевалась так и только однажды, после строгого разговора с Сенеотесом надела маску, как требовал высший тон в Олтилоре, и как она сделала сейчас. Зажимы на губах довольно плотной серой маски вызвали боль. Конечно, необычно то, что она так одета, но Илтосы наверняка считали, что лучше, если её лица не будут видеть (Уж ни для подобных ли случаев существовали правила Олтилора?), чем оно же вызовет опасные пересуды. Одежда всё-таки значит гораздо меньше. В конце концов, скоро будет известно всем о её размолвке с Эмистом, и всё встанет на свои места. Если же будут видеть её лицо, то этого объяснения может оказаться недостаточно. Закончив, она заставила себя поесть и легла на диван. В её голове была полная муть, тело ныло, но это было далеко не самое страшное, она не могла ни о чём думать, мысли витали где-то далеко. В таком виде она не заметила, что к ней кто-то вошёл. Это был снова Эмист.
  - Ты меня слышишь, Милтенетта? - Сказал он. - Я должен тебе сказать, что когда мы будим возвращаться, ты должна вести себя как обычно. Тебе ясно? Никто ни о чём не должен догадываться. Милтенетта!
  Она поднялась и сквозь туман посмотрела на него.
  - Ты... - Промолвила она. - Хорошо... - Говорила она не внятно, с трудом.
  - Ты отдохнешь здесь. Нельзя же чтобы то, как ты говоришь, кто-то слышал. - Эмист вышел, потом он снова зашёл и оставил еду и больше в этот день уже не появлялся. В еде было, как видно какое-то лекарство, потому что после того как она поела под вечер, она почувствовала себя лучше, а вскоре уснула прямо на диване. Когда она проснулась было утро. На столе опять лежала еда, и она чувствовала себя спокойнее. После того как она поела, вошёл Эмист и сказал, что им пора ехать. Она молча пошла за ним. Когда они оказались на виду у людей, Эмист заговорил с ней не то чтобы как ни в чём ни бывало: в его словах и голосе чувствовалось напряжение, но достаточно развязано. Они достаточно быстро спустились вниз и сели в машину. Эти моменты были для Милтенетты самыми тяжёлыми: она должна была скрыть от людей свои ощущения, она едва стояла на ногах, а должна была говорить с Эмистом, отвечать ему! Уж лучше она бы так и сидела связанной в том ящике! В машине их не могли слышать и там они оставались наедине. Там Милтенетта села подальше от Эмиста и они молчали. Когда они входили во дворец Исартеров, пытка повторилась снова. Конечно, Сенеотес, предупреждённый о возвращении, постарался, чтобы на их пути было по возможности мало людей, но всё равно ужасную роль надо было играть. Эмист проводил её до ворот, где она тихо сказала, чтобы он оставил её, и прошла через сад во дворец. В гостиной её ожидал Сенеотес, который был мрачнее тучи и даже не заметил, что она странно для себя одета.
  - Пройдём ко мне. - Строго, словно разрубив воздух, сказал владыка. Милтенетта, ничего не говоря и опустив голову, пошла за ним. Когда дверь кабинета закрылась, Сенеотес не садясь, продолжил: - Ты же сбежала от меня! Просто сбежала со своим предурком! Что ты на это скажешь? Чем объяснишь?! - Милтенетта опустила голову, и из её глаз тихо потекли слёзы. - Ты плачешь? Ну хорошо хоть ты окончательно не потеряла совесть! - Он резко (Так стремительно он не ходил уже много лет) подошёл к ней и поднял снизу её голову и только теперь обратил внимание на то, что она в маске. - Милтенетта, ты что же, прячешь лицо, что с тобой произошло? - Он был удивлён и его мысли, словно сбившись с изначально намеченного курса, запутались ища ответа.
  - Нет. - Безжизненно промолвила она, покачав головой.
  - Тогда что же?
  - С Эмистом кончено. - Произнесла она упавшим голосом.
  - Ну так что же? Что это, в первый раз? Что случилось?
  Милтенетта побледнела под маской, на руках под перчатками наверняка посинели ногти. Как сказать ему о случившимся?!
  - Я доигралась!!! - Милтенетта бросилась на диван и стала бить в него до боли сжатыми кулаками. Сенеотес терял терпение. Он знал, что его внучка не сдержанна, взбалмошна, но с ней теперь творилось что-то странное. Что же случилось за все те десять дней её отсутствия?!
  - Успокойся, Милтенетта! - Резко крикнул он. 'И куда смотрели её родители, да и я тоже?' - Подумал он про себя мимолётно. - Что произошло, расскажи всё по порядку!
  - Я не могу, не могу!! - Кричала она истерически.
  - Хорошо. - Строго произнёс Сенеотес. - Иди к себе, успокойся, а потом возвращайся, я поговорю с тобой. Твоих родителей всё равно нет, отец где-то пропадает, а мать в городе. У меня есть и другие дела. - Он вздохнул. Милтенетта тяжело поднялась и вышла.
  Сенеотес зашёл к своей внучке только через три часа, закончив кое-какие дела. Застал он её почти в том же положении, в котором она была перед тем, как уйти из его кабинета: плачущей на диване. Войдя, Сенеотес произнёс уже не так строго как раньше:
  - А теперь, Милтенетта, ты расскажешь всё, что с тобой произошло.
  Милтенетта поднялась и вытерла рукой слёзы.
  - Случилось ужасное. - Заговорила Милтенетта. - И я не знаю, что можно сделать.
  - Что же? - Сенеотес начинал волноваться и пристально смотрел на свою внучку.
  - Эмист... Эмист продажная тварь! - Выкрикнула она истерически, и из её глаз брызнули слёзы. Она их вытерла, взяла снова себя в руки и, резко вздохнув, собралась продолжать.
  - Сними маску, Милтенетта. - Проговорил Сенеотес. - Так будит легче.
  Милтенетта похолодевшими и немеющими пальцами долго возилась с тонкими застёжками, прежде чем показать Сенеотесу своё смертельно бледное, осунувшееся, похудевшее лицо, на котором огромные голубые глаза выделялись теперь особенно чётко.
  - Эмист, - продолжала она, закончив, - не желал продолжать отношения, он вообще... (Она хотела сказать 'ничего не желал', но вспомнила, как он издевался над ней) Он действовал по заданию своей семьи, а его семья... - Милтенетта запнулась, глотая слёзы. - Стронса!
  - Стронса? - Переспросил Сенеотес и, испугавшись, встал. - Что с тобой?...
  - Ничего. - Продолжила Милтенетта спокойнее. - Он жив. Я видела его в эти дни. И он... - Милтенетта снова запнулась и начала рассказывать, что именно сделал с ней Стронс, но ни о том, как она провела эти дни, ни об издевательствах Эмиста она не рассказала. Сенеотес задумался и ничего не говорил.
  - Что же хочет Стронс? - Спросил он.
  - Он сказал, что будет посылать задания через меня. Дедушка, а может я уеду? - Спросила она с мольбой.
  - Уедешь? Исчезнешь? Нет, это не выход: как только ты исчезнешь, у Стронса всегда будет возможность объявить что это вызвано тем, что было. И он может найти тебя.
  - А если... Если подстроить мою смерть?!
  - Тоже подозрительно, и раскрыть можно. Что тогда? Да знаешь ли ты кто такой Стронс?!
  - Знаю... Теперь. - Она едва сдержала слёзы.
  - Ладно. - Сенеотес вздохнул. - Что было то было. Нам надо было раньше думать. Теперь остаётся только ждать известий Стронса.
  - Как?! Просто ждать?
  - Да, Милтенетта. Как спроси у себя. - Сенеотес хотел сказать ещё что-то по её адресу, но передумал. Выдержав небольшую паузу, он заговорил: - С Эмистом ты должна поссориться так, чтобы все знали и видели. Например, завтра или послезавтра. С этим не надо тянуть.
  - А... нельзя ли без этого? - Милтенетта задрожала.
  - Нет. Не нужно возбуждать лишних подозрений.
  Сенеотес вышел, а Милтенетта опустила глаза и снова зарыдала.
  К ссоре с Эмистом, состоявшейся вечером следующего дня, она готовилась очень тщательно. Это было, возможно, даже более мучительно, чем то, что с ней делал Эмист. Милтенетта была совершенно изведённой. И ей приходилось тщательно, несмотря на свой опыт подобных встреч, продумывать, что она скажет, как будит себя вести, держаться. Нужно было скрыть почти всё из того, что она чувствовала, а что подходило к предстоящей встрече, необходимо было извратить, и это было мучительно, она почти физически ощущала, как будто она своими руками лезет к себе же вовнутрь и теребит, разрывает, путает кровоточащие внутренности. Перед самой встречей она долго плакала и лишь после этого стала с отвращением перебирать ещё так недавно такую привычную, а теперь вызывающую омерзение одежду и украшения. Разумеется, с помощью всего этого, она должна была скрыть свою измождённость - в Олтосе для этого имелась масса возможностей - для чего же иначе его женщины засыпали себя драгоценностями, рядились в неимоверные одежды, придумали бесчисленные салоны красоты? И что, что же люди скрывают друг от друга в этом обезумевшем городе?! Милтенетта вздохнула, стоя перед зеркалом. А что же раньше-то она думала?! Что всё блестит, что радость вечна?! Нет - сейчас она должна изобразить если не её, то что-то похожее. Она решила с помощью уже знакомого леетея, застывающего в похожий на кожу эластичный покров, используемого обычно для сокрытия изъянов, и краски придать своему лицу почти прежнее выражение, а поверх этого натянуть тонкую блестящую, полупрозрачную плёнку, не воспринимаемую как маска, с золотистыми полосами на месте волос и оканчивающиеся на шее и собранных на затылке волосах, бриллиантовым, не строгим узором. Посмотрев напоследок в зеркало, Милтенетта нашла, что лицо получилось надменным, несколько менее подвижным, чем раньше, но плёнка последнее скрадывала, и вместе с ней это создавало некоторую отдалённость от окружающих, что, в общем-то, подходило для ситуации.
  Встретились они в одном из привычных для себя мест Олтоса. Они были совсем не наедине, и всё должно было произойти не то чтобы невзначай, но достаточно гладко, лишь с небольшим упоминанием их путешествия, где как будто произошла первая размолвка, приведшая сейчас к разрыву.
  Встреча прошла нормально, всё произошло так, как было необходимо, и никто ничего не заподозрил. Всё было банально и, в общем, практически так же, как и в предыдущие случаи. Люди как обычно веселились, танцевали. Эмист с Милтенеттой, как им было положено, о чём-то в полголоса говорили, были достаточно серьёзны, и Милтенетта рассказывала остальным, почему они поссорились и разошлись. Причины были, конечно, ничтожные, но все их отношения были также, (как всем представлялось) не многозначительны. Единственное в чём, пожалуй, заключалась разница, так это в том, что во все предшествующие случаи в тот же самый день, когда происходила окончательная размолвка прочие поклонники Милтенетты, в которых у неё, разумеется, не было недостатка, уже начинали свою деятельность. Раньше без пары она оставалась очень не надолго. Теперь же она почти шёпотом ответила самому серьёзному кандидату на вакантное место, что она не может принять его ухаживаний. Ответ был серьёзным и поставил его в тупик. В конце концов он решил, что Милтенетта просто выдумывает, её холодность, которая достаточна заметна - напускная, как и то, что она сказала это ему, скрывая это ото всех: она просто желает предстать в другом облике: познавшей суетность мира. Какая ерунда! Но всё же он был достаточно умён и решил продолжить её игру, не говоря о её словах никому и надеясь, таким образом, вернее всего заполучить её: зачем понапрасну гневить богиню?
  Вернувшись уже ночью, Милтенетта была просто раздавлена: столько часов играть такую глупую роль было на пределе её сил. Поднявшись к себе, она дала волю рыданиям. Сейчас ей хотелось только быть одной, ни с кем не разговаривать и не притворяться. Как же это ужасно! И неужели это будит теперь так всегда?! Это невозможно, невыносимо! Пока Милтенетта не думала об этом, она только переживала происшедшее, но постепенно эти мысли уступили место тем, как всё будет развиваться и получалось, что ей необходимо также как и сегодня претворятся. Милтенетта застонала и зубами схватила обивку дивана. Как же это можно!? 'Я не могу так, не могу!' - Хоть кроме стона она не издавала никаких других звуков, ей показалось, что она кричала. 'Но что же делать? - Продолжала она также думать. - Бежать? Бежать, да бежать, только бежать отсюда, из этого ужасного города!' - Она решительно встала и начала готовится. И как это только все эти люди могут так беспечно веселится, когда... жив Стронс? Она похолодела, подумав об этом. Как они смеются, когда у него есть такие, как Эмист? Она должна играть, чтобы никто не понял, что она знает что-то. А они? Они, они тоже... играют? Это было страшно, и она остановилась перед раскрытым шкафом. Везде, везде... Эти люди. И они шепчутся, планируют, может, и убивают там... За пологом всего этого блеска... Как же это? Ей показалось, что она чует их возню, коварство, как те люди, с которыми она беззаботно веселилась, приходят к себе, скидывают маски легкомыслия и начинают строить, планировать, плести что-то. Холод пробрал её до мозга костей. Кожа едва ли не посинела. Прочь!!! Бежать, куда угодно. Она знает, как выйти из дворца никем не замеченной, документы у неё есть, в своей комнате она найдёт всё необходимое. Она, правда, не знает, что это именно, но это не важно, главное покинуть этот ужасный город. Она начала лихорадочно выбирать вещи и беспорядочно складывать их в случайно оказавшуюся в её комнате сумку. Закончив с этим, она принялась за свою внешность, сверяясь с фотографией в паспорте на другое имя. Полное сходство было достигнуто через полчаса. Она вызвала такси на соседнюю улицу и вышла из своей комнаты, стараясь идти как можно тише, и очень скоро оказалась на улице около дворца. Осторожно оглянувшись, она осталась довольна: всё оказывается так просто. Сейчас она сядет в машину и исчезнет. На улице она ничем не отличалась от прочих людей. Когда она села в машину тоже ничего не произошло. Приехала в аэропорт она под утро, уже не оглядываясь по сторонам, она достаточно спокойно направилась в здание, чтобы купить билет, предвкушая, с каким чувством она расслабится в кресле, покидая этот город, страну, регион... Слов Сенеотеса она не помнила, мысль о том, что ей придётся притворяться всё время, душила её, и она гнала её всеми возможными средствами. Правда, когда она оказалась в здании, она растерялась: куда идти и, наконец, куда лететь? В какую строну? Смутно вспомнив то, чему её учили о различных странах и регионах она, немного походив по совершенно новому для неё залу, наполненному чего-то ожидающими, куда-то идущими непонятными и словно потусторонними людьми, она наткнулась на висящую на стене карту авиалиний. У неё она остановилась в раздумье. В итоге она решила лететь на юг - к реке Лорон, в направлении к тем местам, где кончается влияние Олтилора. Но тут она вспомнила, что дальше, чем за пределы Олтинского плоскогорья она не улетит: у неё нет документов. Это было так неожиданно, что она хотела заплакать, но сдержалась. Что же, стран, куда она может лететь достаточно много. В одной из них она остановится, уладит все формальности. (Как, правда, это сделать?) и улетит куда-нибудь. Это решение воодушевило ее, и она тут же купила билет в соседнюю страну. Самолёт улетал в восемь утра. Милтенетта при проверке багажа показалась подозрительной, и это чрезвычайно взволновало её, она испугалась того, что её выследили, и даже захотела просто выбежать из аэропорта и бежать, бежать... Ей едва удалось убедить себя в том, что это - просто проверка и даже, хоть и не так уверенно - в том, что никакой Стронс не сможет её выследить.
  Перелёт прошёл нормально, за ним - ещё один, совершённый в тот же день. Ненавистный Олтос становился всё дальше и дальше. Наконец, после третьего перелёта она остановилась: дальше границы были закрыты. Она смутно понимала, что ей необходимо лететь в лилионтические страны. Но как? Она остановилась в гостинице, не решаясь ни к кому обратиться. Да и кого спрашивать? Куда идти? Из всех стран не находящихся под влиянием Олтилора она достоверно знала только Валинтад. Так что же, искать его посольство? Не подозрительно ли? Она не стала ужинать в этот день. Ей вспомнился Олтос. Возможно, что на этот вечер её куда-нибудь пригласили. Наверняка многие ждали её в её привычных местах. Она ощутила тошноту, когда вспомнила об этом. Нечего делать. Вокруг неё - незнакомая страна. Люди здесь не всегда говорят на известных ей языках. Она одна. Валинтад... Несмотря ни на что она немного холодеет от этого слова. Она всё-таки внучка Исартера Сенеотеса. Страшно... Но если не Валинтад, то что? Она слышала о долине Лорона. Там нет влияния Олтилора. Это - другой мир, мир в котором нет ни Стронса, ни Эмиста. А что там есть вообще? Стук в дверь заставил её вздрогнуть. Ужас, который она испытала при этом, не позволил ей сразу спросить 'Кто там?'. Она подошла и со страхом стала отпирать. Ужас парализовал её мысли, и она не была бы удивлена, если бы за дверью оказался бы даже сам Стронс. Однако когда открыла, то увидела пожилого человека, который никак не укладывался в то, что она ожидала.
  - Это я. - Сказал он ужасно знакомым голосом. Его ласковый тон ошеломил её, и она отступила, стараясь понять, что происходит. - Ты не узнаёшь меня? - Сказал человек, потянув за свою бороду и сбрасывая парик. Она поняла: это был Сенеотес. Она вскрикнула и бросилась ему на шею. 'Дедушка! Дедушка!' - Бормотала она. - Не называй меня Сенеотес. - Шепнул он ей. - Ты ведь тоже не Милтенетта здесь. Он она почти не слышала его. Он приехал! Значит никакого Стронса не будет?! Значит закончилось?! Значит, она в безопасности и её никто не перехватит. Её восторгу не было придела. Преодолевая бурный порыв чувств, Сенеотес сказал, что необходимо ехать. Он, закомуфлировавшись снова и она, восторженная, сияющая покинули здание гостиницы и уже через несколько часов были у себя. Олтос, снова Олтос.
  - Что теперь будет, дедушка? - Спросила она у него, когда они поднимались.
  - Пойди к себе и отдохни. - Сказал он довольно жёстко. - Потом посмотрим.
  - Но что же будит?
  - Ты поступила необдуманно, когда убегала. Этим делу не поможешь. Милтенетта... Что-то не так во всём этом. - Пробормотал он сквозь зубы. - Ладно, иди к себе.
  Когда Милтенетта оказалась одна в своей комнате она вернулась к реальности окончательно. Для неё было уже странно, что она могла ещё совсем недавно так веселиться. Даже стены казались ей постылыми, но всё же это было лучше, чем то, с чем она столкнулась при отъезде. Спрятаться от этого, скрыться! Она зарылась в свою кровать. Что она могла? Что она могла сделать кроме этого? Куда ей бежать? Сенеотес прав: некуда. Стронс. Ужасом веет от него. Он же всё равно настигнет его. Сколько времени она лежала иногда плача, смяв свою кровать, она не знала. Скорее всего, было уже давно утро. К ней зашёл Сенеотес.
  - Милтенетта. Милтенетта, ты меня слышишь? - Он подошёл к её кровати. - Ты знаешь сколько времени?
  - Нет. - Она поднялась. - Что делать?
  - Милтенетта, сегодня тебя вновь приглашают.
  - Как приглашают, куда? - Промолвила она. - Я не могу.
  - Можешь, Милтенетта. Иначе нельзя.
  - Но почему?! - Слёзы брызнули у неё из глаз.
  - Я не желаю, чтобы у кого-то возникли какие-либо подозрения. Ты должна пойти. Тебе необходимо менять всё не сразу, а постепенно. Ты понимаешь? - Он хотел добавить: 'Не надо было делать так, чтобы ты получала эти приглашения', но остановился.
  - Но ведь, в конце концов, я уйду от них?
  - Конечно. - Сенеотес нахмурился. - Наконец-то ты оставишь всех тех... А теперь собирайся, обдумай всё и иди.
  На этот раз Милтенетте всё казалось сложнее, хоть это было и во второй раз. Сжав себя в кулак, она готовилась к предстоящей встрече. Она, конечно, будет такой же, как и все предыдущие: бурное веселье, её поклонники, вино и многое другое, от чего её теперь мутило. Но идти надо, Сенеотес прав, ничего не поделаешь.
  На этот раз она ещё менее поддавалась общему веселью. Свою подавленность она скрывала под маской надменности, слишком часто напоминая окружающим из какой она семьи. На этот раз перемена в ней была заметной. Своей холодностью она оттолкнула нескольких поклонников, но тот, с предыдущей встречи, не отходил от неё, хоть и допускал мысль, что его предположение не верно и Милтенетта решила измениться. Впрочем, это было не суть важно. Вся суета окружающего её буйного веселья шла сквозь неё и среди него она напоминала тень. Строгая, для неё, одежда с преобладанием тёмных тонов, светло-серая блестящая маска выделялись на общем фоне, подчёркивая её отчужденность. Вернулась она совершенно вымотанная: ей казалось, будто её тело выворочено на изнанку, а земля горит под ногами. Не говоря ни с кем, она заперлась в своей комнате и дала волю слезам. Как много она пролила их за последние дни! Потом она собралась и пошла к Сенеотесу: одна она никак не могла справиться.
  - Дедушка, - заговорила она, заходя, - разве меня нельзя спрятать?
  - Спрятать? - Он нахмурился. - Успокойся, Милтенетта. - Добавил он мягче.
  - Да, да спрятать! Где меня, никто, ну совсем никто не найдёт?! - Закричала она истерически.
  - Спрятаться? - Сенеотес задумался. - Во дворце ты не скроешься, даже если я скажу, что ты уехала: ты же понимаешь, что в таком случае Стронс это поймет, и тебя пожелают видеть.
  - Но неужели ничего, совсем ничего нельзя сделать? Это ужасно, ужасно... - Сенеотес задумался ещё раз: нет, нельзя, ничего нельзя сделать. Он знает Стронса, некоторые говорили, что он всех ненавидит, другие - что он вообще не человек... И теперь как будто верно последнее. Это какой-то кошмар, а ещё ужаснее то, что перед ним, Исартером Сенеотсом, богатейшим человеком планеты и председателем Высшей Ассамблеи стоят эти мерзкие Илтосы! Сенеотес сжал зубы и тихо, едва слышно прорычал. Милтенетта его не слышала.
  На следующий день она решила никуда не ходить, но не смогла, под вечер она сидела у себя в темноте и тихо выла, потом бросилась к шкафу, оделась самым легкомысленным образом, и, плача и дико смеясь, кинулась к тому ходу, через который так часто прежде покидала дворец на свои бесконечные вечеринки...
  Она не знала, что делает, куда летит и что будет, она была весела пуще прежнего, окружающие её в своей беспечности не видели, что её смех звучит слишком часто даже для этих мест, а в самом смехе сквозит истерика, что она очень вольно ведёт себя тем, кто пытался прежде ухаживать за ней, что поцелуи своих алых губ она раздаёт пуще прежнего. О - тут ли это было заметно?! Жизнь прекрасно - тут нет Стросна - кто это вообще такой? Тут никого нет! Тут есть жизнь - весёлая и беззаботная! В последний момент она вдруг, что было обычно, оттолкнула нового ухажёра, что было обычно, и под утро с весельем поехала домой. Вернулась она в тяжёлом настроении, пошатываясь, поднявшись к себе, она упала на кровать и рыдала. Хмель и дурман как срезало. Сон не шёл. Что же это? Что?! Она сползла на пол и отчаянно била кулаками по ковру. Через какое-то время, обильно орошив его слезами, она поднялась и позвонила Теару. К чёрту подозрения! Это невыносимо. Строго она сказала ему, что пусть не делает никаких выводов из прошедшей ночи. Пусть обращает на неё столько же внимания, сколько и раньше. По его голосу она поняла, что он ошеломлён, ну и пусть! Пропади она всё пропадом! Она едва сдержалась, чтобы не наговорить его грубостей и повесила трубку, испытав небольшое, но облегчение.
  Она думала, что сможет выдержать, преодолеть, поломать случившиеся! Нет! Тем же вечером она вновь 'полетела'. Теара она не видела, и теперь сквозь дурман, ощущала презрение к нему, не глубокое - то, которое принято в этом кругу, никто не спрашивал почему его нет и что она думает - мало ли вокруг ещё людей, всё веселилось, сверкало, блестело вокруг окружённое парами шеарайты и сдобренное алкоголем. Однако в эту ночь Сенеотес, теперь проверявший почту Милтенетты, нашёл одно письмо ей. Увидя, что оно не от Стронса, он возмутился: от кого оно могло бы быть, если не от очередного поклонника! Что же это значит, её переживания, слёзы и всё остальное - это настолько поверхностно, что она снова начала свои похождения?! Возмущённый Сенеотес вскрыл конверт. Письмо это было подписано тем самым молодым человеком, которому Милтенетта отказала в тот же день. Но Сенеотес не знал об этом. Из игривого текста следовало, что предположения Сенеотеса подтвердились - что же будет с Милтенеттой? Во что она теперь ударилась? Сенеотес ничего не рассказал родителям Милтенетты. Её родители... Им вообще как будто нет дело до своей дочери! Видел бы кто лицо её матери, Мизелли, когда он им рассказывал обо всём! Кроме презрения на нём ничего не было! Конечно, это расчётливая Мизелли у которой есть от нового мужа ещё пятилетний сын и трёхлетняя дочь может презирать свою дочь, но он - нет. Он её любит. Кто и что кроме неё у него есть? И её бегством это всё не загладишь. Теперь, при виде приближающейся старости он стал понимать это яснее, чётче, болезненнее, в конце концов. Ни для кого ни секрет, что только он один занимался Милтенеттой. Но как видно его одного оказалось мало! Он понимает каково Милтенетте, но она же сама ему говорила, что теперь уже никогда не будет в тех местах, где бывала раньше! Никогда! Она обещала ему, и он надеялся, что хоть с этим покончено. Но нет! Она, кажется, стала ещё хуже. Что же делать, что?! Сенеотес бросил злосчастное письмо в её комнате, запер её и вышел.
  Письмо, которое так возмутило Сенеотеса, было конечно, послано не тем, кому отказала Милтенетта: он был достаточно искушён, чтобы понять, что таким шагом он испортит всё возможное интересное приключение. Письмо было послано спецслужбами Валинтада, которых заинтересовали изменения в поведении Милтенетты после разрыва с Эмистом. Агенты вездесущего ЦУВРа составили подробный отчёт всех тех элементов её поведения, которые удалось подсмотреть и главным резидентом по Олтинскому плоскогорью на основании этих, а также некоторых других, относящихся к семье Илтосов данных, был сделан вывод, что не всё в поведении наследницы Исартеров можно объяснить разрывом, пресыщением развлечениями и прочими обыденными и малоинтересными причинами. Была вероятность наличия каких-либо из ряда вон выходящих событий.
  Разозлённый Сенеотес, обратил внимание главным образом на тон довольно короткого письма и на слащавые фразы, а не на его содержание, в котором помимо всевозможной шелухи содержался вопрос, интересовавший агентов Валинтада и заданный, конечно, в шуточной форме, вплетённой в общий текст письма. Вопрос этот заключался в том, что произошло между ней и Эмистом в их путешествии. Когда Милтенетта вернулась, она уже не так тяжело как прежде поднялась к себе и тут же уснула. Проснулась она с тяжёлой головой и теми же ощущениями, которые были вчера. Она встала и, побродив по комнате, вскоре нашла письмо. Она прочла его не один раз прежде чем понять, что оно от Теара и хочет он именно то, о чём там написано. Думать было тяжело. Звонить Теару? Нет. Это какая-то чушь. Она доплелась до кресла и села в него, через какое-то время, когда сознание немного прояснилось, она поняла, что Теар не мог писать это письмо. Это невозможно. Она опустила голову на руки и сидела так долго, потом резко встала. Нет, больше так нельзя! Она ещё раз посмотрела на письмо. Хотела его порвать, но остановилась: кто-то писал его! Кто?! На мгновение она ощутила неосознанный ужас, а затем говорить с семьёй, показать это письмо. Однако прежде чем говорить с родителями она решила поговорить с Сенеотесом. Она с того времени как был убит её отец, всегда больше тяготела к нему, а не к отчиму или матери, которые занимались своими детьми.
  Прежде, чем войти в кабинет к дедушке она постучала, что раньше делала редко. Сенеотес был у себя и, не зная кто это, разрешил войти.
  - Я получила за это время странное письмо. - Она положила найденное в комнате письмо на стол к Сенеотесу, не дав ему времени на расспросы.
  - А-а. - Понимающе произнёс он - Об этом я тоже хотел поговорить. В чём дело, Милтенетта?
  - Это письмо не от того, чьё имя здесь написано. Он не мог это писать. Он говорил со мной, но я ему ответила, что не могу сейчас сойтись с ним.
  - Тогда кто же его отправил?
  - Я хотела спросить это у тебя.
  - А где же ты была последние две ночи. - Сенеотес колебался: верить ей или нет, но всё же считал, что на такое коварство она не способна.
  - Не знаю... - Пробормотала она, как бы съёживаясь перед ним.
  - Зато я знаю! - Вдруг резко сказал он. - А ведь ты мне обещала, обещала!
  - Но я... не сердись на меня, не кричи, пожалуйста. - Она жалостливо протянула к нему руки. - Я не могу, не понимаю. Я не знаю, кто послал это письмо! - Вдруг истерически закричала она.
  - Ладно. - Он нахмурился. Давай подумаем. Тот, кто писал, желает о нас что-то выяснить, но не желает, чтобы об этом кто-то узнал. Возможно, у него есть влияние на этого молодого человека, но вот со Стронсом он, конечно, никак не связан.
  - То есть кто-то оказал давление на него, и он по его заданию написал это письмо?
  - Не думаю. Никакого давления на того, кто здесь написан, не оказывали, он, если всё было так, как ты говоришь, он ничего не писал. Кто-то желает знать о тебе, но разве можно было что-то заподозрить из того, как ты себя вела?
  - Я не знаю. - Пробормотала Милтенетта, боясь, что чем-то выдала себя. - Но если на Тэара не оказывали давления, то он никому не скажет, что я ему сказала. Зачем ему это? - Тут же заговорила Милтенетта, словно оправдываясь.
  - Незачем. Не в нём дело. Возможно, что за ним они могут следить или ещё что, но дело в том, что этим людям ещё известно что-то об Илтосах. Поэтому они и заинтересовались. Они сочли, что таких совпадений не бывает.
  - И ты думаешь... что действительно что-то есть? - Спросила Милтенетта чуть дрожа, с трепетной, слабой, иллюзорной, но - надеждой.
  - Да. Раз они связаны со Стронсом, то они наверняка были замешаны в чём-то ещё. Нам нужно каким-то образом выйти на автора письма и предложить обмен. - Хоть Сенеотес говорил и спокойно-задумчиво, в его мыслях оживилась и расправила крылья борьба с Илтосами: с его, ЕГО внучкой никто не имеет права так обращаться! И уж конечно не ничтожные Илтосы! И если они когда-то что-то совершили, то тем хуже для них! Значит... надо действовать! Внутри Сенеотес напрягся, словно хищник, готовящийся к прыжку на добычу.
  - Какой обмен? - Спросила Милтенетта уже возбуждённо.
  - То, что они связаны со Стронсом тому, кто писал едва ли известно.
  - А кто же это писал?
  - Не знаю точно, но это могут быть даже люди Валинтада.
  - Валинтада?! - Она сжалась при этом слове.
  - Я не знаю, это только один из вариантов. Просто в этом случае всё может сложиться весьма непросто. Но попробовать надо, ведь это - единственная возможность.
  - Я не знаю. - Испуганно произнесла Милтенетта. - Но ведь ты же отдашь нас - им?!...
  - Посмотрим. - Ответил Сенеотес расчётливо, деловито. - Что-то лучше, чем ничего, во всяком случае, у нас будут данные о них. А тот, кому известно о них что-то, если это не Валинтад, то как-нибудь я с ним справлюсь, а если Валинтад, то он, я думаю, предпочтёт Стронса нам. - Сенеотес в этот миг подумал об очень многом, ему представились многочисленные разветвления и варианты дела. - Кроме того... Ну ладно, не буду больше тебе забивать голову. Посмотрим. - Он говорил с нежностью, с сожалением глядя на Милтенетту.
  - А как нам выйти на них?
  - Позвони Тэару и спроси у него про письмо. После этого тебе, как видно, придётся с ним встретиться.
  - Это будит необходимо?
  - Да, наверное, но постараемся это сделать как-нибудь не заметно. Посмотрим, Милтенетта.
  - Хорошо, дедушка. Я ещё хотела тебе сказать, что не намерена больше продолжать жить так, как раньше. Я хочу заняться делом. - Когда она говорила это, у неё стояли слёзы в горле.
  - Вот как? Это хорошо. Я скажу об этом твоим родителям.
  - Я сама им обо всём расскажу.
  - Хорошо, вечером они оба будут. Тогда все и поговорим.
  Разговор, состоявшийся после ужина, прошёл достаточно холодно. Начался он с того, что отчим Милтенетты, Рийер, сказал строго и достаточно шаблонным тоном:
  - Значит, ты считаешь, что твои утехи завершились этим. Я, как и мы все, всегда говорили, что это не приведёт ни к чему хорошему.
  - Я говорила с тобой об этом, но ты не слушала меня. - Добавила Мизелли раздражённо.
  - Теперь я понимаю это и потому хочу изменить свою жизнь. - Ответила Милтенетта.
  - Неужели для этого требовалось опозорить нашу семью! - Вскрикнула Мизелли.
  - Теперь уже поздно об этом говорить. - Заговорил Сенеотес. - Всем нам надо было думать раньше. Теперь же самое лучшее, что мы можем сделать - это поддержать нашу пострадавшую дочь в её начинании.
  - Пострадавшую?! - Воскликнула Мизелли. - Да я уверена, что... - Рийер строго посмотрел на неё в этот момент, и она замолчала.
  - Я согласен с Исартером Сенеотесом. - Сказал он сухо.
  Дальше всё шло также. Конечно, Рийер и Мизелли выслушали Милтенетту до конца и сказали, что помогут ей в чём смогут, и даже кое-что обсудили с ней насчёт того, с чего она хочет начать, но оба они говорили настолько равнодушно, фразы их были так пусты, а глаза, обращённые к ней, были наполнены столь глубокой злобой и презрением как у Мизелли, или равнодушным осознанием случившегося как у Рийера, что оставили у Милтенетты самое тяжёлое чувство. Вернулась к себе она разочаровавшиеся. Она никогда не была особенно близка со своей матерью, может кроме самого раннего детства, Рийер был для неё почти чужим, но она не ожидала, что они будут настолько равнодушны в подобной беседе. Она села в кресло и, запрокинув голову, стала тихо плакать. После этого вытерла слёзы, вспомнив, что собиралась позвонить Тэару. Она знала этого человека и раньше, но слишком мало и ничего не могла сказать о его характере. Да так ли это и важно? Один из тех себялюбивых болванов, как и Эмист... Разве были другие? Она вяло, устало попыталась их вспомнить, но не смогла. Не было никого... В лучшем случае вокруг была пустота. Она вздохнула про себя и внешне спокойно подошла к телефону.
  Тэар, когда она рассказала ему про письмо, сказал, что он ничего ей не писал. Милтенетта ответила ему, чтобы он не отрицал очевидного, но она прощает его за это письмо, поскольку она больше не желает вести себя так как раньше: Эмист её убедил в этом. Теперь она твёрдо решила войти в круг дел семьи, но всё-таки она желает встретиться с ним: раз он решился писать ей письмо, а не звонить и не просто ничего не делать, то он, как видно, отличается от окружающих его сверстников и это она хочет проверить. Тэар был в восторге от беседы: он, слыша спокойный и серьёзный, не то что раньше, голос Милтенетты уже был готов сам поверить в то, что писал это счастливо оказавшиеся (Не понятно только как, но разве это имеет значение?) у Милтенетты, письмо. А что если Милтенетта действительно переменилась так, как она говорит? Их отношения могут не закончиться так быстро как с остальными, и тогда... Весь вечер Тэар предавался грёзам. Милтенетта испытала злобное, измождённое подобие удовлетворения: этот Тэар, может и не такая пустышка, как многие, но ни о чём не догадался! А ведь она ему уже отказала! Болван! Но почему, почему опять она должна иметь дело с этим очередным развращённым себялюбивым болваном? Почему?! - Было её следующей мыслью, когда она с мукой облокотилась на стену и беззвучно, вздрагивая, зарыдала...
  Милтенетта назначила встречу специально в таком месте, где за ними было бы не трудно проследить. Тэару выбор места не показался странным: он просто об этом не думал, а даже если бы и задумался, то счёл бы наверняка, что поскольку Милтенетта не желает продолжать прежнюю жизнь, то она, естественно, не хочет и появляться в привычных ей местах. В ходе встречи она осторожно сказала Тэару о том, что Эмист был с ней груб и мало и невнимательно говорил с ней. В путешествии он относился к ней как к забаве, развлечению и она подумала, что так будит со всеми остальными. Говорила Милтенетта это осторожно, вставляя между прочими темами. Кроме того, она совсем уже туманно сказала, что будто бы ей известно нечто нехорошее об Эмисте. Следующей встречи она не назначила, но сказала, что позвонит. Вернувшись, она рассказала, как всё произошло, Сенеотесу. Он одобрил её поведение и сказал:
  - Ты знаешь, я пытался твоим родителям объяснить, что происходит, но не смог: они не приняли моих доводов в всерьёз, так что можешь с ними и не говорить об этом. - Сенеотес вздохнул, подумав: 'Только ты у меня и есть'.
  Резидент Валинтада по Олтинскому плоскогорью не замедлил с ответом: на следующий день Милтенетта получила письмо от резидента, оно вновь было подписано Тэаром и было серьёзнее, чем предыдущие. Помимо всего прочего Тэару было как будто интересно, что же произошло с ней в путешествии, в чём она изменилась и так далее. Тэар как будто писал, потому что не мог это всё сказать ей прямо. Милтенетта сочла, что теперь надо позвонить Тэару и назначить новую встречу. Однако на этот раз лучше ему ничего не говорить о его новом письме и посмотреть что будет. Чтобы не создавать лишних трудностей агентам, возможно хоть и Валинтада, она решила встретиться с ним в прежнем месте. Это, кроме того, лишний раз говорило о переменах, происходящих в ней - ведь раньше она была крайне не постоянна. Встреча прошла обычно и несколько холодно. Милтенетта больше не говорила об Эмисте, а рассказывала о своих планах. Тэар отвечал ей достаточно однообразно и сухо - ему подобные дела были не особенно интересны. Он, в отличие от Милтенетты не желал, так же как и она менять свою жизнь: она была слишком хороша и беззаботна. Расстались они также как и в прошлый раз. Вернулся домой он несколько расстроенный: было похоже на то, что с Милтенеттой у него ничего не получится. В начале он слишком размечтался. Она то ли корчила из себя недотрогу в противоположность к прежним временам, то ли... Тэар не стал задумываться над тем, что могло произойти. Милтенетта же, войдя к себе почти в полночь, вообще не стала думать ни о том, правильно ли она вела себя с Тэаром, ни на то, как он отреагировал на её слова: у себя в сумочке она нашла крошечную записку: 'В целях передачи тебе информации незаметно выйди завтра к восьми вечера к первой колонне слева станции метро Энетес. Пароль - Уже восемь, скажите, когда поезд в Леер? Ответ - Странно, в это время они уже туда не ходят'. Станция располагалась на окраине Олтоса, вдали от районов миллиардеров. Могли это писать либо Илтосы, либо эти таинственные отправители писем. Однако если это Илтосы, то почему они не послали ей ничего после первой встречи, когда она сказала гораздо больше, чем сейчас. А если это прежние отправители, то они, если, конечно, они следили за ней во время обеих встреч, должны были понять, что она догадалась, что письма писал не Тэар. Если они это поняли, то они могли подложить ей записку, а если нет то... тоже могли. Только в первом случае она должна думать так, как думает сейчас, а во втором - Илтосы. Однако в любом случае у неё должны быть сомнения: она разговаривала с Тэаром серьёзно как никогда, следовательно, возбуждала подозрения. Значит, Илтосы могли писать ей... Значит, в любом случае она должна пойти на встречу. Но, тем не менее, ей было страшно. Кто будит ждать её в той совершенно чужой, а потому страшной части города? А вдруг это Илтосы и что же Эмист придумает на этот раз? Она со страхом вспомнила все его издевательства и попыталась убедить себя, что это не они, а если и они, то он уже не повторит ничего из того, что делал с ней: времени уже прошло слишком много и она должна быть в Олтосе. Но если это не Илтосы, то что уготовили ей те таинственные люди? Если они из Валинтада, то что же они могут сделать с ней, с внучкой президента Олтилора, то есть своего злейшего врага? То, что она слышала о Валинтаде, только возбуждало её страхи и заглушало логику. Она не могла ничего предположить. Ночью она спала плохо, а на утро поговорила с Сенеотесом. Он был доволен тем, что она получила записку: он был почти уверен, что это люди Валинтада, но также он не понимал, почему ничего нет от Стронса. 'В конце концов, я не могу знать, что он затевает'. - Решил Сенеотес. Когда установится контакт, то будит легче. Можно будет подумать, что можно сделать, а не просто ожидать заданий Стронса. Пусть с помощью Валинтада, но Исартеры не должны никого вот так слушать!
  Первая слева колонна станции Энэтес своим основанием погружалась в кусты. Около них при приближении восьми часов стоял человек Валинтада. Милтенетта пришла на две минуты раньше, и когда было ровно восемь, обратила на стоящего внимание и сказала пароль. Он ответил, а затем тихо произнёс:
  - Я не от Илтосов. - Дайте нам знак о том, что произошло между Илтосами и вами через это. - Он незаметно дал ей как будто ничем не примечательную, но странно лёгкую ветку. Завтра на противоположном выходе здесь в это же время. Возможно, мы предложим вам взаимовыгодный обмен. - После этого Милтенетта торопливо сунула ветку к себе в сумочку, и человек растворился в толпе. Всё произошло быстро и даже обыденно. Милтенетта даже почти не запомнила его и пошла обратно. Связь была налажена.
  Хоть в эти дни Милтенетта не ездила туда же, где была в две предыдущие ночи, но эти таинственные люди, встречи и передачи утомили её. Она признавалась себе, что похожа на наполненный до краёв сосуд, который в любую минуту расплескается. Она чувствовала дрожь - постоянно, лицо её побледнело, осунулось. Она не желала знать, что это были за люди, хоть Сенеотес был и доволен. Чем он был доволен?! Она не понимала, и не стремилась понять это. Запираясь, она рыдала в своей комнате, каталась по полу. Что же будет? Как это произойдёт? Без дрожи она не могла об этом думать - ей было страшно. Наконец она не выдержала и вновь бросилась в тот же омут, в котором побывала. Как же было хорошо! Как же сладка шеарайта, и пьяно дорогое вино, как это чудесно, говоря с кем-то не думать о каждом слове и целовать в бездумном, мимолётном порыве страсти! Ей было весело - она не думала ни о Стронсе, ни об Эмисте, ни тем более, о тех таинственных посланниках с их дурацкими посылками. Она смеялась, если что-то из этого мимолётно приходило ей в голову. Так продолжалось весь вечер и всю ночь, а на утро она встала из-за столика, за которым сидела с несколькими красивыми, но уже успевшими поизносится, юношами, и пошла - она снова решила бежать. Ни безумная, гремящая ночь, ни потрёпанные молодые люди - ничто не поможет, ей не хотелось ни рыдать, ни кататься поп полу, ни биться головой об стену - она желала уйти. 'Я ухожу. Мне пора' - Сказала несколько томно, но всё же достаточно твёрдо молодым людям и пошла. Как ужасно здесь! Но она улетит - улетит навсегда. И забудет что было. Когда она была уже у самого выхода, она резко повернула, пошла в служебные помещения, заплатив, взяла одежду одной из работниц кухни, документы на другое имя у неё уже были, и вновь полетела прочь из Олтоса - в злобном, бездумном остервенении.
  - Послушай, Милтенетта, мне это надоело, знаешь. - Вдруг услышала она голос, когда стремительно шла к аэропорту соседнего с Олтосом города. - Она обернулась и увидела Эмиста. Он стоял на обочине.
  - Ты?! - Прошипела она, оборачиваясь.
  - А ты думала кто? Прекрати, знаешь. Не делай так, чтобы все всё о тебе знали. Идём со мной.
  - Тварь! - Процедила она и повернулась.
  - Давай, давай. - Она покорно села в машину, он сел за руль и они поехали. За время пути она не сказала ни слова и почти не двигалась. Всё было дико и глупо, ясность происходящего сочеталась с полным опустошением - может поэтому и было всё настолько ясно?
  - Ну вот и приехали. - Сказал Эмист, - давай, выходи и без глупостей. - Она послушно вышла, и они по тёмному коридору, а затем по лестнице куда-то прошли. - Ты вообще знаешь кто?
  - Знаю.
  - Знаешь! Я должен показать тебе это. Смотри. - Он открыл дверь, и они оказались в небольшой комнатке. - Твоё пребывание на виду в Олтосе сочтено слишком подозрительным.
  - Я знаю. - Сказала Милтенетта и насмешливо засмеялась.
  - Ты чего смеёшься, дура? - Спросил усмехаясь. Милтенетта видела, что губы его дрожали. - Раздевайся для начала.
  - Ты же глупый, подставной мальчик, тебя использовали как наживку. Ты понимаешь? - Она рассмеялась, следя за Эмистом и раздеваясь.
  - Думаешь, я буду тебя бить за это, да?
  - А что ты ещё можешь? - Сказала она со злобной насмешкой.
  - Дура ты. И всегда такой была - тварь ночного полёта. - Сказал он злобно. - Ну ладно, ты будешь у меня. - Сказал он вновь - слащаво. - Но не просто...
  - Ну говори, знаю, что тут буду.
  - Лучше будет, если ты будешь сидеть тихо. Давай, не мешай мне, всё уже подготовлено. - Он указал на стул посередине комнаты. Она села и он начал её тщательно приматывать к стулу ужасно липкой, широкой лентой из плотной ткани, примотав ноги к перекладине, руки болезненно соединив за спинкой от локтей до кистей. - Ну как? - Удовлетворённо спросил он.
  - И что? Ты ж сам не лучше меня?
  - Я? Да ты спятила, дурочка! Ты посмотри на себя, и посмотри на меня! На нас!
  - А как же... Стронс? А?
  - Стронс? Это ты говоришь о нём, ты да? Да ты же уже ничего не можешь сделать, и не сможешь ещё долго, ты поняла? Никуда ты не побежишь, тебе ясно, дура? На! - Он с размаху впился в её губы и долго не отпускал. - Ну что, ты довольна да?
  - Да иди ты... - С тихой злобой произнесла она. Он громко и злобно рассмеялся.
  - Ты же даже оттолкнуть меня не можешь! Ты! Ты даже не представляешь кто ты теперь!
  - Что ж ты тогда сделал меня такой недоступной: приклеил к этому стулу, туго всю замотал, и даже забил в меня резиновые пробки? - Она попробовала поёрзать на стуле, но безрезультатно.
  - Ты чего, не понимаешь? Ты же так тут и будешь сидеть, пока твой дед будет делать что надо.
  - И ты хочешь меня, а?.. - Она томно склонила голову.
  - Ты что же, думаешь ты одна да? И что все за тобой так и вьются, да? Так и стараются услужить? А ты только издеваешься, видя это, да?! - Он нагнулся к ней крича. - Да сейчас ты вообще никто, ты это понимаешь? Кукла, вот ты кто! На, полюбуйся, ты будешь мычащей куклой - то что и достойно тебя!
  - Ну и чёрт с то!.. Умммм-м-м... - Он схватил подготовленную резиновую пробку с дыркой и вогнал ей глубоко в рот, она немного застонала, потом туго замотал её голову, оставив только глаза и отверстие пробки.
  - Ну-ка, давай, продемонстрируй твой новый голос. - Она, отчаянно двигая головой, долго замычала, из глаз потекли слёзы. - Ну вот и умница. - Он потрепал её по щеке, на что она строптиво, с мычанием, нагнула голову, и вышел, запря дверь.
  Она плакала весь остаток ночи, временами пытаясь двигаться. Нет, не было обидно за неудачу, ни тем более за то, что не будет больше буйных ночей, а за то, что всё - с самого начала так произошло. Что - это было просто больно - мерзкий Эмист прав, она не хотела, не могла принимать этого, но всё так - её удел это только быть тут куклой. Как это ужасно! Это терзало её до утра, а когда уже занялся день, вновь пришёл Эмист.
  - Доброе утро, кукла. - Сказал он. Она беззвучно подняла на него красные глаза. - И не к чему плакать. - Сказал он. - Ну? - Он поднял её голову за подбородок. Она тихо промычала. - Правильно: мычи. Дела продвигаются. - 'Ты врёшь - подумала она, - кто тебе, глупцу будет об этом говорить?' - И дальше будет больше. Тебе, ясно, больше?! - Резко проговорил он в её глаза. - Она медленно кивнула, моргнув глазами. - Вот что, сейчас ты поешь и я пойду - у меня много дел. - Сказал он деловым тоном. Про себя Милтенетта усмехнулась. - Влив ей пищу через воронку, он ушёл. Вечером он вновь приходил, но был пьян и едва смог её накормить, говоря всякий вздор и пытаясь поцеловать. В эту ночь Милтенетте удалось уснуть, хоть сон был и тяжёлым. На завтра повторилось то же. Делалось скучно. Милтенетта днём вновь делала попытки двигаться, но с прежним успехом. На третий день она понадеялась, что Эмист её развяжет - пусть ненадолго, или хотя бы вытащит кляп, но она быстро отогнала эту мысль, постыдившись её. Эмист, когда пришёл, по-прежнему говорил об успехах, и Милтенетта не верила ни единому его слову, к обращению Кукла или Куколка, она привыкла - пусть говорит, какая разница?
  - А ты всё же хорошая девочка. - Сказал он как-то утром. - Я и не знал, правда? - Он подошёл к ней, нежно взяв за голову. Она сделала несколько резких движений, словно пытаясь уклонится от его рук и сдавленно мыча. - Ну перестань. Ты же не будешь капризничать? - Она помотала головой. - А ты мне не хочешь ничего сказать? - Вдруг спросил он. - Она злобно помотала головой. - А зря. Может быть, я бы захотел, чтобы ты меня поцеловала. А? - Ответом была длинная череда невнятных звуков, судорожных вдохов, беспорядочных движений головой. - Ну что?! - Резко сказал он. Она так же резко помотала головой. - Да чёрт с тобой: как была у тебя всё время во рту пробка, так, если хочешь, и останется. - Он накормил её и ушёл. Только днём Милтенетта не восприняла слова Эмиста, ночью она проснулась с безумным желанием высвободится - руки болели, растянутый рот ныл, но ткань была неумолима, как она ни старалась. 'Какая же я кукла!' - Подумала она со слезами, которым, однако, она нашла силы не дать воли - просыпалась так она и раньше, но сейчас хотелось особенно сильно, однако теперь никаких надежд она не питала, на слова Эмиста отвечала лишь однообразным мычанием. Мысли об Олтосе уже притупились окончательно - и она понимала, что ей нисколько его не жаль, о том, почему всё так получилось, она и не думала вовсе. Что будет - её не терзало, всё было далёким и даже чужим - в дневное время она нередко думала, что даже не так плохо, что она тут - по крайней мере, она не станет ни истерически веселится, ни бежать куда-то объятой безумием, ночью, когда она, просыпаясь, нередко хотела встать и выпить воды, вспоминать о том, что она давно плотно сидит на стуле не вставая, и также давно в её рот вбита невынимаемая пробка, было тяжело, но что же было делать? Ничего другого не оставалось. С этими мыслями она засыпала.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"