Утром, когда Алексей вышел на одну из своих последних вахт в ходовой рубке, траулер был уже далеко от Маврикия. Леша принял вахту, отрепетовал курс и огляделся вокруг. Сколько хватало глаз - бесконечная гладь Индийского океана, в которой отражались редкие кучевые облачка. Никаких волн, даже не было привычной зыби - только синее серебро тихой воды. Наверное, даже кильватерный след сразу исчезает в этой синеве, а не тянется пенным следом за кормой, подумал Леша. На поручне, прямо перед рубкой, сидела какая-то небольшая птичка, с пестрыми крыльями, не океанская, а скорее всего - с Маврикия.
- Смотрите, у нас безбилетный пассажир! - воскликнул он.
- Я ее поймаю сейчас! - моментально отреагировал торчащий вместе с ними в рубке радист Толя и мечтательно продолжил. - Клетку сделаем, вот подарок дома детворе будет!
- Так она тебе и дастся! - возразил Егорович. - Хотя поймать не мешало бы, для ее же пользы. Птичка-то с земли, поэтому к нам и пристала. Над водой и получаса не продержится.
Но, когда радист нашел подходящий мешок, тихо, как ему казалось, приоткрыл дверь и вышел на крыло мостика, птичка взмахнула радужной расцветки крыльями и вспорхнула выше, на "крышу" рубки - пеленгаторную палубу.
"Маркони" вернулся в рубку, чертыхнулся и смахнул невидимую слезу:
- П-п-птичку жалко...!
- Так полез бы за ней на пеленгаторую! - подначил друга штурман Володя.
- А потом на антенны, а потом на портал, мало ли куда ей перелететь захочется! Не буду же я за ней по всему пароходу скакать!
Даже такая "неудача" не могла испортить легкую и приятную атмосферу, которая установилась в рубке. Спокойный, даже какой-то сонный Индийский океан, оставшийся за кормой чудесный остров, впереди - дорога домой. И сама вахта прошла гладко и быстро.
Только Леша переступил порог столовой команды, как в нос ударили резкие запахи свежей зелени. Он сел за свой столик и заглянул в кастрюлю с борщом. Дымящаяся поверхность была густо посыпана зеленым луком, укропом и еще какой-то травкой, похожей на родную петрушку, а вместо просроченного майонеза в центре плавился большой сметанный ком. А ведь остальные соседи по столу уже пообедали, подумал он, как могло после них остаться такое великолепие? Но когда посмотрел в сторону "амбразуры", то увидел там подмигнувшую ему Маринку и улыбнулся ей в ответ, склонив голову в полушутливом поклоне. Он наворачивал горячий борщ и думал, вот как забавно: дома он терпеть не мог первые блюда, а здесь, на судне, не только моментально съедает целую миску, но и докладывает добавки. А уж борщец со сметаной и свежей зеленью....! И на второе оказалось не опостылевшее гороховое пюре с котлетой из пересушенного мяса, а исходящий жирком, отлично прожаренный кусок курицы с вареным молодым картофелем и салатом.
В каюте его встретили тоже новые ароматы, только фруктовые. Оказывается, пока Леша был на вахте, сосед-боцман получил за него "скоропорт" - яблоки, бананы, несколько апельсинов и даже небольшой ананас. На Лешино "Спасибо, Семенович!", тот что-то буркнул из-за занавески, закрывавшей боцманскую койку. Леша решил не тревожить обязательный послеобеденный сон Семена Семеновича и тихонько достал из рундука свою сумку, чтобы рассмотреть приобретения, сделанные на Маврикии. Первым делом он достал свою главную покупку - роскошный аудиоплейер, к которому продавец в качестве презента приложил миниатюрные колонки. Лешка аккуратно нацепил наушники, поставил кассету с группой "Foreigner" и под балладную "I Want to Know What Love Is" продолжил рассматривать содержимое сумки. Полюбовался разноцветными футболками для младших сестренок - с кокетливым вырезом на плече и рисунком с нежащимся в шезлонге бегемотиком, который призывал отдыхать только на Маврикии. Потом поставил на стол гипсовую фигурку птицы Додо, развернул вымпела, но заметив, что с них осыпаются блески, снова аккуратно сложил их в пластиковые чехольчики. Достал и приобретенную в последний момент сумку с ремнем - модную, для ношения на плече, на накладных карманах которой были изображены американский и английский флаги.
Раздался тихий стук в дверь и в каюту заглянул его приятель Серега. Леша приложил палец к губам и показал на койку боцмана с задернутыми занавесками.
- Понял! - шепотом произнес Сергей и, аккуратно прикрыв за собой дверь, на цыпочках прокрался к сидящему на диване Леше.
- А! Трофеи разглядываешь?! - хмыкнул матрос. - Нужное дело! А я тебе кое-что принес! - протянул Леше глянцевый журнал, на обложке которого была изображена полуобнаженная девица в черной коже и крупно выписанное название вверху журнала - "LUI". - Ты же у нас сечешь по-иностранному! Вот переведешь - для парней, как девчонок на фотках зовут и так далее!
Леша развернул журнал наугад. С глянцевого снимка на него зазывно смотрела абсолютно голая блондинка с неправдоподобно огромными грудями. Одной рукой она кокетливо прикрывала выбритый лобок. Леша почувствовал, что краснеет, но полистал журнал еще - какие-то статьи, картинки, похожие на комиксы и обилие розово-загорелого женского тела.
- Так это... Тут же по-французски все! - ответил он Сергею. Шепотом, с невесть откуда появившейся хрипотцой.
- Жаль! Надо было "Плейбой" брать. Только в нем девчонки поскромнее, чем в этом журнальчике!
- Ага...
- Лады! Пойду я.
- А журнал?
- Себе оставь! Мы такого добра в лавке у старьевщика много набрали! На пять рупий пять штук! Жаль вот только что перед домом придется всю эту красоту за борт смайнать.
- Это чего?
- Так пришьют тебе погранцы с таможней провоз порнографии - и визы и работы лишишься. Поэтому пусть девчонки эти вместо курортов в нашей водичке побултыхаются! - рассмеялся Сергей.
И тут же сам прикрыл себе рот, взглянув в сторону боцмановской койки.
- Кстати, ты сумочку-то свою приведи тоже в порядок.
- А сумка тут при чем?!
- На кармашках какие флаги?
- Ну...Англия и США. Обычные флаги. Что тут криминального?
- Не обычные, а флаги нашего вероятного противника! Короче - берешь у "дракона" одеколон или чуток растворителя и вперед - стираешь эти флаги с сумки!
Сергей посмотрел на непонимающего ничего Лешу и пояснил:
- У меня корешу визу "хлопнули" за орла "Монтана" на футболке! Мол, провез символ американский! А в "бонном" магазине при этом продают спортивные "монтановские" костюмы, с такими же орлами... Хорошо хоть "управа" за не го заступилась, через полгода визу восстановили. Ну - пока!
И на цыпочках вышел из каюты. Только Леша успел спрятать журнал под подушку, как с нижней койки раздалось кряхтение боцмана:
- Чего этот балабол приходил? По мою душу?!
- Нет-нет! Он ко мне приходил! - быстро ответил Алексей. - Семен Семенович! А у Вас не найдется растворителя для краски?
Через два дня Леша покинул мостик и перешел снова под начальствование Семеновича. Теперь Алексей целыми днями проводил время на палубе. Не загорал, конечно, хотя и работал в одних шортах, а красил и рожкал, рожкал и красил. В первый свой день на палубе он стал приставать к боцману с вопросами, суть которых сводилась к одному - на фига красить это ржавье, если идут в капитальный ремонт?! Ведь все равно там всю краску будут сдирать и по новой - шпаклевать и красить! На что "дракон", с присущим ему спокойствием и неторопливостью в суждениях, ответил что, во-первых, не его соплячье дело приказы обсуждать, а во-вторых, и сразу же, в-четвертых, домой надо приходить чистым, насколько это возможно, а не сверкать ржавыми бортами. И если Алексей не успеет выкрасить все засуриченные места краской до Суэцкого канала, то такое позорище в канал не пустят, а простой судна "управа" вычтет из Лешкиной зарплаты. Последняя угроза вызвала у Лешки только смех, хотя он и понимал, что надстройка и палуба представляют собой довольно непритязательное зрелище. Некогда белая надстройка была покрыта, как камуфляжем, коричнево-красными пятнами. Это очищенные от ржавчины места были засуричены и теперь ждали покраски.
Вот с утра и до вечера, с перерывом на обед и полдник, воевал Леша с этими пятнами. Не один, конечно. Траловая команда тоже приводила в порядок промысловую палубу и прилегающие надстройки, помещения. Наверху штурмана сами становились к "рулю", отсылая своих матросов чистить надстройку и пеленгаторную палубу. Радист Толя никому не доверил зачищать и красить стойки антенн и сам возился наверху. А ленивое и горячее экваториальное солнышко свысока наблюдало за ними.
И еще - у Леши появился новый друг. К нему во время палубных работ зачастил судовой пес Барбос. Лохматый, ростом с большую кошку "собак" дворовой породы был любимцем всего экипажа. Но так как он основное время проводил на палубе, то негласно был закреплен за траловой командой и даже спал в каюте тралмастера. Большая же часть Барбосовой любви доставалась, конечно, поварихе Марине. Именно она выносила на палубу аппетитные кости и наполняла собачью миску всякими вкусностями. Да и матросы после трапезы несли Барбосу то котлету, то тефтелину. Поэтому, когда кто-нибудь приносил псу кусочек хлеба, тот смотрел на него (и на хлеб и на принесшего) с легким презрением и, независимо помахивая хвостом, отходил в сторону. Определить окрас Барбоса не представлялось возможным, так как он, мотаясь по палубе, умудрялся то влезть в солидол, то измазаться графитной смазкой, которой были густо покрыты троса, то вляпаться в краску. И, хотя тралмастер, поминая бога-душу-мать старательно отмывал любимца, тот со временем приобрел окрас, который в народе называют серо-буро-малиновым.
Вот и сегодня Лешка красил белой краской покрытый суриком участок палубы возле форпика, а рядом, на крышке люка, грелся на солнце Барбос. Периодически он вскакивал и осматривался вокруг, будто пытался что-то разглядеть в зеркальной синеве океана. Но по идеально выглаженной поверхности бежали только тени от редких облачков и иногда вспархивали летучие рыбы, оставляя на воде быстро исчезающие черточки-следы.
- Вот ты где спрятался, Барбосище! - с этими словами присел на крышку рядом с собакой тралмастер. - Леха тебя приютил!
На загорелом дочерна, продубленном ветрами и солью морщинистом лице появилась редкая для этого здоровяка улыбка. Но недолго. Через пару секунд физиономия тралмастера приобрела привычное хмурое выражение.
- Видать чует, что скоро со мною расстанется, уже нового хозяина выглядывает в море...
- Это как?! - удивленно посмотрел на него Лешка, прекратив растирать кистью краску.
- Разве не слыхал, что завтра с нашим пароходом, "Мысом Айвазовского" встречаемся?
- Слышал, конечно! Они нам еще почту из Союза везут. А причем тут Барбос?!
- Пойми, нельзя ему на берег. Помнишь, как в Порт-Луи мы его в подсобке прятали? Первым делом санинспекция документы на него потребует, ветеринарные и прочие. А откуда они у него, если он в море родился?!
- Опять спрятать...
- Спрятать-то можно. А потом? Взять я его после рейса к себе не могу, и так - вчетвером в "двушке" живем. Отпустить его на все четыре стороны? Только что он, бедняга, на берегу делать будет?! Вот представь - ты судовой пес, обласканный, сытый и вокруг тебя люди, от которых, ты знаешь, зла не может быть. И вот попадаешь ты в совершенной чужой для тебя мир. Где кусок хлеба надо с боем добывать, где какой-нибудь алкаш норовит тебя сапогом под ребра двинуть. А собаки припортовые не любят новичков, ох, не любят! А ты-то и не дрался никогда, разве что с рыбиной какой из трала выпавшей. И вокруг к тому же - машины, машины, машины... Тут ты сам, Леша,после полгода в море, от них шарахаться будешь, что уже о собаке говорить! Почти все корабельные псы заканчивают свой сход на берег под колесами автомобильными. Короче, не выжить на берегу Барбосу!
- А завтрашняя встреча с "Мысом" причем тут?
- Так отправим его на "Мыс" и всего-то делов. Не приживется, на другой пароход отправят. Так и будет скакать с борта на борт, пока не сбежит в каком-нибудь порту и не намотает кишки свои на колеса первой же машины...
- Жалко...
- Думаешь, мне не жалко? Я за два рейса на "Звезде" привык к этой животине. Но другого выхода нет, Леха.
Тралмастер потрепал Барбосову холку, встал и неторопливо двинулся в сторону кормы. Барбос же посмотрел одним глазом на Лешку, будто извиняясь за что-то, потом спрыгнул с крышки люка и затрусил вслед за тралмастером.
Следующим утром на горизонте показался родной, потому как из одной со "Звездой Приазовья" управы, БМРТ "Мыс Айвазовского". Погода по-прежнему была изумительно и непривычно после Антарктики тихая. Поэтому капитан "Мыса" решил лечь в дрейф, а "Звезда" аккуратно подошла и отшвартовалась у правого борта. Пока Леша с боцманом "набивали" концы на баке, экипажи обеих судов почти в полном составе высыпали на палубу. И снова веселая перекличка, с борта на борт полетели выброски, по которым на "Звезду" поплыли передачи. Многие были знакомы между собой, поэтому и прихватили для друзей посылки из дома. В ответ на "Мыс Айвазовского" переправлялась рыба, припасенные для этой встречи бутылки с маврикийским ромом. В сетке, жалобно поскуливая, переехал на БМРТ и Барбос. Потом со "Звезды Приазовья" был перегружен трал и остатки гофротары, все равно траулер шел в ремонт, а на "Мысе" все это могло пригодиться. Встреча была недолгой, один траулер спешил домой, второй - в район промысла. Вскоре с мостиков обеих судов прозвучали команды "Отдать швартовы!" и полоса воды между бортами с каждой секундой становилась все шире и шире. Трижды проревели тифоны, нарушив безмятежную тишину океана и вскоре силуэт "Мыса Айвазовского" растаял на горизонте.
Леша уже собирался пойти продолжить покраску палубы, как его окликнул с мостика третий штурман Володя.
- Аллё! Гараж! Тут тебе есть два письма!
Леша буквально взлетел на крыло мостика по вертикальному трапу, укрепленному по центру настройки. "Третий" протянул ему два конверта:
- Я мешок с почтой отнес к помполиту, стали разбирать ее, смотрю - и тебе письма есть. Держи!
Сунув письма в карман измазанных краской шорт, Леша снова спустился на палубу, уже прилично нагретую солнцем. Он присел в тени надстройки и достал письма. Обычные конверты, не тонкие и не толстые, с новогодней маркой в углу. Одно письмо было от мамы с папой, второе и неожиданное - от школьного приятеля, Сергея. Леша надорвал первый конверт - и сразу такой знакомый, аккуратный учительский подчерк мамы:
"Здравствуй, сыночка!
У нас все хорошо, вот только очень скучаем по тебе. Папе прислали в подмогу еще одного агронома, сейчас, зимой, у них работы немного, поэтому папа на работе не задерживается. Но как приходит - сразу с порога спрашивает, нет ли от тебя весточки. У меня тоже все, как обычно. Уроки, тетради, классное руководство. Жаль вот, Нина Григорьевна приболела, помнишь, она у вас историю вела, вот приходится ее подменять. Бабушка тоже в порядке, но ты же знаешь, если что у нее болит - ни за что не признается. Только вот видеть стала совсем плохо, да во двор уже с палочкой выходит. Сидит сейчас рядом со мною, ворчит, чтоб не жаловалась тебе. И обещает к твоему приезду пирогов напечь, твоих любимых. Танька и Маша за эти полгода так вытянулись, прямо невесты, ты их и не узнаешь! На Рождество они колядовали почти до полуночи - полдеревни обошли! И это в двенадцать-то годков. А учатся они хорошо, только на меня обижаются, что я с них в школе строже спрашиваю, чем с других.
Твои телеграммы мы получаем регулярно, а отец выпросил у дяди Пети карту, все места отмечает на ней, где ты находишься. Как ты там, сынок? Хорошо ли кушаешь? Не устаешь ли на работе? Дядя Петя такие ужасы про ваши плавания рассказывал - вот вернешься, никуда тебя больше не отпустим! Шучу я, шучу. Ты у нас уже взрослый, сам решишь, как тебе быть. Да, вот отец просил написать тебе, если по душе тебе эта работа на корабле, может поступишь в Высшее мореходное? И дядя Петя очень советует, говорит, что сам жалеет, что не стал учиться дальше, полжизни матросом проходил в море. Хотя, говорит, и матросом ходить - дело хорошее, но тебе, мол, с твоей головой - прямая дорога в штурманы. Это я так написала, по правилам, а дядя Петя на самом деле сказал - "в штурманА".
Ребята из твоего класса часто заходят, спрашивают, как у тебя дела. А дружок твой. Сережка, дяди Петин сын, взял у меня адрес, сказал, что тоже тебе письмо напишет.
Снега в этом году было много, значит и урожай будет. За окном вьюга, темно, мы сидим с бабушкой поближе к печке, девчонки в своей комнате секретничают чего-то, папа хоккей смотрит по телевизору. Вот запомни, сына, какая у тебя погода была, день или ночь, когда ты это письмо читаешь. А потом нам расскажешь, ладно? Это не я, это Татьянка придумала! А еще они тебе картинку нарисовали новогоднюю, обязательно просили в письмо положить. Только уж больно она большая, в конверт не влезет, поэтому я ее спрячу, а когда ты приедешь - потихоньку тебе отдам, вроде как ты ее с собой привез. Пусть девчонки порадуются!
Лёшик! Мы очень скучаем по тебе! Ведь еще почти два месяца до твоего возвращения, сегодня только десятое января. Как долго...
Целуем тебя и очень любим.
Твои бабушка, мама, папа, Таня и Маша."
Внезапно последняя строчка письма немного расплылась, Леша вскинул голову, не дождь ли начался. Но тут же понял, что никакой это не дождь, просто невольная слезинка капнула и размыла ровные мамины буквы. Ком подкатил к горлу, так захотелось оказаться дома, возле своих родных.
"Это же сколько дней осталось, - подумал Леша, вспомнив, что он зачеркнул вчера вечером на календарике сто шестьдесят четвертый день рейса. - Выходит, осталось всего две с половиной недели. Или целых две с половиной недели?"
Второе письмо было совсем коротким, Серега рассказывал, каково ему в сельхозе учиться. Спрашивал, как Лешке в морях. Приятно порадовала концовка письма: "Видел я на днях Катьку, помнишь из параллельного? Она в педагогический поступила. Так вот - спрашивала, нет ли от тебя известий. И глаза у нее были такие грустные, грустные... Уж не втрескалась ли она в тебя, Пенитель моря?!!"
За обедом боцман сказал Алексею, что он будет работать на палубе еще завтра, а потом Лешу снова переводят в вахту третьего штурмана, впередсмотрящим.
- Опять? - удивился, но и обрадовался Леша. - Чехарда какая-то. То на палубу, то на "мост"!
- Это не тебе решать..., - ответил Семен Семенович, задумчиво разглядывая здоровый мосёл - результат "траления" поварешкой в кастрюле с борщом. - То не нашего с тобой ума дело. Команда поступила - её выполнять трэба. Думаю потому, что подходим к Бакб-эль-Мандебскому проливу, а за ним - Красное море, где судов много. Вот "папа" и решил подстраховаться, лишняя пара глаз на "мосту" не помешает.
Увидел, что Лешка радуется этой новости и не преминул добавить:
- Но это не означает, что на покраске сегодня и завтра можно филонить! Хоть до ночи работай, но чтоб надстройка в районе шкафута блестела, не за столом будет сказано, как яйца у кота!
- Есть, товарищ "дракон"! Бу сделано!
Учитывая новость, "красилось" после обеда быстро и легко. Даже яркое солнце не мешало Леше, наоборот, он старательно подставлял палящим лучам то один, то другой бок, представляя при этом, как будет щеголять загаром у себя в поселке. И не обращал внимания на подначки радиста, который, перевесившись через леера, кричал ему с верхотуры:
- Лёха! Ты не надейся загаром пофорсить! Тропический загар за две помывки в горячем душе смывается дома! Или в бане!
За полтора суток Леша успел закончить работу и с легкой душой в положенный день поднялся после завтрака на мостик.
- Прошу разрешения!
- О! Герой Маврикия прибыл! - обрадовался его появлению "третий". - Теперь у нас перед носом ни одна мыша не проскочит!
- Привет, Леш! - протянул ему свободную от бинтов руку Николай Егорович. - Видишь, клешня - как новенькая!
Видно было, что вахта была рада возвращению Леши. А Толя - "маркони" даже подал ему кружку с заранее приготовленным кофе.
- Значит так! - начал инструктаж Володя. - Твое место - по левому борту. Завтра обогнем Сокотру и двинемся к Баб-эль-Мандебскому, что означает на арабском - "Ворота скорби", проливу! Это тебе не Индийский или Антарктика, где месяцами ни одного парохода не увидишь, тут еще та движуха! Когда прет на тебя супертанкер под полмиллиона тонн, переедет и не заметит! У них все на автопилоте, подчас на мосту вообще никого может не быть! Тут глаз да глаз нужен и, желательно, не один!
- А почему "Ворота скорби"?
- Потому как арабские суденышки во все века там сотнями гибли - течения, островков много у Африканского берега, еще те условия для мореплавателей!
- И откуда ты все знаешь?! - удивился Егорович. - Не в мореходке же всему этому учат?!
- И в мореходке тоже! Просто мне всегда интересно, где мы болтаемся, что за места. Да и в лоции много написано! - Володя продолжил, обращаясь к Леше. - Можешь на крыле стоять, можешь в рубке. Только "папины очи" не бери, я тебе свой бинокль отдам. Как докладывать, помнишь?
- Обижаешь, начальник!
Первое судно Леша засек ближе к концу вахты. Серое пятнышко было еле заметно на отсвечивающей мириадами солнечных зайчиков поверхности у горизонта. Но вскоре судно приблизилось. Это оказался военный корабль, выкрашенный серой, так называемой шаровой, краской. Самое удивительное было в том, что на корме у корабля бился на ветру флаг ВМФ СССР. Когда суда разошлись на дистанции в несколько кабельтовых, Леша спросил у "третьего", откуда здесь наши военные.
- На Сокорте ремонтная база их и еще чего там. Да и в самом Адене наших вояк хватает.
Леша взял бинокль и вышел из рубки на крыло мостика. Да уж, подумал он, это не центральная, относительно прохладная часть Индийского океана. Чувствовалось жаркое дыхание Африки, ведь они проходили всего лишь в нескольких десятках миль от мыса Африканского Рога. Изменился, казалось, даже цвет воды, все чаше можно было наблюдать комки бурых водорослей, еще какие-то растения, которые дрейфовали по воле течений. И небо изменилось, если в Индийском оно было каким-то веселым, праздничным: по синему одеялу неспешно ползли пухлые кучевые облачка, то здесь, в Аденском заливе над водой висело знойное белесое марево.
Через двое суток вошли в Баб-эль-Мандебский пролив. Как раз на их вахте. Берега были скрыты в жаркой дымке, хотя Леша успел посмотреть по карте, что ширина пролива составляет не более пятнадцати миль. Так что событие прошло совершенно незамеченным и вскоре за кормой уже бурлила вода Красного моря. Леше и вправду пришлось поднапрячь свое зрение, потому что суда все чаще попадались на их пути. Штурман Володя практически не заходил в штурманскую и, в основном, торчал возле раструба локатора. Вот по левому борту показался очередной супертанкер. Этот исполин парил над водой в дрожащем горячем мареве. Леша понимал, что это просто оптическая иллюзия, причудливая игра раскаленного африканского воздуха и морской воды, но зрелище было просто завораживающим. Такая картина наблюдалась все чаще и чаще, и вскоре Алексей перестал обращать внимание на это забавный фокус природы.
Шли шестые сутки перехода по Красному морю, когда на вечерней вахте Леша первым заметил нечто совершенно необычное. Прямо посреди ночной тьмы, над водой стелился по ветру огненный факел. Когда Леша распахнул дверь в рубку, чтобы доложить штурману о увиденном, тот его опередил:
- Вижу, Лёха, вижу! - "третий" говорил, не отрывая глаз от резинового раструба локатора. - Сейчас этого добра навалом будет! Только успевай вилять между ними!
Поднял голову и увидел непонимающий Лешкин взгляд:
- Не боись! Это вышки нефтяные, прямо в море стоят, а горит попутный газ. Бесплатное, так сказать, уличное освещение для нас! И, как ты думаешь, что сие означает для нашего славного парохета?!
- Что?
- А то, что прошли мы Красное, ну очень теплое, море и завтра поутру должны стать на якорь возле славного города Порт-Суэца!
После окончания вахты Лешка не остался в столовой смотреть вместе с другими очередной боевик по видику, а отправился в каюту. Забрался в свою койку, прислушался к мерному сопению боцмана на нижней койке и, задернув поплотнее шторки, включил надкоечную лампочку. Потом осторожно достал из-под матраса презентованный тральцом Серегой журнал.
![[]](/img/r/ryboreckij_a/21den/sobak.jpg)