Рындин Сергей Ростиславович : другие произведения.

Большой волейбол в моей жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.40*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта книга - о советском клубном волейболе 50-60-х годов, когда на площадках блистали выдающиеся игроки Рева, Савин, Щагин, Мальцман, Ахвледиани. Эти легендарные спортсмены и многие другие, чьи имена восторженно скандировали трибуны, стали героями этой книги. И еще - эта книга о пути обычного мальчишки в элиту профессионального спорта. Перед вами воспоминания Бронтмана Ростислава Лазаревича, моего отца, в прошлом пофессионального игрока московского "Спартака".
  Большой волейбол в моей жизни
  Бронтман Р.Л.
  
  
  На страницах этой книги Вы встретитесь с легендарными игроками, вписавшими золотые страницы в историю советского волейбола 50-60-х годов: Ревой, Щагиным, Пименовым, Савиным, Якушевым, Мальцманом, Ахвледиани. Мне довелось познакомиться со звездами отечественного футбола: Яшиным, Симоняном, Татушиным, Огоньковым, Исаевым, Стрельцовым, Разинским.
   Начиная с 1950 года, я 12 лет выступал за команду мастеров московского "Спартака", входил в тренировочный состав сборной Москвы, участвовал во многих международных встречах и в контрольных играх со сборной СССР. Команда "Спартака" стала победителем соревнований в классе "Б" первенства СССР и выступала в классе "А", стала чемпионом Москвы, и я постарался здесь подробно описать, как проходили наиболее запомнившиеся игры с моим участием.
   Мой отец был известным журналистом "Правды", и вместе с ним мне удалось побывать в Кремле, близко увидеть Сталина и быть свидетелем Парада Победы.
   К нам домой в довоенные годы часто приходили легендарные герои-летчики Чкалов, Коккинаки, Водопьянов, другие известные люди, и каждый такой визит оставался в памяти навсегда.
   В этих зарисовках я с благодарностью вспоминаю о встречах с замечательными людьми, с которыми меня свела судьба, называя их так, как я их знал тогда и запомнил, часто, к сожалению, только по имени и фамилии, но среди них нет ни одного вымышленного персонажа.
   Может быть, эти заметки заинтересуют и начинающих любителей волейбола, в них они, я надеюсь, найдут полезные советы, как научиться играть в эту увлекательную игру и повысить свое спортивное мастерство.
  
  
  
  ВОЕННОЕ ДЕТСТВО
  
  Мы вернулись в Москву весной 1943 года из села Чернолучья, где в тайге, на высоком берегу Иртыша, в 80 км от Омска, на территории бывшего Дома отдыха ЦК поселили эвакуированные с началом войны семьи работников газеты "Правда". Тогда мне шел тринадцатый год.
   Наш "правдинский" дом стоял углом на пересечении улиц Расковой и 5-го Ямского поля. Внутренний двор был изолирован от уличного движения зданием дома и высокими глухими заборами, за которыми с одной стороны располагался 315 завод, откуда время от времени раздавался оглушающий рев авиационных двигателей, а с другой, - ставшая "женской" средняя школа Љ 210, в которой до этого учились все дети нашего двора. Пройти во двор с улицы можно было только через один подъезд и поэтому родители были всегда спокойны за своих детей, игравших во дворе, тем более, что все знали друг друга и по работе в "Правде" и по совместной жизни в эвакуации. Там наши матери, обеспечивая жизнь лагеря в несколько сотен семей, работали с утра и до вечера, ведя занятия в организованной школе, на кухне и в столовой, на дровяном складе, экспедиторами, грузчиками и истопниками. Мы, чем могли помогали матерям.
   Все мы тогда жили войной. Хотя налетов на Москву уже давно не было, но на всех окнах с наступлением темноты опускались светозащитные шторы и иногда матери просили детей спуститься во двор и посмотреть, не просвечивает ли светомаскировка. На улицах было темно и пустынно, машины двигались медленно, с едва горевшими специальными подфарниками, по улицам ходили военные патрули.
  
   Мой отец, известный журналист, работавший в "Правде" с 1924 года, с началом войны был назначен заместителем заведующего военным отделом "Правды", и стал регулярно выезжать на фронт.
   Мы, домашние, очень гордились его каждой новой статьей и с тревогой ждали его возвращения. Все знали, что каждая такая поездка на фронт могла стать последней - в наш дом продолжали приходить "похоронки" и тогда все старались окружить вниманием и заботой семьи погибших. Когда погиб в Севастополе дядя Миша Калашников, - известнейший фотокорреспондент "Правды", которому в числе немногих избранных разрешалось делать снимки Сталина и членов правительства на приемах и официальных встречах, мы всем двором пошли к редакции газеты проводить его в последний путь. Похоронили его на Новодевичьем кладбище. И как же все мы радовались, когда через несколько месяцев увидели в "Правде" большой фотопортрет Сталина с подписью "Фото М.Калашниковой". Мария Ивановна продолжила дело погибшего мужа и стала правительственным фотокорреспондентом "Правды".
  
   Однажды мама попросила меня купить по карточкам продукты в нашем магазине "Правды" напротив редакции. Я вышел на улицу, и увидел у нашего подъезда необыкновенный блестящий мотоцикл и застыл, пожирая его глазами.
  - Ну что, Славик, нравится?
  Я обернулся - сзади ко мне подходил всегда веселый дядя Яша Рюмкин в кожаных штанах и спортивной куртке, держа на руках небольшую коричневую таксу. Дядю Яшу все очень любили во дворе за его приветливость и доброжелательность. Когда же в "Правде" появились его фотографии оккупированного немцами Киева, над которым он бесстрашно пролетел вместе с летчиком бреющим полетом на легендарном "У-2", он для нас превратился в настоящего героя. Позже его снимки бункера в Берлине и трупов Гитлера и Геббельса облетели весь мир.
   Увидев меня, он улыбнулся:
   - Ты куда собрался? В магазин, а карточки не потеряешь?
  -Дядя Яша, какая у вас красивая собака, а такой мотоцикл я вообще вижу в первый раз!
   - Мотоцикл и собака немецкие, я их привез с фронта. Собака очень умная, но только с ней одна проблема - она ничего не понимает по-русски.
   Он опустил собаку на асфальт, сказав ей по-немецки: - Сидеть!
   Я в школе учил немецкий и тут же перевел эту команду про себя. Дядя Яша снял мотоцикл с подножки и завел его, резко нажав ногой на педаль, и опять скомандовал собаке по-немецки: - Иди на место! - Собака внимательно посмотрела на него и, прыгнув на бензобак, улеглась там по-хозяйски.
  - Славик, садись сзади!
   Я быстро уселся на заднее кресло, уцепившись руками за крепление. Мотоцикл взревел и пулей вылетел на шоссе. Уже через минуту мы плавно затормозили у подъезда редакции.
   - Привет, Яша! Кого это ты к нам привез? А, Славик, это ты? Как же ты вырос, - совсем уже большой!
  К нам подошел дядя Сережа Борзенко, поздоровался с Рюмкиным, погладил собаку и обнял меня за плечи:
  - Ты в магазин? Не потеряй карточки! Маме передай от меня большой привет!
   Я поблагодарил, вежливо попрощался и, полный впечатлений от этой встречи, пошел в магазин.
   Сергей Борзенко, чьи репортажи с фронтов мы регулярно читали в "Правде", часто бывал на передовой и даже участвовал в боях. А однажды, когда в ожесточенном бою был убит командир роты, Борзенко как старший по званию, принял командование на себя, отбил атаку немцев, и, сев в танк "Т-34", организовал контратаку и отбил у немцев стратегически важный населенный пункт. За беспримерную храбрость ему присвоили звание Героя Советского Союза, кстати - единственному из корреспондентов за всю войну.
  
   У всех дома непрерывно работала тарелка радио,- все ждали последних известий и замирали при звуках голоса Левитана: - "От Советского Информбюро"... Мы в каждом номере "Правды" с волнением искали корреспонденции отца с фронта и материалы других знакомых нам журналистов. В кабинете отца на стене висела большая карта европейской части СССР и на ней непрерывно отмечали флажками меняющуюся линию фронта. Когда же в эфире в первый раз прозвучал торжествующий голос Левитана:
   - Приказ Верховного Главнокомандующего..., - восторгу нашему не было предела, и все москвичи высыпали на улицы смотреть первый салют.
  
   Однажды вечером отец, вернувшийся после очередной командировки на фронт, сказал мне, что завтра утром от Беговой улицы по Москве проведут колонну пленных немцев, чтобы показать им якобы "полностью разрушенную столицу", по утверждению Геббельса.
   Понятно, что с самого утра я с приятелями со двора, перейдя перекрытое патрулями Ленинградское шоссе, уже стоял у кружевного ажурного дома напротив гостиницы "Советская", на пересечении Ленинградского шоссе и Беговой. Ворота к входу в парк Ипподрома были перекрыты вооруженными солдатами и грузовиками, а в глубине парка за оцеплением копошилась огромная масса людей в немецкой форме.
   -Смотри, смотри - немцы! Сколько же их! - раздавались кругом голоса москвичей, которые быстро собирались со всех сторон.
   Раньше я уже видел пленных немцев, когда мы ездили в Серебряный бор, - сразу после поворота с Беговой улицы на Хорошевское шоссе, - там несколько десятков немцев под охраной ремонтировали дорогу. Но там они были одеты в рабочую одежду и, если бы отец тогда не сказал бы мне, что это пленные, я бы и не обратил на них внимания.
   Мы ждали около часа. Наконец наши солдаты, раздвинув толпу москвичей двумя шеренгами, образовали широкий коридор, и из парка начала движение, нескончаемая широкая колонна немцев, выходя на Ленинградское шоссе и заворачивая к центру города. По бокам колонну сопровождала довольно редкая цепь вооруженной охраны. Впереди шли несколько десятков пленных в генеральской форме, за ними, как мне показалось, несколько сотен офицеров, а далее бесконечные шеренги младших командиров и солдат. Они двигались медленно, не в ногу, но четко держа строй в шеренгах. Понурые генералы шли молча, глядя прямо перед собой, солдаты иногда переговаривались, поглядывая по сторонам на москвичей и окрестные дома. Одеты они были добротно, и выглядели отнюдь не изможденными и явно не больными. Это сразу бросалось в глаза, так как по публикациям мы знали как выглядели наши военнопленные, которым посчастливилось вырваться из немецкого плена.
   Москвичи, плотно стоявшие вдоль всего Ленинградского шоссе, молча смотрели на проходящую мимо колонну - не было ни выкриков, ни разговоров, многие женщины вытирали слезы, вспоминая своих близких. Тогда жизнь каждой семьи протекала под черным крылом войны, и это шествие явилось еще одним страшным напоминанием о грандиозной битве, в которой сражаются и гибнут миллионы людей. Мы прошли за колонной, вступившей на улицу Горького, до Белорусского вокзала, а когда повернули домой, увидели, что нам навстречу выехали десятки моечных машин, заливающие струями воды дорогу, по которой только что прошли немцы.
  
   Месяца через три после этого события, отец по телефону из редакции сказал, чтобы я и мама были готовы, так как он сейчас за нами заедет.
   На мои вопросы мама сказала: - "Там увидишь!".
   Мы спустились, подъехала "Эмка", на которой отец обычно выезжал на фронт. За рулем, как всегда, сидела тетя Аня - полная добрая женщина, лет 35. Мы поехали по хорошо знакомой дороге в Серебряный бор, где находился дом отдыха "Правды", однако, едва выехав на Хорошевское шоссе, повернули налево и далее, поплутав по закоулкам, подъехали к глухим воротам, окруженным высоким забором с колючей проволокой, натянутой сверху в несколько рядов.
   Отец вышел из машины, позвонил в звонок у калитки сбоку от ворот, и коротко переговорив с кем-то, через приоткрывшуюся дверь вошел вовнутрь. Он скоро вернулся и позвал меня и маму. Мы прошли за ним через калитку мимо двух военных без знаков различия в длинный коридор, где у выхода перед закрытой дверью нас ждал еще один военный. Он, открыв дверь, пригласил нас следовать за собой и, проведя через несколько проходных комнат, завел нас в отдельную небольшую комнатку без окон, посередине которой стоял стол и несколько стульев.
  -"Подождите здесь!", - сказал наш провожатый и вышел, закрыв за собой дверь на ключ. Я терялся в догадках, с какой целью родители привезли меня с собой, и что это за загадочное учреждение, куда мы попали. Наконец, щелкнул замок, открылась дверь, и вошел "наш" военный и трое людей в штатском, - один из них в темном костюме, а двое - в синих халатах. Тот, что был в костюме, подошел ко мне и попросил пересесть на другой стул около стола. Второй, - пожилой полный мужчина с большой лысиной, в очках, вытащил из кармана портновский метр, жестом попросив меня встать, стал методично меня обмерять и диктовать по-немецки цифры замеров третьему человеку в халате, который, достав блокнот, молча стал их записывать.
   Мужчина в костюме, - "Переводчик", - догадался я, - изредка говорил: - Повернись! - Опусти руку! - Руки в стороны! - Закончив со мной, пленный немец, - в этом я уже не сомневался,- принялся обмерять маму.
   Когда мы ехали домой, отец строго предупредил меня, чтобы об этой поездке я во дворе никому не рассказывал. Через неделю мы поехали туда еще раз, и после примерки, я - красивого строгого костюма, и мама, - умопомрачительного темно-синего вечернего панбархатного платья, вернулись домой, держа в руках упакованные обновки. Я к вещам до сих пор отношусь довольно равнодушно, но этот костюм прослужил мне потом долгие годы, и я торжественно облачался в него, отправляясь на все праздничные мероприятия.
  
   ВОЛОДЯ РУКАВИШНИКОВ
  
   В конце 1943 года из госпиталя на костылях вышел мой двоюродный брат Володя Рукавишников.
   Его отец, Федор Иванович Рукавишников, был крупным ученым и сначала работал директором Свердловского Геологоразведочного института, а затем помощником Шверника в Кремле. С началом войны он ушел добровольцем в Народное ополчение и пропал без вести. Его жена, родная сестра моей мамы, - Ия Александровна работала в Академии Наук. Все, кто имел счастье ее знать, называли ее святой женщиной за необыкновенную доброту, порядочность и самоотверженность.
   Володю забрали из 8-го класса, и после трехмесячных артиллерийских курсов в звании младшего лейтенанта он попал на фронт командиром противотанкового артиллерийского дивизиона. Он первым на своем фронте подбил прямой наводкой "Тигр", за что позже, уже в Москве после госпиталя, получил орден Отечественной войны.
   Через полгода боев его часть попала в окружение и была почти полностью уничтожена. Ему осколком мины раздробило ступню, и он чудом, через двое суток выполз к своим.
  
   Володя с детства был прекрасным рисовальщиком. В школе, еще до войны, он стал осваивать живопись, работая маслом и акварелью. Выйдя из госпиталя, он несколько месяцев передвигался на костылях, а потом еще долго ходил заметно прихрамывая. Теперь он, приезжая к нам, частенько усаживал меня позировать. Я быстро понял, насколько утомительна профессия натурщика, - неподвижно сидеть в заданной позе по 15-20 минут, но это был мой единственный близкий друг и товарищ, и я старался изо всех сил.
   Моя мама дружила с Лидией Бродской, дочерью знаменитого художника, прославившегося живописными полотнами о Ленине, и ее мужем, - не менее известным художником Федором Решетниковым ("Опять двойка"). Когда они пришли к нам поздравить маму с днем рождения, подарив ей прелестный натюрморт "Ваза с флоксами", написанный маслом утром того же дня, и еще как следует непросохший, мама попросила у них согласия познакомить их с Володей. Он быстро подъехал к нам после телефонного звонка и привез папку со своими работами, которые очень понравились нашим именитым гостям. Они посоветовали ему поступить в Высшее Строгановское художественное училище.
   Володя, как бывший фронтовик, легко сдал все вступительные экзамены, и был принят в институт. Мы торжественно отпраздновали это событие.
   Картина Л.Бродской, подаренная тогда маме до сих пор висит у меня на стене, напоминая о прошлом, а рядом, уже позже, появились картины Володи, ставшего профессиональным художником - мой портрет маслом и картина "Без блока", запечатлевшая меня над сеткой в одной из игр на первенстве Союза.
  
   Не могу не вспомнить забавный эпизод, когда я с Володей пришел на Пушкинскую площадь, где он собирался написать эскиз памятника великому поэту, который стоял тогда с другой стороны улицы Горького.
   Володя поставил мольберт, достал краски, и увлеченно принялся за работу. Я с интересом смотрел сзади, как на холсте, будто на фотографической бумаге при печати, постепенно все отчетливее проявляются контуры памятника, окружающих его домов и панорама парка с гуляющими людьми. Некоторые из них специально делали крюк и проходили сзади нас, чтобы краешком глаза взглянуть на мольберт. Несколько милиционеров, стоящих на площади, тоже подошли и посмотрели, как работает Володя, и, одобрительно хмыкнув, отошли. Было довольно холодно, и я обрадовался, когда Володя, сказав, что остальное доделает дома, начал складывать мольберт, дав мне подержать эскиз. Как только он собрался убрать холст, его остановил один из подходивших ранее милиционеров в офицерской форме, и попросил предъявить ему наши документы и специальное разрешение на право фотографировать и делать зарисовки на улицах Москвы.
   Убедившись, что этого мифического разрешения у нас нет, он, не слушая наши возражения, отобрал эскиз, и осторожно, чтобы не смазать краски, держа его в одной руке, откозырял нам другой рукой, со словами:
   - Мне очень жаль, но я вынужден забрать картину. Вы ведь понимаете, - время военное!
   - Ну и мерзавец, - ведь специально ждал пока я закончу!
   Расстроенные, мы отправились домой...
  
   ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ИГРОЙ
  
   И все же, несмотря на войну, детская жизнь во дворе шла своим чередом - мы играли в футбол, в штандер и в лапту до самого вечера, пока с балконов не раздавались голоса матерей, зовущих нас домой.
   Девчонки во дворе в основном играли в классики, прыгали через скакалку, но как-то у них появился кожаный мяч, они встали в кружок, и стали его перекидывать друг другу пальцами, держа руки перед лицом.
   Меня эта незнакомая игра так заинтересовала, что я тут же присоединился к ним. Сначала у меня ничего не получалось, - мяч летел куда угодно, но только не туда, куда я хотел. Постепенно, внимательно наблюдая за теми, у кого мяч более-менее слушался, я научился правильно ставить кисти и пальцы и пасовать "без захвата". Теперь уже каждый день я с нетерпением ждал, когда во двор вынесут мяч и можно будет поиграть в кружок. Довольно скоро во дворе играли уже в нескольких кружках, - в одном играли те, у кого что-то уже получалось, в других новички.
   Я учился тогда в 7 классе, и когда ребята сказали, что в спортзале школы работает волейбольный кружок, и что после тренировки каждому дают бесплатно по большому бублику с маком, я сразу побежал в спортзал.
   Очень милая женщина, - физрук, - попросила новичков встать в кружок, и, посмотрев, как мы играем, сказала мне и еще двум мальчикам, что мы можем остаться на тренировку. Там я узнал впервые по каким правилам и как играют через сетку, как надо подавать и играть "на три удара". После занятий нам действительно вручили по бублику, который я понес домой как величайший трофей, - ведь тогда белого хлеба мы почти не видели.
   Два месяца до летних каникул пронеслись незаметно. На тренировках я научился подавать - сначала снизу "с руки", а потом и сверху. Через сетку у нас никто не бил, мы и не знали, что это такое, зато научились довольно долго держать мяч в воздухе, играя "на три удара", и старались перекидывать мяч через сетку пасом в незащищенные места.
  
  Настали каникулы, и меня отправили в пионерский лагерь "Правды", рядом с одноименной станцией по северной железной дороге. Когда я увидел там волейбольную площадку, я с первого и до последнего дня стал проводить там все свободное время. Наш физрук, - Коля Холмогоров когда-то играл в волейбол и сразу заметил меня. Если он вставал на площадку, то обязательно брал меня к себе в команду. Правда за все время он ни разу не пробил через сетку, но мы с немым обожанием смотрели, как красиво и ловко он двигался, принимая мячи, и мягко давал передачу кому-нибудь из нас, чтобы мы третьим пасом отправили мяч на ту сторону.
   Уже потом, повзрослев, я иногда встречал его на улице Правды. Оказалось, что он следил за моей спортивной карьерой и с интересом расспрашивал меня о всех новостях в мире волейбола.
   Из лагеря я привез несколько грамот за призовые места в беге на 60 метров, прыжки в высоту и длину, чем очень гордился.
  
   Однажды, когда мы играли во дворе в кружок, к нам подошли два не наших парня и попросились поиграть вместе с нами. И вдруг я с изумлением увидел, как один из них, получив пас, стоя, резко ударил по мячу кистью одной руки, попав им в своего товарища, а тот, подсев, мягко принял этот удар, подняв мяч перед собой, и, высоко подпрыгнув, уже сам пробил в ответ. Вот так я впервые увидел, как нападают и защищаются в волейболе.
   В один из воскресных дней мы с мамой поехали в Парк культуры им.Горького. После аттракционов и катания на лодке мы пошли прогуляться по парку, и вышли к волейбольным площадкам, одна из которых была окружена плотной толпой зрителей. Протолкавшись вперед, я был потрясен увиденным. На площадке играли четыре - на четыре, и как играли! Они доставали сзади все мячи, особенно выделялся в защите игрок совсем небольшого роста, который поднимал в падении "мертвые" мячи в радиусе нескольких метров, да не просто поднимал, а точно адресовал его партнеру, выходящему на пас. Затем следовала вторая передача на удар одному из своих партнеров. С той стороны, сторожа каждый "свого" игрока, уже стояли у сетки двое, готовясь прыгнуть на блок. Если передача шла на "чужого" игрока, то не участвующий в блоке спортсмен быстро оттягивался назад в защиту. Игра шла очко в очко, мяч подолгу держался в воздухе. Я жадно слушал непонятные азартные возгласы игроков, позже ставшими мне такими привычными:
   -" Дай на столба!"; - "Открой перевод!"; - "Закрой ход!;" - и дружное: - " Бей!!"; - " Один!";
  -" Последний!"...
  
   По дороге домой, под впечатлением увиденного, мама рассказала мне интересную историю. Когда она отдыхала в Сочи в санатории "Правда", там проходила встреча по волейболу с соседним санаторием. Пока игроки готовились к встрече, болельщики пели песни под аккордеон затейника. Мама солировала, выделяясь своим звучным и глубоким меццо-сопрано, - одно время она даже пела в хоре Радиокомитета. Очевидно в благодарность за неожиданный концерт, игроки одной из команд решили устроить неожиданный шуточный экспромт, и пригласили маму принять участие в соревновании. Как она ни отказывалась, ее буквально силой затащили на площадку. Ребята, по ее словам, играли также здорово, как и те, которых мы только что видели в парке. Они принимали все мячи, а последний пас давали маме, и она, как могла, двумя руками перебрасывала мяч на ту сторону, став, по мнению болельщиков, главной героиней матча.
  
   К моей великой радости родители купили мне спортивные тапочки и волейбольный мяч. Я тут же засунул камеру в покрышку, и, раздувая щеки, надул ее как смог. Перегнув длинный сосок, я перевязал сгиб веревочкой, и, заправив его в прорезь покрышки, аккуратно зашнуровал ее кожаным ремешком. Теперь уже не надо было ждать, когда девчонки сделают уроки и вынесут мяч во двор, и уже на мой звон мяча изо всех подъездов быстро сбегались ребята.
   Скоро, учитывая наше увлечение, родители и домком, вместе с нами, за несколько дней в центре двора соорудили волейбольную площадку - привезли машину песка, утрамбовали поле, установили металлические столбы и торжественно натянули новенькую сетку. Теперь во дворе каждый день стучал мяч, но появились и новые проблемы, - на площадку вместе с девчонками часто выходили и их мамы, а играть в такой компании было совсем неинтересно.
  
  СПОРТЗАЛ "ПРАВДЫ"
  
   Время летело незаметно, и как-то, - мне уже исполнилось тогда 15 лет, - ребята во дворе сказали мне, что в нашем клубе "Правды" работает волейбольная секция с настоящим тренером. Моя мама регулярно ходила в клуб на занятия по вокалу и участвовала во всех концертах модной тогда художественной самодеятельности. Кстати говоря, занимаясь с первого класса музыкой у замечательного педагога Фаины Исаевны, жены главного корректора "Правды" А.Полонского, я уже довольно сносно играл с листа и аккомпанировал маме, когда она готовилась к занятиям или концертам.
   Я попросил ее узнать расписание занятий секции в спортзале. Этот зал мне был хорошо знаком, так как я еще недавно целый месяц ходил туда на платные занятия, осваивая бальные танцы, танго, вальсы и фокстроты.
   И настал знаменательный день. Волнуясь, я заранее отправился в клуб, гордо сказав контролерам при входе: - "В спортзал!", прошел в раздевалку, переоделся и стал ждать. Скоро там появился, как мне показалось, пожилой мужчина. Я встал и вежливо поздоровался.
   -Новенький?- спросил он, внимательно посмотрев на меня. - Где играл?
   - Во дворе и в школе.
   - Ну, посмотрим. Ты в каком классе? Кто у тебя работает в "Правде?"
  - Отец, - заместителем заведующего военным отделом газеты.
   - Как тебя зовут?
  - Слава.
   - А меня зовут Юра. Я - тренер.
   Юра достал из шкафа сетку с мячами и насос:
   -Ну-ка, займись!
   Я впервые увидел ниппельные мячи. Заметив мое расстроенное лицо, он показал мне, что надо делать, и я старательно принялся за работу. Затем мы вместе повесили сетку и, растянув ее на растяжках, подняли вверх, закрепив по мерке на высоте 2 м 45 см.
   - Запомни - высота 2м 45 см!
   -Да.
   В это время в раздевалку начал приходить народ, - в основном все взрослые мужчины. Юра переоделся, взял мяч и подошел ко мне:
  - Ну-ка, дай мне пас! - А теперь! - Шаг вправо! - Теперь влево!
  - Обрати внимание на мои ноги, - встань в третью позицию, ноги расставь на уровне плеч, чуть согни их в коленях. Толчковая нога сзади. Ты левша? Это хорошо! Дай пас над собой, а потом мне!.. Еще раз!.. В общем, неплохо, - у тебя пас чистенький, но обрати внимание, - ты пасуешь только за счет пальцев и движения кистей. Теперь постарайся во время паса одновременно выпрямлять ноги, корпус и руки в локтях полностью в том направлении, куда ты хочешь послать мяч, а кисти и пальцы должны сработать в заключение - и только в самом конце! И еще, - ты стрелять умеешь? Так вот, - мяч надо принимать от носа. Тогда глаза, пальцы рук, - будут как прорезь прицела, мяч - как мушка, а цель, - точка, куда ты пасуешь. Если они будут все на одной линии, то ты не промахнешься! В общем-то, у тебя получается примерно так, как надо. Иди и поработай с мячом у стенки, пока ребята раздеваются, и всегда помни о том, что я тебе сказал.
   Ко мне подошли и поздоровались вышедшие из раздевалки Саша Пахомов, - известный фотокор "Правды", - ему наверно тогда было около 40 лет, и его брат Толя, чуть моложе, он работал в типографии. Всех остальных, - они все были старше меня, - я не знал. Я сразу пристроился к братьям и, глядя на них, старательно стал осваивать неизвестную мне, и, на мой взгляд, совершенно излишнюю серию упражнений "самостоятельной разминки", как назвал ее тренер.
  Наконец-то прозвучал свисток, все встали в два кружка и начали сначала пасовать друг другу, а потом и пробивать с места в своих партнеров, которые, принимая мяч с удара, старались вернуть его бьющему высоко и удобно для нового удара. К моему удивлению, мяч довольно долго держался в игре.
   - Да... - подумал я, - это не то, что во дворе!
   На мое счастье, народу в этот раз было немного, и потом, когда все по очереди пробили несколько раз через сетку и разделились на две команды, на скамейке запасных никого не оказалось.
  - Иди на "второй!", - сказал мне Толя.
  - Куда?
   Он терпеливо разъяснил мне расстановку игроков на площадке и показал, куда мне надо встать.
  
   Началась игра. Я быстро усвоил, что руки на блоке нельзя переносить через сетку на сторону противника, также как и бить на чужой стороне, что мяч задетый блоком, засчитывается за один удар, и нам остается после этого еще только два касания. Если же я зацепил мяч на блоке, то второй раз мне его играть уже нельзя, а игроки задней линии могут играть в нападении, только если они толкаются при прыжке для удара из-за трехметровой линии, проведенной параллельно сетке.
   К третьей партии я понемногу освоился, партнеры меня подбадривали, даже если я и ошибался, и хвалили, когда мне удавалось дать хорошую передачу на удар, или удачно поднять мяч в защите.
  
   Домой со своей первой тренировки я вернулся полный впечатлений:
   - Мама! Меня приняли!
   - Я и не сомневалась, - ты ведь хорошо играешь!
  - Да что ты! Если бы ты видела, как здорово там все играют, и потом, - там все взрослые!
   - Ну не все сразу, научишься потихоньку, главное, что приняли!
   - Знаешь, меня как левшу поставили на "второй" номер!
   - Объясни мне, что это значит?
  - Слушай! - я взял карандаш и бумагу и нарисовал площадку:
  - Смотри, - для каждого из шести игроков обозначено свое место на площадке от 1 до 6. Отсчет начинается с места подачи - задний правый угол площадки, это 1 номер, далее счет ведется против часовой стрелки. Соответственно, впереди у сетки справа стоит 2 номер, в центре располагается 3 номер, а слева - номер 4.Сзади в левом углу площадки место 5-го номера, а в середине ее, позади 3 номера, стоит 6 номер. Когда команда выигрывает право на подачу, происходит "переход", - все игроки сдвигаются по часовой стрелке на один номер, т.е. 1 номер уходит на место 6, тот на место 5 номера и т.д., а на подачу идет номер 2.
  - И что, при переходе игроки получают новые номера?
   - Нет, что ты! Просто в момент подачи каждый игрок должен стоять в своей зоне, а игроки задней линии, стоящие на номерах 1, 6 и 5 должны находиться сзади игроков передней линии. Поняла?
  - Это для меня чересчур сложно! По-моему правила в преферансе и то проще, чем в твоей игре!
  
   С этого времени моя жизнь наполнилась новым содержанием, помимо школы и уроков, занятий музыкой и любимых книг, в нее вошли и регулярные тренировки. Так незаметно прошел весь учебный год. За все время я не пропустил ни одной тренировки. Еще на первых занятиях я обратил внимание, что многие ребята во время разминки, толкаясь двумя ногами, прыгали около стены спортзала, стараясь достать рукой наибольшей высоты. Я попробовал прыгнуть, намусолив средний палец руки. Оказалось, что я совсем немного уступил двум самым высоким ребятам, а по сравнению с остальными, моя отметина на стене находилась примерно на таком же уровне, как и у них. С этих пор, где бы я не находился, - во дворе, в школе на перемене, или на улице, я с маниакальным упорством, не обращая ни на кого внимания, прыгал, стараясь достать рукой, висевшие ветви деревьев, плафоны освещения, перекрытия, потолки, и все, что казалось мне подходящим для этой цели. Кроме того, я взял за правило ежедневно делать по 50 двойных приседаний. Примерно через полгода я стал прыгать выше всех, а когда поднимался на блок, глазами уже видел край сетки.
   Как-то на тренировке меня удивил невысокий крепыш, - наш защитник Женя. Он подошел к стене, сделал стойку на руках, опершись ногами о стену, и медленно отжался 10 раз, каждый раз касаясь головой пола, а потом прошелся вдоль стены в стойке на руках. Мне также захотелось попробовать свои силы, но, боясь опозориться, я решил заняться этим дома. И, как оказалось, - не зря. Я сумел закинуть ноги на стену только с четвертого раза, а когда, согнув руки, коснулся пола головой, отжаться не сумел. Кое-как свалившись на пол и отдохнув, я решил не опускаться сразу до конца, а отжаться сначала на чуть согнутых руках. Месяца через три ежедневных упражнений я, с независимым видом отжался в спортзале целых пять раз, удивив ребят и заслужив уважение Жени. Когда же я это продемонстрировал во дворе, мне показалось, что все девчонки, на которых я уже начал заглядываться, смотрят на меня с восхищением.
  
   Постепенно, с каждой тренировкой, я стал прибавлять в игре на приеме, в защите и на передаче. Благодаря неписанному правилу, принятому тогда у нас, пас на заключительный удар на тренировках, как правило, направлялся игроку, стоявшему в это время на "четвертом" номере. Поэтому, я с нетерпением ждал, когда выйду к сетке и получу возможность пробить. Я уже понемногу начал играть в нападении, внимательно присматриваясь, как это делают мои партнеры, и первое время пытался копировать их действия. Например, Толя Пахомов толкался и поднимал перед собой прямую, как оглобля руку, а после удара такой же прямой опускал ее вниз. Если передача шла близко к сетке, он нередко при этом задевал ее своей рукой или, опасаясь этого, был вынужден обманывать, стараясь скинуть мяч на пустое место. При этом корпус у него оставался прямым, и бил он обычно туда куда смотрел, по направлению линии своего разбега. За счет своего высокого роста и прямой руки, при невысоком прыжке, он довольно плотно бил по задней линии, но случалось, попадал и в блок.
   Некоторые из ребят нападали "крюком", разворачиваясь боком к сетке. При этом они помогали толчку широким замахом обеих рук, потом при подъеме согнутые в локтях руки поднимались перед грудью до лица, а затем бьющая рука в верхней точке прыжка резко шла на замах вниз, вбок и циркулем вверх по кругу, нанося удар по мячу над головой перед лицом. Такой удар "крюком" мне очень понравился, так как им можно было пробивать с отведенной от сетки передачи, и я стал его старательно осваивать. Так как я был левшой, то после перехода, выйдя к сетке на 4 номер, я сразу менялся местами со "вторым" номером, и право нанести заключительный удар мне предоставляли уже из этой зоны.
  
  По мере того, как у меня увеличивался прыжок, я научился при замахе сильно отклоняться корпусом и вместе с рукой вкладывать в удар и всю массу тела. Изменяя движение руки, выполняющей удар "крюком" и пронося ее к мячу перед лицом, я теперь мог нападать "косую" - по другому - "ход", из 2-го, где я стоял, в зону 1-го номера по диагонали. Добавляя резкое, внахлест движение кистью в конце удара, так называемую "туфту", - то есть вниз и влево, я довольно быстро освоил удар со "второго" по "второму". Если рука сбоку шла к мячу над головой, - удар направлялся в зону "шестого" номера. Самым сложным было освоить удар по "пятому", или "по линии", как сейчас говорят. В этом случае руку на удар следовало проносить сзади головы, за затылком. Зато теперь, при одном и том же положении корпуса в прыжке, без его разворота, стало возможным бить в любую зону, спокойно обходя одиночный, а позднее и двойной блок, который я довольно быстро научился видеть при ударе боковым периферическим зрением. Блокирующий не должен ставить руки "по мячу", обычно он смотрит на плечи бьющего, и, в случае разворота в воздухе корпуса атакующего игрока, переносит свои руки над сеткой в ту же сторону. При ударе же "крюком" блокирующему остается только гадать, какое направление ты выберешь для атаки.
  
   Перед началом двухсторонней игры мы переходили к разминке на сетке и, выстроившись в очередь, начинали бить с "четвертого" номера с двух сторон площадки. Тот, кто пробивал, становился на "третий" на пас, и затем уходил в конец очереди. При такой системе получить хорошую передачу на удар было очень проблематично, так как в каждой команде прилично пасовать умели только один или два человека, но они тоже хотели нападать. Но это позволяло приучиться нападать с любой передачи, и было очень полезно, в чем я неоднократно убеждался в дальнейшем. По принятым у нас правилам, во время игры при любой расстановке на блок был обязан прыгать "третий" номер. Страховать блокирующего подтягивался "шестой", первый пас всегда следовал на "третий". Ошибки при приеме сверху судили довольно строго, с судьей никто никогда не спорил, друг друга упрекать было не принято, тем более, нецензурно выражаться.
   Все мы тогда играли примерно одинаково, на уровне 3-го разряда, хотя года через два у некоторых игроков наметился очевидный прогресс.
   Когда команда "Правды" в 1948 году стала выступать в соревнованиях на первенство среди трудовых коллективов Октябрьского, потом Кировского, а ныне Тимирязевского района, у нас подобрался неплохой коллектив. Теперь на тренировках мы нападали уже со всех номеров, на передачу всегда выходил лучший пасующий, и мы довольно сносно освоили групповой блок.
  Тренер Юра обычно нас судил, не вмешиваясь в ход игры, лишь изредка делая замечания, но когда начинались соревнования, он вставал на "четвертый", и преображал нашу игру, не сильно, но технично и точно отыгрывая все мячи, надежно и грамотно ставил блок. Первых мест мы не занимали, но ниже 4-го места не опускались.
   К сожалению, Юра индивидуально ни с кем не работал, ограничиваясь только редкими замечаниями, поэтому в основном приходилось рассчитывать только на себя и на советы более опытных партнеров. Я к тому времени уже довольно прилично нападал "крюком" и успешно начал осваивать традиционную технику прямого удара, при котором атакующий игрок находится лицом к сетке. В отличие от "крюка", здесь при прыжке бьющая рука выпрямляясь сразу проходит вверх и заводится за голову на замах. Если одновременно с этим получалось откинуться корпусом назад, а затем согнуться вперед, "ложась" на мяч, то удавалось "вложиться" в удар с такой силой, что не верилось самому.
  Первое время я со страшной силой бил в сетку до тех пор, пока Юра, изменив своему обыкновению, не подошел ко мне:
   - Ты бьешь согнутой рукой. Проконтролируй при замахе, чтобы локоть заходил прямым за ухо! Левое плечо в прыжке тоже поднимай вверх - тянись к мячу, а то корпус у тебя наверху прямой!
   Дела сразу пошли на лад, и скоро я стал уверенно попадать в площадку, заслужив право начинать игру с 1-го номера вторым основным нападающим, - "вторым углом", как тогда было принято говорить. До сих пор помню, как в игре на первенство района, - мы играли тогда в чужом зале, - мне удалось поймать встречный переходящий мяч и так вколотить его "под себя", что мяч от пола попал в потолок.
  
   В отличие от успехов на спортивном поприще, школьные дела у меня шли не так гладко. Мой отец, как и все газетчики в то время, проводил в редакции все ночи, - газета выходила часов в 6 утра, случалось и позже, - и когда он приходил домой, я уже был в школе. Когда я возвращался с занятий, он еще спал, а на работу уходил около 6 часов вечера. В это время меня обычно дома уже не было. Если он уезжал на фронт, то случалось, я его не видел месяцами.
  Но как-то - раз он добрался до моего школьного дневника, - отметки у меня были приличные, почти без троек, - и решил задать несколько вопросов по школьной программе. От моих ответов он пришел в такой ужас, что уже через день договорился о моем переводе в другую, "Опытную им. Горького школу Љ 204".Там быстро оценили мои познания, - пришлось срочно браться за учебники, но это мало помогло, - в четверти почти по всем предметам у меня в дневнике стояли двойки и тройки пополам, за исключением русского языка, литературы, физкультуры и дисциплины, по которым диссонансом красовались пятерки. Как мне удалось не попасться, куря в туалете и на чердаке, и получить за дисциплину отличную оценку,- до сих пор не пойму. Тогда за четверку по поведению безжалостно исключали из школы.
  Особенно плохо у меня было с немецким языком, - в этой школе его учили с первых классов. С огромным трудом, лишь к середине учебного года, мне удалось избавиться от двоек, и даже по немецкому языку получить тройку, для чего пришлось заниматься с репетитором.
   Между тем, за окнами все чаще звучала канонада орудийных салютов в честь наших освобожденных городов, разгрома немцев под Сталинградом, грандиозного танкового сражения под Курском, прорыва блокады Ленинграда. Флажки, отмечавшие на карте положение фронтов, неуклонно смещались на запад, и, наконец, пересекли нашу государственную границу и прочно обосновались на территории Германии, а затем и вплотную приблизились к Берлину.
   Отец, вернувшись из очередной поездки на фронт, рассказал, что в освобожденном Бухаресте он вместе с группой корреспондентов встретился с известнейшим лирическим исполнителем своих песен и цыганских романсов Петром Лещенко в принадлежащем ему и при немцах кафе. Он был растроган, когда отец сказал, что у нас в каждом доме звучат его пластинки, и даже исполнил для них несколько своих песен.
  
  ПОБЕДА
  
   И вот, наконец, настал великий день 9-го мая 1945 года, когда по радио прозвучал торжествующий голос Левитана, известивший о полной и безоговорочной капитуляции Германии. Окончились 4 года страшной войны, унесшей миллионы человеческих жизней, начиналась новая мирная жизнь!
   9 мая, ожидая праздничный салют, я стоял напротив Мавзолея в центре Красной площади, полностью заполненной восторженными москвичами. Толкучки не было, - все стояли довольно плотно, но относительно свободно, небольшими группами и по одиночке, радостно переговариваясь. Многие были в военной форме с орденами и медалями на груди. К ним подходили женщины, поздравляя с праздником Победы, и обнимали, вытирая слезы. У многих в руках были фляжки и небольшие стаканчики, они чокались друг с другом и пили за Победу, но за все время я не увидел ни одного пьяного. Сзади храма Василия Блаженного на большой высоте, подвешенный на аэростатах парил огромный портрет Сталина, освещенный ослепительным светом десятка прожекторов. За кремлевской стеной, в здании Верховного Совета с государственным флагом над крышей, в верхних этажах светилось несколько окон.
   - Наверное, товарищ Сталин смотрит на нас! - переговаривались в толпе.
  Быстро темнело. Но вот площадь замерла, раздался последний удар курантов, и тотчас раскатился низкий объемный грохот орудийного салюта. Одновременно со всех сторон к небу взметнулось и расцвело разноцветное море огней праздничного фейерверка. По всему Садовому кольцу вокруг центра разом вспыхнули слепяще-белые столбы света от сотен прожекторов, ударивших в небо. Они непрерывно меняли угол наклона, то перекрещиваясь между собой, то расходясь в стороны, образуя неповторимые световые узоры. Толпа дружно ахнула тысячью голосов, с каждым залпом над площадью прокатывался восхищенный гул и крики "Ура!". Наконец отгремели залпы салюта, погасли прожектора, и все двинулись на выход с площади к Историческому музею, там народ невольно спрессовался, и меня так основательно сдавили со всех сторон, что в какой-то момент мне стало страшно. Когда мы вышли на Манежную площадь, то стало гораздо свободнее. Неожиданно сверху послышался шум авиационных моторов и в небе появились медленно плывущие навигационные огни больших самолетов, а затем под ними небо вдруг расцвело всполохами арктического сияния от ярко вспыхнувших ракет, устремившихся к земле. Возвращаясь пешком домой через весь город, несмотря на поздний час, я всюду видел открытые настежь окна, из которых раздавались звуки музыки, песни, смех и веселые голоса. На улицах было полно людей - Москва праздновала великую Победу.
  
   Апофеозом торжеств, посвященных окончанию войны, конечно, стал грандиозный военный Парад Победы на Красной площади 24 июня 1945 года.
   В этот день мы встали очень рано - накануне отец сказал, что он сможет взять меня с собой на парад. С утра за окном было пасмурно, небо затянуло облаками, непрерывно моросил мелкий дождь.
   Меня собирали всем домом, - мама настояла, чтобы я потеплее оделся, за что я потом был ей очень благодарен. На ветровом стекле редакционной машины, которая ждала нас внизу, находился большой пропуск с изображением Спасской башни. Весь центр был перекрыт многочисленными патрулями, но нас везде пропускали беспрепятственно, лишь только около Колонного зала нам пришлось выйти из машины, и далее направиться пешком к Красной площади, мимо уже стоящих в ожидании начала парада воинских подразделений.
   Пока у отца проверяли документы около Исторического музея, я не мог оторвать глаз от улицы Горького, на которой ровными рядами, насколько было видно, стояли огромные танки. Миновав оцепление, мы прошли в свой сектор на гостевую трибуну, расположенную рядом с Мавзолеем, слева от него, и встали в первый ряд, благо народа пока было немного. На площади уже были выстроены войска, вдоль ГУМА расположился огромный оркестр, с трубами в руках, на стенах зданий красовались большие плакаты. У отца, как всегда, на трибунах оказалось множество знакомых, и он отошел на несколько минут, пройдя по рядам и обмениваясь с ними приветствиями. Мелкий дождь шел не переставая, я повыше поднял воротник курточки и поглубже надвинул кепку, с сочувствием смотря на солдат, неподвижно стоящих в строю под дождем.
  Внезапно вокруг Мавзолея возникло оживление, фото- и кино-корреспонденты, стоящие перед ним, стали оборачиваться, по площади прокатились аплодисменты. Нам, сбоку от него, ничего видно не было, но я догадался, что очевидно на его трибуне появились члены правительства.
   Действительно, почти сразу к нашему краю трибуны Мавзолея подошел Сталин, повернулся к нам лицом, и, подождав несколько мгновений, под аплодисменты и восторженные крики, поднял правую руку в приветственном жесте. Затем медленно, тяжелым взглядом, очень внимательно оглядел нашу трибуну, как будто хотел запомнить всех присутствующих, еще раз поднял руку, и, повернувшись, ушел назад.
  Над площадью ненадолго установилась мертвая тишина, которую прервал перезвон курантов и перед Мавзолеем верхом на великолепных белых лошадях встретились командующий парадом Жуков и Рокоссовский, доложивший о готовности войск. Они вместе объехали все выстроенные сводные полки, поздравляя их с Победой. В ответ поочередно с разных концов площади гремело троекратное "Ура!". Жуков и Роккосовский после объезда войск поднялись на трибуну Мавзолея.
   Прозвучала команда, грянул оркестр, и на площадь торжественным маршем вступили сводные полки от всех действующих фронтов во главе со своими командующими армий и командирами дивизий. Впереди развевалось Знамя Победы, водруженное над Рейхстагом, за ним в безукоризненном строю, чеканя шаг, шли участники парада. Впереди каждого сводного полка, вслед за командирами знаменоносцы несли боевые знамена своих соединений. На груди у всех воинов блестели ордена и медали.
  Читая таблицы с наименованием фронтов, которые несли впереди каждой колонны, я непрерывно спрашивал отца:
   - Папа, а это кто? - и он называл мне фамилии проходящих в строю прославленных военноначальников.
  Наконец шествие войск, казавшееся бесконечным, завершилось, и на площадь вступила тяжелая колонна танков, ревя моторами и подавляя зрителей своей мощью. За танками последовала артиллерия, гвардейские минометы "Катюши", проехала мотопехота и кавалерия.
   И вот площадь опустела, замолк оркестр и под барабанный грохот на брусчатку вступил батальон солдат с фашистскими знаменами в руках. Немного не доходя до Мавзолея, солдаты вдруг резко повернули направо, прямо к тому месту, где мы стояли на трибуне, и на мокрую мостовую перед нами полетели вражеские знамена. Это было потрясающее завершение парада.
   Отец сказал, что демонстрацию трудящихся из-за дождя отменили, и мы, промокшие, но полные впечатлений, поехали домой. На другой день я внимательно прочитал в "Правде" отчет о параде, сопоставляя с ним свои впечатления от увиденного, и вновь подумал о том, как мне повезло стать свидетелем этого исторического события.
   У меня в памяти до сих пор сохранились строки стихотворения, которые я написал, вернувшись с парада, - я уже тогда приобрел вредную привычку, приносящую мне немало хлопот, поздравлять своих девушек и знакомых с днем рождения в стихотворной форме.
  
  Несколько дней спустя, мама, предупредив меня, чтобы я держал язык за зубами, рассказала мне, что отец вернулся из Кремля с приема для участников парада под сильным впечатлением от выступления на нем Сталина. В нем он неожиданно признался, что руководство страны в начале войны допустило много ошибок, за которые любой другой народ сразу поменял бы свое правительство.
   - Ага, как раз! Интересно, каким это образом? - подумал я, и хотя сразу же испугался крамольности своих мыслей, невольно усомнился в непогрешимости вождя, раз уж он сам об этом заговорил.
  
   Как-то отец принес домой книгу Игнатьева "50 лет в строю", - мемуары бывшего царского генерала-дипломата, который продолжил свою работу за рубежом после революции уже представителем советского дипкорпуса. Книга мне очень понравилась, и когда спустя некоторое время мама сказала, что в Центральном Доме журналистов будет отмечаться юбилей Игнатьева, и она сможет взять меня туда с собой, я с радостью согласился.
  
   Когда мы приехали, то увидели, что небольшой уютный зал был уже заполнен нарядно одетой публикой. Пока мы шли через зал, с мамой раскланялись и поздоровались несколько человек. Многие зрители были, очевидно, хорошо знакомы и, в ожидании начала, оживленно переговаривались между собой. Наши места оказались во втором ряду сбоку, рядом со сценой. Наконец на сцену под аплодисменты вышел статный юбиляр в генеральской форме с золотыми погонами и красными лампасами, с многочисленными незнакомыми мне орденами на мундире, и, по-моему, лишь с одним или двумя - нашими. После очень короткой торжественной части начался концерт.
   Вначале под аплодисменты на сцену вышел прославленный бас М.Д.Михайлов. Помню, как я был поражен необыкновенной мощью его голоса. Он исполнил арию Кончака, а затем, на бис, - арию Руслана. Казалось, что еще чуть-чуть, и под напором его крещендо рухнет потолок.
   За ним выступала Н.А.Обухова. Ее низкое драматическое контральто, неповторимая манера исполнения популярных романсов буквально заворожила весь зал.
   Когда же вслед за ней на сцене появился И.С.Козловский в сопровождении прославленного гитариста Иванова-Крамского, восторгу публики не было предела. Виртуозное владение голосом, музыкальность и проникновенность, чистота звучания каждой нотки зачаровала всю аудиторию. И вдруг, когда стихли аплодисменты, из середины зала раздался громкий голос:
  - Ваня, спой "Ямщика!"
   Публика, было, начала оглядываться, но Иван Семенович запросто ответил:
  - Да для тебя, - все, что угодно!
   И дальше началось нечто невообразимое, - казалось, что певец был близко знаком почти со всем залом, - он весело переговаривался и шутил с публикой, называя многих по именам, и с готовностью исполнял все заявки. Эта необыкновенная домашняя атмосфера его затянувшегося выступления настолько потрясла меня, да наверно и весь зал, что его слушали, замерев, в мертвой тишине, не смея дышать еще какое-то время после окончания каждого романса, и лишь потом аудитория взрывалась аплодисментами и криками "Бис!". Его не отпускали, пока он не исполнил все заявки, а их было, наверное, не менее десятка.
  
   Домой мы вернулись под огромным впечатлением от этого необыкновенного концерта и, первым делом, я спросил маму, почему у нее оказалось там столько знакомых. - Да потому, что встречать Новый год в ЦДРИ (Центральный Дом Работников искусств), сюда в ЦДЖ (Центральный Дом Журналистов), или на такие вот вечера ходит в основном одна и та же публика - писатели, журналисты, артисты и художники. Интересно, а ты помнишь, что когда мы были на приеме в Кремле после возращения отца с Северного полюса, там выступали все артисты, которых ты видел сегодня? Правда там выступали еще Уланова, Гиллельс, Ойстрах и другие. - Речь шла о 1937 годе, когда в Кремле был устроен Правительственный прием по случаю завоевания Северного полюса и высадки на нем папанинской экспедиции, в которой корреспондентом "Правды" принимал участие и мой отец.
  
   Этот день навсегда врезался в мою память. Я прекрасно помню, как мы на открытых черных машинах медленно ехали вдоль нескончаемой людской ленты москвичей, запрудившей улицу Горького, приветствия и цветы, летящие со всех сторон, и тысячи разноцветных листовок, падающих сверху. Колонна машин завернула на Манежную площадь, и в конце Александровского сада въехала в Кремль через Боровицкие ворота к Большому Кремлевскому Дворцу.
   При проверке пропусков у входа оказалось, что в списках приглашенных почему-то отсутствовал брат отца - Давид. Несмотря на все усилия отца, Давида дальше не пустили, и он был вынужден уйти. Нам, - отцу, маме, мне и бабушке, - матери отца, - разрешили пройти. Расстроенные, мы вошли в вестибюль и поднялись наверх ко входу во Дворец по длинной лестнице со ступенями, покрытыми ярко-красной ковровой дорожкой.
   В середине огромного светлого зала, поражающего своей красотой, в два ряда стояли накрытые столы, а в конце его, перед небольшим возвышением в виде сцены, располагался стол для президиума. У входа в зал и вдоль стен позади столов, через равные промежутки стояли десятки официантов, одетых в белоснежную форму. Они встречали гостей и оперативно рассаживали их по местам. Нас посадили справа, почти в начало длинного стола, недалеко от сцены. Я старался получше и незаметно для других разглядеть знакомых мне по фотографиям героев-полярников, сидящих совсем рядом - О.Ю.Шмидта, Водопьянова, Громова, Молокова, Каманина и других.
   Мне еще дома сделали внушение, чтобы я вел себя прилично, не хватал ничего стола и не задавал никаких вопросов, поэтому я сдержался и не стал расспрашивать родителей о том, кто еще сидит рядом с нами, хотя меня это очень интересовало.
   Как только все расселись, и шум за столами утих, сбоку вышел Сталин и члены правительства. Зал дружно встал, приветствуя их бурными аплодисментами, пока они не заняли места за своим столом. Я впервые видел Сталина так близко, и теперь во все глаза смотрел на него, Молотова, Ворошилова, Буденного, Калинина, Микояна и Кагановича, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Официальная часть, во время которой выступил Сталин, поздравив полярников, и Шмидт с ответным словом, была очень короткой. Затем последовали тосты и все дружно принялись за еду.
   Стол поражал своим великолепием - в изобилии черная и красная икра, всевозможные холодные мясные закуски и салаты, белая и красная рыба, колбасы, фрукты, и, конечно, батарея бутылок со спиртным, водой и соками. Мне дали попробовать шампанского и я принялся за дегустацию всех блюд. Я был настолько поглощен едой, что не воспринимал ничего вокруг, и концерт артистов прошел мимо моего внимания. Я лишь изредка в полглаза поглядывал на сцену, стараясь не забыть попробовать еще чего-нибудь новенькое из того, что стояло на столе.
  Зато я прекрасно помню, как в то время, когда я с большим аппетитом уплетал черную икру с балыком, меня внезапно сзади кто-то потрогал за плечо. Я обернулся и увидел официанта, который протягивал мне огромную коробку шоколадных конфет:
   - Это вам от товарища Сталина!
   Я смущенно поблагодарил и, пристроив коробку себе за спину на стул, продолжил трапезу.
   - Мам, это ведь не только мне, но и другим детям тоже подарят?
   - Конечно, вон посмотри, - напротив нас у мальчика такая же коробка.
   Все события того дня быстро промелькнули в моей памяти, и на мамин вопрос я честно ответил, что запомнил только дорогу в Кремль, как не пустили туда Давида, царственное угощение, Сталина и подарок от него, а вот кто тогда выступал из артистов, я забыл.
   Между прочим, в 5 классе за сочинение "Как я видел товарища Сталина", меня торжественно поздравили в школе, сказав, что мое сочинение заняло 2 место по Москве. Я подумал тогда, что согласно табели о рангах, первое место, очевидно, досталось ученику, которому посчастливилось увидеть Маркса, Энгельса или, на худой конец, Ленина.
  
   Мы еще немного поговорили о концерте в Доме журналиста, и я сказал маме, что на меня такое же впечатление произвело недавнее выступление Леонида Утесова и его оркестра в 210 женской школе около нашего дома, куда я попал по приглашению девочек на какой-то праздничный вечер. В маленьком школьном зале вдруг на сцене неожиданно для меня появился и стал размещаться его джаз-оркестр.
   - Вот это сюрприз!
   - А ты разве не знал, что он должен выступить? Разве я тебе не сказала, что у нас учится его внучка? - спросила меня моя подруга.
   - А, раз я здесь, - это уже неважно!
  Чистое звонкое звучание духовых инструментов, исполнивших радостную, светлую увертюру Дунаевского к фильму "Дети капитана Гранта", а затем и его марш из "Цирка", целиком заполнили небольшой зал и наши потрясенные души.
   Дома я взахлеб с восторгом рассказывал про этот концерт.
   - Кстати, а ты знаешь, что Леонид Утесов - это псевдоним, а настоящее его имя и фамилия - Лазарь Вазгейм? - спросила мама.
   - Нет, конечно, в первый раз слышу! -
  
  
   В новой школе, куда я теперь ходил, волейбол не культивировали, зато прямо во дворе там располагался районный стрелковый тир, куда время от времени старшеклассников водили стрелять из мелкокалиберной винтовки. Там я впервые увидел винтовку с кольцевым диоптрическим прицелом и, когда тренер объяснил, как им пользоваться, я сразу выбил три "десятки" первыми же тремя выстрелами.
   Когда все по очереди доложили: - Первый стрельбу закончил!- Второй стрельбу закончил! - Третий..., - тренер всех поднял и предложил подойти к мишеням.
   Вручив каждому мишень на память, тренер отправил всех чистить винтовки, а меня попросил задержаться, протянув мне еще 5 патронов:
  - Ну-ка, повтори! - Он присел рядом, поправив положение моих ног, наклонился ко мне, чтобы потуже подтянуть ремень на локоть, и удивленно произнес:
   - Ба, да ты левша! Трудно тебе будет перезаряжать, но что делать! Старайся не менять при этом положение опорной руки и винтовки! Понял? Заряжай! Огонь!
   После первого выстрела он, посмотрев в подзорную трубу, стоящую на штативе, сказал:
   - Сделай один щелчок колесиком сбоку на себя! Вот тут, - показал он. - Заряжай! Огонь!
   После стрельбы мы вместе подошли к мишени.
   - Ну, что же, - "девятка" и четыре "десятки", и довольно кучно. Неплохо. С колен и стоя раньше стрелял? Ну, ничего, - научишься! Иди почисти винтовку, и запомни ее номер, - а лучше запиши, - и поставь ее в стеллаж на свое место - теперь она будет твоя. Потом подойдешь ко мне, я внесу в журнал твои координаты. Да, я забыл тебя спросить - ты как, не против у меня заниматься? Ну и ладненько! Следующая тренировка - послезавтра.
   Уже через полгода я стабильно выполнял нормативы 2-го спортивного разряда по стрельбе из винтовки и пистолета, и меня стали привлекать к соревнованиям на первенство Москвы сначала запасным, а иногда ставили и в основной состав. В команде все были гораздо старше меня, и многие имели звание мастера спорта или 1-ый спортивный разряд, но ко мне отнеслись очень хорошо, без всякого высокомерия.
  
   До сих пор помню один, как мне тогда казалось по дурости, забавный случай. Мы отстрелялись на городских соревнованиях в Парке Культуры им. Горького, и, направляясь домой, проходили мимо платного тира. Я, смеха ради, предложил туда зайти и пострелять из духовушки. Мое предложение ни у кого энтузиазма не вызвало, но мне все-таки удалось уговорить ребят зайти туда на пару минут.
   Купив пять пулек, я быстро зарядил, прицелился, выстрелил, - и промахнулся!
   - У тебя руки кривые! - засмеялись ребята.
   Я обиделся, и предложил одному из них, протянув винтовку:
   - Ну, тогда попробуй ты! - Он ухмыльнулся, прицелился, и, выстрелив, тоже не попал в мишень!
   - Дядя, ты же все прицелы нарочно сбил! - обратился я к хозяину: - Дай-ка, я из своей стрельну!
   Я сделал руками жест, как будто стреляю, и повернулся к оружейным чехлам, которые мы оставили у входа. У хозяина широко открылся рот, и глаза полезли на лоб. Тренер, увидев, что он сейчас заорет благим матом, мигом схватил меня за руки:
   - Он же шутит! Извините нас, пожалуйста! Не обращайте на него внимания, - он у нас с небольшим приветом! Все! Все на выход! - скомандовал он, и быстро вытолкнул нас в двери.
   Едва мы очутились на улице, он строго сказал мне:
   - Дурак ты, - и шутки у тебя дурацкие! А если бы он заорал, и все бы сбежались, а он потом заявил бы милиции, что ты угрожал ему оружием, - а у нас и правда винтовки в чехлах!? Да нам бы тогда в век не отмыться!
   Я извинился за свою выходку и понуро поплелся за всеми к выходу из парка. Мы быстро дошли до нашей машины, сдали оружие и, попрощавшись с тренером, разъехались по домам. По дороге ребята, не принявшие всерьез это происшествие, со смехом вспомнили изменившуюся физиономию хозяина:
   - Да, - здорово ты его напугал! Он, гад, конечно специально прицелы сбил, - так ему и надо!
   Мама, когда я рассказал ей эту историю, пришла в ужас:
   - Ты что, с ума сошел? Только отцу не говори! Сейчас даже за одно неосторожное слово сажают! Твой тренер тебя спас, - ты на него молиться должен!
   Я сразу вспомнил про несчастье, которое совсем недавно произошло в семье друга отца - дяди Саши Погосова, - известного полярного штурмана-челюскинца, и его, разом постаревшей, красавицы жены - тети Гали, - они часто бывали у нас в гостях. Их сын неосторожно рассказал на студенческой вечеринке анекдот, и его арестовали в тот же вечер, осудив за антисоветскую пропаганду.
  
  .Я продолжал ходить на тренировки в тир, а в свободные дни после уроков отправлялся в детский парк им. Зуева, который находился рядом со школой. Там каждый день собирались поиграть любители волейбола. Для меня это было весьма кстати, так как в клубе "Правды" с наступлением лета занятия временно прекратились.
   Когда я пришел в парк в первый раз, я очень обрадовался, увидев среди разминающихся в кружок своих друзей из соседней школы, - Алика Смоленского и Юру Клещева. Поздоровавшись, я встал разминаться вместе с ними, и потом, когда все стали делиться на команды, они взяли меня к себе. Бить через сетку перед игрой, там было не принято, поэтому меня поставили на передачу. Алик встал вторым пасующим на "шестой", а Юра отправился на "четвертый".
   Игра началась с нашей подачи, и я сразу "задавил" на блоке чужого нападающего, дал хорошую взвешенную передачу Юре на "четвертый", а после перехода, когда он оттянулся, обслужил его и в этой зоне. У Юры прыжок был небольшой и бил он не очень сильно, но довольно аккуратно по задней линии. Второй наш "угол" в нападении был послабей, хотя ростом превосходил всех.
  Когда я вышел на первую линию, он, идя передо мной, в оттяжке с "третьего", проиграл подряд три очка.
   - Подтянись, и дай мне пас! - зло потребовал я.
   - Он удивленно посмотрел на меня, пожал плечами, но послушно встал под сетку. Как я и думал, пасовать он тоже не умел, и дал мне корявую передачу почти прямо над собой, к тому же уходящую на ту сторону. Я все же успел поймать преходящий мяч над самой сеткой, и с треском вколотил его под себя по "четвертому", благо на блок мне никто не поднялся Приземляясь после прыжка, я свалился на горе-пасующего сверху, сбив его с ног и чуть не сломав ему шею. Сам я с трудом удержался на ногах.
   - Извини, но отойти хотя бы на шаг ты не мог? - Он обалдело уставился на меня:
   - Ничего, это я сам виноват! - виновато проговорил он, потирая шею и поднимаясь с площадки.
   Эту партию мы выиграли на "больше-меньше". Следующую игру я начинал уже с "четвертого", и больше меня без блока уже не выпускали. Мы выиграли еще три партии и вылетели только тогда, когда против нас собрали сильнейших игроков из всех других команд.
  Я остался доволен своим дебютом - меня признали и на следующий день наперебой приглашали в свои команды. А через пару недель я уже сам занимал очередь на судейство и набирал себе тех игроков, которых хотел.
  
  ПРАВДИНСКАЯ ДАЧА В СЕРЕБРЯНОМ БОРУ
  
   Закончился учебный год, я с грехом пополам сдал экзамены, и меня перевели в следующий класс. Как и в предыдущие годы, мы на лето опять выехали в Серебряный бор, но теперь, вместо маленькой комнатки в летнем домике, нам отдали весь второй этаж деревянной дачи с небольшим лесным участком, расположенной за забором, рядом с основным зданием дома отдыха.
   Весь первый этаж нашей дачи с отдельным входом занимал, если мне не изменяет память, министр финансов Зверев, или, может быть, один из его заместителей, я точно не помню. За все время пока мы там жили, я его ни разу не видел, хотя позднее и подружился с его сыном, своим ровесником. Мы вместе с утра до вечера пропадали на Москва-реке.
   Через дорогу, прямо напротив ворот дома отдыха, была наша лодочная станция с десятком лодок, из них две,- с подвесным бензиновым мотором. А рядом, чуть правее, стоял причал с несколькими лодками Министерства финансов, так что у нас никогда не было проблемы, если мы хотели покататься на веслах.
   Но моя дружба с высокопоставленным сыном продолжалась недолго. Однажды он передал мне приглашение на день рождения от одной из девушек, часто приезжавшей к нему на дачу, с которой я познакомился, когда мы вместе проводили время на реке, катаясь на лодках. Мама дала мне денег, сказала, что надо купить в подарок, и я отправился в назначенное время в Москву. Вручив подарок и поздравив именинницу, я прошел в большую комнату, где на диванах вдоль стен сидели человек пять молодых ребят и девушек, переговариваясь между собой. Время от времени они подходили к столу посередине комнаты, на котором стояли несколько открытых бутылок вина и лежали бутерброды. Я вежливо поздоровался, мне ответили небрежными кивками, не прерывая беседы. В соседней комнате, дверь в которую была открыта, негромко играла музыка, и там танцевали еще две пары. Хозяйка подвела меня к столу и выпила со мной бокал вина за свое здоровье, поблагодарив за тост. Я помаялся еще с полчаса, рассматривая корешки книг в шкафах и чувствуя себя чужим, правда, станцевав с именинницей пару танцев. На меня никто не обращал внимания, а мой приятель делал вид, что вообще со мной не знаком, может быть, приревновав меня к своей приятельнице. Я понял, что мне пора отсюда сматываться, извинился перед хозяйкой, сославшись на неотложные дела, и с облегчением покинул это чопорное общество.
  
   Я тогда очень любил грести и охотно перевозил на лодке, на другой берег, где обычно загорали и купались, всех желающих - наших правдистов, мам и их детей.
   Как-то, катаясь вдоль берега, я увидел на причале Поспелова - главного редактора "Правды". Подрулив к причалу, я спросил его:
   - Петр Николаевич! Хотите, я Вас покатаю?
   - Спасибо, если тебе не трудно!
  Я помог ему забраться в лодку и медленно, не торопясь, поплыл налево, не удаляясь от берега. Достигнув поворота реки вокруг острова, напротив того места, где тогда стояла землечерпалка, насыпая со дна реки на берег огромные горы песка, я развернул лодку и поплыл обратно. Петр Николаевич молча сидел на заднем сидении, внимательно рассматривая дачи на берегу и провожая взглядом встречающиеся пароходы и катера. Подплывая к причалу, я удивился, увидев там отца и тетю Галю, жену Поспелова. Когда я причалил, отец помог Петру Николаевичу выйти из лодки. Подождав пока я вылез и привязал лодку, он обратился к отцу:
  - Лазарь Константинович! Я хочу при Вас поблагодарить вашего сына за большое удовольствие, которое он мне доставил!
   Он пожал мне руку, тетя Галя улыбнулась, - мы вместе были в эвакуации, и она ко мне всегда хорошо относилась. Она взяла его под руку, и они неторопливо ушли, негромко переговариваясь между собой. Отец растерянно посмотрел им вслед и вдруг зло сказал мне:
   - Ты что, совсем с ума сошел? Он же кандидат в члены Политбюро! А если бы ты его утопил?! Ты представляешь, что тогда бы случилось? Смотри, чтобы это было в последний раз!
  Уныло шагая домой, я подумал, что легко отделался, так как всего неделю назад отец меня вызволял из милиции. Меня задержал и взял на буксир милицейский катер, когда я гордо проплывал под самодельным парусом мимо правительственных дач. Ко мне в лодку из катера пересел один из милиционеров, закрепил буксир и в одну минуту уничтожил плоды моего упорного труда, сорвав мой парус и, перерезав ножом веревки крепления, бросил на дно лодки палки, служившие мне мачтой. В милиции меня продержали часа три, составляя протокол, потом разрешили позвонить отцу в редакцию. Он приехал довольно быстро и, показав свое удостоверение, сразу позвонил какому-то большому начальнику, судя по тому, как вытянулся, допрашивающий меня до этого офицер, когда отец передал ему трубку.
  - Слушаюсь, товарищ генерал! - коротко произнес он, и, положив трубку, неприязненно обратился ко мне:
   -Можешь идти! - и приказал дежурному у двери:
   - Отдай ему лодку!
   На другой день, отец, необычно рано вернувшись из редакции, отругал меня последними словами, сказав, что из-за какого-то сопляка он вынужден был бросить работу и беспокоить больших людей, чтобы вытащить меня из кутузки.
  
   После того как моя дружба с сыном нашего соседа по даче как-то сама собой распалась, я довольно быстро сблизился с кампанией наших правдистов, которые, хотя и были старше лет на десять и уже учились в институтах, охотно приняли меня в свой круг. Мы весело проводили время, рассказывая анекдоты и смешные истории, играли в карты и нарды, ходили гулять к "Бездонке", - так называлось глубокое озеро посередине тогда еще девственного, незастроенного леса. Девушки там с удовольствием загорали, а сын Гребнева, - его отец был членом редколлегии "Правды", фотографировал нас на лоне природы. Вечером я охотно помогал ему проявлять пленки и учился печатать фотографии.
   Однажды один из наших ребят, который учился на биолога в Университете, и усиленно ухаживал за дочерью Поспелова, на спор проглотил живую лягушку, продемонстрировав, по его словам, как это делают азиаты. Наши девушки от этого зрелища пришли в ужас и чуть не попадали в обморок, а я, как самый младший, помчался в магазин за выигранной бутылкой вина. Когда мы распили бутылку, обсуждая гастрономические пристрастия китайцев и других народов этого континента, я заметил, что девушки с отвращением смотрят на биолога и стараются держаться от него подальше, а затем и вовсе потребовали сменить тему разговора.
   Володя Новоскольцев, тоже не сводивший глаз с дочки Поспелова, почувствовал, что его шансы возрастают и подсел к ней поближе. Он работал тогда у моего отца в информационном отделе, у меня с ним сложились хорошие отношения, и я порадовался за него, увидев, что его старания не остаются без внимания. Вместе с тем, с самого начала нашего общего времяпровождения все прекрасно понимали, что она была слишком завидной партией, и это всегда накладывало свой отпечаток на все взаимоотношения с ней в нашей кампании. Действительно, позднее, женившись на ней, Новоскольцев сделал головокружительную карьеру, - его сразу назначили Главным редактором газеты "Советский спорт".
   Мы исходили в своих прогулках весь Серебряный бор, и как-то раз случайно около круга, где была конечная остановка автобусов и несколько магазинов, набрели на волейбольную площадку, на которой сражались дачники. Половина наших с покупками отправилась домой, а я уговорил остальных немного посмотреть на играющих ребят.
  Увидев на одной площадке свободное место, я тут же встал на поле, нагло заявив: - У меня второй разряд! -
   Сыграв одну партию и заметив, что мои спутники, сначала с интересом наблюдавшие за моей игрой, заскучали и собрались уходить, я извинился и ушел с поля. Ребята, с которыми я играл, обступили меня и наперебой стали приглашать прийти поиграть на следующий день. Я пообещал приходить каждый вечер и поспешил вслед за своими. По дороге они сказали, что им понравилось, как я играл и особенно, как здорово я "гасил". Я робко заметил, что в волейболе принято говорить не "гасил", а - "бил".
   - Ну, пускай "бил"! А где ты так научился играть?
   - В нашем клубе "Правды", - я уже второй год хожу в секцию.
   - Надо же, какие таланты среди нас скрывались, а мы-то тебя за бутылкой посылали! - засмеялись мои спутники, но я заметил, что с этих пор они стали относиться ко мне более уважительно.
   На другой день вечером я опять отправился на площадку, где меня приняли уже как своего.
   Между прочим, через несколько лет, я случайно встретил Новоскольцева возле редакции. Я, обрадовавшись, подошел к нему, улыбаясь, с протянутой рукой:
   - Привет, Володя! Как я рад, что тебя встретил! Как у тебя дела?
   Он, за это время изрядно пополневший, вяло пожал мою руку и, глядя в сторону, неохотно произнес:
  - Ничего, спасибо. Извини, мне очень некогда!
   Я настолько опешил, что с трудом сумел выдавить из себя:
   - Прости, что тебя отвлекаю! - и, не попрощавшись, ушел.
   Мама, когда я дома рассказал про эту встречу, заметила, что тут нечему удивляться, он всегда был такой.
  
  В ГОСТЯХ У ВОДОПЬЯНОВА
  
   Как-то раз, предупредив меня накануне, чтобы я никуда не уходил, отец пораньше приехал на дачу с работы и сказал мне:
  - Переоденься, мы с тобой идем в гости к Водопьянову!
   Надо сказать, что авиация и летчики занимали особое место в жизни отца и нашей семьи. Отец был близко знаком с авиаконструкторами - Яковлевым, Лавочкиным, Ильюшиным и другими.
   Особенно теплые дружеские отношения сложились у него с легендарными летчиками- героями - Чкаловым, Коккинаки, Водопьяновым, Громовым, Ляпидевским, Молоковым, Леваневским. Все они часто бывали гостями, в нашем доме еще с довоенных времен.
   Выйдя на шоссе, мы прошли немного вглубь острова и скоро свернули направо к реке, перед которой за глухим забором с воротами находилась двухэтажная дача знаменитого полярного летчика, Героя Советского Союза. Дядя Миша встретил нас приветливо, обнялся с отцом, а меня погладил по голове:
   - Ну ты уже совсем взрослый стал! Я ведь тебя помню вот таким, - он опустил руку вниз к полу, - а ты уже скоро отца перегонишь!
   Мы поднялись на застекленную веранду, посередине которой стоял большой бильярдный стол с зеленым сукном. Сразу за выходом с веранды из окон был виден деревянный спуск к близкой реке и дощатому причалу с несколькими лодками, а с обеих сторон забор, огораживающий участок, уходил прямо в воду.
   - Дядя Миша, можно мне поиграть? - попросил я.
   - Сейчас я тебе пришлю партнера, - ответил он. - А мы с отцом немного поговорим о делах.
  Я взял кий и начал гонять шары.
   Надо сказать, что к тому времени я был уже заядлым бильярдистом с довольно большим стажем. На антресолях балкона, идущего вокруг правдинского спортзала на втором этаже, был расположен буфет, и стояли два больших биллиардных стола. После тренировки я всегда поднимался туда, чтобы сгонять пару партий.
  Маркер обычно с удовольствием наблюдал с балкона, как мы сражаемся внизу, и охотно сбрасывал нам мячи, которые иногда залетали наверх. Он питал ко мне особые симпатии и беспрепятственно пускал к столу, убедившись, что у меня довольно прилично поставлена техника удара. Он даже первое время, если столы были свободны, учил меня в какой сектор надо бить по "своему" шару, чтобы заставить его останавливаться, двигаться вперед или возвращаться назад после удара по "чужому", и как придать ему нужное вращение.
   Не успел я положить пару "свояков", как открылась дверь, и на веранду вошел подтянутый, спортивного сложения, лет 30 веселый, с живыми глазами человек, и со словами:
   - Ну что, сгоняем партию? - представился: - Анатолий! Можно просто, - Толя!
  - Слава!
  Я взял треугольник и поставил шары:
   - "Американку?"
   - Давай! На "под стол"?
   - Разбивайте! - предложил я ему.
   Он сильно ударил в лоб первому шару, раскатив остальные по всему столу.
   - Ну это вы напрасно, дядя Толя! - упрекнул я его, и уложил "с кия" одного за другим пять шаров, удобно стоящих около луз, а затем и "своего", подогнав его накатом к боковой лузе. Затем, видя, что играть больше нечего, я отыгрался.
   - Ну, ты даешь! - Он растерянно взял кий.
   Я не спешил, и он через два удара подставился. Я закончил партию и он, засмеявшись, ловко полез под стол и оттуда пошутил:
  - Мы так не договаривались!
   - Снова установив шары, он предложил мне: - Разбивай!
   Я из вежливости также сильно разбил пирамиду, и он сразу положил четыре шара, но потом промахнулся. Я довольно быстро сравнял счет, а потом и выиграл 8:6. Толя опять весело засмеялся и, что удивительно, нисколько не расстроенный проигрышем, нагнувшись, полез под стол.
   Мне стало неудобно, и я попытался ему помешать.
   - Ни, боже мой! - остановил он меня, и решительно скрылся под столом.
   В это время на веранду вошли отец и Водопьянов.
   - Лазарь Константинович! Как вовремя вы пришли, - я уже тут прописался!
   - Значит, заслужил! - засмеялся Водопьянов, и, обращаясь к отцу, сказал:
   - Знаешь, Лазарь, я, пожалуй, играть с ним не буду, - загонит под стол, и ему самому потом неудобно передо мной будет. Давай-ка, с тобой сгоняем "пирамиду"!
   Я никогда не видел, как играет отец, и поэтому с большим интересом смотрел, как развивается их партия.
   В их игре сразу проявилась солидность и профессионализм. Никуда не торопясь, они ходили вдоль стола, оценивая позицию и получая удовольствие от самого процесса игры, стараясь, в первую очередь не забить, а поставить биток так, чтобы максимально затруднить игру партнеру. Но, если появлялась малейшая возможность положить шар, делали это безукоризненно, с той лишь разницей, что Водопьянов с треском вгонял шары в лузы, а отец - мягко и изящно.
  Из-за сильного удара, в случае промаха, у дяди Миши "свой", хотя и уходил к дальнему борту, но не так удачно, как "прятал" его отец. За это он несколько раз наказал партнера, что и позволило ему выиграть первую партию с небольшим перевесом. Я вынимал шары из луз, укладывая их на полочки цифрами вперед, и вел счет набранным очкам.
   Игроки негромко объявляли заказы:
   - "Туза" направо, - в "среднюю"!
   - "Тройку" два борта ко мне налево, - в угол!
   - "Шестерку" оборачиваю в "среднюю"!
   Наблюдая за игрой, я не раз ловил себя на мысли, что я в этих случаях никогда бы не стал так долго отыгрываться, а сыграл бы через весь стол от борта, даже рискуя подставиться.
  В отличие от меня, игроки, казалось, были начисто лишены азарта, и спокойно катали шары до "верного". Вторую партию выиграл Водопьянов, впрочем, тоже с небольшим перевесом. Игроки пожали друг другу руки и все перешли в столовую, где нас угостили бокалом вина, фруктами и шоколадными конфетами. Мы распрощались с гостеприимным хозяином и, довольные, пошли домой.
   - Папа, а я и не знал, что ты так хорошо играешь!
  - Ну, говорят, что и ты ничего! За что это ты бедного Анатолия загнал под стол? - засмеялся отец.
  - Да, кстати, мне подписали отпуск, и через неделю мы поедем отдыхать в Сочи. Если будешь себя хорошо вести, может и возьмем тебя с собой!
   - Ура! Конечно, буду!
  
  В СОЧИНСКОМ САНАТОРИИ "ПРАВДЫ"
  
   Неделя пролетела незаметно, и вот уже под стук колес, в "международном" вагоне мы едем на юг, вглядываясь в проносящиеся мимо пейзажи с еще свежими следами войны.
   В прекрасном санатории "Правды" нас поместили в светлом двухкомнатном номере с окнами на море. Устроившись и вкусно пообедав в просторной столовой, мы переоделись и пошли на пляж. Я уже отдыхал тут с мамой, но, как и в первый раз, зрелище вечнозеленых деревьев, пальм и кипарисов, их запах, смешанный с запахом цветов и близкого моря, непрерывный рокот прибоя, придавали окружающему особый, праздничный колорит.
   На пляже было довольно многолюдно, но так как он был огорожен, незанятых лежаков было предостаточно. Как только мы переоделись в кабинках и расположились на свободных местах, к нам стали подходить и здороваться загорелые, в отличие от нас, соседи по пляжу - у отца везде находилось множество знакомых и приятелей. Среди них я узнал несколько правдистов, остальных же видел впервые.
   - Сгоняем вечером пульку?
   - Что нового в редакции?
  Пока отец отвечал на вопросы, к маме тоже подошли несколько дам в пляжных костюмах, и у них завязался свой разговор.
  Чтобы им не мешать, я пошел купаться. Несмотря на жаркое солнце, вода была прохладной, и я, довольно быстро замерзнув, вылез на берег. Навстречу мне к морю шли отец и мама.
   - Ты только не долго! - обеспокоено попросил я отца, зная его привычку заплывать так далеко, что его с берега было не разглядеть, и возвращаться, когда мы уже начинали волноваться. Мама плавала тоже достаточно долго, но всегда недалеко от берега. К тому времени когда вернулся отец, мы успели искупаться несколько раз.
   На другой день мы с экскурсией посетили ботанический сад, а потом, вернувшись на автобусе из города, долго гуляли вдоль шоссе мимо многочисленных санаториев, любуясь их архитектурой и видами на море.
  Вечером к нам в номер принесли телеграмму. Прочитав ее, отец радостно сказал маме:
   -Завтра рано утром прилетает Кокки с Валей! - так отец ласково называл Коккинаки.
   - Они остановятся в санатории Красной армии, и он просит подойти к 12 часам. Мы со Славкой сходим туда и договоримся обо всем.
   Владимир Константинович Коккинаки - прославленный летчик-испытатель, шеф-пилот КБ Ильюшина, в то время был уже дважды Героем Советского Союза. Он установил множество мировых авиационных рекордов по грузоподъемности и высоте полетов, за его перелетами по сталинским маршрутам следила вся страна. Он был давним и самым близким другом отца и нашей семьи.
   Дядя Володя встретил нас у входа в санаторий - высокий, крепкий, широкий в плечах, с короткой стрижкой "полубокс", - его вполне можно было принять за профессионального спортсмена в расцвете сил, тем более, что и одет он был в красивый темно-синий шерстяной тренировочный костюм.
  Он с широкой улыбкой пожал мне руку:
  - Привет, герой! Скоро меня перерастешь!
  - Затем повернулся к отцу, приобняв его за плечи:
  - Вот, вырвался на несколько дней! Валя отдыхает с дороги. Пойдем погуляем немного!
  - Пока они, переговариваясь, шли впереди, я, приотстав, двигался за ними и рассматривал благоустроенные здания санатория, цветы на клумбах и окружающий зеленый ландшафт с аккуратно подстриженными кустами вдоль асфальтированных дорожек.
   Гуляя по парку, мы скоро вышли к спортивным площадкам за высоким проволочным ограждением, откуда доносились звонкие удары по мячу и возбужденные голоса игроков.И вдруг, словно угадав мои мысли, дядя Володя обернулся ко мне:
   - Ну что, сгоняем пару партий пока не жарко? А то я соскучился по мячу, - давненько уже не играл!
   Я согласно закивал головой, радуясь, что я сегодня надел тапочки, а не ботинки, на чем настаивала мама. Мы прошли внутрь, отец сел на лавочку для зрителей, и мы отдали ему верхнюю одежду. Нам не пришлось долго ждать, - как только мы подошли к судье, где ожидали своей очереди трое отдыхающих, раздался финальный свисток. Мы тут же встали на поле вместо " вылетевшей" команды. Судья остался на вышке, а к нам добавился один игрок из проигравших. Дядя Володя уверенно встал на 4-ый номер, я перед ним, остальные заняли оставшиеся места. Прозвучал свисток, и игра началась с нашей подачи. Я сразу понял, что тут чисто "дачный" волейбол и, не пытаясь играть в нападении, стал стараться дать хороший пас на удар дяде Володе со всех номеров. Он, к моему удивления, также как и я, оказался левшой. Пробив, он каждый раз хвалил меня за передачу:
  - Здорово! Молодец!
   Прыжок у него был небольшой, и он скорее сильно загребал мяч, чем резко бил, но довольно точно попадал по задней линии, и на фоне остальных даже это выглядело эффектно. Играли здесь в свое удовольствие, не обращая внимания на захваты, касание сетки, подачу с руки или с площадки, - судья только фиксировал счет и свистел лишь тогда, когда мяч падал на землю. Когда я вышел на подачу и подал, дядя Володя удивленно пробасил:
  - Ба, да ты тоже левша! А я-то думал, что это только я один такой особенный!
   Мы выиграли две партии, становилось жарко, к тому же легкие облачка разошлись, и выглянуло солнце.
  - Ну что, пожалуй, хватит на сегодня? - обратился он ко мне.
   Я согласился, и мы направились к отцу, который пересев в тенек, что-то записывал в блокнот.
  - А хорошо поиграли! Как мы их! - он довольно засмеялся.
   - А ты молодец, - здорово играешь! Теперь и на море по делу можно сходить, как ты считаешь?
  - Нет, спасибо. Я у себя схожу, - папа ведь без плавок.
   - Мы распрощались, и перед уходом он сказал, что завтра заедет за нами не позже 9 часов утра. Глядя ему вслед, я спросил:
   - А мы что, - завтра куда-нибудь поедем?
  - Мы еще в Москве сговорились вместе съездить на Рицу. Я тебе не говорил, - не хотел обнадеживать, вдруг сорвется, - он ведь человек занятой!
   - А откуда машина?
   - Ты же знаешь, что правительство подарило ему самолет, - вот он и привез с собой машину.
   Утром, как только мы в назначенное время вышли на шоссе, к нам почти сразу подъехала открытая машина типа армейского "Виллиса", только, наверное, пошире, потому что на заднем сиденье, где уже сидела тетя Валя, потом довольно свободно разместились и я с мамой и отец. Дядя Володя сидел впереди рядом с пожилым и молчаливым шофером.
  - Поехали! - сказал он ему, подождав, пока мы, поздоровавшись, удобно расселись и захлопнули заднюю дверь.
   Мы довольно быстро проехали по основному шоссе до поворота на Рицу, повернули налево и въехали на довольно узкую дорогу, проложенную по краю крутого ущелья, которая постепенно поднималась наверх, прижимаясь вплотную к его высоким мрачным скалам, угрожающе нависающим над головой.
  Справа почти рядом с дорогой начинался отвесный обрыв к горной речке, текущей далеко внизу по дну ущелья. Разговоры в машине разом прекратились. Все напряженно следили за дорогой, невольно вздрагивая каждый раз, когда мы подъезжали к крутому закрытому повороту, и шофер давал длинный гудок, предупреждая возможный встречный транспорт. Несколько раз мы останавливались и пропускали такие машины, первыми услышав их сигнал. По мере нашего движения дно ущелья с горной речкой постепенно поднималось к дороге, и наконец мы подъехали к тому месту, где шоссе почти сравнялось с ее руслом. Наши женщины, уставшие от долгой дороги, дружно попросили шофера остановиться. Съехав на обочину, мы спустились по некрутой осыпи к реке, немного поплескались в ледяной воде, и удобно расположились на отдых, расстелив простыни и полотенца. Хорошо отдохнув и перекусив, мы продолжили путь, довольно быстро достигнув конечной цели путешествия.
   Прекрасная панорама озера Рица предстала перед нами во всем великолепии. Зеркальная голубая водная гладь, в которой отражались окружающие со всех сторон высокие склоны гор, густо покрытые вековыми деревьями и буйной зеленью, невольно завораживала и вызывала благоговейное восхищение этим чудесным творением природы.
   - Господи, красота- то, какая! Каждый раз смотришь и удивляешься!
   - Да, пожить бы здесь месячишко, рыбку б половить...
   - Было бы неплохо!
   Обменявшись впечатлениями, мы пошли гулять вдоль берега, и сфотографировались около причала, затем зашли в небольшой ресторанчик и, слегка перекусив, опять спустились к воде. Справа вдалеке показался небольшой кораблик, неторопливо направляющийся к нашему берегу.
   - Ну, на экскурсию мы не поплывем, - это надолго, да и на дачу в гости к "хозяину" нас все равно не пустят! Я уже знал, что в своем кругу "хозяином" называют Сталина, поэтому, улыбнувшись, все согласились с предложением еще немного побродить вдоль берега перед обратной дорогой.
  В санаторий мы вернулись уже ближе к вечеру, хоть и усталые, но довольные и полные впечатлений. Прощаясь с Коккинаки и, поблагодарив его за поездку, отец выразил сожаление, что им не удастся сгонять пульку, и предложил встретиться у нас сразу после возвращения в Москву.
   - Договорились, как только позвонишь, - мы приедем!
   Уже в Москве я сам проявил пленку и, отпечатав несколько экземпляров фотоснимков, показал их отцу.
   - Ну что ж, для первого раза терпимо, хотя я такого фотографа из газеты бы выгнал!
  Увидев, что я надулся, отец засмеялся:
   - Я пошутил, - не обижайся! Кстати, мы договорились, что Коккинаки к нам приедут в гости в эту субботу, вот ты ему и вручи свои снимки!
  
  В.К.КОККИНАКИ У НАС В ГОСТЯХ И В МОЕЙ ШКОЛЕ
  
   Они часто бывали у нас в гостях, и мы всегда заранее готовились к каждой такой встрече. И в этот раз, как и всегда, к нам приехала мамина мама, - моя бабушка Феоктиста Акимовна, коренная сибирячка, и мы под ее строгим руководством полдня всем домом готовили пельмени из теста с фаршем, над которым она священнодействовала одна, никого и близко не подпуская к этой кастрюле. До этого она, никому не доверяя, сама купила на рынке свинину и молодую говядину и, после того, как я все провернул через мясорубку, добавила туда разные специи из мешочков, которые каждый раз привозила с собой. Тесто она разрешила месить маме, но определила его готовность сама и внимательно смотрела как мы его раскатываем в тонкие большие листы и вырезаем из него маленькими стаканчиками небольшие кружочки. После этого мы начали лепить пельмени, закладывая в каждый кружок теста чайную ложечку фарша. Количество пельменей определялось по числу гостей - по 200 штук на человека. Среди пельменей один был "счастливым", - он готовился без мяса, и состоял из одного теста. Тому, кому он доставался, торжественно вручали приз - какую-нибудь специально купленную заранее безделушку или сувенир. К пельменям в графинчике подавалась "адская" смесь - уксус с молотым перцем и разведенной горчицей, в которую можно было макать пельмени, прежде чем отправить их в рот. На стол обязательно выставлялась разделанная селедка, густо посыпанная тонкими ломтиками репчатого лука, предварительно, если мне не изменяет память, ошпаренного кипятком, и затем вымоченного в кипяченой воде и в уксусе, с добавлением сахара по вкусу. На столе, помимо коньяка и пары бутылок крымского "Муската", всегда стояла фирменная фамильная водка "Перцовка", настоянная на красном перце и на особых стимулирующих и лечебных травах, которыми нас снабжал Дмитрий Павлович Зуев, о роли которого в жизни нашей семьи следует сказать особо.
  
   Мы все, в том числе и я, называли его просто Митя, хотя ему было уже за 50. Он всегда внезапно появлялся и оставался у нас на несколько дней, а иногда - и на пару недель, а потом также внезапно исчезал на несколько месяцев, или на полгода. Он был старым холостяком, и я не знаю, где он жил постоянно, так как на эту тему разговоров никогда не велось. Он сотрудничал в газете "Вечерняя Москва", и его публикации "Заметки фенолога", с необычайной лиричностью и художественным мастерством дающие красочное описание особенностей природы Подмосковья, ее флоры и фауны, пользовались большой популярностью у читателей "Вечерки". Его ценили в литературных кругах, и он был знаком с некоторыми писателями. Несколько раз он брал меня с собой в гости к писателю Новикову-Прибою, с которым его связывали помимо дружеских отношений и творческие интересы. Возвращаясь из своих поездок по Подмосковью, он всегда привозил обильные охотничьи трофеи, и тогда у нас на столе появлялись особенным образом приготовленные тетерева, глухари, утки или зайчатина.
   Каждый год с наступлением осени мы с ним уезжали на поезде километров за сто, добирались до какой-нибудь заброшенной деревушки, ночевали в крестьянских избах, где его уже знали, и до рассвета уходили в лес. Возвращались в Москву мы уже ночью с полными рюкзаками белых грибов, подберезовиков, груздей и пакетами ягод и лекарственных трав.
   Мама была безмерно благодарна ему за то, что он вовремя примчался к нам в Сибирь, где мы жили в эвакуации, и привез чудодейственный американский пенициллин, который отец достал в "Кремлевке", чтобы спасти моего трехлетнего младшего брата Валерку, погибавшего без врачей и лекарств от тяжелейшего коклюша.
  
   Возвращаясь к тому, как мы готовились к приезду Коккинаки, надо сказать, что хотя у нас в гостях бывало много известных людей, такого фирменного стола с сибирскими пельменями, больше ни для кого не готовилось, за исключением разве только что Валерия Павловича Чкалова, которого с отцом также связывала долгая и близкая дружба.
  
   Часам к шести вечера мы закончили все приготовления, накрыли праздничный стол, выставив на него в завершение из Митиных запасников маринованные огурчики, грибы и соленья. Затем мы переоделись и с нетерпением стали ждать появления гостей.
   В назначенное время раздался звонок и в дверях появился Владимир Константинович вместе со своей красавицей-женой тетей Валей. Поздоровавшись со всеми, дядя Володя, как обычно, сделал маме комплимент, и прежде чем пройти в столовую, завернул на кухню, откуда доносился аппетитный запах пельменей, кипевших на газу.
   - Феоктиста Акимовна! - обратился он к бабушке своим низким густым басом:
   - Вы опять нас балуете!
   Чрезвычайно смущенная, но довольная, бабушка всплеснула руками:
  - Ну как же может быть иначе! - Вы ведь самый дорогой гость!
   Как только, весело переговариваясь, все прошли к столу и заняли свои места, из кухни принесли большое блюдо с первой порцией дымящихся пельменей.
   - Все, кончаем посторонние разговоры, а то пельмени остынут! Пора заняться делом!
   - Отец, на правах хозяина, начал разливать по рюмкам и бокалам спиртное, предварительно поинтересовавшись у гостей, что они будут пить, а мама тем временем разложила по тарелкам пельмени и холодные закуски.
   - Ну что, все готовы? Предлагаю первый тост за встречу!
   Отец поднял свою рюмку, и все дружно последовали его примеру. Как водится, потом выпили за хозяйку дома, за гостей и отдельно за здоровье бабушки, отдавая должное ее кулинарным талантам. После того как опустело первое блюдо с пельменями, его заменили новым.
   В этот вечер "счастливый" пельмень достался тете Вале, и мама, под аплодисменты и шутки присутствующих, вручила ей приз - изящную фаянсовую фигурку зверька, символизирующего текущий год по восточному календарю.
   За столом возобновился общий разговор, вспомнили и недавнюю совместную поездку на Рицу. Я воспользовался моментом и, достав свои фотографии, показал их дяде Володе. Посмотрев снимки, он улыбнулся:
   - В волейбол у тебя получается получше!
   Разговор зашел об общих знакомых в мире авиации, отец рассказал, с кем он встречался в последнее время и как у них идут дела, потом он упомянул, что собирается дать в газете колонку к годовщине гибели Чкалова. Набравшись храбрости, я обратился к дяде Володе с просьбой приехать к нам в школу и рассказать о своих встречах с Чкаловым. Мама попыталась, было, меня унять, но он ее остановил:
  - Подожди, Зина! Раз он просит, я приеду.
  И продолжил, обращаясь ко мне:
   - У меня вроде та неделя будет свободной, я уточню и скажу отцу, когда смогу подъехать.
   Вечер продолжился в кабинете отца, - перейдя туда из столовой, гости, и отец с мамой расположились за карточным столом, где уже лежала новая колода карт, остро заточенные карандаши и аккуратно расчерченная пулька. Началась игра, и я занял свое привычное место за спиной у мамы. Они играли быстро, и я не успевал сообразить, почему, к примеру, положив две карты на стол, кто-то из них говорил:
   - Отдаю пику и бубну, - остальные мои! - или, не начиная игру, сразу открывал свои карты и объявлял:
   - Без одной!
   Около полуночи я распрощался с гостями и отправился спать. На другой день я поинтересовался у мамы, кто вчера выиграл.
   - Как всегда, - дядя Володя и папа.
   - Слушай, мам, неужели ты помнишь все карты?
   - Я - нет. Я стараюсь запомнить сброшенные масти и считаю, сколько их остается на руках, а вот отец помнит все, и даже те расклады, которые он играл месяц или два назад.
  
   Оказалось, что дядя Володя не забыл свое обещание и в начале недели позвонил отцу. Уточнив как добраться до школы, он назначил там встречу через два дня.
  Утром следующего дня я робко вошел в кабинет грозного директора школы, которого все боялись как огня, и сказал ему, что Коккинаки согласился приехать и выступить перед учениками. Он хмуро выслушал меня, наверно не очень-то поверив, и сделав пометку в перекидном календаре, недовольным тоном произнес:
   - Прежде чем договариваться о встрече, надо сначала получить мое согласие! Ладно, я скажу, чтобы все подготовили. Можешь идти!
   Я ушел успокоенный, однако когда в назначенное время к школе подъехал Коккинаки, я с ужасом увидел, что никто и не подумал позаботиться о встрече. Сгорая от стыда, я бегал по школе, бросаясь к учителям с просьбой о помощи. Оказалось, что директор с утра уехал в РОНО, никому ничего не сказав, и что старшие классы уже разошлись. Дежурный по школе, наш учитель истории Борис Иванович выслушав меня, сокрушенно покачал головой:
   - Да, нехорошо получилось! Веди его на второй этаж, а я сейчас сниму с занятий два класса пятиклассников, - у них сегодня по 6 уроков, и приведу к вам.
   Я бросился в вестибюль, где оставил дядю Володю и мы поднялись наверх.
   Войдя в класс, где с трудом размещались ученики, довольные, что их освободили от занятий, он посмотрел на шумную аудиторию, потом на учителя, - тот виновато отвел взгляд, и решительно прошел к столу.
   Ребята, увидев его, встали. Он попросил их сесть и улыбнулся, глядя как они, толкая друг друга втискиваются по три-четыре человека за парту. Подождав, когда все успокоятся, Борис Иванович представил нашего гостя. Когда ребята услышали, что к ним пришел заслуженный летчик-испытатель, дважды Герой Советского Союза знаменитый Коккинаки, у них загорелись глаза, они оживились и дружно вскочили, разразившись аплодисментами, - я понял, что в спешке им не сказали, куда их ведут.
   Дядя Володя жестом попросил их остановиться и сесть. На этот раз все расселись тихо, не произведя ни малейшего шума. Дядя Володя благодарно улыбнулся, оценив этот знак внимания, и начал рассказывать о Чкалове, напомнив, что сегодня исполняется годовщина его трагической гибели. Он поделился воспоминаниями о своих встречах с Валерием Павловичем, рассказал, как проходили его исторические перелеты, и какие трудности пришлось преодолеть экипажу самолета. Ребята слушали его раскрыв рты и затаив дыхание. Даже я, готовый провалиться сквозь землю, проклиная себя и директора, был настолько захвачен его рассказом, что на какое-то время забыл о всех неприятностях.
   Когда он закончил свой рассказ и тепло попрощался с ребятами, все встали и наградили его благодарными аплодисментами. Борис Иванович проводил нас до дверей и там, пряча глаза, - было видно, как ему неудобно, - попросил от своего имени извинения за нерасторопность администрации, добавив, что дети в восторге от его выступления. Дядя Володя принял его извинения кивком головы и коротко ответил:
   - Раз ребятишкам понравилось, будем считать, что я приезжал не зря!
   - Крайне смущенный, я дошел с ним до машины и, поблагодарив, распрощался. Я чувствовал, что он раздосадован, но он ничем не проявил своего неудовольствия, поразив меня своим благородством.
   Вернувшись домой, я потерянно рассказал отцу о своем разговоре с директором, его обещании все организовать и о том, во что все это вылилось на самом деле.
   - Черт бы вас всех побрал, - и тебя и твоего директора!
   Отец, не глядя на меня, собрался и ушел в редакцию.
   Утром, когда я вошел в класс, кто-то из ребят протянул мне свежий номер "Правды":
   - Видел? Смотри сюда!
   Взяв газету, я увидел на последней странице короткую рубрику о мероприятиях, проведенных в связи с годовщиной трагической гибели В.П.Чкалова. Там было перечислено несколько городов, крупных заводов и аэроклубов, а в конце я с изумлением прочитал: - "В 204 школе им.Горького г.Москвы выступил дважды Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель В.К.Коккинаки с воспоминаниями о В.П.Чкалове".
   Все разом заговорили, недоумевая, почему на эту встречу никого не пригласили, и, зная, что мой отец работает в "Правде", спросили у меня, был ли я сам на его выступлении и кто на нем присутствовал. Я, как мог, объяснил, что Коккинаки приехал, как я и договаривался с директором накануне, в 2 часа, но почему-то ему устроили встречу с младшими классами.
   Увидев публикацию, я понял, что это был косвенный жест извинения дяде Володе со стороны отца и его попыткой сгладить неприятность. Между тем, эта история имела свое продолжение.
   Мама рассказала мне по секрету, что кто-то из "приятелей" отца быстро раскопал, в какой школе я учился, и на заседании редколлегии отцу сделали строгое внушение о недопустимости подобных публикаций, в которых можно усмотреть личную заинтересованность.
  - Хорошо, что хоть выговор не объявили! - расстроено закончила она свой рассказ.
  
  ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С КЛУБНЫМ ВОЛЕЙБОЛОМ В "ТРУДОВЫХ РЕЗЕРВАХ"
  
   С началом учебы возобновились и тренировки в правдинском спортзале, где я увидел нескольких новичков. С одним из них, - это был Дима Ромашев,- я быстро подружился. Он с удовольствием ходил на тренировки, и хотя играл неважно, с ним приятно было общаться. Это был веселый, красивый и статный парень, к тому же он оказался братом молодой и симпатичной учительницы из моей школы Ирины Дементьевой, на которую мы все тогда заглядывались. Она вела драматический кружок, и под ее руководством и с ее участием в главной роли, где я был ее партнером, мы осуществили полную постановку спектакля "Без вины виноватые" Островского, и с большим успехом дали несколько представлений на школьной сцене.
   Как-то, когда разговорившись, Дима сказал мне, что мечтает стать певцом, и я свел его с мамой. Она продолжала свои занятия вокалом и устроила ему прослушивание у своего педагога. У него оказался красивый и сильный баритон, и педагог взяла его в свою группу.
   Больше в спортзал он не приходил, и я встретился с ним только через несколько лет. Он к тому времени стал уже известным певцом и песни в его исполнении, такие, как "Навстречу утренней заре, - по Ангаре, по Ангаре...", знала вся страна.
   Я увидел его в полупустом автобусе, где он один стоял на площадке в темных очках с поднятым воротником пальто и надвинутой на лоб шляпе. Я, было, с радостной улыбкой направился к нему, но он сделал вид, что мы не знакомы, и демонстративно отвернулся.
   Мой порыв разом угас:
   -"Ну да, ты же теперь звезда, куда уж мне!" - подумал я, и, пройдя в салон, сел на свободное место.
  
   Среди других новых игроков в спортзале я увидел своего старого знакомого Семена Владимировича Злочевского. Он работал учителем физкультуры в соседней женской школе, где учились все девочки с нашего двора, и где я был завсегдатаем всех школьных вечеров. Небольшого роста, атлетического сложения, он выделялся самоотверженной игрой в защите и хорошей техникой приема и передач. Мы все знали, что он играет вратарем в футбольном клубе "Трудовых резервов", одновременно выступая за одну из клубных волейбольных команд, и относились к нему с понятным уважением.
  - Знаешь, Слава, тебе пора идти играть в серьезный клуб - ты тут больше ничему не научишься! - как-то сказал он мне. - С твоей резкостью и прыжком, поиграв в хорошей команде, ты сможешь здорово вырасти. Согласен? Тогда приходи послезавтра в 6 часов вечера в наш зал на Бакунинской улице, - там тебя посмотрят. Мы выступаем по 1 группе на первенстве Москвы, у нас классная команда мастеров, да и все клубные команды тоже на уровне.
   - Он объяснил, как туда добраться и пожелал успехов.
   Понятно, что уже за полчаса до срока я сидел в пустом зале и с нетерпением поглядывал на большие часы над входом. Понемногу в зал стали подходить ребята. В основном они все были моложе меня и только двое или трое из них были моими ровесниками. Они все были уже в спортивной форме, и поэтому, узнав, где раздевалка, я поспешил туда переодеться и вернулся в зал. Переговариваясь между собой, все неторопливо разминались, и я последовал их примеру.
  Наконец в зале появился тренер, и я сразу подошел к нему.
   - Новенький? - спросил он, когда я поздоровался. - Ладно,- разминайся!
   Он подозвал одного из ребят и послал его за мячами.
  - Как его зовут?
  - Тренера?
  - Алексей Яковлевич Афанасьев.
   Высокий, - выше меня на голову, лет сорока, седоватый, со стрижкой "полубокс", широкий в плечах, но поджарый, с грубоватыми, но добрыми чертами лица и неторопливыми движениями, он производил впечатление добродушного и уравновешенного человека.
   - Давайте в кружок! - скомандовал он.
   Мы разбились на два кружка, - в нашем было около десяти человек, в другом - семь или восемь. Я понял, что поиграть мне сегодня вряд ли удастся. Действительно, когда закончилась разминка с мячом, тренер разбил нас на две команды и я, вместе с еще пятью ребятами, оказался на лавочке. Пока они играли, я внимательно смотрел за ними - особенного впечатления на меня они не произвели, - я играл ничуть не хуже, а в нападении наверняка лучше них.
   Когда началась вторая партия, тренер стал выпускать на площадку запасных, сидящих на скамейке. Дошла очередь и до меня, однако, когда, пройдя заднюю линию, я вышел к сетке, сразу последовала обратная замена, и я опять очутился на лавке. Я успел поучаствовать в игре таким же образом еще один раз, и на этом тренировка для меня закончилась. Следующая тренировка для меня ничем не отличалась от предыдущей, - я опять вдоволь насиделся на лавочке.
   - Больше не пойду! - решил я по дороге домой, - Даже пробить ни разу не дали!
   На другой день я после школы зашел в Тихвинский переулок, где жил младший брат отца Давид с женой и бабушкой, и их сын Генка. Раньше там еще жили и два других брата отца - дядя Саша с женой и сыном Костей, и дядя Абрам с женой и дочкой Инусей. Я там бывал регулярно и мне всегда там были рады. Теперь, в некогда густонаселенной и дружной квартире остался только Давид с семьей. Дядя Саша, работавший главным инженером по эксплуатации во Внуковском аэропорте, получил там квартиру и переехал во Внуково. Дядя Абрам умер в конце войны после тяжелой болезни, а его жена и Инуся теперь жили отдельно в однокомнатной квартире на Ленинградском шоссе.
   Кстати говоря, Давид и его красавица жена Зина познакомились на волейбольной площадке, - они оба до войны играли в волейбол, и даже в одном клубе со знаменитым Анатолием Ивановичем Чинилиным, заслуженным мастером спорта - "Козлом", как его прозвали тогда за необычайно высокий прыжок, и поэтому они всегда интересовались моими успехами в спорте.
  Давид, защитивший кандидатскую диссертацию, а позднее ставший доктором технических наук, уже много лет работал начальником КБ в прославленной авиационной фирме бывшего Генерального конструктора Лавочкина. У них в доме часто бывали многие интересные люди.
  На прошлой неделе я застал там Зинину давнюю подругу Цезу и ее мужа Константина Есенина, - сына поэта Сергея Есенина. Он был признанным и непререкаемым авторитетом в мире футбольной статистики, и все печатные издания и футбольные комментаторы часто ссылались на него, используя его материалы в своих репортажах.
   Меня приветливо встретили и сразу усадили за стол, поставив передо мной полную тарелку с едой. Пока я ел, они продолжили разговор о новых театральных постановках в московских театрах и последних кинофильмах, а затем, по моей просьбе, обсудили перспективы "Спартака", за который я болел, в розыгрыше первенства Союза.
  
   На этот раз у Давида в гостях был Георгий Николаевич Бабакин с женой, - Генеральный конструктор, возглавивший фирму после ухода Лавочкина, под руководством которого были осуществлены все космические полеты на Луну, Венеру, Марс и другие планеты.
   Давид, как я уже упоминал, работал на фирме начальником КБ. При пусках он выезжал в Центр Управления Полетами и за пультом управления корректировал полет ракеты, сидя рядом с Келдышом - Президентом Академии Наук.
   С Бабакиным Давида связывали давние дружеские отношения. Они часто обменивались визитами, и я несколько раз уже встречался здесь с ними, и даже пару раз побывал с Давидом в гостях у них на даче.
   В столовой у Давида, за стеклом в стенном шкафу на полочке красовались все позолоченные копии вымпелов, отправленных в космос на другие планеты. После каждого нового запуска этот ряд пополнялся новым экспонатом.
  Вот и сейчас, поздоровавшись с гостями, я невольно посмотрел на вымпелы в шкафу.
  - Нравится? - спросил меня Бабакин.
  - Еще бы!
  Георгий Николаевич знал о моем увлечении спортом, и когда меня усадили за стол, сразу спросил:
  - Ну как твой волейбол?
   Я рассказал, как дважды неудачно побывал на тренировке в "Трудовых резервах", и, наверное, больше туда не пойду.
   - Ты чересчур нетерпелив, - вот если мы берем нового специалиста на работу, то назначаем ему месячный испытательный срок, а ты сходил два раза и сдался, - так нельзя!
   -А кто там тренер? - спросил Давид.
  - Алексей Яковлевич Афанасьев.
   - Лешка?! Ну, это мы сейчас поправим! Ты ему завтра отдай мою записку! - он быстро написал несколько строк и дал мне сложенный листок.
   - С ума сойти, - до чего тесен мир! - засмеялась Зина, - Передай ему привет от меня!
   - А вы его знаете?
  - Еще как!
   И обращаясь ко мне и к Бабакину, с интересом наблюдающему за этой сценой, пояснила:
   - Это наш давний и очень хороший приятель!
  
   На следующий день, когда я приехал на тренировку в "Трудовые резервы", старая ситуация повторилась - после разминки тренер опять посадил меня на скамейку. В это время в зале неожиданно появились пять или семь девушек, и начали разминаться в сторонке. Дав ребятам закончить партию, тренер сказал, что на сегодня тренировка закончилась, и распустил ребят по домам, попросив четверых из них остаться поиграть с девушками. Он установил женскую сетку, и, сказав им: - Побейте пока, - я сейчас приду! - направился к выходу из зала.
   До этого я стеснялся при всех передать ему записку Давида, и, решив, что теперь самое время это сделать, остановил его около дверей:
  - Извините, - вот вам просили передать! - и протянул ему мятый листок, достав его из заднего кармана спортивного костюма.
  Он, не глядя, сунул его в карман и ушел из зала. Я опять уселся на скамейку.
  - И чего я приперся сюда? - думал я, рассеянно наблюдая как девушки бьют через сетку.
   Вдруг дверь отворилась, и в зале появился тренер. Он оглядел всех и громко спросил:
  - Кто дал мне записку?
  - Я.
   Надо же, Славка! Не может быть! Я ведь тебя на руках носил! Ладно, потом поговорим. Иди, вставай на 3-ий! Он свистком остановил разминку и разбил девушек на две команды, добавив на свободные места ребят со скамейки.
   Затем он обратился ко всем:
  - Ребята ставят только одиночный блок и нападают, как могут! Начали! 0:0!
   Я еще никогда не играл на женской сетке, но она мне показалась неправдоподобно низкой, - я спокойно достал вытянутой рукой до ее края.
  Игра началась, девушки с той стороны подали, наши приняли и дали мне хорошую передачу. Я, в свою очередь, выдал удобный пас рослой девушке, идущей за мной. Она довольно плотно пробила по ходу, обойдя двойной блок своих подруг, но с той стороны подтащили не очень удачно, и, пытаясь это исправить, девушка под сеткой, давая в прыжке передачу на свой 4-ый, забросила мяч на нашу сторону, взвесив его прямо предо мной. Я на автомате, забыв обо всем, вылетел по грудь, и со всей дури вколотил мяч под себя так, что он от пола врезался в потолок, едва не убив при этом девушку, стоящую под сеткой.
  В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина, затем разом раздались возмущенные женские голоса:
   - Ты что, - обалдел?!
   - Алексей Яковлевич, так же нельзя!
  - Он что, - с цепи сорвался?!
   - Обрадовался на женской сетке!
   Тренер резко свистнул, оборвав крики и шум, и неожиданно произнес:
   - Сами виноваты, - надо было блок ставить! А ты кончай мне девочек пугать!
   - Девушки, - извините меня, пожалуйста! - воспользовавшись тишиной, начал я, умоляюще прижав руки к груди, и по-детски закончил:
   - Я больше так не буду!
  - Да уж больше так не надо! - Алексей Яковлевич дал мне доиграть партию, и, подозвав меня к себе, увел в тренерскую комнату, оставив судить вместо себя одного из ребят.
  Там он расспросил меня как дела у Давида и сказал, что я, судя по всему, подойду для молодежной команды.
   - Не обиделся, что посидел на скамейке? У меня все сначала сидят, - надо же проверить характер! - сказал он, записывая мои данные в журнал, и добавил, что со следующего раза я теперь буду тренироваться в другое время вместе с молодежной командой.
   Когда я пришел в зал в назначенный день, то увидел там незнакомых ребят, - они были старше тех, кого я встречал там раньше, и играли гораздо лучше. Все они были одеты в новенькие майки с эмблемой "Трудовых резервов" и с номерами на груди и на спине, и я, в своей застиранной и полинявшей майке, стареньких спортивных брюках и разбитых тапочках, вызвал своим появлением в зале некоторое удивление. Я почувствовал на себе любопытные взгляды, впрочем, скоро на меня перестали обращать внимание, и я немного успокоился.
   Когда после разминки в кружок прозвучала команда: - На сетку! - я увидел, что под нее с двух сторон на передачу встали ребята, на чистоту паса которых я обратил внимание еще на разминке в кружок.
   Дождавшись своей очереди, я попросил пасующего:
   - Перед собой, - взвесь метра полтора!
   Он кивнул головой и выдал мне мягкий пас, - почти переходящий, - туда, куда я просил. Я разбежался вдоль сетки, резко толкнулся, на мгновение завис в замахе над сеткой, и, вложившись всем корпусом, с треском вогнал мяч в первую линию прямо по 4-му номеру.
  - Ну ты даешь! А я то думал, что ты только на женской сетке так колошматишь! - засмеялся Алексей Яковлевич. - Витя, ты ему близко не давай, а то его на блоке прихватят!
   - Ты оказывается левша, - может тебе чуть дальше прокидывать? - спросил меня Витя.
   - Нет, не надо, - разве только когда на 4-ый, - то ближе к столбу!
   Пробив по нескольку раз с 4-го, все по команде переместились нападать со 2-го номера.
  Отсюда, с моей левой рукой, бить было одно удовольствие, и я крутил то "косую", то переводом по линии, а еще, попросив Витю откинуть метра на полтора от сетки, пару раз сыграл крюком.
   - Все, - закончили! - раздалась команда, и тренер расставил нас по номерам, сказав мне:
   - Иди на 1-ый!
  Я, обрадовано, отправился на подачу, - это означало, что мне доверяют место второго основного нападающего.
  Игра началась, и для меня сразу многое оказалось непривычным. Когда я подал, Витя, который стоял передо мной на 6-ом, мгновенно занял мое место, толкнув меня вперед:
   - Иди на страховку!
   Я послушно побежал к нашим блокирующим, увидев, что одновременно со мной меняются местами наши 3-ий и 4-ый номера.
   - Ага, - этот высокий парень посильнее на блоке! - догадался я.
   Когда на той стороне приняли подачу и, разыграв, сильно пробили по ходу, наш защитник поднял мяч и направил его в мою зону. Я только приготовился дать вторую передачу, как вдруг, будто черт из табакерки, сзади выскочил Витя с криком: - "Я"! - и, отпихнув меня, сам дал пас на наш 4-ый.
  - Не лезь на мои мячи. Вторая передача моя! - зло сказал он, и, увидев, что наш нападающий выиграл очко, уже спокойнее произнес:
   - Что рот раскрыл? Иди, подавай!
  Находясь на задней линии, Витя выходил под сетку на пас со всех номеров, и я к этому быстро приспособился, стараясь ему не мешать. Менялись своими местами и все другие игроки, - сзади углы занимали те, кто лучше себя чувствовали в защите, впереди - на основной блок, или на свой наигранный номер в нападении.
   Однако, когда меня попытались и с 5-го послать вперед на страховку, я отказался, а после того, как я удачно несколько раз принял "в пас" несколько сильных ударов в свою зону, меня оставили в покое.
   Едва я вышел после перехода к сетке, как с той стороны предостерегающе раздалось:
   - Левша!
   Попросив Витю:
  - Если мне, то на столб! - я получил от него пас на самый край сетки. Уже в прыжке боковым зрением я увидел, что оба блокирующих старательно закрывают "ход", оставляя свободной всю зону по линии. Я чуть развернулся влево и сильно пробил прямо по 2-му.
   Мне опять предложили поменяться с 4-го на 2-ой:
   - Ведь ты левша, - там тебе удобней! - но я снова отказался.
   - Не трогайте его, пусть играет, где хочет! - прозвучал голос тренера и от меня отстали.
  Я понял, что все эти перемещения прочно отработаны по тренерским указаниям, потому что после нескольких замен в нашей команде и на той стороне, новые игроки также привычно менялись, как и те, вместо кого они выходили. Команда, в которой я играл, выиграла все три партии, и я остался очень доволен ее игрой, да и своей тоже.
   - Переоденешься, - зайди ко мне, я тебе выдам форму! - обрадовал меня тренер.
  В раздевалке я спросил Витю о нашей команде, и где мы будем играть. Он объяснил, что наш клуб в составе 14 команд выступает на первенстве Москвы по 1-ой группе. В клубе есть следующие команды: - мальчики и юноши; первая, вторая и третья мужские команды; наша - молодежная; и, наконец, команда мастеров. Ровно столько же и женских команд.
   - И что, все тренируются здесь?
  - Нет, - детские команды выставляют спортшколы, - у них свои залы, ну а остальные - здесь, но по разным дням.
   - А Алексей Яковлевич за мастеров играет?
   - Нет, он уже старый. Иногда - за 1 мужскую, если надо.
  - А как на мастеров посмотреть?
   - Да они очень поздно начинают. Вот через три недели начинается первенство Москвы, тогда и увидишь, - они начинают играть сразу после нас.
   И все-таки после следующей тренировки я попросил Алексея Яковлевича разрешения посмотреть на наших мастеров.
  -Ну что ж, если у тебя есть время, приходи завтра в 8 часов вечера.
  
   Я, конечно, пришел. К моему удивлению, он, увидев меня, сказал:
   - Чего сидишь,- раздевайся!
   Оказалось, что их собралось только 11 человек. Я на всякий случай захватил с собой форму и, обрадовано, побежал в раздевалку. Перед игрой тренер представил меня:
   - Это Слава, - из молодежной команды! - и поставил в одну из команд на свободное место.
   Да, тут был уже другой уровень игры, - все нападали очень резко и мощно, а если выходили на один блок или без блока, то без труда пробивали по первой линии. Особенно в нападении выделялся высокий, - под два метра, сухощавый левша, как я узнал позже - Саша Милованов.
   Я, с понятным интересом, смотрел как он, обходя наш блок, отыгрывал мячи, и был очень доволен, когда, выйдя к сетке, застал его еще впереди, и сумел дважды зацепить на блоке его переводы со 2-го по линии. Второй нападающий, - тоже высокий, но поплотнее, с красивым выразительным лицом, как оказалось позже - тезка тренера по фамилии, - Толя Афанасьев, - нападал очень мощно по ходу, высоко ловя мяч прямой рукой, или, разворачиваясь всем телом, заканчивал атаку переводом. При этом он не старался бить "под себя", и даже если мы его и доставали на блоке, то мяч от наших рук все равно уходил за пределы площадки.
  Мне тоже немного дали поиграть в нападении. В первый раз на меня поднялся только один блокирующий, и я легко его обошел, увидев, что он, заранее понес руки вправо, закрывая "косую". Я от души пробил прямо по открытому 6-му. Потом на меня прыгали уже вдвоем, перекрывая все возможные направления атаки, и пришлось за счет высоты прыжка и прямой руки, кистевым ударом выкручивать мяч влево, отыгрывая от блока в аут.
  После тренировки ко мне подошел Милованов. Он похвалил меня и посоветовал почаще играть "туфту", то есть влево от линии разбега так как я пробил в последний раз. Он сделал медленное движение левой кистью вниз, в конце повернув ее влево, выворачивая туда и всю руку.
   - Не только влево, как ты, но и влево-вниз. И еще, при этом чуть разворачивай корпус вправо, будто бьешь косую - они руки туда же потащат, а твоя рука пойдет влево и вниз. Понял?
   Я вежливо поблагодарил его за совет. Мне удалось еще два раза поиграть вместе с ними, пока тренер не сказал мне, что теперь у них на тренировках полный комплект и даже больше, чем нужно, как он выразился.
   Я не особенно расстроился. То, что я там побывал, позволило мне гораздо уверенней почувствовать себя в своей молодежной команде.
   В первой игре на первенство Москвы мы встречались, кажется, с клубом "Крылья Советов". Я приехал пораньше, чтобы посмотреть, как играют наши клубные команды. Мужчины мне не очень понравились, зато я отчаянно болел за нашу женскую команду мастеров, где выделялась мастер спорта Муся Мухина - плотно сбитая, почти с меня ростом, примерно лет тридцати пяти, с грубоватым, как потом оказалось, прокуренным голосом. Она в нападении почти по-мужски вкладывалась в удар, пробивая блок и защиту соперниц под аплодисменты всего зала. Я так орал, что она несколько раз удивленно оглядывалась на меня. Наши женщины выиграли, кажется, 3:1.
   Мы вышли на поле следом за ними, и когда началась встреча, сразу стало ясно, что наша команда выглядит техничнее и сильнее во всех компонентах игры. Наши противники играли без выходящего и все атаки в основном завершали через двух своих основных нападающих.Мы быстро припрыгались к ним на блоке. Они же все время опаздывали с групповым блоком, гадая, из какой зоны последует завершающий удар - Витя умело разводил нас по краям сетки. Я успешно прошел свою линию, для начала прилично вложившись со столба на одиночном блоке по линии, а затем, когда меня стали сторожить вдвоем, заранее смещаясь в мою зону, Витя раз за разом стал отдавать пас моим партнерам, выводя их на одиночный блок. Один раз, в доигровке, мне удалось эффектно пробить со 2-го крюком, хотя мяч был откинут почти к трехметровой линии. В общем мы выиграли довольно легко со счетом 2:0.
   После игры ко мне подошла Муся Мухина, чего я совершенно не ожидал.
  - Это ты так орал когда мы играли? - увидев, что я смутился, она сказала своим низким голосом:
   - Спасибо, - приятно, когда за тебя так болеют! - и добавила:
   - Ты сегодня хорошо сыграл, но тебе надо поработать над ударом с укороченной быстрой передачи, а то с такого паса под потолок все время будешь сидеть на двойном блоке! -
   Наши мастера-мужчины выиграли с большим трудом со счетом 3:2.
  
   В следующих играх на первенство Москвы мы выступали с переменным успехом, проигрывая именитым клубам, таким как ЦСКА, "Динамо", "Локомотив" и МАИ, но на равных сражаясь, а иногда и выигрывая у остальных - у "Искры", "Скифа", "Науки", и тех же "Крыльев Советов". Мы, своей молодежной командой, шли довольно успешно, занимая место где-то в середине турнирной таблицы, что не отражалось на положении клуба в целом, которое было незавидным - он находился в числе аутсайдеров, и имел реальные шансы покинуть 1-ую группу. Среди ребят в связи с этим потихоньку пошли разговоры куда лучше переходить на следующий год.
  Во время этих соревнований я внимательно смотрел все встречи команд мастеров, впервые видя на площадке действия выдающихся игроков, имена которых до этого я знал только по газетным публикациям и по восторженным рассказам любителей волейбола.
  Наибольшее впечатление на меня, конечно, произвела игра Константина Ревы, Владимира Саввина и Гиви Ахвледиани из ЦСКА, Владимира Щагина, Виктора Мальцмана, Алексея Якушева и Валентина Китаева из "Динамо", Дмитрия Федорова, Егнуса и Сергея Нефедова из "Локомотива", а среди женщин - Александры Чудиной, Златы Старовойтовой, Сони Горбуновой, Лидии Булдаковой и нашей Муси Мухиной. Среди молодежных команд мне очень понравились Семен Щербаков и Борис Разинский из ЦСКА, которые после нескольких официальных и товарищеских игр при встрече стали дружески здороваться со мной.
   - Что теперь будет? - спросил я у тренера перед последней игрой.
   - Ничего тебе сказать сейчас не могу, - грустно ответил он, - наверно все разбегутся!
  
   Я перестал ездить на тренировки в "Трудовые резервы" - мне в этом году предстояло сдавать выпускные экзамены за 10 класс на аттестат зрелости, и решил пока походить в правдинский спортзал.
  
  ПРОЩАНИЕ СО ШКОЛОЙ. ЗНАКОМСТВО С МАЛЬЦМАНОМ И СМЕТАНИНЫМ
  
  Когда я появился в зале, ребята мне обрадовались и сказали, что у нас новый тренер, и что мы выступаем в соревнованиях на первенство Тимирязевского района, и что последняя игра будет у нас через два дня. Во время разминки, когда мы заканчивали бить через сетку, в зал вошел черноволосый, смуглый, с чуть удлиненными, миндалевидными глазами, с меня ростом плотного сложения мужчина в хорошем костюме, с волевым выражением лица, старше меня лет на 15.Он подошел к сетке и, поздоровавшись, стал молча смотреть, как мы нападаем.
  - Это кто?
  - Новый тренер, - Виктор Павлович.
   - Елки-палки! - у меня глаза полезли на лоб - я его узнал:
   - Да ведь это игрок сборной страны и "Динамо" - Виктор Мальцман! -
   Мы разбились на две команды, и только собрались начать игру, как тренер нас остановил, и сделал перестановку, собрав в одну команду всех наиболее техничных ребят, а в другую поставил меня, Толю Пахомова, его брата Сашу, и всех остальных, кто выглядел послабее. Мы загорелись - нам захотелось, во что бы это ни стало, обыграть наших сильнейших, да еще на глазах у нового тренера.
  И нам это удалось - несмотря на неточную вторую передачу, я успешно отыгрывал все, что мне давали, и, как мог, помогал сзади в защите, принимая удары с той стороны пасом сверху и пытаясь сразу направить мяч на удар Толе Пахомову.
   Когда тренировка закончилась, тренер напомнил о предстоящей игре и назвал всех, кто должен туда прийти. - Тебя это тоже касается! - обратился он ко мне.
   Я пришел в спортзал на игру пораньше, но в раздевалке уже был народ - свои и чужие. Мне сказали, что мы играем с очень сильной командой 315 завода, которая идет пока без поражений, и я тут же вспомнил, что этот завод граничит с нашим домом. Я с удивлением увидел, что наш тренер тоже переоделся в спортивную форму. - А вы что, тоже будете играть?
   - А ты что, - против?
   - Да нет, что вы! - растерялся я.
   - Ну, тогда ладно!
   Тем временем в раздевалку зашел незнакомый мужчина и представился:
   - Я судья! Где капитаны? Давайте заполним протокол!
   Виктор Павлович с нашей помощью заполнил бланк, и мы все в нем расписались. К нему подошел капитан наших соперников и представился:
   - Сметанин, Геннадий.
   - Мальцман, Виктор.
   - Я вас знаю.
   - Тем лучше!
   Я с интересом посмотрел на него - он был на голову выше Мальцмана, плотнее его, и, по моим понятиям, весил, наверное, под 90 кг, хотя и не выглядел одутловатым или рыхлым. Он был подстрижен под "полубокс", его светлые волосы с небольшой челкой обрамляли высокий лоб, голубые глаза были полны доброжелательности. Мне понравилась его улыбка и манера держаться, хотя в его облике проглядывала некая вальяжность и барская снисходительность.
  Напротив, Мальцман казался замкнутым и надменно-суровым, как боксер перед боем, и напоминал хищного зверя, уверенного в своих силах и готового к нападению в любую минуту. Я невольно съежился, отвел от него взгляд и пошел в зал разминаться. Виктор Павлович присоединился к нам, когда мы собрались бить через сетку, до этого он разминался один в сторонке - и сразу встал под сетку на передачу. Когда подошла моя очередь, я попросил:
   - Между нами, среднюю!
   Он выдал мне классную передачу на самую сетку, и я влепил мяч почти вертикально вниз, едва не попав в пасующего на той стороне.
   - Эй, парень! Бей по первому!
   Я, извиняясь, поднял вверх руку.
   - А ты еще сильнее можешь? - с деланным удивлением спросил меня Мальцман.
  - Могу! - простодушно, не заметив насмешки, ответил я, перекрывая гул, поднявшийся среди зрителей, заполнивших балкон, после моего удара. С той стороны готовился пробить капитан противников Сметанин.
  - Игорек, - у себя! - он показал своему пасующему минимальный зазор между соединенными вместе большим и указательным пальцами.
   "Маленькую!" - догадался я. Тот мягко взвесил над сеткой передачу высотой в мяч, и Сметанин после короткого разбега страшным ударом вогнал его в пол в метре от сетки, вызвав настоящую бурю восторга у болельщиков на балконе.
   - Вот это да! - я был поражен, и сразу преисполнился к нему глубоким уважением, дополнившим мое первое благоприятное впечатление от встречи в раздевалке.
   Мальцман не стал бить в очередь, он, взяв мяч, подкинул его сам себе на разбег и пару раз четко пробил по задней линии.
  Судья дал свисток к началу, и мы, построившись и крикнув "Физкульт-привет!", встали по своим местам. Мальцман пошел на 4-ый номер, а меня поставил на 1-ый.
   Игра началась с нашей подачи и скоро стало ясно, что в противодействии между Мальцманом и Сметаниным установилось примерное равенство - они поочередно смягчали удары друг друга, участвуя в двойном блоке, ни разу не дав пройти "чисто", а мы, как могли, подтаскивали сзади.
   Теперь давно уже играли по новым правилам, когда касание блока уж не считалось за удар, и если мяч отскакивал от него к нам, мы имели право еще на три касания, что давало нам определенное преимущество, так как в защите мы действовали лучше.
   Когда я вышел к сетке, мы уже вели с отрывом в пару очков, а Виктор Павлович сильнейшей боковой подачей "крюком" выиграл подряд еще два очка. Третью его подачу они приняли с трудом, но я задавил их второго "угла" на блоке - он низко ловил мяч и бил откровенно только "косую". Мальцман сзади кричал мне:
   -Закрой ход! - а когда он попадал мне в руки, изредка добавлял: - Молодец! - или: - За что ты его?
   Сметанин с той стороны на задней линии выходил из себя:
   - Да отыграй же ты в конце-концов!
   Судья предупредил его, что если он будет продолжать так кричать, то накажет его штрафным очком.
   Они попытались перевести игру на других игроков, но вся эта линия у них не шла ни в какое сравнение с атакующей мощью самого Сметанина когда он выходил к сетке. Они ничего не смогли противопоставить нашему блоку, а сами ставили его крайне неудачно "по мячу", открывая мне на выбор как ход, так и перевод. Пользуясь этим, я от души вкладывался по первой линии, набирая очки, пока их грозный бомбардир находился сзади.
  Мы выиграли обе партии и крайне довольные отправились в раздевалку. Виктор Павлович сдержанно похвалил меня, но не преминул заметить при этом, что я играл почти без блока.
   Когда я оделся, ко мне подошел Сметанин. Он поинтересовался в каком классе я учусь. Я ответил, что заканчиваю 10 класс и через два дня у меня последний выпускной экзамен.
   -А куда собираешься идти учиться?
  - Да еще не знаю!
   - Давай-ка в наш институт Стали! У нас стипендия одна из самых больших, - 450 рублей и даже с тройками. У нас и военная кафедра есть, в армию не попадешь, и специальность хорошую получишь - на любом заводе с руками оторвут! Подумай! Мы тебе поможем поступить. У меня к тебе предложение - у нас через неделю последняя игра на первенство ВУЗов, сыграешь за нас, с ребятами познакомишься, поговоришь с ними подробней насчет института. Договорились? Давай-ка мне телефон, я через недельку позвоню, и ты скажешь, что решил. Тогда и договоримся о встрече.
   Я немного растерялся под таким напором, но так как никаких планов на будущее не строил, решил, что я ничем не рискую, согласившись на это предложение.
   - Ну и что ты решил? - спросила меня мама, когда я рассказал ей об этом разговоре.
  - Честно говоря, - не знаю. Наверное, надо попробовать. Что-то в институт Физкультуры меня не очень тянет, да и нет никакого желания потом работать в школе физруком. Поступать же в Университет на журналистику с моим аттестатом - там конкурс сумасшедший - нечего и думать, отец ведь звонить никому не будет, да это и не поможет.
   - Давай сначала сдай последний экзамен! Хватит с меня твоего волейбола, - ты кого хочешь, сведешь с ума! Позанимайся хотя бы эти два дня!
   - Хорошо мама, не волнуйся, пожалуйста, сдам я как-нибудь!
   Два дня пролетели как единый миг за судорожным изготовлением шпаргалок. Последний экзамен я сдавал как в тумане, с распухшей головой. На мое счастье мне достался легкий билет, и я, с помощью шпаргалки сумел довольно внятно изложить материал, сделав всего несколько незначительных ошибок. Учителя, видимо, тоже устали от долгих экзаменов и не стали меня мучить дополнительными вопросами. Получив "четверку", я вышел на ватных ногах из актового зала, и пошел в вестибюль к телефону, чтобы успокоить маму.
   Выпускной вечер, с танцами до упада, с вином и даже с водкой, и, как водится с небольшой дракой, с проводами и поцелуями с подругами, закончился лишь под утро.
   Когда я вернулся домой, то на пороге столкнулся с отцом, только что вернувшимся с работы из редакции. Мы выпили с ним по рюмке коньяка за взрослую жизнь, и пошли отсыпаться.
   Я проснулся с чувством огромного облегчения и обретенной свободы, с сознанием, что школа с ее постоянной давиловкой и муштрой, с подавлением личности, со всеми страхами и унижениями осталась позади, и меня уже не вызовут завтра к доске, и больше не надо думать, как смотаться с дурацкого комсомольского собрания на тренировку.
   Покончив с воспоминаниями о школе, я быстро оделся, поел и со свободной душой отправился на стадион "Пищевик " на Вятской улице, где вечерами собиралась вся играющая публика.
  К своему удивлению я там увидел Гену Сметанина и его пасующего - Игорька, которые, под аплодисменты зрителей, плотным кольцом окруживших площадку, выносили одну за другой команды, играющие на вылет. Гена мне приветливо кивнул:
  - Потом поговорим!
   Я встал в новую команду, вышедшую на поле вместо проигравшей. Тот, кто перед этим судил, взял меня к себе не очень охотно, лишь по просьбе Гены:
  - Возьми паренька, - не пожалеешь!
   В игре все быстро встало на свои места - я удачно отыграл свою линию на блоке и раза два пробил по первой линии. К сожалению, когда Гена был впереди, я находился на задней линии, и он буквально расстреливал нас на неорганизованном блоке. Мало того, подтянувшись на страховку вперед, я увидел, что Гене поставили двойной блок с дырой посередине, и, не успел я и глазом моргнуть, не то чтобы увернуться, как получил пушечный удар прямо в лицо. У меня искры посыпались из глаз, из носа ручьем хлынула кровь. Гена, извинившись, помог мне уйти с площадки, усадил меня на газон, и, запрокинув голову, дал в руки носовой платок:
   - Посиди минут пять, а потом сходи в раздевалку умойся - у тебя все лицо в крови, да и майку замой! Потом придешь сюда - надо переговорить.
   Когда я привел себя в порядок и вернулся к площадкам, Гена меня уже ждал, сидя на лавочке для зрителей.
   - Ну-ка, покажись! Неудачно как получилось. Ну да ладно, до свадьбы заживет! Аттестат получил? Так что ты решил насчет института? Я как раз собирался тебе сегодня вечером позвонить.
   Я ответил, что я обсудил с мамой это предложение и спросил, какие документы надо подавать в приемную комиссию. Он достал из чемоданчика листок и четким почерком записал, что надо иметь с собой, а затем посоветовал подать заявление на технологический факультет, где учился сам:
   - Горячая и холодная обработка металла есть на любом заводе, в том числе и в Москве. А после металлургического факультета если зашлют в Запорожье, Мариуполь или в Днепродзержинск - то еще - слава Богу, а то и вовсе отправят куда-нибудь в глухомань. А кто у тебя родители?
   Я ответил.
   - А, я так и думал, что ты из хорошей семьи. Ты не забыл, что мы завтра играем?
  
   - Все это хорошо, - сказала мама, выслушав мой рассказ о встрече. Но ведь надо сначала сдать вступительные экзамены, да не просто сдать, а пройти по конкурсу, а у тебя на уме одни тренировки. Ведь за тебя твой Гена сдавать не будет!
   Отец, присутствующий при разговоре, сначала слушал молча, а потом спросил:
   - Сметанин? Это не сын ли известного металлурга Сметанина, который вместе со Стахановым начинал "стахановское движение"? По моему, он сейчас работает в Совмине. Ну что ж, попробуй, может, и правда сдашь, - чем черт не шутит?
  
   В тесный и небольшой спортзал Текстильного института, где была должна состояться встреча, я добрался во время, - он уже был набит болельщиками до отказа, причем большинство из них составляли молодые и симпатичные девушки, по-видимому - здешние студентки. Я с трудом протиснулся в раздевалку, где с облегчением увидел Гену и понял, что попал туда, куда надо. Гена представил меня своей команде, и они приняли меня очень доброжелательно:
   - Нам Гена про тебя говорил!
   Узнав, что я буду поступать в институт, мне наперебой стали рассказывать про веселую студенческую жизнь, и на что надо обратить внимание при подготовке к экзаменам, обещали дать мне образцы задач и шпаргалки по всем предметам. Высокий парень, где-то под 1м 90, подошел ко мне, заметно прихрамывая, и представился: - Володя Шулепов! Не бойся, мы тебе поможем! Будешь сдавать, мы приедем на экзамены, и что-нибудь придумаем, если будет надо! Ты только Гене скажи, в какой ты будешь группе!
   Несколько задержавшись за разговорами, мы вышли в зал, когда противники уже начали бить через сетку, и судья, сделав нам замечание, сказал, что дает нам на разминку не более 5 минут. Немного разогревшись, я встал под сетку на передачу, одновременно поглядывая, как бьют с той стороны.
   - Вроде бы не очень-то сильно, да и наши тоже, может чуть только лучше.
   Очередь дошла до Гены, и он попросил меня уступить место Игорьку, который, воспользовавшись моей любезностью, успел сам несколько раз пробить через сетку, но он был ниже меня на голову, и это удавалось ему с трудом.
   Зал взревел от восторга, когда Гена с треском всадил свою коронную маленькую в первую линию, откуда мяч отскочил в боковую стену. Следом за ним очень технично, почти не прыгая, за счет высокого роста и четкой работы кисти пробил Шулепов.
   Очередь была за мной.
   - Володя, встань на пас, - он за тобой пойдет! - скомандовал Гена, и Шулепов остался под сеткой.
  Я попросил его:
   - Между, полтора метра, на сетку! - и, дав ему пас, начал разбег.
   Я даже не ожидал, что он сможет мне выдать такую мягкую классную передачу, и от радости так вложился, что мяч от пола врезался в не очень высокий потолок. В зале на мгновение установилась тишина, а потом раздался рев болельщиков, топот ног, свист и аплодисменты.
  - Ну ты даешь! - удивленно схватился за голову Шулепов.
   - А что я тебе говорил! - довольно сказал ему Гена.
   Мне стало неудобно, я, кажется, даже покраснел.
   - Что ты смущаешься, как красная девица, - так и бей! - бросил мне Гена.
  По свистку судьи мы заняли свои места на площадке, Гена начинал с 4-го, меня он поставил за Шулеповым на 1-ый номер. Мы выиграли довольно легко 2:0, причем, когда стало ясно, что игра идет в одни ворота, то дали возможность поиграть в нападении всем своим ребятам, даже пасующим.
   Когда прозвучал последний свисток, со всех сторон на площадку как горох посыпались зрители, они окружили нас плотным кольцом, хлопали по плечам и по спине, жали руки, тискали и обнимали. Какая-то девушка вогнала меня в краску, расцеловав в обе щеки. Меня удивило, что все друг друга называли по именам, казалось, все были давно и хорошо знакомы между собой. Когда мы пробились в раздевалку, я недоуменно обратился к Шулепову, садясь на скамейку:
   - Я в первый раз вижу, чтобы так болели!
   - Да это же все наши студенты, - наверное, весь " Дом Коммуны" сюда пришел, - там уже неделю объявление висит. Девчонки - в основном из Текстильного института, они вместе с нами там живут.
   - А что такое "Дом Коммуны"?
  - Это наше студенческое общежитие, недалеко отсюда, - для нас и для Текстильного, Горного и Нефтяного институтов. Такой бетонный домище, метров сто длиной, этажей в шесть, с коридорной системой, комнатушки как купе - дверь сдвигается в сторону, внутри - две кровати и столик между ними, и больше ничего. Народу, - как сельдей в бочке, зато весело, и все пополам!
   Володя снял свои тренировочные брюки, в которых играл, и я с ужасом увидел, что у него ниже колена не было одной ноги, - он играл на протезе! Потрясенный, я поспешно отвел взгляд. Так как никто из ребят не обратил на это ни малейшего внимания, я понял, что для них это давно не является секретом. С этих пор я смотрел на него уже другими глазами, восхищаясь его мужеством и способностью преодолеть ужасное несчастье и продолжать жить и учиться, как и все вокруг, будто ничего с ним не случилось.
  
   Ребята проводили меня до троллейбуса, и по дороге мы договорились с Геной встретиться, когда я приеду сдавать документы в Приемную комиссию. По дороге домой я вспоминал восторженный прием, который нам оказали болельщики и доброжелательную атмосферу в команде. И если до сих пор мое решение поступать в этот институт вызывалось сугубо прагматическими соображениями, то после этой игры мне вдруг действительно захотелось поступить туда, где учились такие замечательные ребята.
   Следующим утром я сразу засел за учебники, чем немало удивил своих домашних.
  
  ИНСТИТУТ СТАЛИ ИМЕНИ СТАЛИНА
  
  Гена, как и обещал, позвонил мне через неделю, и на следующий день я поехал с документами на встречу. Он ждал меня у входа в институт, где во дворе, рядом с каменным крыльцом на невысоком пьедестале стоял настоящий танк "Т-34".Заметив мой взгляд, Гена пояснил:
   - Вот закончишь институт, станешь танкистом - офицером запаса, а на сборах и настреляешься и наездишься вдоволь.
   - А это что за здания?
  - Тут сразу три института в одном дворе. Прямо - Горный, справа - наш, а слева - Нефтяной. Пойдем, а то нас ждут!
  Мы поднялись по широким ступеням на крыльцо и, открыв высокие стеклянные двери, прошли в вестибюль. Около вахтера висело большое объявление с указанием как найти Приемную комиссию, но Гена, не задерживаясь, провел меня на второй этаж к аудитории, где около дверей с таким же объявление стояло несколько человек. Дождавшись своей очереди, я зашел туда и довольно быстро вышел обратно, закончив все формальности, стараясь не забыть группу со странным названием МО-49, в которую я попал. Увидев Гену, который ждал меня, беседуя с высоким и мощным человеком в военной гимнастерке, я подошел к ним.
  - Знакомься! - Я назвал себя.
   - Шибаев Николай! - ответил он, и крепко пожав мне руку, сказал:
   - Пойдем со мной! Гена, ты подожди нас здесь!
   Он быстро пошел по коридору, я поспешил за ним, стараясь не отставать, и теряясь в догадках куда он меня ведет. Дойдя до дверей с табличкой "Директор института Елютин Вячеслав Петрович", Шибаев решительно зашел туда, кивнул секретарше, и, сделав мне знак подождать, скрылся за вторыми дверями.
  У меня упало сердце, но не успел я как следует испугаться, как он снова показался в дверях:
   - Заходи!
   Он пропустил меня вперед и закрыл за мной дверь, оставшись в приемной. Я на ватных от волнения ногах прошел в кабинет, где за столом, просматривая бумаги, сидел Елютин, будущий Министр Высшего образования СССР.
   Увидев меня, он отодвинул в сторону стопку документов, и вежливо предложил:
   - Проходите, пожалуйста, садитесь! Мне насчет вас столько наговорили, что я решил с вами познакомиться. Вы москвич?
  - Да, Вячеслав Петрович.
   - Так, значит общежитие вам не нужно. Вы документы подали на какой факультет?
   - На технологический.
  - Какая у вас группа?
   - МО-49.
  Он пододвинул к себе открытый еженедельник и сделал в нем короткую запись.
   - Ну что ж,- желаю вам успеха! - и он попрощался со мной кивком головы.
  Я встал и сказав: - " До свидания!" - вышел в коридор, где меня вместо Шибаева встретил Гена.
  - Ну что он тебе сказал?
  - Да ничего особенного! - я, как мог, пересказал ему содержание разговора.
   - Ничего ты не понимаешь! Это очень важно, что он тебя принял!
  - А кто такой Шибаев?
  - Коля? Он секретарь парткома.
   - А что такое МО-49?
   -Это значит "Металлообработка", а 49 - год поступления. Держи, - он протянул мне стопку бумаг, - ребята принесли для тебя, тут шпаргалки и типичные задачки с решениями. Пойдем, посмотрим когда у тебя экзамены! Он проводил меня к стенду на втором этаже, около которого толпились взволнованные абитуриенты:
   - Иди,- запиши! Сам дорогу обратно найдешь? Тогда будь здоров, - желаю успехов! Да, ребята придут на экзамен, и может чем помогут.
  
   Оставшегося до первого экзамена времени как всегда не хватило, и я ехал в институт не сомневаясь, что я его скорее всего завалю. Когда меня вызвали, я взял билет и обреченно отправился готовиться, сев поближе к входной двери, где в верхней ее стеклянной части среди других возвышалась голова Володи Шулепова, пришедшего меня поддержать, как он и обещал. Прочитав билет, я воспрянул духом, - обе задачи были типовыми и аналогичны тем, что я разбирал накануне из сборника, который мне дали ребята. Я тайком показал Шулепову большой палец и принялся за решение. Довольно быстро закончив с задачами, я сумел заглянуть в шпаргалку, списав ответы на первые два вопроса. Переведя дух, я старательно переписал все начисто и пошел отвечать. Преподаватель просмотрел мои записи и задал мне дополнительный вопрос, на который я, хоть и путано, но, в общем, правильно ответил.
  - Можете идти! - сказал он мне, поставив в ведомость "хор".
  Не помня себя от пережитого потрясения, я на негнущихся ногах вышел в коридор и попал в объятья Шулепова: - Ну, как?- Я показал ему четыре пальца.
   - Ну вот, а ты боялась!-
   Остальные экзамены я сдавал уже более спокойно. Хотя я и получил "тройку" по математике, зато совершенно неожиданно получил "пятерку" по немецкому языку, по которому в школе всегда был в числе отстающих. За сочинение, как я и ожидал, мне выставили "пять", по остальным предметам я получил "четверки". Несколько дней, пока я ждал объявления по результатам экзаменов, я не находил себе места и отгонял от себя робкую надежду, зная о большом числе соискателей, среди которых было много бывших фронтовиков, идущих без конкурса.
  Приехав в назначенный день в институт, я с большим трудом протолкался к вывешенным спискам, и, с замиранием сердца, не веря своим глазам, нашел свою фамилию среди других, зачисленных на 1 курс.
  У меня камень свалился с души, и я поспешил к телефону, чтобы обрадовать маму.
  Дома меня ждал праздничный обед, и даже отец ненадолго приехал из редакции, чтобы поздравить меня.
   - Надо же, поверить не могу!
   - Мама, я и сам, честно говоря, до сих пор не верю!
  - Ну, теперь - держись, раз уж ты сумел поступить в такой серьезный институт, теперь надо все силы приложить, чтобы тебя не выгнали с твоим волейболом!
   Отец задумчиво поглядел на меня:
  - По правде говоря, я совершенно не ожидал от тебя, что ты сумеешь сдать все экзамены, а тем более, пройти по конкурсу. Как видно, чудеса все-таки иногда бывают!
   Мы чокнулись и выпили по бокалу узбекского вина, и отец, похлопав меня по плечу, ушел на работу.
  
   Почти одновременно с началом занятий в вестибюле появилось большое объявление о том, что в школьном спортзале, который снимал институт, проводится набор в волейбольную секцию. На объявление откликнулось человек десять, в том числе и девушки, и Гена сам просмотрел новичков, оставив из них наиболее подготовленных для пополнения двух мужских и одной женской команд, которыми нам скоро предстояло выступать в соревнованиях на первенство района среди ВУЗов.
  
   Как-то в перерыве между лекциями, я имел неосторожность побренчать на рояле, стоящем на сцене большой аудитории, где проходили обычно студенческие вечера, и меня тут же вовлекли в художественную самодеятельность, попросив поучаствовать в шефском концерте, так как у них заболел аккомпаниатор. Концерт состоялся через несколько дней на фабрике "Красный Октябрь", недалеко от правительственного "Дома на набережной". После концерта нам за сцену принесли два полных ведра с шоколадными конфетами и ведро воды:
   - Угощайтесь, ребятки!
   Когда мы наелись до отвала, и с понятным сожалением смотрели на то, что оставалось несъеденным, мне в голову пришла блестящая мысль. Я достал тяжеленный аккордеон из футляра:
   - Давайте ссыпайте все сюда!
   В футляр влезло почти все, остальное мы рассовали по карманам, а девчонки по своим сумочкам, сделав предварительно кулечки из бумаги, которая лежала на дне ведер.
   Когда за нами пришли, я сидя на стуле, тихонько наигрывал старинные вальсы. Женщины удивленно посмотрели на пустые ведра, а потом с испугом уставились на нас:
   - Ребятки, вы что, неужели все съели? Вам плохо не будет?
   Они проводили нас на выход, и проходную я прошел с аккордеоном на плечах, продолжая играть, девчата мне негромко подпевали на несколько голосов, а сзади с независимым видом два наших солиста по очереди тащили футляр.
  Оказавшись на улице, мы облегченно вздохнули, и, не обращая внимания на прохожих, с недоумением взиравших на нашу процессию, поехали в институт, где в этот день тоже проходил какой-то праздничный вечер. Войдя в зал, мы прошли между танцующими к сцене и там открыли футляр:
   - Налетай!
   Возле сцены мгновенно образовалась толпа.
   - Спокойно! Не толкайтесь, - всем хватит! - хорошо поставленным басом перекрыл шум голосов наш солист. Мы сразу превратились в героев вечера, скромно принимая знаки внимания и благодарности от вечноголодной студенческой братии. Я с удовольствием снял с плеч надоевший аккордеон и, отдал его вместе с опустевшим футляром девице, руководившей нашим концертом, посоветовав ей:
   - В следующий раз возьми контрабас - больше влезет!
  
   Через несколько дней меня попросили зайти на кафедру физкультуры. Там ко мне обратился старший преподаватель с просьбой выступить на студенческих соревнованиях по легкой атлетике. Я честно предупредил, что у меня очень скромные результаты, за исключением может быть гранаты.
   - А на сколько ты бросаешь?
   - В школе два раза - где-то около 60 метров.
  - Вот туда мы тебя и заявим как основного, а в остальных видах поучаствуй для зачета! Если бросишь на 60 метров, то получишь автоматом зачет по физкультуре без всяких кроссов, и даже на занятия можешь не ходить. Ты ведь еще в волейбол за институт играешь, как мне сказали?
   - Хорошо, я постараюсь.
   Я прыгнул в высоту "ножницами" свои 1м 65 см, пробежал 100 метров за 12,5 сек, прыгнул в длину на 5 м 05 см, и пошел метать гранату. Нам дали по три пробных броска. Я тщательно размялся, чтобы не порвать плечо, и, не особо напрягаясь, выполнил попытки, с удовлетворением увидев, что мой второй бросок оказался недалеко от дуги, обозначавшей отметку в 60 метров.
  Из остальных участников - их было где-то около 15 - только двум удалось достичь примерно такого же результата, у остальных броски оказались значительно хуже.
   Когда наша группа уже заканчивала свои попытки, в секторе появился невысокий, крепко сложенный парень со значком мастера спорта на пиджаке, накинутом на тренировочный костюм. Он подошел к судейскому столику, и, поздоровавшись за руку с судьями, достал из чемоданчика 4 гранаты. Осмотрев гранаты, они отдали их обратно. Парень взял гранаты, повесил пиджак на свободный стул, поставив рядом чемоданчик, и пошел разминаться.
   Я с интересом наблюдал, как он, подождав, когда последний участник закончит свою попытку, сделал разметку для разбега, как это делают прыгуны в длину, и потом пробежался по дорожке, имитируя бросок. Потом, очевидно посчитав себя готовым, отошел в сторонку и уселся на траву. Судья с протоколом подошел поближе к нам и вызвал первого участника для зачетного броска - им и оказался этот мастер спорта. Он достал свою гранату, и, получив разрешение судьи, поднявшего белый флажок, начал разбег и запустил ее через все поле. Пока судьи замеряли результат, какой-то мальчик принес назад его гранату. Судья объявил: - 75 метров 08 см!
   Парень тщательно вытер гранату тряпочкой и убрал ее в чемоданчик, затем попрощался с судьями, надел пиджак, и ушел на трибуну для зрителей, очевидно не сомневаясь в своей победе.
   Я запомнил, как он выполнял свой бросок, отклоняя корпус в сторону при замахе в конце разбега, подобно копьеметателю, и несколько раз, отойдя в сторону, постарался повторить все его движения.
   Может быть, мне это помогло, во всяком случае, после разрешения судьи выполнив свою попытку, я почувствовал, что бросок мне удался, - граната улетела за 60-метровую дугу. Дождавшись, когда судья, назвав мою фамилию, громко объявил результат: - 70 метров 05 см! - я решил, что остальные попытки выполнять не буду, и предупредил его об этом.
   Он сделал отметку в протоколе, и сказал, что если я окажусь в числе призеров, то грамоту они перешлют в институт через несколько дней, когда подведут итоги всех выступлений за два дня соревнований. Действительно, через неделю меня на кафедре поздравили со вторым местом в первенстве Москвы среди студентов, и вручили большую красочную Грамоту от ЦС (Центрального Совета) "Науки". Одновременно старший преподаватель, сдержав свое обещание, поставил мне в зачетную книжку "зачет" за первый семестр, и сказал, что освобождает меня от занятий по физкультуре. Я поблагодарил его и собрался идти, но он остановил меня:
   - Подожди, еще не все. В "Науке" ко мне обратился инструктор по спортивным играм и просил передать тебе его просьбу выступить за наш центральный клуб на первенстве Москвы по волейболу. Я сказал ему, что не сомневаюсь в твоем согласии. Ты ведь меня не подведешь? Вот тебе адрес, - он протянул мне листок бумаги, - завтра вечером подъедешь в спортзал и скажешь тренеру, что ты из института Стали, - он в курсе дела, а скорее всего, я думаю на тебя вышли по его просьбе. Договорились?
  
   Утром, придя на занятия, я увидел очередной номер стенной институтской газеты, и с удовлетворением нашел свою фамилию в заметке о прошедших легкоатлетических соревнованиях, рядом с фамилией Алика Полянского, с которым я бежал стометровку. Он тогда легко выиграл все предварительные забеги, а затем и в финале занял первое место, с потрясающим результатом 10,5 сек. Мы с ним потом подружились, и он иногда приходил поболеть на наши игры.
   После лекций, предварительно заехав домой, я отправился в "Науку".
  В спортзале я нашел тренера и только собрался представиться, как он, увидав меня, произнес:
   - А, левша из "Трудовых"? Здравствуй! - он протянул руку: - Филиппов Валентин. - Пойдем!
   Он пригласил меня пройти к себе в комнату и там продолжил разговор:
   - Тебя как зовут? Слава? Тебе 18 лет? Очень хорошо. Ты ни за кого не заявлен? Тогда слушай, - мы играем в первой группе, и сейчас у нас дела хреновые, - клуб на грани вылета. У нас осталось две игры, и скорее всего мы их проиграем, но, тем не менее, еще какие-то надежды остаются. У меня к тебе просьба, - сыграй за нашу молодежную, - нам сейчас каждое очко на вес золота!
   Получив мое согласие, он предложил мне переодеться и пойти поиграть с ребятами, чтобы поближе познакомиться с командой. Ребята мне очень понравились. Они играли весело, с шутками, беззлобно подтрунивали друг над другом, но я сразу понял, что таким составом нам впереди ничего не светит - я хорошо помнил уровень игры молодежных команд в первой группе, и после тренировки откровенно сказал об этом Филиппову. Он ответил, что именно поэтому и пригласил меня к себе, и теперь уже ничего не изменишь.
   Я с удовольствием успел поиграть в хорошей кампании этих ребят еще на двух тренировках, но на первую из оставшихся игр ехал, не сомневаясь в результате. Так все и произошло - мы проиграли 0:2 сильной команде из "Искры".
  Наши мастера, за которых я остался поболеть, тоже проиграли 1:3. Мне их игра не очень понравилась, правда с той стороны я для себя сразу отметил несколько пушечных ударов крепкого, невысокого и уже немолодого нападающего и его очень сильную подачу, с которой он выиграл несколько очков подряд.
   - Кто это? -спросил я соседа.
   - Это Сунгуров.
   Я не очень приглядывался к ходу поединка, в основном меня заинтересовала необычная манера игры в нападении Вали Филиппова. Он стоял спиной к сетке на распасовке, но если получал передачу даже чуть выше ее края, то, почти не прыгая, удачно пробивал крюком назад за голову правой или левой рукой, неизменно выигрывая очки.
  
   Последнюю игру мы играли с "Крыльями".Я, как и в прошлый раз, начинал с 4-го, и поначалу все складывалось неплохо, но как только я ушел на заднюю линию, мы сразу стали терять то, что с таким трудом удалось завоевать впереди. Наши ребята значительно уступали соперникам в нападении, а сами не успевали с блоком на быстрые передачи их пасующего.Несмотря на все наши усилия, нам эту партию спасти не удалось. Хотя вторую партию мы с огромным трудом выиграли, благодаря двум ошибкам на приеме с той стороны в самом конце при счете 14:14 на моей подаче, в третьей решающей партии мы все же уступили. Помог им и судья, два раза в концовке засудив нам один раз спорную ошибку на приеме, а второй раз, засчитав "аут" после моего удара поверх тройного блока по задней линии, хотя я точно видел, что мяч попал в площадку.
   Когда я вернулся в зал из раздевалки, наши мастера уже проигрывали вторую партию. Особого впечатления на меня ни те ни другие не произвели, хотя я опять, также как и в игре до этого с "Искрой", отдал должное своеобразной манере игры в нападении Вали. После того как наши мужчины проиграли 3:0, я подошел к нему.
  Перед тем как попрощаться, я сказал, что мне очень жаль, что мы проиграли, а потом сделал ему комплимент по поводу его оригинальных крюков.
   - Да брось ты! Это все так,- отголоски прошлого! - отмахнулся он. - Спасибо тебе, жаль, что так все неудачно сложилось. Надеюсь, что мы еще встретимся! - и он протянул мне руку.
   По дороге домой я печально подумал, что стоит мне только попасть в приличный клуб, как он тут же вылетает во вторую группу.
  
   Между тем, начались игры на первенство района среди ВУЗов. У нас подобралась довольно сильная и ровная первая команда, вторая была значительно слабей, впрочем, также как и наши женщины. Игры проходили в трудной борьбе в переполненных болельщиками залах. Мы победили команду ЦВЕТМЕТа, выиграли у института Международных отношений - МИМО, и довольно легко у Текстильного института. Вторая мужская и наша женская команды играли с переменным успехом.
   Поэтому, когда мы собрались в раздевалке Горного института, Гена Сметанин хлопнул в ладони, оборвав наши разговоры и призывая к вниманию:
  - Послушайте меня! Если мы сегодня выиграем, то выходим на чистое первое место. За них играет Сунгуров - игрок команды мастеров. У него убийственная подача, поэтому принимать ее будем только вдвоем - я и Слава, остальные нам не мешайте. Против него - только двойной блок! И еще - на него не подавайте, у него только одна рука. Страховать - в подтяжке, вплотную за блоком! Подача - обязательна! Всем все ясно? Тогда пошли!
  
   Услышав фамилию Сунгурова, я сразу вспомнил, как он недавно играл за "Искру" против "Науки", а войдя в зал и увидев его, сразу понял, о чем говорил Гена. Он разминался у стенки один, отдельно от всех. Мне показалось, глядя на его немного одутловатое лицо, что ему где-то лет под сорок, но его атлетической фигуре, хотя и несколько тяжеловатой, можно было только позавидовать- короткая майка, плотно облегая корпус, рельефно обрисовывала развитую мускулатуру. К кисти его левой руки, полностью закрывая ее, бинтом была примотана плоская дощечка - как я решил - наверное, чтобы играть на блоке.
   Когда началась разминка на сетке и подошла его очередь, он взял мяч в здоровую руку, снизу набросил его пасующему, и, получив невысокую передачу, мощно пробил по ходу. Мяч с такой силой врезался в пол, что я невольно поежился:
   - Да, без блока тут делать нечего!
   Кроме Сунгурова у них в нападении выделялся невысокий, прыгучий парень, но он при ударе сильно затягивался и поэтому ловил мяч низко над сеткой, так что с ним особых проблем на блоке наверно быть не должно.
   Игру мы начали с расстановкой в три нападающих, чтобы двое наших сильнейших игроков как можно чаще могли одновременно находиться у сетки и вместе участвовать в блоке. Меня Гена поставил на 2-ой, передо мной встал наш второй пасующий - Ким Кривин, а с 6-го начал Володя Цивинский - он хорошо прыгал и прилично нападал крюками. На 5-ом оказался мой тезка - Слава Кириленко, наш лучший защитник, к тому же обладавший очень сильным ударом. Под Гену, как всегда, встал Игорек.
   Они хорошо приняли нашу подачу и дали взвешенную передачу Сунгурову. Гена, успевший поменяться на 3-ий, чуть сместился на линию его разбега, перекрывая "ход", я поближе пододвинулся к нему, и мы одновременно прыгнули на блок, на мгновение позже толчка Сунгурова. В воздухе я вплотную пристроился к рукам Гены, слегка развернув ладони в сторону поля на случай перевода. Сильнейший удар Сунгурова угодил нам в середину блока как в стену. Второй раз в этой же расстановке, когда опять бил Сунгуров, я, увидев как он разворачивает корпус в прыжке влево, перенес свои руки правее, закрывая перевод, Гена пристроился ко мне, и мы, к восторгу болельщиков, снова наглухо закрыли его удар. В третий раз он все же отыграл подачу резким ударом в край блока с отскоком мяча в аут.
   Мы приняли их подачу, и Игорек развернулся под мячом лицом к Гене по его команде: - " На столб!"
   Сунгуров и второй блокирующий послушно сдвинулись ближе к краю сетки, а Игорь неожиданно отдал пас за голову мне, выведя на запоздалый одиночный блок. Я, что было сил, вколотил мяч перед собой в метре от сетки и пошел подавать.
   Гена удачно прошел свою линию, нанося удары, в обход блока Сунгурова, по рукам второго низкорослого блокирующего и мы повели в счете.
   Когда после перехода Сунгуров вышел на подачу, мы с Геной оттянулись к задней линии, поделив площадку между собой. Сунгуров встал задом к полю метра за два от линии, чуть повернулся вполоборота и, подбросив мяч вперед и вверх перед собой, сделал несколько перекрестных шагов вдогонку и, разворачиваясь боком, нанес страшный удар крюком. Мяч вылетел как из катапульты, и, просвистев над сеткой, чугунным ядром врезался в пол точно между нами. Мы даже шевельнуться не успели, лишь растеряно посмотрели друг на друга. Вторую подачу он подал еще сильнее, и снова выиграл "на вылет", как говорят теннисисты - мне показалось, что мяч уходит в аут. На наше счастье, в третий раз мяч при подаче зацепил сетку.
   Мы с облегчением перевели дыхание, и после перехода я вышел к сетке. Одновременно с нашей подачей я разменялся на основной блок и, помня, что их второй угол бьет с затяжкой, поднялся на него попозже, он сильно пробил по ходу и угодил мне прямо в руки. Пока Сунгуров находился на задней линии, мы уверенно набирали очки, переигрывая их на сетке, да и сзади у них все время возникали проблемы, потому что он не мог им помочь в защите и на приеме.
   Взятые тайм-ауты и произведенные замены не помогли им переломить ход игры, и они проиграли эту партию, а вслед за ней и вторую. Под аплодисменты наших болельщиков мы ушли в раздевалку, и там Гена поздравил нас с первым местом. Все радовались от души, я тоже был очень доволен тем, что ни разу не попал в блок, к тому же мне удалось несколько раз чисто распасовать подачу Сунгурова.
   На выходе из вестибюля меня остановил Сунгуров. Извинившись, он отвел меня в сторону:
   - Я хотел с тобой поговорить. Меня зовут Михаил Сергеевич, я - тренер команды мастеров "Искры".
   - Да, - я видел Вас, когда сыграл в молодежной "Науки" последнюю игру перед ее вылетом из 1-ой группы.
   -Значит ты сейчас свободен. Очень хорошо. У меня к тебе предложение - приходи к нам на тренировку, познакомишься с командой. Если тебе понравится, то будем играть вместе.
   Я поблагодарил его, и, спросив, куда мне прийти, попрощался и догнал своих ребят.
   - Ну что ж, - это для тебя хороший шанс, чтобы поиграть в приличной команде! - посоветовал Гена, когда я рассказал ему об этом предложении.
  
  КОМАНДА МАСТЕРОВ "ИСКРЫ"
  
   Приехав в назначенное время, я застал в спортзале только одного Сунгурова. Он был уже в тренировочном костюме:
   - Приехал, ну и молодец! Давай раздевайся, - поработаем!
  Когда я переоделся, он показал мне несколько упражнений для быстрой разминки:
  - Это если тренер выпускает тебя на замену со скамейки, - прокомментировал он. - Поработай пару минут у стенки с мячом, и иди сюда!
   - Теперь займемся приемом, - мне все отдаешь двумя руками сверху, в пас.
   Он пробил с руки мне в грудь, - я вернул ему пасом. С каждым разом он добавлял силу удара, и точно отдавать мяч ему обратно становилось все труднее.
   - Чем сильнее в тебя бьют, тем быстрее неси руки навстречу!
  Постепенно, не ослабляя мощи ударов, он начал бить мне в ноги, а затем и передо мной. Если до этого я принимал мяч стоя, хотя и подсаживался под него, то теперь под каждый удар приходилось ложиться на спину, выбрасываясь ногами вперед, чтобы принять его руками от носа. Через минуту я был уже мокрый как мышь и едва дышал.
   - Так, - теперь вправо и влево!
   Когда я, потирая ушибы и охая про себя от боли, еле встал на ноги после очередного падения на бок, Михаил Сергеевич, наконец, смилостивился:
   - Ну ладно, хватит на сегодня, - иди, отдохни!
   Тем временем из раздевалки начал появляться народ. Я, пытаясь отдышаться и вытирая лицо мокрой майкой, добрался до лавочки и плюхнулся на нее без сил, поглядывая на входную дверь. Насчитав двенадцать человек, я облегченно вздохнул, решив, что мне, может быть, не придется сидеть в запасе.
   Действительно, проведя общую разминку, и, дав поиграть в кружок, Михаил Сергеевич разбил всех на две команды, и, подозвав меня с лавочки, где я отдыхал, поставил меня вместе с собой на одну площадку.
   - Его зовут Слава - он левша! - довольно громко объявил он.
   Все посмотрели на меня без особого интереса.
   - На сетку, с 4-го по линии, - начали!
   Все нападали достаточно резко, в основном попадая в 1-ую зону, причем некоторые, разбегаясь под прямым углом к сетке, наносили удар прямо по линии своего разбега, другие же выполняли удар "переводом", разворачиваясь в воздухе в ту же сторону. Только я успел подумать, что все бьют чересчур прямолинейно, как убедился, что я ошибаюсь - повторяя удары, ребята меняли и технику их исполнения. Я был последний и, когда подошла моя очередь, мне дали невысокий пас на самую сетку. Чтобы успеть на передачу, я ускорился изо всех сил, и все же сумел поймать мяч над тросом, уложившись по 2-му в первую линию, а затем, согнувшись, проскочил под сеткой на ту сторону.
  - Молодец!- похвалил меня тренер, и сделал замечание разводящему:
   - Куда ты его загоняешь? Дай ему помягче и пошире!
   После того как мы побили со всех номеров, тренер нас остановил:
   - Стоп! Теперь все по три раза должны попасть сюда!
   Он подошел к задней стене зала и, достав из заднего кармана брюк мел, провел на ней линию параллельно полу на уровне примерно двух метров.
   -Показываю!
   Он встал на 4-ый, получил передачу и, отклонившись в прыжке корпусом назад, сильно пробил, почти попав в меловую черту.
   - Вот так надо играть от блока в аут, или в потолок! Начали!
   Я сразу вспомнил институтскую игру с Горным институтом, когда он мастерски отыгрывал мячи на нашем блоке. К всеобщему удивлению, никому не удалось попасть даже вниз стены, хотя некоторые из нас и сумели пробить в аут.
   - Так, придется позаниматься этим еще! Теперь слушайте меня, - со мной начинают:
   - Саркисов - с 4-го, Якунин - с 3-го, Слава - со 2-го, Самсонов - с 5-го, Макутин - с 6-го.
   Я внимательно слушал его, стараясь запомнить фамилии игроков.
   - Вы, - обратился он к остальным, - как всегда!
   Все встали по номерам.
   - Начали! 0:0! Подаю! - и он сильнейшим крюком выиграл очко на вылет.
  При второй подаче мяч задел сетку. С той стороны после перехода подали крюком, но гораздо слабее, и выходящий с задней линии на передачу Макутин дал мне пас "сразу" прямо с подачи. Я в прыжке довольно сносно откинул в 4-ый на столб, и Саркисов в высоком прыжке резким ударом отыграл мяч от блока в аут.
   - Стоп! Слава, - никаких откидок, если мяч выше сетки! Ты же левша, вот и бей со 2-го все что дадут, и не мудри!
   Мы перешли, и я подал сверху, сильно подкрутив мяч кистью. Тут же последовало:
   - Почему не крюком?
   В процессе игры я присматривался, как действуют наши игроки, и все больше убеждался, что мне повезло - я попал в классную команду с сильным и ровным нападением, грамотным и своевременным блоком, хорошей подстраховкой и полной самоотдачей в защитных линиях.
   Невысокий, черноволосый, крепко сложенный Толя Саркисов - я знакомился с именами по ходу игры - обладал хорошим прыжком, высоко хватал мяч и умело уводил его от блока.
   Ваня Якунин был, пожалуй, повыше всех. Мне показалось, что его длинные руки с крупными ладонями закрывают над сеткой столько же пространства, сколько обычно занимает двойной блок. В нападении он играл отталкиваясь с двух ног, или с одной, в зависимости от паса, и мог пробить с любой руки, - либо правой переводом, либо с левой - довольно приличную "косую".
   Женя Самсонов- голубоглазый красавец со светлыми, слегка вьющимися короткими волосами, с лицом и фигурой античного героя, нападал очень мощно, и даже если и попадал иногда в блок, то, за счет силы удара, мяч отскакивал далеко в аут. Играя сзади, он доставал мячи в падении в радиусе нескольких метров, чему я перестал удивляться, когда мне сказали, что он одновременно выступает основным вратарем за недавно созданный сыном Сталина футбольный клуб ВВС вместе со Всеволодом Бобровым. Когда же я узнал, что он к тому же является заслуженным мастером спорта по гребле и входит в состав сборной Союза на "восьмерках" для подготовки к Олимпийским играм, я даже загордился от одной мысли, что я теперь с ним знаком и буду играть в одной команде.
   Костя Макутин, имея хорошую передачу, выходил к сетке со всех номеров, и ему часто удавалось выводить наших нападающих на один блок.
   Сунгуров, как всегда, нападал со страшной силой и подавал крюком как из пушки. Когда он был сзади, я закрывал на приеме и свою зону и его.
  Против нас, как я понял, играла 1-ая мужская команда. Там мне очень понравились двое- Женя Жданов- крепкий защитник, и- универсальный, азартный игрок -Толя Зайцев.
  Во второй партии тренер заменил Макутина на Жданова, а в третьей партии у нас играл уже Толя Зайцев - я понял, что они постоянно наигрываются в основной состав.
  После тренировки Михаил Сергеевич напомнил мне, чтобы я в следующий раз пришел опять пораньше на полчаса:
   - Займемся подачей крюком и поработаем с приемом!
  Я вежливо произнес:
   - Спасибо!
   - Благодарить будешь, когда чему-нибудь научишься!
   Когда я заговорил в раздевалке о впечатляющей подаче Сунгурова, кто-то из ребят сказал мне:
   - А что ты удивляешься, он до войны занимался метанием молота и был, кажется, даже чемпионом Москвы!
   Ко мне подошел Ваня Якунин и с улыбкой спросил:
   - Ты откуда такой прыгучий взялся? - Я, смущаясь, рассказал про "Трудовые резервы", "Науку" и институт.
   - Ну что ж, самое время тебе поиграть во взрослой команде - может, еще выше прыгать будешь!
  
   В один из редких свободных дней отец предложил мне поехать с ним в цирк на Цветном бульваре, где должна была состояться первая международная встреча по боксу между нашим абсолютным чемпионом в тяжелом весе Николаем Королевым и чемпионом Финляндии. Мы сидели в первом ряду партера, рядом с рингом, и отчаянно болели за нашего боксера.
  Все кончилось довольно быстро - в одном из первых раундов от страшного по силе удара Королева громадный финн перелетел через канаты и больше не встал. Его подняли и увели под руки.
  Отец по дороге домой рассказал мне о своей недавней беседе с Королевым на каком-то приеме, где чествовали наших спортсменов. Председатель Спорткомитета, вместе с которым отец сидел за столом на банкете, пригласил Королева присесть рядом, и познакомил их, попросив его ответить на несколько вопросов. Королев оказался хорошим собеседником, знающим себе цену, и охотно поддерживал беседу. На вопрос, как можно оценить силу его удара, он назвал цифру 300 кг, и пояснил, что это равноценно тому, как если бы вас ударили железкой такого веса со скоростью курьерского поезда. На вопрос не приходилось ли ему применять свое искусство в обыденной жизни, он неохотно ответил, что один раз пришлось, и, уступая просьбе заинтересованных слушателей, рассказал как это случилось.
  Он, закончив тренировку, встретился с женой и они поехали на электричке на дачу, где жили в то время. Сойдя с поезда, они пошли домой через лес. Дело было зимой, все было завалено снегом, уже темнело, и вдруг из-за кустов вышли два здоровых мужика и преградили им дорогу. Оглядев Королева, который был одет в неказистый, видавший виды, старый полушубок, оба шагнули к его жене, на которой была дорогая меховая шуба.
   - Ребята, уйдите, - я Королев! - предупредил он.
   - А мне хоть Петров, хоть Сидоров! Снимай! - потребовал один из них, и грубо схватил жену за воротник.
  Она ударила его в лицо и вырвалась из его рук. Бандит замахнулся для ответного удара, но получив апперкот, упал на спину как колода. Второй, сбитый коротким крюком, завалился сверху на своего подельника.
  Придя домой, Королев с женой собрались было поужинать, но она забеспокоилась:
   -Коля! Ведь зима на дворе, - они же замерзнут насмерть!
   Королев оделся и вернулся на место происшествия, где все также неподвижно лежали друг на друге оба грабителя. Королев растер снегом лицо верхнего, и, отхлестав по щекам, с трудом привел его в чувство:
   - А теперь займись своим приятелем!
   Я вспомнил эту историю, когда через три года пришел на первый этаж Большой спортивной арены Лужников в медицинский диспансер для сборников, куда меня направила известный спортивный врач Зоя Миронова. Она, проводя профилактический осмотр в нашем спортзале, сделала мне укол гидрокортизона в плечо, побаливавшее при ударах, и дала направление на несколько физиотерапевтических процедур. Там я увидел Королева, который ожидал в коридоре очереди в тот же кабинет, что и я. Через день мы встретились опять у процедурного кабинета, и я поздоровался. Он вежливо ответил. Так мы встречались и здоровались еще полторы недели, и как-то, набравшись храбрости, я сказал, что давно болею за него, и видел несколько боев с его участием. Он молча благодарно кивнул головой, и потом через какое-то время вдруг спросил каким видом спорта я занимаюсь.
  - А, волейбол! Хороший вид спорта - бесконтактный, - как-то задумчиво проговорил он.
  
  В РЕДАКЦИИ "ПРАВДЫ" У ОТЦА
  
   В последнее время я довольно часто свободными вечерами ходил к отцу в редакцию "Правды" - мне нравилось наблюдать, как делается газета, я был знаком почти со всеми ее сотрудниками, и мне казалось, что там были рады меня видеть.
  В этот раз, сидя у отца в кабинете, я, как всегда, с глубоким почтением поглядел на белый телефон с красным гербом СССР, стоящем на письменном столе отдельно от других аппаратов. Это была "вертушка"- прямой телефон для связи со службами Кремля и членами Правительства. Я еще раз с интересом просмотрел список телефонов под стеклом на столе: - Сталин, Молотов, Берия, Микоян...
  В голову полезли дурацкие мысли:
   - А что будет, если взять и набрать телефон Сталина? Он сам возьмет трубку или его секретарь?
   - Додумывать я не стал, - мне стало страшно.
   - Папа, можно я пойду к дяде Мартыну? - спросил я у отца, читающего за столом гранки с карандашом в руках. - Сходи, только не надолго, чтобы не мешать.
  - Мартын Иванович Мержанов- заместитель отца и давний друг нашей семьи, известный футбольный обозреватель, часто брал меня с собой на стадион в ложу для прессы, когда там игрались ключевые матчи и куда попасть нормальным путем было просто невозможно. В конце войны его изданная отдельным изданием брошюра о последних днях и падении бункера фюрера, с фотографиями дяди Яши Рюмкина тел Гитлера и Геббельса, обошла весь мир.
   - А, Славик, здравствуй! Заходи! - приветствовал он меня.
   Я поздоровался и сразу подошел к большой картине, висевшей на стене. На ней дядя Мартын маслом очень красочно изобразил атаку футболистов "Спартака" и вратаря, с загадочной улыбкой на лице берущего в падении мяч в нижнем углу ворот. На заднем плане виднелись трибуны стадиона "Динамо", заполненные болельщиками, которые были изображены в виде множества мелких разноцветных точек и мазков. Но это было видно если рассматривать картину близко, но стоило отойти чуть подальше, как с небольшой долей воображения можно было представить себе до отказа забитые народом трибуны, где в первом ряду угадывалась тщательно, хотя и мелко выписанная фигурка девочки с косичками в цветастом платьице. Так дядя Мартын изобразил свою дочку Олю, которую я знал с самого детства. Дотошный критик мог бы отметить, что ноги у футболистов были разной толщины, а их руки не одинаковы по длине, и найти незначительные искажения перспективы, но буйство красок, роскошная золотая рама и неординарный сюжет затмевали все недостатки и радовали глаз.
  - Ну что? Заберешь? Отец ругаться не будет? - Дядя Мартын давно уже обещал подарить мне эту картину и я решил воспользоваться случаем.
   -Пойдем, спросим отца!
   Я снял картину со стены и мы вместе вышли в коридор. Навстречу нам попался дядя Гриша Рыклин - главный редактор журнала "Крокодил".
   - Господи! Мартын, - неужели, наконец, продал? - удивился он, увидев картину у меня в руках.
   - Поздравляю! - он горячо пожал руку Мержанову, а затем обернулся ко мне:
   - Славик, береги ее, - такой картины больше нигде не найдешь!
   Отец, когда мы вошли к нему, удивленно посмотрел на картину:
   - Ты что, разве передумал продавать ее в Третьяковку?
   Ничего вы все не понимаете в искусстве! - грустно ответил Мартын Иванович.
   - Слушай, Мартын, - сейчас позвонил Ботвинник - он согласился приехать, и я послал за ним машину. Надо предупредить народ!
   Отец позвонил секретарю и попросил ее все подготовить для встречи.
   - Папа! Можно я останусь?
  - Хорошо, только чтобы тебя не было видно! Иди в конференц-зал и там подожди в уголке, мы закончим свои дела и подойдем туда.
   Как я понял из их разговора, отец готовил материал о шахматных баталиях и хотел услышать мнение чемпиона мира о его содержании.
   Ботвинник приехал довольно быстро, и секретарь пошла его встречать, а я отправился в конференц-зал, который постепенно уже начал заполняться народом. Едва Ботвинник появился в дверях, как его тут же окружили плотным кольцом. Он с интересом знакомился с сотрудниками редакции, с которыми, как он сказал, был уже знаком заочно, ежедневно читая их материалы на страницах газеты.
  После небольшой импровизированной конференции, скорее дружеской беседы, он согласился сыграть несколько партий. На столике тут же появилась шахматная доска, и под шутки и подначки со всех сторон:
   - Ну, кто самый смелый?
  - Лазарь, ты, на что играть будешь? - отец первый сел за столик.
  Он хорошо знал теорию, и в редакции считался неплохим шахматистом. Из своего угла за спинами болельщиков я ничего не видел, и мог догадываться о том, что происходит на доске только по их репликам. Как потом говорили, отец неплохо защищался, и все же ему пришлось уступить свое место следующему претенденту. Кто-то из фотокорреспондентов, по-моему, Саша Пахомов, сделал несколько снимков, и они хранят память об этой встрече.
   Дома я торжественно повесил подаренную картину на стену, и она на долгие годы стала неотъемлемой и привычной частью интерьера моей комнаты.
  
  ПЕРВЕНСТВО МОСКВЫ ПО ПЕРВОЙ ГРУППЕ
  
  Между тем, регулярные тренировки в "Искре" продолжались, и перед каждой из них Михаил Сергеевич уделял мне время, занимаясь со мной индивидуально по совершенствованию техники приема и игры в защите. Постепенно я познакомился поближе и подружился со всеми игроками нашей команды.
  Миша Горбунов, - один из основных наших нападающих, имел звание старшего офицера, в общении был прост и дружелюбен и все время подтрунивал над Иваном Якуниным, называя его не иначе, как модным тогда именем "Иван Микулин - русский матрос". Жена Миши - очаровательная Соня Горбунова, почти всегда приходила на наши игры и отчаянно болела за нас. После игры она всегда находила добрые слова, чтобы похвалить каждого из нас. Мы все относились к ней с большим уважением - она вместе с легендарной Александрой Чудиной была основной нападающей в команде мастеров "Динамо" и в составе сборной Союза. И если Саша Чудина по-мужски мощно сокрушала любые блоки и расстреливала все защитные линии, то Соня всегда выглядела необычайно женственной и пластичной, вызывая восхищение отточенностью, красотой и мягкой законченностью всех движений при выполнении каждого элемента в игре. Саша Чудина в то время успешно выступала во многих видах легкой атлетики, установив несколько рекордов страны. Несколько раз мы сговаривались и собирались вместе на стадионе "Динамо", чтобы поболеть за нее.
   Помимо тех, кого я уже упомянул, мне в нашем втором составе очень понравились своей игрой молодой пластичный нападающий Витя Королев и Саша Ковалев, которому было уже за сорок, и чьи лучшие годы были уже позади, и такого же возраста очень опытный Казбек, к сожалению, я забыл его фамилию.
  Саша Ковалев, за что я ему был очень благодарен, время от времени меня вразумлял:
   - Перед разбегом на удар сначала посмотри на ту сторону - туда где стоит лучший защитник лучше не бить, заранее реши куда будешь обманывать, если дадут плохой пас, ну и кто против тебя на основном блоке и кто ему помогает. Все сразу оценить конечно очень трудно, но если каждый раз заставлять себя это делать, то со временем это войдет в привычку, и ты сам увидишь - насколько грамотней и полезней станет твоя игра. Какой смысл ломиться в тройной блок, если они играют с оттянутым 6-м, а за блоком все поле пустое? Очко есть очко, и как ты его выиграл, - страшным ударом или умным обманом - это все равно.
  
   Тренировки шли своим чередом и становились все более напряженными по мере того, как мы сыгрывались и притирались друг к другу. Скоро мы уже настолько хорошо знали возможности своих партнеров в нападении и манеру игры разводящих, что почти всегда угадывали направление развития атаки и цепляли бьющих на блоке. В свою очередь и мне пришлось более разнообразить свою игру - я стал чаще чередовать прямые удары с ударами "крюком", прибегать к обманам, достаточно хорошо освоил нападение с укороченных и прострельных передач. Может быть поэтому, как мне хотелось тогда думать, а может потому, что я на приеме успешно прикрывал Сунгурова, он, наигрывая различные варианты основного состава, меня никогда не трогал.
  
   К первенству Москвы мы подошли в хорошей форме и в трудной борьбе выиграли у СКИФа ( Спортивный клуб института Физкультуры) и у "Крыльев Советов".Впереди предстояли встречи с фаворитами - с "Динамо", ЦСКА и "Локомотивом".
  
   С "Динамо" мы встречались у них в зале на Цветном бульваре, рядом с цирком. Я сразу переоделся и хотел пройти в зал, где заканчивали встречу мужские команды. В вестибюле, уже в форме стояли женщины-мастера, ожидая своей очереди. Среди них я увидел Мальцмана, который оживленно разговаривал с Серафимой Кундиренко, Сашей Чудиной и Соней Горбуновой.
  Обрадовавшись, я подошел и потрогал его сзади за плечо:
   - Виктор Павлович! Здравствуйте! - и затем поздоровался с остальными.
  Мальцман сбросил мою руку и недовольно обернулся, но, увидев меня, заулыбался:
   - Рад тебя видеть! Ты поступил в институт? Смотри сильно не бей, особенно в меня!- и, обращаясь к женщинам, уже серьезно сказал: - У него сумасшедший удар!
  - Соня лукаво спросила:
   - Ну и за кого ты сегодня будешь болеть?
   - Конечно, за своих девушек, но персонально за тебя и за Сашу!
   - Ну, хитрец! Выкрутился! - засмеялась она.
  Наши женщины, конечно, проиграли 3:0.
  
   "Динамо" против нас вышло в таком составе - Владимир Иванович Щагин, Валя Китаев, Алексей Яковлевич Якушев, Женя Кузьмин, Игорь Савкин,- из молодежной команды, и Мальцман.
  Невысокий Щагин нападал с какой-то звериной силой и яростью, вкладываясь в каждый удар. Его боковую подачу "крюком" по силе можно было сравнить только с подачей Сунгурова, а уж по точности и классу второй передачи, выверенной до миллиметра, ему тогда не было равных.
  На блоке впечатляла игра Вали Китаева - своими огромными широкими ладонями он один, казалось, мог закрыть половину сетки, недаром Сунгуров предупреждал нас: - Через него не бить!
   Алексей Якушев нападал с полу-прострельных и укороченных передач, и мы никак не успевали на него с двойным блоком.
   Мальцман, как всегда был хорош в нападении, а уж сзади просто творил чудеса в защите, поднимая порой немыслимые мячи. Я во все глаза пораженно смотрел как он, если мяч летел ему в ноги, стоя, не падая и не ложась, как все остальные, поднимал мяч одной рукой - тыльной стороной кисти, сжатой в кулак, и это у него получалось ничуть не хуже других, принимающих удары в пас двумя руками сверху. Таким же образом он доставал вытянутым вперед кулаком мячи в падении, прыгая вперед с разбега на несколько метров, и, завершал приземление, сложившись в комок, энергичным кульбитом через голову и плечо, сразу после кувырка оказываясь на ногах. Нас всех учили доставать такие мячи в падении "ласточкой", и после приземления на две руки потом приходилось скользить по полу на груди и животе, обдирая себе кожу, а иногда и подбородок, если не успеешь отвернуть голову набок. К тому же, после такого падения никогда не удавалось быстро подняться и снова включиться в игру. Я сразу дал себе слово, что, во чтобы это не стало, тоже научусь такому приему мяча.
  
   Мы проиграли первую партию, хотя и выглядели очень неплохо. Толя Саркисов приноровился к плотному блоку, удачно выкручивая мячи от него в аут. К моей левой руке они сразу приспособиться не смогли - я, уходя от блока со столба, несколько раз сумел уложиться в три метра, разворачиваясь в открытую зону по лицевой линии, и выиграть пару очков со 2-го, пробивая с первой передачи на одном блоке. Когда ко мне припрыгались и стали цеплять, я за счет прыжка и прямой руки попытался кистевым ударом по верхнему краю блока уводить мяч от него влево в аут.
  Пушечные удары Щагина и Сунгурова, акробатические пируэты Мальцмана заставляли болельщиков замирать от восторга, и разражаться бурными аплодисментами. При относительном равенстве действий на сетке, динамовцы все же имели пусть и не явное, но ощутимое преимущество, сказывался и более высокий класс команды, за которую выступали четверо сборников. В отличие от нас, они почти не допускали собственных не вынужденных ошибок, да и судья не стеснялся нам свиснуть, увидев даже небольшую задержку мяча при приеме.
   К чести динамовцев, они ни разу не подали на Сунгурова и не пытались разыграть "лишнего", заведомо имея такую фору - он ничем не мог помочь нам сзади с одной рукой. Мы проиграли эту партию достойно, с разницей около трех очков.
  Вторую партию ценой неимоверных усилий и, с изрядной долей везения в нервной концовке, нам удалось выиграть. Увы, интриги не получилось, и в двух последующих партиях динамовцы опять оказались сильнее.
  
   В раздевалке ко мне подошел Мальцман:
   - Рад был тебя видеть! Впереди ты стал выглядеть поприличней, но сзади тебе надо добавлять. Будь здоров!
   Выйдя из душа, я посмотрел на свои бока - сегодня у меня синяков было поменьше, мама по моей просьбе вшила внутрь трусов с боков мягкие подушечки - они смягчали удары и делали падения менее болезненными.
   - Ты что, что-нибудь там потерял?
   - Да нет! - Я, смущаясь, показал ребятам свое изобретение.
   - Да ты не падай как колода, а сгибай ноги и иди на перекат!
   - Ты еще матрас себе на спину пришей и подушку под задницу!
  - Скажи заранее, куда будешь падать, мы тебе соломки подсыплем!- тут же последовали веселые реплики со всех сторон.
   Сунгуров сидел задумчивый.
   - Миша, ты чего?
  - Да опять клубом вчистую проиграли - так и вылететь недолго! Конечно, у них у всех специализированные детские спортивные школы при клубах, а нас - районная спортшкола выручает, и то спасибо, что кое-как составы набираем!
  - Господи, неужели опять вылетим? - ужаснулся я про себя.
   - Сегодня вы все молодцы, - хорошо сыграли! - подбодрил он, приунывших было ребят.
  
   Следующую игру мы играли с "Локомотивом" в их зале, расположенном на площади трех вокзалов.
  На автобусной остановке я увидел Борю Глаголева с его улыбчивой и симпатичной подругой Ларисой - мы жили рядом в соседних домах и довольно часто встречались в общественном транспорте. Мы были знакомы еще по играм за свои молодежные команды и я всегда был рад его видеть. Теперь нам опять предстояла встреча на поле, но уже в составах команд- мастеров. Они были актерами Центрального театра железнодорожников, и я, не так давно по его приглашению, с большим удовольствием побывал на спектакле, где они оба были заняты.Через несколько лет я с удовлетворением узнал, что он стал руководителем этого коллектива.
   Я и раньше видел команду мастеров "Локомотива", но играл против них впервые. Основной их нападающий - худощавый, высоченный Митя Федоров отличался своей техникой удара от всех, кого я видел до сих пор. Ему давали пас под потолок, и он, разбегаясь через всю площадку, толкался с одной ноги как прыгун в высоту, и высоко взмывая в воздух, бил либо по ходу, или, разворачиваясь, наносил удар по линии.
  В защите и на передаче у них действовал Сережа Нефедов, - невысокий и подвижный как ртуть. Его тогда все обоснованно считали одним из лучших защитников в Союзе.
  Под стать ему выступал и Женя Егнус. Своей комплекцией и манерой игры он мне почему-то напоминал Щагина.
   Леня Давыдов, всегда веселый, черноволосый красивый парень, с чуть монголоидным разрезом глаз, был универсальным игроком и полезно действовал на любом месте, также как и техничный Боря Глаголев.
  Вторым основным нападающим у них был Володя Нейланд, - гигант ростом за два метра и, наверно, с самым высоким прыжком из всех, кого мне довелось увидеть.
   Когда я разминался в вестибюле, в прыжке ставя отметины на стене намусоленным пальцем, он подошел ко мне:
   - Смотри как это делается! - и без видимых усилий, почти с места, перекрыл мою метку чуть ли не на две ладони.
   - Может тебя подсадить?
   - Володя, ты же ростом с жирафа, тебе и прыгать не надо, - можно с места бить!
   Он не обиделся и добродушно улыбнулся:
   - Ты потренируйся, - попрыгай еще, может - и поможет, а то, глядишь, и подрастешь немножко!
   Эту игру мы проиграли 3:1, хотя сражались отчаянно, и все партии шли очко - в очко до самого конца.
  
   Одновременно с первенством Москвы, мы еще участвовали в массовых соревнованиях, включающих и низовые коллективы, и в играх на кубок столицы, где у нас случился забавный эпизод. Когда мы приехали в Парк Культуры им. Горького на очередную игру, внезапно оказалось, что нас всего пять человек - по каким-то причинам трое наших на игру не явились. Со мной, как всегда, приехал мой двоюродный брат-художник Володя.
   Сунгуров подошел ко мне: - Давай, раздевай брата!
   - Михаил Сергеевич, да он же играть не умеет!
   - Ничего, постоит в сторонке! Как его фамилия?
   - Рукавишников Владимир Федорович.
   - Ну, так и запишем! - и он пошел заполнять протокол.
   Я отдал Володе свои тренировочные брюки, у кого-то из болельщиков одолжили тапочки, на его темной майке мелом написали номер, и мы вышли на площадку.
   Ваня Якунин сказал Сунгурову: - Давай его под меня, - хоть как-нибудь он да кинет, а мне все равно как!
   Мне пришлось сзади играть и за Сунгурова и за Володю. При чужой подаче он вставал на боковую линию и там и стоял до конца розыгрыша очка. Находясь под сеткой, он даже умудрился поднять мяч над собой, когда он случайно попал к нему, и Ваня с одной ноги левой рукой выиграл очко, пробив по ходу. Подавать Володя умел только "с руки".Я забыл его предупредить, что сначала мяч надо подкинуть, и судья немедленно свистнул, зафиксировав ошибку. Его подбадривали всей командой при каждом касании мяча, независимо от того, куда он его отбивал. Многочисленные болельщики тоже активно поддерживали его криками и аплодисментами. Наши противники играли на уровне 3-го разряда, и мы выиграли без особого труда в двух партиях. Все по очереди пожали Володе руку, поблагодарив за участие и поздравив его с победой. Володя потом долго вспоминал эту историю и любил рассказывать знакомым, как он играл за команду мастеров.
  
  На одну из тренировок Костя Макутин привел своего брата Валю Салина. Я был с ним заочно знаком по его рассказам - он выступал за одну из ведущих команд Одессы, его привлекали в сборную РСФСР, и он имел звание мастера спорта. Костя познакомил меня с ним перед разминкой.
  Высокий и стройный, с небольшими кавказскими усиками, с холеным лицом, и, на первый взгляд, барственно-надменным и снисходительным видом человека, знающего себе цену. Но он сразу же развеял мое первоначальное впечатление о себе, едва мы разговорились. Мне понравилась его приветливость и простота в общении, без тени всякого зазнайства. Узнав, что я учусь в институте Стали, он сказал, что в последнее время они вместе с Костей иногда бывают в Парке Культуры им.Горького, где частенько играют с институтскими командами, и спросил меня не тренируются ли там наши игроки из института. Я ответил, что наши ребята играют в своем зале, и в парк не ходят. Он спросил меня, не смогу ли я завтра подъехать туда и сыграть против какого-то института " на пивко". Увидев, что я несколько замялся, он тут же догадливо сказал, чтобы я не беспокоился о деньгах, и что, если понадобиться, я смогу их отдать после через Костю из стипендии. Договорившись о встрече, мы пошли разминаться. Как только мы начали играть, я сразу оценил его филигранное искусство владения второй передачей на выходе, безукоризненную игру в защите с приемом "в пас" двумя руками сверху любых, даже самых сильных ударов, и грамотный, надежный блок, которым он даже в одиночку закрывал наших противников. Сам он атаковал с прострельных и коротких передач настолько быстро, что на него просто не успевали подняться на блок.
  Глядя на его игру, я пожалел, что он не может выступать за нашу команду, - с ним шансов остаться в первой группе у нас было бы значительно больше.
  
   На другой день вечером около первой площадки в парке меня встретили Валя с братом и невысокий, крепкий паренек с приятным улыбчивым лицом.
   - Познакомься, - это Костя из МВТУ! - представил мне его Валя.
  К нашей площадке, на которой гоняли мяч две средние по своему уровню команды, подошла большая группа ребят в майках с надписью "Наука".
   Валя подошел к играющим и обратился к ним:
   - Все, ребята! Освобождайте нам место!
   Он, наверно, пользовался здесь непререкаемым авторитетом, потому что все безропотно забрали свои вещи, сложенные около столбов, и отправились на одну из свободных площадок - их было рядом не меньше десяти.
  Валя договорился с каким-то полным мужиком о судействе, переговорил с нашими противниками, и мы вышли на площадку.
   - Мы что, вчетвером будем? - спросил я Валю.
  - Они бы иначе и не согласились, - есть же чудаки! - он пожал плечами, - А нам больше никто и не нужен! - и добавил: - Бить через сетку тут не принято, так что сейчас начнем!
   Давай, свисти! - обратился он к судье.
   Как только началась игра, сразу стало ясно, что нам противостоит не очень сильная команда даже по институтским меркам. Выступая вчетвером, мы имели право со всех номеров выходить вперед к сетке и играть в нападении, так же как и любой из нас мог играть на блоке при любой расстановке.
   Оказалось, что Костя из МВТУ очень прилично играл в защите и на приеме, мало того, он также как и Валя, при первой возможности, давал пас сразу на удар. Валя обосновался на блоке, и не давал никому возможности с той стороны свободно пробивать в нашу сторону.
   Многочисленные зрители, окружившие площадку, в основном мамаши с детьми, сначала недоуменно обращались к судье, спрашивая, за что у нас удалили двух игроков, и вообще это нечестно, играть против неполной команды, а потом стали изо всех сил болеть за нас.
  Мы довольно быстро и легко выиграли две партии подряд, заслужив их аплодисменты.
  Валя отошел в сторону вместе с судьей и капитаном студентов и, переговорив с ними, позвал нас в раздевалку.
  Приведя себя в порядок, мы отправились к новым павильонам Чехословакии, недавно открытым в парке.
   - Ну вот, а ты боялась! - пошутил Валя, когда нам на столик принесли заказанное темное чешское пиво и по две порции сосисок с гарниром.
  Мы просидели там часа два, не торопясь, обсудив все спортивные новости, и разошлись, довольные проведенным вечером и друг другом, договорившись продолжить наши встречи по мере возможности.
  
   Очередную встречу на первенство Москвы нам предстояло провести с ЦСКА, и я приехал на игру с понятным волнением.
  Они вышли против нас своим звездным составом - легендарный Константин Кузьмич Рева - с 4-го, Гиви Александрович Ахвледиани - с 1-го, со 2-го -Володя Саввин, Феликс Винер - с 3-го, с 5-го мой хороший знакомый по молодежке Семен Щербаков, Володя Гайлит и Коля Герасимов, который регулярно выходил на замену.
  Игра ЦСКА конечно впечатляла - Рева, с его уникальным прыжком, ловил мяч очень высоко над сеткой и в совершенстве владел прямыми ударами, но довольно часто заканчивал атаки и мощными крюками. На одном блоке он без труда вбивал мячи в первую линию, если на двойном блоке ему оставляли хоть немного свободной зону 4-го, он попадал и туда, резко выкручивая кистью вправо - вниз.
   Ахвледиани нападал прямой рукой, также высоко хватая мяч, он довольно часто завершал атаки со второй линии из зоны 6-го номера, что всегда было неожиданным для блокирующих.
  Володя Саввин на 2-м номере регулярно получал взвешенную первую передачу и, в прыжке делая вид, что собирается выполнить откидку, вдруг пробивал левой рукой сильнейшим крюком.
  Винер в совершенстве владел второй передачей, обеспечивая комбинационную игру партнеров, и сам атаковал очень эффективно, впрочем как и все остальные мастера этой команды экстра-класса.
  Коля Герасимов перед прыжком делал столь богатырский замах руками, помогая себе поднять в воздух свои 90 кг, что казалось на сам удар у него сил не останется, но пробивал он так же мощно, как и остальные.
  Сеня Щербаков при хорошем нападении, которым владел всегда, очень сильно прибавил в игре на второй передаче и в защите.
  
  Сунгуров перед выходом на площадку еще раз напомнил нам установку: - Костю и Гиви стеречь двойным, Саввина со второго - левый крюк. Бейте сильнее, 6-ой и все страхуем бьющего, в защите 6-ой в оттяжке. Подавать на Костю. Все, - пошли! -
   Мы начали неплохо. Сунгуров выиграл очко с подачи, затем мы с Саркисовым, который менялся на основной блок, удачно смягчили удар Ревы, сзади его подтащили и отдали мне на 2-ой.Увидев в прыжке, что на меня поднялся только один блок, я развернул корпус вправо и руки блокирующего послушно пошли туда же, закрывая перевод, а сам, что было сил, вложился в отрывшуюся зону по 6-му.
   В этот день у меня проходило все, когда на меня прыгали вдвоем, закрывая ход, я удачно переводил по линии, благо играл все время со столба, на самом краю сетки, а установить на нее "антенны" тогда еще никто не догадался. Даже попадая там в край блока, за счет силы удара и легкого разворота кисти влево, мне удавалось посылать мяч в аут рикошетом от их рук. Два раза в доигровке я со 2-го выиграл крюком невысокие и далекие от сетки мячи, которые удалось поднять нашим защитникам и послать в 6-ую зону. Обычно такие мячи я просто перекидывал на ту сторону, но тогда Сунгуров бешено закричал:-" Бей!" - и я пробил. Получилось удачно.
   - Ну ты и нахал! - удивился Ваня Якунин, - Такие мячи даже я не бью!
   Разыгрался и Толя Саркисов, - он отыгрывал все, что ему давали, попадая в край блока, в той же манере действовал и Сунгуров, да еще он выигрывал по очку чуть ли не на каждой своей подаче.
  На блоке мы сыграли в общем неплохо, пропустив за всю игру лишь несколько чистых ударов Ревы по первой линии. Конечно, удары по задней линии проходили, - они били очень плотно, но там нам удавалось кое-что доставать, особенно если их смягчали блоком.
   Где-то в середине второй партии Рева, оттянувшись с 3-го, стал бегать на короткую, и прыгал, имитируя удар, одновременно с тем моментом, когда стоящий там на передаче Винер получал мяч. Я, карауля его на блоке, исправно поднимался вместе с ним, но Винер раз за разом отдавал пас не ему, а в 4-ую зону.
   На помощь Якунину я сместиться уже не успевал, и оттуда мимо одиночного блока следовал мощный удар по ходу.
   - Что ты прыгаешь как заведенный на Костьку? Он просто пугает! - разозлился Саркисов.
  Когда Рева опять начал разбег, я, находясь в шаге от сетки, только начал движение вправо, как краем глаза увидел его, уже взлетевшего над тросом, и черную молнию мяча, летящего мне в лицо. Как боксер, уходящий от нокаута, я едва успел убрать голову вправо и загородиться судорожно поднятым плечом. Публика взревела от восторга, - мяч рикошетом от меня врезался в потолок.
   - Извини! - через сетку сказал мне Рева.
   - Живой? - сочувственно спросил Ваня.
   - Вы что там обалдели? - взорвался Сунгуров.
   - Миша, я с ним сейчас поменяюсь!
  - Не надо, - держите каждый своего!
   Я невольно поежился, вспомнив, как Гена Сметанин год назад чуть не убил меня, попав мячом в лицо
   - Да, повезло, что сумел увернуться! - с облегчением подумал я.
   Первую партию мы проиграли с разницей в три или четыре очка, вторую - уже "на больше-меньше", зато в третьей партии, все время, ведя в счете, мы выиграли 15:13.
   В четвертой партии игра шла очко в очко до самого конца, но точку в ней поставил Рева, дважды пробив поверх нашего тройного блока в зону шестого номера.
  
   В раздевалке мы какое-то время посидели молча, отходя от напряжения, потом кто-то сказал:
   - А ведь могли выиграть!
  - Ну, может быть, четвертую партию, но не игру! - ответил Сунгуров, - Мы еще не сборная Союза! Впрочем, сегодня все сыграли здорово, - и молодые, - он по очереди посмотрел на Зайцева, на Костю Макутина и на меня, - и старики - он перевел взгляд на Саркисова, Горбунова и Якунина. - Если бы так играли с самого начала, то, может, еще кого-нибудь бы зацепили!
  
   На следующей тренировке, когда я появился в спортзале, Сунгуров остановил меня:
   - Подожди, - сядь-ка рядом. Вот адрес. Послезавтра в 12 часов там найдешь Лешу Якушева - он тебе все скажет. На мой удивленный взгляд он пояснил:
   - Тебя и Толю Сакисова включили в тренировочный состав сборной Москвы для встречи со сборной Ленинграда. Ты конечно туда вряд ли попадешь, но шанс поиграть вместе со сборниками выпадает может быть один раз в жизни. Тебе теперь будет другая цена, - в любую команду возьмут, - шутка ли, в твоей игровой книжке запишут: - "Входил в тренировочный состав сборной Москвы по волейболу". - Звучит?
   Я смущенно стал его благодарить, но он меня прервал:
   - Я тут не причем, - на игре было высокое начальство, оно и решает, кого брать. Я, конечно, не возражал. Ладно, пойдем, поработаем!
   Когда в зале появился Саркисов, Михаил Сергеевич сразу обрадовал и его, сообщив о предстоящем сборе.
  Толя подошел ко мне и, довольно улыбаясь, сказал:
   - Ну что, не зря старались! - и добавил: - Шею не забудь помыть!
  
  СБОРНАЯ МОСКВЫ ПО ВОЛЕЙБОЛУ
  
   Договорившись со старостой группы и потока, я ушел с занятий и поехал в спортзал, где быстро нашел Алексея Яковлевича. Он пригласил меня в тренерскую комнату и, записав в журнал мои координаты и место учебы, объяснил, как пройти в раздевалку.
  В коридоре я встретил Саркисова и показал ему где сидит Якушев. Когда он присоединился ко мне, мы не торопясь, переоделись, и опять вернулись к обсуждению больной темы, - что теперь будет, если мы вылетим из 1-ой группы.
  Постепенно раздевалка стала заполняться. Сначала пришли Рева и Ахвледиани. Они подошли и поздоровались, пожав нам руки.
  Мы поднялись и выходя, остановились у дверей, пропуская входящих группой Китаева, Щагина, Мальцмана и Федорова. Все они поздоровались с нами за руку.
   Я очень обрадовался, увидев Мальцмана.
   - Рад тебя снова увидеть, - особенно здесь! - сказал он, хлопнув меня по плечу.
   Мы начали разминаться, поглядывая на двери, - в зале появлялись все новые сборники. Почти все они были одеты в синие тренировочные костюмы с белыми буквами на груди "СССР".Помимо тех, кого мы уже видели в раздевалке, я узнал Винера, Саввина, Нефедова и Егнуса. Помимо нас с Толей, я насчитал где-то около 12 человек.
  После разминки Алексей Яковлевич разбил нас на две команды, поставив меня во второй состав на 2-ой номер. С другой стороны на поле вышли Рева, Якушев, Щагин, Саввин, Винер и Ахвледиани. Находясь в такой звездной кампании, я очень волновался и никак не мог успокоиться, и поэтому, получив сразу же после начала игры прекрасный пас с первой передачи, пробил по ходу "туфтой" обойдя блок чересчур осторожно и не в полную силу, боясь проиграть.
  Мальцман, глядя в другую сторону, зло прошипел мне:
   - Ты что гладишь?! Бей! - Следующий раз я получил передачу на удар только когда снова вышел на первую линию после полного перехода.
   - Жди короткую! - предупредил меня наш выходящий.
   Я собрался, и когда он дал мне невысокий пас, вложился что было сил. Мяч от двойного блока улетел назад через все поле, попав в заднюю стену зала.
  Через один переход меня заменили, и я сел на скамейку, уступив свое место Толе Саркисову. По его игре было видно, что и он сильно нервничал, был скован и находился не в своей тарелке. Что касается меня, я даже почувствовал какое-то облегчение после замены, и постепенно стал приходить в себя, теперь уже переживая за Толю и за Мальцмана.
   Я решил, что меня уже больше уже не поставят, и стал более спокойно наблюдать за игрой. Обе команды действовали азартно, полностью выкладываясь в нападении, и особенно в защите и в доигровке. Явных ошибок я вообще ни у кого не увидел.
  В нападении своей мощью выделялись Рева, Щагин и Саввин, в защите - Мальцман и Нефедов творили чудеса, доставая в падении "мертвые" мячи.
   Щагин, Якушев и Винер демонстрировали высший класс мастерства своими выверенными передачами партнерам на завершающий удар. Явно в "блок как в стену" никто из нападающих не попадал, хотя их все же цепляли, смягчая удары.
  Иногда мяч подолгу оставался в игре, переходя от одной команды к другой, пока какая-нибудь комбинация не приносила успех одной из них. Было видно, что в таком составе они играют не впервые, - никто не просил, как обычно у нас: - Дай на столб!; - Чуть!; - Между!;- или: - Над собой!- автоматом получая удобную передачу по месту. Все привычно менялись и на основной блок, и в защите или в подстраховке, демонстрируя сыгранность во всех звеньях.
  По существу тут была представлена вся сборная Союза, за исключением, пожалуй, двух игроков, - Михаила Пименова из Киева и Павла Воронина из Ленинграда.
  К моему удивлению, Якушев опять поставил меня на вторую партию. Я уже немного успокоился и сыграл гораздо увереннее. Нам с Толей дали поучаствовать и в третьей партии.
  
   Этот сбор закончился через несколько незабываемых дней, которые мы провели на площадке вместе с самыми выдающимися мастерами волейбола нашей страны.
  Мне показалось, что за это время отношение сборников ко мне немного изменилось. Если раньше, встречаясь на играх, я вежливо здоровался с ними, получая в ответ снисходительный, как мне представлялось, кивок, то теперь они приветствовали и разговаривали со мной также уважительно и дружелюбно, как и с остальными своими партнерами.
  
   Игровой сезон, между тем, заканчивался. Уже стало окончательно ясно, что по его итогам наш клуб покидает первую группу, и мы доигрывали последние встречи без былого энтузиазма. У меня неотвратимо приближалась весенняя экзаменационная сессия, и мне пришлось на время забыть про тренировки. На последней из них я тепло попрощался со всеми до следующего сезона, с грустью сознавая, что такая встреча может и не состояться. Михаил Сергеевич на прощание пожелал мне успехов в учебе, и сделал мне комплимент, сказав, что ему со мной было приятно играть. Я ответил что-то подобающее, и мы тепло распрощались.
  
  АЛЬПИНИСТСКИЙ ЛАГЕРЬ "КРАСНАЯ ЗВЕЗДА"
  
   Как ни удивительно, но сессию я сдал благополучно, не без "троек", но со стипендией. По этому случаю дома мне устроили небольшое семейное торжество, на которое пришел и брат отца, - мой дядя Давид. Он передал мне привет от моего первого тренера в "Трудовых" Леши Афанасьева и поинтересовался, встречаю ли я Анатолия Ивановича Чинилина, с которым он вместе играл. Я ответил, что довольно часто вижу его на играх и на судейской вышке, и что передал ему привет. Он ответил, что так вспомнить тебя не может, вот если увидит, то, наверное, узнает, но, тем не менее, раз вы вместе играли, просил тебя поблагодарить за приветствие. Мама поинтересовалась у Давида, какие планы у него на лето: - Ты, наверное, опять в альпинистский лагерь поедешь?
   Мы знали, что Давид несколько лет назад окончил специальную школу инструкторов на Кавказе, и теперь каждый сезон уезжает в горы на все лето, благо специальным Постановлением правительства инструкторам по альпинизму предоставлялся трехмесячный отпуск.
  - Слушай, Давид, - может, ты Славку с собой возьмешь? Что он будет все лето здесь болтаться, пусть хоть отдохнет немного от своего волейбола!
   Давид посмотрел на меня:
   - А ты сам-то хочешь поехать?
   Я тогда совершенно не представлял себе, что такое альплагерь, и чем там занимаются, но, тем не менее, согласно кивнул.
  - Ну что ж, я попробую достать тебе путевку. Наш лагерь расположен в Домбайской поляне, - самом живописном месте Северного Кавказа, да наверно и всего Союза, - давай, покажу на карте!
  
   Давид сдержал свое слово, и через несколько дней я уже держал в руках путевку, изучая приложение, в котором было указано, что надо взять с собой и маршрут следования.
  
   Дорога до лагеря пролетела незаметно. Сойдя с поезда, я нашел грузовую лагерную машину с деревянными скамейками в открытом кузове, которая дежурила там в дни заезда.
  Нас набралось человек пятнадцать, из них некоторые были здесь явно не впервые, судя по тому, как они по-свойски общались с шофером и экспедитором, сидевшим в кабине. Среди нашей кампании оказалось и несколько девушек, - они попросили разрешения походить по магазинам.
   - Нет, девочки, - дорога дальняя, все, что надо, купите в Теберде, - мы там ненадолго остановимся. Загружайтесь и поехали!
   Через несколько часов езды по проселочной дороге и недолгой остановки в Теберде, мы продолжили путешествие.
   Узкая лесная дорога, постепенно поднимаясь в гору, сплошь состояла из ухабов и выбоин. Двигатель надсадно ревел, преодолевая подъемы, мы изо всех сил держались друг за друга и за скамейки. Наконец, мы выехали из тени сплошного леса на открытое пространство, и впереди открылась феерическая панорама - прямо перед нами высоко в небо уходила остроконечная скошенная горная вершина.
   - "Белалакая", 3-Б, - произнес ее название кто-то из ребят.
   Слева от нее, пониже, ослепительно сверкая на солнце, виднелась снежная двуглавая вершина, слегка напоминавшая своими очертаниями Эльбрус.
  - "Софруджу", 2-Б, - последовал новый комментарий. А это - "Зуб Софруджу", З-А. - он показал рукой на возвышавшийся рядом остроконечный пик.
   - Вон там, где слева заканчивается горная гряда, ее называют "Джугатурлючат", - там главная вершина "Домбай-Ульген", 5-Б, высотой 4040 м. С нее, говорят, в хорошую погоду можно увидеть Турцию!
  - А что значит "3-А" или "5-Б"?- спросил я.
   - Всем перевалам и вершинам по сложности восхождения присвоена квалификация от 1 до 5. Рекордная, самая сложная - это -5-Б, - пояснил он мне.- Новички ходят на "двойки", - вот посмотри, видишь - справа вершина, как будто лежит спящая женщина, ее так и назвали "Сулахат" по-местному. Это "двойка", и на нее вас поведут в конце смены.
   Мы с уважением слушали старожила, послушно поворачиваясь во все стороны. Открывшаяся картина завораживала своей девственной, дикой красотой. Мы ехали по середине долины, уходящей далеко вправо и влево, по сторонам дороги поднималась высокая, в рост человека трава с разноцветными головками цветов. Впереди, преграждая долину, громоздились грозные горные вершины, между ними крутыми каскадами спускались, слепя глаза вечными льдами и снегом, языки ледников.
   Подножье горных массивов было сплошь укрыто густым лесом и буйной растительностью. Впереди дорога раздваивалась, и наша машина повернула налево.
  - А вот там, - показал направо наш экскурсовод, - километров через пять по этой дороге находится альплагерь "Алибек". А чуть впереди, почти рядом с нашим лагерем, немного правее, увидите двухэтажный каменный дом, - это Турбаза.
   Вскоре впереди показался забор и высокие ворота с эмблемой "Альпинистский лагерь Красная звезда".
  В лагере нас встречала группа инструкторов, и среди них я с радостью увидел своего дядю Давида, который уехал из Москвы раньше меня.
  Нас развели по палаткам, предварительно познакомив с инструкторами, за каждым из которых закрепили по нескольку человек из новоприбывших. Я попал в отряд молодой женщины-инструктора Вали. После короткого знакомства она сказала, что меня хочет видеть начальник лагеря, и объяснила, как его найти. Сложив свои вещи и приведя себя в порядок, я отправился на рандеву с начальством. Недоумевая, зачем я ему понадобился, я поднялся на второй этаж большого деревянного здания, в котором располагались столовая, учебные классы, радиорубка и кабинеты начальника лагеря и Начспаса - начальника Спасательной службы - как я определил по табличкам на дверях. Постучавшись и получив разрешение, я вошел в нужный кабинет. Высокий, седоватый, уже немолодой, но полный сил мужчина встал мне навстречу из-за стола и протянул руку: - Грицай! - представился он.
   - Мне Давид сказал, что ты приехал. Сможешь отобрать ребят в команду, чтобы сыграть с альплагерем "Алибек"? Через неделю или две они ждут нас к себе.
  Я ответил, что постараюсь.
   Он посмотрел на часы:
   - Ну вот и договорились! Иди обедать!
   Остаток дня после вкусного и сытного обеда прошел в хлопотах по примерке и получению альпинистского снаряжения. Каждому из нас выдали по репшнуру для грудной обвязки, высокие горные ботинки с триконями - так назывались зазубренные пластины, сплошь покрывающие снизу подошвы, а также острые стальные "кошки" с длинными шипами, которые крепятся на ботинки для передвижения по льду.
   Кроме того, я получил ледоруб, темные защитные очки, карабины с защелкой и комплект одежды - штормовой костюм. Завершил экипировку спальный мешок и рюкзак, куда я и сложил все вещи, и затем отнес к себе в палатку, опять найдя ее по номеру над входом.
  Вдоль высокой парусиновой палатки стояли четыре кровати, с пружинными сетками и хорошими матрасами, по две с каждой стороны. Сверху лежали теплые спальные мешки с вкладышами, подушки и полотенца. Между кроватями стояли четыре тумбочки.
  
  Я познакомился с соседями и, сложив свои вещи, отправился погулять по лагерю. Наши палатки, на первый взгляд - числом около 60, стояли в ряд на возвышении перед большим центральным плацем, в центре которого был установлен флагшток, на мачте которого развевался флаг лагеря. Сзади, за палатками сразу начинался подъем, заросший густым лесом. Ниже плаца стояло центральное здание, где я уже успел побывать. Прямо к его главному входу примыкала обширная танцевальная площадка с хорошим деревянным полом. Позади дома начинался спуск к бурной горной реке.
  В стороне я увидел волейбольную площадку и пошел туда. На ней гоняли мяч ребятишки - многие инструктора приезжали с детьми. Площадка мне понравилась, - сетка с тросом висела на нужной высоте - 2м 45см, поле было ровным, со свежей разметкой. В лагере было довольно много народа, кто-то гулял группами или поодиночке, как и я, где-то под гитару пели альпинистские песни.
   После ужина над верандой зажглись яркие светильники, и из динамиков полилась знакомая с детства мелодия "Брызги шампанского". Начались танцы, и все население лагеря потянулось на танцплощадку. Я сначала стеснялся, но после объявленного "дамского танца", меня пригласила танцевать симпатичная девушка, и, освоившись, я уже не пропускал ни одного танца.
  Когда я отошел в сторонку покурить, ко мне подошел Давид и познакомил меня с невысокой худощавой, спортивного вида, уже немолодой - лет сорока женщиной.
  Мне в столовой за ужином ребята уже показали ее издали:
   - Это наш начальник Спасательной службы, заслуженный мастер спорта Алевтина Дмитриевна Лупандина.
   - Аля! - представилась она, приветливо улыбаясь и протягивая руку: - Мне Давид о тебе много рассказывал.
   Я с почтением пожал ее небольшую крепкую руку.
  - У нас здесь обычно очень хорошо играют в волейбол, и мне не терпится посмотреть на твою игру. Давид, правда, признался, что никогда не видел тебя на площадке, но почему-то все равно очень хвалил! - лукаво посмотрела она на него. Все дружно рассмеялись, и она дружески пригласила меня на танго. Я обратил внимание, как вежливо расступались танцующие пары, давая дорогу мне и моей именитой партнерше.
  Поблагодарив, я вежливо отвел ее к группе инструкторов и откланялся.
  
   Утро началось с общей зарядки под музыку. После завтрака по радио объявили сбор на общее построение.
  Начальник лагеря дал команду к торжественному поднятию флага в связи с началом смены и попросил инструкторов ознакомить всех после линейки с распорядком дня.
  После этого он сказал, что всем имеющим разряды и тем, кто выступал в соревнованиях по волейболу, необходимо собраться в шесть часов вечера на волейбольной площадке, чтобы сформировать сборную команду лагеря.
  Неожиданно он вызвал меня из строя:
  - Слава, подойди ко мне! Все вопросы теперь к нему! - Он взял меня за плечо и пододвинул вперед: - Запоминайте - он будет старшим!
   Сотни глаз устремились на меня, я невольно покраснел, и смущенно вернулся в строй на свое место.
  
   День прошел быстро. Нас собрали по группам в учебных классах. Там нам рассказали, что теперь ежедневно у нас будут проходить учебные и практические занятия, а в конце смены всем новичкам предстоит совершить зачетное восхождение на вершину "Сулахат", для того, чтобы получить заветный значок "Альпинист СССР 1-ой ступени". У тех, кто приезжает в лагерь не в первый раз, и уже имеет такой значок, своя программа. "Значкисты" под руководством инструкторов за смену должны совершить два или три восхождения, чтобы стать разрядниками, набрав необходимое количество покоренных вершин. Разрядники же, также как и инструктора, регулярно повышая свою квалификацию, ходят в горы самостоятельно, но, как и все, согласовывают маршруты восхождений со службой спасения. На теоретических занятиях, которые продолжались до обеда, нас ознакомили с окружающим ландшафтом, названием и квалификацией вершин в районе Домбайской поляны, с техникой безопасности в горах.
  Затем мы учились вязать альпинистские узлы, делать грудные обвязки и страховать друг друга.
   После обеда начались скальные занятия. Они проводились недалеко от лагеря на небольшом - высотой с трехэтажный дом, отвесном осколке скалы, где краской были размечены маршруты подъема. Сверху спускались основные веревки, с помощью которых инструктора должны были нас страховать при подъеме и спуске.
   Мы под контролем нашего инструктора повторили все упражнения, которые осваивали утром на занятиях, и начали по одному взбираться по скале на верхней страховке. Спускаться вниз мы должны были "дюльфером", так называемым, способом "сидя на веревке", когда веревка скользит при спуске впереди и сзади вокруг корпуса, проходя под бедром, через плечо и наискось вокруг спины. Находясь лицом к склону, скалолаз одной рукой свободно протраливает веревку, выходящую наверх из под ноги, держа ее перед грудью, а другой рукой, - сзади за спиной. Стоит завести руку с веревкой сзади вбок, как за счет трения происходит моментальная остановка.
  Инструктор наверху внимательно наблюдал, правильно ли мы надеваем на себя основную веревку, как мы завязываем на ней концом репшнура своей грудной обвязки самосхватывающийся узел "пруссик". Он при спуске свободно скользит по основной веревке, пока его держат в руке, и мгновенно намертво затягивается при рывке, стоит его только выпустить из рук при срыве со скалы.
   Маршрут подъема технически был довольно простым и каждый из нас успел пройти его по три раза до конца занятий.
   В лагерь мы вернулись с хорошим настроением, очень довольные своими первыми успехами.
   Взглянув на часы, я увидел, что мне пора отправляться на волейбольную площадку.
  Там уже собралось человек пятнадцать и несколько инструкторов. Кладовщик, увидев меня, отдал мне сетку с тремя мячами и судейский свисток:
   - Зайди ко мне перед ужином, - распишешься за инвентарь!
   Народ продолжал подходить, и скоро вокруг собралось довольно много болельщиков. Я попросил всех желающих построиться и затем предложил выйти тем, кто имеет разряды.
  Вперед шагнули двое. По их словам, они имели 3-ий разряд. Я поинтересовался у остальных, играл ли кто-нибудь из них в соревнованиях. На мой вопрос из строя вышли еще трое. Я попросил их перейти на левую половину площадки и, взяв мяч, подозвал к себе парней- разрядников:
  - Я вам, а вы мне - пасом! Так, хорошо! Теперь пас над собой, и - мне! Ладно, пробейте на меня легонько - в грудь! Теперь я пробью, а вы мне пасом обратно! Хорошо, спасибо, отдохните!
   Я обратился к остальным: - Давайте попробуем сделать то же самое!
   Не очень чисто, но старательно все ребята выполнили мои задания.
   - Теперь пробили по разику через сетку со своих рук!
  - А это как?
  - Вот так,- сейчас покажу!
   Взяв мяч, я подкинул его над сеткой вытянутой вперед рукой, и сделал пару шагов, имитуруя на месте прыжок и удар.
  Все ребята по очереди попробовали пробить, но это получилось у них плохо, было видно, что они делают это впервые.
   - Эй, учитель, а ты сам-то можешь? - вдруг насмешливо спросил меня высоченный худощавый парень, стоящий среди зрителей.
  - Кто его знает, надо попробовать, - может, что и получится! - миролюбиво ответил я.
  - А может, ты нам покажешь как надо? - попросил я его, и подначил:
   - Критиковать-то легко!
   - Саша, иди, стукни! - со смехом вытолкнули его на площадку девушки, стоящие рядом.
   - Да ну вас! - отбивался он.
   - Правда, - попробуй! - я протянул ему мяч: - Ну, пожалуйста!
   Немного поколебавшись, он взял мяч и сказал: - Ну, хорошо. Но потом, - твоя очередь!
  - Договорились!
   Я перешел на другую сторону площадки и встал на 6-ой: - Бей в меня!
   Он подкинул мяч и более-менее правильно пробил, но попал не в меня, а в самый угол площадки. Зрители, с большим интересом наблюдавшие за этим спектаклем, зааплодировали. - Теперь ты! - и он по моему примеру тоже встал на 6-ой на своей стороне.
   Я подбросил мяч и с шага не очень сильно пробил ему в живот, он едва успел локтями отбить мяч в землю. Теперь аплодисментами наградили меня, а в его адрес со всех сторон посыпались шуточки:
   - Саша, он тебе ничего не разбил?
  - Что теперь жене скажешь?
   Саша с уважением посмотрел на меня и поднял обе руки вверх: - Сдаюсь!
   - Прости, я думал, что ты ждешь! - извинился я.
  Тем временем на площадку вышли еще трое, и, обращаясь ко мне на "Вы", попросили: - Попробуйте нас!
   Мне они понравились больше, чем те, кого я уже видел, особенно молодой, подвижный паренек Витя, с довольно приличным пасом. Я взял их к себе в команду, вместе с высоким Сашей, остальных отправил на ту сторону и попросил взять себе еще двух человек из зрителей.
   К себе я пригласил и Давида, увидев его среди зрителей и помня его рассказы, как он играл вместе с Чинилиным, однако он отказался наотрез.
  Затем я объявил, что мы будем играть на вылет до 10 очков, и попросил кого-нибудь нас посудить и набрать себе третью команду.
  Мы сыграли три партии. Саша довольно сносно пробивал с высоты своего роста, - где-то около 1м 90 см или выше, остальные с моей помощью как-то сумели организовать общую командную игру. Я в нападении участия не принимал, стараясь получше обслужить своих партнеров.
  \Закончив тренировку, я спросил у Саши где он играл. Оказалось, что он немного поиграл в третьей команде Ленинградского дома офицеров - ЛДО.
  Остальные ребята были из разных городов и в клубных командах не играли, но выступали в местных соревнованиях за свои трудовые коллективы. Мы договорились встретиться опять завтра вечером, и пошли готовиться к ужину и танцам.
  
   Утром после завтрака всех новичков повели на обзорную экскурсию. Мы вышли из лагеря, двигаясь друг за другом каждым отрядом вслед за своими инструкторами.
   Через пару километров вся процессия повернула к подножью не очень высокой, как показалось сначала, лысой горы, заросшей снизу густой травой, кустарником и деревьями. По мере подъема, который становился все круче, шутки и разговоры прекратились. Мы, тяжело дыша, с трудом карабкались вверх, помогая друг другу и опираясь на ледорубы. Когда мы часа через два вылезли на плоскую каменную вершину, и, в изнеможении повалились на землю, я с тоской подумал, что впереди нас ожидает такой же головокружительный спуск. Немного отдышавшись, мы были уже в состоянии оценить красоту открывшейся сверху горной панорамы. Далеко внизу небольшим светлым квадратом виднелся наш лагерь с казавшимися крошечными отсюда палатками, правее его белой лентой извивалась горная река, а прямо над ним и немного сзади вознесся к небу остроконечный пик Ине, опирающийся на великолепный ледник, где нам скоро предстояло побывать.
  Инструктор еще раз показал нам и назвал основные вершины, ледники и перевалы, которые как на ладони возвышались перед нами со всех сторон.
  После небольшого отдыха мы тронулись в обратный путь и довольно скоро благополучно спустились к дороге, ведущей в лагерь.
   Вечером наша команда и значительное количество зрителей опять собрались на волейбольной площадке. На этот раз я провел общую разминку, дал поиграть в кружок и побить через сетку. Глядя, как бьет высокорослый Саша, я сказал ему, чтобы он постарался ловить мяч повыше, а не над самой сеткой:
   - Тебя же так запросто прихватят на блоке!
   Он оскорбился: - Меня еще никто не ловил!
   Я пожал плечами: - Как хочешь, но я бы из пяти раз тебя раза три зацепил бы точно!
   Саша завелся:
   - Ловлю на слове! Давай на бутылку!
   Зрители обрадовано зашумели, кто-то из них тут же выдвинулся вперед:
   - У меня есть бутылка! Отдадите, когда машина пойдет в Теберду за продуктами!
   Ребята перестали бить и с интересом стали ожидать представления. Деваться было некуда, я перешел на другую сторону и встал на блок. Витя, наш пасующий, встал под сетку и спросил Сашу:
  - Тебе куда?
  - Между нами, - метра два!
   - Саша разбежался и пробил по ходу мне в руки как в стену. Зрители зааплодировали.
  - Раз! - громко сказал я.
  Второй раз он начал разбег почти перпендикулярно к сетке, надеясь пробить прямо по линии. Я перенес руки вправо и опять наглухо закрыл его удар.
   - Два! - произнес я.
   Он озадаченно посмотрел на меня с высоты своего роста: - Давай еще раз!
  - Будет перекидывать пшенкой, - подумал я, - все равно достану!
   Я отошел на два шага от сетки, чтобы повыше прыгнуть на блок с разбега. В этот раз он уже не бил, а постарался прямой рукой перекинуть мяч каким-то тычком выше блока. Но я все равно дотянулся кончиками пальцев до мяча и не позволил ему сделать скидку.
  - Три! - в восторге закричали хором зрители. - Все, - проиграл!
   Он развел руки и попросил парня:
  - Неси бутылку, - будет за мной!
   Бутылку грузинского вина мы распили все вместе после тренировки перед ужином.
   - Ты где играешь? - спросил меня Саша. - В московской "Искре", в клубной команде.
  - Не знаю, - не слышал. Здорово ты прыгаешь - вся голова над сеткой! Не боишься, что тебе физиономию разобьют на блоке?
   - Да пока обходилось, а вот когда страховал, то пару раз попадали.
  
   Несколько дней у нас продолжались скальные занятия, а затем мы почти неделю провели на леднике, - учились ходить в связках по льду и по снегу на "кошках", обходить и преодолевать трещины со страховкой, оказывать первую помощь пострадавшим. Больше всего мне понравился спуск по снежному склону, когда мы скользили вниз на широких подошвах ботинок как на лыжах, опираясь сбоку на ледоруб.
   В один из дней у нас устроили соревнования по метанию гранаты и по скалолазанию. Я легко выиграл гранату, а по скалолазанию оказался четвертым, пропустив вперед разрядников.
  В то время пока новички осваивали учебную программу, в лагере не прекращалась активная спортивная жизнь, - в горы на восхождения регулярно уходили группы значкистов, разрядников или инструкторов. Ребят, вернувшихся с восхождения, встречали как героев. Когда их замечали на подходе к лагерю, по радио раздавался сигнал общего сбора и все, бросив свои дела, со всех сторон сбегались на торжественную линейку. Покорители вершин перед строем отдавали рапорт начальнику лагеря и Начспасу. После поздравления в их честь звучало троекратное "Физкульт-ура!".
  За ужином они сидели за отдельным "столом победителей" и были в центре внимания, пока в лагерь не возвращалась следующая группа восходителей.
   Все, даже мы, новички, хорошо представляли себе, какой ценой достаются эти победы и поэтому все время беспокоились о тех, кто ушел на вершину, и с надеждой и тревогой ждали их благополучного возвращения.
   В один из дней на тренировку пришел начальник лагеря. Он спросил меня, когда мы будем готовы сыграть с "Алибеком". Я ответил, что в любое время, так как лучше играть, чем сейчас мы все равно не научимся.
   - Хорошо, я понимаю. Тогда я буду договариваться на ближайшие дни.
   Я воспользовался случаем и попросил у него разрешения взять аккордеон, который я видел у него в кабинете.
   - Бери, все равно на нем играть никто не умеет!
   Не откладывая в долгий ящик, я забрал у него аккордеон к себе в палатку, и в свободное время начал потихоньку осваивать левую руку, с которой у меня всегда были проблемы при игре на этом инструменте. Скоро у моей палатки стали собираться любители попеть альпинистские песни, к тому же меня начали постоянно приглашать, если у кого-нибудь праздновали день рождения, или просто на посиделки. В итоге я довольно быстро перезнакомился и подружился со всем лагерным контингентом, особенно с его женской частью.
   Через день после разговора с начальником лагеря, вечером во время танцев, мелодия танго вдруг оборвалась, и по радио прозвучало объявление, что завтра, в связи со встречей по волейболу с альплагерем "Алибек", после обеда отменяются все занятия, а всем болельщикам будет предоставлен автотранспорт.
  
   На другой день после обеда на двух набитых битком грузовиках мы отправились в гости к соседям. Проселочная дорога петляла в лесу, постепенно поднимаясь к горной гряде, перегораживающей долину. Слева, сквозь кусты и деревья, проплывала захватывающая дух величественная панорама вершин и покрытых вечными снегами перевалов с языками гигантских ледников, дающих начало бурным горным рекам. Любуясь на эту красоту, мы как-то незаметно для себя подъехали к воротам, на которых красовалась эмблема лагеря "Алибек".
  Когда наша кавалькада въехала во двор, там нас уже ждали. Когда же мы вышли на поле, наверное все население лагеря собралось вокруг волейбольной площадки - казалось, там яблоку некуда было упасть.
  На разминке я внимательно присматривался к нашим соперникам. У них своей подвижностью и чистотой приема мое внимание сразу привлек симпатичный черноволосый парень моего роста .Мне показалось, что я его видел в играх на кубок Москвы, он играл за какой-то ВУЗ, кажется за МЭИ. Он, очевидно, тоже узнал меня и кивнул головой. Я раскланялся в ответ и поднял руку в знак приветствия. Когда мы начали бить через сетку, я уже не сомневался - я вспомнил его манеру бить - он атаковал, сильно затягиваясь, резкими крюками, и довольно хорошо прыгал.
   - Надо сказать, чтобы на него прыгали попозже! - подумал я.
  Остальные игроки в нападении на меня впечатления не произвели, впрочем и по своей технике это была команда примерно нашего уровня. Но у нас зато был длиннющий Саша, который довольно стабильно попадал по задней линии, а у них второго сильного нападающего я не увидел.
  У себя в лагере я никогда сильно не бил, отыгрывая, если приходилось, мячи легкими ударами кисти по пустым местам, так как старался в первую очередь дать возможность сыграть ребятам, и потом, нельзя же было бить по девушкам и начинающим, которые выходили против нас на тренировках. Здесь, - другое дело, и я первым же ударом врезал под себя по первой линии так, что мяч от площадки свечой ушел в небо.
  Наши болельщики взвыли от восторга, а Саша, подойдя ко мне, удивленно покачал головой: - Ну, ты даешь!-
   Я пробил еще пару раз, вкладываясь всем телом, заслужив новую порцию аплодисментов.
  Я это делал намеренно, надеясь собрать против себя всех сильнейших блокирующих, чтобы нашей второй линии было потом полегче действовать впереди. Наверное, это сработало - когда мы построились для приветствия, я увидел, что их капитан из МЭИ что-то внушал своим игрокам, озабоченно поглядывая на меня. Судил икру полный, уже в возрасте, лысоватый дядя в очках, в хорошем костюме и при галстуке, что выглядело здесь, где все были в спортивных брюках и разноцветных ковбойских рубашках, несколько необычно. К слову сказать, отсудил он хорошо, и довольно беспристрастно, правда иногда давал поиграть, пропуская не очень чистый прием. Счет, с блокнотом в руках, контролировал уже представитель с нашей стороны.
  Я произнес традиционное приветствие: - Команде "Алибек" - физкульт -...И тут же с трибун прогремел слаженный многоголосный хор наших болельщиков:
  - ... привет!!!
   Это было так неожиданно и здорово, что все зрители разразились аплодисментами.
  Наши соперники и их болельщики попробовали повторить нашу заготовку, но у них это получилось не так дружно и слаженно. Когда все отсмеялись и перестали хлопать, судья жестом предложил командам занять свои места на площадке, произнес:
   - Ноль-ноль! - и дал свисток к началу игры.
   Я взглянул на расстановку соперников и с удовлетворением увидел, что их капитан собрал на первой линии всех своих наиболее высоких игроков.
  Первая подача с той стороны пошла прямо мне в руки, и, под крик с той стороны:
   - Не подавай на него! - я принял ее, и сместился на самый край сетки, куда и последовала передача нашего пасующего Вити. Двойной блок мне поставили, старательно закрывая ход, и оставив свободной всю зону 1-го номера. Я чуть развернулся влево и навылет пробил по линии. Во время перехода я предупредил своего партнера:
  - Прыгай чуть позже, вместе со мной, сам не лови, - руки ко мне вплотную!
   Мы слаженно поднялись на блок, на мгновение позднее, чем обычно, подождав, когда наш подопечный в затяжке начнет раскручивать свою мельницу крюком.
   Он четко попал мне в руки и мяч, срикошетив, отскочил в поле на той стороне.
   - Не наваливай, дай дальше от сетки! - зло бросил он своему пасующему.
  Но это не помогло - мы припрыгались и наглухо закрыли еще два его сильных удара.
  Он стал осторожничать и бить вполсилы, но все равно мы как-то смягчали его удары, и нашим защитникам было уже легче подтаскивать их сзади и отдавать нам вперед на доигровке. К моей левой они так и не приспособились, и я успешно уходил от их разрозненного блока.
   Когда я ушел на подачу, а наш Саша вышел на первую линию, то против него не оказалось ни надежного блока, ни достаточно сильного нападающего. К тому же я был единственным из всех, кто подавал сильную боковую подачу крюком, значительно затрудняя там первый прием, а иногда и выигрывая очко прямо с подачи. Правда судья, пару раз сначала свиснув захват, стал потом пропускать задержку мяча при приеме, но с этим приходилось мириться. Невысокие блокирующие пытались противостоять Саше изо всех сил, но их ладони едва показывались над сеткой, и он сначала, как я его и просил, с высоты своего роста хотя и не сильно, но точно пробивал прямой рукой поверх блока по задней линии.
  Но скоро он осмелел, и попытавшись вложиться под себя что было сил, умудрился несколько раз подряд попасть в блок как в стену. Я тут же взял тайм-аут и высказал ему все, что думал по этому поводу. Он смущенно смотрел в сторону, пока я ему это выговаривал и потом примирительно сказал:
   - Ладно, не злись, - сейчас отыграю!
   На наше счастье после тайм-аута они не подали, и мы пошли на переход. Обе команды вели свою игру впереди только через своих основных нападающих, и тут преимущество было на нашей стороне. Саша стал пробивать аккуратнее, а мы своей линией неизменно набирали какой-то запас очков, что и помогло нам выиграть первую партию 15:13.
  Вторую партию, а с ней и всю игру нам удалось выиграть уже легче, с преимуществом в три или четыре очка. Болельщики бурно приветствовали нашу победу, девушки поднесли нам цветы, нас тискали и обнимали со всех сторон.
   Едва я освободился от объятий, ко мне протолкались начальник лагеря и наш Начспас. Алевтина Дмитриевна расцеловала меня в обе щеки:
  - Поздравляю! Я замирала и была в ужасе каждый раз, когда ты стукал по мячу!
  - Ну что вы, - возразил я, - тут же против нас были начинающие и любители.
  В любой классной команде все играют не хуже, а даже и получше меня!
   Солидный начальник лагеря облапил меня медвежьей хваткой так, что я чуть не задохнулся: - Не скромничай! Ну, какие молодцы! Поздравляю! Выходит, не зря я сегодня всем выходной устроил!
   В лагерь мы возвращались с песнями. За ужином нашу команду посадили за отдельный стол, а вечером девушки без конца приглашали нас на "белый танец".
  
   На другой день жизнь лагеря вошла в привычную колею, мы учились ставить палатки, продолжились учебные занятия, выходы на ледник и скальные тренировки. Смена незаметно заканчивалась, и новичкам теперь предстояло, сдав зачеты по теории, совершить зачетное восхождение.
  Как всегда, перед экзаменом, все немного волновались, без конца перечитывая книгу В.Абалакова "Учебник альпинизма", но все закончилось благополучно, и к обеду строгая комиссия инструкторов во главе с Начспасом всем выставила зачеты.
  Накануне, перед выходом на восхождение, мы целый день готовились к нему - получали и делили между собой сухой паек и общественный груз - примусы, котелки и медикаменты, веревки, молотки, крючья и палатки. У каждого в рюкзак набралось по 12-14 кг, помимо личных теплых вещей и спальных мешков. Девушкам старались дать груз полегче. Около палаток, как на распродажу, выстроились в ряд, выставленные на солнце и обильно смазанные специальным жиром, наши горные ботинки.
   После завтрака мы выстроились на торжественной линейке в полной готовности с ледорубами в руках и набитыми рюкзаками около ног. Начспас зачитала приказ и сообщила нам контрольный срок возвращения.
  Прозвучала команда, мы надели свои рюкзаки, и, вслед за своими инструкторами, двумя большими отрядами покинули лагерь в направлении к возвышавшейся вдали вершине "Сулахат".
  Скоро разговоры и шутки в колонне замолкли сами собой - под палящим горным солнцем рюкзаки с каждым шагом становились все тяжелее, а ведь мы пока шли по ровной дороге. Скоро мы миновали вход в альплагерь "Алибек", где недавно играли, и теперь уже по нахоженной тропинке продолжили свое путешествие.
   Где-то, через час прозвучала команда:
  - Привал - 15 минут!
   Все с облегчением сбросили рюкзаки и устало повалились на траву. Последовала новая команда:
   - Девочки ходят направо, мальчики - налево! Если у кого тянут рюкзаки - переложите , как вам говорили, все тяжелое вниз. Как с обувью, - ни у кого ноги не трут? Много не пить, - два глотка, не больше!
  Немного отдохнув, мы снова двинулись в путь по тропинке, которая постепенно поднималась наверх через появившиеся осыпи к, казалось, уже близкой вершине с большим ледником и снежником, спускавшимся к ее подножию.
  Тем не менее, только часа через три мы выбрались к каменистой пологой морене под ледником, и услышав долгожданную команду:
  - Привал! - принялись обустраивать лагерь.
  Скоро по всему склону запестрели десятки палаток, с развешенными на них разноцветными майками и ковбойками, а перед входом в них деловито загудели примусы. Я взял котелки и спустился вниз за водой, девушки расстелили скатерку, достали продукты и все с аппетитом принялись за трапезу.
  За разговорами, хождением в гости к соседям мы и не заметили, как стало темнеть. Заметно похолодало, и перед тем, как залезть в спальный мешок, пришлось напяливать на себя свитер.
  Утром нас подняли чуть свет. Наскоро позавтракав, мы, оставив внизу палатки и все лишнее, налегке, вслед за инструкторами вышли на снежник и начали трудный подъем, казавшийся бесконечным.
  Чтобы сделать очередной шаг, надо было с силой вбивать ноги в твердый снежный крутой склон, опираясь на ледоруб, втыкая его перед собой. Несмотря на все усилия, ноги постоянно проскальзывали вниз и съезжали обратно. Мы шли двумя связками по четыре человека впереди всего отряда и двигались осторожно, передвигаясь в особенно крутых местах по одному, страхуя друг друга.
  Было пасмурно и сыро, прямо над головой висела сплошная облачность, и вокруг рваными клочьями плавал влажный туман. С каждым шагом мы все ближе подходили к его нижней кромке, и вдруг, словно кто-то разом окунул нас в молочную беспросветную муть, все вокруг померкло и пропало из вида. С трудом можно было рассмотреть расплывчатую фигуру нашего инструктора Вали, идущую впереди в каких-то трех или четырех шагах. Так мы поднимались около часа в густом тумане, с тревогой гадая про себя, не потеряли ли мы правильное направление к вершине.
  Все вздохнули с облегчением, когда вокруг стало постепенно светлеть и, наконец, наша четверка вынырнула в солнечный мир под голубое чистое небо. Поднявшись еще выше, мы вышли к более пологому снежному ребру и в конце его, вслед за Валей, резко повернули направо и вышли на узкий горизонтальный карниз, огибающий снизу уже близкую вершину и пересекающий крутой снежный склон, по которому мы только что поднимались с таким трудом.
  В опасных местах наши инструктора к нашему приходу уже успели натянуть длинные веревочные перила, и мы по одному, пристегиваясь к ним карабинами, под их контролем осторожно прошли по самому краю карниза, сразу за которым вниз обрывалась бездонная пропасть, скрытая наполовину внизу густым туманом. Миновав этот участок, мы вышли к каменистой небольшой площадке и нам разрешили отдохнуть, пока не подойдут остальные участники восхождения. Глядя вниз, я подумал, что стоило проделать этот путь хотя бы только для того, чтобы увидеть сверху эту сказочную картину. Даже не верилось, что там, далеко внизу, укрытая белым одеялом облаков, целиком спряталась незабываемой красоты Домбайская долина с пышными лугами, лесами, бурными горными реками и альпинистскими лагерями.
   Вдруг далеко внизу, выходя друг за другом из облаков, на обледенелом снежном склоне показались маленькие фигурки идущего вверх нашего второго отряда.
   Лева Коровин, - профессиональный фотограф, который вместе с инструкторами навешивал веревки, тут же достал аппарат и сделал несколько снимков. Я как мог убедительнее попросил его одну фотографию для себя, если получится.
   - У меня всегда все получается, так же как и у тебя, когда бьешь по мячу! Так что, будь уверен, - отпечатаю и тебе первому отдам! Жалко тогда на волейбол аппарат не взял!
   Он сдержал свое слово, и эта фотография потом заняла почетное место в моем альбоме. Кстати сказать, когда я вернулся в Москву, то на улице Горького в витрине магазина "Подарки", я с гордостью увидел среди других, огромную фотографию Коровина, на которой я, вместе с двумя новичками, был запечатлен на леднике, когда мы на "кошках" спускались по ледовому склону.
   Дождавшись, пока все участники нашего отряда подошли к нам, и, дав им немного отдохнуть, мы еще раз сочувственно посмотрели на медленно ползущую внизу цепочку второго отряда, и тронулись дальше. Не теряя высоты, мы обошли вершину, и вышли к перевалу, откуда до верха было уже совсем недалеко.
   Преодолев последние метры, мы собрались тесной группой на сглаженной скальной площадке, посередине которой из камней был сложен небольшой тур.
  Сверху нам открылась незнакомая панорама скальных массивов, ледников и вершин, лежавших по другую сторону от кольца гор, окружавших Домбайскую долину, и мы, пока отдыхали, не отрываясь, смотрели вокруг, стараясь запечатлеть в памяти это великолепное зрелище.
   Наши инструктора торжественно извлекли из тура консервную банку с запиской, оставленной предыдущими восходителями и взамен заложили туда свою, с датой восхождения и фамилиями участников. Восхождение засчитывается официально только по предъявлению такой записки после возвращения в лагерь и служит основанием для вручения альпинистских значков с удостоверениями и оформления спортивных разрядов.
   Лева Коровин делает на память несколько фотографий нашей группы, и мы с сожалением покидаем вершину.
  Достигнув перевала, мы начинаем трудный спуск по его крутому склону, только на этот раз с его обратной стороны. Пройдя понизу до следующего перевала, мы опять долго и тяжело карабкаемся наверх и, наконец, очутившись наверху, переваливаем через него и начинаем спускаться в свою долину.
  До своих палаток мы добираемся довольно быстро и, наскоро перекусив и свернув палатки, трогаемся в обратный путь домой.
  У всех приподнятое настроение, все страхи и сомнения остались позади, рюкзаки стали значительно легче, знакомая тропинка постепенно спускается вниз и усталые ноги сами несут нас вперед.
  И вот, наконец, мы входим в лагерь под звуки спортивного марша и выстраиваемся на торжественной линейке под аплодисменты встречающих нас всех его обитателей. Руководитель похода отдает рапорт начальнику лагеря и Начспасу, и в нашу честь звучит троекратное "Физкульт-ура!".
   Несмотря на усталость, после ужина все приходят на танцы и отплясывают далеко за полночь - ведь завтра смена заканчивается и всем нам предстоит расставание с лагерем.
   Все обмениваются адресами, обещаниями не забывать друзей, и вечер продолжается в палатках, в каждой из которых для этого дня хранилась не одна бутылка вина.
   Весь следующий день мы сдавали снаряжение, каждому из нас вручили заветный значок "Альпинист СССР 1-ой ступени" с удостоверением к нему, и справку о покорении двух перевалов и вершины.
  После обеда вниз ушли автомашины с теми, кто возвращался домой поездом. Меня уговорили пойти с группой, которая собиралась добраться до Сухуми через Клухорский перевал и пожить у моря еще пару недель. Группу возглавили двое разрядников, уже ходивших этим маршрутом и хорошо знавших дорогу. Начальник лагеря сказал, что даст на это разрешение только в том случае, если нас наберется не менее 10 человек, так как в горной Сванетии после войны еще было небезопасно - случалось, что грабили палатки, оставленные на перевалах при восхождении, и в прошлые годы иногда обирали туристов.
  Нас набралось 15 человек, из них несколько девушек, и Грицай выделил машину, чтобы довезти нас до подножия Клухорского перевала.
   Накануне нам выдали сухой паек, а рано утром покормили в столовой. Мы тепло распрощались с инструкторами, а Грицай сказал мне, что будет ждать меня на следующий год и забронирует путевку. Алевтина Дмитриевна тоже пожелала мне доброго пути, я пожал руку Давиду и полез в кузов, где уже сидела вся наша группа.
   Приехав на место и распрощавшись с шофером, мы увидели, что вверх по склону уже взбираются несколько малочисленных групп.
   - Туристы! Ну, что ж, - нам веселее будет, только они медленно ходят! - сказал наш командир и начал подъем.
  Мы гуськом двинулись за ним и, почти привычно, стали подниматься по крутой каменистой тропинке, ведущей к перевалу. Обогнав две группы туристов, мы выбрались наверх и, пройдя налево вокруг полу-замерзшего озера, стали спускаться вниз с другой стороны. Далеко впереди виднелись еще две группы туристов, они спускались по более широкой тропинке, уже больше похожей на дорогу, которая длинным извилистым серпантином петляла по крутому склону, пересекая его и с каждым витком теряя высоту.
   - Давайте вниз напрямую! - предложил наш командир, - Часа три сэкономим!
   -А если сорвемся? - спросила одна из девушек, с опасением глядя вниз.
  - Ну ладно, тут действительно страшновато, - давайте спустимся пониже, а там посмотрим! Так мы и сделали - пройдя по серпантинам около часа, мы решили рискнуть, и благополучно съехали вниз на "пятых точках", упираясь и тормозя всеми остальными по жесткому, покрытому травой дерну, срезав сразу пару километров, и оставив позади последнюю группу туристов. Дело пошло веселей, дорога выравнивалась, и мы бодро топали вперед, лишь два раза останавливаясь ненадолго, чтобы перекусить.
   Ближе к вечеру нам стали попадаться первые признаки цивилизации - коровы, пасущиеся по краям дороги, отдельно стоящие домики и мазанки, а когда уже начало темнеть, мы спустились к небольшому селению, мимо которого пролегала настоящая асфальтовая дорога, и время от времени проезжали автомашины.
   Мы расположились на окраине села, вытянув усталые ноги, достали продукты и принялись за еду. Наш командир приказал нам отдыхать и ушел в село на разведку.
  Скоро он вернулся вместе с пожилым усатым грузином и протянул нам бутылку:
   -Чача!
   Грузин хмуро оглядел нас, молча кивнул, повернулся и ушел.
   - Это шофер. Он сначала боялся и не хотел ехать, но когда услышал, что у нас девушки, согласился, и даже сбавил цену. Давайте скинемся!
   Мы собрали деньги и принялись за дегустацию бутылки.
   - Отрава! - сказал я, сделав полглотка.
   - Ты просто не привык - смотри, как девочки пьют!
   Минут через двадцать раздалось тарахтение мотора и к нам, светя фарами, из села подъехал грузовик. Мы загрузились в кузов и уселись на деревянном полу, подложив под себя рюкзаки. Шофер забрался на заднее колесо и, глядя на нас через борт, недовольно сказал:
   - Девушек посадите посередине, спиной к кабине!
   Он подождал, пока мы пересядем:
   - Так лучше! Держитесь крепче!
   Машина тронулась, нещадно подпрыгивая на ухабах, и мы вцепились в борта, надеясь, что этот кошмар когда-нибудь окончится.
  В Сухуми мы приехали за полночь и устроились ночевать, расположившись на скамейках в каком-то парке.
  Утром к нам подошли несколько хозяек, наперебой предлагая жилье. Решив все хозяйственные вопросы с устройством, и подкрепившись в самой дешевой столовой, мы отправились на пляж.
  Так мы весело и дружно, экономя на еде, отдыхали еще две недели и, чудом достав билеты, разъехались по домам, обменявшись адресами.
  
   Где-то через месяц мне позвонил парень из этой нашей кампании, и я пригласил его в гости. Он пришел с большим рюкзаком за плечами. Мы хорошо посидели за бутылкой вина, рассматривая фотографии, которые я привез из лагеря, вспоминая ребят и наш поход в Сухуми. Он сказал, что он тут проездом, и ночью уезжает домой.
  - Знаешь, мне очень понравилось, как вы играли в волейбол с "Алибеком", и я решил сделать тебе подарок! - с этими словами он вышел в коридор и вернулся с рюкзаком. Развязав шнуровку, он вытащил из рюкзака огромного, высотой с полметра, вырезанного из дерева с необыкновенным мастерством горного козла с длинными витыми рогами, стоящего на задних ногах. Я ахнул и стал отказываться от такого дорого подарка.
  - Это не покупной, - я давно занимаюсь резьбой по дереву. Бери, - ведь я специально для тебя резал - будет как память!
   Я от души поблагодарил его и бережно поставил козла на пианино, где он и стоит до сих пор, украшая мою комнату.
  
  КОМАНДА МАСТЕРОВ "СПАРТАКА"
  
   Начался новый учебный год и в первый же перерыв между лекциями я, посмотрев расписание занятий старших курсов, поднялся на третий этаж и, как и ожидал, нашел в курилке Гену Сметанина.
  Он приветливо пожал мне руку и поинтересовался:
  - Где это ты так загорел?
   Выслушав ответ, он уважительно посмотрел на мой голубой значок с изображением ледоруба на фоне Эльбруса и с пафосом произнес:
  - Да, да, я знаю, - альпинизм - это поднятие неопределенной тяжести на неопределенную высоту с неопределенной целью!
   Я невольно улыбнулся:
   - Я это сегодня слышу уже в третий раз!
   Он отпарировал:
   - Так ты подумай, не зря же все говорят одно и тоже!
   Потом Гена предложил мне встретиться завтра и поиграть в хорошей кампании. Я уже соскучился по мячу и с радостью согласился.
  На встречу Гена пришел со своей постоянной спутницей, очаровательной Шурочкой, которая постоянно присутствовала на наших играх и на вечеринках в общежитии в "Доме Коммуны". Я знал от ребят, что она работает секретарем у Микояна. Она, как всегда, была хорошо одета и выглядела великолепно, о чем я незамедлительно и сказал, осторожно пожимая ее нежную руку.
   - Ты милый и галантный мальчик! Спасибо за комплимент! Я всегда рада тебя видеть! - и она чмокнула меня в щечку.
  - Опять телячьи нежности! - усмехнулся Гена, - Смотри, - я ревновать начну!
   Пока мы ехали на автобусе, она с интересом расспрашивала меня о жизни в альплагере и насколько опасен этот вид спорта.
   Мы вышли на остановке после Каменного моста и я невольно посмотрел на фабрику "Красный Октябрь", вспомнив как нас там угощали шоколадом в прошлом году.
  Мы подошли к мрачному зданию Дома правительства на набережной, и Гена решительно направился ко входу.
   - Все со мной, в спортзал! - сказал он охраннику.
   Мы беспрепятственно прошли в вестибюль и поднялись по центральной лестнице к входу в уютный спортзал, с небольшими гостевыми трибунами около площадки. Там уже вовсю гоняли мяч человек пять-шесть. Среди них я увидел нашего связующего из института Игорька и Толю Зайцева, с которым я играл в "Искре". Остальных я не знал, но сразу почувствовал по их технике и возрасту, что они раньше играли в приличных командах.
  Мы славненько и от души сгоняли несколько партий "четыре на четыре" на пивко, помылись в благоустроенном душе и по дороге домой выпили по кружке заработанного пива. Мы продолжали встречаться в Доме на набережной еще недели три, пока не начались тренировки в институте.
  Мне было неудобно перед ребятами, после пропуска нескольких занятий, и я обещал обязательно прийти на следующую тренировку, тем более, что по их словам, они ждали появления нового тренера.
  Действительно, когда я пришел в наш школьный спортзал, я увидел там очень высокого широкоплечего мужчину лет 25-27, со значком мастера спорта.
  - Вы поиграйте, а я погляжу! - сказал он, когда мы разделись и вышли на площадку.
  Я разделил ребят и мы начали играть.
  После первой партии я потерял интерес к игре и сказав, что устал, ушел с поля, сделав перестановку в составах.
  Тренер отозвал меня в сторону: - Козлов Юра! - представился он.
  - Вы из "Спартака"? - вспомнил я.
   - Да, и я хочу пригласить тебя к нам, - ты ведь играл у Сунгурова, правильно? Наш клуб очень сильный, - мы во вторую группу точно не вылетим, как твоя "Искра". У нас свой спортзал, летняя база в Тарасовке и стадион на Ширяевом поле в Сокольниках. Договорились? Приезжай завтра на тренировку, я тебя познакомлю с руководством, посмотришь на ребят!
   Я поблагодарил за приглашение и спросил, как туда добраться.
   На другой день я приехал в Сокольники и, следуя полученным указаниям, легко нашел стадион "Спартак". Около волейбольной площадки я увидел Юру Козлова и еще несколько человек.
   Я подошел и поздоровался.
   - Здравствуй! Хорошо, что ты приехал! - он подвел меня к высокому, худощавому, черноволосому, с небольшой проседью, мужчине лет 45:
   - Боря, - это Слава, о котором я тебе говорил!
  - Очень приятно, давай познакомимся, расскажи немного о себе! - он протянул мне руку:
   - Борис Николаевич Анищенко!
   Он доброжелательно выслушал меня, задав несколько уточняющих вопросов, и записал мои координаты. Закрыв блокнот, он улыбнулся, и, доверительно, немало меня удивив, добавил:
   - Знаешь, должен сознаться, я наводил справки - Миша Сунгуров очень хорошо о тебе отзывался, и что приятно, не только как об игроке, да и в сборную Москвы за красивые глаза не берут!
   Я засмущался:
   - Я же в состав никак не проходил, просто поиграл со сборниками пару недель!
  - Ладно, не скромничай - просто так ничего не бывает! Иди, раздевайся! - и, обращаясь к стоящим рядом ребятам, с интересом, поглядывающим в нашу сторону, предложил им:
  - Давайте в раздевалку, и возьмите его с собой!
  Нас собралось на площадке человек 15.
  Козлов раздеваться не стал, и, немного посмотрев, как мы разминаемся, попрощался и ушел.
  Анищенко достал свисток и скомандовал:
   - На сетку!
   Мы построились в очередь с 4-х номеров по обе стороны площадки. На передачу с нашей стороны встал совсем молодой черноволосый, красивый парень.
  - Коля, - перед собой! - попросил его игрок, стоящий передо мной и тут же получил пас туда, куда и просил.
  Еще когда мы разминались в кружок, я уже обратил внимание на чистоту его паса и хорошую технику приема. Подошла моя очередь, я подождал, пока пробьют с той стороны, и попросил Колю:
  - Мне на столб, среднюю, на сетку!
   Я вышел влево далеко в аут за площадку, оттуда дал длинный пас Коле и начал движение к столбу под углом к боковой линии. В ответ последовала мягкая передача на самый край сетки, почти переходящая и в темп моего разбега по высоте. Это была такая "конфетка", о которой можно было только мечтать, и я постарался - изо всех сил, вложившись всем телом, и с треском, почти отвесно, вколотил мяч в метре от сетки. Борис Николаевич проводил взглядом мяч, уходящий за трибуну после отскока, удивленно присвистнул и, покачав головой, с деланной укоризной обратился ко мне:
   - Так нельзя, - ты мне все мячи разобьешь!
  Этот удачный удар позволил мне несколько снять нервное напряжение, которое невольно испытываешь, когда приходишь в новый незнакомый коллектив.
  
   Когда мы перешли к двухсторонней игре, меня поставили в одну команду с Колей
  на 2-ой номер, очевидно как левшу, и в дальнейшем закрепили его за мной постоянно на все годы, пока я выступал за "Спартак".
  Во время игры я внимательно приглядывался к своим новым партнерам. В целом это была, конечно, команда достаточно ровного и высокого класса, все достаточно уверенно чувствовали себя на приеме, самоотверженно действовали в защите и на страховке, своевременно успевали перемещаться, участвуя в групповом блоке, и грамотно плотно нападали. Вместе с тем, нападающих экстра-класса, таких как в ЦСКА или "Динамо", здесь я не увидел. Особой прыгучестью никто не обладал, хотя почти все в прыжке доставали головой до верхнего края сетки или даже чуть выше. Это конечно, еще ни о чем не говорило, так как я встречал немало невысоких игроков, которые с небольшим прыжком, за счет высокой техники кистевого удара, уверенно попадали в трехметровую зону. Здесь же все пробивали в основном по задней линии, уходя от плотного блока, и у меня сложилось впечатление, что у тренеров скоро возникнут проблемы по усилению атакующего потенциала команды.
   Когда мы поменялись площадками после первой партии, я уже запомнил по репликам, которыми обменивались игроки, как их зовут, а позднее узнал и их фамилии.
  У нас невероятные мячи в защите доставал Мотя, как все его звали, Матвей Смирин, - совсем небольшого роста, черноволосый, немного полноватый, всегда щуривший свои темные, слегка выпуклые глаза. Он пользовался огромной популярностью среди болельщиков, да и сейчас, то и дело срывал аплодисменты у зрителей, плотным кольцом окруживших нашу площадку.
  С той стороны игра на передаче велась через Мишу Носовского - худенького черненького паренька моего роста с вечно печальными большими черными глазами.
  В нападении и на блоке выделялся своим плотным ударом Володя Ручкин - крупный, высокий, тяжеловатый, с немного одутловатым, казавшимся надменным лицом и пышной шевелюрой.
   Игорь Розен - высокий и стройный, являлся универсальным игроком, и одинаково хорошо действовал как на задней линии, так и впереди, отличаясь не сильными, но изящными и точными ударами.
  Приятное впечатление оставила и группа молодых ребят, по возрасту выступавших, очевидно, еще за молодежную команду, своей добротной игрой во всех компонентах - Стасик Данилюк, Юра Бочков, Володя Шустаев, с его сумасшедшей подачей крюком.
   Среди них были еще два неразлучных приятеля - их все называли "стилягами": - Леня Губенко, с очень сильным ударом, и симпатичный Володя Миронов.
  Леня Губенко, кстати сказать, далеко продвинулся потом на судейском поприще, и я частенько вижу его по телевизору среди других руководителей нашего волейбола во время трансляций различных соревнований по волейболу.
   Валера Клигер, молодой, еще немного нескладный в то время, был повыше своих сверстников ростом, высоко хватал мяч, и чувствовал себя поувереннее других на сетке. После завершения игровой карьеры он ушел на тренерскую работу, и какое-то время в качестве главного тренера руководил командой мастеров ЦСКА.
  И все же, среди всей этой молодежи заметно выделялся своей кошачьей мягкостью в обращении с мячом, пластикой передвижений, прекрасной второй передачей, грамотным блоком и завидным умением варьировать направление и силу своего нападающего удара, наш разводящий - красивый, всегда доброжелательно улыбающийся, стройный и хорошо сложенный Коля Арутюнов.
  Среди "стариков" особое место занимал Миша Сидурин, - худой, изможденный с виду, высокий, замкнутый, малоразговорчивый, и по-спортивному очень злой в игре. У него, как я потом узнал, были проблемы с легкими, и от него всегда попахивало спиртным, но к этому все давно привыкли и не обращали внимания.
  Невысокий, кругленький, лысоватый, но очень крепкий Вася Романов, никогда ни на что не претендовал и играл явно в свое удовольствие, всех успокаивал, всегда весело улыбался и громко хвалил всех за удачный удар или поднятый мяч.
  В нападении и на блоке хорошо действовал высокий Юра Панов.
  
   После тренировки Борис Николаевич спросил у меня, понравился ли мне коллектив и согласен ли я на переход в "Спартак". Я ответил утвердительно и, в свою очередь поинтересовался, все ли игроки команды мастеров были сегодня на тренировке.
   - Нет, не все, - успеешь еще познакомиться!
   Он критически посмотрел на мои стоптанные тапочки и замызганную майку:
   - На следующую тренировку приходи пораньше, - получишь форму. Рад был познакомиться с тобой. Надеюсь, мы с тобой сработаемся!
  
   На следующей тренировке я получил новую форму и, с удовольствием облачившись в новые тапочки и майку с эмблемой "Спартака" и фетровым номером "3" на груди, пошел разминаться.
  На этот раз с нами на площадку вышел и Юра Козлов. Меня опять поставили на 2-ой номер в одну команду вместе с ним, Колей Арутюновым, Володей Ручкиным, Игорем Розеном и Юрой Пановым.
  Высоченный, выше всех на голову, широкоплечий, ладно сложенный, Юра Козлов первым же ударом с высокой передачи настолько мощно пробил по ходу, едва зацепив край двойного блока, что даже Мотя Смирин не смог поднять этот мяч. При своей подаче Юра менялся на основной блок, а я пристраивался к нему, ставя свои руки вплотную к его.
  У нас это получалось очень неплохо, мы два раза наглухо закрыли длинного, худощавого, где-то под 1м 90 см, или выше, Вадима Поликарпова, которого я увидел впервые. На третий раз он, затянувшись в прыжке, попытался перекинуть мяч через блок в шестую зону. Арутюнов, игравший на страховке, в падении на бок легко достал эту скидку и пасом "сразу" взвесил мне мяч на 2-ой. Все произошло так быстро, что Вадим после обмана не успел подняться мне на блок, и я вколотил мяч на чистой сетке ему под ноги.
   - "Извини!" - сказал я ему через сетку.
  Он растерянно посмотрел на меня и поежился: - " Спасибо, что не попал!"
   На следующую партию Вадима поставили к нам. За счет своего роста, длинных рук и хорошего прыжка, он уверенно чувствовал себя под сеткой, особенно удавались ему переводы со столба по лицевой линии, очень прилично он выглядел и на блоке. Он оказался веселым, общительным парнем, ребята почему-то прозвали его "Хрящем", он не обижался и со всеми отлично ладил. Мы с ним потом подружились и часто вместе коротали время на сборах и в поездках.
   В рядах "молодых" ребят в этот раз тоже появилось пополнение. Среди них своим баскетбольным ростом и плотным телосложением выделялся Сева Притула. Он очень удачно играл на блоке и резко нападал с невысоких и укороченных передач. Как я узнал позднее, он действительно начинал свою спортивную карьеру с баскетбола. Сева был большим любителем и знатоком почтовых марок, и через несколько лет я порадовался за него, прочитав в газете, что его коллекция марок завоевала золотую медаль на каком-то международном форуме филателистов, и немедленно поздравил его по телефону.
  
   Наши тренировки проводились совместно с 1-ой мужской командой и с добавлением нескольких ребят из молодежной команды, с которой работала Клавдия Романовна Богданова - очень добрая и приятная в общении, невысокая и уже немолодая женщина. Она переживала за своих питомцев и часто приходила к нам на занятия, а иногда выступала в роли тренера и нашей команды, если по каким-то причинам эта должность временно оказывалась вакантной.
  Приходили посмотреть, как мы играем и наши девушки, которые тренировались рядом на своих площадках. Да и мы, если была такая возможность, пользовались случаем посидеть у них на скамейке вместе с запасными и поближе познакомиться с нашими женщинами-мастерами.
   Мне очень понравилась высокая, мощная нападающая Юля Бутенко, с длинной толстой косой до пояса. Вторым углом в команде выступала тоже высокая, но более изящная Галя Колчина. Она нападала не так сильно, как Юля, но очень результативно, высоко хватая мяч и умело уходя от блока. Очень прилично впереди выглядела и рослая Жанна Фурман, - крепкая, хорошо сложенная, с плотным тяжелым ударом.
  Вся игра команды велась через играющего тренера - заслуженного мастера спорта Шуру Жарову. Небольшого роста, уже немолодая, она почти не принимала участия в нападении, но зато в передаче и приеме, на блоке и в защите демонстрировала отточенную технику и действовала очень результативно.
  Сзади и на передаче очень прилично выглядела миниатюрная разводящая Нина Краснова.
   Я быстро перезнакомился с общительными и веселыми девушками, у нас завязались хорошие дружеские отношения, и я всегда старался не пропускать их игры.
   Между тем, наступила осень, стало холодней, и Борис Иванович объявил, что со следующей недели занятия будут проходить в спартаковском спортзале. Я уже играл там в прошлом году за "Искру" и помнил этот светлый, большой и высокий зал с балконом на втором этаже, находившийся на улице Воровского. Мне сказали, что это старинное здание было возведено по проекту знаменитого архитектора Жилярди.
   Переход с летних площадок в закрытое помещение обычно проходит легче, чем наоборот, но тем не менее, я сильно волновался, в первый раз переступая порог зала после своего перехода в "Спартак".
  Я приехал довольно рано, чем немало удивил Бориса Николаевича, который о чем-то разговаривал в коридоре с коренастым здоровяком среднего возраста с пышной шевелюрой, одетым в спортивный костюм, так и пышущим здоровьем.
  Анищенко поздоровался со мной за руку:
   -Чего это ты так рано?
   Его собеседник тоже протянул свою руку и представился:
   - Михаил!
  - Миша, только осторожно! - поспешно произнес Анищенко.
  - Да, да! - ответил тот и твердо, но ощутимо пожал мою ладонь.
  У меня сложилось впечатление, что моя рука попала в стальные тиски, которые могут раздробить ее в любую секунду.
   - Значит, Слава! Ну что ж, будем знакомы! - улыбнулся он, и повернувшись, пошел в зал, откуда доносился грохот металла и негромкие звуки фортепиано.
  - Вот, черт здоровый! - сказал ему вслед Борис Николаевич: - Я теперь с ним за руку не здороваюсь, - у меня после него неделю кисть болела, даже писать не мог. Ну, раз ты приехал, иди, подкачай мячи. Вот там компрессор и сетка с мячами.
   Он показал мне комнату в конце коридора. Закончив с порученной работой, я переоделся, прошел в зал и сел сбоку на одну из длинных скамеек, стоящих вдоль боковых стен.
  На дальней от входа площадке были настелены маты, и стояло несколько высоких и низких стоек, на которых лежали штанги с круглыми металлическими блинами. Рядом стояли человек пять-шесть здоровенных ребят и внимательно слушали моего нового знакомого Мишу. Он посмотрел на часы на стене и хлопнул в ладоши:
  - Через 15 минут заканчиваем, а сейчас поработаем еще, как я сказал!
   Я с интересом стал наблюдать, как они управляются с тяжелыми снарядами - некоторые лежа на матах на спине, и поднимая вес над собой от груди, другие выполняли приседания, держа штангу на плечах, кто-то отрабатывал технику рывка или жима. Сочувственно наблюдая за их тяжким трудом, я рассеяно, краем глаза поглядывал в конец зала, где за пианино спиной к нам, негромко наигрывал приятную мелодию, не обращая никакого внимания на лязг и грохот металла, черноволосый крупный мужчина. Рядом с ним стояли двое молодых людей в черных костюмах и в галстуках. Он обернулся к ним и я увидел его лицо с большими черными усами.
  - Да это же Ян Френкель! - узнал я его и поразился: - Неужели у такого известного композитора нет никаких условий для творчества, и он вынужден заниматься здесь под аккомпанемент терзаемой стали?
  Незаметно пролетели 15 минут и в зале стали появляться наши ребята. Тренер штангистов Миша дал команду закончить занятия, и они быстро убрали свои железки и маты. Вместе с ними ушел и Ян Френкель со своим окружением. Я воспользовался случаем и сел немного побренчать на пианино, пока все наши не собрались. В зале появился Анищенко и попросил меня принести мячи. Когда я вернулся, все уже стояли, построившись вдоль площадки. Я положил мячи и встал в конец шеренги.
   Рядом с Анищенко стоял невысокий плотный, лет 40, черноволосый мужчина в тренировочном костюме. Я его сразу вспомнил, - это был Володя Михеев. Он несколько раз судил наши институтские игры, и даже однажды наказал меня штрафным очком за то, что я пытался оспорить его решение. Он меня тоже узнал, приветливо улыбнулся и кивнул головой.
  - Что Анищенко говорил? - спросил я тихонько у ребят.
  - Он сказал, что это наш новый тренер - Михеев!
   Тут же последовала команда: - " Напра-во! Бегом вокруг зала, шагом марш!"
  Мы оценили юмор нашего нового наставника, и со смехом побежали вперед. Когда мы размялись, началась скучная работа по отработке передач вдоль сетки с перемещением игроков, стоящих друг за другом на 4-ом и 2-ом номерах вслед за мячом. Получалось это у нас неважно - некоторые путались и не знали, куда бежать после того, как отдавали пас, передачи часто оставляли желать лучшего - в игре с таких не пробьешь, да и нередко мячи летели на ту сторону, сбивая с толку игроков на другой площадке, выполнявших то же упражнение.
   - Да, что-то фиговато у вас с передачей! - остановил нас Михеев: - Теперь пас с 6-го на 3-ий, а оттуда или на 4-ый, или на 2-ой за голову - по выбору, и возвращаем мяч на 6 -ой. Перемещаемся вслед за мячом! Начали!
  Занятия продолжались под непрерывные реплики тренера: - " Ну, куда ты бежишь?!", "Повернись под мячом в ту сторону, куда пасуешь!", " Руки выпрями до конца вслед за мячом!", " Не пасуй от груди, - от носа надо!"
   Пока я старательно выполнял нудные упражнения, в голове крутились всякие крамольные мысли. Я считал, что этому надо учить не в команде мастеров, а в детских спортивных школах, хотя был согласен с господствующей тогда точкой зрения, что в классных командах должны быть представлены только универсальные спортсмены, в равной степени владеющие всеми компонентами игры.
  Вот, например, за нашу третью команду выступал высокий, атлетично сложенный Стасик из Университета. Он играл в очках, был очень интеллигентен и доброжелателен. Мы специально приходили пораньше, посмотреть, как он нападает. Он с такой страшной силой вколачивал мяч, пробивая любой блок, что весь зал уже заранее ревел от восторга, когда передача следовала ему на удар.
  Вместе с ним вторым углом играл двухметровый худощавый Гоша.
   Он был автогонщиком и всегда ходил с золотой медалью чемпиона Союза на кожаном пиджаке. Он однажды даже покатал меня немного поздним вечером по переулкам на своей гоночной машине, закладывая крутые повороты на скорости около 100 км в час и приведя меня в совершеннейший ужас. Вылезая из машины на ватных ногах, я услышал от него Фразу, которую он произнес, как бы извиняясь:
   - Тут не разгонишься, - приходится ездить только на второй передаче!
   Я нервно рассмеялся:
   - Пожалуй, мне крупно повезло!
   Потом, когда я завел себе мотоцикл, я часто приезжал к нему в гараж за помощью, если у меня возникали технические проблемы.
  Так вот, этот Гоша, так же как и Стасик, обладал убийственным нападающим ударом, но на приеме, второй передаче или в защите у обоих дела обстояли совсем неважно, и ребята старались прикрыть их собой в общей игре. Да ведь и я в "Искре" закрывал сзади Сунгурова, что не мешало ему, играя в нападении, приносить ощутимую помощь команде.
   Я тогда так и не решил для себя, что предпочтительнее, - универсальный игрок со средними способностями, или ярко выраженный узкий нападающий, если его правильно использовать в игре.
   - Может быть, - размышлял я, - их надо выпускать на замену в конце игры для усиления нападения и блока, или, например, нашего Шустаева на решающую подачу? Но ведь все время сидеть на скамейке, и выходить в каждой партии только для розыгрыша одного или двух очков, кто же на это согласится? В то же время, все уже привыкли к регулярным заменам на заднюю линию, когда туда ставят "чистых" защитников, взамен основных нападающих, давая им отдохнуть, и одновременно усиливая защитный потенциал команды.
   Так и не придя к окончательному решению, я решил больше не ломать голову над этой диллемой, и сосредоточиться на работе с мячом, тем более, что выполнение следующего упражнения потребовало полной концентрации внимания, реакции и изрядного технического мастерства.
  Тренер предложил нам поработать в парах на передаче сразу двумя мячами:
   - Давай так, - один мяч немного порезче на уровне головы, а другой, - чуть мягче и повыше! - предложил мне мой напарник Миша Носовский.
  Я согласно кивнул, мы взяли по мячу, и одновременно начали упражнение. Все оказалось не так просто, - малейшее изменение ритма и траектории полета мячей заканчивалось их падением. Мячи падали справа и слева от нас и у соседних пар. Мы подбирали их, и снова начинали пасовать друг другу, и уже где-то с пятой попытки приспособились удерживать их в воздухе, сделав около пяти -шести двойных передач, опережая другие пары и заслужив одобрение тренера.
  Напоследок каждого из нас заставили по нескольку раз бегать вдоль зала туда и обратно, ныряя под сетку, и непрерывно держа мяч пасом над собой.
   - Вот, - только время теряем, как будто в детском саду играем в дурацкие игры! - с раздражением думал я, ожидая своей очереди, - Что он еще придумает?
   Наконец-то прозвучала долгожданная команда:
  - На сетку! - и все с удовольствием пошли строиться в зону нападения, запасаясь мячами. К нам на передачу встал сам Михеев, а с той стороны, по его просьбе: " Олег, попасуй!" - под сетку встал лет под сорок полноватый и седоватый мужчина, немного выше меня ростом, пришедший в зал немного позже, а до этого сидевший на скамейке рядом с Анищенко.
  - А кто этот, седой? - спросил я стоящего рядом Володю Ручкина.
  - Это Олег Чехов, - он сейчас большая шишка в федерации волейбола, а к нам иногда приходит для променада. Он раньше неплохо играл.
   Я мысленно согласился с его оценкой - пас у него, как и у Михеева, был отменный.
  Подошла моя очередь, и только я собрался пробить, как он остановил меня:
   - Подожди, - давай попробуем отсюда! - он прошел вдоль сетки и встал под столб, в самый угол площадки: - Встань на 6-ой и иди на меня, - я тебе взвешу над собой!
  Я дал ему пас и начал разбег под углом к сетке прямо на столб. Он выдал мне мягкую передачу метра полтора высотой прямо над тросом, и я от души прошелся под себя по лицевой линии, попав в три метра.
  - Ну вот, так теперь и будем с тобой играть! - с удовлетворением сказал Михеев.
   Когда мы начали двухстороннюю игру, они оба остались на площадке, выполняя роль разводящих.
   Когда я вышел на 4-ый номер, Михеев, как и на разминке, стал выходить на пас под сетку к левому столбу. Прикрывая его, я смещался правее, и он, стоя за мной, при выходе обегал меня слева. После того, как мяч после приема подачи направлялся к нему, я возвращался в свою 4-ую зону, и начинал разбег прямо на столб по боковой линии. Конечно, я чувствовал себя королем со своей левой рукой, ловя мяч на самом краю сетки и пробивая прямо по линии, либо с разворотом вправо "косую" по 5-му, или крюком в 4-ую зону. Центральный блокирующий так глубоко смещаться не успевал, карауля укороченную передачу в центре, и я, раз за разом оказываясь на одном блоке, вкладывался от души, набирая очки в свою копилку.
  С некоторых пор, запасные, сидя на скамейке, стали вести кондуит наших "прегрешений" в своих блокнотах, и сегодня работы у них наверняка прибавилось. Такой необычный выход разводящего на левый край сетки был настолько непривычен, что создавал определенные трудности с доводкой туда первой передачи и вызывал ошибки. Были погрешности и в атаке, так как для нападающих "правшей" пас оттуда в центр сетки или на ее другой край, как оказалось, был не совсем удобен.
  Когда я после тренировки, смущаясь, высказал свои сомнения на этот счет Михееву, он довольно резко мне ответил:
   - Здесь команда мастеров или детский сад? Это их трудности! Тебе что, стало неинтересно играть на одном блоке?
   Теперь все тренировки после общей интенсивной разминки начинались с упражнений по совершенствованию приема и второй передачи, а заканчивались игрой в футбол или баскетбол. Для меня это было сущим мучением, - мало того, что я не умел играть в эти игры, так еще каждую минуту можно было получить травму, когда разгоряченные ребята весом под 90 кг, как буйволы, сметая все на своем пути, прорывались к воротам или к кольцу.
  При работе на сетке значительное время стали уделять нападающему удару с первой передачи, когда пас направлялся вперед из глубины площадки. В дополнение к этому, мы начали разучивать и "откидку", имитируя в прыжке замах и удар, и отдавая мяч партнеру над собой или через всю сетку.
  Для закрепления упражнений на игру "сразу", первые две партии проводились с правом для каждой команды только на два касания мяча. Получалось это сначала с большим трудом. Если, принимая подачу, некоторые из нас были еще в состоянии взвесить мяч партнеру сразу на удар, то сделать тоже самое, обрабатывая нападающий удар с той стороны, да еще после касания блоком, оказалось не под силу почти никому. Тем не менее, когда после этого начиналась обычная игра, теперь уже все стремились при первой возможности сразу обеспечить своих игроков пасом на удар, даже игнорируя выходящего к сетке своего разводящего.
  Постепенно игра команды стала выходить на новый уровень, при котором комбинационное нападение через разводящего с использованием укороченных и прострельных передач, сочеталось с результативными атаками с первого паса.
  Теперь перед двухсторонней игрой мы тройками у сетки через выходящего подолгу отрабатывали комбинации "крест", "эшелон" и "паровоз", с забеганием друг за друга, когда один из нас шел на короткую передачу и прыгал, чтобы поднять на себя блок в центре, а мяч адресовался либо ему, либо за его спину - партнеру, набегающему сзади, или простреливался на столб. Другая тройка с той стороны отрабатывала против нас свои действия на блоке. После того как нам удалось несколько раз пробить в центре без блока, тренер запретил им больше гадать, кому из нас последует пас, и велел впредь каждому персонально держать своего игрока.
   Дальше к этим упражнениям добавили разучивание нападающего удара с задней линии из 6-ой и 2-ой зоны, когда бьющий толкался для прыжка не ближе 3-х метровой линии, а мяч ловил в метре-полутора от сетки. Теперь забот у блокирующих прибавилось, - не так-то просто было определить, откуда последует завершающий удар.
   На следующей тренировке нам завесили сетку по всей длине сверху до самого пола длинным непрозрачным занавесом, и у нас началась интересная игра в кошки-мышки.
   Конечно, не видя подающего, было трудно среагировать на внезапно вылетающий из-за сетки мяч, но ведь и противник ничего не мог видеть, если нам удавалось направить первую передачу своему выходящему ниже верхнего уровня сетки. Тогда он, сместившись на пару шагов вправо или влево от зоны, где по шаблону дежурил основной блокирующий, мог вывести нас коротким пасом на чистую сетку. Наша тактика стала быстро приносить свои плоды, так как у нас с передачей было получше, и мы успешно маскировали свои действия. У соперников это получалось хуже, - почти всегда при первом приеме мяч направлялся выше сетки, выдавая местонахождение разводящего, куда и сдвигался наш высокорослый центровой, готовясь к прыжку на блок. Передачи на края сетки у них априори шли высокими, и, видя их, успеть туда с блоком не составляло особого труда. Конечно, когда иногда и у них проходил неожиданный короткий пас по центру, сзади достать такой удар было почти нереально - над сеткой внезапно вырастала голова бьющего с поднятой рукой, затем над тросом снизу перед ним на мгновение появлялся мяч, и следовал пушечный удар, хорошо еще, если не в лицо.
   Следующий тренерский сюрприз заставил всех нас вообще усомниться в своем умении нападать, - после разминки сетку подняли на высоту 2 м 50 см.
   - Ну-ка, покажите, как вы умеете бить выше блока! - предложил нам Михеев.
   Казалось бы, ну что такое лишние какие-то 5 см, а оказалось, что это уже целых 50 мм, которые могут кардинально поломать уже сложившиеся и заученные до автоматизма стереотипы при выполнении всех элементов удара.
  Первые попытки пробить на высокой сетке у всех, за исключением высокорослого Юры Козлова, закончились одинаково - все с маниакальным упорством попадали в трос. Я тоже не был исключением, первые два раза попал в сетку, а когда попытался пробить по задней линии, мяч ушел в аут.
  Теперь для того, чтобы попадать в поле, всем пришлось переходить на кистевые удары высоко поднятой прямой рукой, появились и проблемы при игре на блоке, но зато в защите дела у нас пошли значительно лучше - пушечные удары в игре исчезли как по мановению волшебной палочки. После того как мы сыграли одну партию на высокой сетке, ее снова опустили на привычную высоту 2 м 45 см, и у меня сложилось впечатление, что мы теперь играем на женской сетке - все опять стали пробивать со страшной силой.
   Время от времени на тренировках появлялись новые игроки, из них с основном составе закрепились Женя Кузнецов и Толя Баталин. Оба длинноволосые, один посветлей, другой - потемней, с меня ростом.
  Толя Баталин - лощеный, с черными, зачесанными назад набриолиненными волосами, с барской осанкой, приходил всегда модным, одетым с иголочки и держался несколько надменно, с чувством собственного достоинства. Его жена - Галя Баталина играла за нашу женскую команду мастеров.
  Женя Кузнецов оказался веселым, разбитным парнем и со всеми был запанибрата. Когда он появился в первый раз, кто-то из ребят удивился:
  - Надо же, "Зуб" к нам пришел! Здорово!
   - Привет всем! - Женя широко улыбнулся, и я сразу понял почему его так назвали - у него во рту ярко сверкнул золотой зуб.
  Оба они были очень техничны в общей игре, и выделялись своеобразной индивидуальной манерой нападения. Женя Кузнецов со всей силы в доигровке пробивал все мячи из любой точки площадки даже в том случае, если они хоть ненамного оказывались выше верхнего уровня сетки. Любой игрок на его месте перекидывал бы такие мячи двумя руками на ту сторону, а Женя нападал без тени сомнения, вкладываясь в каждый удар и умудряясь попадать в поле, к тому же никому и в голову не приходило прыгать на блок на такой низкий и далекий от сетки мяч.
  Толя Баталин особенно удачно выполнял удары с переводом. Например, разбегаясь из зоны 3-го номера боком к сетке, он всем своим видом демонстрировал, что будет бить по ходу "косую" диагональ, а сам так закручивал мяч рукой и кистью в другую сторону - назад, за свое левое плечо, что легко обходил любой блок. Сколько раз, иногда играя против него и заранее зная, что он будет переводить влево от себя, я все равно пропускал на блоке его перевод, убежденный, что вот сейчас-то, когда он тянется к мячу впереди себя, он туда вывернуть не сможет, а он все равно умудрялся мастерски выполнить свою вертушку.
   Я теперь каждый раз приходил в зал пораньше и становился к стенке, отрабатывая прием мяча одной рукой снизу - тыльной стороной сжатого кулака, так как это делал Виктор Мальцман, поразивший меня этим элементом несколько лет назад. К этому времени у меня уже выработалось довольно хорошее чувство мяча, и я подолгу мог, не ошибаясь, принимать и возвращать обратно кулаком резкий отскок от стенки на уровне груди или колен, чередуя с пасом над собой снизу той же одной рукой. Не забывал я отрабатывать и кульбиты, сначала на матах, а потом и на полу. Теперь, доставая далекий мяч, я уже спокойно мог с разбега, пролетев пару метров, поднять его кулаком и, приземлившись на две руки, выполнить кульбит кувырком через плечо, свернувшись в комок, поджимая колени к груди. Переворот завершался приходом на ступни согнутых ног, и я снова был на ногах, вновь готовый к игре.
  Тогда еще не изобрели прием снизу двумя руками "на манжеты", без которого сейчас нельзя себе представить современный волейбол, и все, играя в защите, принимали мячи кто как мог - или, ложась на спину и подставляя под удар ребра соединенных ладоней, или старались принять мяч в пас на жестко поставленные пальцы. Если доставали далекий мяч в падении "ласточкой", то его поднимали вверх тыльной стороной широко раскрытой ладони.
  Ребята, глядя, как я у стенки жонглировал мячом, посмеивались:
  - Опять ты дурью маешься! - а тренер, когда я в игре поднимал мяч кулаком, неизменно сначала каждый раз кричал: - Не принимай одной рукой, сколько раз можно говорить?! Однако, постепенно к этому все привыкли, благо игра кулаком у меня с каждым разом получалась все лучше. Кстати говоря, за все годы, пока я выступал, да и после этого, я не видел ни одного игрока, который сумел бы овладеть и пользоваться таким приемом.
  Мое рвение подогревало и недавнее посещение стадиона "Динамо", где за футбольными воротами около восточной трибуны на специально сооруженной площадке в конце лета проводилась финальная встреча на первенство Европы по волейболу.
  
  Наша сборная выступала в таком составе: - П.Воронин - из Ленинграда, К.Рева, В.Щагин, В.Саввин, А.Якушев, М.Винер, М.Пименов - из Киева, В.Мальцман, Г.Ахвледиани и кто-то еще - не могу вспомнить, - из Москвы.
  В первых двух партиях, которые наши уверенно выигрывали, хотя сборная Чехословакии сопротивлялась отчаянно, Мальцман находился в запасе. Его выпустили в середине третьей, а затем и в четвертой решающей партии. Сидя на переполненной трибуне, я чуть не задохнулся от волнения, когда Володя Саввин, подняв на себя блок, откинул в прыжке мяч Мальцману через всю площадку на 2-ой номер.
  - Только бы отыграл! - мелькнуло в голове, пока я глядел, как он поднимается в воздух.
   По исполнению это был блестящий удар, и он вызвал бурю оваций у зрителей. Наша команда действовала как хорошо отлаженный механизм, с безукоризненным приемом, организованным групповым блоком и защитой, разыгрывая впереди четкие комбинации в нападении. Воронин и Рева по праву считались одними из лучших нападающих мира, и болельщики дружно ахали и с ревом вскакивали на ноги после каждого их пушечного удара. На меня особенно сильное впечатление произвела игра Михаила Пименова - он, как и я, был левшой, и я, не отрываясь, смотрел на его технику выполнения ударов, когда он, за счет виртуозного владения кистью, легко уходил от блока, обрушивая тяжелые удары по диагонали, или переводя мяч по линии.
  Особенный восторг у меня, да и у всех зрителей вызвал прыжок Мальцмана, когда он, в подстраховке, пролетев по воздуху метра три, достал кулаком в кульбите обманный удар, направленный за спину нашим блокирующим. Я так радовался и кричал, как будто сам сумел поднять этот безнадежный мяч.
  Наша команда уверенно выиграла этот напряженный матч, завоевав звание Чемпионов Европы и добавив эту награду к ранее завоеванному титулу Чемпионов мира.
  
   За интенсивными тренировками я заметил приближение зимней сессии лишь, когда на меня навалились проблемы в виде задолженностей по сдаче курсовых и лабораторных работ, а также зачетов. Пришлось опять на две недели переселяться в " Дом Коммуны" к ребятам в общежитие, чтобы с их помощью подготовиться к экзаменам. Как ни удивительно, мне удалось подчистить все "хвосты" и получить зачеты, а затем и сдать сессию почти без троек.
  Больше всего я боялся сопромата. Курс сопротивления материалов у нас читал профессор Гениев. Боялись мы его как огня - каждую лекцию он начинал с переклички, и помнил по фамилии и в лицо всех студентов, так что на его занятия приходили все, даже такие заядлые прогульщики, как и я. К сопромату меня натаскивал Юра Поюровский, - капитан нашей второй институтской команды. Родом он был из Мариуполя и старше меня на курс, - красивый, черноволосый, улыбчатый и чрезвычайно разговорчивый парень. С его помощью я кое-что усвоил, и с большим трудом получил- таки зачет. Доцент Дробышев долго недовольно морщился, но, все же проговорив:
   - Даю вам последний шанс - встретимся на экзамене! - расписался в зачетке.
   Понятно, что на экзамен я шел, дрожа как осиновый лист.
  Взяв билет, я сел с отличником из нашей группы Вадимом Антокольским, с которым я, впрочем, как и со всеми, был в приятельских отношениях. Пока Вадим, уже подготовившись, ждал своей очереди, он искоса взглянув на мой билет, мгновенно написал на листочке ход решения обеих задач и незаметно передвинул его мне. Я добросовестно переписал все к себе на черновик и тщетно попытался осмыслить увиденное. Так и не поняв все до конца, я решил сначала разделаться с теоретическим вопросом и, достав шпаргалку из кармана, подсунул ее под свой черновик. Быстро найдя то, что мне было нужно, я переписал все на чистовик. Вдруг, как только освободилось место у профессора Гениева, открылась дверь в аудиторию, и в нее вошел Юра Поюровский. Он сделал мне недвусмысленный приглашающий жест и направился к кафедре. Я, почти ничего не соображая от ужаса, послушно встал, собрал все бумаги и отправился за ним следом, обреченно опустившись затем на стул около профессора. Он, покосившись на меня, удивленно посмотрел на Поюровского:
   - Чему обязан?
   Юра лучезарно улыбнулся:
   -Я из комитета комсомола и редакции стенгазеты. Мне поручили написать, как у вас проходит экзамен!
  - Ну что ж, присаживайтесь, - я не возражаю.
   Он повернулся ко мне и взял мой билет:
   - Так, что тут у нас? - бегло взглянув на мою писанину, профессор сказал, обращаясь к Поюровскому:
  - Молодой человек пошел по сложному пути, а между тем, если принять во внимание следующее допущение - он взял ручку, перевернул мой листок и, быстро написав несколько дифференциальных уравнений, показал их нам:
  - Вам не кажется, что это более элегантное решение?
   Мы, молча, дружно закивали головами. Профессор перевел взгляд на меня:
   - Насколько я помню, вы ведь не пропускали моих занятий?
  - Нет, что вы, как же можно! - судорожно сглотнув, я отрицательно закрутил головой.
  Он повернулся к доценту Дробышеву, принимающему экзамен у другого студента:
   - Я поставил молодому человеку отличную оценку!
   Дробышев удивленно посмотрел на меня, недоуменно пожал плечами, но молча заполнил зачетку и пододвинул ее на подпись профессору.
   На подгибающихся ногах я вышел в коридор, держа в руках зачетку и забыв поблагодарить профессора. Меня со всех сторон окружили девочки и ребята. Вадим Антокольский выхватил у меня из рук зачетку, и, посмотрев в нее, присвистнул:
  - Ну и чего ты прикидывался?
  - Спасибо, если бы не ты...- начал я, но он меня перебил: - Да ладно тебе, - свои люди, сочтемся!
   Я дождался, пока Поюровский, выдерживая свою роль, поприсутствовал еще некоторое время на экзамене, и когда он вышел, спросил его:
  - Юра, а, может, действительно напишем такую заметку? А то как-то неудобно...
  - А что - давай! Даром что ли я там переписывал ведомость? - он показал мне листок с фамилиями сдающих и их оценками.
  Мы тут же зашли в свободную аудиторию и я за десять минут набросал текст заметки под названием "На экзамене по сопромату у профессора Гениева".
  Юра прочитал и одобрительно хмыкнул:
   - Слушай, а у тебя это здорово получается, - лучше чем там, за столом! Может, ты не тот институт выбрал? Давай я отнесу в редколлегию - пусть и правда напечатают! А что ж ты себя среди отличников не упомянул?
   - Да все равно никто не поверит! Ты только молчи, не проговорись кому-нибудь, а то получится как с Колей Мольвером и с Володей Шулеповым!
   Мы оба вздохнули, вспомнив эту недавнюю печальную историю. Коля Мольвер учился вместе со мной в одной группе и неплохо играл в нашей второй институтской команде. У него была необычайно сильная подача, причем он подавал ее сверху, стоя на месте. Володя Шулепов, я уже упоминал о том, что он ходил на протезе, едва заметно прихрамывая, и играл в нашей первой команде. Так вот, незадолго до этой сессии, их обоих неизвестно каким ветром занесло в церковь около метро "Сокольники", откуда их и забрали в милицию по просьбе прихожан, так как от них сильно попахивало спиртным. Коля Мольвер, быстро сообразив, чем может закончиться дело, на другой же день забрал свои документы из института и снялся с комсомольского учета под благовидным предлогом. Володе Шулепову повезло больше - ему по комсомольской линии объявили строгий выговор с предупреждением, но все-таки оставили в институте, учитывая, что он уже на четвертом курсе и имеет отличную успеваемость и, может быть, в какой-то мере наши спортивные ходатайства.
   Когда мы вышли в коридор с текстом готовой заметки, там собралась уже добрая половина нашей команды. Дело в том, что Гена Сметанин договорился с дирекцией о поездке в Харьков для проведения товарищеской встречи с родственным институтом и билеты были уже у него на руках. Я сдавал экзамен последним из тех, кто должен был ехать, и все поздравили меня с завершением сессии и с тем, что не подвел команду. Мы договорились о завтрашней встрече на вокзале, пожалев о том, что Шулепову ехать с нами не разрешили. Мы зашли в редакцию стенгазеты и отправились всей кампанией в забегаловку попить пивка.
  
   В Харькове мы сразу попали на праздничный вечер по случаю окончания сессии и до поздней ночи принимали такое деятельное участие в торжествах, мини-застольях и танцах, что на другой день оказались явно не в форме.
  Против нас выступала сильная команда во главе с мастером спорта по фамилии Великий. Обладателя этой легко запоминающейся фамилии я часто встречал потом среди судейского корпуса на различных всесоюзных соревнованиях, каждый раз вспоминая эту неудачную игру, которую мы с треском проиграли.
  Сидя в раздевалке, мы покорно выслушали все, о чем думал Гена о каждом из нас, глядя на нашу игру. Впрочем, около зала нас ждали вчерашние подружки по танцам, и они своим вниманием постарались сгладить нам горечь поражения.
  
   В Москве по возвращению снова началась привычная жизнь - учеба, тренировки, игры на первенство города за "Спартак" и за институт среди ВУЗов.
   Первенство Москвы мы провели неплохо. Хотя мы и проиграли признанным грандам столичного и отечественного волейбола - ЦСКА, "Динамо" и "Локомотиву", но проиграли достойно, вырывая у каждого из них по одной или даже по две партии. В итоге мы заняли пятое место, пропустив вперед еще очень сильную команду МАИ и выиграв у всех остальных команд.
  Я очень обрадовался, увидев Мальцмана, когда мы приехали играть с "Динамо" к ним в зал на Цветном бульваре.
   - Рад тебя видеть! - встретил он меня своей неизменной фразой и протянул руку: - Как твои дела?
   Я рассказал, как болел за него летом на стадионе "Динамо" во время финального матча на первенство Европы, передал привет от ребят из "Правды", куда я иногда захаживал на тренировки.
   - Помнят меня? Что ж, очень приятно, - я тронут. Передай им мой привет!
   Увидев, как мы разговариваем, к нам подошли Соня Горбунова и Саша Чудина.
  - Славик, здравствуй! А ты повзрослел и подрос немного? - спросила Соня.
  - Да нет, до Саши я еще не дорос! - ответил я, глядя на высокую Чудину.
   Я тут же испугался, что сморозил глупость, но Саша засмеялась и спросила баском: - Спасибо, это как - можно считать за комплимент?
   Эту встречу мы проиграли 3:1, хотя выступили достаточно прилично, о чем мне сказал Мальцман, когда мы прощались после игры, скупо похвалив и меня:
  - Ты сегодня выглядел неплохо.
  
   Клубом мы выступили достаточно успешно, закончив зимний сезон вслед за лидерами, но на собрании коллектива начальство поставило перед командой мастеров задачу в следующем сезоне занять не ниже четвертого места по Москве, чтобы завоевать право на участие в первенстве Союза в классе "Б".
   Летом обе команды мастеров на сборах в Тарасовке должны будут готовиться к традиционным Всесоюзным соревнованиям на первенство Центрального совета "Спартака".
  После собрания я подошел к Анищенко.
  Он уже знал, что у меня сразу после весенней сессии начиналась производственная практика в Днепродзержинске, а потом я собирался опять уехать в Домбай в альпинистский лагерь.
   - Ну что ж, нам будет тебя не хватать! - искренне пожалел Борис Николаевич. Я попросил его, если это будет возможно, достать мне на следующее лето бесплатную путевку в спартаковский альплагерь "Шхельда".
   - Значит, ты и на следующий год все лето пропустишь? А не боишься, что когда вернешься, то твое место в составе уже прочно кто-нибудь займет?
  - Ну, хоть во вторую команду может, тогда возьмете?
   - Я пошутил, хотя все бывает. Путевку я тебе обязательно достану - не сомневайся!
   Я тепло попрощался с ним, так же, как перед этим с остальными ребятами, и немного расстроенный, поехал домой готовиться к экзаменам.
  
   Эту сессию, в отличие от предыдущей, мне удалось благополучно закончить без всяких приключений, и уже через несколько дней наша шумная студенческая кампания, расположившись в плацкартных вагонах, отправилась в Днепродзержинск.
  Нас поселили в студенческом общежитии, откуда мы с утра отправились на завод знакомиться с прокатными станами, нагревательными печами и прессами для горячей штамповки, доменным и мартеновским производством. Учась в институте, мы, как нам казалось, уже знали достаточно много о металлургических процессах, но когда мы перешагнули порог завода-гиганта, перед нами открылись двери в другой мир, о котором мы не имели представления.
  Уходящие вдаль бесконечные пролеты цехов, пышущие нестерпимым жаром печи, разогретые добела заготовки, маленькие фигурки рабочих, непрерывно с тревожными звонками перемещающийся над головами огромный мостовой кран, держащий в своих лапах пугающие болванки, страшные по своей мощи удары многотонных прессов, от которых вздрагивает пол и жалобно звенят стекла в открытых настежь фрамугах, обжигающий дыхание воздух, горький от запаха окалины и гари, тропическая жара, непрекращающийся металлический лязг и грохот, заглушающие захлебывающееся басовитое гудение огромных вытяжных вентиляторов, из последних сил тщетно пытающихся очистить атмосферу - такая картина, представшая перед нами, просто ошеломляла, внушая невольное уважение к людям этой профессии. Теперь можно было понять, почему в нашем институте такая высокая стипендия.
   Нас ознакомили поочередно со всеми основными цехами завода, где мы, в меру своих сил, постарались поучаствовать в производственном процессе. Нас жалели:
   - Успеете еще наработаться! - и поручали нетрудную работу, но все равно мы выходили с завода обалдевшими от грохота и жары, и сразу из проходной отправлялись на пляж загорать, играть в карты и в волейбол. Жили мы очень дружно и весело, во всем помогая друг другу, и наш преподаватель, ответственный за практику, не мог нарадоваться на нашу группу, выставив нам всем отличные оценки. Накануне отъезда мы на последние деньги устроили вскладчину прощальный ужин. Москвичей среди нас было мало, и все разъезжались на каникулы по домам в разные концы и города Союза.
  
  СНОВА ДОМБАЙ И АЛЬПИНИСТСКИЙ ЛАГЕРЬ
  
   В Москве меня уже ожидала путевка, которую мне, как и обещал, забронировал начальник альплагеря Грицай, и уже через два дня я сел в поезд, направляясь в Домбайскую долину.
  В лагере меня встретили с распростертыми объятиями ребята и девочки, с которыми мы ходили в прошлом году на зачетное восхождение, радушно приветствовали знакомые инструктора, и среди них мой дядя Давид со всем семейством - он приехал в этот раз со своей женой Зиной и 10-летним сыном Генкой, моим двоюродным братом.
  Заслуженный мастер спорта Аля Лупандина - бессменный начальник Спасательной службы, расцеловала меня в обе щеки:
  - Славик, как хорошо, что ты приехал! Я так рада, что снова увижу как ты играешь! Грицай встречал первую машину и очень расстроился, что ты не приехал. Зайди к нему сразу, он тебя ждет!
   Я тут же отправился к начальнику лагеря и первым делом поблагодарил его за предоставленную путевку. Он тепло встретил меня, напоил горячим чаем с печеньем и подробно расспросил о моих успехах в институте и в волейболе. В заключение он достал из шкафа аккордеон:
  - Вот, заждался он тебя, - бери! Желаю тебе собрать хорошую команду, а мы уж поболеем за вас, и успешных тебе восхождений!
   В этот раз я ходил в горы уже в ранге значкиста. У нас подобралась сильная и дружная четверка. Мы побывали на нескольких вершинах - на "Малом Домбае", на "Задней Белалакае" и на "Джессарском пике", преодолели несколько трудных перевалов.
  
   Особенно тяжело нам пришлось на последнем восхождении при выполнении траверса снежной вершины "Софруджу".
  Едва мы тогда преодолели половину склона ледника, как на нас внезапно обрушилась снежная буря со шквальным ветром, сбивающим с ног. Мы с трудом, на ощупь, почти ничего не видя, разровняли небольшую площадку, поставили и намертво закрепили ледовыми крючьями палатку, разожгли примус и еле втиснулись внутрь, спасаясь от бурана. Только через час, напившись горячего чая, мы перестали дрожать от холода, и стали думать о том, что нам делать дальше. После короткого обсуждения решили сидеть на месте, а утром попробовать продолжить подъем к перевалу, либо вернуться в лагерь, если это будет невозможно.
  Контрольный срок, установленный нам, предусматривал резервный день, и мы в любом случае не рисковали поднять на ноги по тревоге все лагеря. Ветер все усиливался, палатка ходила ходуном, и даже выйти наружу в туалет стало почти неразрешимой проблемой. Пришлось выходить, вернее - выползать на страховке, закрепившись на основную веревку. Это развлечение ненадолго скрашивало тревожное ожидание, вместе с незамысловатыми шуточками, вроде: - " Ты там ничего себе не отморозил?", - или: - " Смотри, - ты же весь мокрый! Ты что, опять встал против ветра?"
   К счастью, один из нашей четверки - Костя из Ленинграда оказался человеком с феноменальной памятью и большим знатоком русской поэзии, он целый день читал нам наизусть всего "Евгения Онегина", "Руслана и Людмилу", Лермонтова и Есенина.
  Несмотря на весь драматизм ситуации - мы обоснованно опасались возможного схода лавины, хотя основной снежник мы обошли стороной и он, вроде бы, остался внизу- мы, тесно прижавшись друг к другу и забыв обо всем, заворожено впитывали в себя волшебную музыку стихов.
   - Ладно, давайте спать, - завтра надо встать пораньше! - слегка охрипшим голосом, наконец, предложил Костя, и мы стали устраиваться на ночь, залезая в спальные мешки.
   Встали мы, когда было еще совсем темно и, убедившись, что за ночь ветер утих, да и снег сыплется сверху уже не так сильно, решили продолжить восхождение.
  Наскоро перекусив, мы еле откопали палатку от снега и, увязав рюкзаки, начали подъем двумя двойками, связавшись между собой. Каждый шаг вверх по обледеневшему склону, покрытому выпавшим снегом, давался с огромным трудом. Приходилось по нескольку раз с силой вбивать ноги в снег до твердого наста чуть ли не до колен, затем, опираясь впереди на загнанный до верха ледоруб, подтягивать себя вверх. Обледенелые трикони на подошвах держали плохо и ноги проскальзывали назад. Когда мы выбившись из сил, в очередной раз остановились, чтобы немного отдышаться и поменяться местами, хотя, на мой взгляд, не было разницы - идешь ли ты первым или последним, я спросил добравшегося до меня Кости: - Как ты думаешь, Ленин занимался альпинизмом?
   Он быстро врубился: - Ты насчет его статьи "Шаг вперед и два шага назад"? Нет, это не про нас. Он шел другим путем и к другим вершинам!
   - Тогда ему было легче!
  - Слушай, что-то мы не в ту степь, а?
   Я оглянулся на нашу вторую двойку, карабкавшуюся за нами метрах в десяти ниже:
  - Так никто ж нас не слышит!
  - Тогда ладно, потрепались немного, давай двигай дальше, к звездным вершинам!
   Казалось этот подъем никогда не кончится, и когда мы, наконец, выбрались, чуть ли не ползком на закрытый туманом перевал, силы оставили нас окончательно.
  Сбросив рюкзаки, мы повалились на них, жадно заглатывая открытыми ртами влажный холодный воздух, как рыбы, вытащенные из воды, не в состоянии даже отряхнуть снег, облепивший нас с ног до головы. Вслед за нами наверх выползла и вторая двойка и плюхнулась рядом, сняв рюкзаки. Только минут через десять мы стали понемногу приходить в себя:
  - Все-таки вылезли!
  - Хорошо, что в этот раз без баб, а то бы и их еще тащить!
   - Ну да, - они все - двужильные!
  - Ребята, сидеть долго нельзя, - мы все мокрые, продует, не дай Бог!
   - Сейчас, я только перекурю!
   Я достал папиросы и спички из внутреннего кармана рубашки, отогнув штурмовку и свитер: - Не промокли!
   - Ты еще после всего курить можешь? Ребята, разгружайте рюкзаки, пусть все прет, нечего ему прикидываться, что устал! Ну что, накурился? Загаси окурок, нам для полного счастья здесь только пожара не хватает! Подъем!
   Мы с Костей надели рюкзаки, связались и, поеживаясь от холода, двинулись вслед за второй двойкой, пропустив ее вперед. Ноги после отдыха сначала были как деревянные и не хотели идти, но постепенно мы разошлись, немного разогрелись и втянулись в ритм движения. Дальше уже не было таких крутых подъемов, и мы, не теряя высоты, обошли сбоку по склону несколько вершин, примыкавших к перевалу, и через пару часов опять вступили на широкий снежник, плавно уходивший наверх в клубившийся туман. Все хорошо помнили "кроки" - карту-схему маршрута восхождения, которую мы заполняли в лагере для утверждения Начспасом, и, выйдя на снежник, очень обрадовались, что не заблудились в тумане.
  -Верным путем идете, товарищи! - торжественно провозгласил кто-то из ребят, - Отсюда до верха должно быть уже недалеко!
   Немного передохнув, мы собрались с силами, и пошли в последний подъем. На первый горб, сдвоенной вершины "Софруджу", мы вылезли даже как-то незаметно. Постояв для порядка несколько минут на круглом выпуклом пятачке, мы подняли вверх ледорубы, и, крикнув "Ура!", продолжили путь.
  Спустившись с другой стороны на небольшую перемычку, мы двинулись наверх ко второй вершине, до которой было уже рукой подать.
  Наверху мы повторили процедуру со вздыманием ледорубов, и снова крикнув "Ура!", уселись отдохнуть на рюкзаки вокруг каменного тура, предварительно достав оттуда записку предыдущих восходителей и заложив туда свою.
  Открыв припасенные для этого случая две банки консервированного компота, мы пустили их по кругу.
  - Жалко, что все вокруг закрыто туманом и облаками! Отсюда наверно вид потрясный!
   - Ну что ты переживаешь, сбегаешь еще раз потом, когда солнце будет!
   - Ага, как раз разбежался!
  - От такого слышу!
  
   Вниз по снежному склону мы лихо съехали за какие-то 10-15 минут, глиссируя на широких подошвах ботинок, как на лыжах в полуприсяди, опираясь всем телом на ледорубы, держа их сбоку под мышкой двумя руками и регулируя скорость скольжения, ни разу не упав и не потеряв равновесия, как это случалось иногда на учебных занятиях.
  Собравшись вместе внизу, мы только двинулись дальше, как увидели впереди бредущую нам навстречу цепочку людей в штормовых костюмах.
  - Это что за пилигримы? Надо же, встреча на Эльбе! Интересно, что они здесь потеряли?
   Я засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул.
   В ответ первый из них поднял вверх ледоруб в знак приветствия. Мы быстро спустились к ним и поздоровались. Оказалось, что это группа из 12 человек была из соседнего альплагеря "Алибек". Они по тревоге вышли сегодня наверх, так как из-за давешнего бурана их четверка значкистов была вынуждена пережидать непогоду в палатке, как и мы, и просрочила контрольный срок возвращения в лагерь. Они их встретили уже внизу на спуске после восхождения, и теперь все вместе возвращались домой.
  У них с собой была рация, и мы попросили сообщить вниз, что у нас все в порядке и что мы тоже идем домой. Пока радист выполнял нашу просьбу, нас напоили горячим чаем из термоса и угостили шоколадом. Их руководитель поинтересовался, где нас застала буря, затем он, немного наклонив голову к левому плечу, посмотрел на нас сбоку и сказал, что мы все сделали грамотно:
   - Но все-таки вам повезло - в такую погоду на леднике ветром могло сорвать палатку вместе с вами, несмотря даже на ледовые крючья.
  - Да у нас сзади палатку со стороны ветра занесло снегом по самую крышу! Мы еле откопали утром!
  - Как же вы вылезли наверх, бедные - наверно по пояс в снегу? Да, досталось вам! - посочувствовал он. Мы поблагодарили их за теплую встречу и за угощение. Я сказал, что мы собираемся к ним в гости, чтобы сыграть в волейбол. Мне ответили, что после такого знакомства они будут с нетерпением ждать нас в гости, но болеть будут за своих.
  Пожелав им счастливого пути, мы продолжили спуск и скоро вышли к узкому кулуару, рассекавшему скальный массив до самого низа, по которому нам и предстояло спуститься в долину. На первый взгляд он не выглядел очень сложным, так как весь был изрыт трещинами и уступами, если бы не пугающая пустота под ногами. Тем не менее, помогая и страхуя друг друга в наиболее опасных местах на мокрых и скользких от дождя участках, мы благополучно и сравнительно быстро преодолели этот последний спуск.
  Внизу мы с чувством обменялись рукопожатиями.
   - Ну, все - считай, что мы уже дома!
  - И чего это людям не сидится у теплой печки? - я внимательно оглядел ребят: - Есть же ненормальные!
  - Сам такой!
   - Хватит трепаться, надо поторапливаться, скоро темнеть начнет!
   Мы скрутили надоевшие мокрые веревки и решительно зашагали вперед. Как по заказу, немного распогодилось, дождь перестал и идти стало повеселей.
  В лагерь мы вошли под звуки приветственного марша, и все его население уже построилось на линейке для торжественной встречи.
  После сдачи рапорта в нашу честь прозвучало троекратное "Физкульт - ура!" и девочки вручили нам цветы. Нас окружили со всех сторон, хлопая по плечам, пожимая нам руки и расспрашивая о наших приключениях. В столовой нас усадили за "стол победителей", а вечером на танцах мы пользовались повышенным вниманием со стороны прекрасного пола, хотя, сказать по правде, дамы и раньше были к нам достаточно благосклонны. Так радостно закончился этот бесконечно длинный, и трудный день.
  
   В перерыве между восхождениями я пытался, как мог, наиграть состав для встречи с соседним альплагерем. В первые дни я уже отобрал человек десять, и теперь ребята с увлечением каждый вечер тренировались, окруженные вниманием болельщиков. Я тогда очень обрадовался, увидев среди собравшихся нашего связующего из прошлого состава. В этот раз у нас команда оказалась посильнее, чем в прошлом году. Явных нападающих, правда не было, но зато все достаточно ровно играли в защите и на передаче, да и перебивали хотя и не сильно, но грамотно и по месту.
   Время встречи согласовали по рации, и этот день объявили свободным от занятий. После обеда битком набитые болельщиками грузовики с песнями тронулись в гости к соседям. Когда мы приехали, там вокруг площадки уже собралось довольно много народа и наши болельщики поторопились занять свободные места. Мы опять повторили свою прошлогоднюю заготовку, и вся наша делегация перед началом встречи после моих слов:
  - "Команде "Алибек" физкульт -....", закончила мое обращение, хором дружно проорав:
   - Привет!
   По сравнению с прошлым годом наши противники выглядели послабей, - у них в этот раз не было высокорослых нападающих, были проблемы и со второй передачей. В общем, обе команды были примерно одинаковы по своему классу, хотя, на мой взгляд, в общей игре мы выглядели немного предпочтительнее, да и я, без серьезного противодействия на блоке, чувствовал себя впереди вполне комфортно.
   В довольно напряженной борьбе мы вырвали победу в первой партии, а дальше их сопротивление ослабло, и мы выиграли встречу довольно легко, к неописуемой радости болельщиков.
  После игры нас затормошили и затискали в объятиях, поздравляя с победой. Мы сладко таяли и млели от девичьих поцелуев и скромно принимали комплименты в свой адрес, смущаясь от общего внимания.
   Как только нас на минуту оставили в покое, ко мне подошли несколько местных болельщиков.
   - Здравствуйте, вы меня помните? - спросил шедший впереди седоватый мужчина среднего возраста, одетый в хороший костюм с ярким галстуком, безукоризненно завязанным на белоснежной рубашке. Все вокруг были в штормовках и в ковбойках, и он сразу бросался в глаза, выделяясь своим необычным нарядом среди остальных зрителей.
   Я сразу вспомнил его по голосу и по манере разговаривать, слегка склонив голову набок:
   - Конечно, я вас узнал, хотя, помня, каким вы были тогда в горах, - в штормовке с поднятым капюшоном и в темных очках, и, глядя на вас сейчас, можно было бы и усомниться!
   Он благодарно улыбнулся:
   - Спасибо! Вы знаете, я хочу вам сказать, что конечно болел за наших, но почему-то симпатизировал и лично вам. Извините за любопытство, вы, наверняка, выступаете за
  какую-нибудь известную команду? Я не ошибся?
  - Да, за команду мастеров московского "Спартака", - признался я.
   - Так я и думал. Вы выиграли заслуженно, и, несмотря на проигрыш, доставили нам большое удовольствие своей игрой! Прошу прощения, что задержал вас. До свидания!
   Он пожал мне руку, церемонно поклонился ребятам, с интересом прислушивающимся к нашему разговору, и ушел.
  - Это что за чудак? Откуда ты его знаешь? - тут же накинулись они на меня.
   - Судя по всему, это какой-то ученый,- у них тут в "Алибеке", говорят, сплошь одни доктора наук и кандидаты. Мы с ним встретились наверху, когда на "Софруджу" ходили, он был руководителем спасателей, а это значит, что он, как минимум, мастер спорта. Пошли скорей, а то без нас уедут, все уже загрузились!
  В лагере , когда наши машины въезжали в ворота, нас встретил спортивный марш, который обычно звучал по радио в честь возвращения покорителей вершин.
  
   Через несколько дней нам объявили, что завтра состоятся соревнования на первенство лагеря по скалолазанию, и в них могут принять участие все желающие. Таких набралось довольно много, и около высоких каменных столбов, где обычно проводились скальные занятия, собрался почти весь лагерь.
  На этот раз инструктора разметили краской маршрут движения на новом участке скалы высотой около 30 метров. Условия соревнования были обычными - надо было выбраться наверх на верхней страховке, не выходя из коридора обозначенного маршрута, там перевязаться на основную веревку и спуститься вниз способом "сидя на веревке", так называемым "дюльфером". Оценка выставлялась судьями по суммарному времени, затраченному на подъем и спуск, с учетом техники лазания.
  У меня был 15-ый номер, и я внимательно смотрел, как ребята идут по скале, стараясь запомнить где они находят зацепки для рук, и как они преодолевают трудные участки, где уже успели сорваться один за другим двое участников, повиснув на страховочной веревке. Судьи наказывали участников за "игру на пианино", когда скалолаз судорожно ищет и не находит пальцами рук зацепки вокруг себя, снижая оценку за технику подъема. Снизу все разглядеть было невозможно, но все же я успел почти наизусть выучить последовательность движений ребят, идущих по маршруту.
  Наконец вызвали и меня. Я подошел к месту старта, пристегнулся карабином к концу основной веревки, идущей наверх, и, услышав команду "Пошел!", начал подъем.
  Оказалось, что сначала идти было не так трудно, и я довольно быстро преодолел первую половину пути, но дальше с каждым метром высоты, крутизна стены стала возрастать, удобные трещины и полочки куда-то исчезли. Теперь иногда приходилось подтягиваться, зацепившись лишь кончиками пальцев за небольшие выбоины в почти гладкой скальной породе - хорошо еще, что я примерно помнил, где их надо искать.
  В том месте, где срывались ребята, и мне пришлось нелегко - несколько раз у меня начинали проскальзывать ноги, и я еле удерживался на дрожавших от напряжения руках, с трудом находя точку опоры для ног. Я вспомнил, что дальше, прежде чем продолжить подъем, следует сместиться метра на два левее, и был тут же вознагражден, обнаружив над собой небольшую расселину, а чуть ниже удобную полочку для ног.
  Оставшаяся часть дистанции уже не потребовала такой затраты сил, и ближе к вершине находить опору для передвижения стало уже не так сложно.
  Несмотря на это, я выбрался наверх тяжело дыша, и весь мокрый от пота.
  Взглянув на меня, инструктор ухмыльнулся:
   - Это тебе не в волейбол играть!
   Не теряя времени, я отстегнулся и перешел к месту спуска, откуда уходила вниз закрепленная веревка. Встав над ней и взяв ее сзади за собой правой рукой, я одним заученным движением обернул ее вокруг себя спереди через грудь и назад за левое плечо, приготовившись к спуску "дюльфером", и быстро привязался к ней самосхватывающимся узлом "пруссиком".
  Инструктор, внимательно наблюдавший за моими действиями, одобрительно кивнул головой, и скомандовал:
   - Пошел!
   Я надел перчатки и сделал несколько шагов задом к обрыву, выбирая слабину.
  Широко расставив ноги на самом краю, я отклонился назад, повиснув на веревке, и резко оттолкнулся ногами от стены, одновременно отводя правую руку с веревкой назад, давая ей свободу скольжения вокруг тела. Пролетев вниз метров десять и увидев, что меня маятником несет к стене, я притормозил скольжение, заведя правую руку вбок, и снова выполнив толчок ногами, продолжил движение. Сначала я думал, что мне удастся добраться до низа за три или четыре толчка ногами, однако веревка, проходя под бедром, от трения причиняла мне все усиливающееся чувство жжения, и я был вынужден дальше передвигаться, образно говоря, "мелкими перебежками", чаще отталкиваясь от склона и преодолевая за каждый раз все меньшее расстояние. Несмотря на то, что я предусмотрительно одел под штормовку тренировочные штаны, последние метры спуска я едва мог терпеть боль в ноге, и был счастлив, когда, наконец, коснулся ногами земли и услышал голос судьи, фиксирующего время: - "Есть!"
   Развязавшись, я без сил опустился на камни среди зрителей.
  Немного отдохнув, я пошел посмотреть на девушек, которые соревновались недалеко от нас. У них маршрут был покороче и, как мне показалось, немного попроще.
   После окончания соревнований все организованно отправились домой, оживленно обсуждая трудности маршрута и делясь своими переживаниями на трассе.
  Результаты своей работы судьи должны были объявить завтра, но сегодня это никого не волновало - все были очень довольны, что смогли поучаствовать в этом мероприятии и почувствовать праздничную атмосферу соревнований.
   Я возвращался домой в кампании девушек.
  На вопрос:
  - А как ты прошел? - я искренне ответил, что не очень быстро, но, главное, без срывов, что же касается результата, то буду доволен, если попаду в первую десятку.
  Потом я посетовал, что сегодня будет трудно танцевать после "дюльфера".
  Моя собеседница игриво посмотрела на меня:
   - И мне тоже, но ничего, можно и не двигаться, а просто постоять под музыку - лишь бы обнял и прижал покрепче!
  - Хорошо, я постараюсь!
   Кругом засмеялись, и со всех сторон послышались девичьи голоса:
  - Я тоже так хочу!
   - А меня пригласишь?
  - И меня тоже!
   Я сказал, что всех их люблю и никого не забуду.
  
   Когда на другой день объявили победителей соревнований, и я услышал, что занял второе место, я растерялся, не веря своим ушам, настолько это было неожиданным.
  Еще больше меня обрадовал начальник лагеря, зачитавший приказ, в котором говорилось, что участники соревнований, занявшие места с первого по четвертое, командируются в город Ялту, где в конце лета состоятся Всесоюзные соревнования по скалолазанию на первенство ЦС ДСО "Искра".
  Руководителем команды был назначен инструктор Юра Зильбер - любимец всего лагеря, весельчак и балагур, заводила в любой кампании, знаток анекдотов, альпинистских баек и песен, исполнение которых он неизменно заканчивал куплетом: "Юра Зильбер молодец, вот и песенке конец!"
   После зачтения приказа, когда затихли аплодисменты, Юра попросил всех, кого это касалось, сразу после собрания пройти в соседний учебный класс.
  Там мы быстро договорились по всем организационным вопросам, связанным с командировкой, обменявшись координатами. Девочки были счастливы до небес, да и ребята не скрывали своей радости. Юра оглядел наши улыбающиеся лица и сказал, что такой веселой и дружной кампанией мы горы свернем.
   - Если не свернем себе шею! - тут же добавил один из ребят.
   - Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие! - ответил я ему расхожей фразой из популярного тогда анекдота.
  Все рассмеялись, и Юра закончил пикировку, сказав, что он постарается, чтобы этого не произошло.
  Перед тем как разойтись, я с удовольствием поздравил девочек, особенно Валю Евпак и Лену Вайкуль, которые были моими постоянными партнершами на танцах.
  
   Смена между тем заканчивалась, новички готовились к зачетному восхождению, и уже начали формироваться группы желающих идти к морю в Сухуми через Клухорский перевал. Я все еще колебался и не принял решения, вспоминая прошлогодние мытарства в очередях за обратными билетами, убогое жилье и полуголодное существование, которое меня ожидало, учитывая мое скудное финансовое положение. Все занимались своими делами, готовясь к походу, я же, сидя в палатке, задумчиво наигрывал на аккордеоне какую-то мелодию, прикидывая свои возможности, и сколько денег я могу попросить в долг у Давида. Мои размышления прервало появление невысокого, плотно сложенного человека лет сорока, одетого в шерстяной тренировочный костюм.
  - Разрешите войти? Я хочу с вами поговорить.
  Я снял аккордеон и пригласил его сесть напротив на свободную кровать:
   - Слушаю Вас.
  - Моя фамилия Иванов, я из Киева. Я готовлю диссертацию на тему "Классификация горных вершин", в основу которой легла предложенная мной программа математического моделирования сложности восхождения, учитывающая все индивидуальные особенности маршрута. Я вас не утомил?
  - Нет, что вы, мне интересно!
  - Вы, должно быть, думаете про себя, какого черта он мне морочит голову? Сейчас объясню. Для уточнения коэффициентов, входящих в расчет, надо набрать статистику по усредненному времени, затрачиваемому спортсменом на прохождение участков различной сложности по льду, снежнику, скалам и пр. Учитываются и другие характеристики - угол наклона подъема, протяженность, высота и пр. У меня группа из четырех разрядников, но мне нужен еще один помощник. Я хочу сделать вам официальное предложение поступить ко мне на работу. Зарплату я вам платить, к сожалению, не смогу, но мы будем оплачивать ваше проживание и питание до конца следующей смены. В горы будем выходить каждый день, а вечерами еще придется обрабатывать результаты экспериментов и заполнять таблицы. Я вас не тороплю, обдумайте мое предложение и скажете мне, что вы решили. Я живу с ребятами в домике для инструкторов. Я не скрываю, что наводил о вас справки, и мне бы хотелось, чтобы вы согласились.
   Я ответил, что ценю его предложение, но завтра ухожу в горы на три дня с группой наблюдателей, и когда вернусь, то скажу, что решил.
  - А, это в связи с рекордным траверсом Джугатурлючат? - проявил он свою осведомленность, - Вам будет интересно посмотреть, как они работают - там очень сильная группа! Желаю вам успеха!- добавил он, и, прощаясь, протянул мне руку.
  После его ухода мои мысли вернулись к завтрашнему выходу. Все так называемые рекордные восхождения на вершины высшей категории трудности обеспечивались группами наблюдения, в одну из которых включили и меня. Я уже успел уложить в рюкзак полученный сухой паек, общественный груз и легкий спальный мешок из гагачьего пуха, теперь осталось упаковать личные вещи и постараться ничего не забыть. Прикинув вес рюкзака, я сначала приуныл - получалось тяжеловато, но потом быстро успокоился - хорошо еще, что мне не досталось тащить рацию или палатку. Опустив рюкзак, я отправился за ботинками, которые с утра, щедро обмазанные жиром, стояли на солнце перед палаткой. Теперь, когда все было готово, можно было сходить в гости к моему дяде Давиду, чтобы обсудить неожиданное предложение Иванова из Киева, как он представился.
  - Я его знаю, - он хороший парень, и в горах не первый год. Так что, соглашайся! Он тебя немного запугивал тяжелой работой - может, хотел проверить. Он своих ребят бережет и не перегружает, они всегда к обеду возвращаются. Вы завтра идете с двумя ночевками?
  - Да.
  - Значит, увидимся через неделю - я ухожу с новичками. Пойдем кофейку попьем. Мои ушли погулять.
  
   Утром наша группа их четырех человек собралась на линейке и после привычной процедуры, получив разрешение Начспаса, отправилась в путь. Шли мы спокойно, не торопясь, и довольно часто устраивали привалы, так что, когда добрались до ледника, никто не выглядел особенно уставшим, несмотря на тяжесть за плечами.
   Сколько бы раз я ни выходил на ледник, его циклопическая мощь и дикая первозданная красота неизменно потрясали воображение. Миллионы тонн льда круто спускались вниз гигантской, как будто кем-то зачарованной и застывшей на бегу могучей рекой, с трудом пробившей себе путь между своими берегами, где с обеих сторон взметнулись к небу отвесные стены огромных и мрачных скальных массивов.
  Глядя на величественную панораму окружающего ландшафта, невольно начинаешь думать о том, насколько слаб и беззащитен человек в своем вечном противоборстве с грозными силами природы.
  Мы вступили на бело-зеленый лед, ослепительно сверкающий отраженным светом яркого солнца с безоблачного неба даже через темные очки, и словно внезапно попали в гигантский морозильник - холод внезапно окружил нас со всех сторон.
  Одев на ботинки кошки с длинными стальными зубьями, мы обвязались веревками, накрасили рты губной помадой, щеки и подбородок снизу специальной мазью, чтобы защититься от ожогов, и двумя двойками, след в след, двинулись наверх к далекому перевалу.
  Сначала я посматривал по сторонам, но скоро мне стало не до окружающих красот. Возрастающая крутизна склона, тяжесть рюкзака, необходимость следить за страхующей веревкой, чтобы не наступить на нее острыми шипами, затормаживающая монотонность повторяющихся движений, нарастающая усталость от усилий, с которыми давался каждый шаг, быстро привели к тому, что я уже ничего не видел вокруг, кроме мерно передвигающихся впереди ботинок моего партнера.
  Подъем казался бесконечным, но, наконец, мы выбрались на морену, образовавшую относительно ровную площадку на небольшом изгибе ледника.
  Услышав долгожданную команду " Все, - пришли! Привал!", я без сил повалился на камни, даже не сняв рюкзака.
  Все молча расселись кругом, восстанавливая дыхание и вытирая мокрые лица. Придя немного в себя, я, сидя, стащил рюкзак и сделал несколько вращательных движений, разминая затекшие плечи и поясницу. Все, глядя на меня, стали повторять мои упражнения. Мне стало смешно.
  - Ты чего ржешь?
  - Можно подумать, что вы сюда специально забрались, чтобы сделать зарядку, в лагере-то вы всегда сачкуете!
  - Я вижу, что вы уже очухались! Давайте пошевеливайтесь, у нас скоро связь! - скомандовал наш руководитель.
  Все с трудом поднялись, но дружно принялись за работу по благоустройству.
  Через пару часов, сидя на солнышке около палатки, плотно покушав и попивая горячий чай, мы с интересом наблюдали за нашим радистом, который крутя верньеры рации, устанавливал связь с лагерем. Наконец, он вышел на связь и передал наушники и микрофон нашему инструктору.
  Закончив разговор , он сообщил нам, что команда восходителей должна выйти на стену и начать подъем завтра ориентировочно часов в девять утра, и к концу дня они уйдут из зоны нашей видимости, и дальше за ними будут следить уже другие наблюдатели. Затем он показал нам маршрут, по которому пойдут альпинисты.
  Мы слушали его, глядя на близкую вершину, которая уходила вверх своими отвесными склонами от левого края ледника прямо напротив нашей палатки и вся была видна отсюда как на ладони.
   Вечер прошел в неспешных разговорах. Я слушал их в пол-уха, правда, меня заинтересовал рассказ одного из ребят, как они ходили в пешие переходы на 40 км по всем примечательным местам в окрестностях своего города. Оказалось, что для того, чтобы получить путевку в альплагерь, надо было регулярно участвовать в таких походах, выполнить другие нормативы по физической подготовке и пройти медицинскую комиссию. Я подумал, что наверно этим объясняется то, что в лагерь приезжает достаточно подготовленный народ, и еще, что мне тут точно повезло, у меня на все это явно не хватило бы времени.
  Перед сном я вышел покурить и полюбоваться ночным небом. Неправдоподобно большие звезды висели прямо над головой так низко, что казалось, до них можно было дотянуться рукой. Их яркий немигающий свет настолько завораживал, что сразу оторваться от этого чарующего зрелища было просто невозможно, и только основательно продрогнув, я с сожалением вернулся в палатку.
   Утром мы встали довольно рано, и, закончив все дела, организовали сменное наблюдение за предполагаемым маршрутом восходителей. Мы то и дело поглядывали на инструктора, который первым из нас сел на дежурство, подстелив под себя сложенный спальный мешок, и внимательно обшаривал в бинокль подножье склона, где должны были появиться альпинисты.
  Через какое-то время раздался его возглас:
  -Есть - вижу!
   Мы бросились к нему:
  - Где?
   Он показал рукой: - Вот там, - слева внизу выходят из-за поворота на нашу сторону! Маленькие фигурки людей на темном фоне горы отсюда было разглядеть очень трудно, поэтому мы терпеливо ждали своей очереди воспользоваться оптикой.
  Получив бинокль, я увидел, как выйдя из-за ребра скалы по небольшой полочке неторопливо двигаются, страхуя друг друга, две двойки. Третья двойка уже вышла на обращенную к нам сторону стены.
  - Все, насмотришься еще, давай бинокль!
   Когда настала моя очередь дежурить, я увидел, что идущая наверх группа уже значительно продвинулась по стене к вершине. В течение часа я наблюдал, как они медленно, поочередно поднимались зигзагами, отыскивая надежные точки опоры и тщательно очищая путь от неустойчивой породы и камней, чтобы не сбросить их ненароком на находящихся внизу по ними партнеров. Как мне показалось, участок, по которому они шли, позволял им подниматься в основном за счет работы ног, или это удавалось им благодаря высокому профессионализму, в отличие от нас на недавних соревнованиях, когда большинство участников пролезли маршрут преимущественно на руках. Они шли на попеременной страховке, иногда забивая скальные крючья, или используя для этой цели выступы на скале, перекидывая через них веревку. Они действовали настолько слаженно и умело, что у меня создавалось впечатление, будто я смотрю показательные выступления из учебного фильма по технике скалолазания.
  Сменяя друг друга, мы следили за тем, как они постепенно поднимаясь по стене, к концу дня вышли на острый гребень предвершины, прошли по нему и скрылись во впадине.
  - Ну, все, молодцы, ребята! - прокомментировал наш командир. - Мне говорили там место хорошее, поставят палатки, отдохнут, как следует. Дальше им будет полегче - таких подъемов уже не будет. Как там со связью? - обратился он к радисту, который каждые два часа выходил в эфир.
  Выслушав ответ, что до начала сеанса осталось еще полчаса, он вроде бы серьезно обратился к нам:
  - Ну что, курортнички, завтра домой, или сначала на перевал сбегаем? Тут близко, метров двести осталось, зря что ли целый день сюда лезли?
   - Ну да, ищи дураков! - нервно поежился радист, - Лезь сам, если тебе приспичило!
   Слушая их шутливую перепалку, мы не могли сдержать улыбок.
   Утром мы плотно позавтракали, свернули лагерь и двинулись в обратный путь. Немного спустившись по леднику, мы свернули к снежнику, который обошли при подъеме, и, сняв кошки, лихо съехали, глиссируя, вниз.
   Перейдя вбок на заросшие густой растительностью склоны предгорья, мы спустились по ним в долину и направились к лагерю знакомой дорогой.
  Лагерь встретил нас непривычной тишиной и почти полным безлюдьем, - все новички ушли на зачетное восхождение, а вместе с ними и большинство инструкторов.
  Через два дня мы встретили их на торжественной линейке, поздравив с успешным завершением похода. На следующий день наша дирекция вернулась из соседнего лагеря, куда они ездили встречать вернувшихся с рекордного восхождения альпинистов и от их имени нам вынесли благодарность за участие в этом мероприятии.
   Оставшееся время до окончания смены прошло весело и незаметно. Накануне отъезда после окончания танцев из палаток, как будто в новогоднюю ночь допоздна раздавались веселые голоса, смех и альпинистские песни. Грустные парочки, обнявшись, ходили по лагерю, или сидели в тени на лавочках, клянясь в вечной любви.
   День отъезда выдался суматошным - я полдня провел около машин, прощаясь с друзьями и обмениваясь с ними адресами.
  Придя в опустевшую столовую, я увидел там Иванова. Два дня назад, встретив его, я уже сказал, что согласен с его предложением, и он пригласил меня за свой столик, где сидели его ребята. Я уже успел познакомиться с его командой, и с удовольствием присоединился к их веселой и дружной кампании.
  Когда я сел, они продолжили прерванный моим появлением разговор о манере игры и достоинствах футболистов киевского "Динамо". Меня приятно удивило, что они обращались к своему руководителю запросто, без всякой субординации, и что он оказался общительным и остроумным собеседником, полностью развеяв мое первоначальное впечатление о себе, как о заумном и высокопарном человеке.
   В конце обеда Иванов спросил меня, смогу ли я пойти завтра вместе с ними, или мне надо еще отдохнуть пару дней после вчерашней бурной ночи:
   - Небось, устал таскать аккордеон из палатки в палатку?
   - Да нет, ничего! - немного смутился я.
   - Ну, тогда до завтра!
   Я попрощался и пошел к себе немного отдохнуть, так как действительно не успел как следует выспаться.
  
   Мы вышли из лагеря после завтрака налегке, только двое из всей группы были с рюкзаками. Мне дали нести основную веревку, и идти было непривычно легко, как на прогулке. Где-то через час мы свернули с дороги, и углубляясь в лес, начали подниматься по заросшим кустарником и травой склонам к близким уже каменистым складкам предгорья.
  Преодолев их, мы вышли к широкому ребру, довольно полого уходившему вверх, и продолжили путь по его гребню. По мере продолжительного, но не сложного подъема гребень постепенно сглаживался и в конце, будто ровно срезанный сверху гигантским ножом, плавно закончился обширной ровной каменистой площадкой.
  - Все, пришли. Глуши мотор, сливай воду! - последовала команда.
  Кое-кто принял это предложение буквально, я же подошел к краю площадки полюбоваться открывающейся с высоты перспективой.
  Слева отвесно вверх уходила почти вертикальная скальная стена. Край площадки, у которой я стоял, обрывался глубокой пропастью, где далеко внизу лежала зеленая от травы и цветов цветущая долина с застывшими тонкими голубыми ниточками горных рек и ручьев, берущих свое начало от белоснежных ледников, которые спускались вниз по ущельям огромных, взметнувшихся к небу горных массивов и величественных вершин по ту сторону долины, закрывающие собой весь горизонт.
  - Ты чего там застрял? - спросил меня один из ребят, Костя, разбирая свой рюкзак.
  - Отойди от края!
   - Так красота какая, не оторвешься!
   -Хочешь, я тебя сниму?
  - Конечно, еще как хочу! Это же такая память останется на всю жизнь!
   Он достал из рюкзака фотоаппарат и подошел ко мне.
   - Подожди! - я перебрался с площадки на стену и поднялся по ней на пару метров, отыскивая надежные зацепки.
   - Ты куда, рехнулся, что ли? - Давай снимай!
  - Хрен с тобой, сейчас! Слезешь, я тебе уши оборву!
   Он быстро навел аппарат и щелкнул кнопкой.
   - Готово! Давай назад, только осторожно!
  Как только я спустился к нему, он схватил меня в охапку и оттащил в сторону.
  - Толя, а долину внизу будет видно?
  - Нет, у тебя и правда не все дома! - он выразительно покрутил пальцем у виска. - Я вообще не знаю, что там получится!
   Тут я заметил, что Иванов, оторвавшись от блокнота, внимательно наблюдает за нами.
   - Вы что, обалдели оба? Тут не цирк и мне воздушные акробаты здесь не нужны! Договорились?
   Я покаянно кивнул.
   - Ладно. Толя, бери веревку и давай направо вверх метров на тридцать вон к тому уступу! - он показал рукой направление подъема.
   - Слава, пойдешь с ним в связке, а потом спустишься сюда на верхней страховке. Как дойдете, поднимите руку, я засеку время. Идите спокойно, как обычно! -
  Мы связались и отправились вверх по каменистому и довольно крутому откосу. Добравшись до уступа, я, как было условлено, поднял руку. Подождав, пока Толя закрепится на уступе со страховкой, я по его команде "Пошел!" поднял руку и начал спуск. Затем наверх по одному отправились и остальные ребята. Иванов фиксировал в блокноте время подъема и спуска, Толя сверху обеспечивал страховку.
  После того, как каждый из нас сходил наверх по два раза, Иванов указал мне на лежащий рядом с ним рюкзак:
   - Теперь давай с грузом!
   Я, кряхтя, одел рюкзак:
  - А что там - кирпичи?
  - А если я скажу, что это золотые слитки, тебе будет легче?
   - Ну, если потом вы мне подарите половину, то конечно!
   - Надо же, ему будет легче! Это мне будет тяжело в тебе разочароваться! Я - то думал, что ты, хоть и лентяй, но зато бессеребренник!
   - Так то серебро, а то золото, да и подъем такой длинный!
  - Язык у тебя длинный! Сейчас добавим тебе пару килограмм!
   - Нет, нет, не надо, - я уже пошел!
   Эти дополнительные ходки с грузом оказались довольно нагрузочными, и все потом долго приходили в себя, расслабленно расположившись на камнях. Отдохнув и немного перекусив, мы отправились в обратный путь.
   Когда мы вернулись в лагерь, Иванов попросил меня после обеда зайти к нему. Там он дал мне старенький арифмометр и попросил заполнить десяток таблиц по его записям, объяснив несложную схему расчетов.
   - Сегодня отдыхай, а завтра у нас выходной, и я думаю ты за полдня управишься.
   Новая смена прибыла через день, и лагерь зажил обычной жизнью, которую мы наблюдали со стороны, занимаясь своими делами по собственному распорядку. Я пару раз сходил на волейбольную площадку, но в этот раз набрать команду не удалось - все играли на дачном уровне. Мы своей группой регулярно через два-три дня, а иногда и чаще, выходили в горы, где преодолевали различные маршруты, набирая статистику по времени их прохождения, в зависимости от сложности и рельефа выбранного участка.
  В свободные дни я крутил ручку арифмометра, старательно заполняя таблицы и строил графики. За этот месяц мы сдружились, и я расстроился, когда Иванов сказал, что в основном работа закончена, и они через несколько дней собираются уезжать.
  Он добавил, что если я хочу, он закажет билеты и для меня, тем более, что до Киева мы будем ехать вместе. Конечно, я согласился и через три дня, предварительно распрощавшись с друзьями, мы загрузились в кузов грузовика, и он медленно выехал из ворот и повернул на дорогу к Теберде. Я с грустью смотрел на исчезающий за поворотом лагерь и на возвышающуюся над ним красавицу Белалакаю, гордая вершина которой первой встречает и последней провожает всех посетителей Домбайской долины. Машина въезжает в лес и сомкнувшиеся высокие кроны деревьев, как занавес в конце спектакля скрывают от нас, быть может, навсегда этот сказочный мир волшебной страны грез.
  
   В Киеве я тепло распрощался с ребятами. Мы договорились хоть изредка переписываться, и действительно уже через пару недель я получил в Москве от Толи письмо с моей фотографией на стене, куда я сдуру забрался без страховки. Наша переписка продолжалась еще с полгода, но потом постепенно заглохла, и я так и не узнал, защитил или нет Иванов свою диссертацию.
  
   В Москве я первым делом отправился на стадион "Пищевик", где увидел, что там полно народа, и на всех площадках идут какие-то соревнования. Я уже собрался уходить, когда ко мне подбежал кто-то из знакомых по "Правде":
   - Как хорошо, что ты пришел! Пойдем скорей, там сейчас будут наши играть!
   Когда мы подошли к дальней площадке, там уже начали разминку. Меня встретили с радостью:
   - Давай раздевайся быстрее! Где ты был? Мы все телефоны оборвали!
   - Это что тут, первенство района? - Нет, это ДСО "Искра" проводит.
   - Надо же, и тут "Искра"! А "Правда" тут причем?
   - Ты что не знаешь, что раньше "Искра" называлась "Бумажник"?
  - Ага, теперь мне все ясно!
   Я вспомнил, что наш альплагерь раньше тоже назывался "Бумажник", и понял почему предстоявшие соревнования по скалолазанию в Ялте будет проводить "Искра".
  Подошел судья, меня вписали в протокол, и пока они разыгрывали первые очки, я начал в темпе разогреваться. Меня выпустили на замену в середине первой партии на 4-й номер. Команда противников была не очень сильной, особенно в нападении, и мы выиграли эту игру довольно легко, приобретя симпатии многочисленных зрителей. Они вслед за нами перекочевали на другую площадку, где нам предстояла следующая встреча.
   Ее мы тоже выиграли, хотя в этот раз с той стороны выступала пара вполне грамотных нападающих. Я их до этого не видел, но, судя по возрасту - им было где-то лет под сорок - они раньше играли в приличных командах, и хотя, наверное, потеряли былую прыгучесть, но у сетки и сзади действовали вполне успешно.
   Как оказалось, это был самый сильный наш соперник. Через день мы одержали победу над двумя оставшимися более слабыми противниками и нам, как чемпионам, торжественно вручили именные почетные грамоты ДСО "Искра".
  
  
  ЯЛТА, ВСЕСОЮЗНЫЕ СОРЕВНОВАНИЯ ПО СКАЛОЛАЗАНИЮ
  
  
   Накануне мне позвонила Валя Евпак из альплагеря и сказала, что послезавтра будет меня ждать на вокзале, и что билеты и деньги на командировку для нас у нее уже на руках.
   До Симферополя мы ехали в плацкартном купе вместе с пожилой, приветливой и чрезвычайно разговорчивой парой, которые всю дорогу подкармливали нас деликатесами собственного изготовления и развлекали рассказами о своем небольшом хозяйстве в Крыму, усиленно приглашая нас в гости. Мы тепло распрощались с ними в Симферополе, и взяв билеты, пересели на рейсовый автобус.
  Дорога изобиловала крутыми поворотами, подъемами и спусками. Мы сидели вдвоем на задних местах и любовались живописными пейзажами, стараясь не смотреть на остальных пассажиров, которых здорово мутило от тяжелой дороги. Водитель из-за этого был вынужден делать частые остановки и поэтому мы приехали в Ялту на полтора часа позже, чем было указано в расписании и измученные пассажиры, шатаясь, нетвердой походкой медленно покинули автобус.
   Гостиницу мы нашли довольно легко, и, оформив документы, поднялись в забронированные номера, где нас уже поджидала вся остальная команда, прибывшая накануне. Я предложил отметить встречу, мы быстро сорганизовались и чудесно провели вечер, незаметно за разговорами уговорив три бутылки прекрасного крымского "Муската".
   Перед сном мы с удовольствием прошлись по набережной, разглядывая нарядную гуляющую публику, огни пароходов у причала и серебряную лунную дорожку на ровной поверхности умиротворенного моря. Его мерное влажное йодистое дыхание со знакомым своеобразным ароматом морских водорослей и соленой влаги, тихий шелест прибоя, и панорама оживленного ночного порта невольно завораживали и настраивали на лирический лад.
  И все-таки, эта мирная приветливая картина после альпинистского лагеря воспринималась разительным контрастом дикой красоте мира неприступных заоблачных вершин с вечным царством гигантских ледников. И словно отвечая на мои мысли, кто-то из ребят задумчиво произнес:
  - Какая же тут красота, - глаз не отведешь! А все равно, в горах у нас лучше! - Все, соглашаясь, разом заговорили:
   - Вот интересно, почему так, когда ты в лагере, то думаешь о теплом море, а здесь вспоминаешь о Домбае?
  - Да ну вас, философы! Пошли домой,- поздно уже! - Юра Зильбер по дороге напомнил, что завтра все будут свободны до вечера, а на 18 часов заказан автобус и мы поедем знакомиться с местом проведения соревнований.
   С утра после завтрака мы всей кампанией отправились к морю, и, взяв билеты, прокатились на речном трамвайчике по акватории порта, а затем до конца дня загорали и купались на пляже.
  Перекусив в столовой, куда нас прикрепили, и зная, что ужинать нам сегодня не придется, мы набрали на талоны вина, колбасы, сыра и консервов и вернулись в гостиницу, где нас уже ждал автобус. Мы загрузились со своими рюкзаками в машину и отправились в путь. Примерно через полчаса машина свернула налево на проселочную дорогу, ведущую к небольшой лощине, рассекающей узким клином высокую горную гряду, тянувшуюся вдоль побережья. Перед нагромождением каменных глыб, закрывающих вход в ущелье, машина остановилась:
  - Все, приехали, дальше пешком, тут рядом! - скомандовал Юра.
   Мы выгрузились, инструктора забрали рюкзаки с веревками и пошли направо, в обход скалы, чтобы забраться наверх, с другой стороны и наладить страховку.
  Мы вслед за Юрой перебрались через невысокие камни и, спустившись на несколько метров, очутились на ровном дне вытянутой в виде арены неширокой лощины, лежащей вдоль подножья вертикальной стены, взметнувшейся справа на умопомрачительную высоту.
  - Давайте здесь присядем. Запомните, мы здесь находимся нелегально, - тренировки на месте проведения соревнований запрещены. Теперь посмотрите на стену. Видите - на ней краской размечен коридор для подъема? Прямо перед нами старт, потом метров 20 прямо вверх по ребру и поворот налево по разметке, пройдете траверсом где-то метров 10-15, и затем опять вверх до самой вершины. Там перевяжетесь на основную веревку схватывающимся узлом и спуститесь сюда "дюльфером". Высота маршрута - ровно 100 метров. Оценка по суммарному времени подъема и спуска, с учетом техники лазания. Мне сказали, что тут две ловушки - одна после поворота налево - там гладкая стена метра два шириной и без зацепок, сейчас сами все увидите, и вторая перед самой вершиной. Там небольшой отрицательный угол и надо по очереди закинуть руки за перегиб, зацепиться и подтянуться наверх. Тапочки у вас новые и будут хорошо держать на трение даже там, где для ног ничего не найдете. Идите медленно и запоминайте зацепки. Все ясно? - Юра вопросительно посмотрел на нас.- Тогда готовьтесь. Слава пойдет первым.
   Я обвязался репшнуром, пару раз присел, разминаясь, и покрутил руками. В это время сверху раздался свист.
  - Свистни им! - попросил меня Юра.
   Я, глядя вверх, заложил два пальца в рот, и издал пронзительный разбойничий свист. Наверху показалась маленькая фигурка инструктора. Он, размахнувшись, сбросил свернутую бухту веревки, которая, разматываясь на лету как змея, упала перед нами у места старта. Затем он сбросил вторую веревку для спуска немного левее.
   - Ну, давай, цепляйся и вперед!
   Я начал подъем и сравнительно легко дошел до поворота, а затем по небольшой полочке двинулся налево. Пока все шло все хорошо, зацепки для рук сначала легко находились, позволяя прочно держаться за стену, и хотя полочка скоро кончилась, тапочки надежно держали на небольших округлых выступах стены. Продвинувшись еще метров на пять влево, я остановился на краю ребра, за которым начинался абсолютно гладкий участок двухметровой полосы, словно ровная лента шоссе неизвестного назначения, пересекающего скальную стену сверху донизу. Разметка между тем уверенно вела на ту сторону прямо поперек этой, как будто кем-то отполированной полосы.
  - Значит тут как-то можно пройти, - подумал я, и, прижимаясь грудью к скале, попробовал найти вытянутой рукой хоть что-нибудь похожее на зацепку.
   Я уже начал уставать, откинувшись всем корпусом влево и держась одной рукой, когда мне удалось нащупать посередине полосы небольшую щель, за которую можно было взяться кончиками пальцев одной руки. Я с трудом вернулся на исходную позицию и немного передохнул.
  - Наверное, - подумал я, - тут надо попытаться зацепиться пальцами левой руки за щель, поставить ноги внизу под ней поочередно на упор, и, перехватив щель пальцами правой руки, выбросить левую руку наугад за край полосы вместе с левой ногой, чтобы поискать счастья таким перескоком. Если вслепую сразу там ни за что не схвачусь, то сорвусь. Ну и что, подумаешь, - спустят на веревке, ничего страшного! - успокоил я себя.
  Я был благодарен ребятам, пока я отдыхал, снизу не раздалось ни одного крика или подсказки, они молча, терпеливо ждали, на что я решусь.
  Собравшись с силами, я, держась правой рукой за зацепку на краю стены, сдвинулся насколько мог влево и, вытянув свободную руку, схватился тремя пальцами за обнаруженную щель, оставив рядом место для пальцев другой руки, когда буду их перекидывать. Держась двумя разведенными руками, я поставил левую ногу на всю ступню под щель посередине полосы. Затем резким движением я перебросил правую руку к левой и схватился двумя пальцами за свободное место в щели. Повиснув на двух руках, я подтянул правую ногу вплотную к другой, и рывком выбросил левую руку наугад за край полосы. К счастью, я сразу угодил рукой в глубокую расщелину, которая как будто нарочно пряталась от меня за изгибом. Нашлась надежная опора и для ноги, когда я перенес ее вслед за рукой. Дальше все было просто - упираясь ладонью в стену, я подтянулся на левой руке и перевалился на другую сторону. Как только я остановился передохнуть, снизу донеслось:
  - Молодец!
  - Здорово!
   И недовольный голос Юры: - Ты что, заснул там? Давай дальше!
   Я собрался с силами и полез наверх. Подъем особой трудности не представлял и довольно быстро я добрался до уступа, небольшим карнизом нависшего над головой. Помня наставления, я закинул наверх руку и нащупал расселину за его перегибом и быстро ухватился за нее и второй рукой. Подтянувшись на руках, я переполз животом через край и перевалился за уступ. Отсюда до вершины осталось насколько шагов. Там меня встретили наши инструктора:
  - Ну, как ты, устал?
   - Что это ты застрял на середине, - живот, что ли от страха схватило?
   - Да там трудно, еле пролез, думал, сорвусь!
   - Так надо было крюк забить!
  - Будете издеваться, я от вас уйду! Где здесь выход?
   Я перевязался на другую веревку и помахал ребятам, фигурки которых внизу со стометровой высоты казались совсем маленькими. Услышав команду инструктора "Пошел!", я оттолкнулся от края и начал спуск "дюльфером". В этом месте склон был почти отвесным, и наверное можно было съехать вниз за два или три прыжка, но я не торопился, боясь обжечь веревкой ногу при спуске. Девочки подшили всем изнутри в штаны толстые подкладки, но все равно я быстро почувствовал жжение от трения скользящей по бедру веревки. Внизу я с облегчением развязался и улегся отдыхать около ребят, вместе с ними наблюдая, как по стене идет следующий участник нашей команды.
   Юра повернулся ко мне и сдержанно похвалил:
   - Молодец - догадался. Там по другому не пройдешь.
   Все по очереди относительно благополучно прошли маршрут, но не обошлось и без срывов, двое сорвались и повисли на веревке при попытке перебраться через ту самую гладкую полосу, и преодолели ее только со второй попытки. Девочки со своим маршрутом справились лучше.
  - Так, - сказал Юра, глядя на блокнот, куда он записывал наши результаты, - в первую десятку попадем наверняка! От зада!
   - А сколько всего участников?
   - Заявлено около сотни. Но для нас это будет неплохо для первого раза. Судя по заявке, почти все участники, в отличие от нас, имеют разряды по скалолазанию, приехал даже чемпион Союза прошлого года. Завтра отдыхаем. Соревнования послезавтра с утра.
  
   Когда мы приехали через день к месту их проведения, мы сразу почувствовали там праздничную атмосферу - скалы были расцвечены яркими флагами с эмблемами лагерей и спортивных организаций, на арене у подножия скалы кучковались многочисленные участники, рядом за столиками обосновались и судьи. Мы несколько раз сфотографировались всей командой на фоне флагов и расположились на свободном месте в ожидании начала соревнований. Юра сходил к судьям и, вернувшись, объявил очередность выступлений. Мой стартовый номер оказался в конце первой десятки.
   Наконец, дали старт и первый же участник сорвался на той самой гладкой полосе. За ним сорвался и второй - его, как и первого, медленно спустили вниз на страховочной веревке.
   По-моему, из всех, кто шел передо мной, в этом месте сорвались трое или четверо участников. Пока мы ждали своей очереди, я обратил внимание ребят на одного парня из другой команды, который сидел недалеко от нас. У него на бедре правой ноги ремнями был закреплен широкий металлический желоб для прохождения веревки.
   - Да, голь на выдумки хитра! А если веревка на всем ходу сорвется с желоба, что будет с ногой?
  - Ребята, глядите, вон там, около старта еще несколько человек с желобами. Интересно посмотреть, как они будут спускаться, небось, как на скоростном лифте!
   - Сейчас увидим, смотрите, вот тот черненький, длинный сейчас пойдет!
   Мы с интересом стали наблюдать, как высокий, черноволосый крепыш по команде судьи начал подъем.
  - Так это же чемпион Союза! - сказал Юра, - Глядите и учитесь, как надо лазать!
   И действительно, нам было на что посмотреть - парень шел по стене легко, пластично и грациозно, словно крадущийся барс. Нигде не задерживаясь ни на секунду, он подошел к гладкой полосе, преодолев ее перескоком, с перехватом рук, мягким кошачьим движением, и продолжил подъем к вершине. Еще через несколько мгновений он показался наверху на самом краю обрыва, стоя к нам спиной, и, резко оттолкнувшись, камнем полетел вниз. Перед самой землей он плавно затормозил и мягко приземлился под одобрительный гул восхищенных зрителей.
   - Вот это класс!
  - Вот дает!
   - Смотреть и то страшно! - разом раздались вокруг восторженные голоса.
  Юра посмотрел на секундомер:
   - Меньше минуты - это первое место с гарантией!
   Скоро подошла и моя очередь, и я отправился на маршрут. В этот раз я старался идти быстрее, чем на тренировке. Перед гладким участком полосы я немного задержался, собираясь с силами, и затем выполнил перескок на другую сторону, удачно перехватившись руками за памятную щель. Наверху, под пристальным взглядом инструктора, я потерял несколько драгоценных секунд, завязывая на основной веревке непослушными от усталости пальцами самосхватывающийся узел. Наконец, получив команду, я оттолкнулся от стены и начал спуск, пролетая за каждый толчок метров по двадцать. Коснувшись ногами земли, я услышал возглас судьи " Есть!" и, развязавшись, пошел к своим.
  - Молодец, - из 10 минут вышел! - прокомментировал Юра.
   - Ну, а серьезно?
   - Да нет, и правда ничего, где-то за три или четыре минуты, может немного меньше, я не засекал время, потом посмотрю по протоколу.
  - Юра, а вот там слева что будет? - я показал на место, где сверху тоже свисали веревки, а внизу собралось человек сорок участников.
   - Видишь разметку вдоль стены? Сейчас там траверсом пойдут двойки в связке.
   Соревнования продолжались несколько часов, и все это время мы заинтересованно наблюдали за этим увлекательным зрелищем. Особенно впечатлял спуск "дюльфером", которым некоторые участники за два-три толчка, подобно пикирующим хищным птицам, умудрялись преодолевать стометровую высоту.
  Наши ребята и девушки, хотя и не очень быстро, но благополучно прошли дистанцию и были очень довольны, что теперь уже все осталось позади и обошлось без срывов. Когда на стену ушли последние спортсмены, Юра направился к судьям, и, вернувшись, сообщил наши итоги соревнования. Мы расположились кучно, где-то между 60 и 70 местами. Насколько мне помнится, я оказался не то 64, не то 68-м. Наши девушки выступили примерно на нашем уровне.
   Юра оглядел нас:
   -Все на месте? Никто не потерялся? Собирайтесь, поедем домой. Вы все молодцы, честно говоря, я не ожидал от вас такой прыти. Такое событие надо отметить! Сейчас заедем, отоварим талоны и в гостиницу. Завтра отдохнем, а послезавтра на вокзал!
   Украшенная флагами колонна машин, в которую дружно загрузились участники соревнований и судьи, медленно выехала из ущелья и длинной колонной направилась в Ялту под звуки задорных песен, раздававшихся из грузовиков и открытых окон автобусов.
   Приехав в гостиницу, мы хорошо посидели за столом, делясь своими переживаниями и обсуждая трудности при прохождении дистанции. К концу вечера нам все-таки удалось прийти к единодушному заключению, что главное не победа, а участие в соревнованиях.
   Весь следующий день мы провели на пляже, прощаясь с морем и гостеприимной Ялтой. Дорога до Москвы в такой дружной кампании прошла весело и незаметно. На вокзале мы тепло и с некоторой грустью распрощались, обещая поддерживать связи, и разъехались по домам. Кстати, я был очень обрадован, получив через пару недель письмо с фотографиями, которые кто-то из наших сделал в Ялте, особенно, когда я увидел среди них себя на скале при прохождении маршрута.
  
  НОВЫЙ СПОРТИВНЫЙ СЕЗОН "СПАРТАКА"
  
   Жизнь в Москве сразу вошла в привычную колею - начались занятия в институте и тренировки в "Спартаке". Новый сезон начался без тренера - Володя Михеев ушел, и его обязанности опять исполнял бессменный администратор Борис Николаевич Анищенко. Ему помогала Клавдия Романовна Богданова, одновременно работая и с детскими командами. На какое-то время у нас появился заслуженный мастер спорта Саша Степанов - добрейшей души, молчаливый и застенчивый человек. До этого он занимался с нашими женщинами-мастерами. Никто из них в тренировочный процесс особенно не вмешивался: в основном мы сами отрабатывали и осваивали новые связки и комбинации. И только перед самым началом очередного первенства Москвы нам представили нового играющего тренера - мастера спорта Вениамина Филипповича Голомазова. Ему тогда было где-то около 40 лет, ростом он был немного повыше меня, но значительно шире и плотнее, я бы даже сказал полнее. Он всегда был в хорошем расположении духа, часто и охотно шутил, его замечания всегда были точны, ироничны и интеллигентно вежливы. Он сразу органично вписался в команду, обладая отменным пасом, надежным блоком и не сильной, но очень грамотной игрой в нападении. Ребята говорили, что у него прекрасный тенор, и он много занимался концертной деятельностью, являясь известным солистом Москонцерта.
  У меня с ним сразу сложились очень хорошие, взаимно-уважительные отношения, что с моей стороны было вполне объяснимо - он был старше меня и опытнее как игрок, да к тому же являлся незаурядным тренером и человеком.
  
   Мне особенно запомнилась одна из первых игр, когда мы встречались со СКИФОМ
  - Спортивным клубом института Физкультуры. Я специально приехал туда пораньше к началу встречи 3-их мужских команд, чтобы посмотреть на Алексея Хомича - легендарного тогда футбольного вратаря "Динамо". Я его сразу узнал - он был немного ниже меня и плотней, с короткой спортивной прической. Наслышанный о его необыкновенной прыгучести - в газетах его называли "тигром" - я с нетерпением ждал, когда он после перехода выйдет к сетке.
  Появившись на первой линии, он сразу получил высокую передачу и удачно пробил "крюком" по ходу, слегка задев двойной блок. Для своего небольшого роста он имел вполне приличный прыжок - макушка его головы при ударе оказалась чуть выше уровня сетки. В нападении он особенно не выделялся и играл только "крюками", зато сзади в падении подтащил несколько трудных мячей, вызвав овации болельщиков. Впрочем, меня не особенно интересовало спортивное мастерство Хомича - я больше смотрел не на его игру, а на него самого, как на живую легенду восхищенными глазами футбольного болельщика. Наша третья команда оказалась намного сильнее в атаке, да и в защите, где как всегда, блистал наш "Мотя" - Матвей Смирин. Наши ребята легко выиграли обе партии.
   Тем временем на разминку вышли вторые мужские команды, и среди них я с радостью увидел Юру Клещева, моего хорошего товарища и партнера по школьному волейболу.
   Я подошел к нему, мы тепло обнялись, коротко обменявшись приветствиями и договорились встретиться после игры. Он выступал в качестве капитана команды. Я с понятным интересом смотрел за игрой, отмечая его возросшее по сравнению со школой техническое мастерство в обращении мячом. Впрочем, небольшой рост, далеко не богатырское сложение и невысокой прыжок не позволяли ему блистать в нападении, хотя он себя и отыгрывал, как принято говорить на нашем сленге. Зато он грамотно играл на передаче, вовремя брал тайм-ауты и производил нужные замены.
  Когда закончилась встреча, он сразу подошел ко мне, и мы, сидя на скамейке, хоть и недолго, но хорошо поговорили. Он сказал, что собирается поступить в аспирантуру, защитить диссертацию и пойти работать тренером в приличную команду. Надо сказать, что ему удалось осуществить свои планы, и он сделал хорошую спортивную карьеру, став позднее тренером сборной команды Союза.
   В этот вечер меня ожидал еще один приятный сюрприз - за первую мужскую команду СКИФА выступал сам Гена Сметанин, собственной персоной. Он тогда уже окончил наш институт и я за лето потерял с ним все связи.
   - Ты куда пропал? - обрадовался он, когда я, подойдя сзади, хлопнул его по плечу.
  - Говорят, что ты все за молодыми козочками по горам бегаешь?
   - Мы договорились созвониться и встретиться на неделе, чтобы поиграть в Доме правительства на набережной. За то время, пока я его не видел, он погрузнел и весил наверняка за 100 кг. Если и раньше он был не очень подвижен, то теперь это стало еще более заметно. Но впереди он по-прежнему оставался грозным нападающим. Я вместе с болельщиками СКИФА радостно орал в восторге, когда он несколько раз, виртуозно владея кистью, прошел пушечными ударами мимо двойного блока с короткой передачи по передней линии.
  Веня Голомазов, стоя рядом со мной, перекрывая шум в зале, наклонился ко мне:
   - Вот бы тебе такую кисть, как у твоего приятеля, - ты бы тогда с той стороны через сетку по своей площадке попадал!
   Несмотря на все старания Сметанина в атаке, наша первая мужская, более ровная по составу, закончила эту встречу в свою пользу, также как и мы, довольно легко выиграв все три партии. Эта игра мне ничем особенно не запомнилась, кроме нескольких отменных передач Голомазова на край сетки, на самый столб, куда не успевал дотягиваться блок, открывая мне свободные зоны для ударов по линии.
   В раздевалке я похвалил Голомазова: - Какая у вас передача классная - бей - не хочу!
   - Спасибо. Я уже тебе говорил раньше: - смотри как ты держишь руки при приеме, кисти у тебя на одной линии, вот мяч и болтается вправо-влево, когда ты пасуешь. Надо кисти развернуть внутрь, параллельно друг другу, большими пальцами к себе и свести вместе согнутые локти, вытянув их вперед и вверх. При этом кисти, смотри, - он показал, - почти касаются носа. Тогда все пальцы, вплоть до мизинцев, охватывая мяч с боков, не дадут ему уйти при передаче в сторону от цели. Теперь тебя уже наверное не переучить. А все же смотри почаще, как пасуют наши лучшие разводящие - Володя Щагин, Миша Крылов из МАИ, Леша Барышников из Ленинграда, да и меня когда-то за передачу тоже хвалили. У нас, у старой гвардии, у всех технически правильная постановка рук при приеме мяча, не то, что сейчас у молодых. К сожалению теперь этому не учат, - некому это делать. Я с тобой позанимаюсь, мы тебе вторую передачу немного подправим, - будешь за свой институт играть разводящим, - цены тебе не будет! - и он весело рассмеялся своей шутке вслед за мной.
   На следующей тренировке он сдержал свое обещание и подошел ко мне, когда я закончил у стенки отрабатывать прием мяча снизу сжатым кулаком:
  - Что, лавры Вити Мальцмана тебе покоя не дают? Мне кажется, что в этом элементе ты его скоро догонишь и без моей помощи, так что давай займемся второй передачей! Поработай у стенки, а я посмотрю!
   Он изредка останавливал меня и подправлял мою постановку рук, указывая на ошибки. Под его руководством я постепенно привыкал к его манере паса и чувствовал, что с каждым разом моя передача становится все лучше и нацеленней. Я уже значительно реже отводил мяч от сетки навстречу нападающему, не говоря уже о том, что теперь я полностью исключил для себя возможность вместо передачи отдать переходящий мяч на ту сторону. В институтской команде, или играя за "Правду", я все время по необходимости исполнял роль разводящего, но всегда в глубине души чувствовал, что моя вторая передача далека от совершенства. В "Спартаке" в этой роли я никогда не выступал, но в игре постоянно возникают моменты, когда поневоле приходится выполнять вторую передачу, и теперь в этих случаях я действовал гораздо уверенней и уже не получал от партнеров и тренера замечаний по качеству паса.
   К сожалению, Веня Голомазов в качестве тренера проработал у нас всего один зимний сезон. Состав нашей команды тоже постоянно менялся, и нельзя сказать, чтобы всегда в лучшую сторону.
  Вообще-то, мы выступили на первенстве Москвы в свою силу, - проиграли, хоть и в упорной борьбе всем грандам - ЦСКА. "Динамо", МАИ и "Локомотиву", и выиграв у всех остальных коллективов, разделив с "Локомотивом" четвертое место по соотношению партий, так как почти все встречи лидерам мы проиграли с почетным счетом 1:3 или 2:3.
   В классе "А" первенства Союза Москву по положению могли представлять только первые четыре команды мастеров. Поэтому нам объявили, что в следующем году нам предстоит переигровка с "Локомотивом" за право участия в первенстве Союза.
  
   Учебный год в институте подходил к концу, я уже успешно сдал почти все экзамены и теперь готовился к последнему, по ядерной физике, которого очень опасался. Полного комплекта лекций по курсу у меня не было, и пришлось на несколько дней переселиться в общежитие Дома коммуны. Я готовился вместе с Галей Васильевой, симпатичной девушкой из нашей группы, она играла за нашу институтскую команду, и тоже увлекалась альпинизмом. Разделив лекции пополам, мы старательно готовили шпаргалки.
   - Ну что ты так боишься? - успокоила она меня, - Всем известно, что профессор заядлый альпинист! Нам с тобой надо надеть альпинистские значки и "трояки" нам обеспечены!
   Действительно, едва я сел к профессору отвечать, он взглянул на мой значок, потом мельком просмотрел листок, куда я благополучно выписал из шпаргалки мудреные формулы, и поинтересовался, в каком лагере я был, на каких вершинах мне удалось побывать, и кто из инструкторов с нами ходил. Разговор у нас затянулся минут на десять и когда я вышел, обалдело держа в руках зачетку, ребята в коридоре бросились ко мне:
   - Чего он к тебе прицепился? Ни хрена себе, гляди - "отл" поставил! Ну ты даешь, - вот это да!
   Не веря, я отобрал у ребят свою зачетку и, убедившись, что это мне не снится, на радостях расцеловал Галю Васильеву. Она засмеялась:
   - Ну что я тебе говорила? Смотри, просто так не отделаешься! Отпусти, - сейчас моя очередь, давай шпаргалки!
   Я дождался, когда она со счастливой улыбкой вышла из аудитории, показывая четыре пальца, и спросил:
   - Ну, как ты? - Она озорно засмеялась: - У тебя же пять вершин, куча перевалов, да еще скалолазание, вот он тебе и поставил "отлично", а у меня только одна зачетная верщина и два перевала, хорошо, что "трояк" не поставил!
   Мы скинулись и поехали всей группой в Дом коммуны отметить это радостное событие и окончание сессии.
  
  После весенней сессии, я уехал в Запорожье на производственную практику. Через месяц, вернувшись в Москву, я сразу позвонил Анищенко, который, по словам мамы меня усиленно разыскивал. Он сказал мне, что бесплатная путевка в альплагерь "Спартак" у него на руках и я могу ее забрать.
  
  АЛЬПИНИСТСКИЙ ЛАГЕРЬ "СПАРТАКА"
  
   Спартаковский лагерь, расположенный высоко в горах на узкой небольшой площадке в ущелье Шхельда, мне понравился, но все-таки не так, как цветущая Домбайская долина. Он был более суров, компактнее и теснее. Волейбольную площадку при всем желании там разместить было негде. Единственное развлечение - отполированная каменная плита на столе, где все желающие по очереди играли в настольный теннис.
  В начале смены я сходил с новичками на обзорную экскурсию, для чего мы полдня взбирались на безымянную вершину выше по ущелью, поучаствовал в организации учебных занятий по переправе через горную реку на канате и с удовольствием несколько раз побывал на скальных тренировках.
  Через неделю в составе двух троек значкистов под руководством инструктора мы совершили успешное восхождение на вершину Гумачи и прошли пару перевалов.
  Но больше сходить никуда не удалось - нам пришлось участвовать в спасательных работах, помогая инструкторам спускать с вершины, сорвавшегося и сломавшего ногу альпиниста. Наша группа по тревоге вышла из лагеря со спасательным отрядом с запредельным грузом за плечами. Всю дорогу мы прошли в сумасшедшем темпе без единого привала, и когда мы, через несколько часов добрались до подножия вершины, куда уже успели спустить пострадавшего, нас самих было впору укладывать на носилки рядом с ним.
  Пока врач занимался своим делом, делая уколы и накладывая шины, мы тщетно пытались отдышаться, а ведь самое трудное предстояло впереди - надо было спустить носилки с пострадавшим в лагерь по крутым и обрывистым тропам, где и налегке пройти было совсем непросто.
  Обратный путь вымотал нас вконец, несмотря на то, что мы часто менялись, неся тяжеленные носилки. За участие в спасательных работах нам предоставили возможность до конца смены отдыхать и немного прийти в себя.
  
   По возвращению в Москву я сразу, как и обещал, связался с Анищенко. Он очень обрадовался, когда я ему позвонил и сказал, что завтра ждет меня на стадионе в Измайлове, где у нас будет игра с "Химиком" на летний кубок Москвы:
  - Как хорошо, что ты приехал! Все в отпусках,- играть некому. В прошлый раз мне самому пришлось раздеваться!
  - Представляю, какое это было потрясающее зрелище, жаль, что я не видел! Может, завтра опять разденетесь? Хочется посмотреть!
   Он засмеялся: - Да нет, в этот раз, надеюсь, обойдется без стриптиза! - Я тут же вспомнил тот анекдотический случай, когда мне довелось увидеть его на площадке рядом с собой, кто-то из ребят не приехал на игру, и Анищенко пришлось раздеться. Борис Николаевич был признанным знатоком волейбола, отлично судил, но сам играть не умел абсолютно. Тогда после подачи, на потеху болельщикам, он просто уходил с поля, чтобы не мешать остальным игрокам. После игры все демонстративно подходили к нему и поздравляли с победой. Когда мы иногда вспоминали этот забавный эпизод, он всегда беззлобно смеялся над нашими шутками и нисколько не обижался.
  
   На другой день, выйдя на разминку перед встречей с "Химиком", я с немалым удивлением увидел среди наших противников Мальцмана. Я тут же подошел к нему и, пародируя его манеру здороваться, важно произнес:
  -Рад вас видеть! - Он сначала недоуменно поднял брови, но потом улыбнулся:
   - Ты чего дразнишься? - и протянул мне свою крепкую руку - Я тоже рад. Подходи после игры, поговорим!
   Эта игра запомнилась мне тем, что мы играли первую партию против заходящего солнца, слепящего глаза, а когда мы начали вторую партию, солнце уже зашло, и мы доигрывали последние мячи на ощупь, почти в полной темноте.
  В концовке, когда мы выиграли 14 очко, Мальцман взял тайм-аут. Анищенко предупредил нас, что если мы сейчас не закончим партию, то встречу перенесут из-за темноты. К счастью, нам удалось выиграть последнее очко - Юра Козлов уверенно пробил по линии после того, как мы сзади подтащили несильный удар с той стороны и дали ему пас на 4-ый. После игры я сразу подошел к Мальцману.
   Он меня сдержанно похвалил:
  - Ты сегодня неплохо выглядел впереди и подтащил в кульбите классный мяч на страховке, - кое-чему я тебя научил!
   Я опасливо покосился на стоящего недалеко от нас невысокого плотного мужчину лет 40, с полным, добрым и немного обрюзгшим лицом и слегка припухшими веками. Я заметил его еще во время игры, когда он, сидя на скамейке запасных, бурно переживал события на площадке. Я подумал тогда, что это один из тренеров. Мальцман заметил мой взгляд, оглянулся и со словами:
   - Это мой брат! - жестом подозвал его.
  Он подошел к нам и протянув руку, представился: - Семен!
   Виктор Павлович усмехнулся: - Что смотришь - не похож?
   Я постарался скрыть свое удивление:
   - По правде говоря, - не очень!
   И, набравшись храбрости, уже не опасаясь его брата, задал вопрос, который мучил меня весь вечер:
   - А почему вы ушли из "Динамо", да еще в команду из второй группы?
   Виктор Павлович отмахнулся: - Все не так просто, так что давай об этом не будем!
   Он перевел взгляд на брата - Познакомились? Он ведь у нас профессиональный мотогонщик.
  - А вы и сейчас гоняетесь?
  - Давай-ка на "ты"! Нет, я с этим делом закончил. Сейчас только подрабатываю в Парке Культуры Горького. Может, видел там аттракцион "Гонки по вертикальной стене"? Приходи завтра, посмотришь, как мы ездим!
   - Обязательно приду!
  - Вызови меня, я тебя проведу.
   Виктор Павлович обратился ко мне:
   - Кстати, ты в кино видел открытие "Дня физкультурника" на "Динамо"?
  - Так я же там был вместе с отцом!
   - Ну, тогда ты его должен помнить, - Семен открывал парад, стоя на седле идущего впереди колонны мотоцикла с очаровательной девушкой, стоящей у него на плечах.
   Я, открыв рот, с уважением посмотрел на Семена:
   - Конечно, помню! Я еще тогда волновался, а вдруг она упадет на глазах у Сталина?
   Семен довольно хмыкнул:
  - А уж как я волновался, меня предупредили, - "если уронишь, то без пересадки поедешь в Сибирь"!
   Виктор Павлович задумчиво посмотрел на брата:
  - А ты мне про Сибирь не рассказывал!
  - А чего говорить, тут и ежу ясно, что так бы все и было!
   Немного помолчав, Семен произнес:
   - А жаль, что сегодня мы проиграли! Вообще-то, я за тебя даже немного болел! - обратился он ко мне. - Я посчитал, ты семь раз попал в первую линию, и тебя ни разу не закрыли на блоке!
   И вдруг неожиданно предложил: - Переходи к нам!
   Я растерялся, и несколько запинаясь, произнес: - А может лучше Виктору Павловичу перейти к нам?
   - Это что - официальное предложение? - насмешливо спросил он. - Ладно, хватит разговоров, пойдем одеваться! Ты не пропадай, - позванивай!
  
   На другой день, как и обещал, я поехал в Парк Культуры.
   Семена вызывать я постеснялся, и, купив билеты на аттракцион, взобрался наверх огромного закрытого сверху цилиндра и протиснулся к барьеру. Внизу, на закругленном дне этого широкого стакана с деревянными стенами, стояли несколько мотоциклов и трое гонщиков, среди которых я узнал и Семена.
  Прозвучал сигнал к началу представления, и один из гонщиков, сев на взревевший мотоцикл, начал разгон. Сделав пару оборотов внизу по закругленному краю стены, он вылетел вверх, и, наклонившись набок, параллельно земле, стал описывать стремительные круги по стене, то поднимаясь вплотную к стоящим у края барьера зрителям, то внезапно спускаясь вниз и едва не касаясь боком круглой площадки на дне. К нему по очереди присоединились и остальные гонщики, и вот уже три мотоциклиста, с оглушительным ревом двигателей, закрутили на стене бешеную карусель, вычерчивая причудливые пируэты. От тяжелых машин, проносившихся как болиды в полуметре от нас, стена и все сооружение ходили ходуном, и у меня возникло отчетливое убеждение, что еще через мгновение это здание развалится как карточный домик.
  Видимо не один я так думал, потому что кругом раздались испуганные женские голоса и детский плач. Я испытал большое облегчение, когда представление благополучно закончилось, и присоединился к зрителям, которые бурно приветствовали артистов за волнующее зрелище.
  Вечером я позвонил Мальцману и попросил передать брату, что я восхищен его мастерством. - Посмотрел, значит? Молодец, он будет доволен, что ты пришел. Ты ему понравился, и он будет рад, что доставил тебе удовольствие.
  
  СЛОМЛЕННАЯ СУДЬБА ЖУРНАЛИСТА
  
   Эта поездка несколько развеяла мое невеселое настроение и отвлекла от грустных размышлений и беспокойства за судьбу и здоровье отца, которого на пике журналистской карьеры, внезапно и незаслуженно выгнали из "Правды" с волчьим билетом.
  
   Социальное происхождение отца было безупречным, что было тогда немаловажным. Он родился в 1905 году в Кургане в семье политкаторжан.
  Мать отца - моя бабушка, очень гордилась тем, что была в ссылке вместе со Свердловым. Мой дедушка тоже побывал в царской ссылке. В "Книге политкаторжан", изданной в 1920 году, среди других, приводятся и их фамилии, с указанием - куда и за что они были высланы.
   Как я уже упоминал выше, отец начал работать в "Правде" с 1924 года, когда главным редактором газеты была Мария Ульянова - сестра Ленина.
  Талантливый и энергичный репортер, он быстро завоевал авторитет в редакции и признание у читателей, и в тридцатые годы уже входил в элиту ведущих журналистов страны, которым доверяли освещать на страницах газеты все важнейшие события - такие, как партийные съезды, заседания Верховного Совета СССР и другие официальные мероприятия.
   За его плечами было участие почти во всех знаменитых экспедициях довоенных лет - в Каракумском автопробеге, в морских арктических экспедициях под руководством О.Ю.Шмидта на ледоколах "Садко" и "Красин", в поисках и спасении ледокола "Георгий Седов".
   Апофеозом репортерской карьеры отца стало его участие в 1937 году в авиационном перелете и высадке на дрейфующую льдину Северного Полюса легендарной четверки папанинцев - Папанина, Кренкеля, Федорова и Ширшова.
   Отец и его коллега из "Известий" Эзра Виленский стали первыми журналистами в мире, побывавшими на Северном Полюсе.
   Его репортажи со льдины занимали первые места на страницах "Правды", а написанные позже книги об этих экспедициях - "На вершине мира" и другие, издавались у нас и за рубежом большими тиражами.
   Вернувшихся с Полюса полярников встречали члены Политбюро. Академик О.Ю.Шмидт - руководитель экспедиции, представил Сталину участников перелета. Сталин, а за ним и все члены Правительства по очереди обняли и расцеловали отца и всех полярников.
   Сияющий отец, приехав с аэродрома, весело шутил, что теперь весь месяц не будет умываться: - Вот сюда меня поцеловал товарищ Сталин, а сюда - Ворошилов, Молотов, Буденный и Хрущев!
   За праздничным семейным столом по этому поводу, отец рассказал совершенно невероятную историю, случившуюся с ним незадолго до перелета, строго-настрого предупредив, чтобы это осталось в секрете.
  Тогда в редакции поздно узнали, что в Кремле ожидается выступление Сталина на каком-то торжественном заседании, и поэтому отец торопился изо всех сил, боясь опоздать к его началу. Приехав в Кремль, он, перепрыгивая через ступени, бегом взлетел по лестнице, и со всех ног стремглав помчался по пустому коридору к залу заседаний. Внезапно, слева открылась дверь, и оттуда вышел невысокий человек. Отец едва не сбил его с ног, чудом остановившись вплотную перед ним, и с ужасом узнал Сталина.
  Он удивленно посмотрел на отца, нахмурился, и недовольно спросил:
   - Что случилось? Куда вы так бежите?
  - Извините, я тороплюсь на Ваше выступление, товарищ Сталин! - мгновенно нашелся отец. - Можете не спешить, - без меня все равно не начнут! - вдруг ухмыльнулся Сталин, и, повернувшись, пошел вперед.
   Мама тогда пришла в ужас, и еле сумела произнести:
   - Какое счастье, что он был без охраны! Ведь тебя бы могли посадить!
   - Конечно, но слушайте дальше, - он меня узнал! Когда Шмидт представил меня, Сталин внимательно посмотрел мне в лицо и неожиданно сказал:
   - Я вас помню! - и после паузы добавил: - Я читал ваши материалы в "Правде"!
   Ну, а потом обнял меня и расцеловал.
   - Почему ты молчал об этом столько времени? - никак не могла успокоиться мама.
   - Не хотел тебя волновать! Я даже в дневнике на всякий случай этот эпизод записал для памяти совсем по другому, опустив все детали, хотя он ответил мне тогда просто блестяще! И ведь никому про это не расскажешь - мало ли, что может быть в наше время! Но вот видишь, - вроде бы все обошлось!
   Через несколько дней для всех участников перелета в Кремле был устроен торжественный правительственный прием, на котором на котором посчастливилось побывать и мне, о чем я уже упоминал раньше.
   Ивана Дмитриевича Папанина вскоре назначили Начальником ГлавСевМорпути. Он очень любил отца и часто бывал у нас в гостях, ласково называл его "Лазурка". В один из приездов он подарил отцу огромную шкуру белого медведя. Она долгие годы висела, занимая целиком всю стену в кабинете отца.
   Я с сожалением продал ее позже в комиссионный магазин, когда мы оказались без средств к существованию.
   Большую группу полярников тогда наградили орденами. М.И.Калинин, вручая отцу орден Трудового Красного знамени, заметил, что он сегодня не пишет о других, как обычно, а сам является главным виновником торжества, и пожелал ему второго ордена.
   Это сыграло свою роль, и довольно быстро отца включили в число немногих избранных журналистов, которые допускались в непосредственное окружение Сталина и должны были освещать все официальные мероприятия с его участием.
   В моем архиве много фотографий, где отец запечатлен вместе со Сталиным и членами Политбюро на авиационных парадах, торжествах и приемах, и на печальных мероприятиях при похоронах Жданова, Щербакова и других руководителей партии и правительства.
  На страницах "Правды" регулярно появлялись интервью отца с крупными учеными, деятелями искусств, руководителями различных Министерств, отраслей и ведомств, передовиками производства.
   Все чаще ему поручали готовить передовые статьи газеты, которым тогда придавалось огромное политическое значение. Конечно, такие передовые предварительно согласовывались с соответствующими отделами ЦК.
  По подсчетам отца, за время его работы в " Правде " он написал более 900 передовых.
   В редакции знали о его дружеских и близких отношениях с авиаконструкторами
  - Яковлевым, Лавочкиным и Ильюшиным, с выдающимися летчиками-героями - Чкаловым, Коккинаки, Водопьяновым, Громовым, Ляпидевским, Молоковым, Леваневским и др.
  Неудивительно, что поэтому отцу доверяли освещать в газете их рекордные дальние перелеты, за которыми следила вся страна, в том числе и полеты летчиц - Расковой, Гризодубовой и Осипенко.
   Он много писал о пилотах первых советских дирижаблей и аэростатов и их полетах в стратосферу, о рекордных прыжках парашютистов, и, конечно, об ежегодных авиационных парадах в Тушино, на которых всегда присутствовал Сталин.
   Кстати, на одном из парадов Сталин подошел к группе авиаконструкторов, сидящих около правительственной трибуны, которая первое время располагалась прямо на летном поле. Среди них находился и отец. Когда его представили, Сталин, здороваясь, опять сказал, что знает его публикации.
   В 1941 году, когда немцы подошли к Москве, многочисленный коллектив "Правды" был эвакуирован в Куйбышев. В Москве остались только 15 человек, которые, переселившись в редакцию, продолжали ежедневно выпускать газету. Список этих избранных, среди которых был и отец, утверждал лично Сталин.
   Отец был назначен заместителем заведующего заново сформированного военного отдела "Правды". Ему присвоили воинское звание майора и выдали личное оружие.
   За ним закрепили легковую машину "Эмку", и он часто выезжал на ней на фронт.
   Его репортажи из действующей армии и интервью с Рокоссовским, Ватутиным, членом Военсовета Хрущевым, Главным маршалом авиации Новиковым и другими командирами воинских частей и подразделений, рядовыми бойцами, танкистами и летчиками, отличившимися в боях, занимали видное место на страницах газеты.
   В конце войны произошел неприятный инцидент - отцу предложили взять псевдоним. Он был вынужден согласиться, но настоял на том, что несколько его публикаций будут опубликованы в газете с двойной подписью, а именно - Л.Огнев ( Л.Бронтман). Дальнейшие его репортажи с фронта печатались уже под этим псевдонимом.
   Сразу после войны отца назначили заведующим информационным отделом "Правды".
   Вскоре он сдал экзамены и успешно закончил элитную Высшую партийную школу (ВПШ) при ЦК КПСС, созданную для высшего партийного руководства и секретарей крупных обкомов страны. Его приняли в Союз Советских писателей СССР, что было тогда очень непросто.
  
  
   Все годы своей работы в "Правде" отец скрупулезно вел дневники, где чуть ли не ежедневно записывал по горячим следам мельчайшие подробности встреч со всеми выдающимися людьми, с которыми его сводила нелегкая репортерская судьба. Эти почти документальные материалы позволили мне воспроизвести здесь лишь некоторые, на мой взгляд, наиболее интересные эпизоды его насыщенной журналистской деятельности.
  
   18 мая 1945 года Микоян вернулся из поверженного Берлина и Дрездена, куда выезжал по заданию Сталина с целью контроля за мерами нашего командования по налаживанию там нормальной послевоенной жизни, введению норм на выдачу хлеба и улучшению продовольственного положения населения.
   Сталин, заслушав отчет Микояна, распорядился немедленно опубликовать результаты поездки в "Правде" в виде интервью.
   Около полуночи главный редактор газеты Поспелов вызвал отца, и, сообщив о поручении, предложил немедленно выехать в Кремль.
   Микоян сразу принял отца, который, здороваясь, напомнил ему об их первой встрече еще в 1927 году. Микоян улыбнулся: " Помню, помню!" - и перешел к изложению своих впечатлений о поездке. Отец едва успевал записывать. Его рассказ прервал резкий телефонный звонок из Берлина по "вертушке".
   Микоян взял трубку: - Здравствуйте, товарищ Жуков! Товарищ Сталин одобрил намеченные мероприятия и предложил дополнительно открыть две гостиницы для приезжающих! Попрощавшись, он закончил разговор и продолжил прерванный рассказ. В заключение он спросил, сколько времени потребуется, чтобы подготовить текст к печати. Отец попросил выделить ему машинистку и сказал, что справится с работой за пару часов.
  Через два часа он представил Микояну готовый материал. Внимательно прочитав текст, Микоян сказал, что серьезных замечаний у него нет, но предложил еще раз встретиться завтра в середине дня.
  Когда на другой день отец приехал в Кремль, Микоян проводил заседание Совнаркома, но тут же вышел в приемную, когда ему сообщили о приезде отца. Он сказал, что уже успел доложить Сталину об интервью и сейчас отошлет ему материал.
  Взяв у отца отпечатанный текст, он написал записку: - "Товарищу Сталину И.В. Посылаю проект интервью о положении в Берлине. Микоян. ", после чего попросил помощника отнести текст Поскребышеву - помощнику Сталина.
  В ожидании ответа отец страшно волновался, прекрасно зная пристрастие Сталина к выискиванию ошибок, неточных формулировок и даже лишних запятых, по поводу чего он чуть ли не ежедневно звонил в "Правду", прочитав свежий номер газеты.
   Однако опасения оказались напрасными, вернувшийся помощник Микояна передал отцу слова Поскребышева, что материал Сталину понравился и что он просит опубликовать его завтра в "Правде".
  На другой день интервью появилось в "Правде", а днем позже было перепечатано во всех остальных газетах.
   До сих пор все редкие интервью с членами Правительства, если они были, приходили в редакции газет из ЦК готовым текстом, где сообщалось, что безликий корреспондент такой-то газеты, без упоминания фамилии, взял интервью у товарища... и т.д. В этот раз впервые была прямо указана фамилия отца: - "Товарищ Микоян дал интервью корреспонденту "Правды" т. Бронтману Л.К...".
  Эта необычная особенность публикации была сразу замечена не только в журналисткой среде, коллеги по перу, многочисленные друзья и знакомые по телефону и при встрече поздравляли отца с опубликованием интервью.
  Авторитет отца в редакции еще больше укрепился, и он получил разрешение опять публиковаться под своей фамилией, изредка подписываясь псевдонимом под материалами, которые ему заказывали в Госрадио для вещания на заграницу или для других изданий.
   25 сентября 1945 года вышел в свет юбилейный 10000 номер "Правды".
  По этому поводу было подготовлено Приветствие ЦК, а газета и ряд ее ведущих работников были представлены к правительственным наградам. Главный редактор Поспелов в узком кругу рассказал в редакции, что он накануне побывал у Маленкова и лично доложил ему о заслугах каждого работника, представляемого к наградам, давая им развернутые характеристики. Маленков внимательно слушал, изредка задавая уточняющие вопросы и делая отметки в блокноте, а затем, взяв список, ушел на доклад к Сталину. Вернувшись, Маленков сказал, что Сталин тщательно просмотрел весь список, обратив особое внимание на то, к каким орденам представлены некоторые знакомые ему по фамилиям журналисты.
  На другой день в " Правде " было опубликовано Приветствие ЦК КПСС и Указ Президиума Верховного Совета СССР со списком награжденных. Отец по этому Указу получил свой четвертый по счету орден, на этот раз - Боевого Красного знамени, в дополнение к имеющемуся ордену Трудового Красного знамени и двум орденам Красной звезды, не считая многочисленных медалей.
   В начале 1946 года был изготовлен новый саркофаг для тела Ленина, и Мавзолей снова был открыт для посещений. По этому поводу отец несколько раз встречался с академиком Збарским, который руководил всеми работами по сохранению тела Ленина. Результатом бесед стал сенсационный материал, в котором впервые подробно рассказывалось об этих работах и об эвакуации тела Ленина из Москвы в начале войны. По понятным причинам материал был отправлен на отзыв Берии. Его помощник позвонил отцу и сказал, что у Лаврентия Павловича замечаний по тексту нет, но он считает необходимым сначала узнать мнение о нем Маленкова, а затем ознакомить с материалом и товарища Сталина.
  Через три дня отца вызвали в Кремль. Помощник Берии сказал, что Сталину текст понравился, но он внес небольшие поправки, а так как материал достаточно объемный и не подходит для газетной публикации, предложил его напечатать в журнале "Огонек". Быстро просмотрев переданный ему заново перепечатанный текст, отец увидел, что из него исчезло упоминание города, в котором всю войну находилось тело Ленина, и сокращены некоторые незначительные детали, связанные с этим событием.
   Материал был опубликован 14 марта 1946 года в 10-м номере журнала "Огонек" и вызвал большой интерес у читателей.
   Казалось, что положение отца в "Правде" было прочным и незыблемым, коллеги по перу называли его "королем репортеров", и нашей налаженной и спокойной жизни ничего не угрожает. Я в 1949 году поступил в институт, и вроде бы все волнения в семье остались позади.
  Тогда никому и в голову не могло прийти, что 100-летний юбилей Боткинской больницы может сыграть роковую роль в жизни отца. Ему поручили написать подвал о больнице, которая, также как и ее сотрудники, Указом Президиума СССР, в связи с юбилеем, получили правительственные награды.
   Главный врач больницы Шимелиович, тоже награжденный тогда орденом Ленина, после опубликования статьи, пригласил правдистов приехать на торжественное собрание по случаю юбилея и награждения больницы. С разрешения главного редактора Поспелова, в больницу вместе с отцом поехал заведующий экономическим отделом "Правды" Семен Романович Гершберг, а также крупнейший фельетонист-международник газеты Давид Осипович Заславский, который был лично знаком с Лениным, и чья фамилия упоминалась в ранних работах вождя.
  Заместитель отца, Мартын Иванович Мержанов как раз в это время собирался на машине ехать на наши дачи. Он подвез их по дороге в Серебряный бор до больницы, и, поздравив главного врача, сразу уехал. После торжественного заседания Шимелиович пригласил правдистов к себе домой продолжить празднование юбилея в семейной обстановке.
   Этот рядовой, как и многие другие, случай ничем особенным не запомнился в череде ежедневных встреч и редакционной текучки.
   Однако, за год до этого юбилея произошло событие, которое как бомба замедленного действия, повлекло за собой впоследствии лавину арестов и репрессий.
   В конце 1940-х годов на фоне арестов членов " Еврейского антифашистского комитета" в стране развернулась кампания по борьбе с "космополитизмом" и "низкопоклонством перед Западом".
  В январе 1949 года среди других был арестован и позже расстрелян и крупнейший врач и ученый Б.А.Шимелиович, главный врач Боткинской больницы по нелепому обвинению в шпионской деятельности в пользу американской разведки.
   Партийное руководство "Правды", по указанию отдела ЦК по пропаганде и агитации, решило внести свою лепту во всенародную борьбу. Кто-то вспомнил и раскопал годичной давности поездку правдистов на юбилей в Боткинскую больницу и вечер, проведенный в гостях у главного врача больницы Шимелиовича, объявленного впоследствии врагом народа.
  На общем партийном собрании "Правды" отцу, Гершбергу и Заславскому было предъявлено обвинение в политической близорукости, выразившейся в дружбе с "врагом народа" и в грубых политических ошибках, которые, впрочем, так и не были названы. Все выступавшие на собрании дружно осуждали виновников и требовали их исключения их рядов партии.
  Нашелся только один человек, имевший мужество выступить в защиту своих товарищей.
  Это был Мартын Иванович Мержанов. Конечно, эта отчаянная попытка была заранее обречена на неудачу, но она все-таки каким-то образом повлияла на ход обсуждения, и общее собрание постановило ограничиться вынесением им строго выговора с предупреждением.
  Протокол партийного собрания был отправлен в отдел пропаганды и агитации ЦК, а оргвыводы последовали незамедлительно - их всех выгнали из "Правды".
  Бюро Районного комитета партии своим постановлением немного снизило меру взыскания - до строго выговора, но уже без предупреждения, хотя это уже ничего не могло изменить в их судьбе.
  Не забыли и про Мержанова, - он был вынужден уйти из "Правды" и потом работал в "Огоньке", а позднее в газете "Советский спорт" футбольным обозревателем, блестящим знатоком которого он прославился раньше в "Правде".
   Увольнение из "Правды" явилось для отца страшным ударом, от которого оправиться он так и не сумел и быстро подорвало его здоровье, а наша семья осталась без средств к существованию. Мама с трудом устроилась кассиршей в Дом культуры "Правды" и весь наш бюджет состоял из ее нищенской зарплаты и моей стипендии. Сразу исчезли
  почти все бывшие друзья и знакомые, да и крайне щепетильные отец и мама теперь избегали любых контактов. Больше года отец оставался без работы, лишь изредка ему удавалось благодаря усилиям старых приятелей получать заказы на редактирование материалов для радиовещания на заграницу.
  Дядя Сеня Гершберг через какое-то время с огромным трудом устроился литературным редактором в Большую Советскую Энциклопедию.
  Когда я пришел к нему в гости с просьбой рассказать о всех событиях, связанных с их увольнением из "Правды", он встретил меня очень тепло, и прежде чем начать разговор, подробно расспросил о моих делах в институте и в спорте. Удовлетворив мое любопытство по поводу собрания, он заметил:
  - Чтобы правильно понять, что произошло с нами, надо иметь четкое представление о том, что происходит вокруг нас.
   Я был в шоке, когда он мне ,как равному, спокойно и буднично рассказал об арестах по ленинградскому делу и о расстреле в1950 году Вознесенского и Кузнецова, блестящего организатора и руководителя обороны Ленинграда в годы блокады, об арестах и расстреле в 1940 году писателей Исаака Бабеля, Михаила Кольцова и Всеволода Мейерхольда, и в 1943 году поэта Квитко. Когда же я услышал, что арестованы и жены первых лиц государства - Молотова, Калинина и Буденного, я вообще потерял дар речи - мир для меня перевернулся.
  -- Я тебе рассказал только о тех людях, которые тебе известны. Ты читал открытое письмо Сталину Раскольникова? - вдруг спросил он, глядя на мое растерянное лицо.
   - Читал, мама мне показала.
   - Тогда тебе должно быть понятно, что наш случай вполне мог иметь более страшное продолжение.
   - Что же теперь будет? - в ужасе спросил я.
   - Не думаю, что в ближайшее время что-нибудь изменится, но кто знает, во всяком случае, надо надеяться на лучшее. Ты, конечно, понимаешь, что все, о чем ты здесь услышал, не предназначено для посторонних ушей? Передай привет родителям! - попрощался он.
  
  Только через год Вадим Кожевников, главный редактор журнала "Знамя", давний друг отца, сумел каким-то образом получить соответствующее разрешение и взял его в журнал литературным редактором. Отец воспрянул духом, но после года работы в журнале у него начались серьезные проблемы со здоровьем.
   Коккинаки все это время продолжал поддерживать с отцом теплые дружеские отношения. По просьбе мамы он договорился с медицинскими специалистами об обследовании отца. Мама вернулась из больницы совершенно убитая, - отцу дали бюллетень, а ей сказали, что ему осталось жить совсем немного и сделать уже ничего нельзя. Коккинаки сразу достал соцстраховскую путевку в лучший подмосковный санаторий и к тому времени, когда я вернулся из альплагеря, родители уже находились там. Мама позвонила мне из санатория, и мы договорились, что я к ним приеду через день.
  
  В САНАТОРИИ В ГОСТЯХ У РОДИТЕЛЕЙ
  
   Добравшись до санатория, я легко нашел их благоустроенный корпус и комнату, где они жили. Встреча была радостной, хотя и грустной. Отец сильно похудел и выглядел совсем больным, но бодрился изо всех сил, с интересом расспрашивая меня об альплагере и о моих делах в "Спартаке". Маму, как всегда, интересовало, как я питаюсь, не слишком ли я устаю и есть ли у меня постоянная девушка.
   - Жалко, что я за все время так и не смог выбраться к тебе на игру! - вдруг с сожалением сказал отец. - Мы с Кокки несколько раз собирались приехать, но так и не получилось.
  - А знаешь, здесь площадка очень хорошая, и такие баталии там разыгрываются, что половина санатория ходит на них смотреть! - мама понимающе посмотрела на меня, - Тебя ведь хлебом не корми, - лишь бы где-нибудь поиграть, да и мы с отцом с удовольствием посмотрим, как это у тебя получается. Давай чайку попьем и отправимся туда?
  - Я обрадовался:
   - Хорошо, что я приехал в спортивном костюме и в тапочках! Я, пожалуй, сразу пойду туда, я пока есть не хочу, а вы покушайте и подходите. Я не знаю, какие у вас здесь порядки - еще не пустят поиграть, - публика тут та еще - все важные, по виду сплошь министры!
   - Ну конечно,- это же санаторий для цековской и министерской элиты.
  Санаторий мне очень понравился - многоэтажные корпуса, кругом большие деревья, много зелени и цветов, асфальтированные дорожки, на них чинно прогуливается нарядно одетая публика, многие с детьми. Волейбольную площадку я нашел по звону мяча.
  Спортивный городок с волейбольной и несколькими баскетбольными площадками был обнесен высокой проволочной сеткой. Вокруг волейбольной площадки, на которой играли две команды, поднималась трибуна с деревянными скамейками в несколько рядов, на которой расположилась довольно большая аудитория болельщиков. Сама площадка с хорошим покрытием была аккуратно размечена белой краской, сетка на растяжках была с тросом и натянута на нужной высоте. Добротная судейская вышка сейчас пустовала - на ней была развешена лишняя одежда, а судья со свистком стоял впереди нее около площадки.
  На нем был потрясающий ярко-синий шерстяной тренировочный костюм с белыми буквами на спине "СССР", такие костюмы до этого я видел только у сборников, и ярко-красные, явно импортные, кроссовки. Рядом с ним стояли несколько человек, ожидавших своей очереди.
  Судья объявил счет:- Больше!- а после подачи засудил ошибку в приеме, закончив партию. Проигравшие нехотя покидали поле, вяло упрекая судью:
   - Нельзя так строго судить, - это же не первенство Союза!
   Выигравшая команда весело перешла на другую сторону, а на освободившееся поле, отдав свисток проигравшим, вышел судья и встал на 4-ый номер. За ним, не торопясь, по номерам встали и остальные игроки новой команды. Увидев, что у них только пять человек, я спросил:
  - Встану на 6-ой?- и было направился к ним, но бывший судья довольно грубо остановил меня:
  - Тебя кто-нибудь сюда звал? - И вдруг снизошел:
   - Хочешь играть, - отсуди и набери себе команду!
  - Извините! - я сдержал вспыхнувшее раздражение, и подойдя к новому судье, громко, чтобы все слышали, предупредил:
  -Я сужу за вами!
   Он удивленно взглянул на меня и кивнул:
  -Хорошо! - И доверительно добавив: - Ты сможешь набрать себе команду из проигравших! - дал свисток к началу встречи.
   Я некоторое время постоял рядом, наблюдая за игрой, и убедился, что мама была права - они действовали довольно грамотно, без грубых ошибок на приеме, все пытались нападать и прыгали на одиночный блок, мяч иногда подолгу держался в воздухе, в общем, судя по всему, все где-то успели раньше поиграть и кое-чему научиться. Но сразу бросалось в глаза, что играли они себя не очень утруждая, без особого азарта, отпуская шуточки и переговариваясь с противниками. Среди них явно не было ни одного ветерана, которого сразу можно узнать, и я с грустью подумал, что вряд ли мне удастся найти здесь себе подходящих партнеров и поиграть в свое удовольствие. Может быть поэтому и публика на трибуне, не проявляя никаких эмоций, вяло наблюдала за играющими, коротая время на свежем воздухе и ведя неспешные разговоры.
  Но раз уж я пришел играть, надо было хоть немного размяться, и предупредив судью, что ненадолго отойду, я направился на баскетбольную площадку, где гоняли мяч, встав в кружок, несколько пожилых отдыхающих, явно не умеющих играть, и которых на площадку не пускали. За ними на другой площадке довольно чисто пасовали между собой две невысокие стройные девчушки с косичками лет по шестнадцати и паренек такого же возраста. Я подошел к ним и спросил:
   - Можно с вами поиграть?
  - Вы же нас к себе не принимаете! - обиженно ответила одна из девушек.
   - Да я на новенького, они меня тоже не взяли!
   - Ну, тогда вставайте! - милостиво разрешила она. - А вы играть умеете?
   Я присоединился к ним, и немного поиграв в пас, попробовал побить в них по очереди с места. Увидев, что у меня получается, они с удовольствием включились в игру, стараясь принимать мои удары в пас, и даже перестроились в линию, чтобы мне было удобнее это делать.
   - Где это вы научились принимать? - удивился я, видя, что они правильно перемещаются, когда я немного погонял их вправо-влево и вперед-назад.
   -А мы уже три года занимаемся в детской спортивной школе, и в этом году будем выступать за команду девушек!
  - Надо же, какие молодцы! А со мной пойдете поиграть? Я там занял очередь на судейство! Но они ведь нас опять не пустят! Они все там такие воображалы, думают, что лучше их никого нет, и вообще слушать не захотели, даже когда мама попросила за нас! Они не только нас, они вообще никого не принимают даже тогда, когда играют трое на трое! А вы тренер?
  - Да нет, с чего вы взяли? - удивился я и предложил:
  - Вот и давайте их обыграем, чтобы не зазнавались!
   - Но как же мы на мужской сетке?
   - Ничего, попробуем! - я поймал мяч: - Мне, пожалуй, пора на судейство. Пойдемте со мной,- посмотрите на соперников!
   Я спросил, как их зовут, и, отдав мяч, пошел вперед.
  Когда я подошел к площадке, партия там уже подходила к концу. Выигрывала команда того самого судьи, который не взял меня к себе. Он, по-видимому, тут верховодил - постоянно спорил с судьей, и не стеснялся делать замечания своим партнерам.
  Наконец партия закончилась, судья, с облегчением отдав мне свисток, пошел на поле, которое освободили проигравшие. Впрочем, почти все они тут же перешли к нему, лишь двое из них оказались лишними и сели на лавочку. Дождавшись, когда все займут свои места, я отдал мяч победителям и дал свисток к началу игры. Судил я не очень строго, пропуская не очень явные захваты и громко объявляя счет после каждого розыгрыша мяча, и поначалу претензий ко мне не возникало. Но, когда я свистнул, увидев, что игрок задней линии, вышедший вперед на страховку, в прыжке перебил мяч, находящийся выше сетки, обстановка накалилась.
  - Ты чего выдумываешь?! - закричал "главный", которого я за толстое надменное лицо про себя окрестил "боровом".
  Я спокойно объяснил ему, в чем состояла ошибка игрока.
   - Он не бил, а просто перекидывал!
  - Это не имеет значения - мяч был выше сетки!
   - Да ладно тебе, что ты к нему прицепился,- он правильно свистнул! - одернул его кто-то из партнеров. Через несколько переходов он вышел на подачу, и выполняя ее, заступил за линию.
   Я свистнул и объявил:
   - Подача с поля!
   - С какого еще поля?! - взорвался он опять.
  - Посмотрите на свои ноги, вы и сейчас стоите на линии!
   - Да хватит тебе базарить, чего ты завелся! Давай играть, хватит спорить! - Получив еще одно замечание от своих партнеров, он зло посмотрел на меня и замолчал, но потом все-таки не выдержал и довольно громко процедил: - Он думает, что больше всех понимает в волейболе!
   Я отвернулся, сделав вид, что ничего не слышал и продолжил судейство, хотя уже начал по настоящему злиться. С большим облегчением, когда эта нудная игра закончилась, я отдал свисток новому судье, и встал на площадку, которую освободили победители во главе с моим "приятелем". Ко мне сразу отправились игроки проигравшей команды, и один из них, по-хозяйски бросил мне:
  - Иди на шестой!
  - Извините, ребята, но у меня своя кампания! - возразил я ему и позвал к себе девочек и паренька, скромно стоявших в сторонке и боязливо наблюдавших за разыгрывающимся спектаклем.
  - Ты чего это детский сад сюда привел? По - твоему, солидные люди будут ждать, пока эти малолетки тут будут развлекаться? - возмущенно возник "боров".
   -Вы мне ведь сами сказали, что если я отсужу, то смогу набрать свою команду! - твердо возразил я.
  Публика, до того флегматично сидевшая вокруг, вдруг оживилась, и с трибун неожиданно раздались возбужденные мужские и женские голоса:
  - Раз отсудил, пусть берет, кого хочет!
   - Вы почему никого не пускаете, пусть и другие поиграют!
  - Они такие же отдыхающие, как и вы!
  - Как вам не стыдно обижать девушек!
   Не ожидавший такой поддержки трибун, "боров" сдался:
  - Да черт с ним, пусть берет своих девчонок, - быстрее вылетит! Но теперь будем играть до десяти! Ты только суди построже! - бросил он судье.
  На всякий случай я тоже обратился к судье:
   - Нас четверо, и я буду бить в любой расстановке!
   Он безразлично пожал плечами:
   - Ну и бей себе на здоровье!
   Я краем глаза взглянул на трибуны, которые постепенно успокаивались, убедившись, что инцидент исчерпан, и увидел среди зрителей своих родителей.
  - Вот елки-палки, мало им своих забот, так еще эта разборка! - с досадой подумал я.
  Но надо было браться за дело, и я, подозвав своих ребятишек, быстро сказал:
  - Я ставить блок не буду, - они сильно не бьют. Стоим так - один из вас, кто лучше пасует, все время на втором, остальные сзади в линию, я - между вами на шестом. Пас мне повыше в зону третьего, ну, впрочем, как получится! Все, - начинаем! - и я поднял руку, показывая судье, что мы готовы.
  С той стороны по свистку судьи последовала простая высокая подача по линии. Я было дернулся туда, но решил не мешать мальчику Коле, стоящему слева от меня, и правильно сделал - он хорошо принял подачу и отдал мяч своей подруге, но метра на два довести до нее все же не сумел. Она быстро переместилась навстречу мячу, и, изогнувшись, сделала передачу назад за спину к середине сетки. Я, начиная движение вперед, мельком увидел ее напряженное лицо и закушенную от волнения губу, и услышал ее испуганный возглас:
   - Ой! - она почувствовала, что чересчур прогнулась и дает пас на ту сторону.
  Передача получилась быстрой и невысокой, но я уже был на ходу, и, успев схватить переходящий мяч над самым тросом, вколотил его что было сил под себя, угодив в плечо стоящего на четвертом "борова".Мяч от него свечой ушел вверх и вбок за трибуну, угодив в крону стоящего там дерева, и медленно стал падать вниз, перескакивая как белка с ветки на ветку. Сами того не ожидая, мы продемонстрировали ошеломленной публике классический прострел, который сравнительно недавно появился в арсенале нападающих. Трибуны дружно ахнули и разразились аплодисментами.
  - Извините! - вежливо произнес я через сетку. "Боров" как-то растеряно посмотрел на меня, приоткрыв рот, и, болезненно сморщив лицо, начал непроизвольно растирать правой рукой ключицу, и вдруг обрушился на партнера:
   - Почему без блока?!
   Пока бегали за мячом, я подошел к своей пасующей, которая, приплясывая от восторга, захлопала в ладошки, и, обняв за плечи, похвалил ее:
   - Зоя, ты умница! Но постарайся давать повыше и чуть мягче! - Она согласно кивнула головой и неожиданно мстительно выпалила:
  - Так ему и надо! Не будет воображать!
   Потом, вдруг скромно потупив глазки, кокетливо произнесла:
   - Я - Ира, а Зоя - это она! - указав на подругу.
   - Виноват, извини, пожалуйста! - смутился я, и попросил: - Постарайся подать, и сразу беги под сетку!
   Она подала, и мы мигом перестроились, заняв начальную расстановку. С той стороны последовал несильный удар прямо в мою зону, и принять его не составило особого труда.
  Мягко отпасовав мяч Ире, я двинулся к сетке, попросив: - Перед собой!
   Передача по высоте получилась нормальной, но она отвела ее навстречу, и мне пришлось, развернувшись в воздухе, пробивать ее крюком в угол площадки.
   Меня все еще трясло от бешенства и обиды, и я всем корпусом вкладывался в каждый удар. Там сзади кто-то, защищаясь - мяч летел ему прямо в лицо, закрылся локтями, и мяч, перелетев по высокой дуге через обе наши площадки, опустился сзади нас далеко в ауте.
  - Ты сам-то, что на блок не прыгаешь?! - закричал своему капитану защитник.
   - Так далеко же от сетки! - он, оправдываясь, беспомощно развел руками.
   Я вышел на подачу и подал крюком навылет три раза подряд, доведя счет до 5:0. Следующую подачу, даже не пытаясь распасовать, они просто перебили кулаками на отбой на нашу сторону, я ее принял, и Ира на этот раз дала мне передачу получше, предоставив возможность пробить по первой линии, легко обойдя не вовремя и вразнобой поднявшийся на меня двойной блок.
  Публика вовсю болела за нас, сопровождая каждое выигранное очко овациями и криками одобрения, и громко освистала судью, пропустившего явный захват капитана противников, когда он принимал мою подачу. Но это им не помогло. Когда ему дали передачу на удар и он пробил по линии, стараясь не попасть в меня, Зоя на первом номере чистенько приняла его несильный техничный удар, адресовав мяч своей подруге. Получив передачу от Иры, я опять отыгрался по первой линии.
  - Что ты бьешь? Обмани, у них же вся площадка пустая! - обрушились на него партнеры. Игра у них окончательно разладилась, хотя несколько раз им все же удавалось отыгрывать подачу за счет обманов вдоль сетки или, пробивая по задней линии, куда не всегда успевали дотягиваться мои ребятишки. Ира, доставая скидки под сетку, поднимала, как могла мяч около себя, и я тогда был вынужден вторую передачу возвращать ей обратно, чтобы уже она могла переправить мяч на ту сторону пасом, хоть и без удара.
   - Постарайся такие мячи давать не мне, а поднимать их повыше назад ко второй линии, чтобы оттуда мне смогли дать на удар! - попросил я ее и ребятишек.
  - Я попробую!- кивнула она головой, виновато опустив глаза, а мальчик Коля серьезно произнес: - Хорошо, - я все понял!
  Когда с той стороны опять попытались обмануть в четвертую зону, Ира сумела в падении отдать мяч назад, и Коля с пятого номера через все поле взвесил его мне. Передача получилась далековатой, но я удачно пробил крюком по пятому мимо блока, и пошел подавать. Счет был уже 9:6 в нашу пользу и я увидел, что на той стороне все, ожидая от меня сильной подачи крюком, оттянулись глубоко к задней линии. Я легким ударом кулачка подал "пшенку" и мяч уже на излете, едва перевалившись через трос и потеряв скорость, обессилено свалился вниз в метре от сетки на пустое место. С той стороны никто даже не шевельнулся. Как всегда в таких случаях, кто-то с трибуны насмешливо крикнул: - Вольно! - и под смех и свист болельщиков наши противники понуро покинули поле. Мои девушки с визгом бросились друг к другу обниматься, а потом с надеждой повернулись ко мне:
   - Мы еще сыграем?
  - Конечно, пошли на ту сторону!
   Вторая партия прошла аналогично - и сразу стала складываться в нашу пользу, несмотря на то, что у них появились два новых игрока, подошедших позднее, которые действовали немного посильнее остальных, но это не помогло наладить игру, перессорившихся между собой и упрекавших друг друга партнеров. Мы все время вели в счете и уверенно довели эту встречу до победы, - молодежь моя окончательно раскрепостилась, и изо всех сил помогала мне сзади, стараясь зацепиться за любой мяч, да и у меня впереди, в игре на неорганизованном блоке, получалось неплохо.
   На третью партию против нас они вышли после затянувшегося бурного обсуждения состава и новой расстановки, отправив своего капитана на заднюю линию, убрав его с четвертого номера. Но эта партия по времени оказалась самой скоротечной. С самого начала они совершили кучу ошибок - два раза пробили в аут, затем в сетку и мне в блок, да еще умудрились не подать, и к тому же не принять простую подачу Коли. Сразу отдать нам пять очков было для них непозволительной роскошью. Мы, получив такую фору, без ошибок доиграли концовку и довели партию до победы, позволив им набрать всего пять или шесть очков. Довольные болельщики поприветствовали нас аплодисментами уже более спокойно и сдержанно, без криков и свиста, как это было после первых двух партий.
  Я повернулся к своим:
   - Все, ребятки, заканчиваем!
  - А вы что, больше не будете играть? - разочарованно окликнули меня от судейской вышки. - Нет, спасибо, хватит! - вежливо отказался я.
  Услышав мой ответ, больше половины игроков, забрав свои вещи, покинули площадку, да и публика с трибун степенно, и не торопясь, потянулась к выходу.
   Я помахал руками родителям, показывая, что сейчас подойду, и поздравил своих юных партнеров:
  - Спасибо за игру, ребятишки, - вы все молодцы! Я даже не ожидал, что у нас так здорово получится!
  - Ира меня перебила: - А вы завтра еще придете?
  - Нет, я сегодня уезжаю.
  - Ой, как жалко!
   - Ну, теперь тебя и без меня возьмут!
   - Да нет, я не про это, я хотела еще с вами поиграть...А вы где играете?
   - В "Спартаке".
   - А можно приехать посмотреть?
  - Конечно, скоро начинается первенство Москвы. В "Советском спорте" по субботам печатают расписание всех встреч на воскресенье и адреса залов. Приезжай, - увидишь, как играют настоящие мастера.
   - Я приеду обязательно, но буду болеть только за вас! - горячо произнесла она.
   Я смутился и почувствовал, что краснею: - Спасибо, я буду рад! Ну, я пойду, а то меня ждут! - А кто? - Я окончательно растерялся и оглянулся на трибуну: - Родители!
   - Ира, ты что! Перестань,- нельзя же так! - Зоя дернула ее за руку и отодвинула в сторону:
   - Извините, это она от радости!
   - Да ничего, все нормально! До свидания, ребятки, еще раз спасибо! - попрощался я и пошел к трибунам, увидев, что родители уже спустились и стоят около выхода, оживленно разговаривая с какой-то женщиной. Я подошел к ним и вежливо поздоровался. Лицо ее показалось мне смутно знакомым, но вспомнить, где я ее видел, мне не удалось, и только когда отец сказал:
  - Клавдия Ивановна хочет познакомиться с тобой! - меня осенило: - Да это же Шульженко! Клавдия Ивановна согласно кивнула и, обращаясь ко мне, доверительно произнесла: - Прежде всего, хочу вам сказать, что я очень давно знакома с Лазарем Константиновичем и очень его уважаю! - отец благодарно улыбнулся: - Спасибо, взаимно!
   - Когда он сказал, что вы мой горячий поклонник, и собираете мои пластинки, мне захотелось вас поблагодарить, - продолжила она, - и еще взглянуть на вас, как на игрока, - как это называется, да, кажется, правильно - на игрока команды мастеров. Но то, что я увидела, меня просто потрясло. Я никогда в жизни даже представить себе не могла, что так можно играть в волейбол! Мало того, неожиданно ваша игра так захватила меня, что я едва сдерживалась, чтобы не кричать, как все вокруг, у меня все внутри замирало от ужаса, когда вы с такой страшной силой били по мячу! Знаете, это высокое искусство так завладеть всей аудиторией, чтобы она, затаив дыхание, следила за каждым вашим движением! Я это вижу сразу.
   - А вы не боитесь, что он теперь загордится? - спросил отец.
   - Я уверена, что нет, он доказал это своим достойным поведением во время этого безобразного скандала! До свидания, не буду вас больше задерживать! - она улыбнулась, подала мне руку, и, раскланявшись с родителями, не торопясь, пошла к выходу, оставив меня в полной растерянности.
   Только когда она ушла, я сообразил, что даже не поблагодарил ее, но теперь было уже поздно.
   Отец, выводя из задумчивости, шутя, толкнул меня в плечо:
   - Очнись! Ты знаешь, я очень доволен, что пришел сюда и увидел, как ты играешь. Мне показалось, что все действовали довольно хорошо, но, как говорят в боксе, ты и они выступали в разных весовых категориях, и я только теперь понял, что такое игрок команды мастеров, хотя я именно так и представлял тебя Клавдии Ивановне. Ну, что, герой, пойдем? - Мама сразу забеспокоилась:
  - У нас в номере хороший душ, потом перекусишь и езжай, - когда еще домой доберешься! - Отец медленно пошел вперед - было видно, что это дается ему с большим трудом. Мы немного отстали и двинулись следом. Я вопросительно посмотрел на маму, она горестно вздохнула и молча кивнула головой.
   - А ты не знаешь, кто этот тип, что здесь командовал? - спросил я, немного помолчав.
  - Отец сказал, что он начальник какого-то главка, администрация перед ним лебезит. Здорово ты его поставил на место!
   - А когда вы вернетесь?
  - Через две с половиной недели. У тебя ведь начнутся занятия в институте, так что больше сюда не приезжай. Я заранее позвоню, и ты договорись с Коккинаки. В "Правде" мне тогда конечно отказали и мы приехали сюда на его машине, хорошо еще, что отпуск дали, да и то с большим трудом. Дядя Володя сказал, чтобы я не беспокоилась, и он пришлет шофера по твоему звонку. Скоро Валерка вернется - ты за ним присматривай!
   Речь шла о моем младшем брате, - он учился в четвертом классе и отдыхал в пионерском лагере.
   - Не беспокойся, я все сделаю как надо!
  
   Дома меня закрутили дела - начались регулярные тренировки, вернулся из лагеря братишка и начал ходить в школу, а я в институт.
  Когда мне позвонила мама и сказала, что мне надо приехать за ними через три дня, я удивился, как быстро пролетели эти недели.
  Я поговорил с дядей Володей по телефону, сказал, что подъеду к нему домой, чтобы не гонять зря машину.
   Он согласился:
  - Приезжай часам к 12.У меня с утра полеты, но я успею вернуться, тогда и поговорим.
   Без четверти 12 в назначенный день я вышел из метро "Аэропорт" и через пять минут уже вошел в подъезд знакомого дома.
  Дверь мне открыла тетя Валя:
  - А, Славик, заходи! Какой ты стал взрослый! Сейчас Володя подойдет!
   Я прошел в знакомую комнату, где все стены занимали шкафы с бесконечными рядами книг, и вспомнил, как приезжал сюда и взахлеб читал о приключениях пиратов. Как давно это было!
   Только я сел в кресло, как в комнату вошел дядя Володя в синем шерстяном тренировочном костюме и своим низким бархатным голосом пробасил:
   - Здравствуй! Машина у подъезда. - Я вскочил, но он меня остановил
  - Сиди спокойно. Расскажи как дела у отца?
   Выслушав меня, он помрачнел. Вошла тетя Валя и села рядом.
   - Да, мне Зина говорила. А как твои успехи, ты на каком курсе? А в "Спартаке" за мастеров играешь?
  - Да. А мне Зина что-то упомянула о сборной Москвы?
  - Это было два года назад - меня включили в тренировочный состав, и я неделю поиграл вместе со сборниками.
   - А кто там был?
   Я начал перечислять: - Рева, Щагин, Якушев, Савин, Ахвледиани, Винер, Мальцман, Нефедов. Ну, в общем, вся сборная Союза, только без Воронина и Пименова.
  - Валя, - обратился он к жене, - ты знаешь, я теперь загоржусь, ведь я со Славкой играл в одной команде в Сочи! Помнишь, когда мы ездили с Лазарем и Зиной на Рицу? Жаль, что мы с отцом не выбрались на тебя посмотреть! Ладно, сейчас тебя Валя чайком угостит и езжай. Я было начал отказываться, но тетя Валя меня остановила:
  - Я уже все приготовила, пойдем!
   На кухне она радушно поставила передо мной тарелку с бутербродами с черной икрой и копченой колбасой, печенье, солидный кусок торта и большую кружку кофе.
   - Кушай не торопясь, и не стесняйся, я скоро вернусь, мне надо кое-что сделать! - как бы извиняясь, сказала она, и деликатно вышла, оставив меня одного.
  Мне тогда постоянно хотелось есть, при виде таких деликатесов у меня слюнки потекли, и я принялся с аппетитом уминать бутерброды, а затем и все остальное. Быстро поев, я, отыскав около раковины губку, вымыл посуду и поставил ее в сушилку. Достав из кармана носовой платок, который брал с собой в исключительных случаях, я вытер мокрые руки и увидел тетю Валю, появившуюся в дверях.
  - Вот же полотенце висит! Ну, молодец, какой! А маме тоже помогаешь?
   - Конечно.
   - Теперь можешь ехать. Пойдем, я тебя провожу!
  Она вышла в коридор и позвала:
   - Володя! Славик уезжает!
   Дядя Володя вышел из комнаты.
   - Передай привет родителям!
  - Спасибо вам за все! - от души поблагодарил я.
   - Не стоит. Если что понадобится, звони, не стесняйся! Номер машины запомнил?
   Я кивнул головой и попрощался.
  Машину я нашел сразу, шофер открыл мне дверь, поздоровался и спросил:
   - Едем в санаторий ЦК, куда я отвозил твоих родителей?
   - Да, пожалуйста.
   - Ну, тогда поехали!
   Занятый своими мыслями я не следил за дорогой, лишь изредка поглядывая на спидометр, стрелка которого застыла у отметки 100 км в час.
  Почувствовав, как машина резко сбросила скорость, я посмотрел вперед и с удивлением увидел, что мы подъезжаем к знакомым воротам санатория.
  Поднявшись в номер, я поздоровался. Отец вяло кивнул мне головой.
   Мама сделала мне знак и сказала:
   - Пойдем, отнесем вещи в машину!
   Едва мы вышли в коридор, она меня остановила:
   - Он очень сдал, почти все время лежит, не разговаривает, и даже не всегда понимает, о чем я ему говорю. Ты ведь приезжал недавно, тогда мы еще с ним каждый день гуляли, он шутил и разумно говорил на любые темы. Не знаю, как он перенесет дорогу. Да, пока не забыла, Клавдия Ивановна - она уехала через день после тебя - заходила попрощаться и просила передать тебе привет, и еще - разные девушки тобой очень интересовались.
   На обратном пути пришлось несколько раз останавливаться, когда отцу становилось совсем плохо. Дома мы едва довели его до кровати. Он лег и практически больше не поднимался. Скончался он в возрасте 48 лет в декабре 1953 года.
  
   "Правда" все-таки взяла на себя организацию ритуальных мероприятий. Траурный митинг состоялся в правдинском Доме Культуры. Проститься с отцом пришло много его друзей - почти все летчики, подписавшие некролог, писатели, журналисты, сотрудники редакции и типографии "Правды".
   "Литературная газета" и, по-моему, "Вечерняя Москва" или "Московская правда" опубликовали этот некролог, подписанный писателями: А.Сурковым, Б.Полевым, В.Кожевниковым, Б.Горбатовым, П.Вершигорой, А.Сафроновым, С.Маршаком, академиком О.Шмидтом, летчиками Героями СССР - В.Коккинаки, Г.Байдуковым, М.Водопьяновым, И.Мазуруком, И.Папаниным, журналистами М.Мержановым, Л.Кудреватых и др.
   В ЦККПСС было получено разрешение, и похороны отца состоялись на Новодевичьем кладбище.
   Правление Союза Советских писателей своим постановлением создало комиссию, которой поручило опубликовать дневники отца, но, увы, это постановление так и не было выполнено.
  
  СМЕРТЬ СТАЛИНА. ПЕРЕМЕНЫ В "СПАРТАКЕ"
  
   В это время у меня уже началась зимняя сессия. Сдавать зачеты и готовиться к экзаменам приходилось урывками. Потерять же стипендию я не имел права, тем более, что в середине семестра нас всех заставили подписаться на облигации государственного займа, в размере стипендии за целый месяц. Небольшая зарплата мамы, которую она получала, работая теперь в отделе писем "Правды", да моя стипендия - это было все, на что мы могли рассчитывать.
  13 января все газеты опубликовали сообщение ТАСС об аресте врачей-вредителей, по так называемому "делу врачей", среди которых упоминались крупнейшие ученые медики - Вовси, Виноградов, Коган и др.
  Прочитав "Правду", мама пришла в ужас:
  - Он уже совсем выжил из ума! Страшно подумать, что ждет нас дальше! В какое жуткое время мы живем! Я тебя умоляю, - держи язык за зубами!
   В марте Сталин умер, напоследок унеся с собой жизни более сотни людей, раздавленных и растоптанных обезумевшими толпами, пытавшимися любой ценой прорваться в Колонный зал через баррикады грузовиков и кордоны милицейских и армейских заградительных отрядов.
  Я чудом избежал этой участи на Трубной площади, а затем и на площади Пушкина, сумев по примеру нескольких смельчаков забраться по пожарной лестнице на крышу дома и спуститься с другой стороны в проходные дворы. Однако и здесь выход на улицу Пушкина был наглухо перекрыт войсками. Изрядно помятый, в грязной и кое-где разорванной одежде, голодный и злой, проклиная себя за дурость, я вышел через оцепление к Моссовету - в эту сторону выход был разрешен, и пошел по пустынной улице Горького.
  Транспорт не работал, и я добрался домой только поздним вечером. Там я покорно выслушал все мамины соображения по поводу своих умственных способностей, наскоро перекусил и едва добрался до постели.
  
   В "Спартаке", между тем, в канун первенства Москвы произошли существенные перемены - мы опять остались без тренера, и Борис Николаевич Анищенко один заправлял всеми делами команды, а их было немало. Состав у нас все время менялся, но по подбору игроков мы значительно уступали лидерам, а тут еще Юра Козлов перестал посещать занятия, заявив, что уходит из клуба, так как не видит никаких перспектив.
   После одной из тренировок я спросил Анищенко не будет ли он против, если я попробую поговорить с Мальцманом о его переходе к нам из "Химика". Он, не задумываясь, ответил, что это было бы неплохо.
  В тот же вечер я позвонил Виктору Павловичу. Выслушав мою взволнованную речь, он усмехнулся:
  - Спасибо, я тронут - ты мне это уже второй раз предлагаешь!
   Я спохватился, и сказал, что Анищенко согласился со мной и готов встретиться с ним в любое время на нейтральной почве. Подумав, он сказал что не возражает увидеть меня с ним через два дня в ресторане "Прага" - там можно днем недорого пообедать, а заодно и поговорить. Я сказал, что хочу пригласить еще и Юру Козлова.
  - Зови!
   Я сообщил Анищенко о согласии Мальцмана на встречу, и о том, что взял на себя смелость и сумел уговорить Юру принять участие в переговорах.
  - Молодец, я у тебя в долгу!
   Когда мы сели в ресторане за столик, я, посмотрев в меню, с облегчением убедился, что обеды здесь действительно недорогие.
  Встреча началась почти как официальный прием - скованно и напряженно. Анищенко, вслед за остальными сделав себе заказ, попросил принести 500 гр. армянского коньяка и лимон.
  Увидев мой удивленный взгляд, он улыбнулся:
   - Завтра тренировки нет, а потом я же тебе сказал, что я твой должник!
   - Вы очень дорого цените мои услуги!
   Официант быстро принес тарелки с едой и графинчик.
   Борис Николаевич разлил коньяк:
   - За встречу!
   Все оживились, и обстановка за столом быстро стала непринужденной. Воспользовавшись моментом, я сказал Виктору Павловичу, что мама выразила желание с ним познакомиться.
   - Она хочет узнать, кто так плохо на тебя влияет?
   Все дружно засмеялись.
   - Назначь день, и я с удовольствием приеду!
  Обед оказался очень вкусным. Считая свою миссию законченной, и не желая мешать деловым переговорам, я, сославшись на дела, расплатился и ушел.
  
   Через неделю Борис Николаевич официально представил нам Мальцмана в качестве тренера. На тренировку пришел и Юра Козлов.
   Мальцман сразу сделал основной акцент на отработку защитных действий. Надо сказать, что все мы тогда только-только начинали осваивать технику обработки мяча в защите, позаимствованную то ли у чехов, то ли у японцев. Этот прием мяча двумя руками снизу произвел настоящую революцию в тогдашнем волейболе, сразу на порядок повысив защитный потенциал всех команд, даже тех, кто не имел в своем составе ярко выраженных защитников. Теперь любой игрок, не обладающий хорошим приемом сверху " в пас", был в состоянии легко и чисто принимать сильные подачи или удары, подставив под мяч ровную площадку, образованную сведенными вместе внутренними поверхностями предплечья рук - "на манжеты", как стали это тогда называть. Оставалось только следить, чтобы руки при этом были полностью выпрямлены в локтях и площадка, которой принимали мяч, была заранее развернута в ту точку, куда направлялась передача, и амортизация удара осуществлялась корпусом за счет мягкого спружинивания согнутых ног.
  Сначала прием двумя руками снизу мы отрабатывали у стенки, а при разминке в кружок или в парах не били как раньше партнеру в район груди, чтобы он мог принять мяч "в пас", а направляли удар в ноги. Мальцман был приятно удивлен, когда убедился, что мы довольно сносно овладели этим приемом. К слову сказать, сам он никогда не принимал мячи таким способом и оставаясь верным себе, по-прежнему блистательно играл в защите и на приеме сжатым кулаком. Он гонял нас по очереди в парах до седьмого пота, заставляя в падении доставать мячи, которые посылал сильным ударом или резким пасом в пол на метр-полтора в разные стороны от игрока или близко от себя. Если мяч можно было принять на широком шаге без падения, то я доставал его двумя руками снизу, далекие мячи - в прыжке сжатым кулаком с последующим кульбитом, и после переворота через голову через мгновение опять стоял на ногах. Остальные ребята за далекими мячами летели "ласточкой" и после приема мяча проскальзывали по полу на груди далеко вперед, и снова на ногах оказывались так поздно, что уже были не в состоянии достать мяч, направленный в другую сторону.
   Резкий и бескомпромиссный в суждениях, максималист до мозга костей, Мальцман не стеснялся в выражениях, комментируя наши не всегда удачные действия. Доставалось всем - мне за то, что я возвращал ему мяч после падения не совсем точно, а остальным - так как они не успевали реагировать на повторный удар. Многие из нас впервые слышали такую жесткую критику в свой адрес, но никто не пытался оправдываться, понимая, что теперь для команды настали другие времена. Все быстро осознали, что отныне место в составе никому не гарантировано, его надо будет завоевывать тяжелым трудом и полной самоотдачей на каждой тренировке, а в каждой игре проявлять свои бойцовские, морально-волевые качества, не дрогнув, отыгрывая решающие мячи при любом счете.
   На следующей тренировке в зале появились два новых, хорошо знакомых мне игрока, мастера спорта, выступавших до того за "Динамо". Один из них, Женя Кузьмин, или как его все звали между собой "Лимон", за смешную манеру кисло морщить лицо, был на голову выше меня, сухощав, но широк в плечах, с длинными руками и большими кистями. Он был прекрасным блокирующим, как, впрочем, и надежным нападающим, способным либо закрутить мяч по блоку в аут, или четко пробить в свободную зону.
   Второй - Юра Асс, такой же высокий, но более плотный и массивный, был типичным представителем силовой манеры нападения. За счет своего роста и хорошего прыжка, он высоко ловил мяч и вкладывался в каждый удар. Я был очень доволен пополнением, теперь команда значительно усилилась, к тому же оба они мне импонировали своими чисто человеческими качествами - оба спокойные, доброжелательные.
   Женя - разговорчивый, всегда веселый, готовый подшутить и спокойно воспринимающий шутки в свой адрес, Юра - напротив, молчаливый и рассудительный, с чувством собственного достоинства, но без тени зазнайства.
   Теперь команда наигрывалась в новом составе. Углами, или как сейчас принято говорить, диагональными игроками, выступали Козлов и Асс, Мальцман начинал с третьего в роли разводящего, я - на своем законном месте левши со второго, Женя Кузьмин - с шестого, и Баталин, соответственно, с пятого.
  
   Первенство Москвы мы отыграли уверенно, уступив лишь ЦСКА, "Динамо", "Буревестнику" (МАИ), зато сумели одолеть "Локомотив" и выиграть у остальных менее именитых клубов. Начальство было довольно - мы были в первой пятерке, но задачу выйти в класс "Б" первенства Союза решить опять не удалось, по соотношению партий "Локомотив" нас опередил.
  
  ВОЕННЫЕ СБОРЫ В КАНТЕМИРОВСКОЙ ДИВИЗИИ
  
   Учебный год закончился благополучно. Сразу после весенней сессии ребята нашего курса - будущие офицеры запаса танковых войск - отправились в военные лагеря под Нарофоминском, где базировалась Кантемировская дивизия. Нас переодели в солдатскую форму, поселили в палаточном городке, и с первого дня офицеры, старшины и сержанты начали вводить нас в жесткие рамки армейской жизни. Теоретические занятия, изучение матчасти, тренировка на тренажерах, строевая подготовка - длились с утра до вечера, с короткими перерывами на перекур и столовую.
  Самым интересным было, конечно, вождение. Нам в роли механика-водителя, под присмотром старшины давали возможность самостоятельно преодолеть на "Т-34" полный круг танкодрома с подъемами, крутыми спусками и оврагами. После нескольких занятий почти все из нас стали более уверенно переключать передачи, выполнять повороты и преодолевать препятствия.
  Надолго заполнились занятия по извлечению танка из болота, когда мы по пояс в грязи и тине, крепили спереди к гусеницам длинное бревно, а когда танк протащив его под брюхом, продвигался на несколько метров вперед, снимали его сзади и тащили вперед, чтобы снова закрепить на гусеницы. В конце-концов, мы выбрались из трясины, может быть потому, что собрали всю грязь из болота на танк и на себя. Эта светлая мысль пришла мне в голову, когда мы потом мучительно долго пытались отмыть до чиста сначала танк, а затем и привести себя в божеский вид.
   Интересный эпизод произошел со мной на стрельбище, где мы сдавали нормативы из пистолета "ТТ".
   Приготовившись к стрельбе и услышав команду "Огонь!", я поднял пистолет и тут же раздался истошный вопль полковника, руководителя стрельб:
   - Отставить!
   Он подбежал ко мне с перекошенным лицом:
  - В какой руке держишь пистолет, придурок?!
  - Я растерянно ответил:
   - Я левша, товарищ полковник и у меня разряд по пистолету...
  - А, тогда извини, я тут всякого навидался! Разряд говоришь? Если выбьешь 40 очков, дам тебе лишний круг вождения!
   Я выбил 48 очков, и на зависть всем, вместо одного, сделал два лишних круга по танкодрому. Второй премиальный круг я заслужил со своим экипажем, быстрее всех по секундомеру загрузившись в танк, выскочив обратно и снова встав в строй перед машиной.
  
   В один из дней, ранним утром, еще до подъема, мы были разбужены ревом танковых двигателей и, выскочив из палатки, стали свидетелями необычной суеты около огороженного снаружи парка, где хранились боевые машины в длинных одноэтажных зданиях типа гаражей. Сейчас их ворота были открыты настежь, и во дворе парка стояли несколько танков с работающими двигателями, а изнутри доносился грохот прогреваемых моторов. Во дворе находилась группа старших офицеров, насколько мы могли разглядеть, и много военных в черных танковых комбинезонах и шлемах на голове, которые то скрывались в воротах открытых ангаров, то появлялись вновь около командирской группы. От штаба мимо нас к ангарам то и дело подъезжали "виллисы".
  Что случилось? Война, что ли, или учения? - ломали мы себе головы в полном недоумении, глядя, как в боевые машины из разбитых окон спешно загружают боекомплект.
   Долго прохлаждаться нам не дали, последовала команда на построение, и как только мы в темпе привели себя в порядок, нас быстро увели к столовой. Там нас распустили, и в ожидании завтрака мы продолжали строить всевозможные догадки насчет происходящих событий. Офицеры от наших вопросов дипломатично уходили, и правду мы узнали только тогда, когда танки снова вернулись в расположение дивизии.
   Вместе с ними вернулся и наш комроты, молоденький симпатичный старший лейтенант. Он частенько приходил на волейбольную площадку посмотреть, как мы гоняем мяч свободными вечерами, и проникся ко мне определенной симпатией. На мои настойчивые расспросы в курилке, он сначала неохотно, а потом, понемногу возбуждаясь своим рассказом, посвятил меня в суть происшедших событий.
  Оказывается, той ночью Жуков приказал командиру дивизии срочно ввести в Москву танки. Боевые машины по тревоге были расконсервированы в рекордные сроки, заправлены боеприпасами и горючим, и огромная колонна на предельной скорости двинулась по шоссе на Москву. Все попутные и встречные машины, издали заслышав сумасшедший рев двигателей летящей стальной армады, заблаговременно освобождали дорогу, съезжая на обочину или в кюветы.
  - Знаешь, - взволнованно продолжил он, - я всю дорогу молился на своего механика-водителя, чтобы он правильно вписался в повороты и не улетел с шоссе.
   - К счастью обошлось без происшествий, только перед самым въездом в Москву они увидели, что шоссе перегородил наряд офицеров милиции и грузовик, стоящий поперек дороги.
   Командир первого танка, притормозившего перед грузовиком, высунувшись из люка, бешено крикнул милиционерам:
   - Дорогу! - и услышав ответ: - Не могу без приказа! - дал команду водителю: - Дави! Милиционеры бросились в разные стороны, когда, отвернув башню, танк как пушинку спихнул грузовик в кювет, освободив шоссе.
   В Москве всех расставили по центральным площадям. Мой комроты со своими стоял около Университета на Воробьевых горах. Вслед за танками в Москву пришел и полк самоходок из Алабино.
   Выслушав рассказ, я спросил:
   - А что случилось? Нам на политзанятиях в двух словах только сказали, что арестовали Берию и больше ничего.
   - Ну да, боялись, что он введет в Москву Голубую дивизию Дзержинского. Пока никто ничего не знает, - все ждут официального сообщения!
  - Ни хрена себе, заявочка! Да, у нас не соскучишься!
   - Ладно, лучше помолчим!
  
  Наша служба подходила уже к концу, когда полковник Бейлин, начальник военной кафедры института, вызвал меня из строя на утреннем построении и приказал подготовить команду для товарищеской встречи со сборной артиллерийской дивизии тяжелых самоходок из Алабино, добавив, что освободит нас от вечерних занятий на два дня.
   Готовиться особенно нам было нечего - здесь была почти вся первая сборная команда института и половина второй.
   Мой приятель Ким Кривин - наш институтский разводящий, не пропускал ни одной игры "Спартака", болея за меня, и настолько стал там своим, что Анищенко как-то разрешил ему потренироваться, после чего ввел его в состав 3-й мужской команды. С моей легкой руки во 2-ую мужскую "Спартака" попал и Слава Кириленко - физически очень крепкий парень с сильным ударом, к тому же хорошо играющий в защите.
   Остальные ребята - Рем Фриндлявский, Борис Шаповалов и Саша Поляков были достаточно подвижны и техничны, как у сетки, так и на задней линии.
  
   Наши противники прибыли в назначенное время на нескольких автобусах с солидным сопровождением болельщиков под надзором своих офицеров. Как мы потом узнали, в основном их команду составляли студенты из Бауманского МВТУ, проходившие военные сборы, которых муштровали там не меньше чем нас.
   Вокруг площадки заблаговременно собрались все наши курсанты, свободные солдаты срочной службы и болельщики гостей. Пожаловали несколько старших офицеров в чине полковников и майоров. и для них установили две длинные деревянные скамейки. Те, кто был чином поменьше, расположились вместе с солдатами лежа, сидя на траве, или стоя вокруг ристалища.
   Мы с самого начала повели в счете, прежде всего благодаря большей подвижности на задней линии и достаточно приличной второй передаче нашего разводящего. Наши соперники были в целом посильнее нас в нападении и на блоке, но в защитных порядках у них сразу обнаружились серьезные провалы.
   Мне в паре с Кимом удалось плотно прикрыть блоком их высоченного основного бомбардира, а когда они попытались перевести игру на других нападающих, их обводящие удары накатом или обманы наши ребята сзади подтаскивали довольно удачно.
   Меня прихватить им никак не удавалось, с хорошего паса я довольно легко уходил от блока, стараясь уложиться в трехметровую зону или пробить поверх рук невысокого второго блокирующего, который пытался в прыжке хоть немного высунуть свои ладони над тросом. Нашей второй линии после выхода к сетке приходилось потрудней - им не всегда удавалось справиться с блоком соперников, да и сами они нередко пропускали удары их второго высокого основного нападающего.
   Лишь отличной игрой в защите можно было хоть как-то компенсировать такой расклад, и мы сзади старались изо всех сил, и, не жалея себя, порой подтаскивали совсем немыслимые мячи. Хорошо еще, что с той стороны подавали довольно простую подачу, мне же, подавая крюком, удавалось в каждой партии выигрывать по несколько очков, или сильно затруднять первый прием.
   Второй наш угол, Слава Кириленко, не мудрствуя лукаво, бил со страшной силой в блок, и если мяч сразу не отскакивал в аут, мы, страхуя его всей командой, большей частью такой мяч поднимали и снова давали ему до тех пор, пока он его не отыгрывал.
  Первые две партии в упорной борьбе мы выиграли с небольшим перевесом, в третьей партии уступили в самом конце, дважды ошибившись на блоке, коснувшись руками сетки.
   Зато в четвертой партии мы сразу ушли вперед, и сумели удержать преимущество до самого конца, удачно действуя в нападении и на блоке, и переигрывая соперников сзади и в общей игре. Концовка получилась довольно нервозной, они дрогнули, несколько раз не подали, а последние два мяча, обходя мой блок, их нападающий не попал в площадку.
   Вся игра проходила под аккомпанимент непрерывного гула болельщиков, встречавших каждый удар неистовыми криками, свистом и аплодисментами и создававшими такой шум, что мы порой не слышали судью, объявлявшего счет, и лишь, когда он свистнул три раза и развел руки в стороны, мы поняли, что все кончилось.
   Я, конечно, считал про себя, но в суматохе ошибся на одно очко, и эта ошибка оказалась на редкость приятной.
  Мы построились и проорали приветствие, хотя вряд ли кто мог это услышать из-за рева болельщиков, и только собрались разойтись, как к нам подскочили ребята с фотоаппаратами, а вместе с ними полковник, руководитель огневой подготовки. Он всем молча пожал руки, а мне, улыбаясь, сказал:
  - Вот теперь я окончательно поверил, что ты настоящий левша! - и добавил, обращаясь уже ко всем: - Молодцы! Поздравляю!
   Следом за ним появился и наш полковник Бейлин. Он расцеловал всех, а меня облобызал трижды.
   Затем, отступив на шаг, громко произнес:
  - Слушай мою команду! Даю пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и жду вас вон в том автобусе - он показал рукой, - можно в спортивной форме!
   Подождав, пока отойдет начальство, на нас с поздравлениями накинулись болельщики, чуть не разорвав нас на части. Наскоро умывшись, мы в тренировочных костюмах быстро загрузились в автобус, где нас ждал полковник.
   Ким по дороге шепнул мне: - Считай, что госэкзамен у тебя теперь в кармане!
   Нас привезли в офицерскую столовую, где в отдельной комнате уже был накрыт царский стол, как нам показалось тогда после надоевшей солдатской кормежки, и стояли две бутылки коньяка.
   Когда мы расселись, полковник торжественно провозгласил: - От имени командования объявляю вам благодарность! Вы поддержали честь дивизии и нашего института! За вашу победу! - он поднял бокал.
   Мы дружно чокнулись, и вдруг он как-то проникновенно, и по-детски виновато произнес:
  - Я так за вас болел! - и уже тоном радушного хозяина продолжил: - Не торопитесь, солдат отвезет вас обратно. До свидания!
   Как только за ним закрылась дверь, все оживленно заговорили:
   - Хороший мужик!
   - Ну, хоть не зря старались!
   - Честь это конечно хорошо, но если можно к тому же и выпить за эту честь, то это еще лучше!
  
   Через день мы торжественно прошли парадным шагом в строю перед трибуной, на которой стояло все командование дивизии. Вечером нас отвезли на вокзал, и мы, загрузившись в два выделенных вагона, весело отправились домой, в сотню глоток рванув марш "Прощание славянки":
  - Прощай, - не горюй, напрасно слез не лей! Лишь крепче поцелуй, когда придем из лагерей!
  
   Дома я подробно рассказал маме, чем мы занимались на сборах. Когда я коснулся истории с танковым десантом в Москву, она презрительно сказала:
   - Они там рехнулись все! Они нас принимают за полных идиотов, что ли? Ну, кто же поверит, что Берия - второй человек в государстве - вдруг оказался английским шпионом?! Передрались, а заодно нашли на кого все грехи списать! Да, тебе тут обзвонились. Анищенко просил с ним связаться, у вас какая-то игра международная через неделю, а еще идет первенство района - это уже тебя из "Правды" разыскивают.
  
   Я был заинтригован, - до сих пор мы на такой уровень встреч не выходили. Анищенко очень обрадовался моему звонку:
  - Как хорошо, что ты приехал! Сейчас все в отпусках, а нам доверили сыграть со сборной Польши. Сам понимаешь, какое значение придается этой встрече! Жду тебя послезавтра на тренировке. Кланяйся маме!
  
   Толя Пахомов, когда я до него дозвонился, сказал, что завтра на "Пищевике" состоятся полуфиналы и финал, а до того они чудом выиграли четыре игры на "больше-меньше", и то в последней раз судья ошибся в нужную сторону.
   Полуфиналы на "Пищевике" проводились параллельно на двух площадках. Нам предстояла встреча с сильной командой 315-го завода, с которой мы постоянно соперничали, оспаривая призовые места.
   Главным судьей на соревнованиях оказалась Нина Бодрова - наш детский тренер из "Спартака", она же проводила и наш полуфинал. Увидев меня, она очень удивилась, но посмотрев заявку, где я числился под своей фамилией, быстро успокоилась и только поинтересовалась, звонил ли я Анищенко.
   Наша команда технически выглядела более сильной и ровной, что сразу сказалось на результате при таком квалифицированном судействе, при котором четко фиксировались все ошибки. К тому же Нина поставила двух свободных судей - "махал" на края площадки отмечать аут и касание блока, чего тогда было почти невозможно увидеть даже на играх команд-мастеров. Наша первая линия очень удачно сыграла на блоке и в нападении, да и после перехода, - на приеме и в защите, но в основном мы набирали очки за счет большого количества не вынужденных, собственных ошибок у наших соперников, и в результате довольно легко выиграли в двух партиях.
   Финал проходил примерно по такому же сценарию, да к тому же наш новый противник оказался немного слабее, чем предыдущий.
   После нашей встречи проигравшие команды разыграли между собой 3-ье и 4-ые места, а затем на общем построении, под аплодисменты болельщиков, судьи и руководители района торжественно вручили победителям именные красочные дипломы и переходящий кубок.
  
   На следующий день Анищенко, увидев меня на Ширяевке, вместо приветствия обратился ко мне крайне суровым тоном, напустив на себя грозный вид:
  - Нина Бодрова рассказала мне сегодня о твоих вчерашних подвигах на "Пищевике". Ладно, ты там расстрелял всех - это понятно, там не тот уровень, но она сказала, что ты просто поразил ее своей игрой в защите, а уж кто-кто, а она в волейболе разбирается. Почему же ты у нас так не играешь?
  - Борис Николаевич, да ведь там так никто не бьет, как у нас!
   - А ты еще, наверное, хорошенько отметил это событие, как водится?
  - Ну что вы! Вы же знаете, что я не пью!
  - Знаю, как ты не пьешь, - сам видел в ресторане!
   - Вы единственный человек, которому я не могу отказать в просьбе выпить за встречу! Довольный моим ответом, он весело рассмеялся:
  - Ладно, шутки в сторону! Через день мы играем здесь со сборной Польши. Кузьмина и Асса не будет - они вернутся из отпуска только через неделю к ленинградской поездке.
   - А что это за поездка?
  - А ты что, не знаешь? Ах да, тебя же два прошлых лета не было! Мы ежегодно проводим встречи с ленинградским "Спартаком" мужскими и женскими командами, так что готовься, скоро поедем.
  - Вот здорово! Я в Ленинграде еще ни разу не был! - обрадовался я.
  - Только поэтому и поедем!
  
  Борис Николаевич! - обратился к Анищенко высокий парень, который крутился около нас невдалеке, явно ожидая пока мы закончим разговор.
   - Да, слушаю тебя.
   - Можно мне с вами поиграть?
   - Нет!
  - Почему? У меня 1-ый разряд!
   - Слава, - обратился ко мне Анищенко:
  - Ты его знаешь?
   Я отрицательно покачал головой: - Нет.
   - Вот видишь, он тебя не знает, я - тоже, значит, ты нам не подходишь. Извини!
  Парень покраснел, понуро опустил голову и отошел в сторону. Мне стало его жалко, я сразу вспомнил, сколько раз меня также не пускали на площадку, и догнал его:
   - Слушай, завтра здесь тренируются наши вторые и третьи команды. Ты подойди к тренеру, ее зовут Клавдия Романовна, и скажи, что, мол, Слава, просил меня посмотреть, ну а там, как получится!
  - Спасибо!
  - Пока не за что!
   Позже я поинтересовался насчет него у Богдановой.
  - А, Саша? Ходит тренироваться, но пока сырой еще. Посмотрим, может за третью команду подойдет.
  
  ВСТРЕЧА СО СБОРНОЙ ПОЛЬШИ И ЛЕНИНГРАДСКИМ "СПАРТАКОМ"
  
  
   На игру со сборной Польши я ехал с понятным волнением - ведь это была моя первая международная встреча. Польская команда оказалась высокорослой, с сильным, но довольно бесхитростным нападением. Они играли с двумя пасующими в основном с высоких передач и, в отличие от нас, не применяли укороченные скоростные удары "взлет" или "прострел", а также нападающие удары с первой передачи. Все они достаточно хорошо владели при приеме игрой двумя руками снизу, если выходили в защите по месту на удар, но далекие мячи в падении им доставать, как правило, не удавалось.
   На высокую передачу Юре Козлову они организованно прыгали втроем, но Юра каждый раз мощно пробивал по краю блока, а если быстрый пас шел не ему, то перестроиться они уже не успевали, и мы выходили на одиночный блок. Разобраться с блоком против наших комбинаций им до конца игры так и не удалось.
   Очень квалифицированно проведший встречу "Гизя", как мы его с любовью называли - главный судья - Гезенцвей, зафиксировал нашу победу со счетом 3:1. Эта встреча официально не афишировалась, и поэтому народу вокруг было не очень много, в основном те, кто случайно оказался в это время рядом, но зато присутствовало все начальство из Всесоюзного комитета, и даже представитель из отдела спорта ЦК, о чем нам сказал Анищенко после игры, поздравляя с победой.
  
   Через неделю мы выехали в Ленинград. Мне все было в новинку - и комфортабельный вагон в "Стреле", и гостиница "Европейская", в которой нас поселили на 4-том или 5-том этаже в больших удобных номерах, и конечно, сам замечательный город-музей, с его незабываемым Невским проспектом, мостами, Эрмитажем и Русским музеем.
   Гостеприимные хозяева предоставили нам возможность побывать на экскурсиях и ознакомиться с основными достопримечательностями города-героя.
  
   Традиционная товарищеская встреча проводилась на великолепных площадках уютного летнего стадиона на одном из островов (забыл его название). Нас встретили очень тепло, все были достаточно хорошо знакомы по предыдущим встречам, и мы все вместе, гости и хозяева, пошли посмотреть на игру наших женщин. Мы расположились на небольшой трибуне около женской площадки, и ребята познакомили меня с ленинградцами.
   Я старательно запоминал, кого, как зовут, очутившись в окружении Юры Арошидзе, Геши Гайкового, Марата Шаблыгина и Саши Цимлова, но усвоил это не сразу.
   Пока женщины разминались, у нас, к моему удивлению, завязался оживленный разговор. Я сначала очень стеснялся, но своими вопросами о московских волейбольных делах - кто за кого играет, меня быстро разговорили. Я назубок знал все составы московских команд и легко ответил на многочисленные вопросы.
   В свою очередь, перечислив, где мне удалось побывать, я спросил куда бы мне еще стоило сходить. Оказавшись большими патриотами и знатоками северной столицы, ребята наперебой постарались меня просветить, полностью удовлетворив мое любопытство.
   Наши девушки проиграли хозяйкам 1:3. Также закончилась и наша встреча.
   Ленинградцы произвели на меня большое впечатление. Я впервые встретился с командой, которая всю игру строила в основном на атаке с первой передачи. В качестве связующего у них выступал обладающий блестящей передачей, уже пожилой играющий тренер Алексей Барышников, но, находясь на первой линии, он не принимал участия в блоке, и мы старались полностью использовать это при своих атаках. Его выходы к сетке не мешали остальным использовать любую возможность, чтобы вывести своих нападающих на удар первым пасом. Все они прекрасно владели откидкой, и если видели поднимающийся на них блок, то вместо удара отдавали мяч в прыжке своим партнерам.
   Особенно меня поразил Шурик Таль. Он, получая высокую первую передачу, прыгал и зависал вверху, подняв обе руки к мячу, всем видом демонстрируя готовящуюся откидку настолько убедительно, что никому и в голову не могло прийти подняться к нему на блок. Однако затем, уже начиная опускаться, он неожиданно раскручивал мощный крюк и всаживал мяч в площадку. По установке перед игрой это был "мой" игрок и меня предупредили о его артистичном даровании, но я два раза подряд купился на его достоверный финт и не прыгнул ему на блок, пропустив его на чистую сетку.
   Как ни удивительно, но Анищенко не посадил меня на скамейку, ограничившись тем, что, взяв перерыв, обругал меня последними словами. В следующий раз, когда я поднялся на блок, Таль откинул мяч Гайковому, и тот успел резко пробить, прежде чем я успел вторично на него прыгнуть. Очень результативно в атаке у них сыграл и Володя Андреев. К слову сказать, оба они - и Гайковой и Андреев позже с успехом выступали за сборную Союза, а команда ленинградского "Спартака" в 1957 году стала чемпионом СССР.
  Еще на разминке я обратил внимание на подвижного как ртуть, худощавого парня с небольшими черными усиками. Он был примерно моего роста, но когда он бил, то вылетал над сеткой так, что почти вся его голова оказывалась выше троса. Я услышал, как кто-то из публики восхищенно заорал "Молодец, "Блоха"!" и после игры спросил у Марата Шаблыгина:
   - Почему "Блоха"? Его фамилия Блохин?
   - Да нет, это Юра Худяков, а "Блоха" потому, что у него сумасшедший прыжок, впрочем,- он посмотрел на меня, - и у тебя такой же. Ты не пробовал в высоту прыгать?
   - Нет, у меня там плохо получается.
   Несмотря на полученный втык за промахи на блоке, я остался доволен своей игрой. У меня настолько хорошо пошел первый прием, что я услышал, как Барышников довольно громко сказал своим:
  - Не подавайте на левшу!
   Кроме того, несколько раз я успешно прошел на одном блоке из второй зоны с первого паса, и с самого столба по линии, куда не дотягивались блокирующие - иногда чисто, а иногда цепляя по краю блока. Но особенно мне заполнился "взлет" в середине сетки, куда меня вывели без блока. Мяч был почти переходящим, и я его всадил наотмашь вниз всем корпусом, согнувшись пополам в воздухе после удара, и чуть не разбив себе коленку рукой, прошедшей вслед за мячом вдоль сетки. Мяч высокой свечой после отскока улетел через трибуны с болельщиками, которые взорвались громкими криками и овацией.
   Как всегда, у нас впереди надежно действовали Юра Козлов и Мальцман, показавший к тому же и блестящую игру в защите. В общем, игра получилась интересной и захватывающей, шла все время очко в очко, доставив удовольствие, как зрителям, так и участникам соревнования.
  
   После того, как мы построились и крикнули традиционное "Физкульт-ура!", ленинградцы всей командой перешли на нашу сторону, чтобы поблагодарить за игру.
  Ко мне подошли Геша Гайковой и Саша Цимлов, в которого я чуть не попал, когда пробивал "взлет".
  - Слушай,- со смехом сказал Гайковой, - ты же его чуть не убил!
  А я и правда испугался до смерти! - смущенно улыбнулся Саша, - здорово у тебя получилось!
   Сзади меня обнял брат Мальцмана - Семен, сопровождавший нас во всех поездках. Он долго молча тискал меня своими медвежьими руками, а потом с чувством произнес:
  - Это ж надо так засадить! Смотреть страшно! Ужас!
  - Так ведь без блока! - засмущался я.
   - Не прибедняйся! - насмешливо сказал стоящий рядом Виктор Павлович, - Нечего дурачком прикидываться и на комплименты напрашиваться, - сам знаешь, что классно пробил!
   К поздравлениям с хорошей игрой к ребятам-ленинградцам присоединились и девушки из женской команды. У меня голова кругом пошла от усилий запомнить обилие новых имен, когда меня знакомили с ними. До этого я помнил только Аллу Топоркову, входившую в состав сборной Союза, - высокую, красивую девушку с мужской манерой силового нападения, да их тренера - Таисию Барышникову, жену тренера мужчин.
   Знакомя меня с Топорковой, Юра Арошидзе спросил ее:
   - Ты не покажешь ему, как добраться до Русского музея?
   - Конечно, это недалеко от меня.
   По дороге со стадиона мы разговорились, и она была столь любезна, что пригласила меня к себе домой попить чайку. На память об этой встрече у меня осталась фотография и теплые воспоминания о ней, как гостеприимной и внимательной хозяйке, приятной и умной собеседнице.
  
  ГОРЯЧИЙ ЦЕХ ШТАМПОВКИ АВТОЗАВОДА ИМЕНИ СТАЛИНА
  
  
   В Москву я вернулся полный впечатлений от чудесной поездки. До начала занятий в институте оставалось около двух месяцев, и по примеру своих сокурсников, я решил немного подработать, так как с деньгами дома как всегда было неважно. В отделе кадров Московского автомобильного завода имени Сталина, куда я пришел по их совету, меня быстро оформили нагревальщиком, предупредив, что работа физически будет тяжелой, и чтобы я не рассчитывал на высокую зарплату, так как мне сначала дадут самый низший разряд.
   Первый рабочий день мне запомнился надолго. Перед сменой, после инструктажа в большом, длинном и высоком жарком цеху типа ангара, инженер по технике безопасности подвел меня к одной из пышущей нестерпимым жаром мазутной нагревательной печи. Вдоль нее на длинной лицевой стороне одна над другой располагались две открытые полки, в раскаленное жерло которых для нагрева перед штамповкой надо было закладывать холодные заготовки, лежащие кучей на полу около печи. Слева метрах в пяти стояли мощные прессы с обогреваемыми плитами, в ручьях которых и производилась последовательно предварительная и окончательная горячая обработка раскаленных заготовок, превращая их за два удара в готовые детали.
   - Ну, все понял? - спросил меня инженер, и жестом подозвав одного из кузнецов, перекуривающих около пресса и не обращающих на нас никакого внимания, ушел, бросив на прощание:
  - Будь здоров!
   Кузнец подошел ко мне, молча взял большие щипцы, лежащие на рольганге перед печью, и быстро загрузил в печь рядом три заготовки с пола.
  - Загрузишь обе полки, а когда заготовки нагреются, вытащишь левую сверху, и по рельсу протащишь ее к нам, и перенесешь на стол к прессу. Вместо нее сразу загрузишь с пола холодную, а ту, что рядом, сразу тащи из печи к нам. Пока дойдешь до конца, первая уже нагреется. Держи! - он протянул мне щипцы и вернулся к прессу.
   Я надел рукавицы, поглубже надвинул кепку и принялся загружать печь. Заготовки оказались такими тяжелыми, что я с трудом поднимал и удерживал их щипцами за конец, и когда закончил их закладку, то уже порядочно устал и был мокрым насквозь. Долго отдыхать мне не пришлось.
   Едва я перевел дыхание, усевшись на кучу заготовок, как подошел кузнец, и, взглянув на печь, коротко произнес:
   - Давай!- Я вытащил крайнюю, уже раскаленную добела заготовку, проволок ее до конца рельса и перенес на пресс. Вернувшись назад, я заложил на освободившееся место новую заготовку с пола.
  Слева раздались два громовых удара - это сработал пресс, и я поволок к нему следующую болванку. Я еле дождался обеденного перерыва, работая как в тумане, и перенося последнюю заготовку с рельса на пресс, уронил ее на пол. Кузнец, с презрением посмотрев, как я тщетно пытаюсь ее поднять, отпихнул меня плечом в сторону, и легко взял ее своими клещами, бросив мне сквозь зубы:
   - Отдохни, работничек хренов!
   Прозвучал ревун на обед, и я без сил повалился на проклятые заготовки, предварительно напившись до отвала подсоленной газированной воды из автомата.
  
   После смены, с трудом добравшись да раздевалки, я ужаснулся, увидев в зеркале свое страшное чумазое лицо, и лишь стоя под горячим душем, постепенно пришел в себя.
  
   Через несколько дней я уже немного втянулся в работу, но все равно за смену выматывался полностью и возвращался домой, засыпая на ходу. Особенно трудно давались ночные смены, но раз я уже взялся за это дело, я решил вытерпеть до конца, хотя совмещать работу с даже редкими теперь тренировками, на которые я заставлял себя иногда ехать, было очень тяжело.
   За две недели до начала занятий я уволился, получив чуть больше 700 рублей, но был счастлив, что весь этот кошмар остался позади.
  
   Получив деньги, я постарался выполнить давнее обещание, и, позвонив Мальцману, пригласил его в гости. Он приехал с женой, - застенчивой и милой женщиной, и мы провели очень хороший вечер. Он держался вежливо и корректно, и понравился маме своим остроумием и умением поддержать разговор на любую тему, аргументировано отстаивая свою точку зрения, но, оговариваясь при этом, что оно может быть и ошибочным.
  Для меня явилось откровением, что он работает начальником конструкторского бюро на каком-то небольшом машиностроительном предприятии, и ему часто приходится подолгу стоять за чертежной доской.
   Увидев на стене фотографию, где отец был снят с летчиками-героями, он узнал Коккинаки и Леваневского, и поинтересовался, кто там изображен еще. Мама ответила на его вопросы и коротко рассказала о работе отца в "Правде".
   Таким я его увидел впервые. За годы нашего знакомства я уже привык к его внешней суровости и замкнутости, безапелляционности в суждениях, насмешливой и резкой манере высказываться, часто не выбирая выражений, не взирая на лица, и сейчас слушал его разговор с мамой с легким и приятным удивлением.
   Прощаясь, мама сказала:
   - Теперь, когда мы с вами познакомились, мне будет спокойнее. Вы уж присмотрите за ним! Он осторожно пожал ей руку:
   - Не беспокойтесь, я вам обещаю - с ним у нас все будет в порядке!
   Я вышел проводить их к автобусу, и он на прощание сказал:
   - Хорошая и умная у тебя мама! Мне было интересно с ней познакомиться и поговорить. Будь здоров!
  
  ПОСЛЕДНЯЯ СЕССИЯ. "ИНДИЙСКИЙ" СБОР
  
   Последний учебный год в институте дался мне гораздо легче, может потому, что и преподаватели теперь относились к нам несколько по-другому, да и мы стали повзрослее и посерьезней. К тому же, все основные сложные дисциплины, такие как теоретическая механика, физика, физхимия, сопромат, высшая математика, качественный и количественный анализ, атомная физика и другие, были благополучно сданы и остались позади.
   Теперь меня, как и всех, очень волновал предстоящий Госэкзамен по военному делу. В памяти сидели страшные рассказы о том, как сразу после защиты диплома забривали в солдаты тех, кто завалил этот экзамен.
  Но, как и предсказывали ребята в военных лагерях, полковник Бейлин, к которому я попал последним из нашей группы, отнесся ко мне очень благосклонно, выслушав мой ответ на билет, и задал всего несколько легких вопросов. Он поинтересовался моими спортивными успехами, вызвав некоторое удивление и оживление у членов экзаменационной комиссии. Но они, наверное, все уже достаточно устали к концу дня, и дополнительных вопросов мне никто не задал. Полковник поздравил меня с предстоящим после экзамена присвоением мне звания младшего офицера запаса и пожелал успехов.
   В коридоре меня терпеливо дожидалась вся наша группа, пришли даже наши девушки. Все ребята тоже сдали экзамен благополучно, но некоторым пришлось изрядно поволноваться и попотеть.
   Сессию я закончил успешно, сдав все курсовые работы, зачеты и экзамены. Теперь нам предстояла преддипломная практика и через полтора месяца защита диплома.
  
   Приехав на Московский завод малолитражных автомобилей имени Ленинского комсомола, куда получил назначение, я с трудом нашел в кузовном цеху своего руководителя практики. Им оказался моложавый, лет под 30, добродушный и приветливый, несколько полноватый блондин с голубыми глазами и намечающейся небольшой лысиной. Он бегло просмотрел мои бумаги, а потом вдруг внимательно уставился на меня:
  - Я тоже выпускник института Стали. Скажи, я не ошибаюсь - ты за "Спартак" играешь?
   Я удивился:
   - Да, а откуда вы знаете?
  - Я болею за "Динамо", и иногда хожу в зал на их игры. Ты ведь левша? Ну, тогда у нас пойдет другой разговор, приходи в конце того месяца, я тебе все, что нужно подготовлю, - он хитро прищурился, - если ты конечно не возражаешь! Договорились?
   Я так растерялся от неожиданного предложения, что не сразу смог ответить:
  - Большое спасибо, я вам так благодарен...
   - Не за что. Все равно здесь ничего нового не узнаешь, да и мне забот меньше!
   Не веря своему счастью, я поехал домой, радуясь такой неожиданной удаче.
  
   Вечером мне позвонил Анищенко:
  - Послезавтра с утра ты должен быть на нашем стадионе в Тарасовке. К нам приезжает киевский "Спартак" на сборы для подготовки к ряду международных встреч со сборной Индии. Эти встречи проводятся по просьбе Джавахарлара Неру, так что все очень серьезно. Тебя, Козлова и Асса привлекают к сборам от нас решением Всесоюзного комитета. Тебе нужны какие-нибудь документы для освобождения в институт?
   Я ответил, что мне ничего не надо, но через полтора месяца у меня защита диплома. - Я рано утром с автобусом встречаю киевлян на вокзале, и мы сразу едем в Тарасовку, так что можем встретиться на вокзале.
  - Нет, рано утром не хочу. Я лучше попозже сам приеду в Тарасовку, только объясните где это?
  - Ах, да, я и забыл, что ты там не был! - Он объяснил, как туда добраться и попрощался.
  
   Спартаковский стадион в Тарасовке мне очень понравился. Он был сравнительно небольшой, но очень уютный. Все кругом было под снегом, но асфальтированная дорога к нему от станции была хорошо расчищена. Я быстро дошел по ней до огороженного забором стадиона и через открытые ворота направился к длинному двухэтажному белому дому гостиничного типа с многочисленными большими окнами вдоль всего здания и балкончиком над крыльцом центрального входа. Перед домом стоял автобус со спартаковской символикой. Слева недалеко от дома я увидел две волейбольные площадки, занесенные снегом, а справа перед ним теннисные корты за высокой проволочной оградой. Напротив дома, почти примыкая к нему, за шоссе и небольшим заборчиком располагалось большое футбольное поле с установленными воротами. С другой стороны вдоль поля тянулась невысокая, в несколько рядов, трибуна для зрителей. На территории стадиона росло довольно много высоких деревьев, и под сугробами угадывались ровные ряды запорошенного кустарника. Над домом гостеприимно вился дымок и когда я вошел через центральный вход, внутри оказалось тепло и уютно.
  В вестибюле второго этажа я увидел Анищенко, сидевшего на диване и рассеяно листающего подшивку "Советского спорта". Рядом с ним сидели двое ребят в тренировочных костюмах и смотрели телевизор.
   - А, явился! - поприветствовал он меня. Познакомься, это наши гости из Одессы! - и представил нас друг другу.
   Одесситы, здороваясь, вежливо поднялись мне навстречу. Их фамилии ничего мне не говорили, я их услышал впервые, но на такой сбор просто так не приглашают, и я смотрел на них с понятным интересом, пытаясь определить их волейбольное амплуа.
   Один из них помоложе - Жора Модзолевский - был ростом вровень со мной, у него было округлое приветливое лицо с ямочками на щеках, когда он улыбался и короткие, слегка вьющиеся светлые волосы. Он был крепышом, и, может быть, за счет этого, выглядел несколько полноватым. От него исходило ощущение какой-то мягкости и доброжелательности, что сразу вызывало ответное расположение.
   Второй мой новый знакомый - Марик Барский - был невысок, постарше, уже с небольшими залысинами, с виду более сдержаннее и суровее, но, когда здороваясь он широко улыбнулся, это первое впечатление сразу пропало.
  Я про себя решил, что они хорошие ребята и, оба играют, судя по небольшому росту, на передаче и в защите. Как ни парадоксально, я никогда не задумывался, что кто-нибудь, глядя на мой, такой же, как у них рост, также будет оценивать и мои способности.
   Анищенко прервал мои размышления:
   - Пойдем, покажу твою комнату. Переоденешься, и я отведу тебя к Пименову - он тут главный.
  Имя Пименова тогда гремело, я много раз видел его в основном составе сборной Союза. Он, как и я, был левша, и поэтому я всегда наблюдал за его игрой с особым интересом и восхищением.
   Вот здорово, - обрадовался я про себя, - теперь буду знаком со всей сборной Союза, жаль, что тут нет Воронина!
  Про Пименова у нас ходили легенды. Ребята говорили, что он помимо звания Заслуженного мастера спорта по волейболу, имел еще звание мастера по трем или четырем видам спорта, занимая призовые места в первенстве Украины по фехтованию, плаванию, баскетболу и боксу, и что он окончил два института Физкультуры - в Москве и в Ленинграде. Все эти разговоры будоражили воображение, и, переодевшись в номере, я с понятным волнением пошел вслед за Анищенко.
  
   Когда мы вошли в комнату, предварительно постучавшись, я увидел стоящих около окна и о чем-то разговаривающих Пименова, которого я сразу узнал, и высокого, черноволосого худощавого мужчину лет сорока, одетых в спортивные костюмы.
   - Вот, привел к вам нашего левшу! - с порога, кивнув на меня, сказал Анищенко. - Прошу любить и жаловать!
   Оба, повернувшись, с любопытством посмотрели на меня:
   - Ого, нашего полку прибыло! - улыбнулся высокий.
   - Миша тоже левша, а вместе с Михаилом Павловичем - вас уже три левши, целых полкоманды! - прокомментировал мне эту реплику Анищенко.
   Сам не ожидая этого от себя, я, загоревшись, вдруг выпалил:
   - А что, вот было бы здорово собрать всю команду только из левшей, тогда разводящий выходил бы на четвертый и вся игра пошла бы по-другому! Когда за нас играл Володя Михеев, то под меня на четвертом он выходил слева от меня по линии на самый столб и взвешивал над собой - бей, - не хочу!
   Анищенко подтвердил: - Было дело - проходило сто процентов!
  - Володя Михеев? - переспросил Пименов, - Он ведь играть закончил и сейчас судит?
   Он кивнул головой:
   - Я его помню. Ну, что ж, - крайне любопытная идея, надо ее, конечно, обдумать.
   Он усмехнулся:
   - Только где же их столько набрать, родимых, да еще, чтобы играть умели? Жора Бурцев из "ЦСКА", так он же там выступать закончил, разве только Нил Фасахов из сборной РСФСР, а больше я и не припомню никого из высшего эшелона. Сам то ты кого по Москве знаешь?
   Я озадаченно покачал головой: - Действительно никого из команд мастеров!
   Анищенко согласился со мной:
  - Да, ни одного человека, за исключением него!
  - Ну ладно, с этим разобрались, теперь давай знакомиться, - он, улыбаясь, протянул мне руку:
  - Михаил Павлович.
   - Слава.
   - Будем знакомы: - Берлянд Миша! - представился его собеседник.
   - Садись, поговорим,- предложил мне Пименов.
   Он поинтересовался, кто мои родители и чем я сейчас занимаюсь. Узнав, что мне предстоит защита диплома, он спросил, не помешают ли мне эти сборы. Заканчивая разговор, он спросил у Анищенко, когда приедут Козлов и Асс.
  - Они сегодня должны быть вечером на тренировке, и вместе с нами вернуться сюда. Обед у нас в 2 часа, а в Москву поедем часов в 5, так что ваши ребята успеют еще отдохнуть после поезда.
   Я намеренно немного задержался, чтобы ненароком не занять чужое место, и, войдя в столовую, увидел за столиками всех киевлян. Вежливо поздоровавшись и пожелав всем приятного аппетита, я заметил, что Жора Модзолевский поднял руку, приглашая меня к себе за столик. Марик Барский слегка пододвинулся:
   - Садись, ешь скорей, а то все остынет! Кормят здесь очень вкусно!
   Жора добавил: - Да, и завтрак был не хуже! Наверное, летом тут хорошо, - много деревьев и зелени, говорят речка рядом. Ты тут уже жил?
  - Нет, я здесь в первый раз. В "Спартаке" я уже несколько лет, но летом то практика, то военные сборы, то еще что-нибудь...
  - Ничего, у тебя все еще впереди! - утешил он меня.
   Пока я ел, я быстро сосчитал, сколько человек было в столовой, получилось 10 - вместе со мной, но без Козлова и Асса. Я обрадовался - это означало, что сегодня вечером точно не буду сидеть на лавочке, а дальше будет видно.
   Я вовсе не надеялся попасть в состав, у меня даже мыслей таких не возникало, но хотя бы дадут возможность поиграть вместе с Пименовым и его командой до конца сборов! Я с нетерпением ждал вечерней тренировки - мне было интересно увидеть на поле своих новых знакомых и получить представление об их игре.
   По рассказам наших ребят, киевляне и наши ленинградские одноклубники были постоянными призерами Всесоюзных спартакиад "Спартака", мы же выше 3-го места не поднимались.
   Ближе к вечеру мы загрузились в комфортабельный спартаковский автобус, и за разговорами совсем незаметно доехали до нашего спортзала. Я обрадовался, увидев там Козлова и Асса - как всегда, в новом коллективе я чувствовал себя неуютно и сначала очень стеснялся.
   После общей разминки Пименов разбил нас на две команды.
   Я вместе с Козловым, Ассом, Модзолевским, Барским, Вадиком Шамшуром - как он представился - заняли левую половину площадки, а на другой стороне расположился основной состав киевлян во главе с Пименовым.
   Анищенко взял свисток и вопросительно посмотрел на Михаила Павловича:
   - На сетку?
   У нас на пас сразу встал Жора Модзолевский, с той стороны - Миша Берлянд.
   Мы выстроились в очередь и стали бить с четвертого попеременно с обеих сторон.
   Пименов пробил как бы в полсилы, но весьма плотно прямо по шестому, поймав мяч высоко над сеткой. С нашей стороны по задней линии уверенно и резко вложился Козлов, а за ним и и Асс.
  С той стороны последовал очень сильный удар высокого и плотного киевлянина, на рост которого я обратил внимание еще в Тарасовке.
   - Это кто? - тихонько спросил я у Вадика Шамшура. - Это Арнольд Моисеенко - он у нас играет вторым углом.
   Подошла моя очередь и я, встав на шестой, попросил Жору:
  - Сдвинься на второй! Полметра перед собой, почти переходящий, и полметра высотой!
   Он удивленно посмотрел на меня, но молча кивнул головой, и отошел в угол площадки к правому столбу. Получив от меня передачу, он мягко взвесил мяч точно на линию моего косого разбега к нему так, что он на мгновение как бы неподвижно завис над тросом в высшей точке.
   Я очень любил этот удар и отрабатывал его на тренировках на "Правде", если оттягивался с третьего номера, и часто пробовал его в районных соревнованиях, когда удавалось получить приличный пас. Блокирующий по разбегу видел, что мне некуда бить, кроме аута и закрывал лишь зону пятого номера, оставляя свободным ход и только ничтожную возможность попасть в маленький пятачок внизу прямо под сеткой, в самом углу площадки между средней и боковой линией.
   Сейчас, увидев перед собой ювелирный пас Жоры, о котором можно было только мечтать гурманам волейбола, я взвился в воздух и всем телом, что было сил, вколотил мяч вертикально вниз под себя, уложившись в тот самый угол площадки. Мяч рикошетом ушел в боковую стену и дальше от ограждения светильников в потолок, откуда вниз посыпалась штукатурка. Анищенко, стоящий со свистком у столба, отшатнулся и чуть не упал, наткнувшись на сетку. В зале наступила мгновенная тишина, в которой раздался истерический крик:
  - Ты что белены объелся?! Совсем обалдел! Куда ты бьешь?
  - Извините, Борис Николаевич, я же в вас не попал!
   - Еще того не хватало! Все у тебя не как у людей!
  - Так он же левша! - под общий смех произнес Пименов. - Пусть бьет куда хочет, только об этом надо предупреждать, а вообще есть порядок - с четвертого бьем только по линии, - вот и бейте!
   Инцидент был исчерпан, и разминка возобновилась.
   Когда смех утих, Жора, как ни в чем ни бывало, спросил меня:
   - Я не знал, что ты левша, может тебе чуть дальше прокидывать?
  - Нет, нет! Это как раз то, что надо!
   Жору на передаче у нас сменил Марик Барский, а Жора, взяв мяч, встал в очередь на четвертом. Я пропустил его вперед.
   Получив передачу, он хорошо выпрыгнул и четко развернувшись, высоко поймал мяч прямой рукой и резко пробил по линии. Теперь я понял, почему он попал в число приглашенных - с такой филигранной второй передачей, он только за это стал бы украшением любой команды, а сейчас я увидел, что и в нападении он чувствует себя не хуже других.
   В двухсторонней игре наша смешанная команда оказала достойное сопротивление сыгранной команде киевлян, выиграв две игры из пяти.
   Конечно, эта команда без Пименова была бы совершенно другой - его феноменальное нападение, надежный блок и сильнейшая боковая подача крюком приносили им львиную долю очков.
  Кроме него на меня очень большое впечатление произвела игра Миши Берлянда, не говоря уже о его прекрасной второй передаче, он в нападении своей левой рукой выигрывал все, что ему давали. Он бил не сильными, но резкими кистевыми ударами, умело обходя блок, и неизменно точно попадая в незащищенные места на нашей стороне.
  Очень прилично выглядели во всех компонентах и остальные киевляне - Лесик Вайнтрауб, Юра Савченко, Ваня Скрябин и Вадик Шамшур, сейчас игравший за нашу команду. Ну и, конечно, мощным нападением у них выделялся Арнольд Моисеенко - второй угол.
  
   Теперь каждое утро Пименов проводил с нами учебно-теоретические занятия. Для начала он делал разбор вчерашней тренировки, указывая на допущенные ошибки. Затем на схемах наглядно показывал и обосновывал лучшие построения игроков в атаке и на блоке, в защите, в том числе и с оттянутым шестым, а также и на страховке. Мне эти занятия были очень интересны, так как каждый раз я узнавал что-то новое, несмотря на свой уже немалый игровой стаж.
   Вечером мы уезжали в Москву, где наигрывали разные варианты состава и разучивали комбинации в нападении.
   В Тарасовку мы возвращались довольно поздно, но там нас всегда ждал заботливо приготовленный ужин. Перед сном мы смотрели телевизор или гуляли вокруг стадиона, ведя непринужденные разговоры. Мы уже втянулись в эту размеренную жизнь, время шло незаметно, как вдруг в конце второй недели во время занятий в дверях появился Анищенко в сопровождениии какого-то типа из Спорткомитета.
   Поздоровавшись, Анищенко извинился и попросил Пименова выйти с ними на переговоры, а нам предложил не расходиться и немного подождать.
  Мы поняли, что что-то случилось и тщетно пытались угадать, чем вызвано это посещение. Все сошлись на предположении, что нам, скорее всего, хотят устроить какую-нибудь контрольную встречу.
   Они вернулись минут через десять, и расстроенный Пименов сказал, что по просьбе Джавахарлара Неру выезд в Индию переносится на следующий год, но право на поездку будет сохранено за киевским "Спартаком".
   Затем Анищенко сообщил об отмене вечерней тренировки и что билеты на поезд уже заказаны на завтрашний день, а автобус в Москву пойдет завтра сразу после завтрака. Мы печально разошлись по своим комнатам.
  Подумав, я решил уехать домой, и, собрав вещи, обошел всех, тепло попрощавшись с каждым из новых друзей и получив в ответ множество трогательных пожеланий. С одной стороны я, как и все, был расстроен этим решением, а с другой - даже обрадовался, так как защита диплома неотвратимо приближалась, а у меня на ниве творчества, как говорится, и конь еще не валялся.
  
   Сразу по приезде в Москву я отправился в институт, предварительно встретившись на АЗЛК с руководителем преддипломной практики и получив от него необходимые документы. Оставшееся до защиты время с утра до позднего вечера я провел за чертежной доской и в промежутках судорожно писал свой дипломный проект, пересчитывая на логарифмической линейке методику расчета на свои данные в чужом аналогичном дипломном проекте пятилетней давности, который мне достали ребята. Последний чертеж из 12 я начертить бы точно не успел, но помогли ребята.
  
   Я настолько устал, что сама защита прошла для меня как-то отрешенно, на волнения сил уже не сталось. Может быть поэтому, глядя на мой измученный вид, члены комиссии, благосклонно заслушав мое сообщение, не задали мне ни одного дополнительного вопроса, или, что более вероятно, они сами устали не меньше меня, сидя здесь с самого утра, а я шел одним из последних.
  В коридоре, узнав, что мне поставили "хор", меня поздравили девочки и ребята - ни один из них не ушел до конца защиты. Я позвонил маме, и мы все поехали в общежитие отметить окончание веселой студенческой жизни и свое становление в ранге дипломированных специалистов.
  
   Теперь всем предстояло пройти последнее и самое волнующее испытание - распределение. Тогда, как правило, выпускников - москвичей направляли на работу на периферию в самые отдаленные города Союза, а иногородних, случалось, оставляли в Москве по заявкам почтовых ящиков, как называли тогда закрытые военные заводы. Я с трепетом ждал, что мне предложат, в глубине души надеясь на помощь "Спартака", если она понадобится.
  
   Когда председатель комиссии на распределении начал перечислять мне заявки: - Днепропетровск, Мариуполь..., - я, извинившись, перебил его, и спросил, есть ли места в Москве.
   Он посмотрел в свои бумаги:
   - Было несколько мест, но они уже заняты. Впрочем, постойте - есть одно место! Это штампо-механический завод, но это местная промышленность, имейте в виду! Им требуется начальник цеха с окладом 1000 рублей.
   - Согласен! - не раздумывая, выпалил я.
   - Ну что же, идите, оформляйтесь, - он указал на столик сбоку, за которым сидел один из членов комиссии, - он вам поможет правильно заполнить документы.
   Я быстро заполнил небольшую анкету, списал себе координаты завода и спросил, когда мне надо явиться на работу.
  - Не позже 1 сентября, но можете и раньше.
   Он пожал мне руку и пожелал успехов.
   В коридоре на меня накинулись ребята:
   - Куда?
  - Москва!
  - Надо же, что-то у них произошло, - почти всех москвичей оставили здесь, только двум дали Электросталь, но это почти рядом - 1,5 часа на электричке!
   Обсудив, кто куда попал, мы тепло распрощались, обменявшись адресами, так как почти все разъезжались на лето по домам, а потом к местам назначения. Расцеловав всех девчонок, я еще раз попрощался с ребятами и поспешил домой, чтобы успокоить маму, сходившую последнее время с ума от одной мысли, что я уеду, неизвестно куда, минимум на три года, которые необходимо отработать каждому молодому специалисту.
  
   Со своими дипломными заботами я уже почти месяц не посещал тренировок в "Спартаке". Я был тронут, когда Анищенко и ребята поздравили меня с окончанием института, едва я переодевшись появился в полупустом зале.
   Мальцман недовольно пожал мне руку:
  - Когда Борис мне сказал, что ты уехал на индийский сбор, вместо того, чтобы делать диплом, я его отругал, а от тебя такой дурости не ожидал. Больше так не делай! Впрочем, ты, наверное, не будешь кончать второй институт?
  - Анищенко, стоящий рядом засмеялся: - Он меня за это чуть не убил! Я потом два дня заикался!
  Мальцман заинтересовался: - Да? Любопытно, каким это образом?
  - Я стоял вот здесь, - Анищенко подошел к столбу и встал рядом с лицевой линией, - а этот сумасшедший разбежался вдоль сетки - он показал рукой - и пробил прямо надо мной, мне в ноги.
   - И в поле попал?
  - В поле-то он попал, но как я увернулся, чтобы он не попал мне в голову, до сих пор не пойму!
   - Ну да! - Мальцман скептически ухмыльнулся:
   - Рассказывай сказки - если он разбегался так, как ты говоришь, то со своей окаянной он мог залепить только в стену!
   Он обернулся ко мне:
   - На спор повторить сможешь?
  - Попробую, только разомнусь!
   - Давай! Сегодня народу мало, так что если и не поиграем, то хоть развлечемся! Борис, ты не уходи, встанешь на то место!
   - Ну да, нашел дурака! С меня хватит!
   Действительно, сегодня в зале было всего пять человек, и все сидели на лавочке, надеясь, что кто-нибудь еще подойдет. Я быстро размялся, попрыгал несколько раз, хватаясь руками за баскетбольное кольцо, затем пробил пару раз через сетку со своих рук, и подошел к Мальцману:
  - Я готов!
  - Куда тебе дать? Покажи!
   - Я встал на два шага от боковой линии: - Вот здесь перед собой, почти переходящий, метра полтора высотой!
   Я подкинул мяч над сеткой двумя руками: - Вот так!
   - Хорошо, попробую, ты только бей, а не скидывай кистью!
   Он встал на второй:
  - Давай!
   Заинтригованные следственным экспериментом, ребята встали с лавочки, и подошли поближе, с интересом ожидая продолжения представления.
   Первый раз я бить не стал - мяч оказался немного откинутым навстречу, да еще он затянул его на себя.
   - Ближе к сетке и перед собой! - попросил я.
   - На тебя не угодишь! - рассердился Мальцман, но ударом кулака вернул мне мяч. Он весь подобрался:
  - Давай еще раз!
  - На этот раз передача получилась отменной, и я с треском вколотил мяч в поле перед самой боковой линией, откуда он по знакомой траектории отскочил в ограждение светильников и дальше в потолок, осыпав побелку.
   - Ну, теперь ты видишь, а я рядом стоял! - взорвался Анищенко.
   Мальцман обернулся к нему, а потом, ошарашено, посмотрел на меня: - Ужас!
   И покачав головой, поднял вверх обе руки:
  - Все, сдаюсь! Бутылка за мной! Давай, собирайся, - не двое на двое же играть! Раз проиграл, я угощаю - поехали ко мне! Жена на дежурстве, она врач, но мы и сами управимся.
   Пока мы добирались к Белорусскому вокзалу, около которого он жил, я рассказал ему как прошла защита и распределение.
  - Тебе просто повезло, но, - усмехнулся он, - везет достойным! Этот твой завод местной промышленности? Да, не сахар! Зато Москва!
   Когда мы пришли к нему в небольшую, уютную квартиру, он спросил меня: - Что пить будешь - вино, коньяк?
   - То и другое, понемногу.
  - Хозяин - барин! Тогда, - он протянул мне альбом, - посиди, посмотри фотографии, - и ушел на кухню.
   Я открыл альбом, и ахнул - там были, великолепно выполненные, снимки нашей сборной Союза: Рева по пояс над сеткой в замахе, Мальцман в страховке, летящий горизонтально над полом с вытянутым кулаком к падающему впереди мячу, Пименов, бьющий левой рукой со второго мимо блока, Щагин, подающий крюком, Якушев с Мальцманом на блоке...
   Мальцман вернулся из кухни и быстро накрыл на стол. Взглянув на фото через мое плечо, где он был снят в полете на страховке, он заметил:
  - Этот снимок обошел все газеты с подписью - "Лучший защитник мира". Смотри, какие у них классные фотографии, не то, что у нас печатают, да и подарили их нам бесплатно, когда мы уезжали. Давай, садись за стол, а я тебе включу легкую западную эстраду!
   Он подошел к проигрывателю довольно необычного вида и нажал на клавишу. На корпусе загорелись несколько зеленых огоньков, прозрачная крышка сама открылась, и сбоку поднялся суставчатый рычаг, в захватах которого вертикально была зажата пластинка. Автомат аккуратно развернул ее горизонтально и бережно положил на диск, тут же пришедший во вращение. С другой стороны на край пластинки опустилась головка звукоснимателя и из динамиков полились нежные ритмичные звуки приятной мелодии.
  - Теперь можно целый вечер не подходить - пока все десять пластинок не проиграет - не остановится!
   Я, открыв рот, смотрел на это чудо техники.
  - Нравится?
  - Еще бы, по сравнению с патефоном это просто фантастика! Да и музыка замечательная - живут же люди!
  - Там жизнь такая, что нам и не снилась! Там другой мир, а этим добром все магазины забиты и стоит недорого, про шмотки и продукты и говорить уж нечего. Кстати хочу тебя предупредить, чтобы твердо знал на будущее - тебя никогда с твоей фамилией за рубеж не выпустят, на какие бы сборы ты не попал. Мама у тебя ведь русская, как ее фамилия?
  - Ермилова, но она взяла фамилию отца.
   - Может и зря, но кто тогда знал?
  - А как же вас выпустили?
   Он усмехнулся:
   - Исключения подтверждают правила! А если серьезно, просто я своей игрой, когда мы играли здесь с чехами, так понравился одному крупному функционеру, что, как мне сказали, с этим вопросов не возникло. Наши руководители сумели к нему попасть и убедить, что я нужен команде, да и сам он, очевидно, меня запомнил.
   Я уезжал домой под большим впечатлением от всего увиденного и от того, что услышал от гостеприимного хозяина.
  
   Следующую тренировку в "Спартаке" я пропустил, решив пойти поиграть в свое удовольствие на "Правду", где никто не мучил нас, гоняя до седьмого пота в защите, или отрабатывая надоевшие упражнения в передачах вдоль сетки.
  
  ХАРЬКОВ. 300-ЛЕТИЕ ВОССОЕДИНЕНИЕ УКРАИНЫ С РОССИЕЙ
  
  
   На другой день раздался телефонный звонок Анищенко:
   - Ты чего филонишь? Завтра чтобы был обязательно! Кстати у нас есть новости, приедешь,- скажу!
  - Неужели к нам Рева переходит?
   Он засмеялся: - Если бы!
   Крайне заинтригованный, я приехал на улицу Воровского на полчаса раньше и сразу спросил Анищенко, что он имел в виду.
   - Потерпи немного, - все соберутся, тогда и скажу, а пока помоги накачать мячи и натянуть сетку!
   На общем построении Анищенко сообщил, что принято решение провести этим летом в Риге 2-ую Всесоюзную спартакиаду "Спартака", и огласил список из 14 человек, которые должны поехать в Тарасовку на сборы для подготовки к этим соревнованиям.
   На этой тренировке у нас появился Витя Даниленко и его сразу включили в состав и
  в список на поездку на сборы. Он был немного выше меня, очень плотного сложения и с хорошим ударом. До этого он играл на Украине, и в Москву переехал работать недавно, впрочем постоянную прописку и квартиру он имел в Москве. Я с ним быстро подружился и стал часто бывать у него в гостях, также как и он у меня.
   На одной из тренировок он задержал меня в раздевалке и очень серьезно спросил:
   - Тебе известно, что в этом году отмечается 300-летие воссоединения Украины с Россией?
   Я слегка опешил:
   - Ну и что? Ты предлагаешь выпить по этому поводу? Я не против!
  - Да подожди ты, я не шучу! Я работаю в оборонке. В Харькове у меня осталось много друзей, и у них хорошие профессиональные связи с нашим институтом. Так вот, город готовится отметить эту дату как большой праздник, всенародным гулянием, концертами и показательными спортивными выступлениями, в которых пригласили поучаствовать и нашу институтскую команду. Сыграешь за нас? Я уже договорился с Мишей Сидуриным, Носовским, Шустаевым и Колей Арутюновым. Анищенко не возражает. Ты как?
  - Ну, конечно, поеду! Слушай, а почему они официально не пригласили "Спартак"?
  - Потому что не хотят проигрывать!
  
   На другой день все, кого пригласил Витя, собрались с паспортами около высокого здания, где он работал. Нас провели в отдел кадров и там после завершения некоторых формальностей выдали командировочные удостоверения и деньги на поездку. С нами поехали и двое веселых и общительных ребят из институтской команды. Витя, как старший, собрал наши командировки.
  - Смотри, не продешеви при обмене!
   - Что ты имеешь в виду? - удивился он.
  - Тут же написано - "Цель командировки - обмен опытом в социалистическом соревновании"!
   В Харькове нас поселили в небольшой уютной гостинице старой постройки с крохотным ресторанчиком, больше смахивающим на студенческую столовую, где вкусно покормили по талонам, выданным нам организаторами. Немного отдохнув, мы всей кампанией отправились побродить по городу и обследовать, чем богаты здешние магазины сувениров. На первом же перекрестке в глаза нам бросилась яркая афиша, призывающая граждан прийти завтра на праздник в честь воссоединения с Россией. В обширной программе мероприятий значилась и товарищеская встреча по волейболу между сборной командой Харькова и Москвы.
  - Во так, ни больше, ни меньше! Ни хрена себе заявочка! Это как понимать? Мы теперь не команда твоего занюханного НИИ, а сборная Москвы?
  - Читать надо как следует - тут же не написано, что "между сборными командами Харькова и Москвы"!
  - Ну это ты так эту казуистику расшифровал, а все поймут по-другому!
  - Ну и что ты предлагаешь? Дать опровержение в газетах?
  - Да нет, но все это как-то нехорошо выглядит!
   К концу дня, вернувшись в гостиницу, мы спустились поужинать. Маленький ресторанчик был почти пуст, лишь за одним накрытым столом сидели трое среднего возраста мужчин в нарядных костюмах и необычно ярких галстуках, да сбоку от входа сидели две молоденьких девушки, что-то оживленно обсуждая и попивая кофе с пирожными. Пока Витя Даниленко разбирался с официанткой в стоимости заказа, отчитывая талоны на требуемую сумму, я решил поразвлечься и залез на крохотную сцену побренчать на пианино. Я только начал тихонько наигрывать какой-то танцевальный мотив, как ко мне на сцену поднялся один из мужчин с того столика.
  - Молодой человек! - обратился он ко мне, - Извините меня великодушно, но вы не могли бы сыграть для меня и моих друзей "Брызги шампанского"?
  - Пожалуйста! - и я взял первые аккорды любимого танго, с которым было так много связано в школьные и институтские годы. Когда я закончил, он несколько раз церемонно хлопнул в ладони, и пригласил меня присесть к ним за столик. По пути он остановился у столика, за которым сидели девушки, робко поглядывавшие на нас. Он вежливо поприветствовал их:
   - Приятного аппетита! Я не случайно попросил молодого человека сыграть это танго. Позвольте представиться, - я главный инженер Московского завода шампанских вин, и мы привезли на Харьковский завод свою последнюю разработку - новую марку Советского шампанского. Я хочу предложить вам всем продегустировать и оценить нашу работу!
   Он сделал знак рукой и один из его товарищей, наклонившись, стал доставать из объемного саквояжа, стоящего под столом, одну за другой красивые большие бутылки фирменного шампанского. Наши ребята со все возрастающим интересом, развернувшись в нашу сторону, заворожено наблюдали за этим необычным спектаклем, который обещал иметь заманчивое продолжение.
  - Маэстро, помогите! - он взял в руки блюдо с пирожными и передал его мне.
   - Прошу вас! - он мягко поднял вконец растерявшихся девушек и повел их к своему столику, где его друзья уже подготовили для них стулья. Я поставил на стол пирожные и кофе и сел рядом.
  - Будьте добры, - обратился он к обалдевшей официантке, - принесите бокалы для всех!
   Его пожелание было тотчас исполнено, большая часть бутылок перекочевала за столик к ребятам, и он, профессионально открыв шампанское, предложил тост:
  - Будьте здоровы, за наше знакомство!
   Со всех сторон разом раздались хлопки вылетающих пробок и звон бокалов. Завязался общий разговор и все принялись за еду.
   Узнав, кто мы и откуда, главный инженер спросил:
   - Так это в честь вас весь город заклеен афишами? Надо будет прийти поболеть за земляков!
  Моя симпатичная соседка немного осмелела, и сказала, что тоже хочет посмотреть, как мы играем. На мой вопрос она смущенно ответила, что ее зовут Оксана, ей 16 лет, она в этом году закончила среднюю школу, и пока не решила, чем дальше заниматься. Мы посидели еще с полчасика, и, поблагодарив виноделов за неожиданный и приятный сюрприз, украсивший вечер, и доставленное удовольствие, разошлись по номерам. Оксана отказалась от моего предложения проводить ее, сказав, что они с подругой живут рядом и вдвоем им будет не страшно.
   На следующий день после обеда нас привезли на автобусе к входу в Парк Культуры имени Шевченко, где должен был состояться праздник. Мы сразу отправились посмотреть на знаменитую детскую железную дорогу, о которой были много наслышаны, и, не торопясь, пошли туда в плотном потоке посетителей, руководствуясь указателями. Сам парк был великолепен - весь в зелени, с асфальтированными дорожками и эстрадными площадками, где отдыхающих развлекали духовые оркестры и выступления участников художественной самодеятельности.
  Детская железная дорога оказалась действительно замечательным сооружением. У невысокой платформы стоял как будто игрушечный паровозик с несколькими такими же небольшими вагончиками. Мальчики и девочки в красивой форменной одежде с фуражками и беретами деловито и заботливо принимали у мам и рассаживали маленьких пассажиров по вагонам. Дежурный по станции в красной фуражке проверил состав, и, подняв жезл, дал сигнал к отправлению после того, как девочки-проводницы выставили из тамбуров вагонов свои зеленые флажки. Впереди загорелся зеленый свет семафора. Юный машинист, высунувшись из будки паровозика, дал протяжный гудок, и состав медленно двинулся вперед. Мы вместе с провожающими родителями растроганно помахали ему вслед руками.
   Ориентируясь по указателям, мы пошли искать спортивный городок. По дороге нам то и дело попадались огороженные участки газона, на которых расположились военные рядом с установками запуска ракет для вечернего фейерверка.
   Около волейбольной площадки толпилось довольно много народа, некоторые сидели на лавочках, стоящих вокруг, другие расположились прямо на траве, и, расстелив газеты и салфетки, перекусывали, оживленно переговариваясь между собой. Подойдя ближе, я заметил Оксану и направился к ней.
  - Вот я и пришла, как обещала! - Она зарделась и встала мне навстречу: - Ты рад?
  - Я несколько растерялся, но после небольшой заминки произнес:
   - Конечно, рад! Пойдем, я тебя посажу поближе, а то сейчас все места займут.
   Я посадил ее на скамейку запасных: - Сиди спокойно. Если кто спросит, скажешь, что ты с командой из Москвы.
   Между тем, на площадке появился небольшой, полноватый руководитель местного спартаковского спортклуба, который накануне встречал нас на вокзале и устраивал в гостиницу. Витя сказал, что это он был инициатором нашего визита. Он пригласил нас в раздевалку, и мы пошли за ним в небольшой одноэтажный домик, стоящий сзади площадок.
  
  Когда мы вернулись на площадку, к которой со всех сторон стекались болельщики, наши противники уже во всю разминались. Это была высокорослая команда и, судя по первому впечатлению, достаточно техничная. Это сразу подтвердилось, когда мы перешли на сетку. Они все уверенно и плотно нападали, особенно двое из них, под 1м 90, укладываясь при ударах в первую линию и вызывая восторг на трибунах. После приветствия мы быстро обговорили свою расстановку, чтобы обеспечить против них надежный блок.
   Судья дал свисток, и встреча началась.
   Сразу стало ясно, что наши соперники предпочитают простую игру на три паса без выходов разводящего и комбинаций, целиком уповая на атакующий потенциал двух своих сильнейших нападающих. Мы довольно успешно припрыгались к ним на блоке, не давая свободно хозяйничать на сетке, сами же не ломились в блок, что было силы, как они, а старались технично его обходить, пробивая по пустым местам. Подача и первый прием у нас были получше, и нам нередко удавались удары с первого паса, к чему соперники были совсем не готовы. Игра шла с переменным успехом, и все решалось в нервной концовке на последних мячах.
  В первой партии мы были удачливее и выиграли ее с разницей в три очка, вторую проиграли, также как и третью. В четвертой партии, проигрывая 13:10, за счет сильной боковой подачи Володи Шустаева, результативного блока, и удачных действий Даниленко в атаке, нам удалось сравнять счет, и, выйдя вперед, закончить партию в свою пользу.
   Пятая решающая партия до самого конца шла очко в очко. Я вышел к сетке при счете 14:13 в их пользу. Они разыграли нашу простую подачу, завершив ее сильным ударом в наш блок, после которого мяч отскочил в аут, и подача перешла к ним. Мы, в свою очередь, приняли их подачу, и мне последовал пас в четвертую зону. На меня поднялся тройной блок, перекрывая все направления для атаки, и мне осталось только одно - отыгрывать от блока в аут. Затянувшись в прыжке и увидев, что блок начинает опускаться, я прямой рукой, закрывая кисть в конце удара, зацепил по верхнему краю блока и мяч, изменив траекторию полета, приземлился в метре за площадкой на той стороне. Вся наша команда дружно подняла руки, традиционным жестом, проводя пальцами одной руки по ладони другой, показывая касание блока, и собираясь идти на переход, но судья неожиданно поднял свои руки перед лицом, развернув ладони к себе, и громко произнес:
   - Мяч "за"! Он дал свисток к окончанию встречи и стал спускаться с вышки под восторженный рев трибун.
   - Стой! - Резкий голос Даниленко остановил мой порыв броситься к судье.
  - Построились молча! - последовала вторая команда, и мы неохотно выстроились для заключительного приветствия.
   - Да кто же вам даст выиграть! - вполголоса произнес он. - Успокойтесь! Молодцы, здорово сыграли - на равных!
   Каждому из нас вручили специально изготовленный памятный значок в честь 300-летия воссоединения Украины с Россией, и мы, поблагодарив зрителей и соперников, отправились в раздевалку. Там, обменявшись мнениями, все пришли к общему выводу, что выглядели вполне достойно, и если бы не судья, то еще неизвестно кто сумел бы победить. Все были довольны завершением мероприятия, и что теперь со спокойной совестью можно будет немного расслабиться.
   Довольны были и ребята из института, Витя дал им поучаствовать в игре, ненадолго выпуская на замену в каждой партии.
   Витя посоветовал всем остаться в парке и посмотреть салют - ему сказали, что это будет совершенно потрясающее зрелище. Кроме того, он сообщил, что мы уезжаем домой завтра поздно вечером, а с утра нас отвезут на автобусе на целый день в Лозовеньки на самую лучшую спортивную базу города - там большое озеро, лодочная станция и все условия, чтобы расслабиться на природе. Все разом оживились и заинтересованно стали обсуждать, сколько надо будет взять с собой спиртного и какую закуску. Я тут же, вызвав общий смех, выдал универсальную формулу, проверенную временем:
  - "Каждому по одной, одну на всех, и одну про запас!".
  Все были настолько заинтригованы заманчивой перспективой предстоящего пикника, что из раздевалки вышли в радостном настроении, начисто забыв о поражении.
   Незаметно стемнело, и на фонарях зажглись фонари.
  - Пойдем поближе к пусковым установкам, - скоро салют!
   Мы нашли одну из таких огороженных площадок и присоединились к зрителям, терпеливо ожидающим начала разрекламированного зрелища. Внезапно толпа заволновалась и сдвинулась ближе к ограждению, за которым началось оживление среди военных вокруг установок. Увидев, что они отходят в сторону, Витя сказал:
  - Наверное, сейчас начнут!
   Толпа замерла и дружно ахнула, когда рядом вдруг раздался громовой удар, сопровождаемый резким высоким свистом, и в темное небо устремились белые струи, стремительно уходящих в зенит невидимых пока ракет. Одновременно со всех сторон эхом прокатился низкий грохот остальных залпов, и небо вокруг прошили белые нити, обозначая траекторию устремившихся вверх зарядов. На мгновение все стихло, и вдруг, под грохот и треск, по всему периметру парка небо вокруг озарилось нестерпимым блеском и расцвело тысячью разноцветных огней всех цветов радуги, внутри которых переливалось мерцающее марево сверкающих блесков, то затухающих, то вспыхивающих вновь крохотными голубыми звездочками.
   Каждый залп своей окраской отличался от других, разноцветные всполохи как северное сияние переливались в небе в коротких промежутках между залпами, усиливая ошеломляющее воздействие на восхищенных зрителей. Слева вверху вдруг возникла и закрутилась с бешеной скоростью вокруг своей оси огромная огненная карусель, разгоняемая ракетами, закрепленными на ее ободе. Она разбрасывала за собой по кругу длинные цветные языки пламени, как будто подкрашенные струи, вырывающиеся из сопел реактивных истребителей, выполняющих друг за другом бесконечную "мертвую петлю".
   Я был свидетелем всех московских салютов, начиная с самых первых военных в 1943 году и вплоть до праздничного салюта в День Победы, но такое феерическое зрелище я увидел впервые. Позже в Москве я прочитал в "Правде" большую статью, в которой говорилось о редкой и уходящей сейчас профессии мастеров-пиротехников, хранящих и передающих по наследству свое искусство со времен Петра Великого, и выражалось сожаление, что оно может быть безвозвратно утеряно. В качестве примера, в статье был упомянут старый мастер, фамилию которого я не запомнил, и его необыкновенный салют в Харькове, свидетелем которого я случайно тогда оказался.
   Дождавшись, когда в небе погаснут последние огни фейерверка, я проводил Оксану домой.
  
   Утром после завтрака мы отоварили талоны на спиртное, консервы и колбасу, почти полностью опустошив буфет, и загрузившись в автобус, отправились за город на спортивную базу с манящим и таким ласковым названием Лозовеньки.
  
   Нас подвезли к небольшому длинному домику, одиноко стоявшему недалеко от уходящего вдаль озера. Травянистый склон за домом плавно спускался к берегу залива с деревянным причалом, у которого покачивались на воде привязанные лодки. Нас гостеприимно встретил хозяин домика - пожилой уже, но еще крепкий и подвижный старичок.
   Узнав, что мы собираемся устроить пикник прямо на берегу, он предложил взять у него посуду и покрывало, чтобы постелить на траву. Погода стояла прекрасная, мы разделись, и, быстро сервировав, импровизированный стол, уселись вокруг.
  Осушив первую чарку за встречу, все принялись за трапезу, прерываемую ненадолго очередным тостом. Старичок с удовольствием принял приглашение составить нам кампанию, и сев рядом с шофером, которому пить было нельзя, деловито заметил, что согласен потрудиться за двоих. По мере того, как постепенно уменьшались запасы спиртного, настроение у всех повышалось более быстрыми темпами, и вскоре все общество, созрев для проведения водных процедур, с дикими криками и смехом с разбегу погрузилось в теплые прибрежные воды.
   Вволю накупавшись, все загрузились в лодки, и веселая флотилия, выстроившись в кильватер, с песнями отправилась на исследование безлюдного озера и его живописных окрестностей. Двухчасовая экспедиция закончилась благополучно, и, причалив у порта приписки, ее усталые, но довольные участники десантировались на берег, заметно покачиваясь, как бывалые морские волки, и, обретя второе дыхание, с новыми силами продолжили пиршество.
  Время летело незаметно, и все очень удивились, когда выяснилось, что нам пора собираться в обратный путь. Убрав за собой все следы своего пребывания, мы разбудили старичка хозяина, мирно похрапывающего в тенечке, и попрощались с ним, поблагодарив за гостеприимство.
   Когда мы добрались до гостиницы и пока сдали номера, оказалось, что нам самое время поторапливаться на вокзал, если мы не хотим туда опоздать.
   Мы приехали на вокзал, когда уже была объявлена посадка на поезд.
   Сев вагон, мы сразу начали доставать из сумок все, что не допили и не доели на озере.
   Без приключений все-таки не обошлось.
   В Белгороде, узнав от проводницы, что стоянка поезда продлится 15 минут, Володя Шустаев, Миша Носовский и я зашли в ресторан. Взяв по 100 грамм водки и по тарелке украинского борща, мы расплатились с официантом и в темпе принялись за еду.
   Но едва мы наполовину успели опустошить тарелки, как я увидел в окно, что наш состав медленно тронулся вперед.
   Завопив: - Поезд уходит! - я вскочил, и с криком: - Дорогу!!! - бросился к выходу.
   Когда мы выскочили на перрон, поезд уже начал набирать ход, и мимо нас проходили два последних вагона с открытыми дверями тамбура, откуда за нами с любопытством наблюдали проводницы.
  Мы с Володей, развив спринтерскую скорость, сумели вскочить на подножку последнего вагона в самом конце перрона, а Миша, несмотря на отчаянные усилия и наши вопли, стал отставать и, поняв, что не успевает, остановился и послал нам воздушный поцелуй.
   До сих пор не пойму, почему тогда нам не пришло в голову дернуть стоп-кран!
   Добравшись до своего вагона, мы отправили Даниленко к начальнику поезда и тот, связавшись с начальником вокзала в Белгороде, сказал, что Мишу отправят в Москву ближайшим поездом.
  
  СПОРТБАЗА "СПАРТАКА" В ТАРАСОВКЕ. РИЖСКАЯ СПАРТАКИАДА
  
  
   После нескольких тренировок в Москве, Анищенко объявил, что завтра мы выезжаем на сборы для подготовки к рижской спартакиаде, о чем он нам говорил пару недель назад.
   В уже знакомую мне Тарасовку мы добирались на электричке от Северного вокзала, где собрались шумной кампанией, пугая пассажиров, боязливо обходивших нас стороной. Анищенко и Шура Жарова, как воспитатели в детском саду, ходили вокруг, пересчитывая нас по головам.
   У меня в памяти все еще стоял засыпанный снегом стадион, где я побывал прошедшей зимой на индийском сборе, замерший в терпеливом ожидании весны, как медведь в берлоге. Теперь он выглядел по-другому и радовал глаз - весь в пышной зелени деревьев и кустарников, с футбольным полем с ровной невысокой травой и гаревой дорожкой вокруг, с волейбольными, баскетбольными площадками и теннисными кортами со свежей разметкой. Сейчас он жил полной жизнью - на поле тренировались футболисты, за воротами и на трибуне находилось человек двадцать зрителей, по дорожкам в спортивных костюмах, не торопясь, прогуливались высокие молодые ребята и девушки.
   Мы приехали незадолго до обеда и когда, после того как нас разместили в главном корпусе, спустились в столовую, то там за столиками уже сидели футболисты, успевшие закончить тренировку.
  Мы поздоровались и заняли свободные места. Давний болельщик "Спартака", я сразу узнал Никиту Симоняна, Игоря Нетто, Бориса Татушина, Мишу Огонькова, Толю Исаева и других наших звезд, чьи фотографии были у меня в альбоме, и теперь сидящих рядом с нами. Надо сказать, что все они оказались на редкость дружелюбными и простыми в общении, и уже через неделю совместного проживания в гостинице, мы познакомились поближе и нередко приходили посмотреть на их тренировки, также как и они к нам, особенно на женские, и, встречаясь, разговаривали с ними уже как со старыми знакомыми.
   Особенно хорошие отношения у меня сложились с Борисом Татушиным и Толей Исаевым, так как они, как и я, были большими любителями настольного тенниса. Они играли гораздо лучше меня, и я им неизменно проигрывал, но отчаянно сопротивлялся до последнего очка. В свободное время я с удовольствием наблюдал за их тренировками, стоя за воротами и подавая мячи.
   Меня восхищала филигранная техника обращения с мячом и пушечные удары Никиты Симоняна и, особенно, Толи Исаева. Он, ловя резкие прострелы с угла поля, в падении ложился на спину, циркулем поднимая ногу на уровень головы, и со страшной силой вколачивал мячи в створ ворот, расстреливая бедного Мишу Авербуха, вратаря "Спартака".
  Миша оказался очень веселым и общительным парнем. Меня, хорошо знавшего, как болезненны такие падения, неизменно удивляло, как он, даже не морщась от ушибов, быстро вскакивал после броска в дальний угол ворот, и тут же летел в другой угол.
   Наш Вадим Поликарпов, успевший подружиться с ним, как-то при мне предложил ему "заложиться", что он забьет ему 10 пенальти из 10.
   - Я даже и спорить не буду, это нереально! Ты или промахнешься пару раз, или попадешь прямо в меня, либо пробьешь рядом - и я дотянусь. 10 из 10 мне никто не забьет!
   Вадим вдруг пристал ко мне:
   - Становись в ворота!
  Я еле от него отбоярился.
   - Что ты к нему прицепился? Ты лучше попади с центра поля в пустые ворота!
   Вадим загорелся и схватил меня за руку:
  - Пошли!
   - Отстань! Я вообще до ворот не добью!
   Вадим схватил мяч и побежал к центру поля. Его попытка закончилась неудачно - после его удара мяч едва долетел до лицевой линии и в ворота не попал.
   Когда сконфуженный Вадим подошел к нам, Миша язвительно заметил ему:
   - Ну вот, а ты - "десять пенальти забью!".
   В один из дней, когда футболисты уезжали в Москву на календарную игру, я подошел к Симоняну и спросил его, можно ли мне поехать вместе с ними.
  - Ну что ж, поехали, иди, садись назад!
   За время сборов я сумел еще два раза съездить с ними, и сидя рядом с доктором и кем-то еще, прямо у кромки поля, поболеть за любимую команду.
   Футболисты пару раз в неделю приходили на волейбольные площадки и играли на женской сетке против наших девушек-мастеров, вызывая необыкновенный ажиотаж у болельщиков, но неизменно им проигрывали.
   Через несколько дней после нашего приезда в Тарасовке появились команды баскетболистов, велосипедисток, боксеров и представители других видов спорта. Их поселили в финских домиках около станции. Теперь все уголки стадиона были заняты с утра до вечера спортсменами, которые усиленно готовились к спартакиаде. В столовой мы питались вместе с футболистами, а для других сборников было установлено другое время.
   Я был очень обрадован, когда, придя посмотреть на баскетболистов, я увидел, что занятия у них в качестве старшего тренера проводит Толя Афанасьев, мой старый знакомый по "Трудовым резервам", игравший тогда у нас за команду мастеров. Я сразу подошел к нему, он приобнял меня за плечи:
  - Ну, здравствуй, рад тебя видеть!
   Он расспросил о моих делах и похвалил за то, что я закончил институт.
   - А почему вы перешли на баскетбол?
  - Я всегда играл и там и там, вот баскетбол и перетянул! - улыбнулся он.
   - Надо будет посмотреть, как ты играешь, слышал от Анищенко, что неплохо.
   С баскетбольной площадки ко мне подбежал парень, в котором я сразу узнал Алика Смоленского, товарища по школьным играм. Узнав, что мы старые приятели, Афанасьев засмеялся:
   - Друзья встречаются вновь! И оба в командах мастеров! Надо же!
   Я сказал Алику, что недавно в СКИФе встретил Юру Клещева, еще одного нашего партнера по школьному волейболу. Мы коротко обменялись новостями, и Алик вернулся на площадку.
   У меня из вновь прибывших завязались хорошие отношения с боксером Эдиком Борисовым. Он несколько раз приходил к нам на тренировки, и посмотреть, как наши девушки сражаются с футболистами. Мы как-то разговорились, и я, узнав, чем он занимается, попросил разрешения посмотреть на один из его контрольных боев. Он согласился, и через несколько дней, с согласия Анищенко, я поехал с командой боксеров в Москву поболеть за Эдика. Он легко выиграл свой бой, отлично передвигаясь по рингу и нанося молниеносные пулеметные серии ударов, сам же изящно и красиво уходил от ударов уклонами и нырками. Потом в Москве мы иногда перезванивались, и он как-то побывал у меня в гостях. Я очень обрадовался за него позднее, узнав, что он вошел в состав сборной СССР и стал призером Олимпийских игр. Насколько я помню, он затем поступил на факультет журналистики Московского Государственного Университета.
   После ужина все собирались на танцплощадке, где из динамиков раздавались записи легкой популярной музыки, привезенной футболистами из заграничных поездок. Там я подружился с задорными девушками-велосипедистками, и они, смеясь, пригласили меня
  проехаться с ними на тренировку, когда я завел шутливый разговор о слабом поле.
   На следующий день через час после обеда, когда я подошел к их домику, они уже были почти готовы тронуться в путь, укладывая в гнезда своих машин на руле бутылочки с питьем. Зрелище было впечатляющим - все в коротеньких штанишках и облегающих стройные фигурки маечках, они выглядели совсем не так, как вчера на танцах в тренировочных костюмах. Они вручили мне гоночный велосипед и объяснили, как и для чего надо переключать многочисленные передачи. Тренер на мотоцикле с коляской терпеливо ждал, пока они закончат заниматься моим образованием, а затем обратился ко мне:
   - Ты раньше гонялся?
   - Нет.
   - Тогда немного проедешь за нами, а когда начнешь уставать, сразу поворачивай обратно. Велосипед оставишь в коридоре - вон там! Сядь в седло, до педали достаешь? Ладно, сойдет!
   Он поднял руку:
   - Все готовы? - и скомандовал: - Давайте за мной!
   Шумная кавалькада, весело переговариваясь на ходу, выехала за ворота, и я поспешил следом за ними. Гоночный велосипед показался мне необычайно легким и не очень удобным - седло было узковатым и стояло довольно высоко, и если держаться руками за изогнутые вниз дуги руля, они быстро уставали, также как и согнутая спина. Я попытался немного выпрямиться, переложив руки повыше на горизонтальную часть руля, но это стало несколько затруднять выполнение маневров при движении. К тому же оказалось, что машина почти не имела инерции, и ехала вперед только до тех пор, пока я крутил педали и резко сбавляла ход, когда я, желая передохнуть, переставал это делать. В довершение ко всему, из-за отсутствия амортизаторов меня ощутимо трясло на всех выбоинах асфальта, если я не успевал их объезжать. Довольно быстро я устал и понял, что если не поверну вовремя назад, то отдыхать от этой поездки на вечерней тренировке мне, скорее всего, придется на скамейке запасных. Заложив два пальца в рот, и держа руль одной рукой, я оглушительно свистнул. Девчата, неторопливо катившие впереди метрах в двадцати, разом оглянулись. Я помахал им рукой и сразу развернулся назад к дому, увидев их поднятые в прощании руки. Оставив велосипед в указанном месте, я с облегчением отправился в гостиницу, чтобы хоть немного прийти в себя до вечерних занятий.
   Когда мы менялись площадками перед последней партией, я увидел среди зрителей трех девушек, моих партнерш на танцах и недавних попутчиц в велопробеге. После окончания игры я подошел к ним и сел рядом на скамейку. По их свежим лицам и бодрому виду можно было подумать, что они пришли сюда не после многокилометровой утомительной тренировки, а всего лишь после легкой загородной прогулки.
  - Ты чего вернулся? Что-нибудь случилось, или из-за тренировки?
   Я откровенно сказал, почему я поехал домой.
   - Так это с непривычки!
  - Сначала все устают! - хором принялись утешать они меня.
   Посмотрев на мою мокрую майку, одна из них сочувственно сказала:
   - Да, вам тоже достается!
   - Еще как! Вот одна лошадиная сила равняется 75 кгм, и если я вешу около 70 кг и отрываюсь от земли где-то на 1м10см, то за каждый прыжок трачу ровно 1 л.силу, а сколько раз за игру приходится прыгать на блок или чтобы пробить! Меня как-то медики взвешивали, так я за пять партий потерял около трех кг!
   - Вот заливает! - засмеялся Вадим, вместе со мной подошедший к девчатам.
   - Виноват, больше не буду!
  - Ну почему же, это даже очень интересно, я про волейбол никогда так не думала!
  - Ладно, Ньютон, пошли, а то на ужин опоздаем!
  - А на танцы придете? - спросила высокая, под стать Вадиму девушка Вера, искоса поглядывая на него.
   - Конечно! До скорой встречи!
  
  В один из дней, когда я играл с Татушиным в настольный теннис, он упомянул в разговоре, что завтра студент-медик Райков проведет с желающими футболистами сеанс гипноза, чтобы снять болевые ощущения после травм.
  - Он, между прочим, неплохо прыгает в высоту - где-то 2,10 или 2,15м и был в призерах.
   - А мне с вами можно?
   - Конечно, пойдем, я тебя с ним познакомлю!
   После утренних занятий я вместе с футболистами - их собралось человек 7, расположился на кушетках в большой комнате летнего домика справа от футбольного поля. Перед этим Борис познакомил меня с Райковым, будущим светилом медицины, часто выступающим по телевизору и сейчас уже основательно погрузневшим, а тогда он был молодым, очень серьезным парнем спортивного телосложения.
   - Что тебя беспокоит?
   - У меня все нормально, но я хотел бы бросить курить!
   - Хорошо, попробуем!
   Обойдя всех пациентов, он встал перед нами, достал блестящий металлический шарик и попросил всех сосредоточить на нем взгляд, отключившись от посторонних мыслей. Потом монотонным менторским тоном с небольшим нажимом, он стал убеждать нас, что мы начинаем засыпать, глаза сами закрываются, и мы слышим только его голос и больше ничего. Я старательно таращил глаза на шарик, пытался отключиться и уснуть, но у меня ничего не получалось. Когда он подошел ко мне, я, чтобы не расстраивать его, послушно закрыл глаза и выслушал несколько фраз о вреде табака.
  - Ты больше не куришь! - повелительно закончил он, и добавил: - Все, можешь идти!
   К сожалению, этот сеанс мне не помог, и я до сих пор курю...
  
   К концу первой недели сборов я постепенно втянулся в жесткий режим дня и стал привыкать к трехразовым физическим нагрузкам. Сразу после подъема нас выгоняли на стадион на усиленную зарядку и затем заставляли бежать на время по гаревой дорожке вокруг поля. Тренеры, а теперь к ним добавился Саша Маментьев и Клава Богданова, щелкали секундомерами и сокрушенно качали головами, внося в свои блокноты наши результаты.
   - Ты чего сачкуешь? - спросил меня Мальцман, когда я, тяжело дыша, из последних сил еле дополз до финиша.
   - Давайте поменяемся, Виктор Павлович! - задыхаясь, предложил я.
   - Это как?
   - Я подержу секундомер, а вы пробегитесь!
  - Сейчас получишь по шее! Я свое уже отбегал! А вообще, я пешком пройду быстрее, чем ты бежишь! Ладно, отдыхай, нахал!
   К сожалению, Мальцмана через неделю отозвали на работу, и он уехал, что значительно ослабило нашу команду.
   Вторая тренировка начиналась после завтрака и небольшого отдыха. Я обреченно вместе со всеми шел на площадку, где нам предстояло отрабатывать так называемые "элементы". После недолгой разминки с мячом в парах, мы переходили к занудным упражнениям в передачах вдоль сетки со сменой мест, а затем к подачам крюком. Каждый должен был подать 15 силовых подач подряд, причем если даже последняя подача уходила в аут или задевала сетку, то надо было все опять начинать сначала.
   Затем начиналась отработка откидок с имитацией удара в прыжке, и выполнением паса над собой или на другой край сетки. В завершение занятий надо было сдавать тесты - какой-то умник из Спорткомитета придумал дурацкие индивидуальные зачеты для команд мастеров - подать силовую подачу, попасть при простой подаче последовательно по 1, 5 и 6 номерам на той стороне, а затем и попасть по тем же номерам ударом через сетку. Позднее нам добавили еще и сдачу норм в прыжках в длину.
   Рабочий день завершала вечерняя тренировка с двухсторонними играми через сетку, на которой тренеры и запасные игроки фиксировали в блокнотах наши ошибки.
   Я был внутренне солидарен с убеждением своего приятеля Вадима Поликарпова - "Пусть тренируется тот, кто играть не умеет!" и старался, если это было возможно, выкладываться не до конца хотя бы в защите, не совершая бесполезные броски за безнадежными мячами, хотя каждый раз получал за это втык от тренеров.
   В конце-концов, я дождался, что меня посадили на лавочку, дав в руки блокнот для записи чужих грехов. Я сначала обиделся, первый раз за все время сев на скамейку, но потом решил, что мне крупно повезло и я смогу хотя бы немного отдохнуть.
   Юра Козлов не приехал на сборы, а теперь, когда уехал и Мальцман, шансы у запасных попасть в команду значительно возросли. На мой взгляд, вместо того, чтобы наигрывать постоянный состав, тренеры без конца меняли игроков между собой в обеих командах и выпускали на поле по очереди всех запасных, и они старались доказать свое право на поездку, разбиваясь в кровь.
   Меня почему-то больше не сажали, хотя на разборах Саша Маментьев среди других не забывал отметить и все мои прегрешения.
   Закончив перечень ошибок, он нередко изрекал:
   - Вот, люди у станков вкалывают, а вы тут филоните!
   Как-то раз, встретив меня в коридоре, когда я возвращался, немного задержавшись на танцах, он начал в довольно резкой форме выговаривать мне за опоздание, закончив своим излюбленным:
   -Вот, люди у станков...
   Я не выдержал и перебил его:
   - Их бы, кто у станков сюда, - на третий день бы ноги протянули!
   - Опять ты со своим длинным языком! Я буду ставить вопрос перед Анищенко, чтобы он принял меры!
   На другой день Анищенко сделал мне соответствующее внушение, и я обещал исправиться, хотя и не преминул заметить:
  - Ну что он сам-то несет? Все ребята в синяках и кровоподтеках, а ему все мало!
  - Тебя не переговоришь! Он ведь старше тебя, к тому же мастер спорта и твой тренер! Ладно, иди, будем считать, что мы обо всем договорились!
   Теперь после обеда многие ложились поспать часок-другой перед вечерней тренировкой, а после ужина наши картежники нередко до глубокой ночи засиживались за преферансом и к концу сборов многие из них были обременены долгами.
   Я никогда не садился с ними - у меня и денег не бывало, да к тому же я твердо знал, что в этой игре они вне конкуренции. Поэтому когда Анищенко сказал, что завтра к нам подъедет Саша Каменский из молодежной, и спросил, не может ли кто из нас переселиться к футболистам, чтобы его поселить среди своих, ребята кивнули на меня:
  - Пускай Слава идет, он же с ними дружит!
   Я сразу согласился, потому что ночные карточные баталии мне уже изрядно надоели. Я тут же переехал и последние две недели прожил вдвоем с Иваном Мозером, позднее ставшим известным тренером футбольной команды. Он мне сразу понравился своей скромностью, воспитанностью и тактом, что среди спортсменов встречалось не очень часто. Первые несколько дней он был несколько сдержан, но, присмотревшись ко мне, понемногу раскрепостился, и потом уже мы с ним жили очень дружно и общались чисто по-товарищески.
   Накануне отъезда нам устроили еще одно испытание, хотя и так все было заранее ясно, так называемую "контрольную" встречу, по результатам которой определялся окончательный состав.
  Ничего не поделаешь - пришлось настраиваться и на эту игру, хотя, честно говоря, мне все так надоело, что я и на мяч смотреть спокойно уже не мог.
  Стадион с каждым днем пустел, - накануне уехали боксеры и легкоатлеты, с утра я ходил на станцию провожать велосипедисток, днем раньше в Москву отправились баскетболисты. Теперь завтра очередь была за нами и тренеры после игры глаз с нас не спускали. Может быть, нас задержали еще на один день, чтобы мы ненароком не успели расслабиться перед отъездом.
  Надо сказать, в дальнейшем я убедился, что для этого могли иметься веские основания, но в этот раз все обошлось без инцидентов, и на другой день вечером все собрались на Рижском вокзале вовремя и в надлежащем виде.
  
   В Риге нас поселили в школе, и гостеприимные хозяева организовали для желающих автобусную экскурсию по городу. В качестве гидов нас сопровождали две очаровательные девушки из рижского "Спартака". Одна из них, с красивым именем Скайдрите говорила с легким акцентом и старательно рассказывала о достопримечательностях латвийской столицы ничем не хуже профессионального экскурсовода.
   Улицы пестрели красочными плакатами с изображением спортсменов, зазывая горожан посетить стадион, где завтра открывалась наша спартакиада. Мы посетили костел и побывали на кладбище с могилами советских солдат, освобождавших Ригу. Потом мы объехали почти весь город, ненадолго останавливаясь у театра, красивых старинных зданий, на площадях и на набережной.
   Я не отходил ни на шаг от нашей симпатичной и стройной проводницы, и концу поездки уже она спрашивала меня о московских исторических местах и музеях, которые надо посетить в первую очередь, если она попадет в Москву.
   Открытие спартакиады было красочным, с общим построением и парадом участников. Не обошлось без приветственных речей и поднятия флага. Стадион был забит зрителями до отказа, и они тепло нас встречали, когда мы проходили мимо трибун.
   Свою первую игру мы выиграли довольно легко, и я быстро освободился. Рядом заканчивали свою встречу киевляне, и я сев к ним на скамейку запасных, рядом с удивленным моим появлением Вадиком Шамшуром, успел досмотреть концовку последней партии.
  Пименов, Берлянд и остальные киевляне встретили меня очень тепло.
   Пименов сразу спросил меня про диплом и про распределение.
  - Небось, Анищенко помог?
  - Нет, мне просто повезло.
   Пообщавшись с ними, я отправился на женские площадки, поболеть за девушек из Риги. Скайдрите обрадовалась, увидев меня, и потом мы уже вместе пошли посмотреть на наших девчат.
   - А это кто? - то и дело спрашивала она меня.
   - С косой, это Юля Бутенко - на 4 номере, вот та - Жанна Фурман, дальше капитан Галя Колчина, рядом Галя Баталина, - жена нашего Толи, Нина Краснова, Микулец Ира... - я назвал ей по очереди всех наших девушек, в том числе и тех, кто сидел на лавочке.
   - А вот та, - жена Метревели, только не теннисиста, а его брата футболиста.
   - Да? - искренне удивилась она. - Надо же! А тренер?
  - Заслуженный мастер спорта Шура Жарова.
   - Да, хорошо ваши играют, - мы им точно проиграем!
   На другой день я купил местный выпуск спортивной газеты, целиком посвященный спартакиаде, и с удивлением прочел в отчете о первом дне игр по волейболу о том, что Юра Асс и я, - основные нападающие москвичей, как там говорилось, выглядели сначала деморализованными, и слабо, намного ниже своих возможностей, провели начало встречи, несколько раз пробив в аут и в блок. Насчет "несколько раз" это было сильным преувеличением, а так как даже "деморализованным" нам удалось выиграть 3:0, мы просто посмеялись, читая газету.
   Во время ужина я увидел в сборе всю команду ленинградского "Спартака", с которыми нам предстояло встречаться через день.
   Я сразу направился к ним поздороваться и спросил, почему я их не видел на стадионе. Оказывается, они сыграли первыми и быстро уехали. Мы еще немного поговорили, и я вернулся к своим, увидев, что наши ребята уже заканчивают ужин.
  
   Наша встреча с ленинградцами протекала очень нервно и напряженно. Хочу процитировать выдержку из отчета об этой игре, по сохранившейся у меня спортивной газете "Спартаковец" Љ 2 от 27 июля 1954 года за подписью Анищенко, главного судьи соревнований:
   " Неожиданное поражение потерпела сильная, опытная команда ленинградцев в весьма поучительной в тактическом отношении игре с москвичами, продолжавшейся пять партий.
   Играя достаточно разнообразно и в хорошем темпе, ленинградцы быстро добиваются преимущества и заканчивают первую партию со счетом: 15:10. Однако москвичи не обескуражены. Усилив игру в защите и, главное, противопоставив атакам ленинградцев хорошо организованный групповой блок, москвичи добиваются благоприятного перелома в игре.
   Вместо того, чтобы в этой ситуации расширить фронт атак, вести игру в комбинационном стиле, используя элементы внезапности (атака со второй передачи и т.д.) с тем, чтобы обойти блок, ленинградцы строят игру только на двух, наиболее сильных нападающих. Разгадав эту несложную тактику, москвичи, "прикрыв" блоком Жаворонкова и Томсона, выигрывают вторую и третью партию с одинаковым результатом 15:10.
   Угроза поражения заставляет ленинградцев играть особенно внимательно, москвичи же ослабили напор, несколько раз за площадку бьет Бронтман, неоднократно теряется мяч при подаче, разлаживается первая передача, и ленинградцы выигрывают четвертую партию со счетом 15:7.
   Большим упорством отличалась пятая партия. Счет растет в пользу ленинградцев - 2:0, 2:1, 4:1, 6:1. Затем удачно играющий Асс изменяет соотношение очков - 6:4. Перемена сторон происходит при счете 8:5. Несмотря на упорное сопротивление москвичей счет становится 13:9.
   Ряд своевременных замен проводит тренер москвичей Богданова. Воспользовавшись некоторой успокоенностью ленинградцев, противник начинает набирать очки. Самоотверженно играют в защите Барышников и Худяков (оба Ленинград), однако удары Асса, Бронтмана, Даниленко (Москва) достигают цели, тогда как Жаворонков и Томсон (Ленинград), не выдержавшие нагрузки соревнования, ослабили атаки. Счет становится 13:13, а затем и 16:14 в пользу москвичей.
   Остались непонятными причины, по которым тренер ленинградской команды заслуженный мастер спорта Барышников на протяжении всех пяти партий не использовал свой сильный запас, необходимость в котором явно ощущалась.
   Необходимо отметить излишне шумливую игру ленинградцев, которых следовало призвать к порядку судье Зосименко, проведшему напряженную встречу на вполне удовлетворительном уровне".
  
   Мы практически целые дни проводили на стадионе, отправляясь после своей игры посмотреть встречи наших соперников. Посмотреть соревнования по другим видам спорта нам не удалось - они проводились в других местах, но из газет я узнал, что мой приятель Эдик Борисов стал чемпионом спартакиады по боксу.
   Мне понравились прибалтийские команды, в которых убойным нападением выделялись двухметровые гиганты Эдик Либиньш и его тезка Эдик Унгурс. Оба они позднее вошли в сборную Союза. Когда они разминались на сетке перед игрой, я стоял среди зрителей и мяч после удара кого-то из игроков отскочил прямо ко мне. Я его поймал и крикнул Унгурсу, с которым был уже хорошо знаком:
   - Эдик, держи!
   Он подошел ко мне, взял мяч и вдруг, подмигнув мне, предложил:
  - Давай на спор, - я сейчас пробью левой, а ты потом правой! На пиво, кто пробьет сильнее, тот и выиграл! Смотри!
   Он подошел к сетке и, получив пас, с высоты третьего этажа немного угловато, но резко пробил левой рукой по первой линии и вернулся ко мне.
  - Ну, как?
  - Здорово! -
   Задрав голову, я укоризненно посмотрел на него снизу вверх:
   - И не стыдно тебе маленьких обманывать?!
  - Не обижайся, я же пошутил!
   - Ну, тогда ладно!
  
   Киевляне в предпоследний день проиграли ленинградцам и по соотношению партий заняли 3-е призовое место, мы вышли на 2 -ое, а чемпионами спартакиады стали ленинградцы.
   Я не пошел на торжественное закрытие спартакиады, отпросившись у Анищенко, и вместе с Скайдрите отправился побродить по Риге. Накануне Борис Николаевич выдал нам командировочные, что явилось для меня полной неожиданностью и оказалось весьма кстати, чтобы приобрести какие-нибудь сувениры на память.
   Вернувшись в конце дня в школу, я по веселому смеху, громкой музыке и нестройным песням, раздававшимся из открытых окон, понял, что участники соревнований дружно отмечают их завершение
  . - Ты где шляешься? - с порога встретили меня ребята, когда я появился в дверях.
   - Скажи спасибо, что еще немного осталось!
  - Я слегка отхлебнул из стакана, куда мне щедро плеснули водки, и с аппетитом принялся за бутерброды, консервы и салат.
  - А это откуда?
   - А это на все талоны на ужин!
   Было заметно, что все уже "приняли на грудь", но никому эта ноша не оказалась чрезмерной, и мы весело провели время до самого отъезда на вокзал, не обращая внимания на шум из соседних помещений.
  
  ШТАМПО-МЕХАНИЧЕСКИЙ ЗАВОД Љ 1
  
   На завод, куда меня распределили, я явился с опозданием на месяц. Меня сразу принял директор завода Бахмутский. Он предложил мне для начала должность начальника ОТК, чтобы я смог постепенно адаптироваться и поближе ознакомиться с производством. Через неделю меня вызвали в партбюро и настоятельно попросили возглавить комсомольскую организацию завода. Я был ошарашен, так как, начиная со школы, и до последнего времени мне удавалось успешно отлынивать от всех поручений и комсомольских собраний. Но, несмотря на мои робкие возражения, мне открутиться не дали, и уже через несколько дней на общем комсомольском собрании меня единодушно избрали секретарем комсомольской организации завода.
   Завод был небольшой и выпускал оцинкованную посуду - ведра, корыта, тазы и детские ванны, а также никелированную мебельную фурнитуру - рояльные петли и задвижки. В двух цехах холодной штамповки и гальваническом работали в основном женщины, молодежи было мало, и комсомольцев среди них было всего человек 15 -20. Тем не менее, пришлось придумывать темы для комсомольских собраний, вести необходимую документацию и собирать членские взносы.
   По итогам года в социалистическом соревновании завод занял призовое место в районе по своей группе. Теперь, по дороге в Райком комсомола, чтобы отчитаться в членских взносах, я каждый раз имел возможность полюбоваться на свой фотопортрет на огромной Доске Почета района, где я красовался в одной кампании с директором, секретарем партбюро и председателем профкома нашего завода.
  Вскоре после этого меня опять вызвали в партбюро, на этот раз ультимативно предложив вступить в партию. Предварительно, в конфиденциальной беседе директор сказал, что через несколько лет, по его мнению, я смогу вырасти до должности главного инженера завода. Я уже знал, что зарплата главного инженера составляет 1200 рублей, а оклад самого директора -1300 рублей в месяц, в то время как мне платили ровно 1000, и такая заманчивая перспектива меня не очень прельщала. Тем не менее, деваться было некуда, и меня быстро приняли в кандидаты, а через год и в члены партии.
   За это время я успел поработать и главным конструктором, как это записали в мою трудовую книжку. В этой должности я три месяца зимой руководил земляными работами при прокладке на завод газовой магистрали, и нещадно ругался с мастерами и рабочими, отогревавшими кострами замерзшую землю, и вручную рывшими канаву, отказываясь подписывать липовые наряды.
   Первое время мне удавалось совмещать работу с тренировками и участвовать в соревнованиях. Я подгадал очередной отпуск под начало сборов в Тарасовке для подготовки к 3 - ей летней Всесоюзной спартакиаде "Спартака" в Вильнюсе.
   Этот сбор проходил также, как и предыдущий, и я был обрадован новой встрече со старыми знакомыми - футболистами, баскетболистами, боксерами и, конечно, с веселыми девушками из велосипедной команды.
  
  ПОБЕДА НАД ЦСКА. СБОР В ТАРАСОВКЕ. ВСТРЕЧА СО СБОРНОЙ СОЮЗА
  
  
   Этот год был для нас очень успешным. К нам из ЦСКА перешел мастер спорта Женя Трунов. Ему тогда было уже за тридцать, он был ниже меня, худощавый, жилистый, подвижный как ртуть, с короткой стрижкой "под полубокс", с железными пальцами, способный принять в пас даже убийственный удар Ревы, чему я был неоднократным свидетелем. Он неплохо прыгал и отыгрывал "свои" мячи, которые ему доверяли, грамотно действовал на блоке и обладал хорошей, правда, несколько резковатой, второй передачей в роли разводящего.
   Он имел чин подполковника, являлся чемпионом Союза в составе своей бывшей команды ЦСКА, но держался очень просто, был общительным и доброжелательным, без тени зазнайства.
   Мальцман, Трунов, да еще Сережа Нефедов из "ЛОКОМОТИВА" тогда по праву признавались лучшими защитниками в Союзе, и это сразу сказалось на результатах наших выступлений. Зимнее первенство Москвы мы начали в том году на редкость успешно, и к моменту встречи с ЦСКА, в случае выигрыша могли рассчитывать на призовое место.
  
   Эта встреча проходила у нас в зале и началась около 10 часов вечера, так как игры клубных команд сильно затянулись. Пока мы ждали в вестибюле своей очереди, я успел пообщаться и поговорить с Семеном Щербаковым и моим хорошим приятелем Колей Герасимовым, с которым мы, вместе с Юрой Козловым и Витей Даниленко, недавно встречали Новый год у меня дома. Ну и конечно, как всегда, я уважительно поздоровался с Ревой, Ахвледиани, Винером и другими армейцами.
   Мой двоюродный брат-художник Володя, несмотря на плохое освещение, сумел сфотографировать армейцев. Они вышли в таком составе: Константин Рева, Гиви Ахвледиани, Семен Щербаков, Коля Герасимов, Феликс Винер и Володя Гайлит. По ходу встречи на площадке регулярно появлялся Юра Чесноков. До этого он ярко проявил себя в молодежной армейской команде, и мы специально приходили пораньше, чтобы посмотреть на него.
   С самого начала игры завязалась острая борьба за каждое очко. Мяч подолгу держался в воздухе, что казалось невозможным при таком мощном нападении, которым в совершенстве владели армейцы, но и мы старались им в этом не уступать.
   Мальцман и Трунов фантастически провели встречу на задней линии, демонстрируя чудеса акробатики, доставая в немыслимых падениях все, даже не берущиеся мячи, и неизменно возвращали их нам в атакующие порядки до тех пор, пока нам не удавалось их отыграть.
   До самого конца в первой партии ни одной из команд не удавалось выйти вперед, счет все время оставался равным и лишь на последнем ударе удача улыбнулась армейцем - мяч после удара Ревы, зацепив блок, ушел в аут, и они выиграли на "больше-меньше".
   Вторая партия протекала в том же ключе, но, на сей раз, удача в концовке была на нашей стороне и мы вырвали победу с разницей в три очка.
   Третью партию мы проиграли 15:13.
   В пятой решающей партии смена площадок произошла при счете 8:7 в нашу пользу.
   В концовке при равном счете 13:13, Трунов в ногах у зрителей подтащил в немыслимом падении мяч, отскочивший от блока, и поднял его над собой метрах в трех за площадкой. Мальцман успел к нему подскочить, и через все поле направил его по диагонали в мою зону ко второму номеру, бешено заорав:
  - Бей!!!
  Передача не дошла до меня и оказалась в районе трехметровой линии, к тому же была недостаточно высокой. Любой игрок в аналогичной ситуации на последних мячах не стал бы рисковать и просто перекинул бы мяч на ту сторону, очевидно, так решили и наши соперники, даже не подумав прыгнуть на блок, но у меня в ушах стоял крик Мальцмана, и я ударил.
  Я атаковал крюком, находясь почти задом к сетке, и сумел уложить мяч переводом по линии в самый угол площадки.
   Ну, а последний мяч мощным ударом в блок и от него в аут выиграл Юра Козлов, после того, как сзади тот же Трунов подтащил удар Винера.
   До самого последнего момента я подсознательно сомневался, что мы сможем выиграть у этой прославленной и не знавшей поражений звездной команды, и только когда раздался финальный свисток судьи и восхищенный рев охрипших болельщиков, дикое напряжение встречи отпустило меня, и я поверил в победу.
  Опустошенный, выжатый как лимон, я счастливо улыбался, с трудом отбиваясь от выскочивших на площадку и тискавших нас Анищенко, брата Мальцмана - Семена, Клавы Богдановой, наших женщин и немногочисленных болельщиков, несмотря на поздний час - было уже за полночь - дождавшихся окончания игры.
   Анищенко, взглянув на часы, прервал излияние восторгов на наши головы:
  - Все, быстро в душ, а то метро закроется!
  
   Успешно проведенный до этого календарь и эта победа позволили нам занять третье место среди команд-мастеров. Начальство торжественно вручило нам большие именные красочные дипломы 3-ей степени, поздравив с завоеванным правом участвовать в будущем году в соревнованиях на первенство Союза в классе "Б".
  
   Очевидно потому, что наша команда приобрела теперь более высокий статус, через неделю после начала сборов в Тарасовке Анищенко объявил нам о предстоящей контрольной встрече со сборной Союза.
  
   Сборники приехали в Тарасовку на шикарном автобусе во главе с новым тренером сборной Валей Филипповым. У меня с ним сложились очень теплые отношения, когда я играл за молодежную команду "Науки", а он выступал в роли играющего тренера команды-мастеров. С ними прибыли несколько чиновников из Спорткомитета, в том числе и Олег Чехов.
   Я сразу подошел к Вале Филиппову. Он заулыбался, увидев меня:
   - А, ужасная левая! Здравствуй, давно не встречались! - и протянул мне руку, сказав, что он доволен моими успехами, увидев меня в команде мастеров "Спартака".
  
   Состав сборной меня удивил - в нем не было ни Ревы, ни Щагина, ни Пименова, ни других наших прославленных игроков, с именами которых у всех тогда было связано само понятие "Сборная СССР". Сейчас против нас вышла команда двухметровых гигантов, среди которых затерялся Семен Щербаков, выглядевший неправдоподобно маленьким, хотя он был моего роста.
   Я могу ошибаться, но по моему в стартовом составе приветствовать нас вышли Унгурс, Либиньш, Красиньш, Женя Кошелев из МАИ и, не помню точно, или Юра Чесноков или Гера Смольянинов из "Динамо", ну и как я уже сказал, Сеня Щербаков. Все запасные были им под стать, и у меня после разминки сложилось впечатление, что их отбирали в основном по росту и по умению со страшной силой бить через сетку.
   - Ученые медведи! - в полголоса зло пробормотал Мальцман, когда кто-то с той стороны на разминке чуть не попал в него, хотя он, обслуживая нас на пасе, стоял под самой сеткой.
  Когда мы строились для приветствия, он коротко нас предупредил:
   - Первого приема у них не будет, - будут бить с высоких передач. Ставим два или три блока. Шестой страхует впереди, на Щербака не подавать. Сзади они не сыграют - некому. Все, пошли!
   Мы начали игру, стараясь четко выполнить полученную установку. Действительно, у них начались проблемы с первым приемом, и разводящий Щербаков был вынужден высоко взвешивать передачу на завершающий удар. Высокорослых нападающих это не смущало, и они били смертным боем, но мы вполне успевали выстроить тройной блок, чему уделяли много времени, готовясь к этой встрече. Имея сзади таких защитников как Мальцман и Трунов, мы были спокойны за свои тылы, а подтянутый вперед шестой успевал поднимать мячи, отскочившие от блока.
  Наше преимущество в первом приеме и четко доведенном до разводящего пасе позволяло ему за счет укороченных резких передач растащить блок соперников, разыгрывая комбинации, к тому же они так и не смогли приспособиться к основному козырю нашей команды - к атаке с первой передачи. Мы старались использовать любую возможность, чтобы первым же пасом прямо с подачи или с игры, вывести партнера на завершающий удар, особенно много таких передач получал я со своей левой, находясь на втором номере, и довольно успешно ими распоряжался. В другой расстановке такие передачи направлялись на четвертый номер, и почти всегда наш бьющий оказывался на одном блоке, сборники же за всю встречу ни разу даже не попытались пробить с первого паса. Если добавить ко всему этому еще и то, что они допускали гораздо больше нас "своих" не вынужденных ошибок, то все это позволило нам уверенно, хотя и в борьбе, выиграть первую партию, а затем и вторую, несмотря на все замены и минутные перерывы, которые брал явно обескураженный Филиппов.
  В третьей партии, ведя 12:10, мы несколько расслабились, за что были немедленно наказаны, проиграв 13:15.
   Получив в перерыве соответствующую накачку, мы с самого начала четвертой партии сумели перехватить инициативу, и выиграли партию, а с ней и всю игру с общим счетом 3:1.
   Олег Чехов, Валя Филиппов, и чиновники, явно не ожидавшие такого результата, довольно сдержанно поздравили нас с победой, в отличие от многочисленных болельщиков и спортсменов, прервавших свои тренировки, чтобы посмотреть на новую сборную Союза и собравшихся вокруг площадки со всей Тарасовки.
  Насколько мне помнится, нам сказали, что после этой игры новая сборная так никуда и не поехала, а на посту главного тренера Валю Филиппова заменил мой школьный приятель Юра Клещев.
  
   Волейбольный мир тесен, и приехав после окончания сборов в Вильнюс, где проводилась 3-ья летняя Спартакиада, я смог опять поприветствовать и пообщаться со старыми знакомыми и приятелями, съехавшимися на этот праздник спорта изо всех союзных республик.
   Мы довольно ровно провели все встречи, и в итоге заняли второе место вслед за ленинградцами, перед этим обыграв киевлян, оставшихся на третьем месте.
   Нам торжественно вручили Почетные дипломы и большие хрустальные вазы для фруктов на длинной ножке, ставшие для всех поводом большого беспокойства из-за опасения разбить их по дороге домой.
  
  ПЕРВЕНСТВО СССР В КЛАССЕ "Б"
  
   Вернувшись в Москву, я вышел на работу, и через две недели привез директору завода письмо из Всесоюзного комитета по спорту с просьбой отпустить меня без сохранения содержания для участия в первенстве СССР в классе "Б" в г. Куйбышеве.
   Давид Борисович, прочитав письмо, хмуро пробурчал:
   - Еще один отыскался на мою голову!
   Я сразу понял, чем вызвана его реплика: его сын тоже играл в волейбол, выступая за клубную команду МАИ. Я даже специально один раз приехал пораньше, чтобы успеть посмотреть на него перед своей игрой, и попросил Мишу Крылова, - тренера МАИ, показать мне его издали. Особого впечатления он на меня тогда не произвел.
   Директор отложил письмо и, помолчав, недовольно обратился ко мне:
   - Мы связываем с тобой определенные надежды, и тебе пора заняться серьезными делами, а не гонять мячики!
   Увидев мое огорченное лицо, он продолжил:
   Мне уже несколько раз звонили по этому поводу. Так и быть, я тебя отпущу, но учти - это будет в последний раз, я так и сказал твоим адвокатам! Но свои выводы я, конечно, сделаю!
   Турнир в Куйбышеве мы начали успешно, убедительно выиграв несколько игр у довольно сильных соперников. Тогда фаворитами соревнований заслуженно считались команды сборной Украины во главе с Пименовым, и сборной РСФСР, которые до этого шли без поражений. Наши встречи с ними проходили в заключительные дни соревнований.
  У сборной Украины нам удалось выиграть со счетом 3:2 в очень нервной и напряженной борьбе.
   Со сборной РСФСР мы встречались в последний день турнира. Это была очень сильная команда, за которую диагональными игроками выступали двое известнейших нападающих - Дима Носов, и мой хороший знакомый Нил Фасахов.
  Носов славился своим страшным по силе ударом и умением бить с любых передач, Нил Фасахов в совершенстве владел ударами с обеих рук.
   Нам с самого начала удалось выстроить организованный групповой блок, что было не очень трудно, так как они почти все атаки вели в основном через своих лидеров. Частично их удары мы смягчали блоком, большую же часть тех, что все же проходили, доставали сзади, как всегда блестяще игравшие в защите Мальцман и Трунов.
   Наши разводящие старались увести нападающих на край группового блока, чтобы нам можно было пробить в обход центрального блокирующего, в роли которого на своих линиях выступали те же Носов и Фасахов. За счет этого, а также благодаря удачно проходившим ударам с первого паса, мы постепенно набирали преимущество в три - четыре очка, и сумели удержать его до конца в первых двух партиях.
   Третью партию мы все же проиграли, хотя были в шаге от победы, ведя в конце 13:12.
   Игра достигла своего апогея в конце четвертой партии при счете 13:10 в нашу пользу. Разыгравшийся Дима Носов два раза подряд пушечными ударами попадает в наш тройной блок, и от него мяч уходит высокой дугой в аут через головы беснующихся от восторга зрителей, битком заполнивших трибуны спортзала.
   При счете 13:12 с той стороны следует несильная планирующая подача прямо на Вадима Поликарпова, оттянувшегося с третьего номера к шестому, прикрывая собой выходящего вперед из-за его спины нашего разводящего. Вадим, приготовился, было, принять подачу в пас сверху, но мяч едва перелетев через сетку, завис в воздухе и клюнул вниз. Пытаясь достать его теперь уже двумя руками снизу, Вадим стал валиться вперед, и, видя, что не успевает, неожиданно схватил его двумя руками, как вратарь, и, прижав к груди, распластался на площадке. Зал разразился смехом, свистом и улюлюканьем.
  - Ты что, сдурел?! - заревел на него Мальцман, - Уйди с приема!!!
   Вадим с убитым видом послушно двинулся вперед и спрятался под защиту сетки.
   Счет сравнялся, и ободренный успехом, их игрок опять подал планирующую подачу в зону нашего шестого номера. И на этот раз первый прием получился у нас неудачным - мяч резко пошел в лицо подтянувшемуся под сетку Вадиму. Пытаясь смягчить передачу, и хоть как-то выполнить пас на удар Мальцману в четвертую зону, Вадим взвесил мяч над тросом в метре от себя прямо на ту сторону, где, готовясь к блоку, уже наготове стоял Носов. Увидев, что он натворил, Вадим в ужасе схватился за голову и даже не попытался прыгнуть на блок. Это был конец, и мы, словно завороженные, замерев, обреченно смотрели, как Носов взвивается над сеткой, получив такой немыслимый подарок.
   Он пробил с ужасающей силой прямо под себя, но, о чудо! - не попал в поле!
  Мяч чугунным ядром врезался в голову девушке, примостившейся на краю скамейки рядом с запасными игроками, и она, как подкошенная, рухнула навзничь, опрокинувшись назад.
   Зал ахнул, началась суматоха, сбежались врачи с пузырьками, и только через несколько минут, приведя в чувство, ее под руки с трудом вывели из битком набитого притихшего зала.
   Судья, наконец, смог восстановить порядок, и дал свисток к продолжению встречи.
   Однако, выбитые из колеи и полностью деморализованные неудачей соперники не сумели как следует принять подачу, и их нападающий едва смог несильным ударом перевести мяч на нашу сторону с откинутой назад передачи. Мы спокойно подняли эту скидку, и Мальцман выиграл очко, четко пробив перевод. Он же завершил эту партию, а с ней и игру, хладнокровно ударив по краю блока и послав от него мяч далеко в аут.
   Эта победа принесла нам звание чемпиона Союза в классе "Б", и выводила нас в класс "А", и мы не скрывали своей радости, обнимая друг друга под аплодисменты и оглушительный рев болельщиков.
  
   Однако, когда мы вернулись в Москву, оказалось, что наша радость была преждевременной - в Спорткомитете, вопреки Положению о чемпионате Союза в классе "Б", решили, что место в классе "А" получит не победитель турнира, а оно будет определяться в переигровке между командами, занявшими там первые два места.
   Смысл этого решения был понятен - Спорткомитет не хотел превращать первенство Союза в филиал первенства Москвы - так как в классе "А" уже играли четыре московские команды - ЦСКА, "Динамо", МАИ и "Локомотив", а тут еще на горизонте замаячил "Спартак".
  
   Переигровка проходила в спортзале "Динамо" на Цветном бульваре и опять нашим соперником была сборная Украины во главе с Пименовым.
   Ставка была очень высока, и игра проходила очень нервно, но все-таки наш состав выглядел поровней и потехничнее во всех линиях, если не считать, конечно, Пименова, который выделялся среди наших соперников своей яркой игрой в каждой партии, и пытался вести за собой партнеров.
   Мы выиграли у них 3:1, причем последнюю точку во встрече поставил Женя Кузьмин блестящим переводом по линии в обход двойного блока.
   Выйдя из раздевалки, я зашел попрощаться с расстроенными киевлянами и поспешил вдогонку за нашими ребятами, в окружении болельщиков отправившихся отпраздновать победу в ближайшую забегаловку.
   Собранных по кругу денег хватило только на водку, черный хлеб и на 20 порций селедки с луком, но это не омрачило нашего настроения и мы хорошо посидели, обсуждая все нюансы закончившейся игры, отдавая должное отличившимся партнерам в защите, в нападении и на блоке. Сначала выпили за победу, а потом по очереди за каждого, кто был на площадке. За что пили дальше, я помнил не совсем хорошо, хотя старался только пригубливать рюмку при очередном тосте. Домой меня привез мой приятель Ким Кривин, предусмотрительно заначивший деньги на такси, что оказалось весьма кстати.
  
  НЕЛЕГКОЕ ПРОЩАНИЕ С ЗАВОДОМ
  
   На работе мое возвращение встретили более чем прохладно, но я другого и не ожидал - там все смотрели в рот директору.
   Тем не менее, этот год прошел у меня благополучно, если не считать того, что директор не отпустил меня на матчевую встречу в Ленинград.
   Зато в первенстве Москвы мы выступили на редкость удачно и заняли 3 место, за что получили соответствующие нарядные именные дипломы.
   В значительной степени этому содействовал переход к нам из Ленинграда Леши Шныря. Он играл там в одной команде с самим Павлом Ворониным, который в последние годы неизменно входил в сборную Союза вместе с Ревой, Щагиным, Якушевым и другими нашими корифеями волейбола. Леша - высокий, под 1 м 90, черноволосый, мощного телосложения, своей манерой игры чем -то напоминал мне Диму Носова - чем хуже и чем дальше от сетки ему давали передачу, тем сильнее и результативнее он завершал атаки, умело обходя руки блокирующих. Он, как и Трунов, был военным, по-моему, тоже в чине подполковника, и они быстро нашли между собой общий язык и стали неразлучными друзьями. Его приход значительно усилил игру команды в нападении и на блоке, и мы теперь почти на равных сражались с грандами московского волейбола, проиграв только армейцам и команде МАИ.
  Теперь, когда мы вышли в класс "А", я отчетливо понял, что дальше работая на заводе, я потеряю все шансы на участие в предстоящих соревнованиях и не сохраню свое место в основном составе команды. Незаметно заканчивался срок, который я обязан был отработать на заводе как молодой специалист после распределения, и я с нетерпением ждал этого дня, наивно полагая, что теперь смогу по закону уволиться с завода.
  
   За две недели до этой даты я подал заявление директору с просьбой уволить меня по собственному желанию. Директор на мой демарш сначала никак не отреагировал, но накануне того дня, когда я мог по закону уже не выходить на работу, мне под расписку вручили приказ директора по заводу, в котором я "по производственной необходимости" назначался на новую должность начальником штампо-механического цеха и гальванического участка. Я написал на приказе, что цех принять не могу, так как с завтрашнего дня считаю себя уволенным, в соответствии с законом. Через полчаса ко мне заглянула секретарша и дала мне расписаться на втором приказе по заводу, где мне был объявлен строгий выговор с предупреждением за отказ принять цех. Она жестом поманила меня за собой в коридор и подвела к доске приказов, где я увидел большое объявление, в котором сообщалось, что завтра состоится общее партийное собрание завода по моему "персональному" делу и утверждение решения партбюро о моем исключении из рядов КПСС за отказ выполнить приказ по заводу.
   Я был в трансе и сразу позвонил Анищенко. Выслушав меня, он сказал, что скоро мне перезвонит. Где-то, через час, он позвонил и сказал, что мне надо сейчас подъехать на Старую площадь в здание ЦК КПСС и там меня по партбилету пропустят к заведующему отделом, курирующему спортивную работу.
   Я предупредил секретаршу, что ненадолго отлучусь, и поехал на Старую площадь. Войдя в центральный подъезд, я предъявил партбилет, и мне объяснили, как найти нужный кабинет. Заведующий отделом, довольно пожилой мужчина встретил меня дружелюбно. Он, не перебивая, внимательно выслушал мою короткую нехитрую историю с готовящейся детективной развязкой, а затем спросил какое у меня партийное поручение. Я ответил, что с первого дня работы и до сих пор являюсь секретарем комсомольской организации завода, имею несколько почетных грамот и представлен на Доске почета района.
   - Ну что же, мне все ясно, - вас, конечно, исключат из партии, без всякого сомнения, а бюро Районного комитета партии утвердит это решение - поверьте моему опыту. Вы потом полгода без работы будете ходить по разным инстанциям, тщетно доказывая свою правоту. В конце-концов, дело попадет к нам, и мы, вероятно, отменим это решение. Так что я вам искренне советую сейчас вернуться на завод, чтобы вам еще и прогул не засчитали, подойти к директору и сказать ему, что вы согласны принять цех. Ну, а дальше попытайтесь уйти без скандала, по-хорошему. Я вас убедил?
  Я был вынужден согласиться с его убийственными аргументами, и, поблагодарив за беседу, попрощался и поехал каяться на завод.
  
   Директор молча выслушал начало моей заранее заготовленной фразы:
   - Извините, я был неправ...и, не дав договорить, неприязненно оборвал меня:
   - Иди, принимай цех!
   Через час выйдя в коридор, я увидел, что объявление о партсобрании исчезло.
   Подписав акт инвентаризационной комиссии, я принял цех, который до сих пор числился в отстающих, и еле-еле вытягивал план за счет сверхурочных работ, нередко и в выходные последних дней месяца.
   Я сразу изменил устоявшийся ритм работы цеха, при котором ежедневно на части прессов вырубались и штамповались заготовки, откуда из-под рук они поступали участок сборки готовой продукции. Теперь, задействовав весь машинный парк, цех целиком переключился на штамповку заготовок, оставив на сборке только четырех человек. В конце месяца мы сделали такой задел заготовок, что его должно было хватить на пару месяцев вперед. В последнюю неделю месяца я посадил всех на сборку, и мы подтянули план выпуска готовой продукции до 92%.
   На оперативке по итогам месяца директор сказал, что учитывая мое только что состоявшееся назначение, он не будет меня наказывать, но в следующем месяце, если цех завалит план, мне уже не избежать административной и партийной ответственности.
   На следующий месяц мы выполнили план выпуска готовой продукции на 115%, что было из ряда вон выходящим, да еще и зарплата рабочим возросла чуть ли не на 30%.
  Завод был расположен за Абельмановской заставой, недалеко от Птичьего рынка, и добираться до него на трех видах транспорта было нелегко. В тот день я опоздал на работу на 10 минут и едва успел на совещание по итогам месяца. Открывая оперативку, директор не приминул ядовито заметить:
  - Подумать только, - он позволяет себе приходить на завод позже директора!
  Заслушав отчет начальника планового отдела о перевыполнении месячного плана нашим цехом и соответствующем росте зарплаты, директор приказал ему разобраться с нормами и расценками на отдельные операции, и взять под особый контроль наряды на оплату рабочим, которые я вместе с расчетчицей закрывал в конце каждого месяца, подгоняя их под среднюю оплату рабочим, что не было ни для кого секретом, но в этом случае зарплата выросла из-за перевыполнения плана, и придраться здесь было явно не к чему.
   Я понял, что отношения с директором у меня теперь испорчены окончательно. К этому добавлялись постоянные стычки с главным инженером завода, - крайне невоздержанным и грубым человеком, позволявшим себе с некоторых пор в оскорбительной форме по-хамски вмешиваться в дела цеха. Директор делал вид, что ничего не замечает, другие начальники цехов сочувствовали мне молча и я понимал чем это вызвано. Утешало лишь то, что рабочие и мастера цеха с самого начала приняли меня очень хорошо и относились ко мне с уважением, охотно делясь своим богатым опытом, помогая в работе, и теперь после первых успехов и роста зарплаты я почувствовал это еще отчетливей.
  
   Все эти события совпали по времени с важными событиями в моей личной жизни - спустя полгода после того, как я познакомился с красивой молодой студенткой медицинского института, она была младше меня на 7 лет, она стала моей женой.
   Ее родители, отец профессор, и мама - кандидат наук, сначала крайне неодобрительно отнеслись к моему увлечению спортом, и долго не могли с этим смириться.
   Моя жена недавно побывала у меня на заводе. Я провел ее по цехам.
   Она пришла в ужас, увидев как двое рабочих-оцинковщиков, балансируя на самом краю, опускают щипцами черные железные ведра, ванны и корыта в пышущую внизу жаром огромную ванну с расплавленным дымящимся цинком, и затем достают их из нее блестяще-серебристыми, с "морозным" узором - такими, как все привыкли их видеть в магазинах. Посещение завода вызвало у нее негативную реакцию из-за тесноты и убогости низких затемненных помещений цехов старой постройки, непрерывного грохота и шума работающих прессов и станочного парка, тяжелого и спертого воздуха. К тому же, пока мы шли по заводу, все бросали работу и, смущая донельзя, откровенно ее разглядывали.
   На семейном совещании вечером мама и она согласились, что мне надо уходить с завода, пусть даже с партийным взысканием, и попытаться устроиться хотя бы на тренерскую работу.
   Когда я изложил свои намерения Анищенко, он попросил меня еще немного подождать, сказав, что попытается что-нибудь предпринять через Спорткомитет. Я мало в это верил, и продолжал работать с тягостным настроением, не видя впереди никакой перспективы.
  
   Однажды меня неожиданно вызвали к директору. Войдя в кабинет, я увидел там растерянного директора и двух военных в фуражках и форме без знаков различия, с кобурами на поясе и портфелями в руках. Один из них спросил мою фамилию, и предложил расписаться в том, что я ознакомлен с содержанием письма, лежащем на столе рядом с открытым конвертом с сорванной сургучной печатью.
   Письмо было с грифом "Секретно", и в нем говорилось, что я зачислен кандидатом в сборную СССР по волейболу, и в, соответствии с Постановлением Совета Министров СССР за таким-то номером с грифом "С" (секретно), директору завода предписывается уволить меня с работы в семидневный срок.
   Прочитав письмо, я дрожащей рукой расписался в указанном месте, где до меня уже расписался директор.
  - Вот вам телефон, позвоните для контроля за исполнением через неделю!
   Военный протянул мне картонку с отпечатанным номером телефона абонента:
  - Вы свободны, можете идти!
   Не помня себя от волнения, я вышел, забыв поблагодарить и попрощаться со своими неожиданными спасителями в форме. Как в тумане я добрался до своего кабинета и плюхнулся на стул, не в силах поверить в происшедшее чудо.
   - Что случилось? На тебе лица нет! - с тревогой спросила меня учетчица, вошедшая вслед за мной.
  - Знаешь, я, наверное, все-таки увольняюсь!
  - Да? Я очень рада за тебя, хотя для меня и для цеха это будет плохой новостью. Ты оказался порядочным человеком и хорошим начальником, и все будут жалеть о твоем уходе!
   Галя была симпатичной девчушкой, и я от души поблагодарил ее за добрые слова.
   Немного успокоившись, я позвонил Анищенко, в двух словах обрисовав ситуацию.
   - Я очень рад за тебя, завтра все расскажешь подробнее. Кстати учти, что ты официально назначен парторгом команды!
   - Благодарю за честь, я очень тронут, - теперь всю ночь не буду спать от восторга!
  - Хозяин - барин! До завтра!
  
   На тренировке я узнал еще одну потрясающую новость.
   - У тебя, как у начальника цеха, какой был оклад? - хитро прищурившись, спросил Анищенко.
  - 1000 рублей, с вычетами и облигациями Госзайма - меньше 900.
   - Так вот. Тебе назначена государственная стипендия, как семейному человеку, 1800 рублей без вычетов. Нам на команду дают еще две стипендии. Так что оправдывай доверие хорошей игрой! Кстати, к нам переходит Валя Салин - он вместе с Козловым входил в сборную РСФСР. Знаешь его?
   - Конечно, я с ним очень хорошо знаком, его брат Костя Макутин играл вместе со мной в "Искре" у Сунгурова, и я с ними чуть ли не все лето проводил в Парке Горького, играя на пиво с разными институтами. Я думаю, что Валя чуть ли не самый классный разводящий из всех, кого я видел, про его первый прием я уже не говорю, а как он всаживает прострелы - смотреть страшно! С ним у нас будет совсем другая игра!
  - Что ж, я вижу, что наши мнения совпадают!
  
   Последняя неделя на заводе прошла как в кошмаре, в непрерывных спорах с инвентар0изационной комиссией, тщетно пытающейся обнаружить хоть какую-нибудь недостачу, и главным инженером, хотя он был и рад избавиться от меня. Мне все-таки удалось сдать цех по акту, вновь назначенному начальнику цеха. Он так хотел поскорее занять эту должность, что подписал акт, пойдя наперекор мнению главного инженера, который настаивал на новом пересчете металла на складе. Несколько дней ушло на формальности, связанные с увольнением и со снятием в Райкоме с партучета, и, наконец я вздохнул свободно, получив на руки трудовую книжку и деньги под расчет. К моему большому облегчению, в трудовой книжке были отмечены только благодарности, и отсутствовала запись о недавнем взыскании, объявленном мне за предпринятую попытку увольнения. Собрав свои нехитрые личные вещи, - в основном различные справочники, я распрощался с девушками из канцелярии, и больше никуда не заходя, вышел через проходную на свободу, сдав уже не нужный пропуск на завод.
  
   Вечером мы устроили дома праздничный ужин по этому поводу, а утром я, наконец, выспался вволю и отправился по магазинам за продуктами, которые мне поручили купить, как отныне свободному человеку.
  
   На следующей тренировке у нас появился Валя Салин. Увидев меня, он, улыбаясь, подошел ко мне, и я с удовольствием ответил на его дружеские объятия, похлопав по его крепкой спине.
   На разминке через сетку он сразу встал на передачу, и сразу продемонстрировал свой высочайший класс пасующего, безупречно выполняя любые просьбы нападающих. В двухсторонней игре, которая проходила теперь в упорной борьбе почти равных по силам составов, его неожиданные передачи, и особенно умение вывести партнера на удар с первого паса, каждый раз ставили в затруднение игроков с той стороны, несмотря на то, что все уже давно изучили манеру игры друг друга.
   Валя несколько раз со столба исполнил свой фирменный прострел, поймав в воздухе молниеносный резкий пас Жени Трунова, который он буквально вонзил в него так быстро, что никто и глазом моргнуть не успел.
  Я, в свою очередь, вспомнил с ним старую комбинацию, которую мы успешно разыгрывали в Парке Горького.
   - Валя, если будет можно, дай мне взлет, как тогда в Парке - ближе к столбу, на два метра от себя! - попросил я его.
  - Жди!
   Увидев, что в его зону пошла хорошая первая передача, я начал разбег и резко толкнувшись, вылетел над сеткой в замахе за мгновение до того, как Валя начал пасовать. Он успел точно вложить мяч мне в руку, когда я уже заканчивал выполнение удара, вкладывая в него весь вес сгибаемого за рукой корпуса. Блокирующий и шевельнуться не успел, как я со страшным треском вколотил мяч в метре от сетки.
   Мальцман сразу уловил суть происшедшего, и после своего обычного: "Ужас!", спросил:
  - Сам придумал? Вокруг этого отнесенного взлета можно будет накрутить пару неплохих комбинаций! Классная передача! - добавил он, сдержанно похвалив Валю.
   Мы еще несколько раз успешно попробовали такой взлет и вконец запутали блок - если он поднимался на меня, Валя отдавал пас на столб или за голову на второй, и ребята играли там на одиночном блоке.
   У нас в арсенале уже были отработанные комбинации "эшелон", "крест" и "паровоз", при которых один игрок прыгал первым темпом, поднимая на себя блок, а второй забегал за него сзади или сбоку, но до сих пор мы постоянно бегали к разводящему на взлет туда, где он стоял, и прыгали, ожидая пас прямо над ним. В этом случае рослый блокирующий, стоя с той стороны сетки напротив разводящего, и внимательно глядя на его кисти, если угадывал, легко успевал высунуть над тросом свои длиннющие руки. Но, если тот же взлет игрался в 2 -3 метрах от разводящего, блокирующему приходилось прыгать одновременно с бьющим, вовремя сместившись к нему, и теряя из вида руки пасующего, который мог отдать пас и совсем в другую сторону, куда добежать и повторно подняться на блок было уже не успеть. Если к тому же на разводящего сзади набегал и синхронно прыгал на взлет и второй игрок, то подниматься в воздух на блок с той стороны приходилось одновременно и двум их сторожам. В этом случае, задействовав своих нападающих с задней линии пасом около себя, разводящий гарантированно выводил их на "чистую" сетку. Отработав все эти варианты на тренировках, мы пробовали применять их потом и в официальных играх.
  
  Когда я вышел из раздевалки, ко мне подошел Витя Даниленко со своей очаровательной подругой Жанной. Она имела какое-то отношение к артистическому миру, и иногда с ней на наши игры приходили несколько ее подруг, молодых актрис.
   - Ты в следующий раз предупреждай заранее, когда будешь бить "взлет", а то так ведь и убить можно! - пошутил Витя, - Ну это я так, ты завтра свободен? Тогда подъезжай ко мне в полдень, нас пригласили в одну кампанию, и тебя тоже!
  - ??
  - Да это девушки-театралки, они недавно за нас болели - я же тебя с ними знакомил, забыл что ли? Мне с тобой будет поспокойнее. А если я не пойду - она обидится! - он кивнул на подругу.
   До этого я уже бывал у него в гостях в добротном доме сталинской постройки и хорошо помнил его квартиру с высоченным под 4 метра потолком, большими светлыми окнами с цветами на полках, просторные комнаты со стильной старинной мебелью, удобные кожаные кресла и диваны, роскошный ворсистый ковер на полу. Я не задавал ненужных вопросов, но у меня постепенно сложилось впечатление, что его родители находились не на рядовой работе, и как мне показалось, не в Москве.
  Жанна угостила меня душистым крепким кофе с печеньем, и за разговорами мы чуть не забыли, что нам пора отправляться в гости.
   По дороге мы заглянули в магазин, чтобы не идти с пустыми руками.
  - Что-то вы опаздываете! - открывая дверь, поприветствовала нас красивая, стройная хозяйка. - Проходите!
   - В большой, по-спартански обставленной комнате посередине стоял уставленный легкими закусками стол, за которым непринужденно расположилась веселая кампания из 10-12 человек, оживленно обсуждавших какие-то театральные проблемы и новые назначения на роли. Разговор ненадолго прервался при нашем появлении, и сразу возобновился, когда хозяйка усадила нас за стол, выставив на него принесенное нами спиртное и большой торт.
  - Не стесняйтесь, ухаживайте за собой сами!
  Среди присутствующих я узнал Вячеслава Невинного и Веру Васильеву, остальные были мне незнакомы. Никто не чокался и не произносил тостов, все ели и пили самостоятельно, по мере желания, не прерывая разговор.
  Ладно скроенный парень с длинными черными волосами, красивым и выразительным лицом - видно душа кампании - продолжил свой прерванный рассказ:
   - И вот, прихожу я к нему и говорю, - он уморительно закатил глаза, сморщился, поднял вверх, заламывая перед собой обе руки, и произнес трагическим голосом:
   - Как вы могли так подумать?! Это был не я! Это был Невинный!!!
   За столом раздался гомерический хохот. Громче всех смеялся названный герой рассказа. Я понял, что мы попали в чужой мир - здесь все жили в другом измерении по своим законам общения. Каждый следующий рассказчик, как будто соревнуясь друг с другом, подавал свое выступление или байку как законченный, заранее отрепетированный гротескный спектакль с использованием мимики, отчаянной жестикуляции, сопровождаемый выразительной речевой артикуляцией всех оттенков.
   Сначала я почувствовал себя человеком из известного анекдота, случайно попавшего на собрание умалишенных, обсуждающих литературные достоинства телефонного справочника, но постепенно, приняв предложенные правила игры, вошел во вкус, и стал с интересом наблюдать за лиходейством незаурядных исполнителей.
   Часа через два, когда содержимое тарелок и бутылок на столе стало подходить к концу, кто-то из девушек спросил:
   - Может, потанцуем?
  - А подо что?
  - А вот!
   В углу комнаты стояло старенькое пианино, но никто из присутствующих не выразил своего желания поработать тапером.
  - Давайте, я попробую! - предложил я, и, усевшись за инструмент, начал потихоньку наигрывать "Брызги шампанского". Сразу образовалось несколько пар, и их примеру постепенно последовали и остальные, вставая из-за стола и приглашая своих партнерш немного подвигаться после долгого застолья.
  Я без перерыва перешел на "Когда простым и нежным взором, ласкаешь ты, меня, мой друг...", как вдруг, все пространство комнаты целиком заполнило великолепное звучание драматического контральто хозяйки, подхватившей мелодию, заставив всех остановиться на месте, развернувшись в ее сторону.
   - Божественно! - Браво! - Брависсимо!
   Со всех сторон ее окружили оставившие своих дам мужчины, почтительно целуя ее руки. Она проникновенно исполнила на бис "Дремлют плакучие ивы...", но больше петь не согласилась, как я подозреваю из-за не совсем профессионального уровня своего аккомпаниатора.
   Скоро все стали потихоньку собираться по домам. Мы воспользовались моментом, и ушли одними из первых. Прощаясь с провожавшей нас хозяйкой, я сказал ей, что потрясен необыкновенным тембром ее голоса и исполнительским мастерством.
   - Я очень рада, что вам понравилось!
  - Не только мне, по- моему, все были в восторге!
   - Вы меня захвалите! - засмеялась она.
   - Это невозможно, вы выше всяких похвал! - искренне возразил я.
   - Спасибо, я тронута вашими словами! - и она благодарно протянула мне руку.
   Едва мы вышли, я спросил у Вити кто она.
  - Солистка Государственной филармонии, вот фамилию я забыл, вспомню, - скажу. В Москве она бывает редко, в основном гастролирует по Союзу, я ее один раз слушал в Харькове в сборном концерте.
   К сожалению, к этому разговору мы больше не вернулись, но у меня надолго сохранилась благодарная память об этой случайной встрече.
  
   В Москве в это время завершалась Спартакиада Народов СССР, и мы с Даниленко постарались посмотреть основные встречи между командами сборных республик по волейболу.
   Я, как и Витя, от всей души болел за своих приятелей - сборную Украины во главе с Пименовым. Они выступили блестяще и, выиграв большинство встреч, завоевали звание Чемпионов СССР 1956 года.
  - Ну, а мы-то какие молодцы, недавно выиграли у них в классе "Б", да еще обыграли в переигровке за класс "А"! - похвалился я Анищенко, встретив его на стадионе, - он там входил в судейскую коллегию.
   - Хорошо, что я тебя встретил, а то уже собирался звонить, - завтра ты должен быть на партсобрании в Центральном Совете. Не опаздывай!
   Я приуныл, это было уже второе партсобрание, и, судя по первому, на котором я побывал, меня опять ожидал скучнейший потерянный вечер. Но, делать было нечего, и на другой день я, добросовестно борясь со сном, отсидел 2,5 часа, вполуха, слушая выступление докладчика и нескольких тренеров-содокладчиков о необходимости повышения идеологической работы среди спортсменов, чтобы еще выше поднять знамя советского спорта. Все прониклись важностью задачи, и с воодушевлением проголосовав за общее решение, дружно покинули зал заседания.
  
   Через неделю нас опять вывезли в Тарасовку на сборы для подготовки к первенству ЦС "Спартака", которое должно было состояться в Батуми. Я вместе с Юрой Козловым в конце сборов подошел к Анищенко, чтобы он разрешил взять с собой наших жен, если мы оплатим стоимость их поездки. Он сразу согласился, и я, позвонив домой, обрадовал свою жену Римму известием о предстоящей поездке.
  
   В Батуми нас расселили в небольших финских домиках, а нам с четой Козловых, как семейным, выделили отдельный домик. Перед сном мы всей командой отправились к морю купаться. Был уже поздний вечер, и наступила почти полная темнота. Мы решили купаться нагишом, и, разойдясь с девушками метров на пятнадцать, быстро разделись и залезли в теплую парную воду.
   Неожиданно сбоку появилась группа вооруженных пограничников с яркими фонарями в руках, и, остановившись около одежды, разложенной на берегу, потребовали, чтобы мы и девушки вылезли из воды и предъявили свои документы. Мы выскочили на берег и, одев трусы, вступили с ними в перепалку. Девушки, присев воду, и закрываясь, как могли, от яркого света фонарей, возмущенно, как и мы, требовали убрать свет. Обстановка накалялась, но к счастью Анищенко нашел в своем пиджаке какое-то удостоверение, выданное Спорткомитетом, и сумел убедить офицера, что мы не диверсанты, а мужская и женская команды мастеров из Москвы, и что мы просто не знали о запрете купаться вечерами.
  
  На этот раз игры были не очень интересными, так как не приехали ленинградцы и киевляне. Местные организаторы ничего лучшего, как начинать соревнования в 12 часов дня придумать не смогли. Под палящим солнцем, в удушающую жару все чувствовали себя отвратительно, у многих прямо на площадке начиналось носовое кровотечение. Трибуны для болельщиков были пустыми. Анищенко сорвал голос, ругаясь с местным руководством, но перенести начало игр на вечер ему удалось только на третий день. Может быть, здесь рассчитывали, что жара не позволит москвичам показать хорошие результаты, но в первые три дня мы уже успели обыграть сильных представителей южных республик, и уже легче победив в остальных встречах, закончили турнир без поражений, завоевав 1 место.
  
   В Москву я с женой возвращался на огромном морском лайнере "Украина", который по пути в Одессу останавливался на экскурсии во всех черноморских портах. В Одессе мы провели целый день, осматривая город и все его достопримечательности, и поздно ночью, с огромным трудом достав билеты на поезд, выехали в Москву. Несмотря на все дорожные неудобства, мы были в восторге от поездки - по существу это было наше первое свадебное путешествие.
  
  ЛЕНИНГРАД. ВСТРЕЧА С КОМАНДАМИ ЮГОСЛАВИИ
  
   Через две недели после возвращения в Москву мы выехали в Ленинград для участия в международном турнире с участием двух сильнейших югославских команд - "Партизана" и второй, если мне не изменяет память, "Борба".
   Кроме нас и югославов в турнире были представлены две ленинградские команды - "Спартак" и ЛДО (Ленинградский Дом офицеров).
   Встречи проводились в Манеже - там внутри вдоль здания возвели высокий, по пояс человека, помост с волейбольной площадкой, а кругом оборудовали места для зрителей. Играть там было страшновато - доставая уходящий мяч, вполне можно было свалиться на головы сидящих внизу зрителей.
   После женитьбы у меня в Ленинграде появились новые родственники - двоюродная сестра жены Таня и ее муж - Коля Герасимовы. Мы быстро подружились, и они стали моими постоянными болельщиками, когда мы приезжали сюда на игры.
  
   В Манеже я с удовольствием поприветствовал ленинградцев, с которыми мы постоянно встречались по нескольку раз в году. Глядя, как югославы выясняют отношения между собой, и сидя в окружении ленинградцев Геши Гайкового, Юры Арошидзе и Саши Цымлова, я рассказал им, как прошли соревнования в Батуми, в которых они в этот раз не участвовали.
   К нашему разговору присоединился молодой, черноволосый, коротко остриженный, моего роста живой парень. Он протянул мне руку:
   - Платонов Вячеслав!
   - Мы с тобой тезки, только я - Ростислав.
  - Тебя мама в честь Ростислава Плятта назвала?
  - Это на самом деле было так, она была с ним знакома, и его имя ей очень нравилось. Затем мы обменялись мнениями об игре югославов и пришли к общему заключению, что "Партизан" выглядит намного лучше своей второй национальной команды в нападении и на блоке, и хотя в общей игре силы у них примерно равны, он, скорее всего, сегодня одержит победу.
  - Им бы еще добавить игру с первого паса и пару комбинаций, и команда смотрелась бы совсем по-другому! - заметил Платонов.
   Мы угадали, - "Партизан" выиграл у своих соотечественников 3:1.
   Мини-турнир продолжался несколько дней. Мне, кстати сказать, очень понравился мой новый знакомый Вячеслав Платонов. Несмотря на небольшой рост, он за счет хорошего прыжка вполне прилично выглядел в нападении и отлично действовал в защите.
   Мы заняли почетное 2-ое место, проиграв только своим одноклубникам в нервной и очень трудной борьбе в пятой партии. Нам торжественно вручили памятные значки от югославов и соответствующие дипломы.
  
   Накануне отъезда ленинградский Спорткомитет устроил для участников турнира небольшой банкет в ресторане на Невском проспекте. На столах были легкие закуски и бутылки с минеральной водой. Когда к этому добавили еще и бутылки, принесенные с собой, обстановка, которая и до этого была неформальной, быстро переросла в дружескую, и вечер прошел весело и незаметно. Наши руководители и тренеры, сидевшие за отдельным столом. делали вид, что ничего не замечают, и сами весьма усердно поднимали бокалы с "минералкой", хотя в бутылках с этим названием, стоящих у них на столе, количество жидкости почему-то не уменьшалось.
   Югославы, сначала державшиеся замкнуто и отчужденно, быстро оттаяли, и так как почти все довольно хорошо говорили по-русски, быстро включились в общую беседу, сначала высказав благодарность организаторам турнира, а затем свое восхищение Ленинградом и его музеями. В общем-то, югославские ребята оказались веселыми и общительными. Меня удивило только, когда один из них, доверительно наклонившись ко мне, и понизив голос, пожаловался, что КГБ не спускает с них глаз ни днем, ни ночью.
   Я удивился: - На фиг вы им нужны? Наверное, вам это кажется!
   Он отрицательно покачал головой:
   - Нет. Ладно, не будем об этом!
   Уже потом я подумал, что, может быть, он был и прав.
   Расстались мы как старые друзья.
  
  ФИНАЛ КУБКА МОСКВЫ ПО ВОЛЕЙБОЛУ
  
   Вернувшись в Москву, мы сразу включились в игры на Кубок столицы. Встречи проводились на площадках Парка Культуры им.Горького. Закончив свою игру, по дороге в раздевалку я услышал неимоверный рев болельщиков, толпой окруживших одну из площадок. Из любопытства, протолкавшись вперед, я с удивлением увидел свою родную команду института Стали, которая почти на равных играла с командой мастеров "Динамо". На предварительном этапе игры проводились из трех партий.
   - Какой счет? - схватил я за плечо стоящего рядом парня.
  - 10:10, идет третья партия!
   - С ума сойти!
   Вот это была игра! У наших ребят проходило все, если они как-то царапали по мячу, попадая в блок, он обязательно отскакивал в аут, если они обманывали, мяч падал на площадку. Первый прием у динамовцев не получался, несмотря на простую подачу студентов, и они били с неудобных и отведенных передач, давая возможность соперникам поднимать сзади эти мячи. Щагин бесновался и выходил из себя, но все было напрасно, он безнадежно застрял на задней линии, а его партнерам никак не удавалось отыграть подачу - у них мяч буквально валился из рук. Мало того, динамовцы умудрились угодить последним ударом в одиночный блок.
   Произошло чудо - институтская команда где-то 3-го разряда выбила из дальнейшей борьбы одну из самых титулованных команд страны!
  С трудом протолкнувшись к ребятам, я от всей души поздравил их с победой.
  
  В отличие от прошлых лет, мы выступали очень удачно и успешно продвигались по турнирной таблице, выигрывая у всех соперников, хотя с каждым разом это становилось все трудней - в борьбу включились все остальные команды мастеров. В чем-то нам повезло - встречаясь между собой, проигравшие выбывали из турнира, расчищая нам дорогу.
   Выиграв у МВТУ, а затем у "Крыльев Советов", МЭИ и СКИФа, мы вышли в финал, где нам предстояло встретиться с ЦСКА.
  
   Этот финал состоялся на центральном стадионе "Динамо". Площадка была сооружена против Восточной трибуны перед футбольными воротами на легкоатлетическом секторе, где обычно проводились соревнования по прыжкам в высоту и длину. Трибуна почти наполовину была заполнена зрителями, среди которых были и мои персональные болельщики - жена и двоюродные братья Володя и Костя.
   Команда ЦСКА вышла в своем боевом составе во главе с Константином Ревой и недавно пришедшим Нилом Фасаховым. Когда началась разминка через сетку, трибуны удивленно ахали, когда он одинаково мощно бил по очереди то левой, то правой рукой. Впрочем, публика также восхищенно встречала каждый пушечный удар Ревы, Ахвледиани, Винера, Саввина и Чеснокова.
   Свою, но меньшую долю аплодисментов получили и наши нападающие, хотя и после наших ударов мячи отскакивали также далеко к трибунам, но это и понятно - ведь там что не имя, то легенда, и почти все сплошь заслуженные мастера спорта.
   - Играйте спокойно,- то, что мы в финале - это для нас уже победа. Никто не требует от вас результата, просто покажите зрителям, что вы попали сюда неслучайно! - с таким напутствием мы вышли на площадку, и сумели показать своей игрой, что мы не являемся мальчиками для битья.
  Как это часто бывает, симпатии болельщиков сразу оказались на нашей стороне - они заранее считали нас более слабыми и восторженно приветствовали любой наш успех. Но первая партия прошла в захватывающей борьбе, насыщенной красивыми комбинациями, ударами с первой передачи, эффектными прострелами в исполнении Вали Салина, тяжелыми ударами Ахвледиани с задней линии. Особый восторг вызвал Рева, пробив под себя со страшной силой взлет на нашем опаздывающем блоке. Теперь болельщики одинаково аплодировали успешным действиям обеих команд, отдавая должное мастерству всех игроков, будь то разящий удар Фасахова левой рукой со второго, или потрясающая воображение самоотверженная игра в защите Мальцмана и Трунова. Мы проиграли эту партию вполне достойно, с разницей в два очка. Вторую партию армейцам удалось вырвать лишь в самом конце при счете "больше-меньше".
   Третья партия осталась за нами, несмотря на отчаянную погоню армейцев, проигравших нам в середине партии 4 очка подряд. Мы не упустили своего преимущества и довели партию до победы.
   В четвертой партии с самого начала игра шла очко в очко и только в самой концовке разыгравшиеся в нападении армейцы сумели склонить чашу весов в свою пользу.
   После игры мы не испытывали горечи поражения, проиграв армейцам, а наоборот радовались тому, что сумели достойно выступить, показав высокий класс современного волейбола в противоборстве с лучшей командой Союза и завоевать второе место в таком престижном турнире как кубок Москвы. К моим многочисленным дипломам и почетным грамотам добавился еще один красочный диплом на память об этом финале.
  
   В завершение сезона у нас состоялась поездка в Киев, куда мы прибыли для проведения контрольной встречи с новым чемпионом Союза - нашими одноклубниками. Они, наконец, получили долгожданное приглашение от индийского правительства на проведение турне по нескольким крупнейшим городам страны. Киевляне встретили нас очень дружелюбно. Пименов в разговоре со мной тепло вспомнил первый индийский сбор в Тарасовке, где я был вместе с ними вместо того, чтобы готовиться к защите диплома.
   Он сказал про Модзолевского, Барского, Козлова, Асса и про меня, что ему было приятно работать с нами, и он жалеет, что в тот раз поездка не состоялась. Я в свою очередь сказал, что до сих пор вспоминаю его теоретические занятия, которые мне очень помогли.
   Он слегка улыбнулся:
   - Ну что ж, приятно сознавать, что не зря старался!
   Я попросил его сфотографироваться со мной, и он охотно согласился. По его просьбе к нам с трибуны спустился человек с фотоаппаратом.
  Сделав снимок, он пошутил:
   - Я назову свое фото "Два левши", и пошлю его в спортивный журнал! Кстати, как правильно - "Два левши" или "Две левши"?
   - Конечно, "два"! Ты что, нас за женщин принимаешь?!
  Ребята, увидев, как он снимает меня с Михаилом Павловичем, тут же изъявили желание сделать общее фото всех участников встречи. Фотограф выполнил нашу просьбу и заверил, что вечером привезет снимки в гостиницу.
   К сожалению, в этот раз по разным причинам мы не смогли приехать сильнейшим составом и поэтому, хотя и старались изо всех сил, все же проиграли 3:1.
   Сама игра протекала в необычной дружеской атмосфере - если кому-то удавалось подтащить "мертвый" мяч, или нанести сокрушительный удар в обход блока, то ему аплодировали от души не только зрители, но вместе с ними и все участники встречи - и свои и чужие. Но это не снижало накала спортивной борьбы, не умаляло жажду победы и лишь подогревало страсти, кипевшие на поле. Публика оценила это по достоинству и горячо поддерживала удачные действия игроков обеих команд.
   Мы уезжали с чувством глубокой благодарности к киевлянам за радушный прием и полные впечатлений от посещения исторических достопримечательностей древней столицы Украины.
  
   Позднее, при встрече в Москве, Ваня Скрябин не очень охотно рассказал мне об этой поездке киевлян в Индию:
  - Понимаешь, жара там стояла страшная. Приехали мы играть за час, размялись как обычно, и все - чувствуем: погибаем, дышать нечем, в голове звон, ноги ватные. А они прямо из автобуса - на поле. Все как на подбор, под два метра, среди них половина европейцев. А самое главное, первый раз такое видел - они били с передач метров 5-6 высотой, или даже выше. Представляешь? Ну и никак мы с блоком угадать и подстроиться не смогли - то раньше прыгнем, то позже, а они били смертным боем. Ну и судьи там местные были, разок-другой в нужный момент перенос рук на блоке нам свистнули, или касание блока не засчитали, много ли надо? В общем-то, мы проиграли по делу, чего теперь оправдываться! Правда, потом одну встречу выиграли, а следующую опять проиграли, ну а дома на нас всех собак навешали, хотя до этого, сколько лет на руках носили - и команду расформировали полностью. Все разошлись кто куда.
   Я ахнул: - Как же можно так?! Ведь вы - чемпионы Союза!
  - У нас все можно!
   Этот рассказ произвел на меня крайне тягостное впечатление, мне было жаль, что теперь мне вряд ли удастся встретиться со своими друзьями на площадке, и обидно за ребят и за их знаменитую команду, с которыми походя, одним махом так несправедливо и жестоко расправились наши высокие спортивные руководители.
  
   Зимнее первенство Москвы 1957 года мы провели довольно успешно, заняв четвертое место. У нас в составе появился Борис Старжевский, перешедший из ЦСКА, где он выступал за 1-ю мужскую команду. Невысокий, с меня ростом, поджарый и очень подвижный, с хорошим прыжком, он был последним из тех могикан, кто в нападении играл исключительно крюками, к тому же у него был приличный первый прием, и он надежно действовал в защите.
  
  ПЕРВЕНСТВО СОЮЗА ПО ВОЛЕЙБОЛУ В КЛАССЕ "А"
  
   С началом лета мы опять выехали в Тарасовку для подготовки к первенству Союза в классе "А" и ко Всесоюзному первенству Центрального Совета "Спартака".
   Первенство Союза проводилось по турам, с многочисленными выездами в различные города, и, сыграв половину игр, мы пока выступали достаточно хорошо для первого раза, занимая место в середине турнирной таблицы. Причем, надо сказать, что могли бы занять и более высокое место, если бы не досадный проигрыш МАИ в последний день соревнований.
   Мы вели в той игре 2:1, и я вышел на подачу в четвертой партии при счете 12:12. Отрывистым легким ударом кулака я подал сверху укороченную планирующую подачу так, что мяч, едва не коснувшись сетки, почти остановился, и стал опускаться за ней прямо на выходящего сзади разводящего Валю Литягина. Он попытался в падении принять мяч, но тот прилип к его рукам. Я снова также подал на него, и он опять ошибся и на этот раз. Мы повели 14:12. Только я собрался подать на него еще одну "пшенку", как ко мне подскочил Мальцман, и бешено вращая глазами, схватил меня за руку, не давая подбросить мяч:
  - Подавай крюком!
  - Виктор Павлович, он же сейчас опять не примет!
  - Я что тебе сказал!
   Наши пререкания прервал свисток судьи:
   - Тридцать секунд! - провозгласил он, и отдал подачу соперникам.
   В результате мы проиграли эту партию, а затем и пятый сет, и всю игру.
  
   Второй круг первенства СССР 1957 года проводился с 23 июня по 1 июля на площадках Центрального стадиона "Динамо", куда нас каждый день привозили на автобусе из Тарасовки.
   В отличие от нас, занявших по итогам всех встреч скромное 6-е место, наши ленинградские друзья - я имею в виду ленинградский "Спартак", - уверенно провели все игры и стали чемпионами СССР 1957 года.
  
   В Киев на Всесоюзные соревнования на первенство Центрального Совета "Спартака" мы приехали в числе фаворитов, так как ленинградцы прибыли туда не в сильнейшем составе, а киевский "Спартак", как я уже упоминал раньше, из-за неудачной поездки в Индию был расформирован. Игры проводились на центральном стадионе им.Кирова, на площадках, обустроенных на легкоатлетических прыжковых секторах сзади футбольных ворот.
   За счет удачной игры на блоке нам в какой-то степени удалось нейтрализовать сильнейших нападающих прибалтов - Труммера, Красиньша и Либиньша, и в напряженной борьбе выиграть у всех трех команд этих прибалтийских республик.
  Очень тяжело нам досталась победа над командой Азербайджана, где в нападении тогда блистал Толя Макагонов, а остальные игроки этой команды, все как на подбор небольшого роста, творили настоящие чудеса в защите, зачастую принимая в пас пушечные удары наших бомбардиров, даже когда их выводили без блока на чистую сетку.
   Ленинградцы в ранге чемпионов Союза на этот раз вышли на поле без Андреева, Гайкового и Арошидзе. Хотя они и вели в пятой решающей партии, нам удалось в нервной и напряженной концовке сравнять счет, и, выйдя вперед, вырвать победу при счете "больше-меньше".
  
   Впервые за время моего пребывания мы стали чемпионами Спартакиады 1957 года. На торжественном закрытии соревнований нам вручили Дипломы 1-й степени и ценные подарки.
  
   Мы вернулись в Москву как раз к началу проведения 3-их Международных спортивных игр молодежи. Анищенко включил меня в число судей, обслуживающих в Парке Культуры им.Горького соревнования по волейболу между командами, сформированными из зарубежных гостей, желающих поучаствовать в борьбе за специально установленные призы. Отсудив несколько женских команд, я и сам решил поучаствовать в забегах на 100 метров, и пробежав дистанцию за 12,3 сек, получил от организаторов в награду памятный значок "участника соревнований", в дополнение к своему красочному значку "судьи по спорту" с эмблемой этих игр.
   Обе наши сборные команды страны по волейболу, и мужские и женские, уверенно заняли на этих соревнованиях первое место.
  В судейской коллегии мне удалось достать пропуска на соревнования по боксу, и я с женой, большой любительницей этого вида спорта, смог поболеть за наших спортсменов, занявших в финале большинство призовых мест.
  
   Вскоре после завершения этих соревнований мы выехали на традиционную встречу в Ленинград, где наши постоянные соперники и друзья взяли реванш за свое поражение в Киеве на первенстве ЦС "Спартака". Нас опять поселили в гостинице "Европейская", и там, в коридоре я неожиданно встретил Леню, артиста цирка, с которым впервые встретился и подружился в гостинице в Минске, где они были на гастролях, а мы на очередном туре первенства Союза. Леня был постарше меня, очень веселый и юморной парень. Он тогда познакомил наших ребят с симпатичными девушками из своей труппы, и они иногда вечером заглядывали к нам в гости. Леня побывал на одной из наших игр, а я сходил посмотреть на их номер "Воздушные гимнасты". Увидев его на арене в облегающем открытом трико, я отдал должное его мощному атлетическому сложению с рельефной мускулатурой как у античной скульптуры. Над ареной была натянута пружинистая сетка, а над ее краями, напротив друг друга, под самым куполом цирка были закреплены две небольшие площадки, куда по веревочным лестницам под звуки оркестра быстро вскарабкались он и его партнеры. Раньше я уже видел работу воздушных акробатов, но в тот раз, когда я горячо болел и переживал за своего нового приятеля, все воспринималось совсем по-другому.
   Блестящее мастерство и точный расчет гимнастов, перелетающих по воздуху с одной раскачивающейся трапеции на другую, выполняя сальто с винтами, не могло не восхищать публику своим совершенством. Дальше программа усложнилась. Теперь гимнасты, заканчивая в воздухе свои умопомрачительные пируэты, намертво цеплялись руками за руки Лени, раскачивающегося на трапеции вниз головой, держась за нее согнутыми ногами. Совершив вместе с ним длинную дугу, они на обратном пути перелетали на движущуюся навстречу пустую трапецию.
  "Ловитор" Леня безошибочно ловил их в воздухе, заставляя всю аудиторию цирка сначала замирать от страха, а потом разражаться бурными овациями.
   Встретив его теперь в Ленинграде, я очень обрадовался и потащил к себе в номер, где наши ребята играли в преферанс. Прервав игру, все радостно приветствовали его появление. Он тут же завладел общим вниманием и очаровал всех, показав несколько карточных фокусов, а потом продемонстрировал авторучку, которая в его руках непостижимым образом меняла свою окраску с голубого цвета на красный, зеленый, белый или черный. Мы по очереди исследовали ее, чуть ли не на зуб, но ничего необычного в ней не нашли. Немного посидев, он распрощался, пригласив меня завтра с утра в цирк на свою репетицию.
   Когда мы прошли на арену, там еще никого не было.
   - Ты высоты не боишься?
  - Нет, я занимался альпинизмом.
  - Хочешь залезть наверх?
   - Конечно, хочу!
  - Ну, тогда лезь, а я за тобой, подстрахую на всякий случай!
  - Я полез по веревочной лестнице, не очень умело попадая ногами на перекладины, и осторожно выбрался на верхнюю площадку. Леня поднялся вслед за мной и встал рядом.
   - Ну, как, нравится? - спросил он.
   - Да, впечатляет!
   Далеко внизу под ногами лежала не ярко освещенная арена, прикрытая сверху натянутой амортизационной сеткой, кругом поднимались вверх амфитиатром затемненные места для зрителей, почти рядом над головой нависал купол цирка с многочисленными закрепленными на нем непонятными приспособлениями и канатами.
   - Ты знаешь, когда со страхом смотришь снизу на то, как вы работаете, это все-таки воспринимается по-другому, совершенно не так, как это выглядит отсюда с высоты! Сколько же мужества и мастерства надо иметь, чтобы здесь работать!
   - Спасибо, я польщен! Слушая тебя, я подумал, что неплохо бы поднять сюда нашего директора, чтобы и он кое-что понял и прибавил нам зарплату! Давай теперь потихонечку вниз, а то уже пора переодеваться!
   Внизу я еще раз поблагодарил его за необычную экскурсию, и мы распрощались. Где-то, через год, он мне позвонил, я пригласил его к себе домой, и мы провели хороший вечер за бутылкой вина и интересными разговорами.
  
  
  ВТОРОЙ КРУГ ПЕРВЕНСТВА СОЮЗА В КЛАССЕ "А" 1958 ГОДА
  СБОРЫ В ТАРАСОВКЕ
   Организаторы соревнований к началу второго круга первенства Союза 1957, а затем и 1958 годов выпустили хорошо изданные брошюры с расписанием игр, положением команд в турнирной таблице и составами представленных в классе "А" коллективов. В кратком вступлении там приводилась и краткая история игр на первенство Союза с фотографиями чемпионов за все годы.
  Эти сохранившиеся у меня материалы, в дополнение к другим, очень помогли мне в работе над своими воспоминаниями, и я надеюсь, позволили избежать возможных ошибок.
  
  Второй круг первенства Союза в классе "А" 1958 года проходил в Москве на Центральном стадионе им.Ленина на Малой спортивной арене. В нем принимали участие те же 12 команд, что и в первом туре. Из них пять московских команд - ЦСКА, "Динамо", МАИ ("Буревестник"), "Локомотив" и мы - "Спартак" (Москва), а также "Спартак" (Ленинград), три команды ОСК (Офицерский Спортивный Клуб) из Риги, Куйбышева и Ленинграда, две команды "Буревестника" из Свердловска и Одессы, и "Даугава (Рига).
  
   По разным причинам мы выступали в этот раз в несколько ином составе - Мальцман, Женя Кузьмин, Юра Козлов, Коля Арутюнов, Толя Баталин и я. Из молодых на замены активно выходили Валера Клигер и Сева Притула, а также Саша Каменский, Журавлев, Рябский и Дривинг.
  
   Составы других команд тоже сильно изменились. Так в ЦСКА помимо корифеев Ревы, Сергея Нефедова, Мирона Винера, Семена Щербакова, Нила Фасахова, Юры Чеснокова и Коли Герасимова появились новые талантливые мастера Виталий Коваленко и Коля Буробин. В "Динамо" из старых легендарных игроков сборной не осталось никого, теперь за них выступали Гера Смольянинов, ушедший от нас Юра Асс, Сергей Гаврилов, Васильчиков, Игорь Савкин, Володя Куринный и несколько молодых ребят.
   У МАИ команда мало изменилась и выступала почти в прежнем составе - Женя Кошелев, Церерин, Валя Литягин, Толя Цирков, ушедший от нас Леня Губенко, а также Валя Лобанов и Павлов.
   Состав "Локомотива" изменился мало - за него выступали Володя Нейланд, мои приятели Леня Давыдов и Боря Глаголин, а также Володя Рыжов, Этчин и Витя Котляр.
   Ленинградский "Спартак" выступал в своем звездном составе - Геша Гайковой, Марат Шаблыгин, Володя Андреев, Юра Худяков, Саша Цымлов, Юра Арошидзе, Шурик Таль и др. В ОСК (Рига) по-прежнему блистал Эдик Либишьш, в "Буревестнике" (Одессы") Эдик Унгурс и Марик Барский, Толя Закржевский и Валя Салин.
   В Рижской "Даугаве" на меня большое впечатление произвел Иван Бугаенков, в Свердловском "Буревестнике" - В.Бусулаев, в Ленинградском ОСК - Коля Михеев и Вячеслав Платонов.
   Пока мы выступали не очень удачно и оказались в аутсайдерах почти в самом конце турнирной таблицы.
  
   Очередной зимний чемпионат Москвы мы закончили на "своем" 4-ом месте, и с наступлением лета вновь выехали на сборы в Тарасовку для подготовки к 4-ой Всесоюзной Спартакиаде общества "Спартак" 1958 года. На этот раз в Тарасовке готовилась сборная СССР по футболу, и придя в столовую, помимо хорошо знакомых мне футболистов "Спартака", я увидел там Льва Яшина, Эдика Стрельцова, моего старого приятеля Бориса Разинского, вратаря ЦСКА и штатного пенальтиста команды, Сергея Сальникова и других известных игроков. Я сразу подошел к Борису Разинскому и мы тепло с ним поздоровались.
   - Когда-то мы сражались друг против друга в волейбол! пояснил он сидевшему рядом Яшину, когда тот удивленно покосился на меня.
   Я спохватился:
   - Извините, я не поздоровался! Приятного аппетита!
   - Ничего страшного, все в порядке!
   Борис тоже обрадовался встрече, и мы договорились побеседовать после обеда. Закончив обед, я с Вадимом Поликарповым вышел на крыльцо. Там стояли Яшин и Разинский, негромко обсуждая какие-то футбольные темы.
   Вадим, увидев Яшина, так и бросился к нему:
  - Привет, Лева!
   К моему удивлению, Яшин приветливо ему улыбнулся:
   - Привет! А ты что здесь делаешь?
  - А то ты не знаешь! Буду мячи у тебя из сетки вытаскивать!
   Все дружно рассмеялись.
   Познакомься, - представил он меня Яшину - это наш левша и мой друг Слава!
  - Что, неужели до сих пор бьет левой? - нарочито удивился Разинский, - Мог бы уже и правой научиться за столько лет!
   Посмеявшись, Вадим взял Яшина под руку и отвел его в сторону, а мы с Борисом уселись на лавочку поговорить о своих делах. Я сказал ему, что недавно женился.
   - Познакомишь?
   - Обязательно! Ты знаешь, тут по традиции пару раз в неделю футболеры играют в волейбол против наших женщин. Ты подойди к Татушину, он у ребят за капитана и переживает, что они все время проигрывают.
   - На женской сетке?
  - Да у них блок здоровый, как у мужиков, особо не разгуляешься, но ты то убивать их не будешь!
  - Нет, конечно, но сыграю с удовольствием, спасибо, что сказал!
   На следующий день, когда ко мне приехала жена, я их познакомил, и они, как я понял, понравились друг другу.
  
   Встреча футболистов с нашими женщинами состоялась в конце недели, и собрала как всегда множество болельщиков.
   Разинский начинал с четвертого, и первым же ударом попал по первой линии, но девушки его так застыдили, что он стал бить аккуратнее, вполсилы и только по задней линии, к этому кстати его вынуждало и плохое качество второй передачи, которое он получал от своих товарищей. Судил эту встречу Анищенко и прощал футболистам все технические огрехи, не обращая внимания на крики девчат и болельщиков:
  - Захват! Судью с поля!
   Девушки опять выиграли, но это был тот редкий случай, когда обе команды остались довольны проведенной игрой.
   Трехразовые тренировки как всегда показались вначале чересчур нагрузочными, но постепенно я втянулся в режим и стал меньше уставать. В свободное время мы с Вадимом Поликарповым с интересом наблюдали за тренировками футболистов, и стоя за воротами Яшина подавали мячи. После вечерней тренировки и ужина все собирались на танцплощадке, где всегда было многолюдно в основном за счет гостей из Москвы, причем преимущественно женского пола.
  
   В одну из суббот, после дневной тренировки ко мне подошел высокий плотный парень в очках, и, протянув руку, представился:
  - Леня Скиба!
   Я удивился, но вежливо поздоровался.
   - Я играю за 1-ую мужскую команду "Крыльев Советов", - ты меня не помнишь?
   - напористо начал он.
   - Не очень! - честно ответил я.
   - Слушай, у меня к тебе большая просьба - сыграй за нас!
  - За кого за вас?
   - У меня дача рядом, на одну остановку дальше Тарасовки. К нам приедет сегодня сборная соседнего дома отдыха - они прошлый раз нас обыграли. Я специально приехал, чтобы тебя попросить. Поедем, а?
   - Почему меня?
  - Да у вас все так задаются, а я тебя помню еще по "Правде", когда вы играли на "Пищевике", мы там арендуем своим заводом площадки. Я слышал, тренер сказал, что у вас сегодня вечерних занятий не будет! Я тебя с мамой познакомлю!
  Это был, конечно, самый убедительный аргумент, и я, немного поколебавшись, согласился. Отпросившись у Анищенко до вечера, я отправился со своим новым знакомым на станцию. По дороге Леня рассказал, что он радиоэлектронщик и работает на крупном авиационном заводе около Савеловского вокзала, недалеко от стадиона "Пищевик". Он поинтересовался, почему я играл за "Правду", и, узнав, что там работал мой отец, рассказал о своем отце, который сейчас находился в Индии в составе нашего дипломатического посольства. Довольно приличная волейбольная площадка находилась в десяти минутах ходьбы от станции и располагалась в поле перед небольшими однотипными одноэтажными коттеджами, видимо недавней постройки, стоящими в ряд за забором вдоль дороги. Там уже вовсю сражались через сетку местные дачники, в основном пожилые и полные отцы семейств, вместе со своими женами и детьми.
  На врытых в землю вокруг площадки скамейках сидело довольно много молодежи, весело комментируя события на поле и подбадривая игроков.
   - Это что, наши противники? - кивнув на площадку, как можно серьезнее спросил я.
  - Нет, нет, - что ты! - не уловив иронии, испуганно ответил он, - Они должны скоро подъехать, а наши вон там, на лавочке сидят, пойдем к ним!
   Он подвел меня к ребятам и познакомил с ними.
   Ждать пришлось недолго, скоро со стороны станции показалась группа молодых ребят со спортивными чемоданчиками в руках. Леня переговорил с ними, и попросил дачников освободить площадку.
   Команда соперников по своему уровню была ниже среднего, впрочем, и Ленина дружина ненамного отличалась от них, и он на их фоне выглядел довольно прилично. Игры по существу не получилось Мы с Леней, играя по сути без блока, попросту расстреляли соперников к удовольствию местных болельщиков. После игры я хотел сразу уехать, но Леня уговорил меня зайти к нему, о чем я не пожалел. Его мама оказалась милой приветливой и интеллигентной женщиной. Она угостила нас бутербродами с копченой колбасой и сыром, пирожными и черным кофе.
   В Тарасовку я вернулся к ужину, и слегка перекусив, отправился на танцы.
  
   Регулярно в Тарасовку приезжали артисты человек по пять-шесть. Писатели - юмористы, в своих выступлениях обыгрывали фамилии футболистов, типа - "Масленкиным и Сальниковым игру не испортишь!", читали короткие юморески, и пользовались у них большим успехом.
  
   В самом конце наших сборов, рано утром, выходя на зарядку, мы с удивлением увидели у крыльца милицейскую машину, к которой направлялись несколько милицейских чинов, сопровождая Эдика Стрельцова, Мишу Огонькова и Бориса Татушина. Недоумевая, чем вызван этот инцидент, и что могло случиться за ночь - ведь вечером они вместе с нами были на танцплощадке со своими постоянными подругами, мы ошеломленно смотрели, как отъезжает их машина. Анищенко, проводив ее растерянным взглядом, повернулся и пошел обратно в гостиницу, бросив нам через плечо:
  - Начинайте зарядку без меня, я скоро вернусь!
   Мы вышли на гаревую дорожку стадиона и нехотя начали разминку, откровенно филоня. Анищенко вернулся минут через десять, он спросил нас:
   - Закончили?
   - Да. Борис Николаевич, что случилось?
  - Они сегодня не ночевали в гостинице, уехали после отбоя, а вернулись под утро. Больше мне ничего не сказали.
  
   Только через несколько дней мы узнали, что Огонькова и Татушина отчислили не только со сборов, но и из "Спартака", а Стрельцов задержан по обвинению в попытке изнасиловать дочь какого-то милицейского чина. Толком никто ничего не знал, но все дружно осуждали девицу и жалели ребят:
   - Она, что не знала, куда едет на ночь, и зачем ее туда зовут? А Борис и Миша тут причем, ну переночевали со своими подругами, ну и что?
  
   На 4-ой Всесоюзной Спартакиаде общества 1958 года в Минске мы выступили успешно, заняв по итогам турнира 2-ое место, получив ценные подарки и добавив в свою копилку наград Дипломы 2-ой степени.
  
   Из Минска мы опять вернулись в Тарасовку, готовясь первенству Союза, и уже оттуда выезжали на эти игры в Москву на Малую спортивную арену Центрального стадиона им.Ленина.
   На этот раз в число 12-ти команд для участия в первенстве Союза вошли две новые команды - это "Буревестник" (Тбилиси), где мне своей игрой понравился Важа Качарава и "Буревестник" (Харьков), где ярко выделялись Юрий Поярков и Юра Венгеровский.
   В судейской бригаде, обслуживающей турнир, были хорошо знакомые мне за эти годы москвичи Валя Полянский в качестве главного судьи, наша спартаковка Нина Бодрова, В.Гизенцвей, Борис Леонов, Володя Михейкин, Володя Морозов, харьковчанин Е. Миленин, С. Великий и Б. Засименко из Днепропетровска, Г. Блумс и Экливэ из Риги.
  
   После 1-го тура, который проводился с разъездами по различным городам, мы занимали в турнирной таблице 11-е место, выиграв 3:1 у "Буревестника (Свердловск), и с таким же счетом у "Даугавы" (Рига), и проиграв всем остальным.
  
   Второй тур мы начали с победы над СКВО (Ленинград) со счетом 3:2 и над "Дугавой" (Рига) со счетом 3:1. Потом пошли сплошные проигрыши.
   Это было связано с тем, что у нас кардинально изменился состав. Больше не играли Юра Козлов, Виктор Мальцман, Валя Салин, Вадим Поликарпов, не было Трунова и Шныря.
   Из старого состава остались лишь Женя Кузьмин, Коля Арутюнов, Толя Баталин, Сева Притула, Борис Старжевский, да я. Как могли, помогали нам Женя Кузнецов, Володя Терехов, Юра Бочков, Олег Мельничанский и Юра Панов.
   Хотя мы и выиграли еще несколько игр, общий итог был неутешителен, - нам предстояло покинуть класс "А".
   Наши девушки тоже выступили очень неудачно, потеряв 6 человек из основного состава по сравнению с прошлым годом - Ж.Фурман, И. Микулец, М.Якушеву, О. Белину, Э. Янсоо и Н. Бабошину. В этом туре за команду выступали Юля Бутенко, Галя Колчина, Женя Маланина, Нина Краснова, Валя Руднева, Лида Фомичева, Эля Егорова, Люда Анисимова, Зоя Артамопова, Юля Сернакер и Галя Баталина.
   Они закончили 2-ой тур в конце турнирной таблицы, и им, также как и нам, тоже предстояло расставание с высшей лигой.
  
  "КИТАЙСКИЙ" СБОР В ТАРАСОВКЕ
  
   Незадолго до окончания игр на первенство Союза Анищенко объявил, что по просьбе Китайской Народной Республики, для проведения там товарищеских встреч по волейболу, будет сформирована команда на базе ленинградского "Спартака", с привлечением ряда игроков из других команд. Сборы начнутся в Тарасовке через неделю под руководством заслуженного мастера спорта Алексея Барышникова, тренера ленинградцев.
   На этот "китайский" сбор, как я называл его про себя, по аналогии с "индийским", ленинградцы прибыли полным составом и привезли с собой Вячеслава Платонова, а из Киева приехал двухметровый с лишком гигант Ваня Тищенко. Из наших ребят пригласили почти весь первый состав, так что народу набралось чуть ли не на три команды.
   Было совершенно очевидно, что основной состав для поездки целиком будет представлен ленинградцами и их запасными, с добавлением Тищенко и трех-четырех человек москвичей, и поэтому насчет себя я не строил никаких иллюзий, тем более помня предупреждение Мальцмана, что меня никогда не выпустят за рубеж.
   Как только начались двухсторонние игры, я убедился, что был прав. В первом составе, как я и думал, наигрывались ленинградцы, Тищенко и Платонов, с другой стороны наш последний состав, но без меня. Меня Барышников вместе с молодыми сразу посадил на скамейку, дав сыграть лишь по одному кругу в конце первой и третьей партии. После того как я столько лет бессменно по праву занимал место в основном составе, впервые сесть на лавку для меня было обидно, но я взял себя в руки и быстро успокоился, безропотно занимая место среди запасных после разминки на сетке, где отводил душу, всаживая мячи в первую линию.
   Общая обстановка на сборах была доброжелательной и непринужденной, все были знакомы между собой не первый год. В свободное время мы жили дружно и весело, коротая время в совместных прогулках и разговорах, так как на этот раз в Тарасовке мы жили одни, и танцев вечерами не было. И конечно, над всем этим висела незримая спортивная составляющая нашего пребывания здесь, определяющая настроение каждого, в зависимости от его шансов попасть в число участников предстоящей поездки.
   Необходимость отрабатывать надоевшие утренние и дневные занятия под неусыпным вниманием жесткого Барышникова и вечерние двухсторонние игры, во время которых я большую часть времени просиживал на скамейке - все это начало меня угнетать, и я с нетерпением ждал теперь уж скорого окончания сборов.
   Наконец, нам объявили, что вечером состоится контрольная игра для определения окончательного состава, а через день в Москве будет проведена встреча со сборной Союза. Для меня эта встреча прошла также как и обычные тренировки. Меня выпускали ненадолго со вторым составом в третьей и четвертой партии, к чему я отнесся уже совершенно спокойно. Я сидел на скамейке, как всегда, рядом с Ваней Тищенко, едва доставая своей головой до его подмышки. Мы жили в одной комнате вместе с ним и с Платоновым, и за время сборов успели подружиться. Он тоже редко выходил на площадку - его каждый раз выпускали на поле в конце партии для усиления блока и атаки. Выйдя на поле и получив высокий пас, он спокойно поверх любого блока пробивал по шестому с высоты третьего этажа, отыгрывая подачу, и, поучаствовав в блоке, также спокойно садился обратно ко мне, как ни в чем не бывало, продолжая прерванный перед этим разговор. В этот раз рядом с нами сидела его очень красивая и стройная жена, ведущая балерина киевского театра, приехавшая навестить его на несколько дней.
   На следующий день ребят, явно не попадающих в состав, распустили по домам, и на игру со сборной Союза мы поехали уже без них.
  
   Перед игрой я с удовольствием пообщался со своим старым другом Юрой Клещевым, новым старшим тренером сборной Союза.
   Поучаствовав в разминке через сетку и пробив раза по три, запасные уступили место на площадке основному составу, и я спокойно сел на скамейку - теперь можно было расслабиться и поболеть за своих.
   Сборники выступали без корифеев старшего поколения, у них кроме высокорослых прибалтов Либиньша, Красиньша и Унгурса на поле вышли молодые восходящие звезды - Чесноков, Смольянинов, Носов, Фасахов, Щербаков, Модзолевский и др.
   Игра проходила очень напряженно, но все-таки чувствовалось, что наша команда более сыграна и лучше понимает друг друга, что и позволило нам закончить встречу победой со счетом 3:1.
   Меня ненадолго выпускали, видимо для усиления первого приема, на шестой номер во второй, а потом и в четвертой партии, заменяя обратно, как только я выходил на первую линию, и я остался доволен, что хоть и немного, но поучаствовал в этой игре. Я был рад и тому, что мне удалось повидаться и переговорить со старыми приятелями Эдиком Либиньшем, Фасаховым, Щербаковым, и особенно - с Жорой Модзолевским.
   До конца сборов оставалось еще несколько дней, но я с утра подошел к Анищенко, и, поговорив с ним по душам, попросил его разрешить мне уехать домой. Он смущенно отвел глаза:
  - Ты ведь знаешь, я здесь не командую, и то, что тебя не ставят, от меня не зависит. Я поговорю с Барышниковым, думаю, он возражать не будет.
   После обеда я получил разрешение уехать, и тепло распрощавшись с ребятами, отправился домой.
  
   Дома очень обрадовались моему возвращению и тому, что я теперь буду пару месяцев свободен. Опять зашел разговор о моих дальнейших планах:
   - Тебе в этом году исполнится 28 лет, сколько же можно еще играть? Тебя ведь снимают со стипендии, и что дальше?
   После долгих разговоров мы решили, что я займусь поисками работы сразу после зимнего спортивного сезона, в котором я был обязан участвовать.
   - А сейчас почему бы тебе не свозить молодую жену на курорт? - спросила мама.
   Молодая жена, услышав это предложение, радостно заулыбалась и захлопала в ладони:
   - Может, правда, поедем, хоть отдохнем вместе, а то тебя по полгода дома не бывает!
   Тут же прикинув все варианты, мы решили поехать в Гагры, и на другой день я отправился на вокзал за билетами.
  
  ЛЕТНИЙ ОТДЫХ В ГАГРАХ
  
   Прибыв в Гагры, мы с вокзала отправились вдоль по побережью искать пристанища и скоро нашли в самом конце городка недорогую, светлую комнату с отдельным входом. Отдохнув с дороги и перекусив в столовой, мы решили пойти на центральный пляж. По дороге мы миновали теннисные корты, огороженные высокой проволочной сеткой, где на площадках играли несколько пожилых и малоподвижных пар.
   - Смотри, это же Игорь Ильинский! - остановила меня жена.
   Мы присоединились к большой группе отдыхающих, прилипших к сетке ограждения, как
  будто маленькие дети в зоопарке, наблюдающие за играми обезьян. Постояв несколько минут и немного посмотрев, как знаменитый артист пытается управиться с мячом и перебить его на ту сторону своему такому же старому партнеру, мы пошли дальше.
   Почти сразу за теннисными кортами мы увидели волейбольную площадку. Сейчас она пустовала. Я подошел и померил сетку рукой. Она была с тросом и туго натянута на растяжках на нормальной высоте. Разметка хотя и выцвела, но четко просматривалась, а сама площадка на удивление была ровной и в хорошем состоянии. Около столба лежали два веника, что говорило, что тут, судя по всему, собирается серьезный народ и за состоянием площадки внимательно следят.
   - Неужели опять играть будешь? - удивилась жена, - Ты же в Москве говорил, что тебя от одного вида мяча уже тошнит!
  - Так там играешь по службе, а тут в свое удовольствие!
  - Ну что с тобой сделаешь, играй, раз тебе хочется!
  
   Пляж оказался не очень забитым отдыхающими, и мы устроились на свободном месте на песке, подстелив взятое с собой покрывало, и пошли окунуться в теплую воду. Это оказалось непросто - песок был посыпан узкой полосой только там, где мы расположились, а дальше до самой воды пришлось идти по крупной гальке. Таким же каменистым оказалось и дно, когда мы вошли в воду. Я заметил, что почти у всех курортников на ногах были предусмотрительно одеты шлепанцы и тапочки разных фасонов.
   - Давай сегодня купим что-нибудь подобное, а то все ноги собьем!
  
   В обратный путь мы двинулись, когда жара стала спадать. На волейбольной площадке уже играли, а около столба стояли несколько человек, дожидаясь своей очереди. Подойдя к ним, я поинтересовался:
  - Кто следующий судит?
  - Вроде никого! А тебе зачем, сыграешь с нами!
  - Нет, я уж лучше посужу!
   - Дело твое, суди если охота!
   Команды уже доигрывали, но я успел присмотреть для себя среди проигрывающих трех более-менее понимающих ребят. Игра закончилась, судья отдал мне свисток и вместе со своей новой командой пошел на площадку, которую освободили проигравшие.
   Я дал свисток, и игра началась. Пока в середине партии бегали за далеко улетевшим мячом, я обратился к вылетевшим игрокам:
   - Ребята, вы меня извините, я всех не возьму, только трех, - его, тебя и его! - показал я, - Так что кто-нибудь берите у меня свисток и набирайте себе команду!
   Один их них кивнул головой и встал около меня. Наконец, я свистнул последний раз, закончив игру, отдал свисток, и вместе с теми, кого отобрал, вышел на освободившуюся площадку. И тут ко мне из проигравшей команды подошел полный, плотно сложенный, невысокого роста парень с короткой зализанной прической, в замызганных хлопчатобумажных тренировочных штанах и такой же майке.
   - Возьми меня пятым! - напористо обратился он ко мне.
   - Извини, но я буду играть вчетвером!
  - Нагло глядя мне в глаза, он безапелляционно заявил: - Тогда я заберу свой мяч!
   Он нагнулся и взял мяч в руки. Это был убийственный аргумент, к тому же все взоры разом обратились на меня, и я сдался:
   - Хорошо, иди на пятый!
   В общем-то, он нам не очень мешал, хотя прием у него был так себе, но хоть без захвата, на блок и в нападение он и сам не лез. Если ему иногда и доводилось давать пас на удар, то он просто взвешивал мяч повыше около себя. Остальные двое ребят были потехничнее в приеме и передаче, но без нападения, а еще один, пожилой, видимо когда-то играл, и хотя почти потерял прыжок, грамотно перебивал кистевым ударом по пустым местам на задней линии. Противники наши играли примерно на том же уровне, но блок они ставили бестолково. Я уже соскучился по мячу за последний месяц, сидя на лавочке, и с удовольствием отыгрывался со всех номеров и с задней линии, если это было надо. Между тем, к площадке подходили все новые желающие поиграть, некоторые с мячами, и скоро в сторонке они организовали пару кружков, гоняя мячи в ожидании очереди.
  Теперь организовались уже 4 команды, и стали играть до 10 очков. Выиграв четыре или пять партий, я извинившись, сказав своим, что устал, и, попрощавшись, пошел к жене, терпеливо сидевшей на лавочке.
  За мной последовал, забрав свой мяч, и его владелец.
   - Леша! - представился он по дороге. - А ты завтра придешь?
   Я кивнул в знак согласия.
  - Это твоя жена?
   Я кивнул вторично.
  - Симпатичная! Познакомишь?
   Я недоуменно посмотрел на него, понемногу закипая, но он, не дав мне ответить, быстро спросил:
  - А почему в последний раз за вас не играл Асс?
   - Я настолько удивился, что остановился и повернулся к нему:
   - А ты откуда знаешь? -
   Он засмеялся: - Хочешь, я назову ваш состав за этот, за прошлый и позапрошлый год?
   Я начну со "второго" - левша Слава, Салин, Козлов, Трунов, Шнырь, Мальцман. Ну, как? Ты уж меня извини, что я тебя немножко разыграл!
   Я был настолько удивлен, что не знал, что и сказать, но потом нашелся:
   - Да ладно, пойдем, познакомлю с женой!
  
   Когда я его представил, как нашего болельщика из Москвы, он быстро завладел ее вниманием:
  - Я вам очень сочувствую, что вам приходится скучать, пока мы играем, но вы правильно сделали, что пришли. Во-первых, мне представилась приятная возможность познакомиться с такой очаровательной женщиной, а во-вторых, потому, что все симпатичные девушки города явились посмотреть на игру вашего молодого супруга и теперь не спускают с него глаз! Жена весело рассмеялась, довольный собой Леша засмеялся вместе с ней. Лед был растоплен, и завязался непринужденный разговор, в котором Леша на правах старожила - он приехал на неделю раньше нас, и жил в гостинице "Гагрибдж" - рассказал, где что можно купить, недорого и вкусно пообедать. Я заинтересовался и спросил, имеет ли он какое-нибудь отношение к спорту. Он ответил, что он мотоциклист и занимается велосипедными гонками на треке, выступая там в качестве лидера. Он предложил вместе поужинать и мы разошлись, договорившись встретиться через час возле кафе.
  - Интересный парень, но на какой свалке он отыскал свои страшные штаны и майку? Хотя, когда мы познакомились с тобой, ты одевался ненамного лучше!
   Мы сходили к морю сполоснуться после игры, потом погуляли по набережной и купили себе тапочки для пляжа, а потом пошли к назначенному месту встречи. На этот раз Леша пришел одетым в обычные брюки и ковбойку, ничем не отличаясь от окружающих курортников. За разговорами мы незаметно провели вечер, отдав должное кулинарному искусству местных поваров и выпив бутылку марочного вина за знакомство.
   Следующие дни мы теперь проводили вместе. Леша познакомил нас со своими двумя прятелями. Как оказалось, оба они, - Саша Орлов и Боря Одиночкин, - были из Москвы и работали в мастерской по ремонту радиоаппаратуры. Боря Одиночкин не расставался с переносным импортным магнитофоном и развлекал нас самыми популярными записями легкой музыки. У всех радистов местных санаториев и гостиниц они были самыми дорогими гостями, давая им переписывать свои пленки и занимаясь починкой аппаратуры, если она ломалась, за что их бесплатно кормили в своих столовых до отвала.
   На пляже мы поигрывали в картишки и вели неспешные разговоры, прерываясь на водные процедуры, а вечерами шли играть в волейбол. Там нас уже признали, и нашего прихода с нетерпением ждала сложившаяся за эти дни своя постоянная команда.
   Узнав, что жена занимается в Медицинском институте, Леша как-то спросил ее о каком-то лекарстве и как оно действует при лечении спортивных травм. У них вдруг завязался сугубо медицинский разговор с перечислением названий различных медикаментов и их действием на пациентов.
   - Леша, - спохватившись, пораженно спросила жена, - откуда вы все это знаете? Вы ведь не медик?
  - Я тоже, раскрыв рот, в изумлении уставился на него, слушая как он легко оперирует в разговоре специфическими медицинскими терминами и названиями лекарств. Увидев нашу реакцию, Леша довольно засмеялся:
   - Да нет! Я просто внимательно читаю журнал "Здоровье"!
   Мы с женой недоверчиво переглянулись, но Леша сразу перевел разговор на другую тему:
   - Я хочу вас пригласить завтра с утра на небольшую вылазку за город. Это 10 минут на рейсовом автобусе. Там чудное местечко, около берега много скал и камней, и там водятся вот такие крабы! - он свел вместе два кулака и растопырил пальцы.
  - Как интересно! А как их ловить? Если они такие большие, то могут и палец отхватить? - испугалась Римма.
   - Ну, тогда вы будете нас лечить!
   Утром мы встретились на автобусной остановке, и после недолгого ожидания загрузились в старенький и облезлый полупустой автобус. Минут через десять Леша попросил водителя остановиться около одному ему известного неприметного осколка скалы около дороги, идущей над морем. Помогая друг другу, мы спустились по крутому склону вниз и удобно расположились на плоских прибрежных камнях, небольшими островками лежащих на гальке, сплошь покрывающей пустынный берег около воды.
   Леша вытащил из рюкзака ласты, маску и дыхательную трубку.
   - Сейчас немного отдохнем, перекусим и поплывем на охоту!
  - Как это поплывем? - удивился я, - Разве они не у берега живут?
  - Тут только одни медузы плавают! Вот там, - он показал рукой прямо в море, - под водой большая скала с небольшой плоской вершиной, там вполне можно встать вдвоем рядом, и вода нам будет немного выше колен. Ты там встанешь, и будешь держать сетку пока я буду нырять и ловить крабов. У них там внизу целая колония вокруг скалы!
   - А эта скала далеко от берега? - спросил я с возрастающей тревогой.
  - Да нет, всего метров 50-60 от берега.
   - Леша, я же не доплыву! - испугался я.
   - Если что, я тебе помогу! - успокоил он, доставая нехитрую снедь и раскладывая бутерброды на салфетки.
   Зная свои силы, я промолчал, но про себя решил, что если скала окажется далеко от берега, я ни за что не поплыву. Я достал наши запасы, присоединив их к бутербродам, и мы с удовольствием перекусили. Римма пошла искупаться, я закурил и спросил Лешу какой у него мотоцикл, сказав, что у меня ИЖ-49 с коляской. Он назвал какую-то неизвестную мне марку. Сам не знаю почему, но я поделился с ним своей мечтой, сказав, что записался на "Запорожец" и собрал уже 2000 рублей. Родители жены обещали помочь и дать тысячи 4, и если продать мой мотоцикл, то можно будет попробовать занять у кого-нибудь недостающие тысяч 6-8. Такую сумму я, пожалуй, смогу отдать за полгода или год.
   - Ты знаешь, Саша мне говорил, что собирается купить мотоцикл с коляской. Вот ты ему завтра на пляже и предложи! И если ты хочешь, я могу тебе на год-полтора одолжить тысяч 10-12. А сколько стоит "Запорожец"?
  - 18 тысяч, - очумело ответил я, еще не веря до конца его неожиданному предложению, которое чудесным образом могло разом решить все вопросы, связанные с покупкой машины. Римма, тем временем, вволю накупавшись, присела около нас:
   - Что-то с утра прохладная водичка, смотрите не замерзните!
   - Подожди, - перебил я ее, слушай: - Леша дает нам 12 тысяч на "Запорожец"
  на полтора года!
  - Правда? - обрадовалась она, но потом удивленно посмотрела на него:
   - Как же так можно? Вы же нас совсем не знаете!
   Он усмехнулся:
  - Чтобы вы не волновались, я с вас расписку возьму! А вообще-то, я болельщик со стажем и вашего супруга давно знаю, хоть и заочно!
   - Спасибо, Леша! Я вам так благодарна за это предложение!
   - Не стоит. Ну что? - повернулся он ко мне, - Пора на охоту?
   Теперь я был согласен плыть с ним хоть на край света.
  - Пошли!
   Леша надел маску и ласты, прицепил к поясу сетку и решительно полез в воду. Я стоял на берегу и смотрел, как он быстро плывет кролем, опустив голову вниз, и только дыхательная трубка, как перископ подводной лодки, скользя над водой, брызги от гребков и пенящий след, указывали направление его движения.
   Наконец, он добрался до места и встал, показавшись над водой почти по пояс, и махнул мне рукой. Мне он издали показался совсем маленьким, и я нерешительно повернулся к жене:
   - Я боюсь, что не доплыву!
  - Доплывешь! Ты же мужчина!
   Этот сомнительный комплимент меня не очень вдохновил - в тот момент я себя мужчиной чувствовал не вполне, но делать было нечего, и я поплыл навстречу неизвестности. Как и ожидал, я довольно быстро устал, хотя и плыл потихоньку единственным знакомым мне стилем брасс, правда, не опуская голову в воду для выдоха - у меня это никогда не получалось.
   Окончательно выбившись из сил, я перевернулся и дальше плыл на спине, изредка оглядываясь, чтобы не промахнуться. Леша, увидев, как я барахтаюсь, на всякий случай поплыл ко мне навстречу.
  - Давай, немного осталось, метров десять! Обопрись рукой мне на плечо!
   - Нет, я сам!
   Сделав еще несколько гребков из последних сил, я услышал его команду:
   - Все, молодец, опускай ноги вниз!
   Я нащупал внизу опору и с облегчением выпрямился, встав по пояс в воде на дрожащие от напряжения ноги. Я замерз и теперь весь дрожал от холода, выбивая зубами пулеметную дробь.
   - Ну и видок у тебя! - критически оглядел он меня. - Видно жена тебя специально мало кормит, чтобы ты выше прыгал! Ничего, сейчас согреешься на солнце! Ладно, держи сетку, я пошел!
   Он надел маску, взял в рот загубник и нырнул. Его не было так долго, что я уже начал волноваться. Наконец, он вынырнул и встав рядом, аккуратно переложил ко мне в сетку трех больших шевелящихся крабов, достав их из своей сетки, закрепленной на поясе. Он погружался еще три раза, доведя наш улов до 5 экземпляров, и собирался продолжить охоту, но я взмолился:
  - Леша! Хватит! Давай на берег, холодно!
   Он посмотрел на полную сетку, потом на меня, и, подумав, согласился:
   - Ладно, я тоже устал, - глубоко здесь! Давай сетку, и дуй потихоньку вперед!
   Я помахал жене, плюхнулся в воду и по-собачьи поплыл к берегу. Назад по волнам плыть было немного легче, и хотя я опять выдохся и последние метры преодолевал на спине, неотступно сопровождаемый Лешей, я самостоятельно добрался до берега, и в изнеможении сел на подстилку около жены. Она, взглянув, как я дрожу, схватила махровое полотенце и начала энергично растирать меня со всех сторон.
   - У тебя губы синие! Завернись в полотенце! Сейчас я тебе чаю горячего налью!
   Леша разоблачился, сел рядом, и положив сетку с барахтающимися крабами, с благодарностью принял от Риммы свою чашку горячего чая из термоса.
   - Здорово устал?
   - Я кивнул головой, - Знаешь, Леша! Мне показалось, что там, около скалы навстречу какое-то течение, - плывешь, а тебя сносит обратно - еле добрался.
  Он согласно кивнул головой: - Я это тоже заметил, особенно внизу, когда ныряешь, так и сносит от скалы в сторону. Ну что, сейчас отдохнешь, и сплаваем еще разок?
   Я пришел в ужас: - Леша, ты что?! Я больше не могу!
   Он засмеялся: - Успокойся, я пошутил!
  - Ну и шуточки у тебя!
  А играть-то вечером пойдешь?
  - Конечно, до вечера очухаюсь, сходим, покушаем, а потом можно и поиграть! Интересно, чего это я так устаю, когда плыву?
   - Так там совсем другие мышцы работают, спроси у жены, она тебе популярно разъяснит.
  
  На другой день на пляже, куда вся наша кампания являлась как на работу, Леша спросил своего приятеля Сашу:
   - Ты мне говорил, что хочешь купить мотоцикл с коляской? Слава продает свой ИЖ-49 с коляской, может, у него купишь?
  - Саша сразу заинтересовался:
   - Надо же, на ловца и зверь бежит!
   Он спросил у меня, сколько я за него хочу, а потом, когда я ответил на его вопросы о годе выпуска, пробеге и прочее, сказал, что в принципе согласен, но решение примет, когда проверит его на ходу.
   Отпуск подходил к концу, и мы решили вместе возвращаться в Москву самолетом, а до аэродрома добираться отсюда на вертолете, который ежедневно курсировал по этому маршруту. Дорога до Москвы в такой дружной кампании пролетела незаметно, и, обменявшись координатами, мы распрощались и разъехались по домам.
   По правде говоря, у меня были большие сомнения, что эта южная история будет иметь продолжение, но уже через несколько дней, после звонка ко мне приехал Саша. Мотоцикл ему понравился, и мы оперативно оформили через ГАИ его продажу.
   А еще через неделю позвонил Леша и пригласил к себе в гости. Мы с трудом нашли его небольшой, одноэтажный деревянный домик в районе Красной Пресни. Он встретил нас
  очень радушно, сразу усадив за со вкусом сервированный стол, и мы провели очень приятный вечер, вспоминая наш отпуск и незабываемую охоту на крабов. Я рассказал, как, не зная, что делать с привезенным крабом, положил его в духовку подсушить, и отправился в магазин за хлебом, а, вернувшись домой через 15 минут, поднимался к себе в квартиру мимо открытых дверей на всех этажах, откуда выглядывали встревоженные соседи, усиленно нюхавшие воздух, пытаясь уловить, откуда идет такая страшная вонь. Когда я открыл дверь, то чуть не упал в обморок. К счастью, дома никого не было, и я принял все возможные меры, чтобы скрыть все следы этой дурно пахнувшей истории.
  - Надо же, - удивилась жена,- так вот в чем дело! Я его вечером спросила, чем так ужасно пахнет, а он, хитрец, ответил, что это что-то сожгли соседи и провоняли весь подъезд. А когда я через день спросила про краба, он сказал, что подарил его мальчишкам во дворе!
   - Извини, это было последний раз, больше я за ними ни за что не поплыву!
  Посмеявшись, мы договорились с Лешей вместе сходить на стадион "Динамо" и поболеть за "Спартак". Когда мы, поблагодарив за гостеприимство, начали прощаться, Леша достал из стола конверт:
  - Тут 12 тысяч, как я и обещал, только не надо благодарить!
   - Спасибо, Леша, не буду. Я очень тебе признателен!
   Это оказалось весьма своевременно, так как буквально через три дня я получил заказную открытку с уведомлением, что подошла наша очередь на машину, и в назначенный день я с утра отправился оформлять покупку. Домой я вернулся за рулем собственного "Запорожца".
   Наша дружба с Лешей продолжалась еще года три. В свободные от моих тренировок дни мы встречались на "Пищевике", чтобы вместе поиграть в волейбол, несколько раз посещали футбольные матчи. Родители жены помогли с деньгами, и я досрочно вернул ему долг.
   Он теперь жил в высотном доме на Котельнической набережной, но бывая у него в гостях, я никогда не задавал лишних вопросов, и принимал его таким, каким он хотел выглядеть, хотя с первого дня знакомства у меня были большие сомнения насчет его трудовой деятельности на спортивном поприще.
   Однажды, сидя у телевизора, я рассеянно слушал последние известия. Внезапно мое внимание привлекло сообщение о том, что у нас на юге выявлено несколько случаев заболевания холерой. Диктор перечислил, какие меры предпринимаются для борьбы с этим опасным недугом, и сказал, что сейчас перед телезрителями выступит Председатель специально созданной Комиссии для контроля и руководства этими мероприятиями
   - профессор, доктор медицинских наук, директор научно-исследовательского какого-то, кажется Бактериологического института, Алексей Сумароков.
   И вдруг на экране появился ... Леша!
   Я заорал не своим голосом:
  - Римма, иди скорей!
   Из кухни прибежала испуганная жена:
  - Что случилось?
  - Смотри!
   Она взглянула на экран и ахнула:
   - Да это же Леша!
   Мы молча, изумленно прослушали его выступление, и затем последующие слова диктора, повторившего все регалии и звания Леши: " Перед вами выступал Председатель Комиссии по..." и т.д.
  - Я тогда сразу подумала, что он медик!
   - Да и я не поверил, что он мотогонщик!
  - Ты ему больше не звони - неудобно, раз он оказался таким большим человеком, если он сам позвонит, тогда другое дело.
   Мы еще долго не могли прийти в себя, вспоминая необычную историю нашего знакомства. Зимой я все-таки позвонил ему, чтобы поздравить с Новым Годом. Может, я позвонил не во время, или отвлек его от какого-то дела, но мне показалось, что он довольно прохладно принял мой звонок, и я решил больше его не беспокоить.
  
  На тренировки в "Спартак" я теперь ездил на собственной машине. К нам из Ленинградского "Спартака" перешел Марат Шаблыгин. Это было очень кстати, учитывая, что от нас в "Динамо" вернулся Юра Асс, а в МАИ ушел Вадим Поликарпов.
   Незадолго до этого Миша Крылов, тренер МАИ возобновил свои уговоры, чтобы я перешел к ним вместе с Вадимом, и я даже дважды побывал там на тренировках. Я не первый год был знаком со всеми игроками и меня там встретили очень доброжелательно.
   Однако, когда я заикнулся о переходе Анищенко, он встал на дыбы и заявил, чтобы я и думать об этом не смел.
   - Ты все еще за Китай дуешься? Ты же знаешь, что от меня тогда ничего не зависело!
   К его чести, он не стал напоминать, что он сделал лично для меня, но я и так чувствовал себя перед ним в долгу, и, оценив его деликатность, сказал, что я остаюсь.
  Он обрадовался:
  - Ну что ж, давай считать, что этого разговора у нас не было! Теперь послушай меня - у нас в субботу международная встреча со сборной Индонезии. Это - во-первых, а во-вторых, новость неприятная, - по итогам первенства Союза у нас снимают стипендии. Я насчет тебя договорился в Промкооперации - там тебя месяца четыре подержат тренером какой-нибудь артели, а потом мы тебя оформим тренером нашей молодежной. Ты подумай, и для себя реши - если ты хочешь остаться в спорте, то мы поможем тебе поступить в Школу тренеров. Если нет - ищи работу по специальности. И последнее, в мае будет проводиться московский турнир шести сильнейших команд мастеров. В положении о турнире говорится, что за 1-е место дают звание мастеров спорта, за 2-е и 3-е места ценные подарки и призы. Отыграешь турнир и решай - будешь искать работу или пойдешь учиться.
  Я был готов к такому повороту событий, но никак не ожидал, что это произойдет так быстро. Поблагодарив Анищенко за заботу, я пошел в зал с подавленным настроением и в расстроенных чувствах.
  
  
  ВСТРЕЧА СО СБОРНОЙ ИНДОНЕЗИИ
  
   Встреча со сборной Индонезии состоялась в зале ЦСКА на Ленинградском шоссе.
  Перед игрой к нам в раздевалку пришли два важных чиновника, о чем нас заблаговременно предупредил Анищенко. Один из них, внимательно оглядев всех, менторским тоном сообщил, что в зале находится весь дипломатический корпус с женами и детьми, и встреча будет транслироваться по телевидению, в связи с чем, попросил нас обойтись без нецензурных выражений. Кроме того, этой встрече придается очень большое значение, и ее необходимо выиграть, во что бы это не стало.
   Неожиданно его речь перебил Марат Шаблыгин:
  - А если мы проиграем, нас что, за это всех посадят?
   - Он смешался и покраснел: - Я этого не говорил! - И закончил на два тона ниже, - В общем, я прошу вас выиграть!
   Войдя в зал, я с любопытством взглянул на трибуну. Там среди нарядной публики, мне в глаза сразу бросились две молодые девушки ослепительной красоты с миндалевидными глазами, сидевшие в центре во втором ряду рядом со своими родителями, как я подумал. Если бы это зависело от меня, я не раздумывая, тут же вручил бы им главный приз на конкурсе "Мисс Вселенная".
   В зале было установлено несколько телемониторов, а в стороне за небольшим столом сидели два человека с наушниками и микрофонами - по всей вероятности комментаторы.
  
  Вместе с нами разминаться на сетку вышли и наши противники. Это была довольно высокорослая команда для азиатов - все под 1м 90, а двое, явно европейского происхождения, даже и повыше. Они и нападали посильнее остальных своих партнеров, и мы сразу определились, кто им будет противостоять на блоке.
   Начав встречу, мы быстро поняли, что всю игру в нападении они строят с высоких передач через этих двух эмигрантов. Прикрыв их надежным блоком, мы за счет хорошего первого приема и быстрой комбинационной игры запутали их блокирующих и стали быстро выходить вперед, имея ощутимое преимущество к тому же и в защитных действиях и в силовых подачах. В начале первой партии они еще сопротивлялись, но ближе к концу стали чаще ошибаться даже в простых ситуациях, и проиграли с разницей в четыре или пять очков. Вторая партия мало чем отличалась от первой, и тоже закончилась нашей победой. В третьей партии мы опять с самого начала повели в счете, и для того, чтобы дать возможность поиграть молодым, у нас последовал ряд замен. Сразу после этого что-то пошло не так, - несколько раз подряд мяч от нашего блока мяч уходил в аут, кто-то ошибся с подачей и на приеме. Минутные перерывы и обратные замены не помогли, и мы эту партию безнадежно проиграли.
   Когда мы в расстроенных чувствах пошли меняться площадками, кто-то задумчиво произнес:
  - Ну что, нам дадут доиграть, или сразу посадят?
   Все дружно рассмеялись, наверное, немало удивив этим приступом веселья своих противников, тренеров и судью. Как бы то не было, эта разрядка помогла
  снять нервное напряжение, и мы начали четвертую партию с хорошим настроем, заиграв в свою игру, и со старта вышли вперед, выиграв подряд несколько очков. Минутный перерыв, взятый тренером противников, не помог, и мы уверенно довели партию до победы, удерживая до конца преимущество в очках, полученное в начале сета.
   Немногочисленная публика вежливо, не более того, поаплодировала участникам встречи, впрочем, и во время игры особых эмоций она не проявляла. Поприветствовав соперников, мы ушли в раздевалку.
   Анищенко пришел к нам довольный:
   - Молодцы, начальство уехало с хорошим настроением и просило вас поздравить с победой! - Борис Николаевич, а вы знаете, почему мы проиграли третью партию?
   Он подозрительно посмотрел на меня, наверное, думая, что я заговорю о заменах.
  - Ну?
   - А потому, что нам запретили ругаться, а без мата какая может быть игра! Вот бью я в аут, а Виктор Павлович меня вежливо так уговаривает - "Я тебя умоляю, дорогой, никогда больше так не делай!".
   Представив на миг эту невероятную сцену, все так и покатились со смеха, хватаясь за бока, а Мальцман встал и с нарочито угрожающим видом направился ко мне:
  - Я тебе сейчас уши оборву!
   Подойдя, он улыбнулся и потрепал меня по плечу:
  - Пойдем мыться, парторг хренов!
  
   Летнее первенство между сильнейшими московскими командами, о котором недавно говорил Анищенко, началось как раз в то время, когда в силу вступило печально известное знаменитое Постановление Спорткомитета, которым запрещалось иметь в составе этих команд-мастеров более двух игроков, старше 30 лет. Оно затевалось с благой целью - открыть дорогу молодым талантам, но, по сути, развалило все ведущие коллективы страны.
  
   Мы начали этот турнир на редкость удачно, выигрывая у всех когда-то грозных команд, ослабленных этим постановлением и выступавшими по существу вторыми составами.
   Пройдя весь турнир без поражений, мы впервые завоевали почетнейшее звание Чемпиона Москвы среди команд-мастеров.
   Вопреки Положению о турнире и заверениям Анищенко, нам вручили всего только небольшие красивые значки с надписью "Чемпион Москвы по волейболу 1959 года" и Дипломы 1-й степени.
  
  НОВЫЙ ЭТАП МОЕЙ ЖИЗНИ. ЗАВОД И СПОРТ
  
   Анищенко сдержал свое обещание, и мне пока платили небольшую зарплату. Теперь я был свободен и мог заняться поисками работы по специальности, для чего первым делом отправился на стадион "Пищевик", надеясь найти там кого-нибудь из старых приятелей, которые смогут мне помочь. Не успел я там появиться, как ко мне подошел старый знакомый Вася Трушин:
  - Привет, сыграешь за нас?
   - Ладно, а вы кто?
  - 43 завод!
   Мне дали майку, и мы пошли играть. Выиграв две встречи, я спросил у Васи по дороге в раздевалку, не сможет ли он помочь мне с работой. Он предложил мне остановиться, и сев на лавочку, подробно расспросил меня, чем я до сих пор занимался. Он сказал, что попробует договориться, чтобы меня завтра принял начальник отдела кадров.
   На следующий день после его звонка, я отправился к нему на завод. Вася встретил меня у проходной и отвел в отдел кадров. Начальник долго задумчиво листал мою трудовую книжку, потом спросил, что обозначает запись "Сотрудник" какого-то ЦС. Помня о секретности Госстипендии, я ответил, что это связано с тренерской работой.
   - Для чего же вы кончали институт, чтобы потом мячик гонять?
   - Мне такое начало не понравилось, но я промолчал.
   - А этот ваш завод оцинкованной посуды?! У нас же, серьезное предприятие, мы ведра не делаем. Мы берем специалистов, да и то не всех.
   Он сложил мои документы и пододвинул на край стола.
   - Но раз за вас просит такой уважаемый товарищ, то может быть через неделю я смогу вам предложить место инженера-испытателя на стенде. Оклад там 800 рублей, работа в три смены. За ночные смены и работу в выходные дни будете получать доплату. Вот мой телефон, если надумаете, то звоните.
   Такая перспектива меня никак не устраивала. Я понимал, что моя трудовая книжка вряд ли позволит мне получить более-менее приличное место, но что такое сменная работа я помнил очень хорошо. Дома я решил никого не расстраивать, и вечером опять поехал на "Пищевик". Там, как и вчера, сражались на всех площадках, но больше всего народа стояло вокруг одной, где играли на вылет. Судил их высокий, плотный черноволосый парень в очках на длинном носу с резинкой на затылке, прикрепленной к дужке очков.
   С первого взгляда он показался мне знакомым, и я тут же вспомнил, что это Леня Скиба, который приезжал ко мне в Тарасовку, чтобы пригласить меня сыграть в своем дачном поселке. Я подошел к нему сзади и легонько толкнул в спину:
   - Привет, Леня!
   Он недовольно обернулся, но, увидев меня, прямо расцвел. Вытащив изо рта свисток, и одним глазом поглядывая на площадку, он протянул мне свободную руку:
   - Привет! Сыграешь со мной?
  - Если возьмешь!
   Выиграв подряд несколько партий, мы ушли с площадки, и уселись отдохнуть на скамейке.
   - А я думал ты опять на сборах!
   - Да у нас там, похоже, все развалилось!
   На всякий случай, я решил поинтересоваться насчет работы и у него. Он сразу загорелся и сказал, что завтра с утра устроит делегацию к начальнику отдела кадров и сразу мне сообщит, когда он меня примет. Потом он рассказал, что у них на заводе работает несколько тысяч человек, и что это крупное опытное предприятие авиационной промышленности, под руководством Главного конструктора, Героя Социалистического труда Алексея Фроловича Федосеева, и оно имеет ряд больших серийных заводов в нескольких городах, которые выпускают разработанное здесь электронное оборудование. Он добавил, что у них очень большое внимание уделяется развитию спорта и работает несколько секций с оплачиваемыми тренерами. По мере того как он рассказывал, у меня крепло убеждение, что это как раз то место работы, которое меня вполне бы устроило. Перед тем как расстаться, он объясни, как добраться до завода. Он находился недалеко от моего дома, и это было еще одним плюсом в пользу такого выбора, если, конечно, удастся его осуществить.
   Леня позвонил мне часов в 9 утра и сказал, что начальник отдела кадров, Ефим Иванович Попов примет меня в 10 часов. Наскоро приведя себя в порядок и взяв документы, я помчался на завод, и уже через полчаса подошел к проходной. Там меня уже ждал Леня, вместе с полным, с меня ростом, седоватым человеком среднего возраста.
   - Привет! Познакомься, это наш освобожденный Председатель Совета физкультуры! Здравствуй! - он протянул мне руку и представился:
   - Детлов Николай Николаевич! Мы только что от Попова, он тебя ждет, помимо нас, ему уже звонило начальство по нашей просьбе. Проси, чтобы тебя взяли в отдел новых материалов, там занимаются металлами, а ты ведь, как мне сказал Леня, закончил институт Стали?
  - Да.
   - Пошли, мы тебя там подождем!
   Они проводили меня к кабинету начальника. Детлов заглянул в кабинет и тут же вышел, приглашая меня зайти.
  Войдя, я поздоровался и подошел к столу, за которым сидел Попов.
   - Садитесь!
   Я поблагодарил и сел на стул, протянув ему институтский диплом, паспорт, трудовую книжку и партбилет. Он внимательно просмотрел документы, затем отложил их в сторону и попросил рассказать о себе. Я коротко перечислил, чем занимался после института и ответил на его вопросы о родителях и жене, и нет ли у меня партвзысканий.
  - И чем бы вам хотелось заниматься?
   Помня, что сказал мне Детлов, я попросился в отдел новых материалов.
   - Вот вам анкета, заполните на втором этаже в конференц-зале, а я пока переговорю с начальником отдела.
  - Забрав документы, я вышел в коридор и поднялся вместе с Детловым на второй этаж. Он помог мне правильно заполнить анкету на нескольких листах, что оказалось совсем непросто.
   Вернувшись в кабинет к Попову, я увидел там пожилого сухощавого мужчину с короткой стрижкой, с орденскими планками на пиджаке и нашивкой о тяжелом ранении. Он представился начальником отдела и так же, как до него и Попов, попросил рассказать о себе. Особенно его заинтересовала моя работа в качестве начальника цеха. Узнав, что в цеху было около 100 человек, участок металлообрабатывающих станков, участки штамповки, сборки и гальваническое отделение, он спросил:
  - Значит, гальванику вы знаете?
  - Да.
   Дальше он поинтересовался, какое у меня было партпоручение и не было ли партвзысканий. Услышав, что я три года был секретарем комсомольской организации завода, и что я был представлен на Доске Почета района, он взглянул на Попова, который, закончив читать анкету, внимательно слушал нашу беседу, и повернулся ко мне:
   - Я думаю, что вы нам подойдете. Вас устроит должность инженера в группу металлов с окладом 1100 рублей, с месячным испытательным сроком?
   - Да, конечно!
   Я с трудом сдерживал радость:
   - Спасибо вам!
  - Пока не за что. Вот вам телефон, позвоните недели через две. Когда проверят ваши документы, придете оформляться! До свидания!
  Ну как? - едва я показался в дверях, спросил Детлов.
   - Спасибо вам за все, сказали, что после проверки будут оформлять.
   - Отлично, самое главное, что ты прошел здесь, а все остальное - обычные формальности! А как фамилия начальника отдела?
   - Глаз Анатолий Константинович. Серьезный мужик, он к тому же зам. секретаря Парткома. Ну что ж, я рад за тебя! Надеюсь, скоро увидимся, тогда и поговорим подробнее, в том числе и о волейболе. Желаю успеха! - и он протянул мне руку.
   Нервное напряжение, в котором я находился с утра, постепенно проходило, и я поторопился домой, чтобы обрадовать своих домашних результатами визита на завод.
  
   Я с нетерпением считал дни, и, позвонив ровно через две недели, узнал, что уже с завтрашнего дня могу приступить к работе.
   В отделе меня встретили приветливо и охотно помогли включиться в работу лаборатории, ознакомиться с оборудованием и необходимой документацией.
   Первой самостоятельной работой, порученной мне начальником лаборатории Дмитрием Ясиным, оказавшимся на редкость деликатным и интеллигентным человеком, было исследование изменения прочностных характеристик различных пружинных материалов в зависимости от температуры их эксплуатации.
   Целый месяц я занимался изучением этих характеристик после выдержки образцов в термошкафах при различных температурах.
   Начальник лаборатории периодически знакомился с результатами и контролировал ход работы, но когда я представил ему полностью оформленный обширный черновик законченной работы, был настолько доволен полученными результатами, иллюстрированными многочисленными цветными графиками, обобщенными выводами и практическими рекомендациями, что, подправив некоторые формулировки, сразу пошел к начальнику отдела. Через полчаса меня вызвали к нему в кабинет. Похвалив мою работу, он сказал, что испытательный срок теперь можно считать завершенным, и он согласен с предложением начальника лаборатории утвердить отчет у руководителя предприятия.
   Через несколько дней Ясин сказал мне, что он доложил Главному конструктору о моей работе, которому она понравилась, и он не только утвердил отчет, но и согласился с предложением руководства отдела об увеличении моего оклада.
  
   Получив первую повышенную зарплату, мы устроили дома праздничный ужин, и решили отметить это событие очередным походом в театр, куда мы, впрочем, и так всегда старались регулярно выходить, не ожидая особых поводов. Прогуливаясь в фойе Малого театра среди нарядно одетой публики, перед началом спектакля, я вдруг заметил стоящих немного в стороне Коккинаки с женой, и, встретившись с ним взглядом, поклонился, не решаясь подойти. Увидев меня, он широко улыбнулся, и сам решительно направился к нам. Я познакомил дядю Володю и тетю Валю с женой. Он поинтересовался нашими делами, и, узнав, где работает жена и я, заметил, что совсем неплохо иметь дома своего семейного врача, и выразил удовлетворение, что я работаю на солидной фирме. К сожалению, раздался звонок к началу спектакля, и они, тепло попрощавшись, пошли в зал на свои места.
  
   Где-то года через полтора, когда нашему первенцу исполнилось год, к нам домой на своей машине заехал брат отца - Давид с женой Зиной. Мы заранее договорились поехать вместе за город, чтобы немного отдохнуть на природе. Едва мы успели выехать по Волоколамскому шоссе из Москвы, миновав излучину Москва-реки, как нас внезапно остановил офицер милиции. Он не торопясь, подошел к машине и, откозыряв, попросил предъявить документы. Давид полез во внутренний карман пиджака и вдруг, побледнев, с изменившимся лицом, стал судорожно шарить по всем карманам. Убедившись в тщетности своих поисков, он изменившимся голосом произнес:
  - Товарищ майор, извините, - я, кажется, оставил документы и деньги в другом пиджаке!
   - Ну что ж, дайте мне ключи от машины, а сами езжайте домой за документами!
   - Но как же мы доберемся с маленьким ребенком, - тут же загород!
   - Ничем не могу вам помочь! - и он, откозыряв, отошел от машины, бросив вполоборота:
   - Когда выгрузитесь, закройте машину и отдайте ключи!
   Я вылез из машины и закурил, рассеянно наблюдая, как майор останавливает очередную машину. На другой стороне шоссе еще два милиционера проверяли документы у автотранспорта, следующего в Москву.
   Вдруг на шоссе показалась машина, идущая из города на очень большой скорости. Майор выскочил ей наперерез и засвистел, подняв жезл. Машина, резко затормозив, проехала вперед метров 15 и остановилась. Когда она, замедляя ход, проезжала мимо меня, я, увидев, что за рулем сидит Коккинаки, бегом бросился к ней.
  Я знал, что теперь у него дача в Снегирях, совсем недавно мама с моим младшим братом была там у него в гостях, но вот так встретить его на дороге именно сейчас, это было неслыханной удачей!
  - Дядя Володя, здравствуйте!
  - А ты что здесь делаешь? - искренне удивился он, приоткрыв дверь.
   Едва я успел объяснить ему наше безнадежное положение, как сзади подоспел майор, и, отодвинув меня в сторону, грозным тоном, не предвещающим ничего хорошего, коротко скомандовал:
   - Ваши документы!
   Коккинаки, не торопясь, достал из кармана пиджака красное удостоверение и протянул его майору. Майор, внимательно оглядел обычного с вида шофера в тренировочном костюме и пиджаке, сидящего за рулем, и, не глядя, развернул удостоверение, но когда он перевел взгляд на него, выражение его лица мгновенно изменилось. Я стоял рядом и увидел, что всю левую половину удостоверения занимает довольно большая фотография Коккинаки по пояс, в генеральской форме с тремя золотыми звездами Героя Советского Союза на груди.
  - Извините, товарищ генерал! - вытянулся майор, и, откозыряв, осторожно вернул удостоверение.
   - Слушай, майор, отпусти их, я их знаю не один год, и могу за них поручиться!
  - Слушаюсь, товарищ генерал! - снова откозыряв, он повернулся ко мне:
   - Можете ехать! - и пошел назад по шоссе.
   - Передавай привет своим!
  - Спасибо вам, вы нас спасли! Какое счастье, что я вас встретил!
   - Так встречай чаще! - усмехнулся он, и уже серьезно добавил:
  - Если что будет надо - звони! Будь здоров!
  Я еще несколько минут благодарно смотрел вслед его машине, а потом заторопился обрадовать своих благополучным завершением этой неприятной истории. По дороге, вспомнив о кинокамере, я быстро снял панораму места происшествия, чтобы хоть что-то сохранить на память об этом инциденте. В машине мне пришлось во всех подробностях рассказать о том, как дядя Володя сумел нас спасти.
   - Ты хоть догадался его поблагодарить?
  - Ну конечно! Кстати, он попросил передать вам всем привет!
   - Какой он все-таки необыкновенный человек! - наперебой восторгались наши женщины.
  
  Пока мы осторожно возвращались в Москву, я рассказал Давиду и Зине, как недавно побывал в гостях у Гершберга.
   - Он где сейчас работает?
  - В редакции Большой Советской Энциклопедии. Когда его с отцом выгнали из "Правды", он тоже год сидел без работы. Недавно он позвонил и попросил как-нибудь зайти, сказав, что приготовил мне подарок. Он живет у нас в доме, и я тут же поднялся к нему, но, увидев, что у него гости, извинился, и хотел сразу уйти, но он заставил меня пройти в столовую и посадил за стол.
   Я поздоровался с его гостями - Александром Яковлевым, знаменитым авиаконструктором, и его женой, известной в прошлом парашютисткой, установившей немало рекордов. Мы уже раньше здесь несколько раз встречались - они давно дружили с дядей Сеней, а я частенько забегал к нему, чтобы что-нибудь спросить или посоветоваться. Яковлев хорошо знал моего отца, и, может быть, потому также хорошо относился и ко мне.
   - Ну, как твой волейбол? - спросил он, зная о моем увлечении.
   Я ответил, что мы вылетели из класса "А", и я теперь работаю на фирме у Федосеева. Некоторое время разговор шел вокруг спорта, а потом дядя Сеня достал книгу и протянул ее мне. Книга называлась "Газета завтра выходит", автор С.Р.Гершберг,- прочитал я.
   - Это книга о том, как работала "Правда " и журналисты в годы войны, в редакции и на фронте.
  -Тут много фотографий, тебе будет очень интересно, ты же всех правдистов знаешь! - сказал дядя Сеня. - Не говоря уж об отце, я даже упомянул здесь и о тебе!
   Яковлев согласно кивнул ему:
  - Хорошая книга! Я прочитал ее с большим интересом, хотя был лично близко знаком, пожалуй, только с тобой и с Лазарем, да еще с некоторыми писателями, остальных же, о которых здесь говорится, знал, как и все, по их публикациям в "Правде". Здесь большой раздел о твоем отце и много его фотографий.
  Дядя Сеня поставил свой автограф и вручил мне книгу. Я поблагодарил его и скоро распрощался.
  
  
   Через два месяца после начала моей работы, на очередном партсобрании отдела меня совершенно неожиданно ввели в состав партбюро и поручили редактировать стенгазету.
   Я немного умел рисовать, и постарался выпустить свой первый номер содержательным и красочным, за что был вполне вознагражден повышенным вниманием к нему сотрудников отдела и их благоприятным отзывам.
  
   Надо сказать, что уже через два года меня избрали секретарем партбюро парторганизации отдела.
   Я бессменно выполнял эти обязанности вплоть до известных кровавых событий в Прибалтике и Тбилиси в конце 70 годов, после чего, вместе со своим другом по волейболу Валерой Волосевичем, мы, первыми на заводе, сразу же подали заявление в Партком о добровольном выходе из КПСС и сдали туда свои партбилеты.
   Партийная организация завода насчитывала около 900 человек и была крупнейшей в Кировском районе. Признаться, я с некоторой тревогой ждал реакции Парткома, но, как ни удивительно, все обошлось без последствий.
  
   Вскоре после того, как я пришел на завод, у меня состоялась встреча с Детловым, и он предложил мне заключить Трудовое соглашения с Профкомом предприятия о работе в качестве тренера с почасовой оплатой со сборными командами завода.
   На ближайшей тренировке Детлов представил меня собравшимся, после чего я провел с ними свое первое занятие.
   Мне понравилась мужская команда, в которую теперь вместе со мной входили 5 человек, еще недавно игравших в классных командах.
   Это - Витя Котляр из "Локомотива", Леня Скиба из "Крыльев Советов", Гена Маслов из МАИ и Валера Волосевич, выступавший раньше по моей рекомендации за юношей "Спартака". Неплохо выглядел пасующий Витя Макаров, Володя Щербатых, да и другие ребята.
   Последние несколько лет за команду выступал и мой младший сын Сергей, пришедший к нам в отдел после окончания института. Высокий, за 1м 90, атлетического сложения, он неплохо нападал и довольно быстро попал в основной состав.
   В женской команде тоже оказались девушки, выступавшие раньше в различных клубных или институтских коллективах - Рита Ровбут, Лена Шапаренко, Люся Дауэ, Лена Смирнова, Алла Соболева, Лида Шершун и др.
  
   Как-то в магазине на улице Горького в магазине мы с женой встретили Мальцмана. Он, также как и я, обрадовался этой встрече, и мы с ним обстоятельно поговорили, обмениваясь новостями. У меня с собой была кинокамера, и я, заснял эту встречу. Он попросил разрешения иногда приезжать ко мне в зал, чтобы немного поработать с мячом со своей дочерью Наташей.
   Он приехал вместе с ней на следующую же тренировку. Я посмотрел, как он гоняет бедную девушку в защите, и мне стало ее жаль.
   - Виктор Павлович, она же устала! Может она немного отдохнет, а потом с моими девочками поиграет?
  - Иди сюда, защитник! Посмотрим, на что ты сам годишься!
   Я встал к нему, но, уже после нескольких падений и бросков по сторонам, взмолился:
   - Все, больше не могу!
   - До чего же хилая молодежь пошла! Ладно, отдыхайте!
   Наташа мне очень понравилась, у нее была хорошая техника в работе с мячом, и она прилично играла в нападении, в чем я сразу убедился, когда поставил ее в первый состав женской команды. После тренировки я попросил ее поиграть за завод. Она с согласия отца не возражала, и потом года два выступала за наше предприятие.
   Мальцман приезжал с ней еще пару раз, но, убедившись, что у нас хороший и дружный коллектив, и занятия проходят на должном уровне, сказал, что он теперь за нее спокоен. А так как он и так достаточно надоел мне за все эти годы, то больше не будет доставлять мне беспокойства своим присутствием. Мы посмеялись и тепло распрощались.
   Между прочим, на первые тренировки мои девушки приходили, как правило, с мужьями, но потом, поняв, что ничему плохому их здесь не научат, они отпускали их в зал уже одних.
  
   В течение последующих тридцати лет, пока я работал на заводе, мы участвовали во всех играх на первенство Москвы среди трудовых коллективов общества "Зенит" по своей группе и регулярно занимали призовые места, а на первенстве Кировского района неоднократно становились чемпионами или призерами соревнований.
  
  Интересно, что жизнь постоянно сталкивала меня с моими друзьями по волейболу.
  Так, в "Зените" руководителем соревнований по нашей группе оказался Матвей Смирин - наш бывший знаменитый защитник "Спартака", а председателем квалификационной комиссии "Зенита", где я теперь ежегодно проходил тренерскую переаттестацию, - Владимир Иванович Щагин, легендарный игрок, и в течение ряда лет бессменный капитан сборной Союза.
   Да и бывая на турнирах 60 - 70 годов, а позже, и на играх современных команд-мастеров в зале "Динамо" на улице Лавочкина, мне почти всегда удавалось увидеть там кого-нибудь из своих старых друзей и знакомых по спорту - Толю Платонова, заменившего на посту тренера сборной Союза Юру Клещева, Михаила Сунгурова, Толю Саркисова, Гиви Ахвледиани, Жанну Фурман, ставших видными и заслуженными тренерами, и других приятелей - бывших игроков этих команд.
  
   Ежегодно сборными командами предприятия мы выезжали на традиционные товарищеские турниры и встречи с нашими серийными заводами или принимали их у себя.
   В 1980 году, когда мне было уже 50 лет, на таком турнире в г. Кирове мы уверенно провели все игры и заняли 1 место. Я, выступая в роли играющего тренера, неплохо для себя отыграл в нападении и на блоке, а также на пасе в роли выходящего, но, совершенно того не ожидая, был приятно удивлен, когда мне вручили ценный приз как лучшему игроку соревнований.
  
   Последние 15 лет я работал в должности начальника лаборатории, получив за это время около 20 авторских свидетельств на изобретения, совместно с разработчиками новых материалов из ряда крупных Научно-исследовательских институтов, с которыми мы проводили работы по их испытаниям и внедрению в изделия авиационной промышленности, в том числе и на объект "Буран".
  
   Вплоть до 2000 года я тренировал свой коллектив, не пропуская ни одной тренировки, и сам дважды в неделю выходил играть на площадку.
   Свою трудовую деятельность и спортивную карьеру я завершил, когда мне исполнилось 70 лет.
   Этот день своего рождения я встретил на волейбольной площадке со своими друзьями.
   Мой старший сын-медик - Саша пришел с видеокамерой и запечатлел несколько партий, где мы сражались с таким же темпераментом, как и в молодые годы, но, увы, далеко не с тем блеском, хотя нам удавалось иногда достаточно прилично перебивать через сетку и неплохо защищаться.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 3.40*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"