Vit : другие произведения.

Фотографические экзерсисы инженера Белкина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Иногда незначительные на первый взгляд случайности будят дремлющие под хламом повседневности задатки, и события, цепляясь одно за другое, лавиной врываются в размеренную жизнь, безнадёжно ломая привычные устои. Давно переживший лучшие свои годы Белкин не мог предположить, к каким последствиям приведёт его спонтанное решение, заполнить излишки свободного времени занятиями фотографией.

Фотографические экзерсисы инженера Белкина

Џ Vit Rudovich. Draft $Revision: 1.11 $

***

Фотоаппарат свалился сверху совершенно неожиданно. Брякнувшись прямёхонько на темечко, он скользнул вниз, пребольно въехал острым углом в плечо, задел колено и грохнулся на кучу хлама на полу.
Белкин тихо выругался и осторожно потрогал голову. Крови не было, но болело сильно. Фёдор Николаевич, кряхтя, слез с табуретки и заковылял к холодильнику. Наскребя из морозилки немного льда в старый носовой платок, он приложил получившийся компресс к больному месту и, тяжело вздохнув, уселся за кухонным столом.
Минут пятнадцать он сидел на кухне, периодически поднимая платок со льдом и нежно ощупывая быстро разбухающую шишку. Во время этого печального времяпровождения на ум Фёдору Николаевичу приходили невесёлые мысли.
Позади у Белкина было два коротких бездетных и весьма неудачных брака, диплом авиастроительного института и двадцать пять лет работы в приборостроительном КБ на должности инженера-конструктора второй категории. Диплом валялся где-то в серванте. О бывших жёнах Белкин уже давно ничего не слышал. Вроде-бы обе много лет назад вышли замуж. Может быть удачно. Может быть обе уже развелись с очередным одна со вторым, другая с четвёртым мужем. Второй вариант нравился Фёдору Николаевичу гораздо больше. Застарелые обиды были уже не так остры, но счастья своим бывшим жёнам он до сих пор желать был не в состоянии.
Родное КБ одарившее когда-то молодого специалиста Белкина однокомнатной квартирой в спальном районе теперь дышало на ладан. Через неприступную в былые годы проходную постоянно шныряли курьеры оккупировавшего весь первый этаж издательства, проносили всякие коробки бородатые сотрудники поселившейся этажом выше компьютерной фирмы, и, совсем не замечая притаившегося с газеткой у стены старичка вахтёра, проходили всякие подозрительные личности из более мелких фирм и фирмочек, заполнивших сдаваемые бывшим совершенно секретном конструкторским бюро помещения. Белкин постоянно ожидал, что оборотистые директора в конце-концов выгонят его вместе с другими конструкторами, как ненужный балласт. Однако, деньги от военных то задерживаясь, то исчезая, то вопреки ожиданиям снова появляясь, потихоньку капали на счёт КБ. Участившиеся в последнее время разговоры политиков об обороноспособности страны давали Белкину уверенность, что ему всё-таки удастся досидеть до близкой пенсии, столь же небогатой, как и нынешняя его зарплата.
Новые времена не принесли уже давно переставшему подавать последние надежды специалисту Белкину ни счастья ни благополучия. Бывшие сослуживцы и знакомые переквалифицировавшиеся в ларёчников и челноков хоть и вызывали зависть своими рассказами о богатой жизни и чужестранных рынках, примером для Фёдора Николаевича не являлись. Все разумные аргументы показывали, что не достичь ему благополучия в делах торговых. Не столь из-за мешающего выезду за границу допуска, сколь из-за душевной организации. Генетическая ненависть к деньгам и новомодному слову "бизнес", а также природная неспособность к иностранным языкам, не оставляли Белкину никакой надежды на улучшение материального положения.
Короче говоря, оставалось ему как корове в стойло приходить каждый день в свой закуток на родном КБ и рисовать мало кому нужные схемы совершенно секретных военных приборов. Даже гостайну вражеским разведкам продать он был не в состоянии. Во-первых, если какие секреты и были, то их уже давным-давно успели сдать начальники. Во-вторых, секреты эти были настолько устаревшими, что могли заинтересовать разве что неграмотных террористов из какой-нибудь недоразвитой исламской страны.
Работу свою Фёдор Николаевич знал хорошо, но уже давно не любил. Какое-то время он её ненавидел. Особенно после начала новых времён. Но сейчас был он к ней совершенно равнодушен и пережёвывал, как баран пожухлую траву, тщательно, но без аппетита.
Было ему скучно. Одиноко и скучно. Видимо от этого, перечитавшись газет и пересмотревшись телевизора ещё в субботу, и надумал он пережить воскресенье, разгребая завалы на антресолях. Не трогал он этот хлам пару десятков лет, а вот сейчас вдруг решил необходимое для срочного выкидывания найти. За что и поплатился.
Лёд в платке давно растаял, а Белкин всё сидел, прижимая к голове мокрую тряпку и перемежая свои мысли тяжкими вздохами. Наконец, и это занятие ему надоело. Он нехотя поднялся, размышляя начать ли ему убирать результаты разрушений сейчас или сначала пойти полежать. Лежать было совершенно бесполезно, он и так большую часть выходных проводил в постели. Но ползать по полу, подбирая осколки, совсем не хотелось. В результате диван победил.
Белкин кряхтя поплёлся из кухни, направляясь в объятья своего последнего друга. Но случилось так, что поваляться ему не удалось.
На пути его к дивану расположилась куча старых вещей, на вершине которой гордо возлежал древний советский фотоаппарат "ФЭД 2" --- виновник его сегодняшних бед. Злодейка судьба, огрев Белкина по башке, только начала свой спектакль. Если бы он заранее знал, какие треволнения принесёт ему этот "ФЭД", то взял бы его аккуратно и брезгливо двумя пальцами, как берёт хозяйка из мышеловки дохлого мышонка, и немедленно выкинул бы источник опасности в мусоропровод. Но Белкин был всего лишь инженером, к тому же советским инженером. Увидев фотоаппарат он решил посмотреть, насколько серьёзно тот поломался. Сняв крышку с объектива, он посмотрел на линзу. Она была покрыта пылью, но совершенно цела. По совести говоря, Белкин ожидал увидеть разбитые стёкла и удивился, что "ФЭД" так легко пережил столкновение. Он протёр линзу рукавом рубашки и открутил объектив, чтобы посмотреть его на просвет. Линзы не были, конечно, в идеальном состоянии. Хорошо была видна пыль, какие-то разводы, пара пузырей в толще стекла. Но ожидавшихся Белкиным сколов и трещин не было. Он потряс объектив, ничего не бренчало и не отваливалось, покрутил кольцо диафрагмы, потом кольцо наводки на резкость. Объектив был цел и невредим.
Хмыкнув, Белкин прикрутил его на место и с затаённым злорадством начал проверять работу затвора. К его разочарованию камера отрабатывала все выдержки, весело щёлкая шторками.
Белкин был озадачен. Привыкший к патологической ненадёжности родной техники, он потёр подбородок и восхищённо хмыкнул:
--- Умели же раньше делать!
Он повертел камеру в руках, раздумывая куда бы её убрать, и тут взгляд его упал на кучу старых вещей. Судьба крепко взялась за него, позволив паре старых фотографий выскользнуть из альбома и расположиться на самом видном месте. Белкин поднял карточки, сделанные им ещё в студенческие годы, и услужливый рок тут же окатил его воспоминаниями.
Следующие два часа Белкин листал старые альбомы, рассматривал фотокарточки, распиханные по разным пакетам и коробкам, лазил на антресоли за увеличителем, рылся в шкафу в поисках проявочного бачка.
В результате, кухонный стол был завален старыми фотографиями, а посреди кухни гордо стоял увеличитель в окружении разных кювет, мерных мензурок, бачков, весов, щипцов, маленьких скляночек с подозрительным содержимым и прочей фотографической дребедени. Над всем этим возвышался Белкин, в раздумьях скрестивши руки на груди.
Фотографию Белкин не бросал. Просто каждый раз не было времени всё подготовить, достать увеличитель, развести химикаты и просидеть ночь, заперевшись в ванной. Периоды между печатью фотографий становились всё больше и больше. Однажды Белкин просто аккуратно убрал всё в шкафы и на антресоли, собираясь через две недельки снова попечатать, и больше никогда не достал. Через две недели у него не оказалось времени, и он отложил печать фотографий на месяц. Потом они с женой уехали на юг отдыхать. Там Белкин отснимал пять плёнок. Они, тогда аккуратно проявленные, а теперь свернувшиеся в тугие рулончики, так и были найдены им сейчас лежащими в пакете с лампой от увеличителя. Превратиться в фотографии им было не суждено. С каждым следующим выходным мысль о печати фотографий появлялась всё реже и реже и в конце концов прекратила посещать Белкина совсем. Какое-то время он ещё снимал, проявляя каждую плёнку, потом почувствовал бесполезность этого занятия и убрал фотоаппарат "до лучших времён".
И вот сегодня, нашедшему все фотографические принадлежности в том виде, в котором он оставил их тогда, собираясь вскорости использовать снова, Белкину показалось, будто прошло не двадцать лет, а две недели. Он вдруг остро почувствовал, что ему необходимо снова заняться фотографией.
Белкин раздумывал где бы ему раздобыть плёнку, бумагу и химикаты. Он, естественно, видел в ларьках яркие коробочки с современными цветными плёнками, которые можно отпечатать в любой из фотолабораторий, растыканных по всему городу, смотрел по телевизору рекламу всяких электронных штучек и в душе понимал, что время чёрно-белых фотографий ушло безвозвратно. Но воспоминание о лежащей в кювете с проявителем бумаге, освещённой красным фонарём, и магии проступания на ней изображения были столь щемящи, что Белкин решил попытаться найти хоть какую-то возможность повторить это.
Тут он вспомнил об одном небольшом магазине, мимо которого иногда пробегал, когда начальство посылало его в местную командировку в расположенный неподалёку исследовательский институт. Странное название он сейчас припомнить не мог, но на витрине красовался десяток фотоаппаратов, имеющих вид профессиональный, были выставлены большие длинные объективы, штативы и ещё какие-то электронные штучки, назначения которых Белкин просто не знал. Вероятнее всего магазин этот был фотографический. Сейчас Фёдор Николаевич прикидывал, стоит ли идти туда. Велика была вероятность того, что старика спросившего о чёрно-белой бумаге просто засмеют молодые продавцы. Начинался вечер и, если магазин и был ещё открыт, то должен был скоро закрыться. Решив, что другой возможности узнать состояние вещей у него нет, Белкин быстро переоделся, сунул свой "ФЭД" в карман пальто, открыл дверь и вышел из квартиры.

***

Через неделю Белкин многое узнал. К его удивлению, чёрно-белая фотография не умерла. Кроме хорошо знакомых ещё по советским временам "Свемы" и "Тасмы", в магазинах продавались, даже, плёнки мифических для советского человека "Кодака" и "Агфы". Ещё были материалы производства стран развалившегося Социалистического Содружества, японской "Фуджифильм" и загадочной фирмы "Ильфорд".
В специализированных магазинах можно было купить бумагу и химию. Были растворы в больших и малых бутылях, были и хорошо знакомые пакетики с порошками. Разнообразие поражало, хотя цены на зарубежные материалы Белкина поразили тоже.
Тем не менее аккуратный подсчёт показал, что он не напрягаясь материально вполне может отснять и напечатать до десяти плёнок в месяц. Конечно, если брать самое дешёвое.
Этого было более, чем достаточно. Из купленной в то памятное воскресенье плёнки за первую неделю он успел отснять только полтора десятка кадров. Всё оказалось не так, как он думал. Найти плёнки, бумагу, химикаты проблемой не было, но со всей серьёзностью вставал вопрос "Что снимать?"
Белкин всю неделю носил "ФЭД" с собой, постоянно смотрел вокруг, частенько доставал фотоаппарат, иногда подносил его к глазам и очень редко нажимал на спуск.
Фотографировать было решительно нечего.
Когда-то давно он любил снимать людей. У него, даже, неплохо получалось. Но это всё были знакомые. Гуляя теперь по улицам, он стал замечать интересные сценки. Прежде он и не предполагал, что в обычной городской жизни происходит столь много достойного быть запечатлённым на фотобумаге.
Но, увы. Достать фотоаппарат на улице он ещё мог, а вот навести его на прохожих уже нет. Он пытался пересилить себя, понимая, что никому чудаковатый старик с фотоаппаратом не нужен и максимально что ему угрожает, это быть посланным на три буквы. Однако, природная стеснительность была глуха к логическим аргументам.
Ещё можно было поснимать природу. И это Фёдор Николаевич делать пытался. Но не испытывая никаких чувств ко всем этим белочкам, кошечкам, кустикам и цветочкам, быстро интерес к подобным темам потерял.
Оставались, конечно, городские пейзажи. Технической замкнутой душе Белкина это было хоть как-то близко. Однако, и тут имело место своё "но". Все достопримечательности уже были сотню раз отсняты профессиональными фотографами и размножены в виде открыток, календарей и путеводителей. Может быть какому-нибудь туристу снимать хорошо известный вид ещё и интересно, но Белкину повторять чужие фотографии было просто скучно.
Так и ходил он с фотоаппаратом в кармане, пристально глядя по сторонам и пытаясь увидеть что-нибудь интересное.

***

Через четыре недели дело совсем застопорилось. За последних три дня Белкин сумел сделать только два кадра. Подходя в четверг утром к КБ, он представил, что выйдет вечером после работы и до темноты будет как голодный волк рыскать по городу. И опять ничего снять не удастся. Тяжело вздохнув, он вынул фотоаппатат из кармана и двинулся в направлении работы, щёлкая по дороге всё, что попало.
Подойдя к проходной, Белкин ещё раз посмотрел на счётчик кадров и удручённо понял, что осталось ещё шесть - семь. Воровато оглянувшись, он поднял "ФЕД", нацелился на разноцветную вывеску "Издательский дом "ДЕЛОВОЙ ЧЕЛОВЕК" и кляцнул затвором фотоаппарата, потом быстро перевёл объектив на следующую табличку и снова нажал на спуск. На рекламном агенстве "Успех" плёнка кончилась.
Белкин ещё раз оглянулся, перемотал плёнку и сунул её в карман пиджака. Теперь у него было три отснятых плёнки, чего было достаточно для проявки в одной маленькой упаковке химикатов.
В пятницу, придя с работы, Белкин тщательно приготовил проявители для плёнки и бумаги, развёл две пачки фиксажа в трёхлитровой банке, затемнил ванну, установил старенький увеличитель и лёг спать с давно забытым чувством предвкушения праздника.
Проявляя на следующее утро плёнки, он чуть было не испортил первую. Уж слишком боялся сделать что-то не так. Сперва сосредоточившись на тщательном перемешивании и вращая бачок, как было написано в рекламной брошюре, он чуть его не уронил. От испуга Фёдору Николаевичу стало плохо. Пришлось приложить руку к груди и, глубоко дыша, ждать, пока уймётся сердцебиение. В результате проявление шло на минуту дольше, чем надо. Хватившись Белкин кинулся выливать проявитель из бачка и впопыхах уже начал открывать крышку. К счастью, (а может к несчастью), отвинчивалась она туго, и он провозился достаточно долго, чтобы устать. Стоило ему прекратить попытки и отдышаться, как он вспомнил, что не побывав в фиксаже, плёнка может засветиться.
Поставив в конце концов бачок промываться в проточной воде, Белкин сел перед раковиной и долго тупо смотрел, как льётся вода. Таких переживаний он не испытывал уже долго. Минут двадцать он медлил, боясь посмотреть на результат, наконец решился, вынул плёнку и аккуратно повесил сушиться.
Немного передохнув и собравшись с мыслями он одел свои лучшие очки, и осторожно двумя пальцами повернул плёнку к свету. Все кадры выглядели пристойно.
Несколько минут он понаслаждался результатом, потом вздохнул и пошёл в ванну заряжать в бачок следующую плёнку.
Через час на кухне сушилось три плёнки, а повеселевший Белкин вышел в ближний универсам купить продуктов. Несмотря на проблемы с первой остальные две он проявил легко и быстро. Видимо, это ангел хранитель пытался предотвратить назревающую катастрофу. Но злой рок был сильнее. На кухне медленно покачивалась на сквозняке висела неиспорченная первая плёнка, поджидая, когда Фёдор Николаевич Белкин наткнётся на злополучный кадр номер двадцать шесть.
***
С первыми отпечатками Белкин возился долго, делая пробы и периодически выходя на кухню смотреть результаты. Уже кадре на десятом он втянулся и стал получать удовольствие от процесса. И вот он наткнулся на этот странный кадр.
Он хорошо помнил, как непонятно зачем остановился вечером у одинокого фонаря и достал фотоаппарат. Тогда он даже не знал, что в увиденной картине привлекло его внимание. Он нажал на спуск почти не останавливаясь, даже, толком и не глядя в видоискатель. Теперь же в освещённой красным фонарём ванной он молча рассматривал изображение спроецированное увеличителем. Дело окончательно застопорилось. Сначала Белкин ещё пытался думать и искать логические объяснения, но быстро сдался и уже минут десять просто тупо смотрел на большое тёмное пятно под изображением фонаря. Похоже, впадение в ступор начало становится для Белкина привычным.
Наконец он встряхнулся и выключил увеличитель, после чего достал лист фотобумаги, уложил его в рамку и проэкспонировал одиннадцать секунд. Покачивая в кювете бумагу Белкин заворожено смотрел на проступающее изображение. Совершенно автоматически он вынул готовый снимок из проявителя, обмакнул в воду и положил фиксироваться. Потом, подвинув кювету с фиксажем поближе, Белкин десять минут ждал, рассматривая изображение, после чего положил фотографию в тазик с водой, открыл дверь и вышел на кухню.
Весь пол был заложен газетами на которых сушились отпечатанные фотографии. Белкин осторожно подвинул пару газет, вынул фотокарточку из воды и поднёс к окну.
Снимок был превосходно отпечатан. Не зря Белкин выбрал самую дорогую бумагу. Фотографии такого качества он видел только в очень хороших книжках. Светлые участки были ослепительно белы, чернота насыщенна и глубока, тональные переходы пластичны. В ярком дневном свете на фотографии были отлично видны мельчайшие детали. Белкин перенёс табуретку к окну, положил снимок на подоконник и начал внимательно осматривать каждый миллиметр.
Фонарь был таким, каким он его помнил. И стена дома была такой же. И пара чахлых полуоблетевших кустов. И асфальт с выбоинами и трещинами. И лужа на нём. Даже брошенный кем-то окурок в левом нижнем углу кадра Белкин вспомнил. Но вот предмет, зависший посреди этого пейзажа был совершенно лишним.
Больше всего это было похоже на прозрачный стеклянный шар, слабо светящийся изнутри. Изображение его было объёмно, чётко и казалось более реальным, чем все остальные предметы, в кадр попавшие.
В те выходные Белкин напечатал восемь карточек этого шара. Был там и отпечаток шара отдельно, и его частей, и максимально увеличенный краешек.
Потом Белкин ещё раз просмотрел все плёнки. Кроме этого загадочного шара ничего интересного не было. Несколько фотографий он всё-таки напечатал, правда, уже без всякого энтузиазма. Положив их сушиться, он ещё раз кадр за кадром внимательно просмотрел под увеличителем все негативы. Ничего подобного висящему под фонарём шару ни на одном из них не было.
Все обычные карточки так и остались сушиться на газетах. Сам же Белкин заварил себе чаю, откопал старую лупу и уселся на кухне рассматривать фотографии загадочного шара. Засиделся он допоздна, спать лёг уже под утро, а проснувшись снова вернулся к снимкам шара.
Он и сам не помнил, как провёл воскресенье. Ходил по комнате, рассматривал фотографии через лупу, чего-то искал в старом учебнике по физике, выпил пару стопок коньяка, сварил пельмени, стоя с половником в одной руке и фотокарточкой в другой, поняв, что печатать уже не будет, сложил и убрал увеличитель вылил растворы, промыл кюветы, собрал с газет высохшие снимки, вроде, даже, их рассматривал. Нельзя сказать, что он всё время думал о шаре, скорее он бредил им. После пары часов вглядывания в снимки, он мог закрыв глаза представить этот шар во всём объёме. Когда он лёг спать, ему снился прозрачный светящийся шар.
***
Как Белкин не старался, он так и не смог понять, что заставило его снять в тот вечер ни чем не примечательный одинокий фонарь. Но, сам того не осознавая, он поймал состояние. В понедельник на работе у него было до того странное выражение лица, что это заметили коллеги. И без того нелюдимый Фёдор Николаевич в этот день просто ни с кем не разговаривал. Никто не решился подойти к нему, предчувствуя что-то нехорошее, а сам он окружающее почти не замечал. Перед глазами его постоянно висел светящийся шар, переставший уже быть чёрно-белым и переливающийся таинственным голубоватым светом.
Работу свою Белкин выполнял автоматически, при этом получалось всё необыкновенно легко. В другое время Фёдор Николаевич удивился бы такой необычайной своей производительности, может даже поменял бы своё мнение о посредственности собственных конструкторских способностей. Но в этот день жизнь текла мимо его восприятия.
В привычное время он сложил бумаги, убрал ручку в ящик стола, поставил в шкаф папки, оделся и направился домой. Уже выходя из проходной он нащупал в своём кармане фотоаппарат.
Домой пришёл он к полуночи. Он сам не знал, зачем бродил по городу, куда шёл, для чего доставал фотоаппарат и что пытался снять. За этот вечер он отщёлкал почти три десятка кадров.
Почти месяц он гулял так после работы, по выходным сидел, задумчиво глядя вдаль или брал "ФЭД" и выходил на улицу, бредя сам не зная куда. В результате к очередным выходным у него скопилось пять отснятых плёнок.
В субботу с утра он, действуя чисто механически, развёл растворы, проявил все плёнки и повесил на кухне сушиться. На первый взгляд негативы выглядели нормально, но рассматривать получившиеся кадры Белкин всё-таки не решился.
Потом он долго переоборудовал ванную комнату, ставя увеличитель, занося табуретки, подключая красный фонарь, расставляя кюветы, раскладывая всякие мелочи. На этот раз он закупился бумагой большого формата и поставил увеличитель так, чтобы можно было спроецировать изображение на пол. Это давало возможность увеличить кадр раз в пятнадцать.
После того, как к печати всё было готово, Белкин сходил в магазин, приготовил борщ на три дня, поел, убрал на кухне и в комнате, вымыл полы (чего с ним давно не случалось), починил протекавший уже месяц кран...
Больше делать было решительно нечего, Белкин тихонько сел в кресло, взял фотографии светящегося шара под фонарём, и снова принялся их рассматривать. Часов в десять вечера он медленно разделся, аккуратно сложил одежду, расстелил постель и лёг спать.
В воскресенье, наскоро перекусив, он уже в шесть часов утра сидел в освещённой красным светом ванной и медленно просматривал новую плёнку.
Печатал Белкин до позднего вечера и лёг спать ничего не убрав. В понедельник он даже не взглянул на сушившиеся на кухонном полу снимки и проглотив традиционную яичницу убежал на работу.
Сослуживцы, за последнее время привыкшие к мрачному настроению Фёдора Николаевича, были удивлены переменой. Был он весел и общителен, можно даже сказать чересчур суетлив. Зачем-то пошёл на отчёт к начальству, которое тоже было удивлено не столь его небывалыми успехами, сколь весёлым настроением и убеждённостью, переходящей в бахвальство. Поползли слухи о том, что у Белкина тяжело болел кто-то из дальних родственников, а потом вдруг чудом выздоровел. Кое-кто, даже, подошёл к нему, пожал руку и сказал: "Поздравляю!" В ответ Белкин улыбался и сердечно благодарил.
На работе сидел он в тот день допоздна. Но всё-таки когда-то надо и уходить домой. Белкин складывал вещи на рабочем столе медленно и предельно аккуратно, зачем-то заточил пару валявшихся ещё с прошлого года карандашей, проверил все ящики, выбросил старую пачку из-под чая, стопку ненужных уже документов, вытряхнул крошки и обрывки бумаг. На это ушло около часа. В конце концов Белкину надоело тянуть время. Он одел пальто и направился к дому.
Идти туда он и хотел и боялся. Он чувствовал, что грядёт что-то значительное и в его размеренной жизни наступает крутой перелом. Будущее манило, но нырять в него с разбега головой было страшно. Белкин медленно брёл по улицам, понимая, что прощается с длинным и привычным этапом своей жизни. Перед домом он, погружённый в воспоминания, стоял минут двадцать. Наконец глубоко вдохнул, оглянулся вокруг и вошёл в подъезд.
***
Фотографий было два десятка. Теперь он мог группировать их, сортируя по теме, характеру и размеру объектов.
Больше всего было светящихся шаров. Если считать с первым, то получалось семь. Была пара светящихся силуэтов, похожих на людей. Были светящиеся фигуры непонятной формы. Были странные тени, непонятно откуда появившиеся среди яркого дневного неба.
Особенно Белкина заинтересовала фотография одного мужчины, стоявшего в толпе на автобусной остановке. Само изображение было очень тёмным, фигура была практически чёрной: едва можно было разобрать ремешок сумки, перекинутой через плечо, и оккупировавшую пол затылка лысину. Зато хорошо было видно другое.
На макушке незнакомца было свечение, очень похожее на цветок астры, оттуда, из центра, ввысь уходил тонкий светящийся столб Сама голова была одета во что-то вроде шарообразного стеклянного шлема из старых фантастических фильмов. Только была эта сфера светящейся изнутри. По всему контуру фигуры шла яркая светлая кайма шириной пальца в два-три. Казалось, что человек одет в скафандр. Вокруг же этого мужчины, изгибаясь в тех местах, где народ стоял слишком близко, хорошо виден был тонкий светящийся кокон, очень похожий на тот первый шар.
Белкин развесил фотографии по стенам, зачем-то отыскал на полке кухонного шкафа свечку, поставил её в блюдце на табуретке посреди комнаты, выключил свет и уселся на диван. Свечка горела неярко. Колышущийся слабый свет плясал по фотографиям, скрывая ненужные детали и оживляя запечатлённые картины.
Проснулся Белкин как всегда пол седьмого, за несколько минут до звонка будильника. Открыв глаза он оторопело посмотрел на спортивные штаны, потрогал майку, сел и обвёл взглядом комнату. На стенах висели фотографии, в блюдце на табурете стоял огарок свечи. Больше ничего интересного обнаружить не удалось.
Белкин сидел на диване и отходил от ночных видений. Вдруг сработал будильник. Пришлось вставать, идти к тумбочке, выключать его... После чего садиться опять на диван смысла не было никакого.
Белкин поплёлся в туалет, потом направился в ванну, взбил в плошке кисточкой пену, взял бритву, посмотрел на неё с сомнением, протёр глаза, потряс головой, немного подумал и открыл холодную воду на полную. Немного постояв, он нагнулся к раковине. Тугая холодная струя ударила в голову.
Скорее всего, в последний раз эту процедуру проделывал он будучи студентом. За несколько секунд под ледяной водой голова прояснилась.
Белкин схватил какое-то полотенце и тщательно вытер остатки своей некогда роскошной шевелюры. Теперь можно было и побриться.

***

Месяц за месяцем коллекция Фёдора Николаевича пополнялась. Больше всего было тех же светящихся шаров, иногда по нескольку в кадре. Часто попадались неясные силуэты, тёмных было раза в полтора больше, чем светлых. Встречались и странные нагромождения из шаров, трубок и каких-то неясных фигур сложной формы. Медленно, но количество людей с ореолами тоже увеличивалось. Были и совсем непонятные объекты, описать которые на словах Белкин и не брался.
Естественно, с этим надо было что-то делать. Белкин частенько заглядывал в местную библиотеку, сначала он искал книжки по физике и чего-нибудь о странных явлениях природы. Не найдя ничего интересного в конце концов наткнулся на эзотерику. Не удовлетворившись библиотекой, ставшей слишком бедной, чтобы покупать новинки, Фёдор Николаевич начал закупаться и на местном книжном рынке. Читал он всё подряд от откровений Рамакришны до способов конструирования пирамидальных улавливателей тонких полей. В некоторых книжках он, даже, натыкался на знакомые картинки. Особенно ему понравилась "Генерация экстрасенсом облака сверхлёгких частиц". Конечно, фотография эта была похуже, чем любая из коллекции Белкина, но шар "частиц в миллион раз легче электрона" выглядел весьма правдоподобно. Правда, изображению не хватало объёма, но это можно было списать на низкосортную бумагу и некачественную печать.
Увлёкшись теорией фермионных полей одного московского учёного, Белкин построил две модели специальной пирамиды, а ещё вырезал из дерева древнеславянский охранный знак. Результатов, правда, эти эксперименты никаких не дали. Отсняв две плёнки Фёдор Николаевич так и не получил ни одного кадра для своей коллекции. Бритвенные лезвия, тщательно помещённые в нужную точку пирамиды не затачивались, а молоко скисало так же быстро, как и поставленное в кухне на столе.
Тем не менее, Белкин взял теорию на вооружение. Он с увлечением рисовал схемы распределения энергетических волн на своих фотографиях, пытался делать расчёты по формулам приведённым в книге, составлял таблицы, куда заносил полученные числа, и аккуратно чертил на миллиметровке графики. Получалось очень загадочно и научно.
Найденным открытием хотелось поделиться и Белкин начал писать письма.

***

Поиск единомышленников занял почти полтора года. За это время Белкин успел отснять и напечатать сотни снимков. Его коллекция насчитывала уже пятьсот восемьдесят два загадочных кадра и каждый месяц пополнялась не менее, чем десятком новых. Каждая фотография тщательно измерялась, описывалась и классифицировалась, а потом заносилась Фёдором Николаевичем в специальную картотеку.
Каждый месяц Белкин писал в различные инстанции. Копии писем хранились в красных картонных папках с белыми завязочками. Семь были уже полны. Восьмая тоже слишком разбухла, ещё пяток писем и придётся покупать следующую. Ответы собирались в отдельную папку. Она была всего одна, да и та тощая.
Как правило, посланные Белкиным письма отклика не получали. Редкие ответы состояли в основном из отказов всех возможных видов. Тут были и простые короткие просьбы не присылать больше всякую ерунду, и витиеватые извинения в связи с тем, что несомненно интересные идеи господина Фёдор Николаевича Белкина к сожалению не совпадают с тематикой исследований, но ими бы непременно занялись бы, если бы на перспективные исследования государство выделило бы деньги. Были среди отказов и просьбы связаться через пару месяцев, через пол года, через годик, лет через пять... Ещё можно упомянуть ответные предложения купить книгу, выделить деньги на создание прибора, посетить курсы йогов и ещё десяток подобных.
И вот теперь на столе лежал ответ, которого Белкин так долго ждал. На официальном бланке кафедры физической химии местного университета стояло:
Уважаемый Фёдор Николаевич, Ваша теория представляет определённый интерес. Мы предлагаем встретиться с Вами лично 16 апреля в 10:30. Пожалуйста, принесите свои фотографии. Наш специалист проведёт экспертизу. С уважением, д.ф.-т.н., профессор Никоногов П.И.
Готовиться к встрече со специалистом Белкин начал заранее. На следующий же день после получения письма он взял на шестнадцатое отгул. Потом, решив, что подготовиться надо как следует, взял отгул и на пятнадцатое. За две недели до встречи он начал подбирать фотографии. Он долго раздумывал стоит ли показывать сразу все или только самые-самые интересные. В конце-концов он выбрал двадцать самых хороших. Ещё пол сотни он тоже решил взять с собой, чтобы в случае необходимости подтвердить свои соображения на многих примерах.
В результате выяснилось, что у него нет папок, в которые можно положить большие фотографии так, чтобы они не помялись и их было бы легко доставать и показывать. Белкин купил коленкор, тесёмки и цветной картон и попытался сделать чего-нибудь подходящее сам. Промучившись два вечера он понял, что результат хоть и удовлетворяет транспортировочные функции, но выглядит совершенно несолидно. Пришлось идти в специальный магазин и покупать дорогущую большую папку с молнией, напоминающую большой плоский портфель. Немного подумав он приобрёл и пергаментные листы для прокладывания фотографий, полностью израсходовав таким образом свой месячный фотографический бюджет.
Ещё Белкин раздумывал, надо ли по новой напечатать все фотографии. Дело в том, что одни были сделаны на дорогой и хорошей импортной бумаге, а другие на дешёвой нашей, и выглядели значительно бледнее. Он пару дней мучился этим вопросом, но всё-таки решил, что будет слишком волноваться и в результате ничего хорошего не получится. В выходные вместо этого он стал готовиться к докладу. Обложившись литературой, он записал в специально купленную по такому поводу тетрадь особо важные цитаты, переписал с разбросанных по комнате листков удачные расчёты и таблицы и, в довершение, аккуратно начертил на миллиметровке и вклеил три больших и красивых графика.
За три дня до встречи абсолютно всё было готово. Фотографии лежали в папке, сложенные в порядке, позволяющем по мнению Белкина произвести на специалиста наибольшее впечатление. Записанные в тетрадку цитаты и таблицы были столько раз проверены и перепроверены, что он знал их уже практически наизусть. Даже свой единственный приличный костюм Белкин отпарил и повесил в шкаф. В результате ему пришлось в первый раз за много лет ходить на работу в свитере, что вызвало немалое удивление всех сотрудников отдела, да и самого шефа тоже.
Белкин несколько раз подумывал о том, насколько теперешнее лихорадочное состояние напоминает переживавшееся им при подготовке к первому экзамену, к первому свиданию, к поступлению в институт... Может быть, накал чувств был тогда и больше, но не было в душе такого смятения. Жизнь в молодости хоть и не была богата подвигами, среди бурного её течения моменты особого подъёма выделялись не сильно. Видимо, оттого и стёрлись из памяти мелкие но бывшие тогда значительными подробности.
Сейчас же происходило нечто экстраординарное. Белкин каждой клеточкой чувствовал ход времени. Играющие в его душе страсти были столь неожиданны посреди многих лет болотного течения жизни, что он всерьёз опасался за своё больное сердце.
В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое Белкин раз пять просыпался с чувством, что будильник сломался, а он давно проспал. Открыв глаза, он оглядывал тёмную комнату, прислушивался к мерно тикающему будильнику, включал свет, смотрел на циферблат и успокоенный ложился досыпать.
Когда Белкин в очередной раз открыл глаза, в комнате было светло. Глянув на будильник он понял, что уже половина девятого. Резко вскочив, Белкин помчался умываться. Вернувшись из ванной, он ещё раз глянул на часы и громко выругался. На часах было всего лишь без пяти шесть.
Минутная стрелка была в два раза толще и почти вдвое длиннее. Громко сказав, что перепутать их мог только окончательный идиот и назвав себя старым выжившим из ума ослом, Белкин сел на диван. На языке у него вертелось ещё много нелестных эпитетов, но продолжать подобный аутотренинг в столь ответственный день желания не было. Тяжело вздохнув, он потёр виски. Нужно было что-то решать. Вполне спокойно можно было поспать ещё часика полтора. В принципе, это даже нужно было сделать. Постоянные пробуждения посреди ночи совсем не способствовали ночному отдыху. Но Белкин решил, что лучше остаться невыспавшимся, чем очередной раз так проснуться, и пошёл готовить завтрак.

***

За полтора часа до встречи Белкин уже стоял перед зданием университета. На самом деле, он пытался всячески задержать выход из дома: несколько раз просмотрел все фотографии, предназначенные для показа; потом просмотрел оставшиеся, в очередной раз пытаясь проверить, не забыл ли он чего-нибудь важное. Он два раза перечитал всё, записанное в тетрадку, включая таблицы. Одевал костюм он тоже необычайно долго и тщательно. Всё равно времени оставалось слишком много. Белкин попробовал почитать позавчерашнюю газету, но через пару минут ему это надоело.
В результате, оказавшись так рано на месте, Белкин не знал, что делать. На всякий случай он зашёл в здание, выяснил, где находится кафедра, поднялся на третий этаж и подошёл к нужной двери. Оттуда доносились голоса. Слов нельзя было разобрать, но похоже, там шёл какой-то вялый спор. Простояв минуты две, Белкин тихо повернулся и побрёл по коридору. Появляться на кафедре было ещё рано.
Увидев открытую дверь, он вошёл в какую-то пустую аудиторию и приблизился к окну. Внизу шумела оживлённая улица: ехали куда-то автомобили, спешили по своим делам люди. Обычный день, обычная улица, обычная жизнь. Перед глазами не было ничего интересного. С другой стороны, делать тоже было абсолютно нечего. Белкин прошёлся по аудитории скучающим взглядом скользя вокруг. Мебель не ремонтировалась лет пятнадцать и сохранила следы скуки многих поколений местных лоботрясов. Особенно богаты произведениями студенческого искусства были последние ряды. Белкин садился за каждый стол рассматривал надписи и рисунки. Удивило Фёдора Николаевича то, что среди обычных чёртиков, паровозиков и прочей ерунды попадались картинки, которые во времена его студенчества могли появиться только в общественном туалете. Впрочем, изучение настольной живописи съело только минут тридцать. Постоянно посматривающий на часы Белкин по нескольку раз рассмотрел все картинки и прочитал все надписи. Оставалось ещё сорок пять минут, которые нужно было пережить. Он подошёл к окну и стал смотреть на улицу.
***
За пятнадцать минут до назначенного срока Фёдор Николаевич не выдержал и, крепко взяв в руки папку с фотографиями, решительно направился на кафедру. На секунду остановившись перед нужной дверью, он громко постучал. Голоса за дверью смолкли. Белкин ждал, когда его пригласят. За дверью тоже чего-то ждали. Наконец мужской голос произнёс:
--- Ну кто там прячется? Давайте, входите.
Такого приёма Фёдор Николаевич не ожидал. Открыв дверь, он вошёл и спросил:
--- Извините! Как найти профессора Никоногова? У меня с ним назначена на сегодня встреча.
Он готовился сказать что-то другое, но с самого начала всё пошло не так. В результате приветствие получилось глупым, а голос прозвучал слишком робко. Да и чувствовал себя Фёдор Николаевич очень неуютно.
--- Здравствуйте! Никоногов --- это я. --- сказал невысокий пухлый мужчина вставая из-за стола.
Внимательно смотря на вошедшего, профессор немного помедлил чего-то припоминая, а потом протянул руку:
--- Если не ошибаюсь, господин Белкин?
--- Да. Вы мне написали, что сегодня можно будет показать мои фотографии специалисту.
--- Да-да. Вы столько раз нам писали, что я посчитал необходимым побеседовать с Вами лично.
Профессор повернулся к молодой крашенной блондинке и спросил:
--- Юлечка, ты не видела, Саша уже пришёл?
Юлечка отложила пилку для ногтей и хмыкнула. Изобразив на лице пренебрежительное выражение, она произнесла резким голосом в котором слышались сварливые нотки:
--- Пётр Иванович, он мне не докладывает.
Выдержав паузу она добавила:
--- Посмотрите в лаборатории. Скорее всего опять в Интернете порнографию смотрит.
--- Юлечка, не порнографию, а ню, --- укоризненно сказал профессор, взял со стола связку ключей и повернулся к Белкину.
--- Да. Скорее всего Саша в лаборатории. Прошу --- сказал он, указывая на дверь.
Белкин переложил папку в другую руку и развернулся к выходу.
Толстенький профессор проскочил мимо, открыл дверь и любезно пропустил Белкина в коридор.
Честно говоря, какой-то Саша изучающий в Интернете какую-то ню, было совсем не то, чего Белкин ожидал идя сюда. Видимо, по растерянному лицу гостя профессор это заметил и решил разъяснить ситуацию. Аккуратно прикрыв дверь, он показал рукой направление, широко улыбнулся и начал рассказывать:
--- Не обращайте внимания на Юлию Леонидовну. Она сегодня не в своей тарелке: опять с мужем поругалась. Ну Вы знаете женщин... Вот сюда пожалуйста. Нам нужно в другое здание. Знаете, помещений мало. Кафедра в одном месте, лаборатория в другом, компьютерный зал в третьем. Так и бегаем туда-сюда, как белки. Вот. Да. А Александр замечательный аспирант. В наше время мало кто наукой занимается, а вот он уже второй год в аспирантуре. Честолюбивый молодой человек. Хочет написать докторскую. А фотографией он уже давно подрабатывает. Одной наукой жить у нас невозможно. Вот он и занялся этим всерьёз. Так, вот сейчас сюда, потом налево. Да. Саша даже цифровую камеру купил. Говорит, фотографии гораздо лучше получаются. А что он в своём Фотошопе вытворяет! Это надо видеть! Так, сейчас мы выйдем и быстренько пробежимся по улице. Осторожно, прямо перед дверью лужа. Прошу! --- профессор проскочил немного вперёд, широко распахнул дверь, и пропустил Белкина, изобразив на своём лице широкую улыбку. Белкин мельком глянул в лицо профессора и очень удивился. Уж больно умильно подобострастное выражение на нём застыло. Как будто был это не профессор, а лакей, распахивающий дверь перед королевой.
Белкин осторожно обошёл лужу и невольно глянул назад. Аккуратно прикрыв дверь, профессор повернулся и снова встретился с ним взглядом. Видно было, что он смутился, но улыбаться не прекратил. От этого выражение на лице стало уже не подобострастным, а дурацким.
--- Нам вот в ту дверь, --- сразу сказал профессор, показав рукой на соседнее здание.
Белкин повернулся, и аккуратно переложил папку из одной руки в другую. Профессор был уже рядом.
--- Прошу! --- снова указал он рукой на обшарпанную синюю дверь метрах в двадцати.
--- Как видите, не очень удобно. Особенно зимой или когда снег. Но вот так вот и бегаем. Да. А Александра я предупреждал. Он сказал, что подготовился. Надеюсь встреча будет очень плодотворна. Он там в Интернете очень известная личность. У него фотографы обучаются. Какой-то приз недавно выиграл. Позвольте я открою. Прошу, --- профессор вновь распахнул дверь перед Белкиным и отступил в сторону. Белкин хотел ещё раз взглянуть в лицо профессору, но это желание в себе поборол. Вместо этого тоже широко улыбнулся и сказал:
--- Благодарю.
Получилось довольно глупо.
Они вошли в узкий полутёмный коридор. На этот раз профессор молча семенил впереди. Белкин шагал за ним следом и гадал, чем же это закончится. С самого начала чувствовал он себя очень паршиво и ничего хорошего уже не ждал. Из задумчивости его вывел голос профессора.
--- Сейчас надо подняться на второй этаж, --- сказал тот.
Они свернули направо и начали подниматься по лестнице. Профессор продолжил:
--- Да. Как видите, у нас тут давно пора делать ремонт. Но денег нет. С учебными классами ещё кое-как находим, а на науку нет. Приборы старые, реактивов мало. Последний раз ремонтировали ещё при Горбачёве. Да. Зато компьютеры у нас хорошие. Теперь на компьютерах всё можно делать, без всяких приборов. Просто пишешь программу и компьютер выдаёт, что должно получиться. Саша у нас занимается компьютерным моделированием. Очень талантливый молодой человек. Так. Сейчас направо --- они свернули в такой же тёмный коридор.
--- Вот тут. Третья дверь. Вы уж извините, у нас как всегда творческий беспорядок. Сами понимаете, студенты, аспиранты, да и шкафов нет.
Они подошли к обшарпанной металлической двери, на этот раз коричневой. Профессор вынул ключ и немного повозился с замком. Отперев, он сперва осторожно заглянул внутрь, потом распахнул дверь полностью и сказал Белкину:
--- Заходите, пожалуйста.
Фёдор Николаевич вошёл и огляделся. Помещение было заставлено стеллажами с книгами, приборами и какими-то банками. На многих лежал толстый слой пыли. Маленькое окно, перекрытое толстой железной решёткой, давало мало света. У окна стояли несколько столов с компьютерами, перед одним из которых согнувшись сидел взъерошенный молодой человек.
--- Прошу! --- профессор указал рукой в направлении компьютерного угла и сам двинулся вперёд. Белкин последовал за ним.
Молодой человек даже не повернулся, когда они подошли. Профессор кашлянул и позвал:
--- Саша!
Это возымело действие. Молодой человек оторвался от экрана и повернулся к вошедшим.
--- Саша. Вот господин Белкин, о котором я тебе рассказывал. Он много писал нам о своих фотографиях. Пожалуйста, посмотри и дай профессиональную оценку.
Белкину показалось, что при этом профессор подмигнул. Или только показалось...
Саша не вставая с кресла протянул Белкину руку:
--- Александр. Да. Пётр Иванович про Вас рассказывал.
--- Фёдор. Очень приятно познакомиться, --- выдавил из себя Белкин, пожимая протянутую ладонь. Она была холодной, влажной и вялой.
--- Ну я Вас тут оставлю вдвоём, --- сказал профессор. --- Извините, дела. Саша! В общем, как мы договаривались. Потом загляни на кафедру, --- и профессор быстренько вышел, тихо притворив железную дверь.
Белкин повернулся к Саше. Тот сидел и молчал. Белкину стало совсем неуютно.
--- Подождите, пожалуйста, я сейчас достану фотографии, --- сказал он, положив папку на соседний стол и начал в ней копаться. В сущности, фотографии доставались быстро, но Фёдор Николаевич пытался оттянуть разговор. Когда, наконец, он оторвался от папки, Саша сидел, уставясь в монитор. На экране были смутные расплывающиеся очертания, приглядевшись, Белкин догадался, что это женский торс. Он посмотрел на стену и только тут заметил, что она увешана большими фотографиями. В основном это были голые девицы и фрагменты обнажённых женских тел. Была пара портретов бомжей страшного вида. Фотография наверху изображала торчащие из снега останки какого-то животного, видимо, собаки. Было три фотографии из какого-то мясного цеха, со зверскими лицами людей с топорами и ошмётками мяса на переднем плане. Десяток фотографий представляли из себя смесь непонятных чёрно-белых или цветных пятен. На некоторых угадывались размытые контуры людей и зданий. Что изображено на остальных, Белкин так и не смог понять. Минут пятнадцать он рассматривал фотографии на стене и наблюдал, что происходит на экране компьютера.
Саша, казалось, забыл о существовании гостя. Согнувшись перед монитором, он разглядывал фотографии (в основном голых девиц), читал какие-то тексты, чего-то писал, ругал кого-то сквозь зубы, называя "козлами", "кисочниками" и "ламерами".
Белкин подумал, не стоит ли ему просто тихо уйти? В принципе, это показалось ему весьма разумным. Но пересилив себя он наконец громко кашлянул и положил стопку фотографий рядом с Сашей.
--- Вот! Мои фотографии. Посмотрите пожалуйста.
Получилось как-то жалко. Белкин готовил несколько вариантов вступления, но ни один из них не подходил, а чего-нибудь более уместное придумать он сейчас не мог.
Саша тут же оторвался от монитора и повернулся к Белкину. Сказав "Ага! Садитесь!", он открыл папку. Белкин сел и стал смотреть на лицо "эксперта", который быстро переворачивал фотографии.
Понятно было, что они не понравились. Взяв очередную карточку Саша кривил рот, иногда хмурил брови. Одни изображения он смотрел просто с пренебрежением, другие неодобрительно покачивая головой, третьи со смесью брезгливости и сочувствия. Минут за пять он просмотрел всё и поднял глаза на Белкина. Фёдор Николаевич испуганно вскочил.
--- Да Вы садитесь, --- небрежно бросил Саша и спросил: --- Ну что Вам сказать?
Белкин замер в нерешительности, лихорадочно обдумывая ответ на этот вопрос. Наконец он выдавил:
--- Скажите... Вот фотографии... Что Вы об этом думаете?
--- Фигня! --- тут же ответил Саша безапелляционным тоном. --- Конечно, есть люди, которые всегда всё хвалят, ко всем подлизываются, но я не такой. Я говорю честно и прямо: Ваши фотографии фигня полнейшая. Сейчас так никто не снимает. То есть, конечно, снимают. Всякие бездарности и чайники, фотографии не понимающие. Но настоящие фотографы так не снимают.
Он показал пальцем на стену:
--- Вот. Это современная фотография. Не буду хвастаться, но я сейчас пересмотрел свои воззрения. Вот так настоящая фотография должна выглядеть. Остальное - ширпотреб. Дешёвка для быдла. Всякие киски-календарики. Короче, для домохозяек. А у Вас к тому же качества никакого. Ну сами смотрите! --- Саша наугад взял несколько фотографий, и начал по одной откладывать, что-то ища. --- Вот! --- он протянул Белкину фотографию с автобусной остановкой, а остальные кинул на стол, --- Типичный пример! Тени провалены. Света выбелены. Шевелёнка. Композиция никакая. Нужно было обрезать слева и снизу, --- он перекрыл ладонью левой руки пол кадра, а правую положил горизонтально, закрывая часть тротуара --- Вот так ещё чего-то получится.
--- Но позвольте! --- возмутился Белкин, --- Вы посмотрите вот сюда!
Он отобрал у Саши фотографию и ткнул в светлый силуэт на заднем плане. Саша взял карточку, посмотрел, куда указывал палец Белкина, потом нагнулся, открыл какой-то ящик, пошебуршил там, вынул большую лупу с чёрной ручкой и с серьёзностью Шерлока Холмса начал через неё рассматривать эту часть кадра.
Удовлетворившись результатом рассмотрения он отложил лупу, посмотрел на Белкина и, смакуя слово, безапелляционно произнёс:
--- Фи-игня. У Вас "Зенит"?
--- Нет, --- недоуменно ответил Белкин. --- "ФЭД". Точнее "ФЭД 2"
--- Ну понятно, --- продолжал Саша обвинительным тоном --- Среди старых объективов попадались приличные. Конечно глубина резкости у плёнки меньше, но не надо хвастаться своим боке.
--- Чем?
--- Размытостью изображения в зоне нерезкости.
Белкин так и не понял, в чём его обвиняют, и в последнем порыве ткнул пальцем в светлую фигуру:
--- Вот! Что это такое!
--- Я же говорю боке, --- как маленькому ребёнку повторил Саша. --- Конечно задумка интересная. Все такие чёрные, а этот кент в белом. Но чувствуется постановка. Надо было вашу модель поставить на чёрный фон, а вместо штатника использовать монокль. Вот смотрите, правда классно? --- и Саша показал на размытый женский портрет. --- Если хотите, я распечатаю из Интернета инструкцию?
--- Да нет. Спасибо, конечно, но я как-нибудь обойдусь, --- ответил Белкин поджав губы.
Он немного подумал, потом придвинул к себе фотографии, и нашёл ту, на которой было самое лучшее изображение шара, а остальные засунул в папку. Он положил карточку с шаром перед Сашей, ткнул пальцем в светящийся круг и с вызовом спросил:
--- А это что?
--- Вот это? --- Саша небрежно постучал по светлому контуру.
--- Да!
--- Зайцы!
--- Кто?!
--- Не кто, а что. Зайцы. Ваш объектив непросветлённый. По-этому полно внутренних отражений. Вот здесь Солнце. Оно светит в Ваш объектив, а так как контрового света он не держит, получилось всё в дымке, а Солнце отражается от задних поверхностей линз и даёт такой эффект. Конечно, обычно получается шестиугольник. Но Вы снимаете на полной дырке.
--- Как?
--- Э-э. Короче диафрагма полностью открыта. Вот и получается круг. Понятно?
--- Да, --- вздохнул Белкин.
Минуту он сидел молча, а Саша его с интересом рассматривал. Потом Белкин глубоко вздохнул, и вдруг понял, что левой рукой бережно прижимает папку к груди. Он смутился, кашлянул, вытащил первую попавшуюся фотографию и протянул Саше.
--- А это?
--- Так. Ну смотрите, горизонт завален. Тени не проработаны. Этот человек вообще лишний. Надо было подождать, когда он выйдет из кадра А, чёрт. У Вас наверно кроме полтинника и объективов-то нет?
--- Угу, --- Белкин кивнул головой и ткнул пальцем в правую часть кадра. --- А вот это что?
Саша опять взял лупу, сделав серьёзное лицо рассмотрел указанное место и спросил:
--- Сами проявляете?
--- Да.
--- То-то я вижу: пыли много. Ну так всё просто. Это подтёки. Когда промываете, вода в бачке не чистая, вот высыхая и оставляет на плёнке пятна. Надо или в дистиллированной, или каплю Ферри. Лучше, конечно и то и другое.
--- Понятно, --- сказал Белкин и вынул следующую фотографию.
--- Так. Опять контровый свет всё портит. Надо просветлённую оптику. А так снимать --- только плёнку портить. Глубину резкости надо было уменьшить. Угу. Опять шевелёнка. А это что за фигня?
--- Не знаю?
--- Хм, --- Саша опять взял в руки лупу. --- Так. Так. Так. А тут? Угу.
Победно улыбнувшись Саша посмотрел на Белкина:
--- Снимаете на наши плёнки?
--- Да.
--- Ну так всё понятно. У них противоореольное покрытие фиговое. Вот такая фигня и получается.
--- Угу, --- ответил Белкин и протянул следующую фотографию.
--- Так. Ну эта вполне ничего. Только снимать надо было со штатива, выдержку побольше, чтоб движение размазать. А ещё неплохо вспышкой с синхронизацией по второй шторке. Вот здесь надо обрезать.
--- И опять зайцы, --- добавил Белкин.
--- Да. Но, впрочем, весьма ничего. На четвёрку с минусом.
--- Вот эта? --- Белкин протянул следующую фотографию.
--- Так. Опять на плёнке грязь. Вот это сочетание фонарей и дороги весьма ничего, но нафиг тут провода? Отойти на два шага влево и снимать с нижней точки. А так, я бы это даже для эксперимента снимать не стал.
Дальше всё пошло быстро. Пяток фотографий Саша полностью раскритиковал. Ещё три похвалил, одну, даже, очень. Правда и в той нашёл кучу недочётов. На трёх фотографиях были обнаружены заводские повреждения эмульсии. На многих были видны капли, оставшиеся после проявки плёнки. Была куча фотографий с зайцами. Две трети были плохо проработаны с потерей деталей в светах или тенях. Пара была просто малоконтрастна. Попутно Саша предположил, что "ФЭД" неправильно отрабатывает выдержки и нашёл в Интернете статью о том, как с помощью компьютера, микрофона и звуковой карты правильно отрегулировать затвор. Ещё он показывал Белкину статью о композиции, демонстрировал несколько образцовых фотографий, найденных им в Интернете объяснял, как сейчас нужно снимать пейзаж, рассказывал, почему перешёл с плёнки на цифру, сколько это экономит денег и почему качество получается выше. Белкин покорно слушал замечания, периодически кивал головой и обречённо говорил "Да" иногда добавляя "Понятно", "Спасибо" или "Учту".
Наконец фотографии кончились.
--- Всё --- тихо сказал Белкин. Саша поднял на него недоуменное лицо, потом посмотрел на раскиданные по столу фотографии и победоносно улыбнулся.
--- Всё --- ещё раз повторил Белкин и развёл руками.
Саша кое-как собрал фотографии, лежащие на столе, и подвинул их к Белкину. Тот начал нервно запихивать всё обратно в папку.
Саша откашлялся и назидательным тоном произнёс:
--- Это очень хорошо, что Вы ко мне пришли. Многие снимают - снимают, а учиться не хотят. Потому получается всё время всякая фигня. Вы же сейчас поняли, что Вам есть куда расти. Надеюсь, Вы поняли, что Вам необходимо исправить в первую очередь. Даже, если Вы учтёте только половину моих замечаний, Ваши фотографии значительно улучшатся. Я также советую Вам смотреть в Интернете фотографии известных фотографов. Я Вам пришлю линки. Какой у Вас мейл?
--- Что? --- растерянно переспросил Белкин, пытавшийся трясущимися руками запихать в папку очередную порцию снимков.
--- Е-мейл. Хм. Ну то-есть адрес электронной почты.
--- Нет у меня никакого адреса. Да и Интернета никакого нет. Компьютер только на работе, да и то два на весь отдел.
--- Да-а, --- протянул Саша. --- Ну и местечко Вы выбрали! Это, конечно, плохо. Но Вы можете покупать альбомы с фотографиями и изучать их. Учтите, так как старые мастера сейчас никто не снимает, но классику надо знать, чтоб случайно не повториться. Да. Ещё недавно вышла книга, обязательно купите. Фотография сейчас в застое, особенно западная. А в этой книге представлена революционная концепция. Чтобы заниматься Новой Фотографией Вам обязательно нужно её прочитать. Сейчас я выпишу Вам название, --- Саша взял ручку, лежащую на крае стола. --- У Вас есть какой-нибудь клочок бумаги?
--- Вот, --- ответил Белкин и протянул одну из небольших фотографий. Положив её на стол изображением вниз, он ткнул в неё пальцем и добавил: --- Пишите здесь.
--- Отлично! Подождите минуту! --- и Саша повернулся к монитору.
Белкин отложил папку и начал смотреть, как Саша чего-то ищет в Интернете. Точнее он больше смотрел на Сашину спину и изучал узор на свитере. Даже, не изучал, а просто рассматривал. Думать ни о чём не хотелось.
Наконец, Саша удовлетворённо хмыкнул и чего-то записал на бумажке. Потом пощёлкал мышкой, нашёл ещё что-то, снова написал несколько строк и отложил ручку.
--- Вот! --- сказал он, протягивая фотографию Белкину. --- Это название книги и адрес издательства. Попробуйте заказать. Надеюсь она ещё не кончилась. Ещё я записал мой адрес электронной почты. Если у Вас вдруг появится выход в Интернет, можете мне написать. Тут адрес фотосайта. Если будете выставлять там фотографии, напишите мне. Я буду периодически заглядывать на Вашу страницу и оценивать Ваши успехи. Если с Интернетом проблемы, можете как-нибудь зайти сюда. Только позвоните сначала на кафедру и спросите. Я человек занятой. А вот ещё. Мой друг ведёт курсы по фотографии. Это было бы Вам очень полезно. Я думаю, что, если попросить, Вам как пенсионеру он может дать скидку.
--- Спасибо. Я ещё не на пенсии.
--- Ну всё равно. Думаю, он согласится взять Вас в группу всего за полторы сотни долларов. Очень рекомендую. Ну, короче, у меня всё.
Саша встал и протянул руку. Белкин тут же вскочил и схватился за протянутую ладонь. Она была холодной и влажной. Саша слегка потряс Белкину руку и сказал:
--- Короче, Молодец, что пришли. Задатки у Вас есть. Надо больше заниматься, больше читать и больше смотреть хороших фотографий. Думаю, разговор со мной Вам очень помог. Желаю дальнейших творческих успехов. До свидания!
--- Спасибо, было очень приятно познакомиться, --- выдавил Белкин и разжал рукопожатие.
Он взял папку и повернулся к двери. Уже подойдя к ней и взявшись за ручку он спросил:
--- А что такое "шевелёнка"?
--- Чего? А, это. Ну когда выдержка слишком большая, у Вас аппарат трясётся и изображение получается нечётким. По-этому, Вам надо снимать со штатива. Кстати, Вы сами найдёте выход или Вас проводить? --- спросил Саша.
--- Нет, спасибо - спасибо. Я сам, --- ответил Белкин дёргая дверь.
--- Ну хорошо. Там на замке надо собачку отжать, --- бросил Саша и тут же застучал по клавиатуре.
Выходя, Белкин ещё раз обернулся. Саша сидел перед монитором, неодобрительно скривив рот и чего-то писал.

***

Белкин вышел на улицу и остановился. Он минуту постоял, стараясь дышать глубоко и ровно. Несмотря на городские запахи, воздух был по-весеннему свеж. В чистом лёгком небе не было ни одного облачка. Радостно светило апрельское солнце. Белкин ещё раз глубоко вздохнул, прищурившись посмотрел на солнце и пробормотал:
--- Против солнца снимать нельзя.
--- Зайцы, --- добавил он, многозначительно подняв указательный палец, и тут заметил, что до сих пор сжимает в руке фотографию, на которой писал Саша. Белкин оглянулся. У угла здания стоял большой мусорный контейнер. Белкин подошёл к нему, положил папку прямо на землю и с удовольствием разорвал карточку с Сашиными записями. Мелкие клочки он торжественно бросил в мусор. Нагнувшись Фёдор Николаевич поднял папку, мгновение посмотрел на неё, потом, буркнув "Угу! Наверно так и надо", положил на край контейнера и достал следующую фотографию, тщательно разорвал и аккуратно выкинул обрывки в контейнер. В сущности, он не чувствовал ни жалости, ни волнения. Пульс уже выровнялся, дыхание тоже успокоилось. Он стоял так минут десять, деловито совершая ритуал уничтожая плодов своего творчества. Наконец, сунув руку в папку, и пошарив там, Белкин понял, что она пуста.
Он повертел папку в руках, посмотрел на пятна грязи и в сердцах сказав, "А можно было купить бутылку коньяку!" швырнул её поверх белых клочков.
Хлопнув себя по оттопырившемуся карману, он достал "ФЭД".
--- Старый осёл! Принёс демонстрировать чудо-технику! --- сказал он и размахнулся, желая так бросить аппарат в чрево контейнера, чтобы разбить хотя бы объектив.
Прицелившись он пару раз покачал правой рукой вперёд-назад, выверяя предстоящий бросок, однако, потом решил, что месть фотоаппарату будет выглядеть слишком глупо и сунул "ФЭД" обратно в карман.
Добредя до дому, Белкин не раздеваясь и не снимая ботинок зашёл в кухню, взял табуретку, поставил в коридоре и залез на неё. Он открыл антресоли, тщательно прицелился и кинул "ФЭД" в самый дальний угол. Аппарат звонко ударился об стену и глухо упал на что-то мягкое.
Белкин грустно осмотрел лежащие на антресолях вещи. В пакете с лампой от увеличителя опять покоились пять проявленных, но ещё не отпечатанных плёнок.
--- Да-а, --- печально выдохнул Фёдор Николаевич и слез с табуретки. Он снял пальто, потом ботинки, влез в домашние тапки и, прихватив купленную по дороге бутылку коньяка, поплёлся на кухню.
Жизнь возвращалась в привычное русло.

***

Прошло два месяца после того, как Белкин забросил фотографию. Сначала у него были неприятные переживания. По выходным чувствовалась особая пустота, которую приходилось лечить алкоголем. Дозировку ограничивали только мысли о слабом здоровье. Настроение тоже было паршивое, особенно на работе. Но из сослуживцев никто ничего не заметил, а если и заметил, то не придал никакого значения.
Недели три, Белкин ещё периодически ловил себя на том, что идя по улице останавливается перед интересным видом, пытаясь поймать удачный ракурс съёмки. Потом и это прошло.
Увлечение фотографией постепенно вытеснилось пустотой. Настроение выровнялось, превратившись из глубокой депрессии в обычную привычную скуку. Выходные опять пожирались диваном и телевизором. Разве что, гулять Белкин стал больше. Во времена активного поиска сюжетов он много времени проводил на улице и, хотя, теперь цель и исчезла, привычка к прогулкам осталась. Каждую субботу и воскресенье он выходил из дому часов в пять вечера и без цели брёл куда-то, смотря по сторонам и ни о чём не думая.
Короче, внезапно возникшее на жизненном болоте движение улеглось и всё снова затянула ряска бесцельности. Но злой рок не оставил Фёдора Николаевича в покое, внезапно нанеся очередной сокрушительный удар.
В тот день ничего не предвещало беды. Белкин задержался на работе, потом по дороге домой решил немножко пройтись по вечернему городу. Было не очень поздно и, хотя сумерки уже наступили, улицы были пока многолюдны. Белкин медленно брёл и рассматривал прохожих.
Вдруг он замер, минуту остолбенело простоял, потом зажмурился и яростно потряс головой. Когда он открыл глаза, видение не пропало. Он хорошо знал это место. Фонарь был таким, каким он его помнил. И стена дома была такой же. И пара чахлых кустов, теперь покрытых мелкой зелёной листвой. И асфальт с выбоинами и трещинами. И лужа на нём. Даже, пара окурков опять валялась на тротуаре. Но посреди этого пейзажа теперь висел прозрачный светящийся шар. Он был немного выше, чем на злополучной фотографии и значительно больше. К тому же, фотография была чёрно белой, а сейчас шар переливался оттенками разных цветов. Белкин стоял задрав голову и широко открыв глаза. Внутри поднималась дикая паника.
Наконец он сглотнул и тихо прохрипел:
--- Зайцы! Нифига это не зайцы, это белочка.
С другой стороны он прекрасно знал, что маленькая водки, выпитая два дня назад для белой горячки маловато. С этим нужно было что-то делать. Белкин ещё раз зажмурился, повторяя про себя, "Так. Берём себя в руки. Всё нормально. Сейчас я успокоюсь, открою глаза, ничего не найду и пойду дальше."
Наконец он решился, наклонил голову, открыл глаза и начал рассматривать лужу. Мучительно борясь с желанием отвернуться и бежать, он украдкой взглянул прямо перед собой и мгновенно зажмурился.
Шар был.
Немного постояв так, Белкин решил, что уже всё равно, поднял голову и посмотрел на столб. Светящийся шар слабо пульсируя висел на своём месте.
Тут Белкин заметил, что мимо кто-то идёт. Он повернулся. По тротуару шла женщина лет сорока с двумя большими сумками и грустно усталым выражением на лице.
--- Извините! --- окликнул её Белкин. --- Не могли бы Вы мне помочь?
--- Чего? --- затормозив спросила прохожая.
--- Скажите! Вот там под фонарём! Вы видите шар?
Женщина ошарашено посмотрела на фонарь, куда указывала рука Белкина, потом на его лицо, потом опять на фонарь и глаза её расширялись всё больше и больше. Наконец замерев и опасливо глядя на странного мужика она хрипло спросила:
--- Какой шар?
Белкин понял, что не на шутку её испугал, и, пытаясь сгладить ситуацию, улыбнулся (улыбка получилась достаточно глупой) и сказал:
--- Ну воздушный шарик. Такой большой. Зелёный. Мы тут с внуком гуляли, а он улетел. Я вижу плохо вот и покаталось, что он там зацепился и висит. Ради бога. Извините. Просто думал, он висит, а я не вижу.
Женщина ещё раз мельком глянула на фонарь, нервно сглотнула и выдавила:
--- Нет. Никакого шарика там не висит.
И, покрепче ухватившись за сумки, она поспешила прочь. Пройдя периодически оглядываясь метров десять, она перешла на другую сторону улицы и, ещё раз оглянувшись, прибавила ходу. Тут только Белкин заметил, что пристально смотрит ей вслед.
Постояв ещё немного перед фонарём и разглядывая шар, которого не было, он тяжело вздохнул, опустил голову и поплёлся домой.
Пять дней ничего не происходило. Белкин больше не гулял. Если же ему нужно было пройти по улице, то смотрел он только себе под ноги и головы не поднимал. На шестой день оказалось, что это тоже бесполезно.
Он шёл по улице, от нечего делать разглядывая трещины на асфальте. В голове не было никаких мыслей. Собственно, и чувствовал он себя неважно. Не смотря на то, что в постели он сейчас проводил безобразно много времени, жутко хотелось спать. Белкин широко зевнул, настолько сладко, что на секунду зажмурился. Когда же он открыл глаза, то чуть не полетел носом об асфальт.
По земле шли туманные прозрачные светящиеся полосы. Белкин замер и поднял лицо вверх. Он смотрел в голубое небо, на котором висели лёгкие светлые облачка.
--- Начинается, --- пробормотал Белкин вполголоса.
Постепенно ему стало чудиться, что светлые прозрачные змеи обвивают его ноги и разевают пасти, чтобы вонзить прямо в пах свои огромные ядовитые клыки. Похолодев, Белкин опустил взгляд.
Конечно, змей не было. Полосы света тихонько струясь и переливаясь лежали под ногами. Светящиеся линии как-бы оплетали и пронизывали землю, будто смотрит Белкин не на твёрдый асфальт, а на поверхность воды, в которую кто-то налил различных красок или на грянь прозрачного стекла с цветными прожилками.
Ходить глядя себе под ноги было бессмысленно. Белкин расправил плечи и гордо поднял голову. Тут только он почувствовал насколько тяжело было эту неделю жить согнувшись.
Он шёл, смотря по сторонам и раздумывая над своим теперешним положением. Ничего хорошего не вырисовывалось. В конце концов, решив, что свихнулся в результате занятий фотографией, чтения эзотерической литературы и безделья, он оставил этот вопрос. Успокаивало его только то, что всяким экстрасенсам тоже что-то там мерещится, так они на этом ещё и деньги зарабатывают. Главное, чтобы никто ненормальности не замечал. Меньше всего Белкину хотелось опять чего-то в жизни менять. С мыслью о своём тихом помешательстве он как-то сразу свыкся.
Укрывшись за этой спасительной концепцией, он перестал анализировать происходящие с ним странности. Ходя по улицам и видя то, что раньше было доступно только его фотоаппарату, Белкин даже не замечал, что взору его предстаёт всё больше и больше.
То, что он стал видеть слишком много, и то, что всё им виденное просто помешательством абсолютно не объясняется, понял Белкин совершенно случайно. Как всегда злой рок поймал его врасплох. Он сидел на рабочем месте и пытался на листке бумаги изобразить концепцию узла крепления для нового прибора. Задача его занимала и он был достаточно глубоко погружён в процесс. Видимо, этим и объясняется то, что он так опрометчиво потерял бдительность.
Когда в комнату вошла Лидия Михайловна из соседнего отдела, Белкин только на секунду поднял взгляд и, снова углубившись в свой черновик, сказал:
--- Лидочка. Шла бы ты домой. Ещё нас всех позаражаешь.
--- Что? --- возмущённо спросила Лидия Михайловна, --- Чем это я позаражаю!?
--- Вид у тебя больно больной --- сказал Белкин и, оторвавшись от рисования, снова поднял голову. На мгновение он замер, смотря на вошедшую. Только сейчас он осознал всю глупость сказанного. Вид у Лидии Михайловны был совершенно нормальный. Может быть была она чуть-чуть уставшей, но болезненной её назвать нельзя было ни в коем случае. Естественно, нельзя было, если не принимать во внимание, тонкое прозрачное тёмно-красное облако обвившее её голову чуть выше уровня глаз. Белкин про себя выругался, от души назвав себя ослом, идиотом и свихнувшимся экстрасексом. Потом извиняющимся тоном успокоительно попросил:
--- Лидочка, не обращай внимание на старика. Ты прекрасно выглядишь. У меня второй день бессонница, вот и чудится всякая фигня.
Лидия Михайловна обиженно скривила губы и, хлопнув дверью, вышла. Только на третий день Белкин узнал, что всего через пару часов после разговора почувствовала она себя плохо, начала у неё подниматься температура и жутко разболелась голова. Вызванная на следующий день врачиха поставила диагноз "Грипп" и выписала больничный на неделю. Когда температура спала, Лидия Михайловна позвонила на работу и обсудила с сотрудницами странный прогноз Фёдора Николаевича. К вечеру об этом случае знало всё КБ.
Спокойной жизни Белкина пришёл конец. Люди решили, что обладает он некими магическими способностями. Тут же были придуманы различные интерпретации странного его в последнее время поведения. Каждая новая теория получалась сказочнее другой, но чем необычнее и смелее были предположения, тем больше в них верил коллектив (ставший со времён Перестройки преимущественно женским).
И потянулись к Белкину люди. Никогда ещё на Фёдора Николаевича не обрушивалось столько вопросов. Его спрашивали, о реальных и мнимых болезнях, просили посмотреть энергетику, померить биополе, отрубить энергетические хвосты, иногда в местах весьма интимных.
Сначала Белкин отнекивался, говорил какую-то чушь, первой пришедшую в голову. К сожалению, отказы воспринимались в качестве мистическом, а туманные намёки тщательно расшифровывались и, зачастую, результат получался весьма действительности соответствующим. Популярность мага Белкина росла. Его стали величать только по имени-отчеству и обращаться на "Вы". Даже директор один раз приходил и заискивающим тоном спрашивал, когда и как лучше поехать выбивать деньги в министерство. Краснея и смущаясь Белкин сказал какие-то банальные вещи, чего именно, он даже сам не мог вспомнить. Директор зашёл через две недели, долго тряс руку и обещал большую премию.
Со временем Белкин стал замечать, что в его рабочей комнате появляются люди, совершенно к КБ непричастные. Уже несколько раз и детей приводили. Особенно после того, как он отказался говорить чего-то о подсунутой ему под нос фотографии какой-то дальней родственницы.
Белкин попытался отказывать жёстко. Но было уже слишком поздно. Ему предлагали денег, просили, умоляли, иногда плакали, пока он не уставал и не говорил что-нибудь. Особо настойчивым он давал почитать книги, купленные им во времена занятия фотографией в лавке эзотерической литературы. Книги эти пошли по рукам, да так и сгинули у кого-то из сотрудников, их знакомых или знакомых знакомых.
Самое поразительное, что чисто житейские советы получали в его устах пророческий блеск. Как-то зайдя по делам в бухгалтерию он услышал, как одна дама рассказывала двум своим соседкам:
--- ... Он сказал, что ничего не знает. Ну тут я понимаю: "Дело совсем плохо". Говорю: "Фёдор Николаевич! Я женщина крепкая, говорите мне всё как есть! Выдюжу!" Ну он посмотрел на меня пристально, подключился к Мировому Разуму и так зловеще говорит: "Не морочьте мне голову. Сходите к врачу." Ну я поняла: "Всё. Доигралась." На следующий день беру отгул и бегом в поликлинику. Нашла врача, он меня долго обследовал, таблетки выписал и сказал, что всё будет нормально, --- тут рассказчица снизила голос до зловещего шёпота --- А ещё он сказал, ещё пару недель и всё. Спасла бы только операция. Необратимые изменения! --- закончила она значительно подняв к потолку (или выше) указательный палец.
Слушательницы понимающе закивали.
Белкин, скрытый от дам стеллажом с папками, затаился, медленно попятился, и, стараясь двигаться бесшумно, поспешил прочь. Он понял, что его уже ничего не спасёт.
Видя, что делать ему больше ничего не остаётся, он купил несколько популярных книжек и почивал жаждущих простейшими рецептами народной медицины, решив, что это уж ни как навредить не сможет.

***

Однако, самое ужасное было то, что Белкин всё больше и больше видел. Если раньше всякие ненормальные миражи возникали перед его глазами редко и были слабоуловимы, то теперь, куда бы он не пошёл, всюду ему мерещились игры мистического света, по сравнению с которыми казавшиеся когда-то поразительными световые шары были просто примитивом. То, о чём он читал в книгах каких-то экстрасенсов, он стал видеть наяву. Без всякого махания руками и изогнутой лозы, видел он, как переливаясь течёт сквозь и вокруг человеческих тел нечто, называемая в заумных книжках модными словами Ци или Кундалини. Видел как слова и, даже, мысли приобретают форму и цвет. Видел, как люди обмениваются энергией, в любви и злобе. Видел места окрашенные добром и ненавистью.
Короче говоря, будь Белкин законченным психом, был бы он этим положением счастлив. Бросил бы работу, записался бы в целители или открыл бы свою церковь. Но Фёдор Николаевич Белкин был всего лишь советским инженером, всю жизнь прожившим с мыслью, что чему-то в школьный учебник физики не вошедшему быть в этом мире не место. К сожалению, каждый день приносил Белкину чего-то новое, необъяснимое, и всем его сложившимся представлениям противоречащее. Жить с этим становилось всё труднее.
Белкин считал, что просто сходит с ума. Эта мысль как-то успокаивала. Но в минуты откровенности с собой, он понимал, что остаётся нормальным, слишком нормальным, если учитывать создавшуюся обстановку, это картина мира вокруг него ветшает, рвётся и покрывается дырами, а в образовавшиеся щели лезет нечто, о чём знать очень не хочется, но никуда от этого не деться.
С каждым днём нервное напряжение становилось всё невыносимее. И вот, идя однажды по улице, он остановился и устало оглянулся вокруг. Всё было пронизано тонким струящимся светом. В одних местах был он грязно бурым, в других радостно светился нежно-голубым, обвивался вокруг людей, образуя причудливые коконы, разбивался на мелкие капли и сливался в широкие потоки...
Белкин не выдержал. Он поднял лицо к небу и беззвучно завопил. Он кричал диким внутренним криком о том, что устал, что не может так больше, что хочет просто спокойно дожить до пенсии, что проклинает ту минуту, когда первый раз увидел шар на отпечатке, что ненавидит фотографию и все фотоаппараты... Он повторял про себя проклятия и видел, как его крик, тёмным фонтаном вздымается ввысь и, распадаясь на миллиарды мелких капель, уносится в пространство. Скорее всего в этот момент злой рок противно хихикая потирал свои когтистые лапки.
Наконец, Белкин выдохся. Он тяжело вздохнул, опустил голову и слёзы потекли по его щекам. Вдруг, ему ответили. Белкин замер и зажмурил глаза. Да. Кто-то спокойно доброжелательно приветствовал его.
Белкин мысленно спросил кто они. Его поняли, улыбнулись и показали дорогу.
Не веря происходящему, обалдевший Фёдор Николаевич сосредоточился и пошёл на голос. Он подумал, на этот раз уж точно свихнулся. Однако, Белкин всё яснее слышал беззвучный призыв, при этом понимая, что звуков никаких нет. Точнее, звуки были. Но не те, просто обычный уличный шум и ничего больше. Додумывать эту мысль не было времени. Его звали и он, как заплутавший путник в тумане, шёл на этот зов.
Наконец, он зашёл в какую-то подворотню в центре города, вошёл в старый грязный подъезд и поднялся на второй этаж.
Старая деревянная дверь с облупившейся зелёной краской отворилась. В дверном проёме стоял пожилой бородатый человек.
В отличие от обычных людей, которых Белкин привык видеть, окружёнными цветными оболочками, этот был окутан ярким белым облаком. Не смотря, что на самом деле одет он был во что-то тёмное, казалось всё его тело мягко светится изнутри. Незнакомец улыбнулся. Одними глазами, но Фёдор Николаевич увидел, как яркий звонкий свет озарил лестничную площадку, обволок Белкина мягким облаком согрел и принёс спокойствие измождённой душе.
И тут Белкин улыбнулся. Впервые за много-много лет радостно и безмятежно, как получалось только в далёком детстве. Светлый старик хитро подмигнул и отступил в сторону, пропуская гостя.
Белкин оглянулся назад. Ничего там не было. Только тёмная грязная лестница да маленькое запылённое окно. Он расправил плечи, поднял подбородок, глубоко вдохнул и, помедлив секунду, шагнул вперёд.
И дверь за ним тихо закрылась.
Берлин-Париж 2003
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"