- Когда-то я мог купить весь этаж. Да, что этаж?! Весь этот подъезд мог купить, и ещё пенсию выплачивать жильцам ежемесячно! - не моргнув светло-голубым глазом, врёт белобрысый Жора Бакланов. - А теперь лифт не работает... И всё потому, что какие-то уроды спёрли электромотор! Конечно, я могу купить этот долбаный мотор. Только, где гарантия, что его опять не украдут?!
Этот монолог повторяется каждый раз, когда врач Антон Капустин, поднявшись к Жоре пешком под самую крышу, сетует на то, что лифт застрял, и, кажется, наглухо между одиннадцатым и двенадцатым этажами.
Они знакомы около пяти лет, а на лифте Антон всего-то ездил дважды. Зато он помнит колоритную надпись в кабине лифта, выполненную чёрным фломастером: "Жора - ты засранец!"
Бакланов непременно встречает Капустина в тельняшке, плавках и босиком, и, пока врач здоровается с его собакой, несколько минут возится на кухне: звенит посудой, гремит крышкой ведра, журчит водой. То ли ритуал такой, а может в шкафчике спрятано?
У Жоры не то чтобы запои... Скорее, это невроз навязчивых состояний, явившийся результатом длительных состязаний с Бахусом. Ведь в любом виде спорта так: для того, чтобы достичь результата, необходимы годы упорных тренировок.
У врача с пациентом почти приятельские отношения. Когда Бакланов не вызывает Капустина месяца три, тот начинает понимать, что чего-то не хватает в жизни. Когда дёргает каждую неделю - чертыхается. Ведь эти частые забеги на двенадцатый этаж сильно утомляют.
Каждой встрече предшествует телефонный звонок.
- Доктор, я могу сегодня надеяться?
- Безусловно.
- Расценки у вас прежние?
- Разумеется.
- Благодарен, заранее...
Чаще всего Жора откуда-нибудь приезжает. От родственников, с рыбалки или похода за грибами. В этот раз возвратился с охоты.
- Ходили на медведя...
- И не жалко?
- Кого? Медведя?! Этот зверюга двух коров в деревне задрал. Так чего его жалеть?
- Всё равно, разумная тварь... Я бы не смог.
- Подстрелили трёх глухарей. Во-от такие! От пятнадцати до семнадцати кило. Каждый! Моя собака целый месяц питалась одной глухарятиной. Исключительно, только глухарятиной!
Странно... Капустин был у Жоры неделю назад, но о глухарях не прозвучало ни полслова.
- А на медведя решили не ходить... Всего-то у нас на троих была одна пуля и дробь - мелочёвка.
Капустин вздрагивает, затем на некоторое время задумывается, пытаясь сопоставить значения первой и последней фразы: "Ходили на медведя. А на медведя решили не ходить". Получается какая-то бредятина. Однако в рассказах Жоры ничего не происходит просто так. Впрочем, как и во всяких записках охотника.
- Грибов не было вообще. Я нашёл единственный белый. Только срезал его, как из кустов: Р-р-р..."
- Неужели глухарь? - удивляется Антон.
- Какой глухарь?! Медведь, метра два в полный рост. Он, правда, так и не поднялся, остался сидеть. А у меня только один нож и никакого ружья...
- И как же тогда...
- Всё обошлось. Каждый пошёл своею дорогой.
- А поезд пошёл своей...
- Чего?
- Это я так, про себя...
Жора трудится мясником. Уже более двадцати лет. Хотя, всем говорит, что когда-то закончил в консерватории факультет военных дирижёров.
Пока Капустин налаживает капельницу, Жора помалкивает, с некоторой тревогой посматривая, то на систему, то на банку с физиологическим раствором.
Процесс проникновения иглы в вену переносит с мужественной гримасой. Удостоверившись, что жидкость капает ровно и без пузырьков воздуха, свободной рукой тянется к пульту телевизора.
В наставниках у юного военного дирижёра Жоры был старый мясник Егорыч.
Рабочий день начинался так. В восемь утра Жора мчался в дежурный гастроном, где брал четыре бутылки "Столичной", две буханки чёрного ржаного хлеба и полкило масла. Затем разрезал каждую буханку на четыре части, клал на отдельный ломоть кусок масла, а сверху шмат сырой говядины. Крошил на них лук, чеснок, перец. Минут через двадцать, Егорыч, закончив рубку мяса, объявлял перерыв:
- Жорка! Неси, что ли, сынок, угощение.
Дирижёр бежал к холодильнику, откупоривал бутылку водки, наливал полный гранёный стакан и подносил с бутербродом мастеру. Тот не спеша выпивал, затем, медленно закусывал, съедая бутерброд полностью. После этого учил Жору жизни. Через два часа опять:
- Жорка!
И картина повторялась в точности - медленно выпивал, не торопясь, закусывал, обстоятельно учил подмастерье жизни. После этого шли работать.
В течение рабочего дня наставник выпивал восемь стаканов водки, съедал восемь мясницких бутербродов, восемь раз учил Жору жизни, и разрубал около трёх тонн мяса. Интересно, что ни разу не был уличён в пьянстве.
- Глаза только блестят и рожа красная, как знамя! Прожил он 93 года, а до восьмидесяти двух лет мясо рубил и ещё имел дело с бабами...
Жора, конечно, не чета Егорычу. Натура всё же более утончённая. А если принять во внимание консерваторское прошлое - склонная к хандре. Егорыч всю жизнь прожил с одной женой и родил троих сыновей. У Жоры было четыре жены, которые производили на свет одних девочек. Эти девочки разбежались теперь по всему земному шару и, недавно в Австралии, родился очередной внук Жоры.
- Имя дали ему какое-то левое - Сидней. Вот и будет этот Сидней сиднем теперь сидеть в своей говённой Австралии!
- Пожалуй, надо было назвать его - Мельбурн...
- Звонят как-то: "Папа, ты, часом, не смог бы выслать нам тысячу баксов?"
Ни фига себе?! Да я раньше мог две тысячи выслать. Да, что две? Пять тысяч мог бы! А теперь - не могу.
Несколько лет Жора живёт бобылём, а последнюю гражданскую жену называет соседкой.
- Она - бывшая актриса, но сейчас работает в театре портнихой... "Хозяин тайги" смотрел? Она там играла повариху... ну, ту повариху, что с Высоцким была?
Глядя на соседку, Капустин пытается воссоздать в воображении образ поварихи, но у него ничего не получается.
- Ох, и поквасили мы тогда с Высоцким! Я в его квартире потом две недели на диване спал. Золотухин приходил и этот... лохматый с бородою...
- Богдан Хмельницкий?
- Ну...
Недавно Капустин с повышенным вниманием смотрел фильм "Хозяин тайги". В роли поварихи - актриса Пырьева. Она ещё играла Грушеньку в "Братьях Карамазовых". Если соседка - это актриса Пырьева, то кто же тогда Жора? Ричард Бах? Барон Мюнхгаузен? Жюль Верн?
Год назад в комнате Жоры появились сервант "Горка" и выдвигающаяся вперёд софа какой-то пугающей цыганской расцветки. Доставка мебели на двенадцатый этаж при неработающем лифте не обошлась, как принято говорить, без падения тел за сценой.
Вначале Жора всячески помогал грузчикам. До второго этажа. Затем стал изображать из себя собственника. Запыхавшиеся грузчики втащили мебель в квартиру и потребовали доплаты.
Жора попытался объяснить, что номер этажа и отсутствие грузового лифта он указал ещё в момент оформления квитанции. А сейчас, извините, могу предложить лишь по рюмке : полбутылки ещё оставалось в холодильнике...
Но грузчики - ни в какую: мол, надо было указать в квитанции отсутствие вообще какого бы то ни было лифта, поэтому гони ещё стольник, хозяин, иначе мебель вышвырнем в окно.
Дошло до мордобоя. И, если бы не Жорина шотландская овчарка Земфира, порвавшая одному из грузчиков портки на заднице, то дело кончилось бы совсем плохо. А так - всё обошлось. Мебель находится там, где ей и положено. На софе лежит Жора под капельницей, в серванте соседствуют декоративный пластмассовый рог и стандартная пивная кружка, а в книжном шкафу Борису Акунину строит глазки Александра Маринина.
По многочисленным каналам телевизора мелькают латиноамериканские женщины. "Чёрно-бурые жазИ" - называет их Жора.
Наконец Крутой Уокер вышибает кому-то ногою челюсть. Ещё через мгновение его широкополая ковбойская шляпа заполняет пространство всей комнаты.
- Ха! Чак Норрис... - загадочно улыбнувшись, констатирует Жора Бакланов. - Неделю назад заходит ко мне народный артист Вася Кравко... А я уже мяса нарубил, и стою за прилавком.
- Привет, Жора!
- Здорово, Вася.
- Свининки для шашлыка нам сделаешь?
- Какие могут быть разговоры... А рядом с Васькой крепкий такой мужик в кепке. Где-то я его видел? Стоит, молчит...
- Кто это с тобою? - спрашиваю Ваську.
- Чак Норрис.
- Не звезди?!
- Зуб даю.
Пригляделся... Точно, Чак Норрис. Пригласил их в подсобку. Туда-сюда, выпили, закусили. Чак берёт в руки топор: "Можно попробовать?"
- Валяй... Порубил немного и говорит: "Тяжёлая у вас работа".
- По-английски говорит? - интересуется Антон Капустин.
- Ну. А Васька добавляет: "Это не работа. Это - искусство!"
- "Этъо - искъюсство!" - повторяет Чак. - Потом звонит моя дочь из Вашингтона: "Папа, нам Чак Норрис привет от тебя передавал! Мы ему вначале не поверили..."
Капустин вообще ничего уже не понимает и раздражённо переспрашивает Жору:
- Как же это так: Чак Норрис от тебя привет передавал?! Он же в подсобке мясо рубил в тот момент!
- Моя старшая в Вашингтоне сейчас. Когда мы с Чаком прощались, я его попросил: "Слушай, Чак, позвони моей дочери в Вашингтон, скажи, что от меня, ей приятно будет. Вот Чак и позвонил...
Гражданская жена-соседка плохо выглядит. Надсадный кашель и нездоровый цвет лица выдают в ней лёгочную больную. Как-то Капустин сказал Жоре:
- У неё неблагополучно с лёгкими. Надо бы показаться пульмонологу...
Теперь Жора один во всей квартире. Соседка находится в стационаре, поскольку, если верить ему, одинокому дирижёру, "туберкулёз, он и в Африке - туберкулёз".
Приходили из санэпидемстанции и напрягали Жору в отношении ремонта квартиры. А он им в ответ:
- Да я раньше мог весь этот дом отремонтировать! Да, что дом... Весь квартал! И вам ещё денег дать. А сейчас, извините, на водку-то почти не хватает.
На дворе стоит пожилой "москвич" какого-то кальсонного цвета. На заднем стекле надпись: "Продаётся".
- Если не секрет, сколько ты за него хочешь? - спрашивает Капустин.
- Три тысячи зелёных рублей.
- Трудно будет продать. Машине лет тридцать, ржавенькая...
- Да она на трассе обгонит любую "БМВ"! Недавно мы с племянником чуть не перевернулись. Отказали тормоза.
- Шланг лопнул?
- Нет, отвалилось что-то, суппорт вроде...
Машина стоит на дворе без малого два года. Продаётся... С выгодной работой нынче тяжело. То, что предлагают, Жору не устраивает, и он постоянно ищет место.
- Шёл бы тогда работать по профессии.
- Это по какой профессии?
- Дирижёром. В жизни всякое случается.
- Да, кому я там нужен?! Впрочем, звали меня как-то в Малый Оперный... А ты знаешь, какая у них зарплата? Мне не хватит даже на шнурки!
- Значит, надо скромнее одеваться.
- Да я у профессора Бусина был любимым учеником!
- С ума сойти...
- Меня Герберт фон Караян звал в "Метрополитен оперу"!
- Машинистом?
- Не-ет... Поеду уж лучше к старшему брату на север. Рыбы там, как грязи. Язь на нерест идёт. Черпаешь ведром, вынимаешь полный таз! Да и брательник только что вышел на пенсию. Сейчас он замминистра обороны....
Почему-то каждый раз по дороге к Жоре Бакланову Антон Капустин вспоминает чеховскую фразу: "Доктора - народ жадный, по визитам разъезжаются с раннего утра".
Что касается гонораров, то Жора - сама предупредительность. Антону даже и неловко иной раз, ведь почти уже дружат домами. Правда, и здесь не обходится без некоей патетики.
Капустин укладывает свои вещи в саквояж. Сматывает жгуты-бинты и сортирует пустые ампулы. Короче, изображает медленный вид, что дело его на сегодня закончено, а дальше, как бог пошлёт. Бакланов косолапо мечется по квартире, забегает в ванную, на кухню, в туалет, а затем, как будто осенённый внезапной догадкой, подскакивает к тумбочке, приговаривая: "Да, да, да, да, да! Чуть не забыл..."
Врачу становится как-то неловко, но он вспоминает о неработающем лифте, гололёде, потраченному в пробках времени, и, вздохнув, торопливо кладёт в карман шелестящие бумажки.
Спускаться пешком с двенадцатого этажа, веселее и легче, нежели подниматься. Глядя на застрявший, но не такой уж и актуальный теперь, лифт, Капустин думает, что Жора Бакланов тоже где-то застрял. Вероятно, между какими-то этажами своей, может, и не совсем гладко сложившейся, запутанной, но единственной жизни.
По дороге Антону неожиданно приходят в голову стихи Глеба Горбовского. О поэте Жора тоже как-то вспоминал, поскольку тот иногда покупает у него мясо...
"У павильона "Пиво-воды" лежал счастливый человек.
Он тоже вышел из народа, он вышел и упал на снег!"
А ведь если вдуматься: оба полушария планеты человек осеменил. Причём, не всегда вставая со своего дивана. Вот ведь Баклан-Джонатан Ливингстон, едрён-батон...
Свидетельство о публикации Љ2903311015
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Рецензии