Рындин 21 : другие произведения.

Цветы быстро вянут...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  рисунок [евгений рындин акварель] Цветы быстро вянут. Я меняю воду, обрезаю стебли, добавляю сахара: ничего не помогает. Вянут цветы и на клумбе, но гораздо медленнее. Мне жалко срезать их, жалко возить в тесной сумке, жалко выбрасывать чуть ли не на второй день. Но я делаю это скверное дело, только чтобы исполнить долг памяти. Ваза без цветов кажется мне большей драмой, чем если бы не было ни портрета на стене, ни столика под портретом, ни вазы на столике, ни самой памяти.
  Едва проснувшись поворачиваю голову в сторону натюрморта и радуюсь тому, что цветы ещё бодрятся.
  
  
  
  
   Тяжелее всего расставаться, когда прежние чувства остались, но исчезло понимание. Хочется явных причин, например, измены, гадких поступков, обидных упреков. Но когда ничего этого нет, а есть только непонимание... Это тяжело.
   И вот наступает момент, когда причины, породившие непонимание, исчезают под давлением значительно более веских причин. Если я не понимал расточительства, наивной глупости, упрямства, то в какой-то момент болезнь устранила все эти причины и вернулось далекое, прежнее чувство нежности в отношениях и расставание стало просто невозможным.
   Но оно происходит.
   Остается ли нежность? Наверно, да.
  
   У него тоже нет никого.
   Когда я нахожу для себя занятие и замираю на время в относительной неподвижности будь то легкая дрема или прополка всходов морковки он тут же пристраивается рядышком и либо пробует поиграть со мной, либо уютно располагается где-нибудь в теплом и тесном закутке моего большого тела.
   Конечно, это не может не вызывать легкой сентиментальности и в какой-то момент она выражается в проявлении не предусмотренной контрактом моей щедрости в отношении к коту.
   Не знаю, размышляют ли коты или все же это только инстинкт. Мне ближе первое утверждение, оно гуманнее. Хотя сам-то я, в основном, живу инстинктами, ничего не делая без крайней необходимости.
   У него тоже нет никого.
   И на этом держится наша дружба.
  
   Чем можно удивить меня на неизменном маршруте? Но удивление это прежде всего удовольствие, ибо не может быть ни испугом, ни отвращением.
   На подвесном стоит пожилая женщина прижавшись к перилам. Мост узок, двоим разминуться, не прижавшись к перилам , трудно. Я веду велосипед, женщина смотрит на меня.
   - Я думала вы поедете, вот прижалась, боюсь, а вы идете.
   Я приветливо улыбаюсь, здороваюсь.
   - А я иду, - повторяю её слова, - зачем людей пугать? так делают только плохие , - пытаюсь я шутить, - а я ...
   - А вы хороший, всегда здороваетесь.
   Расходимся в разные стороны.
  
   За мостом сел в седло, еду. Справа, за забором лошадью пашут небольшое поле под картошку. Ворота раскрыты, я всё вижу: пахарь за плугом, целая семья из трех человек тут же на бровке то ли следит за пахарем, то ли любуется его работой. А за пахарем бесстрашно, словно куры, наступая на пятки мужику торопливо вышагивают черные грачи с белыми носами, на ходу успевая схватить червячка. Удивительная картинка!
  
   Еду дальше.
   Девочка не старше восьми лет аккуратно идет навстречу, тут рядом начальная деревенская школа.
   - Здравствуйте! - говорит она и улыбается.
  
   Деревню миновал, осталось проехать только высоким берегом. Опять иду пешком, смотрю неотрывно на спокойные воды реки. На одном бугорке всегда притормаживаю, отсюда очень красивый вид, хочется запечатлеть на рисунке, но не буду, подобные работы у меня есть, а повторяться не хочу: вода, поросший соснами берег, отражение в воде низких строений противоположного берега, полузатопленные острова. И всё это с высоты птичьего полета.
  
   За деревней заводик: чистенько, уютно. И безжизненно, всё за бетонным забором и только иномарки сгрудились возле проходной.
  
   В лесу летний лагерь курсантов. От лагеря до городского шоссе с километр асфальта по лесу. Вдоль асфальта на обочине кучки цветного мусора. Вероятно, курсанты субботились, убирали прилегающий к дороге лес за пределами самого лагеря. Теперь в лесу чисто, приятно. А мусор с дороги они сегодня же уберут. Правда, не знаю куда.
  
   Ну вот, теперь можно ехать, дальше удивиться нечему.
  
   Но нет, не всё. Под впечатлением увиденного предрасположен к чувственной наблюдательности. Поваленный бурей лес убран, поле засажено молодыми сосенками, которые на глазах оживают и кажется, что с каждым днем порастают. Но не это привлекло. Выжившие в бурю две юные сосенки, всего-то чуть выше пяти метров стоят одни в огромном поле. То ли им страшно, то ли одиноко, но картина необычная: одна стройная, пушистая, нежная, другая, точнее, другой выгнулся дугой так, словно намерен обнять красавицу и прижаться к ней. Так и растут парой.
  
  
  
   Сначала кормлю кота. Затем переодеваюсь, выхожу на солнце: в эту весну его хватает. И прежде всего к теплице - там быстро разрастаются помидоры, им уже тесно. По стенкам в стаканчиках дублеры . Не верю, что пришло лето, жду заморозков. И тогда дублеров можно будет внести в дом.
   Привез им свежего коровячку - подобрал на дороге. Затем навещаю кусты и деревья просто из интереса, из любопытства. Жаркая, влажная погода способствует быстрому росту зелени и эта зелень прет неукротимо: вместе с цветами и кустами лезет бурьян.
   Но всё это только вступление, разминка, мой интерес в другом: я жажду производить красоту - первое газонокошение.Хочется поскорее взяться за косилку: очень хочу увидеть свежеcкошенный газон с остатками цветущих тюльпанов. Тюльпаны цветут уже неделю, а травы нет, один бурьян. Но за неделю травка подтянулась и можно покосить. В этом году косилку поставил прямо у входа в дом и теперь нет никаких препятствий для моментального ввода косилки в работу. Выношу её на траву и оставляю на весь день. Включу, поработаю, выключу. Чем-нибудь побалуюсь, опять за косьбу.
  
   В определенном смысле это игра, позволяющая осознать смысл своего существования: я человек неограниченный, я свободен от всех условностей, я делаю только то, что хочу делать и не делаю того, чего делать не хочу. И по всем этим причинам от всего, что делаю, хочу получать и получаю истинное удовольствие, а это прежде всего спокойствие душевное. Вырастет или не вырастет картошка? замерзнут или не замерзнут помидоры? будет ли урожай ягод? Меня это не беспокоит и даже не интересует, мой результат в моменте своего состояния. Я опустился на бревно, сижу, мягко озираюсь вокруг, блаженствую. Но чтобы повысить уровень этого блаженства я то покошу травку, то присмотрюсь к завязям смородины, то перенесу куст пиона на более благоприятное для него место, то дам коту чего-нибудь вкусненькое. И такое состояние позволяет мне все свои дела делать на пределе добросовестности - нет, это не то слово - на пределе своих творческих возможностей. Я никогда не устану, никогда не испытаю разочарования, никогда не обижусь, потому что я уже получил сполна за свой труд в процессе самого этого труда и ничего другого не ожидаю, хотя в случае урожая возможна дополнительная благодарность.
   Собственно говоря, смысл жизни в получении удовольствий, которые, в свою очередь, есть следствие полноты удовлетворения инстинктов. Конечно, я не касаюсь инстинктов низменных, животных, но какой логикой вызываются инстинкты потребности в красоте? Догадаться, конечно, не трудно, но одно дело красота представительская, другое - красота примитивная, красота для собственного потребления. Я не жду гостей на своем газоне, не ищу восторгов и зависти, я просто самоутверждаюсь. И в этом моё удовольствие.
   Ловлю себя на желании и может быть даже на страсти в заботе над кем-нибудь, чем-нибудь. А это что? это зачем? Или приятный , но необъяснимый инстинкт /под инстинктом я подразумеваю необоримую тягу к чему-либо и вопреки рассудку/ разнообразить все свои поступки как только становится понятным сам принцип, лежащий в основе поступка или действия. Я никогда не повторяюсь там, где результат кажется бесспорным. Например, сделанный рисунок, как только я перестаю видеть его недостатки, то есть последний его вариант больше никогда не повторяется ни в манере, ни в технике, ни в композиции; это чуть сложно объяснить, но другой пример - выпечка хлеба или техника лыжного бега, или выращивание овощей, или чего угодно... Постигнув принцип технологии хлебопечения в каждый новый заход я обязательно изменяю рецептуру теста, добавляя специи, изменяя соотношения вода-мука-масло-дрожжи, заменяя воду соком, бульоном, кефиром и Бог весть чем ещё. И так во всем.
  
  
  
   Вонзилась она не в самое высокое дерево, рядом были повыше.
   Я ощутил страшный удар грома и грохот по крыше, словно дом разваливался на куски.
   Замешатальство было недолгим, всё быстро стихло и только шум ливня удерживал меня в комнате, словно я ждал, что вот-вот с потолка хлынет водопад.
   Но и водопада не случилось.
   Я вышел на веранду.
   И там всё сохранялось в прежнем виде. Откуда же этот грохот?
   Поднялся в мансарду - там окна со всех сторон - и сразу же увидел на сосне буквально в десятке метров следы молнии: весь бок огромного дерева был ободран, словно сверху вниз по нему проехал нож грейдера. След шел вертикально вниз, но перед дуплянкой с птенцами белогрудок необъяснимым образом отвернулся чуть в сторону, обошел её, оборвав лишь пояс и не повредив подвески, спустился по коре до самой земли. Никаких следов ни ожога на стволе , ни сгоревшей коры на земле не было. И что особенно странно - не было и самой коры.Чем молния ободрала бочину сосны , куда она запрятала саму кору я так и не понял.
   Облазил снаружи и внутри весь дом, желая, да, уже желая обнаружить следы молнии, но кроме свалившихся с каминной трубы на крышу пары кирпичин, ничего не нашел. Это меня даже как-то обидело: надо же! в десяти метрах от меня побывала и не зашла в гости. Может быть только предупредила? Кто знает? Думаю, что молния подобно снаряду дважды одну и ту же воронку не посещает.
   Но как она обошла белогрудок? Удивительно!
  
  
  
   Сначала никак не могу найти в ворохе бумаг закладку, а когда нахожу не могу сразу вспомнить зачем искал её. Вспомнил: мне надоело читать. Заложил страницу, закрыл книгу, убрал с колен - я читаю, заложив ногу за ногу и положив книгу на колени.
   Читать надоело, но и других занятий нет.
   Иду в кухню, без особого душевного настроя, как бы нехотя достаю из шкафа пакет с мукой, посуду. Механически, привычно исполняю одну за другой все операции хлебопечения.
   Оказывается, мне захотелось горячего хлеба, чтобы... доесть холодный бульон. Можно было бы подогреть вчерашний хлеб, но я просто не догадываюсь.
   Когда выпадают все дела остается последнее - жрать. И жрать что-нипопадя.
   Ровно через час хлеб готов.
   Заполняю фаянсовую кружку с толстыми краями холодным бульоном, добавляю соли, перца, какой-то гадости 'для вкуса' и пью, заедая горячим полуржаным хлебом. Вкусно!
   Холодный бульон кажется мне более ароматным, вот хлеб следовало бы поджарить на сливочном масле. Тогда бы... А может быть, это всего лишь напоминание детства? Не знаю, но как захотелось, так и сделал.
   Снова возвращаюсь в читальню, подхожу к окну и долго смотрю на проезжающие по улице автомобили.
   А смотрю ли? По-моему, я ничего не вижу, по крайней мере, ничего не могу вспомнить. Может быть, я просто погружен в грустные мелодии вальсов Шопена, а всё остальное просто кажется?
   De'ja vu?
  
  
  
   Всмятку мне нравится больше.
   Беру глубокую кастрюльку, опускаю туда яйцо, заливаю холодной водой так, чтобы яйцо полностью утонуло. Тогда есть гарантия того, что оно не лопнет в воде. Ставлю на слабый огонь.
   И не ухожу, хотя ждать надо довольно долго. Не ухожу потому, что уже за первым поворотом могу отвлечься и забыть об ужине. Меня отвлекает всё, что может попасть на глаза. Мелочей, ждущих моего участия, всегда полно, даже не стану их перечислять. Это мой порок - забывчивость. Объясняю тем, что мысли мои всегда заняты главным делом: я ищу смысл своего существования. И хотя этот смысл никак не может обозначиться я не перестаю искать его, иначе просто загнию, заплесневею, погибну от тоски. Что-то же должно согревать душу, оживлять инстинкты. Могли бы быть беседы, но я чуждаюсь контактов, потому что надо о чем-то говорить, но говорить не о чем: я не интересен им, они не интересны мне. Значит, нет повода посмеяться, пошутить и тем поддержать настроение.
   И остается строго, ритмично исполнять установленный режим поведения: ранний подъем; пешая полуторачасовая прогулка на пару с велосипедом; легкая физическая работа на даче по-возможности творческая, чтобы напрячь мозг размышлениями; обратный путь.
   И ,как финал, письменный стол. Финал меня особенно влечет своей неопределенностью, непредсказуемостью. Это для меня как испеченный утром торт, который надо есть только после того, как крем пропитает коржи, то есть к вечеру и я весь день тороплю время в предвкушении счастья.
   Как раз уложился в десять минут, яйцо сварилось. Охлаждаю его, надкалываю торчик и с удовольствием съедаю.
  
  
  
   Скоро два года...
   На прошлой неделе все-таки перетащил свою постель в зал. Не хотелось ничего нарушать в обстановке. В спальне так же, как тогда разбросаны по кровати одежда, какие-то коробки с лекарствами, шкатулки, неприятные книжечки... Всё делалось в суматохе, внезапность трагедии обездвижила сознание. С тех пор так и осталось как признак неверия в справедливость. Не стоило бы тревожить и зал, но в этом смысле он менее подвержен сохранению памяти и скинуть хлам с дивана - а это все больше журналы, книги, какие-то тряпки - не вызвали бы возражения памяти.
   Не допускаю разум к участию в таких щепетильных делах как память о прошлом, всё только на инстинктах, на непроизвольных поступках, то есть когда поступок опережает сознание и тем снимает с меня ответственность.
   Буквально через день-два на мягком покрытие пола появляются какие-то белые соринки, словно кто-то ходил с куском хлеба обсыпанным сахарным песком и ел этот хлеб не закрывая рта. Но никого не было, никто не сыпал ничего, а сам я не хожу по кабинету ни с песком, ни с солью. Надо пылесосить опять, и это непосильно моей лености. Пола не больше пяти квадратов, а мороки с уборкой до тошноты.
   Выношу в прихожую оба кресла и огромный мат, который у меня вместо кровати. Из зала втаскиваю пылесос, растягиваю шнур на всю длину так, чтобы достать до розетки кухни: в кабинете нет свободных розеток. То и дело ударяясь длинной штангой то в стол, то в радиатор, то в стену, с руганью тру щеткой ковровое покрытие. И вдруг не хочу убирать пылесос, не хочу даже скомпоновать части, оставляю как раз там, где дневует мат.
   Мат водружаю на разложенный диван в зале.
  
   Память потихоньку сжимается.
  
  
  
   С явной тоской посматриваю на приклеенное к двери ванной комнаты напоминание. Нет, я не отказываюсь от регулярной помывки, просто всякие обязательства мне противны. Но, походив-походив кругами, все же включаю воду и раздеваюсь.
   В постели не успеваю о чем-либо подумать - сразу засыпаю; в дороге меня всё что-нибудь отвлекает; грязной посуды так мало, что ни о каких мыслях и речи не может быть.
   И остается одно место, где я освобожден от любых помех в своих размышлениях.
   В доме прохладно. Водопад горячей воды расслабляет.
  
   Мысль возникает вдруг и вдруг ощущаю состояние полной самодостаточности. . . И вдруг оказывается, что ни в ком не нуждаюсь. Более того, нет желания кого-либо видеть возле себя , подобно тому как не хочется ничего сладкого после большого куска жирного торта.
   Нет, калитки не закрываю. Пусть приходят, пусть отвлекают, пусть крадут остатки моего времени. Буду рядом сидеть , буду слушать, буду благожелательно отвечать на вопросы, буду угощать яблоками прямо с яблони.
   И буду с облегчением смотреть как плавно удаляется спина гостя.
  
  
  
   Либо мне никогда не удавалось попробовать настоящего кофе, либо я лишен вкусовых рецепторов на этот напиток и все сорта по мне одинаково безвкусны. Поэтому кофе пью редко, предпочитая чай. Но все же иногда одурманенный рекламой вдруг представлю себя опутанным ароматами волшебного напитка и невольно ищу на антресолях банку с кофе. Вообще-то я покупаю кофе в пакетиках, но открыв пакетик и зная, что селедующая попытка будет не скоро, пересыпаю порошок в баночку с герметичной крышкой, а кусочек пакетика с брендом бросить в банку забываю.Вероятно и по этой причине разные сорта оказываются теми же самыми только под другим прозвищем, что называется "из одной бочки".
   Завариваю кофе, пью. Удовольствия никакого - бурда, которую даже не умаслить ни избытком сахара, ни молочной пенкой.
   А чего-то хочется и хочется. Чего?
   С сомнением в реальности похода все же переодеваюсь в городское и перемещаю свою любознательность в супермаркет.
   Вот фрукты - не хочу; вот молочные деликатесы: заманивают, но у меня свежайшее молоко в термосе - топится; вот кулинария - глазам больно, но сознание отвергает и это - старьё, да и какими руками всё это делается?
   Сыры. Маленький кусочек сыра съел бы с булочкой, но продавец сидит на стуле - не шевельнется, моя любознательность её не трогает, ей скучно, она заранее знает, что я долго буду задавать глупые вопросы и всё равно ничего не куплю. Да я и сам знаю, что не куплю, потому что на мой вкус она покажет рябой кусок по семьсот рублей. Ха!
   И я, чуть постояв, прохожу мимо и прямо в мясной отдел. Здесь меня ничего не останавливает - я вегетарианец и с этой мыслью давно свыкся. Остались рыбные деликатесы и кондитерские изыски. Одни слева, другие справа. Уклоняюсь влево, к рыбе. Кусочек рыбки я бы съел. Но там свои фишки: на каждом пакете запись - реализовать в течении двадцати четырех часов после вскрытия. Кое-что из выставки я уже попробовал и знаю чего хочу, но это предупреждение для меня неисполнимо: во-первых, даже ста грамм за сутки мне не съесть; во-вторых, на витрине нет того холода, при котором хранится продукт; в-третьих, с моим зрением миллиметровые буквы коричневые на черном фоне просто не прочитать и я сильно сомневаюсь в свежести продукта.
   Но у рыбного отдела топчусь неоправданно долго, чем вызываю подозрение охранника. Он становится рядом, поворачивается ко мне боком, но так, чтобы видеть мои поползновения, и ждет их, чтобы последовать за мной - это, ему кажется, призовая акция.
   Других отделов, кроме витрин с вином и сигаретами, нет и, не желая остаться ни с чем, я вдруг решительно беру самую маленькую баночке с икрой и энергично иду к кассе, не реагируя ни на вино, ни на сигареты.
   Охранник следует за мной не уступая в скорости, что посетителям кажется странным: они оглядываются на нас.
   И пока я жду своей очереди охранник заходит за кассу и ждет меня на выходе, он уверен в моей грешности.
  
   Проходя мимо я почти касаюсь его своим плечом и он обиженно отклоняется в сторону.
  
   Оказалось, что всего этого мне достаточно и я уже не хочу ни пить, ни есть.
   Открываю дневник и делаю короткую запись.
   Так, на память.
  
  
  Дорога сама выбрала трассу, стараясь скакать по бугоркам, но поскольку бугорки так называются именно потому, что отличаются от гряды, то иногда ей приходится опускаться в низинки. Но так или иначе дорожная лента извивается серпантином. Очень быстро обрастает она молодым сосняком и потому ,что молодой сосняк не стесняется теснотой, дорога сжата им словно перилами лестница.
   С горки велосипед разгоняется довольно бойко. Тормозить не хочется, потому что песчаная дорога хорошо укатана автомобилями и нет никакого желания жертвовать удовольствием от быстрой езды.
   А впереди поворот.
   Я всегда чуть волнуюсь в преддверии этого крутого поворота. Конечно, есть доля этого волнения и в том, что за поворотом может оказаться встречный автомобиль а увильнуть некуда. Автомобили, кстати, ездят здесь не стесняясь правилами или даже осторожностью, ибо экстремалы.
   Но, повторяюсь, это только небольшая часть волнения. Основное же волнение вызывается желанием удивительной неожиданности, хотя за многие дни такой неожиданности как-то не случилось. И все-таки,каждый раз, разогнав велосипед крутым уклоном и не желая притормаживать,тешу себя избытками адреналина.
   Но вот поворот благополучно совершен, ни встречных автомобилей, ни удивительных неожиданностей не случилось, но в длинном ряду безобразных свалок прибавилась ещё одна.
   Меня угнетает гадкое свойство современных балбесов, я нервничаю, злюсь, мысленно изобретаю кары. Но ничего не делаю. Я появился на свет гораздо позже того, когда здесь и не здесь привычка гадить под себя никем не была осуждена и, уж точно, не считалась недопустимой традицией. Ну, чтож, что мне не нравится? если это живет, значит, большинству это не мешает.Приходится как-то приспосабливаться и даже не пытаться что-то исправить и только надеяться,что рано или поздно большинству это надоест. Потому весь свой гнев обращаю на самого себя, приучая себя к спокойствию, одновременно ограждая доступными мне средствами свое мизерное экопространство от покушений.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"