Наши поездки на море похожи друг на друга. Менялись Олины наряды и обязательная подружка. Без подружки она со мной не ездила. Неудобно - девчонка-пятиклассница едет купаться со своим дядей. Но совсем отказывать себе в маленьких желаниях Оленька не хотела: поездки на море ей нравились.
Мне было по пути, и я делал одолжение своей сестре, Олиной маме. Сестра помогала мне с работой.
Еще менялась Олина прическа. Однажды на заднем сиденье я нашел оброненную розовую резинку для волос. Машинально я нацепил её себе на запястье, а позже выбросил в мусорное ведро.
Радио всегда на одной волне, мы едем всегда на один "дикий" пляж. Сзади звучат девичьи разговоры о школе, об аниме, бывает они молчат, нацепив наушники. Иногда я встречаюсь с Олей глазами в зеркале. Она всегда отводит взгляд первой.
Бывает, я шутливо вмешиваюсь в их болтовню. Девочки смеются. Оля высовывает в окно ладонь, ловя ветер, и я с удивлением понимаю, что в этот миг она счастлива.
После моря я всегда покупаю девчонкам по молочному коктейлю. Однажды купил им и себе по чебуреку, когда нас пробило на хавчик. С аппетитом покушав, Оля аккуратно вытирает каждый пальчик салфеткой.
Девочки делятся на "зассых" и "маленьких принцесс". О нет, это никак не зависит от самой девочки. Речь о другом. Красота - в глазах смотрящего. Это определяется еще до рождения, ближе к УЗИ. Когда звучит "не хочу девочку, не нужны мне эти зассыхи". На Кавказе доходит до селективных абортов. Или "у нас будет маленькая принцесса. - Папина дочка. - Нет, мамина!" Оля принадлежала к "зассыхам". В кавычках, разумеется. Ей бы больше шло быть принцессой. Она хорошенькая. Раньше она вполне буквально походила на принцессу с картинки в детской книжке, и, хотя умилительная округлость щечек уже не так заметна, Оля без сомнений останется симпатяжкой. Она чистюля и умница. Но для матери она изначально зассыха, а не принцесса, и этот факт не изменить. А отец после развода слился, перечислял нерегулярно какие-то копейки - я не вникал. Папиной дочкой ей тоже не бывать, думаю я, глядя на Олю в зеркало.
Мы встречаемся взглядами. Она отводит глаза первой.
На пляже я всегда достаю крем для загара. Медленно мажу себе руки и грудь. Иногда замечаю, как Оля немного напрягается. Но я безжалостен.
- Смажь мне пожалуйста спину, - мягко говорю я.
Обычно она недовольно бурчит "Но мне не хочется..." В этот момент я раздосадован. Я катаю её на море. Покупаю ей вкусняшки. Хоть бы раз она улыбнулась, и опередила меня, предложив намазать спинку. Но нет.
Я никогда не отстаю. Она это уже знает. Оля берет крем и смазывает мне спину торопливыми движениями тонких пальчиков. Здесь нет зеркала заднего вида, но скорее всего морщит свой носик - имеет такую привычку. При мысли об этом во мне закипает гнев. Но я его не проявляю.
Её пугает моя настойчивость, она чует подвох, но мне плевать. Пока ты ездишь со мной, ты будешь мазать мне спину кремом, малышка.
Так бы всё и длилось. Но наступил конец света. Массовое вымирание от пандемии. Умерли три четверти взрослых.
Олина мать повесилась, когда почувствовала первые симптомы болезни. В записке написала, что не хотела заразить дочку. Наверно просто не желала мучиться. И еще написала, чтобы я вёл себя с Олей прилично и не позволял лишнего.
Мы сидим вдвоем в машине перед моим домом. Всё изменится. Прибавится розового в цветовой гамме. Мы будем смотреть аниме и сериалы с дисков. По утрам на моей кухне будет сидеть прелестная и чуть сердитая Оленька, и пить какао со сгущенным молоком.
И ничего неприличного. Это последнее желание умершей.
Я завожу мотор.
- Мы куда? - спрашивает Оля неожиданно детским голоском.
- На море.
Встречаемся в зеркале глазами. Она отводит взгляд первой.
У самой воды я подхожу к ней с веревкой.
- Даже. Не вздумай. Трепыхаться.
Говорю это таким тоном, что она напугана до смерти. Какое там трепыхаться. Глазища на пол-лица. Связываю её руки за спиной.
- Сидеть.
Она послушно опускает на камень свою задницу. Перехватываю щиколотки веревкой.
- Мама повесилась из-за меня? - спрашивает Оля.
Легко соглашаюсь. Проверяю веревку и слизываю солёную слезинку с её щеки.
- Знаешь... хотя откуда тебе знать... в Древней Греции был культ Артемиды-Висельницы. Возник он так: деревенские дети играли и повесили статую Артемиды из храма. Взрослые за кощунство забили их камнями. Но на деревню обрушились неурожай и болезни. Лишь когда взрослые покаялись в том, как поступили с детьми, беды отступили, - говорю я.
В глазах девочки появилась надежда. Умница, даже сейчас уловила суть истории. Но сделала неверные выводы.
Толкаю Олю в воду. Здесь глубоко.
Она извивается, дрыгается, бьётся. У Оли хорошая физическая форма. Ухитрилась оттолкнуться стреноженными ногами ото дна и на секунду всплыть.
- Я буду мазать тебе спину, - сипит она, и снова уходит под воду.
После долгой агонии она замирает в толще воды, как в янтаре. Лопается последний воздушный пузырек из строго сомкнувшихся губ. Глаза остались открытыми и смотрят прямо на меня.
Её глаза делаются удивительно безмятежными.
Когда я возвращаюсь к машине, то понимаю, что в этот раз отвёл взгляд первым.