Страшная бесконечность - необъятное пространство, пытаюсь понять - невозможно, мельчайшее мгновение - летит время, движение только вперёд, остановка запрещена, на каждом столбе красными буквами...
Череда сюжетов в памяти, вкус - солёный, запах - прелый, цвет - синий...
Непоправимое БЫЛО. Поставим навсегда точку, скользящим взглядом по лицам пробегающих мимо людей, красными ногтями по бетонной стене равнодушия, волной волос, летящих по ветру, пушистых, как снег в воду падающий, и рукам тепло, вместе с перилами железными тепло, внизу - вода, а жизнь, она длинная, удержаться бы...
"Море волнуется три, морская фигура замри" - в каком положении замрет морская фигура - неизвестно. И через несколько секунд она снова раствориться в текучей воде...себя можно убедить в чем угодно.
Незнание и невозможность определить следующее состояние, размывание смысла и восприятие или невосприятие единственно возможного состояния движения. И только фраза, после и она стала как все. Молчаливо повисла в воздухе, превратилась в маленький сгусток не желающий растворяться. Довольно знакомая ситуация, типичная история. Возможность постижения загадки самой жизни неустанно становилась в один ряд с не существованием. Не быть - означало знать.
Раздался звонок в дверь, пришлось отложить дневник. Женя приехал раньше назначенного времени, и бесцеремонно плюхнулся в уютный полосатый диван.
- Чай, кофе, есть будешь?
- Я не голоден, хотя...у меня мало времени, опять на работе ревизия.
- Хорошо,- Лена откинула назад тяжелые волосы, и стала расстегивать пуговицы халата.
- Ладно, ностальгия мучает, о которой всегда толком не рассказываешь?
- Я уже говорила, в каждом человеке ищу его черты.
- Я не понимаю...,ты живёшь в Питере, работаешь, красивая, молодая, умная, неужели так сложно снять трубку и напомнить о своём существовании? Я это тебе как друг говорю, ты вот уже восемь лет помешана на морском принце, который есть только в твоем воображении, а в жизни возможно перестал им быть.
- Да, я боюсь, как бы он не оказался Левиафаном, но это не главное, главное то, что я не умею и не хочу жить без идеала.
- Всё это ты себе внушила, множество людей и без этого живут...и ничего.
- Сам же сказал и ничего...
- И ничего плохого, не менее преуспевающие люди, чем с мечтой, а вот мечтатели иногда только ими и остаются...
- Так мне легче: имя твоё...
- Ну ладно, ты ещё стихи мне свои почитай.
- Ты знаешь, что я их все сжигаю, а вот записки психопатички храню, можно перечитывать, и вспоминать, вспоминать.
Лена остановилась, вот уже шестой раз куда бы она не смотрела, она упирается взглядом в зеркало и жадно вглядывается в своё изменившееся отражение. Сон не забывался, обступивший тесный мрак, холодная вязкая жидкость, два незримых глаза в окне с видом на море, нескончаемые телефонные гудки, холодная волна, расплывчатая синяя даль, и его самое необъяснимое существование где-то. Глубина всего мерцающего образа. Мешал смысл жить.
Косой свет из окна в чистом, но всё равно пыльном подъезде. Странно, опять заново?
- Пойдём пешком.
- Я поеду на лифте.
В крайнем углу лифта, у самого входа лежал небольшой кусок коричневого кала. Он не источал никакого запаха, и был практически не заметен до момента закрытия дверей. Но стоило дверям закрыться...заходя в маленькое помещение мы быстро оглядываем все окружающие предметы, заходя в лифт в незнакомом доме мы автоматически начинаем рассматривать надписи на стенах, кнопки, лампочки, и конечно, пол. В пустом лифте трудно не заметить его. Коричневое облако поднималось всё выше и выше, было трудно дышать, потому что всё окутывал спёртый сладковатый запах. Было липко и гадко.
Липка стояла на гладком склоне холма. Издалека ещё доносились звуки музыки. "И только небо, только небо, за холмом"
Как это всё же, нет, не то, чтобы противно или гадко, это НЕ ТАК. Сережа всё ещё лежал на траве усталый и недовольный.
- Ты не можешь удовлетворить двух мужиков, что ты тогда за блядь!?.
- Отпустите меня, прошу вас, мне, понимаете, не нужно ничего, я, я не знаю, зачем я сюда пошла, я и правда ведь девочкой была, я ничего не умею, пустите.
- Девочкой, в двадцать лет? Наебали тебя, милая...,- они смеялись.
- Конечно вы мне не верите, только отпустите...
- С тобой не секс, а физкультура, извини уж.
- У вас есть дети? Максим, у вас есть дети?
- Ну.
- Сколько лет?
- двадцать, около твоего.
- Дочка?
- Допустим...
- А с ней бы так?
Я шла по полю, я не хотела жить, я не понимаю смысла, я люблю Сашку, я всегда ждала его одного, я думала, он будет моим первым мужчиной, первым, кто поцелует по настоящему, первым, кто дотронется до меня. Сколько бесконечных ночей и ненужных слов, сколько желания и потребности. Вечная мечта, не хочу больше думать, не хочу больше вспоминать. Как ты могла? Как? То самое ценное, дорогое? За что мне это всё, как я делаю свою судьбу. Я люблю Сашку. Я не могу быть с ним, он выбрал Ольгу. Он не смог сказать мне, что любит, он не смог пересилить себя. Ему так удобней, так лучше, так спокойней. Мне нужно уйти, уехать, и забыть, забыть, забыть.
На берегу реки зашумела липа, подул ветер, вскоре вдалеке ей откликнулись тополя у железной дороги. Светало. Музыка давно перестала играть, компашка разбрелась по домам.
Пусть Маша меня ищет, привезла подругу к себе в деревню отдохнуть, а подруга исчезла, что она моей маме скажет. Если я стану думать, я не смогу. Пусть ищет, пусть. Я люблю мир, я люблю людей, я люблю жизнь, мама, спасибо, что подарила мне её.
Люда тихо брела к реке. Первые лучи солнца блестели на водной глади, в которой отражалась одиноко стоящая липа. Люда оглянулась: то самое место, забор...кто-то из них забыл куртку, которую использовали в качестве подстилки. Дальше нельзя, место незнакомое, не своё.
Течение было быстрым, вода холодной. С жадностью река подхватила недвижимое тело и понесла вниз по течению. Стало темно.
Темно в комнате, и в жизни. Трудно собирать по крупинкам свою мечту вот уже третий раз, трудно ещё раз поверить в свет, когда вокруг только тьма, трудно не разучиться мечтать. Не знала. И придумала, чем же занять себя, решила попытать судьбу и пообщаться с людьми...кто-то не понимал, о чем, кто-то не знал, зачем и вокруг была только чёрная бездна и свет монитора тоже растворялся в этой бесконечности...но вот появилась надежда, потом и мечта, и этот самый "свет монитора" озарил всё вокруг, жизнь стала только словом, и я думала, что так оно и должно быть. Множество совпадений, символов, происшествий, как игра солнца и тучки на небе. Было слышно не только голос, можно было почувствовать и запах, и цвет...Я жила, писала, плакала, радовалась, и ответила на вопрос кто я, и поняла, что смысл жизни это жить, а он сказал "Да". Много БЫЛО, и жизнь была яркой, насыщенной, колоритной. Только свет монитора.
Синий цвет монитора сиял в комнате, отражаясь в зеркале, висевшем за спиной Кристины. Вот уже в течении трех часов она глупо смотрела на экран и била пальцами по клавиатуре. Набирала много стандартных фраз, ни одна из которых не могла вместить всего того, что она чувствовала. Искала, искала, от 24 до 24. Кто? Хоть кто-то. Хоть что-то интересное, хоть одну строчку, в которой можно было бы почувствовать зацепку...минимальное отличие от стандартов. Поиск упорно выдавал парней, в анкетах которых графы "обо мне" были заполнены словами: "обычный парень" Питер, Москва. Где? Где? "Жили на одной планете, в одном городе, на одной улице, но в разных мирах, потому-то и жили..."
Наверное, счастье - это уверенность в завтрашнем дне, спокойствие и постоянство. А мгновенное ощущение - это всего лишь ощущение и не более. Любовь тоже большинство людей понимает как состояние равновесия и ощущение постоянства. Безрассудную любовь называют страстью, которой пророчат неизбежное завершение. При этом слова привязанность и привычка почему-то забывают. А именно они являются той опорой, на которой строятся отношения, которые люди привыкли называть словом любовь. Кто-то живёт с человеком всю жизнь и чувствует привязанность, кто-то испытывает в жизни ярчайшую вспышку эмоции, непреодолимое влечение - и не может забыть этого мгновения до смерти. Все чувствуют мир по разному. Каждый человек настолько далёк от другого человека, что бездны между людьми могли бы заполнить не только космическое пространство, но и выйти далеко за пределы вселенной.
Смириться с несуществованием ЕГО на земле казалось для Кристины невозможным, она всегда считала, что любовь возможна только как неповторимое мгновение, невозможно было вкладывать свою душу в мужчин дальше. Отдавать всё и получать в ответ равнодушные строки, всё было понятным: "С друзьями пил воттку, не мог тебе ответить".
Это третья ошибка? Третье несовпадение? Крах третьей мечты?
Сколько ещё жить, сколько мучиться, сколько доверяться и надеяться, взлетать, парить, разбиваться, чувствовать?
Я очень люблю жизнь, чем выше я взлетаю, чем глубже падаю в бездну, тем больше понимаю...просто я очень устала. Мама, я больше не могу, я хочу, чтобы ты знала, как я люблю мир, свою жизнь, свои чувства, я хочу, чтобы они стали вечными. Один раз появившись здесь, они навсегда останутся в пространстве, они уже никогда не исчезнут, они даже более, чем материальны, они теперь всегда есть, даже тогда, когда люди перестанут воспринимать этот мир так, как сейчас.
Я с вами.
- Да, это последнее, что она написала ... если бы не сосед, то точно не спасли бы, он ещё давно услышали, что вода течёт, дом панельный, слышимость хорошая, и мне позвонили сразу, говорят, вода с самого утра в ванной льется, работать мешает, шумит.
Шум машин с улицы был слышан во дворе детского садика, казалось бы глубоко спрятанного в глубине Ленинского проспекта.
Замёршими дрожащими руками Маша пыталась написать что-то на обрывке газеты. Сидеть было не удобно, слишком мешали тугие джинсы, да и колесо, наполовину зарытое в землю и временно служившее стулом, было слишком низким.
"Не склоняй головы пред судьбой, ей в глаза без пощады ты смейся" -писала Маша, тщетно пытаясь обнаружить хоть что-то общее между загогулинами, выводимыми ручкой, и своим обычным почерком.
- Юр, я не умею писать, блин, всё плывет.
- Ты пиши, я разберу
- Да нее, просто всё кажется как-то дальше, вот ты щас рядом сидишь, а мне кажется, что далеко, и вон бумажка, тоже далеко: - Маша непрерывно улыбалась.
- Ты это...не кури больше, для первого-то раза.
- Слушай, а...
Быстрым движением руки Макс расстегнул нижнюю пуговицу пальто и принялся за ширинку. Другой рукой он держал меня и со всей силы прижимал к себе. Он повёл меня за угол здания садика. Под окнами были навалены какие-то доски, вода от недавнего дождя ещё стекала по стоку и выстукивала свою монотонную мелодию. Мокро.
- Мне больно.
- Терпи, ты же большая девочка.
- Мне больно. Нет.
- Привыкнешь.
Капли воды со стока падали прямо на голову.
Когда он закончил, поцеловал меня в губы, а я хотела после помыть их водой из лужи....
Мама никогда не простит меня, и вообще в 14 лет...
Приятное чувство жжения в груди, ещё один заряд белого дыма. У колеса недопитая бутылка водки, половина, нет, больше, если выпить, можно откинуть коньки, реал...Вообщем она уже не имеет вкуса, вода.
- Эээ, Мань, ты чё?
- Ты, Ты: - Маша медленно сползала на землю пытаясь зацепиться слабеющими руками за холодную лесенку.
- Дай ей водяры нюхнуть, оклимается.
- Где бутыль?
- Сука, она же всё выжрала, а пробка тут...пиздец.
- Ты хули стоишь?
- А чё, блядь, мне прыгать?
- Епта, кто её трахал?
- Так она...
- Зажигу дай.
- Ну, так и есть, передозняк, она же первый раз курила, а потом водяры столько, всё, кранты.
- Мразота, бля.
- А кто давал?
- А кто хотел поебаться нахаляву? Ну?
- Короче, пиздеть харе, скоро наши с мокрухами подойдут.
- Весь двор знает, что мы тут тусим, если эту чуму тут оставим, менты нах заебут.
- Тут люк недалеко есть открытый, провалилась и сварилась, напилась, любовь несчастная, детство трудное, понесли.
Каждый голубой шарик рассыпался на тысячи тысяц зелёных гранул, со всех сторон слышались голоса, далёкие и близкие, знакомые и забытые, наконец-то крыса из чулана махнула своим длинным облезлым хвостом и из серебряного неба появился конь с розовой гривой, который нечаянно закричал "Клизма луны"
Больше она ничего не видела, а вокруг шумела вода.
Сашка зашел в воду по пояс, дальше идти стало опасно. Камни под ногами были острые и скользкие. Катя в воде хоть и казалась легкой, но всё же нести её было неудобно. Если оставить её здесь, то скоро она всплывёт, и скоро её найдут.
Теперь у неё есть каменная подушка и вечный покой, как она всегда мечтала.
Сашка поцеловал её в холодные губы и посмотрел на бледное синеющее лицо....
- Что ты смотришь?
- Запоминаю.
Сашка поднял на руки Катьку и перенёс через лужу.
- Мне теперь море по колено.
- Обнимай меня за талию, так удобней.
- Я боюсь... Ты помнишь, вы ещё нарвали много-много крапивы и прицепили к моему велику, куда только можно.
- Потому, что ты не хотела нам кататься давать. А если крапиву нежно потрогать, она не жалит.
- Я тоже.
Когда я пыталась сбежать подальше от речки он остановил меня, первый раз прижал к себе ...тогда ... ,дерево разломилось пополам, но у него остался один корень.
Двадцать первого августа был пожар, все побежали смотреть, а я осталась лежать на земле, мокрой щекой прижавшись к холодной траве.
"Шумы дождя повторяют твоё имя".
Музыка, кажется, нравилась коровам, они все почти уже легли и только в самом конце фермы пара телок пили воду и сопели, пытаясь сделать цепь подлиннее, чтобы двигаться свободней
- Ир, почему ты плачешь? Ир? Что он тебе сказал, он тебя обидел? Ира?
- Я больше не могу, "нервами, таблетками, кто кому достанется". - Она напевала песню Тату.
- Какая ты сильная.
Его глаза блестели, больше он не посмотрел в мою сторону.
- А, это ты...прошло два года, Сашка.
Вода в речке похоже ранней весной на колу, снег уже сходил, на полях были видны проталины и солнце начинало по весеннему греть. В воздухе витал запах капели и сырой свежести, новой, живой, сказочной.
- А правда я всегда хотела тебя убить. Только так бы ты стал по-настоящему моим. Нет другого - нет в памяти твоей другого, только то, что ты помнишь обо мне.
Катя стояла у красного бархатного гроба. Красивый, молодой, полный жизни, но выбравший смерть, Саша лежал в гробу, а она уже больше часа стояла на морозе, в одном чёрном свадебном платье. Фата сбилась от ветра.
Глупо, глупо и смешно. Ему она никто, о том, что они любили друг друга знали все.
Маленькое серебряное лезвие мелькнуло в руках, черные густые волосы волной пробежали по военной форме...на губах - холод.
- Сашка, мне сон тогда снился, что ты умер, а меня больше нет. Люблю тебя, не хочу жить без тебя, объяснить не могу, и быть с тобой не могу...
- Почему? почему, я не понимаю, когда я пью рядом всегда нож?
Катька с размаху ударила об стол старый длинный нож с изогнутой ручкой, и две стопки с грохотом разбились об пол. Спирт пролился.
- Истеричка! Что, послал тебя твой Саха, беги к нему, шоб он тебе ещё пару раз по морде съездил, как тогда, не помнишь?
Вадик уже кричал, потом одной рукой схватил Катьку за плечо и потряс. Она опустилась на колени.
- Помню.
- Сирень так пахнет только в 17 лет...ещё плакала, ублюдок, пьёт, не понимает, зачем, ему всё равно, главное, чтобы двигалось, как это "макрощелка".
- Блин, теперь забей!
- Маша, ты же знаешь, я не могу, не могу, столько хорошего, да ты сама знаешь.
- Это того, что он пьёт и будет бить любую, которая рядом с ним, или то, что он двух слов связать не может.
- Я не могу не любить!!!
- Фигня.
- Как ты думаешь, я буду смотреть в воду, мне нужно, нужно чувствовать новое, понимаешь, это единственный мой верный путь. Только из чувства я получаю всю необходимую информацию.
- Ты ненормальная.
- Ты тоже.
- Это был не я, я был пьяный, в меня кто-то вселился, прости меня.
Катя молчала.
- Я рад, что ты ушла тогда, ты же знаешь, что я себя не контролировал, если бы ты мне тогда не сказала, что никогда не сможешь быть со мной. Почему? Я всё сделаю, как ты хочешь.
- Во имя твое, высеченное красными огненными буквами на белом мраморе, я могу только остановиться, Ты же знаешь, я люблю море, потому, что оно никогда не останавливается и всегда разное.
- Да, Кать, я даже помню, почему ты любишь море, я больше не нужен тебе. Идём.
Узкая комната, потолок сверху давит, от окна до двери какие-то ящики и тряпьё, пыль кругом.
- Саш, помнишь, я тебе сон рассказывала, ну про ведьму, у которой сын умер, и она повторяла: "Мне страшно". Потом она поняла, что это она, то есть я сама умерла, потому, что, живу не так, как хочу. А потом она победила...
- Ну, помню.
- Так вот, он сбылся, она смогла просто жить так, как хочет, а это, как известно, искусство, Конфуций говорил, что только в 70 лет может делать то, что пожелает. А она еще тогда победила, потому, что убила себя прежнюю. Птица в окно стучала, зеркало об стену, но это всё...я не могу так, я не вижу смысла в том, как ты живешь, нет, я люблю тебя и каждый раз с тобой испытываю новое - но я уже вижу конец...только на дне бутылки. Я не пойду туда, где вижу конец.
- Ты много болтаешь, ты меня больше не любишь, помешалась на этом своём, как там, блядь, морском принце.
- Я тебя люблю. Моя судьба ты. Ты её решил. Я могла бы врать, что всё как прежде, но, понимаешь, я победила. Туда, куда я пойду, нет конца. Сразу начало. Как течение.
- Сколько у тебя всё таки было мужчин?
- Два. Настоящих. Настоящим я называю то, что меня как-то изменило. Они разные. Всё и ничего. Крайности.
- Хм, а других?
- Какая разница..., нет, конечно, каждый - это прежде всего эмоциональный опыт, как бы цвет, мазок кисти на твоей картине жизни, строчка в твоей книге. Но...только строчка и только отражение ЕГО...настоящего.
- Почему ты так спокойна? Ты знаешь? Ты же знаешь, чего я хочу?
- Знаю. К вопросу о мужчинах. Я всегда убиваю себя сама - переживаю некий этап, переступаю через порог своего сознания, все равно каким способом, а вернее - всегда одним, я просто смотрю на воду. Постоянно текущую воду. Вот она - моя жизнь. Кармен не хотела покориться - она выбрала смерть, Настасья Филипповна знала и ждала смерти. Я не умираю, только часть меня. Теперь впервые я сделаю это не сама, но, Сашка, это только одна маленькая пружинка. Частица целого. Это не главное. Ты не понимаешь меня, ты можешь убить только плохое...Ты не только убиваешь меня, но и часть себя.
Она стояла посреди груды мусора, черных, пыльных ящиков, пустых бутылок, бессмысленных банок. Улыбалась, бледная. Сашка медленно достал нож с ломанной ручкой. Она подняла голову и заплакала - жадно слизала с губ влагу.
Посмотри вперёд, не бойся, подними глаза, впереди - море...
Странно легко стало, больше никогда не скажет она ничего из своего непонятного бреда, не станет менять мужчин, говоря, что всё это ради знания, никогда не заплачет и не засмеётся одновременно. Вот только успела ли она? Успела ли сказать то слово, которое искала всю свою короткую жизнь.
Холодные губы.
- Холодно здесь?
- Да, нет, максимум минус 10, снег как выпадет, сразу тает, а море всегда серое зимой, даже в солнечные дни. Ну, туристы купаются, психи.
- Не хочу уезжать, помню его, всегда помню ... всегда, слышу шум прибоя, всегда целую ладонь и кладу её на водную гладь.
- Помнишь это? Вечер ты здесь, а завтра там. И мир живёт и ничего не происходит, так же волны бьются о берег, и горят огни, и играет музыка и едят в ресторанах и гуляют там, и жизнь.
Только ты, оставайся там навечно, там в просторе, в дали голубой, сияющем небе, печальной звездой в безмолвною сказке, в творении мира, в любви, в доброте, в разложении...
- Кира!..- кричал Андрей в трубку, но там уже раздавались короткие гудки. Либо она дура, либо он ничего не понимает. Бабе уже под тридцатник скоро, и у ней, деньги лишние, что ли? Вроде и нормально всё было и подарки и секс и деньги иногда. А тут, на тебе, пока...финита, бля. И никогда не спрашивала ничего...жена, дети, есть ли, удобная баба, красивая, не дура...только вот ненормальная, сразу видно - больная, про таких только стихи писать. Сам же у неё фотку тогда нашёл подписанную:
"Бесконечное множество светящихся огней, шум воды, удары о каменные плиты, утекающая, скользящая вода. Это она - настоящая женщина, из сна, с шелестом морской волны в голосе, с гибким станом, с лунным взглядом тёмных глаз, со струящимися длинными волосами, с немым очарованием бездонного моря. Такая же тайна".
Дай, говорю, отксерить, иль списать.
Так нет, личное. Ну, ненормальная. Зимой на Чёрное море собралась, чё делать? Типа молодость, воспоминания, фигня всё.
Запомнил, куда спрятала фото, потом забрал на память, нравится она мне...
Кира решила ехать поездом. С загранпаспортом Андрей помог, сделали за два дня, Миша денег дал на дорогу, на санаторий. Да и сама накопила, ждала.
Вроде бы вот уже и всё есть, все есть, что хотела.
Перечитывала "Желтую стрелу" Пелевина, как в первый раз, поезд и правда летел в бесконечность, выхода не было...
Кира поселилась в маленьком уютном номере гостиницы. Тяжелые, зелёные шторы, а за ними - голубой морской простор. Красный ковёр, яркий контраст. Вспомнила Сашку, улыбнулась, это то, что она тогда ему рассказывала. Вечером пошла гулять.
Всё те же сто пять ступенек, тот же запах, тот же ветер.
Яркие огни улиц, музыка в ресторанах, теперь, к счастью, редкие прохожие. "Шум, шум улиц, которого больше не хочу слышать"-вспомнилось.
Здесь - только шум прибрежных волн. Дотронулась до ладони губами и положила руку на воду. Холодная, значит, скоро.
Луна. Лунная дорожка по левую сторону от пирса.
Любая цена в жизни, загибай пальцы, ставь галочки, делай зарубки, бей стаканы, собирай осколки!
Я дарю тебе своё чувство, единственное, своё, потому, что у меня больше ничего нет ... сумасшедшее, бунтующее, кипящее, пенящееся, взрывающееся, разбивающееся, такое - единое.
Вздохни глубоко,
Посмотри вперёд,
Подними глаза,
Не бойся, впереди -
Море.
Кира разделась и уверенным шагом вошла в чёрную воду. Кое-где в ней отражались фонари с набережной. Она же видела только яркий серебряный свет луны - как тогда луна улыбалась и начинала хохотать, приобретая бессмысленные черты и безумный облик. В ту ночь вода тоже была холодной, а тело - горячим. Зашла по пояс, легла на воду. Поплыла вперёд - навсегда.
Навсегда щелкнула Кира ключом в замочной скважине. Всегда она знала лучший способ убежать от себя самой - убить себя, убить в себе все чувства. Избавиться, забыть, отложить в дальний ящик. Просто посмотреть на воду, на текущую воду. Почему только в этой ситуации вот уже восемь лет ничего не получалось? Не хотелось забывать своих чувств, обычный побег от грустных мыслей здесь был бы предательством.
Села за стол, взяла ручку, писала: "это непрерывное растворение в бесконечной массе мужчин, это проживание своей жизни частями, это постоянное убийство, насилие над собой, прощание со своей душой - душой целой, состоящей из множества мельчайших крупинок, каждая из которых имеет свою самостоятельную жизнь, своё имя и свое чувство, всё это не более чем составляющая одного целого когда-то девственно чистого полотна, которое теперь пестрит разными цветами".
И снова, ломая карандаш "пытаюсь понять, невозможно, вкус- солёный, запах - прелый, цвет - синий"
Взяла трубку, посмотрела в зеркало, села напротив монитора, замерла.
Шум морских волн, где-то уже далеко они бьются о берег, а ты все плывешь и плывешь, всё вперёд и вперёд. Не оглядывайся. Небо - синее, всё вокруг - чёрное. Подумала, что ты сильнее всех и можешь делать что хочешь со своей жизнью? Что можешь посягнуть на творение? Узнать то, чего никто никогда не узнает? Чего знать не нужно? Почему ты живёшь? Почему ты любишь?
- Алло! Небо - синее, всё вокруг - черное. Шум морских прибрежных волн.
- Да, это я, слушаю вас ... по личному вопросу? Ты меня любишь, хочешь новую жизнь? Твоя прекрасна, потому, что ты можешь чувствовать - Неповторимый голос творца в трубке.
Ты смогла. Обратиться и услышать ответ. Слов больше нет - они стёрты за этой гранью, не облекать в слова главного - это: невозможно.
Дверь в номер Киры открыли запасным ключом, номер снизу начало топить около четырёх ночи. Подумали, что странная дама просто забыла выключить воду. Спиной она прислонилась к зеркальному шкафу, застывшим взглядом упёрлась в ноутбук, рука крепко сжимала телефонную трубку.
Позже в вещах умершей было обнаружено множество исписанной карандашом синей бумаги.