Это началось когда я принёс весь отснятый за неделю материал в редакцию. Чарльз Дюма остался дожёвывать плюшки ещё на входе, махнув мне на прощанье лапой. Всё было как всегда: едкий запах ментоловых сигарет, набитая благородными тружениками жёлтого фронта комната, листающая мотивирующую книжку пафосная сука, нога на ногу, секунда на минуту, минута на час, секс на громко обсуждаемых фотографиях, фотосинтез в горшке на подоконнике и на столе. Достав карточку из камеры, и повертев ею в пальцах вместо приветствия, я положил её на стол, присев на жестковатое кресло - то самое кресло, на котором я сидел уже более двух лет, каждый раз когда вертел в пальцах карточку и клал её на стол. Оторвавшись от чтения, и сняв очки, она взяла синюю пластмаску, и засунула её в кардридер, перед этим, зачем-то, тщательно её рассмотрев.
- Что это за дерьмо? - спустя несколько минут спросила она, окинув меня злобным взглядом, - Ты издеваешься, или что, я не поняла?
- В чём дело? - проснулся от раздумий я.
Вместо ответа она развернула монитор в мою сторону. На экране с переменчивой скоростью двигались или мелькали облака и тучи, в ночном, в дневном, в предрассветном и предзакатном свете. Картина настолько меня заворожила, что я не сразу отреагировал на её настойчивые возгласы.
- Ты меня слышишь вообще? Чё это за хуйня? Ты, блин, мозг мне поиметь решил, или чё? Карточку перепутал?
- М-м-м... нет, вряд ли. Она у меня одна. - всё ещё не отойдя от красоты зрелища, разворачивающегося на экране, ответил я.
- Тогда что это за хуйня?
- ...
- Ты меня слышишь?!
- А...? Да... да, слышу. Прекрасно слышу.
- Ты это как-то объяснишь, или можно искать нового оператора?
- Э... да... ищите. - жестом попросив вернуть мне карточку, я снял себя чехол от камеры, и положил его рядом с ней на столе.
На выходе меня уже ждал, дожёвывая последнюю плюшку, Чарльз Дюма:
- Ну что, друг мой?
- Вот скажи мне, друг мой, зачем нужны наркотики, если можно всего лишь поднять свою голову вверх, оторвать свои мысли от повседневности, от этой земли, серого асфальта, работы и вообще, своей ничтожной жизни - разуть свои глаза. Ведь над нами миллиарды километров самого настоящего чуда, не фальшивого наркотического бреда, нет. Настоящего, никем не изведанного, непознанного. Ты хоть понимаешь, что там, наверху - отрицание всех этих дурацких религий, этих мирских привязанностей. Там то, что и мы, и все ныне живущие, и ещё не живущие на земле люди никогда не увидят, и уж тем более, не познают в полной мере. Мы с тобой, друг мой, глушим наркоту только ради того, чтобы увидеть что-то новое, что-то непознанное. А оно ведь прямо над нами - стоит только разуть свои глаза, и понять это.
- Друг мой, тебя что, уволили? - укоризненно сдвинув брови и вильнув хвостом, поинтересовался он.
- Что...? А... да, ага.
- Пойдём-ка мы домой, друг мой. Я у тебя там сегодня спалил на полочке пакетик с быстрым супцом. Пошли, я тебе супчика заварю? Пошли, а?
- Эм... да... ладно... пошли.
Всю дорогу домой мы шли не опуская головы, безотрывно глядя на приближающееся к закату, такое далёкое, и такое близкое, но такое непознанное небо.
Через 4 дня надо будет платить квартиродателям. Эта мысль придавала всей ситуации ещё немного отчаяния и драматизма. Вот тогда я и решился наконец позвонить Ему, ибо телефон в скором времени станет для меня недоступной роскошью. Порывшись в карманах, я наконец извлёк помятую временем и задницей визитку. Пальцы медленно набрали простой номер. Спустя несколько гудков, в трубке прозвучал щелчок:
- Алло? Это бог?
- Я вас слушаю.
- Здорово, а то я уже было подумал, что тот голос был побочным эффектом Штырина. Мне сказали, что я могу задать любой интересующий меня вопрос.
- Только если он касается вашей души.
- Я думаю да, пусть и косвенно.
- Хорошо, перед тем как я вас выслушаю, ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов. Прошу вас, это не займёт много времени...
- Стоп, я думал, что это вы мне будете отвечать?
- Имейте терпение.
- М-м... ну ладно, пусть так. Спрашивайте.
- Вы грешны?
- Да.
- Насколько грешны?
- Очень.
- Вы христианин?
- Нет.
- Католик?
- Атеист.
- ...
- Алло?
- Тогда что вы вообще хотите услышать от Бога, раз вы в него не верите?
- Просто я сомневаюсь, что кто-то иной сможет мне ответить.
- Ладно... задавай свой вопрос.
- Вот скажи мне, тебе не надоело всё это?
- Ммм... поясни, что конкретно мне надоело? Мне, между прочим, много чего надоело.
- Ну, вот... люди. Люди тебе не надоели? Всё это дерьмо, что они за собой оставляют, все эти войны, ладно бы друг с другом, так ещё и всякую другую живность истребляют.
- Люди не безгрешны, те, кому небезразлична судьба планеты не будут так поступать.
- Судьба планеты? Да брось, разуй глаза, планета превращается в большой кусок дерьма, и с каждым днём от этого куска пахнет всё хуже и хуже.
- А знаешь, ты прав.
- Я прав? Что, серьёзно? Великий и всемогущий со мной согласен? Или ты сказал это, чтобы я отвалил? А сам почешешься, и продолжишь спокойно наблюдать?
- Выбирай выражений, друг мой.
- Прошу прощения.
- Хм, почешусь и продолжу наблюдать значит? Ну, знаешь ли...
- Вот хочешь, поспорим?
- Бог не спорит.
- Тогда заключим пари?
- Звучит не так грешно. Ну чтож давай. Если к завтрашнему дню ничего не изменится - я лично спущусь с небес и станцую польку на Коричневой Площади в Москве.
- Идёт. А что если ты выиграешь?
- Ты пообещаешь мне не убивать себя, и умереть естественной, так сказать, смертью.
- Договорились. Чтож, до завтра?
- До завтра.
***
Мне приснился сон. Чертовски приятный сон, надо сказать. "К дождю", - сказал бы мне Чарльз Дюма. У него вообще всё и всегда было к дождю. Но сон, как это часто бывает, тут же вылетел из головы. Очень обидно зная, что тебе приснилось нечто приятное, доброе, проснуться от холода, обжигающего лицо, и от запаха гнили, мгновенно ударившего в нос. Мне совершенно не хотелось открывать глаза, но какой-то особенно острый камешек так сильно впился в щеку, что боль была просто невыносимой. И ещё этот протяжный звук, напоминающий автомобильный сигнал. Уперевшись ладонями в холодный асфальт, я с трудом выпрямился, но, наступив на что-то, почти сразу упал, больно ударившись спиной о кирпичную стену.
Стоял не сильный, но довольно угнетающий холод, солнце еле светило своими лучами из-за чёрных туч. Я опирался спиной о здание, судя по всему, служившее магазином на заправке около шоссе, по правую сторону от которого был густой лес, а по левую - поле. На горизонте маячили крыши городских домов, покрытые туманной дымкой. Знак у дороги гласил "60", и один бог знал, что именно эти непонятные символы обозначали.
Последнее, что я помнил - это сильная усталость и головная боль. Я помнил, как в надежде хоть чем-нибудь заглушить головную боль от штырина (чем-нибудь алкогольным) добрёл до этой заправки. Я готов был выпить любую херню, что продавали в этом заведении, будь то хоть "Бомжалтика 7", или даже "Недоклинское". Чарльз Дюма бежал где-то рядом со мной, и выл что-то о том, что он бы сейчас тяпнул чего-нибудь, да покрепче. Помнил внезапно подкосившиеся ноги, и то, как я со страхом и неким облегчением упал в тень, исходящую от стены здания.
Я постепенно начал приходить в себя, но сознание по-прежнему находилось в некой прострации. Зато голова ничуть не болела. Окна магазина, за исключением дверных, были относительно чистыми, за ними даже можно было различить немногочисленные жалюзи. На парковке рядом с парадным входом в здание стоял один единственный автомобиль, осыпанный опавшими листьями - небольшой седан, судя по всему ещё совсем недавно стоявший в авто-магазине. Именно он издавал этот протяжный звук. Водитель был внутри машины, но его голова лежала прямиком на рулевом колесе. Не знаю, спит он, или умер, но этот звук меня сейчас доконает. Покачиваясь, словно пьяный, я подошёл к седану, и открыл дверь. Убрав голову усатого бедолаги с рулевого колеса, я решил его осмотреть. Как там пульс-то у нас прощупывается? А хрен его знает. Вроде не дышит. Мёртв наверное. С чего бы это? Я оглянулся. В том месте, где я пришёл в себя, так же валялся какой-то мужик, судя по тому, что он не очнулся от того, что я на него наступил - он так же был мёртв. Я присел на капот машины, и почесал в затылке. Так. Надо успокоиться, и вспомнить вчерашний день. Может быть я перебрал со штырином? Да, кажется перебрал. Но это ведь ничего не меняет. Тут наверное что-то произошло. Да, очевидно, что что-то произошло, недаром я имею честь наблюдать аж два грёбаных трупа. Стоп, а откуда у меня вдруг взялись деньги на штырин? Хм... значит штырин отметается.. Так, надо вспоминать... что же, если не штырин?
Я окинул взглядом шоссе. Дорога была прямой, и уходила в сторону города, пропадая в густом тумане. Почему-то мысли не шли в голову, а воспоминания и подавно. Как бы то ни было, я решил зайти в магазин. Чарльз Дюма лежал на полу, рядом с витриной, свернувшись клубочком. Зрелище выглядело особенно мило, благодаря двум пустым банкам из под каких-то ярко раскрашенных алкогольных коктейлей. Немного подумав, я решил растолкать пёсика - вместе всё равно лучше думается. Расталкивать Дюма пришлось довольно долго, пока в дело не пошли ноги.
- Пфу, ж ты блин, друг мой, помыл бы кеды свои что ли, смотри что ты сделал с моей шелковистой шёрсткой.
- Мм, с пробуждением, друг мой.
- Ну да, ну да, чтоб и тебе, друг мой безработный... доброго здоровичка, - лениво поднялся Чарльз, потягиваясь, и стряхивая с себя задней лапой пыль и засохшую грязь от моих подошв.
- А вот скажи-ка мне, друг мой, - присел я на корточки рядом с отряхивающимся Дюма, - ты помнишь что-нибудь, начиная с того момента, как мы возвращались домой с моей работы? Бывшей, в смысле.
- Так... дай подумать... ну да, прекрасно помню. Ты загнал мне какую-то шизонутую лекцию о небе и космосе, потом мы сидели у тебя дома и часа три смотрели твои съёмки облаков. До сих пор не пойму, что тебе в голову ударило?
- Не отвлекайся, друг мой.
- Ммм... так, значит потом ты, друг мой, с грустной миной сидел и смотрел на то как я лазаю в Инете и разглядываю симпатичных болоночек. Затем ты достал из кармана какую-то бумажку. И пошёл кому-то звонить. Потом ты вернулся, и мы решили упороться твоей последней заначкой штырина. Ммм... где-то ближе к вечеру, мы с тобой поняли, что мешать штырин и кофе - плохая идея, и вычитали в Инете, что от мигрени можно избавиться выпив приличную дозу алкоголя. Собрали последние тугрики, которые внезапно обнаружились за диваном, и пошли... куда-то... заблудились... по видимому... а потом наткнулись на заправку. Я пошёл Нам за выпивкой, и ты сказал, что тебе срочно надо на свежий воздух, иначе ты рисковал, цитирую "задохнуться атмосферой надвигающегося пиздеца". Потом я тяпнул пару баночек, и мужик за витриной с какого-то чёрта решил уснуть. Как в прочем и ты, та бабулька у кассы, и вон тот хрен в машине. А я подумал: я что, рыжий что-ли? Ну да, рыжий, но у меня лапы и хвост с белыми кончиками, вот. Ну и тоже лёг спать. Собственно всё.
- Так. Нам надо срочно кому-нибудь позвонить. У меня нехорошие предположения. Хотя тут как посмотреть... может быть и очень даже замечательные.
- Да? И кому мы будем звонить?
Я подошёл к телефону, стоящему на полке, неподалёку от кассы и продавца, с посиневшего лица которого, завидев меня, слетели несколько жирных мух. Так как других телефонов, кроме как мудиции и скорой я не знал, порывшись в карманах, я выудил повидавшую многое карточку с телефоном Бога. Ну вот, наконец-то ты мне пригодилась.