Рыженков Вячеслав Борисович : другие произведения.

Камера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Великолепные свойства ХРОНИЗОЛА ничто перед тем, чего не дано никому

  Посвящается моему безвременно ушедшему другу
  Васильеву Юрию Павловичу
  талантливому физику-лазерщику
  и человеку прекрасных душевных качеств
  
  
  
  КАМЕРА
  
  
  1.
  
  Запущенный городской сквер медленно охватывали весенние сумерки. Воздух висел сырой и зябкий, и не удивительно, что не было видно ни прохожих, ни гуляющих. Тем более странно и нелепо смотрелись на полузаросшей аллее два человека в темных куртках. Один из них был с чуть седоватой, жесткой шевелюрой, другой, по всей видимости, лысый. Его лысину заботливо прикрывала плоская кепка.
  Двое в куртках о чем-то спорили, они топтались, жестикулировали, но говорили тихо, почти шепотом. Издалека вполне можно было подумать, что это глухонемые, которые объясняются одними знаками. Так продолжалось минут десять. Но вот тот, что в кепке, плавно попятился в сторону разбитой скамейки, у которой было начисто оторвано сидение и остались лишь две почерневшие доски от спинки. На эту-то спинку он и облокотился задом, упер руки в бока и склонил к плечу голову. Его собеседник не двинулся с места, он продолжал горячо говорить, и теперь уже из его быстрой речи доносились отдельные слова. Прохожий на скамейке вдруг резко перебил. Седоватый смолк на полуслове. Он даже чуть откачнулся в сторону. Потом махнул рукой и, весь подобравшись, пошел прочь. Второй ни словом, ни жестом не прореагировал на его действия. Но, пройдя несколько шагов, седоватый всё же полуобернулся и крикнул;
  --Как хочешь! Так и останешься со своей машиной времени!
  --Камерой времени! - поспешно поправил другой.
  Но его насупленный собеседник не ответил и быстрым шагом уходил всё дальше, пока не скрылся за деревьями.
  Прохожий остался один. Он все стоял, привалясь к обломанной скамье, и глядел перед собой неподвижным взглядом. Задумчивость эта продолжалась с полчаса, затем человек у скамейки поежился, дернул плечами, согреваясь. Оттолкнулся от доски, машинально отряхнул куртку сзади. И отправился неторопливо в ту же сторону, что и его вспыльчивый приятель.
  Вот тут и обнаружилось, что в укромной, не предназначенной для внимания посторонних беседе был третий, хоть и молчаливый участник. Из-за темного ствола раскидистой липы появился молодой парень, почти подросток. Он был очень худ, узкоплеч, мелколиц и внимание на себя обращал разве что высоким ростом. Движения его были отрывисты и резки, хотя и чередовались с внезапной неподвижностью. Вот длинные ноги легко перешагнули куст, лужу, и неизвестный парень мигом оказался на дорожке.
  Удаляющийся человек был еще смутно виден. Парень пошел следом, время от времени сокращая шаги. Он явно придерживался выбранной дистанции и проводил прохожего в кепке через несколько улиц, пока тот не скрылся в калитке какого-то заросшего палисадника. Нескладный преследователь метнулся к штакетнику. Он смотрел, вытянув худую шею, как закрылась дверь домика в глубине двора, сразу осветилось одно окно, затем другое.
  Парень потоптался в явной нерешительности. Он сделал, было, шаг-другой по улице, резко повернулся и остановился на старом месте. Вынул руки из карманов, поправил воротник.
  --Ну, что думаешь, Хомут несчастный, - сказал он самому себе, потянулся рукой и нажал на калитку. Калитка заедала и скребла по земле, ее пришлось слегка приподнять. Парень глянул вдоль улицы через правое плечо, повернулся всем корпусом влево и боком протиснулся в приоткрытый проход. Затем затворил калитку.
  Двор был почти непроходимый. Уже стемнело, но чуть-чуть подсвечивали отдаленные фонари, окна домика тоже прибавляли тусклого света, и его было достаточно, чтобы разглядеть почерневший прошлогодний бурьян полутораметрового роста. Бурьян забивал все пространство еще остававшееся между кустами и деревьями. Волей-неволей пришлось идти по единственному пути - узкой тропинке, заворачивающей к крыльцу.
  Так. У крыльца тропка не заканчивалась, она шла дальше, огибала дом, и худой парень завернул за угол. Он уперся в обширную кособокую пристройку, примыкающую к задней части дома. Всю пристройку рассмотреть было трудно. Только часть ее, которую выявлял свет из маленького окошечка, была видна отчетливо. Вся остальная махина лишь угадывалась на фоне неба и деревьев. Но на подсвеченной стенке выделялось самое главное - двухстворчатые ворота.
  "Ворота, конечно, заперты", - подумал парень, или Хомут, как он себя назвал. Тем не менее, он крадучись подошел к воротам и потянул за железную скобку. Створка приоткрылась! И легко, без скрипа, без карябания. За ней была непроницаемая темнота. Тьма его успокоила - никого нет, и он, слегка пригнув голову, нырнул в нее. Пол деревянный и ровнешенький, как паркет. Вокруг свободно, чувствуется, нет ничего, на что можно наткнуться руками или телом. Шаг, другой, третий.... Но вот пальцы правой руки почувствовали впереди какую-то скользкую стенку.
  Это было что-то не просто гладкое, а ужасно гладкое, как полированное; явно не стекло, не дерево, и не металл. Скорее какая-то пластмасса, жирно-тепловатая на ощупь, но в то же время очень жесткая и неподатливая. Парень протянул другую руку, поводил руками по скользкой поверхности во все стороны. Пальцы так и скользили, и сколько хватало рук, везде было то же. Если это шкаф или машина, то уж больно больших размеров. Кажется, он не ошибся, сразу подумав, что это просто перегородка.
  --Смелее, Хомут! - прошептал он еле слышно и стал переступать вбок, держась за стенку руками. А вот и дверь. Непрошеный гость странного незнакомца почувствовал край гладкой перегородки, скользнул за него пальцем и с изумлением ощутил, что непонятная стенка выполнена вдобавок из очень тонкого листа. Ну чуть толще обычной бумаги! Он опять почувствовал, как прочен этот материал - лист не опирался ни на какую раму, а стоял незыблемо, нисколько не прогибаясь под невольным нажатием руки.
  Ощупав край, тот что называл себя Хомутом, поводил рукой в обнаруженном проеме и тут же ткнулся ребром ладони во второй такой же лист. Щель между ними оказалась невелика, в нее вряд ли прошла бы голова. И вдруг второй лист легко поддался слабому толчку и чуточку отъехал вбок. Подвигав его туда-сюда, Хомут убедился - это и есть задвигающаяся дверь, в крайнем случае, заслонка.
  К этому времени глаза парня как будто чуть-чуть привыкли к темноте. Он оглянулся и различил неприкрытый до конца проход между створками ворот, хоть на улице и была уже настоящая ночь. Вправо и влево, как и раньше, темь без проблеска, зато гладкая стенка с подвижной створкой легко угадывалась по слабому ускользающему отсвету, и даже черной полосой обозначился проем. А позади проема по-прежнему кромешно темно, и что такое находится там, за удивительной стенкой, было не видно совершенно.
  Рука тем временем отвела створку настолько, что человеческая фигура могла бы спокойно пройти. На этот раз "гость" уже не колебался. Он сделал шаг, почувствовал, что нога твердо встала на надежный пол, и шагнул второй ногой, одновременно поворачиваясь на первой, так как продолжал придерживать рукой створку. Таким образом, он оказался на той стороне лицом к проему. Глаза его невольно все еще цеплялись за светлую полоску незакрытых ворот, так как остальное было неразличимо.
  Шаг получился неловкий, темнота мешала глазам подсказать ноге точное движение. Парень качнулся, непроизвольно потянул створку, и пальцы его тут же соскользнули с гладкого без единой щербинки листа. Створка и так была легкой и подвижной, а назад пошла еще легче. Она захлопнулась, не издав ни звука. Вот только отсвет снаружи не стал тусклее, видимо стенка и дверка были очень прозрачные.
  Хомут потянулся открыть все-таки дверку, и вдруг рука его застыла, не успев стронуться с места.
  Тьма внезапно пропала. Пристройка разом оказалась ярко освещена. Но не электрической лампой - через распахнутые настежь ворота вовсю светило солнце. Хомут увидел, что он стоит в ящике, похожем на стеклянный, и размером с приличный платяной шкаф. Под ногами блестит гладкий чистый пол, почти над самой головой нависает прозрачный потолок. И самое потрясающее - снаружи, перед закрытой дверцей невесть откуда, прямо из воздуха, возник давешний чудак. Иначе говоря - хозяин дома. Он действительно оказался лысым, широколицым и розовым. Одна его рука привычно упиралась в бок, а другая медленно отодвигала створку коротким указательным пальцем с зазубренным ногтем.
  --Выходи, что ли. Или тебе там понравилось? - в ироническом голосе лысого не было никакого удивления. Он посторонился.
  Парень, недоверчиво поглядывая на хозяина, выбрался из "ящика". Казалось, он ждал оплеухи, и смотрел хотя и сверху, но как-то искоса.
  --У вас ворота были незакрыты, - проговорил он и сглотнул.
  --А ты, наверное, хотел спросить: который час, или как пройти на соседнюю улицу!
  --Нет, я просто... А почему утро? Или даже день? Как это так?
  Незваный гость дернулся головой в сторону "стеклянного ящика". Это действительно было диковинное сооружение. Сплошные стенки, никаких швов, лишь заслонка к чему-то сверху подвешена. Из большого цельного куска, шире проема и по высоте больше стенки. Чудно, как будто не заслонка, а крышка.
  --Это...? Вот это вот и есть камера времени?
  Лысый сразу насторожился, благодушие слетело с его полного лица.
  --От кого ты знаешь про камеру времени? Кто ты вообще такой?
  --Я Хома. То есть не Хома..., - юнец два раза негромко кашлянул, - Хомутов Сергей.
  --И кто тебя сюда звал, Сергей Хомутов?
  --Вы говорили там, на аллее. А я подумал, вдруг это правда? И на самом деле можно перенестись.
  --Перенестись? Куда перенестись?
  --Ну, куда-нибудь.
  --Вот ты и перенесся! Знаешь, сколько времени ты здесь стоял? Трое суток.
  Нелепый парень даже отшатнулся.
  --Фуфло! У меня же часы есть, - он откинул рукав, - они бы встали!
  --И сколько сейчас на твоих часах?
  --Девять часов утра! Без десяти минут...
  Хозяин выразительно кашлянул.
  --На них прямо так и написано - девять утра! Вечера, голубок, а не утра. В девять часов вечера ты сюда забрался. Три дня назад. Тебя уже, наверное, милиция ищет. С собаками.
  Лысый на минутку умолк. Но, видя, что его "гость" пока не готов ничего спрашивать, предложил.
  --Пойдем-ка в дом, Сергей. Здесь и сесть не на что, а ты, я смотрю, вот-вот свалишься.
  Хозяин, слегка отстранив гостя, прошел вдоль прозрачной стенки, затем через два шага распахнул внутреннюю дверь и, обернувшись на пороге, приглашающе махнул рукой. Хомут покорно поплелся за ним. Через дверь, по полутемному коридору, в засаленную кухню. Здесь он без приглашения плюхнулся на табурет. Лысый остался стоять, лишь оперся рукой о столик.
  --Значит, ты хотел отправиться в прошлое? А ушел в будущее.
  --Будущее? Три дня? Что ты мне гонишь!
  --Чтобы я этого "ты" больше не слышал. Понял! Меня зовут Викентий Семенович. Не Викентий, и не Вик, а Викен-тий Семе- ныч! Усвоил, Хома!?
  Хомут ничего не ответил, даже не шевельнулся. Но спросил все-таки другим тоном:
  --А где же я был эти три дня? Я не понимаю.
  --Все три дня ты стоял столбом. Они показались тебе меньше секунды. Да какой там секунды, микросекунды! А я приходил, разглядывал тебя и думал: выпустить его или так и оставить.
  --Так, значит, вы меня увидели не сегодня?
  --Ты же попался, как в мышеловку. От меня зависело, когда тебя выпустить. Я, между прочим, мог это сделать через несколько лет.
  Парень вытаращил глаза, попытался что-то сказать, но, похоже, не нашел слов. А его собеседник насмешливо продолжал:
  --Водил бы любопытных, а они бы пялили на тебя глаза. У тебя, Хома, был очень глупый вид.
  --Так, это самое, Викентий Семеныч, а разве я бы ничего не видел? Ведь стенка прозрачная.
  --А ты что, видишь, как летит пуля?
  --Какая пуля? Зачем пуля? - Хомут забегал глазами по кухне, ища пистолет или ружье.
  --Тьфу! Как с тобой разговаривать, - Викентий надул толстые щеки и шумно выдохнул. Потом заговорил медленно и нараспев:
  --Когда пуля летит, глаз человека ее не видит. Почему? Потому что она летит очень быстро. Когда крутится вентилятор, лопастей тоже не видно. И тоже потому, что они быстро движутся. А если я буду бегать быстрее лопасти, быстрее пули, то ты меня тоже не увидишь. Ты пробудешь в камере секунду, а снаружи пройдет сто лет. Или тысяча - я точно не знаю, трудно замерить. Так представь, как быстро все будет мелькать снаружи. Ты будешь видеть только то, что десятилетиями не сходит со своего места!
  --Так будет же непонятно, какой там год?
  --Какой год? Это тебе не машина времени. Ты как себе представляешь движение во времени: едешь по дороге, а годы стоят как столбы? У какого захотел, у того и остановился?
  --А как же по другому? Не сбивайте меня, пожалуйста. Как вы сами? - он поперхнулся. - Вы-то, Викентий Семенович, как определяете? Или от балды?
  --Я? Я - не мученик науки, экспериментировал только с приборами. Ты - первый, на ком была испытана моя камера. Я имею в виду людей, а не железки и чурки. И хорошо, что ты не свихнулся и не покалечился. Постой, а может, все-таки свихнулся? Ты раньше-то как, хорошо соображал?
  --Чего? Да не хуже вашего! - Хомут даже подобрал под себя длинные ноги и чуть приподнялся с табуретки, но снова уселся. Теперь он слегка откинулся, уперев локоть в стену.
  Викентий Семенович подошел к окошку, посмотрел через двор на пустынную улицу. "Что теперь с ним делать? Разболтает, все вылезет наружу. Я-то думал, что он ни о чем понятия не имеет. Наплел бы ему какую-нибудь ахинею, и пусть бы катился своей дорогой".
  --А все-таки, Сергей, в какой год ты собирался перенестись? И как: на чуть-чуть или навсегда?
  --Я пока не знаю, - медленно ответил Хома, и в первый раз у него на лице кислое выражение сменилось задумчивым. Он даже стал похож на тихого послушного подростка.
  --Если бы знать, как там в будущем, может быть и навсегда. А если..., - он не договорил, замер, оскалясь и вытараща глаза. - Тогда в прошлое! Свернуть им там бошку и умотать назад. А? - и Хомут затрясся, выдавливая из себя сиплый смех.
  Викентий понимающе закивал головой, стараясь не глядеть на своего собеседника. Потом шумно вздохнул.
  --Я тебе уже говорил, что это не машина времени. На ней нельзя кататься в прошлое и назад, - он предупреждающе махнул рукой, видя, что Хомут перестал хихикать и приоткрыл рот. - Это герметичная камера, отсекающая объект от потока времени. Ты опять ни черта не понимаешь? Как попроще? Во! Представь, что перед тобой большая консервная банка. Ты кладешь туда что-то скоропортящееся - ну, ящик с клубникой, и закрываешь крышку. Через год открыл, а она свежая. Для нее прошла только секунда. Или вот! Вскипяти чайник - и в камеру. Крышку раз! - Викентий Семенович махнул перед собой ладонью и сделал шаг, чуть разводя как бы от удивления руки. - Открывай в любое время и заваривай чай. Кипяток никуда не денется. Не остынет - не успеет! Даже стенки не запотеют.
  --Значит, я такая же клубника. Чайник! - Хомут перекосил лицо, но хихикать не стал. - И это все, что ваша дребедень может?
  --Тебя вообще никто не звал и твоего мнения не спрашивал! - вспыхнул Викентий. - Чайник, клубника! Это для тебя дребедень, а если вдуматься, на одной свежей клубнике, и то можно было бы заработать на всю жизнь. А разве только это? А любые быстротекущие процессы? Какие возможности для лабораторной техники, для управления реакциями! Взрыв, и тот можно превратить в ветерок. Ты, идиот, не понимаешь, что это уже переворот. Только это не всё! Гораздо важнее сама лазейка в мир без времени.
  --Какой я вам идиот. На себя посмотрите!
  --Да не ты идиот. Вернее, ты мелкий идиотишка, а есть настоящие идиоты. Они-то и не хотят понять самое главное, - Викентий сморщил толстое лицо и задумался. Потом вздохнул.
  --В чем-то ты прав! Если не думать о том, как это делается, в твоем скачке через три дня нет ничего принципиально нового. Процесс временно приостановлен, затем запущен. Через какой-то промежуток. Не обязательно прятаться в камеру! Можно впасть в спячку, заморозиться, или полетать на ракете. Смысл-то один: для кого-то, в какой-то оболочке время стало течь медленнее. Окружающий мир его обогнал, то есть как будто ушел в будущее. Банальность! Ничего соблазнительного. А вот назад...
  --И что? Вы не можете назад? Разве нельзя это как-нибудь сделать?
  --Как раз над этим я всё время и думаю.
  Хома облегченно улыбнулся и спросил:
  --А мне можно будет прийти через пару дней?
  --Что? - переспросил Викентий Семенович, опять выходя из рассеянной задумчивости. - Что за пара дней?
  --Ну, - Сергей пошевелил пальцами, - когда вы всё это самое хорошенько придумаете.
  --Какое это самое? Ты о чём? - нахмурился Викентий и вытаращил глаза. - Значит, ты считаешь, что пары дней хватит? Ну, спасибо, утешил. Что бы я без тебя делал?
  Парень сразу приободрился, подвигал плечами, и, вставая с табуретки, спросил:
  --А зачем вы потащились разговаривать в сквер? Ведь дома-то проще. Вы же живете один, - и он повертел головой, как бы еще раз оглядывая неказистую, замызганную кухню.
  --Почему? - повторил Викентий Семенович, на минуту заколебался, но всё же ответил, - Куёмов понятия не имеет, что камера времени существует. Он видел только маленькую модель. С чемоданчик. И с весьма неважными характеристиками. Пойдем, поглядишь.
  Они снова вернулись в пристройку, но через другую дверь и оказались позади камеры. Здесь, наоборот, было весьма тесно: верстак, два стола, какие-то шкафчики, над головой - трубы, провода. Хозяина, правда, они не беспокоили, он проходил легко, а вот Хомуту пришлось слегка пригибаться.
  Викентий Семенович неуклюже сунулся за высокий узкий шкаф и подошел к одному из столов, прижимая к животу бледно-красный блестящий ящик. Ящик был, пожалуй, меньше чемодана и не пустой, внутри проступали непонятные перегородки. Изобретатель поставил свое изобретение на стол, повернул на стене выключатель, чтобы добавить света. Вспыхнули две лампы, одна на потолке, вторая над столом, и Сергей разглядел, что в ящике не перегородка, а наклонный желобок.
  --Вот, гляди! - в руке Викентия откуда-то появился шарик. Он сдвинул почти незаметную крышку ( у модели она располагалась сверху ) и пустил шарик по желобку.
  --Раз, два, три! - отсчитал Викентий, пока шарик не докатился до дна. - А теперь...
  Хомут заметил, что шарики он берет с открытой полки шкафа, а на желобке сверху есть специальная ямка. Если не подтолкнуть пальцем, шарик не покатится. Но Викентий Семенович не стал этого делать, он просто задвинул крышку. Крышка сама подтолкнула шарик, и он покатился! Но совсем медленно.
  --Раз, два, три, четыре! И почти пять! - сосчитал изобретатель.
  --Здорово, - снисходительно пробормотал Хомут ленивым голосом, - а почему он такой красный?
  --Клей, - любезно пояснил Викентий Семенович, - Как видишь, все наглядно и доступно. Но все почему-то решили, что это фокус. Но если бы они видели такое! Бери модель! - скомандовал изобретатель своему гостю, а сам сгреб с полки горсть шариков.
  --За мной.
  Они обошли камеру и приблизились к ее дверке. Викентий отвел дверку вбок.
  --Ставь модель. Да не сюда, поближе к стенке.
  Сергей, согнувшись до пола, тихонько опустил ящик и вышел. Викентий Семенович с неожиданным проворством оказался на его месте, пустил шарик и тут же выскочил и задвинул створку.
  --Понял разницу!
  Действительно, было видно, что шарик, не прокатившись и половины желоба, остановился. Хомут пожал плечами. Ничего другого он и не ожидал. Подумаешь, фокус!
  --А теперь смотри! - Викентий отвел дверку. Шарик лениво, но послушно докатился до дна ящика.
  --Тебе все понятно? - с насмешкой в голосе поинтересовался Викентий Семенович. - Ну, а почему шариков только два?
  --Как? - не поверил Хомут и рванулся к ящику. Викентий аккуратным движением прикрыл за ним створку и несколько минут разглядывал нелепого парня, застывшего в полунаклоне.
  --Посиди-ка здесь, голубь. А я подумаю, как быть дальше, - он хмыкнул. - Ведь ты мне дал пару дней!
  Взгляд его перешел на красноватый ящик. Да, это вовсе не первая модель, а самая последняя. Он выполнил ее уже после камеры. Осторожничал. Хотел только обозначить проблему, а потом постепенно и легально будто бы дойти до реального результата.
  А первая модель - там, на верхней полочке. Модель-самородок. Обыкновенная склянка. Коллоид отстаивался, осел на стенки, попал на дно крышки. Жаль вот только, не уцелел комар. Простой болотный комарик - ведь это он был первым испытателем странных свойств материала, тогда еще не имевшего названия. Сейчас он называет его просто "хронизол", а ведь хотел наименовать в честь своего имени. Имени, а не фамилии, которая ему никогда не нравилась. С годами привык, но увековечивать...
  Комар, в общем-то, чепуха. Хранить его как реликвию? Поймай любого и храни! Ничем не отличишь. Но тогда он не думал о реликвиях и не пытался ловить комарика, а просто стоял разиня рот. Еще бы! Склянка давно болталась среди грязных, он несколько раз брал ее в руки, невольно стирая пыль. Все собирался отмыть. Лаборантов у него давно уже нет, те бы отмыли не глядя. Не посмотрели бы на комара, который на дне валяется. Он ведь тоже не придавал значения какому-то дохлому комару, мало ли всякой дряни в грязной химической посуде.
  Правда, комарик не перекатывался по дну и стенкам, но чему особенно удивляться. Прилип, наверное.
  Вот если бы завис в воздухе, он бы, конечно, обратил на него внимание. Или нет? Вообще загадка, как комар успел попасть в склянку. А если бы не попал, что тогда? Отмыли склянку и ку-ку. А не отмылась бы - в мусор.
  Но когда он, Викентий, открыл крышку, и комар начал со звоном крутиться в банке.... Ведь какой молодец, не торопился вылетать на свободу, дал на себя полюбоваться. Потом, конечно, взмыл свечкой.
  А он, великий ученый, стоял и не понимал. Ожил комар, так ожил. Кто их знает, комаров. Ну, впадал в спячку на полгода. Только как же он улетел, если был ко дну приклеенный. Наши фирменные коллоиды схватываются намертво.
  Одним словом, достало ума тихонько поставить склянку на место и спокойно подумать. А затем еще поэкспериментировать с этой комариной склянкой. Восторг сменился муками припоминаний. Перекопал все записи, все пометки. Вспоминал по месяцам, неделям, дням - что когда делал. Вы вспомните, что делали в такой-то день полгода назад!? А?
  Потом несколько месяцев головной боли, попыток воспроизвести результат. Бросал, принимался снова. Когда становилось невмоготу, брал в руки заветную скляночку. Конечно, как только разобрался, сразу утащил ее домой! От чужих нескромных глаз и корявых рук. И посадил нового комара. Но теперь кровосос висел, раскинув крылья, в самом центре посудины. Для будущего музея!
  В эти месяцы сумасшедшей работы и начались стычки с Куёмовым. Тот, как старший в группе, потенциальный завлаб, не давал ему прохода. Викентий до поры, до времени не рис- ковал говорить, какое вещество он ищет. Официальное задание - полунепроницаемые пленки с заданными свойствами, Куёмов не без основания считал завершенным. Говорить ему о неожиданном побочном результате было опасно при любом исходе. Не воспроизведешь - сживет со света, воспроизведешь - проглотит вместе с результатами.
  Но скрывать напряженные поиски было нереально, они слишком бросались в глаза. И Викентий Семенович перенес их домой. Благо, они не требовали ни ультрасовременного оборудования, ни мощной силовой базы. Кое-какие первоначальные стадии можно было делать и в лаборатории. А вызревало все в его домашнем сарае.
  От работы и в лаборатории, и дома Викентий издергался. Ходил полусонный, разругался с кем только можно. И когда, наконец, сделал вторую "комариную склянку" - сам не поверил себе. Завалился спать, но за ночь трижды вскакивал и бежал в сарай. Проверял - не пригрезилось ли ему. А на следующий день попросился в отпуск.
  Куёмов отпустил его легко, как будто даже охотно. Видимо считал, что Викентий по примеру его самого, Куёмова, плюнул, наконец, на какие-то очередные завиральные идеи. Отдохнет и вернется к спокойной работе. Викентий Семенович действительно пришел из отпуска веселый и довольный. Взялся за тему, от которой уже полгода все открещивались под разными предлогами. И работал, работал, не обращая внимания на выволочки за убогие результаты, но не забывал выписывать реактивы в неимоверных количествах.
  Потом вдруг и там он нашел решение. Куёмов был рад до безобразия и требовал побыстрее доводить всё до финиша. Но вместо этого Викентий приволок ему на показ красный ящик и стал демонстрировать свои шарики. В первый раз его выслушали благосклонно. Но второй разговор о "камере времени" прошел быстро и резко. Куёмов ответил категорически, что такие работы - не их специфика, и объяснения Викентия несерьезные. Время не при чем, здесь какие-нибудь тепловые поля, зоны, испарения... . Он посоветовал обратиться к специалистам и сказал это так, что не поймешь - что он предлагал предъявить на оценку специалистов: модель Викентия Семеновича, или его самого.
  Работа Викентия забуксовала. Куёмов требовал завершения, Викентий поворачивал любой разговор к своей камере. Наконец Куёмов попытался поговорить по душам и откровенно. Они вышли на улицу, дошли до сквера. Горячились оба, но каждый остался при своем.
  
  2.
  
  Викентий Семенович тщательно запер сарай и отправился на работу. Он уже очень сильно опаздывал, но ко всем его накопившимся грехам этот мало что прибавлял. После резкого разговора в сквере они с Куёмовым только раскланивались. Задание уже само шло к завершению, вопрос же с камерой был категорически закрыт, и Викентий вздыхая и отдуваясь сидел над отчетом.
  Так было и сегодня. Рука Викентия Семеновича как будто что-то писала в одной из раскиданных по столу бумаг, а мысли бродили рядом с запертым в камере человеком. Невольный опыт Хомута не был решающим. Викентий и прежде не сомневался, что человек перенесет безвременье не хуже комара. Но чтобы поставить опыт на себе ( поскольку было нежелательно привлекать посторонних ) требовалось сочинить, собрать и отладить автомеханизм открывания крышки. Иначе найдут тебя, голубчика, в камере, как того же Хомута, или - совсем при невероятных обстоятельствах - выйдешь сам в послезавтрашнем веке. Как живое ископаемое. Там может быть и хорошо, нет никакого Куёмова, но что некий Викентий Семенович там никому не нужен - это уж точно.
  "Ладно, не нужно отвлекаться. Вообразим себе камеру. В который уж раз. Допустим, она похожа на островок на реке. Река бежит, остров застрял, и его омывает все новая и новая вода. Лучше не остров, а лодка на якоре. Выбери якорь - поплывешь по течению. А если надо против него? Весла, мотор, парус... . Говорят, под парусом можно идти даже против ветра. А против течения, используя силу самого течения? Водоход? Якорь, колесо, канат! Что может послужить якорем? Что-то вроде камеры. А канатом, колесом?
  И вообще эти интерпретации... . Насколько они точны? Ведь, кажется, все наоборот! Надо не идти против течения, а быстрее его. Догонять те воды, которые омывали тебя прежде. Так как должен идти объект: против времени или быстрее времени? А сама камера?"
  Викентий Семенович опять вспомнил Хомута. Представил его застывшую согнутую фигуру. От него ведь тоже надо как-то избавиться. Нелепый парень! Ищут ли его? Давно бы ходили слухи по городку. Ведь сколько - Викентий для верности стал загибать короткие пальцы - седьмой день как его никто не видел. Надо будет вечером взглянуть, два дня не заходил в пристройку. Ну, а что там делать!? Камера занята, исследование проводить не с чем. Может построить другую? А эта что? Пожизненно останется то ли тюрьмой, то ли гробом. Тюрьма, гроб - дикие какие-то проблемы. Вместо того, чтобы заниматься делом!
  Викентий Семенович выпрямил спину, повел плечами. Взял со стола какой-то лист бумаги, положил в другое место. Заставил себя нахмуриться: "Итак, представим лодку посреди потока..."
  Бесплодные размышления тянулись до конца трудового дня. Несколько раз мимо проходил Куёмов, но с мысли не сбивал. Рука сама, рефлекторно, начинала набрасывать ничего не значащие графики. А глаза тупо смотрели поверх кромки листа.
  Наконец народ зашевелился - отработали. Викентий обуздал свое нетерпение, нарочито медленно сложил записи и быстро выскользнул на улицу. Быстрее. Сегодня он встанет перед камерой времени, будет стоять и никуда не отойдет, пока не решит, что делать с Хомой. Хоть до утра!
  Хомут по-прежнему торчал в камере. А где ему и находиться? По-прежнему пытался заглянуть в красный ящик. Искал пропавший шарик. Взгляд Викентия перешел на шарик, лежащий в конце желобка. Стоп, внимание! Как этот дурацкий шарик попал в конец желобка? Он не должен там лежать.
  Викентий Семенович, не сводя глаз с шарика, покачался телом вправо-влево, затем присел. Плохо видно или обман зрения. Преломление какое-нибудь. Викентий сбегал за фонариком, посветил. И уже не в первый раз восхитился великолепному пренебрежению, с которым луч пронзил камеру. Свет не замедлялся! Может быть, если замерить сверхточно, приборы чего и покажут. Но на глаз свет жил вне времени.
  А вот шарик! Викентий еще и еще раз припоминал. Да, они тогда дождались его остановки. Не мог он закрыть камеру раньше. Никак бы не получилось. А, может быть, шарик почему-то застрял? И если открыть камеру, так и останется, не сдвинется с места.
  Викентий шлепнул себя левой рукой по правой, которая потянулась к дверце. Не спеши! Если твоя догадка верна, наберись терпения. И все объяснения спрячь, загони в угол. Иди, готовь ужин, отдыхай, а завтра на работу. И работай хорошо. Жди следующего вечера. Он может решить многое.
  Викентий Семенович умел, когда захочет, держать себя в руках. Он не подошел к камере времени ни ночью, ни утром. День на работе слился в сплошное ожидание. Но ожидание совсем не безысходность. И как Викентий не пытался обуздывать воображение, в его голове уже рисовались всевозможные варианты.
  Вот, наконец, намеченный срок. Викентий Семенович стоял перед камерой времени. Несомненно, теперь шарик лежит там, где не может лежать ни под каким видом. Уже не в конце желобка, а на самом желобке. Он поднимается! Поднимается вопреки закону тяготения. Случилось то, чему потрясенный изобретатель почти отказывался верить, хотя сам рвался к этому изо всех сил. Время пошло вспять.
  Облегченно переводя дух, Викентий не без удовольствия лакомки сказал себе:
  --Понаблюдаем еще!
  Весь вечер да еще полночи Викентий Семенович крутился возле камеры времени. Пристроил зрительную трубу, импровизированные маячки, шкалу с рисками. Сомнений больше не оставалось, шарик очень медленно, но двигался вверх.
  Вечером следующего дня Викентий откинул дверцу камеры времени.
  --Выходи, Хомутик! Твоя пара суток кончилась! - воскликнул он весело.
  Хомут, все еще склонившийся над красной камерой, повернул голову:
  --А шарик? - воскликнул, чуть взвизгнув, его недовольный голос. - Их три, а не два.
  --Три, три. Я пошутил. Выходи, Сереженька, мы теперь кое-что знаем!
  Хомут выбрался из камеры и задвинул за собой створку. А Викентию Семеновичу не терпелось:
  --Можешь радоваться! Есть способ двигаться в прошлое!
  Но гость ничего не понял. Он недоуменно выпятил губы:
  --Вы же только что говорили, что нету.
  Викентий глубоко вздохнул, закатил вверх глаза:
  --Ну что за жизнь такая! Мировое открытие, и не с кем поделиться радостью кроме этого кретина!
  Хомут вдруг вскинул руки как для захвата и навис, растопырившись, над головой Викентия.
  --Вы не очень-то обзывайтесь. А то я сейчас засуну вас. В вашу камеру времени.
  --Тьфу на тебя! Ты хоть что-нибудь понял, или я со стенкой разговариваю? Можно перемещаться в прошлое. В прошлое, дубина!
  Хомут медленно опустил руки и замер. Он соображал. Потом в глазах медленно возник интерес.
  --Значит можно. А говорили долго, никак. А меня? Меня тоже перенесете? Или что-то хотите за это?
  Викентий Семенович привычно уперся руками в бока.
  --Дорогой мой Сережа. Способ - это способ, и ничего больше. На этом способе еще надо построить что-то вещественное. Ну, машину, камеру... Этого аквариума, - он ткнул пальцем в стенку камеры, - недостаточно. Мне предстоит большая работа. А ты? Возвращайся-ка к себе домой. И болтать обо мне не надо. Хотя, что ты можешь разболтать? Тебя же и назовут чокнутым. По себе знаю... . Ну, что молчишь? Неужели по дому не соскучился.
  --По дому, - фыркнул Хомут и вдруг раздул ноздри. - А давайте договоримся! Вы отправите меня в прошлое, а я никому про вас не расскажу.
  --Приспичило тебе. Бежал бы домой без оглядки. Небось там с ног уж сбились, все глаза выплакали.
  --Глаза выплакали? - передразнил Сергей сквозь зубы. - Они выплакают. Пошли они все... Вы сказали - большая работа. А если я останусь? Я помогать буду.
  Викентий Семенович усмехнулся.
  --Помогать! А кормить тебя тоже мне?
  Хомут кисло усмехнулся.
  --Не кормите! На все свободное время запирайте меня в камере.
  Викентий не выдержал и расхохотался.
  --Молодец, сообразил! Значит, хорошо в камере? Лучше чем дома? - и увидя, что его молодой собеседник опять набычился, добавил мягко. - Пойдем посидим, поговорим. Расскажешь о себе кратенько. А там подумаем.
  
  3.
  
  Через две недели поспела первая порция хронизола. Викентий торопился: пока коллоид еще жидкий, надо успеть разлить его тонким слоем в специальном гибком поддоне. Потом, когда подзастынет, свернуть вместе с поддоном в трубку. И тогда уж оставить до полного отвердения.
  Хомут безучастно стоял сзади. Викентий Семенович сразу не питал особенных иллюзий, а за две недели и убедился: помощник ему достался из рук вон никудышный. Приходилось выбирать для него специальные "операции", при которых ничего нельзя было испортить: толочь, смешивать, переносить с места на место тяжести, убирать мусор. Примерно то же Хомутов делал и на работе, куда Викентий Семенович его устроил.
  Куёмов тогда не шибко возражал, поскольку выбирать было не из чего, но наедине высказался от души. Викентий Семенович клятвенно обещал принять ответственность на себя. В противном случае Хомутова пришлось бы оставлять на целый день дома, и неизвестно, чем это кончится. А так, хоть будет перед глазами.
  Проклиная нелепые обстоятельства, Викентий Семенович даже побывал у Хомутова дома, говорил с его матерью. Это была еще не старая, но тусклая, замотанная дамочка. Даже в коротком разговоре с незнакомым человеком она постоянно срывалась то на всхлип, то на выкрики. Что Сережа неизвестно где болтался неделю с лишним, волновало ее больше неизвестностью и возможными неприятностями, так как, похоже, было уже не в новинку. Предложение Викентия устроить ее сына на работу и в общежитие (пришлось сказать так) возмутило совсем слегка, а главное ненадолго. "Пусть делает, что хочет. А уж если влипнет в какую-нибудь историю, выпутываться будет без меня." Смотрела она на Викентия с открытым недоверием, но в общем и целом готова была обмануться, приняв его слова на веру. Немалая обуза уходила с ее плеч хотя бы на время. Викентий понял для себя главное: особых осложнений с этой стороны теперь можно не ждать.
  Как жилец и квартирант Сергей на первых порах вел себя тихо. На службе и в работе слушался удивительно беспрекословно и не одолевал лишними вопросами. Викентий Семенович постепенно приноровился работать с неумелым напарником. Как бы там ни было - вторые, хоть и нескладные, руки, возможность рассуждать вслух не со стенами, а с живым собеседником, очень облегчали сумасшедшую работу, которую затеял Викентий. Они строили новую камеру.
  Это должна была быть кабина с тремя отделениями. В средней части - вход в короткий коридорчик, справа от которого стенка из полунепроницаемого хронизола с собственной крышкой, а слева - двигательный отсек. За полунепроницаемой перегородкой - узкая камера- пенал. В пенал Викентий Семенович собирался помещать, так сказать, "испытуемый объект", в том числе и человека.
  С перегородкой пенала еще предстояло разбираться. Красная модель, которая служила образцом, вся была из полупроницаемых хронизольно-пластиковых стенок. В свое время Викентий Семенович наобум "испортил" хронизол добавками, просто, чтобы понизить экранирующие свойства. Одно утешение - наученный предыдущим тяжким опытом, он тщательно записал все шаги. И пустые, и успешные. Теперь не придется блуждать в потемках. Но все равно, предстоит сработать пробные пластинки, поставить контрольные опыты, чтоб хотя бы вчерне приблизиться к наилучшим показателям.
  Поэтому пока все силы на двигательный отсек. Двигатель - вот то, что заставит время в пенале двинуться в обратную сторону. Так истолковал Викентий Семенович невольный результат с Хомутом и шариками.
  Человек в камере времени продолжает жить, хоть очень медленно, но двигаться вперед. Но времени в камере нет, точнее почти нет. Сколько-то этого таинственного времени все-таки просачивается снаружи. А когда в камере появляется другая камера, то через неплотные стенки обе камеры этим самым временем могут обмениваться. И время потечет в сторону той полости, в которой оно сильнее расходуется.
  Человек, как таковой, не при чем. Он один из энергичных потребителей времени и не больше. Викентий Семенович повторил опыт с шариками, заменив Хомутова сначала транзисторным приемником, а потом сообщающимися бачками с горячей и холодной водой. Конечно, вместо шариков пришлось использовать дробинки. Малосильные поглотители времени ограничивали возможности, но недолго. Внезапно Викентий вспомнил про свет. В тот же день они с Хомутовым приволокли с работы мощную дуговую лампу. Эффект сам по себе получился пустяковый, но в принципе огромный. Сработал не автономный, а внешний источник!
  Дальше мысль пошла скачками. Если свет пронизывает хронизол, пройдет через него и электромагнитное поле. Значит можно использовать электродвигатель!
  Можно-то можно, но как? Ведь сплошной экран от потока времени не должен быть нарушен. То есть отдельные части двигателя должны располагаться по разные стороны непроницаемой хронизольной стенки. Таких хитрых двигателей нет в природе. Придется брать лишь часть готового двигателя, или статор, или ротор. Другую делать своими силами. На стенке соорудить выступ - хронизольный стакан. Надвинуть на стакан снаружи статор, изнутри всунуть ротор.
  Статор ладно, даже особенно и крепить не нужно. Четыре болта с гайками. А вот для ротора городьба! Опоры, рама, удлиненный вал, на него для нагрузки какой-нибудь тяжелый маховик. А может быть колесо с лопастями, как у вентилятора? Или турбинку водяного насоса? Искать, пробовать!
  В другой обстановке Викентий Семенович упивался бы от восторга. Такой эксперимент! И все идет успешно, результат - верняк. Осталось бы оптимизировать режимы и заняться количественными показателями. Измерять, расчитывать таинственные потоки доселе непостижимой субстанции - времени!
  Но действительность каждый день напоминала: ты не сам по себе. У тебя два "друга" - Хомутов и Куёмов. И один другого стоит. Куёмов, как ни странно, в последнее время затих. Ну, просто ничего не замечает! Брали дуговой источник - как будто так и надо. Таскаем реактивы - никаких возражений. Выжидает. Ну что ж, значит хоть чуть-чуть, а поверил. Глядишь, и сдвинется дело.
  --Вот теперь, Сергей, процедура склейки. Хронизольный коллоид свободно проникает в твердый хронизол. Понял, как я делал камеру? Один лист еще жидкий - на поддоне. Второй, уже готовый, окунаешь краем в коллоид. А когда застынет, оба листа будут связаны без всякого шва, как единое целое.
  --А резать его можно?
  --В общем-то можно. Но он твердый и очень вязкий. Замучаешься, пока прорежешь. Уж лучше отливать заготовки сразу по размерам.
  Викентий Семенович аккуратно перелил содержимое колбы в специальный узкий поддон.
  --Давай сюда трубку. Да, да эту! Осторожно, поверни другим краем. Всё, отцепляйся!
  Хомутов разжал пальцы, быстро отдернул руки и свесил их вдоль тела. Он не отрываясь смотрел, как Викентий примерился и разом погрузил в коллоид оба чуть-чуть не сошедшиеся края свернутого в трубку листа хронизола.
  --Ну вот! - удовлетворенно выдохнул творец камер времени. - Получится, может быть, не очень красиво, но для дела это неважно. Пусть стынет, а мы пока займемся ротором.
  Возни с ротором, его опорной рамой, муфтой и рабочим валом было много. Станков у Викентия, конечно не было, приходилось приспосабливать готовые детали из старых запасов. Лепить, подгонять, состыковывать. Кое-что притащили с работы. В электротехнике Хомут немного понимал, и менее ответственные узлы Викентий передоверил ему.
  Тем временем постепенно вырастала новая камера. В сарае стало тесно, и как-то ночью исследователи-тихушники вытолкали старую камеру на задний двор. Прикрыли ее всяким тряпьем и завалили хламом. Лишь дверцу и часть передней стенки Викентий загородил легко отставляемым щитом. На дворе стоял июнь, темнело поздно. Значит, какие-то опыты с образцами стоило проделать уже сейчас, пока можно не привлекать внимания соседей иллюминацией во дворе, да еще возле спрятанной камеры.
  Вся работа по доделке ротора легла на узкие плечи Хомутова. Викентий Семенович испытывал составные полунепроницаемые пластинки, которые заранее окрестил "ситечками". Однажды он провозился почти до утра и завалился спать за час до подъема. Будильника он не услышал.
  Хомутов был с утра не в духе. Он только покосился на спящего Викентия. Усмехнулся про себя и будить не стал, ушел на работу один. А там не прошло и получаса, как Хомутова вызвал в свой кабинет Куёмов.
  4.
  
  Сергея он вызывал впервые, и, несмотря на всю самонадеянность, Хомутов заглянул в дверь довольно робко.
  --Входи, входи Хомутов. Вот, сядь на этот стул! - пригласил вежливо, но в меру строго Куёмов, чуть покосившись в сторону двери. Сам он продолжал разглядывать какую-то схему на правой стенке.
  "Этот стул" был единственный в крошечном кабинетике, если не считать того, на котором сидел сам Куёмов. Сергей сел, привалясь плечом к дверке конторского шкафа. И тут же Куёмов повернул голову и поглядел в упор чуть прищуренными глазами.
  --Значит, Викентий Семенович тебя ночами работать не заставляет? Трудится сам! А вечерами?
  --Работаем, - нехотя ответил Хомутов.
  --И что, каждый вечер? - дождавшись утвердительного кивка, Куёмов слегка воодушевился. - А ведь ты теперь наш сотрудник. Два месяца, конечно не срок. Но уже можно понять, что человек ты серьезный, к делу относишься добросовестно.
  Сергей не перебивал, слушал чуть удивленно.
  --Так зачем тебе теперь цепляться за Викентия Семеновича? Немного поработаешь, могу включить тебя в перспективную группу. Зарплата будет больше. С жильем, правда, помочь не обещаю. Хотя не понимаю, что за нужда заставляет тебя квартировать у Викентия. Ведь ты ему не родственник. Или какой-нибудь земляк-кунак? - усмехнулся Куёмов. - А может быть он - твой настоящий отец лихим часом?
  --Он? - скривился Сергей. - Это еще с какого перепуга!
  --А это уж спроси у матушки.
  --Время придет, спрошу, - пробормотал Хомутов с неподдельной угрозой в голосе.
  --И это время, - Куёмов ехидно подчеркнул последнее слово, - тебе обещал подарить Викентий.
  --А почему вы его называете Викентий? - вдруг заинтересовался Сергей. - Вы друзья?
  --Такие же друзья, как ты с родной матерью.
  Куёмов провел рукой по своим жестким волосам. Потом слегка наклонясь, тронул Сергея за плечо.
  --Мое дело - предостеречь. Не стоит связываться со столь ненадежным человеком. Я давно бы его уволил, не посмотрел бы, что хороший специалист. Заменить, увы, некем. Но всякому терпению бывает предел. Сколько можно срывать серьезные работы. Какие-то пустые идеи с этой машиной времени... Или уже что-то получается?
  Хомутов как-то рассеянно покивал, опустив глаза, но видно было, что он занят своими собственными мыслями.
  --Вы делаете новые камеры или занимаетесь со старой?
  Сергей ничего не ответил, но поежился и покосился на прикрытую дверь.
  --Ну вот что, Хомутов! Тебе ведь тоже деваться некуда. Ни работы, ни специальности. Воровать же не пойдешь. Это еще научиться надо. И куда ты в таком случае денешься? Опять сядешь на материнскую шею. Успокойся, я не закончил. Все что я предлагал - я могу сделать и сделаю. И впереди один крупный договор с одной фирмой. Кто будет по нему работать - хорошо получит. И ты тоже. Но я тебя попрошу - учти, разговор между нами - попрошу мне помочь. Я должен быть уверен, что опыты Викентия не опасны. Это мой долг и моя обязанность.
  --Да не опасны они, Игорь Матвеевич, - лениво бросил Хомутов.
  --Ты не эксперт. Ведь верно? Ты что, понимаешь химические формулы, по которым он проводит реакции? Можешь повторить его действия самостоятельно? Ну, вот видишь.
  Хомутов затих, даже слегка пожал одним плечом. Куёмов чуть улыбнулся и продолжал, понизив голос:
  --Мне не нужно подробное описание опытов Викентия Семеновича. Я и сам это представляю. Нужны лишь некоторые детали. Ответишь на два-три моих вопроса. Договорились?
  --Договариваются обычно и еще кое о чем.
  --Вот как? Ну, что ж! Кое-что будет. По результатам, - подытожил Куёмов. - А сейчас еще один момент. Ко мне в кабинет входить не смей. И в лаборатории не подходи. Лучше послезавтра скажи Семеновичу, что вечером сходишь повидаться с матерью. И сходишь! Она живет у тебя черт-те-где, на другом конце. И я примерно в той стороне. Там и встретимся.
  Викентий Семенович появился на работе к обеду. Увидев Хомутова, успокоился. Вызвал его в конец коридора и вполголоса выругал. Впрочем недолго, надо было работать. Безразличие Куёмова его даже не насторожило. Про себя Викентий Семенович давно решил, что тот теперь выскажется одним махом: подаст докладную об его увольнении. Тогда и разберемся.
  Через день, еще на работе, Хомутов предупредил Викентия Семеновича, что вечером он собрался проведать мать. Викентий на минуту задумался, затем кивнул. Сергей уже отошел, когда Викентий Семенович догнал его и вполголоса, но строго попросил помнить уговор и не болтать лишнего.
  Хомут открыл квартиру своим ключом, прислушался. Бормотал телевизор, на кухне что-то шипело. Мать была дома и, похоже, одна. Хомут сразу прошел на кухню, присел за стол. Тут же на пороге неслышно появилась знакомая материнская фигурка.
  --Прибыл, работничек. Чего не разуваешься? Или у вас в общежитии по-другому не бывает. Всё? Отработался? Прибежал?
  Хомут пожал плечами:
  --Ничего не отработался. Пришел повидаться.
  --Ах, вот как, - мать прошла в кухню, выключила плиту и прислонилась к подоконнику.
  --Как живешь-то, Сережа? - спросила она совсем другим голосом и поправила халат на плече.
  --Ничего живу, - пробормотал под нос Сергей. - Делаем. Штуки разные.
  --Зарплату-то платят? Ну-ну. А питаешься в столовой? Вечером, небось, одни чипсы.
  --Да ладно тебе, - сморщился Хомутов. - Картошку едим. С чаем и колбасой.
  В это время послышался шорох открываемой двери. Мать и сын метнулись в коридорчик и увидели раскланивающегося Куёмова.
  --Здрасьте! - любезно заулыбался Игорь Матвеевич. - Смотрю, замок не закрыт. Не захотелось тревожить звонками. Привет, Сергей! Прошу, Инга Федоровна, это вам к чаю! - и гость сделал полшага навстречу застывшим хозяевам.
  --Мама, это... наш начальник...
  --Проходите, не разувайтесь, не разувайтесь. Я потом сделаю, - запоздало пригласила хозяйка и с сомнением протянула руки к большой коробке конфет. Но Куёмов плавным жестом вручил подарок.
  --Может быть вы нам чайку? А у меня пока к Сергею разговорчик. Всё дела, дела... На работе тоже не обо всем удобно. Да и вообще, поглядеть, чем молодежь дышит. Сами понимаете.
  --Пойдемте, - Сергей повел Куёмова в крошечную каморку, которую занимал два месяца назад. Здесь уже было навалено всякое барахло. Но Игорь Матвеевич по-хозяйски скинул со стула узел и спокойно уселся. Хомут приткнулся напротив на краешке кровати. Он упер руки в колени и вопросительно уставился на Куёмова.
  --Аттестат ты получил год назад. Учиться дальше не пошел. Нигде не работал. Вентуха раньше не знал, познакомился с ним случайно, - после каждой реплики Куёмов загибал палец. - И тем не менее, этот недоверчивый человек берет тебя в помощники, хлопочет за тебя, селит у себя дома. Почему? А?
  Хомутов облегченно пожал плечами. Вопрос не к нему, можно спокойненько отмолчаться.
  --Ответ, я думаю, один. Тебя нельзя выпускать из виду. Значит, ты что-то знаешь. Ты видел камеру в действии?
  Сергей кивнул, потом хотел что-то добавить, но Куёмов остановил его жестом.
  --На чем ее проверяли?
  --На мне, - недоуменно выпалил Хомутов, как будто удивляясь нелепости столь очевидного вопроса.
  --Та-ак! - протянул Игорь Матвеевич и минуту собирался с мыслями. Это уже не та камера. Есть другая, приличного размера. Испытанная, в том числе и на человеке. Какой смысл в таком рискованном испытании? Только тот, что эффект несомненен.
  --Что ты чувствовал?
  --Ничего. Зашел и вышел. А прошло три дня.
  --Ты уверен? - Куёмов весь подался вперед.
  Сергей сморщился, собрав в складки левую щеку. А действительно, с чего он взял, что Викентий не наколол его? Потом сообразил, да, верно, календарные даты подтверждают. Три, или не три, но сколько-то дней улетело в помойку.
  --Было! Тут не пролопухнешся.
  --Сереженька! - взвизгнул женский голос за самой дверью, и Инга Федоровна с плачем ворвалась к ним. - Они тебя! Они с тобой что-то делали?
  Куёмов вдруг резко вскочил со стула и с треском прихлопнул приоткрытую дверцу шкафа. Хомутов и его мать испуганно повернули головы.
  --Тише, мадам! Без криков. Я за тем и пришел сюда! Молчите и слушайте. Ваши истерики не помогут. Я сам вмешаюсь в это дело. А уж у меня есть все возможности, будьте уверены.
  Хомутова опустилась на кровать рядом с сыном и потихоньку продолжала всхлипывать.
  --Инга Федоровна! - мягко окликнул ее Куёмов, - Сергей сегодня останется ночевать дома. Останется, - жестко повторил он, глядя в глаза Хомуту. - Я вас очень попрошу, сходите в магазин, купите что-нибудь на ужин. Сейчас, - Игорь Матвеевич ловко выхватил бумажник из бокового кармана, достал несколько ассигнаций.
  --Вот. Не волнуйтесь, это в счет премии Сергея. Он заработал. Получит на следующей неделе в кассе и мне вернет.
  --Хорошо, - Инга, не спуская глаз с денег, медленно взяла их левой рукой, медленно опустила в карман халата и прижала сверху. - Я сейчас пойду.
   И она боком выбралась из комнаты. Двое оставшихся сидели молча, пока не хлопнула входная дверь.
  --Это вы вправду? Про премию? - спросил с усмешкой Хомутов.
  --Не отвлекайся на глупости! Пойдем, запрешь дверь понадежнее.
  Через несколько минут они снова были в комнатушке. Куёмов мягко подтолкнул Сергея к кровати, а сам остался стоять.
  --Выкладывай быстро. Размеры камеры?
  --Примерно с эту комнату.
  --Другие камеры есть?
  --Маленькая, красная такая. С шариками.
  --Ты сам наблюдал за камерой или только находился в ней?
  --Ну, да. Только в ней. Это вышло...
  Куёмов махнул рукой.
  --Что делаете сейчас?
  --Еще одну камеру.
  --Большую?
  --Да, почти такую же.
  --А что в ней нового?
  --Она там, внутри подразделяется. Перегородки. Какие-то полупрозрачные. И еще мотор.
  --Какой мотор?
  Хомутов минуту соображал.
  --Ну, такой, электрический. К нему приставляется колесо. Что-то еще, пока не знаю.
  --Ладно, все ясно. Какой-нибудь испытательный модуль. Или автопривод. Да! Крышка в старой камере автоматическая?
  --Нет, руками.
  Куёмов усмехнулся. Потом потер ладони, сплел пальцы в замок и медленно, как самому себе, проговорил:
  --Да. В общем другого уровня я не ожидал. Но три дня, - он хмыкнул. - Только это, может быть, и стоит внимания.
  Хомутов сидел, дожидаясь теперь вопросов про прошлое и будущее, и не дождался.
  --Выпусти меня. А сам, как я уже сказал, ночуй здесь. Матери ничего не болтай. Скажи, что испытывал небольшой спортивный тренажер. Запомнил: тре-на-жер. Что-то вроде качающегося кресла. И еще. Должок мне можно не возвращать. А завтра, как штык, на работу. И возвращайся к Вентуху. Вот когда будете опробовать новую камеру или испытывать старую, я задам тебе еще несколько вопросиков. Тогда уж будет поконкретнее и поточнее. И за хороший ответ получишь гонорар. Понял всё?
  Куёмов не спеша спускался по лестнице. На площадке, этажом выше, послышались шаги. Потом щелкнул замок. "Кажется, та самая дверь из которой я вышел", - не оборачиваясь сказал сам себе Игорь Матвеевич. И усмехнулся. Не конченый человек Инга Федоровна. Не за бутылкой побежала, а упорно стояла в засаде, стерегла сына. Ну, аллах с ними, с их семейными отношениями.
  А Вентух темнит. Ох, темнит! Может дать ему зеленую улицу, чтобы сам все рассказал. И показал! Займемся официально, гласно, опубликуемся. Доложимся на разных симпозиумах. Может быть! Если допустят в инстанциях. А то ведь и засекретят. Хотя и это неплохо. Перейдем под чье-нибудь крылышко, бог даст, не обидят. Нет, не надо впадать в лирику. Такие результаты - головы не сносить. Если хоть малая доля того, что этот блаженный болтал о времени, подтвердится. Такая пойдет волна! Пусть пока прячет.
  Что, собственно, Вентух может рассказать? Добавить к тому, что уже не раз излагал. Видимо, все-таки достиг серьезного эффекта. А вот как? Вернее всего здесь нелинейное усиление. Многослойная стенка, или камера в камере. Матрешка. Хомутов вот толковал про внутренние перегородки. Эффект есть почти наверняка, шут с ними, с объяснениями.
  Разумеется, перемещения во времени приплетать не стоит. Просто какое-то замедление процессов. Локальное, а может быть и кажущееся. Нет, Вентух не новичок, проверял несомненно. Процесс наверняка материален. И если эффект так силен, его, конечно же можно использовать. Если поразмыслить, десятки применений! И камеры, к тому же, можно производить серийно.
  Сейчас Вентух, тут и думать нечего, затеял дойти до абсолюта, делает сверхкамеру. Может быть собирается заняться замерами, ведь ставят какой-то испытательный механизм. Кустари. Выполнить бы все по последнему слову техники! Десятки экспериментов, выверенные измерения, предельная точность, может быть новые эффекты. А если? Да-да, пожалуй.
  Ведь свой самый главный секрет Вентух не расскажет. Не такой дурачок Викентий Семенович! Формула, состав, условия синтеза. Добыть и точка. Дальше все можно без него и Хомутова. Этих двух только поприжать, оставить без материалов, они и засядут на долгие годы. И знать не будут, что где-то, совсем рядом...
  Игорь Матвеевич остановился. Огляделся, до дома оставалось недалеко.
  --Пожалуй так! - сказал он тихо самому себе. - Пусть принесет мне данные по их химической кухне. И достаточно! А уж мы знаем, как их использовать.
  
  5.
  
  Хомутов вернулся от матери еще рассеяннее, чем был. Стал о чем-то задумываться, перестал задавать даже пустые вопросы. И Викентий Семенович решил не тянуть с перегородкой пенала. Он уже испытал с десяток ситечек, самые плохие отбраковал сразу. Осталось три подходящих. С ними теперь надо бы возиться да возиться, но некогда. Возьмем за образец любое из этих трех, наугад. И вперед. Пора загружать чан на полную порцию.
  Перегородку, а потом оставшиеся стенки слепили за неделю. Викентий спешил, он тут же переключился на подмогу Хомутову. Дело сразу пошло, Сергей не успевал вертеться под быстрыми командами Вентуха. Видя близкое завершение, они работали допоздна, а точней - "до первых петухов". На службе Хомутов откровенно дремал, Викентий Семенович бодрился и старался делать вид, что активно работает. Впереди были выходные, они наступали как раз вовремя.
  В субботу к обеду в пристройке раздалось ровное гудение. Это, наконец, заработал двигатель в новой камере. Минут десять он крутился, гоняя вокруг оси тяжелый маховик. Дверки камеры и пенала, разумеется, были открыты и даже, для пущей предосторожности, сняты и отставлены в сторону. Затем Викентий Семенович убрал напряжение и облазил, обнюхал и перетрогал каждый винтик и подшипник. Осмотр его удовлетворил.
  --Пойдем, Сергей! Отдыхай до вечера. А я посижу, покумекаю. Пора испытывать нашу камеру.
  Хомутов ушел в большую комнату, место своего постоянного проживания. Викентий Семенович слышал, как он несколько раз зевнул и затих. Отключился. Сам же Викентий расположился на своем любимом диване и, откинув голову, уставился в потолок. Что же всё-таки поместить в пенал? С чего начать испытания.
  Можно просто часы с большим циферблатом. И наблюдать, как движется назад часовая стрелка. А если время будет убегать так быстро, что стрелка сольется в сплошной круг? И что, вообще, произойдет, когда пружина вернется в натянутое положение? Завертится в обратную сторону рукоятка, ослабляя пружину, и снова погонится назад стрелка, опять ее натягивая? Ведь там не будет руки, в прошлом заводившей часы.
  А если туда бросить кусок железа? Тот же шарик. Он же не будет воспроизводить сзаду наперед всю свою прошлую траекторию. Будет просто лежать. И будет ли?
  Ну а (к черту недомолвки) живое существо? Ведь в этом же конечная цель и ни в чем другом. Допустим, время пошло назад, причем с приличной скоростью? Человек, да-да, конечно же человек, в пенале наблюдает, что все вокруг камеры вдруг медленно-медленно поползло назад. Живет теперь он, весь остальной мир, по сути, стоит на месте. У нас прошел день, у него год.
  Да он просто помрет с голоду за этот несчастный день. Какой там день, час! Снабдить его запасом пищи и воды? Нереально конечно, с такой камерой, но вопрос пока о принципе. Чем поможет человеку еда, которую он получит через год после того, как уже изголодается до смерти? Ведь мы же не можем закинуть весь этот запас к той временной точке, в которой он для нас закончит, а для себя только начнет свое перемещение.
  Или, постой! Если он вошел в камеру, а этот факт неоспорим, то он уже дожил до этого дня. Он не может помереть с голоду год назад, если жив сейчас. Парадоксы! Через год он не только выйдет из камеры, но и вынесет с собой весь годовой запас еды, которой ему предстоит питаться!? Вот была бы картина! Полная нелепость.
  "Может быть, хватит рассуждать на пустом месте? - подумал с неожиданным ожесточением Викентий Семенович. - Все равно, у меня вопросов больше, чем ответов. Для ответов нужен материал. Первая мысль обычно самая удачная, так что надо просто испытать камеру, а в пенал кинем часы и шарик.
  Если часы разберутся сами собой на шестеренки и винтики, а шарик превратится в кусок железной руды, я по крайней мере буду знать - это произошло. И не гадать, может это произойти или нет. Ну, вперед! В случае чего потери невелики. А увидим, как и что, будем пробовать дальше. Не всё сразу".
  Викентий Семенович внезапно успокоился и рывком поднялся с дивана. Сергей сопел носом, через незакрытую дверь было видно: как прилег одетый, так и уснул. То-то! Будет знать, что такое работать, а не собак гонять. Викентий насмешливо хмыкнул и прошел в пристройку. Подошел к полке с шариками и захватил в пригоршню сразу пять или шесть.
  --Ну что ж! - сказал он тихо себе под нос, - Пусть их будет несколько.
  Викентий Семенович зашел в пенал, высыпал шарики на пол, потом вернулся и выровнял их в одну линию. Внес и пристроил крышку пенала. Не торопясь сходил за часами. Теперь оставалось только закрыть камеру и нажать кнопку. Можно сделать все и одному. А Хомут пусть себе спит.
  Стоило Викентию Семеновичу так подумать, как что-то заставило его повернуться и перейти в дом. Он подергал Хомутова за ногу и уже набрал воздуха для торжественной тирады.
  --Что еще? - заныл Хомут, не успев даже открыть глаза. - Говорили, что до вечера.
  --Вставай, лодырь! Всё уже готово. Сейчас камера поедет в прошлое.
  --А мы? - сразу вскинулся бестолковый помощник.
  --Мы будем стоять рядом. И наблюдать. А когда увидим, что все прошло как надо - тогда пожалуйста.
  Пусковую кнопку Викентий Семенович доверил нажать Сергею. Сам он не хотел упустить ни мгновения. Приглушенно загудел двигатель. Шарики остались на месте. А часы? Часы тоже стояли. Но стрелки показывали не шесть-пятнадцать, а одиннадцать-сорок. И не двигались.
  Двигатель работал. Маховик вращался: боковая грань его была белесой. Это три белые риски неслись по кругу и сливались. Но больше ничего не происходило. Шарики по-прежнему лежали в рядок, часы стояли как стояли.
  Хомут отошел от пусковой кнопки и тоже приблизился к дверце камеры. Он ни слова не сказал, лишь недоуменно уставился на те же шарики.
  --Выключай, - тронул его за руку Викентий Семенович.
  --И вся байда? - спросил Хомутов, не трогаясь с места.
  --Глухой, что ли?! - рявкнул Вентух во весь голос. - Вырубай сейчас же!
   Хомутов явно не ждал такого. Он отпрыгнул боком, наперекосяк и нажал красную кнопку. Двигатель встал.
  --Здесь тебе не бирюльки! - продолжал бушевать Викентий. - Неисследованный процесс! А если бы сейчас все разлетелось? Шкура не дорога?
  Хомут стоял у кнопок, втянув голову в плечи. Было непонятно: осознал он возможную опасность или просто подавлен вспышкой Вентуха.
  Викентий Семенович повернулся к нему спиной, зашел в камеру, затем в пенал, наклонился за шариками. Хомутов как завороженный наблюдал за ним. Тогда было так же, только к шарикам наклонился он - Хомут.
  --Смотри, Серега! А ты не верил! - сияющий Викентий Семенович вышел из камеры, прежде чем хищная мысль успела оформиться в голове Хомутова.
  Вентух держал шарики, сложив горстью обе руки; Хомутов их почти не видел. Ну, шарики и шарики. Что на них любоваться?
  --Пошли, тугодум! - весело позвал Вентух и потопал вокруг камеры. Там он высыпал шарики на стол, а рядом кинул другие, которые загреб с полки шкафа.
  Разница, конечно, бросалась в глаза. Рядом с тусклыми, тронутыми ржавчиной те, что побывали в камере, поблескивали чистыми свежими боками, как будто только что сошли со станка. Сергей подошел, больше для приличия, потрогал обновленный шарик. Да, гладкий, новенький, полированный. Камера работает, это верно. Но... Опять она делает что-то такое, что никому не нужно.
  --Ну, что дуешься? Ничего не понял или не нравится результат?
  --Результат! - Хомутов пожал костлявыми плечами - А где же переход в прошлое? Я думал они исчезнут. И окажутся в шкафу.
  --Угу. Точно, точно. И как я не догадался! Шарики никуда не перемещались. Просто маховик гонял воздух и пыль. Она терлась об шарики и заново их отполировала. Молодец! А я-то, старый дурак, не додумался. Тебя, Хомутов, хоть сейчас можно в помощники к Куёмову. Ты цены себе не знаешь. Будете вместе с Игорь Матвеичем оценивать результаты сотрудников.
  Как только Вентух упомянул Куёмова, Сергей сразу отстранился от стола и понурился.
  --Ладно! - сказал Викентий Семенович, потянулся к выключателю и погасил свет. Дверь в жилую часть была открыта и подсвечивала дорожку к выходу.
  --Пойдем. Ты спать хотел. Да и я вздремну. Завтра с утра поставим опыт поинтереснее.
  ...Викентий Семенович перевернулся на другой бок, диван скрипнул. Все-таки надо было замерить. Скорость о-го-го, но все равно не сумасшедшая. О веках, эрах и речи не идет. За сколько дней или недель шарик теряет блеск? Ну пусть за пару месяцев, то есть суток пятьдесят. Для ровного счета. То есть тысяча двести часов. А мы их проскочили за минуту-другую. Соотношение: тысяч пятьдесят - сто. Следовательно - день даст пятьдесят тысяч дней. По меньшей мере. А это? Почти двести лет.
  Ну что ж! Эра не эра, а века - вот они!
  В воскресенье за завтраком Викентий Семенович вдруг выпалил:
  --Какое у нас есть поблизости живое существо? Если не считать нас.
  Хомутов пожал плечами и ткнул пальцем в ползущую по подоконнику муху.
  --Ну! - Вентух отхлебнул чая, прожевал кусок хлеба. - Муха, комар - это неинтересно. Какой-нибудь зверь, птица...
  --Можно поймать воробья или мышь. Или сходить, купить на рынке хомяка.
  --Хомяка? Это лучше. Это уже не совсем муха! Гораздо ближе к твоему уровню.
  --А чего вы сидите, рассуждаете! - вдруг рассердился Хомут. - У соседей кур полно. И кошка есть.
  --Ну, если ты такой шустрый... Это и будет тебе задание. Я пойду к камере, а ты поймай кого-нибудь. Только аккуратно. После эксперимента, если надо будет, я сам разберусь. А до этого посторонние помехи нам ни к чему.
  Скоро Хомут притащил большую рыжую курицу. Перья ее неопрятно торчали во все стороны, гребешок свесился на бок. Викентий Семенович сыпанул на пол пенала хлебных крошек, бросил остатки вчерашней каши. Курицу запустили. Она сразу успокоилась, уложила крылья, подергала головой и принялась клевать.
  --Все по местам. Опыт! - скомандовал Викентий и задвинул дверцу пенала. Движения курицы потеряли резкость. Она, словно в полусне, медленно переваливалась с ноги на ногу и задумчиво наклонялась-выпрямлялась, как будто творила какой-то обряд. Хомут не выдержал и фыркнул.
  Викентий Семенович молча указал ему на кнопки. Сам он закрыл камеру. Мотор загудел.
  Курица затюкала клювом, как дятел, и вдруг замерла. Вентух придвинул свое лицо к самой хронизольной стенке, пытаясь не упустить ничего, что происходит в пенале. А там, как назло, ничего, заметного глазу, не происходило. Курица стояла не шевелясь. Крошки, куски каши насколько видел невооруженный глаз, лежали нетронутые. А двигатель все так же ровно гудел. Хомут незаметно оказался рядом. Викентий Семенович покосился на него, но на этот раз ничего не сказал. Прошло несколько минут. Время в пенале как будто вновь остановилось.
  --Вы хотели превратить ее в цыпленка? - почему-то шепотом спросил Хомутов.
  --Хотел бы, - тоже вполголоса задумчиво ответил Викентий Семенович, - но в общем-то не сомневался: никакого цыпленка не возникнет. Именно это меня и интересовало - каким таким способом процесс зайдет в тупик. А все очень даже логично.
  --Двигатель выключить?
  --Пока не надо. Понаблюдаем. А вдруг она сейчас закудахчет. Цып-цып-цып! - Вентух постучал ногтями по стенке. - Что такое!?
  Викентий быстро, но осторожно ощупал стенку выше головы, затем на уровне пояса. Он повернулся к Хомутову с недоуменно-испуганными глазами:
  --Гаси!
  Хомут понял, метнулся к кнопкам, ткнул в красную средним пальцем. В тишине теперь слышалось лишь учащенное дыхание обоих. Викентий стоял не шелохнувшись, Сергей, глядя на него, тоже не двигался с места.
  Но вот подавшаяся вперед фигура Вентуха медленно выпрямилась, руки расслабленно упали.
  --Хомут, ты не выливал вчерашние щи? - спросил Викентий как ни в чем не бывало.
  --Вчерашние? - Хомутов насмешливо кашлянул. - Вы со своей наукой скоро считать разучитесь. - Эта тухлятина уж три дня валяется.
  --Вот и тащи сюда эту тухлятину. И на науку сработает, и обедать пора.
  --Вы будете жрать эти щи?
  --Ну, жрать, голубок, это по твоей части.
  --Чего? За кого меня держите? Я вам не шестерка! - Хомутов сделал два шага назад, до закрытых ворот и зашарил глазами, явно собираясь схватить что-нибудь в руки.
  --Совсем дурной! Успокойся. Ну! - прикрикнул Викентий. - С каких это пор, Хома, ты меня учить начал. Сказал тебе, неси кастрюлю! Не кривись. Будем испытывать ее в камере.
  Хомут все еще топтался, поэтому Вентух приблизился к нему и слегка потянул за руку. Сергей тряхнул головой, передернул плечами. Затем уже спокойно пошел за кастрюлей тухлых щей.
  Викентий думал. Новое обстоятельство навалилось на него своей непредсказуемостью. И вдруг он услышал за воротами чьи-то осторожные шаги.
  "Кто? - испуганно заметалось в голове. - соседи за своей курицей? Или случайный визитер, новый Хома? А вдруг кто-то неслучайный. Подбирается к нашим опытам".
  Топот по ступенькам застал Вентуха врасплох. Он вздрогнул, но тут же мысленно выругался и взял из рук Хомутова протянутую кастрюлю.
  --Иди к кнопкам и не ори, - негромко сказал Викентий Семенович, продолжая прислушиваться. Но ни шагов, ни подозрительных шорохов его уши больше не улавливали. Он решительно повернулся к воротам спиной, потыкался с кастрюлей и, наконец, поставил ее на пол. Протянул руку к дверце камеры, подтолкнул. Затем еще раз, попробовал двумя руками и чертыхнулся себе под нос. Но тут же высоко поднял голову. Все-таки он молодец! Заметил сразу и, кажется, вовремя.
  --Сергей, оставь пока кнопки. Пошли, - он приглашающе махнул и сдвинул ногой тухлые щи подальше в сторону. С Хомы станется, сдуру влетит в кастрюлю!
  Возле верстаков Викентий Семенович сунул в руки Хомутову банку с клеем, сам порылся и достал из-под верстака короткий брусок с двумя просверленными дырками. Они вернулись к дверце камеры.
  --Мажь пока брусок, - распорядился Вентух, а сам быстро нанес на дверцу пятно клея. - Давай.
  Викентий Семенович пришлепнул брусок. Минуту-другую он прижимал его к листу хронизола.
  --Ну-ка, Сергей! - позвал он. - Навались и держи вместо меня. Не отпускай, пока не скажу.
  Хомут послушно стоял, навалившись на камеру. Викентий, деловито бормоча себе под нос, прошелся по сараю из угла в угол, как бы невзначай, опять приблизился к воротам. Тихо. К Хомутову он вернулся с мотком прочной тесьмы.
  --Отпускай! И посторонись.
  Хомут молча наблюдал, как Викентий Семенович привязывает тесьму к наклеенному бруску.
  --Может лучше тросом?
  Викентий отмахнулся и затянул последний узел.
  --Ты и веревку не порвешь. А если тянуть лебедкой, клей не выдержит. Хоть он и мой, фирменный. Пойдем. Часа через три попробуем.
  После обеда Хомутов остался толочь порошок в ступке, а Викентий Семенович вышел во двор и не спеша обошел дом. Возле заваленной камеры он остановился. Копался здесь кто-то, или ему теперь все мерещится. Придется сделать сигнальную ниточку. Вот еще ненужная морока. Однако явных следов Вентух нигде не обнаружил и немного успокоился.
  Хомут опять спал.
  "Загонял я его," - усмехнулся про себя Викентий Семенович и перешел в пристройку. Осмотрел приклеенный брусок, потыкал ногтем в клеевые подтеки. Можно тянуть.
  Викентий перекинул конец тесьмы через стальной засов ворот и натянул ее, упираясь ногой в воротину, сколько хватило силы. Обмотал конец вокруг выступающего болта, закрепил и подергал тесьму. Хорошо, как струна. Затем он принес ломик с оттянутым кончиком, пристроился с ним к краю листа, служащего дверцей камеры времени.
  Несколько резких толчков всей массой тела. Кажется крышка поползла. Вентух огляделся. На глаза ему попался обрезок толстостенной медной трубы. Он навалил его на натянутую тесьму и стал толкать снова.
  Раз, раз, еще! Подается. Остался какой-то сантиметр нахлеста. Еще чуть-чуть! Есть. Стоило появиться ничтожному просвету, как дверца отскочила полностью и грохнулась на упавшую трубу. А поверх нее, не удержавшись на ногах, рухнул и сам исследователь.
  Какое-то время он поеживался, приходя в себя. И опять за воротами раздался тихий, но неуместный звук, как будто кто-то причмокнул от удовольствия. Викентий тут же вскочил на ноги.
  --Открыли? - послышалось сзади. Вентух угрожающе поднял ломик, резко повернулся и облегченно заулыбался над собственным испугом. Вопрос задал Хомутов. Верхняя половина его длинного тела высовывалась из-за косяка внутренней двери. Вот он вышел весь и на пороге широко зевнул.
  --Хорошо, что щи не разлились! - показал на кастрюлю, все еще стоящую на полу, Викентий Семенович.
  Хома перестал зевать, выпучил глаза. Он хотел ответить что-то нелестное, но Вентух собственноручно внес щи в камеру, поставил кастрюлю рядом со спокойно клюющей курицей и закрыл пенал.
  --Помогай! - прикрикнул он. - Хватит дремать.
  Тесьму отвязали, дверцу поставили на место. Запустили камеру. На этот раз Викентий Семенович нажимал на кнопки сам. Он несколько раз останавливал двигатель, ходил проверять дверцу. Хомутову оставалось только рассматривать курицу, работавшую, как молоток у ленивого плотника. Тук-тук-тук, стоп. Тук-тук-тук, стоп.
  --Открываем! - прервал его наблюдения Вентух. Кастрюлю и курицу вынесли из камеры. Викентий величественным жестом приподнял и остановил на отлете крышку. Запах великолепных, только что приготовленных щей, разлился по пристройке.
  --А! По-моему они и свежие так смачно не пахли. Попробуем!
  --Да ну вас на хрен с вашей тухлятиной, - даже попятился Сергей.
  Викентий Семенович довольно рассмеялся.
  --Дремучий ты человек, Хома. Забирай курочку, отнеси соседям. Они, чего доброго, тоже ее теперь есть откажутся. Не признают. Смотри, как помолодела птичка!
  Хомутов, как видно не склонный к восторгам, молча сгреб курицу и вышел. Викентий все-таки попробовал щи, прямо из кастрюли через край. Это ведь тоже эксперимент!
  Хомут вернулся и ушел досыпать. А Вентух сидел у стола и лениво думал. Курица замерла не от недостатка питания, скорее всего отсутствовал запас резервного кислорода. Но интереснее другое. Механические ее движения и внутренние изменения в организме идут в разном темпе. Два параллельных процесса, и один обгоняет другой. Грубо говоря: движется курица медленно, а молодеет быстро. А со щами нужно все-таки проверить отдельно. Щи не курица, может быть и мгновения хватит.
  Итак, еще один полезный шкафчик! Можно теперь не только консервировать, но и возрождать испорченное. Наверное, и здоровье можно вернуть, а в какой-то степени и молодость. Молодильные яблоки и живая вода! И волшебный ларчик в придачу. Как много великолепного, и насколько всё не то. Хомут не зря дуется. Съездить в прошлый понедельник все равно нельзя.
  И опасна теперь камера! Как ее повело. Давит на стенки времечко. Оно самое, больше некому. Вот как, и из-за чего - непонятно, но несомненно. До сих пор веревка валяется. Стало быть, скоро мы упремся в какие-то границы, дальше которых не сунешься.
  Викентий Семенович перебрался с листком бумаги на диван. Хотел что-то прикинуть и незаметно заснул. Проснулся он внезапно, было темно и тихо. Но Викентий был уверен, что, пробуждаясь, слышал сквозь сон посторонние звуки.
  Вот что-то донеслось со стороны прихожей. Приглушенные голоса. Вентух осторожно сполз с дивана и подкрался к двери.
  --...никто меня не посылал. И у матери твоей я уж полгода как не был. Если не считать того раза. Ты вообще мне не нужен. Я здесь по другим делам.
  --Вот и отваливай тогда! - это, несомненно, говорил Хомутов. - Чего приперся!? Соскучился по наставлениям, мораль читать некому.
  --Не ори, уже ухожу. Только не трепись обо мне.
  Дверь закрылась, звякнул засов. Хомутов выругался вполголоса и потопал по коридору. Викентий Семенович открыл дверь и зажег свет.
  Хомут замер, хлопая глазами.
  --Кто это был?
  --Да так. Один материн ... знакомый. Учитель хренов.
  --Он что, в школе работает?
  --Не знаю, где он работает. Нигде он не работает. Шатается только да языком брешет. Всю жизнь меня достает!
  --А приходил он зачем? - Вентух немного успокоился, вернулся к дивану и надвинул шлепанцы.
  --Наверное, как всегда! Меня спасать.
  --Он ничего не расспрашивал?
  --А он никогда не расспрашивает. Он и так все знает. Лучше всех.
  --Тогда пес с ним. Ложись, завтра на работу.
  Всю неделю Викентий Семенович возился в одиночку. Готовил какие-то образцы, в основном химические, время от времени запускал камеру. Бегал вокруг с часами и секундомером.
  Помощи от Хомутова он почти не требовал, а что он там замешивает и измеряет, Хомута интересовало мало. Вечера стали непривычно свободными. Сергей сидел в большом драном кресле, рассматривал улицу за окном, а как стемнеет - комнату. От нечего делать он лениво размышлял. Например: а что бы случилось, если бы камеру тогда раздавило. Разлетелись бы стенки - это и ежу понятно. А с курицей что бы было? Опять бы постарела? Но вернее всего сдохла бы.
  
  Не пора ли вообще заканчивать эту канитель. Пока не поздно, воспользоваться тем, что есть. Вентух, кажется, выдохся. Раньше все рассказывал и показывал, а теперь занялся неизвестно чем. И ни хрена не поймешь, ведь Викентий не хочет отвечать на вопросы. Отмалчивается. Значит, сказать нечего. И все время думает о чем-то. Наверное, затеял новый опыт. Изобретатель! Топчется, топчется и все на одном месте.
  --Что на одном месте? - услышал вдруг Хомут голос Викентия Семеновича и понял, что сказал это вслух.
  --Вы на одном месте! Время идет, а вы все там же, - повторил Хомутов без всякого стеснения.
  --А, вот ты о чем! - задумчиво кивнул Викентий Семенович. - И как всегда у тебя все шиворот-навыворот. Не тело на месте, а время идет, а именно наоборот: тело движется, время стоит на месте, - Вентух увлекся, стал изображать что-то руками. - Понимаешь, если так, то это мгновенный перенос в пространстве. Даже не мгновенный - вневременной. Этот механизм если и существует, подступиться к нему - безнадежно. Да и нечем. А вот мгновенный - вневременной, - Викентий Семенович поднял палец, - бросок во времени... Во времени или через время? Короче, от одного события к другому, разделенных вневременным интервалом. Вот тут, ты верно подметил - именно мгновенная переброска! Может быть, в этом и выход из ситуации.
  --А если разлетится камера? Что будет с курицей?
  --Как разлетится? Ну почему у тебя мозги наизнанку? Не разлетится, а сожмется. Чтобы разлетелась... Постой, постой! А ведь и надо сделать, чтобы разлетелась. Молодец!
  Викентий Семенович замер с восторженным выражением на своем пухлом лице. Сергей сморщился и отвернулся. Опять идея. Что теперь? Строить очередную камеру. Надоели эти камеры!
  Хомутов рывком выбрался из кресла и медленно пошел за уже отошедшим Викентием. Тот топал вперевалку, потирая лысый лоб и то и дело замирая на полушаге. Видимо, обдумывал что-то на ходу. Так они прошли коридор, спустились в пристройку и остановились у открытой камеры.
  --Ну что, Викентий Семенович! Опять большая работа?
  --Конечно! - Викентий повернул довольное лицо. - Эти стенки, - он постучал по хронизолу, уже не подойдут. Слабенькие! Да и пенал теперь ни к чему. Эту камеру тоже придется во двор!
  Вентух вошел через дверку, открыл пенал, стал собирать свои склянки. В одно мгновение Хомутов метнулся в камеру и запечатал пенал. Затем выскочил задом, прикрыл наружную дверцу.
  Теперь он мог спокойно стоять и переводить дух. Сердце тоже уже не колотилось, а сокращалось все размереннее. Хомут огляделся: ворота заложены засовом, все нормально. И снова взглянул на камеру. Викентий стоял спиной. Хомутов знал, что можно обойти камеру и с той стороны полюбоваться на его физиономию, но не мог заставить себя сделать даже шаг. Разозлившись на свою робость, Хомут смачно плюнул на пол, растер ботинком и ушел в дом.
  
  6.
  
  Куёмов прикидывал график работы на следующий месяц, когда приоткрылась дверь. Долговязая фигура Хомутова протиснулась в кабинет и, не дожидаясь разрешения, уселась возле стола.
  С того разговора Куёмов и Хомутов не обмолвились между собой ни словом. И вот теперь, пренебрегая запретом, Хомутов заявился сам. Нельзя сказать, что за прошедшие полтора месяца Игорь Матвеевич не вспоминал про тайные дела Вентуха, но все как-то не вовремя и мимоходом. Неужели что-то случилось? Хомутов пришел не просто так.
  --Ну, что молчишь? - поторопил Куёмов самого ленивого из сотрудников. - Сам пришел или от Вентуха?
  --Вентух сегодня не выйдет. С ним случилось несчастье, - несмотря на мрачный тон в голосе слышалась насмешка.
  Куёмов сдвинул в сторону бумаги.
  --Ты не хочешь сказать, что он... погиб?
  --Не хочу. Просто, если вам надо посмотреть камеру. Это можно сейчас. И Викентий Семенович не помешает.
  --А каким образом...
  Но Хомутов бесцеремонно перебил:
  --Если надо, пойдемте сейчас. От разговоров пользы не будет. В прошлый раз мы, кажется...
  Куёмов жестом остановил Сергея. Посидел, прикинул в голове возможные ситуации.
  --Идем. Отправляйся вперед. Я соберусь и буду следом. Встречай меня на месте, во дворе дома. И учти, - Игорь Матвеевич посмотрел в упор, - один, без тебя, я в дом входить не буду. Так что, именно во дворе!
  Выходя на улицу, Куёмов осторожно, но внимательно осмотрелся. На мгновение ему показалось, что Хомутов все еще маячит у соседнего забора. Но, вглядевшись, он понял, что ошибся. Фигура была очень похожа, такая же длинная и худая, но человек этот, конечно значительно старше. Вот он повернулся, и Куёмов узнал: это тот самый старик, которого он в последнее время встречал на этой улице неоднократно. Приличный, культурный старикан, не бродяга. Наверное, живет где-то поблизости.
  Хомутов ждал во дворе, нетерпеливо выглядывая из-за забора. Бестолковый парень! Куёмов подошел, кивнул и важно последовал за ним, отставая на полшага. Молча прошли дом, перешли в пристройку. Сергей качнулся к стене, в пристройке сразу вспыхнул свет...
  И блестящая камера, и неподвижный Вентух, замерший в ней с поднятой рукой, бросились в глаза Куёмову одновременно. Памятник самому себе! Исследователь с колбой в руках, под непроницаемым колпаком. Молчание тянулось не меньше минуты. Хомут, сощуря один глаз, терпеливо ждал. Но вот Куёмов справился с оцепенением и шагнул к камере.
  Он осматривал стенки, углы, поглаживал хронизол, стучал по нему пальцами и только втягивал ртом воздух, складывая губы трубочкой, и прищелкивал языком. Удивление Игоря Матвеевича было близко к восхищению.
  --Да, да, - бормотал он, покачивая головой, - столько всего и все сразу.
  Куёмов обошел вокруг пенала и остановился у наружной дверцы камеры. Он попытался ее сдвинуть, но рука Хомутова, вынырнув из-за его плеча, плотно легла на брусок. Куёмов поднял глаза. Кажется, он вспомнил, что находится здесь не один.
  --Если открыть, он вернется к жизни, - полуспросил полупровозгласил Игорь Матвеевич. - Ты прав, спешить с этим не стоит. А это зачем? - ткнул он пальцем в сторону двигателя с маховиком.
  --А вот для этого! - Хомутов отошел от дверки и нажал кнопку. Двигатель зажужжал. Запечатанный Вентух сразу пришел в движение. Как в лихорадке он затряс колбой, стремительным рывком откупорил ее, метнулся со склянкой. И вот тут Куёмов поневоле разинул рот. Зеленоватая жидкость поднялась внутри колбы тонким столбиком. Этот столбик стал как по трубочке высасывать жидкость из колбы. Вот ее все меньше, меньше; последние брызги взлетели со дна и унеслись в наклоненную склянку. Вентух, резко согнувшись, шлепнул склянку об пол, но жидкость в ней не качнулась. Затем вскинулся всем телом вверх и заткнул пустую колбу. На этом движении картинка замерла, стало тихо.
  Куёмов повернулся к Хомутову. Хомутов стоял, сунув руки в карманы, и улыбался.
  --Хорошее кино? Что еще показать, боевичок или ужастик?
  --Что показать? Покажи журналы Вентуха и рабочие записи.
  --Вот прикол! Я тоже так подумал. Эти-то бумаги я и не покажу!
  --Что еще за разговор?!
  Хомут смахнул несуществующую пыль с пусковой коробки и отошел от камеры. И, стоя спиной к Куёмову, заговорил:
  --Вы мне что-то обещали, Игорь Матвеевич. Перевод, повышение зарплаты, еще и премию. Я жду-жду.
  Хомутов повернул голову и вполоборота посмотрел на Куёмова. Но тот невозмутимо и равнодушно встретил его взгляд.
  --Быстро такие дела не делаются. Приказ подготовлен, ушел на подпись. Но я еще думаю, может быть его отозвать? Ведь от тебя пока никаких данных. А всё это, - Куёмов небрежно повел рукой ( задел деревянный брусок на дверце и брезгливо сморщился ), - все это я мог посмотреть и без тебя. Вентух уговаривал меня посмотреть, умолял даже. Где записи Вентуха! - рявкнул он и сжал кулаки.
  Хомут повернулся лицом на окрик. Он не испугался, а только нахохлился и вынул руки из карманов. Глядя в глаза сопернику, Хомутов ждал. Куёмов тоже молчал, чуть выкатив злые глаза, жесткие волосы делали его похожим на разъяренного ежа. Наконец Сергей полез за пазуху и вытащил тетрадку, сложенную вдоль.
  --Я пока могу отдать вам это.
  Куёмов развернул тетрадь. Неровным, прыгающим почерком в ней были написаны формулы, уравнения реакций.
  --Я это выписал для вас. Посмотрите. А всё остальное спрятано. Будет ваше, если вы...
  Куёмов не слушал. Он быстро пробегал глазами формулы, листал тетрадку. Вот и последняя строчка, дальше чистые листы.
  --Списал без ошибок? - строго спросил Игорь Матвеевич. Внутренне он был вполне доволен, но не хотел показывать этого.
  --Не волнуйтесь. Не глупее вас!
  --Оно и видно, - ответил Куёмов уже с усмешкой. - Ладно, пошли.
  Хомутов пропустил Куёмова вперед и погасил свет в пристройке. Игорь Матвеевич хотел, было, спросить, что Сергей собирается теперь делать с Вентухом, но не стал. Сам натворил, сам пусть и разбирается.
  Они вышли в сени, и вдруг Куёмов замер у окошечка.
  --Это еще кто? - спросил он сурово с многозначительной интонацией. В окошечко было видно, что по улице медленно идет и откровенно разглядывает двор давешний худощавый культурный старичок.
  Хомутов наклонился к окошечку и пренебрежительно фыркнул:
  --Это Залеский! Наверняка с сугубо важным разговором, - добавил он, явно передразнивая. - Да нет! Мимо проходит. Важный разговор откладывается.
  --Говори толком, - рассердился Куёмов. - Что это за тип и почему здесь шатается?
  --Я сам не знаю, что это за тип. Какой-то мамкин друг. Или родственник. Мне на него чихать, а он всегда лезет с наставлениями.
  --Он и здесь был? - насторожился Игорь Матвеевич.
  --Был пару раз, - нехотя подтвердил Хомутов.
  --Давай-ка подробненько, как его зовут и где он живет. Чем занимается. Я постараюсь о нем разузнать.
  --Да дался он вам! Залеский Степан Павлович. Живет где-то на Молодежной. Нигде по-моему не работает. Раньше часто заходил к нам, пока я не стал его посылать. Да забейте на него. Он уже давно прошел.
  Куёмов убедился, что это правда. Приоткрыл дверь, вышел, но тут же вернулся. Кто бы ни был этот Залеский, пусть отойдет подальше. От греха подальше.
  --Знаешь что! Покажи-ка мне еще раз камеру в действии.
  Они вернулись в пристройку. Хомутов молча включил свет, сразу, не задерживаясь, прошел к кнопкам и запустил электродвигатель. Куёмов, внутренне негодуя, поспешил к лицевой стороне. На бегу он видел, как Вентух обернулся прямо на него, завертелся вокруг склянок и колб, а затем потешно-быстро посеменил к двери пенала. Приоткрыл ее и замер.
  Двигатель смолк, Хомут не на шутку испугался и машинально придавил красную кнопку. Теперь все трое стояли не шевелясь. Хомутов замер в полной растерянности. Куёмов с интересом разглядывал новое зрелище: замершего на полушаге с поднятой рукой Викентия Семеновича. Его вдруг поразило, что щеки Вентуха заметно втянулись, подбородок очертился. Лицо явно посвежело, пропала нездоровая краснота. Да и фигура утратила неуклюжую тяжеловесность, хотя мешковатая одежда и не давала ее как следует разглядеть. Только волосы подгуляли, надо лбом по-прежнему светилась лысина. Но, вглядевшись, Игорь Матвеевич и здесь заметил перемены - в венчике за ушами и на висках пропала седина. Из пегих они вновь стали каштановыми.
  --Подергайте, не присосало, - хрипло подал голос Хомутов. Куёмов, не понимая, уставился на него.
  --Дверцу, дверцу за ручку, - тыкал пальцем Хомутов и бестолково возил другой рукой.
  Куёмов взялся за брусок. "Ручка!" - буркнул он себе под нос и подергал болванку вправо-влево. Что такое? Он и не подозревал, что камера открывается так легко; дверца буквально улетела в сторону. И тут же Вентух, сдвигая дверь пенала, шагнул на Куёмова.
  Игорь Матвеевич попятился. Запоздало он сообразил, что надо было просто снова закрыть камеру. Но ничего не поделаешь, Викентий Семенович уже вышел на волю.
  Он с веселым удивлением оглядывался по сторонам. Остановил взгляд на скисшем, скособоченном лице Хомутова и вновь повернулся к Куёмову.
  --Что это вы затеяли, Игорь Матвеевич? Какие-то ящики. Когда успели нагородить? И почему у меня в сарае?
  Он прицелился указательным пальцем, и Куёмов с пронзительной отчетливостью вспомнил: такая привычка была у Викентия лет десять назад.
  --Какая-то новая идея! Куда мне деваться от ваших идей. Матвеича осенит, а проверять и отдуваться Вентуху! Ха-ха-ха!
  Куёмов что-то пытался сказать, но его давили воспоминания. Да-да, когда-то они были накоротке, были вот такими бодрыми, жизнерадостными.
  --Одно не пойму, как я попал в этот ящик. Сижу, не соображу. Вы-то тоже хороши, не могли какой-нибудь знак подать. Видите же, человек забылся. А этот парень? - Викентий Семенович кивнул на Хомутова. - Зачем ты его притащил? Или он теперь тоже будет с нами работать.
  --Нет! - справился, наконец, с волнением Куёмов. - Это так, со мной. Родственник. Значит все в порядке? Тогда мы сейчас уйдем, а ты передохни, Семеныч. Завтра на работе поговорим.
  --Уйдете? Ну, идите, пожалуй. Мне как-то тоже хочется побыть одному. Посидеть, отключиться. И вздремнуть, пожалуй.
  Вдруг Вентух приблизил свое обновленное лицо и уставился глаза в глаза.
  --А ты что-то паршиво выглядишь, Матвеич. На старика стал похож. Ступай, тоже отдохни.
  Этого Куёмов уже не выдержал. Он схватил Хомутова выше локтя и поволок к выходу. Сергей не сопротивлялся, но и не спешил. Пришлось почти на себе проволочь его коридором, в сени, во двор и на улицу. Куёмов напряженным ухом слышал, что в пристройке Вентуха щелкнул выключатель, закрылась дверь.
  
  7.
  
  На улице Игорь Матвеевич оглянулся. Нет, Викентий не идет за ними следом, даже не вышел на крыльцо. Он встряхнул Хомутова:
  --Очнись! Шагай быстрее, уходим!
  На перекрестке Куёмов свернул не направо, на работу, а налево - в сторону железнодорожной станции.
  "Викентий ничего не помнит, - соображал Куёмов на ходу. - Если это не шок. Да какой там шок! Он же помолодел на десяток лет. И струя! Сомнений нет, они нашли способ обратить процессы во времени. Вот уж полная неожиданность. Выходит...
  Выходит, вместе с избавлением от возрастных изменений стирается и память. Не вся память! - мысленно перебил он сам себя. - А только самая поздняя. Как раз тех прожитых лет, от которых избавляешься. Хорошенькая плата за возвращенную молодость! Получишь с молодостью всю свою прежнюю глупость. И начинай сначала. Не бессмертие, а череда повторяющихся жизней. Хотя... Хотя кого-то устроит и такое."
  Куёмов покосился на Хомутова. Тот покорно шагал рядом, не спрашивая "куда" и "зачем". Наверное, тоже переваривает увиденное.
  "Вентух теперь не в счет, - вернулся Игорь Матвеевич к более практическим соображениям, - он вряд ли что вспомнит. А если прочтет свои записи? Не прочтет! - Куёмов взглянул на отрешенное лицо Хомутова, тронул в кармане сложенную тетрадку. - Эти записи теперь у этого сопляка. Им и надо заняться в первую очередь".
   Они подошли одновременно с электричкой, уселись в пустой вагон. Поезд тронулся.
  "Хорошо, что никого. Да кому и быть, день еще. А контролеры? Ладно, если будут - уплачу штраф. Как чувствовал, денег с собой достаточно. И на штраф, и на все прочее".
  --Послушай, Сергей, вы делали такие эксперименты?
  --Какие?
  --Вот с этой новой камерой, с мотором.
  --Делали. Курицу сажали, тухлые щи ставили. Потом химию всякую
  --Даже тухлые щи! Оригинально. Пробовали их потом?
  Хомут не ответил, только скривился. Затем спросил:
  --Куда вы меня везете?
  --Ко мне на дачу. Хочется побыстрее прочитать твои записи. На работе не дадут. Дома тоже всякое. Жена, дети... Да заодно и отметить надо бы!
  Дачный домик Куёмова был невелик, но стоял на отдельном, огороженном участке. Пока Сергей оглядывался, Куёмов пошептался с быстроглазым, шустрым мужичком в джинсах и майке. Тот исчез.
  --Это Валера, мой сосед. Он здесь живет, заодно и за моим хозяйством приглядывает.
  Валера скоро вернулся. Он успел переодеться, накинуть рубашку, легкий пиджачок. Но главную его заботу представляла тяжелая хозяйственная сумка, набитая до отказа. Сосед без лишних слов стал расставлять и раскладывать на столе содержимое сумки, и, не прошло и десяти минут, как все трое сидели за столом.
  Закуска была обильная, посуда неказистая, но ёмкая. Говорил один Куёмов, все больше неопределенно и высокопарно, замысловатыми фразами, но при этом не забывал похвалить своих гостей, поблагодарить их за оказанную честь. Не прошло и часа, как Хомутов стал невменяем. Его аккуратно пристроили на диване и вернулись к столу.
  --Ты меня знаешь, Валерик, - сказал Куёмов строго, как бы отметая все свои предыдущие речи, - просто так я ничего не делаю.
  --Знамо дело, - отозвался сосед спокойным ровным голосом. - Куда его теперь?
  --Поживешь вместе с ним здесь, у меня. В еде, в питье, - он сделал нажим на последнем слове, - не экономьте. Расходы мои. В выходные приеду. Но чтобы до выходных... А уйдет, не взыщи!
  --Зря беспокоишься, Матвеич! Надо, значит надо. А можно в случае чего? - и Валера поднял над столом сжатый кулак.
  --Не стесняйся, - Игорь Матвеевич потянулся и встал. - Но не перестарайся. Чтоб парень был в приличном виде.
  В электричке, возвращаясь в город, Куёмов все-таки заглянул в тетрадку. "Синтез хронизола", - заметил он пометку под третьей строчкой.
  "Хронизола... Хронизол, можно считать у меня в руках. Вот только Викентия не следует оставлять на виду у всех. Заметят его моложавость, провалы в памяти. А там разговоры, напомнят и ему многое. Он ведь не дурак, а уж если заподозрит неладное, начнет докапываться. Мозги свежие, хорошо соображать будут. А вдруг еще и вспомнит. Или переоткроет заново".
  Игорь Матвеевич в сердцах захлопнул тетрадку, сунул ее в боковой карман.
  "Сдать его психиатрам? Нет. Сумасшедшим его не признают, в психушку не упрячут. Подумаешь, провалы в памяти. Только шуму наделаю. Нет, не то".
  Куёмов подкинул на ладони две связки ключей. Обе они были в карманах у Хомутова. Одна его, вторая, наверняка от дома Вентуха. Викентий снабдил или сам стащил, теперь неважно. Куёмов огляделся. Всё спокойно. Немногочисленные пассажиры не обращают на него внимания.
  "Вентуха услать в командировку. Завтра же с утра. На полигон. Какое-нибудь ерундовое задание. Отвезти папку документов. Выйдет очень хорошо: два дня туда, день там, два дня назад. За пять дней можно вывезти весь его дом, с крысами и клопами!"
  Следующий день прошел удачно. Против командировки Викентий Семенович не возражал и тут же отправился в дорогу. А после обеда большой крытый грузовик остановился у дома Вентуха. Четыре бодрых грузчика откинули штакетник, выволокли и погрузили камеру. Куёмов предварительно запасся брезентом, чтобы странный ящик не привлек внимания зевак. За камерой последовали поддоны, термостаты. Потом Куёмов обошел сразу ставшую просторной пристройку и на глаза ему попался знакомый красный ящик.
  --Этот тоже в машину, - кивнул он одному из грузчиков. Рыться в доме Игорь Матвеевич не стал: и не складно, и, судя по всему, бесполезно. Запер ворота и дверь, оглядел двор. Конечно, все вытоптано, но что из этого. Исчезновение камеры хозяин все равно заметит. А мы ему разъясним, что имущество это - казенное. И был уговор - вернуть.
  В лаборатории камеру поместили в дальний ангар, ключи от которого были только у Куёмова. Рабочий день подходил к концу, и Игорь Матвеевич не спеша отправился в свой кабинет. Его ждала заветная тетрадь.
  Но читать, а тем более вникать, он не смог. Мысли сами ушли в сторону. К богу в рай все эти опыты с обратным ходом времени. Хронизол! Вот золотое дно. Камеры, камеры, камеры. Без сложного оборудования, без затрат колоссальной энергии. Свежие продукты - фрукты, овощи, мясо. Без льда, без инерта, без консервантов. В любое время и через любое время.
  С этого начать. Погребок. Затем склад, база. Базы! Хронизольные контейнеры. Доставка без потерь. "У Куёмова всегда всё свежее!". Фирма гарантирует.
  А потом? Потом медицина. Консервация раненых, безнадежных. Органы для пересадки. Специальные сейфы и боксы. Анабиоз без медикаментов!
  Ого! Он станет не только миллионером. Он будет благодетелем человечества! Веселее гляди, Куёмов. Шагай смелее. Только не оступись. Пять, десять раз продумай все наперед.
  На следующий день Игорь Матвеевич приступил к пробам. Непривычно уже было обряжаться в халат, пятнать холеные пальцы, возиться с колбами, печками и весами. Недоуменные взгляды сотрудников он упредил громкими сетованиями. Дескать, увальни запороли всю работу, провалили сроки. Один смотался в командировку, другой позвонил, что болеет. Вот заявятся, ткну их носом. И лично, под своим контролем, заставлю заканчивать тему.
  К исходу второго дня Игорь Матвеевич получил коллоид, залил в поддон. К сожалению, чтобы проверить свойства хронизола - листа мало. Косвенных признаков нет. Хочешь, не хочешь, придется изготовить пробную камеру. По методике Вентуха. Держись, Викентий, не один ты можешь горшки обжигать.
  А на третий день пришло сообщение с полигона: командированный Вентух к месту назначения не приехал...
  Четыре дня слились для Хомутова в одно сплошное застолье. Когда бы он не просыпался, в комнате горел свет и накрытый стол уже ждал. Валера оказался отличным парнем. Он все понимал, везде успевал и мог говорить на любые темы. Точнее, его участие в застольных беседах сводилось к тому, что он терпеливо слушал и всегда со всем соглашался. Никогда еще Сергею не было так хорошо.
  Но все хорошее кончается. Однажды, пробудившись, Хомутов увидел сидящего возле стола Куёмова. Игорь Матвеевич мрачно разглядывал Сергея.
  --Шевелись, поднимайся! И поехали. Твоя халтура, - он махнул тетрадкой, - вылезла наружу. Или мы сейчас поедем за оригиналом, или ты останешься здесь. Вон там! - он указал пальцем в пол. - На веки вечные!
  --Халтура? Я не... Я все переписал точно!
  --Значит, наляпал ошибок, бездарь недоученная! Хватит, поехали. Где ты все спрятал?
  --Во дворе. У Викентия Семеновича, - Хомутов задергался и никак не мог застегнуть последнюю пуговицу. - Он сейчас дома? Или на работе?
  --Сегодня суббота, неуч! И дома его нет.
  --А где он? - испуганно замер Сергей.
  --Исчез! - Куёмов произнес это с комическим видом и развел руками. Сергей похолодел.
  --Ты едешь? - гаркнул Куёмов. Из соседней комнаты заглянул Валера. На этот раз он не улыбался.
  --Да-да, сейчас!
  Пока доехали до города, дошли до дома Вентуха, смерклось. Но Хомутову не нужно было дополнительное освещение. Он уверенно отодвинул бревно, сунул руку и обмер.
  --Нету. Был такой толстый портфель. Чемодан.
  --Сам ты чемодан, - ответил Куёмов. Он не удивился. Было назойливое предчувствие, что ничего они здесь не найдут. Не зря Вентух до сих пор не объявился.
  --Ну что ж. Поехали в лабораторию. Будем вместе разбираться в твоих каракулях.
  ... Вот и настала очередь Куёмова мучаться в поисках. Он сидел над формулами день и ночь. То, влезая в дебри непростого синтеза, пытался осмыслить весь процесс и найти свое собственное решение. То, вертя и так, и этак хомутовскую тетрадку, рассматривал каждый значок и букву, силился вообразить: где, в каком месте этот дикарь мог перепутать, описаться, сбиться или что-нибудь пропустить.
  Хомутову тоже пришлось солоно. Игорь Матвеевич устроил его "со всеми удобствами" в запертом ангаре. Выдал ватник, утепленный картуз, грубые башмаки и ведро. В первый же день Сергей переписал все свои каракули крупными печатными буквами. Результата не вышло никакого, ошибка не обнаружилась.
  Куёмов куда-то убежал и скоро вернулся с пачкой книг разной толщины.
  --Это все по химии. Выбрал самые простые, для дураков. Забирай.
  --За каким фигом они мне..., - попробовал возражать Хомутов и осекся. Куёмов с маху шмякнул книги на стол.
  --Вот тебе еще бумага. Будешь делать так! Берешь свои записи и с первой буквы: списал формулу - нашел такую же здесь в книгах. Чтобы не халтурил, внизу пометишь том и страницу. Вот на обложках цифры. Это я тебе пронумеровал, а то ты и этого не сумеешь. И таким образом пройдешь всю свою тетрадь.
  --А за каким... - опять начал Хомут.
  --Ты будешь здесь сидеть, пока мы не разберемся. И не получим хронизол. Будешь здесь есть, спать и все прочее. Учти, Хомутов, это для тебя лучший выход. Сделаем - дальше твоя воля. Пожелаешь - работай со мной. Нет - катись куда вздумается.
  Куёмов замолчал, ожидая вопросов, возражений. Но Сергей сидел, облокотившись на стол, и тупо разглядывал учебники и пособия.
  --Еще учти! Попытаешься удрать или позвать кого, я тебя упеку. За кражу лабораторного оборудования, - Игорь Матвеевич ткнул пальцем в стоящую поблизости камеру времени, вывезенную из сарая. - Повесим на вас с Вентухом, уже и акт есть. Ну, а раз Викентий пропал, ты ответишь сразу за двоих. Лучше работай!
  --Цель твоей работы, - пояснил Игорь Матвеевич уже помягче, - найти возможное несоответствие. Может быть здесь, - он положил руку на один из учебников, - тебе попадется что-то, что напомнит какое-то место в записях Вентуха. Вдруг ты вспомнишь, что там на самом деле было написано. Займись! Я ведь тоже не буду сидеть. И я ищу, где у нас неточность. Разберемся!
  Игорь Матвеевич заглядывал в ангар ежедневно. Приносил еду, воду. Помои и те выносил самолично. Просматривал записи. В общем Хомутов работал. Листал книги, выписывал. От скуки даже прочитал три самых тонких брошюры. Но дважды Куёмов находил Хомутова за дверкой камеры. Хитроумный оболтус пробовал таким способом сократить время своего заточения. Наконец Куёмов пригрозил, что в следующий раз подключит мотор и превратит Хомутова в сопливого мальчишку.
  Но дни шли, складывались в недели, а хронизол не давался. Исчезновение Вентуха давно вышло наружу, Куёмов же благополучно остался в стороне. Его даже не вызывали в милицию. Командировка, отъезд - всё уводило поиски в сторону. Второй предусмотрительный шаг - заочное, но документальное увольнение Хомутова, делало Игоря Матвеевича непричастным и к его судьбе. Тут все было сделано, пока Сергей "гостил" на даче. Быстро и достоверно. Ссылка на недельный запой, его собственноручное заявление, написанное вкривь и вкось, готовность руководства побыстрее избавиться от такого неподходящего сотрудника. Все отлично, исполнено первоклассно, но без хронизола превращалось в какую-то бессмысленную самоцельную игру.
  Уже в который раз разглядывал Куёмов прозрачные пластинки, вышедшие из под его рук. Чистые, ровные, прочные. Великолепный материал, блеск! А вот и камеры. Чемоданы! Аж три штуки. И не одна не работает. Хотя все остальное в норме. Без склеек, без швов. Когда сливались листы, думалось: вот оно, получается. Так нет же! Не хватает мелочи, одного единственного свойства. А в нем-то все дело.
  Наконец Куёмов решил испытать последнее средство. Ведь Хомутов не только ходил вокруг да около, он участвовал в работе Викентия. Надо попробовать изготовить хронизол его неумелыми руками. Авось он по дурости вытащит на свет что-то неожиданное.
  Игорь Матвеевич отпер замок и вошел в ангар. Хомутов сидел за столом, уставясь в книгу, и даже не поднял головы. Надо же, прямо студент какой-то.
  --Помогай, Сергей, - позвал Куёмов, разворачивая тюк брезента. Хомутов понял, и они без разговоров закрыли камеру времени со всех сторон. Затем занесли за нее стол Хомутова.
  --Спрячься пока. Или зачем!? - Игорь Матвеевич собственноручно откинул угол брезента и приоткрыл хронизольную дверцу. - Скройся здесь. Тебе быстрее, мне спокойнее, да и не привыкать.
  Хомут без всяких возражений вошел в камеру, так ему все надоело. "Что еще затеял этот старый хрен?" - успел подумать он. И в один миг перед его глазами возник самый полный ответ.
  Камера открыта, значит уже можно выходить. А на освобожденном пустом месте - настоящая полная лаборатория. Так и блестят всевозможные стекляшки.
  --Приступим, Сергей. Покажи, как вы с Вентухом варили коллоид. Не бойся, если в чем сомневаешься, я подскажу.
  --Да вы что, Игорь Матвеевич! - Хомутов чуть не попятился назад в камеру. - Он всегда все сам делал.
  --А ты в это время где был?
  --Где? Ну, когда рядом стоял, когда держал, подавал что-нибудь. Но только, если скажет.
  --Ладно! Пусть будет так. Стой рядом.
  Куёмов приступил к уже привычному процессу. Он делал все медленно, на ходу пояснял все свои действия. И то и дело спрашивал, так ли работал Вентух. Хомут хмуро кивал, иногда пожимал плечами.
  Но вот уже близок завершающий шаг. Куёмов осторожно извлек колбу из термостата, прилил в нее две жидкости, пододвинул к себе поддон.
  --Неправильно, - вонзилась ему в уши долгожданная реплика. Неужели это словечко, брошенное равнодушным голосом, сейчас все решит.
  --А как? - спросил он, не давая голосу дрогнуть.
  --Поставьте и не закупоривайте. Потом опять в термостат.
  --На какую температуру?
  Хомут равнодушно пожал плечами.
  --И на какое время, тоже не знаешь?
  --Это знаю. Следил несколько раз. На восемнадцать минут.
  --Уже лучше! - Игорь Матвеевич нервно потер руки. - Следил, говоришь. Пойдем-ка сюда.
  Они прошли в дальний угол.
  --Вот ваш изумительный термостат. Ты глядел на него, когда следил за минутами.
  --Угу.
  --Термометр сидит глубоко, - пробормотал Куёмов про себя, - диапазон сужается! Погляди, вот термометр.
  Хомутов подошел поближе.
  --Вот столбик ртути. Он был высоко или низко?
  Сергей сощурился, вспоминая.
  --Где-то вот так.
  --Тридцать градусов! Хорошо, проверим. Во всяком случае, можно поискать около.
  Куёмов вернулся к своей никелированной установке. Поставил колбу в термостат, установил температуру, засек время. Хомутов затих, привалившись боком к колонне. А Игорь Матвеевич нетерпеливо прохаживался и глядел на хронометр.
  --Восемнадцать минут! Заливать?
  --Заливайте. И в этом была вся канитель? Сразу бы меня спросили. А то сидел тут в дранине, дрянь всякую читал.
  --Тебе много осталось? Я имею в виду выборку формул.
  --Страница и еще малек. Теперь-то зачем?
  --Было сказано: доделать, значит доделать! Много рассуждаешь, - Куёмов оглядел сжавшегося Хомутова и добавил тоном ниже. - Еще неизвестно, получится ли.
  Куёмов ушел. Три дня он приходил как обычно: выгружал продукты, забирал мусор, смотрел записи. Но на четвертый день Сергей все понял без слов. Куёмов сиял и светился. Гонка завершилась, хронизол получен.
  
  8.
  
  Весь вечер и утро Викентий провел в легком недоумении. Он находился у себя дома в привычной обстановке, но его не оставляло чувство, что он долгое время отсутствовал. На глаза попадались незнакомые предметы, вещи, уже занявшие свое место среди знакомых. Стол и его ящики странно пусты, никаких обрывков бумаг, неоконченных записей. Даже деревья за окнами в палисаднике как будто еще больше разрослись и одряхлели.
  Утро не внесло ясности. Дорога на работу повергла в еще большее недоумение. Город чуть-чуть, но несомненно, изменился. И кучи мусора не там, и лужи не на месте, дома и заборы немножко, но другие. И автомобили. Сплошь и рядом совсем незнакомые марки.
  В себе Вентух тоже ощущал некоторую странность. Он пытался вспомнить в деталях вчерашний и позавчерашний день. Но они проступали смутно, как будто были месяц назад. Что-то общее, серое и никаких подробностей. Четко он помнил себя лишь с того момента, когда вышел из этого прозрачного ящика.
  Куёмов, такой же потертый, как вчера, встретил Викентия Семеновича у порога. Вручил папку, командировочное, билет и конверт с деньгами. Поезд через полчаса, домой бежать некогда.
  Вентух не шибко расстроился, он был легок на подъем и равнодушен к бытовым удобствам. К тому же поездка отвлечет, а может быть и выведет из нынешнего неопределенного состояния. Проездится, проветрится, и все войдет в привычную колею.
  Вентух стоял в коридоре купейного вагона и разглядывал мелькающие перелески и редкие дачные домики. К нему приблизился какой-то тощий пенсионер и притулился у того же окна. Свободных окон оставалось еще сколько угодно, но тем не менее Викентий Семенович подвинулся. Было ясно, что старикан хочет завести разговор.
  --В командировку, Викентий Семенович? - вдруг произнес случайный попутчик то, что Вентух никак не ожидал услышать.
  --Мы разве встречались, - спросил он, и в упор оглядел своего собеседника. Кто это?
  --Конечно, встречались, но вы, я вижу, меня не помните, - старичок улыбнулся, чуть-чуть скривив дряблые губы набок. - Вы не курите? Я тоже бросил. Вот и нет повода пригласить вас в тамбур. А надо бы. Есть разговор не для посторонних ушей, - добавил он тише.
  "Опять нелады с памятью, - досадливо подумал Викентий Семенович. - Видел я его, не видел, шут его знает. Но что-то знакомое мерещится".
  Они прошли коридором, остановились в тамбуре и захлопнули дверь. Колеса постукивали, но не настолько, чтобы мешать разговору.
  --Предисловия очень длинные, - сказал пенсионер с ходу. Голос его звучал громко, с заметной хрипотцой. - Так что сначала главное! Вам, Викентий Семенович не нужно возвращаться на работу и домой. Таким образом, и в командировку ехать не стоит. Будет лучше, если вы сойдете на ближайшей станции.
  --Вы в своем уме, уважаемый?
  Старик не обиделся, удовлетворенно покивал головой.
  --Я вижу, пришло время предисловий. Так вот. Первое и самое простое. Ваша командировка - липа, выдумка Куёмова. Он услал вас, чтобы выиграть несколько дней. К вашему возвращению он придумает, как избавиться от вас окончательно.
  --Какая-то детективная чушь! Куёмов - в роли кровавого бандита?
  --Не спешите возражать. Подумайте. Вам лучше знать характер вашего шефа.
  --Какой он шеф! - рассердился Викентий Семенович. - Ведущий сотрудник, да еще не моей группы. Боюсь, что вы лезете не в свое дело, дядя. Разобрались бы сами сначала.
  Но "дядя" не смутился. Он коротко хихикнул, как кашлянул, и менторским голосом произнес:
  --Игорь Матвеевич Куёмов скоро полгода, как завлаб. А фактически он является таковым без малого два года. Посмотрите в свое командировочное, кто расписался за директора!
  Вентух поспешно полез в карман, вытащил бумаги и убедился - старичок знал, что говорил.
  --А как же Никифоров?
  --Похоронен, года три назад. Очень торжественно.
  Викентий Семенович вытаращил глаза, зачем-то огляделся по сторонам и стал медленно тереть затылок.
  --Кажется, умом тронулся я, а не вы.
  --Настал черед второго предисловия, - весело произнес старик, казалось, он был очень доволен. - За последние сутки вы постоянно замечаете, что все, что вас окружает, ушло куда-то вперед. Верно? Так вот, не волнуйтесь, это не болезнь, не провалы в памяти, с вами все в порядке. Просто нынешнего, окружающего мира вы не знаете. Ваше сознание, - старичок взялся за подбородок, демонстративно оглядел Викентия Семеновича, - да и тело тоже вернулись к состоянию где-то десятилетней давности. Или больше... Сколько вам лет?
  -Сорок один, - пожал плечами Вентух.
  --Дайте, пожалуйста, паспорт.
  Викентий Семенович машинально протянул книжечку, потом отдернул руку и заглянул в паспорт сам. Все на месте, все как было. Он ткнул паспорт в руку таинственного собеседника. Тот раскрыл первую страницу, покивал головой и вернул документ.
  --Я ошибся. Вам сейчас сорок шесть, стало быть только на пять. А помолодели вы больше. Ну что ж, с курочкой тоже что-то такое было.
  Вентуха начала раздражать эта беседа с недомолвками.
  --Вы можете прямо, без всяких намеков, объяснить мне, что произошло?
  --Могу, - ответил старик спокойно. - Если вы сойдете на ближайшей станции и последуете за мной, я расскажу вам обстоятельно и подробно все, что знаю. А пока самое краткое. Над вами, помимо вашего желания, был произведен опыт. Результаты вы ощущаете. Этот же самый опыт дал в руки Куёмову большие средства и возможности. Неимоверно большие, огромные. А он всем хочет воспользоваться один, и ему не нужны соучастники. Или те, которые таковыми могут стать. Кто к этому делу причастен. Если бы их было много, Игорь Матвеевич вряд ли бы решился на крайности. А когда лишь два человека - искушение велико.
  --Один из них - я? Так? Хоть ничего не знаю и не помню. Второй? Ага, тот длинный парень, который стоял у ящика! Куёмов его увел прямо-таки за ручку.
  --Позавидуешь вашей сообразительности, - вздохнул старик. - Именно тот самый высокий парень. Хома. Сергей Хомутов. Вы совсем не помните это имя? - быстро спросил он.
  Вентух медленно покачал головой. Потом прищурился:
  --А кто вы в таком случае?
  Старик растерялся. Он даже отпрянул от этого резкого вопроса. В глазах Вентуха мелькнул огонек.
  --Я просто Степан Павлович. Если нужна фамилия - Залеский. Знаю о вас очень много, но... Со стороны.
  Викентий Семенович улыбнулся.
  --Догадываюсь, с какой стороны. Куёмов назвал этого Сергея Хомутова родственником, но я полагаю, что родственник ему именно вы.
  Залеский немного съежился и ничего не ответил.
  --Ну что ж! Попробую последовать вашему совету. А там поглядим. Но мы забыли о прозе жизни. Ведь я окажусь на улице, без средств, может быть, и работы лишусь.
  --Не волнуйтесь! - старичок снова выпрямил плечи. - Я в состоянии поддержать вас средствами. Живу я, правда, в комнатушке, на пенсию. Не торопитесь! За городом у меня есть дом, неплохой. И еще кое-что. Я хорошо использовал предкризисные и кризисные времена. Когда готовишься заранее и знаешь наперед - это нетрудно. Конечно, я не новый русский... Но в чем-то не хуже.
  Вентух только покрутил головой. Ну и ну, дела!
  --А сейчас вернитесь в купе, возьмите папку, наденьте куртку. Я вас подожду, и мы пройдем по вагонам. В сторону ресторана. Через пятнадцать минут станция, и надо сойти потихоньку. Чтобы вас не сразу хватились.
  --А вас?
  --Меня? Я еду зайцем. Да-да, есть опыт. К тому же сейчас стало легче. Кто заподозрит тихого интеллигентного старичка.
  
  9.
  
  --Все прекрасно, Хомутов, спасибо за работу. Теперь я готов тебя отпустить. Посиди до вечера, а там выведу. Махнешь через забор.
  --Зачем? У меня пропуск есть.
  --Ты давным-давно уволен. И теперь свободен, как птица.
  --А Викентий Семенович?
  --Ни слуху, ни духу! Сбежал. Куда, почему, от кого - не знаю.
  --Где же я теперь его буду искать? - пробормотал Хомут. - Наколол он меня по-черному!
  --Да для чего он тебе нужен?
  --Отправить в прошлое.
  --Вот дурак! - засмеялся Куёмов. - Нашел, кому верить. Не умеет он этого и не сможет. Тем более сейчас. Ты же видел, как выглядит этот переход. Помолодеешь, все перезабудешь. А дата на календаре та же останется.
  --Да, нет! - отмахнулся Хомут. - Вы сами ничего не знаете. Он же уже всё придумал. И испытывал на химикатах. Если крутить движок без пенала, сначала ничего не будет. Но дверца присосется. Время, оно же давит же снаружи. А потом сразу... как он говорил? Вневременной скачок! Без переходов - раз и в прошлом! И измениться не успеешь, скачок же вневременной.
  Куёмов остолбенел. Что болтает этот мальчишка? Не сам же он такое выдумал, где ему. Интересный опыт! Но все на пальцах. Как обычно у Вентуха. Сколько нагонять энергии, большой ли объект перебрасывать, на какой интервал получится скачок? И каким образом узнать о результатах.
  А, в конце концов! Камера готова - вот она. И не нужна к тому же. Ему, для его целей требуются совсем другие. Их он теперь и сам наделать в состоянии. А эту не грех и попробовать в деле. Бог с ней, развалится, не велика потеря.
  --Есть один пунктик, Сережа, - вкрадчиво произнес Игорь Матвеевич. - Как ты назад вернешься, если вдруг захочется. Что задумался! Не знаешь. А я вот знаю!
  Хомут передернул плечами. Знаешь, не знаешь, мне-то что от этого.
  --Хочешь, мы с тобой поставим такой опыт? - спросил Куёмов. - Или ты думаешь, что я слабее Вентуха?
  --Мне какое дело, - бросил Хомутов. - Сами разбирайтесь.
  --Я тебя спросил, ты не передумал переноситься в прошлое? - рассердился Куёмов.
  --Так вы точно сможете?
  --Чего там мочь, вот она камера!
  --Ну, если...
  --Решено! Принято и постановлено! - Куёмов взял ключи, замок и пошел к выходу. Запер дверь. На душе было все-таки погано. Опыт рискованный, мальчишка может гробануться. Чушь! Защитим вторым ящиком. В крайнем случае повторится как с Вентухом. А то и вовсе не получится. Не такой уж Викентий гений, чтобы сбывались все его предположения.
  А если все-таки улетит в тартарары? Ну и скатертью дорога, сам хотел этого. Кому здесь о нем жалеть? И мешаться под ногами не будет.
  ... Теперь Хомутов мог отлично отдохнуть от одуряющей умственной работы. И украдкой от самого себя вздохнуть о ней. От бестолкового резака болели плечи и пальцы, а рез продвигался еле-еле. Сколько раз хотелось схватить топор или молоток и вмазать от всей души. В добавок ко всему в ушах вертелись давние слова Вентуха: в общем-то можно; замучаешься, пока прорежешь; уж лучше отливать заготовки. Викентий не стал бы переделывать камеру, он собирался изготовить новую.
  Но у Куёмова свои методы - режь да помалкивай. Он даже утащил все тяжелые инструменты, чтобы не дразнить искушение. Сам он, видно по всему, пашет не меньше. Сергей знал, Игорь Матвеевич объяснил ему специально, что надо отлить камеру-скафандр. Она уйдет в прошлое вместе с путешественником. А там он спрячет ее в надежном месте и, когда потребуется, заключится в нее, чтобы вернуться назад.
  Под скрежет и визг хронизола Хомут рисовал себе вожделенные картины. Ох и поговорит же он по душам! И с мамашкой, и с Залеским, а, если отыщется, то и с родимым папочкой. Уж этот с небитой рожей не уползет. А назад они вернуться вдвоем. Не оставит он им самого себя. Унесет и вырастит сам. Братаном ему будет. Пусть мелкий не знает того, что ему самому досталось. А те, если невтерпеж, пусть другого рожают!
  
  10.
  
  Дом Залеского на самом деле был очень даже неплохой. Куда до него запущенной халупе Викентия Семеновича. Но все равно Вентуха не оставляло сложное подспудное ощущение, что очертив некий круг, он вернулся на старое место. Вероятно потому, что в каменном добротном сарае в глубине мощеного двора располагались не запасы на зиму, не старые ненужные вещи и не всякие принадлежности для хозяйства либо развлечения, а отличная лаборатория. Не сверхновая по оборудованию, но очень разносторонне и с любовью оснащенная. Было странно видеть, хотя каждая деталь и говорила об этом, что в такой лаборатории не работают. Залеский перехватил удивленный взгляд Викентия Семеновича и кивнул:
  --Да. Я создавал ее для себя. И не дня в ней не поработал. А теперь прошу: располагайтесь и пользуйтесь.
  --Я? Но почему? Лаборатория, нет слов, превосходна. Работать в таких условиях - удовольствие. Но не ради же моего удовольствия вы меня пригласили. Вы хотите, чтобы я сделал для вас что-то конкретное?
  --Хронизол! Не сомневаюсь, поверьте, что смогу сварить его сам. Но ведь он - ваш! Верните его себе, восстановите утраченное. А потом поговорим, для чего он мне нужен.
  --Опять темните, Степан Павлович! Какой такой хронизол? И что за торжественность?
  --Он стоит того. Это - открытие века. И, между прочим, ваше. А владеет им теперь Куёмов!
  --Вы что, хотите, чтобы я это открытие повторил? - Вентух резко повернулся и поглядел старику в глаза. - А дождетесь? Открытия века с разбега не делаются.
  --Давным-давно никто не читал мне нотаций, - усмехнулся старикан. - Все гораздо проще. Побудьте у меня в гостях. Посмотрите лабораторию. А я съезжу за вашими записями.
  --Без меня?
  --Конечно! - старик захихикал. - Я ведь вас спрятал. И помочь вы мне не сможете. Эти записи у вас украли и схоронили в надежном месте. Но я знаю, где.
  --Опять Куёмов?
  --Нет, Хомутов. Довольно вопросов, потерпите еще малость. Вы уже убедились, что я все знаю. И ничего от вас не утаю. А насчет тайника... Я последнее время очень пристально наблюдал за Хомутовым, за Куёмовым и за вами.
  Залеский кивнул и скрылся за дверью. Викентий Семенович только пожал плечами. В конце концов час-другой не утянут. Подождем.
  Портфель оказался тяжелый. Залеский приволок его, натужно дыша, бросил у порога и опустился на стул. Викентий покачал головой, не узнавая портфеля, вскинул его на стол и, скептически щурясь, открыл. Вытащил ворох бумаг и тетрадей. Ни на минуту не задумавшись, Вентух выхватил из кучи толстую тетрадь. Казалось, рука сама ее выхватила.
  В тетради все было его: и почерк, и манера вести записи и даже привычка загибать уголки. Поглядев на дату, Викентий почувствовал тяжесть на душе. Он понял, что в глубине сознания еще допускал, что все происходящее все-таки окажется чьим-то спектаклем. И только собственноручные записи, незнакомые, но сразу ставшие своими, убедили его окончательно: время сдвинулось. У него украли пять лет жизни!
  Викентий Семенович молча погрузился в чтение. Старикан Степан Павлович перевел дух и потихоньку удалился. Пришел он только через два часа, звать гостя к ужину. Тетради и листы были уже разложены по столу в несколько стопок. Вентух поднял глаза:
  --Это надо не прочитать, а проработать. Мне нужна бумага, чем-нибудь писать, пяток справочников...
  Старик довольно захихикал:
  --Викентий Семенович во всей красе! Пойдемте, отужинаем. Все будет, не сегодня, так завтра. Только работайте.
  ... Вентух вцепился в свои записи, забывая о сне и отдыхе. Он исписывал груды бумаг, то и дело переходил к штативам и приборам. Лаборатория быстро утратила парадный вид, но старик не жаловался. Ему не нравилось другое: Викентий не спешил к последним, итоговым записям и даже не заглядывал в них. Он последовательно продвигался по своему старому журналу. Наконец Залеский не выдержал.
  --Я вижу, до хронизола и сегодня дело не дойдет! - выпалил он, появляясь как-то утром в лаборатории.
  Викентий Семенович недоумевающе посмотрел на хозяина.
  --При чем здесь хронизол? Его синтез, - он небрежно распахнул тетрадь, - вот, от начальной до конечной точки. Я проглядел его в первый день. Ничего неисполнимого. За несколько часов можно сварганить хоть тонну коллоида. Разве в этом дело!
  --А в чем тогда, извините, дело?
  --Мне нужно вернуть самого себя. Стать не владельцем хронизола, а его создателем. Я сгоряча подумал, что у меня украли часть жизни. Теперь думаю иначе. Стертые годы можно наверстать за месяцы и пойти дальше! Значительно дальше. Ведь я же теперь моложе.
  --Знакомая песня! - криво усмехнулся Залеский. - Строить новые камеры и искать дальше. Это ваши проблемы. Но ведь есть и мои. Я жду от вас одну единственную камеру. А до сих пор еще не уверен, что хронизол у вас получится.
  --Все же расписано, - пожал плечами Викентий.
  --Вот-вот. И Куёмов сейчас думает точно так же. Только он не вы. Он штампует камеры. А они у него не пашут!
  --С чего вы взяли, что он это делает. И откуда знаете о его результатах. Куёмов штампует камеры! Да он забросит всё после первой же неудачи. Хотя откуда неудача. Если у него такие же источники.
  --Здесь есть неточность в описании последней стадии. Но Куёмов ее преодолеет. Или уже преодолел. Затрудняюсь определить точно, дата в дату.
  --Куёмов преодолел!? - Викентий весело расхохотался. - Игорь Матвеевич никогда ничего не преодолевал без дружеской подсказки.
  --Браво! - прихлопнул пальцами по ладошке Залеский. - Вы, как всегда видите насквозь. Без дружеской подсказки! - повторил он и зло усмехнулся, скривив рот.
  Лицо старика потеряло спокойную солидность и превратилось в озлобленную маску. Глаза яростно блеснули, кожа натянулась. На миг из пожилого облика выплеснулись сильные чувства и как будто вернули ему прежнюю молодую нетерпимость.
  Викентия Семеновича пробил озноб. Он замер, вытаращив глаза. Перед его мысленным взором встало точно такое же, но молодое лицо, перекошенное такой же криворотой недовольной гримасой.
  --Вы, - он протянул вперед руку с растопыренными пальцами, - вы не Залеский! Вы - тот самый Хомутов!!
  Длинная фигура отшатнулась. Старик втянул голову в плечи и настороженно уставился исподлобья. Он недоумевал. Ему казалось, что он ослышался, но переспросить не мог, не решался. Вентух медленно покивал головой, убеждаясь в своей неожиданной догадке.
  --Как это вышло? Как и со мной, непродуманный опыт?
  Старик тяжело вздохнул и опустился на стул. Викентий Семенович пододвинул другой, чтобы можно было сесть напротив.
  --И как мне вас теперь называть? Сергеем?
  --Сергей! Я уже отвык от своего имени. Если вам не по себе величать мальчишку, - Залеский хмыкнул, - по отчеству, называйте просто Степан.
  --Все-таки проясните хоть что-нибудь, Степан. Я, признаться, в первый миг испугался, не моими ли руками такое исполнено. Но понял, по событиям не укладывается. Значит Куёмов! Он что, перепутал кнопки и пустил процесс наизнанку? Вместо молодости - старость.
  Старик отмахнулся, нахмурив седые брови.
  --Ну, как вы можете шутить! Не хотите поверить, что Куёмов сумел перенести мое тело в прошлое.
  --Признаться не понимаю, как это можно сделать. За счет одного хронизола? Такой возможности я пока в его свойствах не просматриваю!
  --Плохо читали, - съехидничал Залеский. Потом еще раз вздохнул и продолжил уже спокойно:
  --Не знаю, может быть, действительно, этого нет в ваших записях. В таком случае я сам распишу вам принцип установки и схему эксперимента. Это была ваша последняя камера. Через которую пропустили и вас. Она сейчас у Куёмова, в лаборатории.
  --Так вот в чем дело, - воскликнул Викентий и даже прищелкнул языком. - Ай да Игорь Матвеевич. Теперь я понял, для чего вам нужен хронизол. Хотите слепить другую камеру. Так, так! А сама-то камера вам зачем?
  --Вернуть молодость, - кротко признался Залеский, слегка пожав узкими плечами.
  --Но вы же теперь знаете, Степан. А, впрочем, давно уже знаете, что память тоже сотрется. Вы же утратите весь багаж: знания, опыт, воспоминания о прожитых годах, близких людях, друзьях.
  --Вы еще недостаточно стары, Викентий, чтобы понять меня. А багаж? Дерьмо вонючее! Вот где багаж! - Степан описал рукой полукруг. - И молодость в придачу, - добавил он почти шепотом.
  Викентий Семенович в свою очередь пожал плечами: дело хозяйское.
  --Расскажите лучше, как была устроена камера, - попросил он. Старик встряхнулся, придвинулся к столу вместе со своим стулом и взял листок бумаги. Рука его чертила уже нетвердо, но все равно, на бумаге быстро возникал рисунок технически грамотного человека. Вентух следил за рисующей авторучкой, слушал пояснения, временами удовлетворенно хмыкал.
  --Хорошо. Как обработали меня, я понял. Но это опять ничего не дает.
  Залеский в нескольких словах рассказал о залипании дверки и набросал схему опыта Куёмова. Вентух пододвинул листок, уставился в него, что-то невнятно бормоча, потом взял карандаш.
  --В этой камере более тонкие стенки? - спросил он, ткнув в рисунок.
  --У скафандра? Так Куёмов называл эту дополнительную камеру. - пояснил Степан, видя, что Вентух поднял удивленные глаза. - Вроде бы тоньше, он легонький был.
   --А дверка задвигается изнутри? Красиво, красиво. Ай да Матвеич! Вот и говорите после этого, что Куёмов - дундук. И весь опыт он замыслил сам?
  --С небольшими дружескими подсказками, - похихикал-покашлял старик Степан.
  --Все равно молодец! Только зачем он... А как он оценивал интервал, отдаленность переброски от исходной точки? --перебил сам себя Викентий Семенович.
  --Кто ж его знает. И как оценишь! Контрольный эксперимент не поддается наблюдению.
  --Да, задача! - согласился Вентух. - Значит, швырнул вас наобум и получилось лет на тридцать.
  --Здорово все-таки у вас получается, - искренне похвалил Залеский. - по моим подсчетам выходило - двадцать девять лет и пять - пять с половиной месяцев. Дням я тогда, перед переброской, счет потерял. И, между прочим, ответьте на такой вопрос: намного сместится тело, уйдя на тридцать лет назад.
  --Черт! Какой неожиданный вопрос! - возбужденно воскликнул Викентий. - Ведь действительно, а если учитывать движение Земли, планет, Солнца - можно вообще вылупиться в открытом космосе.
  Залеский передернулся.
  --Этого еще не хватало! Ну и идеи у вас! Хорошо, что с вами ничего не обсуждали, запугали бы до смерти. Вот тут вы к счастью ошибаетесь. Меня перенесло не на Юпитер или Альфу Центавра, а всего-навсего в Предуралье. В тихий заводской поселок. Кстати пришлась и телогрейка от Куёмова, и башмаки-гряземесы.
  --Неужели? А почему Урал?
  --Я не раз думал об этом, - медленно ответил Степан. - Правда, ни разу не приплетал вашу небесную механику. Скорее всего, дело в молекулах, или атомах. Такая переброска заставляет мои атомы ( они же вечны ) на тридцать лет раньше собраться вместе. А так как они рассеяны, то... я попадаю в какую-то среднюю точку.
  --Вряд ли вы перескочили через года в своей материальной, молекулярно-атомной форме. И последствия, кстати, этого не подтверждают. Если бы в вас остались атомы Хомы, он забрал бы их у вас при своем рождении. Не все, но большинство - без сомнения. Если не считать воды. И потом еще отбирал понемножку. За пятнадцать лет вы бы растаяли, как свечка. Даже скорее, как облачко тумана.
  --Инфаркт хватит с вами разговаривать. Хотя, если говорить честно, я всегда боялся чего-то похожего. Даже когда убедился, что мы оба спокойно уживаемся рядом.
  --Но насчет рассеянных атомов, которым нужно собраться, - Викентий уставил указательный палец куда-то поверх головы Залеского. - Вы на самом деле материализовались по какому-то слепку в... ну не знаю; допустим, хромоструктурах. Или что там еще. Атомы, действительно, не висели подготовленной кучкой. Так что, это вполне тянет на гипотезу, - Вентух кивнул, провел рукой по лысому лбу. - Зря недооцениваете свою голову!
  --Это была ваша оценка. Хорошо, что вы ничего не помните. А я-то помню, чего наслушался, работая с вами.
  --Еще одна новость! Мы работали вместе?
  --Да, - скромно подтвердил Залеский. - Мы вместе делали камеры. Правда, хронизол вы нашли еще до меня.
  --А что было потом? Там, в вашем прошлом. Ведь вы попали в совершенно чуждую обстановку. Здешний опыт, наверное, тоже пригодился?
  --Как сказать! Действительно, трудовой путь, - ёрнически выговорил старикан, - я начал лаборантом-химиком. Но вы здесь не при чем. Ликбез я проходил у Игоря Матвеевича, под его неусыпным оком. Нахватался на скорую руку верхушек. А потом вдруг оказалось, что из школьной программы я помню химию больше, чем все остальные предметы, вместе взятые.
  Старик облокотился на стол, положил подбородок на кулак и задумчиво уставился перед собой.
  --Конечно, дело не в том, что я в какой-то мере знал химию. Пошел я в химию совсем по другой причине. Я хотел ее знать! Не догадываетесь - зачем? Чтобы изготовить хронизол! Сколько же раз я пытался его получить. Ведь я же помнил наизусть ваши записи. Вернее, мне так казалось! Хороший урок моей самонадеянности. Каждый раз я только убеждался: никакие бешеные усилия не стоят одной единственной головы. Мысль не заменишь ни упорством, ни злостью.
  --А зачем вы сменили имя? - спросил Викентий, пытаясь отвлечь старика Степана от мало интересной темы.
  --Я не менял имя. Я просто добыл себе паспорт. Познакомился с этим парнем случайно. Во дворе дома. Он был чем-то похож на меня, я даже не трогал потом его фотокарточку. Когда узнал, что он - Степан Залеский, меня сразу осенило. Видите ли, это не мог быть Залеский нынешний, то есть попросту я. Ростом не вышел. Совсем коротышка! И на вид плюгавый пацаненок, хоть и на два года меня старше.
  --Но мне вмиг стало ясно: и кто теперь будет Залеский, и каким образом он очутится за сто с лишним верст, совсем в другом городе, возле Сергея Хомутова, которого еще и на свете-то нет.
  Старик с бледной улыбкой покачал головой.
  --Была какая-то убежденность, что все сложится и без меня, само дастся в руки. Так и вышло. Зашли к этому разине домой, и ведь сам позвал. Они богато жили по тем временам. Родителей дома не было, паспорт валялся на буфете. Я и заглянул-то в него только на улице, и так был убежден, что он степкин, не мамашин и не папашин. И в тот же день на поезде укатил в Среднюю Азию.
  --Зачем? - воскликнул Вентух.
  --На какой поезд пробрался, туда и уехал. И надо сказать, правильно сделал. Одежонка на мне была не для апреля. Три года прожил под Ташкентом. До армии. Много чего было.
  
  11.
  
  Помолчали. Старик задумчиво перебирал в памяти прожитые годы. Викентий не мешал, размышлял, искоса поглядывая на рисунки Залеского.
  --Потом обосновался в нашем городке, - опять заговорил Степан. - Были мысли помешать своему собственному рождению. Даже напрямую, физически. Но испугался. Глупая мысль остановила - думал, а вдруг и сам исчезну. Да и рука не поднялась. Она ведь восхитительная была тогда, Инга. Хоть и не в грош меня не ставила! Только потом, когда выбора не было...
  Викентий Семенович вдруг как будто очнулся, до него дошел смысл слов старика.
  --Вы что же, как же... С родной матерью!?
  Старик чуть скривил рот.
  --Зачем вы лезете в интимные подробности чужой жизни. Они вас совершенно не касаются.
  --Нет, нет! Просто я вдруг подумал. Что вы, вы сам...
  Степан фыркнул носом. Потом махнул рукой на Вентуха.
  --Ищете научный материальчик! Ловите парадоксы. Не надейтесь. Все было по обычному естеству. Папашу я вычислил сразу, созерцал ни один раз. Отшить не сумел, но от этого ему лучше не стало. Он очень скоро загремел, по статье. И уж к этому я приложил руку! Там его потом и кокнули, на Севере. Инга, дуреха, ждала. Убивалась, письма писала. Думала: отсидит, и все у них пойдет по-хорошему. Нашла на кого надеяться!
  Викентий Семенович не выдержал, вскочил со стула и несколько раз прошелся по проходу.
  --Какой идиотизм! - воскликнул он. - Вы все знали, знали наперед. И своими руками поломали жизнь родной матери и себе самому! Лучше бы вообще никуда не совались.
  Старик молчал, чуть-чуть кивая головой. Потом поднял глаза:
  --Это сейчас все понятно. Сейчас хорошо говорить. А тогда? Я ведь хотел, наоборот, все исправить. Изменить жизнь матери, наладить. Обеспечить ее хотя бы, как следует. Я же помню, в какой нищете вырос. И помогал Инге, помогал изо всех сил. Теперь только удивляюсь, в какую прорву все девалось...
  И малого остерегал, как мог. Но все впустую. Ведь помню же сам по себе, как ненавидел эти приставания старика Залеского. А как иначе? Тоже скажете, не нужно было лезть? Так могло получиться еще хуже.
  Викентий покрутил головой.
  --Опять ерунду городите. Ведь вы же знаете, не догадываетесь, а именно знаете, что "хуже" не получилось. Уже не получилось!
  --Так почему не получилось! Из-за меня и не получилось.
  --Дурацкий разговор! - окончательно вспылил Вентух. - Давайте прекратим, а? Что мы обсуждаем то, что уже совершилось. Ведь всё уже позади? Даже эксперимент Куёмова?
  --Вот тут не уверен!
  --Вы что, не знаете точной даты?
  Степан помялся, было видно, что он колеблется.
  --Сергей, а значит и я, был заперт в ангаре. Потерял счет дням. Знаю одно, это произошло до больших холодов. Стало быть, где-то этими днями.
  Викентий кивнул, опять подошел к столу и склонился над рисунком.
  --Да, Викентий, - вспомнил вдруг Залеский, - помнится, вы что-то хотели спросить насчет скафандра. А потом ушли в сторону.
  --Чего-то спросить? Может быть и хотел. А, ерунда! Хотел спросить, почему вы назвали скафандром эту камеру. Это скорей взрывной клапан.
  --Взрывной? Словечки у вас! Не было даже и намека на взрыв. Я зашел, закрылся... И вдруг увидел себя на каком-то заднем дворике. Возле помойки. Тихо так было. Вокруг ни души.
  --Еще бы! Весь взрыв остался здесь, у нас. Вернее всего, этот ваш "скафандр" разлетелся вдребезги. Камера мгновенно всосала избыточный запас времени. Ставший таковым. Ведь хронодвигатель все молотил, а стеночки не пускали, сопротивлялись. И не выдержали, наконец.
  Старик только молча развел руками.
  --Конечно, Степан, вы и не могли этого видеть. Это видел только Куёмов. Ну ничего! Будет камера, мы тоже проделаем что-нибудь похожее.
  --Только не со мной! - поднял руки кверху Залеский. - Ищите других добровольцев. И скафандр уж сделайте покрепче. А то опять разлетится.
  Викентий Семенович так и остался стоять с открытым ртом. Потом схватился за голову и зафыркал. Минуту, другую он не мог остановиться.
  --Вы что, собирались провалиться сквозь время вместе с этой, внутренней камерой? Вот откуда скафандр! Но за счет чего?! Разрушения большой камеры? Ну Куёмов, ну дундук! Как же он на это решился?
  --Ни на что он не решался, - сердито возразил старик. - Он ждал другого. Предмет постоит, постоит в камере, пока работает хронодвигатель. Кстати, никто его так не называл, только вы сегодня. А затем исчезнет. Может, так и было дело?
  --Так не могло быть! - резко выкрикнул Вентух. - Пока стенки удерживают время, поток стоит! Не должно быть ничего другого, - добавил он уже совсем тихо.
  Старый Степан не возражал. Он все еще сидел на стуле у стола, утомленный потрясениями этого дня. Викентий снова заходил взад и вперед по проходу между стойками. Одну руку он упер в бок, другой все время убирал со лба несуществующие волосы. Степан, еще в бытность свою Сергеем, не раз наблюдал такую картину. Викентий Семенович обдумывал какую-то новую мысль.
  --Давайте съездим в лабораторию. Заглянем в ангар. Мне надо посмотреть, как выглядит камера после опыта.
  --Это долго, - ответил старик, которому не хотелось никуда ехать. - Пока дошлепаем, вечер настанет.
  --Вот и хорошо, - быстро подхватил Викентий, - никто не помешает. Пролезем со стороны свалки, от речки. Чтобы и сторожа не знали.
  --Но на ангаре наверняка замок! - с досадой возразил Степан тоскливым голосом.
  --Срежем! Игорь Матвеевич потом новый повесит, - улыбаясь чему-то воскликнул Викентий Семенович.
  --А если эксперимент еще не проведен. И Сергей еще там! - выдвинул старик последний, и, как ему казалось, решающий аргумент.
  --Ничего, там на месте сориентируемся, - торопливо бросил Вентух, он уже укладывал в портфель какие-то инструменты. - Если вам, Степан, невмоготу, я могу и один съездить.
  Залеский со вздохом поднялся. Разве теперь удержишь этого настырного изобретателя? Придется ехать, а то влезет и все сорвет. А вдруг Хомут останется в своем времени. Степан похолодел, как всегда, когда думал о подобных сбоях. Кто поручится, что он, Залеский, вдруг не исчезнет. Хватит экспериментов на собственной шкуре!
  Вентух о подобных вымученных парадоксах не думал. Он был уверен: если Степан не помнит о вторжениях в ангар, то их и не было, то есть не будет. Значит, опыт уже проведен, или будет проведен как раз перед их приходом. Эх, если бы это было так! Поспеть как раз к свежим результатам.
  
  12.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"