Солнце, ломая свои лучи о кирпичные скалы, пригревало последние зелёные штришки, на покрытом жёлтой листвой тополей, газоне. Беспокойно, то большими стаями, то по одиночке проносились автомобили, а иногда как неведомое чудище проползал рогатый автобус. "Рогатый. Интересно, а я то же рогатый?", - невольно подумалось мне. Хотя, честно говоря, в этой мысли не было для меня ничего ужасного, ни обидного,.. ничего. Я давно понимал, что не могу быть рогатым. Не могу! Именно та мысль, что не могу - была для меня страшной. Или даже нет не страшной, а печальной. Вот опять, опять я куда-то полетел. Опять в прошлое. Перед моими глазами прогулка на катере. Когда Катя стояла, раскинув в стороны руки, и смеялась. Катер летел вперёд, а Катя летела вместе с ним. Солнышко играло на её лице и искрами зажигало вылетавшие из под носа катера брызги. Волосы играли на ветру, поддаваясь общему восторгу. Потом она расстегнула свой пиджачок, и он шлейфом развивался за ней. А впереди это лицо, с милой улыбкой, с радостью. Можно на лицо натянуть улыбку, но не на глаза. А у неё смеялись глаза, смеялись каким-то озорным и невероятно невинным смехом. Да, я вижу её развивающиеся волосы; чёрные в разлёт брови; милый, несколько может быть неправильной формы, но от этого ещё более любимый, носик; губы, подёрнутые в лёгкой, я бы даже сказал воздушной, и при том загадочной улыбке; ну и конечно глаза, неудержимо смеющиеся глаза. На смуглой, ловящий хрустальные брызги коже, контрастом к белому пиджачку - я до сих пор помню - был чёрный, с какими-то причудливыми кружевами, лифчик.
К чёрту! Я встряхнул головой. Достал из валявшейся, тут же на столе пачки, сигарету и закурил. Скоро должна придти с работы Екатерина, надо приготовить что-нибудь к ужину. Докурив, я направился на кухню. Оглядев содержимое холодильника, я решил сделать картофельное пюре и нажарить котлет из полуфабрикатов. Делать всё сразу мне не хотелось, и я решил это занятие растянуть. Сначала я хотел почистить картошку, но потом меня одолела лень и я начал с самого простого - стал жарить котлеты. Когда котлеты были уже готовы, я сел за чистку картошки. Очистив первый корнеплод, я вдруг захотел бросить это дело и купить картофельное пюре быстрого приготовления. Но когда уже собрался идти за покупками, мне стало ужасно лениво идти, и я всё же решил почистить эту злосчастную картошку. Хотя, честно говоря, минимаркет был на первом этаже дома, в котором я жил. Я сидел над помойным ведром и длинными лентами срезал картофельную кожуру.
Господи, опять. Ну что сегодня за вечер такой. Я вдруг вспомнил, как мы катались с друзьями по городу. Тогда мы с Катей ехали на одной машине. За рулём был Лёха, служащий теперь по контракту в армии, рядом с ним сидела его будущая жена Люба. А мы с Катей были на заднем сидении. Мы тогда всю ночь колесили по городу, пили пиво, ели бутерброды... Она смеялась, своим воздушным, звенящим смехом, рассказывала что-то. А я слушал, просто слушал и наслаждался тем, что находился рядом с ней. Потом, под утро, когда мы уже ехали домой, ей вдруг захотелось спать. Она положила мне на колени голову и, растянувшись на сидении, задремала. Я смотрел на её лицо. В полумраке автомобильного салона, оно казалось светиться. Нет не светом, а чем-то таким... ну может и не светиться, не знаю, как это назвать. Я вдруг ощутил, что готов отдать жизнь лишь за то чтобы ни кто не побеспокоил её сон. Может тогда впервые, я для себя сказал, что люблю её. Как сейчас помню: тут же попытался это для себя опровергнуть. Я тогда нашёл в ней целую уйму различных изъянов и не только во внешности. Как такую можно любить? Но нет! Ещё раз нет! Ещё тысячу раз нет! Я не знал за что, я просто её любил. Просто чувствовал, что не могу без неё. И именно тогда я вдруг понял, что любовь есть. Что это не чьи-то фантазии, не сказка витающих в облаках романтиков и не легенда для выкачивания денег продюсеров. А иначе как можно объяснить моё отношение к Кате. Ведь она была очень далека от моих идеалов. Да можно - правда с небольшой натяжкой - сказать она была им противоположна, противоположна во всём от внешности до характера. Но, несмотря на это, по каким-то непостижимым причинам я всё время думал о ней.
Когда картошка была готова, я вдруг захотел выпить рюмочку водки. Но водки не было - надо было идти в магазин. "Идти за водкой?" - я стыдливо поймал себя. Подумав немного, я нашёл себе оправдание - нужно было сделать салатик. Собравшись, я вышел на улицу. На улице погода переменилась - уже шёл мелкий дождик. Не зря говориться, что погода осенью как капризы девушки... или наоборот. Однажды, мы с друзьями устроили вечеринку, и там была Катя. Поздно вечером все стали расходиться по домам. Я пошёл провожать Катю до дома. Была поздняя осень, и на улице было ужасно холодно и мерзко, а к тому же пошёл дождь. До сих пор помню эти огромные, обжигающе ледяные капли. К довершению всему поднялся ветер. Дойдя до подъезда, Катя обнаружила, что забыла или потеряла ключи. Дверь подъезда была заперта. И мы остались ждать, пока кто-нибудь зайдёт или выйдет. Зонта у меня не было. И мы, прижавшись друг к другу, вдвоём стояли под её зонтом. Не знаю, мы тогда были оба слегка пьяны, но мы просто болтали и смеялись и практически не замечали холода. Но порывы ветра то и дело обдавали нас холодной и до чёртиков мокрой водой. Обнявшись и закутав друг-друга в свои куртки, мы стояли и ждали когда кто-нибудь откроет дверь подъезда. Я даже не помню всех деталей, помню кругом чёрные, с облетевшей листвой кусты; жухлую траву, смешанную с грязью; тусклый свет лампочки, висящей перед подъездом и лицо Катюши. Я тогда отколол какую-то шутку, мы дрожащим от холода смехом посмеялись. Перестав смеяться, какое-то время мы молча стояли и смотрели друг-другу в глаза. Потёкшая с права тушь, губы... Губы были накрашены тёмно фиолетовой помадой с блёстками, и было не понятно - то ли ей холодно, то ли это цвет помады. У меня губы были примерно такие же, только без блёсток - она сказала. Но глаза, это что-то невероятное они выделялись из общего холода и мрака, они излучали тепло, уют и ясность. Сколько продолжалось молчание я не знаю - может секунд десять, может пять минут, но тогда я решил признаться ей в любви. Вот только вербальным, признание не вышло... Как будто магнитом меня потянуло к ней... Голова слегка наклонилась вправо, потянуло вперёд... Мои губы слились с её нежными губами, и я ощутил её тёплое дыхание, лёгкий еле уловимый запах духов, а может и не духов - не знаю. Затем всё вокруг куда-то исчезло, даже мокрый дождь и холодный ветер. Нас что-то накрыло, мы не могли оторваться друг от друга. И опять же, не скажу сколько это продолжалось - может целую минуту, а может и всего каких-нибудь пол часа. Но вдруг нас обдало холодом и сыростью. Было ощущение, что из сладкого сна нас кинуло в какой-то ужас. Зонт рвануло и чуть не сломало, я успел его закрыть. Ветер усилился, а вместо дождя валил крупными хлопьями мокрый как невыжатая тряпка снег. Он моментально покрыл асфальт, грязь - спрятал всё. Он облепил одежду, покрывал лицо. Это был первый снег и первая настоящая любовь. Тут, кто-то вышел из подъезда, и мы с Катей заскочили туда. Я помню, что она предложила мне зайти к ней, что бы выпить чашку горячего чая и согреться. Но я почему-то отказался и поспешил выскочить на улицу. Когда я выскочил на улицу, то только тогда понял, как замёрз. Помню всего колотило, а уши сворачивались в трубочку, но это не главное. Главное, я очень жалел, что не остался. Жалел с того самого времени как сказал нет, и вышел на улицу.
Я зашёл в минимаркет. Купив там овощей для салата и чекушку водки, я снова вышел на улицу, и медленно, подбрасывая носком ботинок опавшую листву, побрёл к своему подъезду. Перед входом в подъезд стоял клён. Листья ещё не облетели - кажется, все на мести, но все они жёлтые. Нет никакого другого цвета - однотонно жёлтые. Вот интересно: почему листья принято сравнивать с золотом? Может, правильнее было бы сравнивать золото с осенней листвой? Закрывая дверь в подъезд, я взглянул в даль и заметил ещё одно чудо осени. То же клён, но совершенно с другой расцветкой. Снизу, крона ещё зелёная, дальше к середине она медленно переходит к желтизне, а верхушка горит, алеет, похлещи иной зорьки. Мерно гудя, мотор поднимал кабину лифта вверх. "Я так и не признался ей в любви", - с грустью подумалось мне. Почему не признался? А бог его знает! Может, боялся ответа или даже не столько безапелляционного нет, сколько после этого нет потерять и дружбу. Потом вообще мы стали редко видеться. А затем я на год уехал по работе в другой город. А признайся я ей тогда в любви, всё было бы иначе, наверняка иначе.
Поднявшись в квартиру, я приготовил салат и поставил чекушку в холодильник. Чёрт возьми, когда через год я её увидел, мы стали совсем далёкими с ней. И я что бы попытаться её забыть опять уехал. Не видел я её ещё наверно года два. И всё это время любил, вспоминал о ней каждый день. Звонок в дверь. Встаю, подхожу к двери и открываю.
-Привет, - кидает мне Екатерина и спешит в прихожую.
-Как прошёл день? - скорее по привычке, нежели из интереса спрашиваю я.
Но она весёлая, какая-то заведена. Сняв с себя одежду, подбегает ко мне. Вешается на шею, смотрит в глаза и целует.
-Ты меня любишь?
-Ты же прекрасно знаешь - увиливаю от ответа я.
-Ты всё для меня сделаешь?
Начинается! Чёрт возьми, так хочется послать её! Но разве я могу?
-Конечно всё. Всё что в моих силах - сразу! А что не в моих - попозже.
-Я тут с Верой хочу слетать в...
-Без вопросов! - обрываю её я. Сажусь на пуфик, закрываю лицо руками и беззвучно смеюсь. А может действительно с Веркой собирается? А, какая мне разница.
-Что с тобой... - участливо интересуется Екатерина.
-Нет. Ни чего. День трудный выдался... Вообще устал. То же надо выбраться отдохнуть.
-Ты с нами хочешь? - пытаясь скрыть настороженность, спросила Екатерина.
Я рассмеялся. "Точно, с Верой! Ещё с надеждой и любовью. И этого веру надежду и любовь зовут наверняка Борей", - пронеслось у меня в голове.
-Что смешного!?
-Нет, ну ты же знаешь, что не люблю я все эти юга - моря. Я мож на нижнюю Волгу порыбачить.
-Тут ещё знаешь что? У Веры сейчас финансовые трудности... Не мог ли ты оплатить поездку и ей тоже.
"Круто! Ещё и за мои же деньги! Я не перестаю ей удивляться" - улыбнулся я про себя.
-Конечно, солнышко! Но только ради тебя.
-Спасибо, я обожаю тебя! А есть что-нибудь покушать?
-Да. На кухне.
Мы пошли на кухню. Поели и выпили немного водочки. Затем я отправился в ванную, а Екатерина легла спать. Набрав горячей воды я юркнул в ванну и разлёгся, уставившись в плиты фальшпотолка. Тогда была весна. В воздухе витало что-то яркое, жизнерадостное свежее. А, проходя рядом с парками, чувствовалось, как в воздухе витает запах накопившегося за зиму птичьего дерьма. Снег потихоньку таял, давая жизнь звенящим ручейкам. В городе дороги были уже сухие, а на теплотрассах радовалась солнцу первая робкая зелень. Тогда впервые за два года я приехал в свой родной город, вообще впервые попал в провинцию. Первым делом я пошёл в гости к Кате. Я даже толком не помню эту встречу, помню лишь одно... Я её с трудом узнал. Она была абсолютна другая. Даже её глаза, стали каким-то серыми и пустыми. Волосы потеряли тот блеск, упругость и походили, как мне показалась, на комок шерсти для войлока.
Встав из ванны, я направился спать. Когда я лёг в постель, Екатерина уже спала. Укутавшись в одеяло, я закрыл глаза и попытался уснуть. Я всё время пытался найти девушку похожую на Катю. Я старался, чтобы даже имя совпадало - почему-то это было очень для меня важно. Мне это удавалось, но всё равно я всегда думал лишь о своей Кате. После той встречи с Катей, той злосчастной весной, я потом редко с ней виделся. Потому как она мне казалось абсолютно индифферентной ко мне. Я получил то чего боялся - лишился даже её дружбы. Нет, мы по-прежнему здоровались, могли о чём-то поговорить, но друзьями небыли. Что-то узнавал о ней я лишь по рассказам друзей. Да и был у неё кто-то...
Проснулся я рано, Екатерина ещё спала. Как жаль, что я проснулся, что кончился этот удивительный сон. Во сне я сидел дома, у себя в комнате, а в доме были гости. Почему-то мне не хотелось общаться с гостями, а хозяйничала Екатерина. Причём мне почему-то казалось, что она была не одна, а с Борисом. Бориса я представлял во сне как толстого, габаритного мужика со сверкающей, потной, лысой головой и красными обвисшими щеками. Я сидел и считал себя ничтожным, чужим в собственном доме. И вдруг в мою комнату зашла Катя. Она была яркая, по сравнению с ней всё остальное было тусклым и выцветшим. А она яркая, воздушная... Причёска была та же, что и раньше. А глаза излучали яркий притягательно нежный свет. Наверное, сто солнц не могли бы сравниться с её взглядом. Она бесшумно подошла, села рядом со мной. Потом о чём-то меня спросила. Я же делал вид, что не замечаю её, лишь искоса любовался ей. Я даже не смог ответить. Наверно я боялся пошевелиться или что-то сказать, чтобы не спугнуть её, чтобы она не исчезла. Но она вдруг встала и вышла. Какое-то время я сидел и ждал, что вот-вот она снова вернётся. Потом вскочил и бросился её разыскивать. Пробежал по всем комнатам, но её нигде не было. Встретив Екатерину, я спросил о моей гостье, но она её не видела. Я попытался выскочить на улицу, но тут сон кончился, и я проснулся.
Теперь я лежал и сожалел о быстротечности сна. Екатерина проснулась. Во время завтрака я поинтересовался о том, когда она с Вероникой собирается уезжать, она ответила что через три недели. Сказав, что подгоню машину к подъезду и буду её ждать, я оставил Екатерину прихорашиваться перед зеркалом и вышел из квартиры. Спускаясь на лифте, я вдруг подумал: "А может действительно, нет никакого Бориса?" Ведь единственным доказательством неверности моей жены было электронное письмо. Письмо было адресовано мне, там излагалось всё о Екатерине и Борисе. Но письмо было послано анонимно, и от кого я не знал. Причём тот, кто посылал, явно не хотел быть вычисленным - письмо прошло через прокси и ремэйл.
На улице погода резко изменилась. Небо было затянуто тучами и явно похолодало. Все лужи были покрыты плёнкой льда. А ветер жадно рвал с деревьев листву и устилал ими заиндевевшую землю. Тот клён, который ещё вчера вечером стоял жёлтый и не тронутый, был практически голым. Его одежда из дорогого королевского платья превратилась в жалкие лохмотья, которые и одеждой-то назвать язык не поворачивался. Я подогнал машину к подъезду. Выйдя из салона, я уселся на капот и закурил сигарету. В тот самый год, когда меня поразили произошедшие в Кате перемены, только уже поздней осенью я пригласил её в ресторан. Зачем я это сделал? Да потому что жутко по ней тосковал и каждый день думал о свой Катюше. Ресторан был маленький но уютный, интерьер в стили старины. Даже в углу маленького зала освещаемого лишь свечами горел настоящий камин. Тогда, выпив немного, я решился и предложил Кате выйти за меня замуж. Она, смутившись, сказала, что должна подумать. Я всё понял - это значило только одно "НЕТ!". Когда мы вышли на улицу, всё вокруг изменилось. Чёрная земля оделась в белый, свадебный наряд невесты. Действительно была уже середина декабря, и пора бы было выпасть первому снегу, давно пора. И тогда меня охватило такое сильное чувство тоски... что не знаю как бы я пережил тот день. Мы стояли с Катей под ручку у выхода, а впереди медленно кружась и падая стеной летали пушистые снежинки. И вдруг, Катя обняла меня и поцеловала, а затем сказала: "Да! Я согласна стать твоей женой!" Целый день я летал как на крыльях... Да и позже летал. После нового года мы поженились. Я тогда думал, что "сбылась мечта идиота". Тогда я был слеп и не понимал что эта уже не та Катя. Что не люблю я её, такую.
Из подъезда вышла Екатерина и села в машину. Выкинув окурок, я сел за руль. "Я до безумия люблю Катю! Но Екатерина уже давно не Катя", - признался я себе, хотя давно уже это понимал. Поворачивая ключ зажигания, я решил, что как только выпадет первый снег, я с Екатериной разведусь, если конечно она до этого не уедет отдыхать. Но если уедет - то бог с ним, пусть всё остаётся, как есть.
Я вывел машину из подворотни и остановил, ожидая пока пройдёт поток и я смогу беспрепятственно выехать на главную дорогу. Прямо перед машиной прополз, рогатый автобус, закрыв на время тёмной стеной весь окружающий мир. Он проехал, и всё изменилось, взорвалось сверхновой - пошёл, первый снег...