А ты знаешь, что только раз в жизни

выпадает влюблённым день,

когда всё им удаётся?

Е. Шварц, "Обыкновенное чудо"

***

У меня осталось совсем немного времени до того, как я исчезну из этого мира.

Впрочем, после всего, что мне пришлось пережить - цена не так уж высока. Ведь я выкупаю жизни всех, кто умер за меня, и в итоге у этой мрачной истории выходит вполне себе счастливый конец. Да и со мной в конечном счёте всё будет хорошо. Не сказать, правда, что мне легко уходить, но у меня была возможность смириться.

К тому же если рядом тот, кого любишь, всё кажется не таким уж страшным.

Я сижу, чувствуя под ладонями колкий тёплый песок; за спиной шепчется лес, белое солнце, клонясь к горизонту, наливается старым золотом, и прохлада озёрных вод ласкает мои босые ноги.

Он скоро придёт. Не может не прийти.

Жаль только, я далеко не сразу поняла, что он - именно тот, кого я так долго ждала: столько времени потеряли. Его и так-то было немного, времени - со всеми этими безликими тварями, жаждущими твоей крови, и охотами на маньяков...

Да, в такие моменты частенько вспоминаешь, с чего всё началось. Как там говорят - вся жизнь проносится перед глазами?..

А началось всё в тот день, когда мама точно поняла, что умрёт.

И умрёт скоро.

Я ковырялась в саду, пропалывая клубнику, когда услышала голос Эша:

- Лайз, тебя мама зовёт.

Я выпрямилась и оглянулась на брата, который смотрел на меня с деревянной веранды нашего дома. Стянула перепачканные землей тряпичные перчатки и утерла потный лоб тыльной стороной ладони - летний день жарил солнцем, как печка.

- Иду, - по садовой дорожке, выложенной плиткой, мимо кустов черной смородины и крыжовника я прошла к деревянным ступеням веранды. Брат следил за мной льдинками синих глаз, блестящих и темных, как отражение зимнего неба в глубоком колодце. Даже мне порой не верилось, что такие глаза могут принадлежать двенадцатилетнему мальчику. Должно быть, достались от отца из тилвитов*, как и золотые кудри. От отца, которого я не помню, а Эш даже не видел.

(*прим.: один из видов высших фейри, в валлийском фольклоре - 'Веселый народ', златовласые фейри, дружелюбные к людям)

Эш, мой маленький братишка... Я называла его маленьким, потому что была на пять лет старше. Но тогда я уже понимала, что непостижимым образом в свои двенадцать Эш старше и меня, и мамы. Внутренний возраст и делал его глаза такими странными: взгляд старика при детском кукольном личике.

Дом встретил прохладой каменных стен и ледяным холодом дощатого пола. Скинув сандалии в прихожей, рядом с дверью, я сунула ноги в шерстяные тапочки-носки: мы носили их дома даже в летнюю жару, потому что пол никогда не прогревался. Должно быть, из-за подвала. Нет, я была даже рада этому - когда мы жили в одном из высотных домов Динэ, крупнейшего мегаполиса страны, я ненавидела лето. Ненавидела, что, даже настежь распахнув все окна, ты не сделал бы воздух в маленькой квартирке менее густым и жарким. Лучше уж ледяной пол, чем такое.

Нет, конечно, в Динэ у нас был кондиционер - но он не заменит свежего воздуха. Здесь хотя бы всегда есть, чем дышать.

Мама лежала в спальне: тонкие руки вытянуты поверх одеяла, тусклые каштановые волосы разметались по подушке, глаза - серо-сизые, цвета голубиного крыла - лихорадочно поблескивают из-под ресниц. Она слегла сегодня утром, и мы с Эшем сильно беспокоились за неё, хотя недавно ушедший лекарь и заверил нас, что бояться нечего: обычное переутомление, с кем не бывает...

- Лайз, - мама слабо улыбнулась, когда я присела на краешек кровати. - Есть разговор.

- Что такое, мам? - я сложила руки на коленях, совестясь за то, что не успела их помыть.

- Слушай внимательно, Лайз, - мама всё ещё улыбалась, и от этой улыбки в уголках рта у неё вырисовались морщинки. - Я скоро умру.

Тогда я даже не задумалась о том, чтобы поверить её словам.

- Не говори глупости! - фыркнула я. - С чего такие упаднические...

- Лайз, я говорила тебе слушать внимательно, - улыбка исчезла с маминых губ - так же, как парой часов раньше с этих губ исчезли краски жизни. - Я знаю, что скоро умру. И когда это случится, вы должны быть уже далеко отсюда.

Я открыла рот для шутливого ответа - и закрыла.

Потому что вдруг поняла: мама абсолютно серьёзна.

- Этого не может быть, - только и смогла сказать я, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в глупой улыбке. Моя дурацкая особенность - улыбаться, когда на самом деле мне совсем не смешно. Прятать за улыбкой растерянность или недоверие. - Откуда...

- Не спрашивай меня, - мама протянула руку, коснувшись моей ладони кончиками пальцев. - Просто пообещай мне сделать всё, что я скажу. Хорошо?

Мысли лихорадочно кружились в голове - листьями на ветру, снежинками в метель, песчинками в весеннем ручье.

Немыслимо. Глупо. Это какая-то шутка, верно? Этого не может быть, не может, не...

- Лайз, - мама настойчиво сжала мою ладонь в своей, - обещай мне!

Я сглотнула.

И выдохнула:

- Обещаю.

Нет, я так и не поверила её словам. Тогда в моей голове не укладывалось, что мама может умереть.

Но я привыкла её слушаться.

- Хорошо, - глаза мамы посветлели от облегчения. - У вас с Эшем есть два дня на сборы. После чего вы возьмёте мобиль и отправитесь в Фарге.

- Фарге? - перед моими глазами мысленно развернулись карты, которые мы изучали на географии. - Но... туда же через полстраны ехать!

- Вы поедете в Фарге, - непреклонно произнесла мама. - Остановитесь там в доме дедушки.

И бабка, и дед умерли ещё до моего рождения: я знала только, что они жили в Фарге - и умерли там же. Мама оставалась там со мной, пока отец не бросил её; а потом мы уехали в Динэ, и дом, в котором родилась и выросла мама, а позже родилась и подросла я - с тех пор стоял заброшенным.

- Он за городом, в западном квартале, почти у моря, - продолжила мама. - Яблонная улица, дом тринадцать. Ключ я дам.

Лицо её было измученным: резкие черточки морщин отчётливо пересекли лоб, переносицу между бровей, кожу в уголках глаз и губ. Я никогда не задумывалась о том, сколько ей лет - но сейчас мама вдруг показалась мне старой.

От этой мысли всё внутри меня похолодело.

- Вы никому не расскажете о том, что я тебе сказала. И почему вы уехали, - продолжила мама. - Ни страже, ни лекарям - никому. Никто не должен знать, что происходит с вами и что происходило со мной.

- А стража-то тут при чём? И... зачем?! - не выдержала я. - Зачем всё это? Если ты... действительно... почему мы должны уезжать?

- Не спрашивай, - слабо повторила мама. - Просто сделай это. Ты обещала.

Я долго сидела, молча глядя на неё, пытаясь справиться с желанием закричать, заплакать и рассмеяться - одновременно.

Потом встала - и, склонившись к её лицу, коротко поцеловала маму в щёку.

- Хорошо, - мой голос был таким же, как её кожа, сухая и холодная. - Эшу ты сама скажешь?

- Уже сказала. Перед тем, как позвать тебя.

Сказала? И брат так спокойно позвал меня к нашей умирающей матери - обыденным тоном, с обычным отстранённым лицом?

Хотя да, чего я удивляюсь. Это же Эш.

- Прости, Лайз, - мама ласково коснулась ладонью моей щеки. - Так нужно.

Я кивнула, развернулась на пятках и пошла к выходу.

Я не помнила, как вернулась на веранду: только что перед глазами была дверь в мамину комнату, и вдруг уже залитый солнцем сад. Я села на деревянный табурет, рядом с круглым столом, за которым мы всегда ели с первых тёплых весенних деньков и до первых осенних холодов, и уставилась вперёд. Смотря прямо перед собой - и не видя того, на что смотрела.

До сегодняшнего дня мне казалось, что все мы будем жить вечно. И я, и мама, и Эш. Нет, я не думала об этом - в семнадцать лет редко задумываешься о смерти - но это чувство жило где-то внутри меня. Непоколебимая вера в хорошее и в завтрашний день.

И только сегодня, наверное, я впервые допустила для себя мысль, что моя мама - обычная смертная.

Значит, вот как оно бывает? Ты живёшь обычной счастливой жизнью, ходишь в школу, поступаешь в колледж, а потом вдруг раз - и всё закончилось? Просто, внезапно, погожим летним днём, ничем не отличающимся от прочих... нереально.

Нереально. Да. Вот почему я не испытывала ни горя, страха. Потому что ощущала лишь чувство нереальности. Сна, от которого не можешь проснуться.

Зачем? Почему?..

- Она тебе сказала, да? - лицо Эша заслонило собой смутное зеленое пятно сада перед моими глазами: брат опустился на табурет напротив.

Я молча кивнула.

- Как ты думаешь, что случилось? - негромко спросил Эш. Он казался непоколебимо спокойным. Как всегда. Брат редко проявлял свои эмоции: я могла по пальцам пересчитать случаи, когда видела его улыбающимся или плачущим.

- Не знаю. Я не знаю.

- И мы просто послушаемся? Даже зная, что это неправильно?

- Если мама так настаивает, значит, так нужно, - я старалась говорить твёрдо, но голос срывался на беспомощное бормотание. - Может, всё образуется. Завтра она почувствует себя лучше, и нам не придётся уезжать. Или мы уедем, и она выздоровеет, и где-нибудь на полпути к Фарге нас догонит звонок на мой графон*, и мы развернёмся и поедем домой.

(*прим.: сокращение от "голографический телефон")

- Может...

Эш опустил взгляд. Он сидел неподвижно, сцепив ладони в замок на коленях, с бледным, точёным и холодным лицом мраморной статуи... но я знала своего брата. Я встала и обняла его, прижав голову к груди. Потом поцеловала в макушку и прошептала:

- Всё будет хорошо, Эш.

И когда брат обнял меня в ответ, сомкнув тоненькие руки на моей талии, почувствовала, как он судорожно вздрогнул. Эш никогда не любил показывать своих слёз.

Так мы и стояли - двое растерянных детей, сирот при живой матери.

Пока ещё живой.

КОГДА-ТО

Буковый лес шелестит листьями под дождём. Деревья раскидывают широкие ветви над головой, зелень листвы на несколько тонов светлее мха, покрывающего толстые узловатые стволы - а по тропинке под деревьями идёт девушка.

И поёт.

У неё красивый низкий голос с бархатистыми нотками. Он звенит под зелёными сводами леса, разбиваясь эхом в каждой капле дождя. Этот голос ласкает слух и согревает сердце, этот голос манит и зовёт за собой. И уже неважна сама песня, неважен простенький мотив и незатейливые слова - уже самого звучания достаточно, чтобы зачарованно слушать всё, что бы ни было спето. Но девушка не рассчитывает на слушателей: она поёт для себя, не в полный голос, рассеянно глядя под ноги, и видно, что думает она совсем не о песне.

Однако слушатели у неё всё же есть. Вернее, один.

Светловолосый парнишка спрыгивает с ветви бука прямо перед певуньей - спустя пару мгновений после того, как в лесу затихает последний отзвук песни. Девушка испуганно отшатывается, когда он приземляется точно на обе ноги - и поднимается стремительно, изящно и легко; трудно поверить, что он секунду назад спрыгнул с шестиметровой высоты.

- Это было прекрасно, Вэрани́, - говорит он с улыбкой.

Девушка запускает руку в карман и отступает на шаг. Взгляд настороженный, вид напряжённый - как у лани, заметившей хищника, готовой в любой момент сорваться с места и бежать без оглядки:

- Стой, где стоишь!

- Не бойтесь, Вэрани. Я не причиню вам вреда, - юноша склоняется в поклоне; лицом он кажется не старше своей юной собеседницы, но ироничный взгляд и манера держаться набавляют ему лет пять. - Я Коул. Из рода Дри, принадлежащего к Благому двору.

Глаза девушки ширятся - они сизые, как тучи, виднеющиеся в просветах между зелёной листвой:

- Ты... высший фейри? С Эмайн Аблаха*?

(*прим.: "Яблочный остров", кельтское название Авалона)

Коул кивает.

- И что же ты делаешь здесь? - вид у девушки всё ещё настороженный. - На экскурсию выбрался?

- Захотел посмотреть, как живётся в вашей диковинной стране. Земля людей и низших фейри... Харлер, кажется? Так вы её называете? - с губ Коула не сходит улыбка. - А вот что вы делаете здесь? Одна, за городом, в дождливый день?

- Я... просто... выбираюсь сюда периодически, - девушка, явно смутившись, заправляет за ухо прядь каштановых волос. - А другие сюда не ходят, потому что говорят, что здесь есть прореха, через которую можно случайно попасть на Эмайн Аблах.

- В чём-то они правы. Но случайно туда никак не попадёшь, - Коул тихонько смеётся. - А вы не боитесь туда попасть?

- Просто я учусь на мага, так что знаю о прорехах побольше некоторых, - кажется, что девушка немного успокоилась. - А даже если бы не знала - в жизни бы не поверила, что высшие фейри могут кого-то случайно к себе пропустить. Иначе бы люди или какие-нибудь глейстиги* вам бы житья не дали: только бы и делали, что шастали туда-сюда.

(*прим.: один из видов низших фейри, в шотландском фольклоре - наполовину женщины, наполовину козы)

- И зачем же вы выбрались в пустынный лес?

- Подумать. Побыть одной, - девушка резко отворачивается. - И вообще, не твоё дело.

- Чем же я не угодил вам, Вэрани? - голос Коула звучит негромко и мягко.

- Ха! Я знаю многих полукровок, родившихся от таких, как ты, и таких, как я. Сначала вы очаровываете нас, а потом вам наскучивает наш убогий мир, и вы возвращаетесь на свой Эмайн. И лично я не хочу пополнить этот список, - девушка стремительно идёт прочь. - Желаю удачной экскурсии.

Он не делает ничего, чтобы её остановить: просто смотрит, как её фигурка удаляется по тропинке - туда, где над верхушками старых буков виднеются вдалеке небоскрёбы из стекла и бетона, размывающиеся в лёгкой дождливой дымке.

Когда девушка на миг оборачивается, Коула уже нет.

Девушка пожимает плечами и, не сбавляя темпа, идёт к выходу из леса.

Не замечая, как позади неё ритмично пригибается мокрая трава - словно кто-то незримый идёт за ней по пятам.

НЫНЕШНИЕ ДНИ

Я плохо помню остаток того дня: разговор с мамой перебил все остальные воспоминания. Кажется, я ещё повозилась в саду, машинально выполняя привычные действия, пытаясь свыкнуться со странной заторможенностью - сердца и мыслей. И странным ощущением, походившим на то, что оставляет вырванный зуб: я особо не задумывалась о будущем, но просто знала, что оно есть, и что не стоит особо беспокоиться по этому поводу. А теперь оно исчезло, оставив вместо себя болезненную пустоту - и только сейчас я вдруг ощутила, как мне нужно было то, что исчезло.

Потом до поздней ночи сидела и разбиралась в своём шкафу, укладывая чемодан, пытаясь сообразить, что из вещей нужно взять с собой в Фарге. В какой-то момент поняла, что, возможно, беру слишком много - ведь я не знаю, на какой срок мы едем. Так что я решила спросить об этом у мамы, если она не спит.

Конечно, надо было это сделать раньше. Когда я принесла ей ужин, например. Но тогда я не осмелилась спрашивать ни о чём - даже о том, как она себя чувствует. Не осмелилась даже думать о том, что она сказала днём: просто поставила поднос на табурет рядом с кроватью и ушла.

Наверное, тогда я всё ещё надеялась, что наш разговор мне приснился.

Да что там говорить - я до сих пор на это надеюсь.

Я вышла из комнаты и, тихонько скользнув мимо спальни Эша, в которой свет уже не горел, направилась к маминой комнате - и, подойдя к двери, вдруг услышала её голос.

- ...разве так не будет безопаснее?

Я застыла, прислушиваясь.

Кому это мама может звонить в два часа ночи?..

Ответа на её вопрос не последовало - но мама продолжила:

- Что значит "присмотришь"? - казалось, она злится. - Ты - и присмотришь?!

Я нерешительно мялась под дверью, борясь с желанием толкнуть её и посмотреть, кому это мама посреди ночи названивает по графону.

Или кто названивает ей.

- Да, не доверяю! - мама сорвалась на крик. - Всё это - твоя вина! А теперь я должна просто сидеть дома и ждать?! Пока ты... ты... просто...

Не выдержав, я рванула дверную ручку.

Мама стояла у открытого окна. Заслышав скрежет дверного замка, тут же рывком обернулась ко мне: длинную рубашку колышет ветер, волосы лохмами свисают вдоль бледного лица. Ночник, горевший рядом с кроватью, бросал на её лицо странные отблески, ложившиеся под глаза темными пятнами; короткая металлическая трубка графона спокойно лежала на прикроватной тумбе рядом с ним.

Мама никому не звонила? Тогда с кем же...

- Лайза, - её голос резанул холодной сталью, - что ты здесь делаешь?

- Я... - я покосилась на окно. - Я просто хотела спросить, на сколько мы едем. Ну, чтобы знать, какие вещи брать с собой.

За окном никого не было, лишь тихонько шелестели раскидистые кусты сирени: из-за них в маминой комнате никогда не бывало светло. И из-за них же трудно было вообще подойти к маминому окну.

И уж тем более отойти от него - моментально и абсолютно бесшумно.

Телепорт? Невидимость?..

- Я не знаю, когда вы сможете вернуться, - мама ожесточённо захлопнула оконную раму. - Бери на долгий срок.

- Хорошо, - я попятилась. - Спокойной ночи, мам.

Мама провожала меня пристальным, тоскливым взглядом.

Закрыв за собой дверь, я прижалась спиной к стене, пытаясь осмыслить то, что только что слышала.

Я всячески старалась убедить себя в том, что на самом деле в мамином недомогании нет ничего опасного; и в связи с этим мне не очень нравилась мысль о том, что мама могла разговаривать сама с собой.

Нет, моя мама - не сумасшедшая. Не сумасшедшая. И точка.

Но с кем она могла разговаривать, даже если её собеседник действительно существует? Почему он исчез, стоило мне войти в комнату? О чём шла речь, когда она кричала, что это его вина?..

Я тряхнула головой и, бесшумно ступая по паркету, прокралась обратно в свою комнату.

Весь этот день был абсолютно ненормальным.

Будем надеяться, что поутру я проснусь и обнаружу, что всё это мне приснилось.

Я долго брела по тёмному лесу, полному старых скрюченных буков, пока не увидела вдали просвет; тогда я побежала туда - но, как только выскочила из лесной темени навстречу серому свету дня, застыла как вкопанная.

Я стояла на краю круглого котлована - размером с маленький городок. Безжизненного, выжженного: будто что-то взорвалось в самом его центре, и огневая волна уничтожила всё, что раньше было на его месте - и успокоилась, лишь дойдя до того места, где сейчас находилась я.

Щурясь, я всмотрелась в горизонт. По ту сторону котлована угадывались полуразрушенные небоскрёбы, с которых осыпалось стекло, оставив один лишь голый бетон. Развалины города, потихоньку рассыпавшиеся в пыль под сизыми тучами.

Что здесь произошло?

И как я здесь оказалась?..

...и тут я почувствовала взгляд. Будто чьи-то склизкие, липкие пальцы коснулись моего лица.

Я повернула голову вправо, откуда-то зная, куда смотреть - и увидела его.

Можно было бы подумать, что он в классическом чёрном брючном костюме - но тьма этого костюма была абсолютной. Это была сама чернота: изменчивая, вкрадчивая, насыщенная и зыбкая, словно сгусток ночного мрака. Ноги его не касались земли, а лицо...

Это и было главной проблемой.

Вместо лица у него была всё та же непроницаемая чернота, принявшая очертания человеческой головы.

Безликая.

Я попятилась, когда он шагнул ко мне. Вернее, не шагнул - я не заметила движения его ног - но вдруг исчез с того места, где был раньше, чтобы потом возникнуть ближе. Ужас комком свернулся в животе, протянул ледяные щупальца к сердцу, к горлу, прокатился холодной волной от шеи до кончиков пальцев...

Я развернулась - и рванула назад, в лес.

Я бежала, не разбирая дороги, не оглядывалась - но чувствовала, что он идёт за мной. Преследует, не отставая, обжигая спину пристальным взглядом.

Как он может смотреть, если у него нет глаз?..

Вдали вдруг показалось что-то белое. Эта белизна казалась странным противопоставлением той черноте, что наступала мне на пятки. Не задумываясь, я побежала туда - но, немного приблизившись, замерла. Даже несмотря на ту тварь, что - я знала - приближается ко мне сзади.

Это был висельник. Девушка в белом платье, с длинными каштановыми волосами. Она висела спиной ко мне, едва заметно покачиваясь, описывая ногами небольшую дугу.

Я не видела её лица, но в ней было что-то до боли знакомое.

Я вдруг поняла, что эта длинная, до талии, копна прямых волос с аккуратно подравненными кончиками жутко походит на мамину.

И на мою собственную.

Сглотнув, я решилась подойти ближе и заглянуть в её лицо, как вдруг поняла, что не в силах сделать ни шагу: леденящий ужас окатил колючими мурашками, парализовал, сковал по рукам и ногам.

Потому что он был прямо за моей спиной.

Я отчаянно зажмурилась - и тут меня разбудило пронзительное верещание будильника.

Резко распахнув глаза, уставившись в потолок, я кое-как одной рукой нащупала визжащую железяку на тумбочке рядом с кроватью. Нашарила пальцами кнопку, ответственную за выключение, и визг оборвался.

Точно. Совсем забыла про то, что выходные закончились, и сегодня мне на практику. А вот будильник не забыл.

И слава богам, что не забыл.

Приснится же такое...

Повалявшись ещё с минуту, борясь с желанием провалиться обратно в дремоту, я села в постели. Щурясь, окинула взглядом комнату, освещенную мягким, рассеянным светом солнца, просачивающегося через рыжие шторы - в этом свете шёлковые обои на стенах, обычно бледно-жёлтые, казались золотистыми. Тьфу, ну и бардак я вчера устроила! Все ящики комода выдвинуты нараспашку, а мохнатый ковёр, стул и даже рабочий стол завалены вещами.

Я встала, перешагнув через раскрытый чемодан, который вчера оставила рядом с кроватью.

И понимала, что, судя по чемодану, вчерашний день всё-таки мне не приснился.

Умывшись, я вышла на кухню, где Эш сосредоточенно жарил оладушки.

- Давай я, - я попыталась оттеснить его от плиты.

- Тебе некогда, - брат ловко перевернул очередную оладушку деревянной лопаткой. - Скоро выходить.

- Я не пойду никуда сегодня. Хочу побыть с мамой, раз нам скоро уезжать. Нет, я не думаю, что мы больше не увидимся, - торопливо добавила я - не столько для брата, сколько для себя, - но раз мама не знает, когда мы вернёмся...

- Она выходила ко мне час назад. Когда услышала, что я уже встал, - произнёс Эш. - И сказала, чтобы ты не вздумала пропускать практику.

Я остолбенела.

- Кстати, теперь она спит, - добавил брат, щёлкая по кнопкам плиты, настраивая электрические конфорки на нужную температуру. - И я не хотел бы, чтобы ты её будила.

Я сжала кулаки:

- Тебе тоже всё это кажется неправильным и странным?

- Не более странным, чем вчерашнее, - Эш аккуратно и отстранённо переместил готовые оладушки со сковородки на тарелку - и протянул мне мой завтрак. - Держи. Чай я уже отнёс на стол, чтобы остывал.

Вздохнув, я благодарно потрепала брата по голове, приняла тарелку и пошла на веранду. Уже за столом вспомнила, что забыла про кленовый сироп - и досадливо вскинула правую ладонь.

- Кварт эир, - я прикрыла глаза, сосредоточившись, в подробностях представив стеклянную бутылочку на полке в шкафу, - ле до хойль э хорди руд.

Тихий звонкий стук - и, посмотрев на столешницу, я удовлетворённо потянулась за бутылкой сиропа, как по волшебству переместившейся сюда из кухни. Хотя почему "как"? Странная мысль для потомственной магички, уже два года отучившейся в колледже на факультете магических искусств.

По правде говоря, телепортацию - пусть даже мелких объектов - нам ещё не преподавали, но я ещё в старших классах школы начала почитывать мамины учебники, которые остались у неё с универа...

Я пережёвывала оладушки, не чувствуя вкуса.

Зачем отправлять меня на практику, если мама уверена, что завтра мы расстанемся навсегда? И как, Охота меня побери, я объясню в колледже, почему я вдруг срываюсь в другой город, даже не окончив практики, которая мне нужна больше, чем кому-либо? Сказаться больной? А, может, и вовсе ничего не объяснять - просто взять и исчезнуть?..

- Лайза, ты, ленивая задница! Почему ты ещё не поела?!

Я подняла голову: у калитки в наш сад сердито махала руками моя подруга Гвен.

Ладно, потом подумаю обо всём, что сейчас вгоняет меня в ступор.

- Заходи, - крикнула я, торопливо глотнув чаю, поднимаясь из-за стола, - буду через пять минут.

Когда я, наспех одевшись, вернулась на веранду, Гвен скучающе бродила туда-сюда по садовой дорожке, периодически отправляя в рот ягоды с растущих рядом кустов смородины. Утреннее солнце соскальзывало с белого шёлка её волос, золотило бледную кожу длинного, как у лошади, лица, высветляло ореховые глаза до кошачьей желтизны. Каждый её шаг сопровождал шелест длинной юбки и цокот того, что я когда-то приняла за каблучки.

Высокая, стройная, миловидная, в юбке Гвен вполне могла бы сойти за обычную человеческую девушку... но Гвен была глейстигом, а этот народ относился к низшим фейри.

И под юбкой её скрывались оленьи копытца.

Тела низших фейри несовершенны - с точки зрения высших, живущих на Эмайн Аблахе, и людей. Все народы, жившие в Харлере, были помечены каким-либо "уродством", отличительной чертой, которая не казалась странной им самим (Гвен носила длинные юбки не для того, чтобы скрыть копытца, а просто потому, что любила вычурно одеваться), но вызвала бы презрительную усмешку обитателей Эмайна.

И лишь люди казались бледным подобием высших фейри.

Наверное, поэтому златокудрые шутники тилвит теги и благородные дин ши*, периодически выбиравшиеся со своего блаженного Эмайна в наш грешный Харлер, обольщали исключительно человеческих женщин...

(*прим.: один из видов высших фейри, в ирландском фольклоре - героические фейри, легендарные воины, никогда не терпевшие поражения

- Почему так долго сегодня? - укоризненно протянула Гвен, пока я спускалась по деревянным ступеням веранды.

- Проспала, - буркнула я, решив не вдаваться в подробности. - Пошли, а то совсем опоздаем.

Мы вышли с нашего участка - на пустынную асфальтированную улицу меж двумя рядами низких, в один-два этажа, домишек с просторными садиками: и не скажешь даже, что город, а не деревня. Мимо лениво проехал электромобиль, сверкнул солнечной батареей, встроенной в крышу, и устремился к центру города; я проводила его взглядом, и мы с Гвен зашагали в ту же сторону.

- Представляешь, я вчера была в центре и встретила Лизабет, ну, которая Гаст! - затараторила Гвен, мелодично цокая копытцами по асфальту. - И знаешь, с кем она под ручку гуляла? В жизни не угадаешь! С Полом! Лизабет Гаст и Пол, как тебе? Я весной и подумать не могла, что...

Я только кивала. На самом деле Гвен не нуждалась в моих ответах, так что все её вопросы были скорее риторическими; а вставлять свои пять пиней* в поток её нескончаемой болтовни было занятием неблагодарным и бесполезным.

(*прим.: мелкая монетка)

Мы познакомились с Гвен, как только переехали из Динэ сюда, в Мойлейц. Мне тогда было тринадцать, и я неописуемо страдала от расставания со школьными друзьями. Помнится, когда мама объявила о переезде, я долго рыдала, пытаясь заставить её передумать, но мама была неумолима. Причины, почему мы вдруг сорвались из мегаполиса в провинциальный городишко, обменяв квартиру в центре города на нынешний маленький дом, так и остались для меня туманными. Но сейчас я уже не роптала: тихий, живописный, зелёный Мойлейц, где даже в центре дома не превышали пяти этажей, нравился мне куда больше воспоминаний о Динэвском лабиринте стеклянных небоскрёбов.

А вот в тринадцать переезд был для меня настоящей трагедией. Утешить меня смог только брат, с которым мне никогда не было скучно - даже в девять лет он рассуждал порой умнее моих сверстников - и Гвен, которая жила на той же улице и ходила в ту же школу, что и я.

В первый же день меня подсадили к ней за парту. Вначале мне было непривычно сидеть за одной партой с глейстигом: в Динэ мой класс состоял исключительно из людей - мы жили в "людском" квартале, и фейри там встречались редко. Но маленький Мойлейц не мог позволить себе такую роскошь, как разделение школ по расовому признаку, так что я быстро привыкла.

- Я сегодня ужасно спала, - окончив рассуждения про личную жизнь наших однокурсников, вдруг пожаловалась Гвен. - Легла вроде рано, но мне кошмары снились.

- Кошмары? - я хмыкнула, вспомнив свой сегодняшний сон. - Забавно. А о чём?

- Бред какой-то, - подруга дёрнула плечиками, обтянутыми шёлком нежно-зелёного платья: рядом с Гвен я со своими джинсами в обтяжку, футболкой и кедами казалась девчонкой-сорванцом. - Чёрный человек без лица.

Я похолодела.

- Без лица?..

- Да. Бегал за мной по всему дому. Давно так не радовалась будильнику, - Гвен нервно рассмеялась.

- Я тоже, - медленно произнесла я.

Гвен удивлённо вскинула тонкую белую бровь:

- Хочешь сказать...

- Да. Мне тоже он снился.

Гвен пожевала маленькую пухлую губку.

- Что-то Повелитель Кошмаров расшалился, - изрекла она наконец. - Интересно, ещё кому-нибудь этот чёрный человек снился?

Я с сомнением покачала головой.

Сделать так, чтобы одно и то же дурное сновидение приснилось многим людям в одну и ту же ночь, мог только тёмный бог Донн, Повелитель Тьмы и Кошмаров, предводитель Дикой Охоты. Говорили, что он ответственен за все страшные сны - ведь он питается человеческим страхом. Для того он и выезжает каждый год в тёмную ночь Самайна*, пересекая весь Харлер на вороном коне, а за ним, визжа и воя, следует Дикая Охота: огромные чёрные псы-оборотни, мстительные духи и уродливые, злые, страшные человекоподобные твари, которых в других странах называли демонами, а в Харлере - фоморами. В эту ночь клятвопреступникам, ленивцам и порочным людям лучше было не выходить из домов: узрев их, бог Донн велел бы Охоте порвать их на части. Впрочем, в Самайн даже вполне добропорядочные люди предпочитали не гулять по улицам - мало ли что. Так что все сидели по домам, смотрели страшные фильмы и рассказывали друг другу жуткие истории. Зачем? Чтобы бог Донн собрал свой урожай. Поделившись с ним страхом в эту ночь, избежишь ужасов и тревог в будущем году; а не поделишься - тёмный бог всё равно своё возьмёт, только постепенно, весь год до следующего Самайна изводя тебя беспочвенными страхами и жуткими снами...

(*прим.: кельтский праздник, позже трансформировавшийся в Хэллоуин; отмечался в ночь с 31 октября на 1 ноября)

А ещё в тёмную ночь Самайна лучше было не спать. Потому что всем, кто засыпал, всегда снились кошмары, и всегда - одни и те же.

- Не знаю, - наконец задумчиво откликнулась я. - Надо будет у Эша спросить.

Ещё одна странная странность. И на этот раз не только странная, но и страшная.

Что происходит?..

Мы дошли до оживлённого перекрёстка, где на светофоре как раз загорелся зелёный. Удачно - не пришлось перебегать на красный, а то мы с Гвен частенько этим занимались. Пройдя по переходу мимо ряда скучающе жужжащих мобилей, мы оказались в длинном зелёном скверике, который вёл прямиком к нашему колледжу; редкие прохожие торопились по своим делам, листья клёнов бросали на асфальт пятиконечные звёздные тени.

С тринадцати лет мы встречались с Гвен утром возле моей калитки, чтобы идти в школу вместе; а два года спустя поступили в один и тот же Центральный Мойлейцовский Колледж, на один и тот же факультет - магических искусств. Оба пройденных курса закончили на восьмёрки и девятки - ничего ниже - и заслуженно гордились парой десяток. А в этом году добились, чтобы на летнюю практику нас распределили к мастеру Тинтрэ, который вёл у нас курс преобразования энергии. Учитывая, что я хотела пойти по маминым стопам и заниматься созданием боевых артефактов - это был мой любимый предмет.

А теперь мне придётся бросить долгожданную практику после первой же недели. Блеск.

- Ладно, забудем, - сказала Гвен, когда мы приблизились к трёхэтажному зданию колледжа, облицованному белой штукатуркой; жестяная крыша под полуденным солнцем сияла так, что было больно глазам. - В конце концов, это просто сон.

Я только кивнула, поднимаясь по широкому мраморному крыльцу к двустворчатым дверям, подле которых курили старшекурсники, у которых ещё не закончились экзамены.

По правде сказать, я не была согласна с её словами. Если уж на то пошло, я даже не была уверена, согласна ли со своими словами сама Гвен.

Но, с другой стороны - что нам оставалось делать?

- ...игральные кости в качестве боевых артефактов безусловно хороши, несмотря на малую энергоёмкость. Всё лучше карт, - заложив большие пальцы в карманы шёлкового жилета, мастер Тинтрэ прохаживался между партами, наблюдая за нашими мучениями. - С картами работать проще всего, но они возмутительно невместительные. Конечно, лучше драгоценных камней ещё ничего не придумали: их мы будем изучать уже этой осенью... самые мощные и функциональные боевые артефакты. "Пустой" камень служит прекрасным резервуаром для энергии любого типа. Вы можете обратить его в источник чистой магической силы, на тот случай, если вам не хватает собственной - принцип работы тот же, что с кристаллами, которые мы осваивали в первом семестре. Или поместить в него любое заклинание, включая проклятие, вытянутое из человека. А для активации скрытых заклятий не нужно слов: достаточно лишь броска, удара или соприкосновения с живым объектом - зависит во многом от свойств того, что заключено внутри, но и сам создатель артефакта...

Я украдкой подняла глаза. Совсем ещё не старый - едва ли за тридцать - мастер мог показаться седым, но на самом деле кудри его были серебристо-белыми: видимо, подарок предка из дин ши. Глаза скрывали затемнённые очки с маленькими круглыми стёклами, придававшие бледному худому лицу непроницаемость секретного агента. Жара вынудила мастера сменить обычный строгий костюм на светлые брюки и хлопковую рубашку, но даже лето не заставило его отказаться от жилетки.

Отерев пот со лба - в аудитории было жарковато - я вновь склонилась над своей костью: самый обычный игральный кубик с шестью гранями, помеченными нужным количеством чёрных точек.

- ...впрочем, возвращаясь к костям. Принцип атаки тот же, что и с картами - с одним нюансом: для активации заклятия, скрытого в карте, достаточно кинуть её в противника. Соответственно, самая большая трудность - достать из колоды ту, что вам нужна. Для этого мы прибегаем к элементарному Призыву, произнеся название карты на Сущей Речи. Но в костях скрывается не одно заклятие - и ни одно из них не сработает, если вы не назовёте номер грани, к которому привязано интересующее вас заклинание. Даже при ударе об объект. А потому...

Я повернула кубик так, чтобы сверху оказалась грань с четырьмя точками, и сжала его в кулаке. Сосредоточилась, стараясь не слушать тихое бормотание однокурсников, доносившееся со всех сторон.

- Ашке гам орт, - с первым же словом на моей руке, от предплечья до кончиков пальцев, проявились светящиеся извилистые линии магической печати, - ле форнайт аэр...

Кубик в моей ладони запылал жарким белым сиянием, пробившимся даже сквозь плотно сомкнутые пальцы; а я видела перед внутренним взором потоки силы, текущие сквозь мою руку, сплетающиеся в рунные символы, навеки врезающиеся в грань кубика.

Где-то сбоку послышался треск, потом - вскрик и искристое шипение. Воздух наполнил запах гари, но я лишь закрыла глаза: не отвлекаться. Контроль, ежесекундный контроль. Постоянно регулировать количество силы, вливаемой в кубик. Иначе последствия могут быть катастрофическими.

- ....блинджед мо наймджэ, абхэ ар мо хосэндж!

Я мысленно замкнула рунный рисунок и ощутила, как остывает кубик в моей руке. Только тогда я открыла глаза, разжала ладонь и удовлетворённо опустила кость на парту.

- Четвёртое есть, - я повернулась к Гвен, фиксирующей мои действия в графон. - Сколько у нас осталось времени?

- Десять минут. Пятую уже не успеем, - подруга сосредоточенно смотрела в широкий голографический экран, мерцавший над серебристой трубочкой её графона, лежащего на парте; пальцы Гвен ловко бегали по проекции клавиатуры.

Родись мы полувеком раньше, пришлось бы таскать с собой на учёбу тяжеленные ноутбуки: мама рассказывала, что они больше килограмма весили. Это сейчас хорошо - и средство связи, и персональный компьютер, слитые воедино в одной маленькой металлической штучке, способной проецировать голограммы.

А ведь когда-то студентам вообще вручную писать приходилось...

- Ладно, тогда завтра придётся тебе продолжить, - сказала я - прежде, чем сообразила, что завтра меня в Мойлейце уже не будет.

Так, не думать об этом. Потому что я так и не придумала, как объясню своё исчезновение, вернувшись в город осенью - если мне вообще суждено вернуться.

Если бы мама рассказала, в чём дело...

Я покосилась за соседнюю парту: там сидела пара баньши* с кафедры теоретической магии, сокрушённо взиравших на обгорелые осколки своего кубика, раскиданные по столешнице. Понятно - вложили слишком много силы за раз. Для этого мастер перед началом урока и велел нам надеть защитные очки, напоминавшие маски для подводного плавания; а то отлетит осколок кости в глаз, и пиши пропало.

(*прим.: один из видов низших фейри, в ирландском фольклоре - дух женщины, предвестник смерти)

- Мэсс Дэй, - вдруг произнёс мастер из-за моего плеча, - позвольте взглянуть?

Гвен заметно занервничала. Я послушно взяла кубик двумя пальцами и передала учителю.

Мастер повертел кость в руке; на руке его тоже вспыхнули линии магической печати, скрывавшиеся под длинным рукавом рубашки. В отличие от моей, сплетавшейся из мягких округлых завитков, его печать составляли отрывистые угловатые линии; и светилась она зеленоватым сиянием, а не жемчужно-белым.

Говорят, что печать отражает характер мага - но, глядя на мастера Тинтрэ, я никогда бы не сказала, что в его характере есть острые углы. А вот моя вполне соответствовала этому утверждению: в два года, когда печать впервые проявилась, выдав во мне юного мага, она состояла из веселеньких жизнерадостных спиралей... но с возрастом рисунок менялся, расправляясь из крутых завитков в длинные, плавно изгибающиеся линии, напоминавшие стебли вьюнка.

Хорошо хоть, что печать проявляется, только когда колдуешь: не хотелось бы мне, чтобы она торчала на руке эдакой татуировкой, позволяя каждому встречному делать выводы о твоём характере.

- Четвёрка ослепляет, - комментировал мастер, медленно проворачивая кубик в пальцах; вся аудитория следила за ним, затаив дыхание, - тройка парализует, двойка создаёт морок, а единица... барьер? - хмыкнув, мастер кинул кость обратно на парту. - И почему же барьер, мэсс Дэй? Вы же в курсе насчёт радиуса действия этого заклинания. Во всяком случае, зачёт по нему сдали на девятку.

- Я подумала, что, если кинуть четыре кости по разные стороны от себя, активировав барьер на всех, то можно создать абсолютную защиту, - пожала плечами я. - Это будет быстрее и эффективнее, чем тратить силы на создание щитовой сферы такого размера... учитывая, что лично моих сил всё равно не хватит на то, чтобы долго её поддерживать.

- Четыре кости, значит, - мастер удовлетворённо почесал подбородок. - А у вас творческий подход, мэсс Дэй. - Он окинул аудиторию насмешливым взглядом. - Всем бы здесь такой.

Под завистливыми взглядами окружающих Гвен надулась от гордости. Я же только потупилась.

В течение двух лет мы изучали самые разные заклятия, но теперь задание было куда интереснее: вложить эти заклинания вот в этот самый кубик, зачаровав все шесть его граней. И оставить эти заклятия дремать там - до того момента, пока не понадобится активировать их, просто достав кубик из кармана, назвав нужную цифру и бросив кость в противника. В итоге получалось что-то вроде магических пуль.

Откровенно говоря, для истинного боевого мага мой потенциал был слабоват: и силёнок маловато, и скорость реакции так себе. А вот тихо сидеть за партой, сплетая магические формулы, неторопливо преобразовывая разлитую в воздухе магическую энергию в нечто большее - это мне было по душе.

Потому я и хотела создавать боевые артефакты.

С тем, чтобы использовал их кто-то другой.

- Что ж, на сегодня время вышло. Упаковывайте кости в контейнер... если есть, что упаковывать, - добавил мастер. - Завтра продолжите работу, поменявшись местами.

Гвен торжествующе щёлкнула на графоне кнопку дезактивации, и экран с клавиатурой, замерцав, истаяли в воздухе.

Пока подруга складывала вещи, я возвратила кубик в небольшую, с ладонь, пластиковую коробочку, аккуратно подписанную маркером "Элайза Дэй, Гвен Хайлин": там уже лежала одна готовая кость и две, которые ещё предстояло зачаровать. Отстояв небольшую очередь из приунывших студентов, отнесла контейнер на учительский стол. Мастер, завидев меня, одобрительно кивнул; я улыбнулась в ответ. На текущем курсе я явно была у него любимчиком - вполне заслуженно. Сегодня, к примеру, больше никто не добился таких же успехов, как мы с Гвен: почти две готовые кости, когда остальные только успели испортить по одной, а то и по парочке!

Правда, любимчики учителей редко пользуются любовью однокурсников - но я уже привыкла к недовольным взглядам в свою сторону. Всё равно я так и не сдружилась ни с кем на курсе: не хотела участвовать ни в общих пьянках по случаю какого-нибудь экзамена, ни в общекурсовых субботних походах в бар. Вот Гвен иногда туда захаживала, а я...

Никогда не любила толпу. Лучше уж дома посидеть, почитать, а потом обсудить прочитанное с Эшем. Или в одиночестве побродить по городу - случалось у меня иногда такое настроение.

Следом за Эшем я вспомнила о маме - и, разом перестав улыбаться, поспешно отвернулась; чувство вины, страх и тревога снова заскребли душу острыми коготками.

Что скажет мастер Тинтрэ, когда его любимая ученица не придёт на его урок - ни завтра, ни на следующей неделе?..

- Неплохо, а? - воодушевлённо прокомментировала Гвен, когда вы вышли из аудитории, пропустив вперёд всех остальных, спешивших в столовую. - Это мы так в среду вообще освободимся, пока остальные ещё будут ковыряться! Может, мастер нам и тренировочный бой тогда раньше устроит?

- Это вряд ли, - уныло ответила я, сворачивая к лестнице.

- Эй, ты чего такая кислая? - Гвен бодро цокала копытцами по гранитным ступеням. - Дома чего случилось?

- Просто настроение плохое. Из-за сна этого, - соврала я, машинально ведя рукой по стене, выкрашенной мерзкой розовой краской, чувствуя кончиками пальцев все неровности штукатурки.

- Да забудь ты! Мало ли чего приснится. Как будто в Самайн никогда не засыпала, - пожала плечами Гвен. - Помнишь, что Повелитель Кошмаров в этом году учудил, когда мы с тобой за фильмом задрыхли?

- Такое вряд ли забудешь, - буркнула я. - Когда у тебя червяки лезут из рук и начинают пожирать твои пальцы... Но сейчас-то не Самайн!

- А как будто ему кто помешает не в Самайн пошалить! Может, в этом году мы ему недостаточно страха скормили, вот он и выехал за добавкой. Тем более Лугнасад* скоро, - Гвен решительно толкнула стеклянную дверь под табличкой "выход"; шагнув на улицу, я сощурилась, пряча глаза за ресницами от яркого света. - Хорошо хоть всю Дикую Охоту из потустороннего мира не вытащил!

(*прим.: кельтский языческий праздник начала жатвы и осени, отмечался 1-го августа)

- Упаси боги, - быстро скрестив пальцы в оберегающем жесте, я вывернула руку ладонью наружу.

- То-то и оно, - кивнула Гвен. - Сейчас к тебе?

- Лучше к тебе, - быстро ответила я, вспомнив бардак в своей комнате. - Только я сегодня ненадолго.

- А что так?

- Дела есть.

- Ну как хочешь, - Гвен только вздохнула, доставая графон; над короткой серебристой трубочкой немедленно всплыл и замерцал голографический экран - в этот раз небольшой, с ладошку. - Тогда напишу маме, что ты у нас обедаешь.

Сейчас подруга уже привыкла к тому, что мне иногда нужно побыть одной; когда мы только познакомились, помнится, в ответ на такое заявление она обиженно поджимала губки, считая, что надоедает мне. По правде говоря, такое действительно частенько случалось - пока я не научилась "дозировать" Гвен. Каждый день, небольшими порциями, до учёбы и пару часов после. Передозировка грозит хронической усталостью и ушами, увядшими от болтовни.

Мы неторопливо шли по кленовому скверу, приближаясь к перекрёстку, за которым начинались жилые кварталы; Гвен сосредоточенно тыкала пальчиками в экран графона, набивая сообщение на электронную почту. Хорошо, что колледж находился не в самом центре - Мойлейц хоть и маленький городок, однако от нашего дома до центра далеко не двадцать минут.

Асфальт пустой дороги купался в прозрачном горячем мареве: три часа, разгар жары. Видимо, все водители мобилей предпочли пока остаться дома. На светофоре нам горел зелёный, но он уже начинал тревожно мерцать.

- Перебежим? - нетерпеливо поинтересовалась Гвен, убирая графон в сумку, даже не дожидаясь, пока исчезнет экран.

- Давай, - я сорвалась с места, устремившись к пешеходной "зебре".

Мы вприпрыжку ворвались на дорогу в тот миг, когда зелёный сменился красным.

А потом я вдруг поняла, что по ту сторону перехода стоит он.

Следующие мгновения тянулись для меня бесконечно долго.

Вот я смотрю на безликую тьму, зависшую в паре сантиметров над землёй, явившуюся из моего кошмара.

Вот кожу обжигает мерзкое ощущение от его безглазого взгляда, устремлённого прямо на меня.

Вот по телу прокатывается знакомая ледяная волна, сковывающая беспомощным ужасом по рукам и ногам, заставляющая застыть на месте.

Вот я вижу, как Гвен медленно, странно медленно убегает вперёд, навстречу ему, оставляя меня за спиной, и я хочу крикнуть ей "стой", позвать на помощь, сделать хоть что-то - но мой язык отнялся, как и моё тело.

А потом я вдруг слышу где-то сбоку истошный визг тормозов.

Я поворачиваю голову, со странно замороженным интересом наблюдая за мобилем, наезжающим прямо на меня. Я вижу бледное, перекошенное лицо водителя, наверное, отчаянно отдавливающего педаль тормоза - и тут понимаю, что капот от моего тела отделяет всего лишь десяток сантиметров.

Я осознаю, что сейчас умру.

И зажмуриваюсь.

...а потом чувствую, как что-то железными тисками обхватывает мою талию, резким, болезненным рывком оттаскивает назад...

...и тут время потекло с прежней скоростью.

Жадно вдохнув - до этого я забывала дышать - я открыла глаза. Проводила взглядом одинокий мобиль, который проехал ещё метров двадцать, прежде чем затормозить. Посмотрела на другую сторону дороги, где стояла Гвен: мертвенно-бледная, прижавшая ладони ко рту, не сводящая с меня взгляда, полного ужаса. Поняла, что чёрный кошмар бесследно исчез - и опустила взгляд, с удивлением разглядев чужие руки, сомкнутые на моей талии.

Разжавшиеся в тот же миг, как я их заметила.

Я обернулась.

Первым, что я заметила, были его глаза: тёплый блеск аметиста, весенняя сирень и фиалковый свет заката. Потом я добавила к картинке юное белокожее лицо, аристократично удлинённое, с тяжёлым подбородком и точёным носом, и серебро взъерошенных, странно стриженых волос: непослушные прямые пряди спереди падают на лицо, доставая до губ, а сзади - отпущены чуть ли не ниже лопаток. Ещё немного погодя - белоснежную рубашку навыпуск, тёмные бриджи и босые ноги.

А потом я осознала, что без этого странного молодого человека я уже была бы кучей мяса и переломанных костей, пачкающей кровью дорогу.

- Вы... - голос почему-то был хриплым; мысли в голове путались, слова отказывались идти на язык, - я...

Он отступил на шаг: лицо его ничего не выражало.

- Будь осторожна, - вдруг проговорил он, и в голосе его слышалась странная, тоскливая нежность.

А потом исчез - будто кто-то в один миг сменил картинку кленовой аллеи, где он был, на точно такую же, только без него.

Я остолбенела.

- Лайза! - Гвен, рыдая, сзади кинулась мне на шею. - Боги, я так испугалась! Сначала гонят, как сумасшедшие, а потом...

- Ты видела его?

- Кого?

- Парня, который меня спас!

- Конечно, видела. Только что тут стоял, - Гвен недоумённо огляделась вокруг. - А куда он делся?

- Значит, не померещился, - я обхватила голову руками. - А этого... чёрного... из сна... видела?

По взгляду, которым Гвен уставилась на меня, я поняла - не видела.

- Забудь, - я закусила губу. На всякий случай ещё раз огляделась кругом, осознав, что злополучного мобиля уже нет на месте остановки - видимо, решил не разбираться с сумасшедшей девицей, застывшей столбом посреди дороги - но уже знала, что моего спасителя нигде нет. - Пойдём.

- Лайза, ты в порядке?

- В полном, - я решительно развернулась обратно к светофору, на котором красный свет уже мерцал в преддверии зелёного. - Просто из-за жары голова закружилась.

Когда мы вновь зашагали по "зебре" - неторопливо, предварительно удостоверившись в том, что на горизонте действительно не видно ни одного мобиля - я думала о том, что эта уже третья странная странность за последние сутки.

И что нужно что-то с этим делать - потому что четвёртой, судя по всему, я могу не пережить.

- Привет, тыковка! Привет, Лайза, - заворковала тётя Лэйн, стоило нам перешагнуть порог дома Гвен; чмокнула меня в щёку и нежно взъерошила белобрысую макушку дочери. - Рада, что ты сегодня к нам заглянула! Скорей обедать, пока горячее!

- Здравствуйте! Спасибо, - я прошла вперёд по коридору, не разуваясь: в доме глейстигов, вовсе не носивших обуви, это было ни к чему. В который раз восхитилась бежево-зелёным тонам и натуральным материалам, придававшим антуражу оттенок "домика в деревне": мшистый ковролин, смягчавший стук копыт, дерево, бумажные обои. Повсюду стояли цветы в горшках: глейстиги даже в помещении предпочитали быть ближе к природе. И шкафы с бумажными книгами...

Да уж, это тебе не наша динэвская квартира, где даже обои были голографическими.

Наш нынешний дом нравится мне куда больше, но до скромной обители Гвен ему всё равно далеко...

- Ну, как прошёл день, девочки? - с широкой улыбкой спросила тётя Лэйн, накладывая мне побольше овощного салата.

Мы с Гвен переглянулись, прежде чем усесться за большой круглый стол.

- Нормально, - наконец пожала плечами Гвен.

- Как-то это "нормально" прозвучало не совсем нормально, - усомнилась тётя Лэйн, вытаскивая из духовки блюдо с зелёной фасолью, запечённой под сыром в сливочном соусе. В отличие от Гвен, она носила короткие шортики, так что оленьи ножки представали во всей красе: стройные, изящные, покрытые бархатистой шёрсткой цвета корицы. Такие же, как у Гвен. Мать и дочь вообще были похожи, как два древесных листа: когда я впервые увидела снимок тёти Лэйн в молодости, я подумала, что фотографировали Гвен.

Я тоже очень походила на маму. Даже причёску носила такую же, как она. В отличие от Эша, я не унаследовала ни единой отцовской черты.

И я была этому искренне рада.

- Просто урок был сложный, - солгала Гвен - с такой же лёгкостью, с какой я солгала ей днём.

- Даже летом детям отдохнуть не дают, - вздохнула тётя Лэйн, наваливая мне щедрую порцию. - Хватит, Лайз?

- Ещё бы! Да я объемся.

- Ешь, ешь! А то худенькая - тростиночка прямо. Да и Гвен туда же, - тётя Лэйн умилённо смотрела, как мы едим.

Я хотела возразить, что на одних овощах сильно не разъешься - все глейстиги убеждённые вегетарианцы - но промолчала.

Зазвонил графон, лежавший на кухонном подоконнике, и тётя Лэйн быстро процокала к окну.

- Папа звонит, - радостно возвестила она, вызвав голографический экранчик. - Вы ешьте, я сейчас...

И вышла из кухни, предоставив нам опустошать тарелки в тишине и покое.

- Доедай быстрее, - минутой позже нетерпеливо бросила Гвен, уже управившаяся со своей порцией. - И пошли ко мне.

Так, ясно. Явно не терпится что-то со мной обсудить. А я-то думала, что она по дороге до дома была подозрительно тихая?

- Да я уже, - быстро закинув в себя оставшиеся ложки салата, я поднялась из-за стола. - Пойдём.

Мы вышли из кухни, ступая по коридору, заставленному фикусами вдоль стен - за одной из дверей слышалось весёлое щебетание тёти Лэйн. Гвен решительно дёрнула ручку двери в свою комнату и пропустила меня вперёд.

Я вступила в королевство красного, розового и плюшевых зверей.

По правде говоря, подобная инфантильность больше подходила Гвен, когда ей было тринадцать - но с тех пор здесь ничего не поменялось. Игрушки смотрели на меня с подоконника, с полок секретера, с книжного шкафа и со шкафа: лупоглазые котята, плюшевые зайцы и, конечно же, медведи. Один восседал на полу, рядом с кроватью под сетчатым балдахином: огромный, выше моего роста. К нему и направилась Гвен, усевшаяся прямо на полу - длинная юбка раскинулась по ковру широким шёлковым кругом, отливающим красками летнего леса - воспользовавшись медведем, как креслом.

Комната с её алыми обоями и ковром цвета карбункула словно бросала вызов умиротворённым зелёным краскам остального убранства дома.

- А теперь рассказывай, - вдруг требовательно заявила Гвен.

- Что рассказывать? - я, оторопев, упала в кресло рядом с секретером.

- Да про этого парня! Это твой отец, так?

Наверное, полминуты я просто тупо смотрела на неё - а потом расхохоталась.

Никогда бы не подумала, что подруге подобная ерунда в голову придёт!

- Что? - Гвен явно обиделась.

- Мой отец - тилвит тег, - наконец успокоившись, выдохнула я. - Могла бы вспомнить, какого цвета волосы у Эша. А у этого шевелюра серебряная, если ты заметила. Значит, дин ши.

- Гм, - пробурчала Гвен; её явно расстроил провал блестящей теории, которую она успела себе нафантазировать. - Тогда, может, он знакомый твоего отца?

- Да при чём тут вообще мой отец! - я ощутила, как к горлу подкатывает удушливая волна раздражения.

- Ну как же! Он рассказал о тебе кому-то, а его знакомый переместился в Харлер, нашёл тебя и присматривал за тобой!

- Хорошая сказочка, - горькая улыбка сковала спазмом щёки. - Только не думаю, что он вообще про меня помнит. Кто я для него? Одна из детей одной из его смертных дурочек, которых он когда-то обольстил, - я раздражённо подпёрла рукой подбородок. - Он сам меня бросил - так с чего теперь будет обо мне вспоминать и заботиться?

Гвен пожевала губами воздух.

- А как они познакомились? - спросила она потом. - Ну, твои родители?

Я застонала. Вот пристала-то!

- Мама гуляла по лесу рядом с городом, где она выросла, и вдруг встретила... его, - последнее слово поневоле выплюнулось, как ругательство. - Он сходу начал маму обрабатывать. А она вроде поначалу попыталась его отшить, да только не получилось, - я откинулась на спинку кресла. - Они же знают, как очаровывать...

И удержалась от того, чтобы добавить "скоты". Подумала, что в присутствии Гвен это может быть бестактно.

У Харлера, обителью людей и низших фейри, с Эмайн Аблахом, обителью фейри высших, издавна были сложные отношения. Вернее сказать - никакие. Причина была проста: хотя Харлер и Эмайн разделяла лишь десятикилометровая полоска морской воды, это были не разные страны, а разные миры. В них даже время текло по-разному; а какие могут быть деловые отношения с государством, которое живёт в другом временном измерении?

Некоторые счастливчики, сплававшие на Эмайн и вернувшиеся оттуда сутки спустя, утверждали, что они пробыли у высших фейри несколько месяцев. Другие уплывали из Харлера, оставляя своих детей лежащими в колыбели, гостили на Эмайне всего денёк - и возвращались сотню лет спустя, когда у их отпрысков уже появлялись собственные правнуки.

Невозможно было вычислить правила или законы временных соотношений двух миров. Их просто не было. И все эти поучительные истории нам рассказывали в школе, сводя их к одному - сидите дома, дети, и не дёргайтесь. Пусть даже Эмайн Аблах по отзывам всех путешественников представал благословенным краем, где нет ни смерти, ни болезней, ни бедности, ни горестей... но они всё врали, конечно же.

Только, видимо, маленьким тилвитам и дин ши рассказывали другие сказки. Потому что они то и дело появлялись в Харлере - забавы ради. А потом уходили обратно - зачастую утаскивая с собой человеческих девушек. Не спрашивая, хотят они того или нет.

Впрочем, похищения девушек всё же случались реже, чем полюбовное сожительство. В Харлере обитала куча людей, в жилах которых текла кровь высших фейри. Ни тилвиты, ни дин ши не находили ничего зазорного в том, чтобы прожить пару-тройку лет с понравившейся девицей, даже детишек от неё завести... пока та не наскучит. А потом взять и исчезнуть, вернувшись на свой Эмайн. И детей забрать с собой, если успели полюбить. А если нет - бросить вместе с матерью.

К примеру, тот мерзавец, от чьего семени мне не повезло родиться, прожил с мамой больше пяти лет. И даже, по её словам, охотно тетешкался со мной - пел колыбельные и всё такое. Только это не помешало ему в конце концов затосковать по родине и бросить как меня, так и маму, беременную вторым его ребёнком...

Да, я ненавидела своего отца. Пусть и не помнила его.

И поэтому мне не хотелось думать, что парень, который меня спас, может иметь с ним хоть что-то общее.

Хотя мне вообще не хотелось думать о ком-либо из этих сахарных фей, надутых собственной гордыней.

- Нет, твой случай всё-таки романтичнее, - подумав, резюмировала Гвен. - Спасение из-под колёс мобиля...

- При чём тут романтика? - я почувствовала жаркую волну, прилившую к щекам, и тряхнула головой, рассердившись на саму себя. - Вообще он наверняка просто мимо проходил, и больше я его в жизни не увижу.

- И тебя это совсем не огорчает?

- Нет! - рявкнула я в ответ на её хитрый прищур. Глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. - Может, хватит обсасывать то, что произошло? Давай лучше займёмся тем, ради чего мы сюда пришли.

Гвен потянулась к своей сумке с явным разочарованием.

- На какой серии мы остановились? - вздохнула она, положив графон на пол перед собой.

Я сползла с кровати и села на полу рядом с подругой, облокотившись на медвежью лапу:

- Семнадцатая, кажется.

Графон развернул над собой большой голографический экран, и Гвен тыкнула кончиком пальца в иконку сетевого браузера.

Первым открылся новостной сайт. Никогда не понимала страсти Гвен к подобным вещам: я лично предпочитала вообще не читать новости. Ничего хорошего в них всё равно не писали. Вот и сейчас - первый же заголовок, на который упал мой взгляд, гласил "Убийца по кличке Ликорис снова в деле!". Мелкие буквы ниже услужливо поясняли, что в Динэ найден изуродованный труп молодой девушки, пропавшей два месяца назад, и это уже шестое подобное убийство за два года...

- И дался тебе этот сериал, - проворчала подруга, наконец сменив тошнотворный сайт на вкладку с красноречивой подписью "Лучшие фильмы онлайн", - когда у тебя в реальной жизни такое произошло, что любой сериал отдыхает!

Я промолчала.

Да, со вчерашнего дня в моей жизни творится такое, что любой сериал и правда отдыхает.

Именно поэтому я хотела хотя бы на пару часов забыть об этом.

Папа Гвен, как всегда, вошёл в комнату на самом интересном месте.

- Привет, Лайза! Привет... - он осёкся.

Пальчик Гвен метнулся к экрану, и сладострастные стоны тут же стихли.

- Привет, пап, - невинно произнесла подруга, сворачивая браузер.

- Что вы смотрите?! - дядя Ахайр, он же глава семейства Хайлин, возмущённо переступил с ноги на ногу, громко топнув копытами по порогу.

- "Изгнанника". Сериал такой, - охотно пояснила Гвен. - Про дин ши, который странствует по Харлеру времён средних веков и охотится на порождений Дикой Охоты.

- Здравствуйте! Там вообще всё прилично, - быстро сказала я. - Просто герой... он тут нашёл свою возлюбленную, которую потерял в прошлом сезоне, и... в общем, вы вошли как раз, когда...

- Почему-то, как я не войду, у вас на экране то убивают кого-то, то насилуют, - хмыкнул дядя Ахайр.

- Сериал такой, - пожала плечами Гвен. - Показывает средние века и деяния тёмных сил без прикрас.

- Смотри, вот закрою тебе доступ к сети, и будут вам сериалы, - шутливо потряс пальцем дядя Ахайр, прежде чем закрыть дверь.

- Вечно он грозится, - Гвен закатила глаза к потолку. - Ясно же, что ничего не закроет, но погрозить-то надо...

Я промолчала.

Я не знала, как бы вела себя, если бы у меня был отец, которому не нравились фильмы, что я смотрю - но реакция Гвен почему-то меня раздражала.

- Ну что, досматриваем? - прощебетала Гвен, как ни в чём не бывало.

- На самом деле мне домой пора, - от этой мысли в груди заворочался склизкий холодный ком тревоги и страха.

- А чего так рано?!

- Я маме обещала. Помочь. С делом одним, - я резко поднялась с пола. - Я же предупреждала, что зайду ненадолго.

- Ясно, - Гвен, приуныв, повернула графон к себе и принялась закрывать вкладки браузера. - Ладно, пойдём, я тебя...

И вдруг замерла.

- Боги, - прошептала она, - как же я не вспомнила...

- Что?

- Та тварь, которая снилась мне и тебе! - подруга возбуждённо взялась за края экрана - и развернула его в мою сторону. - Это же Дюнетэни!

Я нагнулась, пригляделась - и вздрогнула.

Статья была озаглавлена "Дюнетэни - воплощение кромешной тьмы!". Сразу под заголовком располагалась картинка худощавого мужчины в деловом костюме: чёрный пиджак, белая рубашка, галстук-бабочка.

И абсолютное гладкое, без единой черты лицо.

- У меня вкладка про него, наверное, уже месяц висит, - продолжила Гвен, глядя на меня снизу вверх, - двоюродная сестра кинула ссылку! Его зовут Кромешным Человеком, или просто Кромешником. Говорят, эта тварь - порождение Дикой Охоты, она охотится на детей и подростков, и за последние пару лет её видели по всему Харлеру!

- Он что, фомор какой-то? - я всмотрелась в картинку.

- Никто не знает, - голос Гвен зловеще понизился. - Только говорят, что вместо рук у него щупальца, живёт он в лесу и забирает детей, которые ушли гулять без спроса.

Я качнула головой, уже успев взять себя в руки.

Если в первый миг рисунок и правда меня напугал, то, присмотревшись, я нашла не слишком много сходства с героем моего кошмара: у этого существа лысая голова была пепельно-серой, с какими-то язвами и чуть ли не следами гниения на том месте, где у него должно было располагаться лицо. Да и костюм выглядел вполне обыденно - такие продают в любом магазине вечерней одежды.

- Не очень-то он похож, - я выпрямилась и покачала головой. - Тот, который мне снился... он весь был из мрака. Ни рубашки, ни пиджака, ни бабочки не разглядеть. Да и голова была чёрной. И щупалец я не заметила.

- Ну да, мой тоже, - неохотно кивнула подруга. - Но подумаешь, какие-то мелкие детали! Вдруг это одна из его ипостасей?

- Гвен, ты хоть видела, на каком сайте это опубликовано? Это же "Сказки не на ночь". Один из самых известных сайтов страшилок. Здесь куча народа пишет всякие небылицы вроде клоунов-убийц, восставших из могилы, и гигантских ящерообразных пауков, - я хмыкнула. - Если бы этот Кромешник-Дюнетэни вдруг правда объявился и реально похищал детей, уверена, об этом трубили бы во всех новостях. Да и на уроках духоведения нам бы не преминули рассказать о том, что в учебники пора вносить изменения. Так что я уж скорее поверю в то, что Повелитель Кошмаров выехал в Харлер сверхурочно, чем в какого-то сетевого монстра.

- Ладно, может, ты и права, - Гвен свернула экран графона, кинула его на кровать и наконец поднялась с пола. - Поищу что-нибудь на других сайтах на всякий пожарный... Я тебя провожу.

Из комнаты выходили в молчании; проходя мимо арки в столовую, я увидела темноволосую макушку дяди Ахайра - он ужинал, сосредоточенно пережёвывая фасоль под умилённым взором супруги.

- До свидания, - попрощалась я, с тоской думая, что в следующий раз приду в этот дом не скоро.

- А, уже уходишь? - встрепенулась тётя Лэйн. - Что так?

- Да так, дела есть.

- Ну ладно. Заходи, - мама Гвен широко улыбнулась - вместе с мужем, ради прощания со мной даже оторвавшего взгляд от тарелки.

- Ага, - я быстро отвернулась.

Мне было совестно глядеть в их длинные добродушные лица.

- Ну что, завтра в полдень? - спросила Гвен, открыв мне входную дверь.

- Да, - с грустью соврала я.

- Ладно, тогда до завтра, - Гвен обняла меня. - И не хандри! А то ты весь день какая-то пришибленная.

- Угу, - я, сглотнув, крепко обняла подругу в ответ. - Постараюсь.

Закрыла глаза, разорвала объятия и, резко отвернувшись, шагнула вперёд, на крыльцо. И, шагая по садовой дорожке, не оборачивалась - ни до того, как услышала стук захлопнутой двери, ни после. Уходя прочь от низкого бревенчатого дома с камышовой кровлей, словно сошедшего со страниц старинных легенд; от тепла и уюта, на какие-то пару часов заставивших меня забыть и о маме, и о безликой тьме, и о том, что ждёт меня завтра.

Да, Гвен страшная болтушка. А ещё иногда она даже мне кажется глупенькой и наивной. Но, наверное, только сейчас я поняла, как мне дорога была наша дружба. И ужины в её доме, с её замечательной мамой и строгим, но приветливым отцом.

Я искренне надеялась, что Гвен не сильно обидится на меня за моё исчезновение. Хотя не знаю, как я ей это объясню, когда вернусь.

Проблема в том, что пока я и сама не знаю, в чём дело.

Я вдохнула жаркий золотистый воздух, окрашенный солнцем, уже клонившимся к верхушкам невысоких яблонь в садах - и, оглядевшись по сторонам, перебежала дорогу, поспешив к дому.

Когда я открыла калитку, Эш сидел на веранде, уткнувшись в свой графон. Читает что-то. Типичное состояние для моего брата.

- Ты уже собрался? - спросила я, взбегая по деревянным ступенькам.

- Ещё ночью, - Эш не отрывал взгляда от экрана. - А тебе бы не мешало поторопиться.

- Уже бегу. Как мама?

- Без изменений, - в голосе Эша выразительности было не больше, чем в мраморной глыбе. - Она почти весь день притворяется спящей. Даже не ела.

- Притворяется? Зачем?

- Мне и самому было бы интересно узнать. Но я предположил, что она по каким-то причинам не хочет со мной разговаривать.

- Ладно, пойду посмотрю, как она, - я уже взялась за дверную ручку, когда вдруг вспомнила кое-что и обернулась. - Эш, тебе сегодня ночью кошмары не снились?

И тут брат резко вскинул голову.

- Чёрный человек без лица? - уточнил он.

А вот это было внезапно.

Склизкий холодный ком в груди снова дал о себе знать.

- Он и Гвен снился, - я сжала дверную ручку до боли в ногтях. - Что же это?..

- Не знаю. Но предполагать, что он не связан с нашим неожиданным бегством, глупо, - спокойно ответил Эш, вновь опуская голову к экрану графона. - К сожалению.

Какое-то время я смотрела, как он читает - хладнокровно, невозмутимо, будто ничего не случилось. Потом резко провернула ручку и вошла в дом.

На то, чтобы скинуть кеды и дойти до маминой комнаты, у меня ушло не больше минуты.

- Мам! - я решительно толкнула дверь.

Солнечный луч, пробиравшийся в комнату сквозь щель между закрытыми шторами, рассекал окружающий полумрак узкой золотой полосой. Мама лежала в кровати, отвернувшись к стене.

Опять притворяется спящей?

- Мам, - я стремительно подошла ближе и протянула руку, чтобы потрясти её за плечо, - я знаю, ты...

Мама повернулась так быстро, словно ждала этого момента весь день. Я замерла - и все слова замерли у меня на губах, когда я увидела её красные, опухшие, безнадёжно заплаканные глаза.

- Лайза, - выдохнула она. - Ты вернулась.

Я в растерянности присела на край кровати - и мама, сев в постели, порывисто обняла меня. Так крепко, будто цеплялась за собственную жизнь.

- Мам, - я растерянно сомкнула руки вокруг её талии, - мам, чего ты...

- Я так боялась, - она всхлипнула, и ощущение полной беспомощности лишало меня дара речи. - Так боялась, что ты... всё-таки...

Я молчала, словно парализованная.

В последний раз мы сидели вот так, в обнимку, когда у меня воспалилось ухо полгода назад. Оно разболелось посреди ночи, когда звонить лекарям было уже поздно - без опасности для жизни ни один не откликнулся бы на наш вызов. Мама дала мне обезболивающее, но оно не спешило помогать: боль была невыносимой, настолько невыносимой, что не давала заснуть. Обычно я довольно стоически переношу неприятные ощущения, а тут в конце концов расплакалась. Тогда мама обняла меня - так же, как сейчас - а я плакала у неё на плече, и она легонько укачивала меня, словно мне снова семь, и я реву, рассадив коленку. Потом она сказала мне ложиться - и сидела рядом, одной рукой сжимая мою ладонь, а другой поглаживая меня по волосам, пока лекарство наконец не подействовала и я не уснула.

Мама всегда защищала меня. Поддерживала. Утешала, когда я плакала. Это я была слабой, а она - тем, кто может оберегать.

А теперь мы вдруг поменялись местами.

Это выбивало последние опоры из-под моих ног.

- Мам, - прошептала я, - что происходит? Скажи мне, я... - нет, не плакать, только не плакать! - я... просто... чёрный человек...

Она резко отстранилась, держа меня за плечи.

- Ты видела его? Человека без лица?

На щеках у неё виднелись мокрые дорожки - но в глазах ни следа слёз. Будто их и не было.

Нет, всё-таки сильная здесь совсем не я.

- Во сне. И Эш тоже, и Гвен! И...

- Гвен? - мамины глаза расширились, явив полопавшиеся сосуды во всей красе. - А она-то тут при чём?

- А при чём тут мы? - голос невольно сорвался на высокие, беспомощные нотки. - Мам, он... я чуть под мобиль из-за него не попала! Он охотится за нами? Что он такое? Что ты о нём знаешь?

- Мобиль, значит, - мама кивнула со странным удовлетворением. - Понятно. Он тебя спас? Этот дин ши?

- Он... - я замерла. - Откуда ты знаешь?

Мама вытерла щёки тыльной стороной ладони. Потом снова взяла меня за плечи, глядя мне в глаза мягко и пристально.

- Я хотела бы сказать тебе, Лайз. Всё рассказать, с начала и до конца. И рассказала бы, если б только могла. И тебе, и Эшу, - она судорожно, в два приёма вздохнула, не отводя взгляда, и крепче стиснула мои предплечья. - Но это знание опасно. Оно убивает того, кто его носит. Ты узнаёшь правду - и тебя поражает проклятие, которое медленно высасывает из тебя жизнь. И от него не спастись никакими чарами, никакими защитными заклятиями. Ни от него, ни от этой чёрной твари. Ты понимаешь?

Я только моргнула.

И вдруг поняла.

- Ты... из-за этого? - почему-то хрипло спросила я. - Из-за того, что знаешь... знаешь, что происходит?

Мама медленно кивнула.

Какое-то время мы просто смотрели друг на друга.

А потом я накрыла ладонью мамину руку на моём плече - и прикрыла глаза.

Вся магия основывается на преобразовании энергии - но чтобы что-то преобразовать, вначале нужно это увидеть. И понять. А то, что я пыталась сделать сейчас, очень походило на работу с картами или с костью: нужно просто забыть о том, что находится в твоей руке - или сидит рядом с тобой на кровати. И увидеть не камень и не человеческое тело, а сгусток энергии, плещущейся в нём.

На уроках "Работы с энергией живых организмов" (главный предмет для любого будущего целителя) я редко получала что-либо выше восьмёрки: просканировать такую сложную вещь, как живой источник силы - хотя мы пока работали только с мышами - у меня каждый раз выходило с трудом. Но сейчас...

Я обязана была убедиться.

Наверное, с минуту я только хмурилась и стискивали зубы от досады - пока наконец руку не согрело живое тепло чужой энергии, а перед закрытыми глазами не вспыхнула долгожданная картинка: золотистые очертания маминого тела.

Любая болезнь видится острым, лихорадочным сиянием - особенно в области того органа, что поражён ею больше всего. Любое проклятие похоже на паутину, облепившую человека снаружи: плотная сеть чёрной, враждебной, чужеродной энергии. Но мама...

Она просто угасала. Блеклое, тускнеющее золото - человека, который на ровном месте потерял большую часть своих жизненных сил. Уже потерял - и продолжает терять. И не было болезни, которую можно вылечить, или проклятия, которое можно ликвидировать - а то и просто вытянуть из человека, переместив в подходящий пустующий резервуар типа драгоценного камня...

Моя рука безвольно опустилась, и картинка пропала.

Что же это?..

- Иди и собери свой чемодан, - наконец произнесла мама, тихо и деликатно. - Вы должны уехать на рассвете. Там, в Фарге, вы будете в безопасности. А потом давайте поужинаем. Все вместе. Хорошо?

"В последний раз", добавила она между строк.

Этого не было сказано вслух, но не требовалось особого ума, чтобы это понять.

- Хорошо, - я чувствовала, как дрожат судорожно сжатые губы, как жжёт глаза и мучительно сдавливает горло. Отстранилась и встала, всё ещё не решаясь разомкнуть веки.

Не плакать. Только не плакать. Я должна быть такой же сильной, как она.

Мама должна знать, что я тоже смогу быть тем, кто оберегает. И брата, и саму себя.

Я глубоко вдохнула и отвернулась. Открыла глаза. Вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Прошла к себе, прислонилась спиной к стене - и сползла на пол, кусая руки, тихонечко скуля, чтобы не рыдать во весь голос.

В ту минуту я впервые осознала, что никакого маминого звонка на графон, который на полдороге в Фарге позволит нам развернуться и поехать домой, не будет.

Как и каких-либо её звонков.

Никогда.

Когда я закрыла крышку чемодана и застегнула её на "молнию", за окном уже густели летние сумерки.

Да, порядком я провозилась. Сами вещи собрались быстро - а вот чтобы успокоиться и приступить к сборам, времени потребовалось немало.

Встав с колен, я вышла из комнаты. В коридоре пахло чем-то вкусным, пряным, с оттенком розмарина. Я заинтересованно принюхалась - и, ориентируясь по запаху, вышла на кухню.

Когда я смотрела, как мама готовит, мне всегда казалось, что она танцует. Вот и сейчас: шаг до шкафчика со специями, привстать на цыпочки, опуститься, вернуться назад. Изящно приподнять руки, крутя мельничку с приправами. Поклон - вернуть противень с мясом в духовку. Выпрямиться. И всё - под тихую, едва различимую песню, которую мама мурлыкала себе под нос. Всегда одну и ту же.

- Нет, не зови, - в который раз услышала я, - не зови за собой...

Странно: кровь фейри текла во мне, но изысканность каждого, самого обыденного движения, присущая обитателям Эмайн Аблаха, скорее была свойственна маме.

Неудивительно, что отец когда-то ею увлёкся.

- Закончила? - заметив меня, спросила мама. Даже жаль, что ради такого пустяка прервала песню.

Она причесалась и оделась, сменив ночную рубашку на вельветовые штаны и лёгкую кофту; странно, но сейчас она выглядела почти нормально, лишь немного бледной.

Сердце, тронутое надеждой, встрепенулось в груди встревоженной птицей.

Может, всё-таки ещё обойдётся?..

- Ага, - я кивнула.

- Тогда иди и отнеси чемодан в мобиль. Эш со своим уже разобрался, - мама помешала что-то, кипящее в алюминиевой кастрюльке. - Заодно сорви немножко укропа для картошки.

- Хорошо, - я послушно побрела обратно в комнату, подхватила чемодан за выдвижную ручку - и вскоре колёсики застучали по полу, пересчитывая стыки между деревянными досками паркета.

Сняв ключи от мобиля с крючка рядом со входом, я направилась к двери в гараж. Включила свет, заблестевший на глянцевом капоте сапфирными отблесками. Скромный семейный электромобиль джинсового цвета: пять мест, просторный багажник и солнечная батарея во всю крышу. Кто-то вставил провод зарядника в гнездо над передним колесом, мигавшее зелёным световым индикатором. Эш? Наверняка. Что ж, правильно: хоть мы и поедем при свете дня, когда достаточно солнечной батареи, лучше зарядиться заранее.

Щёлкнув по кнопке, я отключила сигнализацию, нежно тренькнувшую в ответ, и повезла чемодан к багажнику, где уложила его рядом с Эшевским. Хлопнула крышкой, отряхнула руки и, повторно щёлкнув по кнопке на ключе, закрыла мобиль. Поразмыслив, переключила рычажок рядом с гаражными воротами, и стальная створка медленно поползла вверх: лень было возвращаться в дом. Лучше нарву укропа, а потом вернусь в гараж и закрою его.

Пригнувшись, я шагнула вперёд ещё до того, как ворота открылись полностью.

Сиреневые сумерки ласкали кожу бархатом тёплого ветра. Густое небо казалось вышитым россыпью белого бисера. Сад ярко освещали низкие фонарики на солнечных батарейках, зарядившиеся за день. Пахло остывающим асфальтом и душистым табаком.

Я глубоко вдохнула, успокаиваясь, впитывая ароматы летнего вечера. Самого обычного. Хотя нет - чуть красивее и прозрачнее обычного. По узкой, выложенной плиткой дорожке направилась к грядкам с зеленью; приблизилась к трём раскидистым яблоням, баюкавшим в листве недозревшие плоды - и вдруг с удивлением увидела, что вдалеке, у калитки в наш сад, кто-то стоит.

А, приглядевшись, удивилась ещё больше.

Белые огни уличных фонарей странным образом высветляли шевелюры Гвен и её матери, зато тёмные кудри дяди Ахайра казались ещё темнее.

- Гвен? Тётя Лэйн? - крикнула я, озадаченно выбираясь из-под яблонь на дорожку, ведущую от веранды к калитке. - Что вы...

Они не двинулись с места, и я осеклась.

Все трое стояли, не шевелясь, глядя на освещённые окна нашего дома. Казалось, меня даже не заметили.

И было в этом что-то очень странное.

Поколебавшись, я пошла вперёд, к калитке, щурясь, всматриваясь в их лица. Мне не было страшно. Мне хотелось понять...

...сначала я почувствовала. Тот же склизкий холод на своей коже, тот же липкий холод, сковывающий по рукам и ногам.

А потом уже увидела.

Глаза. Ни белков, ни радужек - сплошная чернота. Будто между веками у них колебался тёмный туман.

И я знала эту черноту.

Я попятилась в тот же миг, как Гвен - вернее, то, что управляло ею - сунула узкую ладонь в щель между досками калитки.

Калитка запиралась на щеколду. И, к сожалению, Гвен давно знала, где она находится и как её открыть.

Рывком отвернувшись, я побежала в дом.

Пять ступеней веранды были преодолены одним бешеным прыжком.

- Мама! - закричала я, дрожащими руками запирая замки. - Эш!

- Лайза? - донёсся до меня мамин голос с кухни. - Что случилось?

- Там... там... Гвен...

Аппетитный запах маминой стряпни теперь казался почти насмешкой.

Мама вышла в коридор одновременно с тем, как дверь сотряс удар - от которого по толстому дереву пробежала трещина.

Это какая же сила должна быть, чтобы...

- Бери Эша и идите в гараж. Уезжайте, - мамино лицо было спокойным и сосредоточенным; в левой руке она держала колоду карт. - Я их задержу.

- Что?!

- Мы никуда без тебя не поедем, - отрезал Эш, за миг до того выбежавший из своей комнаты. И как только успел сориентироваться в ситуации?

- Поедете. Мне всё равно не жить, - мама подошла ближе к двери, одним решительным движением задвинув меня за спину. - И я не хочу, чтобы вы тратили время на напрасные попытки меня спасти.

Второй удар вывернул дверь вместе с косяком.

Гвен шла первой. Лицо спокойное, бесстрастное, отрешённое. Ни злобной гримасы, ни искажённых ненавистью черт. Если бы она закрыла глаза, я бы ни за что не признала, что это не моя подруга.

Её родители наступали следом. Медленно, неотвратимо. Копыта цокали по паркету в ровном ритме секундной стрелки.

- Ридер кхорн, - ровно проговорила мама.

Одна карта, вырвавшись из колоды, прыгнула ей в правую ладонь; зажав картонный прямоугольник двумя пальцами, средним и указательным, мама кинула его в незваных гостей, точно дротик. Карта полыхнула фиолетовым сиянием и исчезла - зато Гвен упёрлась в мерцающую прозрачную стену, возникшую вдруг посреди коридора.

- Лайза, я приказываю тебе, - мама повернула голову - лицо её горело лихорадочным огнём, - бери брата и беги!

Не-Гвен стояла в узком коридоре, упёршись лбом в барьер: чёрные глаза смотрели вперёд, не моргая. Её родители держались сзади, точно жуткая свита.

Когда они вдруг исчезли, чтобы возникнуть вновь в шаге от мамы - совсем как чёрная тварь из моего кошмара - мама едва успела вытащить из колоды следующую карту. Та вспыхнула красным, глейстиги рухнули на пол, как подкошенные - и тут же стали подниматься: белую кожу их заливала кровь, хлынувшая из носа.

Я не знала, как чёрная тварь заставляла их обходить мамины заклятия, но это явно давалось им непросто.

- Лайза, беги, кому сказала! - мамин голос сорвался на крик.

- Я...

- Лайза, - голос за спиной - с нотками стали в бархатной глубине - показался смутно знакомым. - Бери брата и беги. Пожалуйста.

Я оглянулась.

Глаза цвета сирени...

- Бегите, - дин ши шагнул вперёд, к маме, оставляя меня смотреть в его взъерошенный серебряный затылок. - Вместе с детьми. Их задержу я.

Глейстиги уже поднялись: стояли на месте, глядя на пришельца. Их лица по-прежнему ничего не выражали, но мне показалось, что чёрная тварь пришла в замешательство.

- Лучше детей увези. Сами они не уйдут, - мама выхватила ещё одну карту из колоды. - Я всё равно труп, ты знаешь это лучше меня.

- Вы...

- Лайза. Эш, - она почти рычала. - Забери их!

Он промолчал.

В следующий миг он уже снова был рядом: одной рукой обхватил меня за талию, другой схватил Эша за руку - и поволок нас к двери в гараж.

- Нет! - я брыкалась, но бесполезно - меня держали мёртвой хваткой. - Мама!

Последнее, что я видела, прежде чем дверь в гараж захлопнулась сама собой - как мама кидает нам вслед карту, горящую зелёным пламенем. Из-под дверного косяка пробилось изумрудное сияние, и стены дома содрогнулись.

Нерушимая Печать. Теперь никто не войдёт в дом, запечатанный маминым заклятием, и не выйдет из него. Включая её саму.

Но гаража с его открытыми воротами, судя по всему, это не касалось.

- Дай-ка, - дин ши легко разжал мой правый кулак - оказывается, я всё ещё сжимала в нём ключ от мобиля. Отключил сигнализацию и открыл переднюю дверцу. - Эш, ты ведь умеешь водить.

Тот молча кивнул, безропотно наблюдая, как пришелец бесцеремонно усаживает меня на сидение. Меня трясло, но я уже не сопротивлялась: понимала, что всё равно бесполезно.

Мы маме уже не поможем. Никак. Даже если очень захотим.

Потому что эта Печать не зря называлась Нерушимой.

- Сможешь увезти Лайзу?

Секундное промедление. Потом - ещё один кивок.

- Вперёд, - дин ши кинул ключ брату. - А я постараюсь помочь вашей матери. Только быстрее, ладно?

Эш без слов побежал к водительской двери.

Когда мы выехали из гаража - задним ходом, прямо к деревянным воротам в сад, не тратя время на то, чтобы их открыть - я смотрела вперёд, перед собой: какое-то время дин ши ещё наблюдал за нами из гаражного полумрака, а потом снова исчез.

Снеся ворота, Эш круто вывернул руль, развернул мобиль - и рванул вперёд, по пустынной дороге из города, мимо домов с мирно горящими окнами.

Какое-то время я смотрела в зеркальце заднего вида на улицу, освещённую фонарями, и дом, остающийся позади. Яркая подсветка сенсорной панели рядом с рулём расплывалась в горячем мареве, заволочившем глаза. Странно - кроме слёз, ничего. Ни боли, ни страха. Странное состояние замёрзших чувств.

Когда сам дом уже скрылся из виду, я всё-таки не выдержала и оглянулась.

А миг спустя где-то над нашим садом вдруг беззвучно взметнулось огромное облако дыма и синего огня.