Птица, нахохлившись, сидит на подоконнике. У нее пушистые белые перья и длинный острый клюв. Она стучит им в стекло. Я не слышу, потому что в ушах поет старая инарская музыка.
Птица наклоняет голову и тихонько наблюдает, как я смотрю в монитор своего компьютера, как длинные пальцы играют симфонии на клавиатуре, как я отвожу свои длинные волосы, закидываю голову назад и разминаю пальцами ноющую шею, щелкаю выключателем обогревателя. Ровно в двенадцать я распахиваю окно и высовываюсь наружу, вдыхая прохладный ночной воздух. Птица садится на руку, и мы недолго разговариваем.
Я снова сажусь за свой компьютер.
Вчера я подошла к окну и оглянулась, чтобы оставить в памяти плюшевого дракона в кресле, такого мягкого и неживого, каждую деталь своей комнаты и увядающие цветы, долго гладила свои руки, в последний раз моргала ресницами и говорила какую-то чушь сквозь уже холодные губы. Хорошо, что я не приучена к сантиментам. Иначе все было бы гораздо невозможнее.