По мере вхождения в антарктические воды, погода становилась все спокойнее. Заметно холодало, льдины появлялись все чаще. Неспешно проплывали у борта, и с крыла мостика хорошо была видна в прозрачной воде их скрытая подводная часть, похожая на склоны холма, только самая верхушка торчала над водой.
Между делом, третий штурман взялся за обучение Леши премудростям штурманской науки:
- Вот, смотри, Леха... Вроде ничего особенного, лед как лед. Ты в своей деревне на реке или на ставке видел. А вот знаешь ли ты, что у льда несколько стадий образования? Сначала вода смерзается в ледяные иглы, похожие на кристаллы, следующая стадия, только не смейся, названа, видно кем-то из украинцев и называется она - сало! Постепенно, по мере смерзания, лед образует сначала кашеобразную, типа того, что сегодня на завтрак подсунули, массу - снежуру, а потом, комковатый лед превращается в шугу.
Это все начальные стадии льдообразования. Следующий этап - это уже молодой лед, по-морскому ниласовый. И первым из ниласовых образуется блинчатый лед. Такие вот похожие на блины круги диаметром иногда до нескольких метров и толщиной в несколько сантиметров. Поле блинчатого льда, это всегда красивое зрелище и самое главное, пока для судна неопасное. Впрочем, если бы Вы, Ляксей Батькович, не относились халатно к своим прямым обязанностям, а смотрели вперед, то увидели бы, что как раз к такому полю мы сейчас подходим!
Бедный Лешка так заслушался рассказом штурмана, что совершенно перестал наблюдать, что происходило по курсу судна и вокруг. "Третий", заметив, что уши Алексея приобрели в момент рубиновый оттенок, расхохотался:
- Марш на "улицу"! Охладись, заодно и за льдом понаблюдай!
Алексей выскочил на крыло моста, кляня себя за невнимательность и замер, оглядевшись вокруг. Если вокруг траулера еще была толчея, пусть небольших, но все-таки волн, то впереди лежало огромное белое поле, состоящее из почти правильной формы ледяных кругов. Вскоре нос траулера вошел в лед и "блинчики" зашуршали вдоль борта. Через несколько минут, куда не кинь взгляд, на длинных волнах зыби медленно колыхались разномастные ледяные круги. Края каждой такой льдинки были приподняты, и были похожи на огромные листья экзотических цветов, которые Алексей как-то видел в передаче "Клуб кинопутешественников". "Кажется на Амазонке - подумал он. - Точно, даже название помню - Виктория Регия!". Картина была настолько впечатляющей, так завораживала своим величием, что Леша с трудом вернулся в реальность, услышав голос из рубки:
- Замерзнешь, студент! Этой красоты еще насмотришься, иди внутрь, я кофейку сварганил!
Лешка вернулся в тепло рубки и с благодарностью принял из рук рулевого дымящуюся кружку. Дверь оставили открытой, чтобы вытянуло табачный дым и несколько минут тишину, установившуюся в рубке, нарушало только шуршание льда о борта судна. Первым подал голос рулевой Николай.
- Красиво это, конечно... Особенно - когда впервые видишь. Только не люблю я льды, три года в Арктике отработал на Севморпути, всякого насмотрелся. И как дыры получают, да еще ниже ватерлинии, и как в лед вмерзают. Сколько судов и человеков льды погубили. Так что красота эта, Леха, обманчива. Впрочем, как и всякая другая красота...
- Ну, ты - философ! - восхитился "третий". - Выйдешь на пенсию, книжки про моря писать будешь!
- Ты все хохмишь, "трояк". А вспомни, что прошлой тутошней зимой закрутилось здесь.
- Точно, "Опупея капитана Сомова"!
- А что это такое? - заинтересовался Алексей.
Штурман закурил, аккуратно пристроив сгоревшую спичку в герметичную пепельницу.
- История, ты прав, нашумевшая, - сказал он, и повернулся к Алексею. - Сейчас сделаю запись в журнале о ледовой обстановке и расскажу. В принципе, все это можно в прошлогодних подшивках газет прочитать, у "помпы", да ладно, надо же вахту скоротать. За "травлей" она пролетает так, что и не заметишь!
"Третий" скрылся в штурманской, а Лешка взял бинокль и стал разглядывать ледяное поле. Среди блинчиков он пытался обнаружить большие льдины, но невесть откуда взявшееся солнце играло бликами на ледяных блюдцах, и невозможно было выделить отдельные льдины, среди колышущегося ледяного массива.
- Поле маленькое, вон его конец уже видать, - произнес рулевой, без бинокля вглядываясь по курсу траулера.
- Ух, ты! - удивился Лешка. - Как вы это без бинокля разглядели?! Я вот в него еле-еле край поля увидел!
- Поработаешь с моё, - добродушно ответил Николай Егорович, - поймешь, что не обязательно воочию все видеть. То ли чувствуешь, то ли по каким-то другим признакам понимаешь. Например, небо темнее в той стороне, значит, солнце ото льда не отражается или вот - волнение моря там побольше. Как это получается - это ты у "науки" попытай!
- Ну да, Егорыч у нас старый "рыбалка", все приметы знает, - присоединился вышедший из штурманской Володя. - "Если чайка села в воду, жди хорошую погоду". "Если солнце село в тучу, жди рыбак наутро бучу". Или вот - "Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску"!
- Только не работают тут старые приметы, - в тон ему ответил рулевой. - Где ж тут, у Антарктиды, чаек черноморских взять?! Одни альбатросы и те редко появляются.
- Владимир Сергеевич! Вы о каком-то Сомове обещали рассказать! - напомнил штурману Леша.
- Только ты вперед смотри, не отвлекайся! Так вот, есть такое судно, "Михаил Сомов". Они исследованиями в этих краях занимаются и, заодно, меняют зимовщиков на антарктических станциях, продукты им завозят, топливо. В прошлом году, в феврале кажется, шли они на одну из станций, везли смену зимовщикам. В море Росса попали в шторм, ветер, говорят, до пятидесяти метров в секунду доходил. И затерло их льдами, не таким, молодым, который мы проходим сейчас, а толщиной до трех-четырех метров. До кромки, у которой мы работать будем, кстати, то есть до границы ледяного поля, им надо было миль пятьсот пробиваться. И хотя "Сомов" - ледокольного типа, но справиться с многолетними льдами, которыми его затерло, не мог. Кое-как сняли полярников и часть экипажа вертолетом, и остался "Сомов" зимовать в море Росса, которое, чтоб ты знал, студент, очень мало исследовано. Зимовал он так больше ста суток, то есть вместо лета антарктического, досидели они во льдах до июня, до местной зимы. На помощь им из Союза пошел ледокол "Владивосток", судно мало для плавания в открытых водах приспособленное. Так вот, чуть ли не вся страна следила за его передвижением, репортажи по радио, в факсимильной газете. Знаешь, что цэ такэ?
Леша видел эту странную газету, размером с лист ватмана. Получали ее раз в неделю через факсимильный аппарат, то есть текст наносился электрографическим способом на специальную бумагу. Пахло это чудо инженерной мысли отвратительно. А помполит, повесив ее в коридоре у столовой, тут же мчался к себе в каюту, чтобы отмыть руки чуть ли не с хлоркой. С "интересом" моряки узнавали из этой стенгазеты, какой урожай зерновых планируют собрать в Молдавии, сколько комбайнов выпустил "Ростсельмаш", как выполняются решения очередного исторического съезда партии и что наши опять проиграли ихним в футбол.
- Вот в этой газетенке тоже печатали вести с полей, тьфу ты, с морей. Как героически, без кондиционера, преодолел "Владик" экватор. У газеты наши тогда устроили целое собрание, хохот стоял такой, что пингвины разбежались с соседних льдин. Самое пристойное, что можно было услышать от читающих статью, было - "А попробовали бы они не неделю, а полгода на экваторе почалиться! Как мы, на СРТМах, без "кондишена" вообще!"
Пробился все же "Владивосток" к "Сомову", обколол его, смогли те винты провернуть и выйти по пробитому каналу на чистую воду. Медалей было навешано немеряно, даже "Героев" нескольких дали - начальству, естественно.
Так к чему я все это тебе, Леха рассказываю? А к тому, что, не дай Бог, мы в такой ситуации окажемся. Кто там будет за тобой вертолеты присылать или ледокол из Союза гнать... Мы же тут, как волки-одиночки рыщем в поисках рыбы, до ближайшего судна - три лаптя по карте. Причем по карте полушарий. И если вернешься ты живой и невредимый домой, после такого рейса, то не медальку тебе повесят, не расскажут про твои героические подвиги в программе "Время", а, в лучшем случае, дадут премию в размере половины месячного оклада. Потому что ордена за открытие нами очередного промрайона в этой глухомани, без нас есть, кому получать. На верхах. Такая вот романтика и суровые, понимаешь, будни.
- Это точно, - вздохнул рулевой. - Тут ты, Сергеевич, прав. На все сто.
В рубке снова наступила тишина, двери на крылья были закрыты, и слышно было только негромкое пощелкивание эхолота. Леша, не отрываясь, смотрел вперед. Они выходили на чистую воду, блины льда постепенно становились все реже. Вокруг, насколько хватало глаз - один пустой океан, только на горизонте торчат горбы нескольких айсбергов.
- Заработались? Или задумались?! - за спиной раздался голос второго штурмана. Алексей даже не слышал, как тот поднялся в рубку.
- Иди обедать, студент! - хлопнул его по плечу сменщик, молодой матрос из траловой команды. - А то "дракон" уже кастрюлю с борщом так тралит поварешкой, что ничего тебе не оставит!
- Вахту сдал, - машинально ответил ему Алексей, продолжая, как зачарованный смотреть на бескрайний простор за стеклом.
- Вахту принял.
- Вахту сдал. Курс сто сорок, - сказал Николай Егорович, уступая место у штурвала рулевому из вахты второго штурмана.
- Курс сто сорок. Вахту принял.
После обеда Леша решил подремать, но сон никак не шел. Он достал из-под подушки начатую недавно книгу. Она была не из судовой, надо сказать, довольно скудной библиотеки. Увесистый темно-синий том с надписью "В. Конецкий. Путевые портреты с морским пейзажем" дал Алексею бородатый "научник". Как-то на мостике зашла речь о книгах, в которых описывалась морская жизнь, и в разговор вклинился начальник рейса, который колдовал в штурманской у аппарата, принимавшего спутниковые карты. Он сказал, что уже несколько рейсов возит с собой новый сборник повестей Виктора Конецкого и предложил Леше зайти в лабораторию за книгой после вахты. Книга, хотя и была издана пару лет назад, была основательно зачитана, некоторые страницы выпали и их аккуратно подклеили.
Первые рассказы и повести, где речь шла о блокадном детстве автора Лешу особенно не впечатлили. Много подобного приходилось читать и по школьной программе и в журналах "Юность" и "Смена", которые выписывала его мама, учительница литературы. Но когда дошел до морских рассказов, чтение захватило его. Лешка смеялся над похождениями Петра Ниточкина, квазидурака Елпидифора Пескарева, неудачливого борца с собственными наколками Фомы Фомича Фомичева. А вот "Последний раз в Антверпене" - навеял какую-то грусть. Хотя, мог ли он понять тоску капитана, который вышел в свой последний рейс? Или совсем не обязательно проплавать много лет, чтобы так расставаться с морем? Видно было, что автор не понаслышке знает "веселую" морскую жизнь. И, хотя Конецкий писал о торговом флоте, но на каждой странице Леша находил общие, знакомые ему по трем месяцам рейса детали, черточки характеров своих соплавателей.
Соседа не было, в каюте стояла тишина, сопровождаемая только гулом двигателя. Этот шум был слышан в любом, даже отдаленном закутке траулера. Лешка давно уже перестал замечать эти звуки - идешь ли ты по коридору, работаешь в рыбцеху, обедаешь в столовой или, пардон, находишься в гальюне, повсюду, разве что в разной тональности и уровне громкости, в зависимости от расстояния до "машины" - плотный устойчивый шум. И когда кто-то входит к тебе в каюту, перед ним, из коридора сначала - громче дыхание двигателей.
Лешка отложил книгу, попинал босыми ногами подволок, чтобы разогнать кровь в застывших мышцах. Он думал о том, что его плавание - совсем не похоже на то, что было описано в книгах, которыми он зачитывался с детства. Это пятнадцатилетний капитан, стоя у штурвала, один, лицом к лицу сражался со стихией, гордо вел корабль в неизвестность, это юный гардемарин Володя Ашанин лихо козырял адмиралу на шкафуте "Коршуна". А тут - все иначе. Уже не первый раз Алексею приходила в голову мысль, что все люди на судне - только для того, чтобы служить этому Левиафану. Механики обслуживают его сердце и мышцы, боцман наводит глянец на лоснящихся боках и даже штурмана - прокладывают курс туда, куда сам по себе движется траулер. Лешку не покидало ощущение, что он только винтик огромного живого механизма, лишь по чьему-то недосмотру именуемого Рыболовный Траулер Морозильный (Супер). По простому - "Супер", как говорили моряки.
Мерное покачивание судна с борта на борт, еле слышный ровный стук "машины" - все это убаюкивало, расслабляло и, вскоре, книжка выпала из рук. Лешка уснул - легко и спокойно, как засыпал на траве у реки, на вечерней зорьке, как засыпал в натопленном родном доме, где пахло мамиными вкуснючими пирогами, а за окном швырялась снегом предновогодняя метель.
Он не слышал, как в каюту зашел боцман, поигрывая связкой ключей, и только успел сказать: - "Леш...", как тут же замолчал, увидев улыбающегося во сне Лешку. Семеныч осторожно выдвинул ящик стола, положил в него ключи и вышел из каюты, придерживая дверь, чтоб не стукнула ненароком при качке.
Вечером Алексей снова заступил на вахту впередсмотрящим. Он встал у лобового иллюминатора с уже привычной кружкой кофе в руке. Траулер все ближе и ближе продвигался в сторону Южного полюса, и солнце уже не собиралось на ночь скрываться в океане, а только пряталось за частоколом айсбергов на горизонте. Вокруг, насколько хватало глаз, колыхался на волнах зыби белый ковер, сотканный из круглых плоских льдин.
Володя, третий штурман, что-то колдовал в штурманской с картами, и Лешка решил продолжить с рулевым начатый на прошлой вахте разговор:
- Николай Егорыч, вот Вы столько лет плаваете по морям, неужели никогда не попадали в такой вот переплет, как на "Михаиле Сомове"?
- Типун тебе на язык, Леха и "яшку" в задницу! - возмутился матрос. - Нашел о чем мечтать! Бог миловал меня от таких ситуаций! Всякое, конечно, бывало... Но, к счастью, в серьезные передряги не попадал.
Возмущение Лешкиным вопросом было немного наигранным. Николай расправил плечи, приосанился и Леша понял, что сейчас он услышит очередную историю, которые рулевой был мастак рассказывать.
- Даже с "Мераком" мне повезло! - он повысил голос, обращаясь, заодно, и в сторону штурманской. - Слышь, "третий"! А я ведь на "Мераке" в тот рейс должен был идти. Рулевым. Только вот "Волчица", ну, Волкова - главврач на медкомиссии межрейсовой мне визу и прикрыла. Представляешь, пошел я на комиссию и по дороге заглянул, дурак, в подвальчик, к Францевне. Нет, не кальвадосу, а всего лишь кофейку дернул. Пару кружек. Настоящего. Заварного. С песочка. Ну и на комиссии скакануло давление. А Волковой только это и нужно было: - "Сто семьдесят на сто?! Какой рейс?! Пока не обследуешься у кардиолога - я тебе комиссию не подпишу!" Я ей: - "Так в книжке медицинской посмотрите! Никогда у меня давления высокого не было!" А "Волчица" в ответ с ехидцей: - "Ну, когда-то же надо начинать!". Пока обследовался, пока то - да сё, команда с другим рулевым улетела.
- Повезло тебе, Егорыч, - сказал штурман, который вышел в рулевую рубку.
- Да что это за "Мерак" такой? - с нетерпением произнес Леша. - Расскажите!
Рулевой, не отрывая взгляда от картушки компАса, ответил:
- Есть такой в нашей конторе пароход - СРТМ "Мерак".
- А...Это на такой мы рыбу сгружали? Который тунца ловил?
- Не перебивай, студент! - одернул его вахтенный штурман Володя. - СРТМ, как ты знаешь, означает Средний Рыболовный Траулер Морозильный. Тот, с которым мы встречались - предназначен для бортового траления, то есть трал кидают с борта, поэтому еще такие СРТМы называются "бортовиками". Они постройки пятидесятых-шестидесятых годов. А "Мерак" из новой серии, такие СРТМы тралят с кормы. У них такой же слип, как у нас. Поэтому полное название их - СРТМ-К, то есть кормового траления. Иногда еще их, за похожесть на нас, в смысле - на РТМСы, называют "Мини-Суперами".
- Понятно.
- Да ведь это не главное, в такой переплет мог любой пароход попасть, и пофиг - есть у него слип или нет, - попытался перехватить инициативу рулевой. - Ты дальше, Леха слушай...
- Не соглашусь! - перебил его штурман. - А вдруг эта гадость по слипу на "Мерак" проникла?!
Леша взмолился:
- Да расскажите, хоть в чем дело с этим вашим "мраком-мераком"!
- А вот тут ты прав, студент! - рулевой снова взял на себя разговор. - Полный и беспросветный мрак в этом деле. Лады - как все было, по порядку. Только учти, я особо не беседовал с ребятами после того, как они в Союз вернулись. И сами не говорят, и, видать, многое им говорить просто запрещено.
- Не тяни кота за яйца, Егорыч! Рассказывай! - бросил "третьяк". - Я тогда только-только в контору пришел, об истории вообще краем уха слышал.
- Так вот... работали они в Индийском океане, кажется на северо-востоке, но потом пошли на ЗИХ - Западно-Индийский хребет. Ловили там берикса, масляную и красноглазку. И вот однажды - перестали выходить на связь. День - другой, заволновались на судах, которые в тех водах работали. Вроде не проходил циклон, погода устойчивая. А "Мерак" молчит. Тогда послали наш траулер, который неподалеку работал. Подходят они в район, откуда последний раз "Мерак" на связь выходил. Покрутились - вон он, красавец, в дрейфе лежит. Пришвартовались - а на СРТМе пустая палуба, на "мосту" не видно никого. Тишина. Тогда рванули ребята внутрь. А весь экипаж по каютам лежит. Живые, слава Богу. Только все - в отрубе, ни ногой, ни рукой пошевелить не могут. И что характерно, собака судовая - тоже в лежку. Зацепили тогда "Мерак" за ноздрю и потащили поближе к Мозамбику, Африка-то рядом. Ведь в столице ихней, в Мапуту, наших много стояло тогда на ремонте. Через день - другой, начали "мераковцы" в себя приходить. И никто не помнит толком, как все начиналось. Что характерно, только "дед" и "наука" дольше всех продержались, даже у руля стояли. Но это говорят, оттого, что проспиртовались сразу, у них этого добра хватает. Кого первой базой в Союз отправили, кого самолетом из Мапуту. Таскали всех по медкомиссиям, в больницах разных обследовали. И вынесли приговор, так сказать. Мол, траванулись ребятки рыбой. И на этом точку поставили. Хотя... если бы они и впрямь отравились, с какого перепугу всему экипажу, после обследования, путевки в крутые санатории выдали? Бесплатно. Причем можно было не одному, а с супругой ехать. И все за счет конторы, то есть - за государственный счет. Возможно ли такое, если бы они по своей вине отрубились? Ведь рейс сорван и прочая, прочая...
- А что с самим "Мераком" стало?
- Что с железом будет? Пригнали его в Союз и, по слухам, на военный завод отправили. В Феодосию. Потом в контору вернули. Сейчас снова в океане работает.
Рулевой сделал театральную паузу, дождался разочарованного Лешкиного вздоха и продолжил:
- Только вот корефан мой, который это корыто из Феодосии к нам перегонял, шепнул по секрету, что когда они СРТМ на заводе принимали, местные проговорились, что намагниченность корпуса в тысячу раз превысила норму. Вот так.
- И больше никто ничего не знает?! - удивился Алексей.
- Всякое в народе говорят, - произнес молчавший до этого штурман. - Кто говорит, что это они под НЛО попали, а кто... , - Володя понизил голос. - Кто говорит, что наша подводная лодка новое оружие испытывала. Вот и попали ребята под раздачу. А может - и не случайно, а спецом их в тот район загнали.
- Да ладно... - недоверчиво протянул Леша. - Быть такого не может, чтоб своих подставили.
- Эх, студент... Мало ты еще знаешь. В жизни еще и не такое бывает, - вздохнул рулевой. - Сказали - отравились, значит отравились. И остального нам знать не положено.
На мостике наступила тишина. Внезапно небо по курсу судна окрасилось ярким неровным светом. Лешка подумал, что это, много раз виденные им в океане зарницы, но свечение будто взмыло вверх, зависло разноцветным шарфом-шлейфом над далекими айсбергами, переливаясь сине-красно-зеленоватым цветом.
Вот такое оно, полярное сияние, - сказал штурман, вглядываясь в далекое зарево. - Это, конечно, не наше родное Северное сияние, но все же... Давай, Леха, бери "очки" и выйди на крыло, полюбуйся. Нечасто такую красоту увидеть можно.
- Ага, - добавил рулевой. - Только вот говорят, что на "Мераке" тоже с такого свечения все начиналось...