Рындин 17 : другие произведения.

Когда нечего ска...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  акварель [евгений рындин акварель] Когда нечего сказать или уложиться с идеей в полстраницы растягиваешь мутоту до бесконечности. И тянешь кота за хвост, пока сам добираешься до истины. Такое случается не редко, но тоска одолевает раньше. Аккуратно прикрываешь рукописью пачку таких же опусов,сложенных с левой стороны от стопки книг для чтения перед сном, и забываешь что хотел сказать.
  
   Не здоровилось. Витя не стал напрягать подаренный дочерью телефон, по которому и можно-то было звонить только этой дочери, а из последних сил дополз до винной лавки, которая всегда ближе, чем лавка хлебная, купил бутылку бормотухи, сразу заглотнул больше половины, не закусывая, потому что не было аппетита, положил себе на живот котенка и попытался заснуть.Но не получалось. Ему всё казалось, что выпил он меньше чем следовало, что остаток на завтра, то есть та самая необходимость на...ну это понятно... был неосмотрительно завышен. Позабыв про боль в груди, он попытался подняться,приподнял голову, оперся на локоть и даже какое-то время побыл в этом неудобном положении, но на большее сил уже не хватило, сон сморил Витю. Бессоница одолевала его по нескольку дней подряд и он давно сделал вывод, что все его беды от этой самой бессоницы. Говорили, что есть какие-то лекарства против неё, но Витя никаких лекарств не признавал, а если и принимал в крайних случаях, то только дареные. Бормотуха вполне заменяла ему эти лекарства и если бы лавка была ещё ближе, да дочка не так строго ограничивала его бюджет, то был бы он всегда в порядке и не было бы никакой бессоницы.
   Но получалось не так, как хотелось.
   Проспал Витя двое суток не просыпаясь. При бессоницах такое случается. А когда проснулся почувствовал себя вполне здоровым, легко встал, вышел во двор, сделал всё неизбежное, накормил кота ливерной колбасой, которую сам не ел из принципа.Не испортило хорошего настроения даже скорбная пустота холодильника.Но недопитая бутылка требовала внимания . Витя взял бутылку за горлышко,поднял её над головой, завел за плечо как бы желая метнуть в бездну и даже распахнул окно и сделал обманное движение метателя. Но в последний момент замешкался, сначала поставил бутылку на стол, дал ей постоять пару секунд, снова взял за горлышко и спрятал под столом.
   От кого?
  
  
  
   До часу ночи смотрел футбол и всё равно просыпаюсь рано.
   Спешить некуда, но спать больше не могу. Медленно, с растяжкой поднимаюсь, не включая света, ногой нащупываю шлепанцы и иду на кухню.
   Темно со всех сторон. Ни одно окно напротив не светится и только тусклые квадратики лестничных клеток притворно нарушают моё одиночество..
   В темноте ехать боюсь: асфальт в трещинах и выбоинах, замечаешь с опозданием, увиливаешь, а сзади какой-нибудь Toyota carolla..../стоит тут такой под окном/.
   Рассвета ждать слишком тоскливо. Хожу из угла в угол, без нужды переставляю с места на место плошки с цветами, просматриваю программы телевидения, которое почти никогда не смотрю.
   Снимаю с вешалки спортивный костюм, начинаю потихоньку облачаться... Но вдруг решительно бросаю костюм в кресло, стаскиваю со стула походные брюки и уже, торопясь, одеваюсь: пойду пешком.
   Сразу становится легко и свободно.
  
   Между пятиэтажками прохожу не оглядываясь - ничего интересного, только бы в лужу не угодить: фонари чуть светят, да к тому же старые липы и этот свет прячут в своих ветвях. Хорошо ещё, что лист облетел и тени не так густы.
   Ночной морозец не силен: мелкие лужи застыли, но на ямах можно хватить водицы.
  
   За городом жгучий, ледяной ветер с реки. Поплотнее убираюсь в капюшон, оставляя ветру лишь глаза да бороду. Но даже не пытаюсь ускориться или спрятаться за изгороди, иду себе не напрягая ног. Улицы пусты и только шоссе проснулось - эти всегда спешат.
   Каждый раз невольно оборачиваюсь на новый поселок. За бетонным забором трех-четырехэтажные особняки местных богачей. Ни одно окно не светится, кроме какого-нибудь квадратика на первом этаже. Скучно,господа!
   За рекой другая жизнь. Машины и здесь есть, но нет дорог. Чуть ли не по своим огородам выбираются они на шоссе. Зато пешеходу ничего не угрожает, хоть спи на ходу.
  
   Никакой художник, никакой архитектор не сможет придумать того, чего без труда добивается стихия.И не только природная. Стоят живописно покосившиеся под её бременем избушки-сарайчики с полуразодранной кровлей, выбитыми кое-где стеклами и упавшими заборами. Но и в таких развалинах кто-то шевелится: из трубы струится дымок, а одно окошечко помигивает электрической лампочкой. Не думаю, что бедность тому причиной, вернее всего усталость, смирение. Это состояние понемногу овладевает и мной: всё лето готовил брус для ремонта, а вчера взял и распилил всё на дрова. Усталость сгибает и молодых: второй год хожу по этой деревне и второй год, наверно, как с полдюжины домов начали украшаться металлическим шифером и столь же броской металлической вагонкой , понаставили с фасадов пластиковых окон, установили модные уличные светильники... но азарта хватило ненадолго. Перед кем выпендриваться? Чужих здесь не бывает, а свои знают друг друга многие годы и никакая вагонка, никакой пластик не изменит устоявшегося мнения. Ёжатся от ветра недооблицованнее стены, скрючились неуспевшие к замене некрашеные переплеты , не горят уличные фонари. Усталость.
   Мерзну... Легкие морозцы с ветерком при отсутствии снега переносятся тяжелее.
   Но вдруг взгляд мой реагирует на движение за изгородью. Но изгородь успел проскочить. Останавливаюсь, возвращаюсь: голый по пояс мужик лениво тащит большое ведро воды. Он тоже заметил меня. Вежливость побеждает любопытство: отворачиваюсь и не получаю ответа. Но зато все мысли теперь уперлись в разгадку увиденного.
  
  
   На сегодня достаточно.
  
  
  
   Далеко не пойду. К тому же, по непонятной мне самому причине вместо привычного планшета беру мольберт. Это редко теперь случается и сейчас, видимо, стало жаль верного давнего дружка и я просто хочу его прогулять. Такое у меня бывает. Иногда.
   Поздняя осень успокаивает. Даже в выходные редко кого встретишь в лесу. На это и надеюсь.
   Но не пройдя и трех сотен метров вижу впереди карьерные камазы Вероятно, сошли с трассы на перекур или подремонтироваться. Пришлось менять курс. Хорошо ещё, что надел сапоги, а то бы болотце не перейти.
   Сразу за болотцем сопочки. Там бываю редко, там всегда полно народу - место ягодно-грибное, да и красивое. К тому же в старых карьерах набралось воды, берега обросли сосняком, есть где окунуться в жару, есть где спрятаться. Но сейчас там ни души. Оставляю мольберт и неторопливо обхожу угодья. Полян красивых много, но... чем красивее, тем сильнее отпечатались следы активного отдыха. Меня это немного раздражает, но продолжать поиски уже не хочу.
   Ворча и сплевывая желчь ставлю мольберт среди свалок, достаю кусочек угля и рисую. К счастью, достаточно быстро, чтобы не успело затошнить. Делаю два удачных наброска и сбегаю. Попутно нахожу ещё одно привлекательное местечко, останавливаюсь, уже ни на что не обращая внимания.
   На этюдах свалки почему-то не получились.
  
   Сначала я заглянул в ларек, где чаще всего мог купить нужное, но вот уже неделю этого нужного мне продукта туда не завозят. Пришлось вернуться к супермаркету, куда я захожу редко из-за больших очередей в кассу и неоправданной дороговизны. Кроме того, надо каждый раз стаскивать с плеч рюкзак и прятать его в ячейку. Мне делать это лень. Но зашел. Прошел по отделам в надежде на то, что может попасться на глаза что-нибудь этакое... Но и тут ничего не случилось. Оставался ещё один магазинчик, но надо было отклониться от маршрута в сторону метров на двести. Отклонился. Но пока шел внезапно ощутил надуманность своих опасений, более того, вдруг захотелось ожидаемого разочарования. Мазохизм какой-то. Тем не менее, до магазинчика дошел, осмотрел прилавки и, надо же так случиться, обнаружил искомое.
   Минуты три болтался от прилавка к прилавку, сдавливая свои чувства, и все-таки ничего не купил.
   Ноги как-то обмякли, шаги стали короче, а не слишком большую лужу не смог перепрыгнуть,хотя вчера ещё делал это без напряжения.
   Цель приближалась, ужас нарастал, но уже не было сомнений в том, что совершу задуманное.
   Там всегда в кассу большая очередь, поэтому ничего удивительно не было в том, что человеку у кассы было не до входящих. Тем не менее, мне показалось, что я был замечен.
   В руках у меня был небольшой пакет из жесткой пластмассы, который я всегда оставляю на подоконнике. На этот раз в пакете кое-что уже было и он под тяжестью груза устойчиво расположился у окна. Я довольно быстро нашел нужное мне, прихватил даже не очень нужное, чтобы не казалась моя покупка хитростью, и вышел к кассе. Но за человека до кассы я нечаянно взглянул на подоконник и не обнаружил своего пакета. Кошмар! Я быстро сложил приготовленный, но ещё не оплаченный товар в корзину возле кассы и намерился выскочить за дверь, чтобы вернуть похищенное.
   - Куда же вы? - услышал я голос девушки, - вот ваш пакет!"
   Пакет, действительно, стоял на полу у стола, за которым сидела моя красавица.
   Мы рассмеялись.
  
   Вообще-то, каждый раз, оказываясь возле этого ведра, я порываюсь схватить его и вынести, но меня останавливает стыд: никто уже давно не выпосит мусор в ведрах, а сложив его в пакет, берет с собой как попутный груз. Но у меня несколько отличная ситуация - в ведре только сухие отходы, там нечему портиться, все, что портится, я складываю в пакетике прямо в кухне и, накопив достаточно, поступаю как все. Стыд заставляет меня становиться невидимкой, то есть я выхожу с ведром вечером, когда старушки покидают скамейку возле подъезда и отходят от окон в кухнях. Конечно это bzyk, но что поделаешь? - натура. Возможно, всё было бы иначе, не надо было бы стыдиться простых привычек, не стесняться пронзительных взглядов тех самых скамеек у подъезда, но для них я был человек новый, меня изучали, меня испытывали на терпение. Буквально в первый же день квартирный звонок дернулся и в открытую мною дверь протянулась рука с подарком: "Для вашего кота". На пятый день я получил замечание: "Вы уже второй раз не закрываете дверь" Это про дверь подъезда. Со мной стали здороваться незнакомые люди, зачастили какие-то контролеры свето-газа... Конечно, это всё напрягало, заставляло быть осторожным.
   Избавившись от мусора я достал из-под ванны пластмассовое ведро, наполнил водой и лентяйкой, обмотанной тряпицей, протер пол в прихожей и кухне. Надо было бы то же самое сделать и в гостиной, но, потосковав у распашной двери, я на это не решился, а помыв руки в ванной комнате, взял зубную щетку, накрыл пастой и стал чистить зубы. Раньше я делал это по утрам, но с некоторых пор перестал находить в этом логику.
   Не люблю смотреть на себя в зеркало, оно изображает не того человека , каков я есть на самом деле, но от зеркала над умывальником никуда не денешься. И вглядываясь в своё изображение вдруг с ужасом вспоминаю вчерашний легкий флирт с молоденькой кассиршей в продуктовом магазине. С этого момента надо бы перейти в изложении от первого лица к лицу третьему, ибо подобные ситуации от первого лица походят на бахвальство, чего мне очень бы не хотелось, ибо я больше удивляюсь событию, чем восторгаюсь им .Но не получилось бы ещё хуже. Короче говоря, инициатива исходила не от меня, я только не удержался и подыграл ей.Если бы в руссом языке понятие того, что происходит в таких случаях, было более мягким, я, конечно бы, использовал в рассказе его, но пока такого понятия нет. Это не флирт молодых, это флирт простых человеческих симпатий, когда в постоянном ожидании грубости, обмана, упреков ты вдруг видишь глаза человека, искрящиеся добротой и приветливостью. И уже не важно сколько лет этим глазам, просто хочется чуть-чуть отдохнуть, сбросить напряжение как автомобильный газ. И люди улыбаются друг другу, люди любезничают и ... флиртуют. Каждый раз после таких встреч я зарекаюсь возвращаться в те самые места, вероятно опасаясь разочарования , ибо невольно преувеличиваешь,гиперболизируешь значимость случившегося.
  
   ...кап...кап...кап...
   Вероятно прокладка скукожилась от времени, потеряла элластичность и, как ни прижимай кран, капель не прикращается.
   Поначалу это раздражало меня, потому что металлическая раковина отзывалась на удары воды гулким звоном и этот звон доносился даже в комнату. Других звуков в доме не было и единственно, что нарушало тишину, был этот звон. Можно было бы включить радио и тогда никаких капель не хватило бы для соперничества, но радио-то уж точно разозлило бы меня. И я не включал радио.
   Позавчера расчищая лыжную трассу от валежника я перетрудился, вспотел и, вероятно, хватил холодного ветерка. И сегодня мучаюсь насморком. Но мне всё время кажется, что насморком отделаться не удастся и я то ставлю градусник под мышку,то прислушиваюсь к пульсу.
   И тут вдруг обнаруживаю, что ритмика капель в точности совпадает с пульсом моего сердца и, когда старый холодильник своим дребезжанием вклинивается в начавшуюся игру, я начинаю злиться на него, на этот холодильник.
   По утрам, едва поднявшись с постели, открываю дверь, вслушиваюсь, затем нахожу пульс возле ключицы и ... наслаждаюсь созвучием источников жизни.
  
   После ужина хотелось почитать чего-нибудь. Но рядом ничего подходящего не оказалось. Хемингуэя вчера дочитал и то с трудом: чего-то там не хватало под настроение. Взял с полки Стэйнбека, но и тот нагнал тоску своей растянутостью.
   Показалось, что ужин был слабоват, захотелось добавить - это всегда бывает в минуты хандры. Вернулся на кухню, достал из холодильника кусочек сыра, накрыл его печениной и отправил в рот. Заваривать чай не хотелось: не стоило наливаться водой, обычно после этого тяжело бывает заснуть, да и вставать ночью не хочется. Можно было бы съесть яблоко - вчера привез отборных "осенняя полосатая", они уже достаточно полежали, стали мягкими и сочно-сладкими. Но и яблоки не лучше, чем вода, эффект тот же, хотя по некоторым признакам яблочко надо было бы съесть. Но не съел. А вернулся в кабинет, взял альбом "Сезанн" и стал механически перелистывать давно знакомые страницы, не вглядываясь в изображения. Рассудок не воспринимал действия, не руководил ими, рассудок был занят тем, что отвергал всё реальное, всё происходящее и в то же время ничего не предлагал взамен. На шестнадцатой странице оказался лист чистой бумаги, вероятно, я когда-то листал альбом и оставил лист закладкой. Обычно всякий клочок чистой бумаги во мне вызывает неудержимое желание расчеркать его, раскрасить. И сейчас я взял ручку и стал сначала чего-то рисовать, но шарик оказался таким тонким, что ничего было не видно - я люблю жирные линии. Тогда отложил альбом в сторону, а на листе стал писать какой-то текст, какую-то мысль, возникшую по ходу происходящего - это тоже обычная история. Что-то написал, прочитал, остался недоволен, скомкал листок и , почти не поворачиваясь, бросил его в мусорное ведро, которое у меня стоит не на кухне, а в прихожей, чтобы сразу по приходу домой подметать приносимую велосипедом грязь. Точно забрасывать в ведро комки бумаги, огрызки яблок, использованные ручки и прочий мусор я настрополился давно и редко когда промахиваюсь. И на этот раз комок точно попал в центр ведра, но ударился о содержимое и выскочил.Это напомнило мне о своих обязанностях и, как человек обязательный ,я тут же встал из-за стола, накинул куртку и, прихватив ведро, вышел на лестницу. Обязывать меня вообще-то некому, но ведь иногда появляются в квартире родичи и даже такая неприметная деталь интерьера может испортить им настроение. Ни к чему мне это.
  
   Переключаюсь с канала на канал и везде эта железнодорожная катастрофа. Мне это интересно, во-первых, потому, что неожиданно; во-вторых, потому что всего пару месяцев назад я пробирался по этим самым местам, по этой глухомани, таща велосипед по бетонным шпалам. Всматриваюсь в экран, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, запомнившееся мне в путешествии, но вижу только лежащие вверх колесами вагоны, да головы искренне сострадающих чиновников. . Переключаюсь ещё и,наконец, попадаю на какой-то развлекательный канал. Смотреть ничего не хочу, выхожу на кухню допить остывающий чай. В голове одна мысль: не чрезмерна ли компенсация пострадавшим?
  
   Когда я стал жаловаться ему на то, что лыжи совершенно не скользят, что даже с крутой горки приходится помогать палками, тогда как следуя за мной он палками притормаживает, Игорь сразу пообещал достать для меня парафины. Я не хотел загружать его, я вообще не имею привычки напрягать кого бы то ни было своими проблемами, но и отказаться не посмел, чтобы не обидеть хорошего человека.
   Но всё сложилось гораздо проще: случайно в какой-то лавчонке я увидел на витрине эти самые парафины. И купил, заплатив триста рублей. Не уверен, что парафины могут заметно улучшить скольжение, но мне очень хотелось хотя бы разок проехать с ним наравных, несмотря на его молодость. По гололеду сделать это было не трудно, оледеневшая лыжня любимое моё лакомство, но по нормальной погоде лыжи действительно не катили, приходилось упираться,а сил на это не хватало.
   В интернете можно найти любое руководство, но пишут их не философы, а мне нужно обязательно знать ответ:"а почему так?"
   Нанесение парафинов муторное занятие, требуется куча всяких инструментов, которых никогда под рукой нет и потому мало кто этими делами занимается. Но я уперся, я подогрел лыжи у печки, я довольно легко нанес слой парафина, я растопил парафин над горячей плитой. И никаких утюжков, латунных щеток, фибертексов... . Не отстал.
  
   На пару секунд замешкался. Но затем скинул рюкзачок с плеч, достал баночку с кусочками сыра, открыл её и бросил щенку один кусочек, обеднив порцию своего кота. Тот даже не стал жевать, а сразу заглотил лакомство. С неохотой, но все же я бросил ему ещё кусочек, тут же закрыл банку и сунул её в рюкзачок.
   Голодные глаза собаки меня разжалобили, но надо было продолжать путь и я отвернулся от пса, надеясь, что сеанс милосердия окончен. Но ошибся. Даже не оборачиваясь я "видел" затылком, что щенок следует за мной.
   Я наверно знал, что нельзя помогать слабым, что это противопоказано, это вредно, это преступно по отношению к Природе. Только что трагически я расстался с Человеком, которого впервые увидел плачущим. И пожалел. Мы сдружились и Человек не стал скрывать своего слабого здоровья. Я же остался на прежних позициях, заразившись идеей заботы о слабых. Но всё закончилось так , как и должно было закончиться. Зачем Бог дал нам одновременно и жалость, и разум, и инстинкт, которые противоречат один другому? И что такое отсутствие всякой способности делать жесткие выводы из практики?
   Километра полтора пес преследовал меня, отставая на десяток шагов. Сохранять это положение у меня не было никакого желания, тем более, что впереди был лес. Я нетерпеливо искал решение и оно явилось в виде приоткрытой калитки. Я оглянулся, боясь свидетелей, достал остатки сыра, показал собаке, подошел быстро к калитке и, не заходя за ограду, бросил сыр за калитку. Пес ловко подскочил к приманке, я же мгновенно прикрыл калитку, почти бегом обогнул дом и скрылся за углом.
  
   Ворона недвижно тоскует на коньке новой крыши, покрытой металлической черепицей зеленого цвета и взгляд её направлен на противоположный берег реки. Я знаю, что вороны и с такого расстояния могут разглядеть соринку в глазу, но что она, ворона, может видеть там, в ряду невзрачных темных от старости крестьянских домишек? Картину тоски несколько оживляет асфальтовое шоссе,грубо оттолкнувшее деревню от реки. По шоссе время от времени проскальзывают юркие машинки, но вряд ли у вороны это может вызвать интерес.
   Моросит мелкий холодный дождь, какой бывает только в конце ноября. Он возникает из ничего, в ничего и исчезает. А ничего - это толстое ватное одеяло во всё небо, пропитанное до предела сыростью, которая иногда проваливается на землю в виде дождя. Пытаюсь задать вороне мучающий меня вопрос, но делаю это так неуверенно, что ворона ничего не слышит. Да и не надо. Вопрос я больше задаю себе, чем вороне, хотя, честно говоря, ответом и сам не интересуюсь.
   Полоса старых ив сплошной стеной заслоняет от меня широко разлившуюся от осенних дождей реку, её пока ещё бурозеленые островки, сгрудившихся в стаи крупных жирных уток, запоздавших с отлетом. Но вот ивы расступаются , я выхожу на намятый мною бугорок, с которого можно видеть и воду,и островки, и уток. Картина не чарующая, но в таинственную даль всегда хочется смотреть.
   На пару секунд притормаживаю, чтобы сглотнуть слюну грустного восхищения открывающимся внизу зрелищем и тут же следую дальше.
   Может быть и вороне это доступно?
   Ну,нет, бред какой-то!
  
   Мысли путаются.
   Обычно такого не происходит, но сегодня среди простых, привычных мыслей затесалась мыслишка страха. Она хватает за рукава, путается в ногах, шепчет несвязные слова, кричит, пугает.
   Но подчиняюсь пусть и пуганым, но пока ещё устойчивым, привычным мыслям. Правда, понемногу и эти привычные, устойчивые теряются, закончив свое воздействие на мозг. Растаяла мысль о необходимости завтрака, едва этот завтрак появился на столе, исчезла мысль об адыгейском сыре и куриных потрошках для кота, как только эти продукты перекочевали в рюкзак.
   Но склоки не утихают, их стимулирует неприятное покалывание за лопаткой, противное онемение руки.
   Но продолжаю хоть и медленно следовать указаниям привычных мыслей, которым пока удается увертываться от мыслей страха. Надеваю костюм,кроссовки, вязанку, подкачиваю шины. Ещё можно отменить подчиненность привычным мыслям, можно сесть в прихожей на складной стульчик, минут пять-семь посидеть и вдруг развязать шнурок кроссовок,но...
   Теперь уже боюсь открывать дверь,зная о том, что закрыв её с обратной стороны, уже не смогу передумать: не в правилах!
   Так и получилось.
   Вынес велосипед на лестничную площадку, надел на плечи рюкзак, вышел сам, захлопнул дверь - возврат уже невозможен.
   На ходу боль обмякла, рассосалась, но страху предоставился полный простор, теперь ему никто не мешает.
  
   Первые полкилометра ехать можно спокойно, неспеша, здесь нет быстроходного транспорта,здесь родители водят детей в детский сад.
   Но это недолго. Вот и скоростное шоссе. И надо бы ехать медленно, но не получится. Впереди крутой спуск. Если не притормаживать, то велосипед не отстает от автомобиля. А притормаживать нельзя: как у всех импортных изделий всегда есть какие-то примочки, которые оказываются скрытым дефектом. У велосипеда тормозные колодки сделаны из "ваты": хватает буквально на два крутых спуска и уже надо заменять, а это две сотни. Экономлю, не торможу. Рискую.
   Но обошлось.
   Спустившись с горы скорость снизил до предела и уже готов не только съехать на обочину, но и замереть в любую секунду.
  
   Если есть спуск, то есть и подъем. Это логично. Но если спуск растянут на километр, то подъем на ту же высоту сокращен до сотни метров. Обычно я резво разгоняюсь на горизонтальном участке и сразу на подъеме начинаю переключаться. Скорость сохраняется, а усилие ослабевает. Но страх не унимается, он предупреждает, он покалывает за лопаткой.
  
  
   Но других вариантов нет: разгоняюсь, переключаюсь , въезжаю.
   Слава Богу! теперь можно отдохнуть. Соскакиваю с велосипеда и вместе с ним спускаюсь с крутого берега реки к перекидному мосту. Покачивание моста добавляет беспокойства, но и здесь всё обходится.
   Остается меньше половины пути. Уже не еду, уже веду велосипед в поводу как ишака. Идти никто не мешает, деревенская улица пустынна. Да и боли вроде бы поутихли.
  
   И вот, наконец, последние два километра. Есть варианты: прямо по шоссе в потоке дерзких автомобилей или по лесу в полном покое и одиночестве. Но по дуге.Обычно предпочитаю второй вариант, но сегодня страху неймется, он опять и опять предупрждает возможные последствия. Я уже почти соглашаюсь с ним, но сзади, разбрызгивая грязь по обочинам, наезжает вереница огромных "ТОНАР"ов со щебнем. Невольно сворачиваю в лес.
   И ведь опять обошлось.
  
   Открываю дверь, вношу велосипед, отдаю коту его паёк, переодеваюсь и начинаю растапливать печь.
   Муторное занятие. Остывшая за ночь печь будет долго дымить, прежде чем появится тяга. Поэтому приходится прогревать дымоход через окошечко чистки. Окошечко у самого пола и надо все время наклоняться, пропихивая туда то газеты, то щепки, то горящие спички.
   А наклоняться как раз и нельзя.
   В глазах пошли ослепляющие круги, голова закружилась, затошнило. Пробую глубоко вздохнуть, не помогает. Страх уже разросся до размеров, превышающих весь объем мозга, другим мыслям просто нет места....
  
   Теря...тер...те...
  
  
  
   Вчера, поднимаясь на четвертый этаж, вкушал ароматы праздничных обедов и вдруг нестерпимо захотелось блинчиков. Ароматились, конечно, не блинчики, ароматилось мясо, но мясо я давно не употребляю, а вот блинчики вполне...
   Чувство не прекращалось и после ужина, хотя раньше это как-то ослабевало, а затем и забывалось. Но на этот раз так не получилось. На этот раз я пораньше встал и сбегал к бочке за живым молоком. А потом весь день предвкушение торжества не покидало меня.
   Вернулся пораньше только потому, что в расчетах времени процессу выпечки отвел не меньше часа. И зря. Пообедал на даче необычно плотно и даже почти часовое вращение педалей не возбудило аппетита. А без аппетита что-либо готовить значит уподобиться халтуре.
   Пришлось посидеть у монитора, прочесть плановую порцию воспоминаний Чуковского, бесцельно потоптаться по квартире и, дождавшись половины четвертого, когда аппетит приходит не спрашивая разрешения, торжественно приступить к манипуляциям.
   В принципе-то, ничего особенного и делать не надо, но я настолько педант и в то же время настолько непонятлив, что безусловно следуя рецептуре, всё время подвергаю сомнению советы кулиниров. Почему, например, надо сыпать муку в жидкость, а не наоборот? почему размешивать только по часовой стрелке? почему отделить желток, а через минуту влить его в жидкость? Конечно, даже сомневаясь,я с явно выраженным сарказмом исполняю рекомендации рецепта. Но когда -нибудь я всё сделаю по-своему. И будет не хуже!
   Но сегодня всё по правилам: легким ножом надкалываю скорлупу, сливаю через щель белок, в желток добавляю соль- сахар- масло, взбиваю, разбавляю теплым молоком, перемешиваю и соединяю все остатки рецептуры: муку всыпаю в жидкость, хотя потом долго давлю ложкой мучные комочки и недобрыми словами благодарю авторов идеи.
   Ем через один: один в рот, второй в блюдо, третий в рот, четвертый в блюдо. Сбив остроту страсти достаю банку с медом, банку с малиновым вареньем, сливочное масло, все сваливаю в посудину, поочередно опускаю туда блинчики и...е-е-м.
   Но переусердствовал. Всё съесть не смог, а оставшиеся пришлось, что называется, доедать.
   Не люблю ничего доедать, всегда готовлю тютечка-в-тютечку, чтобы потом не искать помощников.
   Но отдать остатки было некому, пришлось доесть, помучиться и теперь вряд ли скоро захочу этого лакомства. Жаль.
  
   Весь ноябрь ем кашу. Без молока, без меда, без варенья и почти без масла. Но зато никаких остатков, а значит, могу в любой момент вернуться к любимым лакомствам.
   И это греет душу.
  
  
  
   Завтрак отравляется необходимостью мыть посуду после съеденной каши. Сифон зарос слизью ещё от старых хозяев и, сколько я ни пытался пробить эту слизь - ничего не получается, раковина немедленно наполняется водой пока моешь пару посудин.
   Не выдерживаю, выбраю день поспокойнее, иду в лавку и покупаю новый сифон. Сто сорок рублей со всеми прибамбасами: старый убери - новый воткни.
   И надо бы сразу так и сделать - не делаю.
   И вот почти два месяца новый сифон валяется где-то, не помню и где, то ли в кладовке под хламом, то ли на балконе. А старый всё злее и злее. . Но уже ничего не отравляет.
  
   Всю ночь шел снег.
   Ветер играл снежинками, наматывая их на столбы уличного освещения и в окно было видно как они забавлялись.
   А утром я вынужден был вернуть велосипед на четвертый этаж, потому что не смог проехать и сотни метров.
   А ведь ещё вчера на дорогах не было и признаков зимы.
  
   Беру широкую лопату и как бульдозерный нож толкаю её впереди себя, пробивая тропу вдоль забора.
   Сначала инстинктивно обогнул знакомую ямку, хотя под снегом её не было видно. Удивился своей памяти, остановился, нерешительно постоял, вдруг развернулся и пошел за топором, чтобы вырубить кусок ветлы, ветки которой бросаются под колеса. Она ещё была не близко эта ветла, но я решил заранее убрать помеху. Уже не раз, проезжая мимо, я наполнялся намерением их вырезать, но как всегда, тут же забывал. И вот теперь...
   Но когда, уже осторожничая, все-таки наткнулся на торчащий из земли давно известный мне камень, почувствовал, что все эти помехи были вчера, хотя ... вчера их быть не могло, ибо не было самого снега.
   Но состояние вчерашности не исчезало и вдруг мне стало не по себе: я попытался понять свои чувства. Конечно же, это вчера я проходил с лопатой, расчищая от снега тропу. Я помню это в мельчайших деталях: и камень, и ветки, и ямку... Что же такое? Но вчера не было снега! Я закричал:" Не было, не было снега! снег только ночью..." И вдруг стало ясно, что я помнил "вчерашний" день прошлого года. И ясно, что сомнения были естественны. А где же сам год? целый год! Хочу вспомнить прошедшие дни и ничего не вспоминается. Какие-то ничтожные события: то ли были, то ли нет... Всё как в тумане. Огляделся по сторонам - ничто не изменилось: те же самые поврежденные машиной ворота общественного сада,та же куча мусора у водокачки,тот же дым из трубы соседского дома...
   Вонзаю лопату в сугроб и возвращаюсь к началу: разом пропали силы.
  
   Хочу жить медленно. Стараюсь жить медленно. Но получается плохо.
   Сначала открываю холодильник и одним разом достаю всё то, в чем может нуждаться мой завтрак. Распихиваю по столу, на котором и так уже всего полно, ибо если сахарницу или солонку убрать, то когда вдруг потребуется, то сто раз себя проклянешь. Печенье с орешками я просто должен держать на столе, так как за вечер десять раз заглядываю на кухню, чтобы полакомиться ими. Тут же стоят в боевой готовности чайные чашки, их незачем убирать.
   Затем со всех полок собираю кастрюли, тарелки,ножи-ложки, ещё не решив чем буду завтракать. Оказалось, что сегодня яичница и кастрюли возвращаются на место. И так всё утро.
   И лишь позавтракав признаюсь себе, что опять поступил не по правилу.
   А надо было с вечера написать меню: две минуты; положить листок с меню на стол в кухне; утром достать сковородку из духовки; поставить её на слабый огонь; открыть холодильник и взять только масло; отрезать кусочек, положить на сковородку и сразу масло убрать и холодильник закрыть. Посмотреть меню, снова открыть холодильник, взять яйцо и холодильник закрыть. Когда яичница будет готова достать с полки тарелочку и сбросить на неё яичницу. Сковородку тут же помыть и убрать...
   И всё делать по чуть-чуть, вдумчиво, размеренно. Времени будет затрачено чуть больше, зато ни одной нервной клетки не будет загублено, а весь процесс станет осмысленным, ритмичным, а значит, жизненным. Ибо жизнь это и есть осмысленный процесс в каждую минуту.
   Но пока не получается: приготовляя завтрак думаешь о том, чтобы вовремя выйти из дому; в дороге спешишь, беспокоишься о том, что можешь не успеть прогреть дом, чтобы тепла хватило до утра; у горящей печи все мысли о том, чтобы приволочь сегодня спиленное вчера бревно, ибо ты в лесу не один и рискуешь, оставляя печь без присмотра; волоча бревно надрываешься, хочешь уехать с дачи пораньше, потому что в доме ждут дела... А какие могут быть у меня дела?
   И так весь день. Это же неправильно. С точки зрения.
  
   Мороз под двадцать, с реки противный ветер. Местами, правда, удается прижаться к лесу, где ветер не так жесток. Руки понемногу примерзают к рулю. Тороплюсь, отогреться по дороге негде. Хорошо ещё, что машин мало и можно ехать по встречке. Почему-то велосипед вязнет и даже на большой звездочке приходится наседать на педали заметно сильнее, чем обычно. Промерз насквозь.
   Сразу согрел чай, поужинал, сел в кресло и почти тут же задремал над книгой, не прочитав и половины страницы.
   В доме тепло, разомлел, локоть с поручня то и дело соскальзывает, книга закрывается.
   Ищу потерянную страницу, пробую продолжить чтение, но хватает только на пару абзацев.
   Хорошо!
   Хотя до сих пор ещё не отогрелся.
   И вдруг резко пробуждаюсь: во сне пришла интересная мысль, ценная идея, боюсь потерять её.
   Быстро достаю лист бумаги, ручку и накрываю идею сачком словно бабочку.
   Теперь можно бы и подремать, но уже не хочу, отрезвел, идея будоражит.
  
   Наполняю один за другим два полуторалитровых баллона подогретой водой и иду к окну.
   Там, тесно прижавшись друг к другу, стоят керамические плошки с цветами. Подоконник узковат, плошкам тесно, цветы же чрезмерно разлаписты, переплетаются листьями, образуя сплошную разноцветную ленту и это осложняет не слишком интересную мне работу.
   Сегодня четверг.
   Целый год я мучил эти растения, забывая поливать и уж, тем более, подрезать подсохшие веточки. И только зримое увядание заставляло вспомнить о своих обязательствах.
   Целый год я искал способ борьбы со своей забывчивостью и, наконец, нашел его: я догадался определить день цветовода и избрал таким днем четверг.
   Ещё затемно покидая квартиру я уже ощущаю эти свои обязательства и не забываю их до вечера, до своего возвращения. И хотя страшно хочется чего-нибудь горяченького с мороза, прежде всего я....
   ...наполняю один за другим два полуторалитровых....
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"