Аннотация: Сколько радости и впечатлений может доставить обыкновенная лесная кормушка для птиц. Очерк напечатан в газете "Луч" за февраль 2004.
Алексей Рыбкин
Синица в руках.
Занятия у меня сегодня начинаются только в 11.30, третьей парой, но я специально вышел раньше. По дороге в университет у меня есть одно важное дело.
В Балатовском лесу, недалеко за ДКЖ*, из пластиковой бутылки я устроил кормушку для синиц. Теперь, каждый раз собираясь на учебу, я кладу в карман горсть семечек. Чтобы птицы слетались к кормушке тогда, когда мне нужно, из детской игрушки-пищалки я сделал своеобразный манок. И теперь, подходя к кормушке, я ее писком собираю птиц на завтрак. Пищалку я держу в опущенной руке, зажав в кулаке, чтобы не слишком привлекать внимание прохожих - все-таки, кормушка висит всего в нескольких метрах от тропинки. Поначалу на мои призывы никто не отзывается, только где-то вдалеке хриплыми флейтами перекликаются снегири. Но вот, наконец, слышится знакомое "Ч-ж-ж-ж! Ч-ж-ж-ж!" и на ветку рядом со мной садится пара пухляков. Их еще называют буроголовыми гаичками. Маленькие птички, меньше воробья, с серенькой грудкой и черной шапочкой почти во всю голову. Пухляки перепрыгивают с ветки на ветку, перекликаются своими жужжащими позывками и тихим посвистыванием. Я прячу пищалку в карман, лезу другой рукой за семечками и тут одна птичка, видимо самая нетерпеливая, срывается с ветки и садится мне прямо на лицо, цепляясь цепкими коготками за подбородок. От такой дерзости я даже немного опешил. Сам виноват, мало было, что птицы корм с рук берут, так приучил еще и из губ выхватывать. Теперь вот пухляк и прилетел за угощением к привычному месту. Видя, что семечек у меня во рту нет, синичка разочарованно свистит и возвращается на ветку. Но ее смелость тут же вознаграждается - я протягиваю несколько семечек на ладони. Пухляки по очереди садятся на руку, хватают корм. Они ловко прижимают семечко лапой к ветке, чистят его и по кусочку съедают. Заработала птичья столовая.
Чтобы приучить пухляков к рукам, когда они уже привыкли к кормушке, я клал в нее лишь несколько семечек, а когда они кончались, предлагал корм рядом с кормушкой уже на ладони. Пухляки вначале подлетали к кормушке, а с нее перепрыгивали на руку. Потом и совсем стали садиться прямо на руки, даже если кормушки рядом не было. Остальное было делом техники - поднося согнутый палец к губам с зажатым в них семечком я научил их брать корм изо рта.
К уже прилетевшим пухлякам присоединяется еще пара. Одна птица садится мне на руку, две другие цепляются за рукав куртки, четвертая, судя по ощущениям, уселась на шапку. "Чистый цирк. Дрессированные пухляки, - с усмешкой думаю про себя. - Жаль только, что никто не видит".
Ладно, сегодня мы немного расширим обычную программу. Утро выдалось морозным и ясным - почти идеальные условия для фотосъемки. Пора запечатлеть мои достижения в общении с дикой природой. Из своей сумки я достаю фотоаппарат, снимаю с него чехол, плавно взвожу затвор. На морозе все нужно делать осторожно, чтобы не оборвать в фотоаппарате пленку, которая на морозе становится хрупкой. Чтобы руки не мерзли на морозе, но чувствовали камеру, я надеваю перчатки с обрезанными пальцами, как у кондуктора или уличной торговки. Объектив выставляю на минимальное расстояние, его кольца крутятся с трудом - застыла смазка. Дышу осторожно, выдыхая через рот в сторону от камеры, чтобы пар от дыхания не попал на стекло видоискателя или, не дай бог на переднюю линзу. Тогда можно будет смело сворачиваться и о съемке на сегодня забыть - линза покроется тонким слоем льда, который на морозе почти не сходит. Фотоаппарат устраиваю на правой руке, вставив объектив между указательным и средним пальцем, спусковая кнопка приходится под большой палец. Такая хватка фотоаппарата далека от традиционной, но другого выхода у меня нет - руки у меня всего две, а ассистента нет. Левой рукой держу семечко.
"Открываем лесное фотоателье. Прошу садиться!"
Чтобы подольше удержать птицу в кадре я крепко зажимаю семечко между большим и указательным пальцами. Пухляк усаживается на руку. Легкое пожатие лапок дикой птицы стало для меня уже привычным, но до сих пор трогает своим доверием. Синичка пытается выхватить корм, чтобы тут же улететь, но не тут-то было - я держу крепко. Она вновь тянет семя на себя, но тщетно. Тогда птичка действует по обычному для себя стереотипу - она начинает долбить клювом. Первые несколько клевков приходятся по ногтям. Но вот клюв попадает в мякоть пальца - это уже довольно ощутимо. Такая маленькая птичка, а сколько силы! Поспешно щелкаю фотоаппаратом и ослабляю хватку. Вновь плавно перевожу кадр и достаю новое семечко.
"Следующий!"
Пока я вожусь с пухляками, к кормушке подлетают большие синицы. Эти на руку садиться не будут, для этого они слишком недоверчивые. Сколько я не стоял с протянутой рукой возле пустой кормушки, ни одна из них даже близко не подлетела. Единственное чего я от них добился, так это того, что они спокойно садятся на кормушку, когда я стою совсем рядом. Этим я тоже сегодня воспользуюсь.
По счетчику в фотоаппарате остается примерно 7-8 кадров. Их я решил посвятить большим синицам. Меняю штатный объектив на длиннофокусный. Камера резко тяжелеет, теперь ее одной рукой не удержишь. Насыпаю в кормушку семечки, а сам устраиваюсь на корточках в трех шагах. Начинается соревнование с синицами на скорость реакции. Мне нужно не только успевать навести объектив на птицу, но и настроить резкость, а также вручную закрыть диафрагму. А синицы не задерживаются на кормушке ни секунды больше, чем им надо, чтобы схватить одно семечко. Синицы всегда садятся на кормушку только поодиночке, это не воробьи, которые налетают на корм всей гурьбой. У них строгая система иерархии, они четко знают, кто за кем имеет право подлететь к корму.
Я щелкаю затвором, но чувствую, что кадры не удаются. То опоздаю нажать кнопку и снимаю вдогон, то птицу перекрывают детали кормушки. Пробую снимать на ветках, где синицы очищают и поедают семечки (под ними на снегу уже черно от шелухи), но невозможно угадать, на какую ветку сядет птица, к тому же до них далеко. Но вот пленка кончается. Перемотаю я ее уже дома, в тепле, когда фотоаппарат вылежится. Да и руки у меня уже застыли на металле.
Укладывая свою аппаратуру в сумку, я вдруг замираю: сверху по стволу к кормушке спускается поползень. Как и положено заправскому древолазу он спускается головой вниз. В стайке синиц раздается крик тревоги. Одна, сидящая на кормушке принимает позу угрозы - складывает крылья домиком, чтобы казаться больше. Но поползню на все эти демонстрации наплевать. Он деловито засовывает свой длинный клюв в кормушку, захватывает за раз несколько штук семечек и улетает. Где-то недалеко он шуршит мощными когтями по стволу сосны, да так, что вниз летят чешуйки коры. Поползень скорей всего набирает семечки не для того чтобы их тут же съесть, а чтобы припрятать на черный день куда-нибудь в трещину или за отставшую кору. Этого не накормишь, он не успокоится, пока все семечки не перетаскает. Тот еще куркуль.
Я выгребаю семечки из кормушки обратно в карман. Извините синицы, вас я ежедневно кормлю, а вот поползни ко мне не каждый день прилетают. Снова замираю рядом с кормушкой, одно семечко держу в руке, жду возвращения своего нового гостя. Он, конечно же, не задерживается. Не в его это правилах. Вот он вновь спускается к кормушке, обнаруживает ее пустой и смотрит на меня, как бы недоумевая: "Хозяин, тут только что было полно еды. Где она?"
Медленно-медленно подношу руку с семечком к кормушке, так чтобы поползень мог дотянуться. И он не раздумывая, дотягивается. Так, контакт установлен. Скармливаю ему еще несколько семечек прямо на стволе, уже не дожидаясь, когда он спуститься к кормушке. Поползню явно без разницы, откуда брать семечки, хоть из кормушки, хоть из руки. И вот, с замиранием сердца я отвожу руку так, чтобы он мог взять корм, только перелетев на нее со ствола. Что поползень тут же и проделал.
Лапы у него не чета слабеньким лапкам синиц - вцепился так, что даже немного больно. Чтобы подольше удержать на руке этого деловитого любителя делать запасы я снова удерживаю семечко, как проделывал это с пухляками. Тут же получаю очень болезненный клевок в подушечку пальца. Клюв у поползня по сравнению с синицей тоже будь здоров. После третьего клевка я сдаюсь и отдаю семечко.
Мысленно ругаю себя за то, что истратил всю пленку на дурацких больших синиц на кормушке. Смотрю, на часы - до начала занятий осталось всего полчаса, уже начался большой перерыв. Высыпаю остатки семечек обратно в кормушку. Еще немного оставляю в кармане - это на обратную дорогу. Пора уходить. Но, сделав несколько шагов по тропинке, снова останавливаюсь. Прямо передо мной по сосновому стволу ползет пищуха. Я ее сначала даже и не заметил, так неприметно она окрашена, бурая с рыжеватыми пятнышками. Она ползет от комля по спирали вверх, скрывается за стволом, снова появляется, но уже выше. Хвост у нее жесткий, как у дятлов, и служит для опоры на дерево, а тонкий клюв изогнут, как хирургический пинцет. Этим клювом она тщательно исследует все трещины коры в поисках зимующих насекомых. Вот она перелетает на дерево с моей кормушкой, опять же садится у комля и неторопливо поднимается вверх. У кормушки она задерживается, заглядывает в нее. "А что тут такое все едят?" Но шустрые синицы успели вытаскать остатки семечек. Так что пришлось пищухе продолжить свое неспешное спиральное восхождение по стволу несолоно хлебавши.
Я провожаю ее взглядом и снова кляну себя. И за то, что бездарно истратил пленку и за то, что пожадничал и не купил запасную. Всегда так бывает, когда есть птица, у тебя нет фотоаппарата, пленки или подходящего объектива. Когда все это есть, птицы почему-то как сквозь землю проваливаются.
С такими мыслями я выхожу к ДКЖ. День еще только начался и у меня впереди еще три пары занятий.
[Рыбкин Алексей Владимирович]" height="598" >