Аннотация: Часть третья - назревание кульминации, событий здесь, может и не так много, но все они - связующие.
Часть III. Веррэт
Счастлив тот, кто с тремя Королевами пьёт
Это редкое счастье, великая честь -
За обеденный стол с Королевами сесть!
Льюис Кэрролл, Алиса в Зазеркалье
I. Клеррарты
Перелёт через множество стран прошёл нормально. Когда Веррэт с Лионтоной перебрались на Велико-Анкофанское плоскогорье, их опасения начали рассеиваться. Олтинское плоскогорье с Олтосом во главе, наполненное магнатами и вечной, незыблемой борьбой оставалось в другом мире: океан, разделяющий эти два региона, рассеял сомнения улетающих Клеррартов. Перемещаться по новому плоскогорью было труднее: здесь уже не было столько самолётов и железных дорог, но также не было и Стронса и Олтилора. По крайней мере, они были уже далеко не так сильны, как прежде. И чем дальше на запад, тем меньше становилось всего этого. В одном из последних затронутых современной цивилизацией городов Клеррарты наняли самолёт, чтобы уже окончательно распроститься с привычным им миром. Во время этого полёта над безбрежными пространствами лесов, где людей было уже совсем не много, был, казалось, уже даже сам Стронс совершенно бессилен: глядя на необозримые зелёные просторы, только изредка нарушенные городом или полями, казалось немыслимым, что даже этот человек-призрак сумеет среди них отыскать двоих человек. В толще могучей атмосферы Ольвода и посреди этого зелёного исполина (Несравнимого, однако, с тропическим), под монотонный звук двигателя чувство сохранённости, недоступности и оторванности от всего мира с его государствами, магнатами, армиями, деньгами, шпионами, законами, правилами и условностями побеждало всё. И тем сладостнее делалось простирание рук к тому запретному плоду, к которому неумолимо двигались Отон-Клеррарты - надкусить само таинство Стронса теперь делалось все притязательнее и желаннее. Веррэт и Лионтона с упоением, но каждый по-своему, вкушали это наслаждение, вспоминая прежнее и думая о будущем. Теперь должно было всё перемениться. Дерзкий старик должен понять, что в мире ещё есть кто-то, кто способен противостоять ему. И всё это было настолько прекрасно и так изящно, что Клеррартам не нужны были в этот момент слова, чтобы понять друг друга.
Постепенно леса сменились океаном, а океан - горами, где самолёт с трудом перебирался по ущельям и разломам через высокие, убелённые снегом и увенчанные вековым льдом вершины, слагавшиеся в грозные и, казалось бы, непреступные хребты и когда самолёт перелетал через каждый из них, казалось, что позади него остаётся другой мир, а на другой стороне склонов начинается новый, непохожий на прежний. За одним из хребтов, самым высоким, это так и случилось - мир безбрежных лесов плоскогорья был утрачен безвозвратно: страной неприступных гор он был отделён от величайшей реки планеты - Большой Анкофаны, за которой лежали степи, а за ними, всего в неполной тысячи километров в выбранном Клеррартами месте - сами Тропические леса, укрывавшие глубоко в своём чреве не менее таинственное, чем они сами порождение живого мира - Гионта Стронса с его невообразимыми замыслами.
Самолёт не мог довести Клеррартов до самых лесов: в этом случае ему не хватило бы топлива на обратную дорогу, и потому посадка произошла в сотне километров от леса. Но уже и тут было пусто и тихо. Покинув творение цивилизации, Клеррарты вышли на высокую, но жёсткую и сухую траву степи: даже здесь влияние близлежащей пустыни пересиливало воздействие величайшего храма жизни - Тропического леса. Самолёт разбежался и улетел прочь - Клеррарты оставались одни: вокруг них на тысячи километров не было никого другого, если исключить возможных учёных и людей Стронса. Посмотрев вслед удаляющийся машине, порвавшей их связь с цивилизацией, Веррэт подумал, что лётчик вернётся и, возможно, несмотря, на те деньги, которые ему были заплачены, расскажет об этом необычном перелёте. 'Как жаль, что я не умею даже не много вести самолёт - его можно было бы просто бросить здесь, а самим прыгать'. - Рассеянно подумал Веррэт: среди этих колышущихся, однообразных трав, застилавших совершенно ровное пространство, невозможно было ни на чём сосредоточиться. Степь дышала умиротворением, и этот покой жарких просторов мешал Веррэту. О чём в этот миг думала Лионтона, для него осталось загадкой, потому что тишь степи была им прервана:
- Лионтона, нам необходимо как можно быстрее достичь леса, поскольку здесь нас легче обнаружить. - Однако, несмотря на важность этой реплики, сказана она была несколько рассеянно и как бы между прочем.
В ответ Лионтона молча кивнула и стала готовить вещи для перехода. Идти они решили в приближавшуюся ночь, чтобы не терять время. В начале пути Веррэт чувствовал, что он сильнее Лионтоны и может больше нести, но к утру усталость на нём сказалась гораздо сильнее, чем на Лионтоне: ноги у него болели сильнее, и всё тело ныло. Лионтона, хоть и была слабее него, но как будто не чувствовала этого: движения её, когда они готовила пищу и устраивала место отдыха были также быстры и ловки, как и вечером, поэтому Веррэт почти не принял участия во всём этом, хотя открыть консервы заняло у Лионтоны время. Поев и немного передохнув, когда Веррэт заснул, и Лионтона с трудом добудилась его, они снова пошли. До заката они намеривались достичь леса и отдохнуть по-настоящему уже под его пологом - защитой гораздо более надёжной, чем блёклое небо степи. Оставшиеся пятьдесят километров Лионтона прошла почти также бодро, как и раньше. В середине дня Веррэт, уже достаточно измотанный, забыв о том, что он думал в начале пути, спросил Лионтону, как она может быть такой выносливой.
- Твои предки привыкли сидеть по своим замкам, а отправляться в долгий путь лишь верхом на коялах, тогда как моим предкам и мне раньше приходилось так идти по несколько дней подряд, перегоняя стада в лучшие места. - Ответила Лионтона не без гордости. Больше Веррэт не спрашивал её, вспомнив, как когда только познакомились, они весело гонялись по степи, и Лионтона неизменно без видимого усилия убегала от него.
К вечеру лес уже предстал перед ними. Полоса перехода от степи к его сплошному покрову была не шире десяти-пятнадцати километров и была преодолена уже почти в темноте. Только когда над двумя разведчиками полностью и как будто необратимо сомкнулись зелёные объятия, они почувствовали себя в безопасности и разбили палатку для ночлега - здесь, хоть лес был ещё не так густ, как дальше к югу, нельзя было ночевать открыто.
После степи лес казался теснейшим и давящим. Исполинские деревья, кусты, травы и многочисленные обитатели леса были буквально набиты в пространство, порой, казалось, не оставляя места для воздуха. Лионтона, которая впервые леса увидела лишь недавно, особенно обратила на это внимание. У Веррэта не было времени на подобные думы: он уже был погружён в то, как они будут искать Стронса, хотя где-то в его подсознании и витала мысль о том, что этот лес способен уберечь всё что угодно от любого вмешательства. Стронс, бесспорно, не представлял исключения - ведь он умел укрываться от людей даже в центре Олтоса. Но чего не было даже в самом глубоком подсознании Веррэта так это того, что лес, в отличие от города представлял иные правила и соблюсти, а главное узнать о них, было чрезвычайно сложно.
Клеррарты выбрали практически тот же путь, что и десантники Валинтада: водораздельную полосу между двумя огромными равнинами и притоками Большой Анкофаны. Отклонения от этого маршрута были непреодолимы, и как бы не хотелось Клеррартам не идти по этим, уже относительно известным местам, другого выхода у них не было. Единственное, что они могли сделать, это уклонится на несколько десятков километров восточнее - в сторону от относительно известных путей. Путь был, конечно, как и для всех их предшественников, не из лёгких, но ни речные обитатели, ни ядовитые строители гнёзд, ни ялы, ни гоэстомиды, ни обитатели деревьев, кустов и цветов, которые служили им домом, гнездом и ловушкой для непрошеных гостей или жертв, ни мошкара, ни огромные стаи очень своеобразных и мелких, никогда не садящихся на землю существ, курсирующих над лесом и способных уничтожить всё, вплоть до самых крупных хищников, ни топи, ни ядовитые растения, не погубили Клеррартов - они были не так смелы и самонадеянны как солдаты и старались вовсе не лезть в воду, а если это и приходилось, то они тщательно осматривали её, проверяли палками, странных листьев не рубили и на охоте держались зарослей, но смотрели чтобы в них не было ядовитых шипов. Конечно, лес не мог обойтись без дани, и не обходилось без повреждений и болезненных укусов. Самым существенным для Веррэта было то, что он однажды, не ясно для него самого как, глубоко порезал руку в том самом месте, где в неё когда-то попала пуля, а Лионтоне шип какого-то умирающего животного глубоко вонзился в ногу. Но в обоих случаях всё обошлось, и чрез сорок семь дней пути они достигли Солиомского нагорья. В горах переходы стали тяжелее и чаще, но теперь Клеррартов воодушевляло то, что Стронс или ключи к его замыслам уже близки и продвигались они почти так же быстро, как и на равнине. К вечеру оба выматывались от порогов на реке и частых переходов, которые здесь были опаснее, чем на равнине: заросли скрывали даже достаточно крупные расщелины, где могли скрываться опасные существа. Но что всё это значило в сравнении тем, что они, по окончанию своего пути обретут, то, что заставит их бояться даже самого Стронса?! Каждый вечер, несмотря на усталость, они с упоением говорили об этом, а Лионтона в тайне надеялась, что они сумеют добраться даже лично до Стронса. Вот тогда-то она и отомстит ему сполна за всё! Но то были лишь грёзы, разумом, а не чувствами и вожделениями она понимала, что это невозможно. Максимум на что приходилось рассчитывать, так это на то, что им удастся захватить человека, да и то весьма мелкого. Случится это могло, видимо, только в Аквском ущелье: сам Стронс едва ли жил в самом лесу, Клеррарты предполагали, что он живёт на каком-нибудь острове или ещё на чём-то в Илитерском океане. Узнать где это можно было лишь через его связь с Аквским Ущельем. И к встрече с ним они тщательно готовились. Уже задолго до того, как перед Клеррартами, сначала смутно, а затем всё яснее стали появляться высокие вершины с одной стороны - обращённой к лесу - зелёные, а другой - со стороны ущелья - серые, у них был готов подробный план действий, учитывающий множество различных вариантов.
Ущелье - глубокая рана, пробитая могучими и безразличными силами на теле гор и леса, и дымным пятном висящими над ними, предстало перед Клеррартами только после более чем шестидесяти дней пути. Перед тем как приступить к задуманному, решено было из какой-нибудь укромной трещины посмотреть на ущелье и получить его самую общую картину. Скал вокруг было много, зелень имела местами столь чёткую границу, что можно было спрятаться у самого её края и практически безнаказанно смотреть на само ущелье. Правда, его дна не было видно - выбросы вулканов скрывали его.
Ради безопасности Веррэт с Лионтоной подошли к ущелью ночью - в свете двух голубых ольводских лун. Тогда, когда над лесом в их странном свете носились ещё более коварные и таинственные, чем дневные, ужасные и, как казалось в этот миг, непобедимые чудовища: они заняли свою наблюдательную позицию. Всем непреодолимо огромным, безлюдным окружающим пространством правили только они, парящие в недостижимой выси хищники. И в этом царстве тьмы, лун и чудовищ, крики которых разносились на километры над пиками гор, покорённых лесом, было только одно место, против которого они были бессильны - это было то самое заветное ущелье. Там, в этом аду ядовитых газов и жара властвовали люди. Практически только они одни из всего огромного и невообразимо разнообразного мира могли опуститься туда и класть на этот алтарь всё новые и новые жертвы. Интересы целых стран и всесильных властителей если не полностью, то во многом сходились именно в этом месте, отвергнутым величайшим храмом жизни как 'Жилище дьявола' - так называли это место в древней, давно погибшей в недрах упрямого леса, цивилизации Эгнээсов.
Своими пиками скалы, между которыми укрылись неустрашимые разведчики, уходили в то самое 'царство тьмы', отрываясь от людского алтаря и потому внушая страх. На некоторых из них сидели уродливо-огромные, членистые хищники и ни Веррэта, ни Лионтону не покидало чувство, что они могут сорваться со своих родных пиков, вырваться из тьмы, превратившись из силуэтов, порой заслонявших луны, в дышащие, наполненные и напоённые фиолетовой кровью инструменты разрушения и, подлетев к границам алтаря, уничтожить двух нарушителей порядков храма. Но этого не случилось. Веррэт с Лионтоной, преодолевая свои опасения, начали осматривать склоны ущелья, ища посты. Крутые склоны, уходящие в дымную бездну были ясно видны в свете двух лун и Лионтона, обладая более острым зрением, примерно через полчаса заметила на одной из скал нечто похожее на строение.
- Смотри, - тихо произнесла она, - мне кажется, я вижу пост.
- Возможно. Кто-то должен охранять ущелье, особенно после того, что здесь было. Интересно, что же всё-таки Стронс соорудил здесь?
- Я не думаю, что он сам здесь или даже в окрестностях ущелья. Ты знаешь, я так и не смогла понять, был ли он когда-нибудь на самих приисках в Гольварде или нет.
- Не думаю, что был. Зачем ему это? Я также полагаю, что алмазы вывозят отсюда самолётом.
- А если нет? Как мы тогда их выследим?
- Ты думаешь, Стронс решится нести их через лес? Это же не надёжно.
- Самолёт тоже могут повредить, например гоэстомиды.
- Ну можно проложить его маршрут так, чтобы не пролетать мимо их гнёзд или ещё что-нибудь придумать. Во всяком случае, это более надёжно.
- Возможно. Однако нам надо бы проверить, как тут расположены посты.
- Мы не сможем быть уверены, что сумеем заметить все посты. Кроме того, это опасно: ведь у каждого поста нас могут засечь.
- Что же ты предлагаешь?
- Выбрать вокруг нас место получше, следить за ущельем и смотреть, не покажется ли самолёт, ведь ты говоришь, что его не может не быть.
- Хорошо. И как ты находишь наше место?
- Сейчас темно. Когда рассветет, мы сможем поискать что-нибудь.
- Перемещаться днём? Это же опасно!
- Не опасней всего остального.
- Согласен. - Веррэт коротко вздохнул.
Клеррарты спустились несколько ниже того места, где укрылись и стали совершенно недосягаемы для людей Стронса: искать подходящие для наблюдений место надо было днём. На утро, с первыми лучами Солнца они покинули своё убежище и поднялись на одну из скал, находящихся рядом с той, на которой они были прежней ночью. С этой скалы было видно уже больше, и был замечен ещё один пост. Также, в лучах Солнца было видно, правда, достаточно слабо, дно ущелья.
- Как видно, - заговорил Веррэт, - посты стоят на всех тех местах, через которые можно пройти в ущелье. Таких проходов, наверное, не так уж много.
- Наверное, ты знаешь, ведь самолёт можно не заметить даже днём.
- Как же мы спустимся в ущелье незамеченными?
- Посмотрим...
- Даже если это и возможно, то долгое время находится в ущелье мы не сможем. Я думаю, что самое большее, на что мы способны - это на то, чтобы смотреть за ущельем с одного из склонов.
- Как видно это и придётся сделать. По-моему нам нужно переменить позицию.
Они продвинулись вдоль края ущелья и в поисках постов провели несколько дней, обойдя по периметру всё ущелье. Первоначальное предположение подтвердилось: во всех доступных проходах были посты. Во время обхода Веррэт с Лионтоной не видели самолёта. Значит необходимо было ждать, выбрав удобное место примерно в середине длинной стороной ущелье: из этой точки было видно оно почти целиком, только края противоположной стороны терялись в дыму. Как видно самолёты вылетали из ущелья не очень часто: только на третий день ожидания, уставшие от сернистого газа, они заметили, что со стороны озера движется расплывчатая точка. Она поднималась. Одурманенные ядовитыми газами они не сразу поняли что это, но когда им стало ясно, что это самолёт они встрепенулись, перекинулись короткими, восторженными фразами, поднялись, оба взяли подзорные трубы и уже неотрывно следили за знаком, выдававшем Стронса. Долгожданное событие свершилось! Теперь необходимо было проследить за ним как можно дальше и не ошибиться в выборе следующего места наблюдения: чтобы засечь следующий полёт самолёта. К счастью для Веррэта с Лионтоной самолёт поднимался высоко, чтобы избежать возможных нападений со стороны летучих хищников, и они могли следить за ним достаточно долго. Они быстро, боясь упустить машину, своим полётом как будто бросавшую вызов лесу, покинули своё убежище и поднялись на соседнюю гору, находящуюся к югу от ущелья. Отсюда самолёт был хорошо виден ещё долго, и наверняка они потеряли его из виду, когда он был уже над океаном. Но он сделал своё дело: он доказал, что Стронс был наверняка в океане, и теперь необходимо было идти на его берега по установленному направлению. Времени на дорогу должно было хватить.
Путь был тяжел, никаких схем, которые могли бы помочь в выборе пути, для этих мест не существовало, кроме того горы здесь были особенно труднопроходимы, а Клеррарты не особенно желали отклоняться от прямого пути, чтобы не потерять направление. В итоге приходилось карабкаться на заросшие вершины, обрывы и скалы, которых здесь было беспорядочное нагромождение. Единственное в чём природа помогала здесь людям, это было то, что реки здесь текли в нужную им сторону, но они были настолько пересечены порогами, быстры и извилисты, что передвигаться по ним можно было только на небольших участках, заставляя часто менять маршрут и идти по коварному лесу. Кроме того, как ни старались Веррэт с Лионтоной держаться прямого пути, всё равно те триста километров, отделяющие ущелье от океана превратились в пятьсот и были пройдены и местами проплыты за семь дней. Однако, несмотря на спешку, они всё равно вели себя хоть уверенно, но осторожно и потому, несмотря на обилие хищников, коварных, заросших разломов и всего остального, лес пощадил их и здесь. И Веррэт и Лионтона были очень утомлены дорогой, а самое главное, как они предполагали, ещё предстояло впереди.
Ожидание нового самолёта было особенно тяжело и превращалось в постоянную борьбу со сном. Правда, в этой борьбе людям помогали кровососы, которых здесь, в прибрежных топях пресного океана были сонмы, от которых плохо спасала и плотная одежда, и отпугивающие вещества, и глина. Острые челюсти и хоботки этих в основном крылатых тварей находили пути через всё это: миллионы лет опыта не прошли для них даром. Кроме того, чтобы не мешать наблюдениям они не надевали на лица плотные сетки, и уже к исходу первых суток наблюдений их лица опухли до неузнаваемости. К их счастью самолёты летали каждые девять дней, и ожидание было недолгим. Новый полёт они восприняли уже с меньшим энтузиазмом, чем первый и, определив направление движения, они решили не сразу двигаться в путь, а передохнуть: по океану легче плыть, чем идти по горам и потому у них было на это время. Отдыхали они два дня, разбив палатку у края болот. За это время неприятные симптомы бесчисленных укусов спали и на третий день они занялись тем, что готовили лодку к опасному плаванью. Они знали из описаний экспедиции Каэра, что по океану плавает довольно много 'живых островов' - комков водорослей, водных растений и прочих вещей с множеством обитателей и старались сделать лодку похожей на подобный островок. На это и на перетаскивание лодки до берега ушел почти целый день. В неведомый океан они вышли на закате. Если кто-то патрулировал океан, то он мог заметить, что один из 'живых' островков движется слишком быстро и целенаправленно, но Клеррарты понимали, что, во-первых, едва ли Стронс сочтёт нужным патрулировать океан, а во-вторых, патрульные не станут сразу же стрелять по подозрительным объектам. Но всё же опасность была, и Веррэт с Лионтоной стремились двигаться как можно быстрее, а также надели акваланги и защитные гидрокостюмы, чтобы в случае опасности сразу же прыгнуть в воду.
Они всю ночь двигались по прямой линии, беспрестанно всматриваясь в воду и воздух в ожидании опасности - всякого рода, но ни патрули Стронса, ни обитатели океана, ни проносящиеся над ним создания не встретились на пути людей, мошкара, которой над океаном было больше, чем в лесу и она была крупнее, была бессильна против особых гидрокостюмов и единственное, что мешало - это то, что в них, обтягивавших прорезиненной и укреплённой тканью всё тело и оставлявших только прорезь для рта, было очень жарко. Весь день они также двигались в прежнем направлении, и вновь перед ними расстилался лишь неведомый океан, то же продолжалось и следующую ночь. Веррэт с Лионтоной спали мало, но мало чувствовали усталость - чувство близости их цели придавало силы, но теперь он уже начинали волноваться: в правильном ли направлении они плыли? Может самолёт где-то при приближении к логову Стронса менял свой курс, и необходимо было остановить мотор лодки, превратиться в островок и ждать нового самолёта? А если они уже там, где самолёт и не пролетает? Топливо лодки подходит к концу. Что делать? Но прежде, чем они разрешили этот вопрос на горизонте показались светящиеся точки. Был рассвет, и оба они не спали. Увидя огни, они приготовили оружие и сбавили ход: нужно было стать совсем похожими на островок и приблизиться как можно ближе - чем больше они увидят - тем лучше. Они медленно, изредка включая мотор, приближались к цели несколько часов и перед ними стали вырисовываться как видно плавучие корпуса. Никаких людей не было видно, Веррэт сделал несколько снимков и, осмелев, решил проплыть вдоль них.
- Нам нужно выяснить, насколько велики его замыслы. - Пояснил он. Лионтона согласилась, и они поплыли - так же осторожно, как и раньше. Строениям не было конца, прошло уже больше часа, а они всё тянулись. Плыть дальше становилось опасно, но они не желали останавливаться: поиск захватил их, величие и множество корпусов так неожиданно возвышавшихся на глади океана, наверняка не знавшего до них, что есть корабли и цивилизация, поразили их воображение, зачаровывали и приковали сознание. Они, движимые всем этим жаждали понять, что же затеял Стронс в этой глуши ведь здесь, посреди этого первобытного океана, он возвёл настоящий город! И какой город! В этих всех строениях лишь едва заметно покачивающихся на слабых волнах наверняка жили миллионы людей, едва заметный дым дальше свидетельствовал о заводах. Здесь наверняка были корабли, причалы, где-то на совсем уж далёких берегах океана что-то наверняка добывали и привозили сюда, где создавали, сотворяли, то, что так надо было Стронсу и всем его замыслам. Глядя на это огромное творение, и осознавая, как далеко оно находится, можно было представить что угодно. Это было немыслимо, невозможно, но он этот сверхчеловек сотворил всё это, бросая вызов всему - и человечеству и самой природе. Что же, если он сумел это сотворить, то они сумели хотя бы приоткрыть его замыслы. Остальное человечество не потерпит этого и, если потребуется, сумеет оценить заслуги Клеррарт-Отонов перед собой.
Ослеплённые всем этим Веррэт с Лионтоной совсем остановили лодку и стали наблюдать за тем, что происходит среди корпусов, надеясь увидеть корабли и людей. Тем временем они привлекли к себе внимание: ведь в этом творении Стронса были службы, постоянно следящие за воздухом и океаном: лес шутить не любит. Однако Веррэт с Лионтоной, глядя на человеческое строение, несколько забыли об этом, и когда к ним направилась лодка, где находились люди, желавшие посмотреть, что собой представляет странно движущиеся островок, ведь на поверхности океана обитали существа, похожие то ли на кораблики или корабли, смотря по их размеру, то ли на скалистые островки и представлявшие иногда серьёзную опасность, разведчики включили мотор и стремительно поплыли прочь. Может, это было и правильно, поскольку люди в лодки всё равно заметили бы, что островок ложный, и они были вооружены, но этим Клеррарты привлекли внимание остальных: люди с лодки, увидев, что 'островок' уходит, чего с подобными объектами не случалось, вызвали на всякий случай подкрепление в виде подразделения службы безопасности, которая здесь была совмещена со службой слежки за океаном. Солдаты службы быстро прибыли на место в быстроходной лодке и стремительно нагоняли Веррэта с Лионтоной. Камуфляж снижал скорость их и без этого достаточно слабосильного средства. Веррэт не выдержал и, когда преследователи были уже достаточно близко, открыл по ним огонь. Солдаты ответили ему, одна из пуль слегка задела его, но остальные нанесли повреждения лодке. Веррэт скрылся и со всего размаха бросил гранату.
- Прыгай, Лионтона! - Закричал он и как змея выскользнул наружу, в левой руке сжимая фотоаппарат с драгоценными снимками. Лионтона проскользнула почти под ним, и всё совершилось настолько быстро, что только одна из пуль задела Веррэта, кроме того, в тот же момент, когда над ними сомкнулась мутная вода океана, разорвалась граната, попав в цель: лодка преследователей сама как бы наскочила на неё, взрыв произошел, когда она отскочила от борта. Когда Клеррарты оказались в воде, они стремились уйти на возможно большую глубину и изо всех сил уйти от лодки. Как видно среди преследователей возникло замешательство, и они потеряли преследуемых из вида, кроме того, в мутной воде в голубых костюмах их невозможно было заметить. Всё это дало возможность последним достаточно далеко отплыть от них. Веррэт с Лионтоной плыли под водой, боясь приближаться к поверхности, пока в их баллонах был воздух. Они смогли проплыть несколько километров, пока не начали приближаться к поверхности и отыскивать на ней плавучий островок, за который они могли уцепиться. Фотоаппарат с целью путешествия Веррэт спрятал в плотно застегивающийся карман на боку. Островок обнаружился, когда воздуха оставалось совсем немного. Они со всей возможной скоростью, будто он мог уйти от них, подплыли к нему и уцепились за свисавшие с него водоросли. К счастью, его края несколько нависали над поверхностью, что давало возможность спрятаться под ними, кроме того, на поясе у обоих были ножи и пистолеты в непромокаемых чехлах, так что они могли расширить имевшиеся ниши и укрываться там. Подгребая ногами можно было хоть и медленно, но двигаться, правда, это теперь надо было делать лишь по ночам, а днём предаваться воле океана. Сколько времени теперь им предстояло пребывать в нём оставалось лишь догадываться, но надежда в них не угасала, более того, они были уверены, что сумеют избежать и преследователей и исконных обитателей океана и добыть в нём необходимую для себя пищу. Только рана Веррэта: пуля задела ему кость левой скулы, внушала опасения Лионтоны: кровь, бесспорно, привлечёт обитателей океана, а его вода наверняка далеко не стерильна, но Веррэт не обращал на это внимания, он говорил, что это царапина и кровь из неё уже почти не идёт. Не слушая его, Лионтона, насколько это позволяли условия, перевязала ему рану обрывками водорослей, после чего они решили бездействовать до наступления темноты, чтобы с её наступлением продвинуться в нужном направлении как можно дальше. Однако вечером, когда приближались короткие сумерки, оптимизм разведчиков поубавился: просторы океана и сочившиеся в мысли смельчаков ощущение почти полной зависимости от его причуд понемногу начинали давить на них, это чувство ещё больше усилилось, когда как фон звуков спокойного океана послышался какой-то странный гул. Вначале они не обратили на него внимания, и он действовал подсознательно, но он усиливался, заставил услышать себя и сеял ужас. На небо люди не смотрели - боялись, но если бы они смотрели, то увидели бы в вышине стаю самых крупных наземных подвижных обитателей Ольвода - яонторов. Эти животные, имевшие членистые тела длинной пятьдесят метров, размах самой большой из трёх пар перепончатых крыльев шестьдесят метров, вооружённые шестиметровыми четырёхстворчатыми загнутыми челюстями, восемью ногами со сложными клешнями и также клешнёй на конце хвоста, обитали в горах и часто беспокоили путников на перевалах, но нередко мигрировали в поисках пищи и перелетали равнины. Гул, создаваемый их крыльями, разносился на километры. Наконец он стал настолько сильным, а ужас настолько нестерпимым, что Лионтона не выдержала и, выпутав голову из водорослей, подняла её вверх, смотря на небо. Увиденное заставило её крепче сжать руки, бить ногами воду и хоть и неуверенно, колеблющиеся, борясь с тем, что это нельзя, это плохо, может даже малодушно, источить из себя вопль ужаса, вой направленный к океану - признание его победы. Веррэт испугался, тоже обратил глаза к небу, но, уже немного подготовленный криком жены, он сумел сдержаться, кроме того сил у него на вопли изумления, ужас было меньше. Может быть, это и помогло ему возбудить в себе убеждения, что эти чудища ничего им не сделают, как бы низко (непонятно для чего) они бы не опустились на поверхность океана: они ведь обитатели гор. Однако всё это звучало слабо, обессиленный и раной и океаном Веррэт, не мог выразить этого словами, успокоить и Лионтону и самого себя, тем более что один из монстров, которых в вышине было не меньше полсотни, опустился ниже остальных и находился прямо над их спасительным островком. Что он намеревался делать?! Веррэт с Лионтоной, поглощённые немым ужасом смотрели вверх, на тело этого насекомоподобного титана, разглядывая на нём каждую чёрточку. Вдруг гул словно переломился и вместе с хищником ринулся вниз, накрывая собой весь океан, весь лес, весь мир, поглощая всё без остатка и превращая устроенный мир в хаос, смешав и исковеркав даже самого Стронса и упрямый Лес. В кромешном аду всего этого хаоса его создатель и центр, его воплощение что-то вырвало из самых недр океана и они, Клеррарты, смешались со всем этим, оказавшись где-то - уже не в океане, которого, казалась, больше и не существовало. Нормальные, привычные ощущения, а вместе с ними и прежний мир вернулись лишь тогда, когда Веррэт чувствовал, что его тело находится в какой-то неудобной позе, руки что-то сжимают и что-то опутывает его. Оглядевшись вокруг, он увидел, что прямо перед ним что-то огромное, покрытое какими-то странными, невероятно толстыми волосами, Лионтона рядом, у его головы и здесь же обрывки укрывшего их островка и всё перепутано в этих странных, толстых волосах. Посмотрев в сторону, Веррэт едва не вскрикнул: поверхность океана была далеко внизу. Вокруг свистел ветер, и впереди было что-то огромное, покрытое фиолетовой кровью, разодранное.
- Веррэт! - Услышал он крик Лионтоны. - Веррэт, это чудище схватило нас вместе с чем-то!
В этот момент Веррэт понял: яонтр схватил какое-то животное в океане, оно оказалось рядом с их островком, и последний оказался зацепленным вместе с ним. Куда же летел этот монстр? Однако куда бы ни лежал его путь, Стронс теперь их уже не достанет, это уж точно. Эта мысль успокоила Веррэта. Но как же спускаться с этого чудища?! Он знал, что яонтры имеют очень острое зрение и отменную реакцию. Значит, если они спустятся с него, когда он будет в своём гнезде, он заметит их, и они не успеют уйти он клешней, челюстей или что там ещё есть у этого приспособленнейшего хищника? Значит надо прыгать, но когда? 'Ладно, - решил Веррэт, - он летит на север, до Анкофанских гор ещё далеко, успеем придумать что-нибудь'.
- Лионтона, ты крепко держишься? - Крикнул он, преодолевая ветер и подумав, что хорошо, что они не на прямом его потоке.
- Конечно, он летит в Анкофанские горы?
- Да, если ничего не изменится.
- Значит мы вырвались?!
Остатки островка сорвало потоком и на Клеррартов стало сильнее дуть, они плотнее прижались к телу яонтра и схватили волосы. Скорость полёта была наверняка около шестисот километров в час, и продолжался он всю ночь. Веррэт с Лионтоной были очень утомлены и чувствовали, что не смогут держаться ещё долго. На рассвете показались Анкофанские горы. Яонтр легко преодолел высокие вершины, при этом заставив своих невольных спутников страдать от горной болезни, потом он начал снижать скорость, приближаясь к родным местам. Ещё через некоторое время под Клеррартами замелькали горные склоны, вершины, ущелья. Яонтр явно искал место, куда ему было удобнее приземлится. Надо было прыгать. 'Как бы нам помогли парашюты!' - Подумал Веррэт, но ведь нельзя же было предвидеть и такой вариант. Земля была уже совсем близко, яонтр парил над ней и, наконец, когда под людьми была вершина, они решились. Они не могли понять каково расстояние между ними и твёрдой землёй, но можно было прыгать сейчас или никогда, кроме того силы уже иссякали. Под ними мелькали камни, покрытые редкой травой. Нужно было прыгать.
- Внииииз! - Закричал Веррэт, смотря на Лионтону из последних сил и последний звук замер у него на устах, превратившись в вопль падения, которое длилось словно вечность. Лионтона летела рядом, и Веррэт не мог понять, что кричала она, во всяком случае, до того как столкнулся с землёй и почувствовал, как он летит, разрушаясь вниз по склону, как скачут в его глазах черты гор, становившиеся всё тусклее и тусклее, пока не угасли совсем, и над ним не сомкнулась тьма, но в последний миг он как будто увидел так же как и он летящую Лионтону, и потому последним из этой череды его впечатлений стало спокойствие.
Лионтона очнулась, когда был уже закат. Вокруг неё была жёсткая, зелёная трава, а также мхи и лишайники, перед её глазами - небо. Глядя на его вечную голубизну, она попробовала улыбнуться, но тут же вспомнила о Веррэте, она постаралась повернуть голову, но это было слишком больно и трудно, она попробовала пошевелиться, но результат был тот же, однако всё это не внушало ей страха: вокруг неё было слишком красиво. Веррэт, конечно, здесь, рядом - иначе не может быть. Она посмотрела ещё немного и повторила попытку поискать Веррэта глазами. На этот раз её старания увенчались успехом: повернув немного голову, превозмогая боль, она увидела его в стороне, немного выше по склону. Он лежал на животе, его костюм был прорван в нескольких местах и окровавлен. Она смотрела на него и попыталась позвать, но губы лишь бессильно шевелились под, кажется, разорванной тканью, и чувствовался вкус крови. Она заволновалась, но в этот миг голова Веррэта поднялась из крови, в которой он лежал, он посмотрел перед собой, на закат, красные цвета которого заставили его вспомнить последние мгновения падения, бешеную пляску гор, кровь и боль, и он пробормотал:
- Мы живы...
- Да. - Ответила Лионтона, и если бы Веррэт мог бы её слышать, то услышал бы с каким удовлетворением, она это сказала.
Веррэт попытался протянуть ей руку, но понял, что это невозможно: он лежал в лужи крови и был весь разбит, говорил он, преодолевая ужасную боль в голове и челюстях. Сквозь кровавый туман он посмотрел на неё: ока выглядела как будто лучше: её костюм был не очень разорван, крови как будто было меньше и на груди, во всяком случае через ткань, по-прежнему натянутую на неё, не было видно повреждений.
- Что сейчас? - Промолвил Веррэт собрав остаток сил, подумав о плёнке со снимками, но не зная как проверить, что с ней.
- Вечер. - Ответила Лионтона громче, чем в первый раз и Веррэт её услышал.
- Ночью будит холодно. - Пробормотал он. - Что ты видишь?
- В небе что-то...
- Легерты. - Промолвил Веррэт. - Наверняка. - Он учуяли нас и спустятся когда...
- Когда что? - Спросила Лионтона испуганно.
- Они не едят живых. - Отвлечённо сказал Веррэт. - Да, когда я был... здесь. Охотники... Говорят... У них вкусное мясо. - Закончил он твёрдо и попробовал усмехнуться.
- Охотники? - Переспросила Лионтона, попытавшись сдвинуться с места и устраивая голову поудобнее.
- Да. - Сказал Веррэт как бы из глубины.
- Они увидят нас. - Произнесла Лионтона с надеждой, но Веррэт не слышал её: силы оставили его. Лионтона поняла это не сразу, но также не думала она и о смерти и пролежала ещё некоторое время. Сознание оставило её уже во тьме.
В середине следующего дня охотники, заметившие легертов, как и говорила Лионтона, на склоне горы нашли два окровавленных и почти бездыханных тела.
II. Илтосы
Информация о чрезвычайных событиях постигших первую семью Олтилора достигли Всемогущего Ютса моментально: уже в тот же день, когда Милтенетта отнесла первое послание, Вавитонк принял шифрованное сообщение. Впоследствии каждый шаг развития отношений передавался лично ему и Вавитонк старался составить картину того, что же затеял этот старик Стронс и, главное, что может быть известно об этом Илтосам. Илтосы давно, ещё со времён войн Вамы в Лоронском регионе привлекали внимание спецслужб. Тогда они метались в общем хаосе, стремились чего-то достичь, но из этого, как видно, ничего не вышло, от тех времён остались только сведенья далеко не лучшим образом выставлявшие эту семью в глазах Олтилора и теперь, быть может, могущие сослужить хорошую службу: оказывалось, что с тех самых пор семья продолжала подобную деятельность, но Стронс, как видно ничего не знал о прежних их делах: иначе он не доверил бы им дело подобной важности, предвидя сложившийся оборот событий или, что также возможно, что он знал, но не подозревал о том, что это известно также и ЦУВРу. Да, эта организация умеет хранить свои секреты. Всё это было неудивительно: как тогда семья действовала в глубокой секретности, так и теперь. Возможно, они продолжали в некотором роде ту свою деятельность. Это было понятно, не требовались даже детальные документы ЦУВРа, достаточно хорошо думалось и здесь, в привычном кабинете. Нужно было понять в свете важности поручения Стронса, насколько он посвятил их в свои замыслы. Но как это было сделать? Этот Стронс никогда никого не посвящает больше, чем того требует конкретное поручение. Это хорошо известно. Но Илтосы - важные люди в Олтосе и они, возможно, задействованы в чём-то ещё и наверняка связаны со Стронсом уже много лет. Так что им может быть известно весьма многое. Теперь необходимо решить, как воздействие на них может сказаться на Милтенетте, которую необходимо сохранить. Ясно, что если с Илтосами что-то случится, Стронс поймёт, что в этом повинна Милтенетта и убьёт её. Значит, Милтенетта должна покинуть Олтос раньше, чем это случится. А что если от Илтосов узнать всё так, чтобы об этом никто не узнал? Едва ли это осуществимо, можно предположить, что их можно заставить покинуть Олтос, но когда они вернутся люди Стронса, которые наверняка есть среди их слуг, всё поймут. Пригрозить известной о них информацией? Если в Олтилоре получат огласку сведенья об их делах многолетней давности, то Стронсу это не понравится, но он не узнает, что о его деле с Милтенеттой кому-либо известно, а значит, оставит Илтосов в живых. Они это понимают, но чтобы проверить подлинность тех сведений, которые они предоставят в этом случае, придётся потрудиться, кроме того, находясь в Олтосе, они, возможно, сумеют сделать так, чтобы предоставленная ими легенда на случай провала сделалась реальностью, хотя бы частично, во всяком случае, так, чтобы отличить правду ото лжи стало бы невозможно: нельзя забывать об их положении в кругах Олтилора. Если же их схватить, удалить из Олтоса, подвергнуть необходимому воздействию, то вероятность того, что они расскажут истину больше, кроме того, в этом случае раскрыть их возможный обман будет легче. Но тогда Милтенетта должна быть вне поля зрения Стронса. В этом случае ценность сведений, имеющихся против Исартеров, резко падает, но всё-таки не становится равной нулю, впрочем, она и так невелика: у Вавитонка есть только признание Милтенетты, это не так мало, но всё-таки ещё не фотографии. Канал влияния слишком слабый. Но если Исартеры не пожелают отпускать Милтенетту, опасаясь, что Стронс опубликует свои материалы? Нет, это вряд ли: Стронс их не опубликует, понимая, что пока Милтенетты нет в Олтосе, и никто не знает где она, ценность этих данных невелика, тем более что в отсутствие Милтенетты Сенеотес может сказать, что она предала их семью и его больше не интересует, они отвергли её, всё то, что на фотографиях случилось уже после этого? Когда это случится, сведения Стронса превратятся в холостой выстрел, хоть Сенеотес и пострадает, но прочие магнаты Олтилора предпочтут всё-таки молчать: это ясно из расстановки, сложившейся в Олтилоре. Значит, Стронс на такое не пойдёт. Когда же Милтенетта будет в ведении Вавитонка, то это всё-таки нечто против Сенеотеса: он теоретически сможет указать на неё и грозить этим. Хоть это и слабовато, но всё-таки слишком заманчиво. Конечно, её исчезновение, представленное как бегство в неизвестность вызовет множество разговоров, но тогда Исартеры будут пострадавшими, а вот если узнают о её групповых утехах во дворце Илтосов или ещё где-то - то семья будит опозоренной. Значит, если ничего не делать, то получится слабенький канал влияния, а если использовать Илтосов, то получатся сведенья о Стронсе, но ещё более слабый канал. А какие сведения, ведь воздействие на Илтосов - это риск, поскольку неизвестно до какой степени они посвящены в дела Стронса, и выяснить это нет возможности, поскольку даже если Илтосов осторожно расспрашивать об этом, то они всё поймут и сбегут, при этом, возможно, убив Милтенетту. Или всё-таки есть способ осуществить подобную проверку, не вызывая подозрения Илтосов на счёт Милтенетты? Точнее не подозрения, а уверенность? Вавитонк задумался. Кто-то наверняка есть, кто участвовал с ними в тех махинациях прошлых лет. К Илтосам за все минувшие годы обращались несколько раз за информацией или за какими-то делами и новое обращение не вызовет их подозрений. Очень может быть, что Илтосы использовали и в делах со Стронсом свои старые связи. Может что-то можно сделать через тех людей? Например, якобы заподозрить одного из людей связанных в то время с ними, на причастность к делу исчезновения состояния Стронса? Конечно, подозрения Илтосов будут, и падут они на Милтенетту, и они, может быть, захотят это проверить. Её необходимо предупредить, ведь если она исчезнет преждевременно, то это будет слишком подозрительно. Всё это возможно, но теперь уже без материалов ЦУВРа не обойтись. Вавитонк вздохнул: по середине размышлений покидать удобный, уютный кабинет не хотелось, но сидя здесь нельзя достичь желаемого. Он вышел, устало сказал жене, что едет в ЦУВР, и уже через час получил необходимые документы. Всматриваясь в них, он понял, что не ошибся: с Илтосами было связано несколько человек. Необходимо только обдумать детали, выбрать наиболее подходящих, воспользоваться известными каналами, плохо, конечно то, что Милтенетта у Илтосов, но на этот риск можно пойти - ведь у них против неё в этом деле ничего нет, в конце концов, на это есть аппарат ЦУВРа, он изложит дело соответсвующим людям, они составят план, он поговорит с ними и так далее. Как это было уже много раз.
Люди ЦУВРа исполнили поручение ютса уже к исходу следующего дня, и Вавитонк ночью совещался с ними. Подходящего человека, якобы заподозренного в связи со Стронсом Вавитонк одобрил. Решено было спросить Илтосов, не известно ли им что-нибудь о деятельности, в которой тот, якобы, подозревался, и посмотреть по каким каналам они будут действовать, а в конце операции пригласить Илтосов на личную беседу и там схватить. На следующий день на Олтинское плоскогорье были посланы шифрограммы с инструкциями к действиям необходимым агентам.
Отец Эмиста, Лэйётр Илтос, получив известие, задумался: ЦУВР не беспокоил его уже три года, и он полагал, что там обнаружился некий новый человек, который удовлетворял Валинтад больше чем он. В конце концов, что он тогда совершил? Все в то время делали что-то непонятное, необдуманное, метались из стороны в сторону, что из того, что он был достаточно близок к верхам Олтилора и хотел подняться совсем высоко пусть с помощью вамцев? Да и времени прошло уже много: ведь был тогда восемьсот восемьдесят третий год - почти сорок лет минуло, и всё-таки не хорошо если об этом узнают: столь высоко поднявшиеся как он должны выглядеть непогрешимо, то, что это не реально это уже другая сторона дела, а может быть и та же самая? Кто знает? Он не часто думал об этом, что сделано, то сделано, прошлого не вернёшь, сейчас вот дела со Стронсом и опять вверх, верх, вверх. Всегда вверх и только туда, ни шага назад, ни шага в бок. Только наверх, к Высшей Ассамблее, Замыслам Стронса, может даже к Рондестерту или как он там, Вамский, Валинтадский Парламент? Куда бы ни было, но если эта дорога наверх, то выбор верен. Сейчас пришлось немного испачкать свой дворец, привлечь Эмиста, но что с того? У Стронса он очень высоко и этого достаточно. Думая об этом, Лэйётр чувствовал гордость. Ничего, что сейчас он и его семья подчиняются Стронсу. Пока подчиняются, а вот скоро... Но это сообщение ЦУВРа, да ещё и с упоминанием Стронса взволновало его. Это было явное несоответствие тому, что происходило в последнее время. Однако, руки ЦУВРа длинны, кому, как ни ему, знать об этом? Он понимает, что он не мог остаться равнодушным к такому делу, как пропажа состояния Стронса и всё же никогда раньше ЦУВР никак не связывал их со Стронсом, во всяком случае, настолько прямо. Это несколько настораживает.
Ничего не подозревая об уготовленной для него западни, и волнуясь совсем немного, Лэйётр рассудительно, перебирая все витки сплетённой за много лет сети вокруг себя, размышлял о том, что же пронюхал этот вездесущий ЦУВР? Надо бы проверить того человека, что-то передать ЦУВРу, что не может повредить Стронсу и так далее. К обеду Лэйётр спустился задумчивый, а после еды вновь поднялся в свой кабинет и через некоторое время решил позвать к себе сына на всякий случай.
- Я говорил тебе о том, что ЦУВР вновь прислал нам кое-что? - Спросил он, когда тот вошёл.
- Кажется, да. Но разве это в первый раз?
- Я полагал, что ЦУВР охладел к нам. Но тут речь идёт о пропаже состояния Стронса.
- Стронса? - Эмист несколько насторожился. - Какое мы можем иметь к этому отношение для него? - Он почуял неладное и нахмурился, тем более что упоминание Стронса всегда ему не нравилось.
- Отношение весьма косвенное, но всё же мне это не нравится. Раньше такого не было. Я хочу у тебя спросить, не мог ли ты где-то, что-то... упустить? - Он строго посмотрел на него.
- Упустить? О чём ты? Как это возможно?
- Я не знаю. Тебе известно о наших делах, а в твоих компаниях не принято молчать.
- Ты хочешь сказать, что я мог кому-то рассказать об этом?! Да за кого...
- Я не хочу этого сказать. Но ты мог сказать что-то неосторожное. А кто может сказать, где оканчиваются руки ЦУВРа?
- Я никогда ничего и никому не говорил об этом. Это точно.
- Ты уверен?
- Конечно. Но если ЦУВР действительно приобрёл что-то новое, то, может... от Милтенетты?
- От неё? Как? Что она могла сказать? - Лэйётр усмехнулся.
- Не знаю. Но она была так подавлена... Не знаю.
- Ты же сам говорил, что она не так глупа, как кажется. Кроме того, разве она не испугана?
- Я не уверен.
- И всё равно это чепуха. Подумай: как она могла рассказать это? Подумай, где её семья, где ЦУВР? Между всем этим - бездонная пропасть! Это безумие!
- Может быть, но она... я не знаю! Она взбалмошна!
- Эмист, ты не думаешь. Конечно, всё может быть, но такое...
- Я проверю это!
- Проверишь? Ну ну...
- Почему ты не доверяешь мне? Тем более, она у меня.
- Смотри только делай всё осторожно. - Он тихо засмеялся. - Эмист улыбнулся и вышел.
Лэйётр понимал, что ЦУВР, наверное, обратил на Милтенетту внимание, дальше линия не вырисовывалсь: даже если ЦУВР начал бы искать встречи с Милтенеттой (о самом Сенеотесе Лэйётр и мысли не допускал), то представить, что она вот так бы сдала свою семью было просто немыслимо. Менять Стронса на Вавитонка? Стронс - из Олтилора, а Вавитонк - заклятый враг.
Эмист в первый момент был почти счастлив, но потом иная мысль закралась к нему: а что подумает Стронс?.. Страшно... Он никогда не видел этого старика, но дрожал перед ним. Что будет, если он узнает? Он содрогнулся при мысли об этом и некоторое время, бледный, сидя в своей комнате, колебался между страхом перед Стронсом и своей усладой. Однако Милтенетта не давала ему покоя, тем более что теперь он подозревал её. Правда, сам он не верил в свои подозрения и даже не очень глубоко задумывался о них. Не это было важно. В итоге он решился. По его телу пробежала дрожь, но тут же он вновь воспрянул: в конце концов, они или не они провели всё это мероприятие, он или нет осуществил главную, ключевую его часть?! Он имеет право и на свои собственные действия! Он пошёл к Милтенетте.
- Есть подозрения, Милтенетта, что ты рассказала кому-то о себе. - Сказал он, входя к ней и глядя в глаза. - Она помотала головой, мыча. - Я открою тебе рот и ты мне скажешь. - Она помотала головой. - Что нет? Ну, сейчас, ты обретёшь речь и скажешь мне всё. - Он срезал часть ленты с её головы, удерживающюю пробку у неё во рту. Когда закончил освободил её рот. Она резко вдохнула несколько раз и попробовала пошевелить онемевшими губами и языком. Он вытер потёкшую слюну у неё изо рта.
- Ты сошёл с ума. - Наконец сказала она невнятно.
- О, нет. Скажи мне кто это и всё. - Он засмеялся.
- Ты издеваешься. - Хоть это всё было и чрезвычайно важно, но для Милтенетты Эмист был ничтожеством, и она его не боялась. Однако она немного испугалась: Эмист что-то подозревал, потому что ЦУВР начал свою деятельность? Что же он с ней сделает, чтобы выяснить? Но что же ей мешает ничего не передавать, он же ничего не может знать? Значит, он пугает её? Ну и пусть!
- Ты не хочешь сказать правду? - Он поднялся и злобно посмотрел на неё, потом схватил за плечи и, тряся, исступлённо закричал: - Ну, ты, говори, кто они, кто, кто эти люди, кто?!! - Милтенетта с недоумением смотрела на него. - Кто?! Кто!? - Он схватил её за горло, она захрипела, но не старалась высвободиться. Тяжело дыша, он оторвался от неё. - Милтенетта, не шути, говори. - Он ударил её по щеке.
- Я не говорила... - Пробормотала она. - Как это...
- Я уже слышал это, слышал. - Проревел он. - Ты должна мне сказать, должна. - Сказал он спокойнее, резко откидывая волосы со лба. - Хорошо, - заговорил он вдруг прежним голосом, - Посмотрим, а пока помолчи, когда вспомнишь, кивнёшь. - Еды не будет, в пробке нет отверстия. - А чтобы лучше думалось, сделаем так. - Он подвёл к её вискам провода и приклеил. - Посмотрим. Приятных сновидений. - Он усмехнулся, заткнул ей рот, заклеил пробку, включил ток и ушёл.
Милтенетта вздрогнула и отчаянно замотала головой. Она хотела вздохнуть, но новая пробка позволяла сделать это только носом. 'Он убьёт меня' - Подумала она, и ей захотелось выть, кататься по полу, корчится, но об алтернативе она не могла и думать. Этой мыслью она подкрепляла себя всю жуткую ночь, в течение которой у неё в голове не осталось живого места. От жуткого жжения она не заметила, что рассвело, когда вошёл Эмист.
- Ну как, ты не вспомнила? - Спросил он, подойдя к ней. - Ну как? - Сквозь зубы проговорил он, зажимая её нос ладонью и видя, что её глаза краснеют. - Она мотала горящей головой. - Ты хочешь повторения? - Она помотала головой. - Тогда говори. - Она замотала головой. - Говори! - Он схватил её за плечи и попробовал трясти. - Ладно. Ток продолжится, но добавим ещё. - Она заметила, что он что-то принёс, и замычала. - Страшно? - Она замотала головой. - Увидим. - Он начал её обмазывать, закончив, он сильно надавил на её пробку и ушёл. Милтенетта через некоторое время почувствовала, что горит. Её кожа словно пылала! Она долго и протяжно стонала, мотая горящей головой. Эмист застал её так, когда зашёл в середине дня. Так же как и раньше она помотала головой. Ночью муки, казались, невыносимы, но она держалась. Сколько времени так прошло, она не знала, но, в конце концов, она заметила, что в Эмисте, казалось, уже не было прежней злобы, он стал реже иступлёно кричать, давя на её кляп и сжимая нос, лишая её воздуха. Теперь только уже необъяснимое, единственно уцелевшее в мозге сознание того, что он убьёт ее, если она ему расскажет, заставляли её ничего не показывать. Она беспрестанно мотала головой. Но держалась она из последних сил: он всё так же не кормил и поил её, ей казалось, что кожи на ней уже нет, из её глаз всё время текли слёзы, мозг состоял из игл, слова своего мучителя она плохо понимала, но всё же уверенность в себе не оставляла её, она не боролась с желанием рассказать ему правду. Эмист не сможет раскрыть её. Никогда.
Однажды днём, когда Милтенетта уже ничего не понимала, и Эмист тщетно пытался пробудить её воспалённое сознание, из её глубины вырвался жалобный тихий, монотонный звук. Эмист услышал его, как будто недовольно выключил ток. Пытка прекратилась. Эмист что-то говорил, но она, не открывая глаза, не слышала его: она только наслаждалась тем, что, как ей казалось, наполняло её. Иглы исчезли - он чем-то усиленно стирал с её 'обмотки' следы вещества, и каждое движение бывшего палача теперь приносило блаженство, и с каждым мигом его делалось больше.
Тем временем, так же как и жертва запутывается в паутине, стремясь высвободится из неё, запутывались и Илтосы в сетях ЦУВРа, но дело, по мнению Сенеотеса, шло слишком медленно: что же там с Милтенеттой?! Сенеотес сказал, что в случае бегства Илтосов (Ему было тяжело говорить об этом, он понимал, что если его внучка сознается, то они убегут, убив её, и по ночам ему снились жуткие сцены пыток. Он просыпался, пил снотворное, ложился, но видения возвращались, он кричал во сне) он окажет всю посильную помощь для их поимки, но понимал, что едва ли они сумеют их перехватить: Стронс наверняка обдумал их отступление почти с той же старательностью, с какой продумывал каналы передачи своего состояния в неизвестность. Вообще, Сенеотес где-то чувствовал, что захват Милтенетты - неожиданный поворот событий, но в своей многолетней, почти врождённой и естественной неприязни к Валинтаду убеждал себя в том, что ЦУВР специально её подставил. 'Только бы она продержалась, только бы. - Молитвенно думал Сенеотес. - Она же всё понимает, всё!' Он корил себя, не мог себе простить того, что он, не догадался серьёзно поговорить с ней о предосторожности необходимой с того времени, как они начали игру и ЦУВРом. Что-то ведь можно было сделать несмотря ни на ЦУВР, ни на Стронса! Упустил, не уберёг... Но кто же мог подумать, что Эмист не просто жесток, но ещё и коварен?! Или это его семья? Сенеотес не знал этого, но предполагал, что это исходило от Эмиста. Это понятно, но ведь это всё было возможно! Как же глупо и наивно всё получилось! Сенеотес не мог успокоиться от этих мыслей: знай он, что всё это именно так он не поддался бы на это! Ясно ведь, что Стронс не имеет к этому делу отношения. Значит, эти самые Илтосы провели его! Эти ничтожества!
Сенеотес уже примерился с тем, что с внучкой ему придется расстаться и оклеветать её - иначе нельзя. Стронс ещё страшнее и только в этом случае честь семьи будит спасена. Но неужели её можно спасти, только свалив всё на эту несчастную девочку?! (И что там с ней делают эти жуткие Илтосы?!) Он пытался внушить себе то, как думают её родители, но у него не получалось. Он понимал, что она не заслужила клеветы, не заслужила презрения родителей, которым в лучшем случае жалко, по крайней мере, они часто говорят, что она единственная наследница и что будит с семьёй - неизвестно, но - не более того, они говорит лишь о себе, своих деньгах и делах, а не о ней, но он, Сенеотес, так не может думать, ему важна сама Милтенетта, а не его единственная наследница. Он её любит и в этом ужас ситуации. Впервые он увидел в себе явственное раздвоение. Но Сенеотес был политик и никто не мог прочесть в нём мучившие его чувства. Он был по-прежнему хмурый, не молодой владыка.
После окончания пытки Милтенетта спала почти сутки, когда к ней пришёл Эмист, она уже проснулась, наслаждаясь концом мучений и только смутно - своей победой. Ни о чём другом она не думала, и только голос Эмиста вернул её в реальный мир. Она слегка вздрогнула.
- Доброе утро. - Она открыла глаза. - Всё-таки надо было всё проверить. Ты согласна? - Она кивнула. - Правильно. Однако теперь я понимаю, что ты ничего не говорила. Только теперь, Милтенетта. - Она заметила, что голос его спокоен и самоуверен - не такой как обычно. Она равнодушно перевела взгляд на него и слабо промычала. - Вот что, Милтенетта. Я прощаю тебя. Что скажешь? - Он вытащил пробку у неё изо рта.
- Прощаешь? - Произнесла она слабо. - В чём?
- В чём? В том, что раньше ты управляла мной. Но теперь - это уж точно - всё изменилось. - Он закинул голову и захохотал. - Милтенетта опустила глаза: она поняла, в чём дело: она ничего не сказала, значит, они могут действовать. И управлять.
- Хорошо. - Сказала она. - Что теперь?
- А теперь ничего: тебе же по-прежнему нельзя быть в Олтосе.
Когда он ушёл и Милтенетта услышала звук ключа в замке, она в полной мере ощутила свою изолированность от мира, и это доставило ей огромное, непреходящие облегчение. Она не помнила, чтобы похожее чувство посещало её. Всё произошло как надо, и потому всё кончено. Что же ещё нужно? Она рассмотрела это со всех сторон, вертела, наслаждаясь, и так и эдак, смаковала от души как никогда - в полной мере осознавая полноту и завершённость, то есть то, чего никогда не могла ощутить в своей прежней жизни, и в итоге заснула: всё же силы её ещё не восстановились. Проснулась она уже от голоса Эмиста: он был слащавым, и это нисколько не нарушило тех её эмоций, с которыми она проснулась: пусть будет и Эмист тоже, раз всё завершено - в конце концов, без него нельзя. Она, прогнав все мысли, предалась неприкрытому и простому до безумия наслаждению. В последующие дни она стала погружаться в его тину. Тугая ткань, стул, глубокие пробки с трубками, плотный кляп - только способствовали, усиливали это, а значит, всё было хорошо: можно было наконец-то наслаждаться тем, что можно позволить себе забыться, ни о чём не думать: ни о том, что она сделала своей семье, ни о Стронсе, с его мерзкими щупальцами, ни о ЦУВРе с его бесчисленными сетями, а ведь все эти силы ужасны и кто может сказать, что смог сбежать от них? Эта мысль была, пожалуй, центральной, и она была сладостной, она смаковала её, представляя в разных образах. Ей не было скучно. Эмист рассказывал ей о том, что происходит в Олтосе, точнее, в тех кругах, где вращался он, кормил её, целовал, и она чувствовала его тепло, его тело: она не видела его никак иначе, не воспринимала его как часть всех тех тёмных сил, к которым относилась, бесспорно, его семья: он был слишком увлечён своими утехами, самим собой, чтобы говорить, хоть и вскользь, о тех делах, которые свели его с ней. Он был ничтожен, безумно ничтожен в сравнении со Стронсом в своём умопомрачительном самолюбии, чтобы являться его хоть каким-то продолжением. Всё чего он желал - это наслаждаться - самим собой.
Илтосам: Лэёйтру и его жене ЦУВР приказывал для окончательного и надёжного перевода информации прибыть в один из городов на юге от Олтоса. Начальник ЦУВРа и Вавитонк решили из их действий, что им известно достаточно много. В паутине они запутались, теперь надо только поискуснее захлопнуть капкан. В условленном месте у ЦУВРа имелся необходимый для подобных целей дом, где всё было приготовлено. Для того чтобы получить от Илтосов всё требовались специалисты высшего класса, какие имелись только в Валинтаде в числе немногих десятков и каких теперь в строжайшей секретности перевезли в этот дом - всё нужно было сделать как можно скорее, ведь Стронсу почти наверняка известны все шаги Илтосов и их исчезновение покажется ему странным. В то время когда информация будет добыта, Сенеотес должен был, пользуясь материалами ЦУВРа, которые после почти сорока лет, наконец, нашли должное применение, обличить Илтосов, объявить их бежавшими, а также постановить обыскать их дворцы и помочь агентам ЦУВРа, в том чтобы они нашли Милтенетту и устранили Эмиста. С Илтосами всё прошло гладко: как только они вступили в указанный дом их немедленно 'препроводили' в подземелья, где им пришлось испытать то, в сравнении с тем, чему Эмист подвергнул Милтенетту, было почти раем. Процессом руководил лично Вавитонк через одного из своих надёжнейших резидентов внедрённых на Олтинское плоскогорье. В итоге цель была достигнута. Своё дело они сделали. В этом Вавитонк убедился, когда читал протоколы 'допросов' на третий день. Его люди славно поработали и дела Стронса приоткрылись. По крайней мере, часть его людей провалена, часть каналов переправки денег раскрыта, теперь можно будет и определять место его конспирации, правда, Вавитонк предвидел то, что до последнего было ещё весьма далеко. Но сделано всё равно немало. Резидент ЦУВРа по Олтинскому плоскогорью, считавшийся старшим над прочими в этом регионе, был награждён высшим орденом Валинтада: Орден Четырёх Голов. Это был Вамский высочайший орден, поскольку этот человек был внедрён ещё во времена Вамы, а в Валинтаде было несколько равных высших как и прочих орденов, происходящих из разных входящих в его состав государств.
Правда, даже сам Вавитонк не смог тогда раскрыть всей громадности замыслов Стронса: ему удалось повредить лишь один из тех корней, которые он глубоко пустил в мир и он полагал, что этой ветвью если не всё, то многое и ограничивалось. О том, что таких ветвей существовало не меньше десятка, он не подозревал, а потому был удовлетворён и даже несколько забыл о Милтенетте. А ведь с ней прошло всё далеко не настолько гладко как с Илтосами. Кроме того Эмист, чтобы не возбуждать излишних подозрений остался во дворце и он ни в коем случае не должен был быть никем найден и необходимо всё было сделать так, чтобы он исчез: в ЦУВРе хорошо понимали, что в интересах операции он должен исчезнуть вместе со всеми в неизвестном направлении. Иными словами нужно было действовать решительно и осторожно, на свой страх и риск. Сенеотес в этом деле был активным и, наверняка, самым деятельным помощником. В это время он был ни жив, ни мёртв от волнения, хоть успех операции с Илтосами и говорил ему, что его любимая внучка жива, он не мог найти себе места. Именно он обеспечил прикрытие агентам ЦУВРа проникающим во дворец Илтосов, обещая любую посильную помощь в случае возможных сбоев, поскольку он хоть и понимал, что от Илтосов наверняка получены данные о том где Милтенетта, но всё равно риск был немалый. Однако всё прошло гладко: агенты, правда, не без вмешательства Сенеотеса проникли в здание и, осторожно продвигаясь в нём, умело и бесшумно открыли две двери, (Не в интересах Эмиста было оставлять охрану у дверей, ведущих в комнату с Милтенеттой), проникли в её комнату и устроили засаду. Милтенетта, которой сказали сидеть тихо, хоть ничего и не понимала в происходящим, не была удивлена: она уже разучилась, и, несмотря на всё случившиеся, в тайне верила, что её семья справится и с Илтосами и со Стронсом. О ЦУВРе она не думала. Схватив Эмиста, они отвязали от стула Милтенетту, обернули её простынёй, чтобы не видно было, что это человек, почти бегом покинули здание, уложили девушку в подготовленную машину, туда же положили тело бесшумно и мгновенно убитого из засады Эмиста, и уехали. Да, конечно, Сенеотес сделал всё так, как нужно, в Олтилоре известия о пропаже Милтенетты вместе с Илтосами, а также скорбное молчание Сенеотеса и его невнятные заявления об её измене интересам семьи вызвали умеренное количество разговоров, поскольку ссориться с Сенеотесом никто не хотел. Как же хорошо оказалась смонтирована операция ЦУВРа!
Сенеотес, разумеется, инкогнито, приехал, в условленное место для прощания с Милтенеттой, где её и развязали и подготовили к пути в дипломатическом самолёте. Состояние её было оценено как достаточно нормальное, несмотря на то, что она была слаба. Сенеотес прощался с ней со слезами и не мог почти ничего сказать. Милтенетта слышала как будто его извинения за то, что он вынужден был оклеветать её, но это всё только ради неё и ни для кого больше. Милтенетта понимала, что её дедушка говорит правду, что он полностью искренен и ей было тяжело прощаться, но это было необходимо и холодные агенты ещё недавно абсолютно антагонистской страны и крайне враждебной организации, теперь торопили их. Сенеотес не мог разжать объятий. Его старческие слёзы текли по плечам Милтенетты. Казалось, что этот хмурый владыка сильно постарел за то время, пока не было Милтенетты. Пора было расставаться. Сенеотес, сдержав слёзы, сказал ей несколько слов в напутствие и отпустил её. Она села в машину и когда она уходила, он не мог смотреть ей в след.
Когда до Стронса дошли известия о разоблачительной речи Сенеотеса и последующие исчезновение Милтенетты и Илтосов, он не мог поверить что Сенеотес мог сказать неправду: ему хотелось верить в то, что Сенеотес действительно узнал о давней измене Илтосов, и что Милтенетта действительно сбежала с ними, но последующие события (ЦУВР спешил, понимая, что Стронс или в силу своей интуиции, или в силу своих данных, противоречащих легенде, может догадаться, что разоблачение Илтосов Сенеотесом - блеф и произвести нужные перемены) уверили его, что всё из того, что говорит Сенеотес, не имеет отношения к действительности, Илтосов, как видно уже нет в живых, Милтенетты - в сфере его деятельности, а его тайна - уже не та тайна, какой она перестала быть за весь период её существования только недавно на несколько десятков дней: на время от позорной атаки на учёных в лесах до уничтожения его импровизаций в Аквском ущелье. Стронс понимал, что Илтосы не могли промолчать, что они выдали многое из его сети. Хорошо только, что им неизвестно местоположение его детища иначе - конец. Это было бы слишком страшно, но и без этого то, что произошло - ужасно. Вестей об Отонах ещё не было, его люди не могли их нигде отыскать, но он не думал, что они могли бы направится на его поиски: их вымысел насчёт драгоценных камней Южного полушария был весьма правдоподобен и вызывал мало сомнений. Конечно, Стронс думал о том, что они могли бы предположить так, как они действительно предположили, тем более учитывая характер молодого человека из степей, но вот пройти от ущелья до его города - не так просто и главное чрезвычайно опасно. На подобный рискованный шаг мало кто решится, а он расчётлив, умён и целеустремлён. Ставить свою жизнь на карту он не станет. Артессоат слишком хорошо спрятан. Так что на этот счёт Стронс был спокоен, но тем сильнее становилась теперешняя неудача: подобных провалов не случалось с восемьсот восемьдесят третьего года, то есть за всю историю создания Артессоата. Мероприятие было не самым надёжным из тех, что творил Стронс, но он считал подобный оборот событий невозможным: это противоречило здравому смыслу. Почему Сенеотес открыл созданный Илтосами секрет? Как это могло случиться?! Да, Сенеотес, конечно, совершенно не такой как Вавитонк, он мягкий, власть его - не кулак, целей у него, в общем, нет и не было, но разве из этого следует, что он будет швыряться честью своей семьи?! Своей семье и больше ничему он обязан своим нынешним положением. Его семья - по сути дела всё, что у него есть. Он не мог сделать то, что совершил, поскольку честь и положение его семьи значили для него всё. И кому он теперь её вручил: Валинтаду, ЦУВРу, Вавитонку. Это немыслимо!!! Невероятно! Абсурдно!!! Это невозможно. Это чудо с обратным знаком. Стронса бесило, заставляло метаться это невозможное событие. Он напряжённо сидел в своём кабинете и думал, его глаза не мигая смотрели в одну точку. Брови словно направляли и заостряли это взгляд. Но - ничего! Сенеотес сошёл с ума. Это было единственное объяснение. Но это была чушь. Он был в здравом уме. Он так же руководил Олтилором, он так же вёл свои дела, только скорбел о случившимся. Его единственной наследницы больше не было. Но что значит скорбь? Должен же он был понять всё это! Почему же он не понял?! Что произошло с ним?!! Стронс, как бы хорошо он не знал Сенеотеса, не мог объяснить этого. Как видно - первый раз в жизни. И от этого он был едва ли не на грани безумия. Если так вообще можно было о нём говорить. А на самом деле он просто не мог уразуметь того, что как бы хорошо он бы не знал Стронса, как бы много он не знал о его любви к внучки, как бы часто не сообщали ему о его привязанности к ней, он не мог понять чувств Сенеотеса, поскольку они ему лично были не знакомы. Значит, он не мог понять, какие именно действия могли вытекать из этого. Он не мог понять того, что необходимо было как-то обуздать Милтенетту все те дни до пленения Эмистом бросавшейся из одной крайности в другую, что приводило Сенеотеса в отчаинье, но Стронс не придавал этому значения, и в итоге 'безумное' решение Сенеотеса было не неожиданным выражением чувств и только чувств Сенеотеса в ответ на это. Любовь к внучки, привычка к власти, старая привычка действовать в ответ на любое действие по отношению к себе, то есть то, что привело в чём-то семью к процветанию - всё это в сочетании с письмом якобы от Тэара, раскрытии этого обмана и привело к создавшийся ситуации. В отдельности Стронс знал многое и даже не исключал возможности того, что ЦУВРу может быть известно о делах Илтосов (В тогдашнем хаосе не разобраться даже ему самому), но верного вывода из этого Стронс не мог сделать, правильно объединить все эти составляющие было ему не под силу. Между всеми этими кусками всякий раз оставались щели, которые мозгу Стронса было просто нечем заполнить. Может, он в чём-то недооценил ЦУВР: где-то очень глубоко в своём глубоко расчетливом сознании, льстя своем талантам в том, что он знает Милтенетту лучше любого другого, потому что о том, что скрывалось под легкомысленной красавицей, почти невозможно было узнать; но это было так глубоко, что Стронс не мог этого зацепить и пришить к общему списку возможных причин провала, в котором недоставало главного, может и познаваемого, но недоступного, а потому не представимого и не моделируемого для Стронса - чувств.
Милтенетта, помня, как её выследили, боялась лететь, но сопровождавший её агент (Она не знала, но это был тот самый, который наладил с ней связь) внушал теперь ей не страх, а чувство безопасности. В его сопровождении она в тот же день прилетела в долину Лорона, а оттуда на военном самолёте была доставлена в Валинтад, в ЦУВР, на встречу к Вавитонку.
Когда сопровождавший, после долгого пути по насыщенным тайнам помещениям ЦУВРа, передал Милтенетте, что с ней, после ещё одного осмотра врачом, будит говорить сам Вавитонк, она не поверила. Она ведь теперь, как ей казалось, просто была привезена в эту страну из милости или ещё чего-то, но, во всяком случае, малосущественного и зачем владыке прежде враждебной половины мира видеть её? К чему? Она никогда не интересовалась политикой и не знала о том, какой человек Вавитонк, тем более что в Олтилоре достоверного о нём ничего не говорили и потому всё время, пока продолжался осмотр, она думала о том, для чего он хотел её видеть. То где она должна скрываться и как себя вести могли сказать и его люди, а что же тогда ещё остаётся?
После осмотра Милтенетту отвели в почти пустую комнату, простое убранство которой сразу бросилось в глаза Милтенетте. Она почти с отвращением села на твёрдый стул, посмотрела на себя в маленькое зеркало просто, без всякой рамы, как она привыкла, висевшим на стене, и нашла что её лицо выглядит не так уж плохо: оно не такое уж бескровное, как можно было ожидать, и вообще чувствует она себя вполне нормально, если не считать внутренней сжатости, отчего её пальцы холодны, или, может, это последствия наслаждений Эмиста? Слабо вздохнув и собравшись, она стала ждать владыку, мысленно готовясь к нему. Однако вошёл он неожиданно для неё, и в первый момент она не поняла кто это, а ведь была уверена, что узнает его хоть краем глаза! На фотографиях и по телевиденью этот, как она раньше думала, страшный человек выглядел несколько иначе и в этой маленькой комнате показался Милтенетте слишком большим тем более, рядом с ней. Его крупное лицо выглядело слишком просто, а большие, тёмные, медлительные глаза были наделены чересчур откровенным для владыки половины мира взглядом.
- Рад тебя видеть, Милтенетта. - Сказал он входя, протянув ей свою огромную руку. Она слабо её взяла, едва обхватив тонкими пальцами широкую и грубую ладонь сына кузнеца.
- Взаимно. - Сказала она нарочито холодно, после короткой паузы, во время которой чуть не спросила кто он, затем чуть кивнула и встала немного смущённая легендарным властелином.
- Садись - Он положил ей руку на плечо и она села под её тяжестью. - Как ты говоришь по-эзэанейски? - Спросил он простым, даже грубоватым тоном.
- Я не очень хорошо его знаю, но я не думаю, что мне будит трудно улучшить его...
- Прекрасно. Я тоже знаю его не так уж много времени. В моей стране так много языков... - Он чуть усмехнулся. - Да, как ты себя чувствуешь, как прошёл путь?
- Нормально. Уже хорошо. Ваши врачи...
- Я знаю. Я читал обо всём этом. Но ты не волнуйся: от всего пережитого ты быстро оправишься, а Илтосы получат за всё сполна.
- Вы не думаете, что вы виновны в том, что со мной делал Эмист?
- Кто же мог подумать, что он - садист? - Вавитонк недоумевающе усмехнулся. - Вообще многое в этой истории не логично. - Добавил он, придвигая себе стул и садясь напротив Милтенетты.
- Если бы вы сразу взяли Илтосов, то со мной ничего бы не было. А ведь я могла...
- Ого, девочка! - Прервал её Вавитонк. - Может, ты хочешь работать в ЦУВРе? Это указание я разработал с начальником разведки. Как же мы могли брать их, если нам толком было неизвестно, что они знают о Стронсе? Нам нужно было время, чтобы выяснить всё. Работа была ювелирная.
- А если бы я рассказала обо всём Эмисту?
- Я не думаю, что это могло бы произойти: он же садист, а не палач, допросить толком он тебя не допросил, а ты же хочешь жить. Так зачем бы ты стала ему... передавать?
- Что же тогда у вас называется 'допросить'?! - Спросила Милтенетта немного раздражённо. - Знаете ли вы, что он со мной делал?!
- Примерно: раздражение кожи... я не помню, как называется это вещество, наверное, лишение сна и пищи: не могу сказать точно, ведь прошло довольно много времени. Я понимаю каково тебе пришлось, но он всё делал не умело. Это я тоже понимаю. Учитывая то, что мне было о тебе известно, а также то, что мы знали об Эмисте, это было самое большее, что он мог сделать, и это не могло привести тебя к... ну, скажем, к желанию избавления через смерть.
- Откуда вы это можете знать?!
- Мы знаем всё. Многое, конечно, мы получили через наш канал связи в последние декады.
- Но вы же говорите, что не знали этой черты Эмиста?
- Об этом - нет, хотя то, что ты была у них настораживало. Кстати, тебя, наверное, интересует, что с ним?
- В некоторой мере. Я не знаю...
- Он убит. Если бы он остался жив, он мог бы всё рассказать. - Сказал он коротко и просто.
- Но когда же это случилось? - Милтенетта похолодела, бледнея: она не думала, что такое могло произойти. Это же дико. Это не укладывается у неё. Расправится с Илтосами - это понятно, но вот убить всего лишь исполнителя - Эмиста..? Хотя...
- В тот же момент когда тебя увезли. Ну ладно, иного пути у нас всё равно не было: дело прогорело бы. Освободить тебя сразу тоже было нельзя. - Милтенетта затаив дыхание, слушала эти небрежные слова: ещё никогда она не думала, чтобы кто-то вот так просто мог сказать такое, но если этот человек говорит так, то что же станет с ней в том мире, куда она попала?..
- Прогорело бы... Вы так спокойно об этом говорите, а представьте, каково пришлось мне?! Да значит ли для вас что-нибудь человеческая жизнь?! - Спросила Милтенетта с вызовом, вспомнив многое из того, что ей довелось слышать о Всемогущем Ютсе и, ясно представляя себе это, он представился ей страшным, жутким противником, противоречащим её светлым представлениям о тех идеалах, которым по её мнению (теперь изрядно поблёкшему) надлежало двигать миром.
- Жизнь? - Сказал Вавитонк с выражением бывалого человека, пристально глядя на неё. Только что возведённый образ врага развалился от тона этого 'противника'. - Каково пришлось? Ты имеешь в виду все те развлечения Эмиста, интриги Стронса - единственное, что тебе пришлось испытать за всю жизнь? - Она кивнула, заглянув в его глаза. - Поверь мне, это не так уж дорого стоит. В твоей бывшей среде этому не учат и вам всем, утопающим в роскоши и не знающим остального кажется, что все люди стоят дорого, они все богаты и много значат, но ты не знаешь того, сколько стоит эта вся ваша дороговизна, ибо тебе не известно где я родился и вырос, - Он строго посмотрел на неё, - тебе неизвестно что значит голод. - Он увидел, что она хотела возразить ему, и добавил: - нет, не так - в течение нескольких дней, а долго, годами, тебе ведь неизвестно что такое бедность. Ты не видела ни войны, ни политики, а значит и представить себе не можешь, как низко может падать ценность человеческой жизни и страданий. Предположим, у тебя убили отца, но ведь для тебя это не означало нищеты и голода, как для меня? И ты не знаешь и никогда, теперь благодаря мне и моему государству, не узнаешь, как это когда двое приходят тебе в дом, отобрать то, когда уже, кажется, и нечего отбирать, и собираются у тебя на глазах насиловать твою сестру. Подумай обо мне в то время, а ведь я был моложе тебя. Кстати, я убил одного из них, а тогда мне было пятнадцать лет. После двадцати двух я убил ещё многих из них, из тех, которые убили моего отца и других таких же, как он. В той войне, которую я вел, начиная с горсткой голодных бойцов, не было пленных - и я и мои враги стремились только истребить друг друга. Всех, до последнего человека: такова была ненависть. Тебе никогда не понять как это. Так я начинал. - Милтенетта опустила глаза, смутно понимая, что спросила у Всемогущего ютса что-то не то. - Подумай, сколько в таком, то есть нашем с тобой мире может стоить человеческая жизнь. Твоя, кстати, не так уж мало, гораздо больше, чем Эмиста. Поверь мне, я знаю что говорю.
- Хорошо, я прошу прощения за вопрос. - Милтенетта вздохнула, ощутив, что затронула какой-то совершенно иной мир - даже для того, в котором она побывала. - Что со мной будит?
- Ты, конечно, понимаешь, что будишь жить под другим именем, выглядеть ты будишь тоже, естественно, что не так, как сейчас, но одна ты не останешься: один человек, которого я хорошо знаю, будит знать о тебе.
- И он никому об этом не расскажет?
- Нет. Этот человек мой брат. Он учёный.
- А... не так выглядеть? Как это? - Милтенетта побледнела.
- Это несколько сложнее, чем имя, но у меня есть кое-какие мысли.
- Мало того что вы лишили меня моей семьи, мира так вы лишите меня и моего тела? - Пробормотала она.
- Что за чепуха. - Вавитонк встал. - В том мире ты не могла жить. Да и что он дал тебе? Из близких ты потеряла, по сути, только связь с дедушкой. Я понимаю, это тяжело, но что же делать? И неужели ты не понимаешь, что Стронсу ты можешь быть полезна? Он же будит тебя искать.
- Это ужасно. - Пробормотала Милтенетта. - И... что вы хотите делать?
- Может и ужасно, но пока отдохни, а потом тобой займутся. Мы ещё увидимся. До встречи.
- До встречи. - Ответила Милтенетта со слезами на глазах и за Вавитонком закрылась дверь. Ей стало страшно в этих жутких помещениях, тем более вспоминая слова Вавитонка о том, что 'выглядеть она будит не так, как сейчас'. Они так и стояли перед ней. Что за ними? Что он имел в виду? Почему не сказал? Что из неё сделают? Что останется от неё самой в том мире, куда она попала? Неё самой... Милтенетта долго плакала после ухода ютса, потом бледная ходила из угла в угол. Не могла она и собраться с мыслями: она всё хотела понять, что ей надо делать, а делать ей было нечего. Всякий раз получалось, что если она меняла свою жизнь, то должна была изменить уже всё до конца. Эту мысль, хоть она и была правильной, она долго не впускала, она была отвратительна, но ничего другого не оставалось: она была сильнее всего, противопоставить ей было нечего, нечем защитится от неё и она, в конце концов, овладела ей. 'Значит Милтенетты уже не будет' - Заключила она и бросилась с рыданиями на простую, железную кровать. Она долго не могла успокоиться, но потом, однако, подумала, что что-то от неё всё-таки останется - не всё ведь определяется языком, на котором она будит говорить, внешностью и именем. Правда, ей необходимо изменить и привычки, но эти перемены были и в последнее время. Она не желала прежнего, Всемогущий ютс прав: нечего ей было оставлять там, из всех без малого девятнадцати лет своей жизни она не могла вспомнить чего-либо, на чём могла бы задержаться. Мир рухнул, вечный праздник кончился, и наступила жизнь. Она подумала об этом, прекратив плакать. Если от прежнего мира ничего не осталось, то что же теперь мешало и ничего не оставить от прежней Милтенетты? 'Это не страшно'. - Решила она в конце концов, даже с некоторым пренебрежением, и задумалась над, по её мнению, более важными проблемами. О внешности она думала уже не так как раньше. Она смерилась и в эту ночь смогла уснуть. На следующий день Вавитонк пришёл в середине дня. Она уже не удивилась этому: Всемогущего ютса она уже немного узнала и хоть и благоговеянно боялась, но где-то всё же презирала - бесспорно и в дань от прежней жизни, и в силу услышанного от него при встрече, считала себя выше его: он был неотёсан и жесток, он с трудом говорил красиво и, наверняка, мог легко перейти на крепкие выражения. Бесспорно, она лучше умеет владеть и своей речью и своим поведением в соответствующем кругу. Это внушало ей гордость.
- Ты плакала вчера, а что теперь? - Сказал он вместо приветствия.
- Я успокоилась. Я готова.
- Готова? Ты ведь ещё не знаешь, что будет.
- Я думаю, что вы просто сделаете мне операцию.
- Не совсем так. Для нашего мира необходимо сделать так, чтобы Милтенетта в нём всё-таки осталась, но чтобы её никто не нашёл.
- Но зачем вам это? - Милтенетта повторила про себя слова ютса и не поняла их.
- Понимаешь, ваша семья слишком важна в мире, чтобы можно было так просто кидаться её членами. Даже после того, что случилось.
- Я вас не вполне понимаю. Зачем же вам нужна моя внешность?
- Жаль терять подобное. Ведь ты, наверное, понимаешь, что ты ещё не утратила какое-либо политическое значение. Для меня, по крайней мере, теоретически.
- Наверное. - Она опустила глаза. - Теоретически... Но... почему же, Аквель Вавитонк?!
- Я не могу сейчас тебе сказать, почему конкретно ты можешь иметь значение. Сейчас я знаю только, что тебя никто не должен уметь найти. Никто, кроме меня. Нельзя закончить всё в один миг. Позже, ты может, и поймёшь это всё, а сейчас - лучше не надо. Оставь. Практически ты оставляешь это в прошлом. Теория существует для меня.
- Хорошо. - Медленно, с расстановкой произнесла Милтенетта. - Что же будет?
- В моей стране много разных народов. Среди них есть и большие и маленькие. Маленьких, конечно, больше. Но из них из всех один выделяется: люди этого народа живут в горах к югу от Усноготеи, но говорят они на языке той страны, которая находится в тысячах километрах от них. И эта страна - Эзэанея. То есть ты знаешь их язык. Говорят, что когда-то группа эзэанейцев поднялась из Эзэанейского океана по реке, которая связывает их страну и Еларцею. Но они пошли вглубь суши, вместо того, чтобы следовать проторенным дорогам и оказались в горах. Там они и обосновались. Говорят, что у них была связь с Эзэанеей, и потому их язык мало изменился. Но всё это не так важно. Народ этот мал и испытал влияние и Усноготеи и Эзэанеи. Ты, Милтенетта, станешь одной из уроженок этого народа.
- Но... как это? - Милтенетте казалось, что она спит. Этот владыка половины мира сначала говорил о цене человеческой жизни, затем - о политике, а теперь вдруг стал каким-то странным способом увеличивать численность национальных меньшинств своей страны? Что это всё?...
- Проще, чем ты думаешь. Также, как и в Усноготеи, девушки этого народа носят маски. Конечно, поскольку ты будишь жить среди других людей, тебе надо изменить и черты лица и цвет кожи. Но не с помощью хирургии.
- Значит, у меня останется моё лицо? - Несмотря на всё Милтенетта всё-таки не желала терять свою внешность: уж слишком она ей дорожила.
- Останется, только под гримом и маской.
- Хорошо, Аквель Вавитонк. - Она не знала, что делать, радоваться или горевать.
- Здесь ты будешь подготовлена ко всему этому. Посмотри пока свою легенду. - Он вытащил из портфеля пачку бумаг и положил на стол. - Что же, желаю успеха. - Сказал он, выходя.
Посидев немного, Милтенетта действительно ощутила радость: она скрывалась и сохраняла своё тело нетронутым. Как же хорошо всё придумал ютс! Она почувствовала нечто вроде признательности к нему, с удовольствием растянувшись на стуле. Она меняет облик, но не меняет себя! Можно ещё много чего сказать о том, что случилось, как всё закончилось. Мир раскрывался перед ней и она, именно она входила в него. Она облегчённо вздохнула и обратилась к бумагам ютса. Оказывается, она родилась среди того маленького горного народа, но быстро осиротела и в последнее время жила в ущелье Экат, где училась, потом она оставила ущелье и решила отправиться в университет, где одним из главных лиц был брат Вавитонка, Каэр. За время учёбы она утратила наречье родных гор и говорила на чистом эзэанейском, правда с заметным акцентом. Легенда ей понравилась, и она долго просидела, изучая её. Помимо неё были и листы, где рассказывалось о её новом народе, на чтение которых ушёл весь остаток дня. Засыпала она удовлетворённая и довольная. Вспомнив последние два дня своей жизни, она отметила, что так много с ней ещё никогда не случалось за столько времени.
На следующие утро к ней пришёл человек, принёсший всё необходимое для перевоплощения. К её удивлению он был достаточно разговорчив. Прежде всего, с помощью какого-то вещества, которое, по его словам, проникает глубоко в кожу и почти не смывается, кожу Милтенетты он сделал более смуглой, со слабым черноватым оттенком. Закончив с этим, он сказал, что теперь будит менять форму, достав что-то тонкое и беловато-полупрозрачное.
- Чудесная вещь, девушка. С её помощью я могу сделать из вас что угодно. - Он потёр руки, профессионально смотря на неё. - Поверните руки ладонями вверх. - Он взял одну из этих вещей и натянул её на ладонь Милтенетты. Провозившись немного, он сказал. - Посмотрите.
- Ну и что? - Сказала Милтенетта, рассматривая руку.
- Это быстро пропитается и станет совсем как вы. Но у вас же новые отпечатки пальцев! Изумительно. Эта плёнка - как очень мелкая сетка, когда растянута и кожа дополненная ей хоть и ваша, но уже не ваша. Чудесно, вы не находите?
- Теперь вторую руку. Так... А теперь простите, я займусь вашей грудью. - Он быстро взял ещё дополнения и натянул их на груди Милтенетты, сделав их более удлинёнными - как того требовала её новая этническая принадлежность. - Хорошо. С головой, конечно, сложнее всего. Сделаем так. - Он намазал лицо и волосы Милтенетты чем-то блестящим и взял плёнку. Милтенетта поняла, что эта маска - её будущие лицо, тем более что помимо плёнки-сетки тут были какие-то утолщения на бровях и скулах. - Таааак. - Он искусно натянул всю конструкцию, при этом плотные части зашли в нос и рот, изменив их форму и укрепив всё. - Ваш голос и разрез глаз также уже не те. Хорошо, что вы хоть и принадлежите к другому виду людей, но различия между нами довольно легко устранить. Что же, желаю успеха. - Он быстро вышел. Посмотрев в зеркало, Милтенетта провела руками по лицу и отметила, что на ощупь оно совсем как живое. Немного непривычно было во рту и глазах, но она была довольна: она-то знала, что находится под всем этим. 'Надо постараться, чтобы в мою легенду верила бы и я сама'. - Подумала она, продолжая осматривать своё новое, ещё непривычное тело. От этого её отвлекла только мысль о том, что Вавитонк, наверное, скоро должен прийти, желая увидеть работу своих людей. Она решила одеться - в новую, непривычную для неё одежду, человек принёс её достаточно много разной, и возня с ней доставила ей почти забытое чувство наслаждения. То, что она выглядела намного проще того, к чему она привыкла, только усиливало это чувство и заставляло глубже верить в свою легенду: она вновь ушла в неё, и не знала сколько времени, одеваясь, она осмысливала её. Одевшись в серые брюки до колен, нечто вроде рубашки с рукавами до локтей, только плотнее застёгивающиеся спереди и переходящие в накидку с капюшоном, пристёгнутым к маске, она стала ждать ютса, Вавитонк зашёл не скоро, чем немного удивил её.
- Ты довольна? - Спросил он, смотря на неё.
- Да, Аквель Вавитонк. А не будит странным, что я уже давно не живу среди своего народа, а сохраняю верность его традициям?
- Нет. Моя страна ведь очень молода и велика и каждый народ в ней ещё очень далёк оттого, чтобы быть похожим на другой. Тем более такой, как этот: они гордые, как и все горцы. А ещё и потомки высокомерных эзэанейцев рядом с 'дикими' усноготейцами... - Пробормотал в полголоса Вавитонк последнее предложение. Кроме того, ты будишь среди группы способных молодых людей, которую собрали из многих мелких народов моей страны: там каждый человек не похож на другого. Подобные группы собираются каждый год. В этой есть ещё двое из другого малого народа Усноготеи, среди них одна - девушка и тоже в маске. Если для тебя это важно.
- Конечно, может быть... Вы... хотели бы посмотреть на меня?...
- Моим людям я доверяю и я знаю, что они сделали что-то приличное. Так что раздеваться тебе ни к чему. Правда, ты в маске, но тебе же незачем её снимать. Вообще. - Он усмехнулся.
- Я... под одеждой я полностью обтянута тонкой белой кожей и маска - часть этого. - Она смущённо, затянутыми в белую кожу пальцами, коснулась лица в маске. Ютс улыбался. - В моей легенде написано, что эта тонкая кожа - почти вторая для их девушек. Незачем... да.
- Привыкай к маске, тем более у тебя же открыты глаза и губы. - Он радушно улыбнулся.
- Это меня выдаёт? - Выдавила она, теряясь.
- С чего ты взяла? Красивые глаза и губы могут быть у кого угодно.
- Зачем мне всё это? - В глубине души она, конечно, была рада словам ютса.
- Мне кажется, это очевидно. Да и в маске ты можешь есть и протереть глаза.
- Наверное. - Она ощутила, что её сердце забилось сильнее. Она приоткрыла рот и языком осторожно обвела края выреза в маске, имевшего форму рта. - Я не буду снимать маску.
Осваиваясь, Милтенетта провела в помещении ЦУВРа некоторое время. Она хоть и замечала перепады настроения, но в целом она испытывала воодушевление, настроена она была решительно, поэтому Вавитонк, зайдя к ней в один из дней, сказал, что ей уже пора выйти в новый мир. Для соблюдения конспирации она сначала поехала туда, где согласно легенде провела последние годы жизни, а затем - в университет, где находился институт Глобальной Эволюционно-экологической динамики. Университет располагался недалеко от Гилсэка - столицы Пентеи, и в нём управлял заветный Каэр, встречи с которым она ждала с нетерпением. В застывшей, по её мнению, долине Экат она не могла найти себе места, кроме того, ощущение того, что это происходит не с ней, не оставляло её. Только вид новой, незнакомой страны, тихий маленький университетский городок убедил её в том, что старая жизнь осталась позади и начинается новая, настоящая. Однако в силу старых привычек она полагала, что Каэр сразу же встретится с ней, но академик счёл подозрительным, если он сразу же встретится с ней в своём кабинете. Поэтому он решил повидаться с ней как бы ненароком, например, встретившись случайно на алее парка. С Вавитонком он уже заранее договорился, и Милтенетта пришла в парк университетского городка в указанное ей ещё Вавитонком время. Увидя Каэра она сразу же узнала его: он был похож на своего брата. Он был почти таким же крупным, в его облике также скрывалась сила, лицо его было так же большим, а глаза - тёмными, но сами глаза были не те, что не придавало его облику напора, как у его брата. Осмысленность в его взоре была совсем не та, что у владыки половины мира: у того, она была направлена наружу, а него - вовнутрь. Он был могучим и тихим. Погружённым в нечто почти бесконечно далёкое от Милтенетты в этот момент. Он не давил, а защищал.
- Простите, - рассеянно обратился он к ней, - вы прибыли вчера с группой?
- Да. 'Неужели я привлекаю внимание?!' - Беспокойно подумала Милтенетта.
- Как вас зовут? Я так понимаю, вы из далека?
- Аэглис Илара. Да, я жила и училась в ущелье Экат. А родилась в краю Теназар.
- Хорошо. Я Аквель Каэр.
- Вы... родственник Аквеля Вавитонка?
- Да, я его брат. Но здесь - ваш руководитель. Вы ведь приехали сюда, чтобы учится?
- И нечего улыбаться. - Сказал он строго. - Ладно, - заговорил он снова прежним тоном. - Мне о вас известно. - Добавил он тихо, нагнувшись к ней. - Все ваши глупости остались там, а здесь надо браться за ум. Никто не должен заметить, что вы отстаёте от других.
- Я буду стараться Аквель Каэр.
- До встречи.
Они разошлись. Милтенетта тихо пошла по аллее, не в состоянии собраться с мыслями. Вокруг неё новая страна и другие люди. Она вспомнила, какой далёкой она ощутила себя от других вчера, когда они все, радостные, воодушевлённые, прибыли сюда! А ведь они не знали друга раньше и по-эзэанейски часто говорили хуже, чем она, но ведь говорили и ещё как! А что она? Она только холодно ответила, откуда она и как её зовут и всё. Что было к этому добавить, она не знала.
- Привет! Илара, кажется? - Вдруг она услышала за собой голос.
- Вы... приехали с нами?
- Ну конечно, а что ты?
- Не знаю. Я видела Каэра.
- Правда? И как он?
- Спросил как я здесь. Здесь всё не то, к чему я привыкла.
- Конечно. Здесь ведь не горы. - Он засмеялся. - Ну ничего. Куда ты идёшь?
- Не знаю. Иду...
- Что-то ты, по-моему, слишком напряжена. Ведь так хорошо. Идём, пошли к остальным.
Они пошли, и Милтенетта постепенно разговорилась. Подавленность прошла совсем, когда они встретились с остальными. После обеда всей новой группе показали университет.
III. Возвращение
Веррэт с Лионтоной не были Коанфами, то есть не принадлежали к расе, населяющей Анкофанские горы, тем более они были странно одеты, они были не похожи ни на местных, ни друг друга, да и лежали в странном месте: как будто упасть туда было нельзя, поэтому когда охотники обнаружили их они сразу привлекли их внимание. Поэтому, они решили передать их в ближайший город: такие странные люди не появляются в их забытых горах так просто, тем более падая откуда-то с неба. Власти города передали их, не приходящих в себя, в столицу, оказав только первую помощь. Через эту страну шёл недавно проложенный путь из этой страны в далёкий Южный Союз и планировался ещё один, поэтому в столице нашёлся врач обучавшийся в Валинтаде - сумевший оказать им необходимую помощь, пока он делал это чиновники тщательно переберали их вещи, пытаясь понять кто они, но ничего свидельствовашего об этом не было, опознать их они их не сумели - откуда они могли знать магнатов Олтилора, да и лицо Веррэта сильно пострадало при падении. Однако это - явно богатые люди, так что пусть по крайней мере заплатят когда выздоровят, а кто они - не так уж важно, врач сказал, что женщина откуда-то из области Южной Эзэанеи, мужчина явно афес, возможно артенанфилец, мало ли как к этому, да ещё и к сочетанию с этой странной женщиной, возможно из Валинтада, отнесётся сам Валинтад - что и было сказано врачу и его ассистентам - чтобы никаких слухов - кого-то нашли в горах после несчастного случая и доставили сюда. И всё.
Лионтона пришла в сознание на седьмой день после падения, Веррэт - на девятый, поскольку пострадал больше. Но воспринимать окружающие Лионтона смогла только на семнадцатый день, когда бред у неё спал. Веррэт был всё ещё не в себе: он сильно повредил голову. Лионтона, когда посмотрела вокруг, то вначале не поняла, где находится, потом ей стало ясно, они где-то в больнице. Она попробовала сдвинуться как и на склоне, то теперь почувствовала, что что-то сковывало её тело. Вкуса крови во рту не было. Губы шевелились, но челюсти двигались плохо.
- Что со мной стало? - Пробормотала Лионтона. - Есть ли кто рядом? - Сестра подошла, поскольку ей показалось, что женщина больше не бредит. Она спросила её и Лионтона прислушалась к её голосу. - Значит нас спасли? - Спросила Лионтона, как ей показалось, радостно и переходя на эзэанейский. На самом деле её голос был столь слаб и искажён, что разобрать его выражения было нельзя. Медсестра позвала врача. Он прислушался к её голосу и определил, что говорила она по-эзэанейски. После достаточно долгой беседы Лионтона узнала, что состояние Веррэта тяжелее, чем её, но он вне опасности, хотя ещё и не пришёл в себя, а её глаза закрыты временно вследствие травм. В конце беседы врач спросил у Лионтоны кто она такая, но Лионтона, понимая, что её едва ли здесь мог кто-то узнать, решила не отвечать и сказала что-то неопределённое. Врач расспросов не продолжал. После этого Лионтона задумалась, не попросить ли телефон и не позвонить ли в Олтос, но решила, что ещё рано, тем более, после того как она не назвала своё имя.
Веррэт пришёл в себя через два дня. Он увидел лежащею рядом Лионтону.
- Это ты, Лионтона? - Проговорил он. - Ты меня слышишь? - Медсестра, постоянно находящиеся при них, склонилась над ним и позвала врача.
Лионтона в это время не спала и была в сознании, но голос Веррэта был настолько слаб, что она не расслышала его. Веррэт напрягся и повторил вопрос, на этот раз его голос достиг слуха Лионтоны. Ответила она ему на илтенсте.
- Не называй меня по имени. Ещё рано. Как ты?
- Мы живы... - Говорить ему было слишком тяжело для продолжения беседы.
С этого времени они начали понемногу обдумывать план действий - насколько позволяло состояние. Они, как видно, вызвали интерес местных властей. Конечно, это ещё очень немного и Ольвод всё-таки очень велик, а потому даже если каким-либо людям Стронса (Они ведь есть везде) о них и известно, то до самого Стронса это ещё наверняка не дошло, но всё-таки есть опасность, что кто-то станет проверять их вещи. (Интересно, уцелели ли снимки? Стронс, конечно, испугается добытых ими сведений и без них, но с ними все-таки легче). Может, лучше попросить отправить письмо управляющему вместе с разбитыми вещами? Веррэт подумал, что даже если врач и связан с Валинтадом, то там всё равно не смогут по адресу определить, кто они, поскольку они, уезжая, оставили на всякий случай, а также для дезинформации конспиративную квартиру, куда могут, как это было известно управляющему, приходить от них известия (Он ведь понимает, что в деле с драгоценными камнями всякое может случиться), после напоминания об этом канале (Конечно на илтенсте и не прямо) они позвали врача, желая осуществить задуманное.
- Скажите мне, - начала Лиотона, когда он подошёл, - откуда вы знаете эзэанейский?
Он не ожидал такого вопроса, и в его голосе Лионтона услышала растерянность.
- Я учился в Валинтаде.
- Очень хорошо. Вы, наверное, догадываетесь, что мы с мужем богатые люди?
- Да, разумеется.
- Я попрошу вас отправить наши вещи по указанному мной адресу. И если они дойдут в сохранности, я вам заплачу за эту услугу. - Заговорил Веррэт.
- Я буду признателен вам.
- Понятно. Записывайте адрес. - Ответил Веррэт и неожиданно твёрдо продиктовал несколько строк под которыми подписалась Лионтона, хоть это было ей тяжело, но Веррэт упал как раз на руки и ноги и сломал их, тогда как у Лионтоны были только ушибы и вывих левого локтя.
Отонам, несмотря на их тяжёлое состояние, становилось лучше день ото дня и они начали думать о том чтобы их перевезли в Олтос и долечили там: местному врачу, хоть он и учился в Валинтаде, они не вполне доверяли. Однако окружающие Отонов люди медлили: ведь они желали получить свои деньги. Тогда Веррэт продиктовал длинное письмо управляющему (Закончила диктовку Лионтону), в котором говорил, сколько кому он заплатит, если их благополучно довезут до Олтоса. Не только для местной клиники, но и для местных властей эти суммы были огромны. (Это было полтора миллиона эктэссов, и для Отонов это были почти не деньги) Руководство согласилось. Письмо было отправлено на конспиративную квартиру, самолёт прилетел через пятнадцать дней, на нём был врач который должен был руководить перелётом Отонов в Олтос и охрана, вёзшей деньги. Перелёт, хоть и несколько затянулся, но прошёл успешно.
Когда искалеченные Отоны вернулись в Олтос слухи насчёт того, куда могли их завести драгоценные камни Южного полушария, не замедлели себя ждать, и на этот счёт высказывались самые различные суждения, однако один человек понял всё. Он понял, что операция с камнями была не более чем дезинформацией, предназначенной только для того, чтобы сбить его столку. И значит те самые, которые ушли от его людей в океане были они. А поначалу всё получалось гораздо лучше! Он не предполагал, что это могли быть разведчики Валинтада: для разведчиков этой страны, посланных на такое ответственное задание, они вели себя слишком не осторожно, и потому Стронс терялся в догадках, кто это мог быть. Может кто-то из Южного Союза достиг этих весьма отдалённых мест с юга и на всякий случай захватил с собой гранаты? Может это были люди из совсем обособленного региона планеты - кратера Эольис, находящегося к западу от Южного Союза? На оставленных ими вещах не было никаких знаков, и они могли быть изготовлены где угодно. Если это так, а, скорее всего, это был один из двух этих вариантов, то это не опасно: о Стронсе этим людям ничего не известно, а передавать эти данные Валинтаду они подождут. Надо только детальнее проработать эти возможности, что займёт время в силу обособленности региона и лучше охранять своё детище, чтобы это не повторилось, хотя, по всей видимости, эти люди погибли и ничего не смогли никому передать. Возможно, их уничтожила стая яонтров, пролетавшая в тот день недалеко от города. То, что они могли попасть на одного из яонтров, и на нём добраться до гор никто не думал, хоть похожие случаи и случались в горах, но там яонтры хватали транспортные средства и обычно бросали их на скалы. Здесь же хватать было как будто нечего: лодку люди оставили, возможно, что они зацепились за островок, но едва ли яонтр бы позарился на него и тем боле пронёс бы до гор. Яонтры были вообще мало известны науке и о том, как они могли себя вести, тем более в такой не типичной для себя среде как океан в тропическом лесу, было совсем малопонятно. Лететь они могли в самые разные направления: пути их миграций были не отслежены. Так что Стронс был достаточно спокоен на счёт тех нарушителей спокойствия: если их не нашили, значит, они погибли в океане. И вот теперь эти все его стройные выводы рассыпались: этот мальчишка, встреченный в степях сумел обвести его вокруг пальца! Конечно, не то что он моложе него почти в четыре раза самое страшное и унижающие, а страшно именно то, что он раскрыл его тайну. Не ясно правда, как они добрались до Анкофанских гор так быстро, но всё прочие сходится. Ещё неизвестно что хуже: это или разоблачение Илтосов и оба этих события сразу! Что делать? Сейчас можно только искать путей контакта с ним.
Никто, в Олтосе, конечно, не расспрашивал Отонов, что случилось, и это давало журналистам и олтилорцам богатую почву для фантазий. О том, что Отоны покинули Олтос вследствие каких-то дел с драгоценными камнями, было распространено уже в достаточной мере, и теперь в их странном появлении старались найти подтверждения этому. И находили. 'Подтверждений' было много. То что, к тому месту было относительно близко Велико-Анкофанское плоскогорье, навлекло на мысль о том, что Веррэт в своих делах использовал и соотечественников: бежавших артенанфильских аристократов. Стали проверять (Это было сложно и дорого, но дело, перерастающие в мировое, бесспорно, стоило того) связи того самого врача с бежавшими аристократами, а также искать были ли происки посольства Валинтада, сотрудник которого, как было уже известно, был у Отонов переводчиком, на счёт тех самых аристократов, гражданской войны в бывшей Артенанфильской империи. Вспомнили и о том, что за драгоценностями бегущих аристократов охотился и Южный Союз... Проверки, расследования, информационные экспедиции валом шли в забытую богом страну и на основе добытых сведений, большей частью совершенно неприемлемых, (Так, например, то, что врач связан с аристократами, вывели из того, что к нему как врачу обращалось несколько человек из них) составляли общую картину дел. Каких-то людей (Их самих никто из представителей достоверно не видел) признали за Отонов, перемещавшихся в глубокой тайне по Южному полушарию. То, что не было выявлено ни одного конкретного дела, признавалось за подтверждение добытого: какой же делец Устер, если он не может скрыть свои настолько важные дела? В посольства Южного Союза также следовали обращения, но с тем же успехом: никаких комментарий о подобных делах никто из представителей этой страны не давал. Это породило новые измышления: как видно Южный Союз пострадал и, естественно не желал ничего признавать. Но Олтилор не обманешь. Один из его деятелей, пусть даже артенанфилец, сумел вставить палки в колёса в Южном полушарии. Это уж точно. Кто-то в этом деле потакал Устеру, говорил, что он 'решился на этот чрезвычайно плодотворный и смелый шаг во имя мирового процветания' - даром что он артенанфилец; кто-то говорил, что он проходимец и лезет не в своё дело. Мнения, 'факты', выводы, умозаключения, измышления, изыскания, множились, и почти никто уже не сомневался, что Отоны действительно были в Южном полушарии. Сомневаться в этом было почти то же самое, что и подвергать сомнению непреложные истины. Сами Отоны вначале не слышали об этом, но потом, когда им становилось лучше эта информация начала доходить до них. Лионтона читала газеты, Веррэт высказывал свои мысли обо всём этом, и они с Лионтоной начали говорить про то, что писали про них. В первый момент Лионтона не поняла, к чему клонит Веррэт, обсуждаю всю ту чушь, которой были полны газеты, но потом начала понимать: он намерен это использовать в отношениях со Стронсом: деньги от продажи алмазов ему, должны всем представится как деньги, которые они сумели добыть в этой своей 'мировой' махинации. С самого начала, зная о возможности прослушивания, они ещё до перелёта потребовали, чтобы их привезли в их дворец и туда же доставили всё необходимое оборудование. Из кабинета Устера, поскольку он был больше кабинета Лионтоны, вынесли мебель и устроили палату. Врачи и прочий персонал поселились во дворце. Что значат эти расходы в сравнении с тем, что может быть упущено время? Нужно было как-то известить Стронса о найденном. Однако Стронс опередил Отонов: им пришло письмо якобы из Гольварда, но они поняли, что оно было от Стронса. Наверное, Стронс догадывался о том, чего захотят его соперники, но ни чётко, ни туманно не писал об этом. Он просто указывал на канал связи. Тем временем между Отонами рождался план наступления на Ленарию. Конечно, они понимали, что то, о чём писали газеты - бред и достаточно серьёзные и мыслящие люди понимали, что то, что там написано, не может быть непререкаемой истиной, а является лишь одной из возможностей. Каковы остальные, правда, не писал никто. Конечно, спецслужбы Олтилора расследовали это дело, но едва ли они могли бы найти нечто определённое. Было понятно, что, как видно, версий альтернативных махинациям производимых в Южном полушарии никто не рассматривал. Максимум, какие могли быть мысли - так это на счёт Ленарии, но эта южная страна была достаточно близка к сфере интересов Южного Союза, и потому всё что думали об Отонах, так или иначе, сводилась к делам на юге. Отоны это хорошо понимали, а также понимали то, что теперь их авторитет поднялся - лучшего нельзя было ожидать, и это необходимо было использовать для наступления на Ленарию, на эту огромную - с населением около восьми миллиардов - но бедную и отсталую страну, попавшую лишь совсем недавно под власть Олтилора. Всё это на руку Отонам.
Было ясно с самого начала, что в Ленарии имеется немало объектов, не имеющих отношения к Олтилору: страна была слишком велика, и как бы на неё не налегал Олтилор в последнее время, всего приобрести было невозможно. Несмотря на войны в конце пятидесятых - начале шестидесятых многое ещё оставалось в этой стране от старых, феодальных времён. Существовало хоть и изрядно обедневшее дворянское сословие. Бесспорно, страной правил Олтилор: ему принадлежало и её новое 'всенародно избранное' правительство и всё строительство после войн, но ведь цельного государства не существовало. Олтилор правил немногими промышленными объектами, ему принадлежало правительство - то есть столица и прилегающие к ней районы. Здесь даже существовал квартал олтилорцев. Но на прочей территории предприятия и угодья, возводимые Олтилором, встречались изредка. Тем дальше уходить от побережья Лорвонского океана, на север - в глубь страны, тем меньше будит попадаться каменных, современных зданий и дорог среди лесов, покрывающих страну. Здесь в сундуках выходцев их феодального прошлого (Совсем не далёкого) хранились неведомые миру сокровища, поля возделывались древними способами и люди передвигались на коялах. Автомобили были редкостью, железные дороги и самолёты - уникальным явлением. Олтилор правил и этой Ленарией, но правил ей в основном на бумаге. Огромные ресурсы людей, сельскохозяйственной продукции и кое-каких полезных ископаемых оставались невостребованными. Вследствие этого местные магнаты - выходцы из Олтилора, хуже подчинялись его верху, чем в других районах владений этого союза капиталистов. Возведённые предприятия в отдалённых областях превращались в 'государства в государстве'. Даже в самой столице - Ликсондонэте, магнаты чувствовали себя менее скованно, чем в Олтосе. Но ехать в эту страну не очень и стремились: менять сверкающий Олтос на замусоренный, ещё где-то хранящий следы войн Ликсондонэт не многое решались. Да и леса Ленарии - не то, что спокойные города и дороги севера Лоронского региона во главе с Олтосом: в них опасно, поскольку солдаты разбитых армий ещё скрываются там, феодалы коварны и имеют свои войска, несмотря на запреты. Сам квартал Ликсондонэта не может охраняться так хорошо как соответствующий в Олтосе, за стенами новых дворцов не так надёжно. Да и сам Олтос далеко, а Плеитос с его военными кораблями южного владыки - близко на юге. Многие их магнатов управляют местными делами, находясь в Олтосе. Со временем, конечно, всё наладится, Олтос укрепит свои позиции, дороги будут построены, феодалы отправятся в своё прошлое и это случится достаточно скоро. И в этом Веррэт решил помочь Олтосу, он должен опередить остальных, взять как можно больше в Ленарии в свои руки и использовать это для своего возвышения. Сейчас, когда власть Олтоса ещё слаба, пожать плоды подобного мероприятия можно будит почти целиком. Потом - Олтос, бесспорно, приберёт всё это к своим рукам, но к тому времени Веррэт должен успеть сделать всё, что ему нужно. Решив так Веррэт начал действовать, пользуясь своими достижениями в Лииветсе и Тиэнэе - эти страны были недалеки от Ленарии и похожи на неё. Одновременно с этим Лионтона написала загадочное для всех кроме них самих и получателя письмо Стронсу, где речь шла о том, что им необходимо десять миллиардов, а алмазы за них Стронс получит ко времени их выздоровления. Стронс согласился. Дела шли прекрасно, но Веррэт понимал, что этого недостаточно. Лёжа неподвижно в своём кабинете-палате, он выносил ещё две идеи: необходимо начать деятельность на Велико-Анкофанском плоскогорье серьёзнее, чем он это делал раньше и необходимо разузнать побольше о главном представителе Олтилора в Ленарии - Шейрше Линдре. Мало ли что может быть в биографии у человека, родившегося в восемьсот пятьдесят седьмом году где-то в глубинных районах Лоронского региона? Конечно, сейчас ни он, ни Лионтона не могли начать это расследование. Но были и другие дела. Отношения Ленарии с окружающими её странами сложны. Конечно, Веррэт с самого начала имея виды на эту страну, интересовался всем этим уже достаточно давно, но всё-таки не достаточно глубоко. Восполняя этот пробел, приглашая к себе людей, Веррэт с Лионтоной смогли добиться даже в их состоянии определённых успехов в этом направлении. В Ленарии, в основном в глубинных областях началось строительство, из Тиэнэи и Лииветса в Ленарию пошли товары. Налажена была связь Гольварда с Ленарией. В эту страну шли большие деньги. От его имени действовали десятки директоров и советников, в его палате-кабинете постоянно находились как будто посторонние, учитывая его состояние, люди. Устер разворачивался на Линдонетском полуострове. Это вскоре стало ясно всем, и не поддержали Отонов в этом лишь немногие. Прошло немного времени, и управляющий предоставил Отонам отчёт о проделанной работе: оказывалось, что в их руках уже немало земель в глубине Ленарии и, что самое главное, многие из месторождений полезных ископаемых: их приобрести оказывалось не сложно, поскольку прежние владельцы не знали их истинной ценности. Однако ресурсы Ленарии казались безбрежными, и Устер наступал на них всё дальше и дальше со свойственной ему поспешностью несмотря ни на что, даже на заверения врачей, тем более, что довольно скоро он уже смог двигать пальцами рук и писать сам.