Несмотря на это, она находит сердце дома и узнает, как всё не на самом деле.
"Страницы, вырванные из потока".
Сестрица уснула, уткнувшись в сырую от слез подушку. Тикки укутала её одеялом и выскользнула прочь из комнаты. Сон - лучший из докторов. Нужно только не мешать ему делать своё дело. А она все равно не уснёт.
Дышать тяжело и горячо. Внутри тлеют чувства, которые Тикки почитала давно и благополучно забытыми. Ненависть. Ярость.
Попробуй с таким заснуть. Простые, первобытные - они выжгли всё лишнее. Только цель. Только методы её достижения.
Она будет действовать. Решительно, безжалостно - и милосердно. Первый принцип - твои действия не могут причинять вред другим. Только это и отделяет человека от зверя. Таковы дары милосердия.
А значит - руки Тикки были развязаны.
* * *
Гнев необычайно обострил чувства. Тикки отчётливо знала, что на кухне есть молотый кофе и турка, а в холодильнике найдётся маленький пакетик сливок - потому что она того желает. Пусть ещё утром их там никогда и не было.
Стен словно бы не стало - дом показал раскаленному сознанию многое из того, что не могло быть полностью понято и даже воспринято. Множественные связи между жильцами сплелись в единую сложную сеть. Каждая потревоженная ниточка рождает новые колебания, незримо изменяет порядок, настроение, да что там - всю картину.
В каком-то смысле, все эти люди и были домом Времени - с того момента, как дом их признавал. И в то же время дом был сам по себе. Но одно неизменно влияло на другое - и наоборот.
Но об этом можно подумать и позже.
Тикки зажигает на кухне свет и варит кофе. Все оказалось именно там, где она себе представила. А на полке с посудой наверняка появились две маленькие кофейные чашечки - забавные, пухлые, очень приятно ложащиеся в руку. То ли шестое, то ли седьмое чувство подсказывает, что кто-то так же не спит, нервно говорит на кухне о пустяках, смотрит в потолок - и растёт напряжение, вороша статикой волосы на загривке. Восприятие сухо потрескивает перед скорой грозой - и не подводит. Щёлкает замком входная дверь. Недли вернулась.
* * *
Вот она вешает на крючок толстовку. Видит свет на кухне. Испуг. Хочет ускользнуть к себе, где будет неуязвима. Этого допустить нельзя, так что Тикки начинает разговор:
- Явилась?
Соседка опасливо заглядывает в кухню.
- Ты чего ещё не спишь?
- А ты как думаешь?
Нервничает. И все же - поймана на крючок. Если вести нежно и жёстко - не соскочит.
- Злишься? - все ещё не хочет приближаться.
- Конечно. Но нам с тобой ещё жить под одной крышей. Значит - придётся как-то устроиться.
Входит.
- Знаешь, я понимаю, что ты чувствуешь. Было что-то такое пару раз и у меня, - нотки низкие, прочувствованные. Ищет примирения. - Я... Ну честно, подруга, я же не знала, что всё так закончится.
- Врешь. Отлично знала. Пытаешься отмазаться. Получается не очень. На самом деле тебе страшно, и ты не понимаешь, что делать. Импровизируешь.
И снова трещит статика. Чужое напряжение достигает предела. Сейчас сорвётся, сбежит.
- Если тебе есть, что сказать, говори. Облегчи совесть. Кофе будешь?
Теперь легче. Недли входит в кухню, нервно теребя воротник рубашки. Для Тикки она - открытая книга. Она чувствует душный покров алкоголя, которым соседка пытается приглушить настоящие, живые чувства. Под ним - цветоносный хаос. Любовь, боль, эмоциональное похмелье, разбитое сердце, раздробленная душа, надуманное обличие пустоголовой трепотушки. Она сама - жертва. Она не виновата в том, что делает. За острыми контурами лица Недли угадывался чужой образ, навсегда оставивший след в её душе и в её решениях. Как это часто бывает, насилие породило насилие, и Тикки стала лишь случайной жертвой этого цикла - рожденного задолго до знакомства с соседкой. Что в ней вообще есть от человека?
На мгновение становится страшно, как и каждый раз, когда приходится иметь дело с живыми мертвецами. Приходит непрошенное, но желанное сострадание. И хорошо. Чтобы распутать этот клубок, нужно быть нежнее шёлка и твёрже алмаза.
- Если тебя не сильно напряжет.
- Не вопрос.
Чашечки на своём месте. Кипящий внутри яд вытекает медленной, тяжелой слезой и капает в чашку. Через мгновение растворяется в кофе. Тикки выставляет чашечки на стол.
- У тебя тушь потекла.
- Спасибо.
Тикки вытирает скулу. На запястье остаётся эфемерно-опалесцирующий след.
- Тикки, скажи... Ты же это несерьёзно? Ну правда. Из-за какого-то кота...
- А чем ты лучше его?
Глаза в глаза. Ты передо мной, как на ладони. Поддатая, как и все прошлые дни твоего пошлого существования. Я - всего лишь фактор дискомфорта, который так легко смыть алкоголем. Ты ведь этим и живёшь, правда? Новыми днями. Прошлые оставляют лишь похмелье, и всё. Но теперь это закончится. Должно закончиться. У тебя нет своей воли. Есть моя. Садись же. Садись за стол и пей.
- Ты же понимаешь. Ты должна понимать, как оно всё работает.
- Что именно?
Ну давай же. Пей. Она так и делает.
- Вся система. Не прикидывайся, Тикки. Ты же врешь. Ты не глупая, далеко не такая глупая, какой хочешь казаться.
- Говори.
- Не нужно ломать то, что работает. Это всё ведь не просто так. Ты теперь не просто так. Ты - часть целого. Разве не этого ты хотела всю свою жизнь?
- Хотела. Но теперь перехотела, - и добавила, глядя в бессознательные глаза Недли. - Ну и дрянь же ты.
Нечто большее ускользнуло из неё точно так же, как пришло. Бессмысленное тело улыбается и поднимает к губам чашку с кофе.
Тикки смотрит на происходящее словно со стороны. Маленькая месть не принесла ей ровно никакой радости. Ничего.
Она била в пустоту. Боксировала с тенью. Или... Нет. О, светлые небеса. Не может же все быть настолько плохо.
Мозаика сложилась. Девушка вихрем вылетела в коридор - ей было очень нужно поговорить с собой.
* * *
- Что это? - удивилась Тикки, вертя в руках Штуковину.
- Подарок. Тебе, - Мила густо покраснела и спрятала руки за спину. - Объёмная картина. Я это так называю.
Тикки подумала, что это очень громкое название. Штуковина представляла из себя, казалось, бессистемный набор поблескивающих железяк, лакированных планок и стеклышек. Все собрано на гибкой ножке из подвижных стальных чешуек.
- А называется она "Исключение"? - выдала Тикки первое, что пришло в голову.
- Почему?
- Ну, стеклянный-оловянный-деревянный.
Мила озадаченно посмотрела на свое произведение и захихикала в кулачок.
- Никогда не использовала для них олово, но теперь, пожалуй, попробую. Будет ещё один скрытый смысл. Так что? Тебе нравится?
Этого-то вопроса Тикки и боялась. Можно храбро соврать, что очень. Если повезёт, на этом тема и будет закрыта. Но художнице наверняка захочется услышать больше, и тогда ложь быстро вскроется - достаточно будет похвалить что-то не то.
- Мила, - Тикки виновато шмыгает носом. - Расскажи, пожалуйста, что с этим делать.
- Ой. Ой-ой-ой. Какая я глупая! - краснеть было уже дальше некуда, но художница справилась. - Что, ты, наверное, обо мне теперь думаешь!
- Эй. Все в порядке. Я сама виновата. Так и не выбралась ни на одну твою выставку.
- Там ты такого не увидишь, - настроение Милы моментально переключилось на другой полюс. - Там так... Все гораздо проще. А такие штуки... Я их мастерю только для друзей.
- Так что все-таки с этим делают? - улыбнулась Тикки.
- Выключи свет.
* * *
Мила задернула шторы. Затем вытряхнула на диван содержимое рюкзачка, который всюду таскала с собой. Чего там только не было!
Свечи. Фонари разных размеров. Спички. Зажигалки. Лазерные указки.
Подумала. Зажгла фонарик.
- Смотри на тень, - шепнула она Тикки.
На стене развернулось настоящее представление. Мила повернула Штуковину - по стене пролетела птица. Ещё поворот - и на четвереньках пополз младенец. По пути он подрос, встал на две ноги, а к концу светового пути сгорбился и шагал уже не так уверенно.
Прокатилась морская волна. По кирпичикам собрался маленький, забавный домик.
- Ну... Вот, - неловко проговорила Мила. - Это только те формы, которые я сюда заложила. Ты, наверное, ещё что-то найдёшь, если... Захочешь поиграться. Там многое зависит от света... Эй, ты чего?
- Я сначала подумала, что это самая уродливая скульптура, которую я видела, - сквозь смех проговорила Тикки. - А оказывается, смотреть надо было совсем не туда. А ты - настоящая волшебница.
- Скажешь тоже, - смутилась художница. - Но да. Так часто бывает. Очень часто надо просто правильно смотреть. В правильной перспективе.
* * *
Речи Оракула - пространные, насмешливые - обрели теперь совсем другой смысл. Должно быть, он один из старейших обитателей Дома - кто ещё смог бы так искусно лавировать в узких рамках собственной роли и избегать коварных сигнальных нитей.
Оракул пытался изменить её точку зрения. Показать верную перспективу. Теперь Тикки её нашла - и испугалась.
Перед ней предстал сложный часовой механизм, все части которого слаженно двигались, выполняя свою функцию.
Ссорились и влюблялись. Обменивались книгами и вместе курили на лестничной клетке. Играли в карты и смотрели на звезды.
Человек - почти самый надёжный материал в мире. Что из него ни делай - через какое-то время он привыкнет, приспособится. Начисто забудет, зачем он здесь, что ему было нужно. Ладно, не начисто. Некая великая цель просто отойдёт на задний план, станет призрачным фоном для бытовой действительности.
Это легко принять - ведь так у большинства и проходит жизнь. И жизнь продолжается.
Каждая шестерня здесь на своём месте, вращается в своих кругах, и все жильцы дома вместе выполняют некую загадочную работу.
Каждый связан с каждым, если и не напрямую, то в пределах нескольких рукопожатий. Каждое твоё действие обязательно отзовётся во всем доме - запахом бытового газа, сломанной лампочкой в кладовке, липкой дрянью на лестничных ступенях. Обязательно вызовет ответную реакцию. Так на свет появилась Токки. Так в доме объявился Сумрак. Таинственная сущность, ненадолго явившая себя Тикки через соседку, тоже должна была вызвать правильную реакцию.
Но - что такое правильная реакция с точки зрения дома? Какую функцию исполняет сама Тикки?
Пока что были конфликты - довольно естественные, понятные. Просто есть вещи, которые задевают тебя за живое, которые нельзя игнорировать - вот Тикки и вмешивалась. Может быть, в этом и все дело?
Дому - или тому, что за ним стоит - нужна бунтарка? Та, что не побоится выйти против большинства, и та, которая не причинит... не может причинить настоящего вреда?
И эта комната. Безличные вещи, оставшиеся от предыдущего жильца. Куда же он делся на самом деле? Вышел из строя, а она, Тикки, просто замена, запасная часть?
Или даже хуже. Допустимая погрешность.
Та, что пытается внести в систему помехи - или не пытается. Всё равно. Механизм будет работать. Векх так и будет угощать случайных гостей горячим шоколадом и пространно рассуждать о чудесах дома. Сэнди большую часть дня будет спать, а вечером выходить на балкон и выискивать звёзды стареньким телескопом. Манз и Вика продолжат встречаться два раза в неделю за карточным столом, гадая о личности приятного игрока напротив. Тикки... А правда. Что будет делать Тикки? Бороться? С чем, против чего, ради чего?
И нужно ли бороться? Что, если дом и производит время - для всех, кто есть в мире? Тогда, как бы мерзко ни было, она будет нести свою ношу, исполнять свою роль. Потому что это больше её самой. И кто-то отлично может это понимать. И пользоваться этим, чтобы заставить её... что?
- Что, дьявол побери, ты от меня хочешь?! - кричит Тикки.
Дом, конечно же, не отвечает.
* * *
Канула, как мушка в паутину. Нервная дрожь потревоженных шелковинок передалась рукам, зазвенела в ушах. Мир опасно задрожал перед глазами.
Тикки покачнулась и тяжело привалилась к стене. Дыши. Жди, пока тёмные пятна уйдут с глаз долой.
Девушка замирает, становится почти невидимой и неслышимой, сливается со стеной, прислушиваясь к мерному рокоту сердца дома. Или это её собственное сердце?
Страшно двинуться с места, страшно даже поднять руку и отбросить с глаз случайную прядь. Ниточки на руках и ногах почти ощутимы. Случайное движение - они задрожат. Пойдёт сигнал. Она сама приведёт в действие всю систему.
"Спокойнее, подруга", - приказывает себе Тикки. - "Это паника. Самая обыкновенная паника. Это уже случалось. Это пройдёт."
Естественно, приказ не работает. Тикки не приемлет их на каком-то глубоком, первородном уровне. Маленькая рациональная часть начинает разговаривать с большой и разбитой. Увещевать. Отвлекать. Умолять. И через какое-то время добивается успеха. Девушка приходит в себя.
Ей жарко и не хватает воздуха. По лицу струится пот. Запоздало приходит боль от сломанного ногтя, а старенькие обои рядом испещрены длинными разрывами. Кажется, она что-то кричала.
Тикки машинально скусывает обломок ногтя и слизывает капельку крови.
Вернулась. Сколько времени прошло в этот раз? Она боялась, что однажды просто не придёт в себя. Потеряет контроль.
Пришло понимание. Она его уже потеряла. Дала волю злости. И - действие ответило противодействием.
- Таковы дары милосердия, - шепчет она под нос привычную формулу, и спокойствие медленно возвращается.
И все же - оно того стоило. Не столько глупая и жалкая месть той, кто этого даже не стоит. Воспаленное осознание, смена перспективы, ощущение связей и мерзкой общности со всем в этом проклятом месте, маленькая смерть вместо большой - оно того стоило. И она ещё поборется. Но - завтра.
Всё - завтра. На смену отчаянию и паранойе пришёл фатализм.
Совершенно ничего не поменяется, если она ляжет спать. Хуже не будет точно.
Тикки прикрывает за собой дверь, сбрасывает мокрую от пота одежду и ныряет под одеяло. Сестрица что-то тихо бурчит во сне, поворачивается, обнимает её.
Дрёма приходит скоро - почти неожиданная, желанная, целительная.
Во сне Тикки улыбается.
* * *
Лицо щекочет солнечный луч. Тикки просыпается за полдень, и какое-то время просто лежит под одеялом, рассматривая потолок. За ночь под потолком появилась ажурная паутинка. За окном с настойчивостью маятника поскрипывают качели. Прекрасное утро третьего... Нет, уже четвёртого дня в доме Времени.
Пора во всем разобраться. В этой паутине тоже должен быть центр, в котором сходятся все нити. И они с Токки его найдут.
* * *
Тикки выходит из ванной, завернувшись в полотенце. За спиной тяжело ворочает барабан стиральная машина. В кухне оживлённо. Токки подбрасывает на сковороде чудовищных размеров омлет с кучей начинок и оживленно спорит с Недли.
Вчерашнего напряжения как ни бывало.
Да и... Что вчера было?
- Глядите, кто проснулся! - Токки шутливо салютует сестре сковородкой. - Садись, завтрак уже почти готов. Недли, тут водится какой-нибудь чай?
Соседка улыбается в ответ, вскакивает с места и начинает рыться в шкафчике над мойкой. Тикки машинально улыбается, глядя на них. Надо же, подружились. А ведь такие разные. И ведь... Ведь... Что?!
В голове тупо билась непонятная мысль. Этого не может быть, говорила она. Всё не так. Подделка. Все было иначе. Все должно быть иначе.
"А как?" - спрашивает себя Тикки. Она привыкла доверять интуиции, но сейчас это чувство её беспричинно злит своей назойливостью. Ответа на вопрос не приходит, словно кто-то там на проводе не расслышал вопроса, или же вовсе забыл, о чем идёт речь. Всё было хорошо. Если и не хорошо, то вполне приемлемо.
Пожалуй, лучше всего с момента её появления в доме. Тикки жуёт омлет и с удовольствием слушает, как Токки треплется с Недли. Все-таки она была не права. Каждому нужно давать шанс. Пару дней назад Недли показалась ей такой неприятной, а теперь - пожалуйста. Пьёт чай, рассказывает Токки какую-то милую чепуху... Бинт.
Тикки встревает в разговор:
- Недли, а что у тебя с рукой?
- А? - Соседка взглядывает на забинтованное запястье, словно видит его впервые. - Да ничего серьёзного. Ободралась где-то. Не обращай внимания. У меня всё быстро заживает. Правда. Это такая ерунда. Я вечно обо что-то ранюсь.
Приходит странное чувство. Суперпозиция. Недли говорит правду. Недли лжёт. Всё сразу.
- Токки?
- Ась?
- Мне нужно тебе кое-что рассказать.
* * *
Они выходят в сумеречный коридор. В кухне хлопает холодильник, звенит стекло - лишенная собеседника Недли вернулась к любимой забаве.
- Что-то случилось? - сестрица смотрит с любопытством и инстинктивным сопереживанием.
- Ты накрасилась, - отмечает Тикки.
И правда. Пока она спала, Токки разворошила остатки косметики. Почти невидимая пелена тональника, аккуратные стрелки, немного блесток в уголках глаз.
"С чего бы это?"
Тикки не любит макияж. И прибегает к нему только в особых случаях. Например... Точно! Глаза покраснели и все ещё влажно поблескивают. Нос опух.
- Что с тобой? Почему ты плакала? И... почему я этого не помню?..
- Сама удивилась. Не обращай внимания, - Токки досадливо мотнула головой. - Снилось что-то жуткое и правдоподобное. Утром проснулась носом в мокрую подушку, глаза щиплет, в зеркало посмотрела - просто ой. Ну а чтобы меня такой увидел кто кроме тебя...
- Понимаю, - рассеянно ответила Тикки.
Что-то не сходится. Она прислонилась к стене. Рука машинально скользнула вниз по обоям. Рванинки.
- И Недли совсем не удивилась, что нас теперь две.
- А с чего бы ей удивляться? - лукаво прищурилась Токки. - Мы с ней добрых два часа проговорили. Будь спокойна, скоро весь дом узнает, что у тебя есть сестра-близнец. Да что с тобой?
Тикки стискивает пульсирующие виски. В глазах двоится. Она одновременно она - и кто-то ещё. И этим двоим тесно в одной голове.
"Зачем ты усложняешь? Все же просто и понятно. Сестрица... То есть, ты же сама сейчас все себе объяснила. Что не так?" - успокаивает её одно "я".
Тикки очень хорошо знает этот голос, и хочет ему верить. Он всегда был на её стороне. Берёг от потрясений, слишком тяжёлых даже для её закалённого рассудка.
Второе" я" говорило тихо, почти неразличимо. Рвано. Этот голос тоже был ей знаком. Он привык, что его игнорируют почти все - и не навязывался. Он не умел всё красиво разложить по полочкам, но всегда говорил правду. Это был голос интуиции, эмпатии, эмоций - ничего из этого и всего сразу.
Сестрица с силой тряхнула её за плечи.
- Эй! Тикки! Куда ты ушла?
Девушка фокусирует на Токки слепой взгляд. Её переполняют странные мысли и предчувствия, её окружают призраки, с ней говорит тишина.
- Проклятье! - Токки хватает её за запястье, находит пульс. Ловит ритм. Простой фокус - и тем проще, чем лучше ты знаешь пациента. Кого же можно знать лучше, чем себя?
"Возвращайся, Тикки. Вернись ко мне."
Чужая своя кровь гудит многократным эхом.
Эхо говорит ей больше, чем могла бы при всем желании сообщить названная сестра.
Токки чувствует зуд под недавно сорванным ногтем. Почти видит хрупкие нити, опутывающие дом, и ещё менее почти - пробегающую по ним дрожь. Практически осознает присутствие пустоты - там, где её быть не должно. И это помогает.
Тикки снова смотрит на неё - осознанно и испуганно.
- Я понимаю, о чем ты не могла сказать, - ободряюще говорит сестрица.
Она бледна, как смерть.
- Для одной слишком много, но вдвоём мы справимся.
- Осталось понять с чем, да?
- Ага.
С нервным облегчением они смеются.
Звон битого стекла бьёт по ушам неожиданно громко. Следом падает падает что-то ещё. Мягче - тело.
Хрип, словно мелом по стеклу.
С кухни.
"Недли!"
* * *
В кухне стоял едкий химический запах. Недли корчилась на стареньком кафеле в матово-чёрной луже. Её рвёт нефтью.
- Тикки! Воды!
Сестрица придерживает Недли голову, шепчет ей что-то ласковое, утешительное. Тикки знает, что делать - симптомы ей хорошо знакомы. Сода! Должна же здесь быть сода!
И верно - открытая пачка находится под мойкой. Ровно там, где Тикки ожидала её найти.
Она готовит раствор и силой вливает его Недли в горло. Девушку трясёт. Недли заходится страшным, сырым кашлем, её снова тошнит. Опаловая жижа сочится изо рта и носа. Тикки вытирает ей лицо и повторяет процедуру.
Понадобилось ещё пять стаканов, пока не вышла вся чёрнота. Недли наконец-то смогла выпрямиться и сесть на полу, тяжело дыша, глядя по сторонам ошалевшим взглядом.
"Легко отделалась. Обошлось без трахеотомии."
Тикки помогает сестрице подняться на ноги. Часов нет, даже не посмотреть, сколько они провозились. Полчаса? Час? Дольше?
В глазах близняшки она читает ту же усталость и то же удовлетворение. Дело сделано. Жизнь спасена. Таковы дары милосердия.
Токки включает воду, и они долго, с наслаждением, оттирают руки, изведя чуть не весь кусок мыла. Тикки ставит чайник и открывает окно, чтобы едкая химическая вонь хоть немного повыветрилась.
- Ох... Как есть хочется, - подаёт голос Недли.
- Часа два нельзя, - строго говорит Токки. - Сейчас тебе нужен стакан крепкого и сладкого чая. И больше ничего.
- Как я, наверное, выгляжу, - к Недли вернулась обычная болтливость - верный признак миновавшего шока. - Нет! Ничего не говорите! Не хочу даже слышать. Пойду в душ.
С четвёртой попытки ей удаётся подняться. Поскальзываясь, оставляя масляно-жирные следы, она выходит. В ванной шумит вода.
Можно говорить.
- Горькие слезы.
- С реакцией на алкоголь.
- Или в доме есть ещё кто-то из Милостивых...
- Или это сделала одна из нас.
Близняшки обмениваются долгим взглядом.
- Если это мы - то здорово сглупили, - констатирует Токки. - Чем Недли теперь будет себя травить?
- А она ведь найдёт чем.
- Нам придётся за ней присматривать.
- Полумера. Её надо вылечить.
- Ты думаешь о том, о чем, как я думаю, ты думаешь? - усмехается Токки.
- Знаю, скверное дело. Но или так, или нам придётся по очереди с ней оставаться.
- Согласна.
Вернулась закутанная в линялый банный халат Недли, и пришлось прерваться.
- Запомни, - Токки вручила соседке чашку с чем. - Спиртное для тебя теперь - яд. Без шуток. Нас с Тикки может и не оказаться рядом.
- Но... Но как? Что со мной случилось? - простенала Недли.
- Ты кого-то очень сильно разозлила. Тебе дали яд - очень редкий и очень избирательного действия. Он со временем выйдет, но до тех пор - ни-ни.
- И как долго он будет... выходить?
- Лет пятнадцать. Может - десять.
Недли со стоном закрыла лицо руками.
- Ну за что это мне?! Неужели ничего нельзя сделать?
- Можно, - вступила в разговор Тикки. - Ты когда-нибудь слышала о путешествии в прошлое?
* * *
Тикки зажигает свечу. Тонкий язычок пламени чуть освещает лица за кухонным столом, играет тенями. Благовония мешаются с запахом хлорки, рождая причудливое и тревожное сочетание.
"Осталось взяться за руки и прочитать какую-нибудь тарабарщину на латыни", - раздражённо думает она.
Нет ничего хуже мистики при лечении, но все попытки объяснить процедуру с научной точки зрения вызывали у Недли сначала непонимание, а после - отторжение.
И тогда пришлось, как с маленькой.
Сестрица ловит её взгляд и потешно закатывает глаза.
"Понимаю, понимаю."
Любая достаточно продвинутая магия неотличима от технологии. Они настолько смешиваются, что почти неразличимы для непосвященного.
Беда только в сторонних эффектах. Научный подход - детище точных наук. Он выглядит точно и стерильно. Не допускает двояких толкований. "Нуль" или "единица", "да" или "нет", "было" или "не было" .
Мистика же добавляла третью величину - да, всего одну, но очень опасную и непредсказуемую. "Может быть".
А может быть, как известно, все что угодно. Тикки ни за что не ввязалась бы в рекурсивный анализ памяти - или, говоря по-простому, в путешествие в прошлое - в случайной спарке. Но варианта лучше, чем она сама, и быть не может. Должны справиться.
- Ты готова? - спрашивает Токки.
- Нет, - быстро отвечает Недли.
- Отлично! - сестрица заразительно смеётся.
На лице Недли мелькает удивление, затем и она смеётся. От облегчения. Потому, что ещё не сейчас. И застывает, потому что на самом деле - сейчас.
Но Тикки и Токки поймали её в момент веселья и облегчения. Это может помочь в критический момент. И - может помочь заглянуть в её память.
- Ты готова? - спрашивает Тикки.
- К этому нельзя подготовиться, - сестрица берет её за руку.
Резонанс поступает волнами. Мелкие - чуть заметны. Пробегают стремительно, оставляя забавных световых зайчиков в периферийном зрении. Большие - заставляют реальность ходить ходуном, сминают её, словно оберточную бумагу.
Тикки машинально задерживает дыхание и закрывает глаза, хотя и знает, что это не поможет.
Тикки отстраняется, оставляя хищному вакууму достаточно подобную иллюзию себя.
Темнота. Кромешный мрак, в котором никогда не было света. Чёрная дыра, сотканная из сожалений, агрессии и страдания.
Тикки закрывает глаза, оставаясь в собственной, чуть более понятной темноте. Она вспоминает ложку мёда - когда-то в детстве, когда ещё не знала про аллергию. Сладкая масса медленно тает во рту, оставляя на языке долгий сахарный ожог.
Когда она возвращается, второй барьер уже остался позади.