Бронтман Лазарь Константинович : другие произведения.

Экспедиция Папанина на Северный полюс. Часть 2. 1937 г

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    г. Нарьян-Мар. Перелет на Маточкин Шар. Перелет на о.Рудольф. Ожидание погоды. Совещания командиров у Шмидта. Головин уходит в первый полет над Северным Полюсом и пропадает. Его возвращение на последних каплях бензина.
  Тетрадь Љ8 6.04.37-21.04.37
  
  г. Нарьян-Мар.
  6 апреля 1937 года
  День прошел как все. Механики, как обычно, уехали на аэродром.
  -Что ты там делаешь, Василий Лукич?
  -Да вот, вчера ручку к лопате сделал, да полочку. Дело есть.
  Вчера отправил Янтарову две своих пленки и три Дзердзеевского, очерк о Папанине, о наших днях, старого Водопьянова, речь Шмидта на партсобрании и проч.
  Погода на трассе все время отвратная. На Рудольфе- штормит, на Новой Земле- фронт и обледенение. Жуков уже предложил ночью пришибить Дзердзеевского консервной банкой с вишней.
  -Это самая большая ошибка, что Вас взяли в экспедицию, - говорил он- Надо будет на рацию послать своего человека, чтобы он сводки писал.
  Вечером было собрание командиров. Решили завтра лететь. Подъем механиков в три утра, наш- в шесть. Головин вылетает в 7-30, в 9 ч.- мы. Легли спать в 10 вечера. Лишь Мазурук на совещании высказался против. Водопьянов ретиво стоял "за".
  7 апреля.
  В 7 утра были на аэродроме. Моторы уже вертелись . Еще ночью синоптик получил тревожные сведения о погоде, разбудил в 5 утра Шмидта, но тот сказал:
  -Оставить решение в силе. Утром посмотрим.
  На аэродром прибыли провожающие. Приехали на трех подводах папанинцы. Они тихо ходили по полю и незаметно садились в самолеты, все время внося какие-то вещи и свертки.
  -Рыба, - удивленно принюхивался Ивашина к одному из свертков.
  (Вечером Папанин мне говорил: "Ну что для каждого самолета 10-15 кг. рыбы- полминуты работы мотора. А мы три месяца будем питаться свежей рыбой".)
  Таким же манером они погрузили на каждый самолет по несколько оленьих шкур.
  -Вам же пригодится на вынужденной посадке, - уверяли они командиров.
  У будки, где сидел у телефона Дзердзеевский собрался весь синклит. Сведения приходили тревожные: везде непогода. И в 11 часов был дан отбой.
  Дневные сводки показали, что мы поступили совершенно правильно, Рудольф был закрыт туманом и одиннадцати балльным штормом, по трассе- туманы, сильнейшие ветра, на Маточкином Шаре- сток и туман. Несомненно, что все машины сели бы где попало. Сколько тревоги дали бы Москве!
  Днем почти все спали. Затем играли в преферанс, козла. Усиленно снимали оленей.
  Вечером в 22 ч. опять состоялось совещание командиров (см. через страницу). Погода была мало обещающей, но с некоторыми надеждами. Решили готовиться.
  Особенностью совещания было то, что ни один из командиров ( т.е. лиц, несущих непосредственно юридическую ответственность за материальную часть и экипажи) не высказался за полет. Водопьянов был гласно против, Алексеев и Головин также, Мазурук неодобрительно молчал, Молоков молчал по привычке.
  Особливо всех поразило весть о двенадцати балльном шторме на мысе Желания. Ночью стало известно, что штормом на Желании сломало 17 лучей радиомаяка, таким образом, мы пользоваться этим маяком во время полета уже не сумеем.
  К утру определилась и вся картина по трассе. Фронт подошел к Нортвяну, зато везде по Новой Земле и на Зфи бушевали штормы, неслись туманы.
  И в 8 ч. утра, до выезда основной группы на аэродром, снова был дан отбой.
  Опять сон, опять пулька, "опять петрушка", как говорит Ритслянд
  Алексеев рассказал воспоминание о девушке, исповедовавшейся ему в слезах на Площади Революции в году 1932 или 1933...
  СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ В КОМНАТЕ ШМИДТА 7 апреля.
  
  Дзердзеевский показывает и объясняет карту.
  Присутствуют : Шмидт, Молоков, Водопьянов, Шевелев, Алексеев, Спирин, Дзердзеевский, Бабушкин, Мазурук, Головин, Папанин, Крузе, Трояновский, Виленский, Брокг
  Дзердзеевский:
  -Вчерашний прогноз подтвердился. Циклон переместился к востоку от Гренландии и захватил Зфи. Фронт был днем у Новой Земли и к вечеру пересекал Гусиную Землю. С Гренландии идет холодная волна с низкими плюсами. Это вызвало вихри и ветры до 11 баллов на побережье и Зфи. К вечеру они смещались к востоку и выросли
  Можно предположить, что этот циклон быстро сместится к юго-востоку и мы получим в свое распоряжение холодную его тыловую часть с плюса до - 25оС.
  Ветер будет встречный или встречно-боковой. В Нарьян-Маре сплошная облачность и ветер до 5 баллов.
  У Франца Иосифа- усиление до 6-7, затем- пересечение фронта. За фронтом может предположительно 6 баллов. Наличие отдельных зарядов.
  Прогноз: Сплошной фронт у южной оконечности Новой Земли. Облачность при пересечении фронта до 100-120 метров, видимость 1-2 км, снег. Дальше - отдельные заряды. На Зфи температура -20о -25оС. Все- в случае если не разовьется следующая соседняя волна.
  Шмидт: Маточкин Шар даст сток?
  Дзердзеевский : Да. Мне представляется лучше идти на о. Руд и дальше от Новой Земли.
  Шмидт: Когда лучше вылететь?
  Дзердзеевский: Лучше позже. Хотя Москва считает, что лучше вылетать в 5 ч. утра.
  Шевелев: (Читает телеграмму из Москвы). Завтра определенное улучшение. Сильный шторм на Зфи будет ослабевать. Лучше быть готовыми в вылету в 5 ч. утра.
  Шмидт: Прошу высказываться. Выходит, ждать очередной пакости нечего.
  Спирин: Надо ловить возможность.
  Шмидт: Не попробовать ли пораньше вылететь?
  Бабушкин: Можно лететь на 2000 метрах если не будет сплошной облачности в начале. Пересечь этот фронт сверху.
  Водопьянов: Под облаками не пройдем. Какая температура на Новой Земле?
  Дзердзеевский: -6о, -4о, -14оС
  Шмидт: В холодном фронте обледенения не ожидаете?
  Дзердзеевский: Нет. Но в начале может быть.
  Бабушкин: Ветра сильные ?
  Дзердзеевский: Баллов до 5. о. Рудольф - высота 600 м., снегопад, видимости нет.
  Бабушкин: 8-9 баллов идти нельзя, не дойти.
  Шмидт: Дальше - лучше. Вылетать в 10-11 поздно, поздно придем.
  Папанин: В это время там день. Никакой темноты нет. Белая ночь.
  Шевелев: Федотов считает, что высота солнца под горизонт.
  Бабушкин : Надо запросить Зфи возможна ли посадка ночью и вылетать в любое время.
  Головин: Если будет облачность- садиться нельзя: все сорвется.
  Водопьянов: Послезавтра, значит, будет краешек солнца ночью видно на Руде.
  Дзердзеевский: Пересечение этой истории отсюда лучше начинать в 10-11 часов. На Новой Земле- облачность.
  Головин: Интересно в начале идти низом- не вытянем вверх, тяжело. А дальше вверх.
  Бабушкин: Я думаю, что если такие благоприятные условия освещения на Зфи- то можно вылетать даже в 5 ч. вечера. А ночью лететь лучше в Арктике. Мой опыт показывает.
  Водопьянов: На зимовках чаще будят ночью, чем днем, дабы крепить самолет.
  Спирин: Не надо усложнять перелета темнотой.
  Бабушкин: Я все перелеты от Морж до Архангельска в мае совершаю ночью.
  Водопьянов: Ночью ни в коем разе.
  Шмидт: Днем светлее и привычнее.
  Бабушкин: В районе горла Белого моря лучше погода ночью.
  Шмидт: На Новой Земле несомненно белая ночь. Но из общих соображений, лучше прилететь на Зфи днем. Когда же вылетать?
  Дзердзеевский: Лучше быть наготове. Позже дает некоторое улучшение вылета.
  Шмидт: Предвидеть срок готовности в 8 ч. утра.
  Водопьянов: 1). Не вылетать отсюда при близости фронта и при сплошной облачности 2). Если вылетать- то в 11 ч. утра, 3).Подождать еще один день и дождаться хороших условий. Лучше лететь на перегруженных машинах первую часть спокойно . Вылет- на послезавтра.
  Шмидт: Есть опасность, что завтра ухудшится вся картина
  Головин: Завтра ничего хорошего тоже не видно.
  Дзердзеевский: Обледенение может быть.
  Спирин: Фронт пройти под облаками.
  Шмидт: От завтрашнего дня нельзя отказываться. Но надо действовать осмотрительно.
  Алексеев: Печорская губа - очень важный участок. Она покрыта невзломанным льдом. На высоте 100 м. вы не можете лететь по земным ориентирам. Слепой полет на наших перегруженных машинах невозможен. Гладкий лед -может вмазать. Если вода- заметишь ее тогда, когда вмажешь. Варнек, Амдерма, Маточкин Шар- закрыты. Я- за поздние сроки вылета. Обледенение немедленно остановит приборы.
  Папанин: Восьмого на Зфи не заметите день или ночь. 1 апреля я выходил на о. Мей- ночью видел в бинокль на 15 км. К вечеру погода гораздо лучше. Учтите посадку на Руд- можно подходить с любой стороны. Н нужно садиться точнее на Т , иначе завалитесь за купол.
  Шевелев: Кислая погода. Но попробовать вылетать надо. Но могут быть самые неожиданные сюрпризы- от очень хорошей до самой плохой погоды. Я за то, чтобы к 8 утра быть готовыми. Если надо - то в 8 и вылетать. Если хорошо- вылетает Головин, за ним- остальные. Механики пусть спят до 6. Оказать им доверие.
  Молоков: Правильно!
  Мазурук: Наша машина была готова за 45 минут.
  Водопьянов: Значит, мы должны завтра вылетать при такой погоде, как сегодня?
  Шмидт: Важна психологическая настроенность. Я сегодня видел- командиры не хотели вылетать, но приказал бы- пошли. Так и тут.
  Дзердзеевский: Последняя сводка- на м. Желания шторм 12 баллов. (Общее оживление. Ищут откуда)
  Водопьянов: Нет, завтра не вылетать.
  Папанин: У меня такое впечатление, что Дзердзеевский поддался настроению желающих остаться и это немного сказывается на его информации.
  Водопьянов: Шторма бывают очень редко. При очень плохой погоде- следом идет хорошая. Я уверен, что скоро будет ясно, ясно, ясно.
  Дзердзеевский: (разбирает сводку по остальным пунктам)
  
  
  8 апреля
  Погода все не радует. От Солодовникова получил телеграмму: "биографии Сугробова нет. Привет." Вот сукин сын!
  Папанин занял 90 рублей.
  Шекуров в Москве, в Шелково, придумал, а в Архангельске реализовал систему холодного спринцевания моторов. Он заливает их не бензином, а смесью под давлением. В Архангельске ему сделали и несложное оборудование. В Холмогорах испытали- хорошо.
  Вчера этим способом чуть подогрев моторы, они запустили их на своем корабле за 45 минут. На остальных кораблях- за 2 часа.
  Вообще рационализаторская работа дышит свободно. На машине флагмана Бассейн вместе с инициатором Петениным осуществили спрыск бензина сразу не в 8 цилиндров, а во все 12. Там же Бассейн переделал несколько подогревательную лампу и она стала много долговечнее.
  
  СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ В КОМНАТЕ ШМИДТА 8 апреля. 22ч. .
  
  Дзердзеевский: Центр переместился дальше. Холодный фронт прошел через Нарьян-Мар. Сейчас пилот в б. Тихой, выпущен в 16:48, дает на высоте 1500, ветер до 90 км/ч. Ветра с норда. Остров Рудольф- 5 баллов, б.Тихая- 6 баллов, м. Желания - 11 баллов, Маточкин Шар- 7 баллов, Столбовой- 5 баллов. Сейчас говорил с Москвой. Они установили, что волна с Гренландии быстро идет к востоку. К утру она подойдет к Нарьян-Мару. То есть мы будем иметь здесь ухудшение погоды, теплый фронт и, возможно, обледенения. Мне кажется придется переждать эту волну. Нельзя вылетать ни в 3 ч. утра, как мы намечали, ни в 10-11 часов. Кроме того- сильные встречные ветры.
  Шмидт: Позже вылетать можно только при очень хороших условиях- чтобы ночной полет над Баренцевом морем никого не смущал. Мыс Желания - очень немного возвышен над морем и фактически показывает, что делается на море. Делается очень плохо для нас. Возможно ли, что завтра утром на Рудольфе будет благоприятные условия для посадки?
  Дзердзеевский: да.
  Шмидт: Возможно ли, что к 7-8 час. в Нарьян-Мар эта гадость не придет?
  Дзердзеевский: нет, придет.
  Шмидт: Настроение у командиров такое- плюнуть на неудобства в Нарьян-Маре, лишь бы там было хорошо. Но и там плохо.
  Молоков: Да и бензину не хватит при таком ветре. Значит, назавтра дадим отоспаться . И дать отдых метеоработам.
  
  **********************
  
  Ночью вышел на улицу. Встретил Папанина , Шевелева и Спирина. Папанин обратил внимание на то, что фигура Шмидта слишком явно просвечивает сквозь занавески и предложил повесить более темные. Шевелев согласился.
  -Кстати, -спросил Папанин, - а как поставлена охрана самолетов?
  -А давайте проверим.
  Сказано сделано. Часа в 2 ночи мы вчетвером поехали на аэродром. Вышел навстречу из будочки человек в тулупе.
  -Куда? - спросил он лениво.
  -Посмотреть на самолеты.
  -Ага!
  Поехали вдоль фронта эскадры. Вышел еще один часовой, не останавливаясь, ответили то же и поехали дальше. Подъехали к последней машине, вышли, подошли под крыло. Вяло подошел третий часовой, держа винтовку небрежно под мышкой. Делай что хочешь! Разоружай охрану, порть самолеты.
  -Ну что ты будешь делать, если увидишь - идут люди к самолету? -спросил Спирин.
  -Окликну.
  -Ну а они идут.
  -Не знаю.
  СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ 10 апреля.
  
  Дзердзеевский: Вечерняя сводка на 22 часа: м. Желания- 6 баллов, Рудольф- крупа и 3 балла, Тихая- 6 баллов, Выходной- 6 баллов. Опасность- близость западного фронта, при перемещении он может закрыть Нарьян-Мар.
  На Новой Земле погода значительно хуже, чем в море, где общие условия благоприятны.
  Если бы улучшилось к утру на Тихой и Рудольфе, то в 10 ч. можно вылетать.
  Шмидт: Все это благоприятно на фоне того, что было.
  Дзердзеевский: Нам придется некоторую часть пути идти между Новой Землей и фронтом.
  Шмидт: Может быть, тогда лучше вылетать раньше?
  Дзердзеевский: нет, надо смотреть улучшиться ли на Зфи. На Новой Земле базироваться нельзя Она же резерв.
  Спирин: Ветры нордовые?
  Дзердзеевский: Да
  Головин: Если кончится горючее, то можно ли вернуться обратно?
  Дзердзеевский: Именно в этом риск. Вернуться обратно нельзя- тут будет фронт.
  Мазурук: Ветер удлинит путь на 2 часа- 11 часов будем лететь (считая ветер в среднем в 5 баллов).
  Шмидт сидит, подперев голову, задумавшись. Рядом справа Спирин, слева Бабушкин.
  Мазурук- Исключена ли возможность внезапного ухудшения на Зфи?
  Дзердзеевский: Там растет давление. Можно предположить, что резкого ухудшения погоды не будет. Погода там улучшается очень медленно. И пока нет уверенности в улучшении, годном для посадки- вобщем, не вылетать.
  Шмидт: То, что сейчас там- дает возможность сесть?
  Спирин: Да. Но крупа? У нас не хватит бензина кружить.
  Шмидт: Есть ли аэродром на Белом? Ежели придется возвращаться, а, Шевелев? Нет? И бензина нет? Тогда- в случае чего- только Диксон? Это мало утешительно. А садиться на Новой Земле, видимо, нельзя в таких метеоусловиях.
  Водопьянов: На Рудольфе - в море туман, купол открыт, в море светло- купол закрыт. Купол- самостоятельная фигня. Я в прошлом году внимательно следил. Поднимешься в воздух- все купола, как шапками закрыты.
  Шмидт: Надо чтобы Рудольф давал и погоду на аэродроме.
  Шевелев: Сегодня дадим распоряжение.
  Дзердзеевский:: Температуры?
  Дзердзеевский: Температуры: Новая Земля: -10о-17о, Зфи: - 21-22о, Рудольф: - 23о, Желания: -20о. Разрешите мне: я буду следить ночью. Если будет улучшение - разбужу вас.
  Шмидт: Поздновато. Как бы не пропустить. Давайте так: если в 5 ч. утра (после сводки) будет улучшение- будите нас, устроим летучее совещание ухудшение- спите.
  Водопьянов: Если мы рано вылетим из Нарьян-Мара- то нечего беспокоиться о возвращении- в Нарьян-Мар сумеем. Основное- вылететь в хорошую погоду. При наличие такой погоды- мы отлично аэродром найдем. Нас страшит: вдруг везде хорошая летная погода, а вылететь отсюда не сумеем. Надо вылететь в 5 ч. утра. И тогда, в случае чего, возвращаться не будет поздно. Предлагаю к 4:30 приготовить все самолеты, подготовить моторы, прогреть их. Если хорошая погода- лететь. Механикам в 3 ч. утра быть на аэродроме.
  Шмидт: Правильно. Головин тогда идет в 5 часов утра, мы- в 6 часов.
  Бабушкин: Надо кому-нибудь дежурить и будить в 3 часа утра, если не будет тумана.
  Дзердзеевский: Ночью и утром туман будет. Температура сейчас -8о
  Шмидт (Папанину): В 2 часа утра вы будите Дзердзеевского , посоветуйтесь, и если увидите, что все хорошо- будите механиков в 3 часа и в 4:30 остальных...
  
  
  ЗАПИСИ В ПОЛЕТЕ
  
  11 апреля.
  Все было по заведенному. В три утра механики уехали на аэродром, в 6 - мы. Все уже было готово. Около 7:40 Головин ушел в воздух. Погода непрерывно улучшалась и у нас и на трассе. Начали готовиться и мы. В последний момент пришел Дзердзеевский и сообщил, что на Рудольфе ясно, ветер 1 балл, по трассе ветра упали до 2-3 баллов.
  Около 8 ч. в воздух ушел Водопьянов. Скоро зарулили и мы. В последний момент нас остановили вестью: "Головин возвращается".Решили подождать. Вскоре он показался, сел, подрулил, вошел к нам.
  -Что, Павел? - спросил я.
  -Лететь нельзя.
  Прошел к Шмидту в рубку, доложил- по выходе в море влез в туман, опускающийся до уровня воды, попробовал пробиться- набрал 750 метров и испугался. Вместо того, чтобы пробовать дальше- вернулся, причем без спроса.
  Водопьянов тем временем, ожидая нас, успел смотаться на 2000 метров, пробил облака и шел над ними при солнце. Я представляю, как болтало самолет Н-170 от мата, когда они узнали о возврате Павла.
  А на земле забарахлил левый мотор у Мазурука. Решили остаться. Со скрежетом Водопьянов посадил свою 23-х тонную громаду обратно на аэродром. Сразу же в кабине Н-170 состоялось совещание командиров (на которое Шевелев не пустил ни меня ни Эзру). Дзердзеевский был вне себя.
   Сразу по приезде в город устроили допрос с пристрастием "разведчику" Головину и его экипажу. Влили столь крепко, что после Головин мне говорил: "Ни хуя больше не вернусь. Полундру устрою!".
  Вечером, поглядев сводку, решили вылетать рано утром, чтобы успеть опередить фронт, надвигающийся на Зфи с запада- наперегонки.
  12 апреля
  В три- разбудили механиков, в четыре- были на аэродроме сами. Все- без завтрака.
  В 5:46 Головин ушел курсом на Рудольф.
  Над Нарьян-Маром - облачность высотой до 500 м., штиль, температура -8о. С запада шел теплый фронт с плюсовыми температурами- Весна! Опять петрушка" Опять надо удирать.
  Головин чесал хорошо. Ребята посмеивались, что он идет не на бензине, а на чистом скипидаре. Часа через полтора после старта сообщил, что решил пробить облака, однажды не вышло, на второй раз вышло на 1500 м., идет на 1700 м, солнце, встречный ветер 70 км/ч, не болтает.
  Наступило 9 ч. Водопьянов решил взлетать. Разбежался- ни хера, еще раз- тоже, третий раз- тоже. Мы стояли с взведенными моторами. Михаил попробовал разбег из-за линии старта. Разбег продолжался по 2 минуты, но безрезультатно. Липкий снег держал клещами.
  У машины флагмана устроили летучий совет командиров. Отто Юльевич предложил слить по 2-3 тонны бензина и идти на Маточкин Шар. Там ясно, сравнительно небольшой ветер. Сказано сделано. Через 10 минут изо всех машин уже тянулись шланги. У нас Шмидт и я катали бочки, через 30-40 минут дело было сделано. Мы слили со своей машины около 300 л, на каждой оставили по 4700 литров.
  Головину приказали по радио лететь в Мат.Шар.
  Снова Водопьянов зарулил. Бежал, бежал, казалось, не кончит. Наконец взлетел!!
  -Летим!
  Побежали и мы. Бежали 1 минуту 20 сек. (в Москве для сравнения 14 секунд). В 10:37 поднялись.
  Покружили над аэродромом, виден один самолет (Алексеева), долго не мог взлететь.
  Неожиданно для меня мы оказались в молочном мареве. Оказалось, прошибаем облака. Выше, выше, вот они дымкой проходят по крышам и - наконец- солнце.
  Внизу тянется бескрайняя, ровная, как снег, чуть волнистая облачная равнина. Вверху- ясное небо. Тепло, пригревает солнышко. Внизу пока ни одного просвета.
  Очень забавно отражается тень нашей машины на облаках: глубокая, как бы рельефная тень, окруженная радугой.
  На нами чешут и другие самолеты (а также впереди).
  11:45 высота 1900 м. Облака под нами метрах в 300-400. Хочется спать- ночью не спал.
  Сегодня утром ребята посмеивались. Кто-то из экипажа вчера ночью, очевидно, возымел возможность утешить душу и тело. Но вдруг повезешь на Северный Полюс триппер? Тогда он отправился в аптеку- закрыта. Ночью разыскал аптекаря на дому и вытащил в аптеку. Для вящей убедительности сказал: "Это для безопасности работы мотора. Шалят свечи- так их надо экранировать". Аптекарь , благодушно полагая, что моторные свечи подобны стеариновым, отпустил товар.
  Машковский рассказывает, что вчера нечаянно обнаружили, что крайние баки пустые. Все считали их полными. При переключении моторов в полете было бы весело.
  Довольно тепло. Моторы работают, как часики. Гутовский развалился в кресле радиста и читает.
  12:15. Перешел к Володе Спирину.
  -Где идем, - кричу.
  -А хуй его знает- облака, не узнаю, - отвечал Спирин.
  Неожиданно продрало. Внизу показалось море. Шли над множеством, с высоты казалось- крошечных, льдинок. Виднелись широкие причудливые разводья, полыньи. Трещины, трещины, трещины.
  Высота 1900, скорость 180, температура воды и масла- в норме.
  -Да, сесть лучше на хуй- меланхолически произнес Гутовский.
  Я лег и уснул. Проснулся в 13:45. Спал полтора часа. Сразу к окну. Справа- море, слева и под нами- ровный, как бы вылитый из сливок берег.
  -Карское? - спросил Орлова, проходящего покурить.
  -Да, скоро Маточкин Шар.
  -Вот тут есть где сесть- удовлетворенно сказал Володя.
  Море чистое, кое-где покрытое пленкой молодого льда, изредка видны льдины.
  14:20. куда ни кинь взгляд- все затянуто прозрачным молодым льдом, чешуйчатым, плазматическим. Редко, заплатами, попадаются льдины, покрытые снегом.
  Желающим почувствовать гордость за человека и технику нужно лететь на сухопутной машине над морем. И неприятно- знаешь, что в случае чего- капут, и гордо- несешься и хоть бы что. Моторы ровно гудят, уверенность в их качестве хоть отбавляй- не выдадут.
  Володя приладил защитные летные очки к лейке и снимает пейзаж со светофильтром.
  Температура воздуха:-13о, высота 1600 м. (а кажется, много меньше).
  14:35. Маточкин Шар. Отвесные обрывистые берега дикой красоты. Постепенно снижаемся. Большие холмики растут, становятся горами, изрезанными ущельями.
  В ложбине на правом берегу пролива видны как бы занесенные снегом домики -станция, и у самого берега самолет Головина. Он хорошо заметен в воздухе. А кругом- памирский пейзаж. Водопьянов кружит медленно сбавляя высоту, за ним мы, Мазурук.
  
  Сели. Подрулили к самой станции. 2:38. По расчетам Спирина чистого хода было 3 ч.44 мин. и длины 660 км.
  Встретили горячо- Шоломов и др. Подошел Головин и неизменно: "Дай папиросу".
  Дальше- втыкали до позднего вечера с подготовкой машин к старту. Зачехлили моторы и взялись заправлять горючим. Бочки зимовщики лихо подвозили на собаках- маленьких, шустрых. Здесь их три упряжки.
  Качали у нас я и Эрнст. По бочке. Тяжело. Руки сразу начали ныть. Сегодня даже пальцы плохо держат. Эрнст качал бочку за 25 минут- быстрее было нельзя: воронка текла. Я- тоже. Вдруг Эрнст дал за 15 минут. Я нажал- и воронка лопнула.
  Подошел Молоков. Задело за живое- взял и легко выкачал две бочки, притом одной и той же рукой. Я диву дался- на одной бочке пускаешь в ход и одну и другую руку, и обе. Сколько он перекачал за свою жизнь?! -Много, говорит.
  А затем воронка лопнула окончательно. Кое-как укатали 12 бочек, осталось 8. Умаялись, ничего не ели по сути дела с вечера, спали мало- я всего полтора часа в полете.
  10 вечера. К счастью пришел Шевелев: "Шабашить!".
  Вот тут-то впервые пришли на станцию и увидели всех зимовщиков. Стоял богатый, роскошный стол: портвейн, ветчина, сало, масло, паштет, селедка, грибы, колбаса копченая, горячее, какао, чай с экстрактом клюквы.
  А потом сон. Зимовщики радушно уступили нам свои комнаты, кровати, подушки, одеяла, простыни, а сами ушли спать в служебные помещения.
  Я попал в комнату доктора (Николай Евгеньевич) вместе с Мазуруком и Алексеевым. Притащил спальный мешок и чудесно спал на полу.
  
  
  
  СОВЕЩАНИЕ КОМАНДИРОВ 13 апреля Маточкин Шар.
  
  Дзердзеевский: На стыке двух циклонов лететь сравнительно можно, но в бухте Тихой мы рискуем встретить теплый фронт со всеми неприятностями- обледенение, шквалистые ветра и пр. Выход второй- ждать прохождения циклона, т.е. завтрашней ночи.
  Если лететь сейчас- то в Баренцевом море тыловик с зарядами. Мне кажется, что сейчас трудно рассчитывать на возможность посадки на Рудольфе.
  Головин: А какая погода на м. Желания, Русской Гавани, Новой Земле?
  Дзердзеевский: На 13:00 на Желании- снег, видимость 6, облака- 600 м., ветер 6 баллов. Тихая- облачность, видимость 4, ветер 3 балла, тенденция отрицательная. Рудольф- штиль, ясно, низкий туман.
  Шмидт: Выходит, как будто, что сейчас уже поздно. Заливка закончена?
  Водопьянов: у меня всё.
  Шевелев: Мазурук?
  Мазурук: 6400.
  Водопьянов: Дождаться полностью хорошей погоды нельзя. Главное - нас пугают 12 балльные штормы, с которыми трудно справиться.
  Дзердзеевский: Нам лучше ждать, когда начнется улучшение.
  Шмидт: можем ли мы на рассвете готовить машины, надеясь на улучшение?
  Дзердзеевский: Да. Завтра должно наступить улучшение.
  Шмидт: По-видимому, надо планировать так: если в вечерние часы на Франце Иосифе худо- готовь машины, если хорошо- отставить. Готовиться надо на раннее утро и вылетать в 6 утра, в крайнем разе в 8-9 утра- когда все очистится.
  Дзердзеевский: Придется пробивать холодный фронт. Но это терпимо.
  Бабушкин: Поздно сейчас лететь.
  Шмидт: Как, товарищи командиры?
  Хором все: Да!
  Шевелев: На опыте северной работы выработался один хороший распорядок. Прежде всего - полностью подготовить машины, потом- остальные дела. Вчера мы от этого отступили. Сейчас надо бы вернуться к этому закону.
  Мазурук: Немыслимо было это вчера сделать.
  Шмидт: Почему?
  Мазурук: Крузе заболел, Виленский не был, осталось 6 человек.
  Шмидт: Виленский был болен?
  Мазурук: Был занят другими делами.
  Шмидт: Он в Вашем распоряжении.
  Алексеев: Одно важное замечание. Мы заливаем под давлением. На Рудольфе надо это бросить, заправлять медленно по частям, чтобы была полная уверенность в качестве.
  Молоков: Вчерашний день получилась задержка потому, что оборудование несовершенное. По 40 минут уходило на бочку, воронки текли.
  Мазурук: Конструкция воронки неудачна, заглянуть в нее нельзя: 80 винтов. Метод заливки под давлением неудовлетворительный. Фильтры сейчас уже грязноваты.
  Алексеев: Сугробов всегда любит клеветать на бензин, а вчера сказал: "Да, бензин хороший". Это значит- блестящего качества.
  Шмидт: Ясно одно, надо будет на Рудольфе сразу расставить людей, включая Виленского и качать бензин.
  Водопьянов: Надо отрегулировать вылет. Особенно тебе, Алексеев. Тебя ждали в Москве, Холмогорах, Нарьян-Маре. Подтянуться тебе нужно.
  Шмидт: Есть разные характеристики у экипажей. Наиболее ловкий стиль у Мазурука. Что, если поставить последним Мазурука? Надо подумать об этом.
  Шевелев: А на Рудольфе нам придется крепко поторапливаться, т.к. видимо, канадский циклон даст нам в зад. До 20-го надо смотаться.
  Шмидт: Идите обедать. А за обедом обсудим план следования к Полюсу от о. Рудольф. Иван Дмитриевич, где Ваше имущество лежит на Рудольфе?
  Папанин: На станции.
  Шмидт: Расстояние?
  Папанин: Вездеходом- 10 минут.
  Шмидт: Сколько?
  Папанин: меньше 6 тонн.
  Шмидт: Могли ли подвезти пока на аэродром?
  Папанин: Пока нет, я должен залить горючее- а тара со мной.
  Шмидт: А бензин?
  Папанин: Уже возят.
  Шевелев: Груз привезут пока заливаемся бензином.
  
  РАЗГОВОР ЗА ОБЕДОМ 13 апреля Маточкин Шар.
  
  Шмидт: Сколько у нас сейчас Папанинского груза?
  Спирин: 3800 кг.
  Шмидт: Значит, на Рудольфе прибавим еще 6 тонн.
  Шмидт: Надо было дать рекламу в иностранные газеты- кто хочет вкусно пообедать- летите на Мат.Шар.
  Шевелев: Здесь народ собирается горы смотреть.
  Шмидт: Запретить. Никто из участников экспедиции не имеет права отлучаться дальше 1 км. от станции без разрешения начальника экспедиции или его заместителя. Так же, как на кораблях - никто не имеет права сходить на берег. Не потому, что в горячее время могут уйти рабочие руки, но можно заблудиться- снаряжай спасательную экспедицию.
  Я узнал, к стыду своему, что никто еще не лазил на высокую гору на том берегу. Я уже смотрел на нее, глядел подходы и, будь время, тряхнул бы альпинизмом и повел группу товарищей. Высота ее 1200 м, это- гора Академия, до нее километров 25, значит, часов восемь.
  
  
  13 апреля.
  С утра- на самолет. Алексеевская машина заправилась полностью еще вчера- 21 бочку. Дагматов петухом ходил по коридору и комнатам и спрашивал- а сколько у вас?
  На помощь нам пришел Папанин и Ширшов. Быстро управились, и я с Кренкелем решили пойти помочь отстающим Мазурукам. Перекачали им три-четыре бочки и видим, что экипаж-то машины бездельничает: собрались вокруг нас и гримасничают. Плюнули мы и ушли.
  Ивашина встретил меня свирепо: "Это ты? Почему пошел на другую машину помогать? Какое имеешь дело к ним? Если тебе нечего делать - обратись к старшему механику: он тебе всегда дело найдет. Вот, выкопай лунки у лыж".
  Выкопал.
  Дал телеграмму от Головина и тихо на том закончил вечер. Написал попутно очерк и статью Водопьянова.
  
  14 апреля
  Вчера решили сегодня лететь. Утром подались к самолетам. Механики уже запустили лампы, подвесили люльки. Свирепый ветер, доходящий до 8 баллов непрерывно гасил эти лампы, мы их снимали, опять зажигали , подвешивали, они опять гасли. Так и шла петрушка. Холодно, ветер рвет все хозяйство из рук, ничего фактически не прогревается. Все облеплены снегом, на бровях и ресницах сосульки, Трояновский восторженно бегает со штативом и упоенно снимает. Он выглядит довольно комично. Так прошло 4-5 часов.
  Первой оттаяла машина Водопьянова, затем Алексеевская, наконец, и мы решили- видя, что никого нет- шабашить. А над нами издевательски сверкает солнце, чистое голубое небо. Внизу же метет и слепит.
  Замерзли, выпили в кабине немного коньяку. Согрелись. Решали, чем закусить- достали кусок свинины- замерзла, нож не берет. Тогда я взял ножовку и отпилил. Молоков держал и хвалил сталь.
  Ушли обедать. И в это время разгорелась пурга. Командование начало опасаться за самолеты. Но как идти. Метет- не видно ни хера. Водопьянов отдал приказ- без его разрешения никто не имеет права выйти из дома. К самолетам ходить только группами, не меньше двух человек.
  Решили сначала протянуть трос от станции к самолетам, дабы люди не сбивались к пути истинного. В радиорубке взяли бухту антенного канатика и протянули. Шли Шевелев, Гутовский, Шмандин, Ивашина, Фрутецкий, Терентьев, Питенин, Морозов, я, Родоминов, Гинкин и Шоломов. Предприятие было весьма сложным. С гор несся немыслимый поток снежной пыли, мельчайшей, потерявшей всякий кристаллический вид, истолченной на горах в химический порошок. Было 8-10о мороза, но несмотря на это, вся снежная масса была ровной. Она забивалась всюду- в карманы, прорехи (оттуда потом вытаскивали ее пригоршнями- прямо неудобно), покрывала как бы прозрачным ледяным лаком всю одежду. Сколько ее потом не отряхивали- отряхнуть не могли. Я натянул сапоги почти до яиц и , тем не менее, после обнаружил снег вплоть до подошвы.
  Ветер сбивал с ног. Упадешь- и подняться уже не можешь- ползешь на локтях и коленях. Некоторые из нас так и передвигались. Вообще за передвижением наблюдать было бы забавно, ежели сам не употреблял все внимание на сохранение собственного кажущегося равновесия. Люди шли, качаясь, шатаясь, как пьяные, то пробегая несколько шагов, то застывая на месте.
  Дотянули.
  Начали осматривать машины. Стоят, как вкопанные. А нас сбивало . Меня сорвало с ног и покатило. Пробовал подняться- не могу. Докатило до лыжи- по ней выпрямился. На нашем самолете ветер рвал чехлы. Ивашина, Гутовский, Фрутецкий немедля влезли в самолет, вылезли на крыло и ползком подобрались к моторам, увязывая чехлы канатиком. Рвало люльку. И тут мне понравилась солидарность полярников. Не говоря ни слова, Шмандин и Терентьев поставили на ноги стремянку, которую и обычно валится сама. Мы держали - они балансируя вертелись наверху под мотором и отцепляли люльку. Затем ребята приняли ее на руки и бережно, как свою, отнесли в самолет.
  Часиков в 5 у машин решено было установить круглосуточную вахту. Первыми, минут за 15 до нашего выхода пошли Мазурук и Головин. Они осмотрели самолеты и, увидев, что на 169-й ветром рвет чехлы, залезли наверх и исправили.
  Затем подошли к нам. Ветер усилился. Отдельные порывы достигали 12-ти балльной силы- 40 метров в секунду- 145 км/ч. Многовато! И это при снеге и морозе. Повернешь лицо к ветру и сразу оно коченеет. Лица покрылись навесами льда на бровях и ресницах. Одежда обледенела. Против ветра шли раком. То одному, то другому посмотришь в лицо- щека, нос белые. Я чувствовал, что даже сквозь меховую оленью шапку ветер леденит голову. Решили дополнительно закрепить самолеты- Мазурук принял командование и велел поставить ледовые якоря. Группа ушла на берег и выломила бревно, распилили его на два- на две машины-171 и 170 (на 169 это сделали еще утром). Они ушли и сразу в нескольких метрах пропали. Затем- появились с добычей.
  Потом пошли цепью по берегу и нащупали бухту троса. Мы же достали топоры и рубили лед впереди машины. Минут через 40 ямы были готовы- длиной в полтора метра, глубиной в ½ метра и шириной такой же. Трос закрепили за бомбовые ушки, привязали к бревну, бревно в яму, засыпали, трос закрутили - получился мировой якорь.
  Затем веселые, но замерзшие, вернулись обратно. Вползли с трудом. Выпили коньяку, согрелись. Ночью все время шли дежурства.
  
  15 апреля.
  Анатолий Дмитриевич Алексеев перемудрил или, как говорит Гутовский, перешаманил. Он вообще очень много и ненужно экспериментирует. В Нарьян-Маре вдруг решил, что с примерзанием лыж лучше всего бороться поставив самолет на еловые ветки. Папанинцы поехали в лес, привезли воз веток. Чтобы поставить лыжи на елки- надо поднимать машину на домкратах. Стали поднимать- погнули подкос. Ремонт. К слову сказать и с эти елок машина съехала куда с большим трудом, чем другие.
  И сейчас. Все поставили свои машины у станции, носом к ветру. Алексеев отвел аэроплан метров на 300 дальше, поставил под горку, причем хвостом к ветру. Ходил и посмеивался.
  А вчера вечером штормом у него подломило руль поворота, набило до хера снега в хвост.
  Сегодня Сугробов пытался снять руль, чтобы исправить- невозможно. Пурга свирепствует по-прежнему. Осмотрев руль Сугробов пришел к нам в комнату и сказал: "Ломайте его до конца. Я лучше новый сделаю, чем этот ремонтировать".
  Народ по-прежнему ходит к самолету только по двое. Мазурук обижается на Виленского:
  -Вчера пришел к самолету. Все экипажи на месте только у нас я один. Неудобно.
  Вчера вечером Молоков собрал совещание экипажа. Как запускать моторы при таком ветре.
  -Зачем? - спросил Ивашина, - кто же полетит в такую погоду?
  -А вдруг начнет ломать лед- нужно будет удирать или, хотя бы, на берег выкидываться.
  -Я тогда предлагаю подогревать антифриз в кормовых баках. Он будут сохранять температуру 24 часа.
  -Что?? - закричал Фрутецкий - я дам отрубить свое хозяйство, если они сохранят теплоту хотя бы 12 часов!
  Разгорелся спор.
  -Это очень хорошо, - сказал Молоков. -Если не вызовет лишнего утомления. Давайте, как стихнет, испытаем.
  Потом Ивашина жаловался, что я пошел помогать на 169-ю. Молоков смеялся глазами и подмигивал мне.
  
  Сейчас пришел метеоролог Рихтер.
  -Только что пришел прогноз погоды из Москвы. Циклонов везде до е...ой матери. Стоят гуськом, в затылок.
  Позавчера за столом кто-то вспомнил, что13-го трехлетняя годовщина челюскинской эпопеи. Я, в тоске, за материла, предложил дать заметку:
  "Вчера на станции Маточкин Шар отмечали трехлетие спасения челюскинцев. С воспоминаниями выступили нач. ГУСМП (гл.упр. сев-мор пути) Шмидт, герои Молоков и Водопьянов, челюскинцы Бабушкин, Кренкель, Ширшов, Иванов и другие."
  Никакой секретности экспедиции не раскрываем. Кстати, в здешней стенгазете мы встретили первое напечатанное сообщение о нашей экспедиции: "На Северный Полюс".
  Дагмаров сообщил, что вчера у Шмидта собрались Шевелев, Дагмаров и Папанин. Решили меня и Виленского взять на Полюс первым рейсом.
  Пурга, оказывается, нарушила связь станции с иноземными местами. Волны не проходят. Окромя того, порвало всю телефонную связь.
  Дагмаров живет с Ивановым, Машковским и Виленским. Донимает их страшно- сегодня ночью разбудил всех:
  -Товарищи, я пью соду. Я не эгоист- может быть, кто-нибудь еще хочет?
  Через полчаса:
  -Товарищи, я иду в уборную. Может быть, кто-нибудь собирается- могу составить компанию.
  Сегодня он мне говорит:
  -Тебе не кажется, что страна забеспокоится, не видя долго моей подписи в "Правде"? Давай напишем что-нибудь.
  Полчаса назад у нас в комнате собрались ребята- Шмандин играл на гармошке, Пенкин пел- у него прекрасный баритон. Затем Шмандин вспомнил:
  -Андрей Дмитриевич! Вы обещали мне рассказать о Полярном круге.
  Притащил глобус и Алексеев начал ему рассказывать о вращении Земли.
  Зимовщики рассказывают, что в 1932 г. здесь во время пурги потерялся и замерз геофизик Лебедев. Он шел с пролива после промеров, была пурга, сбился с пути , попал под гору и замерз. Нашли только через 2 дня.
  Очень много и интересно рассказывает доктор. Ему много приходится ездить. Клиентура у него- в расстоянии равном небольшой Дании. Ездит и ночью и днем.
  У него у самого личная драма. Он зимует 12-й год. Когда зимовал на Врангеле с Минеевым, то женился на эскимоске. В прошлом году она поехала в Москву и умерла там от туберкулеза. Остался сын. Ее портрет висит у него в комнате- широкое умное улыбающееся лицо, прищуренные узкие глаза, выдающиеся скулы, широкий нос.
  У Мазурука лопнул коленчатый вал автопилота. Аппарат решили оставить здесь. Вынули из него "пионер" и дыру закрыли крышкой папирос "Ява" -получилось фабричной маркой.
  
  16 апреля
  Лег в 0:30. В 2 ч. ночи меня уже разбудил Шевелев.
  -Вставай, Лазарь, на вахту. Если вдруг усилится- буди, если стихнет- буди.
  Встал. Сходил к самолетам. Подвязал на нашей машине болтающийся чехол, поглядел всюду- тишина. Только ветер свистит. Светло.
  В 4 утра разбудил Водопьянова. "Ага!"- поднялся. Вышли на втер. Посмотрел: "Можно лететь".
  Пошли поднимать механиков. Вставали, одевались.
  -Жалко будить- ишь как сладко спит, - говорил Михаил, а затем пихал ногой в бок и толкал свирепо.
  Зашли в комнату Головинского экипажа. Разбудили.
  -Паша! Лететь!
  Головин приподнялся:
  -Эй, банда, вставай, - заорал он неистово и начал кидать в людей одеждой, сапогами, книгами.
  Через 15 минут все были у самолетов. В том числе и я. Пурга накидала в моторы уйму снега. Он застыл, смерзся. Нужно было столько тепла, чтобы сначала растопить этот снег, затем нагреть моторы.
  Мы сначала почистили сколько можно моторы от снега, затем подвесили люльки, наконец, поставили лампы. Дул свежий ветер на 4-5 баллов, темп. - 12о
  Дабы лампы не гасли на ветру, Сережа Фрутецкий поставил впереди каждой бочку из-под бензина, а на нее- ком снега.
  Раньше ветер гасил лампы непрерывно, Сейчас погасла лишь одна.
  Одновременно, чтобы ускорить подготовку, Орлов слил из двух крайних моторов антифриз в задний бак и начал его подогревать спец. лампой.
  лыжи самолетов были занесены глубокими сугробами снега. У Водопьяновской машины намело сугробы в рост человека. Ненцы и зимовщики лопатами прорыли перед лыжами траншеи.
  Так шло время. А в мастерской при рубке ребята без отдыха чинили кабан Алексеевского стабилизатора. Я заходил к ним во время вахты. Они без сна крутили не вынимая. Сугробов, Шмандин, Гинкин, Тимофеев и Гутовский. Но к нашему отлету они все равно не успевали, а потому решено было лететь без "Н-172". В связи с этим с машины были сняты папанинцы и Дагмаров, папанинский груз.
  Вместо него туда перевезли парашюты - 500 кг. и Машковского Груз же зимовщики отдали вместе с папанинцами Мазуруку.
  Перевозку всего груза вели папанинцы. Они впрягались в нарты и возили их - километр туда, километр обратно. Работали честно, дружно, хотя за несколько часов перед этим- в 12 ночи помогали снять руль поворота с Алексеевской машины и отвезти его в мастерскую.
  Время шло. В 10 ч. утра Дзердзеевский получил последние сводки. На поле у Шмидта собрались командиры, подошел и Головин.
  -По трассе - облачность, - докладывал синоптик, - Рудольф закрыт туманом, в Тихой- низкие облака. Я думаю при подходе циклона туман на Рудольфе поднимется. Это будет в 3-4 ч. дня. В крайнем случае, придется нам повертеться над островом с час, ожидая.
  -Что ж, лети, Павел Георгиевич! - сказал Шевелев.
  -Хорошо. Я только хочу доложить, Марк Иванович, что у меня бензина на 7 часов. До Рудольфа я долечу, но если там сесть нельзя- обратно не дойду.
  В 10:45 улетел. Вез круга лег на курс. Рация МатШара немедленно с ним связалась и так и держала до самой посадки.
  На машинах тем временем продолжалось подготовка. К нам подошел Бассейн, осмотрел лампы. Вдруг он громадными прыжками побежал к своей машине. Из правого среднего мотора повалил густой черный дым.
  -Пожар!
  Отовсюду бежали ребята. Бассейн с ходу вбежал в самолет, немедленно перерыл все краны и выскочил наружу с огнетушителем. Молоков крикнул мне : "Смотри за лампами", Ивашине- "Тащи огнетушитель" и тоже стремглав понесся. Ребята живо содрали чехол с мотора и начали гасить пламя. Через несколько минут пожар был ликвидирован. Оказывается, это не первый случай. 7 апреля горел мотор на 169-й машине. Дело было еще в Нарьян-Маре.
  Работа продолжалась. Наконец, в 12:30 Водопьяновская машина зарулила на старт. Остальные были еще не готовы и она стала на полдороге, поджидая. Сменившись с Алексеевской полундры к нам пришел Гутовский и продолжал вкалывать. Орлов закончил с подогревом антифриза. Я встал у альвейера и перекачал его в моторы. Пустили АК-60 - трещотку. Дали газ. Три мотора закрутились, четвертый- левый средний- не двигался. Тогда пустили соседние, включили коммуникацию, от них прогрели дополнительно упорный и он, наконец, завелся. Подобрали все имущество, убрали лампы. Готовы!
  Тут только механики немного перекусили. Утром не ели ничего.
  А в это время командиры удалились на совещание в радиорубку. Бабушкин настаивал лететь, Шмидт был более сдержан, указывал на неясность погоды, подчеркивал нежелание оставлять Алексеева. Решили не лететь. Головину дали приказ повернуть на м. Желания.
  Механики наглухо закрыли моторы, задраили самолеты, пошли обедать.
  А у Головина разыгралась история. Вначале он набрал 1500 метров и шел над сплошными облаками через Новою Землю. Достигнув Баренцева моря, решил пробиться, сунулся в облака и обледенел. Тогда быстро выбрал высоту, пересек опять Новою Землю и по ее восточному берегу потопал на мыс Желания. Сел в 17:08.
  После обеда мы пошли и наглухо закрепили свою машину, опасаясь нового ветра. Предусмотрительность оказалась нелишней. А затем залегли спать. Весь дом как будто вымер. Спали везде и все.
  
  17 апреля.
  С утра начал мести ветер. Мы пошли к себе и закрепили струбцинкой куль поворота. Затем ко мне подошел Василий Сергеевич.
  -Там Фрутецкий говорит: "Бронтман просил показать ему, где проходят тросы и трубки, а сам не идет".
  Я подошел. Сережа, оказывается, хотел, чтобы я вытер снег и выбрал талую воду с гофра внутри самолета. На материке в домах это называется мыть полы. Я охотно взялся за дело. Через полтора часа все было чисто и сухо. И я сам познал как себя надо вести, влезая в самолет. Сейчас буду сметать снег с сапог до последнего кристаллика. Предложил даже перед люком подвесить вывеску: "Галоши оставлять в гардеробе. Хранение бесплатно."
  Мало помалу, отношение экипажа ко мне меняется. Даже Ивашина уже зачислил меня в "свои". Раньше он обращался ко мне так: "Тов. Бронтман, передайте, пожалуйста, мне этот ключ". А сейчас: "Слушай, ну что ты стоишь, ебёна мать, дай лампу!"
  Водопьянов подошел утром к нашему самолету, посмотрел и начал хвалить меня Ивашине.
  -Мы знаем, что он здорово вкалывает.
  И Шмидт вчера мне сказал: "Вы хорошо работаете!".
  Это слышать приятно.
  Вечером ветер немного стих. Но с запада и востока надвигались стены темных туч. Алексеев поминутно бегал в мастерскую и, возвращаясь, говорил:
  -Осталось 34 заклепки.. Осталось 17 заклепок.. осталось 8...
  Наконец, все было готово. Вкалывая без отдыха, ребята сделали стальную накладку на лопнувший кабан, выпрямили вспученную трубу, наложили заплаты. И все это в мастерской, отнюдь не приспособленной для таких ремонтов. Грохали до того, что Сугробов- эта детина! - вынужден был попросить у врача порошок от невыносимой головной боли.
  Воспользовавшись временным затишьем, решили поставить руль на место. Пошел помогать и я.
  Вынесли на руках руль, уложили на нарты, повезли к самолету. Были Алексеев, Сугробов, Гинкин, Тимофеев, Машковский, Папанин, Кренкель, доктор и я. В нарты впрягся Машковский и с прибаутками повез вниз.
  В это время, тяжело переступая, на других нартах, Федоров, Ширшов и Шмандин подвезли стремянки и доски.
  Приготовили стремянки, шесты, увязали канатами верхушку руля. Сугробов, Шмандин и Гинкин влезли на фюзеляж, Кренкель и Федоров стали у расчалок, а мы начали поднимать 4.5 метровую громадину. Подошел еще Козлов. Перебирая на руках, подставляя стремянки и влезая на них, подняли, наконец, руль. Механики немедленно начали его крепить. Ваня Шмандин влез на самый верх киля верхом и балансируя под ветром на 8-ми метровой высоте, крепил верх.
  А ветер начал усиливаться, рвать, быстро достиг 6-7 баллов, начало мести. Вовремя мы успели поставить. Папанин влез в фюзеляж и изнутри ("ты у нас лучший слесарь" -Сугробов) крепил кабан. Мы приготовили две струбцинки и закрепили руль, затем расчалили его на канатах.
  Провозившись два часа, закончили и ушли. Машина снова была в строю.
  Вечером было намечено лететь завтра утром, если погода утихомирится. По трассе условия были приличные, но никто не мог ручаться, что будет у3тром здесь, на Мат.Шаре.
  Перед сном зашел в кают-компанию. Водопьянов обыграл всех на бильярдике, в том числе и Молокова и бахвалился. Сережа Фрутецкий обыграл его. Затем сыграл с ним и я. Первую партию проиграл, две выиграл. Молоков уже ушел. Я пошел к нему и отрапортовал: "Задание выполнено, тов. командир". Он засмеялся.
  В 2 часа ночи Кренкель поднял меня на вахту. Задание: если ветер стихнет до 3-4 баллов- будить Шевелева, если усилится до 11 баллов- будить Шевелева. Сидел, писал дневник. Сейчас ветер усилился. Метет очень сильно. Самолетов не видно. Вьюшки словно разговаривают. Но небо ясное, восходит солнце. В 4 часа разбужу Ширшова.
  
  18 апреля.
  Утром- пурга продолжалась. Все же пошли на машины. Сидели внутри, слили антифриз из моторов в задний бак, начали прогревать- для опыта.
  часа в 3 пришел Ивашина.
  -Ну, ребята, давайте разогревать моторы. Сейчас был на флагмане. Мазурук сказал, что может запустить через 2,5 часа, Бассейн говорит - ни в коем случае, ну а я держался посередине. Решили попробовать. Давайте нажимать.
  Ветер дул по-прежнему- 7-8 баллов. Самолет стоял по пояс в снегу- лыжи занесло с корнем. Развели лампы- у каждой встал человек, чтобы грудью закрывать ее от ветра. Так стояли три часа. Закоченели. Тем временем зимовщики отрывали лыжи. Получились огромные траншеи в коих человек скрывался по шапку.
  Один за другим завелись моторы на флагмане. Столь же методично у нас. А у Мазурука- спустя час.
  Наконец, все готово. В 18:20 вечера Шевелев попросил меня сбегать а Алексееву, узнать готовность. Бегу.
  -Передайте Шевелеву, что я буду готов ровно через час. Если не могут ждать- пусть улетают.
  Решили лететь без него. Дзердзеевский нервничал, торопил: "На Рудольфе ночью может появиться туман". Но пока отдирали лыжи, разворачивались, был готов и Алексеев.
  Идем на взлет. Дагмаров лег со страдальческим лицом. Взлет был исключительно трудным. Молоков вспоминал о себе с уважением.
  
  
  НОЧЬЮ НАД ОБЛАКАМИ.
  19:45
  Взлет. Чуть подбалтывает. На море сало, стальной цвет. Идем выше и выше. Облака бегут на море -протоплазма- как кора дерева. Шайки над горами, освещенные золотом солнца. Пурпурный закат переходит в розовый цвет. Слоеная земля. Стемнело, сумерки.
  21:00
  Внизу марево облаков. Сплошное одеяло. Изредка озерами окна над морем. Высота 2100 м., горные хребты внизу кажутся гигантскими следами животного.
  - Порвалась тяга жалюзи- ребята держат чуть ли не руками. Из досок сделали рычаг и регулятор. Холодно.
  -Пересекаем Новую Землю. Исполинские горные кряжи в беспорядке, как будто кто-то выворотил из земли. Склоны полуобнажены, суровы. Сесть? Изредка глубокие ущелья, долины.
  -Под конец пересеченный пейзаж сменился ровным.
  -Окно замерзло. Проделал дырку, как в трамвае.
  22:00
  -2300 метров, температура -23о, термосы замерзли.
  -Облака, облака. Лишь спустя час- окно: внизу лед, трещины.
  -Алексеев просит сбавить скорость- видит нас на горизонте. Догнал.
  -Льды, трещины, лед старый и молодой.
  00:00
  -Полночь- красное солнце прямо по носу. Взошло на чистом западе!
  -Льды, без облаков.
  -"Земля!"- Фрутецкий. Осталось 1 час 20 минут.
  -Сводка с о.Руд. Ясно, видимость 30-50, ветер 1 балл, t -27оС.
  -Остров Сальма. И пошли -плоские, как блины, утесистые. Горные кряжи выступившие из моря.
  -Облака- прорезаны вершинами, торчат.
  -Стада айсбергов, как сахар на скатерти.
  -Холодно. Холодное солнце.
  -Все - в мехах, малицах.
  -Невысокое солнце отбрасывает островов длинную широкую тень.
  -Зимовка, словно заброшенная могучей, дерзновенной рукой на край света.
  -В пути -6 ч.20 мин.
  -Водопьянов сбрасывает газовую бомбу, определяет ветер, идет на посадку. Следом- мы.
  
  19 апреля.
  Итак мы у цели. "Экспедиция начинается". Это не совсем верно, ибо долететь сюда эскадрой тяжелых кораблей нелегко.
  К нам бегут Ходеев, затем доктор с красной повязкой. Всё как на центральном аэродроме. Небольшое здание аэродромной станции, привезенное сюда за 4 км. на тракторе, два трактора, два вездехода, красный стяг на здании, плакат "Добро пожаловать". Папанин непрерывно целуется.
  Маленькое летучее совещание- что делать. Решено немедленно разгрузить машины от всего имущества - остаемся. Разгружаем я, Орлов и Ритсланд. Сколько в самолете вещей! И в хвосте, и в фюзеляже, и в плоскостях.
  Прежде всего начали разгружать Папанинские вещи. Они явились все вчетвером. Стоял мороз в 23о. Все были раздеты до фуфаек. Вниз, на брезент пошли продукты, рация, лыжи, шесты палатки, тюки с обмундированием. А затем наше имущество- Бог ты мой! Всевозможные запасные части о существовании которых никто не подозревал, 20 банок с неприкосновенным запасом, ящики с соками, 2 примуса, 2 чайника ("Один нам" - жадно сказал Кренкель и оглядел, что еще можно взять), кастрюли, вилки, лыжи с палками, винтовки, патроны, папиросы, коньяк и т.д. и т.п.
  На снегу выросла огромная куча. Выгружали часа три. Устали. Жрать охота.
  -Давайте сварим обед, - предложил Орлов.
  Немедленно Ритсланд разжег подогревательную лампу, Орлов плоскогубцами разодрал несколько банок с куриным филе, бухнул в кастрюлю банку томата и поставил на огонь. Я топором нарубил хлеба, достали коньяку и очень недурно поели. Особливо хвалили нашу кухню Кренкель и Федоров.
  Затем на вездеходе поехали домой- на станцию. Встретили нас замечательно. Было 8:30 утра. Светило солнце, безоблачно. Домики станции напоминали лесной поселок- заимку. Оглушительно верещали собаки, привязанные к кольям. А у входа в главное здание стоял убитый несколько дней назад (партии специально для нас расходились в разные стороны) медведь, замороженный, держа в лапах блюдо, покрытое полотенцем с вышивкой "хлiб та соль", на полотенце- каравай и солонка. На шее зверя- массивная стальная цепь, на ней огромный (15 см.) ключ с дощечкой, где выгравировано "Ключ от Полюса".
  Хорошо, трогательно, апофеозно!
  Кают-компания украшена лозунгами, портретами, на столе- вина, чудесная закусь: паштеты, колбасы, селедки, сало, язык, ветчина, консоме, отбивная и компот, чай, водка, мускат, мадера, коньяк.
  Спирин недоумевает:
  -Ехали мы из Холмогор на дачу грузовиком. Я подумал- началась бродячая жизнь и мытарства. Однако, в Нарьян-Маре позвали на банкет. В Маточкином Шаре угостили мадерой и тортом в виде аэроплана. На Рудольфе потчуют, как в "Авроре". Где же Арктика??
  Шмидт весело смеется.
  Поели- и спать. Зимовщики уступили нам оба дома, поселившись сами в мастерской. Через несколько минут наступило мертвое царство. Встали в 5 часов дня. Солнце. Безоблачно. Опять обедать.
  А Папанин с ребятами оказывается не ложились. Все время собирали свои вещи, перевозили аккумуляторы, рацию.
  -Будем работать до темна- шутил Папанин. Темно тут будет в октябре.
  В 17:05 прилетел Головин. Летел он 3ч 30 мин. Шел на 1400 м. Сначала над облачностью, затем невиданным никогда раньше коридором до самой Зфи. Все время летел по маяку Рудольфа. Вначале был сильный ветер.
  Дал телеграмму о нем. Затем получил радиограмму с просьбой подойти к проводу. Шмидт отсоветовал.
  -Отто Юльевич, как с нами?
  -Постараемся взять. Можно сказать определенно, что пойдете.
  
  20 апреля.
  Сумасшедший день!! С утра отправились на аэродром качать бензин. Поехали на вездеходе. Проехали сотню метров- встал, не тянет. Слезли, пошли пешком. 4 километра в гору, глубокий снег, сильный ветер, сильный подъем (высота купола 250 м.). Я шел вместе с Молоковым. Пришли взмыленные. Поведешь плечами и чувствуешь, как нижняя рубашка- мокрая- прилипает к телу. Залезли в рубку Ритсланда, покурили, отошли, замерзли.
  Наружу выходить страшно. Пурга. Метет так, что плохо видно соседний самолет. Но надо.
  Пошли и начали с ним катать бочки с бензином. Здоровые. В некоторых по 300 кг. Подкатили 14 штук. Подошли механики. Установили альвейер. Начали.
  Нужно было заправить баки под пробки, дабы долететь до Полюса и суметь вернуться обратно. Итого 7.5 тонн. Качали все. Сначала Фрутецкий- 1.5, затем я 1.5, потом Молоков- 2, потом Орлов 2.
  Бочек оставалось мало. Ребята во главе с Молоковым пошли наваливать бочки из общей кучи на сани. Я продолжал качать. Спустя 4 бочки (как человек ко всему привыкает!) подошел трактор и подвез сани с 16 бочками. Привезли второй альвейер.
  -Лазарь, - кричал В.С., - я на нем выкачаю 5, пока ты одну. Соревнуйся.
  Я выкачал еще две.
  Подошел Крузе:
  -Первый корреспондент в моей жизни, который работает.
  Прибежал Ритсланд.
  -Ребята, дайте покачать. Через час у меня пеленгование, пока успею выдуть две.
  Дали. Выдул.
  Скоро нам не хватило и этих. Поехали опять. Вырывали из снега, грузили. Подвезли 9 и их махнули ("давайте уж закончим сегодня"- сказал В.С.) Ну и закончили.
  Залили 300 бочек. Из них через мои руки прошло около 11-12, т.е. около 3 тонн. Подходяще!
  У остальных: машина Н-170 - 29 бочек, Н-172 - 7 бочек, Н-169 - 10 бочек.
  Обратно я Молоковым опять пошли пешком. Ветер стих, облака, пустыня. Идем и все оглядываемся: не гонится ли медведь.
  -Мы были в таком состоянии, что сказали бы ему- отложи до завтра (Молоков).
  Медведь здесь - дело обычное. Головин вчера собрался спать на старую зимовку (1 км.).
  -А есть у вас оружие? - спросил Либин- обязательно возьмите винтовку. Без нее нельзя.
  Ивашина позавчера смотрел моторы. Замерз. Взял спальный мешок, постелил на крыле, влез и так работал.
  
  21 апреля.
  Вчера простыл все-таки. Сегодня сидел дома. Папанинцы непрерывно носятся по станции. Ширшов чинил лебедку, затем проверял вертушку. Федоров определял азимуты и магнитные склонения. Здесь они около 24о. Папанин и Кренкель вчера весь день разливали керосин из бочек в резиновые бидоны. Они мерзлые, их приходилось надувать ртом.
  -Наелся я этого керосина на год.
  Кренкель заряжал аккумуляторы ("с верхом") и пробовал свою радиостанцию.
  -Как повернул- Бразилия, затем США, потом из Москвы, потом Германия- много их. Работать будет.
  Он просит:
  -Сразу через три дня после высадки организуйте для нас концерт из Москвы.
  Решили они взять с собой два пса. Оба- кобели. Я говорю:
  -Иван Дмитриевич, возьми ты сучку и кобеля.
  -Ну ее. Еще уебет кого-нибудь из нас..
  "Ключ от полюса" хотят папанинцы сохранить, и, вернувшись с зимовки, вручить правительству.
   -Только молчи! - приказывает мне Папанин.
  В стенгазете в стихах описывается жизнь Папанина, начиная от гражданской войны, потайной работы в Крыму, деятельность в Арктике, на Колыме. Он очень доволен, но и очень смущен.
  
  Словечки:
  "Самолет- самое быстрое средство передвижения. Поэтому- к чему спешить" (Мазурук)
  "Все понятно, кроме сказанного" (Мазурук)
  "О радиосигналах: два длинных, один короткий, но толстый" (Машковский)
  "Нам все равно- что на войне, что дома. Дома даже лучше" (Гинкин)
  
  
  
  
  ОЧЕРКИ
  ДОРОГА К ПОЛЮСУ 1937г.
  
  27 апреля 1937г. Рудольф. отправлено 8-9 мая 1937 г.
  
  НА ЛИНИИ ОГНЯ.
  
   Едва самолеты успели приземлиться, как к ним медленно подползли трактора и оттащили на заранее размеченные места.
  Участники экспедиции высыпали на поле и с любопытством осматривали долгожданный аэродром 82 параллели.
  Стоял чудесный безоблачный день. Ветер почти стих, ярко светило солнце, рыхлый снег шурша рассыпался под ногами. Весеннее солнце и голубое небо категорически противоречили отсчету термометра, показывающего минус 22 градуса.
  Аэродром острова Рудольф расположен на ледяном куполе, возвышающемся на 250 метров над уровнем моря. готовясь к прилету гостей, зимовщики сколотили из бревен и досок просторный домик, поставили его на гигантские сани и трактором отбуксировали к аэродрому. Над домиком- красный флаг и конус, указывающий направление ветра. В домике- мастерская, нары, спальные мешки и телефон, связывающий аэродром с зимовкой, расположенной в 4 километрах на берегу бухты Теплитц. У домика - гусеничные трактора, вездеходы и два ВМЗ (водомаслозаправщика).
  Далеко на юге недвижно стынут скалистые мысы острова Карла Александра, блестят остроконечные айсберги и синеет почти свободное ото льда море Королевы Виктории.
  -Хороший остров, - убежденно заявил М.И. Шевелев и скомандовал - По машинам! Немедленно начать разгрузку всех самолетов дотла!
  Начинался аврал, бесконечный по свету. Стояла глухая ночь, на Большой Земле лишь недавно опустели театры, но здесь нестерпимо светило солнце и люди работали, как звери. Последний раз они спали 36 часов назад, последний раз торопливо ели накануне в полдень, но никто не ушел с аэродрома даже в маленький штабной домик.
  Лихорадочными темпами мы выгружали из машин продовольствие, инвентарь, запасные части, снаряжение. Недра наших гигантских самолетов были неисчерпаемы. На снежном поле вырастали горы продуктов, радиостанций, инструментов, оружия, лыж, палаток, всевозможных ящиков, мешков и металлических банок.
  Сосредоточенно и быстро работала группа Папанина. Самолеты привезли с собой около трех тонн вещей дрейфующей зимовки. Папанинцы никому не доверяли разгрузку своего имущества. Они ходили от самолета к самолету, бережно принимая на руки банки провианта, трубы палатки, аварийные двигатели, точные приборы. аккумуляторы, запасы меховой одежды.
  К 8 часам утра аврал был закончен. Вездеходы и трактора доставили нас на зимовку. Она открылась издали, со склона купола своими небольшими приземистыми зданиями, напоминающими дома степной заимки, и стрелами радиомачт.
  У входа в главный дом, согнувшись в низком приветственном поклоне, стоял белый медведь, убитый накануне и целиком замороженный. Он держал в своих лапах обрамленный вышитым полотенцем поднос с хлебом и солью. С могучей шеи медведя свисала толстая железная цепь, заканчивающаяся здоровенным ключом "От полюса".
  Столы в кают-компании ломились от яств. Колбасы, ветчина, сало, грудинка, форшмак, паштеты, различные консервы, водка, вина, коньяк. Стены украшены приветственными лозунгами и портретами, во всю ширь перегородки распростерлась стенная газета "Широта 82".
  Через полчаса все спали мертвым сном. На всем острове не было ни одного бодрствующего человека. Лишь кок зимовки Курбатов с трудом размыкая свинцовые веки готовил приправы и гарниры к обеду.
  Следующий день начался новым авралом. Нужно было заправить все машины горючим. Путь предстоял не малый, тяжелый и опасный- сколько летных часов займет дорога до полюса и обратно никто не знал, и поэтому решено было залить все баки по пробки. В переводе на цифровой язык это значило влить в каждый самолет по 10 000 литров бензина или, другими словами, по 850 ведер.
  Это был поистине Сизифов труд. На аэродроме мела пурга. Свирепый ветер больно хлестал лица и заставлял людей пятиться задом. Одетые с головы до ног в меха, мы мерзли, как голые.
  Экипажи во главе с командирами кораблей отрывали из-под снега бочки, народом грузили их на тракторные сани и затем катали с саней к самолетам. Дальше начинался самый тяжелый этап: заливка в баки. Все это озеро бензина нужно было перекачать ручным альвейером.
  После двенадцати часов непрерывной напряженной работы экипаж самолета Молокова донес Шмидту о выполнении задания. Остальные корабли закончили заливку лишь на следующий день.
  Отоспавшись механики немедленно приступили к тщательнейшему осмотру моторов. Они придирчиво проверяли все цилиндры, компрессоры, валы, свечи, трубки, краны, тросы управления.
  Повреждений почти не было. Лишь на самолете Н-172 немного деформировался кабан подкоса шасси. Механики Сугробов, Шмандин и Гинкин с помощью зимовщиков Ходеева и Мельникова, проработав 36 часов, привели лыжу в вид первоначальный.
  Неугомонный Бассейн, воспользовавшись временным затишьем принялся переделывать систему подогрева моторов, разработав собственную оригинальную схему использования теплового потока лампы. Осторожный и вечно подозрительный Ивашина беспокойно ходил вокруг громадной кучи выгруженных из самолета запасных частей. Часто вздыхая, он старался незаметно всунуть какую-нибудь деталь в самолет, но, застигнутый укоризненным взглядом Молокова, сконфуженно клал деталь на место, продолжая, однако, как лунатик свои виражи над кучей.
  Прошел день, другой. За это время папанинцы успели проверить, рассортировать и взвесить свои груды. 25 апреля была объявлена трудовая мобилизация всего населения острова Рудольф.
  Грузили имущество Папанина и его друзей. Все вещи были прекрасно упакованы, едва ли не с аптекарской точностью. Каждому самолету полагалось взять по 2350 кн. папанинского груза. И снова в недрах гигантских машин исчезали палатки, приборы, одежда, клиперботы, движки, нарты.
  Объемистые банки с продовольствием полюсной станции были распределены равномерно по всем машинам. Во время полета к полюсу один из самолетов мог оказаться в бедственном положении. Тогда папанинские продукты дали бы возможность экипажу бедствующего корабля продержаться до прибытия спасательной группы.
  С этой же целью на каждый самолет было погружено по 80 килограмм продовольствия, упакованного в особые парашютные мешки. Увидев товарищей в беде, другие самолеты либо сядут и сразу заберут их со льдины, либо сбросят им на парашюте продукты, если посадка в этот момент будет невозможна.
  Открывая воздушную дорогу на северный полюс, руководство экспедиции мобилизовало все силы и средства. На юге архипелага в бухте Тихой зимовало два самолета. 28 апреля Головин вылетел в Тихую. На борту его самолета находились летчики Машковский и Крузе. В тот же день Головин вернулся обратно. За ним летел самолет У-2, пилотируемый Машковским. Крузе остался в Тихой приводить в порядок самолет П-5 и в первый же ясный день перегнал на центральный аэродром Рудольфа и эту машину. Легкие самолеты были немедленно использованы для связи и ближней разведки.
  Штурмана и радисты безвылазно сидели у рубках, проверяя работу компасов, указателей курса, составляя графики полета туда и обратно.
  Наконец, все было готово к штурму. На аэродроме дикого полярного острова стоял, пригнувшись перед гигантским прыжком, целый воздушный флот: четыре тяжелых четырехмоторных самолета, мощный двухмоторный моноплан и два воздушных автомобиля.
  -Назидательное зрелище, - задумчиво произнес О.Ю. Шмидт, осматривая свою воздушную армию. - Если страна сумела выставить здесь, на 82 параллели такую грозную армаду, то что же она сделает при нужде в более южных широтах...
  Потянулись мучительные дни ожидания хорошей погоды.
  Радист зимовки Василий Богданов лишился сна. С утра он принимал метеорологические сводки советских, европейских и американских станций. Здесь, в маленькой рубке учитывалась погода арктической полосы Советского Союза, ветры Скандинавии и Англии, температуры среднеевропейских стран, метеорологическая обстановка Северной Америки.
  Каждодневно синоптик Дзердзеевский сводил воедино разрозненные данные 820-ти станций, анализировал путь и взаимодействие циклонов и антициклонов.
  Как на зло, мимо нас ползли бесконечной чехардой только циклоны. Антициклоны, несущие хорошую летную погоду, притаились на северных уступах Канады.
  Пурга, туманы, шквалы.
  
  
  
  5 мая 1937г. Рудольф. отправлено 19 мая 1937 г.
  
  СБОРЫ.
  
   Еще в воздухе, распознав знакомые контуры острова Рудольфа, Папанин начал волноваться. Едва самолеты коснулись аэродрома- он выпрыгнул из машины и, проваливаясь в глубоком снегу, побежал к встречающим.
  -Где брезенты? - кричал он, - куда сгружать вещи? Мы очень торопимся!
  Наскоро расцеловавшись с друзьями-зимовщиками, которых он сам привез сюда в прошлом году, Папанин ринулся в атаку на грузы. За ним неслись его верные товарищи.
  Мы, грешные, закончив аврал, утомленные двухсуточным бодрствованием, уже давно спали мертвым сном, а папанинцы продолжали свою кипучую деятельность. Они проверили упаковку продуктов, осматривали научную аппаратуру, собирали нарты.
  -Мы будем работать до темна, - объявил Папанин.
  Один из зимовщиков недоуменно напомнил, что темнота в этих широтах наступил лишь в октябре. Папанин весело поправился: "Ну, до вечера".
  Они легли спать в 8 часов утра следующего дня, отстояв на ногах трое суток.
  А дальше вновь потянулись дни сумасшедшего темпа. В любой час этих людей можно было видеть за работой. То они сидели на электростанции, заряжаю аккумуляторы полюсного передатчика, то надували клиперботы, испытывая герметичность резиновой оболочки, то везли на собаках к аэродрому какие-нибудь детали. Ни частые шквалы, ни пурга, ни 20-ти градусные морозы не могли охладить их пыла.
  Они подвергли генеральной проверке все оборудование и аппаратуру своей дрейфующей станции. В течение двух дней Евгений Федоров терпеливо наблюдал и сличал величину магнитного склонения на острове Рудольфа, экзаменуя точность приборов и методику исследования. Педантично фиксируя отклонения, стрелка компаса отклонялась от истинного направления на север на 26 градусов. Проверяя показания теодолитом и секстаном, он определял астрономическими методами местонахождения острова Рудольфа и удовлетворенно отметил совпадение своих вычислений с утверждением географических карт.
   С неменьшей тщательностью была собрана и испытана радиостанция Северного полюса. Варьируя обстановку, Эрнст Кренкель просиживал у аппарата и яркие солнечные ночи и дни, забитые бешенной пургой. Радиостанция работала прекрасно. Кренкель слышал бой часов Спасской башни Кремля, посевные сводки Новосибирска, истеричные выкрики германских радиостанций, фокстроты далекой Бразилии.
  Уединившись в механической мастерской, Ширшов переделывал глубоководную лебедку и проверял механизм барометров и подводных вертушек. Тем временем Папанин занялся снаряжением. Вблизи зимовки вырос целый городок палаток дрейфующей полюсной станции: жилая, гидрологическая, продуктовая, палатка-мастерская.
  Особо хлопотливой оказалась заготовка керосина- основного топлива полюсного лагеря. Тарой для керосина служили особые резиновые баллоны, емкостью по 48 литров. Для заливки требовалось предварительно отсосать керосин из шланга, после чего он плавно переливался в баллон. И так 60 раз.
  -Тьфу! - жаловался после операции Кренкель. - Напился керосину на всю жизнь. Не подходи с папиросой- вспыхну.
  Проверив, испытав и рассортировав всё свое хозяйство, папанинцы снова перевезли все вещи на аэродром. Здесь каждый сверток был положен на весы. Взвешивали с предельной точностью, ибо грузоподъемность самолетов была ограничена, и каждый килограмм подвергался строгому учету.
  Через неделю после прилета был объявлен аврал по погрузке имущества дрейфующей станции. Все вещи укладывались под непосредственным контролем папанинцев, при их живейшей помощи.
  Закончив погрузку одной машины, они немедленно переходили к следующей. К концу дня все девять тонн их груза покоились внутри самолетов.
  Папанинцы брали с собой только самое необходимое. Они рассчитывали по прилете на полюса зять кое-что из самолетного инвентаря.
  -Сниму шапку и пойду по кораблям,- смеясь говорил Иван Дмитриевич. - Один даст чайник, другой примус, третий- лишнее ведро.
  Закончив погрузку, Папанин подошел к Отто Юльевичу и торжественно обещал отдыхать.
  Но отдых был весьма своеобразным. Кренкель неутомимо помогал Спирину и штурманам в установке пеленгатора, Ширшов сидел за таблицами и графиками, Папанин хозяйственно разрешал бесчисленные повседневные заботы зимовщиков. Федоров полетел на самолете "У-2" вместе со Спириным и Ивановым контролировать работу радиомаяка. При посадке у острова Столичка у них застыл мотор, и они только на третий день сумели взлететь и вернуться на базу. Проспав шесть часов, Федоров пришел в кают-компанию и просидел там всю ночь, помогая журналистам выпустить первомайский номер стенгазеты "Широта 82-90о".
  В один из редких тихих вечеров Папанин исчез. Пришло время ужина, а его все не было. Мы нашли его у домика столярной мастерской. Там, у стены здания, озаренные незаходящим солнцем, развевались три флага: государственный СССР, вымпел ГлавСевМорпути с портретом Шмидта и красный стяг с портретом т. Сталина.
  -Вот, - сказал взволнованно Папанин, - С его именем мы шли к северному полюсу и под его знаменем будем там работать сколько хватит сил. Этого знамени мы не осрамим никогда.
  Шли дни. Папанинцы работали, помогали другим, нервничали вместе со всеми из-за плохой погоды. В иные вечера Ширшов и Федоров пытались устраивать прогулки на лыжах, но вскоре это им было строжайше запрещено.
  -Разве можно поступать так неосмысленно, - журил их Папанин. - Каждый из вас обошелся государству в несколько миллионов рублей. А вдруг кто-нибудь нечаянно сломает руку или ногу? Срыв всей экспедиции!
  -Иван Дмитриевич, а я когда вижу ямку- падаю, - оправдывался Ширшов, но под укоризненным взглядом начальника тушевался и конфузливо заключал, - Хорошо, я больше не буду.
  Часто они по очереди заходили в комнату участников перелета, жадно слушали неизбывные рассказы летчиков и полярников о различных, кажущихся фантастическими случаях жизни.
  -Мы ходим и слушаем по одному, чтобы набраться рассказов на целых год, - пояснял Кренкель.- На полюсе нам пополнять этот запас не придется. А так- на всех хватит.
  Иногда за ужином они обсуждали со Шмидтом перспективы своей работы, намечали куда их сможет вынести дрейф льда. Законы дрейфа ледовых массивов центрального полярного бассейна пока неизвестны. Может быть, льды вынесут отважную четверку к берегам Канады, может, Гренландии.
  -Эх, - мечтал Папанин, - Хорошо бы нас занесло в район недоступности. Как бы много получила советская наука.
  -А не страшно? - спросил, улыбаясь Водопьянов. -Снимать-то оттуда будет трудно.
  Папанин приготовился отвечать, но его перебил бортмеханик Гинкин.
  -Михаил Васильевич, - сказал он. - Меня сюда направили из военной части. Помню вызвал меня командир и спросил, хочу ли я отправиться в одну большую экспедицию, но предупредил, что ее участники рискуют головой.
  Тут я пришел в полное недоумение: что это за место в СССР, где можно голову потерять? Нет такого места!
  
  7 мая 1937г. Рудольф. отправлено 19 мая 1937 г.
  
  ПОЛЕТ ГОЛОВИНА.
  
  
  Поздним вечером 4 мая сильный ветер разметал тучи и стих. Установилась чудесная солнечная погода. Она дразнила сердца летчиков и полярников, изголодавшихся по ясному небу.
  Наступила полночь, но никто не ложился спать. Люди оживленно обсуждали возможности полета эскадры на полюс, строили предположения о ветрах и облаках последних параллелей.
  Общее настроение охлаждал лишь синоптик экспедиции Б.Л. Дзердзеевский. По его мнению район северного полюса был закрыт облаками. Следовательно, там сесть нельзя, а раз так, то и лететь нет смысла.
  Но ожидание хорошей погоды было слишком длительным, солнце- заманчиво ярким и никто не хотел расстаться с мыслью о полете. Чувствуя общее возбуждение полярников, Отто Юльевич предложил сделать вертикальный разрез атмосферы на самолете "У-2".
  Десятки рук помогли механикам стоявшего у зимовки самолета запустить мотор. В кабину сели летчик Машковский и Дзердзеевский. Самолет легко оторвался и пошел ввысь. Было 3 часа 30 минут утра. Через час Машковский подрулил обратно к жилому дому. Впервые в этих широтах самолет достиг высоты 3350 метров. Результаты полета говорили о сравнительно благоприятной метеорологической обстановке на значительном протяжении. И тогда Шмидт распорядился отправить в глубокую разведку к полюсу самолет Головина.
  -Ложитесь спать, - сказал Шевелев летчику, - Через полтора часа подъем.
  В 6 часов утра, вежливо извиняясь, Шевелев разбудил Головина и его товарищей. Спустя несколько минут, вездеход уже вез их на центральный аэродром.
  Пока механики Кекушев и Терентьев прогревали моторы, Головин проверил самолетный груз. Все было на месте.
  Залитые под пробки баки вмещали 2350 литров бензина. В крыльях и центре планера покоился полуторамесячный запас продовольствия, палатка, нарты, клипербот, лыжи, фрукты.
  Прорезав солнечную тишину, запели моторы. Штурман Волков, механики Кекушев и Терентьев, радист Стромилов заняли свои места. Все они были с головы до ног одеты в меха, на шлемах - темные очки, защищающие глаза от ослепительного снежного сияния.
  Головин окинул внимательным взглядом бескрайний горизонт, пожал руку остающимся друзьям и вскарабкался по крылу в кабину.
  Подошедший трактор вывел самолет на стартовую линию, летчик дал полный газ, машина медленно двинулась вперед и остановилась. Она была перегружена почти на полторы тонны и снежный наст держал ее цепко и упорно.
  Тогда летчик решил стартовать под уклон. Он развернул машину и бросил ее вниз. Стремительно набирая скорость, она покатилась под горку и в 11 часов 23 минуты повисла в воздухе. Красиво развернувшись, Головин пронесся низко над аэродромом, затем пролетел к зимовке, сделал над ней круг и лег на курс.
  Через несколько минут самолет "СССР Н-166" исчез на севере.
  -По машинам! - раздалась команда Водопьянова. - Ставь лампы!
  Все с трепетом ожидали донесений разведчика. Сразу после вылета, Стромилов установил связь с Рудольфом. Шмидт, Шевелев, Спирин почти не покидали радиорубки, читая радиограммы из-под карандаша оператора Богданова. Головин эпически спокойно сообщал о пересечении параллелей. Вот он на 84-ой, 85-ой, 86-ой.
  "Погода ясная, видимость хорошая, лед торосистый, много полей" - таково было содержание всех его радиограмм.
  Ободренные замечательными вестями, механики тяжелых самолетов в рекордный срок закончили всю подготовку. Один за другим рванулись пропеллеры. Открылись занесенные метровым слоем снега лыжи.
  -Отставить! - разнеслась по аэродрому команда. - Полюс закрыт облаками. Головин идет на высоте без единого окна.
  На 88-ой широте самолет "Н-166" встретил облачную стену, набрал высоту и пошел над облаками дальше к северу. Вот он уже на рубеже 89 параллели. ДО Северного полюса осталось немногим больше 100 км.
  С огромным напряжением все мы следили за блестящим рейсом отважной пятерки. И вместе с чувством искреннего восхищения их храбростью, росла тревога: а хватит ли у них бензина на обратный путь? Шевелев, Водопьянов и Спирин с карандашом в руках высчитывали расход и запас горючего. Получалось в обрез!
  -Пусть возвращается, - сказал Шмидт после некоторого колебания. - Мы не можем рисковать их жизнью. Но составьте ее так, чтобы он, если уверен в обратном пути, мог рискнуть дойти до полюса.
  Через минуту Богданов выстукивал в эфир:
  "1605 RG W4KW N10=h2 msg RG Наберите максимальную высоту посмотрите что впереди и возвращайтесь Рудольф Шевелев".
  Головин продолжал полет. В 16 часов 32 минуты от него пришла лаконичная радиограмма:
  "Широта 90 под нами полюс но закрыт сплошным слоем облаков пробиться не удалось легли обратный курс Головин".
  Все зааплодировали.
  Победа! Советские летчики на советском самолете достигли Северного полюса. Они доказали, что могут летать куда угодно, выполняя волю пославшей их страны и своего правительства. Чувство огромной гордости за свою Родину и великого патриотизма наполнило всех участников экспедиции.
  Все немедленно кинулись на аэродром. Но сколь переменчива погода Арктики! На купол ледника, где находится главный аэродром, наполз туман. Сначала он был редким, прозрачным, но постепенно плотнел, сгущался, закрыл солнце и скоро уже нельзя было различить самолет в ста шагах. Затем наплыли облака. А на севере, в 10 километрах от острова по-прежнему светило солнце, над зимовкой тумана тоже не было. Заложили костры по углам аэродрома, но все понимали, что в таком тумане самолет благополучно приземлиться не может.
  Тогда Шевелев предложил принять Головина на маленькую площадку около зимовки, с которой обычно взлетал "У-2". Иного выхода не было.
  Мы быстро разметили границы этого импровизированного аэродрома, выложили посадочное "Т" и приготовили дымовые шашки.
  Сообщили Головину план посадки. Но Головина не было, хотя срок его возвращения уже прошел. Самолет все время шел к острову по маяку и вдруг как-то выпрыгнул из ведущей зоны и потерялся. По его сигналам можно было понять, что самолет где-то недалеко и кружит в районе Рудольфа, не в силах найти его из-за облачности и тумана. Горючее в баках было на исходе и положение экипажа могло стать трагическим. Все молча вглядывались в мутный горизонт. На самолете "У-2" на розыски вылетел Мазурук.
  -Вот он!! - неистово закричал Ваня Шмандин.
  Раздался общий вздох облегчения. С запада низко над открытой водой к острову несся самолет. Он со свистом промчался над домами зимовки и с ходу пошел на посадку.
  22 часа 45 минут. Мягко коснувшись снега у буквы "Т", самолет побежал по аэродрому. Неожиданно левый мотор остановился, и машина исчезла за горкой. Все опрометью бросились вперед. Вбежав на горку, мы увидели самолет. Он стоял на самом краю крутого спуска к морю и его лыжи уже передней частью висели в воздухе. Понимаю опасность положения, механики Кекушев и Терентьев на ходу выпрыгнули из машины и вцепившись в стойки шасси пытались затормозить его движение. Если бы самолет продвинулся вперед еще на метр- авария была бы почти неизбежна.
  Из кабины самолета вылез Головин. С трудом разминая затекшие руки и ноги, он устало и как-то деревянно поздоровался с восторженно встретившими его товарищами и сразу же прошел под фюзеляж. Отвернув краник бензобака, он долго смотрел на стекавшую вниз тонкую струйку горючего.
  -Да, впритык... - тихо сказал он и, обернувшись, пояснил - Мотор-то заглох из-за недостатка горючего. Кекушев лежал у меня в ногах и помпой качал остатки бензина.
  Подошел Отто Юльевич. Радостно обняв Головина, он горяча поздравил смелого летчика и его экипаж- первых советских людей, побывавших на полюсе. Головин охотно, но кратко отвечал на вопросы. Видно было, что он очень утомлен непрерывным 11-часовым полетом, усугубленным бессонной ночью.
  Для проверки результатов полета Шмидтом была организована комиссия под руководством флаг-штурмана экспедиции И.Т. Спирина в составе штурманов Н.М. Жукова, А.А. Ритсланда, В.И. Аккуратова.
  В 6 часов утра комиссия подтвердила результаты полета: Головин, Кекушев, Терентьев, Стромилов и Волков были первыми советскими людьми, побывавшими на Северном полюсе.
  В это время могучие трактора "Сталинцы" отвозили самолет "Н-166" на главный аэродром. Механики вновь осмотрели моторы, снова заполнили баки бензином и зачехлили кабины. На следующий день самолет "СССР Н-166" был готов к новому полету.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"