Аннотация: Когда все - не очень, надо себя ломать. Вот достал начатую давно повестушку, может таким способом заставлю себя ее закончить.
Посвящается Лёне Уколову, Лёпе, Лёпику...
День первый.
- Уважаемые пассажиры! Просьба не курить и пристегнуть ремни! Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Аден, столицы Народно-Демократической республики Йемен!" - мягко раздался где-то под потолком кабины самолета голос стюардессы и растворился в облачках охлажденного воздуха, вырывавшихся из сопел кондиционера.
Лешка жадно прильнул к иллюминатору. Здорово же ему повезло! Первый раз летит в самолете и надо же - у окна! Нет, у иллюминатора, тут же поправил себя. Не дай Бог, так на корабле опростоволоситься... Елки-зеленые, не на корабле! А на пароходе! На па-ро-хо-де! Ну, вот почему, интересно, моряки называют свое судно - пароходом?! Не судном, не кораблем, не, как положено официально - РТМ-С, то есть рыболовный траулер морозильный? Лешка решил, как только попадет на судно...елки...на пароход, обязательно задаст этот вопрос боцману. Ведь Семен Семеныч был единственным знакомым Лешки из всего судового экипажа, летевшего самолетом из Союза в Йемен принимать из ремонта РТМ-С, чтобы потом на нем отправиться в очередной рейс в океан.
Под крылом самолета, в голубой лужице бухты были видны десятки игрушечных корабликов, среди которых он безуспешно пытался отыскать свой первый пароход. Самолет резко пошел вниз, заложило уши....
Разве еще год назад мог Леша предположить, что он будет лететь в самолете! За границу! Да еще и в свой первый рейс на настоящем корабле! Ведь еще год назад ничего не предвещало подобного развития событий.
Десятый класс...Небольшое село на Слобожанщине, на берегу безымянной речушки, где самым запоминающимся событием были нечастые поездки в Харьков, с обязательным посещением ЦУМа, мороженым в кафе "Кристалл" и прогулками по Сумской. И огромным событием были дни, когда приезжал отец Лешкиного соседа по парте и закадычного дружка Сереги. Дядя Петя работал матросом на рыболовецком траулере, ловил рыбу в далеких морях-океанах. "Загранщик", как уважительно называли его на селе. Его нечастые, где-то раз в год, приезды становились настоящим праздником для всей улицы. Во дворе, под раскидистыми вишнями, накрывали стол, за которым собирались соседи. Во главе стола восседал сам дядя Петя, здоровый, загорелый в любое время года, мужик. Чинно сидящие гости зачарованно слушали его рассказы о морях, о том, какие чудные рыбы водятся в океане, о иностранных портах с названиями, доселе и не слышанными никогда...Порт-Луи, Реюньон, Кергелен, Момбаса...Втихаря, меж собой, поругивали "виску", которую хозяин разливал щедрой рукой по граненым стаканчикам, и приходили к выводу, что наш "самограй" - позабористее будет. Серега и Ленька тем временем уходили подальше в сад и, прячась за сараюшкой, курили стянутые втихаря у дяди Пети ароматные сигареты, долго разглядывали глянцевые каталоги с труднопроизносимым названием "Никкерманн" и более понятным - "Отто", где хихикая, тыкали пальцем в фото девушек в разделе нижнего белья...
Вечерами, сидя на берегу речушки, они мечтали, что вырастут и поступят учиться в "мореходку", тоже станут моряками....
Но к окончанию десятого класса выяснилось, что Серега решил поступать в сельскохозяйственный и Лешка остался со своей мечтой один на один. Потом был выпускной,традиционное шампанское и водка "из горлА" за школьным туалетом, рассвет над обрывом, первые неумелые поцелуи с Катькой из параллельного класса. А еще через день поезд на юг, в тихий приморский городишко, где он, по совету дяди Пети, поступил в училище, в котором готовили матросов для рыболовного флота.
На следующий день после поступления Лешка увидел море. После завтрака курсантов строем отвели на экскурсию в находящийся прямо рядом с училищем порт. По своим размерам порт был довольно небольшим и уже от проходной Лешка увидел в промежутке между серыми глыбами складов - холодильников, стоящие у причала суда. Само же море оказалось совсем не таким, каким его показывали по телевизору, ветер не срывал белоснежное кружево пены с волн, да и самих волн тоже не наблюдалось. В тени, между бортов кораблей, лениво плескалось мутное зеркало серо-зеленой воды на котором плавали пятна мазута и лохмотья серо-зеленых водорослей.
- Ты чё, пацан, моря не видел? - услышал он сверху насмешливый голос. Леша задрал русую, по последней моде почти наголо обритую голову вверх.
С нависающего над причалом борта судна белозубо скалился мужичок неопределенного возраста в заляпанной краской робе.
- Слышь, салага! Как "бурсу" закончишь, к нам, в рыбразведку, просись! У нас весело и такие вот крепыши нам нужны! -
Справедливости ради надо отметить, что герой наш был парнем крепким, в школьном спортзале тягал с удовольствием "железо" да и дома никакой тяжелой работы не чурался.
- Это как - рыбразведка? - спросил Лешка у моряка, козырьком ладони прикрывая глаза от слепящего южного солнца...
- В "бурсе", ну..в училище то-есть, расскажут! Сам его заканчивал....! А разведка...разведка, братан, дело интересное! Будешь шастать по морям-окиянам, рыбу искать, да места, где она обитает! Короче, спросишь в "кадрах", на каком пароходе боцманом Семён Семёныч Семенов... - я, то есть! Туда и просись, салажонок, в обиду не дадим! - улыбнулся боцман. - Иди, от своих отстанешь!
- Ага! - радостно воскликнул Лешка, подивившись такому необычному и интересному имени нового знакомца, и бросился догонять группу....
Десять месяцев учебы пролетели незаметно, Лешка научился называть жилую комнатку в общаге - "кубриком", кухню - "камбузом", а заплеванный туалет на этаже - "гальюном". Впрочем, на этом его познания о море практически и заканчивались, потому как на уроках им больше рассказывали о технике безопасности на судне и решениях родной коммунистической партии. Вечерами же, сидя на подоконнике "гальюна", Леша и его дружки-сокурсники азартно обсуждали, где больше платят "бонов", этого валютного заменителя зарплаты для моряков, откуда выгоднее всего и что везти на продажу, сколько платят на "пай" матросу, в какую "контору", то есть рыболовецкое управление лучше податься. Ежеминутно, сплевывая сквозь зубы, разглагольствовали, что вот уж после первого рейса в океан все девчонки на "Ленте" точно будут их. Леша уже знал, что "лентой" в народе называли тихую тенистую центральную улицу города, которая, как и положено, носила гордое имя вождя мирового пролетариата. Именно по улице Ленина вечерами фланировало почти все население городка от мала до велика, именно здесь вечером прогуливались самые красивые девушки и именно сюда рвались пришедшие из рейса моряки, чтобы оставить, как своеобразную дань родному городу, в уютных кафешках-подвальчиках часть заработанных в морях денег. Зачастую эта дань составляла львиную долю рейсового заработка и уже через неделю-другую после возвращения из рейса, бедняги отирались у входа в отделы кадров своих "контор", в надежде снова уйти в "моря"....
Колеса ТУ - 154 коснулись бетона посадочной полосы, за окошком иллюминатора замелькали далекие горы, смазанные дымкой жаркого утра и вскоре самолет замер недалеко от здания аэропорта. Пассажиры потянулись к выходу. Когда Алексей шагнул в белый от солнца проем двери на площадку шаткого трапа, то ему показалось, что он уткнулся в плотную, вязкую массу. Влажный горячий воздух ожег легкие, навалился, будто хотел толкнуть назад, в темную прохладу салона. И яркий, белый свет - белые горы вдали, белый бетон взлетно-посадочной полосы, белое здание аэропорта. Когда подошли ближе, то оказалось, что в новеньких и, оказывается, темных стеклах модернового здания зияла метровая дыра.
- Нехило арабы повоевали...! - прищелкнул языком кто-то из матросов. Шедший рядом старший помощник капитана заметил:
- Здесь еще не так страшно было, а вот в бухте,...когда снаряды над нами полетели...вот это - было! - и, поймав заинтересованный взгляд Лешки, продолжил. - Тут месяц назад, когда мы из рейса пришли на ремонт - заварушка началась...опять "местные" власть не поделили. Вот и "садили" снарядами и ракетами друг по другу через залив. Мы еле успели на внешний рейд уйти, потому что трассеры уже ниже клотика летели...Веселый город Аден...
В аэровокзале Лешке все было необычно и интересно, вокруг гомонила толпа, состоявшая в основном из спешащих мужчин в развивающихся на ходу одеяниях, больше похожих на длиннополые рубахи. Головы арабов были покрыты платками, которые были стянуты темными витыми шнурами. За ними семенили женщины, закутанные с ног до головы в одеяния белого или черного цветов. Иногда за ними тянулся небольшой косячок детей. Многие прибывшие пассажиры деловито тащили к стойкам таможни огромные баулы, коробки с видеотехникой.
Моряков провели через отдельный коридор и вскоре, покинув гостеприимную прохладу аэропорта, пришлось окунуться в горячий воздух улицы. К счастью, автобусы уже стояли наготове. Ленька постарался сесть поближе к окну, чтобы рассмотреть заграницу поподробнее, но дорога оказалась довольно унылой - сначала ехали по пустынным улицам, застроенным невысокими белыми домами, больше похожими на декорации к какому-нибудь произведению "Таджикузбекфильма", потом справа дома исчезли, и засверкала солнечными бликами вода Аденского залива. Слева топорщились пиками горы, на которых были видны крепостные постройки, явно не этого века. И никакой растительности, только изредка мелькнет невысокая пальма, больше похожая на воткнутую в серую землю редкую метлу. Автобусы остановились возле одноэтажного деревянного здания, похожего на большую беседку. Как выяснилось - это был морской вокзальчик, точнее - зал ожидания. Выгрузили и сложили в одну кучу багаж, Лешка старался держаться поближе боцману и даже поставил свою сумку рядом с чемоданом Семена Семеновича.
<
- Жарко... Пивка бы тяпнуть...Холодненького, - мечтательно произнес боцман, вытирая ладонью мелкие бисеринки пота на загорелой лысине.
- Вон же ларек! - подсказал ему Лешка, разглядывая спрятанные за пыльным стеклом разноцветные бутылки.
Боцман вздохнул:
- Понимаешь, Лёха... Это арабы...у них не везде спиртное продают! Вот и придется водичку нам пить. Тебе какую взять - минералку или сладкой?
- Я, это... Не хочу я пить, вот.
- Брось! Я же знаю, что у тебя нет валюты, а у меня осталось немного их тугриков, на воду хватит. Может, как-нибудь потом, пивком угостишь! Показывай, чего тебе взять.
Лешка ткнул пальцем в пузатую бутылку, на этикетке которой была изображена карта полушарий.
Вода хоть и была прохладной, но слишком приторно-сладкой. Казалось, что в бутылке растворили пригоршню липких "барбарисок".
Боцман в два глотка осушил бутылку минералки:
- Давай, допивай. Скоро "ланч" подойдет.
- Ланч? - Лешка вопросительно посмотрел на Семена Семеновича.
- Салага... Сколько еще слов узнаешь. Всяких! - улыбнулся в ответ боцман. - Дорого стоять у стенки - вот и торчат все суда на рейде. А "ланч" - это лодка или катерок, который возит народ с берега на пароходы.
И правда, к деревянному причалу вокзальчика подвалила длинная лодка, с фанерным навесом, под которым было несколько рядов сидений. Несмотря на непрезентабельный внешний вид, на корме тарахтел вполне современный мотор с крупной надписью "Ямаха".
- Семеныч! Когда еще следующий "ланч" будет... Садись сейчас, - сказал старший помощник капитана, который командовал посадкой. - Тебе дел на пароходе - по горло!
Лёшка было двинулся к трапу вслед за боцманом, но его оттер высокий широкоплечий матрос:
- Куда лезешь, салабон! Дай, дядька пройдет! - толчок был не столько сильным, сколько неожиданным, и Лёша с размаху уселся на свою сумку. Стоящие поблизости моряки рассмеялись. Все же какое-то развлечение.
- Правильно! Вот и сторожи свои шмотки! - "Высокий" забросил вещи в лодку. - Сначала "палубная", а потом сопливые...
- Ты...! - Лёша было дернулся следом за обидчиком, но наткнулся на бесцветные, и потому какие-то отталкивающие и одновременно жесткие глаза:
- Никак у мальчонки характер? Учти, если "дракон" над тобой шефство взял, это не значит, что ты борзеть можешь...- спокойно, даже с ленцой произнес матрос, но тон не предвещал ничего хорошего. - А может ты у нас этот..Брус Ли?! Тогда я уже боюсь...
Обида захлестнула глаза, ни в школе, ни в училище Лёшка не позволял издеваться над собой, хотя никогда и не числился в известных драчунах и хулиганах. Но там - все было знакомо, там вокруг были такие, как он, одногодки. А здесь все было по-другому. Вокруг стояли моряки, некоторые из которых годились ему в отцы. Если не в деды. Он чувствовал, что это совершенно другой мир - мир людей проводивших почти все свое время в море. Жестких, порой жестоких, которые не один рейс проплавали вместе. И это была - Команда. А он для них был просто досадным недоразумением, очередным салагой. Лешка понимал, что не стоит начинать свою жизнь на пароходе с конфликта, тем более одному - против всех. Здесь свои законы и правила. Поэтому он предпочел просто отойти в сторону. До судна Лешка добирался на третьем по счету ланче.
Пока лодка, нагруженная людьми и чемоданами так, что борта возвышались над водой не больше чем на десять сантиметров, лавировала между стоящими судами, Лешка разглядывал свой первый заграничный порт. Бухту Адена, по краям которой в жарком мареве, казалось, дрожали серо-белые острые горы, редкие островки, застроенные невысокими ангарами, торчащую мачту затопленного на выходе из бухты судна. И серая вода бухты совсем не была похожа на океанскую, а больше - на прозрачный овсяный кисель, который ему часто готовила бабушка Валя, на поверхности которого лениво покачивались комки водорослей, пластиковые пакеты и всякий мусор. Лешка опустил руку за борт, на ощупь вода оказалось такой же теплой, плотной как бабулин кисель, и, не стекала с поднятой руки, а сползала, будто шкура с линяющей змеи.
Минут через двадцать неспешного плавания по заливу впереди, по курсу, показались бело-серые же силуэты нескольких траулеров, которые стояли на якорях в конце (или начале?) залива.
Больше всего Лешка боялся, что не сможет ловко вскарабкаться по веревочному трапу вверх по неумолимо надвигающемуся, покрытому свежей краской борту. Не хватало еще и здесь оскандалится, подумал он. Но все оказалось гораздо прозаичнее и, оббежав траулер вокруг, лодка мягко приткнулась к опущенному до уреза воды парадному трапу.
- Привет, родное железо! - один из матросов, фамильярно похлопал по борту и траулер, казалось, поприветствовал его, качнувшись на прибежавшей из океана шальной волне. На этого матроса-весельчака Леша обратил внимание еще в самолете, когда этот невысокий, подвижный, будто весь на пружинках, балагур весь перелет донимал шуточками бортпроводниц и заставлял возмущенно фыркать номенклатурных жен дипломатов и прочей посольской обслуги, летевших, к их величайшему сожалению, одним рейсом с экипажем рыбаков. Вот к таким надо держаться поближе, а не к "высокому" с его компанией, подумал еще тогда Алексей. С таким другом не пропадешь. Наверное.
На промысловой палубе, куда они поднялись по трапу, к прибывшим подошел краснолицый толстяк, голый живот которого был похож на загорелый дочерна шар. Судя по запаху, которым благоухал этот тип, был он с хорошего бодуна:
- Пацаны, водовки ни у кого не осталось с дома? Плачу хоть доллариями, хоть динариями!....
Не получив ответа, он, ничуть не расстроившись, поволок объемные баулы по трапу вниз, к лодке.
- Это кто? - спросил обалдевший Леша у "весельчака", который поставил свои сумки возле него и закурил, бросив спичку в деревянную емкость с водой, похожую на небольшой ушат.
- О-о! Это, брат, элита наша....РПКашники..., - он проводил взглядом краснолицых толстячков-близнецов искателя водки, которые выходили из надстройки и волокли свои сумки и чемоданы в ланч. Заметил недоуменный взгляд Алексея, парень продолжил - РПК...- ремонтно-подменная команда. Пароход стоит месяц между рейсами в порту и, пока мы домой слетали, они его шкрябали -красили. Теперь на другой пароход перебираются, три парохода -три месяца... "цепочка" называется...
- Только за один месяц они больше, чем ты за рейс имеют, - раздался голос рядом. Леша обернулся в сторону остановившегося возле них невысокого рыжего парня, который, как вспомнил Алексей - был одним из мотористов.
- Попробуй, устройся на такое теплое местечко, сплошь и рядом - "конторские", из управы..., - со злостью произнес моторист. - Глянь только на их гладкие рожи... Ты уродуйся в сороковых, кровью свой пай зарабатывай - а они бочку краски "ченченут" береговым - вот и заработок!
Моторист подхватил свои вещички и скрылся за железной дверью надстройки.
- Опа! Тебе снова переводчик нужен?! - глядя на обалдевшего Лешу, засмеялся новый знакомец - Закуривай и учи матчасть, салага! Самые главные слова! Да не те, что ты детсаду с соплями пополам учил! "Ченч" - от английского - "менять". Это целая наука - что и в каком порту "ченчевать", потому как для водоплавающего - это дело святое. В Суэцком канале идут на "ура" - баббит и бронза, правда, арабы - народ ушлый, все норовят тебе "жувачку" да сувенирных сфинксов тебе всучить, из нашей же "ченченутой" бронзы сделанных! Черные, ну....африканцы, то есть - те мыло наше предпочитают, отчего-то напряг у них с мылом. Или антисанитария? За брусок "Цветочного" или за тюбик пасты зубной в Мапутовке сможешь маску выторговать, если повезет - даже из красного дерева! Так что - кончай мыться, салага и экономь мыло для "ченча", - захохотал новый приятель, глядя на раскрывшего рот Алексея. - А ты думал что? Романтика, шторма и коралловый остров с пальмами?! Нет, парень...вот когда ты пяток "Зенитов" провезешь через таможню, и сдашь их в Сингапуре за полновесные сингапурские же доллары, на которые накупишь часов электронных, которые потом с тройным наваром сбросишь у нас в "комок", а по-русски - в комиссионку, вот это будет высший пилотаж...!
- Прав был "мотыль", то есть моторист, самые ушлые и крутые - они в РПК оттираются, - он хлопнул Лешку по плечу. - Не журись, братан! И на нашей улице будет праздник! Кстати, будем знакомы - рулевой, матрос ажинного первого класса - Сергей Прудников! А ты, я так своим умишком просекаю - сразу из бурсы к нам? Второго класса? Или вообще бесклассным?
Лешка даже подавился сигаретным дымом от негодования:
- Как без класса?! Второй!!
- И как тебя кличут, второй класс?!
- Алексей...
- Давай краба, Лёха! - протянул матрос руку Алексею. - Если что - обращайся. Жизнь корабляцкая, она не сахар, всякое бывает.
Матрос подхватил свою сумку и нырнул в дверь, которая вела внутрь настройки. Алексей растерянно огляделся вокруг. Все были заняты делами, ремонтники грузили в ланч свое нехитрое оборудование, а прибывшие с Алексеем моряки - наверное, уже разошлись по своим каютам. Только он не знал - куда ему идти, чем заниматься. Докурив сигарету, он начал крутить головой, куда выбросить окурок, как тут раздался знакомый голос боцмана, внезапно появившегося рядом:
- Ты мне палубу не засирай...вот же обрез для вас, куряк, поставлен, - пробурчал он и указал на деревянный ушат с водой. - Я смотрю - где салажонок потерялся, а ты все на палубе чаек считаешь! Пойдем. Определю тебя на постой.
Лешка двинулся вслед за боцманом. Внутри надстройки было немного попрохладнее, пахло краской и, отчего-то, свежевыпеченным хлебом. Они шагали по коридору, освещенному неярким светом люминесцентных ламп, потом спустились по трапу на нижнюю палубу. Трап заканчивался дверью, как и везде на пароходе - округлой, с высоким порожком- комингсом и торчащими во все стороны ручками - "задрайками". Переступили через комингс, в обе стороны тянулся такой же, как и на верхней палубе, коридор, с множеством дверей по одну сторону. Боцман толкнул ближнюю к ним:
- Осваивайся, вот наши с тобой апартаменты на ближайшие полгода.
Лешка, конечно, и не ожидал увидеть в каюте ковры на полу и мягкие кресла и диваны. Но его поразила почти спартанская простота жилища. Слева от двери, в нише, был расположен умывальник с висевшим над ним зеркалом, амальгама которого знавала лучшие времена. Затем - две койки, одна над другой, с высокими деревянными бортиками, задернутые пестрыми занавесками. Справа от входа - небольшая ниша с крючками, на которых весела какая-то рабочая, судя по запаху, одежда, двустворчатый шкаф, за ним - небольшой стол с допотопным дисковым телефоном и привинченным к палубе креслом. Поперек каюты, вдоль борта судна, располагался узенький диванчик, обтянутый темно-красным кожзаменителем. Над диванчиком - мутное пятно иллюминатора, с плохо отчищенными следами белой краски на толстом стекле. В оставшемся узком проходе вряд ли разминулись бы два человека. Но разве каюта - это место для прогулок?
Больше всего Лешке понравилось, что в каюте было прохладно. Холодный воздух с шумом извергал из себя железный ящик, зажатый между койками и диванчиком.
- Радуйся, что у нас "кондишен" есть! - боцман присел на диванчик, вытер пот с блестящей лысины и похлопал по решетчатому боку кондиционера. - здесь, на "суперах", с этим здорово...Не жисть, а малина. А вот отправили бы тебя на СРТМ, которые на экваторе тунца промышляют, на них один "кондишен", да и тот - в кают-компании. Вот и парятся там ребята...
Боцман вздохнул и пригладил редкие волосы на загорелой лысине:
- Давай, располагайся. Твой рундук вот этот, - он, кряхтя, вытянул подкроватный ящик. - Кроме шмоток, видишь, твой спасжилет. Робу, в смысле, одёжку рабочую - вот тут, в закуточке вешать будешь. Ну а койка твоя, ясное дело, верхняя.
- Конечно, - улыбнулся Лешка. Вот первый раз за этот день ему стало спокойно и легко на душе. Вот хоть какая-то определенность в этой суматохе, все впервые, непонятно, чужое...А боцман будто расставил все по местам и все стало понятно.
- Да, чуть не забыл. Камбуз еще не работает, только хлеб "РПКашники" спекли, поэтому - сухпай. Я на тебя взял порцайку. - Семеныч открыл шкафчик и поставил на стол полбанки кабачковой икры, кусок копченой колбасы и четвертушку белого хлеба. - Газетку постелить не забудь. Нож-то есть у тебя?
- Ой, нет..., - сглотнув набежавшую в рот слюну, только сейчас Лешка понял, как же он проголодался.- Я думал, что в самолет нельзя с ножиком...
- Думал он..., - проворчал Семеныч и полез в ящик стола. - Думать не вредно, только думалку не поломай! Меньше думай, на пароходе это самое вредное дело...
- Держи! - протянул Алексею нож с прямоугольной ребристой пластмассовой ручкой. Лезвие ножа было необычно широким, будто пузатым и заметно было, что заточено на славу.
- Ух, ты...Я таких не видел, - Лешка взял в руки нож. - Странная форма какая.
- Эх ты, моряк! - улыбнулся боцман. - Нож шкерочный, должен будешь всегда при себе иметь, как и положено справному матросу. Пошукай в рундуке под диваном, там чехол для него должен быть, пристегнешь к ремню себе.
Боцман достал свою сумку из шкафчика - из нее большую бутылку водки "Сибирская":
- Пойду приму заведование свое у РПКашников. Если кто спросит меня, я в каптерке, в форпике. Кому надо - найдет.
Когда за боцманом закрылась тонкая дверь, Лешка быстро соорудил бутерброд с икрой и твердой, как камень колбасой, и став на коленки на диванчике - уткнулся носом в иллюминатор. Вода за стеклом была такая же белёсая, как и дымка над близкими остроконечными горами. Вот он какой - океан, подумал Лешка и, чтобы не только видеть, но и почувствовать его, открутил густо смазанные солидолом "барашки" и открыл круглое стекло иллюминатора. Но в каюту неслышно проник только запах краски да горячий воздух. И никакого тебе запаха моря...Он задраил иллюминатор и уселся на диван, разглядывая каюту, в которой ему предстояло провести шесть месяцев. Из коридора были слышны шаги и голоса, Лешка удивился, как так получается - но потом увидел, что в нижней части двери находится решетчатая вставка и вспомнил, что предназначена она - на тот случай, если дверь заклинит при аварии - решетку можно выбить и выбраться из каюты.
Быстро стемнело, Леша не стал включать верхний свет, а забрался в свою койку и зажег маленький плафон в изголовье, точь-в-точь, как в железнодорожном вагоне.
Вот я и на корабле, подумал он, об этом ли я мечтал? Все вокруг был чужым, незнакомым, но при этом - притягивало к себе. Он подумал - как там, дома? Вечер... Еще не зажигали лампу во дворе и в темноте - только светящееся окно летней кухни, мама у плиты готовит ужин. Причудливые тени цветущих вишен узорами на щербатом бетоне двора и тишина, только изредка - звон собачьей цепи, никак Джек не уляжется в своей будке.
Усталость, бессонница во время перелета, дали о себе знать и скоро Алексей провалился в сон. И проснулся ненадолго только от тихого щелчка дверного замка. Это вернулся боцман. Когда он тихонько проходил мимо койки, Лешка невольно поморщился от густого запаха перегара, настоянного к тому же на луке и чесноке. Но что поделаешь - это настоящие мужские игры и он улыбнулся в темноте, но, на всякий случай, тихонько отвернулся к переборке и уткнулся носом в подушку. Вздохнул. Дома подушка всегда пахла лавандой, которой мама перекладывала выглаженное до хруста белье, а эта пахла чем-то казенным и даже, кажется, хлоркой. И снова, как в воздушную яму во вчерашнем полете, провалился в сон. Наверное, так крепко спят в восемнадцать лет, когда все заботы и думы еще впереди.