Это случается редко, как когда дождь забывает свой зонт. В полдень город снял капюшон, и Дворцовая вспыхнула: из позолоты Адмиралтейства, из острых стёкол Эрмитажа, из полированных до зеркала ботинок туристов высыпали солнечные зайцы. Сначала трое, потом десяток, потом - стая, такая быстрая, что колокол трамвая звякнул где-то за Невским чистым "ну держитесь".
Зайцы выбежали на гранит и начали своё: перескакивали через швы плит, ставили на фасадах кавычки, водили хороводы по хрустальным часам у кого-то на запястье. Один ловко запрыгнул на латунную табличку, другой - на белый воротник, третий коротко посидел в глазах бронзовой дамы и сделал их на миг живыми. Площади стало щекотно. Памятники, привыкшие к дождевому правописанию, прищурились: дневная пунктуация - дело ответственное.
- Простите, - сказала из тени колонны строгая Тень, в которой обычно обедает ветер, - вы согласованы?
- Мы по факту, - ответил самый шустрый зайчик и махнул солнцу хвостиком. - Сегодня - дневной диалект.
Собака, с железным тире вместо жетона, которая в хорошую погоду дежурит у Эрмитажа, попыталась выстроить зайцев колонной - чтобы не распугивали голубей и серьёзность. Тире блеснуло, как дирижёрская палочка, но зайцы лишь рассмеялись: их не строят, с ними играют.
Тут же из-под арки выехал маленький летний столик "Бюро обменов". За ним шёл знакомый человек с лицом, в котором уютно отражаются чужие окна.
- Правила простые, - объявил он, записывая на листке. - За один блик - два снисхождения. Не прыгать по чужим лицам без согласия. Взаимность приветствуется.
- Взаимность - это когда? - уточнила Тень.
- Когда вы подвинетесь от детской коляски, а они положат на гранит ладони, - пояснил Бюро. - И ещё: зайцам разрешается кататься в мыльных пузырях.
Словно ожидая сигнала, дети у фонтана тут же достали пластиковые палочки и выдули в воздух прозрачных рыб. Зайцы, не удержавшись, попрыгали внутрь. Пузыри полетели - каждый с маленьким солнцем внутри. На секунду площадь стала морем, где никто не тонет.
- А нам что делать? - хмуро спросила бронзовая дама, которой не к лицу радоваться слишком явно.
- Улыбнуться резьбой по губам, - подсказал Бюро. - Всё остальное за вас сделают отражения.
Я стоял в стороне и, как водится, пытался понять, что отсюда переводить. Петербурусский - язык внимания: в нём "потом" значит "в нужный момент", а "среди бела дня" - "сейчас, но мягко". Солнце редко выбирает такую лексику, но если уж выбирает, то щедро.
- Слышь, переводчик, - фыркнула мне Собака, ткнув носом куда-то вверх. - Одного упрямца видишь?
Видел. Один зайчик забрался по барашку света высоко - почти под ангела на вершине. Там он устроился, как на подоконнике, и сделал на небе крошечную запятую. Площадь притихла. Даже тени перестали спорить о правописании.
- Это он ставит паузу, - догадался Бюро. - Чтобы день успел осознать, что он случился.
Дождь, конечно же подтянулся посмотреть, с краю, как вежливый зритель: не мешать, но присутствовать. Он аккуратно подслушал по одной маленькой капле на чьих-то ресницах, вдруг пригодятся к вечеру.
- Хорошо, - понимающе кивнула Тень, отодвигаясь от колясок. - Только не задерживайтесь до шести: у нас в это время семинар по длине.
Зайцы, вдохновлённые официальной добротой, устроили парад. Один пробежал по зеркальной линзе очков у туриста и вернул ему детство. Другой - зашёл на руку музыканта и поймал нужную ноту. Третий легонько толкнул ладонью скромную табличку "выход" в одном проходе - и люди нашли вход. А самый маленький, на правах младшего, спрятался в улыбке у уличного художника - чтобы было смешней.
- А обмен? - напомнил Бюро.
Собака тут же показала пример, подошла к граниту и положила лапу. Рядом легла детская ладошка, рядом - чья-то осторожная взрослая. Зайцы молча уложили в эти отпечатки по тёплой искорке. Площадь запомнила. Вечером, когда вернётся дождь, ему будет что подчеркнуть.
- А нам можно взять немного домой? - спросил кто-то из горожан, явно из тех, кто хранит тишину в коробке из-под печенья.
- Можно, - сказал Бюро и выдал маленькие, как пуговицы, прозрачные кругляши - "Свет на вынос". - Кладёте под взгляд, и он перестаёт быть камерой.
Я тоже взял одну пуговицу. Пришил изнутри к подкладке пальто, рядом с билетом "до дома". На всякий случай. Никогда не знаешь, когда понадобится собственный полдень.
К четырём часам зайцы устали. Полдень обмяк, как кот, который наигрался и теперь готов быть пледом. Зайцы по одному начали возвращаться: кто - в позолоту, кто - в витрины, кто - в карманы, кто - в полированные ботинки (будьте добры, снимайте вечером тряпочкой, не жалейте тепла). Тень, удовлетворённая соблюдением регламента, забрала свои длинные строки обратно, до шести успела, как и обещала.
Трамваи звякнули напоследок "пусть". Собака улеглась на тёплое пятно так, что казалось - прямо на воздухе. Бюро свернуло столик, оставив на граните записку: "Обмен действителен до следующего ясного случая". Дождь, не спеша, подтянул к площади тонкую акварельную вуаль - на случай, если кому-то станет слишком ярко.
А я стоял и думал, что у города прекрасный почерк. В дождь он пишет тушью и тире, в ночь - мягким карандашом пауз, а в такие редкие белые дни - солнечными зайцами. И если посередине дня услышите на Дворцовой едва различимый смех, это не туристы. Это блики договариваются с тенями, как правильно ставить паузы в слове "счастье".