Рузанкина Наталья Станиславовна : другие произведения.

Стихи-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   * * *
  
   Как треснувший фарфор - ветвится кожа,
   На всем, во всем - старенья знак,
   О, если б смерть моя была похожа
   На сонный утренний сквозняк!
  
   То на песках у Стиксова простора,
   Превозмогая синеву,
   Моя душа не обернула б взора
   На дом, деревья и траву.
  
   И все бы показалось ей нетленным,
   Все, что покинула тогда:
   В портретах желтых крашеные стены,
   И в кадке - рыжая вода.
  
   И, прикоснувшись чуть к ветвистой коже,
   Она б шепнула: Не умру...
   О, если б смерть моя был похожа
   На поцелуй твой поутру!
  
   * * *
  
   Октябрь простился с птицами. Пора
   Осенняя - как барская нам милость...
   Мой тихий дом какого серебра
   Отсыпать мне, чтоб жизнь твоя продлилась?
   Сандалий чьих, взметая палый прах
   Коснуться занемевшими устами?
   Антоновские яблоки в садах
   Горят, круглятся церкви куполами...
   Летучему Голландцу, кораблю
   Подобен ты, во тьму отдав швартовы,
   На стенах в рамках - те, кого люблю
   И под землей, в тьме гробовой, сосновой.
   Здесь чай дымится. Бродит разговор,
   Все речи в нем - как кружевоплетенье,
   И деда, золотой, с прищуром, взор.
   И рыжий кот, уткнувшийся в колени, -
   Все были здесь. Теперь их больше нет.
   И чай остужен сквозняков отравой.
   Подранком дня запутался рассвет
   В антоновских церквях золотоглавых.
   И лишь во сне, нежнее всех озер,
   Приходит, важно раздвигая тени,
   Тот, деда, золотой с прищуром взор,
   И рыжий кот мурлыкает в колени...
  
   * * *
  
   Когда я стану наяву,
   Чем мир стал после смерти рая,
   И плоть, и вздоха синеву, -
   Все спишет Книга гробовая,
  
   Я захочу тебя обнять
   Не так, как прежде, а иначе
   Твоих волос песочных прядь
   Вдохнуть, и задохнуться плачем.
  
   А в сотах плоти сладок мед,
   И разнотравьем влажным веет,
   Лишь миг, и сердце уплывет
   В ручье, растерзанным Орфеем.
  
   Ни снам, ни песням - ничему
   Не задолжав на этом свете.
   И смерть осыплется во тьму,
   Подобно позднему соцветью.
  
   С ее пыльцою на устах
   До судных лет замру в надежде,
   Что среди луга сплю, в цветах,
   И на руке твоей, как прежде...
  
   * * *
  
   Час зрения последнего дарован
   Мне будет у последней высоты,
   Не шелест плоти, не шуршанье крови
   Тогда я вспомню, не твои черты.
  
   Я вспомню сад под акварельной высью,
   И угли в голубеющем костре,
   И в каплях неба на закате листья,
   Дымящиеся, как на алтаре.
  
   Кто нам по птице мирозданья роздал,
   И завещал болеть от красоты?
   Из легких крыльев стройно соткан воздух,
   И брезжит вечер храмом у воды.
  
   Природы тленной краткое наследство
   В оправе мировой голубизны...
   И тихо так, И вечность - по соседству,
   И яблоками тонко пахнут сны.
  
   * * *
  
   Переполнено озеро облаками
   В тонкой раме стрекозьих крыл,
   Я плыву, облака раздвигая руками,
   Нарушая табу светил.
  
   Я забыла тебя, и берег забыла
   Вне земных, вне смертных оков,
   Кроме силы боли, есть в мире сила,
   Сила озера и облаков.
  
   И трепещат в толще, и светятся камни,
   И прекрасно, и горестно бытие,
   Переполнено озеро облаками,
   Как бессмертьем - сердце мое.
  
   * * *
  
   Перелетных - кормила хлебом,
   Зимовавших - мерзлой рябиной,
   Повенчала земное - с небом,
   Горный воздух - с тоской голубиной.
  
   Ну а мне, в награду за это,
   Как на жизнь по имени Вечность,
   В Книгу мира вписав поэтом,
   Нищетою одела плечи.
  
   Зимний сад мой в снегах и птицах.
   Вишни - краше китайских пагод,
   На ладонях моих - крупицы
   Кровяных рябиновых ягод.
  
   И когда зимовавших стая
   Сад мой выстуженный покинет -
   В нищету я, как в горностаи,
   Завернусь, и сяду к камину.
  
   Зябкой жизни моей дыханье
   Мотыльком умрет у лампады,
   И окончится мирозданье
   Дрожью звезд, и пеньем цикады.
  
   * * *
  
   Приходит Слово ниоткуда,
   И загорается в тоске,
   Как янтарей балтийских груда,
   Иль терн, взращенный на песке.
  
   В нем - снегопада взор туманный,
   И южный вечер без конца,
   И вздох, и город деревянный,
   И отблеск твоего лица.
  
   И я сквозь слезы наблюдаю
   Осенних листьев круговерть,
   И я пока не понимаю,
   Как это Слово будет петь,
  
   Кто первый ощутит под небом
   Его звучанья дикий мед,
   И храмом будет, или склепом
   Оно мне, иль тебя вернет...
  
   Иль вскроет сердце мне, ржавея,
   Подобно темному ножу,
   Но я уже одним болею,
   И я уже ему служу.
  
   * * *
  
   Я воздух розы вынесу из сада,
   Пронизанного небом до травы,
   В нем - привкус меда, щек твоих прохлада,
   Глухая речь божественной листвы,
  
   Но, с воздухом вздохнув воспоминанья,
   Я о былом не затоскую вновь,
   Забрезжит сквозь шиповник мирозданья
   Священнейшей из роз - моя любовь.
  
   Не станет мир моим единоверцем,
   Не обессмертит, сколько не зови,
   Но воздух розы заболит под сердцем
   Небесной болью, болью о любви.
  
   Когда ж стихи преобразятся в слезы,
   Дыханье - в прах, - в затихнувшей мольбе
   Я вынесу из мира воздух розы.
   Как памятку бессмертья о тебе...
  
   * * *
  
   Зимний воздух. Заснеженный путь.
   И душистого наста прохлада,
   И озноб. И хоть раз бы вздохнуть -
   Воздух яблочный дикого сада.
   Ну а зимние дни - что года
   Тихо капают снегом и светом,
   Ну а воздух плывет по следам.
   Снится медом, сбегающим с веток.
   Пусть горит посреди кутерьмы
   Снегириная кровь на закате,
   Буду жить в середине зимы
   Облачась в златотканное платье.
   Буду жить в предисловье миров.
   С садом в сердце, с вселенской занозой,
   И придут под заснеженный кров
   Сны про яблоки, звезды и розы.
   У хрустящих, замерзших окон
   Вспоминая сквозь снег о минувшем
   Вдруг услышу заутренний звон
   Китежанских церквей затонувших.
   Это значит, что Китеж на дне
   Жив, трепещет в своем отраженье,
   И что ты возвратишься ко мне,
   И - попросишь прощенье.
  
   * * *
  
   По среднерусской полосе
   Гончар, уставший вдруг от круга, -
   Мой Бог, смеясь, гулял в росе,
   Во тьме предутреннего луга.
  
   И на сандалии его
   Росою брызгали соцветья,
   Он знал, что лучше - ничего
   Он не придумает на свете.
  
   А где-то в мире были Вы
   Во сне, во тьме, в созвездье Горя,
   И нежно-синим, луговым
   Цвел сон ваш, будто бы цикорий.
  
   Вам снилась я, и снилось все,
   Что навсегда невозвратимо,
   И Бог, идущий по росе
   От мира, неба, дома, дыма...
  
   На кожу капала роса,
   И все тонуло в перламутре:
   Кусты, болота бирюза,
   Навеки вправленная в утро.
  
   И в среднерусской тишине,
   Озерной, травяной, глубокой
   Я целовала в этом сне
   Росой обрызганные щеки.
  
   Но Бог, смеясь, покинул луг,
   Отцвел цикорий сновиденья,
   И Вы вернулись в дом разлук,
   Запомнив луга дуновенье.
  
   * * *
  
   Когда природа, вдруг утратив зренье,
   Возненавидит мир, на мир глядя,
   Приходит в свет, как позднее прозренье,
   Святое дуновение дождя.
  
   Забрезжит луч меж кущи тополиной,
   Запахнет терпкой горечью листвы,
   И пух, влекомый серебристым ливнем,
   Падет с ветвей в сплетение травы.
  
   И обновятся мирозданья краски,
   Пронижет воздух птичьей трели дрожь,
   И я расплачусь под твоею лаской,
   Мой шелестящий ангел, майский дождь.
  
   Затем, что сквозь тебя - любимей - лица,
   Ясней - речная, медленная гладь,
   Затем, что в жизнь нельзя, как в мир, пролиться,
   Прожитое заставив засиять.
  
   Что мокрые, дымящиеся крыши
   В мерцании закатных янтарей,
   Что в смертный час я шелест твой услышу,
   Вздохнув забытый запах тополей.
  
   * * *
  
   России Васнецовская пора,
   Прозрачен лес и волчья речь примудра,
   И тяжесть гривн литого серебра
   Звучит как певчий наст хрустящим утром.
  
   На дне войны в слезах уснувший стих,
   И крест могильный, сломанный, отцовский...
   И у скрещенья ног Ее босых -
   Бессмертный омут Васнецовский.
  
   * * *
  
   И ночи все, как в детстве, как тогда...
   В рассыпчатых и сахарных снегах,
   И по-январски злые холода,
   И Родина горит на проводах
   Звездою утренней, а в доме топят печь,
   И ждут гостей, и выметают сор,
   И так лениво вышивает речь
   Жизнь, как игла на скатерти - узор.
   И в кованых дубовых сундуках
   Хранят добро под пыльной пеленой,
   А Родина горит на проводах
   В глухой ночи удавленной звездой.
   Перед заморскими гостями - ниц!
   И бьется, бьется по ветру звезда...
   Нельзя нам хоронить самоубийц,-
   Их не простят до Страшного Суда..
   Теперь - добро пожаловать к столу,
   Такого не накроют вам нигде...
   Не плачь, не прижимайся лбом к стеклу -
   Нам не помочь удавленной звезде.
  
   * * *
  
   Я хочу от России очнуться внезапно
   Где-нибудь в небесах, в васильковом дыме,
   Повторяя губами тысячекратно
   Словно сон, ее забытое имя.
  
   Я припомню все, что было не с нами
   Отчего так долго и зло болели -
   Ледяное зарево над глазами,
   Крик колес и холод вечной шинели.
  
   Почему нас с тобой тогда не убили
   Где-нибудь у стены, заросшей бурьяном?
   Почему в лучах полуденной пыли
   В зеркалах наши лица, как в древних рамах?
  
   Я хочу проснуться от этой России,
   От дождливых лиц, от просторов душных,
   Я хочу лежать в незабудках синих
   Угасая с той, великой, минувшей.
  
   Опустеют поля, пересохнут реки,
   И последний воин ее покинет,
   А я с ней и в ней на вечные веки
   В этом сне... А спящие сраму не имут.
  
   * * *
  
   Умереть, прикоснувшись к сонной звезде,
   В декабре, как в синей воде...
  
   В декабре, где иней на окнах таял,
   Перелетные звезды собрались в стаи...
  
   По утрам колокольно звонил мороз,
   И взлетал косяк перелетных звезд.
  
   Но замерзла синяя та вода,
   И исчезла сонная та звезда.
  
   Та звезда, по-летнему золотая...
   Никогда ее не дождется стая.
  
   * * *
  
   За этот полдень Слово я отдам,
   Которое никак не называлось,
   Но, словно занесенный илом храм,
   В душе моей печально отражалось
  
   За наш прощальный, наш жестокий час,
   Когда все торопливо так, и лживо,
   Отдам стихи, чтоб вспоминал хоть раз
   Ту женщину, которая любила.
  
   О жизни новой я тебе спою,
   Благославляя с тихой, доброй силой
   Ту юную соперницу свою,
   Которая глупа, горда, красива.
  
   * * *
  
   Я прожила ту жизнь, в которой ветер
   Зажечь пытался астры на окне.
   Я прожила, а ты и не заметил,
   И звал меня по имени во сне.
   В той прожитой, в той прошлогодней жизни
   Был ярче - день. Прозрачнее - вода,
   И ласточки лепили под карнизом
   Святую чашу своего гнезда.
   И гобеленов гаснущие кисти
   Хранили свет вечернего огня,
   И по опавшим яблоневым листьям
   Там юность уходила от меня.
   В край рек подземных, где на перекатах
   Их вечный клекот странно так знаком.
   Где на песке, у Стикса вод проклятых
   Ждала Харона с медным пятаком,
   В руке зажатым, навсегда покинув
   Мой дом и сад. От не голубой -
   Провинции великую картин,
   Написанную Богом и судьбой.
   Спроси, зачем я плачу каждой ночью,-
   Я вижу сон! Стоит осенний зной,
   И не приехал страшный перевозчик,
   И юность возвращается домой.
  
   * * *
  
   С древа Времени жизни слетают листья,
   Вечность с веток стекает, века шелестят...
   Ни венцов, ни терний,
   ни впрок засушенных истин,
   Ничего мне не надо, кроме тебя.
  
   Лето вечности зелено, терпко, душно,
   Бирюзовые тени важно легли на карниз.
   А во тьме ветвей притаилась кукушка.
   И отсчитывает - жизнь.
  
   И когда пробьет пора моего листопада,
   И, как блеклый лист,
   моя скудная жизнь отлетит, -
   Ты пойди в глубину золотого вселенского сада,
   И проклятое дерево
   по черным сучьям найди.
  
   Чтобы лист моей жизни, избегнув рая и ада,
   На плечо к тебе пал, тоскуя и шелестя...
   Потому что и в смерти мне ничего не надо,
   Ничего не надо, кроме тебя.
  
   * * *
  
   Свод неба, как перед концом, -
   Все беспощадней и синее,
   В ладонях спрятано лицо,
   И тихо снится Галилея.
  
   На золотом, сухом песке
   Росой Его проступит имя,
   И я забьюсь в слепой тоске.
   Как мать, во сне увидев сына.
  
   И я припомню влажный рай.
   Весь - в виноградных каплях счастья...
   Какая высь! Не воскресай.
   Какая боль! Не возвращайся.
  
   Покуда неразрывен круг
   Любви, и смерти, и печали,
   И птицы, хлеб беря из рук,
   Пугливых крыл не раскрывали.
  
   А я, что в тот великий зной
   Из рук кормила Вечность хлебом,
   Истаю белою свечой
   Под беспощадно-синим небом.
  
   * * *
  
   Приехать бы к тебе среди зимы,
   Расцеловать с мороза, да послаще,
   Припомнить мир, где не любили мы,
   Снег, на Голгофу восходящий.
  
   Где в пепельницах молча письма жгли,
   Созвездия считая в темной бездне...
   "Снег есть Любовь", - однажды мы прочли
   В Завете зимнем и прелестном.
  
   Там пахнет хвоей каждая строка,
   Звучит ключей подводное теченье,
   Метель, как скрипка в музыке, тонка,
   И Рождество предшествует Крещенью.
  
   Снег есть Любовь, и плоти естество
   Плоть успокоит только, а не строфы...
   Снег есть Любовь, не посылай его,
   Лишь выпавшего только на Голгофу.
  
   * * *
  
   Я разучилась любить,
   Суетна и холодна,
   Августа желтая нить
   Тянется в веретена
   Вечности... Крохотный сад,
   И предосенний покой...
   Тысячи лет назад
   Я распрощалась с тобой.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"