Возле Кикиных палат в автобус входит девушка с виолончелью. На ней белая блузка и длинная чёрная юбка. Каштановые волосы причудливо убраны на манер виолончельного завитка. Интересно, с концерта или на концерт?
Рядом с девушкой седой и жизнелюбивый дяденька. Про такого обычно ещё говорят: "его седина не портит". Дяденька держит в руках коробку с куриными яйцами. Со стороны может показаться, что заботливый отец встречает из музыкальной школы старшую дочь. Но они лишь случайные попутчики.
- Граждане пассажиры, не забывайте оплачивать проезд! - напоминает кондукторша, - Задняя площадка? Девушка с контрабасом и мужчина с яйцами! Это я к вам обращаюсь: оплатите проезд!
- Минутку...- Седой, взяв коробку под мышку, начинает суетливо хлопать по карманам.
- Это не контрабас, а виолончель, - обиженно отвечает девушка.
- Ага, ты мне ещё расскажи, что это скрипочка! - вздымает брови кондукторша, - Что я не знаю, как виолончель выглядит?!
- Не беспокойтесь, я заплачу, - говорит Седой, - Два билета, пожалуйста.
- А за контрабас? - не унимается кондукторша.
- Я же вам говорю, что это не контрабас, а виолончель!
- Гварнери? - улыбнувшись, спрашивает Седой.
- Нет. Это - Вильом. Его инструменты действительно несколько больше, чем у Гварнери.
- Что вы мне голову морочите?! - разоряется кондукторша, - Гварнери, Вильом...Расскажите ещё про Страдивари. Это обычный контрабас фабричного производства.
"Ого!" - думает Седой, - "Какова компетентность кондукторши. Ещё немного, и она нам здесь поведает о романтических исканиях Мендельсона или эклектичности форм у Гершвина!"
- Вы, наверное, считаете, что я всю жизнь катаюсь в этом автобусе? Между прочим, раньше я работала в фортепьянном цехе!
- Кондуктором? - усмехнувшись в усы, спрашивает пенсионер с орденскими планками.
- К вашему сведению, я работала мастером по лакировке клавишных инструментов.
- А мне показалось, мастером по лакировке действительности.
- И не стыдно? Пожилой человек, а тоже, понимаешь, фулюганичаете здесь!
- У меня проездной.
"Нет, до Рапсодии в стиле блюз, пожалуй, всё же не дотягивает..."
- Девушка, заплатите за контрабас!
Пенсионер сменяет ироничный тон на рассерженный:
- Да что вы к ней привязались, в самом-то деле?! Ведь русским языком сказано, что это - виолончель. А не рояль, и не барабан!
А девушка уже чуть не плачет.
- Не переживай, доченька...- шепчет ей бабуля с тележкой, - Не видишь разве, что лакировщица встала сегодня не с той ноги?
Получив деньги с новых пассажиров, кондукторша уходит в голову автобуса, где некоторое время о чём-то разговаривает с водителем. Похоже, делится с ним соображениями о величине музыкальных инструментов, поскольку её жестикуляция явно определяет предельно допустимые габариты. Ещё через пару минут она выпроваживает через переднюю дверь подгулявшего миниатюрного работягу. Тот, совершенно не сопротивляясь ей, поёт: "Когда гулял я в Летнем саде, то очень часто вспоминал и о тебе!"
- Площадь Суворова. Следующая улица Куйбышева, Дом бывших политкаторжан.
Автобус застревает в пробке на Троицком мосту.
Седой говорит девушке:
- В консерватории учитесь? Если не ошибаюсь, курс третий-четвёртый?
- Что вы? - улыбается она в ответ, - В консерватории учится мой младший брат, а я заканчиваю педагогический. Русский и литература...
- А как же тогда...
- Вы про инструмент? Братику сегодня некогда, а у меня свободный день. Вот он и попросил забрать у него виолончель.
- Девушка, заплатите за контрабас!
- Ну, послушайте! - не выдерживает Седой, - Ведь всему же существует предел. К тому же, этот контрабас не её, а брата. Она и так с ним намучилась, а тут ещё вы со своими фанабериями!
- Вот! Все слышали? Я же говорила, что это - контрабас!
- Это виолончель...
"Как всё же абсурден мир" - думает Седой, глядя в ту сторону, где за бастионами Петропавловской крепости встают фасады далёких зданий. "А ведь она едет куда-то туда. Да, да...Именно туда".
Такое небо бывает в Питере лишь в августе. Над Петропавловкой ослепительная синева, над Стрелкой тяжёлые тучи, а за ними зарево пожара и белые фрегаты облаков над заливом.
"Как нереален и завершён мир...На планете гордая геометрия города. В небе отражение великой битвы народов. Может быть, Ватерлоо? Между небом и землёй, на мосту, в обычном рейсовом автобусе - ангел с лирой, терзаемый безумной ведьмой - кондукторшей...
- Что? Мама денег не дала?! - это она привязалась к прыщавому пареньку, - Тогда ходи пешком, нечего в автобусе ездить. Ишь, какой фонбарон...Граждане, не забывайте оплачивать проезд, приобретайте единые карточки!
Седой выходит на Горьковской, кивнув на прощанье барышне с виолончелью. Она грустно улыбается в ответ. Ступив на асфальт, Седой спотыкается, но удерживается на ногах, сохраняя, таким образом, и равновесие, и коробку с яйцами.
У зоопарка в автобус входит очередной пассажир и становится рядом с девушкой. Едва на него взглянув, она вздрагивает, - так он похож на предыдущего. Про таких обычно говорят: "Его седина украшает". Вот только вместо яиц у него в руке дорогой "дипломат".
Всем своим видом Новый Седой вроде как сообщает, что в автобусе он - гость случайный, потому что его "Вольво-пежо" временно на ремонте. Пряный запах туалетной воды, изумрудные запонки, тонкий перстень с аккуратным камнем на безымянном пальце.
Кондукторша даже не понимает, что с Нового Седого следует взять за проезд. Она принимает его за предыдущего. И опять пристаёт к девушке.
- Заплатите за контрабас!
Девушка поворачивается к ней спиной. Её глаза наполняются слезами. Новому Седому становится смешно, и в то же время жаль девушку. Ведь только в автобус вошёл, как сразу комедия.
- Ну, какой же это контрабас? - широко улыбнувшись, говорит он, показывая на футляр.
- Это даже не арфа...Пожалуй, это - гусли!
- А вы мне не хамите, мужчина! Иначе заплатите ещё и за свои яйца. Их не положено провозить в открытом виде!
Возникает оживление в зале. В смысле, в автобусе. Улыбка тотчас слетает с лица Нового Седого. Его свободная рука в одно мгновение пробегает по всем пуговицам, но никакого непорядка в костюме не обнаруживает. Тогда он спрашивает кондукторшу:
- За что это я должен заплатить?!
- За яйца, за яйца...
В припадке отчаянного возбуждения теперь корчатся не только пассажиры, но даже фонарные столбы и уличная афишная тумба. Новый Седой с чувством бьёт "дипломатом" о пол.
- А что, мои яйца больше контрабаса?!
На углу Большого и Введенской мягко распахиваются гармошки дверей автобуса. Барышне с виолончелью с тротуара протягивает руку улыбающийся парень. Про таких ещё говорят: "Дядя, достань воробышка!"
Откуда-то снаружи, похоже, из окон Чванова, доносятся жизнерадостные вопли: