Какое чудо, просыпаться утром от того, что птаха садиться тебе на плечо и, засунув свой клюв тебе в ухо, звонко-свистяще спрашивает "ЧАЮ ХОЧЕШЬ?" От этого вопроса ты переходишь в состояние бодрствования уже в полёте, когда подпрыгиваешь от неожиданности. В ухе звенит, а Ромка летает вокруг головы и радостно-злорадно посвистывает уже на своём, на попугаичьем языке. Сволочь.
А всё началось с ежегодной, летней, поездки моей дочки к Бабушке в Краснодар. Своё двенадцатилетие, Анютка справила на Кубани в июне месяце и в конце лета вернулась домой, в Питер, с неожиданным подарком. Когда я увидел клетку с волнистым попугайчиком, моей Тёще икнулось до судороги в животе, и жена отобрала у меня все средства связи, во избежание просачивания моего мнения об умственных способностях всей их семьи, из нашей тесной компании. Когда клетка была установлена на полке стенки, Ромка (так назвали попугая) заявил о своих правах на свободу громким свистом и метанием по жёрдочке. Чёрт же меня дёрнул открыть узника. Этот крылатый проходимец пулей вылетел на свободу и начал разведку нового места обитания. Да Бог с ним, с местом обитания, ну полетал бы, освоился и успокоился, но в этой твари, размером меньше кукиша, энергии было на несколько испуганных слонов. Проверив всю квартиру, он принялся за её обитателей. Коронный номер, неожиданно спланировать на голову, уцепиться за волосы, свеситься на лоб, заглянуть в глаза и приветливо чирикнуть. От такого "здрасьте", хотелось треснуть себя ладонью по лбу, что бы эта крылатая блоха приняла форму плоской фотографии и навсегда заткнулась. Но пока эта мысль созревала, Ромка украшал уже следующий лоб. Самое смешное, что именно в это лето, я приволок в дом очередного котёнка, который потихоньку превращался в наглейшую и хитрейшую бестию, по имени Муся. Они друг друга нашли. Первое их знакомство чуть не стало последним для обоих. Ромка, в соответствии со своим гадским характером, неожиданно сел на голову спящей Муське, и события начали разворачиваться стремительно. Муська, от неожиданности, подпрыгнула спросони, вверх и в сторону, Ромка, не ожидавший такой реакции, оказался перед ней, и Муся не стала тратить время на раздумья. Движение лапой в полёте и попугай уже в крепких тисках. Но полёт то продолжается, а две лапы заняты. Толи кошачий инстинкт немного подвёл и она забыла про зубы, толи она решила пока не обострять отношения с новым знакомцем, толи возымел своё действие удар клювом в нос, но далеко не дружеские объятия разжались и будущие друзья произвели расстыковку. Ромка, наградив обидчицу ещё одним ударом в лоб, сел на карниз и на несколько минут затих в раздумьях над произошедшим. Муська приземлилась, как и положено кошкам, на четыре лапы, метнулась в диван, от греха подальше, а мы покатились от хохота. Это был наш первый смех, ставший, впоследствии, практически ежедневным.
Эта помесь орла с клопом начала расти и мужать. Его неуёмное любопытство, помноженное на беспредельную наглость, и усиленное умением летать, частенько приводило к весьма печальным, но потом смешным последствиям. Однажды он решил утолить жажду из трёхлитровой банки, стоящей на подоконнике для полива цветов. Свесившись внутрь, он не учёл плотность стекла, его лапы соскользнули и он очутился в воде, вниз головой. Я его вытащил за хвост, благо он длинный и едва сдержался от желания отряхнуть, поняв, что рулевые перья могут стать моим трофеем от этого действа. Рома лишился на время способности летать и забрался мне на плечо обсыхать, обиженно чирикая. Причём чирикая в ухо. Видимо он думал, что так я его пойму лучше.
В другой раз, он решил закусить жарящейся картошкой. И ведь закусил же. Как ему хватило жадности, мужества и силы воли, не начать орать от соприкосновения с раскалённым содержимым сковородки, но кусок картошки он не бросил, а дотащил до стола, и уж потом высказал своё мнение по поводу приготовления вкусной пищи таким варварским способом. Причём выражал долго и упорно, облетая всех, кто в квартире и вдалбливая свои мысли клювом в макушки.
Однажды он сел на кактус, и после этого начались боевые действия, направленные на уничтожение врага, посмевшего нагло и подло отвергнуть проявления дружбы. Сначала он пытался столкнуть горшок с цветком с подоконника, но по причине амёбного размера и веса, сие действо не удалось, и он избрал другую тактику. Разозлив Муську навязчивыми признаниями в любви, выражающимися в щипках за хвост и пикировании на голову, он неожиданно садился рядом с горшком и ждал прыжка разъяренной охотницы. Когда кошка была уже в полёте, он благополучно менял место пребывания на карниз и Муська понимала, что её развели, но встреча с кактусом была уже неизбежна. После этого приходилось ловить бедную, мявкающую при каждом шаге, кошку и вытаскивать колючки из лап. Кактус пришлось отдать соседям.
Как я уже говорил, энергии в этом комке счастья было немеряно и его проделки могли длиться сутками, но спать то надо. Я приноровился ловить этот голубой огрызок, с помощью рыбацкого подсачника. Это вызывало целую бурю протеста и гневного ора, но водружённый в клетку и накрытый тряпкой, он затыкался, и наступала блаженная тишина. Через месяц Рома понял, что лучше не выпендриваться и, при виде сачка, сразу прятался в клетку, до утра больше не делая попыток вылететь, даже при открытой дверце.
Как настоящий мужчина, родившийся в России, он был очень склонен к возлияниям. Стоило появиться на столе любому виду спиртного, будь то пиво или вино и даже водка, он тут же оказывался рядом и дегустировал содержимое бокалов, рюмок и кружек с присущей ему энергией. А много ли надо полутора граммам наглости с крыльями? Понюхать пробку и посмотреть на бутылку. Так он показывал все стадии, которые мы рисковали пройти, усердствуя в уничтожении зелёного змия. Сначала он становился орлом, лез драться ко всему, что равно ему по размеру, потом переходил на личности и дрался со всеми подряд. Затем он становился шутом. Его выплясывания на столе и попытки признаться в любви всем, были гвоздём застольной программы. Засыпал он непременно в салате, после неудачной попытки закусить, после чего его помещали в клетку, где он утром просыпался, весь нахохлившийся и несчастный. На предложения похмелиться, он смотрел на меня с презрением и ненавистью. Но стоило мне открыть пиво, его мнение менялось на диаметрально противоположное, и два организма принимали живительную влагу.
А как этот мерзавец запоминал новые слова и звуки. Первое, что он запомнил, было "Ромочка чмок". Чмокал он всех, с Ромочкой и без. А представьте себе, садиться такое любвеобильное чудо на плечо и чмокает прямо в ухо. Жить после этого уже не хочется. Есть только одно желание, прихлопнуть источник несчастий прямо на плече и блаженно сказать "УФ". Затем этот гравитационный файл памяти начал воспроизводить всё подряд. "Чаю хочешь?", "Ромочка хороший" (что в нём было хорошего, он не уточнял, видимо зачатки скромности, всё-таки присутствовали, хотя врятли, просто ему никто не сообщил о его хороших качествах), "Уйди сволочь", "Привет", "Пить будешь?", "Штоб ты сдох" и большое количество ненормативной лексики. Он совершенно перестал использовать свой родной язык и орал весь день, летая по комнатам, полюбившиеся фразы и слова. Его словарный запас постоянно увеличивался, и гости уже подпрыгивали не от простого свиста в ухо, а от родных, русских слов, исполненных также, в орган слуха. Так и жили мы почти восемь счастливых лет.
Весной 2010, Рома неожиданно стал реже вылетать из клетки, меньше двигаться и почти перестал есть. Мои попытки напичкать его различными витаминами, травой и всякими вкусностями, ни к чему не привели. Я поискал в интернете болезни попугаев и с ужасом прочитал приговор другу и члену семьи. Туберкулёз. Самая распространённая болезнь попугаев в возрасте от пяти до десяти лет. Лечению не поддаётся, итог ВСЕГДА один. И началось ожидание неизбежного. Мы не хотели сдаваться и таскали молодую траву, пробивающуюся из просыпающейся почвы, в надежде, что она пополнит убывающие силы любимца. Но всё было тщетно, Рома угасал. Двадцать шестого апреля я написан в комментарии к Ромкиной фотографии, на моей странице в интернете "Рома умер вчера, 25.04.2010 как и положено гордой птице, в полёте." В последний день он сел на край дверцы клетки, расправил крылья, взлетел и упал уже мёртвым. Только на следующий день, я смог осмыслить факт ухода друга, когда ком в горле переместился в кладовую вечной памяти. Рома, ты показал, КАК надо уходить. Гордо, собрав силы на последний полёт. Спасибо тебе за восемь лет наглого счастья. Покойся в своём, птичьем раю, ты можешь быть только там.