Аннотация: С долей юмора и ностальгии мои воспоминания о горбачёвской перестройке.
1.
Вторая половина восьмидесятых годов прошлого века. Не так давно умер вконец одряхлевший Брежнев. Вслед за ним ушли кремлёвские старцы Черненко и Андропов. Страна замерла в ожидании. Молодой Горбачёв своим южным говорком покорил весь мир и казалось, что он покончит, наконец, с этим маразмом, который достал всех и каждого, что начнётся новая созидательная эпоха в истории нашей страны под названием Перестройка. Жил я тогда в небольшом волжском городке неподалёку от Казани и хорошо помню те судьбоносные для каждого из нас события.
Даже в последние годы и месяцы перед крахом пропагандистская машина не снижала своих оборотов. Думать должны были все одинаково, единодушно одобряя политику Партии. А чтобы не было инакомыслия, в каждом трудовом коллективе еженедельно в рабочее время проводились политинформации. И всё было бы неплохо, но политинформатором в нашем заводском отделе назначили меня. Отказаться было невозможно, и когда все работяги, стар и млад, собирались в красном уголке, я становился между бюстом Ленина и тёмно-бардовым знаменем предприятия, разворачивал газету и нудным голосом зачитывал постановления партии и правительства, новости из-за рубежа, а в заключение - спортивный калейдоскоп.
И так стало тоскливо от этой тягомотины, что через пару месяцев перешёл я, в конце концов, на освещение последней колонки газеты "Труд" и юмористического журнала "Крокодил". Это оживило наши занятия до такой степени, что однажды от всеобщего хохота со стены свалился портрет Карла Маркса, основоположника великого, единственно верного учения.
Вездесущие сексоты донесли о творимом мною безобразии, я был вызван на ковёр и после примерного разгона с позором лишён высокого звания политинформатора. Заодно мне аннулировали подписку на журнал "Радио" и газету для избранных "АиФ", не рекомендованную в те времена к открытому распространению. Кроме того, чтобы мозги мои проветрились, извилины выпрямились и расположились параллельно линии Партии, отправили меня, опытного инженера, на стройку подсобным рабочим сроком на два месяца. Имели полное право - согласно КЗОТ.
По истечении указанного срока, возмужавший и окрепший, вернулся я на своё рабочее место и сходу попал на политинформацию, которую проводил мой молодой коллега, только что вступивший в Партию. (Ой, как мы над ним смеялись потом, когда система окончательно рухнула!)
К слову - в КПСС принимали строго по три человека - одного инженера и двоих пролетариев, потому что Партия считалась рабочей. Однако найти двух работяг, согласных платить партвзносы в угоду статистике - на это не каждый был способен. Но мой товарищ совершил этот подвиг, хотя спустя полгода был бит своими протеже, несмотря на то, что искренне стремился построить светлое будущее для грядущих поколений. Странно, но большинство из нас верило в возможность такого построения...
2.
Вот так мы и жили. Каждый знал своё место и старался не высовываться. Как вдруг новый Генсек тов. Горбачёв доступно объяснил людям с высокой трибуны, что такое плюрализм мнений. И порекомендовал, скорее, приказал каждому думать самостоятельно. Народ поначалу опешил, не понимая, как можно иметь мнение, отличное от мнения Политбюро? Ведь это будет крушение основ государственного строя! Партия у нас одна, и тут двух мнений быть не может! Но приказы на то и даются, чтобы их выполнять. Даже нелепые, такие, как "Стой там - иди сюда!"
Я не шучу. На заре Перестройки вышли два взаимоисключающих закона - о нетрудовых (в основном - от торговли) доходах и об индивидуальной трудовой деятельности. Сейчас это кажется диким, но в СССР вся торговля велась государственными или подотчётными государству структурами. За спекуляцию, то есть перепродажу товаров, можно было схлопотать срок. Один из двух законов разрешал торговать, а другой запрещал. Как быть?
Власти на местах посоветовались и решили, что можно не только торговать, но и воровать. И вот первые кооператоры, большинство из которых состояли в родстве или просто дружили с власть имущими, приступили к продаже и перепродаже всего, что имело цену. Впервые стало возможным обналичивать средства предприятий через подставные фирмы, появилось множество схем почти законного отъёма денег у граждан и у государства. Система дала трещину.
Но самым выгодным делом оказалась перепродажа цветных металлов. Цыгане, бомжи, забулдыги воровали и тащили на приёмные пункты всё, вплоть до алюминиевых ложек. Дошло до того, что в нашем садовом обществе на зиму стали снимать со столбов провода и увозить в город, от греха подальше. Мой сосед собственными руками разрезал свой водяной бак из нержавейки и сдал его в цветмет, чтобы не достался врагу.
3.
Я поражаюсь, как наши руководители всегда беспокоились о простых людях, об их здоровье, моральном и физическом! Вот и отцы Перестройки озаботились тем, что народ слишком много пьёт. В результате - на свет появился знаменитый антиалкогольный закон. Всем коммунистам под страхом исключения из Партии запрещалось потреблять алкоголь и предписывалось вступать в общества трезвости. Слава Богу, что мой отец-фронтовик, ставший коммунистом в годы войны, не дожил до этого маразма!
Народу выпить дозволялось, но только по одной бутылке в месяц с двух часов дня до семи вечера, когда были открыты немногочисленные магазины, торговавшие водкой. К тому времени, ввиду тотального дефицита, большинство продуктов в нашем городке выдавали по талонам: масло сливочное, подсолнечное, крупа, яйца, сахар, конфеты, макароны, мясо... Нормы перечислять не буду, скажу только, что мяса полагалось в месяц на человека один килограмм двести граммов. И всё равно люди часами стояли в очередях, чтобы получить положенный минимум.
После принятия антиалкогольного закона водка стала завозиться нерегулярно, превратившись в очередной дефицит. Брали её с боем. Опишу, как это происходило вначале, до введения талонов.
К двум часам, к открытию, толпа раздражённых мужчин стояла плотными рядами возле маленького ларька-киоска на улице. Каждый старался протиснуться вперёд, к заветному окошку. Наконец оно открылось, и первый счастливчик, красный, будто только что из парилки, с широкой улыбкой и прижатыми к телу бутылками покинул поле брани. Но на этом счастью избранных одиночек пришёл конец. С десяток мужиков, построившись, как во времена Александра Невского, "свиньёй", атаковали ларёк. Остальные пытались протиснуться вперёд, что было очень и очень непросто.
Тем временем "легионер", находившийся во главе угла боевого порядка, повис вверх ногами на козырьке, достал деньги и сунул их в окошко. Возмущённый трёхэтажный мат взорвал зимнее небо. Но что можно сделать против организованной силы? Продавщица пересчитала замызганные купюры, и "легионеры", как школьники на уроке, хором начали отсчёт: "Одна, две, три, четыре..." Бутылки по цепочке передавались прочь из толпы и складывались в объёмную сумку. На сорок каком - то счёте "свинья" резко, как один человек, отхлынула от прилавка. Покупатель, висевший на козырьке, упал на землю вверх ногами и был зафиксирован в таком акробатическом положении. Чертыхаясь, немного помятый, но довольный, он ползком выбрался из-под ног звереющей толпы, забрал свою долю "огненной воды" и присоединился к друзьям, которые отмечали в сторонке удачное завершение операции.
4.
Ввиду тотального дефицита товаров, водка приобрела статус жидкой валюты. Например, навоз для сада я брал за шесть бутылок, которые заранее привёз на свой участок и закопал в землю - так надёжнее. Повсюду гремели безалкогольные комсомольские свадьбы, народ завлекали в общества трезвости.
Мой партийный товарищ, как и все коммунисты, состоял в таком обществе, и мы исподтишка пытались узнать, чем они там занимаются на своих собраниях? Оказалось - изучают антиалкогольные труды академика Углова, которые и так без меры заполонили всё вокруг. Помню, как-то один в меру пьющий механик уныло басил в обеденный перерыв:
- Не пей, не пей! По радио говорят: "Не пей!" По телеку - тоже. Электробритву включил, так и она бубнит: "Не пей!" Спасу нет!
- Бритва? - переспросил кто-то удивлённо.
- Да, я её в розетку от радио воткнул. Перепутал с похмелья, они у меня рядом, розетки-то.
Смех смехом, но пили всё, что горит. Пустыми флаконами от огуречного лосьёна - два в одном - был завален овраг возле нашего дома, где собирались выпивохи. Пили технический спирт, шеллак на заводе вымешивали и потребляли за милую душу. Гнали самогон втихую, но сахар был в дефиците, и потому изобрели вино из положенных каждому дешёвых конфет. В общем - голь на выдумку хитра!
Водочные талоны можно было продать или взять на них рыбные консервы, зелёный горошек, ещё что-то. Но когда сосед увидел меня с этим горошком на улице, в его глазах отразились боль и осуждение...
Чтобы купить спиртное, надо было иметь при себе талоны, купоны, деньги, паспорт с местной пропиской и использованные бутылки. Однажды, отпросившись с работы на два часа и захватив всё необходимое, я направился к магазину, который с двух дня осаждала толпа. Милиционер следил за порядком и впускал внутрь партиями, согласно очереди. Часа через два я оказался в тесном помещении, перегороженном решёткой, из-за которой продавщица принимала всё вышеперечисленное и выдавала продукт.
Но вдруг, на нашу беду, страж порядка отлучился, и бесконтрольная толпа вломилась в помещение. Истошно завизжала непонятно откуда взявшаяся женщина, а покупателей у окошка притиснули к решётке так, что не пошевелиться. Все стояли, как сельди в бочке, а снаружи напирали и напирали. Ещё немного, и в полной тишине затрещали бы рёбра, но вдруг кто-то громко всхлипнул и закричал протяжно и жалобно:
- Господа! Что вы делаете?
Не думаю, чтобы все присутствующие осознали, что они не бараны, не животные, а господа, люди, стоящие на вершине эволюционной лестницы. Но, видимо, в головах что-то всё же щёлкнуло - послышались смешки, напор уменьшился, а в дверях, наконец, появился отлучавшийся милиционер.
Я шёл домой. В сумке весело постукивала жидкая валюта, полученные по талонам продукты приятно оттягивали руку. Шёл и не знал, что это только начало уготованных нам испытаний. Всё-таки здорово устроен мир, и очень даже хорошо, что мы не знаем своего будущего.
