Аннотация: Что значило в послевоенные годы (1946) потеря хлебной карточки для семьи солдатки.
Анотация:
Что значило в послевоенные годы (1946) потеря хлебной карточки для семьи солдатки.
Хлебная карточка
Лето 1946 года. Я окончила первый класс. Мама отдала мне хлебные карточки, сказала:
- Летом в школу не ходишь, будешь получать хлеб. Занимать очередь с утра и дежурить. Это трудная задача, но выполнимая. Без хлеба мы не выживем. Поняла?!
- Поняла - ответила маме.
Взяла плетённую из куги кошелку и отправилась в магазин. Было раннее утро. Людей столпилось около магазина много. Все ждали привоз хлеба. Стояли в очереди и мои одногодки. Иногда мы выскакивали на улицу и долго всматривались - не покажется ли телега с хлебом. Хлебозавод недалеко. Бегали и интересовались - когда будет хлеб? Вернувшись, докладывали очереди результат. Чтобы скрасить время ожидания рассказывали друг другу различные истории. Был и прикол. Становились в круг, "новенького" ставили в средину и начинался рассказ:
- Была чёрная-пречёрная ночь. В этой чёрной-пречёрной ночи, по чёрной-пречёрной улице ехала чёрная-пречёрная будка. На этой чёрной-пречёрной будке написано чёрное-пречёрное слово - рассказчик делал паузу и страшным голосом выкрикивал слово - ХЛЕБ! - и тряс за одежду "новичка".
Тот пугался, подыгрывая рассказчику. Рядом стоящие, смеялись.
Завидев издали будку, которая была выкрашена в зелёный цвет, мальчишки кричали: "Хлеб! Хлеб везут!". Толпа приходила в движение. Люди выстраивались друг за другом. Опоздавший, подвергался строгому допросу и, если очередь его признавала, она, как волна, немного расступалась, и он втискивался, занимая своё место. Фраза: "Держись за этим товарищем" - натурально отвечала своему смыслу. В очереди люди крепко прижимались друг к другу, держались за одежду впереди стоящего. После разгрузки хлеба, начинался процесс выдачи. Очередной подавал карточку, продавец ножницами вырезал календарный день и взвешивал количество хлеба, указанное в карточке. Получающий, внимательно следил за весами, чтобы не обвесили.
Я получила хлеб, слизнула маленький довесок и почувствовала наслаждение от вкуса ржаного хлеба. Аккуратно положила его и карточки в кошёлку. Продралась сквозь толпу, вылетела на улицу. Пришла домой, достала хлеб, и с ужасом обнаружила - карточек нет. Побежала к хлебному магазину. Добралась до прилавка. Спросила продавщицу:
- У вас я свои карточки не оставляла?
Она ответила резко и коротко: "Нет!". Это слово я восприняла, как удар в незащищённое место. Перед глазами толпа закружилась, внутри что-то дорогое опустилось и покинуло меня. Я почувствовала боль в груди и обиду на присутствующих. Мне стало одиноко, поняла: пришла неотвратимая беда. Кто-то приковал мои ноги к полу. Еле выползла на улицу, она показалась мне грязной и незнакомой. Сильный ветер кружил вдоль дороги, поднимая пыль. Мелькнула слабая надежда, что сейчас открою пошире глаза и среди куч мусора найду свои карточки. Иду домой. Рыскаю по улице от одной стороны до другой. Заглядываю во все закоулки. Вошла в дом. Снова проверила кошелку, заглянула под стол - карточек нет.
Когда сели обедать. я, с решимостью самоубийцы, который спешит накинуть на себя петлю, сказала, что потеряла хлебные карточки. Мама села на стул, повторяя:
- Этого не может быть, этого не может быть!!.
Когда до неё дошло, что семья осталась на месяц без хлеба, она резко вскочила и с криком: "Убью, убью!!" бросилась на меня. Я ощутила опасность. Вбежала в спальню, забралась под кровать. Мама рыдала, причитала, пыталась меня вытащить. Я крепко держалась за ножки железной кровати, выкручивалась, не давая ей схватить мои ноги.
Сёстры увидели, что мама находится в отчаянии и способна осуществить свою угрозу. Побежали, привели бабушку. Бабушка была главной в нашем женском королевстве. Мужчины нашей семьи не вернулись с войны. Она силой своего слова, жизненного опыта быстро привела маму в обычное, спокойное состояние. Меня оставили в покое.
От постоянного недоедания, ночью я видела чудесные сны. Снилась еда. Как-будто нахожусь в огромном зале, солнце, проникая сквозь большие окна, отражается всеми цветами радуги. В зале установлены столы, на столах, на блюдах - еда. Знаю, что здесь я хозяйка и принимаю гостей. Гостей не вижу, но чувствую, что они есть. Слышу, как раздаются громкие чмокания и чавканья. Мне почему-то до пищи дотрагиваться нельзя. Только прохожу мимо блюд. На одном горкой уложены печёные пирожки с золотистой корочкой. Запах от них идёт притягательный. Мне захотелось взять один и, не смотря на запрет, съесть его. Протягиваю руку - она ощущает пустоту, блюдо с привлекательными пирожками исчезает. Также исчезают блюда, наполненные всякой едой. Зала растворяется, толчок - просыпаюсь, так и не отведав пирожков. Голод скрутил мой желудок. Ощущаю в нём пустоту и боль.
Мысль о скорой смерти, как избавление от приступов голода, частенько посещала мою голову. Представляю себя мёртвой, бледной, лежащей в гробу. Вокруг собрались родные. Они плачут.
- Такая маленькая, ей бы жить да жить на этом свете.
От этой мысли мне становится жаль себя, силы жизни берут верх и, не смотря ни на что, хочется жить и жить.
На улице с мальчишками собирались в стайку и как воробушки, чтобы заглушить, обмануть приступ голода, переходили на подножный корм. В ход шла кашка из цветков акации, листики барбариса, паслён, калачики, стручки гледичии, варили лебеду. Иногда удавалось обменять кусочек макухи на что-либо своё. Откусывая и разжёвывая её, я наслаждалась запахом подсолнечного масла. Вкус был восхитительным, он соответствовал моему представлению о вкусе мяса.
Постоянное чувство голода принуждало меня искать съестное. Однажды, открыв ящик стола старшей сестры, обнаружила в нём ломтик хлеба. Рука непроизвольно потянулась к нему. Подумала, что если отрежу маленькую дольку, то она не заметит. Отрезала, кусочек растаял во рту. Тело моё покрылось мурашками, напряглось. Не соображая, что делаю, схватила ломтик, выскочила во двор. Присела, чтобы не заметили меня, весь засунула в рот. Медленно его разжевала, наслаждаясь вкусом хлеба. Съев, не почувствовала удовлетворения. Наоборот меня обхватило чувство вины и позднего раскаяния. Долго гуляла на улице, стараясь заглушить муки совести. Решившись, вошла в дом. Дома меня ждала мама и обиженная сестра. Мама строго сказала: "Извинись!" Я повинилась, сестра простила. Этот кусочек чёрного хлеба остался свидетелем моего неблаговидного поступка. И когда во взрослой жизни мне приходилось делать выбор, он, как посланник совести, напоминал о себе.
Однажды мама принесла мешочек отрубей. Они веяные-перевеянные. Содержали кожуру от зёрен, разную шелуху и острые остатки колосьев. Дома никого не было, а голод напоминал о себе. Я решилась на отчаянный поступок. Взяла пригоршню отрубей, намочила водой, положила на сковороду. К моему удивлению и разочарованию, лепёшка, нагревшись, рассыпалась. Взяла ложку и, стала, есть, как кашу. Она оказалась жёсткой. Усики колосьев больно кололи язык и нёбо. Со слезами на глазах ела, так называемую, лепёшку. Она пахла хлебом. Этот запах меня успокоил и, я доела её.
Трудно представить, чем бы закончилось наше голодное время, если бы ни Азовская рыба. По воскресеньям моя бабушка каким-то чудом, изловчась, доставала огромного чебака, приносила домой. Запекала его целиком в духовке. Мы с утра слетались к ней, усаживались за большой семейный стол в ожидании обеда. Волновались, - не сгорит ли чебак. Когда бабушка отходила от печки, бежали к духовке, открывали дверцу и жадно вдыхали неописуемый аромат, который исходил от чебака. Тыкали в него пальцами, стараясь отщипнуть кусочек. Наконец чебак готов! Семья из четырёх девочек и трёх взрослых женщин усаживалась за стол. Бабушка подавала огромное блюдо, на котором лежал чебак. Он покрыт золотистой корочкой и из-под него вылетают с треском капельки рыбьего жира. Мы эту золотую россыпь ловим пальцами, и отправляем в рот. Взрослые шипят на нас: "Подождите!". Удержаться нам не возможно. Бабушка делит чебака на части и раскладывает по тарелкам. "Все смолкли, уста жуют".
Однажды мама пришла с работы днём. Я заметила, что с ней случилось что-то неладное. У неё широко открыты глаза, она, не замечая меня, натыкалась на стоящие рядом предметы. Села за стол. Положила лист бумаги. Смотрела на него и, читая, что-то шептала. Её красивое лицо с ясными глазами исказилось от боли и ужаса. Затем она встала, подошла к кровати и рухнула. Закрыла голову подушкой, тело её содрогалось. Из-под подушки доносились хрипы и стоны раненого существа. Я испугалась. Побежала за бабушкой. Бабушка вошла в комнату, увидела на столе белый листок бумаги, прочитала, подошла к маме, легла рядом, обняла.
- Доченька, поплачь, тебе станет легче. Твоего мужа нам не вернуть. Он погиб. Не терзай себя. Надо жить. У тебя три девочки, их необходимо поставить на ноги. Выучить!
Я вышла во двор. Знакомые предметы смотрели на меня отчуждённо. Поняла в тот момент, что человека, которого называла в своём воображении - папа, папочка - никогда не увижу. Чувство невосполнимой утраты, потери отца, отодвинули навсегда в сторону чувство голода.
Рисунки учеников 5-ых классов Азовской школы No 2: Шепелевского Димы и Кужель Никиты.