Павел Пулей - капитан-лейтенант общественной тайной полиции пребывал в недоумении вторую неделю.
Дело в том, что его назначили одним из руководителей предстоящей экспедиции на острова Окончательного океана, что находились за многие тысячи миль от города Адмиралтейска.
Этому обстоятельству можно было и радоваться и огорчаться, ведь Павел прослужил в Адмиралтейске целых пятнадцать лет и понемногу привык к беспробудной тоске рек и каналов этого города, удивительным образом сочетающейся с необузданными страстями его жителей.
Ох, уж эта необузданная страстность, или страстная необузданность...
Казалось бы, водная среда располагает лишь к перманентному умиротворению и созерцательности. Однако это ни в коей мере никогда не относилось к адмиралтейцам, то тихим, бесконфликтным божьим агнцам, то, словно с цепи сорвавшимся горлопанам, пьяницам и драчунам.
И это, не смотря на то, что правительство многие годы проводит реформы и ведёт непримиримую и отчаянную борьбу с такого рода национальными особенностями характера.
Павел прибыл в город Адмиралтейск из Южного Захолустья ещё юнцом, одержимым единственной целью - поступлением в Морской лицей, дабы все последующие годы отдать ниве служения флоту. Но Павла, после выпуска из лицея, определили в общественную тайную полицию, поскольку военно-морской флот в Адмиралтейске приказал долго жить. Вот так наивная мечта юности не совпала с реальностью, а рутина новой службы вообще и в частности не сулила никакой дальнейшей романтики.
Когда-то Павел посещал поэтический кружок при музее народных промыслов, и писал максималистские стихи отчаянного содержания.
Волны гребни вздымали,
Океан был спесив,
Мы с тобой огибали
Магелланов пролив.
Ты стояла на вахте,
Выбиваясь из сил.
Я сидел на гауптвахте
И тот шторм материл.
В бом-брам-стеньге прореха,
И форштевень в дугу.
Мне бы лучше уехать
На разведку в тайгу.
Третий день этой качки,
Безысходность и муть.
Словно скумбрия в бочке
Я прилёг отдохнуть.
Буревестников стая
Пронеслась без затей,
Шхуна шла ковыляя
В порт приписки своей.
Телеса все отбиты,
И мозги набекрень.
Снились мне Апатиты,
Уренгой и Тюмень.
Я проспал и Колумба,
И Жюль Верна проспал.
С хризантемами клумба
Украшала причал...
Собратья по перу удивились и спросили тогда Павла, мол, откуда он взял эти неологизмы: "апатиты, уренгой и тюмень"? На что Павел простодушно ответил, что не знает, эти понятия ему просто приснились.
А время, между тем, текло и текло, словно тёмно-серая водица каналов, и Павел даже не заметил, как понемногу и сам стал истинным адмиралтейцем, вдыхавшим ни с чем несравнимый, суровый аромат приморского мегаполиса. А привыкнув к заведённому здесь, раз и навсегда, общественному распорядку, ничего уже не хотел менять в своей жизни.
И вот это назначение в экспедицию на острова.
Начальник общественной тайной полиции Адмиралтейска шеф-капитан фон Косатый так и сказал Павлу: - Запомни, сынок...в жизни моряка иногда возникает момент истины, когда ему приходится в корне менять свой личный распорядок!
Личный же распорядок Павла был таков, что десять суток в месяц он проводил собственно на службе, на одном из объектов слежения. Этим объектом мог быть и буксир-ледокол, в зимнее время бороздящий одну из Главных проток Адмиралтейска, или, в летнее время, какая-нибудь задрипанная самоходная баржа, неприглядная яхта, курсирующая по каналам, и развозящая заморских интуристов, коих в последнее время развелось великое множество, и даже неказистый рыболовецкий баркас.
Остальные же двадцать дней, Павел проводил на берегу, где он занимался, то отчётностью о произведённых слежениях в штабе общественной тайной полиции, то отдаваясь многочисленным хобби. Ведь в 35 лет так и не обзавёлся семьёй.
И вот теперь, через пару месяцев, ему предстояло плыть на какие-то таинственные и неизведанные острова, затерявшиеся на умопомрачительных просторах Окончательного океана...
2
В городке под названьем Северное Захолустье учителем естествознания работал человек запоминающейся внешности, пытливого ума и достойного имени - Мартин Набекреньщиков.
Некоторые, правда, называли его ещё и уважительно - Мартин Митрофанович, но для необразованного большинства он так и оставался, как в детстве, - Марсик Набекрень.
- Эй, гляньте, - кричала иной раз какая-нибудь неначитанная тётка,
- Марсик-то наш, Набекрень, очки нацепил, портфелю под мышку, и гоголем, гоголем... прямо доцент-профессор, не иначе! - Бери выше, - отвечала ей немногим более образованная провинциальная дамочка, - Акадэмик Акадэмии наук!
Мартин на подобные эпитеты не отвечал. Ещё чего. Как были доисторической темнотой, так темнотою и останутся, а ему надо нервы беречь.
Шли годы. Менялись моды и событья. Свергались и реставрировались монархии. Появлялись новые вредные привычки, иммунодефицит и высокие технологии, зато куда-то исчезали деньги и здравый смысл.
В общем, с точки зрения исторического процесса, всё было как обычно. В личной жизни тоже не происходило ничего неожиданного.
Пришло время - женился Мартин. Прошло время - Мартин развёлся.
Когда появилась необходимость жениться во второй раз, время как будто остановилось.
Тем не менее, невесту звали Матрёной. Младшим фельдшером трудилась она в местной амбулатории.
Иногда между ними происходили забавные диалоги, поскольку Матрёна Зималетова являлась девушкой диалектически развитого ума.
Да и внешности была она, прямо скажем, впечатляющей.
Представьте себе, к примеру, заморскую актрису Урну Тымру. Представили?
Так вот, Матрёна была гораздо круче, в смысле подлинности темперамента, женственности форм и всего остального...
Однажды Мартин явился домой раньше времени. Он даже не надел в прихожей тапочки, а как был в уличной обуви, так и ворвался на кухню, опрокинув по дороге два стула, кресло, и средних размеров шкаф-купе...
Матрёна только взвизгнула, но, не имея привычки перечить будущему мужу по пустякам, тут же принялась исполнять супружеский долг.
То есть подавать на стол борщ, котлеты с макаронами, пельмени с картошкой, блинчики с мясом, маринованные огурчики, селёдочку под шубой, водку и компот.
Выпив водку, закусив огурчиком и селёдочкой, Мартин сказал:
- Матрёна!
- Мартин! - ответила Матрёна.
- Матрёна!!!
- Мартин!!!
-Уезжаю я, Матрёна, в город Адмиралтейск!
- Ой, а зачем это?
- Дали мне путевку, Матрёна, в тамошнюю АУУ!
- А кто она такая, эта .. м-м-м... Ау-у... санатория?
- Вот оно что... Сыр... Сар... Сра-ти-фи-ка-цион-ный?
- Сейчас, Матрёна, буквально все подлежит сертификации. Ну, буквально все...
- А что ты мне привезешь, Мартин, из города Адмиралтейска?
- А что тебе хочется, Матрёна? Может быть, какую-никакую обнову? В смысле - новые туфельки?
- Есть у меня: и зимние, и демисезонные, и летние, и еще одни летние, и демисезонные... и еще одни зимние. Со стельками есть ортопедическими, и с коньками фигурными, и с лыжами, и с роликами, и даже с плавательными ластами, Мартин, туфельки у меня есть...
- Может быть, Матрёна, тогда цветочек аленькай? Сейчас это модно.
- Не желаю. Потому что для чего он мне, цветочек твой, аленькай? На жопу, разве что, его прицепить, чтобы светился и днём и ночью?
- Тогда я и не знаю уже, Матрёна, что тебе и привезти-то?
- Белый халат медицинский, мини! Да не простой, а с надписью поперечной: "пырамэдон"!
- Скажешь ведь...но где я достану с надписью поперечной?! Не выпускают теперь его, Матрёна, снят с производства пирамидон твой. Может, с надписью "корвалол", или с виагрой, на худой конец?
- Не желаю с виагрой! Да еще на худой конец! А хочу с пырамэдоном!
Видала я такой, на подиуме!
Модница, модель то есть, соплей перешибешь, сисек нет, бёдра от ушей, а поперек сисек, которых нет, - "пы-ра-мэ-дон"!
- Убиваешь ты меня, Матрёна, своими предпочтениями, прямо наповал!
Привези, говорит, мне "сама не знаю, что"! Слушай, может быть, тебе бюстгальтер привезти?
- И эти, панталоны-стринги с рюшечками и канителью!
- А что, вроде научились делать. Сам рекламу видел: "эротическое бельё" нашей северозахолустной фабрики "Трибуна"!
- Бросишь ты меня, Мартин. Ой, бросишь! - причитала Матрёна, взбивая подушки и срывая с кровати покрывало. - Ой, бросишь! Ай! А-а-а!!! - продолжала она голосить и после того, как упал на неё Мартин, и обхватила она его крепкие бёдра своими изящными загорелыми икрами.
Короче говоря, попрощались они наскоро, раза три всего и было, да и то неполных, и уехал Мартин. Впрыгнул в последнюю каюту уходящего трёхпалубного глиссера, и был таков!
3
Как ни странно, к большому городу Адмиралтейску Мартин Набекреньщиков довольно быстро привык.
Получив сертификат, не помчался, сломя голову, к себе в Северное Захолустье, а внимательно оглядевшись по сторонам, устроился педагогом в городскую гимназию, и, сняв комнату недалеко от работы, - на углу Знаменской протоки и Минёрного канала, у пожилой грымзы по имени Калерия Августовна Шмидт, задумался...
- Раньше я полагал, что бывают только сыновья лейтенанта Шмидта, - задавался вопросом Мартин, - Но, оказывается, существуют ещё и племянницы!
- Вы, молодой человек, невнимательно читали классиков! - не обижалась Калерия Августовна, - А ведь там упоминаются и дочери лейтенанта, но они - самозванки. А я - подлинная в девятом колене прапрапраправнучка прославленного героя давно минувших дней!
"Ещё не легче", - взглянув на небо, подумал Мартин, но ничего не сказал, а лишь изобразил на лице восхищение.
Конечно, маловероятно, чтобы Калерия Августовна являлась дальней родственницей лейтенанту Шмидту.
Какой вообще мог быть лейтенант Шмидт в городе Адмиралтейске, в котором не то что военно-морского флота, но даже не было и армии как таковой, а из силовых подразделений существовала только общественная тайная полиция, водная конвойная служба, да ещё, пожалуй, пожарная жандармерия?!
Всё это Калерии Августовне, должно быть, показалось, а вскоре выяснилось, что в молодости она работала надзирательницей в военно-морском лицее, а перед самой пенсией трудилась в сфере ритуальных услуг.
Такая вот, незамысловатая карьерная траектория...
Сам по себе факт не столь уж и значимый, но Мартин не знал, как к этому обстоятельству отнестись.
Правильнее было бы сменить место жительства, однако Мартин поленился это сделать, и вскоре об этом пожалел...
Гимназия, в которой начал работать Мартин, была не просто городской, а гуманитарной.
То есть, образовательным учреждением, в котором естествознание было не главным предметом изучения, поэтому работой он перегружен не был, хотя зарплата была неплохой, но маленькой.
Зато образовательное учреждение имело мобильный транспорт - два списанных по последнему слову заморской техники глиссера - для доставки горячих завтраков лицеистам и директора лицея и его зама на дачу; три гидроцикла для гостей, деревянный баркас с мачтой для паруса и сетью для ловли летнего рыбеса, четыре буера и несколько коловоротов для ловли рыбеса зимнего, а так же, пара водных велосипедов для учителей, с целью посещения учеников на дому.
Географическое положение города Адмиралтейска было таково, что омывался он с трёх сторон Бирюзовым морем, распростиравшимся на многие-многие мили и, где-то там, совсем уж почти на пределе воображения, заканчивавшимся богатым Заморским государством, которое выходило западной своей стороною на Окончательный океан.
Между Адмиралтейском и Заморским государством с давних времён существовал морской торговый путь. Раз в месяц через Бирюзовое море уходили суда на край света за товаром, и примерно с такой же частотой, в местных гаванях швартовались умопомрачительных размеров заморские быстродвижущиеся лайнеры.
Говорят, что ещё в Окончательном океане находились диковинные острова, на которых существовала удивительная экзотическая жизнь, водилась редкая птица пёстрого оперения, а в тамошних водах встречались гигантские чудища - шаркодонты и валозавры.
Островитяне, дескать, отличались невероятной храбростью, потому что плавали и охотились в этих водах совершенно безбоязненно.
Вроде бы их промышленность давно научилась делать специальные гидрокостюмы - лёгкие и гигроскопичные, о сверхпрочную ткань которых был сломан не один клык шаркодонта, и ещё научилась она, эта промышленность, производить консервы из внутренности валозавра, отличающейся какой-то сверхъестественной питательностью и пользой...
Поел таких консервов - и вперёд на подвиги. Хочешь, под воду лезь, хочешь, на пальму взбирайся. А уж если амурное дело до свойств интимных дошло, то ты вообще гигант, каких поискать, поскольку местный орех и корень северо-захолустного болотного сельдерея даже в подмётки продукту тому не годились...
Конечно, консервы эти шли на экспорт, но заморские спекулянты их вначале скупали, а затем толкали по взвинченным ценам всем остальным. В результате в Адмиралтейске этот продукт стоил в сотни раз дороже, чем на островах.
Казалось бы, чего проще, - снаряжай экспедицию и валяй на острова.
Люди там живут добродушные, договориться с ними можно легко. Но почему-то эти дальние путешествия всё откладывались и откладывались. Смешно сказать, но в тех заповедных местах Окончательного океана в качестве туристов бывали буквально единицы. Во-первых, очень дорого, а во-вторых - небезопасно.
Иногда в Бирюзовом море случались бури и горожане знали, что зарождались они за тридевять земель в глубинах грозного Окончательного океана. В такие дни люди предпочитали сидеть дома, а средства массовой информации оповещали население о поднимающемся уровне воды в каналах и реках Адмиралтейска.
Сравнительно недалеко, в пределах тридцати морских миль, находился ещё один большой город - Портопричал.
Говорят, что когда-то эти два города составляли единое целое, но однажды, во время какой-то совсем уж чудовищной бури, произошло землетрясение, в земной коре возникла огромная трещина, и большая часть суши ушла под воду, образовался пролив, который позже был назван проливом Катаклизмов.
Народу такой эпитет пришёлся не по душе, и он стал называть его проливом Клизмы.
Правительство долго думало, в конце концов, придя к решению, что пролив следует переименовать. Теперь он называется проливом Солидарности, однако народ, проявляя какое-то странное упрямство, продолжает пользоваться старым названием.
Какая может быть Солидарность? Да и с кем солидарность, с самими собою?!
Клизма, она и есть - Клизма!
А ведь и, действительно, если взглянуть на пролив с высоты полёта морского аэроплана, то можно увидеть огромное водное пространство, чем-то похожее на упоминавшийся выше высокотехнологичный медицинский инструмент...
Какое-то время у двух неожиданно возникших городов существовало одно правительство, но затем, оценив всю степень произошедшего неудобства, был найден консенсус, и теперь правительств - два. Как принято говорить, все сёстры получили по серьгам.
Некоторые государственные и общественные деятели, которые считались явными противниками административного разъединения городов, прогнозировали в ближайшем будущем серьёзные человеческие распри и, вследствие этого, возможные правительственные противостояния, вплоть до вооружённых конфликтов.
Образовались даже два политических направления, которые в не далёком будущем, неминуемо должны были преобразоваться в партии: направление эволюционеров и направление реэволюционеров.
Но как-то пока всё обходилось. Жители обоих городов вовсе не собираются друг с другом конфликтовать, летом плавают на яхтах, глиссерах и многопалубных катерах друг к другу в гости, а зимою ездят по льду на заморских снегоходах и собственных буерах, вместе отмечают праздники и встречают Новый год.
Многие люди говорят, что вскоре начнётся грандиозное строительство: то ли мост, то ли подземный тоннель через несколько лет соединит Адмиралтейск и Портопричал.
В грядущем это обещает объединение городов и образование единого Уморского государства, в которое войдёт и провинция: Северное, Центральное и Южное захолустья, а так же ещё и Нижняя заболоть.
Популярная радиостанция "Шепелявое ухо Адмиралтейска" отмечает, что для этого необходимо всего-то ничего: добрая воля и хорошее финансирование.
Вообще с этим "Шепелявым ухом" действительно настоящая умора - ну нет ни одного у них диктора, который не шепелявил бы, или не картавил!
Кастинг, вроде бы проходит там такой своеобразный: не имеешь дефекта дикции - в "ухо" не попадёшь. Старожилы Адмиралтейска ещё помнят, что основателем "Шепелявого уха" был журналист Кондрат Камнеглотов. Так он вообще не выговаривал ни одной согласной.
В общем, планы были что надо. Ещё популярное "Ухо" говорило, что, дескать, имела место неофициальная встреча пяти правителей, якобы происходившая на дальних загонах и заводях Северного Захолустья, богатых деликатесной рыбой, дичью и всяким зверьём, где и были приняты, и в общих чертах разработаны, вышеуказанные намерения, названные впоследствии планом Шилобреева - Эклунд с поправкой Амбарцумяненко...
В последнее время только и делали, что на разные лады перепевали этот план.
И тем-то, понимаешь, он хорош, и этим. Заживём, дескать, как люди и в ближайшем будущем покатим все на экзотические острова сами добывать внутренность валозавра...
4
Калерия Августовна Шмидт являлась собственницей трёх небольших комнат в общей квартире на четвёртом этаже. Одну комнату занимал Глеб Зверозайцев - торговый представитель какой-то заморской лекарственной компании, а так же, по совместительству, стриптизёр в ночном клубе. Это, правда, выяснилось несколько позже. Дома он бывал редко, прибегал чаще всего принять душ и сменить трусы и рубашку.
Мартин и познакомился-то с ним только через неделю, настолько Глеб Зверозайцев был занятым и уравновешенным молодым человеком. Понятное дело, как ему благоволила Калерия Августовна, потому что Глеб буквально олицетворял собою порядочность и прочность: вовремя вносил плату за жильё, всегда был подчёркнуто трезв, предупредителен и внимателен к окружающим.
Чего абсолютно нельзя было сказать о втором её жильце - Зиновии Кантове, кандидате философских наук, неразборчивого в знакомствах, вечно фонтанирующего невероятными идеями, часами болтающего по городской телевизионной рации, и постоянно пьющего какую-то спиртосодержащую дрянь.
Иногда к Зиновию приходила жена и оставалась месяца на два, затем настолько же и пропадала. Иногда и сам Зиновий куда-то исчезал.
Вероятно, перебирался к жене.
Иногда являлись пёстро разодетые дамочки в ажурных чулках, по виду - девушки лёгкого поведения, с которыми Зиновий запирался в своей комнате, загадочно при этом подмигивая: "Прошу не беспокоить. У нас - коллоквиум"...
Какую философскую тему затрагивали эти коллоквиумы, сказать было сложно, вероятнее всего, включали в себя сразу несколько тем. Но когда хозяин комнаты, что называется, отрубался, его гостьи шлялись по всей квартире, порою прикрытые лишь фиговыми листками, и приставали к Мартину и Глебу Зверозайцеву, когда тот бывал дома, с нелепыми вопросами и непристойностями.
Однажды случилось просто невероятное: Мартин проснулся с похмелья и обнаружил в своём кресле-кровати одну из таких дамочек. Причём на ней не было не то что верхней одежды, ажурных чулок, но даже фигового листка.
- Доброе утро, дружок! - прошептала она, поворачиваясь спиною и принимая позу пантеры, изготовившуюся к прыжку, - Начнём прерванную дискуссию?
Ну, Мартин и начал прерванную дискуссию, а затем ещё и продолжил. Кресло-кровать поскрипывало, дамочка, в такт поскрипыванию, хихикала и что-то лопотала про теорию "отрицание отрицания"...
Но...надо ли передавать всю степень негодования, охватившую после всего этого Мартина, когда он дискуссию закончил, и через некоторое время пришёл в себя?!
Неожиданно о коллоквиумах узнала Калерия Августовна, она внезапно вошла в квартиру в самый разгар и чуть не упала в обморок.