"...и примкнувший к ним Шепилов..." строгим голосом Левитана, с легким дребезжанием, свидетельствующим о поврежденной диафрагме динамика, сообщило радио, разбудившее Володьку в это солнечное осеннее утро.
Открыв глаза, Володька увидел за окном привычную ветку старого тополя, каждое лето рождавшего неимоверное количество белых пушинок, покрывавших не только землю возле их дома, но и порядочный кусок улицы, застроенной такими же, как и у них, небольшими одноэтажными домами. Дома были не очень похожи друг на друга, но одинаковые деревянные туалеты на дальних концах огородов каждого участка и небольшие летние кухни, в которых хозяйки летом готовили многочисленные заготовки на зиму, невольно объединяли их в единый поселок.
Ветка была насквозь пронизана солнечными лучами и, уже по-осеннему пожелтевшие листья, светились паутинкой тонких перепонок. Эта красивая осенняя картинка, буквально наполненная грустной радостью, а также то обстоятельство, что сегодня его должны были выбрать председателем совета отряда, сулили Володьке интересный и насыщенный событиями день.
О том, что сегодня Володьку выберут председателем совета отряда, ему сообщила накануне старшая пионервожатая Екатерина, худая и слегка угреватая девушка лет тридцати, до сих пор носившая, кроме обязательного пионерского галстука, коротенькие юбочки, делавшие ее похожей на подростка. Заплетенные на голове хвостики из коротких и весьма неаккуратно стриженых волос, которые она нерегулярно красила пергидролем, только способствовали тому образу, который она для себя выбрала, возможно, и непроизвольно. Жила Екатерина вдвоем с матерью в небольшом домике возле школы, но ее редко можно было застать дома, так как все свое свободное время, остававшееся у нее от должности пионервожатой и нескольких часов в неделю по русскому языку и литературе, она проводила в школе. Екатерина уверенно контролировала все тайные уголки мальчишеского обитания, бесцеремонно вникая во все события, происходившие среди беспокойного пионерского племени, моральным обликом которого она была призвана руководить.
Дети побаивались Екатерину за бесцеремонность, с которой она вмешивалась в их жизнь, стараясь заполнить собою тот остаток незначительного досуга, который оставался в их распоряжении после школы. Она постоянно привлекала пионеров, как она выражалась, "к общественно-полезному труду", упорно вырабатывая у своих подопечных "активную жизненную позицию". Сама же Екатерина такой позицией обладала в полной мере, и не было ни одного мало-мальски значительного школьного события, в котором бы она не принимала самого активного участия.
Тополь, растущий возле дома Володьки и так ярко напомнивший ему этим утром об осени, смело можно было бы назвать самым распространенным деревом в их поселке. Эти деревья были посажены практически на всех улицах их небольшого городка, но особенно много их росло почему-то возле школы, большого трехэтажного здания, построенного буквально перед самой войной в стиле так называемого "сталинского ампира", и на улице имени Войкова, где и находился дом Володьки. Что означало имя Войкова, Володька не знал, но был уверен, что, скорее всего, это кто-то из героев революции, именами которых были названы чуть ли не все улицы их маленького городка, но упомянутая утром по радио фамилия "Шепилов" Володьке была знакома.
Как-то летом Володька, сидел у окна, с грустью наблюдая за играющими в "войнушку" мальчишками. Этим вечером ему пришлось сидеть дома в наказание за устроенный им несколько дней назад вместе со своим закадычным другом Юркой Курятниковым фейерверк с применением "карбида" и старой консервной банки. Карбид натрия, был, пожалуй, самым распространенным в их городке химическим веществом. Практически все его жители работали на железной дороге, где и применялся этот химический продукт, столь привлекательный для мальчишек в силу его способности при взаимодействии с водой выделять ацетилен, который, как известно, является не только горючим но, при определенных условиях, даже и взрывоопасным газом.
Карбидом натрия, а в просторечье "карбидом", заправляли так называемые карбидные лампочки, которыми пользовались практически все железнодорожные рабочие, поэтому раздобыть "карбид" для местных мальчишек не составляло никакого труда, и они, несмотря на запреты взрослых, вовсю использовали его взрывоопасные свойства.
Кто рассказал родителям о фейерверке Володька не знал, но был уверен, что сведения эти исходили не от его друга Юрки, с которым они были практически неразлучны и который под страхом смертной казни не стал бы выдавать товарища. Но, как бы там ни было, родители Володьки каким-то образом узнали о фейерверке и отец, не раз строго предупреждавший сына об опасности игры с карбидом, на этот раз решил не ограничиваться простым внушением и засадил Володьку под домашний арест и теперь Володьке только и оставалось, что с грустью наблюдать в окно за чужой радостью.
В тот вечер к ним зашла их соседка тетя Валя, но не стала, как обычно разговаривать с матерью на кухне, а заперлась с родителями в комнате, откуда его бесцеремонно выпроводили на кухню к бабушке. Следует заметить, что тетей Валей соседка была для Володьки только дома, в школе же он, как и все, называл ее Валентиной Ивановной, так как тетя Валя работала в их школе библиотекарем.
Прибавив к своим предыдущим обидам еще и скрытность родителей, Володька с горя стал разрисовывать карандашом фотографии, опубликованные в газете, лежащей на кухонном столе. Подобное развлечение относилось к разряду запрещенных, так как отец, чуть ли не единственный на их улице подписчик, обязательно сохранял все получаемые им газетные номера. После прочтения газеты при помощи сапожного шила и дратвы тщательно сшивались в так называемые "подшивки", которые хранились затем в небольшой кладовке, до потолка заваленной подобными сокровищами.
Но тетя Валя недолго пробыла в комнате родителей, и Володька даже не успел по-настоящему приступить к своему преступному занятию. После ухода соседки отец позвал Володьку в комнату и сообщил ему, что завтра Володька должен придти в школу, где в библиотеке ему будет поручено важное дело, требующее от него определенной ответственности, гражданской зрелости и даже секретности. Но и он, и тетя Валя ему доверяют, поэтому Володька не должен их подвести.
На другой день в библиотеке интрига, созданная взрослыми, исчезла, когда Володька узнал о сути предстоящего ему занятия. "Важное" дело оказалось простым закрашиванием тушью нескольких фамилий на тех страницах учебников по истории СССР, которые им указала Валентина Ивановна. Нужно было очень аккуратно закрасить нужные фамилии, которых, впрочем, оказалось не так уж и много, всего три-четыре и только на трех страницах учебника, но об этом не должен был знать никто из тех, кому не доверили выполнение столь ответственного задания.
- Это враги народа, - объясняла Валентина Ивановна. - Они предали свой народ и нашу партию и поэтому никто не должен помнить их имена. - Они поступили неправильно и тем самым навлекли на себя справедливое осуждение. Теперь их имена следует уничтожить из учебников истории и забыть навсегда.
Вот там-то Володька и увидел фамилию "Шепилов", которую сегодня утром упомянул диктор Левитан, но кто это был за человек и чем он так прославился, что его фамилию даже поместили в учебник истории, Володька так и не узнал, так как не стал читать текст на тех страницах, где им приходилось вымарывать фамилии.
Ничем особенным не примечательные, тополя становились объектом пристального внимания мальчишек в начале лета, когда на их зеленых ветках начинали появляться небольшие, похожие на виноградные, кисточки, усыпанные зелеными шариками, именуемые у них в городке "буруньками". В "буруньках" созревали будущие тополиные семена, которые обычно к концу школьных занятий, одетые в белые шубки, вылетали из раскрывающихся коробочек, покрывая белым пухом все видимое пространство. И тогда все дерево превращалось в новогоднюю елку, так как на его ветках становились отчетливо видны белые гроздья высыхающих кисточек, которые, теряя свое пушистое наполнение, со временем растворялись в зеленой и густой кроне деревьев.
А до того момента "буруньки" служили мальчишкам прекрасными снарядами, для атак на девчонок и войн между параллельными классами. Набрав в рот побольше "бурунек", имевших немного острый и клейкий, но совсем не противный вкус, мальчишки выстреливали ими через камышовые трубочки, стараясь поразить "противника" в самые уязвимые места.
После исчезновения "бурунек" наступала пора повальных поджогов. Пушинки, рожденные многочисленными тополями, и скапливающиеся в огромных количествах во всех закрытых от ветра местах, легко вспыхивали от поднесенной к ним спички, и огонь стремительно распространялся во все стороны от эпицентра, перескакивая по невесомым и легким, как пух семенам, опустошая большие участки земли и оставляя после себя маленькие тополиные зародыши. Лишенные своего романтического одеяния, семена беззащитно лежали на почерневшей земле, не имея возможности перелететь в благоприятное для зачатия новой жизни старого тополя место. Огонь так стремительно разносился в стороны, что это грозило иногда и более существенным постройкам, чем те, которые сооружались тополем из его маленьких пушистых семян. Но, как правило, огонь быстро натыкался на такие места, в которых отсутствовали семена, тем самым, превращая создаваемую им эффектную картинку в краткий, а потому и особенно восхитительный миг мальчишеского восторга.
Причиной некачественного звука, весь день доносившегося из старой черной тарелки, которую в доме почему-то называли "радиоточкой", висящей на стене комнаты, в которой спали, кроме Володьки, также и отец с матерью, стала стрела, неосторожно выпущенная Володькой из сделанного им этим летом лука. Еще весной он вырезал в лесу подходящий кусок березовой ветки и долго сушил его, прикрепив к большой толстой доске, обнаруженной им на чердаке сарая. Лук получился очень красивым и мать, предчувствуя неприятности, подстерегавшие ее сына после появления у него в руках столь грозного оружия, сразу же предупредила Володьку, чтобы он "не смел даже и пытаться" испытывать этот лук у них в доме. "Улица для этого есть", - строго внушала она сыну незыблемые правила, выработанные в результате собственной жизни.
Но, вопреки неоднократному предупреждению матери, он, вроде бы и случайно, но все-таки выстрелил из лука прямо в комнате и, конечно же, попал, согласно "закону мирового свинства", как называл подобные явления отец, прямо в самое малопригодное для этого место - в тарелку "радиоточки". Дырку, оставленную стрелой, Володька тут же срочно заклеил с обратной стороны тарелки черной бумагой, обнаруженной им среди подшивок газет, сваленных в чулане, и теперь ее невозможно было сразу заметить на ровном черном фоне репродуктора. В результате проделанной Володькой операции звук тарелки приобрел едва слышное дребезжание, которое мать отнесла на счет плохой работы местного ретранслятора, неоднократно дававшего повод для подобных о нем суждений местного населения.
До школы нужно было еще забежать к Юрке, который по причине болезни, Юрка простыл, выйдя гулять на улицу с только что вымытой головой, и потому в школу не ходил, а Володька каждый день приносил ему задания, получаемые в школе. Вчера он не пошел к Юрке, так как, во-первых, забыл сразу же после школы занести ему заданные там уроки, а, во-вторых, был наказан за устроенный ими фейерверк и поэтому сам не выходил из дома. Тогда же, сразу после школы, он подумал, что успеет это сделать и позже, справедливо рассудив, что Юрка не бросится тут же выполнять принесенные задания, а отложит их выполнение на следующий день.
С Юркой они дружили еще с детского сада, куда, взявшись за руки, ходили всегда вместе. Чинно и не торопясь шествуя на соседнюю улицу, где и находилось одноэтажное здание детского сада, они не отвлекались по дороге ни на какие посторонние действия, до слез умиляя родителей своей необыкновенной толковостью и столь ранней самостоятельностью. Так же вместе и так же взявшись за руки, они пошли и в школу, и первые три класса сидели даже за одной партой.
Но со временем их растущая любознательность, сопровождаемая действиями, несовместимыми с понятиями учителей о надлежащем порядке на уроках, заставила их классного руководителя Марию Ивановну рассадить неразлучных друзей не только за разные парты, но в противоположные концы класса. Это, однако, не помешало дружбе, которая с годами только крепла, демонстрируя перед мальчишками свои особые преимущества в случаях небольших баталий, позволяя друзьям неизменно выходить из этих баталий победителями, благодаря единству и сплоченности совместных действий.
Они как сиамские близнецы вместе участвовали и в поджигании пуха от июньских тополей и в обстреле своих одноклассников и девчонок "буруньками", а также вместе записывались в одни и те же кружки, великое множество которых постоянно организовывала их неутомимая пионервожатая. Но даже в страшном сне никому из них не пришло бы в голову, что, будучи пойманными кем-либо из старших на месте преступления, они станут изворачиваться, а тем более, сваливать вину на своего товарища. Они читали одни и те же книжки и, зачарованные очередным Чингачгуком, часто давали друг другу клятвы на "верность до гроба". Однажды дело чуть ли не дошло до кровопускания, когда Юрка, по своему складу характера настроенный еще более романтически, чем Володька, вычитал где-то про клятву "на крови" и тут же предложил им самим устроить нечто подобное. К счастью, их вовремя "застукала" мать Юрки. Она даже прочла им небольшую лекцию о гигиене, что несколько усмирило пыл ее восторженного сына. Вовремя же не осуществленное желание назавтра утратило свою свежесть, а вместе с ней и привлекательность и друзья не сговариваясь отказались от столь кардинального способа связать свои судьбы.
Придя в школу, Володька сразу же попался на глаза Екатерине, которая тут же увлекла его в пионерскую комнату, и завела с ним беседу о важности предстоящего назначения председателем пионерского отряда. Вполуха слушая Екатерину, Володька косился по сторонам, но ничего нового в этой комнате, знакомой ему до мелочей, не было и он принялся подсчитывать мух, в изобилии летавших по пионерской комнате, так окна были открыты и на подоконниках были расставлены принадлежности для их консервирования на зиму.
- А теперь я хотела бы задать тебе, Володя, вопрос, который покажет мне насколько ты готов к такой ответственной должности, каковой, как ты сам, надеюсь, понимаешь, является должность председателя совета отряда. Ты ведь помнишь, что тебе предстоит быть примером для всех ребят и стараться вести себя так, чтобы никто не мог тебя упрекнуть. Даже твои товарищи.
Володька кивнул головой и приготовился отвечать на вопрос, который должна была ему задать Екатерина, но того, что он услышал в следующую минуту, он никак не ожидал.
Это случилось еще летом, когда они с Юркой отрабатывали в школе обязательные трудовые часы, приводя в порядок учебные помещения и вынося во двор скопившиеся в шкафах ненужные бумаги. Из них физрук, руководивший уборкой, собирался соорудить грандиозный костер и в ожидании этого грандиозного зрелища внизу уже собралось довольно много ребят из других классов, так же, как и они с Юркой, отрабатывавших в этот день трудовую повинность. Уверенные, что физрук находится сейчас возле костра, они решили закурить сигарету, которую Юрка недавно выиграл в крестики-нолики у девятиклассника, покупавшего сигареты в буфетах поездов дальнего следования. Поезда делали в их городке большую остановку, так как здесь сменялась поездная бригада и для ее смены требовалось время, и это позволяло желающим зайти в поездной буфет и купить там товары, которых в их городке не было.
Колька, а именно так звали девятиклассника, заходил в буфет вагона ресторана и, пользуясь своей обманчивой внешностью, его обычно принимали за взрослого, покупал там сигареты. Сигареты в поездных буфетах всегда были необычными, таких в магазинах их городка не было, и это обстоятельство придавало запретному плоду еще большую привлекательность. На этот раз Юрке досталась сигарета с ментолом, мятный вкус которой особенно ценился среди тех, для кого курение уже перестало быть еще предстоящим удовольствием. Володька курить отказался, так ему еще предстояло сегодня зайти в учительскую, куда его вызвала Мария Ивановна, чтобы на лето дать ему задание по зоологии и Юрка сам раскурил пахучую белую палочку, пустив в сторону Володьки первые кольца ароматного дыма. В этот момент в кабинет неожиданно и незаметно для друзей вошел физрук, давно известный среди мальчишек, как любитель застукать кого-нибудь, как он любил выражаться "на горячем".
- Значит, курим? - громко спросил физрук, входя в кабинет и глядя при этом на Володьку. Скорее всего, он увидел дым, который в последний момент выпустил Юрка в сторону Володьки и поэтому со стороны могло показаться, что курит именно он. Юрка в это время успел бросить сигарету на пол и сразу же наступил на нее ногой, уничтожая следы преступления. Физрук, заметив свою оплошность, повернулся к Юрке, но тот с невинным видом уже стоял возле окна и, демонстративно держа перед собой пустые руки, спокойно смотрел на физрука, всем своим видом выражая недоумение по поводу возможного безосновательного обвинения.
- Так кто же все-таки курил? - продолжал нудно допытываться физрук, глядя поочередно то на одного, то на другого приятеля, но ни Юрка ни Володька так и не признались ему в этом преступлении, чем довели физрука до белого каления и обещания "еще разобраться с теми, кто нарушает школьную дисциплину".
Теперь оказывалось, что физрук не забыл своей угрозы и рассказал об этом случае Екатерине, которая теперь, пользуясь подходящим моментом, пыталась выяснить у Володьки то, чего в свое время так и не смог выпытать физрук у них с Юркой.
- Так кто же все-таки курил тогда, - допытывалась Екатерина. - Ты ведь понимаешь, что от твоего правдивого ответа зависит доверие, которое должны высказать тебе твои товарищи на сегодняшнем собрании. Я знаю, что курил не ты, но ты должен честно признаться в этом мне, чтобы между нами не было недоверия, которое неизбежно появится в случае твоего обмана, а ведь нам теперь предстоит работать вместе в одной команде.
Володька был в смятении. С одной стороны он никак не мог выдать друга, а с другой ему не хотелось упускать возможность стать председателем совета отряда. На этой должности он непременно будет на хорошем счету у учителей и, конечно же, порадует этим назначением отца, убежденного коммуниста и неутомимого борца за правду, который спал и видел в своем сыне продолжателя его правильных и поэтому единственно возможных взглядов. В Володьке боролись два человека - романтически настроенный рыцарь, ни при каких обстоятельствах не способный предать товарища, и маленький карьерист, реально стоящий на земле и понимающий выгоду хорошего положения в обществе.
- Смелее, Володя, - подталкивала Володьку к краю пропасти Екатерина. Ты только скажи: это ведь Юра тогда курил, а не ты? Ты только кивни головой, если тебе трудно говорить правду. Но имей в виду, что пионер обязан всегда говорить правду, какой бы неприятной она ни была, а председатель совета отряда вообще не имеет права врать, если хочет, чтобы у него был авторитет среди товарищей и учителей.
И тогда Володька, внутренне отчаянно сопротивляясь, едва заметно, но все же достаточно красноречиво кивнул.
Он вышел из пионерской комнаты с красным лицом и ощущением всеобщего к нему внимания, но уже на следующем уроке, которым оказалась география, он вовсю сражался со своим соседом по парте в "морской бой", напрочь забыв о том, что произошло с ним в пионерской комнате. А когда после уроков собрание по представлению Екатерины, присутствовавшей на нем в качестве наблюдателя, единодушно выбрало его председателем, он и вовсе восстановил свое утреннее настроение.
Отец был явно доволен сообщением Володьки и тут же засобирался к соседям, где каждый вечер под большой шелковицей собирались мужчины для игры в "домино". Он очень редко участвовал в самой игре и приходил туда только в том случае, когда ему хотелось обсудить с кем-нибудь очередные политические новости, почерпнутые из свежей газеты. Теперь же ему явно хотелось похвастать перед соседями успехами сына и он, предвкушая удовольствие от их реакции, не спеша и глядя все время в зеркало, одевал чистую рубашку и неизменный галстук, делавший его похожим на интеллигента. Но отец Володьки не окончил даже среднюю школу и, так и не получив среднего образования, всю жизнь проработал кочегаром на маневровом паровозе.
Вечером, уже лежа в постели и сквозь обволакивающую дремоту слушая бормотание "радиоточки", на Володьку вдруг неожиданно накатил стыд за свой сегодняшний поступок и он почувствовал, как у него опять, как и при разговоре с Екатериной в пионерской комнате, покраснели сначала уши, а потом начали гореть и щеки. И он готов был поклясться, что сквозь бормотание, доносившееся из "радиоточки", он только что явно услышал ту же фразу, которую уже слышал сегодня утром: