Весь огромный луг в пойме небольшой извилистой речушки был покрыт облаками и клочьями утреннего тумана, уже растаявшего на дальней его стороне возле самого леса, но местами еще сохраняющегося на покрытом кочками и заросшем мелким кустарником огромном пространстве, служившем деревенскому стаду источником свежего корма.
Привычный пейзаж, в течение многих лет, открывавшийся перед его глазами, никогда не повторялся в деталях и был сегодня, как и всегда, необычен и до восторга прекрасен в своей ожидаемой красоте.
Солнце уже довольно высоко стояло над лесом, освещая и огромный луг и первых коров, вереницей двигавшихся в направлении небольшой березовой рощицы, выделяющейся своими светло-зелеными листьями на фоне мрачной еловой зелени, простиравшейся до самого горизонта.
Он знал почти всех коров из этого стада и с особенным нетерпением ожидал возвращения тех из них, которые на время вдруг исчезали, чтобы всего через несколько дней появиться вновь в сопровождении веселого маленького теленка, смешно взбрыкивающего тонкими ножками от неудержимого восторга начинающейся жизнью. Телята особенно забавляли его, и он никогда не уставал смотреть на их веселые и бесконечные игры.
Сегодня на лугу коровы двигались по колено в тумане. Иногда они и вовсе исчезали в нем, когда какая-нибудь глубокая выемка заставляла их погрузиться в нее и на короткое время исчезнуть в наполняющем ее густом тумане.
За его спиной, на самом краю леса, состоявшего преимущественно из сосен, лип и огромных берез, стоял непрерывный птичий гвалт, до краев заполнявший утреннюю тишину и создающий ощущение наполненности этого мира исключительным счастьем.
Бывая на этом месте практически ежедневно, он наизусть выучил все песни пернатых обитателей, и мог бы, в случае необходимости, с закрытыми глазами узнать любого из них. Конечно, все они пели преимущественно летом, да и то, только в первой его половине, когда самцы самозабвенно призывают самок к продолжению рода. Но и зимой он, при желании, всегда мог расслышать негромкое посвистывание синиц, да стук дятла, никогда не обращавшего внимания на его присутствие и занятого исключительно добыванием личинок из коры многочисленных сосен. Так что лес для него никогда не бывал ни безмолвным, ни скучным.
В бесконечной веренице медленно плывущих в тумане коров из-за сосен, стоящих на самом краю луга, показалась черно-белая Зорька. За коровой, в красном ситцевом платье, шла ее хозяйка Алла по прозвищу Пугачева.
Почему в голове местных остряков сложился этот причудливый пасьянс из имени местной алкоголички и фамилии известной певицы, было известно только одному богу, но прозвище это прижилось и теперь бывшую, как она сама себя величала, "инженер-строительшу", никто иначе и не называл.
Когда-то Алла действительно работала инженером в каком-то научно-исследовательском институте, но веселые друзья и пристрастие к алкоголю, в конце концов, вынудили ее продать городскую квартиру и купить себе небольшой домик в деревне, где она и жила сейчас вполне счастливо со свои мужем, таким же, как и она сама, неудачником и пропойцей.
С переездом в деревню Алла не изменила принципам своей развеселой жизни, и потому ее корове частенько приходилось взывать к милосердию соседей, когда ее полное вымя, после целого дня на лугу, настоятельно требовало освобождения. Алла же в это время была не в состоянии не только подоить ее, но и встретить на краю деревни, когда вечером стадо возвращалось, и коровы разбредались по дворам в сопровождении своих хозяев.
Наблюдая за всегда немного пьяной, но с неизменно хорошим настроением Аллой, всякий раз весело здоровавшейся с ним при встрече, он иногда ловил себя на том, что немного завидует той легкости, с которой эта бесшабашная и непутевая бабенка проживала свою единственную, счастливую жизнь.
Отсутствие ветра подчеркивало очарование раннего летнего утра, и плотные островки тумана, живописно разбросанные по лугу, продолжали неподвижно лежать на тех же местах, где и образовались они во время холодной ночи, подтверждая старую примету обязательного наличия воды на небольшой глубине в месте своего скопления.
Дом стоял на большой поляне, окруженной вековыми соснами, а возле самого окна спальни росла старая береза, обычно первая предвидевшая наступающую осень. Каждый год в конце лета, когда любые слова о предстоящей осени показались бы неуместной шуткой, она выбрасывала неизменный сигнал окончания лета в виде небольшой ветки, сплошь покрытой желтыми листьями, первое время особенно ярко и даже как-то нелепо выглядевшей среди сплошной и еще довольно сочной летней зелени.
Береза эта выросла на его глазах и состарилась вместе с ним, став для него своеобразным членом семьи. Свою же настоящую семью он так никогда и не узнал. Попав в этот дом сразу после своего рождения, и прожив в нем всю свою сознательную жизнь, он давно привык довольствоваться тем, что было доступно в данный момент, и никогда не задумывался о тех возможностях, которые открылись бы перед ним в других обстоятельствах.
Бывая на этом месте почти каждый день, за исключением тех из них, когда шел дождь или на улице была сильная метель, он привык к открывающемуся перед ним виду, каждый раз находя в нем новые и всегда неожиданные прелести, щедро и бескорыстно демонстрируемые природой.
Это преимущество - бывать здесь каждый день перед завтраком, он получил не сразу, но за долгое время жизни необычная привилегия постепенно превратилась в неотъемлемое право, которое никто не оспаривал, воспринимая его, как некую данность, не подлежащую обсуждению. Эти ежедневные минуты, которые он проводил наедине с природой, пусть и, наблюдая за ней из одного и того же места, давали ему эмоциональный заряд на весь день, наполняя пребывание в этом доме каким-то особенным смыслом.
Шаги, послышавшиеся за его спиной, несомненно, принадлежали Елизавете, с которой у него, к сожалению, не сложились, как впрочем, и у других обитателей дома, дружеские отношения.
Елизавета, неулыбчивая, грузная женщина лет сорока пяти, когда-то, лет двадцать назад, на пожаре, случившемся в сельском клубе, потеряла всю свою семью, мужа и двух малолетних детей, и теперь совершено не воспринимала чужую боль, навсегда потеряв способность сочувствия. Она стала безразличной и к чужому горю и к чужой радости, тупо и механически выполняя свои обязанности санитарки, и не пытаясь проникнуться чувствами тех, кого ей приходилось обслуживать.
С ним она вела себя так же, как и с другими жителями дома, не реагируя ни на какие, будь то веселые или грустные события в его жизни. Он же прекрасно понимал ее состояние и никогда не пытался установить отношения, переходящие за рамки ее служебных обязанностей. Иногда ему казалось, что Елизавета благодарна ему за такое к ней отношение, что выражалось в тех нескольких лишних минутах ежедневного общения с природой, которые доставались ему в ее дежурство.
Коляска, в которой он сидел лицом к открытому перед ним пространству луга, мягко развернулась, и медленно покатилась в лес, по направлению к дому, где уже начинался завтрак для тех, кто был не в состоянии самостоятельно пользоваться столовыми приборами.
А на ближайшей к лесной тропинке березе, не обращая внимания на проходящих мимо людей, бесконечными трелями захлебывался в любовном экстазе начинающегося лета невидимый среди густой листвы соловей.