- Арсений приезжает сегодня. Встречу его на вокзале. Ты не забыла? - Филипп поднял взгляд на Сашу.
"Как же он скучно выглядит, когда читает, - подумала она. - Словно у него в руках научный доклад".
- Конечно, не забыла, - она взяла со стола закладку с изображённой на ней скульптурой Кановы и закрыла книгу. - Я собиралась поехать с тобой.
- Да, точно, - отозвался Филипп. - Вчера он получил свой никчёмный диплом кинооператора, а теперь хочет, как он сказал, отдохнуть. Я бы, наверное, мог куда-нибудь его пристроить, но не считаю это правильным. Делом надо было заниматься.
- Каким делом? - мягким голосом спросила Саша. - Математика ему никогда не была интересна, а спорт для него невозможен...
Филипп махнул рукой.
На платформе она сразу увидела Арсения: отросшее светловолосое каре, высокий, худой и бледный, каким и был, разве что лицо немного округлилось. Он шёл не быстро, привычно хромая из-за болезни, перенесённой в детстве; за спиной рюкзак, в руке чемодан.
- Привет, пап. Саша.
Обнял обоих по очереди; Филипп поморщился.
- Курил опять?
- Совсем чуть-чуть, пап, не занудствуй.
- Гадость какая.
"Нервничает, наверное", - подумала Саша. Мучается, как она его встретит, что теперь будет. Приехал испытывать судьбу... В двадцать три такое случается. "А вот в сорок пора бы уже давно всё для себя решить".
Первый раз они переспали, когда ему исполнилось восемнадцать. Он так же жил с матерью в Москве - и так же приехал к отцу в Питер после выпускного, только школьного. У него был какой-то деланно шальной вид; чёлка на глаза, огромные, голубые и абсолютно невинные, молочная кожа, узкие запястья... Саша просто не смогла сдержаться, когда они поздно вечером вместе смотрели фильм; Филипп спал на другой половине дома, пока Арсений ловил губами её губы.
- Ты у меня первая, - прошептал он, в полутьме казавшийся воплощением Амура или Зефира, и от одних его слов её охватила волна такой силы, что возникло ощущение, будто она сейчас ослепнет.
Больше она тогда не подпустила его к себе; через неделю он уехал, но потом, на новогодних каникулах, всё повторилось - и повторялось ещё несколько раз. Два года назад она попросила его не приезжать. Её мучила совесть, чувство неправильности, вины, странного позора. Они переписывались иногда, и Саша старательно избегала того, что между ними было.
- Вы садитесь в машину, - сказала она, когда Арсений убрал в багажник вещи. - Я быстро.
Она не любила курить, точнее, осознавала, что это ничего не решит, только навредит, но сейчас ей казалось, что механический процесс поможет успокоиться.
- Ты же бросила.
- Я прошу, иди в машину. Филипп что-нибудь подумает ещё.
Арсений усмехнулся, стоя совсем близко.
- Что он может подумать? Что я соскучился по мачехе? Хотя мы так давно не виделись...
- Не ставь мне это в вину, Сень. Так было лучше для всех. - Она выпустила дым изо рта. - Ты спал с женой отца, ты вообще понимаешь?
- Какая разница. Он меня никогда не любил. Даже видеть особенно не хотел, просто совесть иногда мучила, кровное родство, семья, все дела. - Был сильный ветер, и Арсений откинул со лба лезущие в глаза волосы. - Хромоножка, бездарь в математике, любит странное кино и странные стихи... Он хотел другого ребёнка, успешного, нормального. Но у вас не получилось. Думаешь, он тебя любит? Ты моложе. Умная, красивая, самодостаточная. Ты ему подходишь, как очень дорогая вещь.
- Ты жестокий, Сеня.
- Может быть. Но я приду к тебе сегодня, и ты меня не прогонишь. Потому что мы одинаковые. Хотим жить, дышать полной грудью. И никому не нужны. Пошли в машину.
Дома Филипп почти с ним не разговаривал; задал пару вопросов и ушёл в кабинет работать.
- Я пойду прогуляюсь, - сказала Саша. - Ты со мной?
- Давай.
Они устроились на террасе какого-то кафе; Саша заказала два кофе с молоком и два шарика мороженого.
Когда пришёл официант, они сидели в обнимку; Арсений положил голову ей на плечо, и она немного неловко уткнулась губами ему в волосы. Официант улыбнулся, оставил заказ и ушёл.
- Я так соскучилась по тебе... Поняла, когда увидела на платформе.
- Сама просила не приезжать. Больше не буду тебя слушать, - у него в голосе была улыбка.
- Нужно вернуться домой до шести. В шесть Филипп уйдёт на пробежку, и мы сможем побыть вдвоём. Знаешь, Сенечка, мне нужна хотя бы иллюзия любви...
- Только это не иллюзия. - Он отодвинулся и внимательно посмотрел на неё. - Так ветрено... В Москве жарко, а здесь свежо.
- У тебя есть девушка?
- Нет. - Арсений отпил кофе и аккуратно подцепил немного мороженого маленькой ложечкой. - Была одна недолго, но я понял, что не могу... с другой. Все мои знакомые, Саш, найдут кого-то - и радуются. А я какой-то неправильный. Дай поцеловать.
- А ты бы хотел жить со мной?
- Жить? У меня даже работы нет.
- Зато у меня есть, - она поцеловала его в висок. - Этого должно хватить. Потом разберёмся. Или не разберёмся. Какая разница.
- Ты правда хотела бы со мной жить? Видеть меня каждый день с утра, заспанного, недовольного, терпеть мои капризы и есть мои подгорелые сырники?
- Какая страшная картина, - Саша улыбнулась. - С тобой я бы и не на такое согласилась. Всё равно ты меня бросишь лет через десять, даже раньше...
- Мороженое у тебя сейчас растает, - Арсений облизал ложку. - Во-первых, я тебя не брошу, и дело здесь не только в высокой любви, хотя я тебя люблю, но и в том, что ты единственный человек, с которым я люблю и могу разговаривать. Понятно, ты мне всё равно сейчас не веришь, но это неважно. Во-вторых, мы можем через четыре года погибнуть в автокатастрофе. Например. И твои "через десять лет" никогда не наступят. Я хочу позволить себе жить сейчас.
- Всё наступит. И тебе придётся готовить свои подгорелые сырники подтянутой и миловидной старушке, даже не пытайся от этого увильнуть.
Арсений засмеялся. Саша смотрела на него, отправляя в рот ложку за ложкой; на солнце он казался почти прозрачным, таким нежным, и она опять вспомнила лето после выпускного... Она отвела рукой воротник его плаща и ткнулась губами ему в шею, белую, нежную, почти мурча от наслаждения.
- Ты что делаешь? - хихикнул он. - Люди смотрят. Ай! Какие губы холодные... И щекотно, между прочим. Кажется, кто-то наконец дорвался.